Земные красоты

Происхождение мира богов
(античная версия)
Легенды и мифы древнейшего мира –
Не всеми сей эпос прочтён.
Познанье несёт нам античная лира,
Но сколько там было имён!
И чтобы легенды понять хоть немного –
Кто бог, кто титан, кто циклоп,
Попробовал я протоптать вам дорогу,
Среди неизведанных троп.
Пусть строчки корявы, не очень типичны,
Пусть ритмы несутся вразнос,
Зато имена фигурантов античных
Читатели, вам преподнёс….
Вначале был хаос, огромный и вечный –
Холодный непознанный мир.
И Гея возникла из этого Нечто –
Богиня, владыка Земли.
Земля необъятна, и нет её шире,
В ней свет, и тепло, и вода.
И тот, что живёт и растёт в этом мире,
Те блага обрёл навсегда.
А в чреве земли, что светла и чудесна,
Подальше, чем звёзды, немы’,
Тартар зародился – холодная бездна,
Весь ужаса полон и тьмы.
Из хаоса вышла могучая сила,
Основа всей жизни – любовь,
И Эросом греки её окрестили
В начале античных веков.
Из хаоса много чего получилось –
Эреб – вечный холод и мрак,
И Нюкта, ночная богиня, случилась.
Возник неоформленный брак.
Плодами же этого первого брака
Предстал вечный свет как Эфир,
Гемера, как радостный день – забияка,
Вошли в этот созданный мир.
С тех пор так пошло по всему белу свету –
То день к нам приходит, то ночь,
И небо – Уран переменчивость эту
Не может никак превозмочь.
И Гея – Земля родила ещё Море,
Отцом же его был Уран,
Слияньем морей и родился тут вскоре
Сын новый – титан – Океан.
И дело пошло, от Урана и Геи
Шесть грозных титанов детей,
У них появились, и Гея, лелея,
Растила своих сыновей.
Потом появилась и дочерь – Фетида,
Владычица греческих рек,
Явились к богине и океаниды,
Морские царевны навек.
А Гипперион, сын Урана и Геи,
Титан просвещенных затей,
Женившись на обворожительной Тейе,
Дал миру прекрасных детей:
Вот Гелиос – Солнце, Луна вот – Селена,
Вот Эос – богиня зари.
От Эос и бога Астрея мгновенно
И звёзды, и ветры пошли:
Холодный Борей, северянин отважный,
И Эвр, что с востока шёл в мир,
И Нот, южный ветер, горячий и влажный,
И западный ветер Зефир.
Земля, то есть Гея, ещё породила
И трёх великанов. Им в лоб
Всего лишь по глазу он она подарила,
И каждый из них был Циклоп.
Ещё не хватило богине приплода,
И Гея троих родила –
Многоголовых, сторуких уродов –
«Гекатотонхейров» дала.
Но возненавидел Уран этих деток –
В глубокую пропасть их вверг,
Где вовсе нет жизни, нет белого света,
С запретом являться наверх.
Страдала Земля. Тяжело, неустанно
Давил и терзал непокой.
Она сыновей своих, грозных титанов
Обидела просьбой такой:
Восстать сыновьям против бога – Урана,
Что значит, конечно, убить.
Жалеть, мол, не надо такого тирана,
И лучше – его погубить.
Титаны бесстрашные очень боялись,
Поднять кулаки на отца,
И матери с робостью в этом признались,
Не в силах идти до конца.
Титан, что ребёнком был младшим и поздним,
Известный по имени Крон,
Подстроив Урану зловредные козни,
Взял власть, долго царствовал он.
Богиня ночей, Крону мстя за обиду,
Ужасных детей родила –
Гипноса (1), Эриду (2), ещё Немесиду (3),
Творивших плохие дела.
С тех пор и пошло, так и длится доселе,
До наших блаженных времён –
Обман и убийство, над горем веселье –
В том мире, где царствовал Крон.
***
1. Гипнос – сон с тяжёлыми сновидениями,
2. Эрида – раздор,
3. Немесида – отмщение за преступление,
Рождение Зевса
(вольный перевод поэмы Гесиода "Теогония")
Бог Крон до конца так и не был уверен,
Что власть у него навсегда,
Не будет никто из потомства намерен,
Как он в молодые года,
Отняв вероломно, (такого обмана
Не знают простые сердца),
Ловушку подстроив, как он для Урана,
И власть отберёт у отца.
Велел он жене, беспрепятственной Рее –
(Послушней жены не видал),
Младенцев рождённых нести поскорее,
Которых сейчас же съедал.
Уже пятерых проглотил он малюток –
Аида (1), Деметру (2) – съел он
И Гестией (3) с Герой (4 ) позавтракал люто,
Проглочен затем Посейдон(5)
А Рея, покорная, тихая Рея,
Ребёнка боясь потерять,
По слову Урана и матери – Геи,
Сумела на Крит убежать.
И там, в одиночестве в серых потёмках
Родился сынок её Зевс,
А Крону подсунула камень в пелёнках,
В надежде, что Крон его съест.
А маленький Зевс жил на Крите, взрослея.
И не тосковал ни о ком,
Коза – божество, что звалась Амалфея,
Кормила своим молоком.
И пчёлы носили свой мёд для ребёнка
С высокой цветущей горы,
А если он плакал, то громко и звонко
Куреты (6), мечами остры,
Стучали в щиты, по-другому шумели,
Чтоб Крон не услышал сей плач,
И Зевса не вынес из каменной щели,
Детей своих грозный палач.
А нимфа Идея и нимфа Адраста
Лелеяли Зевса – мальца,
Оберегая от боли, ненастья,
От ведома Крона – отца.
В неведеньи полном бог Крон оставался,
А Зевс возмужал и окреп.
Восстал против Крона, и тот заметался –
Проглоченных деток изверг.
И дети борьбу повели неустанно,
Взошли на высокий Олимп,
На их стороне кое-кто из титанов
Оказывать помощь смогли б.
И первым на помощь в борьбе против Крона
Пришёл всемогущий титан –
Он с дочерью Стикс появился у трона,
И звали его Океан.
А дочери Стикс вслед за матерью встали,
С бесстрашием, каждая дочь.
Но Крона союзники, тоже титаны,
Имели огромную мощь.
На сторону Зевса спешили циклопы,
И вырыли из-под земли,
И громы, и молний сверкающих сн’опы,
Титанов которые жгли.
Борьба Зевса с Кроном до ночи с рассвета
Шла десять упорнейших лет.
Но вот перелома и явной победы
У Зевса могучего нет.
Тогда Зевс решился – из недр глубоких
И тёмных – богини Земли
Гекатонх’ейров громадных, жестоких
Призвать, чтоб ему помогли.
И эти ужасные монстры предстали,
Явились на лоно земли,
Огромные скалы от гор отрывали,
Швыряя в титанов, пошли.
Когда же враги подступали к Олимпу,
То тысячи каменных скал
Летели в титанов со скрежетом, скрипом,
А Зевс громы, молнии слал.
Стонала земля, море было в движенье,
И всякий, будь млад или стар,
Ногами почувствовал землетрясенье,
Дрожал даже тёмный Тартар.
Огонь охватил эту землю от молний,
Пространство покрыл дым и смрад,
И море кипело, огромные волны
Обрушили берега скат.
Титаны, поверженные, задрожали,
И небо свидетель тому.
А боги титанов надёжно сковали,
Низвергли к Тартару во тьму.
Отныне у входа, у медных и прочных
Ворот – великаны стоят,
Они охраняют титанов полночных,
Которым нет хода назад.
***
1. Аид – бог подземного царства мёртвых,
2. Деметра – богиня плодородия,
3. Гестия – богиня жертвенного огня домашнего очага,
4. Гера – богиня женщин, брака и деторождения,
5. Посейдон – бог моря,
6. Куреты – полубоги, охранители Зевса.
Тесей – рождение и детство
(вольный перевод биографии Плутарха "Тесей")
У Эфры, дочери Питфея (1), и жены Эгея (2)
(А правил царственно в Афинах долго он),
Родился сын, но (вечная с зачатьем лотерея) –
Отцом был вовсе не Эгей, а Посейдон.
Как часто происходит до сих пор и в нашей жизни –
В неведеньи счастливом был отец Эгей,
Он рад, что есть теперь наследник трона у отчизны,
И сын был назван гордым именем Тесей.
Эгей же, вскоре покидая Троисену – город (3),Троисена
Где был Тесей рождён и в малолетстве жил,
Пошёл в недальние, но сумрачные, скалы-горы,
Там меч с сандалиями под скалу сложил.
Сказал он Эфре, матери Тесея многомужней:
– Когда Тесей настолько будет сам силён,
Что сможет сдвинуть он скалу руками ненатужно,
В сандалиях, с мечом придёт в Афины он.
И я его узнаю по своим же причиндалам –
Вот, по мечу, ведь он такой всего один,
И по приметным золотым моим сандалиям,
Приму как сына и наследника Афин.
Тесей воспитывался в доме у царя Питфея,
Который дедушкой приходится ему,
И мальчик быстро рос при нём, мужая и взрослея,
Превосходя друзей по силе и уму.
Но вот уже исполнилось шестнадцать лет Тесею,
Уже никто теперь сравниться с ним не мог
Ни в ловкости, ни в силе, а оружием владел он,
Как только может Аполлон, великий бог.
Прекрасен был Тесей – высокий, стройный, с ясным взглядом
Своих красивых умных светло-карих глаз,
А кудри юноши волнистым тёмным водопадом
Лились ему на плечи, кольцами ложась.
***
1. Питфей – царь Арголиды.
2. Эгей -царь Афин.
3. Троисена – город в Арголиде на Пелопоннесе.
Когда же Эфра, мать Тесея увидала,
Что силой превосходит он своих друзей,
Она тогда Тесея проводила в скалы,
Куда сандалии и меч сложил Эгей.
– Сын мой, под этою гранитною скалою
Лежат сандалии и длинный острый меч
Царя Эгея, твоего отца, героя,
Ты отодвинь скалу рукой, чтоб их извлечь.
Они царю Афин послужат знаком верным,
Что ты – Тесей, и он тебе родной отец,
Эгея станешь ты наследником, и первым
Воителем и покорителем сердец.
Толкнул Тесей скалу, рукой своей не дрогнув,
Достал сандалии и меч из ножн тугих –
И обувь впору, и мечу в руке удобно.
Простился с матерью и дедом, обнял их.
Не внял он просьбам матери, Питфея – деда,
Не выбрал лёгкий безопасный путь морской,
Такой уж юноша сложился – непоседа,
Пошёл в Афины он дорогою земной.
Покинул только что границы Троисены,
Как сын Гефеста, колченого отца,
Встал Перифет, хромой, огромный и страшенный,
С могучим торсом и руками кузнеца.
Никто не мог пройти тропою этой горной –
Всех убивал хромой огромный Перифет,
Железной палицей орудуя проворно.
Тесею, кажется, спасенья тоже нет.
Но вот Тесей махнул мечом отца – Эгея,
И молнией сверкнул его клинка отсвет,
В удар вложился наш герой рукою всею,
И бездыханным рухнул наземь Перифет.
Герой Тесей на память о своей победе
Взял палицу, что сыну выковал Гефест,
Присел на пень, съел хлеба в качестве обеда,
И дальше бодро зашагал из этих мест.
На перешейке Истм (1) в сухой сосновой роще,
(Там покровителем был грозный Посейдон),
Тесей Синида повстречал, в преддверье ночи –
Разбойник злобный и сгибатель сосен он.
Синид всех путников казнил ужасной карой –
Гнул до земли вершины молодых сосён,
Вязал он жертву меж древесной этой парой,
И сосны отпускал, и путник был сражён.
Не просто умирал, а был разорван вдвое,
И дикую испытывал, несчастный, боль.
Разбойник черпал удовольствие большое,
Пьянел, как будто выпил крепкий алкоголь.
Тесей Синиду отомстил за всех погибших –
Разбойника поймав, как следует, связал,
К двум крепким соснам привязал, к земле склонивши,
– Порвись и ты, Синид, – разбойнику сказал.
Путь через Истм теперь Тесею был свободен,
Чтоб каждый путник без опаски здесь ходил,
О подвиге своём он сообщил народу,
Истмийские (2) позднее игры учредил.
Дальнейший путь его у града Кромиона (3)
Через изрытые свиньёй прошёл поля,
Свиньёй, рождённой от Ехидны и Тифона,
Стонала от неё окрестная земля.
Молили кромионцы юного Тесея,
Открыли город золотым ему ключом,
Тесей настиг свинью, нисколько не робея,
И поразил чудовище своим мечом.
Тесей отправился в недальнюю Мегару,
Туда, где к небу поднимались, как столбы,
Нагретые до изнурительного жара,
До предсказания нерадостной судьбы,
Лишь кое-где, кустами подбоченясь,
Стеной отвесной из базальтовой скалы,
А у подножия шумели, грозно пенясь,
Крутой морской волны огромные валы.
Тесея там опять опасность поджидала:
Где край скалы, где невозможно жить,
Разбойник промышлял – ни много и ни мало,
Прохожих заставлял себе он ноги мыть.
Лишь только путник преклонял свои колена,
Чтоб вымыть ноги домогателю, Скирон,
Спиной недюжинной опершись сам о стену,
Толчком ноги бросал беднягу в бездну он.
Несчастный падал со скалы в морские волны,
И разбивался о торчащих рифов ряд,
И тело мёртвое съедала ртом огромным
Чудовищная черепаха, говорят.
Скирон хотел столкнуть туда же и Тесея,
Но юный наш предусмотрительный герой,
Приёмами борьбы классической владея,
Скирона поднял он над каменной скалой,
И вниз швырнул его на острые каменья,
Что пенили морские волны в кружева,
Огромной страшной черепахе на съедение,
И кончился Скирон, как говорит молва.
Недалеко уже от града Элевсина (4)
Тесея на борьбу вдруг вызвал Керкион (5).
Тесей его схватил, и сжал в объятьях сильных,
В тисках могучих Керкион и был сражён.
Уж в Аттике почти, где льются в Кефис реки,
Пришёл к разбойнику Дамасту наш герой,
Прокрустом (6) звали этого Дамаста греки
За то, что он с людьми выделывал порой.
