Метафора

Эпизод 1. Ах, лето!

По моему глубокому убеждению, дом – это большой сундук со всяким хламом, то есть с бесполезными вещами, от которых время от времени надо избавляться. Неисчислимое множество воспоминаний, тьма-тьмущая несбывшихся надежд и персонажи недописанных романов, которые только о том и мечтают, как бы вырваться на волю. Ну вот теперь наступил и мой черёд.

Выхожу из подъезда, но там ничем не лучше, чем в том же сундуке. Асфальт на последнем издыхании, вспучивается извергая дым, пропитанный зловонной гарью, а сверху вместо прохладных струй воды – ливень космических частиц с преобладанием коварного ультрафиолета. Но самое прискорбное – куда ни глянь, сплошь академики. Пилюгин, Власов, Челомей… А в мою честь даже переулка не назвали! Ну что им стоит? Пусть будет хоть какой-нибудь занюханный тупик.

Уже давно возникло подозрение, что деревья в нашем парке – продукты извержения из недр Земли, как и вся прочая растительность. Для неё это явно чуждая среда, и вот с деревьев разлетаются пожелтевшие осколки-листья, а пожухлая трава превратилась в половик – такой же был у меня в прихожей, пока не прохудился. Солнце так припекает, что даже птицы в парке не поют любовных серенад – для них наступили скучнейшие семейные будни с ежедневными размолвками. Чуть что, так сразу в крик!

Иду. Дорога – это несомненно след от ползущего по земле огромного червя. А я – лишь призрачная тень, которая перемещается помимо моей воли. Наступит ночь и никаких теней уже не будет, но это ещё можно пережить, дождавшись следующего дня. В том случае, если эта ночь не навсегда.

Вот я уже в метро. Тут на меня словно бы обрушилась лавина с гор, и нет возможности как-то увернуться, нет спасенья. Визг тормозов, вхожу в вагон, дверь за моей спиной захлопнулась, а вслед за этим – лязг ключа в замочной скважине и слова тюремщика: «Следующая остановка, гражданин, – Калужская». Позвольте, разве мне туда? Вроде бы я хотел отправиться совсем в другую сторону – там нет ни улиц, ни дверей, там существует только то, что может подсказать моё воображение.

Но вот перрон остался позади, а в ушах по-прежнему звенит, будто оглушили выстрелом из пушки. Поезд лезет в бездонную чёрную дыру, в пугающую неизвестность. Нет-нет, мне это ни к чему!

Вдруг слышу женский голос:

– Молодой человек! Уступите место старику.

А я в ответ:

– Мадам! Вы с дуба рухнули? Моя молодость закончилась, когда ваш папа ещё сидел на ночном горшке.

Ну что поделаешь, вроде бы неплохо сохранился. Это если не смотреть на то, что у меня внутри – там и ошибки молодости, и запоздалое раскаяние, и жизнь в расчёте на авось. А в результате – шрамы на сердечной сумке и необходимость обходиться без обжорства, а уж о беспробудном пьянстве нужно навсегда забыть.

Кто-то скажет: «Солнце припекло, вот и несёт офигительную чушь». А я ему: «Ты сам такой!» Всё потому, что нет подвижнических сил, чтобы обидчику должным образом ответить. Тридцать пять градусов в тени, а на солнце кровь в жилах закипает – тут можно душу отдать то ли богу, то ли чёрту… А где она, моя душа? Такое ощущение, что осталась дома из опасения, что не перенесёт издевательства природы…

Ну вот опять не то! Метафора застряла между строк – как рыбья кость впилась мне в горло и вытащить нет никакой возможности. Разве что выпить холодного «абрау-брют» и закусить мороженым, но ведь пока дойдёшь до магазина… Вот потому-то и ползаю по тексту в надежде что-то изменить и наконец-то взять недосягаемую высоту. Всего-то следует найти оригинальное словосочетание – к примеру, «облако в штанах» или «пенсне переезжает переносицу». Когда такое пишет признанный писатель, все восторгаются, называют его мастером метафоры. Но мне безрассудства не простят.

