Воронье гнездо 2. Призрачный зов

худож. Ёнов.

© Марика Макей, текст, 2025

© ООО «РОСМЭН», 2025

Глава 1

Пройденный путь

В прошлом месяце моя жизнь круто изменилась. Я приехал на лето к бабушке в деревушку под названием Воронье Гнездо и оказался в ловушке. Хотелось бы сказать, как забавно вспоминать, что эта поездка была моим наказанием за граффити, которым я наградил здание отдела полиции, но мне ни капли не смешно. Отец, сам того не ведая, отправил меня в ссылку в деревню, кишащую призраками.

Я и ребята, с которыми мы подружились, до конца не уверены, отчего в Гнезде происходят ужасы, но призраки – отпечатки памяти реальны. Мы упокоили уже троих. Первым стал Федор Ильич, и на самом деле во многом благодаря ему мы смогли нащупать ниточку, зацепку, с помощью которой разобрались, как отправлять неживых на тот свет. Если он вообще, конечно, существует… Необходимо прочитать молитву, искреннюю, идущую от сердца, окропить святой водой человеческие останки или оболочку души, и тогда мертвого ждет покой.

Оказалось, отпечатками памяти могут стать обиженные души. Те, кого похоронили не по правилам или чью могилу потревожили. Так было с дедушкой Аглаи Васильевны. Могилу бедного старика уничтожили вместе с церковью, чем разозлили усопшего. Убитым тоже приходилось скитаться среди живых, как, например, Катюхе… Мы любили эту девочку, она была нашей подругой, слухачом в команде. Для всех стало ударом, что она оказалась отпечатком памяти. Мы не хотели ее отпускать, но пришлось…

Проклятие ли лежит в основе здешних ужасов, или же всему виной злое место – ведь сама деревня будто живая, – неизвестно пока. Но мы с друзьями обязательно выясним это. Через страх, через боль и все, что нам уготовило Воронье Гнездо. Мы обязаны. Ведь теперь, после упокоения Катюхи, деревенские жители перестанут забывать про творящуюся вокруг чертовщину. Потому что именно Катюха была источником блаженного забвения. Как мы выяснили, все отпечатки на что-либо влияют, вот и Катюха заставляла совершеннолетних забывать ужасы Гнезда, дабы сберечь их рассудок.

Ребята считают, что нам удалось хоть немного продвинуться в решении загадки Гнезда – во многом благодаря мне. Я же думаю, все мы обязаны случаю и удачному стечению обстоятельств. Но если не кривить душой, слова друзей все же вселяют в меня уверенность. Хочется надеяться, что везение нас не покинет. Хотя если учесть, что наша группа раскололась надвое, мы поругались с Толстым и его парнями и потеряли подругу, уже трудно представить, что нам когда-то везло. Пятеро человек против деревушки с характером… шансы на успех сводятся к нулю. И все же я верил, что смогу покинуть Воронье Гнездо.

После того как мы нашли останки Катюхи и упокоили ее отпечаток памяти, прошла неделя. За это время наше расследование не сдвинулось ни на миллиметр. Но, честно говоря, мы все выдохлись и теперь понемногу приходили в себя. Ребята почти не объявлялись, каждый справлялся с печалью по поводу потери подруги как мог. Я, например, больше времени проводил с бабушкой.

Погода успокоилась и радовала нас жаркими днями. За ту дождливую неделю я успел возненавидеть сырость. Пасмурное небо ассоциировал теперь только с бедами, и неспроста. Ливень не дал мне выбраться из деревни, в дождь мы потеряли Катюху… Я скучал по ней сильней, чем мог себе представить. Всячески пытался успокоить себя, что мы все сделали правильно, но жалость к слухачу с такой горькой судьбой заслоняла здравый смысл. Конечно, моя печаль была несравнима с горем Глеба, но тоска есть тоска.

После моего приезда в Воронье Гнездо утекло много воды… Я всем сердцем полюбил бабушку, нашел новых друзей и, кажется, влюбился. А еще пережил утрату и обзавелся кучей фобий. Все изменилось.

Хотел бы я любоваться красотами деревенской природы, как в первый день здесь. Купаться в речках, не боясь, что на дно утащит чудище или еще кто похуже. Я старался не думать о себе как о заключенном, такие мысли сводили с ума. Но все равно они нет-нет да проскальзывали. Катюхи нет, забвение больше никого не спасет, мы перешагнули точку невозврата…

– В последнее время, я смотрю, тебя хандра замучила?

Бабушка вырвала меня из раздумий. Оказывается, я совсем забыл про налитый чай и он давно остыл. Я лишь улыбнулся на ее вопрос, поэтому она продолжила наступление:

– Славушка, вы с Зоей поссорились, что ли?

– Ба, да с чего ты это взяла?

В прошлый месяц бабушка все ругалась, что я не могу усидеть дома, а на этой неделе ее, наоборот, беспокоило то, что я вдруг превратился в домоседа. Она снова и снова начинала один и тот же разговор. А сегодня решила приплести еще и Зою.

– Давно ты к ней не отпрашивался, и она перестала забегать… – Бабушка уперла мучные руки в бока, забыв о выпечке. – Ты ведь не променял ее на Ингу?

Я поперхнулся чаем и закашлялся. А от пристального бабушкиного взгляда не смог сдержать нервный смешок, но все же поспешил спросить:

– А Инга тут при чем?!

– Ох, эта шельма! – Бабушка развела руками, снова принимаясь раскатывать тесто, но с куда бо́льшим остервенением. – Я в магазин ходила и встретила там Ингу. Она и так и сяк возле меня своим лисьим хвостом крутила. Будто не тебя, а меня охмурить пыталась! Все спрашивала про тебя, хотела знать, почему на улицу не выходишь.

– А ты чего?

– Чего-чего. Сказала, что с Зоей время проводишь и не до гулянок вам!

Я усмехнулся и покачал головой. Бабушке палец в рот не клади – всегда найдет, что ответить.

– Ну ты ж не мог Зою на эту променять? Инга – девочка видная, конечно, красавица… но Зоенька все равно лучше. А, Слав?

Я встал с кресла и обнял бабушку. Она слегка удивилась, но не отстранилась.

Мне не хотелось развеивать эту иллюзию насчет нас с Зоей, поэтому я сказал:

– Ты права, Зоя лучше. Пойду, кстати, наведаюсь к ней, а то правда давно не виделись.

– Иди, иди, – оживилась бабушка. – Хотя постой! Сейчас булочки дойдут, я гостинец соберу, и отправишься. Негоже с пустыми руками идти.

– Договорились.

Я улыбнулся. Было в сегодняшнем дне что-то умиротворяющее. Естественно, тот факт, что никто не может выбраться из Гнезда, угнетал, но теперь я верил, что мы это исправим. И, конечно, грустил о Катюхе… Но точно знал, что она в лучшем мире и обрела покой. Поэтому наступившие солнечные дни меня радовали, несмотря на то что снова приходилось поливать огород.

Глава 2

Два командира

Дома у Зои я застал хозяйку, Кики и Рыжего. Ребята сказали, что еще вчера договорились о встрече, собирались идти ко мне, чтобы обсудить дальнейшие планы, но Глеб до сих пор не объявился.

– Ничего же не произошло? – вздохнув, спросил я. – Думаете, он снова там?

Зоя кивнула, поджав губы.

– Как бы слухи не поползли… На нашу компашку и так косо смотрят из-за пожара на диване в той заброшке.

– Ему не запретишь навещать Катюху. Он все равно не послушает, – пожал плечами Кики.

– Я все понимаю, но…

– Ничего страшного, Слав. Тебе не о чем беспокоиться.

Глеб появился на пороге столь неожиданно, что я ненароком вздрогнул. Он пригнулся, чтобы не удариться головой о низкий косяк, и прошел внутрь. Выглядел наш главный неважно. Осунулся, побледнел, обзавелся мешками под глазами еще больше, чем были прежде.

Глеб изменился, и изменения эти казались мне слишком глубокими и печальными.

– Надо думать, как действовать дальше, – начал он, прочистив горло. – Заброшки прочесаны вдоль и поперек, паранормальных явлений за последние дни мы не заметили. В общем, пусто. Зацепок у нас нет.

– Ты точно в порядке? – участливо спросила Зоя.

– Да, в норме.

Мы сидели на кухне за столом, на старых металлических сундуках, застеленных половиками. В окна пробивались солнечные лучи, приятно припекали кожу и вгоняли в сонное состояние. Думать об отпечатках памяти и их упокоении не хотелось от слова совсем. Такие мысли ассоциировались с чем-то жутким и зловещим.

В это лето я должен был заниматься всем чем угодно, только не мертвецами. Походы в сельский клуб, вечера у костра, поцелуи с девчонками под звездным небом – все это предполагалось во время ссылки. Но теперь клуб, отстроенный на руинах церкви, вызывал отвращение, а любые ночные вылазки омрачились бы очередной чертовщиной.

«Может, ненормальности перестали преследовать нас, потому что мы стали чуть осторожнее? – вдруг подумалось мне. – Не лезем на рожон, вот и в деревне все тихо».

– Вообще-то кое-что странное было, – подал голос Рыжий. – Прошлой ночью мне приснился кошмар. Не помню точно, что видел, но ощущение такое, будто где-то в сознании до сих пор слышу ржание коней и эту старую песню.

– Песню? – тут же оживился я.

– Да. Но хоть убейте, ни слов, ни даже мотива не помню.

– И как нам это должно помочь? – не понял Глеб.

– Самым прямым образом… – задумчиво протянул я и сразу добавил уже более внятно: – Помните мои сны? Про Аглаю Васильевну и девушку у Плотинки? И та песня… «Интернационал», кажется. Эти сны были подсказками.

– И мне раньше про церковь снились кошмары, но я не думала, что это может что-то значить…

Зою перебил гулкий топот ног в сенях. Мгновение спустя на пороге появилось несколько человек, а затем они все ввалились на кухню. Толстый и еще пятеро деревенских, с которыми я так и не познакомился.

– О, как хорошо, что мы вас всех здесь застали. – Толстый взглянул на Глеба, затем вопросительно посмотрел на нас. – А он чего тут? По старой памяти завалился? – Ванька хихикнул каким-то своим мыслям и продолжил: – Хотя какая там память?

Я нахмурился, предчувствуя неладное. Внезапная симпатия Толстого к нашей компании только усугубляла мои подозрения. Этот парень не был настроен к нам доброжелательно несколько недель назад, отчего же сейчас сменил гнев на милость?

– Ну я, это, поговорить пришел. Обсудить все, так сказать. Теперь я самый старший… – Толстый снова взглянул на Глеба и исправился: – Старший из нашей компании, я хотел сказать. Ну, вы поняли, что имею в виду. Значит, я тут главный. Теперь все по-моему будет.