Прокруст соорудил в своём жилище ложе,
Несчастный, кто к Прокрусту в руки попадал,
Большой и маленький, худой и толстый тоже,
Укладывался всяк на этот причиндал.
Того, кому постель великой оказалась,
Прокруст вытягивал за ноги до тех пор,
Пока суставы ног совсем не разрывались,
Мучительный был у Прокруста приговор.
Но если ложе вдруг окажется коротким,
Коль человек большой имел высокий рост,
То ноги отрубались мерщиком жестоким,
По ложа край, под свой преступный адский гост.
Тесей свалил Прокруста на его же ложе,
Но сам разбойник для постели был велик,
Тогда Тесей, доставши острый меч из ножен,
Рассёк мучителя, как разрубил тростник.
***
1. Истм – перешеек между Пелопоннесом и материковой Грецией.
2. Истмийские игры – подобие Олимпийским.
3. Кромион – город в древней Коринфии.
4. Элевсиен – город в Западной Аттике.
5. Керкион -царь Элевсина, разбойник, заставлял всех бороться с собой и убивал.
***
Но не хотел Тесей являться в этом виде
К отцу в Афины, когда кровь на нём лежит
Прокруста – палача, Скирона и Синида,
Он к Фиталидам (1) ревностным спешит,
И просит их посредством нужных церемоний,
Которые они не станут делать зря,
Отмыть от скверны пролитой героем крови
У бога Зевса – Мэлихия (2) алтаря.
Радушно встретили Тесея Фиталиды,
Очистили как скверну пролитую кровь,
И он, очищенный от мщенья и обиды,
Продолжил путь к отцу, уже недальний, вновь.
Он в ионийской длинной, до земли одежде
Шёл с гордостью один по улицам Афин,
И кудри пышные спадали, как и прежде,
На зависть женщинам, и радость для мужчин.
Кудрявость, стройность, долгополая одежда
Давали сходство ему с девушкой порой.
Не каждый греческий несведущий невежда
Мог знать, что перед ним мужчина и герой.
Когда он шёл вдоль стройки храма Артемиды
(Рабы на крыше убирали известь, грязь),
Один из них, приняв Тесея из-за вида
За девушку, друзьям промолвил, вдруг, смеясь,
– Смотрите, вот идёт одна, без провожатых,
Какая-то девица, рост её высок,
И распустила свои волосы богато,
Подолом подметает уличный песок.
Тесей, рассерженный насмешками рабочих,
К стоящей рядышком повозке подбежал,
Волов он выпряг из неё, не тужась очень,
Метнул повозку выше храма, как кинжал.
Рабочие от страха вытянули лица,
Они опомнились, их мысли встали в строй,
Увидев, что пред ними не краса – девица,
А страшно сильный, дерзкий юноша – герой.
И ждали, что герой им отомстит жестоко –
За вольные смешки убьёт кого-нибудь.
Но юноша на них ни бровью, и ни оком
Не шевельнув и не сверкнув, продолжил путь.
***
1. Фиталиды – потомки героя Фитала, основавшего в Элевсине мистерии – особый религиозный культ.
2. Мэлихий – значит «милостивый» разбойник, сын Посейдона, муж Силеи (дочери Коринфа).
Вот, наконец, Тесей и во дворце Эгея.
Он не открылся сразу дряхлому царю,
Мол, чужеземец он, бежавший от злодея,
Пришёл, чтоб поклониться Зевса алтарю.
Эгей сначала не узнал Тесея – сына,
Признала лишь Медея, царская жена,
(Что из Коринфа некогда пришла в Афины –
Эгей, стареющий, ей доверял сполна).
И поняла властолюбивая Медея,
Какая неприятность лично ей грозит,
Когда узнает сына царь Эгей, Тесея,
И власти всей жену коварную лишит.
Чтоб власть не потерять, как в тучах солнца лучик,
Уговорила вмиг царя Эгея в том,
Что юноша пришёл, как злых врагов лазутчик –
Его бы угостить отравленным вином.
Эгей душой был слаб, власть потерять боялся,
Он согласился с предложением жены,
И гостя отравить вином не отказался –
Ему враги сейчас в Афинах не нужны.
Медея на пиру поставила пред гостем
Серебряный бокал с отравленным вином,
Но тут Тесей зачем-то меч свой вынул острый,
Эгей признал свой сыну дар мгновенно в нём.
Он бросил быстрый взгляд и на ноги пришельца,
Сандалии свои увидел царь на нём,
И понял он, кто перед ним, и дрогнув сердцем,
Из рук забрал бокал с отравленным вином.
Из кубка вылил яд, от гнева багровея,
И сына обнял крепко своего Эгей,
И из Афин прогнал коварную Медею,
Отправил в Мидию с её семейкой всей.
О сыне объявив торжественно народу,
И подвигах его дорожных говоря,
Эгей торжествовал, поскольку его роду
Нет пресеченья, славил нового царя.
Молва о том, что появился сын Эгея,
Дошла в итоге до Палланта (1) сыновей,
И рухнула для них надежда и идея
В Афинах царствовать, когда помрёт Эгей.
Но Паллантиды – братья вовсе не хотели
Надежды царствовать лишиться навсегда,
И силой власть забрать надеяться посмели,
И началась междоусобная вражда.
Все сыновья, а было их числом пятнадцать,
С отцом своим Паллантом дерзким во главе
К Афинам двинулись с Тесеем разобраться,
Военный хитрый план имея в голове:
Часть Паллантидов смело двинулась к Афинам,
Уж подступала к стенам, дерзко, не таясь,
Другая войска часть, водима старшим сыном,
В засаде спряталась – внезапно вдруг напасть.
Но вестник Паллантидов, честный Леос юный
Открыл Тесею этот хитрый вражий план,
Тесей в ответ свой план расчётливо-разумный
Придумал – бой сначала был засаде дан.
И братьев перебил, пока его не ждали.
Настигла их кончины смертная беда.
Когда под стенами стоящие узнали,
О братьев гибели, бежали – кто куда.
Теперь Эгей мог беззаботно вечно править
В Афинах под защитой сына – молодца.
Но сам Тесей Афины вдруг решил оставить,
Бразды правления не взявши у отца.
Решил избавить Аттику он от урона,
Происходящего от дикого быка,
Опустошавшего все нивы Марафона,
Избавить от него никто не смог пока.
Его Геракл привёл по воле Эврисфея,
Он с Крита – острова до самых стен Микен,
Трусливый царь, быка в стада пустить не смея,
Ему дал волю, не советуясь ни с кем.
Бык в Аттику бежав, стал наказаньем сущим,
И тяжким злом – бедой для земледельцев всех.
Тесей с бесстрашием, всегда ему присущем,
На новый подвиг шёл, надеясь на успех.
Он встретил в Марафоне женщину Гекалу (2).
Та приняла его с открытою душой,
Как гостя дорого, но при этом стала
Советовать ему о жертве небольшой:
Чтоб Зевсу он принёс спасительную жертву,
И он Тесея в трудной битве сохранит,
Тесей к старухину прислушался совету,
И вскоре он познал быка ужасный вид.
Бык- чудище внезапно бросился к герою,
Но тот схватил его за мощные рога,
Пригнул его к земле огромной головою,
Потом связал быка узлом – к ноге нога.
И, укротив быка, повёл его в Афины,
Решив благодарить Гекалу за совет,
Но не застав в живых он женщины старинной,
Ей почести воздал, каких не видел свет.
В Афинах он повёл по Ликавита (3) склону
Чудовище на ритуальный пьедестал,
И там его принёс он в жертву Аполлону,
А земледельцам, наконец, покой настал.
***
1. Паллант – родной брат Эгея.
2. Гекала – старуха – пряха, принесшая Зевсу в жертву барана, с тем, чтоб
Тесей остался жив.
3. Ликавит ( Ликавитос) – гора в Афинах.
Когда Тесей пришёл к отцу – царю в Афины,
Вся Аттика была погружена в печаль,
И было отчего, был повод для кручины –
От Миноса послы потребовали дань.
На Крите Минос царствовал давно и твёрдо,
Его руки боялись все – и стар, и мал.
Позорную и уязвляющую гордость,
Он дань с Афин девятилетнюю взымал:
Семь юношей, семь девушек должны Афины
На Крит для Миноса покорно посылать,
Там в Лабиринте, во дворце старинном
Держали их, чтоб Минотавру в корм отдать.
Чудовище огромно с телом человека,
И головой громадной дикого быка,
Угрозой страшной было для любого грека
Из тех, которых бык не съел ещё пока.
Такую дань царь Крита Минос многосильный
Афинам повелел ему с тех пор платить,
Когда они убили Андрогея, сына.
Уж третий раз на Крит готов корабль плыть,
Трирема с чёрными в знак скорби парусами
Готовилась опять везти живую дань.
Родители в слезах, в печали жертвы сами
Переступить уж собрались разлуки грань.
Тесей, узнав причину общей горькой скорби,
Решил поехать вместе с жертвами на Крит.
Освободить людей, и прекратилась чтобы
Уплата страшная. Эгей же говорит:
«Ты у меня один единственный наследник,
И Минотавра ты никак не победишь.
Огромен он, силён, и ты пред ним предстанешь,
Как пред горой огромной маленькая мышь.
Уплатим нынче Миносу кровавый выкуп,
Возможности избегнуть этой доли нет.
Но будет Аттика, к трагедии привыкнув,
Существовать в трудах спокойно девять лет».
Тесей отца Эгея выслушал резоны,
Но всё же твёрдо на своём он настоял.
Принёс он жертву в Дельфах богу Аполлону,
Оракул там ему провидчески сказал,
Чтоб в покровители призвал он Афродиту,
Любви богиню, и имеющую власть
Над всеми, даже и над Миносом сердитым.
Тесей принёс ей жертву, чтобы не пропасть…
На Крит трирема прибыла, и сразу с трапа
Как стадо, к Миносу пригнали молодёжь.
Привлёк внимание жестокого сатрапа
Прекрасный юноша, каких и не найдешь.
Заметила его и дочка Ариадна,
А Афродита в деве вызвала любовь,
И сердце девушки внезапно и нещадно
Вдруг замерло, потом забилось вновь.
Дочь Миноса – царя во что бы то ни стало,
Решила юноше прекрасному помочь.
Она в душе своей с тревогой представляла,
Бой с Минотавром диким – стало ей невмочь
Но прежде, чем Тесею биться с Минотавром,
Он заступился за одну из юных дев,
Что Минос оскорбил, развратник старый,
Тесей повёл себя как гордый смелый лев.
А Минос, полновластный повелитель Крита,
Надменный от того, что Громовержца Зевса сын,
Разгневался на юношу – защитника сердито,
Мол кто такой ты, дани жертва из Афин!
Тесей сказал ему без робости заметной:
– Происхождением ты горд, но дело в том,
Отец твой Зевс, и мой отец отнюдь не смертный –
Он колебатель скал, бог моря, Посейдон.
– Что ж, коли это так, – ответствовал царь Минос, -
Ты Посейдона сын, и важное лицо,
Кольцо достань вот это из морской пучины. –
И бросил в глубину блестящее кольцо.
Призвав отца – морского бога Посейдона,
Тесей в волну с крутого берега нырнул,
А море в тех местах воистину бездонно,
И все подумали – Тесей тут утонул.
Полна отчаянья и страха Ариадна.
Она уверена была – Тесей погиб.
Но не была судьба к герою беспощадна –
Его Тритон поймал за локтевой изгиб,
И вмиг домчал его в подводные чертоги,
В покои царские прекрасного дворца,
И рад был Посейдон, и все другие боги
Его приходу в обиталище отца.
И Миноса кольцо ему тотчас подали,
А Амфитрита, Посейдонова жена,
На кудри юноши, что кольцами лежали,
Венок надела, красою сражена.
Тесея подхватил Тритон, и торопливо
Доставил к берегу из дьявольских глубин,
В том месте, у скалы на берегу залива,
Где за кольцом нырнул он, Посейдона сын.
Царевна Крита Ариадна, ликовала –
Тесей вернулся невредимый и живой!
Но помнила она – герою предстояло
Вести с ужасным Минотавром смертный бой.
И в тайне от отца она дала Тесею
И острый меч, и нитяной клубок.
Когда его ввели с живою данью всею
В тот Лабиринт, он отклонился ловко в бок,
И привязал конец клубка Тесей у входа,
И зашагал с другими в Лабиринт – дворец,
По обезличенным и гулким переходам,
Без окон, тёмным и запутанным вконец.
Всё дальше шёл Тесей, разматывая нитку,
И, наконец, дошёл до комнаты врага,
А Минотавр уж ждал его, и с рёвом диким
Вонзить хотел в героя острые рога.
Он бросился в прыжке на юного героя,
С опущенной вперёд рогами головой,
Тесей с мечом в руке, уж поднятой для боя,
Готов принять был с Минотавром страшный бой.
Тот, полный ярости, бросался на Тесея,
Герой мечом его рубил, широкоплеч,
И наконец, поймал за рог, и с силой всею
Вонзил чудовищу он в грудь свой острый меч.
Убив чудовище, по комнатам прохладным
По нитке шёл Тесей, до входа самого.
А там уж встретила героя Ариадна,
Светло и радостно приветствуя его.
И молодёжь Афин, спасённая Тесеем,
Ликуя, розами украсила себя,
Водила хоровод, от радости пьянея,
Забыв о зле минувшем, в горе не скорбя.
Тесей же думал, как избавиться от гнева
Им разозлённого жестокого царя.
Он снарядил корабль свой – трирему,
Затем придумал ход, о нём не говоря,
Своим спасённым от беды собратьям,
Он днища вытащенных к берегу судов
Пробил изрядно, чтоб плавучей ратью
Догнать был Минос беглых не готов.
И быстро беглецы, себе отход устроив,
Направили свой ход к Афинам дорогим,
И Ариадна, полюбившая героя,
Последовала слепо с радостью за ним.
И на пути обратном, сделав передышку,
На берег Наксоса (1) сошли, чтоб отдохнуть,
Набраться сил, поспать – устали люди слишком,
Чтоб продолжать потом по морю долгий путь.
