Корона и вор

Иногда в столичных газетах появляются объявления в стиле «Контора Арракиса. Решим любые ваши проблемы. Недорого» и номер телефона. Цифры, разумеется, каждый раз были разные, а всё потому, что это объявление всегда давала королевская стража. Расчёт был на то, что хотя бы один старый клиент Арракиса проколется и позвонит, чтобы спросить что-то вроде «что, расширяешься?», а агенты тайной королевской службы осторожно выведают у него подробности любого дела настоящего Арракиса, а там уже придумают, как его поймать.

На указанные номера поступали разные звонки, чаще всего от наивных граждан и городских сумасшедших. Пару раз звонили шутники. Реальные же клиенты не прокололись ни разу. Очевидно, Арракис умело заметал следы и берёг своё дело.

На кураторов этой операции уже давно смотрят, как на идиотов, но они продолжают давать эти объявления с упорством, достойным лучшего применения.

Ежедневная газета «Столица сегодня», номер от 14 сентября.

Наши дни

В той среде, где он работал, он носил позывной «Арракис». Традиция вынуждала брать позывной в честь небесных светил, которые, как подразумевалось, становились покровителями, и Келерт долго листал список с вычеркнутыми из него уже занятыми названиями. Естественно, такому, как он, нужно было имя звезды. И эта звезда должна была находиться в соответствующем созвездии и быть такой же особенной, как он сам. И когда Келерт дошёл до созвездия Дракона, а в нём увидел Арракис, сразу понял, что это именно то, что нужно. Эта звезда была двойной, что как нельзя лучше отражало его натуру… о чём, конечно, никто понятия не имел. А тем, кто знал правду, как правило, не везло столкнуться с его второй, не самой лучшей частью.

«По крайней мере, от него не пострадали те, кто мне дорог», – вспоминая его, думал каждый раз Келерт и машинально потирал левую руку от запястья до середины предплечья. Там, всегда скрытая рукавом, находилась шкала Релекта, ведущая обратный отсчёт до наступления безумия. На сегодняшний день она была заполнена на треть.

То же имя Келерт назвал мальчишке, сидевшему напротив него.

– Семи… – попытался было представиться он, но Келерт перебил его.

– Не здесь, – твёрдо сказал он. – Здесь мы называем только позывные.

Парень поёрзал на стуле, нервно огляделся по сторонам. Затем всё же решился.

– Денеб, – сказал он.

Келерт оценил его выбор. Парень знал, что Арракис – это звезда, и выбрал нестандартный позывной для себя. Конечно, в среде исполнителей он наверняка занят, но то, что Денеб выбрал не Сириус и уж тем более не Полярную звезду и даже не созвездие, говорило о его хороших познаниях в астрономии и теневой жизни королевства.

Слишком хороших. Аристократ?

Кабинет, в котором Келерт принимал Денеба, был одним из его любимых – потому что ничего не говорил о его владельце. Простое неприметное офисное здание чуть в стороне от центра столицы, офис на втором этаже, та же коричневая дверь, что и другие коричневые двери. На табличке слева от косяка было указано «Арракис. Решение нестандартных проблем», и это было лучшей рекламой. В принципе, достаточно было даже позывного – все в столице знали, что если у тебя есть щекотливая проблема, нужно обратиться к Арракису, и он сделает так, что она будет решена в кратчайшие сроки. Правда, для большинства посетителей Келерт выглядел посыльным, который лишь передавал сообщение нужным людям, и практически никому не приходило в голову, что именно он был тем, кто решает их проблемы. Потому что только он обладал способностью складывать паззл – составить план, подобрать исполнителей, выбрать время и место. Больше этого сделать не мог никто, сколько бы ни пытались, поэтому у «конторы Арракиса» просто не было конкурентов.

И одним из главных правил была анонимность. Ты мог оказаться королём или нищим, аристократом или рабочим с завода – неважно, твой секрет оставался внутри этого офиса. Даже если ты не нашёл достаточно королевских золотых для того, чтобы оплатить работу. Келерт знал, что в его деле репутация была одним из самых важных элементов, если не ключевым, и тщательно следил за тем, чтобы она оставалась незапятнанной.

А потому с Денеба нельзя было и глаз сводить. Кто знает, что за птица он окажется. Чутьё подсказывало, что дело будет серьёзным, и не ошиблось.

– Я хочу, чтобы вы помогли мне украсть корону, – сказал Денеб. Он максимально старался изобразить бесстрастность, но на последних словах его голос предательски дрогнул.

Келерт присвистнул, оттолкнулся от стола и бездумно уставился в стену. Машинально потёр предплечье. Достаточно ли безумно это звучит для того, чтобы показатель шкалы хоть чуть-чуть опустился?

– Было бы прекрасно, если перед задачами такого, э-э… характера вы предупреждали заранее, – бесстрастно сказал он. – Я бы пригласил медиков, чтобы купировать внезапный сердечный приступ.

– Что-то вы не похожи на умирающего, – фыркнул Денеб и откинулся на спинку стула.

Боковым зрением Келерт успел заметить, что парень странно дёрнулся, затем бросил на него быстрый взгляд. Видимо, собирался закинуть ноги на стол, строя из себя крутого, но вовремя передумал. Правильно сделал.

Келерт откинулся на спинку сиденья и машинально потянулся к застёжке ремешка на шее, принялся поглаживать тонкую металлическую деталь. Парню на вид лет… ну ладно, накинем ради приличия. Семнадцать, ну максимум восемнадцать, больше просто быть не может. Он постарался на славу: нацепил парик и огромные жёлтые очки, закрывающие пол-лица, выбрал мешковатую одежду, почти скрывающую фигуру. Но юность и неопытность всё равно просвечивали сквозь неуверенные движения, предательски дрожавший голос, тупые привычки. Вот сейчас мальчишка принялся нервно поигрывать с небольшим ножом, и видно, насколько ему это в новинку. Хочет казаться большим и сильным, и, возможно, именно это и привело его к идее украсть корону.

Что ж, если он так хочет доказать, что чего-то стоит, он выбрал неудачный вариант. Корона была важным артефактом, созданным ещё в ту, первую эру, когда, как говорила религия, боги не были разгневаны на людей и позволяли им рождаться с особыми способностями. Тогда на свет появился человек со способностью подчинять себе любой драгоценный металл и использовал её, хвала небесам, в мирных целях, создав для всех имевшихся тогда монархий короны. Естественно, что за несколько столетий любое ювелирное украшение заметно истреплется, и потому все эти короны в современном мире использовались только для особых церемоний. Например, для коронации или для чествования героев…

О Пятьдесят. До Келерта дошло. Он закрыл глаза и устало откинулся на спинку сиденья.

Через две недели должно произойти чествование героев королевства Триатам, вернувшихся с дальних рубежей. Король появится перед военными, посвящаемыми в аристократы, в короне. И если кто-то украдёт её перед церемонией, а во время неё появится в тронном зале и бросит её под ноги королю… Келерт ощутил зуд в предплечье в том месте, где была нанесена шкала, следом накатила странная эйфория. Мысль об этом была достаточно сумасшедшая для того, чтобы Релект удовлетворился ею и понизил уровень безумия в крови. А затем пришло озарение.

Ты ведь не хочешь, чтобы этим кем-то стал я?

Что-то внутри нехорошо шевельнулось, и эйфория усилилась. Келерт вновь схватился за застёжку на ремешке, как будто боялся, что вместо снижения мера на шкале могла подскочить до верхнего предела, после чего он полностью потеряет над собой контроль… и тогда появится тот, другой.

– Но ведь корона хорошо охраняется, – заговорил он, возможно, стараясь разубедить себя, а не Денеба. – Она находится в королевской сокровищнице, вокруг которой возведено несколько контуров защиты. А последний контур и вовсе не может вскрыть никто, кроме самого короля и прямых наследников трона, то есть, его родных сыновей…

Парень чуть привстал в кресле, расправил плечи, и Келерт понял, что он только и ждал этого момента.

– Да, так и есть, – кивнул Денеб. – Поэтому я и хотел представиться. Меня зовут Семираэль.

Окончание имени на «эль» допустимо иметь только членам королевской семьи, и чем длиннее имя – тем старше сын. Келерт ощутил, как в голове защёлкали шестерёнки. Старших наследников знали все, младшего представляли свету только в детстве. В юности, как предполагалось, он ушёл обучаться военному делу. Вот, значит, как…

План сложился в голове ещё до того, как Келерт это осознал. Он поднялся со стула, прошёл к столу, встал со своей стороны и, оперевшись на кулаки, навис над Денебом.

– Я берусь за работу, – сказал он.

Парень подскочил на месте, явно радостный и вдохновлённый, но Келерт одним движением вернул его в кресло.

– Но сначала несколько условий.

Парень тут же активно закивал. Келерт поморщился. Что, неужели слишком много накинул, и ни о каких семнадцати речи не идёт?

– Во-первых, на вас ложится задача по добыче чертежей защитных контуров, – заговорил он, – и сделать это надо в самые краткие сроки, чтобы мы успели отработать план.

– Да, я…

– Во-вторых, вы идёте с нами. – Келерт чуть повысил голос. – Мы оба знаем, что вы не просто владеете ключом, но и не можете его снять… пока вас не убьют. Вешать на себя смерть одного из членов королевской семьи я не собираюсь.

– Да-да, – пробормотал Денеб.

Он как-то резко побледнел, надо было его взбодрить. Келерт ногой придвинул к себе кресло, расслабленно опустился в него и протянул парню руку.

– В-третьих, оплата в королевских золотых. И королевское помилование для всей команды.

Денеб поднял удивлённый взгляд. В ходу в Триатаме были бумажные купюры, называемые просто золотыми, но королевские золотые – это золото, которое можно было пощупать, потому что из него чеканили небольшие лёгкие монеты. Ими рассчитывались редко, зато их номинальная стоимость в разы превышала стоимость металла, использованного для создания монеты.

Интересно, парня удивила просьба о расчётах в королевских золотых или о помиловании?

– Но… как же я уговорю короля обеспечить помилование?

Келерт усмехнулся.

– Это ваша проблема. Моя же – как обеспечить вам то, что вы хотите, притом так, чтобы никто при этом не пострадал. Обычно я ещё обещаю сделать всё в рамках закона, но это явно не тот случай.

– Не тот, – эхом отозвался Денеб.

Келерт следил за тем, как в его глазах метались мысли. Королевское помилование может даровать только действующий король, никак иначе. Единственный шанс обойти его – подсунуть ему бумаги, чтобы он подмахнул не глядя. Таким доверием может располагать только любимый сын своего отца.

– Ладно, – наконец сказал Денеб и поднял взгляд на Келерта. – Помилование для каждого, кто участвует в деле.

– В то время, когда оно нам будет нужно, – добавил тот.

Денеб сцепил зубы, но кивнул. Впрочем, Келерт не собирался тянуть из него жилы и сначала устраивать геноцид в соседней стране, а потом просить защиты; помилование было нужно ему на тот случай, если какой-нибудь хитрый юрист всё же проверит некоторые его делишки из «серой зоны» и найдёт судью с крайней степенью перфекционизма… ну и ещё для одного дела.

– Мой позывной, Арракис, ты уже знаешь, – сказал он. – Но раз ты назвал мне настоящее имя, я тоже назову своё. Мы ведь теперь одна команда, верно?

Денеб кивнул и протянул руку в ответ. Прочувствовал важность момента, отлично. Келерт хлопнул его по ладони.

– Келерт Раагастан, – небрежно бросил он.

Глаза парня округлились.

– Раагастан? – слишком громко выдохнул он. – Тот самый потерянный наследник рода Раагастан? Серьёзно?!

Келерт закатил глаза. Восхищённый Денеб продолжал щебетать что-то насчёт того, как его семья с ног сбилась, разыскивая наследника рода, но тот уже не слушал.

Что ж, возможно, он поторопился взять на себя обязательство не убивать членов королевской семьи…

Предисловие

Семья Раагастан создала современный мир. Если бы у неё был герб или какая-то ещё подобная дрянь, эти слова наверняка были бы выведены на нём, но, хвала небесам, в королевстве Триатам подобной ерундой не занимались. Иначе Келерту приходилось бы не только слышать это каждый день, но видеть повсюду в семейном поместье. Отец не упустил бы шанс проявить гордость за свой род ещё и таким образом… как будто было мало их фамилии на каждом современном устройстве от телевизора до крылатой ракеты.

Хотя Келерт в силу возраста не понимал, что это всё значит, он знал главное: когда к тебе приковано столько внимания, значит, от тебя чего-то ждут. Это ощущение вечного слежения, вечного ожидания и внимания родилось вместе с ним. Находясь в своей комнате, за обедом в трапезной поместья, оказываясь в кабинетах родителей, Келерт чувствовал этот взгляд тысячи жаждущих глаз. Притягательный и манящий.

– Тебя ждёт большое будущее, сынок, – говорила мама каждый вечер перед сном, и это было тысяча первое ощущение этого взгляда на коже. – Даже не сомневайся.

Келерт закрывал глаза, чувствовал поцелуй в лоб и улыбался. После того, как в комнате гас свет, а дверь закрывалась, начиналось время мечтаний. Келерт представлял, как становится знаменитым, как удивляет весь мир… чем-то. Чем-то, чего он ещё не знал, но обязательно узнает, когда станет большим.

Каким же дебилом он был, когда был мелким. Даже, помнится, приходя в воскресенье на церковную службу, подходил к статуям богов и молил их позволить ему стать тем самым, особенным, чьё имя прогремит на весь мир. О таком мог мечтать только последний кретин.

Келерт закончил ковыряться со шкалой и откатил в сторону отвёртку. Не то что бы он сейчас стал сильно старше – вчера ему исполнилось пятнадцать – но по крайней мере теперь он знал цену, которую приходится платить за то, что ты особенный. Да, его имя могло прогреметь на весь мир, и для этого ему даже не надо было быть наследником рода Раагастан. Но кто бы ему ещё позволил это сделать…

Келерт сложил руки на столе и устало опустил на них голову. Проделана была ровно половина работы – шкалу ещё нужно было подключить. А потом ещё предстояло начать разработку средства защиты. Такого, чтобы точно защищало, а не как… предыдущий прототип. Келерт зажмурился. Времени оставалось совсем немного, скоро начнутся занятия с домашним учителем, а до этого момента ещё нужно было хотя бы набросать чертежи нового прототипа. Только бы не уснуть, нет времени на отдых…

То самый момент возникал в памяти раз за разом, как навязчивая мелодия из рекламного ролика. Однажды Келерт так сильно захотел уговорить богов, что попросил маму задержаться после церковной службы, и сидел возле статуй не меньше часа, а то и больше. В общем, так долго, что уснул. И во сне он оказался в том же помещении, на том же сиденье, что и в реальности. Но тут сразу было ясно, что это сновидение: одна из статуй склонилась над ним, протянув руку, будто собиралась погладить по голове. Но Келерт испугался и отшатнулся, в ответ на что мраморное божество ухмыльнулось.

– Я пришёл ответить на твои молитвы, – сказало оно.

Келерт огляделся по сторонам, но никого не видел, церковь была пуста. Значит, точно говорили с ним. Значит…

– Так это правда? – загорелся он.

– Конечно. – Статуя перестала ухмыляться. – Боги решили одарить тебя своей милостью, Келерт. Но готов ли ты её принять?

– Готов! – выпалил он и распрямился на скамье. – Я готов к этому с рождения!

– Даже если я попрошу плату? – спросила статуя.

– Всё что угодно!

– Даже если от тебя потребуется пройти среди звёзд?

В это мгновение, конечно, Келерт застыл. Он не понял, что это значит, но быстро решил для себя, что, возможно, ему предстоит стать первым межзвёздным путешественником. А что, это как раз тянуло на дело, из-за которого его имя могло прогреметь на весь мир. Особенно если род Раагастан поможет с созданием такого корабля… хотя какого чёрта? Разве он сам не Раагастан? Не сможет что-то придумать?

– Что угодно, – повторил Келерт уже спокойнее и почтительно склонил голову. – Я готов на всё.

Его головы коснулась тяжёлая холодная рука.

– Да будет так, Идущий среди звёзд, – послышался голос. – Верши свою судьбу с мудростью.

Всё окутала тьма. И сон, из которого Келерт вынырнул мгновение спустя, и церковь, и всю его реальность.

Если бы не тот проклятый день, почему-то думал он. Если бы не тот проклятый сон, всё было бы иначе. Сейчас не понадобилось бы вкручивать в руку шкалу, не пришлось бы придумывать безопасный способ отключить себя, если вдруг он сам начнёт создавать опасность. Если бы не тот день…

Будь оно всё проклято.

Келерт поднялся, устало потёр глаза и бросил взгляд на часы. Нет времени на страдания. Учитель будет через двадцать минут, концепт нужен уже сейчас. А шкалу прикрутит к руке ночью, пока никто не видит.

Пять минут спустя, когда Келерт скомкал и выбросил в корзину для мусора уже пятый вариант концепта, его сердцебиение подскочило. В комнате заметно потемнело. Он принялся дышать глубоко, считать до тридцати. Помогало, но слабо. Клубы отдающей фиолетовым тьмы отступили от рабочего стола, но затаились по углам. Дрожащими руками Келерт достал из ящика стола заготовленный скальпель. В глазах снова потемнело.

– Нет-нет-нет-нет, только не сейчас! – простонал Келерт.

Вокруг заплясали клубы фиолетового дыма. Скальпель выпал из ослабевших пальцев, дрожь охватила тело. Келерт расслабился, закрыл глаза и попыталась считать, просто считать от одного и до скольких получится. Но дымка не отступала, она проникала в сознание и туманила и его тоже. Она не собиралась допускать того, чтобы Келерт установил свою систему защиты от неё.

– Прекрати! – попытался приказать он, но голос прозвучал слабо, даже жалко. – Ты мой дар, подчинись мне!

В том, как туман заволок разум, Келерту почудилась усмешка. Это было последним, что он запомнил.

Его привёл в себя учитель, молодой подмастерье отца в части построения чертежей. Вместе с Келертом они изучали математику и азы геометрии, и второе интересовало родителей даже больше, чем первое. Хвала небесам, никто не заходил в комнату до этого момента, поэтому картину маслом увидел только учитель.

– Я ничего никому не расскажу, если только ты объяснишь мне, какого чёрта тут происходит, – с порога заявил он.

Это решение Келерт принимал дольше всего в своей жизни – порядка пятнадцати секунд. Учитель терпеливо прождал всё это время – он прекрасно знал, как выглядел Келерт, когда соображал на скорости света, как сейчас.

В тот день, когда ему приснился тот идиотский сон, его разбудила мама там же, в церкви. Её трясло от ужаса, и Келерт понимал, почему. Всё помещение заволакивала фиолетовая дымка, и она выглядела неестественной, жуткой, как будто пришедшей не из этого мира. Мама крепко сжимала ладонь Келерта, так, что ему было больно, но он этого почти не замечал.

– Что это? – только и смог спросить он.

– Это сделал ты, – еле слышно отозвалась мама.

Келерт задрожал, обернулся к ней. Попытался увидеть её глаза, но мама бездумно смотрела перед собой и не замечала сына.

– Мама, это не я, клянусь, – зачастил Келерт. – Я просто уснул, и всё! Можешь обыскать меня, у меня с собой нет никаких приборов, и…

– Келерт, – властно сказала мама и обернулась к нему. – Ты не позволишь этому проклятью прорастать в тебе, понял? Ты будешь это контролировать.

Она опустилась на корточки перед Келертом, положила ему руки на плечи. Едва ощутимо сжала.

– Да, иногда люди рождаются с магическими способностями, – твёрдо заговорила мама, – и это может им многое дать. Но к тебе это не относится, ясно? Перед тобой стоит другая задача.

– Другая задача? – эхом откликнулся Келерт.

Мама кивнула, всмотрелась со всей серьёзностью в глаза Келерта, и ему показалось, что она смотрит ему в голову и копается в разуме.

– Ты должен продолжить дело рода Раагастан, – твёрдо сказала она. – Только это принесёт тебе всё то, о чём ты мечтаешь.

– Но этот дым…

– Не существует, – сказала мама и тряхнула Келерта за плечи. – Его нет, понял? О нём никто не знает, и никто не должен знать. Его нет. Точка.

Он вдохнул, выдохнул и кивнул.

– Никто не должен знать.

Даже учителю не положено, решил Келерт и постарался сделать максимально равнодушное лицо.

– Вы всё равно ничего не расскажете, – сказал он. – Так в чём смысл?

Учитель нахмурился. Обвёл взглядом стол, на котором ещё лежала шкала, скальпель и десяток листов бумаги. Скомканные, насколько помнил Келерт, валялись в беспорядке по всей комнате.

– Если ты не в курсе, всем нам приказано докладывать о малейших странностях, – сказал учитель. – Так чем ты занимался?

И почему Келерт не был удивлён? Где-то в глубине души он позволил себе устало выдохнуть. Родители, непревзойдённые инженеры-изобретатели, имевшие под рукой несколько научно-исследовательских групп, создатели технологии искусственного интеллекта в конце концов, в некоторых вещах проявляли непрошибаемое дуболомство. Им даже в голову не приходило, что если хочешь сохранить тайну, к ней надо привлекать как можно меньше внимания. И привлекать к её сохранению как можно меньше народа.

Келерт как-то ради интереса рассчитал зависимость сохранения тайны от количества народа, которое её знает. Конечно, с помощью прототипа искусственного интеллекта, сам он ещё не настолько хорошо знал математику. Так вот, уже на том уровне, где все они находились сейчас, существовать его тайне оставалось не больше пары лет, а потом она сама по себе станет известна всем вокруг.

– Ничего сверхъестественного, – сказал Келерт. – Просто экспериментировал.

– Со скальпелем, – бесстрастно сказал учитель.

Келерт пожал плечами.

– Надо было зачистить провода на шкале.

– И обычный канцелярский нож для этого не сгодится?

– Мы на допросе? Мне казалось, этим развлекаются только мои родители. – Келерт откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

Учитель устало выдохнул.

– Ладно. Освободи, пожалуйста, стол, и начнём занятие.

Но, естественно, он тщательно следил за тем, как Келерт складывал и убирал шкалу, как прикрывал чертежи защитного устройства, хотя там ничего толкового и не было. Проблема каждого из них состояла в том, что их надо активировать, и ни одно из них не могло быть незаметно подключено к шкале, чтобы сработать, когда показатель упрётся в потолок.

«Просто кому-то не хватает мозгов для того, чтобы придумать такое незаметное устройство, – мысленно простонал Келерт и с грохотом опустил на стол стопку учебников. – Кретин, идиот, тормоз…»

– На чём мы остановились в прошлый раз? – спросил учитель.

Келерт молча взял верхний учебник и раскрыл на нужном параграфе. Затем потянулся за тетрадкой.