– Во-первых, когда это мы стали частью вашей компании? – взвился я, подскакивая почти вплотную к Толстому. – Во-вторых, по-твоему ничего не будет, даже не надейся.

Массивная грудь Толстого тут же стала вздыматься намного быстрее, щеки покраснели, в глазах вспыхнула ярость. Толстый звучно вдохнул через раздувающиеся ноздри и процедил сквозь зубы:

– Ты вообще не вмешивайся! Это наши устои, деревенские. Тебе, городскому выскочке, не понять, как в Вороньем Гнезде все устроено. После совершеннолетия старшего его место занимает следующий по возрасту. Так было, так есть и так будет!

Я посчитал все багрово-красные волдыри с гнойниками на лице Толстого, разглядел застрявший в зубах кусок мяса и почувствовал несвежее дыхание, настолько близко мы стояли друг к другу. И все же, как бы устрашающе ни выглядел Толстый, я его не боялся. Мне он казался попросту омерзительным, не больше.

– Мне придется тебя огорчить. – Глеб поднялся с сундука и скрестил руки на груди. – В этой комнате самый старший – я.

– Да что он вообще здесь делает? – нервно бросил Толстый Зое. – Из жалости с ним сюсюкаешься? Он же теперь пустышка, ничего не помнит.

– Да нет, моя память все та же. Воронье Гнездо проклято, и только мы замечаем паранормальное. Отпечатки памяти, например. – Глеб усмехнулся, увидев тупое выражение на лице Толстого. – Мы, кстати, упокоили троих или даже четверых, чем ты и остальные не могут похвастать. Так какой тогда прок тебе подчиняться?

По мимике Толстого было видно, какие сложные процессы происходили в его мозгу в эту минуту. Он молча хмурился, не отрывая взгляда от Глеба, и жевал нижнюю губу. К тому времени, когда он нашелся с ответом, я уже чуть было не потерял суть разговора.

– Вы ему все рассказали? А он поверил?.. Но как? Почему?

– Никто мне ничего не рассказывал, я и сам все прекрасно помню.

Парни, пришедшие с Толстым, переглянулись и зашептались. Веры в их взглядах я не заметил, но все же их взволновала смена привычного хода событий.

– Ты дневник вел? – не унимался Толстый. – Но все равно, как ты поверил? Никто не верит…

– Потому что я правда все помню!

Глеб повысил голос, и Толстый нахмурился еще сильнее. Он не просто не понимал, что происходит, он не желал принимать это. Наивность Толстого меня поражала. Ему настолько сильно хотелось занять лидерскую позицию, что нынешнее положение стало для него ударом под дых. Он так долго выжидал, а сейчас весь его план полетел в адово пекло.

– Это невозможно, – грозно процедил Толстый. – Вы водите нас за нос!

– А не пойти бы тебе! – зашипел Кики, но Рыжий одернул друга.

– Вань, Глеб правду говорит, – осторожно высовываясь из-за широкой спины Глеба, сказала Зоя. – Посмотри, среди нас нет Кати.

– Думаешь, я ей поверил бы? Она ради него наврала бы с три короба!

– Ее нет с нами, потому что она тоже была отпечатком памяти, Вань. Мы нашли ее тело, она умерла двенадцатилетней девочкой давным-давно… Нам пришлось упокоить ее душу. – Глаза Зои наполнились слезами, она всхлипнула, а в комнате воцарилась гробовая тишина. – Катя сама этого хотела, и мы отправили ее на тот свет. Поэтому Глеб все помнит. Теперь никто не будет забывать, потому что именно Катя была причиной этого странного забвения.

Толстый молчал. Очень долго, так что я снова успел сосчитать все угри на его лице. Но я был уверен, что даже душераздирающий ответ Зои не смог его разжалобить или просто заставить посочувствовать. И уж тем более поверить. В конце концов я оказался прав.

– Хотите убедить нас в этом бреде? Может… может, вы просто убили ее?!

– Сам убедишься, – снова усмехнулся Глеб. – Через месяц, когда тебе исполнится восемнадцать. А насчет твоих слов об убийстве Катюхи… – Глеб приблизился к Толстому и одной рукой перехватил его за грудки, вторую сжал в кулак. – Еще раз скажешь что-то подобное, и я заставлю тебя сожрать твои же зубы.

Мускул на лице Толстого неприятно дернулся. Он медленно положил ладонь на руку Глеба и аккуратно, но жестко снял ее с себя. Глеб сопротивляться не стал. Какое-то время Толстый потоптался на месте, затем засобирался уходить, и его парни тут же выпорхнули из дома.

Перед тем как переступить порог, Толстый еще раз бросил взгляд на нас:

– Я и мои парни не станут плясать под вашу дудку, даже не надейтесь. Советую не путаться под ногами. Теперь я по праву главный, придется с этим смириться.

– Ну и что ты удумал? – скривился Глеб.

– Увидите.

С этими словами Толстый покинул Зоин дом. Я в очередной раз подумал, что не боюсь этого здоровяка. Теперь живые пугали меня намного меньше мертвецов.

Глава 3

Ночной гость

– Не нравится мне все это… Толстый хоть и дурак, но все равно часть нашей команды. Нужно было как-то по-доброму с ним поговорить.

– Ты вроде пыталась, – отмахнулся Глеб.

– Да, Зой, с ним толку от доброты не будет, – согласился я. – Забей ты на него. Лучше расскажи о своих кошмарах.

Мы перебрались в зал на мягкий диван перед старым кинескопным телевизором. Шел прогноз погоды, синоптики обещали аномальную жару. При слове «аномальная» у меня скрутило живот, вспомнился неестественный выход-барьер из Гнезда с грозой и дождем.

– Ну я даже не знаю… мне не удавалось связать сны воедино, пока ты, Слав, не стал рассказывать о них в таких красочных подробностях. Я просто слышала звон колокола, иногда даже днем, просто гуляя по улице. От этого прям мурашки по спине бежали.

– Зоя поежилась, и я вдруг ярко представил старую церковь, смотрящую на меня пустыми глазницами-окнами. Сделалось жутко.

– Это были кошмары о церкви. Купол с крестом, вороны над ним… Но я не могла ничего из этого понять. И не сразу заметила, что сны прекратились, как только мы упокоили дух дедушки Аглаи Васильевны. Только сейчас это пришло в голову.

– Вот именно. Как нам различать обычные кошмары и сны-подсказки? – спросил Глеб.

– Ну то, что я видел, не было обычным кошмаром, – ответил Рыжий. – Мне казалось, я смотрю старый фильм на пленке, потому что картинка рябила. И чувство такое… будто я до сих пор в этом сне.

– Тогда почему его не помнишь?

– Не знаю, Кики! Может, потому что память у меня ни к черту?

Мы замолчали, думая каждый о своем. Я верил Рыжему, потому что сам бывал на его месте. Разобраться в образах, посылаемых бог весть кем, задача действительно не из простых. Сон и сон, какая разница? Но в Вороньем Гнезде необходимо было обращать внимание на любые мелочи, мы в этом уже не раз убеждались.

– Так, – хлопнул по коленям Глеб и шумно выдохнул. – Значит, надо концентрироваться на том, что видим во снах. Я тоже никогда не запоминаю их, это нормальное явление. Но раз необходимо вытянуть из кошмаров подсказку, придется потрудиться.

– Что ты предлагаешь? – спросил Кики.

– Блокнот и ручку держать под подушкой, записывать все, что придет в голову, даже если покажется бредом. Бредовое в Гнезде в итоге оказывается правдой.

– Получается, это первая зацепка?

– Похоже на то, – ответил мне Глеб. – А еще обращайте внимание на старые фотографии. Именно они появлялись в наших руках каждый раз, когда дело касалось отпечатков.

– И не забывайте мучить своих стариков расспросами о ненормальностях, – подхватил Кики.

– И чужих тоже, – слабо улыбнулся ему Рыжий.

Глеб кивнул. На том и порешили.

После этого разговора я был уверен, что всем нам предстоит бессонная ночь. Будем крутиться с боку на бок, смотреть в потолок, зло вздыхать от усталости и невозможности заснуть. А кого-то, возможно, напугают кошмары. Но все равно всем нам необходим сон, и ночь возьмет свое.

Мне уже не терпелось обсудить ночные ужасы Гнезда на завтрашнем сборе. Я искренне верил, что мы обязательно что-то откопаем.

Вернулся я домой, когда небо окрасилось в багряный и желтый. Сытно поел наваристого борща – и, как оказалось, зря. Из-за нагрузки борщ бултыхался в желудке, норовя вырваться наружу. Я поливал грядки в ускоренном темпе, лишь бы успеть до сумерек. Обычно старался приступить к работе раньше, но сегодня из-за общего сбора запоздал.

Быстро уходящее за горизонт солнце хорошо подгоняло. Я закончил с огородами еще до того, как оно совсем скрылось, и был очень рад проделанной работе.

Уже сидя на кухне в уютном кресле и попивая чай с булочкой, я почувствовал, как заурчало в животе. Меня тут же прошиб холодный пот от осознания, что придется тащиться в уличный туалет. Канализация в деревенском доме – привилегия избранных.

Очень не хотелось выходить из дома после захода солнца, в памяти вдруг всплыли все ужасы похода в баню. Я надеялся переждать и перетерпеть нужду. Бабушка даже участливо предложила помойное ведро, я отказался, но в конце концов природа взяла свое. Пришлось идти на улицу, вооружившись фонариком.

Видел бы меня отец – подумал бы, что сына подменили. Хотя так и есть, Воронье Гнездо сильно повлияло на мой дерзкий характер. Исчезли самоуверенность и спесь, появились вечный страх и паранойя. Вот и сейчас от ужаса я был не в силах даже распрямиться и уверенно ступать. Шел медленно, озираясь по сторонам, тяжело дыша. И если внутренний двор еще не тонул во мраке благодаря свету, льющемуся из окон дома, то на заднем я оказался словно у великана в желудке. Темно, неуютно и душно.

Задний двор был обнесен лишь частоколом, и я не верил, что в случае чего он сможет меня защитить. От этого становилось совсем дурно. Но в животе бурлил Везувий, отступить я не мог…

Светила полная луна, где-то вдалеке еле слышно каркали вороны. «Спят», – подумал я. Летний зной немного отступил, воздух еще был теплым. Бабушкины смородина, малина и вишня шелестели, словно переговариваясь друг с другом. В траве стрекотали кузнечики, но сейчас меня могло напугать даже насекомое, поэтому я не рискнул бы наслаждаться этой ночью. В какой-то момент я понял, что стою неподвижно уже некоторое время, и снова двинулся к нужному месту. Быстро забежал в туалет и прислушался к звукам снаружи. Все, казалось, спокойно.