Заснул Тесей в тени раскидистого тиса,
И кудри тёмные по травам раскидал,
Увидел бога – винодела Диониса,
Который строго говорить с героем стал.
Поведал Дионис, что Ариадну – деву
Тесей оставит здесь, терзаемый виной,
На Наксосе, поскольку боги неба
Ей Дионису быть назначили женой.
Тесей проснулся, полный грусти, в путь собрался –
Не смел ослушаться веления богов.
А Дионис великий бог, с женой остался,
Богиней сделал Ариадну, он таков.
Корабль Тесея нёсся, ветрами овеян,
И давешних тревог уже в помине нет.
Забыл герой, что обещал царю Эгею
Окраску парусов сменить на белый цвет.
А коль трирема с той же траурной оснасткой
Вновь скорбно возвратится к милым берегам,
То значит, он погиб, его Тесей несчастный –
Иль неживой, иль в плен достался он врагам.
И долго ждал Эгей Тесея возвращенья,
И вглядывался в даль, тревогою томим,
Придумывал в уме он способы отмщенья –
На Крит войной пойти аф’инянам самим.
Он на скале стоял один над синим морем,
С тревогой и надеждой глядя в эту даль,
Ещё пока что не придавлен чёрным горем,
И может преждевременна его печаль.
Но вот вдали в волнах морских мелькнула точка.
И сердце старика, как барабан, забило дробь.
Почувствовал Эгей – идёт корабль сыночка,
И чёрный парус означает боль и скорбь.
Отчаянью Эгея не было предела,
Он понял – навсегда он сына потерял,
И ринулось со скал его больное тело,
И в море утонул он у подножья скал.
Но вынесла волна на берег тело вскоре,
И на песке лежать остался мёртвый он.
С тех пор Эгейским называют это море,
Название дошло до нас с седых времён.
1.Накос – остров Кикладского архипелага в Эгейском море
На северо-восточных Греции пределах,
Что как Фессалия известна всем давно,
Лапифов племя воинов и виноделов,
Жило воюя, и производя вино.
Вождём был Пейрифой, могучий и бесстрашный,
Который слышал, что в Афинах царь Тесей,
Умело мудро правит Аттикой прекрасной,
Всей Греции герой, и нет его смелей.
Чтоб в схватке победить героя – чемпиона,
И вытащить его на битву, Пейрифой
Быков Тесея на лугах у Марафона
Похитил стадо, и погнал к себе гурьбой.
Лишь только он узнал об этой дерзкой краже,
За похитителем отправился Тесей,
И вскорости настиг, остановил, и даже
Решил урок дать Греции он всей,
И покарать примерно злого скотокрада,
Но передумал, потому что Пейрифой
Под стать Тесею, видно, воин был что надо,
Могучий, рослый, храбрый, словно бог земной.
Одетые в блестящие доспехи, оба,
Стояли друг пред другом, мужества полны,
И восхищение читалось, но не злоба
В глазах, и поняли, что драться не должны.
Решили юноши начать мужскую дружбу,
И руки протянув, друг с другом обнялись,
И обменявшись знаком верности – оружьем,
В союзе вечном пред богами поклялись.
Спустя немого, как союз друзей случился,
Отправился Тесей в Фессалию на пир,
Там Пейрифой на Гипподамии женился,
Пышнее свадьбы этой не припомнит мир.
Тесей похоронил отца, убитый горем,
Отдал все почести отцу великий сын.
А после похорон, судьбе своей покорен,
Стал новым ярким повелителем Афин.
Там собралось немало греческих героев,
Кентавры тоже были тут, приглашены.
Дворец уж полон был гостями Пейрифоя,
Все восхищались красотой его жены.
Но места во дворце не всем в тот день хватало,
И часть гостей пила и веселилась всласть –
В большом прохладном гроте рядом возлежала,
Звучали тосты, гимны, музыка лилась.
Но вдруг вскочил Эврит, могучий, дикий, пьяный,
Он предводителем кентавров первым был,
И на невесту вдруг напал внезапно, рьяно,
Схватив её рукой, куда-то потащил.
Увидев этот выпад, прочие кентавры
Набросились на женщин, каждый норовил
Схватить добычу по своей привычке старой,
Чтоб взять её из всех огромных конских сил.
Вскочил Тесей, жених, и гости Пейрифоя,
И бросились герои женщин защищать,
И где был пир, теперь там стало поле боя,
В ход всё пошло, что удавалось в руки взять:
Тяжёлых кубков медь и винные сосуды,
И ножки крепких опрокинутых столов,
Треножница – курившая дымы посуда,
И мраморные плитки каменных полов.
Вне зала тоже злая битва шла местами.
Героям удалось кентавров потеснить,
Теперь они уже в доспехах, со щитами,
Но вовсе нелегко кентавров победить.
С корнями сосны вырывать кентавры стали,
Бросая их на головы героев зло,
Швыряют в них больших размеров камни – скалы,
С гигантами героям биться тяжело.
Отважно бьются, сил и крови не жалея,
Тесей и Пейрифой, Пелей – надёжный друг,
И Нестор молодой, он старший сын Пелея,
Холмы кровавых тел всё множатся вокруг.
И наземь падали кентавры, словно груши,
Сражённые копьём, мечом и булавой,
Вот дрогнули в конце их каверзные души,
И в бегство обратился крепкий прежде строй.
Немного их, живых, в лесах сумело скрыться
На склонах дальних Пелионовой горы -
Герои Греции умели твёрдо биться,
Их предводители как львы были храбры…
Недолго прожила супруга Пейрифоя,
Она ушла в расцвете красоты и сил.
Поплакав в трауре (бывает же такое!),
Вдовец жениться снова замысел носил.
К Тесею, он отправился в Афины, к другу,
И поразмыслив, посоветовал Тесей
Избавиться от одиночества недуга,
Украв Елену, чтобы обвенчаться с ней.
Елена юною совсем была девицей,
Но слава о её небесной красоте
Успела уж по Греции распространиться –
Не удержать молвы, как воду в решете.
В Лаконию (1) друзья явились. Без скандала
Похитили Елену, на руки схватив,
Когда с подругами беспечно танцевала,
Богине Артемиде танец посвятив.
Елену на руках они помчали быстро
К горам Аркадии, потом через Коринф, (2)
Не останавливаясь, по дорогам Истма, (3)
И прибыли в Афины, дело сотворив.
Спартанцы бросились за дерзкими в погоню,
Но похитителей догнать не удалось.
С Еленой быть кому – Тесею? Пейрифою?
Как быть друзьям? И бросить жребий им пришлось.
Пред жребием друзья, помыслив откровенно,
Договорились твёрдо так между собой –
Кому достанется прекрасная Елена,
Другому подсобит обзавестись женой.
Тесею выпал жребий, счастье-то какое!
Женой Прекрасную Елену будет звать.
Но в ужас он пришёл от просьбы Пейрифоя,
Решил который Персефону в жёны взять.
Ведь Персефона – благоверная Аида,
Который царства мёртвых был могучий бог,
Но клятвы, Пейрифою данной не для вида,
Тесей нарушить не хотел, да и не мог.
Пришлось отправиться Тесею вместе с другом
В умерших царство. У селения Колон,
Где у обрыва уходила полукругом
Расщелина – туда и Пейрифой, и он
Вошли, и оказались в мире искажённом,
Аиду заявили, дерзкие, о том,
Чтоб Персефону Пейрифою отдал в жёны –
Себе жену Аид ещё найдёт потом.
Разгневался Аид, царь душ белобородый,
Но скрыл свой гнев, и предложил своим гостям
Присесть на трон, что вырублен в скале у входа,
Те, сев, мгновенно приросли к его камням.
Пока Тесей сидел, к скале прикован, крепко,
Елены братья: и Кастор, и Полидевк,
Сестру прекрасную свою искали тщетно,
Но посоветовал случайный человек –
Искать её в Афинах, в крепости им надо,
И братья тут же осадили город сей,
И пала крепость та, не выдержав осады,
В итоге без жены остался наш Тесей.
Кастор и Полидевк сестру свою забрали,
И мать Тесея Эфру в плен взять решено,
А власть в Афинах Менесфею, передали,
И Аттику в цвету, конечно, заодно.
Тесей немало лет провёл в скалистом троне,
И тяжких мук герой немало пережил,
Когда Геракл, величайший из героев,
Его, приросшего к скале, освободил.
Опять Тесей вернулся к солнечному свету,
В Итаку он добрался, словно блудный сын,
Но он совсем не счастье в возвращеньи этом
Нашёл, увидев разрушение Афин.
Ушла навек его Прекрасная Елена,
И мать его рабыней в Спарте век влачит.
Не мог её Тесей освободить из плена,
Не знал, когда и как её освободит.
В Афинах власть принадлежала Менесфею,
Сыны Тесея – Акамант и Демофон
Из Аттики бежали, дальше жить не смея,
Пока Афинами жестоко правит он.
Афины стали немилы теперь Тесею.
Направился на берег, в порт, где корабли
Чтоб переправиться на остров, на Эвбею,
Где были у него владения земли.
Царь Ликомед, владетель Скироса (4) всевластный,
Пообещав Тесею выдать ценный приз,
Его увлёк, обняв, он на обрыв опасный,
И неожиданно столкнул героя вниз.
Так от предательского шага Ликомеда
Погиб Тесей, великий греческий герой.
Но подвиги его живут теперь в легендах,
А, значит, он для нас по-прежнему живой.
***
1. Лакония – область Пелопоннеса, где было государство Спарта.
2. Короинф – город на перешейке Истм.
3. Истм – перешеек, соединяющий полуостров Пелопоннес с материковой Грецией.
4. Скирос – остров архипелага Спорад в Эгейском море, входил в состав провинции Эвбея.
Тантал
(вольный перевод Овидия)
Легенда сия назиданием стала,
И много столетий она
Приводит в пример сына Зевса Тантала,
Который ответил сполна
За ложь и гордыню, жестокость, коварство,
За то, что он сына убил,
Наказан сурово лишением царства,
Что некогда звалось Сипил…
Жил в Лидии древней, в Сипиле богатом,
Любимый сын Зевса – Тантал.
Владел рудниками, дававшими злато,
К которому слабость питал.
Там были вокруг плодородные пашни,
Поля и луга, и сады.
При мягкой погоде, в том царстве всегдашней,
Прекрасные зрели плоды.
На пастбищах тучных травы изобилие
Для стад тонкорунных овец.
Коровы и козы – пастушья идиллия,
Табун сторожит жеребец.
Ни в чём царь Сипила Тантал не нуждался,
Имея избыток во всём.
Богатым до старости он бы остался,
Но гордость преступная в нём
Всегда бушевала, подобна пожару,
Ничем её не затушить.
Жестокость и подлая хитрость ей в пару
Заставили лгать и грешить.
Любили его Олимпийские боги,
Считали за ровню его,
Нередко к Танталу являлись в чертоги,
Смеялись и пили вино.
Тантал в одеянии, золотом шитом,
По зову богов пребывал –
На самом Олимпе, для смертных закрытом,
Нередко он там пировал.
В дворце громовержца на равных с богами
Сидел за богатым столом.
И боги великие так полагали,
Что Зевс не считал это злом.
Но время пришло, и Тантал возгордился,
Себя равным Зевсу он счёл.
К себе во дворец забирать не стыдился
Нектар, пищу бога и пчёл.
Амброзией тонкой, нектаром – напитком
Гостей во дворце угощал,
Людей своих смертных поил он с избытком,
И богом себя ощущал.
Застольным друзьям, уже будучи пьяным,
Он всё, что от Зевса узнал,
Все тайны поведал в тщеславии рьяном,
Хранить их, беспутный, не стал.
Был пир у богов на Олимпе однажды,
И Зевс – громовержец сказал;
«Сын мой, ты мне дорог, как дорог не каждый,
Проси, что желаешь, Тантал.
Любое хотенье твоё я исполню,
Что просишь, ты только скажи.
Я золотом, хочешь, дворец твой наполню,
Богаче других будешь жить».
Тантал, позабыл – человек он всего лишь,
Надменно взглянул на отца:
«Есть всё,и в избытке, чего не изволишь,
Богатству не видно конца».
Нахмурился бог, отвернулся от сына,
Но, молча, умерил свой гнев,
Поскольку Тантала любил ещё сильно,
Эгидодержавный сей лев.
Тантал недалёкий и высокомерный,
Свою лишь гордыню любил.
И вскоре он вновь олимпийцев бессмертных
Преступно и зло оскорбил.
Однажды украл золотую собаку,
Что Зевса на острове Крит
Мальцом охраняла в пещере, во мраке,
И верность доныне хранит.
В мгновение ока примчался с Олимпа
Владелец крылатой ступни,
Гермес пред Танталом предстал, словно липа:
– Ты Зевсу собаку верни!
Танталу привычны наветы и враки –
Гермесу ответил он так:
Мол, нет золотой в нашем царстве собаки,
Есть много обычных собак.
Мол, боги ошиблись, клянусь Громовержцем,
Я правду сейчас говорю.
И прямо отцу с чистым взором и сердцем
Я клятву сию повторю.
Преступною клятвой разгневал он бога.
Но за оскорбленье богов
Сам Зевс, рассердившись на сына премного,
Карать его был не готов.
Но коли Тантала не остановили,
Он подлость придумал опять –
Собрал он богов во дворце, что в Сибиле,
Провидчество их испытать.
Жестокую трапезу, подлый, задумал,
Какую не дашь и врагам.
Он сына, изжарил. Такую еду, мол,
Как блюдо подам я богам.
Он мясо Пелопса на праздничном блюде,
Вершиной застолья поднёс,
И думал, что боги, как смертные люди,
Съедят, как жаркое из коз.
Но боги Олимпа на то ведь и боги,
Им правда стучала в висок.
Одна лишь Деметра, в печали глубокой
По дочери, съела кусок.
Похищена дочка её Персефона.
Все мысли богини о ней.
Сидела с богами, не выдавив стона
Не хмуря веселье друзей.
Но боги сложили ужасное блюдо,
В котёл, что стоял на огне,
Гермес совершил небывалое чудо,
И мальчик живым стал вполне.