Самым сложным, с чем Келерту приходилось смиряться при жизни в семейке Раагастан, была вот эта непроходимая тупость во всём, что не касалось работы. Даже после того, как он рассказал про этот допрос от учителя и попросил его сменить, чтобы он не капал на мозги при каждой встрече, мама только отмахнулась и ушла воплощать в жизнь очередное изобретение. Отец выслушал, но вместо того, чтобы предпринять действия, пошёл и поговорил со своим подмастерьем. Это было настолько нерационально с самого начала, что тем и должно было закончиться.

Но всю глубину этой непроходимой тупости Келерт познал в тот момент, когда случайно увидел патенты на технологии семьи Раагастан. Все права на все изобретения были переданы государству в бессрочное безвозмездное пользование. Это был второй предмет гордости родителей: бессребреническое служение своей стране и получение от неё пожизненной компенсации, на которую, собственно, семья и существовала, а также финансировала свои исследовательские лаборатории и тестовые полигоны.

Ладно, допустим, сам факт служения своей стране неплох. Допустим, не так плохо передавать государству патенты на свои технологии. Но передавать всё от начала до конца в руки государству, а затем надеяться на его милость – этого Келерт не понимал. И вдвойне не понимал потому, что был знаком с историей, психологией и социологией, а потому знал: государством управляет группа людей со своими амбициями и желаниями. И договор с ней перестаёт что-либо значить, если к власти приходит другая группа людей с другими амбициями и другими желаниями. Да, существовали законы, суды и прочие формальности, но на таких уровнях это всё не имело значения. Здесь тебя проще вывести из игры тем или иным способом, чем начать решать с тобой сложные вопросы… особенно когда твои патенты принадлежат совсем не тебе.

Эта ненависть росла внутри с каждым днём и ждала своего дня, чтобы вырваться на свободу, как и заточённый в теле и золотой клетке, сотворённой родителями, дар.

И однажды этот день настал.

Наши дни

После ухода Денеба Келерт занял его стул, закинул ноги на стол и ещё долго смотрел в окно. Конечно, парнишка рассказал, зачем ему это: хотел доказать, что тоже чего-то стоит и прочую ерунду из того же разряда. Но картинка, мелькнувшая перед глазами в тот момент, не давала покоя. Звучало очень глупо даже в мыслях, но так и Келерт мог показать, что стоит чего-то и без своей ненормальной семейки. Особенно если преподнесёт это как возвращение короны после кражи.

Он наконец поднял рукав и открыл свету шкалу, вмонтированную в руку девять лет назад – в тот день, когда учитель по математике её увидел. После того, как Келерт представил себе эту картинку с короной, уровень упал ниже привычного положения в одну треть, на границе нормы и зоны повышенной готовности. Если бы удалось довести её до нуля, он больше никогда бы не поднялся и не доставил бы проблем своему носителю.

Интересно, а если бы всё же получилось воплотить в жизнь эту картинку с короной, удалось бы ему довести до нуля показатель? Келерт бросил взгляд на предплечье и не поверил своим глазам.

Уровень на шкале сделал крошечный шажок вниз.

С тех пор, как магические дары начали возвращаться к людям, жрецам церкви Пятидесяти была поставлена задача регистрировать каждый из них. Разумеется, регистрация проходила и в тайной королевской службе, и у королевской стражи, и у всех заинтересованных, но жрецы всё равно считались хранителями знаний в этом вопросе. Всё потому, что Пятьдесят богов, которым поклонялись в Триатаме, тоже обладали магическими дарами, и люди как будто наделялись частью их способностей.

Так, например, если Дарующий пламя Аден управлял огнём, а с точки зрения физики мог запускать реакцию горения на любых химических соединениях, наследники его дара могли чуточку меньше. Кто-то умел разогревать, что-то – поджигать то, что способно загореться от спички, кто-то – управлять уже зажжённым пламенем.

Поэтому жрецы взялись за регистрацию даров и сверку их со способностями Пятидесяти. Ещё ни одно магическое умение не воспроизводило в точности способности богов, описанные в священных книгах, и ни один дар не оказывался у двух человек одновременно. Объяснений обоим феноменам пока не найдено, и точности исследований мешает ещё и то, что у Триатама нет достоверных сведений об одарённых из других стран.

Отрывок из лекции для открытого урока академии жрецов.

Наши дни

Занятия с теологами и религиоведами становились для Галлейна самыми сложными. И дело вовсе не в том, что он не мог говорить – для лекций давно существовала запись, а ответы на вопросы он научился набирать так быстро, что мультимедийная система не успевала выводить их на экран. Проблема была в другом. Галлейн принадлежал к древнему роду жрецов Аависта, хранителям главного храма Пятидесяти. А потому как никто знал, кто создаёт все те прецеденты, которые сейчас описывались как чудеса.

Например, взять любимое чудо и любимый праздник королевства Триатам – День всепрощения. Он был посвящён богу огня, Дарующему пламя Адену. Если верить древним записям, когда-то давно героев, следовавших воле небес, направляли сами боги, а порой и буквально – появлялись перед ними во плоти и шли с ними на бой. И за неудачи боги расплачивались так же, как и люди, несли равную ответственность, а потому за ошибки следовало наказание. Дарующий пламя допустил смерть своего подопечного, за что был изгнан с небес и несколько сотен лет скитался на земле, проживая жизнь смертного, ожидая, что кто-то из одарённых доверится ему и снова позволит стать хранителем. И такой герой, вернее, героиня нашлась. Вместе они творили великие дела, а потом, когда девушка умерла тихой, спокойной смертью от болезни, во что боги никогда не вмешивались, Дарующий пламя был прощён и вернулся на небеса. В честь этого на исходе лета он каждый год посылает с небес пламя в главный храм, напоминая людям о том, что каждый может быть прощён, если будет нести ответственность за свои поступки и исправлять ошибки.

Каждый год паломники-пятидесятники собирались со всего света здесь, в главном храме, чтобы взять частичку священного огня и разнести его по всем храмам, тем самым проводя ежегодное освящение. Сошествие небесного огня было важным событием, чудом, которое как бы говорило людям: боги есть, они смотрят на вас с небес и всё ещё готовы прощать, даже если вы согрешите, только возвращайтесь на праведный путь. Всё происходило в дальней келье храма, стоявшей запертой весь год, и только на исходе лета открывавшейся для священников, совершавших таинство. Они заходили внутрь, произносили слова молитвы и ждали, когда Дарующий пламя ниспошлёт священный огонь. А затем выносили горящие факелы к паломникам, и от них огонь распространялся ко всем желающим.

Галлейн знал, что никакого священного пламени боги не посылали. Потому что в прошлом году стал достаточно взрослым для того, чтобы быть посвящённым в таинство схождения огня и стать одним из тех двоих, кто входит в келью. Он же нёс с собой обычную бензиновую зажигалку, с помощью которой зажёг лампаду, которая, как предполагалась, зажигалась сама. А затем запалил факел и вынес его к жаждущей чуда толпе.

Ровно в это же время, пока он вспоминал об этом, в реальности голос отца Галлейна начитывал лекцию о Дне всепрощения. «Огонь Дарующего пламя – это чудо, – говорил он. – Чудо, которое происходит каждый год. И пока оно есть, мы можем верить в то, что боги не оставили нас».

Галлейн знал, что боги оставили людей вместе с волшебными дарами, далеко-далеко в прошлом. И если дары вернулись, то с небожителями что-то не задалось.

Едва голос на записи замолчал, в воздух взметнулось с десяток рук студентов. Галлейн растерянно подкрутил свет, чтобы иметь возможность видеть лица, и неуверенно указал на парня в традиционных синих одеяниях адепта, сидевшего ближе всего к нему.

– Главный жрец, – сказал парень и почтенно склонил голову. – Благодарю за возможность задать вопрос. Подскажите, а есть ли какая-то задокументированная информация о том, почему богов именно пятьдесят?

Галлейн пару мгновений щурился, вспоминая, затем притянул к себе клавиатуру.

«Есть древние грамоты, в которых указывается имя творца: Дыхание созидания Лэй. Там же пишут о том, что он создавал способности, которые, как он сам считал, будут полезны людям. Затем сотворил для них тела, разум и вдохнул жизнь, таким образом воплотив богов в реальность. Как затем мы видим в последующих записях, одарённых людей на свете тоже появлялось пятьдесят, и их способности совпадали со способностями, приписываемыми богам. Есть теория, что количество богов и единовременно существующих даров на земле связано, но доказать её с научной точки зрения у нас нет возможности.

Предполагается, что бог Лэй создал столько даров, сколько смог придумать или посчитать полезным. Плюс оставил путь для последнего – того, кто прошёл путь Идущего среди звёзд до конца и стал богом».

На этом он остановился. Адепт счёл ответ исчерпывающим и кивнул, а за его спиной в воздух вновь взмыли руки. Помедлив, Галлейн указал на другого адепта, на этот раз на дальней от себя парте первого ряда.

– Благодарю, верховный жрец, – сказал тот. – Расскажите, а что вы чувствовали, когда вошли в келью, где сходил огонь Дарующего пламя?

Со всех сторон послышались шепотки. С этим вопросом было проще: едва ли ни половину времени подготовки занимали психология и социология, и Галлейн был обучен лгать едва ли не лучше разведчиков.

«Разумеется, я ощущал благоговение. Одно дело – когда ты только слышишь об этом, и совсем другое – когда непосредственно участвуешь. Когда видишь, как огонь нисходит с небес, как сама по себе зажигается лампадка в совершенно пустой келье. Непередаваемые ощущения».

– Так огонь сходит на лампадку, или она зажигается сама по себе? – переспросил адепт.

«Прошу прощения, неясно выразился. В келье зажигается огонь в особом месте, и видно, как он нисходит с небес. Лампадка находится в небольшом отдалении от этого места, и огонь не тянется к ней, она зажигается сама по себе».

Галлейн устало выдохнул. За этот неполный год, прошедший с его первого участия в таинстве, он столько раз повторял эту ерунду про свои впечатления, что уже складывалось впечатление, что все вокруг, как и он, знали всё это наизусть. Но нет, для большинства людей это всё ещё было в новинку.

Хотя, стоило признать, что в новинку в этом году было много что: внезапная смерть отца, повлёкшая за собой срочное назначение Галлейна на должность главного жреца, вскрывшееся завещание, в соответствии с которым Галлейн должен был жениться в течение пары лет, а его сестра – выйти замуж за человека из низшего сословия, чтобы сохранить свою принадлежность к роду и возможность родить наследника… Голова шла кругом. Так что, возможно, одинаковые ответы на одинаковые вопросы не были самым большим из зол.

«У нас осталось две минуты до конца занятия, – вывел Галлейн на экран. – Последний вопрос, пожалуйста».

Вновь несколько рук взметнулось в воздух, но Галлейн не успел отреагировать. На заднем ряду со своего места поднялся один из адептов-теологов, судя по зелёной форме, и встал во весь свой внушительный рост.

– В последнее время вокруг Главного храма что-то происходит, – твёрдо сказал он. – Умер предыдущий главный жрец, оборвалось несколько родов, игравших важную роль в становлении веры в Пятьдесят на континенте. Не зарождается ли заговор вокруг нашей церкви?

Галлейн несколько долгих мгновений думал о том, что ответить на это. За дверью уже послышался шум, голоса – занятия в других аудиториях закончились, и студенты повалили толпами в коридор. Наконец он решился.

«Такие вопросы лучше всего задавать правоохранительным органам и службе безопасности королевства. Мы можем только наблюдать и фиксировать факты, подозревать что-то, но реально информацией не располагаем – нам просто некогда искать улики и строить предположения».

Послышались перешёптывания. Задавший вопрос адепт сложил руки на груди.

– Хорошо, сформулирую иначе, – сказал он. – Несколько родов, приближённых к церкви, оборвалось. Это означает, что будут выборы для тех, кто их заменит. Хотелось бы получить гарантии безопасности для своих семей, прежде чем пробовать отбираться.

Галлейн прищурился.

«А какие гарантии безопасности можете дать церкви вы?»

Адепт нахмурился, отвёл взгляд в сторону. А Галлейн, поразмышляв пару мгновений, продолжил.

«У людей есть неприятная привычка искать повсюду выгоду для себя – даже там, где априори подразумевается беззаветное служение с полной самоотдачей. Вы собираетесь посвятить себя такому служению, молодой человек, а потому должны думать о том, что вы предлагаете церкви, а не она вам».

Поколебавшись и видя, что адепт молчал, Галлейн всё же решился добавить:

«В наших рядах уже есть те, кто ставит своё благо выше всеобщего. И по нынешним временам увеличивать их количество – непозволительная роскошь.

Когда будете выходить из аудитории, пожалуйста, сообщите своё имя. Я избавлю ваш род от необходимости участвовать в выборах».

Едва он закончил, как над дверью прозвенел звонок. Взволнованные адепты принялись шумно собираться, переговариваться и торопиться на выход. К Галлейну, естественно, никто не подошёл и своё имя не назвал, чему он про себя удовлетворённо кивнул.

А затем подошёл перерыв на обед, после которого предстояло провести пару часов в храме. Это не было какой-то важной частью работы, больше традицией – так прихожане храма могли обратиться к главному жрецу с любым вопросом или просьбой. Но человеку, потерявшего голос с рождения, эти часы давались нелегко, потому Галлейн завёл привычку уходить в кабинки для приватных бесед со священниками. В обеденное время они пустовали – и со стороны служителей храма, и со стороны посетителей – поэтому можно было прислониться к крайней и спокойно отдохнуть в тишине.

Но сегодня что-то пошло не так. Едва Галлейн опустился на табуретку, прислонённую к стенке, он услышал голоса – женский и мужской. И застыл на месте, услышав, о чём они говорили.

Предисловие

Хирани, сестра-близнец Галлейна, была для всех настоящим мучением. Она не собиралась уходить в монастырь и посвящать свою жизнь служению Пятидесяти, как того хотела для неё мама, не собиралась выходить замуж за выгодного жениха, к чему её с детства готовил отец. Она мечтала о сцене. О слепящем сиянии софитов, рёве колонок и громе аплодисментов. И о том, что она обязательно увезёт Галлейна от его судьбы стать продолжателем рода Аависта, продолжателем дела священства. Все эти ограничения, накладываемые на простых людей церковью, бесили её настолько, насколько это в принципе возможно.

– Я не выдержу ещё один день, – яростно шипела Хирани, когда свет в их комнате гас и дверь закрывалась. – Я сбегу, Лейни. И тебя с собой заберу. Будем жить долго и счастливо… подальше отсюда.

Она всегда выбирала моменты, когда Галлейн не мог ей ответить. Потому что было темно или он не мог как-то иначе подать знак – разумеется, за годы совместной жизни у них выработался свой тайный язык, не нуждающийся в общепринятых сигналах. Приходилось молчать по всем фронтам.

Нет, конечно, Галлейн мог подняться, включить свет, найти свой планшет и высказать всё, что думает, но он предпочитал молиться Пятидесяти о том, чтобы помогли вразумить сестру. И лично Несущему просветление Элиоту, божеству разума.

«Ты был человеком, – мысленно повторял Галлейн, едва убедившись, что дыхание сестры выровнялось, как будто боялся, что она может его подслушать и дать подзатыльник за предательство. – Ты знаешь обо всём, что терзает людей, знаешь о земных страстях и желаниях. Прошу, помоги ей понять и признать свою судьбу, как ты когда-то понял и признал свою судьбу Идущего за звёздами».

Каждый новый день Хирани выдерживала, но каждый новый вечер Галлейна ожидала новая порция недовольства. Но он снова и снова готов был это перетерпеть, потому что знал: его молитвы работали.

Не могли не работать. Только не у него – человека, наделённого дарами богов.

Тот день, когда Галлейн обрёл свои способности, он помнил, как будто всё случилось час, а не несколько лет назад. Ему было восемь, и он тогда попросил отца выделить ему место, где он мог бы молиться в уединении, а если точнее – подальше от Хирани, которая тенью следовала за ним, куда бы он ни пошёл, и осуждала за то, что он следовал церковным канонам. Тогда отец отослал Хирани по какому-то заданию, а сам проводил Галлейна на территорию храма, принадлежавшую монастырю, и предоставил ему ключи от крошечной старой кельи, заброшенной уже несколько лет. Показал и короткий путь, как можно было пробежать сюда, избавившись от вездесущей сестры. Галлейн поблагодарил отца кивком и, наведя порядок в келье с помощью послушника монастыря, наконец-то остался один.

Он помнил до сих пор, как солнечный свет играл в составленных на подоконнике склянках – бутыльках, свободно помещавшихся в ладонь взрослого человека, в такие обычно наливали благословлённую воду для прихожан. Послушник ещё спросил, убрать ли их, но Галлейн, увидев золотистые отсветы на стенах, покачал головой. Они как будто добавляли уюта, хотя в монашеской келье он и не требовался. А потом, когда Галлейн опустился на колени перед окошком, чтобы обратиться к Воздающему свет Фалберту, именно в эти склянки пролился первый солнечный свет, собранный его даром.

Не веря своим глазам, Галлейн взял тогда одну такую и повертел в пальцах. Свет, настоящий солнечный свет, такой же яркий, как лучи, стремящиеся к земле сквозь пыль или листву, был заключён в небольшой бутылочке. Неудачно перехватив, Галлейн вдруг выронил её, и бутылочка со звоном разбилась о каменный пол. Свет рассеялся в воздухе, предварительно сложившись во что-то вроде дорожки. Галлейн даже успел проследить взглядом, куда она вела – в центр кельи, в то время как сам он стоял возле окна.

Он затаил дыхание и потянулся за новой склянкой. Боги наделили его даром, а значит, и огромной ответственностью. Нужно было понять, с чем ему придётся иметь дело.

Человек, который владеет божественным даром, способным управлять светом, не мог не верить в бога, владеющего тем же даром. Ну и раз существует один – значит, существуют другие. Галлейн верил.

Вера – всё, что у него было. Вся его жизнь, всё его естество.

Поэтому он молился.

И Хирани бесило и это тоже.

– Ты меня ненавидишь, – как-то прошипела она вечером вместо своей обычной песни «как меня всё задолбало».

Из окна лился лунный свет, а значит, сестра могла увидеть его. Галлейн приподнялся на локте и вопросительно посмотрел на Хирани. Та отзеркалила его позу, и её глаза горели яростью, видимой даже в таких густых сумерках. Галлейн развёл руками, смотря на Хирани с изумлением – он счёл, что этого жеста достаточно для того, чтобы она поняла его недоумение.

– Ты такой же, как они, – продолжила Хирани. – Ты тоже хочешь, чтобы я осталась тут и умерла от скуки.

Галлейн растерялся. Он должен был дать ей понять, что это не так, и для этого нужно было совершить всего пару простых движений. Он замялся всего на пару секунд, но Хирани вдруг замерла и с таким же изумлением посмотрела на него.

– Не может быть, – выдохнула она. – Это правда!

Галлейн не выдержал и жестами попросил её объясниться. Хирани задрожала, обняла себя за плечи.

– Я встретила… одного человека, – еле слышно сказала она. – Мы очень много говорили о моём будущем, о моей семье… и он сказал мне, что такой верный служитель Пятидесяти, как ты, не может желать мне нормального будущего. Он может только хотеть, чтобы я остепенилась и передумала.

Галлейн поднял было руки, чтобы возразить ей, но не смог пошевелиться. Хирани смотрела на него упрямо, и в её глазах блестели слёзы.

– Я ведь верила тебе, – прошептала Хирани.

Галлейн наконец решился.

«Поэтому вздумала взять меня на испуг?» – жестами спросил он.

Хирани прищурилась.

– Верила, – бесстрастно сказала она, – но засомневалась. Только один раз. И оказалась права.

Оставалось только отмахнуться, отвернуться и натянуть одеяло с головой. Галлейн рассчитывал, что Хирани решит, что он обиделся на её недоверие, но она вдруг всё поняла правильно.

– Ты был на их стороне и ждал, когда я смирюсь, – твёрдо сказала Хирани. – Но при этом ты был единственным, ради кого я оставалась.

Галлейн не выдержал. Он отбросил одеяло, резко сел и поднял руки, готовясь высказаться наконец.

«А обо мне ты подумала? Ты мечтала утащить меня за собой! Спросила ли ты меня хоть раз, хочу ли я этого? Нужно ли мне это?»

– Я говорила с тобой каждый вечер! – вспыхнула Хирани. – А ты хоть раз мне возразил?

Это бесполезно, понял Галлейн. Они не услышат друг друга.

Хирани резко поднялась на ноги и подошла к шкафу. Подняла с пола рюкзак, отворила дверцу и принялась с остервенением скидывать вещи с полок, отбирая некоторые.

Галлейн обеспокоенно поднялся и шагнул к ней. Он не мог даже замычать, он был лишён голоса полностью, с рождения, а потому мог только коснуться сестры, чтобы привлечь её внимание. Но она была настолько зла, что могла и ударить. Наверное. Она до этого ни разу так не делала, но и вещи она ни разу не собирала, всегда ограничивалась только словами.

Впрочем, был и другой способ. Галлейн до сих пор никому не рассказал о том, что у него проснулся дар (что с его немотой было проще простого, ха-ха), потому что так и не понял, может ли он больше, чем просто наполнять склянки светом. Но большего сейчас и не требовалось, правда? Галлейн отступил к своему шкафу, беззвучно приоткрыл дверцу, достал оттуда бутылочку и бросил её об пол.

Склянка разбилась. Солнечный свет озарил комнату, складываясь в широкую линию, ведущую к центру комнаты. Хирани обернулась. Галлейн шагнул ей навстречу, собираясь высказаться, но вдруг сестра исчезла. И комната исчезла, и шкафы, и кровати, осталась только светящаяся дорожка.

Галлейн попытался отступить, чтобы вернуться в комнату, но упёрся спиной в барьер, обернулся – ничего. Шагнул вперёд. Вокруг него выросло тёмное пространство.

Галлейн замер, боясь испортить всё ещё сильнее.

Что-то щёлкнуло, и пространство осветилось золотым светом – в тон дорожке. Справа что-то пошевелилось, и Галлейн, отступая, едва не сошёл с неё. В последний момент его заставило остановиться то, что неясная фигура вдруг обернулась повзрослевшей Хирани.

А освещённое золотистым сиянием пространство наконец-то обрело форму и стало сценой.

Хирани прошла на её край, схватила из ниоткуда микрофон и что-то задорно крикнула в него. Что именно – осталось загадкой, потому что звука здесь не было. Галлейн сделал ещё шаг вперёд, протянул руку к сестре и инстинктивно позвал:

– Хирани?

И застыл.

Он впервые услышал свой голос.

А потом видение растаяло, и вокруг выросли стены комнаты и шкафы, окно за спиной отбрасывало лунный свет на пол, а перед Галлейном стояла хмурая Хирани. Она уже закинула туго набитый рюкзак на плечо и теперь как будто ждала чего-то.