Сделав дела, я как можно быстрее двинулся домой, но это стало фатальной ошибкой. Гонимый страхом, не заметил выпирающий из земли корень и зацепился за него ногой. Кубарем покатился по выложенной кирпичом дорожке и пропахал ее носом. Боль мгновенно заставила прослезиться, я глухо застонал.

– Твою ж ма-а-ать…

Пришлось перевернуться на спину и немного полежать, чтобы прийти в себя. Решил, что минуты перевести дух будет достаточно, больше нельзя, опасно. Звездное небо высилось надо мной, такое бездонное и величественное. Я хотел бы вот так лежать и любоваться им, но не мог себе этого позволить. Гнездо, в отличие от меня, не знало усталости.

Начал вставать, почти сделал усилие, но вдруг почувствовал щекой чье-то жаркое дыхание. Все нервные окончания мгновенно отозвались, и по телу пробежала дрожь. Вскочив на четвереньки, я увидел перед собой нечто. И глаза. Белесые, словно мутные жемчужины, и злые-злые…

Ноги вмиг сделались ватными, а голова закружилась. Я должен был собраться, взять себя в руки и сразу же дать деру, но, как назло, раскис от ужаса. Мозг будто оплавился, а бу́хающее сердце застряло в горле. Я завизжал – именно завизжал, а не закричал, – плюхнулся на ягодицы и пополз в сторону. Залез в жгучую крапиву и выставил перед собой фонарик, пытаясь обороняться. Не сходил бы в туалет, наверняка обмочился бы.

Страшный монстр тоже всполошился, заорал дурниной, заметался по огороду. Он проскочил совсем рядом, и свет фонаря выхватил из мрака огромные рога. Черт, решил я, чуть ли не падая в обморок от страха. Кричал я все так же, не переставая, и, скорее всего, поднял на уши всю деревню. Мне было все равно. Я хотел, чтобы хотя бы бабушка пришла мне на выручку.

Затих, только когда сквозь панику различил в оре рогатого монстра блеяние козла. Бедное животное забилось в угол, точно так же, как и я, и таращилось на меня.

– Козлик… – на выдохе пролепетал я. – Эй, козлик! Ты чего это здесь забыл?

Я медленно встал, отряхнулся от грязи и сделал пару неуверенных шагов к животному. Опаленные крапивой руки, спина и икры горели огнем, но я старался не скулить от боли. Попытался успокоить козла, протянул ему ладонь, но тот взбесился еще больше и заорал, словно человек. Вздрогнув, я отступил.

– Да ну тебя, чудо рогатое, – бросил я, пятясь назад. – До полусмерти ведь напугал!

Я не стал разбираться, что он здесь делал. Быстро развернулся и бросился наутек. В считаные секунды добежал до сеней и закрыл дверь на засов. Грязный и униженный, я улегся спать в ожидании ночных кошмаров. Теперь никакая песня и отпечатки мне точно не приснятся, всю ночь придется отмахиваться от мыслей о пугающем рогатом госте… Но как же хотелось простого человеческого спокойствия, когда парнокопытные вызывают умиление или просто равнодушие, а не животный страх… Я очень устал от всего, что со мной происходило.

Глава 4

Свежая рана

Утром я еле-еле поднял себя с кровати. Обзывал про себя козла козлом и злился, что он испортил мне весь настрой на кошмары-подсказки. Я всю ночь метался во сне от этого рогатого скота по огороду и постоянно просыпался из-за зудящих волдырей от крапивы. Расчесанные руки и ноги теперь жгло болью, а глаза слипались от недосыпа. Я ужасно бесился.

Когда пришел к Зое, ребят не застал. Мы разминулись буквально минут на десять. Друзья выяснили, что предыдущая ночь у всех была безуспешной и никто не обнаружил подсказок во снах. А меня они и дожидаться не стали, потому что Глеб снова был не в настроении. Меня начинало это раздражать.

Я не стал задерживаться у Зои, хотя видел, что она не хотела оставаться одна. Промелькнула мысль, не попросить ли бабушку, чтобы она приютила Зою у себя, пока мы не разберемся с проклятием Гнезда, но затем эта идея показалась абсурдной. Что подумают люди? К тому же я был уверен, что сама Зоя не пойдет на такое. Ее слишком сильно заботило чужое мнение.

Я понял, что не позавтракал, именно тогда, когда дошел до деревенского магазина. Живот протяжно заурчал, требуя пищи. Поздоровавшись с продавщицей – все той же худощавой женщиной с сожженными обесцвечиванием волосами, – попросил посчитать мне шоколадный батончик и сок.

– Ну здравствуй, горожанин, – недовольно хмыкнув, ответила она. – Сегодня снова что-то устроишь или можно жить спокойно?

– Простите?

– Я про пожар. Не успел приехать, а уже всю деревню на уши поднял.

Я знал, что случай с поджогом дивана местные просто так не забудут, но не подозревал, что окажусь крайним в этой истории.

– А я здесь при чем? Не я же поджог устроил.

– Не напугал бы Кулему, сидя в подполе, ничего бы не произошло. Мужик чуть Богу душу не отдал, когда понял, что, кроме него, в доме кто-то есть, вот и оставил на диване незатушенную сигарету.

– А может, пить меньше надо, чтобы белочка на горизонте не маячила?

– Вот наглец! Ты еще будешь указывать взрослым, как жить! А сам чего в подвале делал?

– Не ваше дело! Просто продайте мне эту чертову шоколадку, и я пойду!

Я разозлился не на шутку, и продавщица, поняв это, тут же умолкла.

Она приняла у меня купюру, отсчитала сдачу и вручила ее мне вместе с покупками. Делала все молча, но когда я выходил, то услышал, как она пробурчала:

– Ваньки Толстого нам будто не хватало, так еще один хулиган приехал.

Это сравнение и вовсе заставило меня внутренне вскипеть. К Глебу я уже шел съедаемый дикой злостью.

Лидера нашей группы нашел там, где и планировал, – у могилы Катюхи во дворе ее отчего дома. Глеб сидел на пеньке, уперев локти в колени и зажав голову руками. Плачет, решил я, и злость тут же отступила. Я недолго знал Глеба, но, казалось, уже изучил его характер вдоль и поперек. Поэтому мне было крайне сложно видеть его таким разбитым. Глеб в моих глазах был необычайно стойким, самоотверженным храбрецом с острым умом. Ему тяжело далось осознание, что он все забудет, но только потому, что он боялся потерять свою личность и оставить нас самостоятельно противостоять Гнезду. Сейчас же его съедало изнутри совсем другое чувство…

– Привет.

От моего голоса Глеб вздрогнул. Он шмыгнул носом и, быстро вытерев слезы с лица, встал. Мы пожали друг другу руки.

– Чего это ты вдруг пришел сюда? – хрипло спросил Глеб.

– Хотел поговорить.

– Мм, ну, говори тогда.

Глеб засунул руки в карманы шорт и уставился на невысокий земляной холмик, под которым покоилось тело Катюхи. В землю было воткнуто несколько новеньких искусственных цветков, а территория рядом очищена от сорняков, пожухлая крапива и полынь аккуратно сложены в кучу подальше от могилы. Я понял, что Глеб проводил здесь очень много времени и от нечего делать облагораживал последнее пристанище подруги. Если бы не покосившийся трухлявый забор и несколько разбитых стекол в окнах дома, я подумал бы, что здесь живут люди.

Я не знал, как завести разговор о том, что меня беспокоило. Не хотелось сразу вываливать на Глеба свои опасения, поэтому начал издалека.

– Я не спешил сюда приходить, потому что не хочется верить, что ее больше нет… Кажется, вот-вот она прибежит и начнет бросаться нравоучениями. Только Катюха могла сказать мне, что я балбес, и я беспрекословно верил ее словам. Такая мелкая, а смышленая и крутая.

– Это точно, – грустно улыбнулся Глеб.

– Катюха желала тебе счастья. И любила тебя. Наверное, ей сейчас не очень приятно видеть тебя в таком состоянии.

– Она и не видит меня, Слав, не нужно всей этой философской чепухи. Если ты пришел сюда за этим, то…

– Я решил, что ты избегаешь нас, – прервал я Глеба и заглянул ему в глаза. – Мне хочется верить, что я надумываю, но все равно постоянно ловлю себя на этой мысли. Ты не просто грустишь о Катюхе, ты винишь нас в том, что она больше не рядом.

Глеб умолк. Он отвел взгляд, и я понял, что абсолютно прав. Глеб никого ни в чем не обвинял открыто, но внутри его прожигал гнев на нас, его друзей. Мне иногда самому становилось тошно от осознания того, что мы упокоили Катюху, но я снова и снова твердил себе, что мы поступили правильно.

– Я злюсь на вас, – наконец тихо сказал Глеб. – Безумно злюсь. Знаю, что вы ни в чем не виноваты, все сделали правильно, но… ничего не могу с собой поделать. Решил, что лучше на какое-то время сократить общение, чтобы не сболтнуть лишнего. Я прекрасно понимаю, что поступаю эгоистично и неправильно, но пока здравый смысл спит.

Я глубоко вздохнул, не зная, что сказать. Убеждать Глеба в нашей невиновности глупо, он и сам это прекрасно понимал, заставить его не злиться я тоже не мог. Человек вправе проживать все чувства, будь то злость, скорбь или даже ненависть. В конце концов Глеб сможет с этим разобраться.

– Я скажу ребятам, что тебе нужно время, они поймут.

– Ты не обижен? – тихо спросил Глеб.

– Нет. На твоем месте я бы вообще, наверное, рвал волосы на голове и бросался бы во всех проклятиями. Я тебя понимаю и не осуждаю. И ты не переживай из-за нас, дай себе возможность все обдумать.

– Но Воронье Гнездо…

– У нас все равно нет какой-то определенности, так что можешь пока даже на сборы не приходить, – прервал я Глеба. Мне хотелось дать ему понять, что я не считаю его обиженным ребенком, поэтому добавил: – А если что-то произойдет, мы знаем, что на тебя можно рассчитывать.

Я похлопал Глеба по плечу и слабо улыбнулся. Развернулся, чтобы уйти, но снова посмотрел на могилку Катюхи.

– Если честно, я и сам не уверен до конца, что следовало поступить именно так. – Я снова глубоко вздохнул и нахмурился. – Трудно осознавать, что Катюха была частью чего-то потустороннего. Мне казалось, что она, мы все – единственное нормальное в этой проклятой деревне.

– Да, – согласился Глеб, откашлявшись.

– Ну, бывай.

– Бывай, Слав.

И я ушел, оставив Глеба наедине со своими мыслями.