Вот только плеча у него не хватало,
Того, что Деметра в бреду,
Не чувствуя вкуса, случайно сжевала,
Как просто мясную еду.
Тотчас же Гефест по велению Зевса
Пелопсу помог, сгоряча
Слоновую кость водрузивши на место,
Где не было нынче плеча.
С тех пор у потомков Пелопса подарком
С отметкой осталась рука –
На правом плече пятна светятся ярко,
Заметные издалека.
Тантал заслужил за жестокость, коварство
Гнев яростный бога – отца.
И был им низвергнут в мрачнейшее царство
Аида навек, до конца.
И Зевс предназначил ему наказанье –
Отныне во веки веков
Стоит он в воде, умирая от жажды,
Не делая вовсе глотков.
Как только захочет, иссохший, напиться,
И губы протянет к воде,
Вода высыхает, уже не струится.
О, влага былая, ты где?
Вот ветви висят над голодным Танталом,
Плодами оливы полны.
Вот вяленый окорок капает салом,
Вот яблоки, груши видны.
Измученный голодом, тянет к ним руки,
Ещё бы чуть-чуть и достал.
Но только сильнее голодные муки –
Тут нужен ему пьедестал!
Терзают Тантала и жажда, и голод,
Ужасен мучительный вид –
Скала над Танталом как каменный молот,
Качаема ветром, висит.
Вот-вот, и обрушится, разом придавит,
Огромный тяжёлый гранит.
И страх постоянный душой его правит,
И сердце его леденит.
И голод, и жажда, и страх его вечны,
Он сам нарицанием стал –
Гордец сей жестокий и бесчеловечный,
Наказанный богом Тантал.
Сизиф
(вольный перевод Овидия)
С времён античных так уж в мире повелось
(Хотя порой и не без исключений),
Что вероломство, хитрость, намерений злость
Пройдохе много причинят мучений…
Сизиф, был сыном повелителя ветров,
Эола, разрушителя покоя,
Был основателем античных городов –
В Коринфе жил, его же и построив.
В тот век вся Греция считала, и не зря –
Нет изворотливей, подлее и хитрей
Сизифа, жадного коринфского царя,
Средь прочих греческих героев и царей.
Неисчислимые богатства он собрал
Где хитростью, где подлым вероломством
В Коринфе – городе, и этим славным стал.
Жаль, Зевс не наградил его потомством.
Но жизнь конечна, и пришёл к нему Танат –
Бог смерти мрачно-траурного вида,
Чтоб душу отвести Сизифа в тёмный сад,
В предел умерших, в вотчину Аида.
Но хитрый, подлый, изворотливый Сизиф,
Как гостя встретив хмурого Таната,
В своём гостеприимстве бога убедив,
Оковы из железного каната
Надел кольцом соединяя со стеной,
Его лишил свободы делом злобным.
Не стали люди умирать, и в мир иной
Не приносили жертв богам загробным.
Не стало в мире больше пышных похорон,
Нарушился весь строй порядка жизни,
И перевозчик мёртвых лодочник Харон
Сидел на берегу, никем не призван.
И громовержец Зевс, об этом всём прознав,
К Сизифу бога Ареса направил.
Освобождён от пут был скованный Танат,
Сизифа душу в мир теней доставил.
Но обманул богов хитрец Сизиф и там –
Велев жене, чтобы не погребала
Его телес, даров и жертв не слать богам,
И та послушно хоронить не стала.
Напрасно ждали похоронных щедрых жертв
Аид с женой, царицей Персефоной.
А погребальных жертв как не было, и нет.
Но вот Сизиф приблизился. У трона
Воскликнул он: «О величайший бог Аид!
Вершитель душ, тебе по силам это!
Ты равен Зевсу, он к тебе благоволит,
Ты отпусти меня на землю света.
Я повелю жене, как только в дом войду,
Собрать богатые дары и жертвы,
И принести тебе. Я слово соблюду,
Вернусь сюда – мой путь тобой начертан».
Поверил горе-хитрецу прямой Аид,
Сизифа отпустив назад на землю,
В Коринф, где в роскоши невиданной стоит
Дворец Сизифа, скромности не внемлет.
Сизиф пирует, радуясь, что он один
Из смертных избежал страны загробной,
Что снова он живой – и царь, и господин,
Вином и яством радует утробу.
Разгневанный Аид Таната вновь призвал,
Послал за причинителем обиды,
Танат Сизифа во дворце в пиру застал,
И, вынув душу, проводил к Аиду.
– Ты дерзкий, вероломный, подлый, хитрый лжец! –
Сказал Аид с презреньем и досадой. –
В поту трудиться будешь, но трудов венец
Не станет никогда тебе наградой!
Сизиф в крутую гору с этих давних пор
Большой тяжёлый камень вечно катит.
Уже вершину зрит его усталый взор,
Но докатить Сизифу сил не хватит.
И камень тяжкий вырывается из рук,
И вниз летит, поднявши пыли тучу,
Сизиф вспотел, устал без отдыха, но вдруг
Опять толкает свой валун на кручу.
И так лжецу–пройдохе вечно предстоит
За хитрость, изворотливость и жадность
С трудом без пользы в гору вкатывать гранит,
И не познать ему победы сладость.
Не так ли вероломно, подло, алчно он
Хитрил и лгал, желая жить богато,
Не ставя для себя границу и резон,
Но пред Аидом он предстал без злата.
И громовержец Зевс, об этом всём прознав,
К Сизифу бога Ареса направил.
Освобождён от пут был скованный Танат,
Сизифа душу в мир теней доставил.
Но обманул богов хитрец Сизиф и там –
Велев жене, чтобы не погребала
Его телес, даров и жертв не слать богам,
И та послушно хоронить не стала.
Напрасно ждали похоронных щедрых жертв
Аид с женой, царицей Персефоной.
А погребальных жертв как не было, и нет.
Но вот Сизиф приблизился. У трона
Воскликнул он: «О величайший бог Аид!
Вершитель душ, тебе по силам это!
Ты равен Зевсу, он к тебе благоволит,
Ты отпусти меня на землю света.
Я повелю жене, как только в дом войду,
Собрать богатые дары и жертвы,
И принести тебе. Я слово соблюду,
Вернусь сюда – мой путь тобой начертан».
Поверил горе-хитрецу прямой Аид,
Сизифа отпустив назад на землю,
В Коринф, где в роскоши невиданной стоит
Дворец Сизифа, скромности не внемлет.
Сизиф пирует, радуясь, что он один
Из смертных избежал страны загробной,
Что снова он живой – и царь, и господин,
Вином и яством радует утробу.
Разгневанный Аид Таната вновь призвал,
Послал за причинителем обиды,
Танат Сизифа во дворце в пиру застал,
И, вынув душу, проводил к Аиду.
– Ты дерзкий, вероломный, подлый, хитрый лжец! –
Сказал Аид с презреньем и досадой. –
В поту трудиться будешь, но трудов венец
Не станет никогда тебе наградой!
Сизиф в крутую гору с этих давних пор
Большой тяжёлый камень вечно катит.
Уже вершину зрит его усталый взор,
Но докатить Сизифу сил не хватит.
И камень тяжкий вырывается из рук,
И вниз летит, поднявши пыли тучу,
Сизиф вспотел, устал без отдыха, но вдруг
Опять толкает свой валун на кручу.
И так лжецу–пройдохе вечно предстоит
За хитрость, изворотливость и жадность
С трудом без пользы в гору вкатывать гранит,
И не познать ему победы сладость.
Не так ли вероломно, подло, алчно он
Хитрил и лгал, желая жить богато,
Не ставя для себя границу и резон,
Но пред Аидом он предстал без злата.
Посейдон
(вольный перевод из поэмы
Гесиода «Теогония»)
В пучинах морских необъятных, бездонных
Чудесный дворец сотворён,
И грозному богу морей Посейдону,
Жилищем является он.
Морями легко Посейдон управляет,
Велик у него арсенал –
Он волны морские туда посылает,
Трезубцем куда указал.
Живёт с Посейдоном жена Амфитрита,
Нерея прекрасная дочь,
Которая кражей у старца добыта –
Ему без супруги невмочь.
Узрел Амфитриту в сестёр веренице –
Водили они хоровод
У острова Наксос. Хотел в колеснице
Умчать её в царствие вод.
Была Амфитрита с сестрой нереидой.
В испуге от влюбчивых глаз
К титану умчалась, плащом, как эгидой,
Укрыл её мощный Атлас.
Немало усилий на путь и дорогу
Потратил тогда Посейдон.
Дельфин указав, где искать недотрогу,
К созвездиям был вознесён.
Похитив прекрасную дочку Нерея,
Оттуда, где прятал Атлас,
Женился на ней Посейдон поскорее –
Дворцом она правит сейчас.
С тех пор и живут Посейдон с Амфитритой
В прекрасных покоях дворца.
Над ними шумят волны в море открытом,
Послушные воле отца.
Здесь свита божеств, своим видом прекрасна,
Вся в жемчуге и в янтарях,
Средь них – сын Тритон, коль трубит громогласно,
Рождаются бури в морях.
Когда Посейдон на своей колеснице
Запряженной тройкой коней,
По морю бескрайнему бешено мчится,
Склоняются волны пред ней.
Играют дельфины вокруг колесницы,
Хвостами бьют рыбы с игрой,
Но только чуть дрогнет трезубец в деснице,
Вздымаются волны горой.
Покрыты верхушки барашками пены,
Воды наступающий вал
На берег обрушился водной вселенной,
Дрожит основание скал.
Но если простёр Посейдон свой трезубец
Над волнами – в этот же миг
Вода утихает как спящий безумец,
Как вздорный, уставший старик.
И блещет на солнце спокойное море,
Как зеркало, гладью маня,
И плещет волной невысокой, не скорой
На берег, смиренье храня.
И старец Норей в Посейдоновой свите –
Почётным хранителем зван,
Прямой предсказатель грядущих событий,
Не любит он ложь и обман.
Советы свои он даёт не напрасно,
Всем нужен провидец Норей.
Отец нереид молодых и прекрасных,
(Полсотни родил дочерей).
А юные девы, покинувши воды,
Чтоб были их чары видны,
На берег выходят, вести хороводы,
Под шелест спокойной волны.
Прибрежные скалы их нежное пенье
Стараются эхом вернуть.
Они мореходам приносят спасенье,
Счастливым их делают путь.
Среди окружающих лиц Посейдона
Есть старец, провидец Протей,
Могущий и сам, и по милости трона
Предстать в виде страшных зверей.
Он бог и провидец, умеющий тайну
О будущем взору открыть,
Но чтобы заставить Протея – случайно,
Врасплох его надо схватить.
Ещё среди лиц Посейдоновой свиты
Есть бог, добрый Главк, он таков –
Провидец он и моряков покровитель –
Воителей и рыбаков.
Он часто всплывал из глубин на поверхность,
И людям, которых любил,
Судьбу открывал, и давал им советы,
И выход для них находил.
Могуч каждый воин в божественном шлеме,
И каждый в поступках велик,
Но властвует бог, братец Зевса, над всеми –
И грозен порой его лик.
Но землю и море в объятиях вечных
Сжимает далёкий титан –
Отец он трёх тысяч богов междуречных,
И имя ему – Океан.
Три тысячи дочек ещё он имеет –
Богинь родников и ручьёв,
И каждая океанида умеет
Ценить назначенье своё.
Титана детей, пишут древние греки,
Отец озадачил седой,
Задачей – нести нескончаемо реки
С живой и прекрасной водой.
И океаниды, и боги речные
Дают жарким засухам бой,
И поят с тех древних времён и доныне
Всю землю и всех, кто живой.
Афина – Паллада
(вольный перевод отрывка
поэмы Овидия "Метаморфозы")
Афина – Паллада, рождённая Зевсом,
На землю не просто пришла.
Её появление в браке совместном
Мать Метис–богиня ждала.
Богини судьбы, дальновидные Мойры
Поведали Зевсу о том,
Что Метис родит ему вскорости двойню,
И Зевса сын сменит потом.
Что власть Громовержца над миром померкнет,
И он потеряет престол –
Когда не родившийся сын его свергнет,
Свой будет творить произвол.
И Зевс, убоявшись такого исхода,
Чтоб грозной судьбы избежать,
Глотает богиню, начальницу рода,
Не дав ей спокойно рожать.
И вскоре от боли не знал себе места,
Как будто мозг коршун терзал,
Он сына позвал, молодого Гефеста,
И череп рубить приказал,
Избавить его от мучительной боли,
Стучавшей в мозгу, словно гром,
И Зевса не смея ослушаться воли,
Гефест тут махнул топором.
И вышла на свет, словно так было надо,
Из черепа Зевса – с копьём
Могучая дева Афина – Паллада,
В сверкающем шлеме своём.
Предстала пред очи богов – олимпийцев
И грозно копьём потрясла,
Воинственный клич далеко раскатился –
Богиня Афина пришла!
И голос высокий, прямой, протяжённый
Дошёл до небес, и основ
Олимпа–горы, и потряс его склоны
Богини воинственный зов.
Прекрасной фигурой Афина предстала,
Небесной сразив красотой
Богов-олимпийских, их было немало,
Признавших её госпожой.
И славили боги Афину-Палладу,
Рождённую из головы –
Могучего Зевса любимое чадо
С глазами – синей синевы,
Которые мудрость и власть источали,
И знаний великую мощь.
И боги Олимпа, конечно же, знали –
Поможет им Зевсова дочь
Советом мудрейшим, защитой военной,
Опасность от них отведёт.
И женщины знали, что в целой вселенной
Никто её лучше не ткёт.
И в Греции знали, как это опасно –
С Афиной соперничать в том.
Хотела быть выше ткачиха Арахна,
Да стала она пауком…
Вся Лидия знала, что в деле любого
Арахна всегда превзойдёт,
И нимфы с Пактола, водой золотого,
И с Тмола, глядели, как ткёт
Арахна из прядей, подобных туману,
Прозрачно воздушную ткань,
При этом нигде не допустит изъяна,
Нигде не появится рвань.