– Ну? Всё? – спросила она. – Ничего больше не скажешь?

Галлейн бросился сбивчиво объяснять знаками то, что только что видел. Хирани следила за каждым его движением, но с каждым мгновением на её лице всё отчётливей читался скепсис. Она поудобнее перехватила рюкзак и отмахнулась.

– Если ты так пытаешься задержать меня, ты придумал плохой вариант. Мог бы, в конце концов, сказать, что тебе будет меня не хватать.

Мысли, чувства – всё смешалось, и Галлейн растерянно опустил руки. Он наблюдал за тем, как Хирани пожала плечами, открыла дверь и выскользнула в коридор. А затем дверь беззвучно захлопнулась, и он остался один.

Позже Галлейн, конечно, много раз возвращался в воспоминаниях к этой ночи, думал о том, что это наверняка было предопределено. То, что он увидел сестру на сцене, затем сбылось – она действительно стала популярной певицей, в считанные месяцы получив известность благодаря популярному видеохостингу. Это не могло быть ничем иным, кроме воли Пятидесяти – они даровали способности Галлейну, они показали ему, как это произойдёт. Но тогда он впервые задумался о том, что в этом случае никакого смысла в молитвах нет, если всё в итоге будет так, как угодно богам.

И рано или поздно эта мысль должна была прорасти во что-то большее.

А в ту самую ночь склянки, стоявшие на подоконнике, впервые наполнились лунным светом.

Наши дни

До этого момента Галлейн даже не подозревал, что всё то время, что прошло со смерти отца, он жаждал только одного: не просто снять с себя бремя служения Пятидесяти, но и наконец показать всему миру, что боги мертвы. Сидя там, спиной к кабинке для исповеди, он тяжело дышал и сжимал в руках склянку с лунным светом, боясь, что выронит её раньше времени, и двое в кабинке услышат звон. Ему нужно было дослушать, нужно было убедиться…

– Он хочет забрать королевскую корону, – негромко сказал мужской голос, – прямо из хранилища. Я думаю, что это приурочено к церемонии чествования героев через две недели. Возможно, он хочет бросить её к ногам короля, чтобы показать, что тот больше не властен в своём…

– Кел, – выдохнул женский голос. – Скажи мне, что ты за это не возьмёшься!

На мгновение воцарилась тишина. Галлейн слышал, как билось его сердце.

– Я уже взялся, мам. Сегодня вечером я получу чертежи и, возможно, ключ, если нужный мне человек успеет всё провернуть.

Послышался стук, как будто кто-то хлопнул ладонью по дереву.

– Тогда зачем ты мне всё это рассказал? – взвизгнул женский голос. – Чего ты ждёшь, а? Проверишь, сдам ли я тебя? Ты знаешь, что нет! Хочешь, чтобы я сказала тебе, какие механизмы защиты туда установила? Ни за что! Или ждёшь, что я нажалуюсь отцу?! Ты и так знаешь, чем это закончится – тебя просто вычеркнут из семьи и из всех документов, как будто тебя и не было! Ну…

– Я хотел понять, правильно ли я поступаю, – бесстрастно сказал мужской голос. – И теперь вижу, что да.

Жалобно скрипнула скамейка, находившаяся за дверцей для священника.

Галлейн действовал моментально. Достал из кармана бутылочку солнечного света. Закрыв глаза, он задал вопрос и швырнул склянку на пол. Вступил на светящуюся дорожку и увидел себя с короной в руках, стоявшим в королевском зале. Галлейн в видении, естественно, ничего не мог сказать, но настоящий и так понимал, для чего это ему.

Значит, если он возьмётся за это дело, он смог бы получить корону. И оказаться в тронном зале, где его точно будут слушать. Более идиотского плана придумать было невозможно, но вот оно, свидетельство, что всё может сработать.

Там же, в видении, Галлейн разбил вторую склянку, на этот раз с лунным светом. Вступил на новую дорожку и оглянулся по сторонам. Картинка не изменилась.

Так значит…

Послышался стеклянный хруст, и Галлейн сошёл с дорожки из лунного света. Мимо кабинки проходил мужчина всего на пару лет старше него на вид, одетый в закрытое пальто, слишком тёплое для погоды на улице. Левой рукой он поднимал обычную медицинскую маску, чтобы скрыть лицо, и за его запястье Галлейн и схватился, чтобы остановить.

Мужчина замер и обернулся.

– Простите?

Галлейн жестом попросил подождать, достал из кармана телефон и принялся набирать текст в заметках. Пальцы плохо слушались, его трясло от волнения. Мужчина терпеливо ждал, хотя и поглядывал в основное помещение зала.

Наконец Галлейн протянул ему телефон.

«Я знаю, что вы задумали».

Мужчина прочитал мгновенно и нахмурился.

– Вы вроде взрослый человек, занимающий серьёзное положение, – бесстрастно сказал он. – Должны понимать, что такие вещи знать опасно, а ещё опаснее – тыкать ими в нос всем подряд.

Галлейн выдохнул и стёр предыдущую запись, начиная с чистого листа.

«Я знаю. Я хочу в вашу команду. Вы наверняка не будете проворачивать всё это в одиночку».

Снова прочтение за доли секунды.

Скрипнула дверца кабинки для исповедей, и в помещение храма вылетела немолодая женщина в бежевом деловом костюме. Галлейн успел заметить, как в тусклом освещении сверкнули фамильные драгоценности, но не успел рассмотреть ни одного. Старинные и известные рода нередко появлялись в храме семьями, и как главным благотворителям, для них отводились лучшие места на службе. У Галлейна была плохая память на лица, потому он завёл привычку смотреть на фамильные драгоценности, которые всегда были с такими людьми.

Молодой человек рядом с ним проследил взглядом за женщиной, затем вновь вернулся к Галлейну.

– Два вопроса. Зачем тебе это и зачем мне ты?

Дрожь немного унялась, и новый ответ Галлейн набирал уже спокойнее и быстрее.

«У меня есть свои причины оказаться с короной в руках в день церемонии. Я умею видеть будущее, а значит, смогу предупредить вас о проблемах».

Молодой человек несколько долгих секунд смотрел на Галлейна, явно оценивая. Затем кивнул.

– Ты знаешь, где находится офис Арракиса?

В горле пересохло. Галлейн кивнул.

– Зайди туда сегодня после девяти вечера. Если кто-то спросит твоё имя, представляйся позывным Арктур.

Галлейн снова кивнул. А молодой человек, натянув маску, резко закашлялся.

– Простите, что-то простуда замучила, – голосом выше, чем у него был на самом деле, сказал он. – Пожалуйста, попросите Пятьдесят ниспослать мне здоровье, уже сил нет терпеть!

Самообладание вернулось окончательно. Галлейн сделал церемониальный поклон и кивнул. А молодой человек помахал на прощание и заторопился на выход.

Что ж, думал Галлейн, провожая его взглядом. Возможно, его дар вовсе не от Пятидесяти, как он думал. Потому что, будь иначе, они наверняка бы не позволили бы происходить тому, что происходит сейчас.

Если Пятьдесят когда-то и были живы, то сейчас они мертвы. Этот миф, древний почти настолько же, насколько и человечество, должен был умереть вместе с ними.

Среди простолюдинов ходят жуткие слухи, связанные с личной жизнью аристократии. Чаще всего, конечно, говорят о поклонении тёмной богине Джине и всевозможных жутких ритуалах её призыва или её слуг, чертей – тех, кто перешагнул черту добра и зла и навсегда остался на той стороне, обретя при этом невиданную магическую силу. Чаще всего такие слухи не имеют под собой никакого основания, и являются следствием того, что светская хроника обычно демонстрирует идеализированный образ аристократов и членов королевской семьи.

Древняя традиция говорит о том, что высшее общество – символ того, к чему должны стремиться все люди. Само собой разумеется, что идеальную картинку так и хочется ткнуть иголкой, чтобы она хоть немного выглядела человечной. Однако если начать просматривать новостные заголовки, можно выяснить, что в аристократической среде тоже живут люди. Их дети употребляют те же наркотики, что и дети простолюдинов, попадают в те же идиотские истории в тех же ночных клубах. Взрослые реже попадаются, но светская хроника пестрит сообщениями об изменах, кражах, убийствах. Если сверить статистику, выяснится, что количество преступлений, связанных с аристократическими семьями, в процентном соотношении такое же, как и у простолюдинов.

Аристократы тоже люди. И тоже могут быть хорошими ребятами, а могут убить жену или мужа из ревности. Человека определяет не то, что у него за спиной, будь то состояние или происхождение, а то, что у него внутри, и какой выбор он делает каждый день.

Королевский университет, студенческая газета.

Автор заметки: Илер Таделия

Наши дни

Несмотря на то, что имя Фатеила указывало на принадлежность к королевскому роду, никому из людей, связанных с Рингом, не пришло бы в голову завести об этом разговор. Основной причиной, конечно, было то, что Фатеил был просто сильнее любого человека на земле, а потому за распускание слухов мог просто разбить болтуну голову об стену. Но была и другая: Фатеил был преданным, как пёс, одержим справедливостью, как герои древних эпосов, а ещё всегда честен, как будто безостановочно употреблял сыворотку правды, и прям, как свая. Уже как минимум за такие черты он заслужил уважение в круге бойцов подпольного клуба боёв без правил – здесь такое любили.

Такие особенности, такие способности – у Фатеила было всё для того, чтобы достигнуть высокого положения в сообществе, стихийно возникшем вокруг Ринга. Но было кое-что ещё, что сводило на нет все его достоинства.

– Идите к чёрту, я никого не жду! – лениво бросил Фатеил в ответ на трезвон домофона.

Как будто услышав, тот заткнулся, а Фатеил отжал с паузы видеоигру и продолжил бой на мечах с онлайн-соперником.

– Прости, приятель, но не сегодня, – пробормотал он, зажимая комбо.

Соперник оказался повержен, не успев сдвинуться с места. У персонажа Фатеила не убавилось ни одного хит-поинта.

На мгновение он даже задумался, не стоит ли хотя бы взглянуть на запись камеры и узнать, кто там пытался к нему прорваться. Но потом решил, что лень, и нажал на кнопку «сыграть заново». Заставка сменилась экраном ожидания, и ровно в тот момент, когда появилась кнопка «принять», щёлкнул замок входной двери.

Фатеил резко обернулся. Он знал, что только один человек сбрасывал после трёх звонков домофона, а потом открывал дверь своим ключом, но всё же всякое бывает. Когда же в коридоре промелькнула неясная фигура, укутанная в чёрное пальто, и макушка со светлыми волосами, он расслабился и отвернулся к экрану. Естественно, время на принятие матча закончилось, поиск сбросился. Фатеил выругался.

– Не мог что ли сразу ключом открыть, – буркнул он и нажал кнопку «Найти игру». – Я бы не оглядывался тогда, а понял, что это ты.

– Мало ли, а вдруг ты не один, – бесстрастно отозвался Келерт.

Из коридора послышался шорох пакетов. Что ж, лучший друг всегда знал, с чем прийти, чтобы Фатеил простил ему вторжение в его законное время отдыха. Мгновение спустя и сам Келерт появился в комнате, прошёл к телевизору и заслонил его собой, выставляя коричневые бумажные пакеты на столик перед диваном. Ровно в то же мгновение, когда на экране опять появилась кнопка «принять».

– Ненавижу тебя, – бросил Фатеил и попытался вытянуться, чтобы открыть для себя обзор пошире, но Келерт незаметно сдвинулся и загородил ещё больше. – Кел!

– Сейчас возненавидишь ещё сильнее, – фыркнул тот и распаковал один из свёртков внутри пакета.

По комнате поплыл запах жареного мяса. Фатеил застонал.

– Мне надо соблюдать диету!

– Правда? – Келерт поднял на него удивлённый взгляд. – А я думал, ты завязал с этой ерундой.

– Я завязал с фастфудом, и ты это знаешь!

Конечно, лучший друг играл, но насколько чертовски хорошо он это делал. Фатеил сам не знал порой, где заканчивалось актёрское мастерство Келерта и начинались его эмоции, настолько искренними они были.

А запах был настолько аппетитным, насколько может быть у бургеров, приготовленных пять минут назад в любимой кафешке Фатеила. Не в распиаренной сети, а в частной лавочке, удобно расположенной через дорогу от его дома.

– Безуглеводная диета, Кел, – процедил Фатеил. – Всю неделю.

– Ты без меня знаешь, насколько это бред. – Келерт пожал плечами. – Впрочем, тогда мне больше достанется.

Он вытащил из пакета бургер и с удовольствием принялся жевать.

Несмотря на то, что многие считали иначе, Фатеил не был дураком. Этот спектакль был разыгран не просто так. Судя по тому, что пакетов было три, Келерт задумал что-то совсем безумное, потому что он ещё ни разу так не раскошеливался.

Запах стал совсем нестерпимым, и Фатеил откинулся на спинку дивана.

– Чего ты хочешь? – спросил он.

Келерт вновь посмотрел на него с удивлением.

– Пообедать с лучшим другом?

– Заканчивай, – беззлобно бросил Фатеил, сел поудобнее и откинулся на спинку дивана. – Мы оба знаем, что ты что-то задумал, и чем быстрее ты мне всё расскажешь, тем меньше шансов, что я выставлю тебя отсюда.

Келерт усмехнулся, отложил в сторону бургер и снова полез в пакет. Фатеил знал, почему он это делает, и всё равно поддавался, за что злился больше на себя, чем на друга. Келерт же вытащил на свет запакованный бургер и бросил Фатеилу, и тот машинально поймал.

– Ты такие любишь, – кивнул Келерт и взялся за свой. – Ты перекуси, а то будет не так приятно слушать новости. Мне заказали кражу королевской короны.

Фатеил застыл. Келерт продолжил меланхолично жевать, как будто не сказал ничего особенного.

– Да ладно, – выдохнул Фатеил.

Келерт пожал плечами.

– Ты всерьёз в это поверил? – не унимался Фатеил. – Да это же за километр пахнет подставой!

– Меня нанял третий сын короля, – бесстрастно ответил Келерт. – Сегодня он предоставит чертежи системы охраны.

– И как же зовут третьего сына короля?

– Семираэль. Ты же не забыл, насколько эта линия королевской семьи близка с твоими родственниками?

Конечно, не забыл, имена претендентов на престол нужно было знать наизусть. Особенно двоюродных братьев. Особенно если широкая общественность не знает их настоящих имён до совершеннолетия, и имя младшего сына короля до сих пор не раскрывалось.

Фатеил бездумно уставился перед собой. Плохо понимая, что делает, развернул бургер и принялся жевать. В такие минуты, как эта, у нормальных людей начинал лихорадочно работать мозг, но Фатеил обычно не заморачивался и полагался на чутьё. Всё всегда было просто: если дело дурно пахнет, от него надо отказываться, если в воздухе витал запах наживы – соглашаться. До того, как Келерт назвал имя третьего сына короля, ещё можно было представить, что всё закончится плохо, но теперь… с другой стороны, наживы здесь тоже на первый взгляд не предвидится, если только братишка Сэми не решил тряхнуть накоплениями, собранными со школьных завтраков.

Посидев ещё пару мгновений, Фатеил наконец решился и отложил бургер в сторону.

– Я в зал, – равнодушно бросил он и поднялся с дивана.

На своём месте подскочил и Келерт.

– В зал? Ты же не серьёзно сейчас?

– Почему? – Фатеил пожал плечами. – Ты выговорился, тебе полегчало, я могу пойти по своим делам.

– Мне нужна твоя помощь!

Фатеил закатил глаза.

– Ты хоть представляешь себе, насколько это геморрой? Я как-то бывал за третьим защитным контуром сокровищницы, видел, как они там трясутся даже над казной, а тут речь о короне. Я не говорю, что ты не вскроешь это… если кто-то может, то только ты. Я говорю, что мне лень напрягаться и ввязываться в это дело.

Келерт опустился на стул и уставился перед собой. Его крайне редко можно было увидеть таким – это выражение лица означало, что он лихорадочно соображал. Обычно же у него были готовы ответы на все вопросы в считанные доли секунды.

Помедлив, Фатеил всё же опустился на диван, улёгся поудобнее и снова взялся за геймпад. Конечно, Келерт будет его уговаривать. Пусть это лучше произойдёт здесь, чем они будут играть в догонялки на пути к спортзалу.

– Но имя он назвал настоящее, – сказал Келерт и поднял взгляд на Фатеила. – Да?

– Да, – нехотя отозвался тот и нажал на кнопку на геймпаде, пробуждая телевизор и приставку от сна. – Не то что бы мы росли вместе, но я виделся с ним несколько раз. Славный парень, хоть и слабак из слабаков.

Келерт вновь уставился перед собой. Волнение успело уняться, Фатеил расслабился и перезапустил игру. На этот раз с ботами, чтобы можно было закончить в любой момент.

– Мне всё равно нужна будет твоя помощь, – сказал Келерт. – Ты прекрасно знаешь, что я больше никому не могу доверять.

– Нет.

Появился экран запуска, и на этот раз Фатеил успел нажать кнопку «принять».

– Это экстраординарное дело, для него нужны экстраординарные меры. Мне придётся привлечь новых людей, это слишком опасно. Я…

– Я же сказал «нет», – перебил его Фатеил.

Это начинало надоедать. Одной рукой Фатеил продолжал нажимать на кнопки, второй снова взялся за бургер.

– Тэ-э-эй!

– Ке-е-е-ел! – не отрываясь от экрана, отозвался Фатеил. – Если тебе нравится находить лишний геморрой на свою задницу, это не значит, что другие хотят того же.

Келерт застонал.

– Я расскажу парням с Ринга, что мама звала тебя Фати!

Фатеил нажал на паузу и перевёл взгляд на Келерта. Нет, он не шутил, этот придурок в принципе не умел шутить.

– Не вздумай.

– А ещё перепишу рецепты у твоего повара, и вместо безуглеводной диеты ты получишь то, что прописывают анорексикам для набора веса!

Фатеил прищурился.

– Ты же понимаешь, что наживаешь себе смертельного врага?

– Да? – ухмыльнулся Келерт. – А я думал, что прошу лучшего друга помочь мне с делом тысячелетия. Которое, к тому же, может решить мою главную проблему.

Он машинально потёр левое предплечье. Фатеилу был знаком этот жест, и он знал, что Келерт никогда не замечал, как делал это.

Они замолчали на несколько мгновений. На этот раз Фатеил на самом деле лихорадочно размышлял.

– Ты же не хочешь сказать, что…

– Именно, – бесстрастно сказал Келерт.

Они говорили о шкале, вмонтированной в его руку, всего один раз. Келерт объяснил, что это и для чего, и с тех пор эта тема стала табуированной, как, например, тема их семей. Фатеил достоверно знал, что, кроме родителей Келерта и его самого, ни единая душа на свете не знала, что это и зачем. И, вероятно, только Фатеил знал, насколько сильно Келерт боялся того, что в нём живёт, и с какой силой жаждал избавиться от этого.

Целенаправленно ли он вёл к этому и оставил как козырь – неизвестно, Келерт играл и проявлял настоящие эмоции с одинаковой искренностью. Единственное дело, на которое Фатеил ни за что бы не подписался, это была кража короны – не потому, что Келерт с этим не справится, а потому, что пришлось бы столкнуться с призраками прошлого, а этого так не хотелось бы. Но единственное, что могло убедить его пойти на это дело – это просьба Келерта о помощи. Помощи с тем самым, от чего он хотел бы избавиться.

– Ненавижу тебя, – процедил Фатеил, понимая, что теперь отказаться не сможет.

В глазах Келерта промелькнуло понимание, как будто он вдруг прочитал мысли друга. Он усмехнулся.

– Поверь, я ненавижу себя не меньше. – Он пару мгновений колебался, как будто не мог решить, стоит ли говорить об этом. – Я тут узнал, что над системой охраны работала моя мать. Так что…

Он усмехнулся и протянул кулак. Фатеил фыркнул и легко стукнул его кулаком в ответ.

– Кого ты планируешь привлечь из наших? – спросил он.

Келерт на мгновение задумался.

– Я уже сложил план, но в него вмешался один парень. Сегодня он придёт на собрание, поэтому мне нужно, чтобы ты тоже был там.

Фатеил со скепсисом посмотрел на друга, и тот поспешил объясниться:

– Он заявил, что может предсказывать будущее. Я успел заметить, как он применял свои способности, а потому знаю, что это дар.

Когда ты сам обладаешь сверхспособностями, да и твой лучший друг тоже, в такие вещи веришь охотно, даже если не можешь проверить. Впрочем, только то, что парень обладает таким даром, не становится основанием для его вовлечения в дело. И Келерт это прекрасно знал.

– Это всё? – спросил Фатеил. – Ты, я и начинающая гадалка?

– Нет. – Келерт покачал головой. – Я пытаюсь сложить новый план, но мне кого-то не хватает, и я пока не могу понять, кого именно. Но могу точно сказать, что нам нужен Илл.

Кроме умения складывать планы, у Келерта было другое очень полезное свойство: он знал, что если план не срастается, значит, чего-то не хватает, а потому мог целенаправленно искать именно эту деталь. Такие планы всегда работали, потому что здесь включался не только супермозг друга, но и его жутковатое, какое-то звериное чутьё, и потому в них никогда не было места для «может быть», «авось» и «если». Поэтому если Келерт называл имя участника плана, значит, тот обязательно включался, и это не обсуждалось.

Илла, парня с позывным Шелиак, Фатеил не то что бы недолюбливал, скорее побаивался. Он обладал какой-то жутковатой силой убеждения: ты сначала его слушался, а потом начинал думать – а, собственно, почему. И если звериное чутьё Келерта помогало тому проворачивать свои дела, то чутьё Илла было на порядок сильнее благодаря дару. Нет, он не умел предсказывать будущее, но очень остро чувствовал настоящее, как будто сливался с окружающим миром. Потому Фатеил ни за что не согласился бы на стычку с Иллом – даже он, самый сильный человек Ринга, ни за что бы не смог победить его. Того, кто просто не пропустил бы ни одного удара, потому что уходил бы от каждого.

– Кроме того, – добавил Келерт, – уж извини, но Семираэля придётся привлечь тоже. Я думаю, что ты понимаешь, почему.

С этим было проще. Фатеил отмахнулся.

– Он славный парень, с ним не будет проблем.

Келерт кивнул, снова уставился перед собой невидящим взглядом. Машинально потянулся к бургеру, и Фатеил, мысленно прикинув, как будет сбрасывать лишние калории, всё же сделал то же самое. Хотя, возможно, ему и не стоило париться из-за этого. Если по плану Келерта ему придётся воспользоваться даром, можно хоть обожраться – всё сгорит в топке сверхспособностей.

– Твой братец, кстати, выбрал позывной Денеб, – задумчиво протянул Келерт.