Глава 5

Запутанный клубок

Время тянулось медленно, но меня удручало, что каждый прожитый день становился пустым. Без зацепок и подсказок. Без движения к решению проблемы с проклятием Гнезда. Наслаждаться летними теплыми днями не получалось, даже если пытался себя заставить. В конце концов понял, что это бесполезная затея. Под гнетом ненормальностей деревни и осознания того, что реальность такая, какая есть, любой отдых превращался во что-то эфемерное.

Шли дни, и я все чаще думал о том, что Катюха действительно была спасением для местных. После совершеннолетия, забыв о чертовщине, они могли жить обычной, почти нормальной жизнью. Если по случайности кто-то из старших становился свидетелем ненормальностей Вороньего Гнезда, это списывалось на переутомление, бред во время болезни или белочку. И жизнь продолжалась.

Когда я представлял, что мне и ребятам придется жить в деревне долгие годы, желудок сводило спазмом. Без дара забвения мы были обречены существовать в вечном страхе. Это и сводило с ума деревенских в прошлом.

– Славушка, ты не заболел ли?

Бабушка села в кресло напротив меня и сложила руки на столе. Ее обеспокоенный взгляд заставил меня слегка улыбнуться. Но сделал я это через силу.

– Все в порядке, просто нет аппетита.

– Раньше мои блинчики всегда вызывали у тебя чуть ли не восторг, а сейчас даже не притронулся.

Она была права. Со временем даже бабушкина еда перестала радовать так, как в начале лета, когда я мог забыться в наслаждении за тарелкой вкусного, наваристого борща или блюдом свежеиспеченных пышек. А сейчас ел только для того, чтобы унять голод. И снова уходил в себя, поглощенный мыслями о проклятии Гнезда.

– Я поем, только позже.

Бабушка тяжело вздохнула. Я не хотел ее расстраивать, но и насильно заталкивать в себя блины не мог. Задумался о том, как бы перевести тему в другое русло, и вдруг вздрогнул от бабушкиного крика.

– Ой, окаянные, что творят! А ну, усь!

Бабушка соскочила с кресла и принялась тарабанить в окно. Потом открыла форточку и снова закричала свое грозное «усь!». Я нахмурился и посмотрел на улицу. Заметил только, как от дома отбегают три розовые бочки – свиньи.

– Чешутся о забор, – проворчала бабушка. – Он и так на ладан дышит!

– Давай схожу, прогоню их.

Я поднялся с места, но бабушка усадила меня обратно одним жестом руки.

– Надо с Костей поговорить, может, поможет мне забор новый поставить. Я сам не особо умею, а он научит.

– Да зачем мне новый забор, Слав? Дыр нет, и то хорошо. Я просто на дух не переношу свиней. Боюсь.

– Свиней боишься? – удивился я.

– Да как-то с детства это пошло… Моя бабуля ужасов нарассказывала, так я с тех пор к ним и не приближаюсь.

Я подавил смешок и постарался поинтересоваться как можно участливее, в чем дело. У каждого свои страхи, и нужно их уважать. Одна из моих одноклассниц до дрожи боялась голубей, хотя вроде бы голубь – безобидная птица. Самое страшное, что может сделать, – нагадить на голову.

– Бабуля рассказывала с именами, я сейчас их уже не вспомню, но саму историю помню очень хорошо. Жил в деревне один мужик. Молчаливый, все всегда в себе держал. А еще упрямый как баран и вредный. Жил с матерью; женой и детьми не обзавелся, наверное, из-за характера. – Бабушка пододвинула мне тарелку с блинами, и я все-таки взял один и стал медленно есть, слушая. – Повадилась к ним на участок свинья ходить, пакостить, – не пакостила, но мужика раздражала. Мать просила не трогать скотинку, но мужик и слушать ее не хотел. Вроде как азарт в нем взыграл, задумал он поймать свинью. В то время скотине уши резали, чтобы клеймить. Да и по сей день кто-то так помечает, но больше уже бирки с номерами вешают или красят бока и хвост. А на той свинье никаких меток не было, и решил мужик поймать ее и по-своему клеймить. Вроде как ничейная животинка, а что добру пропадать? Видимо, думал, поймает, приучит, а потом и пустит на убой.

Я кивнул, давая понять бабушке, что внимательно слушаю. А сам придумывал окончание истории, одно изощреннее другого. Представил вдруг, что в отместку мужику свинья его заживо съела, и аж всего передернуло.

Где-то я читал, что однажды искали без вести пропавшего мужика, даже соседа обвиняли в его убийстве, а потом нашли останки в желудках свиней. Предположили, что мужчина пошел кормить скотину и там ему стало плохо, он упал без сознания или замертво. А свиньи – существа всеядные, вот и поужинали хозяином. Вряд ли это было правдой от начала до конца, сколько времени потребовалось бы свиньям, чтобы полностью съесть человека? Но кто знает наверняка?

– Охотился за свиньей долго, – продолжала рассказ бабушка. – Предупреждал мать, что в саду заночует, ждал и ждал, но толку не было. Уже хотел сдаться, но упрямство не позволило. Как-то раз шел с поля домой и решил сразу в засаду засесть. Не поел после работы и матери ничего не сказал, настолько охота ему разум затмила. Но иногда настойчивость дает свои плоды, и вот в тот раз мужику удалось застать свинью.

Он изловил ее, загнав обманом в стайку, а там и клеймил. Резанул ухо два раза, чтобы все в деревне знали, что это его животинка. Сначала выпускать не хотел, но потом решил, что просто прикормить надо – и свинья сама возвращаться будет. Довольный проделанной работой, пошел домой, хотел перед матерью похвастать, но не вышло. Обычно она ждала его после работы с ужином. А тут ни ужина, ни матери.

Вернулась бедняжка только к ночи, измученная, с перевязанной головой. Мужик сначала все допытывался, что с ней стряслось, потом заставил мать показать ему рану, чтобы обработать. Когда повязку менял, опешил. Ухо матери было порезано. Дважды. И ровно так же, как он пометил свинью.

Я открыл рот от удивления. Успел ведь нафантазировать кучу финалов истории, но в бабушкином рассказе было все не так уж и жутко. Странно, конечно, но с моей выдержкой таким не возьмешь.

– Не знаю, чего добивалась бабуля, рассказав мне эту историю, – пожала плечами бабушка. – Может, в ней какое-то нравоучение есть, но я в детстве его не поняла. Только бояться свиней стала.

– Да уж, и правда странная история. Но тут мужика ведь стоило бояться, а не свинью.

– Так-то оно так, но бабуля подлила масла в огонь. Она была суровой женщиной и шутить не любила. На полном серьезе сказала, что раньше люди умели оборачиваться в зверей. Туда и обратно. С тех пор я в это слепо верила. Со временем, конечно, сообразила, что все это враки, но боязнь свиней так и осталась со мной.

Я почувствовал, как начинает сдавливать грудь и дышать становится сложнее. Все происходящее вокруг меня вдруг ушло на второй план, а в черепной коробке забухали одни и те же фразы: «люди умели оборачиваться в зверей», «умели оборачиваться», «демоны-перевертыши».

Я постарался совладать с собой, чтобы не испугать бабушку. Только что проглоченный блин так и норовил вырваться наружу. Залпом выпив воды, я с силой поднял себя с кресла, выдавил улыбку для бабушки и вышел из дома.

Со всех ног несся к дому Зои, чтобы в сотый раз прочитать письмо Федора Ильича Андропова про демонов-перевертышей. Неужели все, что написал старик, было сущей правдой?..

Глава 6

Демоны-перевертыши

– Зой, мне срочно нужна коробка Федора Ильича!

– И тебе привет, – опешила Зоя. – Ты чего такой взмыленный?

– Кажется, кое-что нащупал, – с придыханием ответил я. – Бабушка только что рассказала мне историю про свинью; думаю, она напрямую связана с письмом Федора Ильича про перевертышей.

Зоя приподняла брови еще сильнее, но все же встала из-за стола. Ушла в гостиную, а затем вернулась уже с коробкой в руках. Поставила ее на стол и молча взглянула на меня.

– Я не съехал с катушек.

– Знаю. Просто не понимаю связи между свиньей и перевертышами.

– Жил-был один мужик, на свинью охотился, – быстро начал я, подлетая к коробке и начиная перебирать ее содержимое. – Мать отговаривала его от этой затеи, а он все равно за свое. И вот однажды поймал свинью и сделал ей пару надрезов на ухе, потом домой пришел, а там мать покалеченная. Короче, когда мужик рану ее проверил, у нее два надреза на ухе оказалось. Прям как у свиньи.

– Зачем он свинью-то покалечил?

– Метку поставил, чтобы своей считать. До этого она бесхозная была… Да это и неважно.

– И-и-и? Я все равно связь что-то плохо улавливаю.

– Ну мать и была той свиньей. Он мать свою покалечил, когда та перевертышем стала… Или она всегда им была, – немного завис я, затем выкинул лишние мысли из головы и добавил: – Да какая разница, как это работает. В общем, вот такая история.

– Думаешь, правда?

– Отпечатки тебе ведь тоже байкой казались. Нам всем. В итоге – самая настоящая правда.

Я нашел нужное письмо и быстро развернул его. Зеленые чернила на желтой от времени бумаге немного расплывались, но текст все равно нормально читался. Я уже мог наизусть пересказать все записи Федора Ильича, но боялся упустить какую-нибудь важную деталь. Поэтому начал читать вслух:

Я думал Гнездо уже мало чем может меня напугать но каждый раз как узнаю новое, страх сковывает печенку. Демоны живут с нами по саседству, и одного я сабираюсь изничтожить. Они савсем не похожи на отпечатки памяти патаму что живые. Но я до конца не решил кто страшнее – первые или втарые.

Эти демоны могут обращаться в животных и только бог знает каким силам они служат. Что они преследуют и как связаны с праклятьем деревни я толком не знаю но раз и демоны-перевертыши это что-то не всамделишное значит они есть зло. А зло надобно изничтожать.

Наверное это последняя мая запись ведь мне предстоит противостоять неваабразимому. Даже мертвецы пугают меня меньше этих существ. Они притворяются людьми ведут с нами разговоры и марочат головы. Пытаясь прикинутся нармальными наверняка планируют кошмары.

– Так ведь и отпечатки памяти обычно выглядят как живые люди, – перебила меня Зоя. Она пожала плечами и добавила: – Это я так, к слову.

– Ты права, – кивнул я. – Это письмо Федора Ильича вообще отличается от других. Видно, что его пугало все, о чем он писал, но к демонам-перевертышам у него явно была особая неприязнь.

– Мы можем называть их просто перевертышами? – поежившись, спросила Зоя. – От слова «демоны» меня как-то корежит.

– Называй как хочешь, сути это не изменит.