И голос высокий, прямой, протяжённый
Дошёл до небес, и основ
Олимпа–горы, и потряс его склоны
Богини воинственный зов.
Прекрасной фигурой Афина предстала,
Небесной сразив красотой
Богов-олимпийских, их было немало,
Признавших её госпожой.
И славили боги Афину-Палладу,
Рождённую из головы –
Могучего Зевса любимое чадо
С глазами – синей синевы,
Которые мудрость и власть источали,
И знаний великую мощь.
И боги Олимпа, конечно же, знали –
Поможет им Зевсова дочь
Советом мудрейшим, защитой военной,
Опасность от них отведёт.
И женщины знали, что в целой вселенной
Никто её лучше не ткёт.
И в Греции знали, как это опасно –
С Афиной соперничать в том.
Хотела быть выше ткачиха Арахна,
Да стала она пауком…
Вся Лидия знала, что в деле любого
Арахна всегда превзойдёт,
И нимфы с Пактола, водой золотого,
И с Тмола, глядели, как ткёт
Арахна из прядей, подобных туману,
Прозрачно воздушную ткань,
При этом нигде не допустит изъяна,
Нигде не появится рвань.
Гордилась она, что на свете нет равных
В умении ткать, нити прясть.
В тщеславии как-то сказала Арахна:
"Афина! Ну что за напасть?
Пускай же приходит Афина-Паллада,
В искусстве сразиться со мной.
Да вот, подучиться сначала ей надо,
Не выглядеть дабы смешной.»
Афина-Паллада предстала старухой,
Согбенной, с дубовой клюкой,
Сказала Арахне, гордыней надутой –
«Не тлен только старость с собой
Приносит с годами – несёт она опыт.
Послушай, скажу я тебе,
Стремись превзойти только смертных без хлопот,
Не клич же богиню к борьбе.
Смиренно проси пощадить тебя ныне,
Покорность Афине польстит.
Молящихся часто прощает богиня,
Глядишь, тебя тоже простит».
Арахна, послушав Афину в пол-уха,
Сверкнула очами: «Молчи!
С годами ты стала безумной, старуха,
Своих дочерей поучи!
А я без твоих наставлений сумею
Афине дать в деле отчёт,
Да только явиться богиня не смеет.
Ну что же она не идёт?»
– Арахна, я здесь, – отвечает Паллада, -
В обличье, присущем богам,
Лидийские жёны и нимфы Эллады
Припали к священным ногам,
Восславили Зевса любимую дочерь.
Арахна молчала одна.
Афине она поклоняться не хочет,
Сразиться желает она.
И с гневом Афина-Паллада сказала:
– Ну что ж, покрывало соткём,
Но просто соткать его – этого мало,
Мы вышьем картины на нём.
Богиня соткала акрополь в Афинах,
Свой спор с Посейдоном за власть
Над Аттикой вечной, и эта картина
Несла и подробность, и страсть –
Двенадцать богов вместе с Зевсом (он правил)
Решали важнейший тот спор.
Поднял Посейдон свой трезубец, ударил,
И хлынул источник из гор.
Афина в эгиде, с щитом круглобоким,
Упрятавши косы под шлем,
Вонзила копьё своё в землю глубоко –
Там выросло древо затем.
Оливой священной то дерево стало,
Плодов сочных много на ней.
И боги Афине победу отдали –
Народу олива нужней.
Картины сплела в уголках покрывала,
Как боги карают людей
За их непокорность, что дерзостью стала,
За тщетность их гордых затей.
Арахна же, дерзкая, выткала сцены
Из жизни богов, но других.
И были слабы её боги и тленны,
Величия не было в них.
Вокруг тех богов олимпийских соткала
Венок из нарциссов густой.
Картина искусностью не уступала
Работе Афины самой.
Но только богов на картине явление
Носило упадочный дух,
Сквозило к богам олимпийским презрение
Богиня разгневалась вдруг –
Работа соперницы порвана в клочья
Афины-Паллады рывком,
Вдобавок богиня ударила точно
Арахну в лицо челноком.
Не вынесла дева такого позора,
Верёвку с петлёю свила,
И голову в петлю просунула скоро,
И смерть за ткачихой пришла.
Афина Арахну из петли достала, -
«Ну ладно, гордячка, живи.
Теперь в наказанье вечно, – сказала, -
Ты ткать будешь сети свои».
И соком волшебной травы окропилась
Арахна с макушки до пят,
И тело соперницы в миг обратилось
В паучий мохнатый наряд.
С тех пор обитает в своей паутине,
Не зная ни счастья, ни мук,
Ткачиха упрямая. А на латыни
Арахна – и значит «паук».
Аполлон
(вольный перевод отрывка
поэмы Овидия "Метаморфозы")
В бушующих волнах Эгейского моря,
Близ архипелага Киклад,
Как плот неприкаянный, Делос, как горе,
Как вечный с богами разлад,
Носился, не зная природного места,
Гигантской уды поплавок,
Обломок из серого скального теста –
Плавучей земли островок…
Вот нимфа Латона – любовница Зевса,
Уже собиралась родить,
Но Гера, супруга царя – громовержца,
Решила сопернице мстить.
Латону, гонимую Герой жестокой,
Преследовал всюду дракон –
Огромный, угрюмый, чешуйчатобокий,
На змея похожий Пифон.
Укрылась Латона на острове диком,
И тут же, как скалы, столбы
Явились из моря в размере великом,
Весь остров подняв на дыбы.
И остров, незыблем, на вечном приколе
Застыл средь других островов.
Стоять будет вечно он в море, доколе
Не рухнут основы основ.
Уныло топорщились голые скалы,
Лишь чайкам давая ночлег,
Растений там не было или не стало
Пока Делос правил свой бег.
Но вот, разродилась в итоге Латона –
Разлился по острову свет,
И камни узрели тогда Аполлона,
Прекрасней которого нет.
Покрылись цветами прибрежные скалы,
И Кинт, в сером пепле гора,
Сверкающей солнечной грудою стала,
Какой не бывала вчера.
На Делос собрались богини гурьбою,
Чтоб славить и песней встречать,
Нектар и амброзию взявши с собою –
Для бога – поить, угощать,
И петь Аполлону заздравные гимны,
Возрадоваться, и ликовать.
Сплетаются в вычурных танцах богини –
Движение, грация, стать.
С тех пор плодородный приветливый Делос
Навек полюбил Аполлон,
Привязанность эта и дальше не делась,
Хоть в Дельфах прославился он.
Вот он светозарный, младой, беспечальный,
Кифару с собой захватив,
Серебряный лук разместив за плечами
(Колчан полон стрел золотых),
Поднялся к небесной сияющей шири,
Летя высоко над землёй,
Грозя всему злому и тёмному в мире
Своей быстролётной стрелой.
Летел он туда, где жилище Пифона,
Где тот грабежом промышлял,
Намерен за мать отомстить, за Латону,
За зло, что он ей причинял.
И вот, Аполлон прилетел к своей цели –
Меж грозных обрывистых скал
Во мраке лежало глухое ущелье,
Которое он и искал.
По лону ущелья, седой весь от пены,
Стремительный мчался поток,
И бился о скалы – гранитные стены
Тумана холодного клок.
Вот выполз из логова грозно и смело
Ужасный громадный Пифон,
Своё в чешуе змеевидное тело
Всё в кольца укладывал он.
И горы дрожали от тяжести змея,
И скалы познали испуг –
Сдвигались, дракону перечить не смея,
Который мертвил всё вокруг.
И нимфы бежали, почувствовав ужас,
И птицы, и звери в галоп
Помчались стремглав, чтобы не было хуже,
И жизнь сохранить свою чтоб.
Поднялся Пифон, проявив злую ярость,
Открыл преогромную пасть,
И юноше места осталось лишь малость,
Чтоб в челюсти те не попасть.
Но вот тетивы песню звонкую быстро
Исполнил серебряный лук,
Свернула стрела золотая, как искра –
Застыло страшилище вдруг.
И стрелы посыпались, стрелы сверкали,
Без промаха жалили цель,
И мёртвым Пифон повалился на камни,
И рухнул меж скалами в щель.
Запел Аполлон, песне радостной внемля,
Запела окрестная живь.
Затем труп дракона упрятал под землю,
И Дельфы навек освятив,
Устроил святилище Зевса – оракул,
Чтоб волю отца прорицать,
Жрецов не имел он пока что, однако,
Нашёл, где служителей взять.
С высокого берега в море далёком
Увидел корабль вдалеке,
Дельфином приплыл, и в мгновение ока
Стал богом с кифарой в руке.
Он в Крисы привёл и корабль, и владельцев,
Долиной морских удальцов
Повёл моряков ко святилищу в Дельфах,
Из них он и выбрал жрецов.
Аполлон и Дафна
(вольный перевод отрывка поэмы
Овидия "Метаморфозы")
Бог света и радости, правды и счастья,
Певец и стрелок Аполлон,
Однажды познал настроенья ненастье,
И горе почувствовал он…
Пифона сразив, отдышавшись немного,
Стоял в упоении. Вдруг
Увидел он Эрота, юного бога,
Который натягивал лук.
Смеясь, Аполлон обратился к мальчишке –
К чему тебе стрелы, малыш?
Для стрел золочёных не мал ли ты слишком?
Зачем же ты с луком стоишь?
Тебе ли со мной, стреловержцем, тягаться,
Не хочешь ли славы такой,
Известности громче моей, может статься?
Юнец, не гонись ты за мной!
Обиженный Эрот ответил смиренно –
О да, ты без промаха бьёшь!
Но выстрелю я, и тогда непременно
Страдания ты обретёшь.
И Эрот, взмахнув золотыми крылами,
По небу умчался тотчас,
Обиженным был Аполлона словами,
Взлетел на высокий Парнас.
Там взял он свой лук, поиграл с тетивою,
Затем натянул её вновь,
Пронзил Аполлону он сердце стрелою,
Чем вызвал большую любовь.
Стрелу, что любовь уничтожить умеет,
Он в нимфу вонзил, юный плут,
Что дочерью бога речного Пенея
Была, её Дафной зовут.
И вот, Аполлон повстречал нимфу Дафну,
И сразу её полюбил.
А нимфа, узрев златокудрого, ахнув,
Пустилась бежать, что есть сил.
Ведь Эрот пронзил её сердце стрелою,
Которая губит любовь,
Не зная, что делать ей, Дафне, с собою,
Помчалась, за ней мчится бог.
– Прекрасная нимфа, зачем убегаешь?
Бежишь, как от волка овца.
Ведь я Аполлон, неужели не знаешь,
Я сын Громовержца – отца.
Зачем улетаешь ты, словно голубка,
От хищного клюва орла?
Тебе я не враг. Погляди, свою юбку
Уже о шипы порвала.
Гляди, ты поранила нежные ноги
Об иглы терновника в кровь.
Бежишь от меня ты, не зная дороги,
Несу я тебе лишь любовь.
Но бег ускоряла прекрасная Дафна,
Как птица, за ней – Аполлон.
Он крылья имеет, а ей и подавно
Не скрыться, догонит ведь он.
И нимфа взмолилась, и просит Пенея,
Медлительность тела кляня,
– Отец, дорогой, помоги поскорее,
Укрой хоть под землю меня.
Отец, отними от меня этот образ –
Приносит страданье одно
Мне бог светозарный, чей слышу я голос,
Уж лучше мне в реку – на дно.
Лишь только слова эти Дафна сказала,
Как чувствует – стали неметь
И руки, и ноги, а тело вдруг стало
Корою древесной твердеть.
Лавровыми листьями волосы девы,
Зелёными, стали шуметь,
А руки, простёртые жалобно к небу,
Вдруг каждая стала как ветвь.
Стоял Аполлон, опечален, у древа,
Потом, наконец произнёс –
Навечно венок из листвы твоей, дева,
Моих прикоснётся волос.
Пусть листья твои украшением станут
Кифары моей на года,
И благоухают, блестят и не вянут,
Зелёными будут всегда.
Так стой же ты, древо, цветущим беспечно,
Не ведая жгучую страсть,
Любовь Аполлона – как жизнь бесконечна,
Да только, вот жаль – не сбылась.
А лавр, шелестел всей зелёной листвою,
Он внял, что сказал Аполлон,
И ветви склонил, и вершиной – главою
Отвесил печальный поклон.
Артемида
(вольный перевод отрывка поэмы
Овидия "Метаморфозы!)
На острове Делосе нимфа Латона,
Рожая, выводит на свет
Не только божественного Аполлона,
Но дочь Артемиду вослед.
И брат, и сестра с детства вместе играли,
В охоте, в притворном бою,
Не зная вражды, и не зная печали,
И мать обожали свою.
Жила Артемида в не тяжких заботах,
Всё в жизни живое любя –
Зверей и деревья, домашних животных,
Траву и цветы не губя.
Она исцеляет людские болезни,
Приносит домашний уют,
И женщины часто слагают ей песни,
И благоговейно поют.
Прекрасная, с светлым улыбчивым ликом,
Подобным дневным небесам,
И с острым копьём она ходит по диким,
Богатым добычей лесам.
Богиня снимает с плеча торопливо
Свой лук, бьёт в мелькнувшую тень,
И нету спасенья лани пугливой,
Не скроется в чаще олень.
Вослед за богиней по плавному склону,
И нимфы – бегом по бугру.
Все в Дельфы спешит, отдохнуть к Аполлону,
Послушать кифары игру.
Под нежные звуки волшебной кифары
Богиня ведёт хоровод.
И музы, и нимфы сплетаются в пары,
Их всех Артемида ведёт.
На голову выше, она всех прекрасней,
Богиня! И поступь и стать!
И в каждом движении – полное страсти
Могущество можно читать.
В прохладных, увитых растеньями гротах,
Над узкой холодной рекой
Она отдыхает, и если хоть кто-то
Нарушит богини покой,
И горе тому, чьё нескромное око
Встревожит богиню, и он
Тотчас пострадает, наказан жестоко.
Так юный погиб Актеон.
Сын дочери Кадма, царившего в Фивах,
Охотился в местных лесах,
Зелёных, чащобах, густых и красивых,
Что на Киферона холмах.