И впрямь, кто я такой, чтобы рассчитывать на снисхождение? Бывший физик, несостоявшийся глава семейства, закоренелый критикан и резонёр, которого многие пытались приручить и до сих пор рассчитывают на удачу. Впрочем, кому я теперь нужен?

Недавно возникла мысль, что постепенно превращаюсь в насекомое – уже разрезали на части, потом снова соберут и назовут членистоногим. Представьте – таракан по имени Володя.

Эпизод 2. Начать с нуля

Как-то скуки ради прикинул, что мне мешает ощутить себя счастливым. Насчитал пять поводов для длительной депрессии. Тут и преклонный возраст, и то, что творится в мире, и твёрдое убеждение в том, что человечество окончательно сдурело, иначе многое просто невозможно объяснить. Но есть ещё островки среди интеллектуального безлюдья, ещё сохраняется слабая надежда на то, что вывезет нелёгкая куда-нибудь.

Как бы то ни было, но эксперимент не удался. То ли Господу надоело с нами нянчиться, то ли те, кто создал Вселенную в пробирке, не уследили, пустили всё на самотёк. А в результате что имеем? Вместо духовного развития – борьба за кусок пирога, и чем больше откусишь, тем больше радости, вот я какой! Всё потому, что соседу не досталось. Называется это – конкуренция, и потому, кто выживет, того и возведут на пьедестал… На мой взгляд, это форменная глупость! Ведь самые живучие на Земле – тараканы, они довольно долго могут жить без головы. Однако самые-самые – двухметровые черви, которые обитают на морском дне и в непроглядной тьме кайфуют при давлении около двухсот шестидесяти атмосфер. Вот с них-то и надо было брать пример, по их подобию создавать Адама вместе с Евой.

Тут слышу голос:

– Не кощунствуй!

Смотрю по сторонам – вроде бы один в квартире. На всякий случай отвечаю:

– Я пошутил.

– Глупая шутка не делает чести никому, тем более писателю.

– Если ты такой умный, тогда скажи: зачем существует человек?

– Так ведь, чтобы плодиться, размножаться…

– И всё?

– Это не так уж мало. Иначе бегали бы по земле динозавры, мамонты и носороги. Скука смертная и никаких перспектив развития в интеллектуальном плане! Но с появлением разумного, мыслящего существа ситуация постепенно стала изменяться к лучшему.

– Я всё же не пойму: зачем он нужен, этот интеллект?

– Ну как же! Иначе возрастающая энтропия вызовет вселенский хаос.

Образованный попался собеседник! Но и я не прост:

– Признаки апокалипсиса уже видны невооружённым глазом, но разум то ли спит, то ли ему на всё на это наплевать.

А у него уже готов ответ:

– Ну так разбуди, направь заблудших на путь истинный. Для того и существуют писатели, властители дум, чтобы исправлять ошибки власть имущих.

– Не смеши! Никто из них не станет меня слушать.

– Но есть же интернет, газеты и этот… как его? Все называют его «телеящик».

– Так-то оно так, однако газеты мало кто читает, на телевидении жёсткая цензура, а в интернете властвуют жулики и пустозвоны.

Он призадумался. Молчит. Слышно только какое-то шуршание – либо шпаргалку изучает, либо чешет бороду… Но вот вроде бы нашёл решение:

– Ладно, ты меня переубедил, я и не знал, что у вас так плохо! Тогда единственный выход – всё начать с нуля.

– Это как это?

– Ты будешь у меня Адамом, осталось только Еву подыскать. Сам справишься или требуется помощь?

Только теперь я понял, что это Голос Свыше… Ну что тут скажешь? Подыскать симпатичную девицу я смогу, но кое-что всё же смущает. Прежде всего, разница в возрасте… Так и сказал, а Он категорично заявляет:

– Эту проблему я решу, скину тебе несколько десятков лет.

– Однако нет гарантии, что моя избранница даст согласие вкусить вместе со мной запретный плод.

– Пусть только попробует отказаться!

– Неужели отправишь сразу в преисподнюю?

– Я не настолько кровожадный, есть другие способы. К примеру, популярную актрису больше не будут приглашать на главные роли в театре и в кино, а бизнес-леди останется без прибыли.