Зоя согласно кивнула, поджав губы, и я продолжил читать:

Я так привык жить рядом с чертовщиной перестал почти замечать отпечатки а может они и сами стали скрыватся от меня что обнаружив демона-перевертыша чуть не аполоумел. Гатов был испустить дух но видимо сначала должен сделать дело и патом только помирать.

Я долго готовился к ахоте много кумекал да только все оказалось зря. То ли демон-перевертыш понял что я гатовлю на него управу то ли с ним что-то приключилось в конце концов он прапал. Почти что испарился прямо у меня перед носом аставил после себя адин след – нож торчащий в земле. Так что я и знать не знаю как баротся с этой напастью. Один только совет есть – наблюдать за всеми кто живет в Вороньем Гнезде.

– И дальше есть приписка, – сказал я.

Нож забрал себе падумал пусть будет как улика или даказательство что я еще в сваем уме. Читал кагда то книгу про невозможности и аттуда узнал что с помощью ножей демоны умеют переварачиваться в животных. Ваткнут в землю сделают прыжок через него и уже зверь.

Паэтому нож для меня даказательство всамделишности того что праизошло. Не мог же я все это выдумать.

– Самое бредовое письмо из всех, – фыркнул я. – В письме про отпечатки памяти Федор Ильич рассказал историю Митрофана и описал, как упокаивать призраков, в письме про утопленниц перечислил имена девушек и даже предполагаемые места, где люди видели их отпечатки. А здесь ничего нет! Ни имени перевертыша, ни информации, в какое животное он превращался.

– Может, это и неважно, – задумчиво откликнулась Зоя. – Смотри, письмо датировано двадцать вторым апреля одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года.

– И что?

– То, что Федор Ильич умер в мае того же года. Он мог написать это, находясь в бреду.

– Или демон-перевертыш все же объявился, – возразил я.

Зоя поморщилась, словно выпила неразбавленный лимонный сок. Забрала из моих рук письмо и уставилась в текст.

– Когда Федор Ильич писал это, он был зол, – резюмировала Зоя. – Мало конкретики, куча негатива и ни капли жалости. К отпечаткам памяти он испытывал жалость. Мне кажется, такой образ жизни, который был у него, отразился на его душевном состоянии. Возможно же, что он что-то преувеличил. Или ему просто это почудилось.

– Ты опять за свое, – покачал я головой. – Ни капли доверия к старику, хотя именно он и помог нам с отпечатками.

– Ты не совсем понял мою позицию, Слав.

Зоя отложила письмо в сторону, взяла чайник и поставила его на плиту. Пузатый железный старикан тут же недовольно заскулил, когда конфорка начала разогреваться.

– Я считаю это письмо не совсем логичным и достоверным, но не шуткой. Есть в нем что-то, с чем стоит разобраться, но думается мне, что это не перевертыши.

– А кто же тогда?

– Отпечатки памяти, конечно. – Зоя замолкла на несколько секунд, вероятно думая, как лучше мне все объяснить, и все же продолжила: – Я хорошо запомнила Катину фразу: «Мы – ваше проклятие». Если предположить, что перевертыши на самом деле существуют, то какой смысл их искать? Каждый отпечаток памяти отвечает за нечто мистическое, как, например, Катя за забвение, так? Мы это выяснили. Стало быть, и барьер – это дело рук отпечатков. Но перевертыши, по словам Федора Ильича, живые люди и провинились только в том, что могут превращаться в животных… Нам-то что с этого? Пусть себе превращаются дальше.

– Хочешь сказать, даже если это правда, стоит просто забить?

– А что, устроишь охоту на всех животных в деревне?

– Ну нет. Но…

Я не придумал, что сказать после «но», и просто умолк. Зоя была права. Я так воодушевился зацепкой про перевертышей, что не задумался: а надо ли нам в это лезть? Быть может, в мире куча всего сверхъестественного, зачем ворошить осиное гнездо?

– Вот только об одном я подумала, до чего не дошла в первый раз после прочтения письма.

– И о чем же?

– Если предположить, что Федор Ильич прав во всем и действительно видел перевертыша, но обманулся? Вдруг вся эта чушь – не отдельная чертовщина, а созданная отпечатком памяти иллюзия?

– То есть призрак мог водить старика за нос?

– Почему бы и нет? – пожала плечами Зоя. – Тебя вон вообще мертвячка душила… Кто знает, на что вообще способны отпечатки?

Я крепко задумался. Зоя снова могла оказаться права. И Катюхины слова, и то, что мы видели в Гнезде, – все крутилось вокруг отпечатков памяти. Так почему ни я, ни Федор Ильич никак не связали перевертышей с ними?

– Федор Ильич написал здесь, что перевертыши живые, – подал голос я. – Он как-то отличал их от отпечатков и, ты думаешь, мог обмануться?

Зоя снова пожала плечами, отвернулась и подошла к плитке, потому что вскипевший чайник заголосил дурниной. А я в очередной раз уставился на письмо. Еще одна никчемная зацепка, которая привела меня абсолютно в никуда. Еще один зря прожитый день.

Отчаяние во мне копилось и копилось.

Глава 7

Библиотека

После разговора с Глебом я решил примерить лидерскую шкуру. Никому об этом не сказал, просто пытался думать как Глеб. Постоянно спрашивал себя, как поступил бы друг, с чего начал бы, и мысли привели меня к сельской библиотеке. Сначала долго уговаривал себя сходить туда, потому что библиотека находилась в одном здании с клубом. Значит, так же как и клуб, стояла на руинах старой церкви. Но в конце концов я посчитал, что поход туда может быть полезным, и, кажется, не ошибся.

По крайней мере, почти сразу я нашел старые записи об истории церкви и ее сносе. Они находились в разделе «Все о родной деревне». Библиотекарь Валентина Иосифовна, приятной наружности круглолицая женщина с улыбающимися глазами, любезно показала мне записи, прочитала небольшую лекцию об основании поселения и даже налила ароматного чаю. Такого сервиса я не видел даже в городе, о чем не забыл упомянуть. За это к чаю мне были предложены еще и карамельки.

Несколько часов я провел за чтением записей. Пил чай, время от времени засматривался на советские стеллажи, заставленные книгами, – чистые, но слегка потрепанные временем, – любовался поделками детей, которые проводили здесь свободное время, и обменивался улыбками с Валентиной Иосифовной. Здесь царила волшебная атмосфера. Не жуткая и мистическая, как во всей деревне, а именно волшебная. Уютная и теплая-теплая. На подоконниках стояли фиалки и другие комнатные растения, на полу в нескольких местах лежали вязанные из лоскутов половички, на стенах висели фотографии местных жителей в нескольких поколениях. Ламповое местечко, как сказали бы мои одноклассники.

Историй в записях было немало, знать только, какие могли привести к новому отпечатку памяти… Я сфотографировал на камеру телефона те, что показались самыми печальными, – хоть в чем-то мой электронный друг помог. Облокотился на спинку стула и снова принялся перечитывать то, что выделил.

– Простите, здесь написано, что Мещанов ключ до сих пор функционирует, это правда?

– Относительно, – ответила Валентина Иосифовна и снова улыбнулась, но уже грустно. – Посмотри, эта запись датирована одна тысяча девятьсот восемьдесят девятым годом, информация переписывалась, но текст остался прежним с этой даты. Мы просто собрали все в один источник для удобства. – Женщина вздохнула. – Все развалили, и Мещанов ключ – тоже. Старого резного колодца нет уже давно. В девяностых на его место поставили каменное колесо, потому что родник еще бьет из земли, но и ему недолго осталось. Заброшен источник давно, коров там народ только поит.

– Странно, сейчас такие места стараются сберечь, очищают, облагораживают, а у вас как-то наоборот все.

– И не говори, милый. Никому ничего не нужно. Местные скотину выращивают, этим и живут. На остальное не остается ни времени, ни сил.

– Но родниковая вода, во-первых, полезнее, во-вторых, ценнее. Вы не думаете, что может приехать какой-нибудь ушлый дядька, заплатить кому-то наверху копеечку и завладеть Мещановым ключом, а потом на этой воде бизнес построить? – Я хмыкнул. – Не удивлюсь, если сами же деревенские покупать эту воду и начнут.

– Ой, да упаси Боже. Уже столько этих ушлых дядек было, нам сполна хватило.

Валентина Иосифовна нахмурилась и даже, показалось, задумалась, а я тем временем вернулся к записям.

В начале двадцатого века жила в деревне зажиточная семья Мещановых, глава семейства Степан и его жена Мария. Именно они обнаружили источник родниковой воды и облагородили его – поставили на месте бьющего ключа резной сруб. И стал тот колодец местным достоянием, все жители деревни ходили к нему за водой, считали ее целебной.

В тридцатых годах семью Мещановых раскулачили. Их сослали в тайгу с тремя детьми. Обрекли на зимовку в землянках, на тяжелый труд и болезни из-за недоедания и холода. Что с ними стало потом, одному Богу известно. Но родник стали называть Мещановым ключом. И до сих пор он людей поит.

Эта история хоть и была печальной, но казалась самой обычной из всех, которые я отобрал. И все же что-то меня в ней привлекло и даже взбудоражило, вот только я не мог понять, что именно. Странное чувство билось внутри меня, готовое вот-вот вырваться наружу. Это было похоже на то, когда забываешь слово и оно вертится на языке. Пока не вспомнишь, не успокоишься. Вот и мне эта короткая запись не давала покоя.

Я еще полчаса проторчал в библиотеке, пытаясь сложить ощущения в единое целое, но все никак не выходило. Уже собрался уходить домой, попрощался с Валентиной Иосифовной, снова поблагодарил за чай, и уже на пороге меня вдруг осенило. Колодец, вода, речка и девушка на мосту Плотинки, которая чуть меня не задушила! Мария… Вдруг та мертвячка и была Марией?

Я передумал идти домой, вместо этого побежал к Зое. Догадка заставляла сердце биться чаще. Я должен был с кем-то ею поделиться.

– С чего ты взял, что это одна и та же женщина?

– Не знаю, Зой. Интуиция?

– Но колодец в одной стороне, речка – в другой… И к тому же Мария и Степан уехали из деревни, здесь же написано. С чего Марии становиться отпечатком и душить тебя?

– Не знаю!

Сначала теория показалась мне стоящей, но в Зоиных словах действительно был смысл. Я не понимал, почему, сопоставив запись и случившееся со мной, сделал такой вывод.

– Что-то внутри екнуло, когда прочитал об этом, понимаешь? Как будто все произошло неправильно, а ненормальность – признак чего-то плохого.

– Плохого, Слав, но не всегда сверхъестественного. Конечно, у тебя что-то екнуло, и раскулачивание действительно было из ряда вон. Множество людей из-за этого пострадало, тысячи судеб поломано, кого-то убили. И да, возможно, некоторые из раскулаченных крестьян стали отпечатками памяти. Но почему ты связал вместе Марию и девушку на речке, мне непонятно.