Фатеил фыркнул.

– Он всегда был умным малым. Не таким, как его старшие братья, и уж точно не таким, как ты, но соображалка у него есть.

– Тем лучше.

Келерт кивнул сам себе, поднялся и туманным взглядом окинул Фатеила.

– В общем, сегодня в девять в офисе, – сказал он. – А пока мне надо подумать насчёт ещё одного человека. Видимо, мы с ним ещё не знакомы, раз я не могу понять, кто именно мне нужен.

– Понял, – бросил Фатеил.

Не прощаясь, Келерт покинул его дом, закрыв дверь своим ключом. А Фатеил, поразмышляв, сунул нос в один из тех пакетов, которые друг ещё не тронул. Там обнаружились салаты, картошка фри и тот самый кофе, который Фатеил обожал, но терпеть не мог горячим. Теперь он остыл до нормальной температуры.

На этот раз Фатеил долго не думал, просто взял и выложил всё на стол, затем снял с паузы игру. Чёрт с ним, с Рингом и очередным званием, для которого формально нужно было соблюсти вес, возьмёт на следующий год, а сегодня просто сходит на обычные бои. Там уже выстроилась очередь из идиотов, желающих сыграть в игру «выдержи дольше двух ударов» и подставных лиц, которым положено было выдержать больше, чтобы ставка на них сыграла. Разберётся с ними, а потом дело.

Дело. Как там Келерт сказал – дело тысячелетия. Для Фатеила же оно могло означать долгожданное избавление от призраков прошлого. Точнее, то, что эти призраки окончательно поймут, что им больше не по пути с ним, и отрекутся от него.

И Фатеил жаждал этого так же сильно, как Келерт – свободы.

Предисловие

Когда наследник оказывался во втором десятке претендентов, становилось понятно, что реальных шансов на трон у него нет. Королевская семья славилась не только наследственным долгожительством, но и доступом к лучшим медицинским технологиям мира, так что реальные шансы заканчивались после первой пятёрки. Но всё же здесь соблюдали видимость приличий и выводили претендента из гонки за престолом чуточку позже, чем могло быть.

То, что мужчина оказывался во второй десятке, означало, что он и его дети лишались права носить имена с окончанием на «эль». Но они всё ещё принадлежали к королевской семье, всё ещё имели право на большинство соответствующих привилегий, а потому «эль» в именах трансформировалось в «ил». Но, как говорил юрист королевской семьи, права получают те, у кого есть обязанности, поэтому даже если ты не претендовал на трон, ты всё равно должен был продолжать служить своей стране.

Это служение было высшим законом в семье Фатеила. Превыше даже человеческих прав.

– Ты понял меня? – гремел над ухом голос отца.

Следом с громким хлопком щеку обжёг удар. Такой сильный, что Фатеил отшатнулся и с трудом устоял на ногах.

– Не слышу, – процедил отец.

– Понял, понял, – всхлипнул Фатеил и отвернулся, чтобы отец не увидел так и не удержанных слёз. Он ненавидел, когда сын плакал, называл девчонкой и наказывал ещё строже.

В следующее мгновение в поле зрения появилась бабушка. Она присела рядом с Фатеилом – даже в такой ситуации она не могла позволить себе испортить королевскую осанку – взяла его за подбородок и внимательно осмотрела.

– Нельзя так, Амаретеил, – твёрдо сказала она.

В сердце на мгновение блеснула надежда. Бабушка впервые увидела, как отец поднимал руку на Фатеила, а значит, может быть…

– Только не перед приёмом, посвящённым жертвам атомной катастрофы, право слово! Да за красное лицо ребёнка пресса тебя растерзает!

Отец буркнул что-то невразумительное и отвернулся к окну. Фатеил почувствовал, как всё внутри дрожит. Нет, он должен был успокоиться, должен был сдержаться…

Но не сдержался. Слёзы градом покатились по щекам.

Отец обернулся, выругался и, резко развернувшись, зашагал к себе. Спустя пару мгновений его гневный голос послышался уже из его спальни.

Бабушка пару мгновений смотрела на Фатеила, затем взяла его лицо в свои руки и заставила посмотреть на себя. Большими пальцами смахнула градины слёз с его щёк.

– Фати, – твёрдым, не терпящим возражения голосом сказала она, – ты часть королевской семьи. Что бы ни случилось, где бы ты ни находился, этого нельзя будет отнять. Понял? Это с тобой навсегда. И чем раньше ты примешь это, тем легче тебе будет жить.

– Нет! – всхлипнул Фатеил и снова заревел. – Я не смирюсь! Ни за что!

– Тогда ты будешь только дольше мучить и себя, и свою семью, – мягко сказала бабушка. – Тебе уже девять, родной. Пора взрослеть и отдавать долг своей родине.

– Я ей ничего не должен!

Фатеил зарыдал сильнее и перестал понимать, что происходит. Его трясло.

Сквозь собственные всхлипы он расслышал долгий, тяжёлый вздох бабушки. Затем руган отца. А затем новый шлепок.

Фатеил замер, понимая, кому досталось на этот раз. А в следующее мгновение увидел отца, выходившего из своего кабинета.

– Иди к своей матери, – бесстрастно сказал он. – Приведи себя в порядок. Через десять минут вы оба должны стоять внизу.

Отец протянул бабушке руку и помог подняться на ноги. А затем, так и не выпустив, повёл за собой к выходу из дома. Только когда с грохотом хлопнула дверь, Фатеил вздрогнул, а потому понял, что снова может двигаться. И сразу же заторопился к матери.

Та сидела возле зеркала и дрожащими руками старалась замазать красноту на лице.

Фатеил прибежал к ней, обнял со спины и снова дал волю слезам. Он почувствовал, как мама отложила всё в сторону, обернулась к нему и прижала к себе.

– Всё будет хорошо, родной, – еле слышно заговорила она, принявшись гладить его по голове. – Мы просто будем слушаться их, хорошо? Недолго, клянусь, совсем недолго. Я найду средство уйти, и мы уйдём, хорошо?

– Но нас же здесь не держат, – всхлипнул Фатеил. – Мы же можем уйти!

Мама на мгновение напряжённо застыла. Он ощутил, как её руки на его плечах сжались крепче.

– Ты не до конца понимаешь, что это такое, родной, – еле слышно сказала мама. – Нас никто не держит, да, не сковывает наручниками. Но если мы попытаемся уйти, отец всё равно нас найдёт и вернёт домой. Ты ведь мужчина, а значит наследник, понимаешь? Его единственный наследник. И… – мама смутилась. – И больше у него детей не будет. Мне жаль, ты ни в чём не виноват, но это бремя тебе придётся нести одному и до конца.

Неожиданно Фатеил понял, как будто кто-то подсветил эту мысль прожектором: спасения нет. Никто не придёт, не защитит, не спасёт. Отец большой, взрослый, а значит сильный. Если стать сильнее него, то однажды Фатеил сможет уйти и забрать с собой мать – по праву силы.

– Но ты не волнуйся! – продолжила мама. – Я найду способ от него отвязаться. Я соберу компромат, и вот увидишь, никто не осмелится нас преследовать. Клянусь, мы уйдём, вот увидишь…

Она продолжала прижимать к себе Фатеила и бормотать что-то, но он уже не слушал. Это было похоже на план – стать самым сильным, чтобы защитить кого любишь. Фатеил просто не мог думать ни о чём другом.

И он знал, что однажды у него всё получится.

Наши дни

Келерт был умным парнем, прекрасно понимал границы своих возможностей, а потому знал, что всегда нужен план Б. Конечно, он задумывал больше планов и использовал больше букв алфавита, но Фатеил обычно знал один-два. Зато он был единственным, кто видел общую картину, и мог довести дело до конца, если вдруг что-то случится.

А ещё Келерт был тем, кто ставил за Фатеила на Ринге на его победы и поражения. Идеальное сотрудничество.

Перед началом боёв Фатеил всегда заходил в один и тот же бар и заказывал один и тот же коктейль, и сегодняшний вечер не стал исключением. В помещении царил полумрак, большинство столиков пустовало. Бои на Ринге только начинались, и те, кто мог бы хлынуть сюда до или после них, сейчас находились в зрительском зале. Фатеил любил это время, когда здесь ещё не было достаточно шумно и не было посторонних… ну или почти не было. Он опустился на своё привычное место в полметре вправо от центра барной стойки, сделал жест рукой, веля бармену налить «как обычно», и с интересом уставился на незнакомого парня в смутно знакомой синей униформе, притулившегося за стойкой на том же расстоянии, что и Фатеил. Парень явно ощущал себя неуютно, а может, пытался казаться незаметным, но с его комплекцией это было трудновато. Он был шире в плечах, выше ростом, чем Фатеил, а тот, между прочим, был самым высоким бойцом Ринга. Выше был только Шпала, его хозяин.

Бармен жестом попросил подождать, затем склонился к парню, почти распластавшемуся на стойке.

– Ещё одну?

– Да, повтори, – еле слышно буркнул парень и опустил голову на столешницу.

Бармен забрал у него рюмку и плеснул туда из бутылки. Фатеил мысленно присвистнул. Это был один из тех напитков, что способен свалить и слона, но поначалу кажется, что всё ерунда, и с него совершенно не пьянеешь. Бармен тем временем подтолкнул к парню рюмку, а сам обернулся к шкафу с бутылками, чтобы замешать безалкогольный коктейль для Фатеила.

Парень поднял голову, опрокинул рюмку и снова поник.

– Неудачный день? – не удержался Фатеил.

– Типа того, – глухим голосом сказал парень. – Меня уволили с работы мечты.

Бармен подтолкнул к Фатеилу стакан, и тот обернулся, чтобы кивнуть ему. Бармен мимолётным жестом указал на плечо, и Фатеил вдруг понял. На парне была форма королевской стражи, и, если присмотреться, даже в полумраке бара можно было разглядеть, что с плеч были сорваны погоны.

Внутри что-то щёлкнуло.

– А до какого звания ты успел дослужиться? – как будто невзначай спросил Фатеил.

– До капитана, – нехотя отозвался парень.

Ага. Капитан. Достаточно высоко для того, чтобы знать расписание смены стражников, но недостаточно высоко для того, чтобы знать общие планы вроде отпусков, переводов из части в часть и так далее. И если уволен сегодня, то как минимум знает расписание на три недели…

Вот оно.

– А знаешь, – медленно заговорил Фатеил, – мне кажется, у меня для тебя есть работа. И тебе даже не придётся привыкать к новой…

Двести лет назад был совершён дворцовый переворот, и началось смутное время. Король из династии Вердион не успел жениться и оставить прямых наследников, но успел обзавестись несколькими бастардами. Все они были вычислены в короткие сроки, вокруг них мгновенно сплотились аристократы. Каждый из возможных наследников преследовал свои интересы, как и поддерживающие его политические элиты, и зачастую эти интересы вступали в конфликт с другими. Речь в первую очередь идёт о землевладении и распределении природных ресурсов.

Старший бастард был сыном личной служанки короля. Она происходила из нищего рода простолюдинов, но считалась любимицей правителя. История их любви, в результате которой появился прекрасный мальчик, была главным оружием в борьбе за внимание впечатлительных подданых королевства.

Средний был сыном давней подруги короля, происходившей из старинного аристократического рода Талеан. Род отказался от участия в битве за престол и запретил своему несовершеннолетнему мальчишке в ней участвовать. Поддерживающие его аристократы проворачивали все свои дела как за спиной главы рода, так и за спиной предполагаемого принца. В силу своей юности и неопытности он был рад тому, что ему просто оказывают внимание и не глядя подписывал документы для своих сторонников. Впоследствии эти бездумные решения стоили ему очень дорого, и на протяжении следующей половины века пришлось исправлять нанесённый ущерб.

Младший бастард был ещё ребёнком, и главным борцом за трон среди его сторонников стала его мать.

Раскол, произошедший тогда в аристократической среде, дал начало гражданской войне, названной впоследствии аристократическими войнами. Само противостояние за трон закончилось быстро по меркам истории – всего за три года на трон взошёл средний сын и положил начало династии Талеан. Но семьи аристократов на этом не остановились и продолжили воевать друг с другом, пусть уже в форме скрытого противостояния, в некотором роде даже партизанской войны.

Отрывок из учебника по родной истории для пятого класса.

Наши дни

Об Илитэне, носившем позывной Шелиак, в среде исполнителей Арракиса было известно не так много. Он умел выходить победителем из любого сражения, передвигаться бесшумно и молчать. Возможно, последнее качество было самым ценным, но оно по большей мере касалось его самого. Практически никто не знал, чему Илитэн обязан такой силе, и что он забыл среди дельцов, танцевавших на грани законности.

Он искал правду. И, к его нестерпимой злости, Илитэн почему-то находил подсказки только при помощи Арракиса. Притом это не были ответы на вопросы в стиле «эй, Кел, подскажи, а ты не знаешь, откуда я родом?», а именно подсказки, где искать. Чутьё Илитэна часто задавало верное направление, но не давало конкретных инструкций, и только Арракис каким-то запредельным способом умудрялся понять, что надо делать. Илитэн чувствовал себя в бесконечном долгу перед ним из-за этого, и это его бесило.

Потому что в тот день, когда Илитэн вернёт себе своё прошлое и обретёт возможность строить будущее, его долг возрастёт многократно. Потому что с того момента, когда Илитэн узнает, к какой аристократической семье он принадлежит на самом деле, когда сможет вернуть себе фамилию, имение и титул, когда начнёт возвращать своему роду силу и былое величие, должен будет уже не он сам. В должниках будет весь его род.

Это бесило больше всего, но Илитэн ничего не мог с этим поделать. Его сил, его мозгов, даже магического дара было недостаточно для того, чтобы всё сделать самому.

Он ударил кулаком по деревянной столешнице, и та протяжно застонала. Скамейка под Илитэном вторила в унисон. Дух лисы, лежавший на пыльном подоконнике, дёрнул ушами, затем приподнял голову и посмотрел на Илитэна. Тот едва заметно качнул головой, давая понять, что тревожиться нет необходимости.

Нужно было успокоиться. Илитэн глубоко вдохнул, выдохнул, ещё раз. Гнев отступил. Дух лисы опустил голову и вновь свернулся клубочком, будто задремал.

В помещении библиотеки вновь воцарилось безмолвие, и Илитэн вновь склонился над трудом Гериги Аависта – историка из рода жрецов. Этот том был посвящён событиям, происходившим за двести лет до нашего времени, и это столетие, Илитэн, кажется, знал наизусть, но всё равно возвращался и возвращался к нему. Чутьё подсказывало, что где-то здесь может быть зацепка к его прошлому, Арракис подсказал в своё время, что нужно изучить труды нескольких историков и поискать нестыковки. В них, возможно, находился ответ ко всему.

Со стороны выхода послышались шаги, но Илитэн старался делать вид, что не замечает их. Продолжил перечитывать пятый раз один и тот же абзац даже тогда, когда понял, что звук приближается. А когда дух лисы аккуратно спрыгнул с подоконника и занял место на лавке, по-хозяйски прислонившись боком к бедру Илитэна, наконец поднял взгляд и обернулся.

Перед ним стоял Арракис собственной персоной. Это значило только одно: у него есть новое задание.

– Вы позволите? – шёпотом спросил он и взглядом указал на лавку рядом.

Арракис был одет как типичный ботаник: коричневый свитер и самые обычные джинсы, на носу очки, в руках книга по садоводству. Илитэн еле сдержался, чтобы не рассмеяться: где этот парень и где возня в саду.

Он кивнул и сделал приглашающий жест. Арракис сел рядом, раскрыл книгу. Из неё вывалился тонкий отрывной блокнот. Арракис вырвал первую страницу и, делая вид, что читает, осторожно пододвинул её к Илитэну.

«Я нуждаюсь в твоей помощи, но дело слишком громкое. Если откажешься – я пойму».

Илитэн едва сдержался, чтобы не вскинуть взгляд на Арракиса. Он ощутил, как заволновался дух лисы, привстал и поднял нос, будто принюхивался. Никто, кроме Илитэна, не видел его духов, но некоторые могли ощущать их присутствие, а то и взгляды. Илитэн заметил, как Арракис бегло оглянулся, как будто чувствовал, что за ним внимательно наблюдают.

«Я собираюсь украсть корону из королевского хранилища при участии одного из наследников престола», – гласила надпись на следующей записке.

Илитэн еле заметно пожал плечами. Он не испытывал священного трепета перед кем бы то ни было (ну, или почти не перед кем), и эта задача виделась ему такой же обычной, как и все остальные. Чаще всего ему поручалось пройти незаметно мимо охраны, либо же вырубить кого-то из них, либо что-то скрытно подложить. Вероятно, в сокровищнице будет чуть больше постов охраны, придётся сделать чуть больше скрытных действий. Тоже нашёл проблему.

«Ставки слишком высоки, – гласила записка на следующем листке. – Ты понимаешь, что теряешь, если мы провалимся?»

Илитэн не выдержал и притянул к себе карандаш. Шаги в дальнем конце зала лишний раз напомнили о конспирации. Этот архив принадлежал королевской библиотеке, и каждый его сотрудник наверняка был агентом спецслужб – слишком ценные документы хранились здесь на некоторых полках.

«Ты меня пытаешься отговорить или себя?» – с нажимом написал Илитэн и вернул листок Арракису.

Послышалась тихая усмешка.

«Я уже потерял всё, что имел, мне больше нечего, – ответил Арракис. – А вот ты только на пути к обретению. Хочу знать, что ты понимаешь, чем рискуешь».

На мгновение рука Илитэна замерла над листком, поверх которого лежал карандаш.

Шаги из дальней части помещения направились в их сторону.

Предисловие

Небольшой посёлок округа, в котором находилась столица, редко привлекал к себе внимание туристов и местных жителей. Он скрывался глубоко в лесу, и сюда вела единственная дорога. Это место окружал высокий деревянный забор с колючей проволокой по верху, а по периметру ходили вооружённые охранники. Это место считалось общиной какого-то там Ордена, Илитэн принципиально не запоминал название, да и в целом делал вид, что его не очень-то волнует, что происходит здесь. Всё потому, что он ненавидел это место, ненавидел людей, что добровольно пришли сюда и исполняли все эти идиотские заповеди, а он был вынужден жить во всём этом.

А ещё Илитэн был единственным, кому удавалось покидать это место и возвращаться незамеченным.

Всего-то и надо было в своё время облазить весь лагерь и рассчитать время обхода патрулей, что ему, щуплому невысокому мальчишке, не составило труда. Затем проложить тропы, по которым можно было пробраться незамеченным, желательно штук пять, затем устроить лазы или подкопы у забора. Затем по утрам или заранее, с вечера, таскать еду с общей кухни так, чтобы никто не заметил. Ничего сложного. Гораздо труднее возвращаться в общину после целого дня свободы и знать, что тебя там уже давно разыскивают.

За три года ежедневных побегов Илитэн научился передвигаться бесшумно, становясь практически невидимкой. Какая бы ни была погода, какое бы не было время года, его не удавалось никому заметить. Как-то, пробираясь мимо домика охраны, Илитэн слышал разговор начальника с двумя подчинёнными, заступавшими на дневную смену. Они всерьёз говорили, что считают его призраком.

Илитэн ухмыльнулся, но потом всерьёз задумался о том, что с его умениями он мог бы парализовать жизнь общины. Его остановило только то, что так был риск попасться. Если это случится, ему конец. В общине были распространены телесные наказания, но ещё никто не получал больше пятнадцати плетей. За всё то, что Илитэн вытворял, он был уверен, он получит никак не меньше сотни.

Жизнь в общине была подчинена вере в некоего бога Шайвена и пророка его Лелию, который утверждал, что скоро всех их ждёт конец света. Бог Шайвен, сидящий высоко-высоко в небесах, вроде как устал смотреть на творящийся внизу беспредел и решил, что пора бы уничтожить человечество первым, пока оно не уничтожило само себя. Но пока на земле есть его верные последователи, пока они молятся каждый день и живут по заповедям, всемирная катастрофа не произойдёт. Как-то так Илитэн всё это запомнил, но не был уверен, что пророк Лелия дословно так говорил – в сознательном возрасте мальчик не ходил ни на одну проповедь, а то, что пересказывала ему мама, он пропускал мимо ушей. Потому что… ну серьёзно, какой идиот поверит в то, что добрый боженька Шайвен запрещает замужним женщинам и женатым мужчинам заводить роман на стороне, а пророку Лелии позволяет взять любую женщину из общины и делать с ней всё, что душе угодно? А то и нескольких сразу? Да и как добрый боженька Шайвен мог быть милостив к своим последователям, но одновременно планировать выжечь весь мир праведным огнём? Какая-то странная доброта…

Таких нестыковок было – десяток на каждом шагу, сотня на каждую мелочь. Но кого это волновало?

– Такова воля божья, Илитэн, – говорила мама. – Люди слишком долго нарушали божественные заветы, поступали плохо, обижали друг друга. Они должны понести наказание.

Илитэн не хотел спорить и отмахнулся.

– Ладно, а что насчёт пророка? Почему ему можно то, что нельзя другим?

– Так он несёт на себе невероятное бремя, родной! Он говорит напрямую с Шайвеном, он берёт на себя ответственность за всех нас. Он делает гораздо больше, чем все мы, а потому может позволить себе больше!

Илитэн не нашёл слов, чтобы возразить. Да и дискутировать можно было только с теми, кто открыт к чужому мнению, а не поставил целью всей жизни убедить всех вокруг в правильности своего. Поэтому он перестал спорить.

Поэтому он уходил в лес – чтобы просто держаться подальше от всего этого безумия, пока не станет достаточно взрослым, чтобы забрать маму силой и уйти из общины. Делать там было нечего, кроме как тренироваться ещё больше, развлекаться охотой на мелких зверушек и выживать, выживать, выживать в дикой природе. Илитэн оставался бы и на ночь, но мама просила возвращаться – она боялась, что однажды он уйдёт навсегда и бросит её.

При этом она произносила очень странные слова.

– Я так к тебе привязалась, Илл, – говорила мама по вечерам, когда он возвращался домой. – Мне так не хочется с тобой расставаться.

Он каждый раз заверял, что никуда не денется. Но раз на сотый задумался: а что это значит? Разве детей не нужно просто любить?

Илитэн боялся спросить, потому что боялся услышать ответ.

Изо дня в день, неделю за неделей он проводил так всё светлое время суток, пока не научился становиться практически невидимым.

И, как это часто бывает, именно в то мгновение, когда Илитэн почувствовал себя неуязвимым, он попался.

Он не был виноват! Это было неудачное стечение обстоятельств! Просто именно в тот день в лагере была усиленная охрана, потому что пророк Лелия планировал привести представителей прессы, и Илитэну не повезло столкнуться со вторым патрулём при выходе из дома. Это было простое невезение!

Простое невезение, предопределившее всё, что случилось потом.