– Круто!

– А ты как думал? В серьёзном деле с бабами цацкаться нельзя!

Эпизод 3. Адам и Ева

Вот ведь задачку задал! На самом деле, всё оказалось куда сложнее, чем я предполагал. Ну как поближе подобраться к той, которая понравится? Такие по улице не ходят, а лезть на сцену, не дождавшись окончания спектакля, это риск – можно оказаться в крайне неприятной ситуации…

Решил пойти на джазовый концерт. И удовольствие можно получить, и будет из кого мне Еву выбрать – это же не банальная тусовка где-нибудь на Малой Бронной или в питейном заведении для столичного бомонда. Но вот беда – вход только по именным билетам, поэтому охранник не пускает.

Пытаюсь как-то извернуться:

– Видите ли, в чём дело, я в суматохе свой входной билет оставил дома.

– У меня приказ начальства – безбилетных не пускать!

– Тогда позовите кого-нибудь из администрации.

А он, родимый, тут-как тут. Пришлось снова объяснять, в чём моя проблема… Администратор выслушал, скорчил постную рожу и говорит:

– Ничем вам не смогу помочь. Зал не резиновый, а безбилетных прорва…

Вдруг в нём что-то дрогнуло, лицо мраморной скульптуры приобрело человеческие черты, а чуть пониже носа обозначилось некое подобие улыбки:

– Однако это поправимо. Вас как зовут?

– Адам.

И тут словно бы на моих глазах тыква превращается в золочёную карету:

– Ну что ж вы? Так бы сразу и сказали! Для вас зарезервирован столик недалеко от сцены. Я провожу, – и на ходу обернулся на охранника: – Уволен!

Чудеса! Впрочем, мне была обещана высочайшая поддержка…

И вот сижу, глазею по сторонам, и постепенно под звуки джаза возникает ощущение, что зря сюда пришёл. С таким же успехом можно было рыскать взглядам на рынке в Тёплом стане или в ближайшем супермаркете. Унылые или восторженные лица, горящие или потухшие глаза, стандартный макияж или без оного – всё это оболочка, но нет того, что я называю неповторимым, самобытным шармом. Ведь только это свойство глубоко спрятанной души подвигнет меня, то есть библейского Адама к тому, чтобы предложить своей избраннице уже надкусанный запретный плод.

И тут на сцене появляется она. Поёт что-то из репертуара Эллы Фитцджеральд… Я за прошедшие года немало повидал джазовых певиц, но, окажись они здесь, все съёжились бы до размера клавиши на рояле, а после стремглав бежали от позора, что называется, куда глаза глядят… Фея, обольстительница, девка с Пляс Пигаль, убитая горем женщина и заботливая мать, поющая колыбельную у кроватки сына… И тут же, тут же раздавались пронзительные крики, которые бывают только в ночь любви. Так может петь только она!.. Надеюсь, мне простят, что процитировал самого себя, но дело в том, что лучше и не скажешь.

Когда концерт закончился и публика стала расходиться, певица подошла ко мне. На лице смущённая улыбка, и только насмешливые огоньки в глазах выдавали её внутреннее состояние – видимо, сложившаяся ситуация очень забавляла.

– Так вы Адам?

– Да вроде бы.

– В таком случае я Ева.

А я не знаю, что сказать – банальные комплименты тут не к месту, а зачитывать длинный текст про ночь любви и пронзительные крики ещё более бессмысленно. Да и зачем опережать события – всё может закончиться ничем, если окажется, что мы друг другу не подходим. Однако как это проверить? Я предложил прогуляться по ночной Москве.

Когда мы вышли на улицу, где-то пробили куранты, и тут случилось то же, что и в чудесном фильме Вуди Аллена. Впрочем, есть немаловажное отличие – нам посчастливилось переместиться и в пространстве, и во времени.