– Теперь мне самому это кажется бредом, – тяжело вздохнул я минуту спустя. – Не знаю, видимо, снова хотел что-то найти, вот мозг и выдал это. Я вообще не думал о той мертвячке в надежде, что святая вода, которую мы вылили в Плотинку, ее упокоила. А сейчас вдруг вспомнил.

– Наверное, чтение записей этому поспособствовало. – Зоя мотнула головой в сторону моего телефона.

– Да… Да, наверное, ты права.

Зоя поджала губы и понимающе кивнула. Потом подошла к холодильнику и достала оттуда банки с солеными огурцами и маринованными грибами.

– Я отварила картошку, поешь со мной? Мама Глеба передала запеченную утку, просто пальчики оближешь. Сейчас подогрею.

– Бабушка велела пирожков тебе отнести, а я ушел в библиотеку и обо всем забыл.

– Я прошлую корзину еще не доела, – усмехнулась Зоя.

Она задумалась и вдруг стала грустной. Затем, увидев мой взгляд, слегка смутилась и снова улыбнулась:

– С голоду мне здесь не дадут помереть.

– Только от страха, – зачем-то ляпнул я.

Зоя поставила банки с заготовками на стол и принялась разогревать утку. Она стояла спиной ко мне, поэтому я не видел ее эмоций, но спина девушки словно источала мрачную ауру.

– Как ни странно, я люблю Воронье Гнездо, – заговорила она. – Мне нравится спокойное течение времени в деревне. Я привыкла ухаживать за бабушкиными курами и кошкой Муркой, полюбила вставать от петушиного крика. – Я услышал, как Зоя хмыкнула. – Даже грядки поливать не в тягость, потому что я вижу результаты своих трудов. Раньше никогда бы не подумала, что смогу выращивать помидоры и огурцы. Вот только…

– Отпечатки памяти и остальная чертовщина, – понимающе буркнул я.

– Да, – тихо ответила Зоя и обернулась ко мне. (Я заметил в ее глазах бисерины слез.) – Мы сможем когда-нибудь почувствовать спокойствие, Слав? Сможем не бояться и просто спокойно жить?

– Эй, ну чего ты?

Я встал и не спеша подошел к Зое. Провел большим пальцем по ее щеке, стирая слезинку, прижал подругу к себе и прошептал:

– Мы на верном пути, Зой, и мы справимся. Я не остановлюсь, пока не решу загадку Гнезда. Уверен, и ребята считают так же. Все будет хорошо, вот увидишь.

Зоя немного помолчала, а затем тихо произнесла:

– Я вижу, как ты стараешься. Иногда кажется, что только ты один что-то и делаешь. А я тебя постоянно торможу.

– Зой, если бы не разговоры с тобой, я бы уже допрашивал каждую собаку и курицу в деревне в надежде, что они перевертыши. В том, что ты меня тормозишь, нет ничего плохого. Просто… я хочу покончить со всем этим дерьмом как можно скорее, поэтому часто вижу зацепки даже там, где их нет.

– Ты молодец, Слав. Ты все делаешь правильно.

– И ты тоже. Обсуждения ненормальностей с тобой меня отрезвляют. Но я все равно доберусь до истины, поверь мне.

Зоя шмыгнула носом, и я обнял ее еще крепче. Мне так хотелось утешить ее и защитить. Я знал, что мои слова не пустые. Знала и Зоя.

Глава 8

Шкура лидера

Нужно было что-то делать. Как-то действовать, предпринимать попытки продвинуться в нашем загадочном расследовании, но оно все не двигалось с мертвой точки. Это ужасно злило, но одновременно и заставляло расслабиться. Прошла еще одна неделя, и я заметил, что стал меньше бояться. После поливки огорода пару раз любовался закатом, сходил помыться в баню, правда, днем, а сегодня вообще отправился на Плотинку.

Река встретила меня тихим шорохом волн. Ветер был слабый и приятно остужал разгоряченную от летнего солнца кожу. Какое-то время я стоял на берегу, глядя вдаль. Осторожничал. Но затем спустился к хлипкому мостику и уселся на него, ожидая сам не ведая чего. Мертвая девушка с Плотинки не давала мне покоя. Ни мои сфотографированные записи, ни деревенские старики, ни коробка Федора Ильича не ответили на наши с ребятами вопросы и не помогли подобраться хоть к единой зацепке. Что мне оставалось делать? Казалось, только испытав судьбу, я смогу найти хоть что-то. По крайней мере, мне хотелось в это верить.

– Глупо лезть на рожон, но у меня больше нет идей, – тихо сказал я, обращаясь к мертвячке. – Мне все-таки страшно здесь находиться… Может, мы и упокоили тебя, может, упокоили всех, кто когда-либо тонул в реке, но, если честно, я слабо в это верю.

В ветвях ивняка чирикнула птица, я вздрогнул и даже привстал, готовый сорваться и бежать, но вовремя одумался. Когда успокоился, от абсурдности страха даже засмеялся.

– У меня, наверное, шиза уже… Разве может человек настолько напугать другого человека? Даже если он мертвый. – Я нахмурился. – Мы с ребятами помогаем заблудшим душам. Даже Катюха, которая не хотела нас бросать, ушла! Потому что понимала, что это правильно. Мы поступаем хорошо. Тогда почему кто-то или что-то не дало рассказать ей все как есть о Вороньем Гнезде? Почему ты здесь напала на меня и душила? Почему не хочешь стать свободной?

Я на мгновение замолк, прислушиваясь к тишине. Услышал лишь шелест листвы, мычание коров вдалеке и тихий шепот воды… Мурашки пробежали по лопаткам, спустились ниже, к пояснице. Я покачал головой, пытаясь прогнать дурные мысли и унять подступающий страх.

– Я не знаю, что делать дальше. Меня до одури пугает всякая чертовщина, творящаяся здесь, но сейчас, когда все стихло, я подавлен. Начинаю сомневаться, что когда-нибудь смогу свалить из деревни… Я ходил к Мещанову ключу, проверял. И к выезду из Гнезда тоже ходил, там по-прежнему барьер. Да где я только не был уже! Ненормальности не кончились, я это точно знаю, но их как будто что-то сдерживает. Мне кажется, тут два варианта: или вы – отпечатки памяти – боитесь показываться нам, зная, что мы умеем отправлять вас на тот свет, или вы ждете, что мы высунемся ночью. Ночью вы становитесь сильнее? Почему? Я так запутался!

Я бросил в воду камень, брызги разлетелись в разные стороны, но больше ничего не случилось.

– А может, вы специально выжидаете, чтобы мы расслабились… Я уже не знаю, что думать. Это все ужасно выводит из себя.

– С кем ты разговариваешь?

Я встрепенулся. Быстро подскочил на ноги и обернулся. На берегу стояли Толстый с белобрысым парнишкой, которого я уже неоднократно видел возле него. В желудок словно налили свинца. Я готов был встретить что-то аномальное, неестественное, а вот встречи с Толстым не ожидал.

– Да не бойся ты так, горожанин, – усмехнулся Толстый и обменялся недобрым взглядом с другом. – Весь аж побледнел.

– Иди куда шел.

– Снова командуешь? – вмиг разозлился он. – А не много ли ты на себя берешь?

Толстого я, как и прежде, не боялся, но опасался. И не зря. Кто знает, что он может выкинуть? Поэтому, когда громила спустился к мостику, я машинально попятился.

– Что тебе нужно?

– Да вот думаем с Васьком, может, преподать тебе урок? Язык у тебя длинный, горожанин, следовало бы укоротить.

– Ты сам начал ко мне цепляться, я против тебя ничего не имел.

– После того как ты приехал в деревню, все пошло наперекосяк! – Толстый подступил ко мне почти вплотную и ткнул меня указательным пальцем в грудь. – Охота за призраками, откапывание трупов? И к чему это привело? – Парень несвеже дохнул на меня, я скривился. – Уже двое человек умерли, чего ты еще добиваешься?

– Ты винишь меня в их смертях? – постарался удивиться я.

– А еще Катюха! – Из-за широких плеч Толстого высунулся белобрысый Васька. – Вы говорите, она была отпечатком, но кто знает наверняка?

– Мы и знаем! Как еще вам объяснить, если вы все равно не верите?

Я смотрел на парней, не представляя, что меня ждет. Убить не убьют, тут я мог быть спокоен, но и получить тумаков не хотелось. В голове роилась куча мыслей, одна абсурднее другой. Я должен был что-то предпринять, чтобы оградить себя от гнева Толстого.

– Если хотите, могу показать ее могилу. Мы похоронили Катюху как полагается, но вы можете раскопать останки и убедиться, что им не один десяток лет. Любой дурак, наверное, представляет, как выглядит свежий труп. Пошли, сами во всем убедитесь.

Толстый смотрел мне в глаза долгую минуту и молчал. Я не мог прочитать его мыслей, эмоции на лице не отображались, поэтому то, что сделал парень в итоге, для меня стало неожиданностью.

– Конченый псих! – прорычал Толстый и схватил меня за грудки.

Я успел только крякнуть. Толстый с усилием оттолкнул меня, и я полетел в реку. От неожиданности хлебнул воды, но быстро вынырнул и закашлялся. Благо глубина была всего лишь по пояс. Я умел плавать, но сейчас мог спокойно стоять на своих двоих, и это немного успокаивало. Убрав с глаз намокшую челку, зло уставился на обидчиков. Толстый и Васька смотрели на меня сверху вниз.

– Может, у вас в городе и принято раскапывать трупы, осматривать останки, и все это для тебя – забава, но мы здесь люди верующие и простые. – Толстый цедил через зубы, желваки на его скулах устрашающе выступали. – Не знаю, почему Глеб идет на поводу твоих идиотских заскоков…

– Потому что благодаря им мы упокоили уже три отпечатка памяти! – крикнул я в сердцах, прерывая тираду Толстого. – Три, тупоголовый ты кретин! Думаешь, это просто? Думаешь, нам не страшно? Забавно? Да ты, должно быть, идиот, раз так считаешь!

Я ударил по воде рукой от негодования. Блестящие капли упали вокруг, образуя круги на воде. Только тогда я понял, что нахожусь не просто в реке, а, возможно, в пристанище мертвецов и в любой момент они могут утянуть меня под воду. В горле вмиг пересохло, нижняя губа машинально затряслась, а дыхание перехватило. Мне с трудом удалось пересилить себя и не удариться в панику. Так хотелось убраться отсюда подальше, завыть по-детски и выбраться из воды со слезами на глазах. Но я не мог позволить Толстому и Ваське увидеть мой страх, не давала гордость.