Охотники – други, решили свалиться
Под дубом – поспать, отдохнуть,
А сам Актеон захотел прохладиться
У вод, и отправился в путь.
Он шёл, наслаждаясь прелестной погодой,
Повсюду был мир и покой.
Увидел пещеру на склоне. У входа
Гирлянды блестели листвой.
Входил в этот грот, и не знал, горемычный,
Услышав, как плещет вода –
Сама Артемида приходит обычно
На отдых полдневный сюда.
И нынче в том гроте была Артемида,
В ручье искупаться зашла,
А нимфам – подругам весёлого вида
Свой лук подержать отдала.
Уж нимфы с богини сандалии сняли,
И золото чудных волос
Они Артемиде узлом завязали,
Чтоб долго сушить не пришлось.
К ручью поспешили, где чистые воды
Теченьем косички плели,
Но тут Актеон появился у входа,
И в ужас все нимфы пришли,
И плотным кольцом окружили богиню,
Чтоб смертного пагубный взор
Не смог наготу осквернить её, ныне
Живой сотворили забор.
Подобно тому, как пурпур озаряет
С восходом небесный рельеф,
Так щёки богини огнём заливает
Безудержный яростный гнев.
Сурово блеснули прекрасные очи,
Покрыла чело её тень,
И тут Актеон, до прохлады охочий,
Предстал как пугливый олень.
Ветвистых рогов появилось сплетенье,
Пятнистою шерстью пошло
Всё тело, и шея вдруг стала оленьей,
И уши поднялись востро.
Увидел в ручье Актеон отраженье,
И горько воскликнуть хотел,
Но спазмом охвачено горла движенье,
И он по оленьи взревел.
– О, горе! – Вскричал Актеон, весь в смятенье,
Вглядевшись в злосчастный родник.
И слёзы из глаз покатились оленьих,
Наружу не вырвался крик.
Помчался олень от ручья без оглядки
В лесистую жаркую тьму,
И псы Актеона, предчувствуя схватку,
Помчались вдогонку ему.
Не в силах собаки узнать Актеона,
Пред ними всего лишь олень –
Азартная цель для охоты, загона,
Им гнать за добычей не лень.
И мчался олень по полям Киферона,
К ущельям, горам и лесам,
И сердце оленя, сиречь – Актеона,
Стучит – не достаться бы псам!
Но псы догоняют, в азартном удушье
Их лай переходит на хрип.
Догнали, вцепились в бока и подбрюшье,
И понял олень, что погиб.
Пытался собакам вскричать: «Я хозяин!»
Но выдавить смог только стон.
И умер, клыками собак весь изранен,
Несчастный олень – Актеон.
А тут и товарищи все подоспели,
И кто-то кому-то сказал:
– Жаль, нет Актеона! – Друзья пожалели –
Не видит охоты финал.
Погиб Актеон. Сей охотник отважный
Приблизился к страшной черте,
Когда Артемиду узрел он однажды
В прекрасной её наготе.
Адонис
(вольный перевод отрывка
поэмы Овидия "Метаморфозы")
Богиня любви Афродита – всевластна,
Всех жалует даром – любить,
Чтоб бог ли, герой, человек – не напрасно
Сумел долгий век свой прожить.
Жестоко Нарцисса она покарала
За то, что любил лишь себя.
Пощады и впредь никому не давала,
Кто думал прожить, не любя.
Но муки любви и богиня познала,
Адониса вдруг полюбив,
Царевича Кипра, каких не бывало
Средь смертных, так был он красив.
Адонис затмил олимпийцев прекрасных
Мужскою своей красотой,
И сердце богини зажглось и не гасло,
Навек потерявши покой.
Забыла Киферу, цветущую буйно,
Забыла про светлый Олимп,
Охотилась смело с Адонисом юным
В лесах, что на острове Кипр.
Охотясь в лесах, Афродита забыла
О собственной пышной красе,
Она драгоценных колец не носила,
Нет жемчуга в пышной косе.
Под солнцем палящим стреляла в оленей,
Добытчица зайцев и серн,
Но кабанов, грозных львов и медведей
Старалась не трогать совсем.
Она настоятельно друга просила
Не трогать медведей и львов,
Чья быстрая ярость и страшная сила
Могла взять Адониса кровь.
Нечасто богиня его оставляла,
Но всё же случалось не раз.
Любимого друга она умоляла
Её не нарушить наказ…
Однажды Адониса чудо – собаки
Напали на след кабана.
Охотник в предчувствии яростной драки
Азарт ощущает сполна.
Всё ближе к Адонису псы – забияки,
Шерстистая туша видна,
Несётся в кустах, догоняют собаки,
Вот-вот, и настигнет одна.
Адонис готов разъярённого зверя
Пронзить, приготовил копьё,
Но вот развернулся кабан, он намерен
Пустить в ход оружье своё –
Клыки, как кинжалы остры и зловонны,
В Адониса тело вошли,
Проткнули его, и упал он, сражённый,
На лоно цветущей земли.
И вот Афродита, убитая горем,
На поиск отправилась в путь
На Кипрские вечнозелёные горы,
Адониса тело вернуть.
По скалам, в ущельях брела Афродита,
Все ноги изранила в кровь,
Но раны не в счёт, если сердце разбито,
Не склеить, горючее, вновь.
Адониса тело нашла Афродита,
И горькие слёзы её
На тело любимого были пролиты,
На кисть, что держала копьё.
Цветку анемону богиня велела –
Из крови Адониса тут
Расти постоянно соцветием белым,
А рядом пусть астры цветут.
А там, где самой Афродиты упали
Кровинки из раненных ног,
Там розы чудесные выросли, алы.
И ей посочувствовал бог –
Сам Зевс – Громобой пожалел Афродиту,
Воистину, милостив к ней,
Уменьшить разлуку велел он Аиду,
Из царства умерших теней –
На лето Адониса душу и тело
К богине любви отпускать,
А осенью снова к себе в подземелье,
В мир мёртвых его опускать.
Счастливый Адонис с тех пор по полгода
С любимою вместе живёт,
Цветёт Афродита, ликует природа,
Никто расставанья не ждёт.
Но осень приходит, она неизбежна,
Адонис к Аиду уйдёт,
С любовью своей попрощается нежно –
Она до весны подождёт.
Нарцисс
По мотивам поэмы Овидия
Однажды летом нимфа Лавриона
Вошла в поток, что тихим, светлым был,
Но бог речной, Кефис, поднявши волны,
Насилие над нимфой совершил.
И понесла та нимфа от Кефиса,
И родила, когда пришёл ей срок,
Ребёнка нимфа назвала Нарциссом,
А на вопрос ответил ей пророк:
– О будущем младенца вопрошаешь,
Мол, сколько проживёт на свете лет?
Он проживёт, доколе не узнает
И не увидит собственный портрет.
А мальчик вырос до того красивым,
Каким бывает только божество.
Все юноши и девы, все ревниво
Дотронуться желали до него.
Нарцисс, был горд всеобщим обожаньем,
Но никому он повода не дал
Приблизиться и окружить вниманьем,
Его, любимого, и всех он отвергал.
Тот, кто не чтит златую Афродиту,
Кто не желает власть её признать,
Кто отвергает дар её великий,
Того нещадно может покарать.
Богиня стала строгой и жестокой
Для бога рек по имени Кефис,
И нимфы Лаврионы светлоокой,
Сгубив их сына с именем Нарцисс.
Сей юноша прекрасный, смелый воин,
Жил, никого на свете не любя,
Считал, что он один любви достоин,
Без памяти любил он лишь себя.
Однажды он, охотясь без успеха,
Вдруг заблудился в сумрачном лесу.
Увидела Нарцисса нимфа Эхо,
Залюбовалась на его красу.
Над нимфой Эхо гнев богини Геры
Распространял божественный свой дух –
Она сказать не смела слова первой,
Лишь повторяла сказанное вслух.
Нарцисс вгляделся в лес, чащобы кромку,
Недоумением охвачен весь,
И крикнул «Кто здесь?» с оторопью громко.
И Эхо громко отвечала: «Здесь!»
– Иди сюда! – Нарцисс окликнул Эхо,
Не видя ни дороги, ни пути.
– Сюда! – ответ из леса, как потеха,
И голос захотел к нему пройти.
Спешит к Нарциссу нимфа молодая,
Протягивает руки второпях,
Но оттолкнул её гордец, ломая
Ветвей завесу, спрятался в кустах.
Осталась нимфа, от любви страдая,
Печальной жительницей тех лесов,
Лишь голос свой любому отдавая,
Ответами на окрик или зов.
Ну а Нарцисс, гордец самовлюблённый,
Отверг всех нимф чудесной красоты.
Однажды дева с сердцем уязвлённым
Ему сказала: «Полюби ж и ты!
И пусть же та, которую полюбишь,
Не даст ответ взаимности тебе.
Погибнешь сам, как нас сейчас ты губишь,
Ведь так в твоей написано судьбе!»
Исполнилось той нимфы пожеланье –
Явила Афродита весь свой гнев –
За то, что дар оставил без вниманья,
Не обратив любви своей на дев,
Назначила Нарциссу наказанье:
Уставшему в охотничьей стрельбе,
Дать для него с самим собой свиданье,
Чтоб он и сгинул от любви к себе.
Нарцисс однажды на охоте летом
Вдруг вышел к тихому и чистому ручью,
Который был ни пастухам неведом,
Ни козам, ни окрестному зверью.
В ручье чистейшем не было ни веток,
Ни ветром принесённых лепестков,
Лишь гладь воды полна зеркальным светом,
И отраженьем неба и кустов.
Нарцисс нагнулся, опершись на камень,
Который выступал из глади здесь,
Упёрся так обеими руками,
В воде зеркальной отразившись весь.
Увидел он себя в воде, и мигом
Страсть к отраженью овладела им.
Так Афродиты кара и настигла
Того, который лишь себе любим.
Глазами, полными любви и ожиданья,
Глядит в ручей, душа его поёт,
К тому, достойному любви и обожанья,
Он руки простирает, и зовёт.
Он наклоняется к воде ручья зеркальной,
И жаркий поцелуй губами шлёт,
Но ловит лишь глоток воды хрустальной,
Холодной, обжигающей как лёд.
Всё позабыв от страсти первородной,
Нарцисс не ест, не пьёт, забыл про сон.
Любуется отображеньем водным,
Никак не может оторваться он.
– О, кто страдал на свете так жестоко!
Нас разделяют не леса, моря и льды,
Меня с любимым разделяет так немного –
Всего лишь узкая полосочка воды!
Задумался. Вдруг, как мороз по коже,
И мысль сверкнула в сумрачном мозгу:
О, горе мне! Я полюбил, похоже,
Лишь самого себя на берегу.
Я чувствую – немного жить осталось.
Едва расцвёл, увяну и сойду
К Аиду в царство, ах, какая жалость!
Но мне не страшно – так свою беду,
Свои страданья прекращу скорее,
Уйдёт неразделённая любовь.
Без сил Нарцисс, и плачет он, бледнея,
Но всё глядит на отраженье вновь.
И слёзы юноши, упав на отраженье,
Пустили по воде волну в кольцо,
И вод ручья пологое движенье
Прекрасное нарушило лицо.
Но вод опять пришло успокоенье,
Опять Нарцисс глядит во все глаза,
Не может оторваться в упоенье,
И тает, как от солнца днём роса.
И видит, им покинутая нимфа,
Та Эхо, что в Нарцисса влюблена,
Как, он, слабея, умирает тихо,
Но дева та Нарциссу не нужна.
Слабея, он воскликнул вдруг: «О, горе!»
И нимфа, что была невдалеке,
В ответ откликнулась Нарциссу вскоре –
«Горе!», платок сжимая в трепетной руке.
– Прощай! Промолвил тихо отраженью
Нарцисс, последний раз закрыв глаза.
Негромко Эхо повторила тенью,
Из глаз её скатилась вдруг слеза.
Склонилась тело юного Нарцисса
На сочную прибрежную траву,
В густой прохладной тени кипариса
Сложил свою прекрасную главу.
Заплакав нимфы о Нарциссе милом
(А нимфа Эхо – более всего),
Устроили усопшему могилу,
Пришли за ним, но не нашли его.
На месте, где легло Нарцисса тело,
Где он прилёг в траву, главою вниз,
Вдруг произрос цветок душистый белый,
Цветок посмертный с именем Нарцисс.
Геракл
(Вольный перевод поэмы
Еврипида Геракл)
Геракл обретался в лесах Киферона,
Мужал там, учился и рос.
И сила была у Геракла огромна,
Огромным же стал его рост.
Геракл был привержен военным наукам,
Никто с ним сравниться не мог
В метаньи копья, в упражнениях с луком
Был точен герой, словно бог.
Ещё не вошёл он во взрослую пору,
И юношей ставший едва,
Поднявшись один в Киферонские горы,
Он встретил там грозного льва.
Копьём поразил он рычащего зверя,
И шкурой его, как плащом
Покрыл свои плечи, одеться намерен –
Довольно ходить нагишом.
Концами косынки он львиные лапы
Узлом завязал на груди,
И шлемом служила та кожа Гераклу,
Что снял он со льва головы.
Он вырвал с корнями молоденький ясень,
И палицу сам сотворил,
Гефест отковал золотой ему панцирь,
А лук Аполлон подарил.
Гермес подарил ему меч из железа,
Афина, отставив дела,
И пряжи тончайшей ничуть не жалея,
Одежду ему соткала.
Геракл возмужал, победил он Эргина (1) –
Орхомена злого царя,
Которому дань постоянно платили
Все Фивы. И благодаря
Геракла за громкую эту победу,
Царь Фив ему славу воздал –
Мегару, прекрасную юную деву,
Он в жёны Гераклу отдал.
Он счастлив был в Фивах с женою Мегарой,
Супругой прекрасной своей,
И боги прислали супругам подарок –
Прекрасных троих сыновей.
Богиня же Гера к Гераклу пылала
Сухим ненавистным огнём.
В отместку болезнь сыну Зевса наслала –
Рассудок подвинулся в нём.
В припадке неистовства умалишённый
Убил всех своих сыновей,
И брата Ификла, безумия полный,
Убил и его он детей.