Эпизод 4. Midnight in Paris

И вот всё те же двадцатые годы прошлого столетия – допотопные автомобили, редкие ночные прохожие и кафе «Ротонда» на углу бульвара Распай в квартале Монпарнас. Бульваров в привычном понимании уже нет, зато в разгаре «золотой век» литературы и драматургии – Франц Кафка, Эрих Мария Ремарк, Бертольд Брехт, Жан Кокто, Марсель Пруст… Впрочем, и русские писатели не ударили в грязь лицом – Юрий Олеша, Михаил Булгаков…

Каким образом нас сюда закинуло, этот вопрос не возникал ни у неё, ни у меня – мы были очарованы ночным Парижем. Но вот что любопытно: с кем удастся встретиться пришельцам из будущего на этот раз? Увы, не будет ни Модильяни, ни Ван Гога – такие художники долго не живут. А вот Пикассо бодр и весел, хотя время его истинного возвышения, «голубой» и «розовый» периоды, осталось позади… Ну разве что Хемингуэю можно задать несколько вопросов:

– Скажите, зачем существует человек?

Хэм выпучил на меня глаза:

– Неужели непонятно? Чтобы умереть, когда жизнь потеряет всякий смысл.

– А смысл-то в чём?

– Так в удовольствиях! Для меня это женщины, охота, выпивка…

– А творчество?

– В нём нет никакого смысла. Это крик души!

Он как всегда убедителен, но столь парадоксальное утверждение мне предстоит ещё обдумать.

Пикассо тут же предложил написать портрет – стал набрасывать его прямо на стене. Еву изобразил в виде высохшей ветки, наглядным свидетельством того, к чему может привести длительное голодание, а рядом с ней мужик то ли с ножом, то ли с пилой – вот-вот станет резать по живому. Вполне вероятно, это тоже крик, но душа у Пабло со странными причудами.

Пообщавшись с Пабло, мы оба загрустили – Ева не отходит от зеркала, то поворачивается боком, то пытается обозреть свою фигуру со спины, и спрашивает у меня, едва не плача:

– Адам! Неужели я такая? Но и ты хорош!

А я не знаю, что ответить. Во-первых, ещё не пришлось видеть Еву голышом, и во-вторых – у меня сроду не было столь чудовищных наклонностей, которые привиделись Пикассо.

Меж тем, он своим творением вполне доволен:

– Назову картину «Танец». Не допущу, чтобы Матисс приватизировал столь многообещающую тему!

И побежал домой, чтобы изобразить свои сюрреалистические закидоны на холсте.

Хэм попытался успокоить:

– Не обращайте внимание на выкрутасы этого испанца. Южный темперамент из него так и прёт, и что немаловажно – публика от эдакого безобразия в восторге. Падение нравов и ущербность интеллекта, тут уж ничего не поделаешь.

И вот передо мной во всей своей неразрешимости встал вопрос: стоит ли вкушать запретный плод в Париже или возвратиться в Москву, в двадцать первый век? Здравый смысл подсказывает более радикальное решение – переместиться на десять-двадцать тысяч лет назад, чтобы именно там всё сызнова начать. Но вдруг слышу тот же голос:

– Ты что же предлагаешь? Всё, что сотворили люди за много тысяч лет, теперь коту под хвост? Нет, так дело не пойдёт! Кусать то самое яблоко надо именно в полудохлом двадцать первом веке и строить новый мир на основе лучших достижений человечества.

– Тогда зачем отправил нас в Париж?

– Ты же сомневался в том, что найдёшь с Евой общий язык. Ну и как теперь?

– Да вроде бы поладим.

– Вот и чудненько! Сейчас вызову такси, и поедете домой.

– А дальше?

– Дальше уже сам.

Эпизод 5. Надо мир спасать!

Легко сказать – сам! Ну и как к Еве подступиться? Одно дело ночью на пляже где-нибудь в Крыму и совсем другое – пригласить домой и сразу в койку. Скажет: «Я не так воспитана!» Да знаю, у них разговоры на первом месте, могут до второго пришествия чесать языком, потому и рождаемость снижается. Впрочем, Ева, как я убедился, вовсе не такая. Однако если вместо пустопорожней болтовни придётся слушать с утра до вечера унылые распевки и вокализы, тогда уж лучше без меня – пусть ищут тугоухого Адама.