– Не верить проще, чем свыкнуться с мыслью, что чертовщина происходит здесь и сейчас, – тихо проговорил я дрожащим голосом. – Я это прекрасно понимаю. Но вы-то с самого детства во всем этом варитесь и видели, как люди забывают обо всем после совершеннолетия, были у барьера… Почему тогда сейчас не можете поверить?

– Это другое, – отрезал Толстый. – Может, нам тогда еще начать верить в единорогов и фей?

Я умолк, понимая, что спорить бесполезно. Такие люди, как Толстый и его шайка, твердолобые до мозга костей.

Видимо, Толстый понял, что мне нечего больше сказать. Он обернулся к Ваське, похлопал его по плечу, и оба парня поднялись с мостика на берег. Прежде чем уйти, Толстый в очередной раз взглянул на меня, но не сказал ни слова.

Они медленно удалялись, а я считал секунды. Как только Толстый и Васька ушли чуть дальше, я пулей вылетел из реки. Поднялся на берег, с минуту заламывал руки, а после закричал вслед парням. Так сильно, как только мог, срывая связки. Они и представить не могли, чего я натерпелся, пока находился в воде.

Схватив себя за волосы, попытался унять неровное дыхание. Все внутри меня сотрясалось от ужаса, нервы были на пределе. Я по очереди глядел то на реку, то на удаляющиеся силуэты Толстого и Васьки и проклинал Воронье Гнездо. Сейчас я ненавидел всей душой и эту деревню, и собственный животный страх перед ее аномалиями. Руки дрожали, коленки подгибались. Назойливые капли с челки затекали в глаза. Я слышал гул в ушах от собственного сердцебиения и кое-что еще…

Беги, Слав, и не оглядывайся.

Беги…

Глава 9

Снова вместе

– Слав.

Я быстрыми шагами шел по насыпной дороге к асфальтированной. Хотелось бежать, но я попросту не мог. Страх всегда меня сковывал, а сейчас я хоть не застыл на месте, чему уже был несказанно рад. Но не сосчитать, сколько раз я оборачивался на реку. Все время казалось, что за спиной кто-то есть, как будто кто-то следил за мной. А может, так и было в действительности.

– Слав?!

Я вздрогнул от громкого крика и остановился. Находился уже довольно далеко от реки, почти возле магазина, но все равно напугался, когда Глеб меня окликнул. Друг подошел ближе и нахмурился.

– Что случилось?

Наверное, он прочитал все по глазам. Или заподозрил неладное оттого, что я был мокрый до нитки. Думается мне, Глеб не считал меня идиотом и решил, что не стал бы я купаться в одежде даже в такую жару. Он прекрасно знал о моем недоверчивом отношении к здешним рекам.

– Толстый.

Одного слова хватило, чтобы в глазах друга вспыхнул гнев.

– Что он сделал?

– Ничего особенного. Просто столкнул в воду с моста. – Поймав вопросительный взгляд Глеба, я добавил: – Я отпечатки там искал, сидел на мосту и просто разговаривал… сам с собой. Подошли Толстый с Васькой, слово за слово, мы закусились. Ну он и столкнул меня.

– Какого черта, Слав?

– Да что не так?

– Все! От начала до конца, – цокнул языком Глеб. – Зачем ты ходил на Плотинку? Еще и разговаривать с отпечатками пытался… Спятил?

– Пытался действовать, – недовольно возразил я. – Надо делать хоть что-то, чтобы выбраться из Гнезда! Я не могу торчать здесь всю оставшуюся жизнь. У меня поступление в универ на носу, планы, понимаешь? Мне некогда беззаботно проводить лето.

– Значит, я, по-твоему, этим занимаюсь? – минуту спустя спросил Глеб.

– Я этого не говорил.

– Но ты так думаешь.

Я не ответил, лишь отмахнулся. Мокрая футболка хорошо охлаждала в такую жару, но неприятно липла к телу. Я быстро стянул ее с себя, выжал, затем надел обратно. Глеб все это время наблюдал за мной.

– Я пытался поставить себя на твое место и действовать решительно. Чего только не перепробовал, а толку нет.

– Похвально, конечно, но когда я в одиночку лазил по заброшкам или где бы то ни было еще?

Я скривился, понимая, что он имеет в виду, потом улыбнулся.

– Видишь, как нам не хватает лидера?

Улыбнулся, но не шутил.

– Вижу. Особенно такому отчаянному балбесу, как ты, – тоже улыбнулся Глеб. – Я как раз искал всех вас. Хотел устроить сбор.

– Так ты возвращаешься? Ты… в норме?

Глеб усмехнулся и по-дружески потрепал меня по плечу. Потом двинулся вперед и жестом позвал за собой.

– Да разве здесь может быть кто-нибудь в норме? – тяжело вздохнул он. – Нет, я все еще в диком ужасе от всего, что с нами произошло. Но я возвращаюсь. – Глеб заглянул мне в глаза. – Пора докопаться до истины, Слав.

Я согласно кивнул. Да, нам всем страшно. Ужасно. Но пора заканчивать с ненормальным в этой чертовой деревне.

Мы с Зоей рассказали Глебу, Кики и Рыжему о своих догадках и мыслях, касающихся отпечатков. Я упомянул даже о перевертышах. Парни слушали внимательно, не перебивали и не издевались над бредовостью сказанного. Все были собранны и серьезны. Даже любитель съязвить Кики не шутил.

– Много же всего произошло, пока меня не было, – вздохнул Глеб.

– Да? – удивился я. – А мне вот все кажется, что мы топчемся на месте.

– Я бы поспорил, – ответил он. – Потому что именно твоя находка натолкнула меня на кое-какую догадку. – Глеб почесал затылок, словно был удивлен чем-то и собирался с мыслями, чтобы поделиться с нами. – Я решил собрать вас именно сегодня, потому что мне кое-что приснилось.

– Вот как, а я подумал, потому что ты остыл.

– И это тоже, Слав.

Глеб улыбнулся, увидев, что я обиженно сложил руки на груди. В кружках остывал травяной чай, в хрустальной вазе лежали никем не тронутые сладости. Мы, как обычно, сидели на кухне у Зои. Но Глеб не общался с нами целых две недели, и осадок пока оставался. Я сам ему сказал, что он имеет право погоревать и даже может винить нас в упокоении Катюхи, но истинные чувства спрятать не выходило.

– Это эгоистично, но я столько раз ловил себя на мысли, что рад тому, что ты, Слав, приехал в Воронье Гнездо. Библиотека… я даже не догадался сходить туда.

– Думаешь, записи из библиотеки помогут? – поинтересовалась Зоя.

– Уже помогли, – кивнул Глеб. – Благодаря истории про Мещанов ключ я понял, что зацепку нужно искать именно там. – Он немного помолчал, затем продолжил: – Сегодняшний сон был странным. Я не запомнил деталей, хоть и попытался записать все в блокнот, который лежит под подушкой с того самого разговора про кошмары. Помню образ девушки в белой длинной сорочке… Она стояла ко мне спиной, пела. Не знаю, что именно. Я подошел к ней, хотел развернуть к себе лицом, но проснулся.

– Вдруг это мертвячка с Плотинки? – тут же вставил я.

– Нет, вроде реки во сне не было… Эта девушка смотрела куда-то. И, кажется, это был колодец.

– Я был у Мещанова ключа, и ничего.

Глеб тяжело выдохнул. Он отпил уже холодный чай из кружки, затем посмотрел на Рыжего и спросил:

– А ты? Видел что-то?

– Больше ничего не снилось. Но мне иногда слышится ржание коней.

– У твоих соседей есть кони, вот они и ржут, – возразил Кики. Потом добавил, участливо похлопав Рыжего по плечу: – Сань, ну ты чего? Сам себя изводишь всякой ерундой.

– Ерунда, не ерунда, тебе-то откуда знать? Либо мне видится всякое сверхъестественное, либо я правда слетаю с катушек.

– Ты не один такой, – сказал я. – У меня уже тоже крыша едет. Не знаю, где правда, а где нет.

– Всем тяжело, я понимаю. – Глеб поднялся со стула, достал из коробки Федора Ильича все записи и положил мой телефон перед собой. – Давайте постараемся оценить ситуацию на трезвую голову. Мы – те, кто знает о ненормальностях Гнезда, это наше преимущество. Забвение хорошо только для тех, кто не собирается ничего делать, но мы ведь не сдадимся?

Наш лидер по очереди взглянул на всех. Я, Зоя и парни покачали головами.

Глеб одобрительно кивнул и продолжил:

– Вот и отлично. Как по мне, лучше знать о враге как можно больше. Сны, фотографии, записи… нам потребуется все. – Глеб положил руку Рыжему на плечо так же, как до этого сделал Кики. – Я знаю, вся эта хрень нехило пугает, но мы защитим друг друга, как делали это уже не единожды.

Рыжий заморгал чуть быстрее, но все же кивнул. Я прекрасно видел, как сильно он напуган. Мы все боялись. Но сейчас было не время раскисать.

– Пойдем к Мещанову ключу; если нужно будет, сходим и на Плотинку, – резюмировал Глеб. – Найдем этот проклятый отпечаток и отправим его в мир иной, как и следует. А затем поступим так со следующим. И так до конца, пока не упокоим всех мертвецов.

– А если дело не в них, а в чем-то похуже? – поинтересовался Кики.

– Справимся и с этим, – ответил Глеб. И вдруг перевел взгляд на меня: – Только все вместе. Больше никаких вылазок поодиночке. Не дадим шансов победить нас по одному ни отпечаткам, ни Толстому.

Мы с Глебом не стали рассказывать ребятам про мою стычку с Толстым, но я знал, что друг просто так это не оставит. Оттого, что Глеб был так внимателен ко всему, я вдруг почувствовал прилив сил. Судя по тому, как прошел остаток вечера, все остальные чувствовали то же самое. Мы пили чай со сладостями, смотрели фильм на пленочной кассете и даже смеялись, обсуждая его. Лидер вернулся, а вместе с ним – и наш боевой дух.

Глава 10

Мещанов ключ

Следующие три дня мы караулили отпечаток памяти у Мещанова ключа. Родник находился слишком близко к болоту, где в стланике ивняка прятался домик Федора Ильича. Такое соседство пугало.

На месте старого резного колодца, как и рассказывала библиотекарь Валентина Иосифовна, стояло огромное бетонное кольцо. От времени оно покрылось внутри зеленой слизью, снаружи было опутано сорняками.

Мы были бдительны, но, кроме нескольких коров, желающих напиться, у Мещанова ключа не появилось ни одной живой души. И мертвой тоже.

Несколько раз ходили на Плотинку, но это тоже оказалось безрезультатным занятием. И если днем время протекало за неспешными разговорами, то ночью поджидать мертвецов без особой защиты казалось безумной затеей. Но иного выхода мы не видели.