Когда же прошёл злополучный припадок,
Познал он себя самого,
Увидел Геракл, до чего же он гадок,
И скорбь охватила его.
Покинул Геракл семивратные Фивы (2),
И в Дельфы, как раненый зверь,
Поплёлся, спросить Аполлона тоскливо,
Что делать он должен теперь.
Велел Аполлон отправляться теперь же
В Тиринф, в нём безвыходно жить,
На службу податься к царю Эврисфею,
Двенадцать там лет прослужить.
Сказал он вдобавок, Геракла жалея -
Судьба его смерти лишит,
Когда по веленью царя Эврисфея
Он подвиги все совершит.
***
1. Эргин -царь Орхомена Минийского.
2. Фивы – древнегреческий город в Беотии с семью городскими вратами.
Немейский лев
Гераклу недолго пришлось дожидаться
В Тиринфе.Он прибыл едва,
Как царь Эврисфей (1) приказал собираться
Прикончить немейского льва.
Тот лев, от Тифона рождённый Ехидной,
Был необычайно велик.
Он жил возле древней Немеи. Как видно,
Голодным он быть не привык.
В окрестных лесах уже не было дичи,
Ни коз, ни гусей – петухов.
Поэтому зверь взял себе за обычай
На ужин сжирать пастухов.
Геракл у Немеи отправился в горы,
Чтоб логово льва отыскать.
Повсюду охотник бросал свои взоры,
Но зверя нигде не видать.
Он долго искал свою цель, наш охотник,
По склонам в зелёных лесах,
Нигде не увидел усталый и потный
Намёка он даже в следах.
Но вот, наконец, когда солнце склонилось,
К закату, и стало темней,
Большая пещера Гераклу явилась.
Два выхода было у ней.
Геракл завалил один выход у грота,
И стал у второго ждать льва.
Почти что стемнело, когда вдруг у входа
Возникла его голова –
Огромных размеров, страшна и космата,
И тело громадного льва.
Геракл три стрелы запустил в супостата,
Звенела его тетива.
Но так поросла грубым волосом кожа,
И шкура была так крепка,
Что стрелы, остры и быстры, но похоже,
Пронзить не смогли льва бока.
И лев зарычал, грозно лапы расставил,
Рычанье в горах отдалось.
Искал лев глазами – кто стрелы направил,
В глазах были ярость и злость.
Но вот на Геракла в прыжке сиганула
Огромная туша, резва.
Но палица молнией быстрой сверкнула,
Обрушив на голову льва
Удар непомерный, тяжёлый как камень.
Упал лев – удар оглушил.
Геракл обхватил его шею руками,
И насмерть его задушил.
Взвалил льва на плечи, и палицу выскреб,
В Немею затем он сходил –
Принёс жертву Зевсу. Немейские игры (1)
В честь подвига там учредил.
Когда же он тушу доставил в Микены,
Увидел её Эврисфей,
И дрогнули в страхе некрепкие члены,
Он внял – нет Геракла сильней.
И царь запретил подходить (из боязни)
Гераклу к воротам Микен,
А факты его совершённых деяний
С высоких разглядывал стен.
***
1.– Эврисфей – царь Микен, горда в древней Греции, что находятся в рядом с городом Тиринфом.
2.– Немейские игры – прообраз Олимпийских игр.
Лернейская гидра
Вновь царь, за высокими прячась стенами,
Придумал Гераклу дела –
Пусть гидру убьёт с девятью головами,
Что в городе Лерна жила.
Та гидра была от Тифона Ехидной,
Как брат её, лев, рождена.
В болоте таилась, и было не видно,
Насколько огромна она.
Из логова гидра, когда выползала,
Людей постигала беда –
Ведь в девять голов она скот поедала,
Сжирая большие стада.
Борьба с этой гидрой трудна и опасна,
Поскольку из этих голов
Бессмертна одна, с ней боролся напрасно
Уже не один змеелов.
С собою Геракл пригласил Иолая
(Он брата Ификла был сын),
В лесочек у Лерны атлет заезжая,
Повозку припрятал там с ним.
А след его к логову грязному вывел –
В норе, в окруженье болот,
Он тварь безобразную тут же увидел,
И все её девять голов.
Геракл докрасна раскалил свои стрелы,
И начал их в гидру пускать,
И в ярости гидра с чешуйчатым телом
Змеёй начала выползать.
Она поднималась, опасно и смело
Пытаясь восстать в полный рост,
Геракл придавил её скользкое тело,
Ногой наступив ей на хвост.
А гидра, хвостом обвивая героя,
Пыталась его повалить,
Геракл же стоял неприступной скалою,
Чтоб головы твари крушить.
Как вихрь свистело героя оружье,
Удар – летит голова,
Но вместо слетевшей являются тут же
Две новых, и гидра жива.
Тут к гидре на помощь, почуяв тревогу,
Приполз сквозь болотистый мрак,
И впился клешнями в Гераклову ногу
Огромный, чудовищный рак.
Воскликнул герой, и призвал Иолая,
И медлить тому не пришлось –
Он быстро прикончил, копьём пробивая
Огромного рака насквозь.
Деревья поджёг Иолай в ближней роще,
И мощью горящих стволов
Он стал прижигать шеи, так было проще,
Гераклом отбитых голов.
И новые головы не появлялись,
И схватка на убыль пошла
Последняя только у гидры осталась,
Что как бы бессмертной была.
Но вот и последняя с шеи слетела,
И наземь упала она,
И гидры лежало змеиное тело -
Она была побеждена.
Бессмертную голову гидры Геракл
Надёжно зарыл, глубоко,
Огромной скалою её припечатал,
Чтоб было найти нелегко.
Затем он рассёк бездыханное тело,
В его ядовитую желчь
Герой погрузил свои острые стрелы,
Чтоб стали нести они смерть.
Желая с триумфом вернуться скорее,
Геракл летел как орёл,
Но волей трусливой царя Эврисфея
Он вновь испытанье обрёл…
Стимфалийские птицы
Герою опять Эврисфей поручает
Достичь его царства границ,
К Стимфалу, который нещадно страдает
От злого нашествия птиц.
Они на людей нападают, и в злости
Скотине чинят грабежи.
Их медные клювы и медные когти
Тверды и остры как ножи.
Но самое страшное было в тех птицах,
Что перья из бронзы у них.
Они их роняют, и каждое мчится,
Врагов поражают своих.
Нелёгкое дело, но выполнить надо
Веление злого царя.
Но тут появилась Афина-Паллада,
Тимпаны (1) Гераклу даря –
Два медных тимпана (Гефеста работа),
Велела подняться на холм
У леса, где птицам гнездиться охота,
Ударить в тимпаны потом.
Когда же поднимутся птицы от звука,
И станут над лесом кружить,
То надо побить их из грозного лука,
И дело своё завершить.
Геракл так и сделал, на холм он взобрался,
Ударил в тимпаны, и звон
Такой оглушительный в небе поднялся,
Что грому подобен был он.
И птицы покинули леса пределы,
И стали кружиться легко.
Дождём они сыпали перья как стрелы,
Но воин сидел далеко,
Куда не летели те острые перья,
Геракл же поднял грозный лук,
И быстрые, с молнией схожие стрелы
Разили пернатых. Испуг
Тотчас охватил тех разбойников неба,
И весь стимфалийский кошмар
В заоблачной выси исчез, будто не был,
Лишь эхо откликнулось – «кар»!
Вернуться в Стимфалу они не посмели,
Свершив перелётный побег,
На берег Эвксинский (2) они улетели,
И там поселились навек.
Исполнил Геракл вновь приказ Эврисфея,
Вернулся в Тиринф поскорей.
Но тут получил, отказаться не смея,
Задание много трудней…
***
1. Тимпан – древний медный барабан.
2. Эвксинский понт – в древности Чёрное море.
Керинейская лань
Знал царь Эврисфей, что в Аркадии светлой
Живёт Керинейская лань,
Которая мчится со скоростью ветра,
Сбирая с полей свою дань.
Имела черты не совсем рядовые
Та лань, что губила жнивьё –
Носила надменно рога золотые,
Из меди же ноги её.
Её насылает в поля Артемида
Как кару, стремясь наказать
Всех местных людей за былую обиду,
Что знала давно её мать…
Гераклу велел Эврисфей изловчиться,
Доставить в Микены живой
(На гордость ему и на радость царице)
Ту лань, как трофей боевой.
А лань проносилась чрез долы и горы,
Как ветер неслась по полям,
Посевов зелёных губила просторы
К великому горю селян.
Геракл целый год за добычей гоняясь,
Заглядывал в каждую щель,
Всё дальше на север за ней продвигаясь,
Туда, куда шла его цель.
В погоне за ланью дойти получилось
До гиперборейских широт,
До Истра истоков. Лань остановилась,
На юг совершив поворот.
Герой дотянулся до лани рукою,
Укрытый вечернею мглой,
Но лань, высоко подскочив над тропою,
Назад уж помчалась стрелой.
И снова погоня пошла непростая,
До самой Аркадии вспять,
И, полная сил, эта лань золотая
Не думала даже устать.
Прибегнул Геракл тут к излюбленным стрелам,
Валившим любое зверьё.
Один только выстрел по лани он сделал,
Прицелившись в ногу её.
Взвалил он добычу прекрасного вида,
Нести уж в Микены хотел,
Но встала ему на пути Артемида,
И голос её зазвенел:
– Ты разве не знаешь, Геракл полоумный,
На что свою поднял ты длань!
Зачем оскорбил ты меня, неразумный,
Поранив любимую лань?
Так знай, я обид никому не прощаю,
А ты, герой, даже не бог.
Но я и собратьям сполна отвечаю
На каждый обидный кивок.
Ответил Геракл богине поклоном,
С почтением ей говоря:
– Великая дочь несравненной Латоны,
Прошу, не вини меня зря!
Богов, что живут на пресветлом Олимпе,
Всегда я покорнейше чтил.
Попытки тягаться в могуществе с ними
Себе никогда б не простил.
Ослушаться воли царя я не смею,
Отправлен к нему на поклон –
Служить лет двенадцать во всём Эврисфею
Велел мне твой брат Аполлон.
Потравой полей Эврисфей возмутился.
И лишнего не говоря,
Весь год напролёт я за ланью стремился,
Чтоб выполнить волю царя.
Геракл говорил с Артемидой смиренно –
Простила богиня его.
И он к Эврисфею явился в Микены,
Доставив добычу живой.
Эриманфский кабан
Недолго Геракл слушал музыку арфы –
Теперь Эврисфей приказал
Убить кабана на горе Эриманфе,
Что Псофис (1) весь в страхе держал.
Кабан, обладавший чудовищной силой,
И мощью огромных клыков
В окрестности Псофиса живность громил он –
Валил лошадей и быков.
И люди, коль скоро ему попадались,
И те сражены наповал.
Не раз горожане уже убеждались –
Уйти этот вепрь не давал.
Свой путь к Эриманфу начавши неспешно,
Кентавра Геракл навестил
По имени Фол, и хозяин, конечно,
Геракла вином угостил.
Открыл он огромный сосуд благовонный
С прекрасным прохладным вином,
И благоухания запах сей томный
Разлился далёко кругом.
Другие кентавры вдохнули в печали
Сей запах, что ветры несут,
И страшно на Фола они осерчали,
Что он распечатал сосуд.
Ведь это вино – дополнение к пище,
И праздника всякого бог,
Являлось их общим, и к Фола жилищу
Помчались они со всех ног.
Геракл и Фол услыхали едва ли
Кентавров сердитых прыжки –
Так весело-пьяно они пировали,
Надевши из плюща венки.
Геракл тех кентавров не испугался,
Хоть страшные в гневе они,
Он из очага кинул в тех, кто ворвался,
Дымящиеся головни.
Кентавры бежали, от страха сомлели,
Но стрелами с ядом герой
Преследовал их вплоть до мыса Малеи (2),
Где спрятались те под горой,
Укрывшись у друга Геракла Хирона,
В пещерную спрятавшись мглу,
И следом в пещеру ворвался герой наш,
В кентавров направив стрелу.
Вонзилась стрела в одного из кентавров,
Пробивши колено его.
Героя от ужаса вдруг зашатало –
Он в друга попал своего,
В Хирона, мудрейшего в греческом мире,
Который о жизни всё знал.
Геракл на помощь ему поспешил, и
Омыл рану, перевязал.
Но знал и герой, и Хирон досточтимый –
Тот яд, что из гидры добыт,
Любую царапину неизлечимой
Болезнью навек обратит.
Хирон улыбнулся Гераклу для вида,
Не больно, мол, добрый мой друг…
Впоследствии сам же он в царство Аида
Сошёл, чтоб не знать долгих мук.
Покинув Хирона в глубокой печали,
Достиг он горы Эриманф.
Нашёл кабана, его выгнав из чащи,
И в снег на вершине загнав,
Связал ему крепко и рыло, и члены,
Взвалил на себя как мешок,
Принёс Эврисфею он в город Микены,
И царь испытал нервный шок –
Огромную тушу в щетине увидев,
Что слуги к воротам несут,
От страха он влез, за ворота не выйдя,
В огромный из бронзы сосуд…
***
1. Псофис – город в Аркадии на юге Пелопоннеса.
2. Малея – мыс на полуострове Пелопоннес.
Скотный двор Авгия
Комментарий автора:
Читаю я мифы, и гнева сдержать не умею –
Геракл был бесстрашный могучий и умный атлет,
И этому трусу, болвану царю Эврисфею
Герой беззаветно покорно служил много лет!
Но гневаться мне не придётся бессильно и долго.
В самих этих мифах заложен явленью ответ.
Когда совершаешь свой подвиг велением долга,
Рассудка привычного в этом стремлении нет.
***
И вновь Эврисфей поручает герою:
«В Элиду твой шаг будет скор,
Там Авгию нужно огромный, не скрою,
Очистить загаженный двор».
Тот Авгий, ленивый правитель Элиды,
Бездарный и жадный царёк,
Был вхожим в круги олимпийской элиты,
Отец его – Гелиос бог.
Отец одарил нерадивого сына,
Богатством снабдив навсегда,
Особенно много отдал он скотины
Огромными были стада.