Всё то время, пока Илитэна тащили почти через всю общину к домику охраны, он вырывался изо всех сил, на какие только был способен. Он кусался, царапался, пытался дотянуться до спрятанных в голенищах сапог самодельных ножей – всё бесполезно. Взрослый мужчина в чёрном тактическом костюме и с бронежилетом был выше, сильнее и лучше экипирован, чем субтильный тринадцатилетний мальчишка.

Но, тем не менее, когда охранник бросил Илитэна в центр комнаты, где находились другие охранники, он невольно отступил на пару шагов.

– Нашел вашего зверёныша, – процедил он. – Сами воспитывайте, как посчитаете нужным.

Илитэн приподнялся на руках и застыл. На него смотрели четверо охранников из тех, кто, как он знал, целенаправленно охотились именно за ним. И глава смены.

Если этот их божок Шайвен собирался наказать ослушника, он не нашёл лучшего способа.

Все пятеро, как заведённые, одновременно сорвались с мест и бросились к Илитэну. Он сгруппировался, принял позу эмбриона и приготовился принять первые удары, но их неожиданно не последовало. Падавшие на него тени говорили о том, что охранники сгрудились вокруг него, но почему-то остановились.

В стороне послышались шаги, шло сразу несколько людей. Илитэн неуверенно выглянул из-под сложенных на голове рук. Да, как он и думал, они просто не успели. Но вот уж кого он не ожидал увидеть во главе делегации, так это самого Лелию.

– Надеюсь, вы не собираетесь обидеть этого малыша? – нараспев протянул пророк.

– Но господин Лелия, – пробормотал начальник охраны, – он же…

– Он просто заблудшая душа, каких много, – перебил его Лелия. – Ну-ка, давайте посмотрим…

Он склонился над Илитэном, и тот понял, что испытывает страх – запредельный, кошмарный, всепоглощающий, как никогда в жизни стойкий и сильный. Ни разу ни до, ни после он так не боялся. Было в Лелии что-то, что внушало понимание: ему достаточно сказать только слово, и Илитэн послушается. И станет таким же покорным рабом, как и все в общине.

Напоследок промелькнула мысль о том, что Илитэн до этого мгновения ни разу не встречался с Лелией вот так, лицом к лицу. Быть может, потому и избежал этой безумной веры.

Лелия сел рядом с ним на корточки, взял лицо Илитэна в руки и заставил его посмотреть на себя.

И в это мгновение время остановилось.

Илитэн кожей чувствовал, что что-то переменилось. Лелия в это мгновение как будто наполнился силой, или энергией, или чем-то таким, непонятным. Она зарождалась где-то в области лёгких и разливалась по телу, готовясь опутать Илитэна. Если это произойдёт, понял он, воля пророка подчинит его.

Не позволяй ему, вдруг услышал Илитэн где-то на грани возможностей человеческого слуха.

Он машинально обернулся и вдруг понял, что может двигаться. Пока весь мир вокруг замер, Илитэн оставался в норме. Он повернул голову в другую сторону и увидел серебристую лисицу. Та смотрела на него глазами, чуть более тёмными, чем остальное тело. Каким-то тридесятым чувством Илитэн понял, что время остановила она.

Перед глазами мелькнула картинка: Лелия поймал взгляд Илитэна, и он расслабился, обмяк. Затем следующая: лис прыгнул на плечи Илитэна и завернулся клубком, обнимая шею как шарф. Мальчик после этого дёрнулся в сторону, вырвался из хватки Лелии и бросился к выходу. Что было дальше – он не знал, но понял, что ему предоставили выбор. Как будто тут было что выбирать.

– Второй вариант, – твёрдо сказал Илитэн.

А в следующее мгновение, едва лис запрыгнул на его плечи, вторая картинка воплотилась в реальность.

Каким чудом Илитэн вырвался из хватки Лелии, он и сам не смог понять, но всё же у него получилось. Он бросился к выходу. Дорогу перегородили двое охранников из свиты пророка. Время вновь замерло; Илитэн увидел картинку, как он сгруппировался и прокатился под их руками в то время, как они тянулись к нему. Он в точности повторил движения. Побег удался.

Время замирало с завидным постоянством, практически на каждом шагу. Илитэн действовал машинально, как будто лис вместе с картинкой вкладывал инструкцию в его тело, и оно само подчинялось. На задворках сознания мелькнула мысль, что вместо лживого пророка он подчинился неведомой твари, но Илитэн отмахнулся от неё. Следом пришло понимание, лёгкое и тихое, как шёпот: он мог в любой момент отказаться от помощи лиса, стоило только сказать об этом. Но какой дурак бы сделал это?

Время пошло в привычном темпе только в тот момент, когда Илитэн оказался дома. Лис показал ему картинку, как он сбросил ботинки, перепачканные в грязи, и убрал их, а затем убрал за собой следы. Мальчик повторил всё в точности. Едва он закончил, лис наложил лапку на его рот. Пришло понимание: никому нельзя было знать о том, что лис с ним. Даже близким людям, спросил мысленно Илитэн. Даже близким людям, согласился лис.

На пороге появилась взволнованная мама.

– Илл, я слышала крики охранников, они ищут тебя! – сказала она. – Прячься, скорее!

Он мгновенно влетел в свою комнату и скрылся в тайном ходе, проделанном в стене. О нём не знал никто, даже мама, поэтому волноваться было не о чем. Единственное, о чём пожалел Илитэн, так это о том, что он не захватил с собой что-нибудь светящееся, чтобы не сидеть в темноте, но в следующее мгновение в ходе появился лис. Крошечное помещение залило серебристое мерцание.

Отсюда было плохо слышно, что происходило в доме, но Илитэн смог разобрать стук в дверь, грохот, затем шаги и шум в его комнате. Конечно, там проводили обыск, о чём-то громко спорили, что-то обсуждали. Главное – что не тронули маму, но о том, что так и будет, его, конечно, предупредил лис.

А ещё лис объяснил, кто он, откуда взялся, и что теперь будет дальше. Илитэн увидел духа волка, которого ему предстояло приручить, потому что сам он не придёт, звериную маску, которую ему предстоит сделать, чтобы ещё сильнее сблизиться со своими духами. А ещё – сердце в тот момент гулко застучало – что необходимо сделать для того, чтобы люди в этой общине освободились. И снова лис предлагал выбор.

Это твоё желание, освободить всех, говорил он на грани восприятия. Но люди здесь сделали свой выбор. Выбирая за них, ты взваливаешь на себя непосильный груз, так что, прежде чем сделать это, убедись, что сможешь его вытянуть. И убедись в том, что дело стоит того.

Илитэн не успел спросить, что лис имел в виду, потому что в наступившей тишине услышал голос матери – она звала его.

– Илитэн, тебе нельзя больше здесь оставаться, – дрожащим голосом заговорила она, едва он появился на пороге кухни. – Тебе надо бежать.

Илитэн застыл. Он не мог поверить в то, что слышит это.

Мама не предлагала бежать вместе с ним. Она велела уходить ему.

Мама тем временем шагнула к Илитэну и схватила его за плечи. Её глаза лихорадочно блестели.

– Я должна была рассказать тебе об этом с самого начала, малыш, – заговорила она. – Мы оказались здесь не случайно, а я вовсе не верю во весь этот божественный бред. Я скрывала тебя все эти годы от охотников за головами…

То, что дальше услышал Илитэн, и разделило его жизнь на «до» и «после».

Мама не была для него родной. Когда Илитэн был младенцем, месяца два или три от рода, она пришла в его дом служанкой. В огромное поместье старого аристократического рода, чью фамилию не могла вспомнить – по её словам, с того момента, как пророк Лелия впервые посмотрел ей в глаза, часть её памяти покрылась белыми пятнами, и фамилия Илитэна была одним из таких.

– Я видела этот дом своими глазами, я успела провести там три дня, – говорила мама, а её глаза горели восторгом. – Там был огромный сад с фонтанами и статуями. В самом доме было три этажа, и все стены завешаны портретами и картинами. Такой богатый дом, полный произведений искусства…

Всего три дня она успела пробыть там, потому что в ночь на четвёртый в дом ворвались вооружённые люди и убили всех, кого видели. Илитэну и служанке повезло выжить потому, что она проснулась от шума, схватила его из кроватки и спряталась в тайном ходу для прислуги – их построили для того, чтобы работники передвигались по дому быстрее.

– Больше всего я боялась, что разбужу тебя, ты заплачешь, и мы оба погибнем, – говорила мама. – И ты правда проснулся, но только смотрел на меня, такой молчаливый, такой маленький, с такими умными глазками…

Убийцы обошли весь дом, обыскали всё, но тайных ходов для прислуги так и не обнаружили. Мама слышала голоса, шаги и перестуки в других коридорах, но так никого и не встретила.

А потом потянуло дымом.

– Весь дом сгорел дотла, – с горечью сказала она. – Сожгли и его, и сад, разбили скульптуры. Так жалко было смотреть на всё это…

Поместье находилось довольно далеко от ближайшего населённого пункта, и маме пришлось добираться до него всю ночь, с плачущим ребёнком на руках. Илитэн то засыпал, то просыпался, голодный, и ей нечем было его покормить. Только на рассвете, когда она добралась до домов на краю небольшой деревушки, ей удалось найти людей и попросить помощи.

Название деревушки и поместья тоже стёрлось из памяти вместе с фамилией.

– Следующие дни я тоже плохо помню, – говорила мама. – Нас приютили добрые люди, и всё, что я делала, это проводила время с тобой. У меня никогда не было ни младших братьев и сестёр, ни племянников, и я понятия не имела, как обращаться с тобой. Хвала небесам, добрая женщина меня всему научила. И её имя я не помню…

А потом в эту деревню пришли те же люди, что были той ночью в поместье. Они разыскивали выживших. Стало ясно, что надо бежать – и мама, подхватив Илитэна, ушла.

И так, в конечном итоге, и оказалась здесь.

– Все эти годы я прятала тебя здесь, чтобы тебя не нашли те люди, кем бы они ни были, – твёрдо сказала мама. – И я боюсь, что если ты и дальше продолжишь привлекать внимание, наше прошлое решат проверить и узнают правду. А что случится потом, остаётся только догадываться. – Она устало вздохнула. – Я знала, что этот день однажды настанет, и мне придётся тебя отпустить, а потому готовилась к нему. Моя знакомая сделает тебе документы и устроит в детском доме. Ты вырастешь, родной, и вернёшь себе и земли, и поместье, и честное имя.

В это же мгновение лис, всё это время сидевший в стороне, напомнил о своём предложении о помощи. И, как и обещал, он предлагал выбор. Он помог бы в любом случае, вот только с чем именно – решать должен был Илитэн.

Он мог уйти мирно, а мог убить пророка и освободить всех, кто был здесь, от его гипноза. И сейчас, находясь между неродной матерью и лисом, Илитэн должен был сделать выбор.

И то, и другое получить было нельзя.

Наши дни

В том веку, который изучал сейчас Илитэн, начались так называемые аристократические войны. Это было смутное время, когда оборвалась королевская линия наследования, и обнаружилось, что король имел несколько неучтённых наследников, а вот в браке с королевой у него родились только две дочери. Были у него и младшие братья, которые прекрасно знали, что бастардам путь к короне закрыт по закону. Естественно, аристократы выбрали себе фаворитов и бросились проталкивать их на трон, надеясь взамен получить преференции. Дошло и до прямых столкновений.

И даже когда корону получил предок нынешнего короля, и на трон взошла династия Талеанов, войны не утихли. Теперь это было дело чести и отмщения. Несколько родов было уничтожено тогда, кое-кого продолжали истреблять и по сегодняшний день. Благодаря подсказкам Арракиса Илитэн сумел вычислить несколько семей, к которым мог бы принадлежать, и теперь ощущал, что находится как никогда близко к правде.

Шаги замерли где-то среди стеллажей с книгами, но совсем рядом. Илитэн ощутил, как гулко заколотилось сердце. Если Арракис говорил о рисках так упорно, значит понимал, чем всё может закончиться. Интересно, все ли в команде знали об этом, или только он мог потерять что-то действительно стоящее, а потому должен был быть в курсе?

Он взялся за карандаш.

«Я пока ещё ничего не обрёл, кроме пары ниточек, ведущих к прошлому. Это только ниточки, которые так же легко рвутся, как и находятся».

«Тогда сегодня в девять в офисе, – последовал незамедлительный ответ. – Кстати, там будет человечек, который может тебе пригодиться в твоих поисках».

Сердце забилось быстрее. Что, неужели…

Арракис поднялся на ноги, собрал в кучу книгу, блокнот, карандаш от неловкого движения покатился на пол. Илитэн пару мгновений наблюдал за ним, затем вернулся к своей книге. Спектакль был разыгран для того, кто явно следил за ними среди книжных стеллажей, и чьи шаги сейчас последовали за Арракисом, едва тот отступил в сторону.

Помедлив, Илитэн отдал мысленный приказ лису. Тот в первое мгновение лишь зевнул и неохотно повёл носом в нужную сторону, потому пришлось мысленно подтолкнуть его. Лис недовольно фыркнул, грациозно спрыгнул с лавочки и поспешил за Арракисом.

Илитэн зажмурился. Открыл глаза, но не в реальности – теперь он смотрел на мир глазами лиса. Дух не спеша следовал за Арракисом, поглядывая по сторонам, заглядывая в пролёты между стеллажами. Так обнаружилась пара человек, на первый взгляд – обычных посетителей, но Илитэн сразу заметил, что один из них следил за Арракисом. Лис свернул и подошёл к нему, тщательно осматривая со всех сторон.

Нет, точно не спецслужбы. Это был мужчина в дорогой одежде, обвешанной модными ярлыками, такое себе могут позволить только аристократы. Он изо всех сил старался сделать вид, что не смотрит в сторону Арракиса, и потому не замечал, насколько напряжён, и что ведёт себя неестественно. Неумеха.

Илитэн велел лису подняться повыше, и тот изящно запрыгнул на одну из полок стеллажа, затем на следующую. Всмотрелся в лицо соглядатая. Да, совершенно точно, аристократ, причём молодой и глупый. И, судя по знакомым высоким скулам, длинному носу и чуть вьющимся светлым волосам – близкий родственник Арракиса.

Двоюродный брат? Родной?

Илитэн ухмыльнулся про себя и открыл глаза в реальности, вновь склонившись над трудом историка. Что ж, дело ещё не началось, а уже становится интересным.

Ещё одна прекрасная причина для того, чтобы вступить в игру.

Система престолонаследия Триатама проста: первым в очереди на трон становится старший сын короля, следующими – его дети. После его детей – второй сын короля, затем его дети, и так далее. При этом существует традиция давать наследникам престола имена, оканчивающиеся на -эль и закон, запрещающий регистрировать имена, оканчивающиеся на -эль всем, кроме королевской семьи. Связано это в том числе с тем, что имена будущих наследников престола не раскрываются, пока мальчики не справят совершеннолетие. До этого возраста чаще всего они учатся в обычных школах под обычными именами и фамилиями, зарабатывают личные достижения, которые затем предъявляются миру после церемонии раскрытия имени.

Если старший сын короля успел обзавестись двумя, тремя наследниками, становится ясно, что очередь на трон слишком длинна. Его младшие братья теряют право называть своих сыновей именами, оканчивающимися на -эль, им больше нет необходимости скрываться, они могут жить нормальной жизнью. Но связь с королевской семьёй, обязанность служить короне сохраняется; такие дети получают имена, оканчивающиеся на -ил и сохраняют фамилию королевской династии.

В иерархии аристократических родов побочные ветви королевской семьи занимают особое положение, имеют особые привилегии, но и больше обязанностей. В том числе нередко остаются допущенными к государственным тайнам, а потому вынуждены занимать высшие государственные или почётные посты.

Из лекций по подготовке гидов столицы.

Наши дни

Отец всегда говорил, что должен быть план «Б», что все подсистемы одной большой системы должны дублироваться. Что-нибудь обязательно выйдет из строя, ещё что-нибудь сто процентов пойдёт не так, но в целом вся система устоит, а это главное. Именно поэтому он хранил чертежи охранной системы не только в особо защищённом дата-центре на электронном носителе, но и распечатал их, свернул и спрятал в свой личный сейф. Сейф, к которому имела доступ вся семья, а значит и Семираэль.

Конечно, будь он старшим, всё было бы проще. Тогда он мог бы просто взять шифровальное устройство с кодами доступа и сам бы дошёл до сокровищницы и вскрыл её. Но, будь Семираэль старшим сыном, скорее всего, ему и не пришлось бы планировать кражу короны.

И будь он старшим наследником, точно не вёл бы себя так, как эти два идиота.

– Эй, малыш Сэми! – доносились из коридора мужские голоса. – Выходи поиграть!

В их понимании «поиграть» означало «опять изводить Семираэля вопросами о том, когда он наконец достанет корону». Он вжался в стену и принялся передвигаться ещё тише, чем до этого. Братья топали как стадо слонов в нескольких метрах дальше по коридору, а потому даже если бы прошли сейчас мимо, ни за что бы его не услышали, а от визуального обнаружения его скрывала тонкая занавесь, чёрт знает зачем повешенная на стену.

Младший принц изучает военное дело, писали в газетах. Младший принц изучает тактику и стратегию. Тактику и стратегию выживания с двумя кретинами с манерами бабуинов!

Семираэль вжался в стену и задышал глубоко и беззвучно, стараясь успокоиться. Каждый звук, каждый сквозняк, приводивший в движение занавеску, всё сильнее разжигал ненависть, как льющийся в огонь бензин. Ну ничего, дорогие братцы. Совсем скоро благодаря Арракису младший братец покажет старшим, на что способен на самом деле. А пока…

За занавеской было безумно пыльно, в носу защекотало. Шаги отдалялись, и Семираэль с облегчением выдохнул, а в следующий момент от души чихнул. На мгновение в глазах потемнело, а когда сумрак отступил, Семираэль обнаружил в своих руках странный механизм, что-то среднее между луком и арбалетом, выполненный в виде перчатки, сотканной из неяркого света.

– Проклятье! – полушёпотом выдохнул Семираэль. – Нет-нет-нет!

Он отбросил перчатку в сторону, и та отлетела в сторону с металлическим стуком, но растаяла в воздухе, не коснувшись пола. Семираэль обрёл способности всего-то несколько лет назад, точнее, обрёл их в таком виде, так-то это сияние было с ним всё это время, но только в виде искорок. Теперь же оно превращалось во вполне себе настоящее оружие, конструкция которого вечно была слишком сложной и непонятной, но Семираэль удивительным образом получал и умение с ним обращаться. Звучит классно, но проявлялась эта способность тогда, когда ей хотелось, порой очень невовремя. Вот как сейчас.

Шаги стихли. Семираэль застыл и, возможно, даже перестал дышать. Замолкли и голоса братьев.

Услышали или нет?

Несколько секунд спустя шаги послышались снова, но далеко в стороне. Семираэль с облегчением выдохнул и прижался спиной к стене. Чёртов мрамор, которым отделан коридор, чёртовы занавески. Звук тут сходит с ума, искажается так, как нигде во дворце.

Сердце колотилось как сумасшедшее, Семираэля трясло. Как назло, в глазах вновь потемнело, растаявшая было перчатка вновь вернулась в руки. Оружие манило, словно приглашало им воспользоваться. Как заворожённый, Семираэль провёл кончиками пальцев по тонким золотистым деталям конструкции и неожиданно понял, что в душу вернулось спокойствие.

В следующее мгновение занавеска резко отъехала в сторону, пространство вокруг залил свет, и Семираэль подпрыгнул от неожиданности.

– Кто это тут? – издевательским тоном протянул старший брат. Старший из двоих старших.

Тело действовало быстрее разума. Тонкие детали блеснули в тусклом свете, Семираэль вскинул оружие и прицелился в брата. Поле зрения пожелтело, как будто из ниоткуда появились очки. Только в это мгновение Семираэль понял, что происходит, тряхнул рукой в перчатке, и оружие исчезло. Искры света растаяли с запозданием, будто нехотя.

– Ай-яй-яй, угрожаешь наследнику престола, – издевательски протянул старший брат и протянул руку. – Давай, вставай. Братец Фели ждёт.

Семираэль нехотя взялся за протянутую руку и поднялся на ноги. Да, с родными братьями у него установилась давняя и плотная ненависть, но всё же они оставались семьёй, родными по крови. И даже когда изводили друг друга подколами и дурными шутками, всё равно знали, когда вовремя остановиться и протянуть руку.

Старшего наследника звали Таланидариэль, для своих – Таль, среднего – Фелидириэль. В королевской семье в ходу была практичность: правящая чета заранее просчитывала, какое количество наследников собирается произвести на свет, и заранее определялась с количеством слогов в именах. Что ж, у родителей были амбициозные планы, и, возможно, к лучшему было то, что они не осуществились. Семираэль не выдержал бы ещё больше конкуренции с братьями, чем было уже сейчас.

Таль притащил его в Синюю гостиную, где уже с удобством расположился Фели. Верхнее освещение было отключено, здесь включили электрокамин, и средний брат выглядел эффектно в тусклом освещении. Он, как и Таль, был похож на мать: темноволосый, кареглазый, высокий. Разрез глаз напоминал лисий, и оба брата казались Семираэлю, невысокому блондину, унаследовавшему отцовские черты, хищниками, охотившимися на него, беззащитного цыплёнка.

Семья, напомнил себе Семираэль. Мы всё ещё семья. Здесь нет хищников и цыплят, просто дети, которым не повезло родиться в королевском дворце и с первых секунд отдать свою жизнь на служение людям.

Если убеждать себя в чём-то довольно долго, однажды это станет твоей реальностью. Жаль только с даром это не работало – едва Семираэль зашёл в гостиную, как на синих стенах заплясали искорки света, будто встревоженные светлячки. Он узнал это их состояние – они готовились в любое мгновение собраться в оружие.

Таль толкнул дверь, и она с грохотом захлопнулась. Фели вздрогнул, отвёл взгляд от камина и обернулся. Едва заметив Семираэля, он растянул губы в хищной ухмылке.

– Братец Сэми! – громко сказал он. – Ты наконец-то к нам пришёл! Как твои успехи?

– Дело движется, – сдержанно отозвался Семираэль и опустился на край дивана, на максимально далёкое расстояние от Фели. – А если мне не придётся отвлекаться на разговоры, будет двигаться ещё быстрее.

– Брось, мы же помочь хотим! – в тон среднему братцу протянул старший. – Это же такое сложное дело, вдруг ты не потянешь…

– Потяну, – процедил Семираэль.

Семья. Это семья. И братья хотят как лучше – помочь ему побыстрее повзрослеть и овладеть своим даром. Потому что в критической ситуации ты быстрее соображаешь, быстрее учишься и активнее используешь то, что оставляешь на крайний случай. Это родные братья, у них не может быть злых намерений, только слишком уж дурные методы.