– Мы можем сделать это вдвоем, я и Слав, – сказал Глеб, обращаясь к ребятам.

Я удивленно взглянул на друга – мне почему-то он выбора не предоставил. Глеб усмехнулся, увидев мое лицо.

– У Слава в общении с мертвецами опыта больше, без него никак… А вы, если боитесь, можете остаться дома.

– Ясное дело, боимся, – ответил Кики, скрестив руки на груди. – Но ты говорил, мы должны быть вместе, если хотим победить Гнездо.

– Я говорил, нельзя высовываться поодиночке. Двоих будет достаточно.

Ненадолго воцарилась тишина. Я прекрасно понимал ребят – никому не хотелось торчать у колодца и ждать мертвеца, особенно ночью. Я бы и сам с удовольствием отказался от этой авантюры.

Пока я размышлял об этом, Рыжий нашелся с ответом:

– Это не дело. Что мы за команда, если бросим вас одних?

– Вы все-таки младше…

– Всего на два года, Глеб, – возразил Рыжий. – Катюхе вообще было двенадцать, и она везде с нами таскалась.

– Да, Катюха была тем еще хвостиком. – Он улыбнулся. – И я знаю, вы все бесстрашные, просто даю право выбора. Ночь может быть опасной.

– Можно тогда я не пойду? – по-идиотски улыбнулся я. – Да шучу, шучу… Зой, а тебе, может, правда лучше дома остаться?

– Чтобы я поседела, думая, как вы там? Ну уж нет. Идем все вместе, и точка.

Мы переглянулись с Глебом, и каждый из нас, я уверен, почувствовал облегчение. Мы не были специально обученными охотниками за привидениями, даже спортивными навыками никто из нас похвастать не мог. Обычные подростки, которые попали в необычную ситуацию. Все, чем мы могли козырять, – это наша дружба. Один за всех. И все за одного!

Сумерки сгущались. Мы впятером стояли вокруг бетонного колодца и ждали отпечатка. Все как всегда, в руках – фонарики, у Кики – бита. И Катюха была как будто с нами, ну, или хотя бы у нас была ее настойчивость.

Страх сковывал, руки то и дело потели, приходилось вытирать их о джинсы. Мы почти не переговаривались, лишь изредка шептали что-то друг другу. Все сосредоточились на Мещановом ключе. Ждали.

Время, близкое к полуночи, выбрали не просто так. Все отпечатки, которых мы упокоили, проявлялись в основном после двенадцати ночи. Мы знали, что и днем творилась чертовщина, но в последнее время с этим было туго. Пришлось играть по правилам Гнезда. Но когда часы отмерили четыре утра и в небе показались первые рассветные лучи, мы поняли, что все тщетно. Здесь не нашлось ни одной неупокоенной души.

– Кости ломит, – пожаловался сонный Кики. – Я в спортивках, а продрог как собака. Еще и сырость такая из-за этого тумана, уже сопли пошли.

Туман действительно спустился очень плотный. Очертания друг друга мы видели хорошо, а вот растущий рядом ивняк скрылся за мутной пеленой. Когда, решив разойтись по домам, отошли от колодца на несколько метров, он почти пропал в этой дымке.

– Не ожидал провала, – буркнул Глеб.

Я кивнул, соглашаясь. Широко раскрыл рот и зевнул так, что аж уши заложило, а когда слух вернулся, резко остановился. И не я один. Замерла вся наша компания. Мы стояли и прислушивались. Со стороны Мещанова ключа доносилось пение.

Мама, готовя завтрак, обычно напевала что-то себе под нос. Тихо, убаюкивающе. Я любил просыпаться под ее напевы. Вот и сейчас на долю секунды мне почудилось, что поет мама.

– Это колыбельная? – прошептала напуганная Зоя.

Глеб приложил указательный палец к губам и двинулся обратно к колодцу. Мы последовали за ним. По мере нашего приближения к роднику песня слышалась отчетливее.

Босая молодая женщина в белой ночной рубашке по щиколотки стояла к нам спиной и смотрела в колодец. Из-за тумана казалось, что она парит над землей. Длинные каштановые волосы струились по ее спине.

Она держала в руках сверток, качала его, словно ребенка, и пела нежным голосом, растягивая слова. Но у меня от этой колыбельной по всей спине разбежались колкие мурашки.

– Ее я видел во сне, – прошептал Глеб. – Это точно была она.

Мы подходили все ближе и ближе. В горле пересохло, а язык будто прирос к небу. Сколько я ни встречал мертвецов в этой деревне, страх мой с каждым разом не уменьшался. При виде их душа выворачивалась наизнанку. Хотелось бежать со всех ног, спрятаться под одеяло и больше никогда не высовываться. Потому что нас с детства учат, что смерть – это конец. Но в Вороньем Гнезде смерть – это начало новой пугающей жизни. Или, если сказать точнее, существования.

Я наступил на ветку, и она хрустнула. Треск, мне показалось, гулким эхом разлетелся по всей округе. Женщина вмиг затихла. Мы замерли. В утренней туманной тишине силуэт мертвячки выглядел настолько пугающе, что тряслись колени. Я не смел даже дышать, не то что предпринять что-либо.

Женщина вдруг встрепенулась, отчего мы все дружно вздрогнули, и снова запела. Я выдохнул с облегчением, но получил нагоняй от Глеба в виде хмурого взгляда.

Мы уже даже не перешептывались, боялись. Общались друг с другом жестами и все же маленькими шажочками подходили к отпечатку памяти. Когда Рыжий прижал к себе пластиковую бутылку со святой водой и бесшумно открутил крышку, внутри у меня все сжалось от волнения. А когда друг нацелился на мертвячку, я и вовсе беззвучно запротестовал, но было поздно. Рыжий окатил отпечаток памяти приличной струей святой воды и замер с бутылкой наперевес. Я чуть не заскулил от ужаса.

– Какого?.. – только и вырвалось у меня.

Время словно замерло. Женщина снова прекратила петь, и я решил, что в этот раз продолжения уже не будет.

Мертвячка стала медленно разворачиваться к нам лицом, и мое сердце глухо бухнуло. Волосы на руках вздыбились, а глаза защипало от боли – я силился не моргать. Сжал фонарик так же крепко, как Кики держал биту, и приготовился ко всему, что нас могло ожидать. Но то, что мы услышали, всех повергло в шок.

– Мой ребенок, – замогильным голосом произнесла женщина.

Ее помутневшие глаза, словно затянутые утренним туманом, смотрели на нас печально, но с надеждой. Посиневшие и растрескавшиеся губы дрожали.

– Я не могу найти своего ребенка, – снова произнесла она. – Помогите мне.

– И… что будем делать?

Я осмелился подать голос, потому что уже минут пятнадцать ничего не происходило. Мертвячка сказала пару слов о ребенке и снова запела, словно нас здесь и не было.

– Может, поговорить с ней? – предложил Кики. – Она вроде не злая.

– Скорее печальная и потерянная, – кивнула Зоя.

Все взглянули на Глеба. Он нахмурился, собираясь с мыслями, затем кашлянул и подступил к отпечатку памяти еще на шаг, но расстояние между ними все же оставалось приличным.

– Мы… э-э-э… можем вам чем-то помочь? Что случилось с вашим ребенком?

Никакой реакции не последовало, но внутри у меня все равно все зашевелилось от страха. Только Катюху и Федора Ильича я боялся чуть меньше других отпечатков, потому что знал их. И то осторожничал с обоими. Остальные неупокоенные души в Вороньем Гнезде казались мне воплощением зла. Даже дедушка Аглаи Васильевны в какой-то момент стал агрессивным. Кто знает, на что способен мертвец?

– Послушайте, – снова начал Глеб, но осекся, потому что мертвячка завыла, словно ей вонзили нож в сердце.

Этот вой был соткан из боли и отчаяния, и, возможно, стоило ей посочувствовать, но меня охватил ужас. Женщина уронила пустой сверток, который до этого так бережно баюкала, и вцепилась себе в волосы. Она стала вырывать прядь за прядью, каждый раз вскрикивая и содрогаясь от боли, но никто из нас не знал, как ей помочь.

Я почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу. Всеми силами я сдерживал порыв подбежать к женщине и остановить ее. Это ведь так по-человечески – помогать… Но женщина была мертвой. А мертвое, но живое пугает до тремора в руках. Поэтому я стоял и смотрел. Мы все смотрели и не могли отвести взгляд.

Спустя минуту самоистязания мертвячка вдруг замерла. Ослабевшие руки повисли вдоль тела; пальцы, запачканные собственной кровью, дрожали. Она все так же стояла к нам спиной и смотрела в колодец, но я отчетливо представлял ее лицо. Исцарапанное и заплаканное…

Я знал, нужно что-то предпринять, что-то сказать, но ничего не мог придумать. Как утешить мать, потерявшую ребенка? Это невозможно. Нет таких слов.

– Но ведь нужно что-то делать, – возразил я себе почти беззвучно. – Хотя бы попытаюсь…

Собравшись с духом, я протянул руку к отпечатку памяти, но женщина вдруг снова встрепенулась. Глеб махнул мне, чтобы не шевелился, и я подчинился. Мертвячка качнулась сначала в одну сторону, затем – в другую и в следующий момент резко наклонилась вперед. Мы хором ахнули, когда она полетела на дно колодца Мещанова ключа, но было поздно.

Глеб первый подбежал к колодцу и заглянул в него, мы – за ним. Родник давно пересох, дно покрылось толстым слоем мха и зеленой слизью, и там никого не было. Как и прежде, когда я приходил сюда один. Только чуть в стороне, за границей шлакоблочного круга, бил озорной ключик и утекал ручейком в дебри ивняка. Приходящие на водопой коровы губами почти касались почвы, когда пили. Поэтому люди не могли брать отсюда воду.

– Куда она делась? – испуганно прошептала Зоя.

– Видимо, исчезла, – также шепотом сказал Глеб.

Я выдохнул, пытаясь собраться с силами, и в следующую минуту сказал вслух то, о чем, наверное, думал каждый из нас:

– Может, эта женщина именно так ушла из жизни?

– Скорее всего, – ответил Глеб.

– И что теперь делать?

Рыжий смотрел то на меня, то на Глеба. Кики кивнул, как бы соглашаясь с его вопросом.

– Вернемся сюда завтра? – пожал плечами я. – Мне кажется, она появляется здесь каждое утро. Как дедушка Аглаи Васильевны.

– Наверное, чтобы упокоить ее, мы должны найти ребенка бедняжки, – предположила Зоя.

Я был согласен с ней. Но где же нам искать ребенка давно умершей женщины?

Глава 11

Сердце матери

– Ба, ну неужели никто о такой трагедии не знает?