Но вот выходим из такси, гляжу по сторонам… Так мы же в Большом Козихинском переулке, лучшего места для задуманного предприятия не найти! Лишь одно смущает – дом, в котором я прожил сорок лет, давно разрушили, а вместо него передо мной стоит бесформенная громадина, построенная согласно предпочтениям и извращённым вкусам нынешней элиты.

– О чём задумался? Входи! – приглашает Ева.

Ну что ж, в этом есть кое-какой сермяжный смысл – новую жизнь начну словно бы с того момента, как много лет назад решил отсюда перебраться на новую квартиру. Есть расхожее мнение, будто в одну реку дважды не войти, но тут несколько иная ситуация, так почему бы не попробовать?

Убранство её трёхкомнатных апартаментов описывать не стану. Владимир Набоков посвятил бы этому несколько страниц, а я, как был лентяем, так и останусь им до гробовой доски. Впрочем, Он скинул мне несколько десятков лет, но и нынешний «сороковик» – это немало, хотя вполне достаточно, чтобы зачать талантливого сына – вот и отец сотворил меня примерно в том же возрасте.

Но тут Ева вдруг засомневалась:

– Ну и зачем Ему всё это? Неужели Он верит, что мир изменится к лучшему, если я нарожаю детей, а ты воспитаешь их по своему образу и подобию?

– Другого варианта нет, это последняя надежда.

– Печально, если так.

Настроение явно не подходит для того, чтобы заняться с ней любовью. А Ева продолжает:

– Почему бы просто не наслаждаться жизнью? Ты будешь сочинять романы, я буду выступать на сцене… Кстати, можешь пьесу написать для нашего театра и станешь знаменит. Уж я постараюсь, всё сделаю для этого!

Такое впечатление, что давным-давно нечто подобное уже слышал: «Ты будешь делать карьеру, а я тебе буду помогать». Прошло уже много лет, но ничего, по сути, не изменилось. Вот потому-то я и согласился на рискованный эксперимент.

Ну что же делать? Идти у неё на поводу я не хочу, однако и насилие над женщиной недопустимо. Впрочем, тут особый случай – надо мир спасать! Я взял её в охапку и повалил на диван. Ева отбивалась что было сил, а потом вдруг успокоилась. Похоже, вспомнила, что в случае неподчинения Он испортит ей карьеру.

Эпизод 6. У меня сомнения

Всю ночь не спал, мучился… Как так получилось? Почему пренебрёг нормами нравственности и морали? Нет мне, несчастному, прощения!

И снова Он:

– Угомонись! Ты поступил правильно, честно исполнил свой долг.

– Однако нельзя построить справедливый мир путём насилия.

– Только глупцы полагают, что справедливости можно добиться уговорами! Иногда во имя великой цели надо силу применить.

Так-то оно так, но… Надо бы ещё с кем-то посоветоваться. Вышел покурить на балкон, тот, что рядом с чёрной лестницей, предназначенной для эвакуации в случае пожара, а там уже дымит субъект, чем-то напоминающий Бориса Березовского. Разговорились, и тут я высказал ему свои сомнения.

«Березовский» покачал в раздумье головой и выдал монолог в лучших традициях незабвенного Макиавелли:

– Люди всерьёз воспринимают только силу. Ну а как иначе? Страсть к завоеваниям – дело естественное и обычное, будь то завоевание территории другого государства, поглощение компании-конкурента или иного рода принуждение. Что же касается справедливости, это понятие условное. Одно и то же деяние в разных обстоятельствах можно интерпретировать по-разному.

Сговорились они, что ли? Похоже, Он мне этого чудика специально подослал. Придётся уточнить задачу:

– А вот если принуждают к сексу женщину?..

– Так-так, – возбудился чудик, сглотнув слюну.

– К примеру, я хочу, а подруга ни в какую…

Тот почесал в затылке и выдал мне тираду, что-то из разряда тех писулек, которые сочиняет искусственный интеллект:

– История знает множество случаев, когда насилие становилось основой для крепкой дружбы и длительной любви. Разве Сталина не любили? Разве варвары не благодарили римлян за то, что они познакомили покорённые народы с достижениями развитой цивилизации? Я уж не говорю про нас, ведь это мы, «ворюги-прихватизаторы», заполнили товарами полки магазинов!