– А какой у тебя план? – не унимался Таль.

– Прямо сейчас? Достать чертежи системы охраны, если не возражаешь, – бросил Семираэль и вскочил на ноги. – Я пойду…

– Ах вот оно что, – ухмыльнулся Фели. – Так сразу бы и сказал!

– Не смеем больше тебя задерживать, – в тон ему добавил Таль.

Семираэль закатил глаза. Знал бы – сразу сказал. Но с этими двумя никогда не знаешь, что подействует на этот раз.

Он неуверенно отступил на шаг. Братья следили за каждым его движением, но даже не дёрнулись. Похоже, останавливать его никто не собирался, и Семираэль заторопился к выходу.

Но, закрыв за собой дверь, он прислонился к стене, чтобы выдохнуть.

Этот кошмар, в который превратилась его жизнь с братьями, начался в тот момент, когда ему исполнилось шесть, и вокруг него впервые заплясали искорки света. Отец считал, что братья просто завидовали дару Семираэля, единственного одарённого в семье за все поколения власти со времён аристократических войн, а то и дольше. Мама же советовала не заниматься ерундой.

– Они твои братья, одна кровь, – говорила она. – Они не могут тебе навредить.

Что ж, возможно, напрямую они ему никогда не вредили. Но вот наседали вдвоём так, что от них сбежать хотелось – постоянно. Провоцировали так, что его дар выходил из-под контроля и начинал атаковать сам, а потом бежали жаловаться маме – да каждый день. И, естественно, у них всегда было оправдание: это всё для твоего блага. Ты не выходишь из дома, братец, поэтому мы готовим тебя к реальной жизни. Теперь, когда в восемнадцать лет тебя представят свету как первого одарённого в королевской семье, ты всех порвёшь, и всё благодаря нам. Вот увидишь.

Идея с кражей короны тоже появилась ради его блага, ага. Увидит папка, закопавшийся в государственные дела, что его сын принёс ему его собственную корону, поймёт, что он уже взрослый, и отстанет от него с учёбой, даст реальные государственные дела решить. Семираэль в это верил слабо. Зато верил в другое: если продемонстрировать корону братьям, они наконец заткнутся и оставят его в покое. Поймут, что с человеком, который прошёл через пять защитных контуров сокровищницы и не спалился, лучше не связываться.

Семираэль устало выдохнул и оттолкнулся от стены. Ладно. Мечты мечтами, а дело надо делать. До встречи с Арракисом оставалось чуть больше двух часов, родители сейчас принимают министров, братья вот-вот должны уйти на тренировку. Нужно было торопиться, потому как предстояло ещё раз тайком покинуть дворец, чтобы никто не заметил, а это тоже непростая и небыстрая история.

Семираэль уже сделал было шаг по направлению к отцовскому кабинету, но тут из Синей гостиной раздались голоса. И, похоже, разговор стоило подслушать.

Предисловие

Отец любил говорить, что власть создана для человека, а не человек для власти. Он считал, что главное достоинство правителя – умение служить, сострадать, понимать. Да, порой ему приходилось принимать непростые решения, но конечной целью всегда было благо его народа. Семираэль был горд слышать об этом. Он считал, что это правильно, так и должно быть. Но в семье были и те, кто считал иначе.

– Ты слишком мягок! – часто повторяла мать не терпящим возражения тоном. – У тебя что, совсем нет понимания, что происходит?

– Есть, – отвечал отец. – Но если бы я решил иначе, в далёкой перспективе…

– В далёкой перспективе! – застонала мама. – Да ты не видишь дальше собственного носа!..

Она распалялась с каждой секундой всё больше и больше, принялась ходить из стороны в сторону. Маленький Семираэль не понимал, что с ней, её раздражение пугало. Он забрался на колени к отцу и прижался к нему.

– Не переживай, сынок, – еле слышно сказал король. – У нас с твоей матерью просто разные взгляды на управление.

– Нет, у нас разные взгляды на власть, – бросила мать с другого конца комнаты.

– Что ж, видимо, в этой разнице вся соль и состоит, – бесстрастно ответил отец.

Семираэлю тогда было четыре года, и это было единственным, что он помнил из этого возраста. Следующее его воспоминание начиналось в тот момент, когда ему было шесть, он был с братьями в гостиной под присмотром няни, и вокруг него впервые заплясали золотистые искры. Как помнил Семираэль, это случилось после того, как он заплакал, когда Таль отобрал у него машинку.

Тогда ему показалось, что время остановилось, потому что все вокруг застыли, как заворожённые. Семираэль и сам перестал плакать и засмотрелся, так это было красиво: как будто солнечный луч брызнул сквозь хрустальный бокал, не распадаясь при этом на все цвета радуги. Он заметил, что управляет этими искорками с помощью рук; захочет – они запляшут по стенам, захочет – они поползут по полу и будут играть в догонялки друг с другом.

– Это же дар, да? – послышался голос Фели.

– Похоже на то, – отозвалась няня. Послышался шорох, боковым зрением Семираэль заметил, как она поднялась на ноги с дивана. – Никуда не уходите, Таль, ты за старшего, присмотри за братьями.

Она исчезла практически моментально. Как узнал потом Семираэль – побежала за родителями. А Таль, прищурившись и сложив руки на груди, вырос над младшим братом.

– Магический дар? – с презрением процедил он. – Такому плаксе и слабаку, как ты?

Семираэль хлопал ресницами и смотрел на брата, ничего не понимая. Рядом вырос Фели – в такой же позе, такой же высокий и жуткий. Они с Талем выглядели как братья-близнецы сейчас, а Семираэлю они показались как никогда чужими.

Ему стало страшно.

– Это всего лишь искры, – еле слышно сказал он. – Ничего такого.

Таль навис над ним, наклонился так, что едва не упёрся лбом в его лоб.

– Всего лишь магический дар, – процедил он. – Первый в истории королевской семьи.

– Всего лишь способности, за которыми охотятся все спецслужбы мира, – хмыкнул Фели.

Семираэль не успел ответить – в комнату влетели родители с няней. Братья тут же отступили, и всё поле зрения занял отец.

– И правда дар! – вне себя от восхищения воскликнул он. – С ума сойти!

Семираэль запомнил и это. Обычно отец был более сдержанным в выражениях, но в тот день был больше похож на взволнованного подростка. А вот мать, казалось, ничего не могло выбить из колеи.

– Это очень опасное знание, – бесстрастно сказала она и обернулась к няне. – Вы ведь больше никому не сказали?

– Никому! – заверила та.

Мама сухо кивнула и склонилась над Семираэлем. Всмотрелась в его глаза, затем оглядела искры, ещё сильнее усыпавшие комнату.

– Что ж, это действительно чудо, – бесстрастно сказала она.

Затем распрямилась, схватила за руку няню и повела её к окну. Оттуда донёсся яростный шёпот, а в поле зрения появился отец.

– Сэми, это потрясающе! – воскликнул он. – Клянусь, это знак, что тебя ждёт большое будущее. Ты можешь быть третьим в очереди на трон, но единственным в своём роде принцем с магическим даром!

Семираэль помнил, как перевёл взгляд на братьев, стоявших за спиной отца. Они явно не разделяли его восторга, оба были мрачными, как статуи гаргулий на старом королевском замке. С тех пор это выражение часто появлялось на их лицах, когда им приходилось играть с младшим братцем, и в какой-то момент он настолько привык, что и забыл, каково это – когда они искренне смеются или улыбаются, как бывало раньше.

Но больше всех, пожалуй, дар Семираэля воодушевил маму. Она нашла ему наставника, перевела няню, узнавшую о даре, на работу только с ним. Но главное изменение – его стали всё реже брать на всевозможные приёмы и мероприятия, чему Семираэль был только рад.

– Ты моё маленькое чудо, – нашёптывала мама и проводила рукой по голове Семираэля, взлохмачивая волосы. – Я сделаю всё для того, чтобы ты реализовал весь свой потенциал.

Он понятия не имел, что это за слова такие, «потенциал» и «реализовать», но ему было приятно слышать такой нежный голос матери. Она нечасто так говорила с сыновьями.

Наставник Семираэля Оттиас умел создавать иллюзии. Чаще всего его просили создать прототип оружия – правда, для этого ему были нужны чертежи. Он, конечно, пробовал создавать и что-то другое, например однажды он сотворил красивую розу, будто выточенную из драгоценного камня, поблёскивающую в свете дня, и подарил её маме. Это впечатляло.

– Неужели ты не хотел бы создавать что-то прекрасное? – спросил Семираэль тогда, едва мама вышла из зала для тренировок.

– Даже если хотел бы, моя служба требует от меня другого, – бесстрастно ответил Оттиас.

– А чего требует от тебя служба? – Семираэль сделал большие глаза.

– Я создаю то, что обеспечивает могущество королевства, – ответил Оттиас. – Разве это недостаточно важная работа?

На мгновение Семираэль задумался.

– Я бы хотел, чтобы у тебя оставалось время и для красивых вещей, – сказал он. – А лучше бы сделать так, чтобы никому никогда не приходилось делать оружие.

Оттиас только усмехнулся.

– Детские мечты так прекрасны. Совсем как миражи в пустынях.

Семираэль тогда твёрдо решил, что когда овладеет своим даром, будет создавать только прекрасное, даже если Оттиас обучит его только сотворению оружия. Вряд ли ему суждено стать королём, почти наверняка он вырастет, создаст семью и продолжит служить на благо королевства вместе с семьёй. Так пусть эта служба будет вот такой… прекрасной, а не несущей угрозы и смерть.

Цветок, который создал Оттиас, явно впечатлил маму – она поставила его в вазу. Семираэль видел её на подоконнике в мамином кабинете, где отец обычно не бывал, всегда пустую, потому что иллюзия растаяла на следующий день. Иллюзия исчезла, а ваза – нет, Семираэль видел её там несколько раз. А ещё видел, как его учитель много раз выходил из кабинета матери, а до этого оттуда доносились громкие голоса, спорящие о чём-то. Скорее всего, о его успехах – Семираэль так и не научился ничему, кроме искр. И каждое новое занятие с талантливым, умелым наставником всё сильнее погружало его в пучину ощущения, что он никчёмен и бестолков, и на большее вряд ли будет способен.

Самым страшным было то, что мама подтвердила его ощущение полтора года спустя и отозвала Оттиаса.

– Я думаю, мы продолжим говорить, что ты обучаешься военному делу в закрытой школе, – бесстрастно сказала она, объясняя своё решение. – Хуже неодарённого человека может быть только тот, кто обладает совершенно бесполезным даром.

К тому моменту Оттиас провёл достаточно времени с Семираэлем, и тот научился не плакать, когда у него ничего не получается. Он только кивнул, сглотнул горький ком и ответил:

– Да, мама.

Но позже не выдержал и разрыдался в кабинете у отца. Тот ничего не сказал, просто усадил Семираэля на колени, как когда-то, и прижал к себе.

– Тебе не надо никому доказывать, что ты достаточно хорош… для чего бы то ни было. Особенно для любви, – негромко сказал отец, когда Семираэль слегка успокоился и теперь только еле слышно всхлипывал. – Поэтому не обращай внимания.

– Но я ведь больше не буду первым одарённым…

– Кто сказал такую глупость? – твёрдо возразил отец. – Дар вроде бы всё ещё при тебе.

Семираэль отстранился от него и оглянулся по сторонам. Комната была пересыпана золотыми искрами, они витали в воздухе, как пылинки, подсвеченные неизвестно откуда взявшимся в пасмурный день солнечным светом. А затем обнаружил у себя на руке перчатку со странным устройством, напоминавшим арбалет – с этого дня она появлялась на его руке всегда, когда он волновался, был напуган или расстроен.

– Кто знает, в конце концов ты можешь и королём стать, – тем временем говорил отец. – Всякое в жизни случается, не стоит отчаиваться раньше времени.

Семираэль посмотрел на него скептически.

– Зато ты уже не плачешь, – мягко сказал отец и потрепал его по макушке. – А если и станешь королём, помни, что главное – найти правильного советника. Тогда всё будет в порядке.

– Да? А кто твой советник? – встрепенулся Семираэль.

– Оттиас Каверен, конечно же. Но это больше военный советник, возможно, однажды станет министром обороны. Пока на дальних рубежах будут вестись военные действия, главным моим помощником стал он.

Семираэль запомнил и этот день – как последний, когда они с отцом поговорили по душам. А потом стало некогда, потому что мама привела к нему лучших учителей и нового тренера, который уж теперь-то точно научит его владению даром. А в свободное время приходилось прятаться от братьев, которые в это время видели «реальную жизнь» и жаждали приобщить к ней младшенького. Методы, правда, у них были так себе, но они это делали по большой и безусловной любви!

Оставалось только дышать размеренно, помнить о том, что в конечном итоге все они семья, и когда все повзрослеют, всё переменится.

Но всё переменилось так, как Семираэль совсем не ожидал.

Наши дни

– Ты правда веришь, что этот кретин способен залезть в отцовский сейф? – лениво протянул Фели.

Сердце гулко билось в груди, казалось, от этого звука по коридору прокатывается эхо. Семираэль сжимал в руках перчатку, еле сдерживая её тонкий, еле слышимый зов – она так и манила, так и тянула к себе, как будто была живой, а то и вовсе разумной. Нет, мысленно ответил ей Семираэль, ощущая себя как минимум чокнутым. Нет, я не буду стрелять в собственных братьев.

Механизм на перчатке недовольно щёлкнул. Семираэлю стало совсем не по себе.

– Почему нет? – тем временем подал голос Таль. – Отец в командировке, ключи в столе, камеры отключены на обслуживание. Дел на две минуты.

– И дальше что? Сам разберётся, сам залезет?

– Или обратится к профессиональному взломщику. – Таль зевнул. – Просто расслабься. Как бы он ни поступил, он уже в наших руках.

Механизм на перчатке недовольно звякнул. Семираэль и сам понимал, что что-то идёт не так. Это не похоже на одну семью и что там ещё говорила мама, совершенно не похоже.

Проклятье!

Семираэль не выдержал, вскочил на ноги и понёсся по коридору. Он летел вперёд, не разбирая дороги, бестолковые занавеси колыхались, когда он пробегал мимо. Хорошо ещё, никто не попался по пути – не начинались эти идиотские разговоры в стиле «что случилось», «куда ты так несёшься» и вот это вот всё.

В себя он пришёл только в кабинете отца. Семираэль стоял возле его стола, оперевшись на него руками, и тяжело дышал. На стене напротив висел огромный портрет короля Триатама, Талириэля Миротворца, взошедшего на трон первым после окончания смутного времени. Сейф находился под ним, замурованный в фундамент королевского замка.

Дыхание удалось восстановить нескоро, и всё это время Семираэль просто старался успокоиться и ни о чём не думать. Он уже принял решение, уже обратился к Арракису, отменять поздно. Как там отец говорил… главное – найти хорошего советника? Что ж, братья оказались плохими, нельзя было доверять ни им, ни их подначкам. Придётся довериться потерянному наследнику рода Раагастан – он наверняка понимает, на какой риск идёт, какими последствиями им всё это грозит, и в крайнем случае поможет со всем справиться. В конце концов, за это Семираэль и будет платить королевским помилованием, которое может быть использовано даже в деле о политическом убийстве… а там чёрт его знает, что на самом деле хочет простить себе перед лицом закона Раагастан.

Он дёрнул на себя люк и открыл доступ к сейфу. Отступил к столу, вытащил нужный ящик, нашарил ключи под стопкой документов. Сейф распахнулся без проблем.

На мгновение Семираэль застыл, протянув руку к свиткам, в которые были закручены чертежи. В ушах как будто заново зазвучали отцовские слова, сказанные именно здесь, в этом кабинете: «тебе не надо доказывать, что ты достаточно хорош». Отзвуком промелькнули и другие: «ты знаешь прекрасно, как я в тебя верю».

Нет, папа. Это не для того, чтобы доказать, что я достаточно хорош, решил Семираэль. Я просто сделаю вид, что послушно следую их планам, а потом сорву их к псине плешивой.

Он взял чертежи, торопливо захлопнул сейф и убрал ключи. А затем покинул кабинет и поторопился в свою комнату – сбегать на встречу с Арракисом предстояло именно из неё.

Весь силовой блок Триатама подчиняется министерству безопасности и имеет общее название «королевская стража». Сюда входят службы общественного правопорядка, армия, разведка, внутренняя безопасность, флот, антитеррористический комитет и тайная служба.

Каждая ветвь королевской стражи имеет свою форму и уникальные знаки различия (см. приложение 1), каждая имеет свои задачи и функции. Общей для всех ветвей остаётся система воинских званий (см. приложение 2) и привилегий за службу.

Начиная со звания полковника, королевский стражник должен иметь статус аристократа, чтобы иметь возможность продвигаться дальше по службе. При этом, при соблюдении определённых условий, за хорошую службу и по достижении определённой выслуги лет, стражник может получить статус аристократа.

Из учебника по обществознанию для пятого класса.

Наши дни

В тот момент, когда весь его мир рухнул, реальность осыпалась острыми осколками, Дилен сам не понимал, что делает и куда идёт. Он не замечал даже перемены освещения, не осознавал, находится ли в помещении или на улице. Он с кем-то разговаривал, отвечал на вопросы, возможно, даже что-то ел или пил. По крайней мере в тот момент, когда сознание наконец вынырнуло из мутных вод и развернулось, Дилен находился в помещении, вдалеке от казармы королевской стражи, и даже не был голоден. Единственное, что его мучило – страшная жажда, но перед ним был только стаканчик дешёвого алкоголя, отдающего мерзким запахом. Плохо понимая, что делает, Дилен выпил его и жестом попросил ещё.

Горло обожгло. Дилен даже не успел понять, что это было, на язык не попало ни капли, а значит и вкус ощутить не получилось.

– У-у-у, парень, – послышался рядом мужской голос. – Да ты невменяем. Ты хоть помнишь, о чём мы говорили?

Дилен нехотя повернулся и увидел высокого, широкоплечего парня лет двадцати на вид. Он походил как минимум на постоянного посетителя качалки, как максимум – на бодибилдера. Ещё и оделся как рокер. Оставалось только догадываться, что могло быть общего у капитана королевской стражи и этого парня, и о чём они уже успели поговорить.

– Не помню, – признался Дилен.

Перед ним появился новый стаканчик, мерзкий запах ударил в нос. Дилен пару мгновений разглядывал медового цвета жидкость, затем покачал головой и отодвинулся. Металлические ножки скрипнули по полу.

Сидевший рядом парень устало вздохнул. Достал кошелёк, пару купюр, судя по цвету – номинал немаленький. Дилен удивлённо проводил взглядом его руку, протягивающую деньги незнакомому мужчине во всём чёрном.

Пришло запоздалое понимание. Это бар. Он напился, но вместо того, чтобы опьянеть, наоборот пришёл в себя. Чертовщина какая-то, но как есть.

Дилен попытался встать, но качок-рокер неожиданно быстро нажал на его плечо и усадил назад.

– Можешь называть меня Каям, – сказал качок. – Ты находишься в баре «У Калейни», ты здесь уже около часа. За это время напился до чёртиков… точнее… напился бы, будь с тобой всё нормально.

Дилен вдруг ощутил подкатившую к горлу тошноту.

– А ещё много жаловался на жизнь, – ухмыльнулся Каям. – Так что я знаю всё про твои тусовки по юности, твоего спасителя и тот самый священный долг перед семьёй.

Дилену стало плохо. Он закрыл глаза до того, как в них потемнело.

– А ещё я пообещал дать тебе работу, чтобы ты мог исправить… ну, если не всё, то кое-что точно, – сказал Каям. Послышался скрип ножек по полу – похоже, он поднялся на ноги. – Только мне бежать надо. Я оставлю тут визитку с номером, ладно? И с адресом. Мой приятель ждёт тебя через час у себя в офисе, там всё и обсудим.

По плечу что-то хлопнуло. Дилен вздрогнул и открыл глаза. Каям, ухмыляясь, помахал ему на прощание и направился к выходу из бара.

Дилен застонал и опустил голову на столешницу. Сколько он успел рассказать и на какую сумму выпить? Спасибо, что буянить не вздумал, а то влетел бы ещё больше…

– Ты бы послушал его, парень, – раздался над головой густой, низкий голос. – Я его знаю не первый год, он никогда не нарушает своё слово и не втягивает никого в зряшные неприятности. Что бы с тобой ни стряслось, если Каям решил тебе помочь, он поможет.

Дилен только застонал и прижался лбом к холодной столешнице. Послышался тихий смешок.

– Если ты ещё не понял, он за тебя заплатил.

Вот ведь…

Дилен пробормотал что-то вроде благодарностей, поднялся на ноги и вылетел из бара. Каким чудом он захватил с собой визитку, лежавшую на столешнице, он не помнил, но уже снаружи понял, что держит её в руках.

Качок-рокер шёл вниз по улице, к речному порту. Мир вокруг немного шатался, Дилен неизбежно отставал. Его начало мутить.

– Эй, парень! – кричал Дилен ему вслед. Он не оборачивался. – Стой!

Дыхание сбилось, и Дилен остановился, чтобы отдышаться. Каям ушёл слишком далеко вперёд, его уже не получится догнать. Оставался только план на крайний случай.

Дилен выдохнул, сосредоточился. Он ещё ни разу не применял дар на таком расстоянии, так что уповать оставалось только на чудо. Он вдохнул, выдохнул, протянул руку вперёд, в сторону Каяма, и сжал кулак. Всмотрелся в ту сторону – из-за постоянной работы в полумраке зрение здорово село.

Сработало. Каям натолкнулся на невидимую стену и замер. Затем медленно обернулся. За это время Дилен успел отдышаться и сделать несколько шагов навстречу.

– Вот, значит, каким образом ты дослужился до капитана королевской стражи, – хмыкнул Каям. – А я-то думал, как ты прошёл службу безопасности.

Дилен наконец остановился и, разжав кулак, освободил парня из оков своих способностей.

– Какого чёрта? – спросил он.

Каям пожал плечами.

– Это я у тебя должен спрашивать.

– Какого чёрта ты за меня заплатил?

Каям возвёл глаза к небу.

– В этом месте я должен был сказать, что для того, чтобы ты почувствовал себя должным мне и точно пришёл сегодня по адресу. Но я идиот и скажу прямо: я знаю, что значит служить в королевской страже, и как там уничтожают веру во всё хорошее. – Он развёл руками, затем спохватился. – Только ты никому не вздумай ляпнуть это, ладно?

Он снова махнул рукой и направился вниз по улице. А Дилен застыл растерянный, сжимая в руках визитку. Он успел опустить взгляд на неё и узнать адрес: контора Арракиса. И заметить подпись: «назови позывной “Ригель”».

Та самая контора того самого Арракиса, за чьей работой служба Дилена так тщательно следила, но никогда не могла поймать на чём-то незаконном.