Среди его стад было триста вольготных
Откормленных, гладких быков,
Всем корпусом пёстрых, но ноги животных –
Белее яичных белков.
А двести быков были краповой масти –
Сидонским (1) пурпуром красны’.
А белых быков было ровно двенадцать –
Как лебеди были они.
Ещё один бык – красоты небывалой,
Таких не увидишь нигде.
И вся его шкура на солнце сверкала,
Светилась подобно звезде.
Геракл очистить от гор безобразных
Надумал запущенный двор,
За день за один без помощников разных
Но будет таким уговор:
Что Авгий отдаст за сей подвиг герою
Полсотни быков и коней,
И царь согласился, считая, что втрое
Работа потребует дней.
Герой же сломал две стены, не жалея,
Оставив другие, как створ,
И воду Алфея, и воду Пенея (2)
Направил в загаженный двор.
И смыл весь навоз их напор ураганный –
Ещё не окончился день,
А двор уж сверкал чистотой первозданной
И грязь унеслась, словно тень.
Геракл вновь сложил те снесённые стены,
Придав им законченный вид,
К царю подошёл он походкой степенной,
-Награду давай, говорит.
Но Авгий скупой, в своём слове не твёрдый,
Не дал от обещанных стад
Десятую долю. Сердитый и гордый,
Вернулся домой без наград…
Но ложь не простил самодержцу Элиды
Герой – через несколько лет,
Свободный от службы, и помня обиду,
Геракл приготовил ответ.
С большим своим войском он вторгся в Элиду,
И Авгия вызвал на бой,
Пройдя через кровопролитную битву,
Лжеца он прикончил стрелой.
Никто из союзников Авгия – жмота
Отмщения не избежал.
Нелею досталось сильней отчего-то -
Он царственно Пилос держал.
Геракл захватил этот город мятежный,
Где правил тот самый Нелей.
Убил он его. Заодно, неизбежно,
И многих его сыновей.
Убил почти всех сыновей, как обычно,
Одиннадцать выпустив стрел,
И даже того, кто в пчелином обличье
На лошадь Геракла присел.
Он Нестора только в живых и оставил –
Последний, двенадцатый сын.
Впоследствии общество греков прославил
Он мудрым геройством своим….
Собрал Геракл войско, велел так обычай,
Принёс олимпийским богам
Обильные жертвы с богатой добычи,
Её поделив пополам.
Он жертвы принёс возле города Писы,
Что рядом с Олимпией был,
И там учредителем игр Олимпийских
Геракл навеки прослыл.
С тех пор раз в четыре увесистых года,
Средь саженых богом олив
Турнир Олимпийский проводит он гордо
Афине его посвятив….
***
1. Сидонский пурпур – красный цвет с фиолетовым отливом.
2. Алфей и Пеней – горные реки в Греции.
Критский бык
Европы сын Минос, на Крите прославил
На острове царский свой трон.
Ему для свершения жертвы направил
Быка бог морей Посейдон.
Прекрасен был бык, Минос, жадностью тронут,
Подмену его совершил,
Быка, но похуже, царю Посейдону
Он в жертву принёс, и решил,
Что тот не заметит подмены ехидной,
Быка он оставит сперва
Себе для развода, и будет не видно
Для бога морей плутовства.
Но бог Посейдон, колебатель вселенной,
Животному порчу наслал,
Которого Минос присвоил подменой,
И бешеным бык этот стал.
По острову бык тот помчался свирепо,
Крушил всё, бодал и топтал,
Людей, и посевы капусты и репы
Безжалостно уничтожал…
Зовёт Эврисфей по привычке Геракла,
Его посылает на Крит,
Быка, от которого остров весь плакал,
В Микены доставить велит.
Геракл переплыл Средиземное море,
На критской земле погостил,
Поймал он быка, причинявшего горе,
И быстро его укротил.
Геракл на бычью широкую спину
Верхом как на лошадь залез,
И плыть через море заставил скотину
До берега Пелопоннес.
Привёл он быка к Эврисфею в Микены,
Но царь убоялся быка,
Пустить в своё стадо его не посмел он,
Мол, будет на воле пока.
Почуял опять бык былую свободу,
Понёсся по Греции он,
И как-то, помявши немало народу,
Примчался тот бык в Марафон.
Носился, свирепый, по долам, доколе
(На радость для Аттики всей),
Убил его, долго гоняя по полю,
Афинский герой – сам Тесей…
Кони Диомеда
И вновь Эврисфея, царя-дармоеда
Гераклу заданье вдогон –
Во Фракию ехать к царю Диомеду,
Что правил народом «бистон» (1).
Там у Диомеда в железном загоне,
Прикованы цепью к столбам,
Имелись прекрасные сильные кони,
Они не привычны к хлебам –
Кормил Диомед человеческим мясом,
Бросая коням как еду
Убитых бистонами всех чужестранцев,
Попавших сюда на беду.
Явился с друзьями Геракл в те пределы
К царю всей Фракийской земли,
И чудо-конями они овладели,
На свой же корабль повели.
Но на берегу Диомед и бистоны
Настигли Геракла врасплох.
Абдеру (2) оставлены были те кони,
Жаль, он укротить их не смог.
Геракл, его спутники, копья схватили
И дали достойный ответ –
Всё войско бистонов они победили,
Убит был и сам Диомед.
Но сколько отчаянья было в том стоне,
Когда он увидел – Абдер
Был мёртв. Растерзали голодные кони
Его на привычный манер.
Абдер похоронен был пышным обрядом,
Насыпан внушительный холм,
И город основан с могилою рядом,
Абдерой он был наречён.
Когда же коней он привёл к Эврисфею,
То этот трусливый дурак
Велел отпустить их на волю скорее,
Приказ тот исполнил Геракл.
И кони умчались в лесистые горы,
Стремясь на свободу скорей.
И стали они неизбежно и скоро
Добычею хищных зверей…
***
1. Бистоны – мифический народ, живший во Фракии.
2. Абдер – друг Геракла, сын Гермеса.
Пояс Ипполиты
Путь в Гиперборею далёк и опасен,
Эвксинский там плещется Понт,
Не каждый моряк добровольно согласен
За дальний пойти горизонт.
Но воин Геракл был не волей своею
Отправлен в опасный поход –
Опять по приказу царя Эврисфея
На риск и скитанья идёт.
И в этой земле, что на краешке мира,
Страна амазонок лежит.
В столице её, что зовут Фемискира,
К царице попасть надлежит.
В стране амазонок, сплошь солнцем залитой,
Царица была всех сильней.
И эту царицу зовут Ипполитой,
И Ареса пояс на ней.
Ей Арес принёс этот пояс в подарок
Как символ всевластья её,
И был этот пояс каменьями ярок,
Имел золотое шитьё.
А дочь Эврисфея, тупая Амета,
Что жрицей у Геры была,
Хотела в том поясе быть разодета –
Обычные женщин дела,
Она попросила отца, чтобы пояс
Геракл непременно добыл.
Отец, о последствиях не беспокоясь,
Гераклу велел, чтобы плыл.
Геракла отряд из бойцов бесшабашных
Известен был Греции всей,
И сплошь состоял из героев отважных,
Средь них был, конечно, Тесей…
В далёком походе беда приключилась -
Он к острову Парос пристал,
Где правили братья (отец их был – Минос) (1),
Вражды здесь герой наш не ждал.
Но братья-правители дерзко убили
Двух воинов в драке с собой,
И в гневе Геракл войну объявил им,
Вступил с вероломными в бой.
Геракл перебил в этой схватке немало,
Других же он в город загнал,
И долго тот город в засаде держал он,
Уйти никому не давал.
Но вот осаждённые мир запросили –
К Гераклу прислали гонцов,
Они за убитых взамен предложили
Из них взять хороших бойцов.
Тогда наш герой, о погибших жалея,
Осаду изморную снял,
Двух Миноса внуков – Сфенела с Алкеем
С собой в путешествие взял.
Из Пароса в Мизию (2) он приплывает,
Царь Лик предложил ему мир,
С почётом великим гостей он встречает,
В честь них был устроен и пир.
Но тут неожиданно и вероломно
Царь бебриков (3) ночью напал
На Лика отрядом могучим, огромным,
Атаки Лик не ожидал.
Вступился Геракл с незначительным войском,
И бебриков он победил,
Столицу Бебрикию боем геройским
В руины Геракл превратил.
И Лику их отдал он жестом великим
Навечно, на все времена.
Гераклией в честь победителя Ликом
И названа эта страна…
Вот прибыли всё же, потратив силёнок
(Немало пришлось им пройти),
В Фемискиру, город лихих амазонок,
К намеченной цели пути.
Молва о геройствах Геракла, не скрою,
И здесь популярна была,
Поэтому встретить корабль героя
Сама Ипполита пришла.
И вышла на пристань с толпой амазонок,
С восторгом смотрела она
И видом героя в плаще золотистом
Осталась довольна сполна:
– Скажи мне, сын Зевса, открыто и смело –
Зачем ты добрался сюда?
Ты с миром пришёл, для хорошего дела,
А, может, грозит нам беда?
***
1. Минос – царь Кносса на острове Крите.
2. Мизия – область Малой Азии.
3. Бебрики – воинственный вероломный народ, живший на территории Вифинии.
Геракл отвечает учтиво царице:
– Пришёл я не волей своей,
Пришлось мне с врагами и с бурей сразиться –
Властитель Микен, Эврисфей
Направил к тебе, почитай, на край света,
Чтоб Ареса пояс просить,
Чтоб дочка его, жрица Геры, Адмета
Могла этот пояс носить.
Не в силах была отказать Ипполита,
Уже собиралась отдать
Сей пояс чудесный, с добром и открыто
Хотела с себя его снять.
Но Гера (И здесь эта Гера поспела!)
Желая Геракла сгубить,
В толпу амазонок пробраться сумела,
Чтоб женщин наивных смутить:
«Неправду Геракл говорит Ипполите,
Пришёл он коварство чинить,
Царицу намерен пришелец похитить,
В рабыню её превратить».
И яростным гневом они запылали,
Оружие скоро схватив,
На войско Геракла внезапно напали,
Отпор его предвосхитив.
И первой среди этой женской плеяды
Аэлла (1), как ветер, неслась,
Напасть на Геракла она была рада,
Кипела в ней мщения страсть.
Но тот отразил нападенье Аэллы,
И в бегство её обратил,
Сверкающий меч опустился умело,
И насмерть её поразил.
Такая же участь постигла Протою (2) –
(Седьмой был повержен герой
Железной, не женской по силе рукою).
Геракла разящей стрелой.
Она сражена. Под покровом эгиды
Напал амазонок отряд,
Их семеро было, подруг Артемиды,
И копий посыпался град.
Но копий их семь не попали в героя,
Над ухом его просвистев,
И палицей, больше обыденной втрое,
Прикончил Геракл этих дев.
Не в меру воинственную Меланиппу (2),
Главу этих женских когорт,
Взял в плен наш герой, заодно – Антиопу (3),
Собрался доставить на борт.
С Гераклом царица тут мир заключила,
Отдав ему пояс. Взамен
Свою Меланиппу она получила.
Достался сестре её плен.
Геракл эту деву, что звать Антиопой,
Тесею в награду отдал
За храбрость его, а герой светлоокий
Женой Антиопу назвал…
***
1. Аэлла (в переводе – вихреподобная) – амазонка, воительница.
2.– 3. Меланиппа и Антиопа – дочери Отреры и бога Ареса.
Коровы Гериона
Ещё от в страну амазонок похода
Геракл не успел отдохнуть,
Как тот же правитель Микен снова отдал
Приказ: «Отправляйся-ка в путь,
И мне приведи тех коров великана,
На западном крае земли,
Он на берегу самого Океана
Стада охраняет свои».
А тот Герион, трёхголовый и смелый,
Имеет шесть ног и шесть рук,
Щитами тремя закрывает три тела,
И враз три копья мечет вдруг.
Отправил Геракла правитель коварный
Сквозь множество гибельных мест,
До края, где Гелиос, бог светозарный
С закатом уходит с небес.
Пошёл наш герой, задыхаясь от пыли,
В Ливийских просторах пустых,
По странам, где варвары дикие жили,
Достиг он пределов земных.
По двум сторонам у морского пролива,
Геракл знойным солнечным днём
Из камня поставил столпы терпеливо
На вечную память о нём.
Немало ещё поскитался он снова,
Пока, наконец, не достиг
Крутых берегов Океана седого,
И тут от раздумий поник –
Добраться до острова как Эрифейи,
Где держит стада Герион?
На лодке бы было, конечно, скорее,
Да где же найдёт её он?
А день уже начал к закату клониться,
Нагнал облаков караван,
И Гелиос – бог на своей колеснице
Спускался ко сну в Океан.
И ярким лучом ослепил он героя,
Палящий почувствовав зной,
Геракл за лук ухватился – настроен
На битву всегда был герой.
Но Гелиос-солнце, улыбкой светлея,
(Был он добродушен вполне),
Герою поплыть предложил к Эрифейе,
В своём золотистом челне,
В котором он сам проплывал каждый вечер
От запада в дальний конец,
В большой колеснице востоку навстречу,
В свой золотостенный дворец.
Геракл, ободрённый таким предложеньем,
Вскочил в этот челн золотой,
И до Эрифейи мгновенным движеньем
Доставлен на берег герой.
Пёс Орфо, коров тех охранник двуглавый –
По ветру направив свой нос,
Почуял по воздуху след его слабый,
И с лаем набросился пёс.
Но палица воина, в воздухе свистнув,
Прибила сей грозный запал,
И прыгнувший пёс, на мгновенье зависнув,
Уж замертво наземь упал.
Но стадо чудесных коров Гериона
Не только тот пёс сторожил –
Ко лбу и огромного Эвритиона
Дубину герой приложил…
Прикончил герой наш и Эвритиона,
И стадо коровье погнал
На берег морской, где в прохладе муссона
Из золота челн ожидал.
Но сам Герион совершенно случайно,
Корчуя платановый ствол,
Услышал у моря коровье мычанье,
И к стаду поспешно пошёл.
Увидев, что пёс с великаном убиты,