Предисловие

Если решение, которое тебе приходится принимать, слишком сложное – значит, оно неправильное. Всё правильное всегда легко и просто. Дилен руководствовался этой мыслью в каждом своём движении, в каждом своём вдохе. Ну, кроме тех случаев, когда решал задачки по математике в школе – там, как правило, всё было наоборот.

Смена вот-вот должна была закончиться, и Дилен смотрел на часы каждую минуту. После работы те старпёры, что считали себя его коллегами, имели привычку звать его в бар «расслабиться после тяжёлого трудового дня». Дилен не считал их коллегами (слово-то какое, чёрт, для грузчиков-то на складе с макаронами!), трудовой день – тяжёлым, и слушать их старпёрские байки не собирался. В восемь за ним должен был заехать приятель, и в компании с ним и парой девчонок они собирались поехать на смотровую площадку, с которой было видно почти всю столицу. Девочки очень любили это место… и тех, кто их туда привозил. Это был самый простой способ получить ни к чему не обязывающий секс на одну ночь, а потому единственно правильный.

Дилен дотащил последнюю коробку до угла склада и вновь оглянулся на часы. Последние секунды…

Гудок. Да, чёрт возьми, наконец-то свобода. Дилен не глядя швырнул коробку, пнул её, чтобы она встала на нужное место, и проскользнул между стеллажами так, чтобы избежать встречи со старпёрами. Успешно. Быстро сунул пропуск в считыватель, переоделся быстрее, чем сгорела бы зажжённая спичка, и вылетел на улицу.

И нос к носу столкнулся с приятелем. Другим, не тем, кто должен был заехать за ним. Его звали Лекан, он был небольшим, щуплым, и синяя форма с белой отделкой, надетая на него, была незнакома.

– Привет, – немного нервно сказал он. – Есть разговор.

Дилен оглянулся. Со склада пока никто не вышел, но и к проходной никто не подъехал, не было видно света фар, хотя место оживлённое. Оставалось только кивнуть.

– Пойдём на выход, – сказал Дилен и кивком указал в сторону дороги.

Лекан жался, явно собирался что-то сказать, но молчал.

Они вышли к дороге. Мимо проскочило несколько машин, но все они были не те.

От завода потянулись первые «коллеги». Дилену пришлось схватить Лекана и оттащить в сторону, в тень от фонарного столба.

– Слушай, тут тебя на работу хотят пригласить, – заговорил вдруг Лекан. – Ты не думал сменить склад на?..

– Не думал, – резко оборвал его Дилен. – Меня всё устраивает.

Больше работы означало не только больше денег, но и больше геморроя. Будь у Дилена возможность, он бы никогда не работал – чтобы не париться. Но мама и бабушка постоянно наседали ему на уши, поэтому Дилен оказался здесь.

– Но там отличное место, – попытался возразить Лекан. – Карьерный рост, возможность получить статус аристократа…

– Тем более! – вспыхнул Дилен. – Ещё этого бреда не хватало.

Эти предложения сыпались на него по пять в неделю. Одарённые нужны всем, а тем более такие, кто умел возводить невидимые барьеры, которые ничто не способно пробить – Дилен проверял. Вот только ему всё это не было нужно. Ни баснословных богатств и вечного адреналина от преступных группировок, ни привилегий госслужбы. У него всё было хорошо, у него просто всё было – всё, что нужно для счастья. Зачем рисковать задницей ради неясного будущего, когда настоящее полностью устраивает.

В конце концов, это слишком сложный путь, а потому вряд ли правильный.

Возле него затормозил серебристый седан. Распахнулась дверца, и из машины донеслись радостные голоса приятелей. Дилен обернулся к Лекану.

– Поехали лучше с нами, – сказал Дилен. – Похвастаешься новой работой и отдохнёшь по-человечески. Или будущие аристократы не пьют с простолюдинами?

Лекан как-то странно на него посмотрел, а потом сказал:

– Пьют, ещё как пьют. А у меня тут бар у дяди недалеко, он не будет против, если мы завалимся.

Адвокат Дилена, уставший мужчина лет сорока ростом на голову ниже своего подзащитного (и раза в два уже в плечах), смог прорваться на встречу только спустя несколько часов. К тому времени сам Дилен успел испугаться, дойти до паники, отчаяться и снова обрести надежду. Ну да, он был пьян, даже до сих пор не протрезвел, но никто, похоже, так и не понял, что на самом деле он был за рулём. По крайней мере, до сих пор никто не заикнулся о том, чтобы провести освидетельствование или что там назначают в таких случаях. Значит, самого страшного срока удастся избежать… а там разберётся. Держать его сейчас дольше двух суток всё равно не смогут, и это хорошо. Главное – вернуться домой и успокоить маму и бабушку, а то у обеих проблемы с сердцем и нервы слабые.

За окном комнаты для свиданий закатывалось солнце. О том, что происходило эти самые несколько часов назад, остались только обрывочные воспоминания, по большей мере эмоции, и те вспышками. Было весело – это он точно помнил. Были девушки, но они Дилену не понравились – слишком громкие, чересчур прилипчивые. Одна была ничего, но совершенно точно знала себе цену и не поддавалась на ухаживания. Вот она хорошо запомнилась, только имя её забыл. Херена… Хиния…

Помнил ещё, что взяли его в машине, разбудили от сна. Дилен умудрился тогда переместиться на пассажирское сидение, прежде чем отключиться. Наверное, где-то ещё остались инстинкты самосохранения, раз додумался до этого. Так что тут вряд ли что-то большее, чем нарушение общественного порядка.

Но как же болит голова… и всё как в тумане…

– Итак, что тут у нас, – бесстрастно сказал адвокат и, хлопнув увесистой папкой по столу, принялся перебирать вылетевшие из неё бумаги. – Предварительно вы проходите как соучастник. Пока непонятно, организованная ли вы группа или просто кучка идиотов, забухавших на выходных. Лично я ставлю на второй вариант, но кое-кто хочет натянуть дело на первый.

До Дилена дошло не сразу. Он пялился на адвоката и хлопал ресницами без малого полминуты, пока не пришло осознание.

– Соучастники в чём? – выдохнул он. – Какая, к чёрту, организованная группа?

– Та, которой было совершено ограбление. – Адвокат развёл руками. – В баре были?

– Были, но мой друг говорил, что это его дяди!

– А деньги хоть кто-то додумался оставить? Ты хоть в курсе, сколько и чего выпили?

Дилен отвёл взгляд в сторону. Адвокат снова принялся перелистывать странички.

– Вот чёрт! – вдруг выругался он, затем поднял взгляд на Дилена. – Ты ещё и незарегистрированным магическим даром обладаешь?

Тот кивнул.

– Не дай Пятьдесят тебе попасться на камеры во время его применения, – сказал адвокат. – Отягчающего обстоятельства хуже не придумать.

Дилен напряг память, пытаясь вспомнить, было ли что-то такое, были ли вообще в баре камеры. А адвокат продолжал перелистывать листочки.

– Тю-ю, – выдал он. – В твоей машине нашли наркотики.

К горлу подкатила паника. В глазах всё потемнело.

– Это не моя машина, – выдохнул Дилен.

– Ты в ней спал, – возразил адвокат. – В любом случае попадаешь под подозрение.

Он поднял взгляд и прищурился.

– Надеюсь, машина не в угоне?

– Нет, это приятеля! – в отчаянии бросил Дилен.

Он ничего не смыслил во всём этом. Могли ли ему подбросить наркоту полицейские, могло ли случиться так, что кто-то подсыпал ему что-то в пиво. У Дилена был богатый опыт употребления алкоголя, он прекрасно знал свои возможности и понимал, что его не должно было так унести. А сколько раз он садился за руль пьяным – и никогда и ничего! Что дало осечку на этот раз?

– Ага, вот и главное, – бесстрастно сказал адвокат. – Племянник хозяина бара дал признательные показания. Лучше бы тебе начать давать свои, это может стать смягчающим обстоятельством.

– Если бы я только мог вспомнить, что на самом деле было… – пробормотал Дилен.

– Плохо.

Дилен откинулся на спинку стула и устало закрыл глаза. Он не появлялся дома, не звонил, не предупреждал. Телефон у него изъяли. Интересно, как там мама и бабушка, сообщил ли им кто-нибудь…

– Знаешь, всегда есть варианты, – вдруг сказал адвокат.

Дилен открыл глаза.

– Если вам нужна взятка, у меня ничего нет, – бесстрастно сказал он.

– Нет. – Адвокат покачал головой. – Ты знаешь, где работает Лекан Ирелей?

Дилен покачал головой.

– В королевской страже, – сказал адвокат. – И там сейчас как раз идёт набор. Если выяснится, что вчера вы подписали контракт, то сегодня же к вам приедут правозащитники из королевской юридической службы.

– А так… сколько лет мне может грозить? – спросил Дилен.

– Не меньше тридцати, – отозвался адвокат, – из-за дара. И при этом вы не поедете в тюрьму, а почти наверняка поступите на государственную службу, но уже в ином виде. Лучше вам не знать, в каком именно.

Дверь в помещение распахнулась, и на пороге появился полицейский. Он держал в руках несколько листков бумаги, и не надо было быть умником, чтобы догадаться – это новые материалы по делу.

Дилен, хоть и протрезвел, но за разговором полицейского и адвоката наблюдал как сквозь туман. Конечно, выбора у него не осталось, если он не хотел поехать в холодные земли валить лес лет этак на тридцать. Но и вся вот эта вот мишура аристократическая к чёрту ему не сдалась, как и великая и прекрасная Карьера, которой все вокруг грезили. На складе ему платили достаточно для того, чтобы мама и бабушка не голодали, а все свои женские штучки вроде шмоток и «ремонт не хуже, чем у соседей» они оплачивали сами, ну и он с премии подбрасывал. Зато у Дилена была простая жизнь и настоящая свобода: он мог делать, что хочет, расслабляться так, как ему нравится, заводить любых друзей. Когда же ты обретаешь статус, всё это быстро сыпется, потому что теперь тебе придётся его подтверждать каждым своим движением, действием, вздохом.

Это бесило.

Но выбора не было.

Дилен устало выдохнул и вдруг обнаружил, что полицейский и адвокат смотрят на него.

– Господин Элекина готов организовать встречу с королевским поверенным через полчаса, – сказал адвокат. – Вы готовы поговорить с ним?

Дилен поджал губы и кивнул. Адвокат удовлетворённо хмыкнул, притянул к себе стакан воды и бросил туда крупную таблетку. Та тут же принялась шипеть и пузыриться.

– Аспирин и пара безвредных обезболивающих, – пояснил адвокат. – Меня на встречу не допустят, так что внимательно читать контракт придётся вам.

Следующим посетителем стал высокий широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, одетый в золотистую униформу с погонами. Дилен никогда такой не видел вживую, но по урокам в школе помнил, что такую носят только спецслужбы, работающие непосредственно с королём. Мужчина представился, сел за стол и открыл новую папку, на этот раз подписанную именем Дилена. Тот к тому моменту достаточно пришёл в себя, а потому успел спросить:

– Вы что, завели на меня личное дело?

Королевский поверенный улыбнулся.

– Не мы. Полиция. Вы же одарённый, не так ли?

Дилен кивнул.

– Поверьте, если вы хоть раз использовали дар публично, папочка с вашим личным делом появилась у всех заинтересованных.

А заинтересованных слишком много, угу. Дилен застонал, сложил руки на столе и опустил на них голову. Воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом страниц.

– Вообще, меня удивляет, что с таким послужным списком за вас никто до сих пор не взялся всерьёз, – продолжил поверенный. – Пьяные дебоши, карманные кражи в семнадцать, драки в шестнадцать, постоянное нарушение общественного порядка… Если бы я был вашим куратором, я давно бы протащил закон о совокупности преступлений и задним числом вывел бы вас на государственную службу в качестве отработки.

Тяжёлый вздох. Хлопок – похоже, он просмотрел всё до конца.

– Те, кто пытался завербовать вас в полиции, идиоты, – твёрдо сказал поверенный. – Да и все остальные тоже, раз до сих пор вы остаётесь не связанным обязательствами…

– Я уже связан, – буркнул Дилен и распрямил спину. – Вы прекрасно об этом знаете.

Поверенный покачал головой. Дилен всем своим видом показывал ярость и желание сжечь его взглядом, но он почему-то не загорался.

– Выбор есть всегда, – мягко сказал поверенный. – Вы выбираете нас, потому что не знаете, что для вас уже приготовили местечко в службе внешней разведки. Все эти разговоры про тридцать лет валить лес в северных землях оставьте для бедных. Вы – одарённый.

Ладно, сжигать пока не будет. Дилен посмотрел на поверенного со скепсисом.

– При этом если вы всё же поедете туда, служба получит нелояльного сотрудника, готового сбежать в первый же день, – продолжал тот. – Конечно, они будут применять к вам средства сдерживания дара… не кривитесь так, они существуют, но они несовершенны. Вы будете искать лазейку и найдёте её, поверьте. И тогда у всех нас будет ещё больше проблем, чем было тогда, когда по столице бродил неучтённый одарённый.

Поверенный откинулся на спинку стула. За дверью кто-то принялся громко спорить, что-то хлопнуло, но он даже не дёрнулся, как будто не слышал.

Он опустил ладонь на папку.

– В то же время предлагаю подумать вот о чём, – продолжал поверенный. – Ваши мама и бабушка не молодеют. Свои лучшие годы они потратили на то, чтобы вы не попали в тюрьму и не уничтожили своё будущее. И даже прямо сейчас они сидят дома и волнуются, не получают никаких новостей, а вы снова находитесь в полицейском участке. – Короткая усмешка. – Мне кажется, вы уже достаточно их мучили, и пришла пора извиняться.

Дилен отвёл взгляд в сторону окна. Солнце погасло давно, но над западным горизонтом ещё оставалась полоса света. Его не было дома больше суток, и страшно подумать, как переживают сейчас родные.

Да, этот парень был прав. Все предыдущие вербовщики были идиотами, раз никто из них до сих не додумался надавить на это. А вот этот поверенный идиотом не был.

Тот тем временем чуть склонился к столу и сбавил тон.

– А теперь подумайте вот о чём. Если вы дослужитесь до ранга генерала или выполните на благо государства несколько тайных заданий повышенной сложности, вы получите статус аристократа. И не только вы, вся ваша семья получит привилегии. Земля в частную собственность, большое поместье, ведение бизнеса на особых условиях, право на работу в госструктурах высшего звена и совсем, совсем, совсем другие пенсии. А главное – открытые двери в светское общество.

Поверенный смотрел с пониманием, совершенно искренне.

– Только представьте. Ваша мама и бабушка, обе в шикарных бальных платьях, знакомятся с главными знаменитостями Триатама. С актёрами и певцами, министрами, членами королевской семьи. Я уверен, они о таком могут только мечтать, но всего через несколько лет это может стать реальностью. Как вам?

Дилен замер, и поверенный всё понял по его взгляду. Он нарочито медленно достал из-за стула сумку, расстегнул её, вытащил оттуда договор. Затем снова принялся шарить по карманам сумки, разыскивая ручку. Дилен притянул к себе договор в ту же секунду, как королевский поверенный выпустил его из рук, и принялся читать. Остатки тумана рассеялись, голова перестала болеть, и именно сейчас он мог всё внимательно изучить.

– Условия стандартные, – заговорил поверенный. – Первый контракт на три года, по его результатам возможно продление и повышение. Подключение к тайной королевской службе происходит через отдельный договор. Оплата возможна в королевских золотых, если пожелаете, предоставляется ячейка в государственном банке для их хранения. Ну и главное. – Он расплылся в улыбке. – Едва вы подпишете, можете сразу идти на выход с вещами – и домой.

Дилен поднял взгляд и увидел протянутую ему ручку, украшенную позолотой. Никуда у этих аристократов без пафоса, да? Что ж, надо к этому привыкать. Через несколько лет Дилен станет одним из них.

Он взял ручку и, так и не дочитав даже первую страницу, оставил свою подпись на каждой из них.

Потому что это было простое решение, а значит – единственно верное.

Как ни странно, Дилен не чувствовал, что его обманули, или что он продал душу дьяволу. Даже наоборот, в его душе поселилось неожиданное спокойствие, как будто так и должно было быть. И когда мама и бабушка, вдоволь наохавшись, наконец-то выпустили его из объятий и выслушали, он убедился, что принял верное решение.

– Ох, Пятьдесят, – выдохнула бабушка и ласково потрепала его по волосам. – Ты всё правильно сделал, мой мальчик. Теперь всё будет хорошо.

Наши дни

Королевская стража не ломала судьбы – это Дилен знал как человек, прослуживший там пять лет без единого замечания. Ломали судьбы там люди, которые считали, что умнее всех вокруг. Например, идиот Лекан, решивший, что никто не заметит кражи золота, изъятого у преступных группировок. Это ведь он попросил Дилена помочь «расследовать» это дело, а фактически сдать его, поклявшись Пятьюдесятью, что за это дадут повышение, не меньше. Но вместо этого попался сам Дилен…

И вот он здесь, держит в руках приглашение в офис к человеку, которого тайная королевская служба не могла поймать без малого четыре года. Открыв в Триатаме свою контору, Арракис покусился на две вещи: на монополию насилия у государства и на справедливость законов. Он делал так, что своё наказание настигало политиков и наркобаронов, нечестных на руку дельцов, бизнесменов и банкиров, при этом получал за это больше, чем составляло жалование представителя королевской тайной службы за год. Каждое его дело сопровождалось громкими заголовками газет и репортажами телевидения, но никто никогда не мог доказать, что он хоть в чём-то замешан. Хуже того: всё то, что он делал, чаще всего оставалось либо в рамках закона, либо попадало в ту зону, для которой законов ещё не существовало.

Ну а несчастные случаи просто начали происходить чаще. Арракис ведь здесь ни при чём. Ни при чём, правда же?

Дилен запомнил адрес, запомнил свой позывной, затем сжал визитку в кулаке и смял в комок. Что ж, если что-то в тайной службе королевской стражи и ценят, так это исполнение задачи любой ценой. Полковник любил повторять, что если тебя уволили, а ты всё равно выполнил свою работу, ты не останешься без награды.

Что ж. Если Дилен приведёт ему неуловимого Арракиса, это будет не только возвращение на службу, но и статус аристократа. Наконец-то.

Осталось только сыграть свою роль и ни разу не ошибиться… потому что Арракис ещё никому и никогда не простил ошибок.

«Существуют ли боги на самом деле?» – вопрос, который волнует многих. Если они есть, где они? В чём смысл их существования? Как они влияют на жизни людей? Где они были всё это время, с того момента, когда дары исчезли, до момента, как вернулись? Вероятно, нам не найти ответов на эти вопросы, не встретившись с ними лично. Но пока никто из Пятидесяти не появлялся среди людей, или у нас нет свидетельств этого.

Однако живое доказательство тому, что боги существуют, у нас уже есть – вернувшиеся магические дары. Первый одарённый Триатама был зарегистрирован всего десять лет назад, и вот уже сейчас известно о трёх десятках таких. Каждый из даров находит своё отражение в священных писаниях, и нет двух людей, чьи дары принадлежали бы одному божеству. Возможно, если бы мы могли поднять статистику по одарённым из других стран, мы наверняка бы нашли случаи повторов, но у нас в принципе нет информации об одарённых из других стран. А жаль – для науки вопрос магического дара представляет огромный интерес.

Но всё же – каково было бы встретить живого, настоящего бога? Был бы он милостив и милосерден, или наоборот, являл бы собой разгневанного карателя? Или они уже живут среди нас, как обычные люди, проживая тысячи жизней под чужими личинами за одну свою бесконечную? Как бы мне хотелось это знать…

Из записей Гериги Аависта, философа и богослова

Наши дни

Как наследник множества поколений инженеров Келерт знал, что те элементы, отказ которых останавливает систему целиком, должны быть продублированы, а лучше дважды. Обычно он старался возложить эту задачу на линейных исполнителей, но порой ему нужен был полноценный заместитель, знающий весь план и все его вариации. Это означало, что придётся продемонстрировать стороннему человеку свой образ мышления, что было равноценно выдаче его главной тайны, а этого Келерт допустить не мог. Поэтому ему был нужен Фатеил. Парень обладал фантастической силой и работоспособностью (разумеется, когда хотел поднять свою ленивую задницу с дивана и оторваться от видеоигр), запоминал планы пусть и упрощённо, в виде несложных схем, но с болезненной точностью. Но главное – он был привязан к Келерту как младшие братья привязываются к старшим, полные восторга и восхищения. Это было его главным плюсом вкупе с верностью – те самые вещи, которые не разработать никакими хитрыми планами и не купить ни за какие деньги.

Поэтому Фатеил подтянулся в контору первым. Он сорвался сразу после выступления на Ринге, даже не переодевшись, и потому первое, что сделал Келерт – указал ему на душевую.

– Помню, помню, – буркнул Фатеил, на ходу стягивая мокрую футболку. – И тебе было бы хорошо помнить, что на Ринге ленятся завести даже полотенца.

На это Келерт только фыркнул. На те деньги, что они зарабатывали со ставок на Ринге, можно было бы построить завод по производству полотенец. А если бы владелец Ринга тратился на лишнее, он не построил бы себе виллу на побережье и не ездил бы на последней модели представительского «Королевский Аккорд». Буквально самая дорогая тачка не то, что в Триатаме, но и на всём континенте.

Новые звёзды команды Арракиса подтягивались по одному и довольно лениво. Первым неожиданно оказался главный жрец. К тому времени, как он неуверенно постучался, Фатеил уже успел переодеться и скрыться в тени дальнего угла комнаты. Келерт намеренно устроил здесь такое освещение и назначил встречу на девять вечера, когда солнце уже скрылось за горизонтом.

– Добрый вечер, Арктур, – сказал Келерт, едва дверь за жрецом закрылась. – У нас не так много времени до прихода остальных, поэтому не будем тянуть. Мне нужны доказательства вашего провидческого дара. Прямо сейчас.

Без тяжёлых церемониальных одеяний, в джинсах и футболке, главный жрец выглядел моложе и как-то более уязвимо, что ли. Его движения были неловкими, дёргаными, он как будто уже пожалел о том, что решился прийти сюда. Но потом, оглянувшись по сторонам, он вдохнул, выдохнул и потянулся к поясной сумке.

Келерт поманил Фатеила жестом, и тот подошёл к столу. А жрец, достав из сумки бутылёк и поставив его на стол, потянулся за телефоном. Принялся набирать что-то в заметках, как и при прошлой их встрече.

«У меня есть два вида бутыльков, – писал он. – Одни наполнены лунным светом, другие – солнечным. Чтобы ими воспользоваться, мне нужно разбить один из них и вступить на дорожку, образованную пролитым на пол светом. Солнечный показывает, какой цели ты добиваешься, лунный – чего ты на самом деле хочешь».

Прочитав это, Келерт и Фатеил переглянулись. Это было не совсем то, что ожидал Келерт, и на лице приятеля он явно считывал скепсис.

– А ещё ты не можешь говорить, – сказал Фатеил негромко. – Так себе помощь, если честно, даже если сможешь увидеть провал операции.

– Я ожидал чего-то… более похожего на предсказание будущего, – добавил Келерт.

Жрец возвёл глаза к потолку и снова схватился за телефон.

«Это и есть предсказание будущего. По сути, перед тобой появляется картинка, которая отвечает на вопрос “что будет, если я пойду путём, ведущим к моей цели?” Ну или “что будет, если я буду делать то, что я на самом деле хочу”. Иногда в процессе удаётся понять, действительно ли это то, чего ты хочешь».

Келерт прищурился. Фатеил застыл – как будто почувствовал кожей, о чём подумал друг.

– Я бы хотел опробовать бутылёк с солнечным светом, – сказал Келерт.

Жрец кивнул и жестом поманил его поближе к себе. Келерт вопросительно посмотрел на него, и жрец вновь взялся за телефон.

«Вы должны стоять на дорожке из света, чтобы увидеть то, что желаете».

Чутьё говорило о том, что это опасно, но разум понимал, что ничего такого быть не может. Здесь Фатеил, он подстрахует, жрецу будет достаточно лёгкого толчка в нужную точку. Келерт выдохнул. Проблема его чутья состояла в том, что он понимал, что оно говорило, сильно позже; в моменте же просто осознавал, что последствия ему либо понравятся, либо нет. Здесь и сейчас последствия ему не нравятся однозначно.

Это всего лишь будущее, в котором я либо получаю корону, либо не получаю, сказал себе Келерт. Здесь нет ничего такого.

Он шагнул к жрецу, и тот с силой швырнул бутылёк на пол. Офис осветился золотистым сиянием, слишком тусклым для солнечного света, но заметно более ярким, чем потолочные лампы. А потом мир вокруг растаял и соткался вновь, на этот раз из золотого света.

Келерт обнаружил самого себя в тронном зале. Он стоял рядом с этим же самым жрецом, что завёл его в это видение, и тот держал в руках корону. Сам Келерт рассеянно смотрел перед собой, держа руку на левом предплечье, где должна была быть шкала. Рукав незнакомого белого одеяния был закатан, и вместо шкалы там можно было рассмотреть уродливую, едва затянувшуюся рану.

Быть того не может.

Завороженный, Келерт шагнул вперёд, к самому себе, сам не зная, что хочет сделать. Может быть, закатать рукав до предела, чтобы убедиться, что шкала действительно была вырезана, или наоборот опустить, чтобы скрыть жутковатую розовую полосу, в одном месте ещё сочащуюся сукровицей. Но не успел.

– Если ты коснёшься его, видение рассеется, – послышался незнакомый чуть хрипловатый голос.

Келерт резко обернулся. Позади всё ещё был жрец, но больше никого. Келерт оглянулся по сторонам, но люди в видении находились впереди, и голос просто не мог исходить от них. Значит…

– Я могу говорить только здесь, – снова раздался голос, и на этот раз Келерт успел обернуться. Разумеется, говорил жрец.

– Как интересно, – пробормотал Келерт, затем снова обернулся к себе. – Значит, вот что случится, если мы пойдём выбранным путём?

– Именно.

Келерт из видения задрал рукав выше, ещё сильнее обнажая рану, но тут же закрыл её пальцами. Келерта из реальности передёрнуло, но он тут же принялся лихорадочно строить догадки. Рука выглядела так, будто шкалу из неё выдрали с мясом. Что это могло означать? Что он справился со своей… проблемой? Что кто-то схватил их в процессе ограбления и отцепил непонятный, на первый взгляд опасный прибор? Был только один способ это узнать. Келерт поднял взгляд и увидел, что ошейника на шее его копии из видения нет.

Быть того не могло. Или…

Келерт машинально коснулся предплечья и отвернулся к жрецу. Сжал пальцами руку, надавливая на шкалу, чтобы ощутить её реальность. Неужели он мог бы…

– Что у тебя там? – спросил жрец.

Неожиданно Келерт понял, какие последствия могли ему не понравиться. Внутри вспыхнул такой сильный гнев, на грани безумия, что проклятый Релект наверняка остался доволен. В одно неуловимое движение Келерт оказался совсем рядом со жрецом, схватил его за плечо – Фатеил показал точку, на которую надо надавить, чтобы причинить боль, толком не касаясь. Жрец тут же застонал и попытался отшатнуться, но Келерт вцепился на удивление крепко.

– Не вздумай никому рассказать о том, что ты видел, – прошипел он. – Иначе род главных жрецов оборвётся окончательно.

Жрец отвернулся и закивал. Келерт зажмурился, выдохнул, вспомнил уроки Шелиака. Этот парень как никто умел держать эмоции в узде, и благодаря ему те исполнители Келерта, что задействовались постоянно, да и он сам тоже, были обучены держать себя под контролем.

Мгновение спустя Келерт отпустил жреца, и тот отшатнулся. Когда он открыл глаза, нарисованный светом мир исчез, а офис вернулся. Вместе с ним рядом появился и взволнованный Фатеил. Он шагнул к Келерту.

– Что там произошло?

– Ничего особенного, – бесстрастно ответил Келерт. – Мы просто проверили его дар, и он работает.

Он протяжно выдохнул и обернулся к жрецу.

– Извини. Надо было сначала объясниться, потом угрожать.

Жрец усмехнулся и взялся за телефон.

«Да, я бы и без этого промолчал».

– Тебе нужен синтезатор голоса, а то ты не успеешь нас предупредить в случае чего, – задумчиво протянул Келерт и погрузился в размышления. – Если удастся понять, каков был механизм потери голоса, я бы попробовал что-нибудь придумать…

Воображение уже нарисовало несколько вариантов простенького прибора, но все они подразумевали, что хоть какие-то зачатки голоса есть, что голосовые связки как минимум работают. Отбрасывая идею за идеей, Келерт не сразу понял, что жрец снова протянул ему свой телефон.

«Ты заметил? Это не было чествованием героев. Там не было солдат».

Пришлось перечитать несколько раз для того, чтобы понять. Келерт покачал головой, стараясь прийти в себя, и усилием воли отложил вопрос с синтезатором голоса. Сейчас не время.

– А это имеет значение? – спросил он. – Главное – мы можем добиться цели.

Келерт сам не замечал, что до этого момента даже не верил в это до конца. Ему предстояло встретиться в чём-то вроде схватки со своими собственными родителями, и в мастерстве изобретать они его превосходили на порядок. Умение составлять паззлы из несочетаемых деталей и подгонять их друг под друга – это классно, но рядом с изобретениями семьи Раагастан это было примерно как навыки игры в покер, тогда как соперник предлагал шашки. Теперь же его охватил знакомый азарт, поднимавший голову, когда предстояло решить сложную задачку. Быть может, для Арракиса это будет последний выход, выступление на бис, потому что ничего интереснее и сложнее уже просто не будет… пусть. Того, что он получит за корону, будет достаточно для того, чтобы начать новую жизнь и сделать её такой, какой захочется.

«Ты мне скажи, – ответил жрец. – Ты босс».

– Большой босс здесь Каям, – фыркнул Келерт и протянул руку жрецу. – Добро пожаловать, Арктур. Нам нужно обсудить условия сотрудничества и подписать договор.

Предисловие

Тварь, которую Келерт, не мудрствуя лукаво, назвал Релект, составив анаграмму из своего имени, впервые проявила себя в день, когда ему исполнилось восемь. На праздник должна была прийти девочка из королевской семьи, его одноклассница, и Келерт так переволновался, что боялся выходить из комнаты. Он плохо помнил, как провёл последние полчаса перед выходом в помещение, где должен был проводиться праздник, и думал, что это просто перебор эмоций. Но позже, вспоминая, как всё было, Келерт с ужасом понял, что это был провал в памяти: он потерял сознание в тот момент, когда стоял возле окна, затем очнулся, когда переступил порог комнаты. Между этими двумя моментами прошло не меньше двадцати пяти минут.

За это время на стене появилась надпись: «Я здесь». Она была выполнена с помощью малярной кисти, красной краской, ведро с которой осталось стоять прислонённым к обоям. Кисть торчала из банки, банка, естественно, не была накрыта крышкой, и верхний слой краски успел загустеть. Келерт запомнил это потому, что потом долго выясняли, кто виноват: краска была какая-то особенная, дорогая, и родители с рабочими никак не могли договориться о том, кто компенсирует ущерб.

Девочка из королевской семьи, кстати, на праздник не пришла, и Келерт после этого случая демонстративно забыл о ней. Как-то так наложилось ощущение, что всё это из-за неё: и тревога, с того момента поселившаяся в комнате рядом с Келертом, и потеря сознания, и все те жуткие вещи, что стали происходить потом. И даже то, что Келерт потом понял природу этого явления, девочку от его ненависти не спасло.

Второй раз надпись появилась на зеркале в душевой. Сюда никто не мог зайти, потому что после того дня рождения Келерт попросил врезать замок в дверь и всегда следил за тем, чтобы он был заперт. Как в худших фильмах ужасов, в тот момент, когда пар от горячей воды заполнил небольшое помещение, надпись проявилась на зеркале: «я в твоей голове». Увидев её, Келерт завизжал как девчонка и сбежал из комнаты.

Тогда он впервые в жизни попросил ночевать в родительской комнате.

– У меня есть предложение получше, – ответил на это отец. – Установи камеры видеонаблюдения и смотри, был ли кто в твоей комнате.

Это было решение в стиле семьи Раагастан. Келерт видел, что мама хотела возразить отцу, но не решилась. Впрочем, он сам не знал, что на самом деле ему нужно, сочувствие или инструкция к действию.

– А если тот, кто написал это, до сих пор там? – умоляющим тоном протянул Келерт.

– Мы пойдём и проверим, – твёрдо сказала мама. – Я вызову охрану.

Естественно, никого не нашли. А Келерт до четырёх утра устанавливал и проверял камеры: всю ли комнату они покрывают, не оставил ли он где-нибудь слепых пятен, и можно ли установить в них ночной режим, потому что по умолчанию его не было. Нельзя. Спать с тех пор приходилось со включенным светом.

В первое время Келерт ещё отсматривал запись с камер, пока не понял, насколько много времени это занимает, и насколько нерационально. Тогда он решил дождаться следующего происшествия, которое, как оказалось, было не за горами.

В третий раз Келерт поспорил с учителем. Это был как раз один из тех случаев, когда зашёл разговор о патентах. Келерт тогда впервые об этом услышал, и то, что его взрослые, разумные, рационально мыслящие родители приняли такое глупое решение (настолько глупое, что об этом догадался даже девятилетний ребёнок), повергло его в шок. Но ещё больший шок случился, когда его учитель сказал:

– Неужели ты не понимаешь? В этом вся суть их служения! Они получают неограниченные ресурсы на свои эксперименты, а взамен всего лишь отдают права на то, что получают. Это ли не мечта любого учёного?

– Мечта, если не умеешь думать! – вспыхнул Келерт.

В тот момент в глазах потемнело, в комнате заклубился тёмно-фиолетовый туман. Учитель не замечал его, и оставалось загадкой, видел ли это только Келерт. Он решил не испытывать судьбу, пробормотал что-то про головную боль и направился в ванную. А там, оказавшись наедине со своим отражением в зеркале, неожиданно выключился, как будто кто-то за доли секунды погасил свет.

Позже, когда реальность вернулась, Келерт обнаружил, что стены в ванной покрыты надписями, сделанными красной гуашью. Эта совершенно бесполезная краска, нужная для совершенно бесполезных занятий изобразительным искусством, совершенно точно могла найтись только в верхнем ящике его стола. Человек, который это сделал, прекрасно знал комнату Келерта и что где в ней лежит, а потому у него начало закрадываться нехорошее подозрение.

Если верить часам, прошло сорок минут, а значит, на урок смысла возвращаться не было. Да и учитель под дверями не ждал, не оказалось его ни в коридоре, ни возле отцовского кабинета, куда он обычно заходил после занятий. Тишина.

Оставалось только одно. Келерт включил запись с камер видеонаблюдения и отмотал назад на сорок минут.

В тот момент, когда запись запустилась с паузы, ему стало дурно.

Три минуты спустя после того, как он зашёл в ванную, дверь открылась. На пороге появился Келерт собственной персоной. Его волосы были растрёпаны, как будто он намеренно их взлохматил, рубашка расстёгнута на пару пуговиц. На позеленевшем лице явно считывалась усталость.

Учитель, всё это время сидевший за столом, поднял взгляд.

– Всё в порядке?

– Нет, – чуть хриплым голосом ответил Келерт. – Меня подташнивает. Такое ощущение, что отравился.

Он прикрыл глаза. Учитель подскочил на месте.

– Не может быть, – твёрдо сказал он. – Все продукты закупаются у сертифицированного королевского поставщика, всё тщательно проверяется на свежесть и яды. Это точно не отравление.

Он не видел этого, зато Келерту за монитором было отлично видно, как его двойник злобно зыркнул исподлобья. Казалось, на его лице так и читалось что-то вроде «только попробуй помешать мне, и тебе конец».

– Я думаю, это переутомление, – тем временем продолжил учитель. – Я как-то видел твоё расписание, и клянусь, даже у твоего отца оно не настолько безумное. Тебе надо отдохнуть.

– Да, возможно, – отозвался Келерт. – Было бы неплохо.

Его взгляд оставался злым, но голос чудесным образом звучал устало, даже измученно. А когда учитель встал из-за стола, двойник состроил лицо умирающего бездельника. Келерт был одновременно в ужасе и восторге. Кем бы ни был этот двойник, играл он потрясающе, как будто переключался из роли в роль за доли секунды.

– Тогда на сегодня закончим, а ты отдохни, – твёрдо сказал учитель. – Я скажу твоему отцу, что это была моя инициатива. Тебе ведь хватит сорок минут?

Двойник кивнул. Его губы дрогнули, и Келерт был готов поклясться, что это мог бы быть хищный оскал, который не допускался в роли умирающего лебедя, а потому не показался.

– О, поверьте, более чем достаточно.

Едва дверь за учителем закрылась, двойник перестал изображать из себя бедолагу и оглянулся по сторонам. Несколько раз он заглянул напрямую в камеры, и в эти мгновения Келерту становилось ещё более не по себе – двойник как будто знал, где они установлены, и целенаправленно выискивал их, чтобы удачно попасть в кадр. Впрочем, почему «будто» – в следующее мгновение двойник уставился прямо в камеру и помахал рукой.

– Привет, Кел! – громко и чётко сказал он.

Сердце заледенело. Он знал не только о том, где находятся камеры, но и что микрофоны у них позорные и отвратительно пишут звук. Он знал всё!

Келерт лихорадочно соображал. Как можно было создать его двойника, с помощью магического дара? Существовал ли такой, хотя бы чисто теоретически? Ладно, сейчас это никак не узнать, но есть ведь и другие темы для размышления. Кому это было нужно? Зачем? Спровоцировал ли потемнение в глазах перепад настроения, или кто-то помог Келерту почувствовать себя плохо? Кому это выгодно? Если врагам семьи, то почему взялись только за него, ведь можно было напрямую за родителей? Можно было похитить его, в конце концов, а не пытаться довести до сумасшествия надписями на стенах…

– Дай угадаю, – подал голос двойник на экране. – Ты сейчас пытаешься понять, кто я такой и откуда взялся. Хочешь спойлер?

Келерт забыл, как дышать, да и как жить – тоже. В это мгновение ему казалось, что он сейчас умрёт. А его двойник приблизился к камере так, что его лицо заняло едва ли ни весь обзор, прижал указательный и средний пальцы к виску, будто изображал выстрел в голову, и пропел:

– Я у тебя в голове, парень. Я – это ты.

А потом убрал пальцы от виска и всё же изобразил выстрел. В камеру.

Келерт думал, что его сердце остановилось, но нет, оно предательски продолжало колотиться.

А двойник, подув на пальцы, усмехнулся в камеру и отвернулся к столу. Затем достал оттуда баночку с красной краской, кисточку и направился в ванную.

Келерт промотал запись, рассудив, что на всё то, что он увидел на стенах, как раз и нужно было около тридцати пяти минут. Так и получилось – спустя это время двойник вышел из ванной, поставил наполовину опустевшую баночку с краской на место, рядом положил кисть. Обернулся к камере, подмигнул… и застыл возле стола, безвольно опустив руки и голову. Выглядело жутко, как будто кто-то прицепил его, бессознательного, к штырю.

Длилось это около десяти секунд. Затем двойник – или уже сам Келерт? – медленно поплёлся в ванную. Келерт пришёл в себя именно там, в том же положении, в каком отключился.

Он остановил запись, закрыл глаза и принялся глубоко дышать. Келерт никогда раньше не сталкивался с паническими атаками, но в тот момент понял, что это она, и вспомнил, как видел в каком-то фильме, как с ними справляются. Он старался сфокусироваться на дыхании, отключиться от мыслей и чувств и просто быть в пустоте, наедине с воздухом, заполнявшим лёгкие.

Помогло. Стало легче.

Послышался стук в дверь.

– Келерт, я пришла на занятие, – послышался голос учительницы родного языка и литературы. – Мне сказали, ты неважно себя чувствуешь. Если ты не готов к занятию…

– Я готов, – громко сказал Келерт. – Дайте мне две минуты.

Он вдохнул, выдохнул. Сейчас нет смысла паниковать или просить о помощи. Даже если ему поверят, наверняка решат, что у него поехала кукуха или ещё что похуже. А с ним всё было нормально. Нормально, с нажимом повторил для себя Келерт, просто какая-то странная ерунда творится. Он справится.

Он зашёл в ванную, взглянул в зеркало. Волосы всё ещё были растрёпаны, пришлось быстро пригладить, рубашку застегнуть. Не могло быть никаких сомнений, это точно был он, а не какой-то там двойник. Вон, под ногтями гуашь, и как бы его двойник ни старался, отмыть он её не смог.

Келерт всмотрелся в зелёные глаза отражения, потемневшие от решимости.

– Ни к кому не обращайся за помощью, – велел он себе. – Ты справишься сам. Победил свой дар – победишь и этого.

Кивнул сам себе и вышел из ванной, стараясь не всматриваться в надписи на стенах. И только потом, когда тайком стирал их ночью, наконец-то решился прочитать.

«Я иду за тобой».

«Ты от меня не избавишься».

«Я в твоей голове».

И та, что повторялась чаще других:

«Тебе не сбежать».

Наши дни

Келерт ожидал, что Арктур закопается в чтение договора, но тот подписал во всех нужных местах практически не глядя. Что ж, оно и к лучшему – тем приятнее потом будет сюрприз.

Следующим Келерт и Фатеил ожидали парня из королевской стражи, но вместо этого порог переступил Илитэн. Не то что бы они не ожидали его увидеть, просто прежде чем светить других исполнителей левым людям, нужно было заполучить их подписи; да и Фатеил не особо любил даже находиться в одном помещении с Иллом. Так что самым простым решением было это.

– Илл, будь другом, присмотри за нашим новым исполнителем, – попросил Келерт, подняв взгляд на вошедшего. – Мы познакомились только сегодня, и он мне необходим.

Илитэн кивнул и взглянул на Фатеила. Он практически никогда не показывал своих чувств, но при встрече с Фатеилом их отблеск можно было уловить, пусть и всего на мгновение. Большой босс незаконного Ринга, побеждающий всех с одного удара, всегда напрягался при появлении Илитэна, и того это забавляло. Насколько, что он позволял себе почти незаметную ухмылку – «почти» потому, что её могли заметить те, кто знал, когда и куда смотреть.

– Привет, приятель, – сухо сказал Фатеил, изо всех сил стараясь сделать вид, что ничего такого не происходит.

Илитэн кивнул и ему, а затем прошёл в комнату за стеклом. И, как успел заметить Келерт, прежде чем снова постучали – дверь в то помещение так и осталась открытой, а Илл застыл на пороге.

Возможно, Келерту только показалось, но он увидел, что у Илитэна дрожали пальцы.

Несмотря на то, что самой распространённой религией в Триатаме остаётся вера в Пятьдесят, периодически на территории королевства набирают популярность религиозные секты очередного «конца света». Основная их идея состоит в том, что церковь лжёт о том, что жизнь бесконечна и прекрасна в своём многообразии, а правда состоит в том, что мы греховны и отвратительны, и что боги разгневаны на нас, а потому собираются стереть из реальности. Те же праведники, кто будет хорошо вести себя до конца времён, окажутся достойными жизни после смерти, либо же перейдут в новый, сотворённый заново мир людей и проживут новую жизнь.

По долгу службы я неоднократно сталкивался с теми, кому удалось вырваться из лап сектантов. Разумеется, я всегда спрашивал этих людей, что заставило их присоединиться к секте. Ответы бывают разные, но в одном они сходятся: никто толком не понимает, как это произошло. Сегодня утром ты проснулся взрослым, адекватным, ответственным человеком, а уже в обед едешь в контору знакомого юриста, чтобы распродать всё имущество, передаёшь деньги своему лжепророку и садишься в автобус, идущий в его общину. Никто не успевал заметить тот момент, ту самую кодовую фразу, после которой реальность рассыпалась и подменялась сектантской выдумкой.

Но кое к каким выводам я всё же пришёл. Вера в Пятьдесят предполагает свободу выбора, свободу быть тем, кем ты есть, потому что боги существуют бок о бок с тобой и наделяют своим благословением того, кто им понравится. Вместе со свободой приходит ответственность: за себя, за своё будущее, за тех, с кем ты бок о бок идёшь по жизни. Секта же не заставляет брать на себя ответственность. Она говорит о том, что всё в руках ложного бога, и всё, что нужно – просто слушаться его. Не думай, не заморачивайся, расслабься и делай то, что просят.

Цена же за это – твоя свобода.

Из записей Гериги Аависта, философа и богослова

Наши дни

Не то что бы Арракис был для Илитэна царём и божеством в одном флаконе, но его слово было законом на то время, пока они работали вместе. Доверие было настолько слепым и безраздельным, что если бы он велел шагнуть в пропасть, Илитэн шагнул бы, потому что знал, что не упадёт. И так было во всём, кроме одного: вопросы религии. В общине было достаточно разговоров про веру, и Илитэн пресытился этой чушью до рвотного рефлекса.

Келерт знал об этом. Кто, как не он, мог об этом знать. И именно он всерьёз просил присмотреть за главным лицом в церкви Пятидесяти?

Илитэн ощутил, что сейчас взорвётся.

Главный жрец бесстрастно смотрел через стекло в комнату, где о чём-то негромко говорили Каям и Арракис. Возле него появился серебристый лис. Илитэн ощущал его тревогу.