Золото в нашей крови

Пролог.

«Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Моя последняя исповедь была в это же время, вчера. С тех пор их грехи таковы…»

Тайный обряд исповеди дочери Босса для членов Золотого мира

Звук щелчка скрывается сотнями ударов воды по тонкому стеклу. Ещё одна сотня перекрывает противный скрип входной двери. Уголки губ слегка поднимаются, когда я не слышу ни одного шороха.

Никого, кто мог бы помешать.

Делая осторожный, но уверенный шаг через порог, я останавливаюсь, когда где-то внизу раздаётся удар железной двери о раму. Бросив презрительный взгляд на перелёт лестницы, я заставляю себя обернуться и вернуть внимание к своей цели. Улыбка пропадает также быстро, как и появилась.

Закрываю дверь, заранее опустив ручку, но не до конца. Иногда видимость воспринимается людьми, как действительность. Маленькая щель пропускает лёгкий прохладный ветерок с ароматом пыли и сырой земли. Блаженная мелодия дождя немного успокаивает меня и напоминает о причине моего нахождения здесь.

Неприятный и чуть сладковатый запах аккуратно подкрадывается и прилипает ко мне. Внутренности скручивает, но мышцы рук расслабляются, отпуская металл дверной ручки. Мысли в голове временно исчезают, позволяя воспоминаниям настигнуть меня. Тряхнув головой, я сжимаю пальцы в кулак, игнорируя призрачное ощущение железа на коже. Пытаясь игнорировать протест моего организма, я вынуждаю глаза изучать комнаты, а мозг анализировать увиденное. В большинстве случаев мне хватает около двух минут, чтобы освоиться, но в этот раз все сложнее из-за раздражителя в виде приближающихся шагов. Я планировала прийти в солнечный и достаточно тёплый день, чтобы не допустить ошибок, но сроки сильно сократились, причём по моей же вине. И от этого мне становится ещё более тревожно.

С капюшона капает дождевая вода прямо на разбросанные в узком коридоре вещи, а покрытая свежей и липкой почвой подошва новых ботинок оставляет недопустимые для меня следы.

Брови хмурятся, зубы прикусывают нижнюю губу из-за расцветающего внутри разочарования и злости. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы привыкнуть к новой обуви, позволить себе непредвиденную трату, теперь же придётся избавиться от них.

Я отрываюсь от внутренних ощущений, заставляя себя исследовать пространство. По левую сторону коридора две закрытые двери, из одной из них льётся неоново-голубой цвет и слышен слабый шёпот и клацанье компьютерных кнопок. По правую сторону – большая кухня с маленьким квадратным столом, захламлённым грязной посудой. Из завалин выбираются крошечные, но слишком быстрые муравьи. Найденные крошки они спешат унести в свой дом, спрятанный в плинтусе. Старая, затёртая на углах клеёнка чуть съехала вниз. В некоторых местах видны засохшие пятна темной жидкости.

Два стула, причём один немного косит из-за недостающей пластиковой заглушки. Раковина чуть завалена набок. Покрытый ржавчиной и грязью кран пропускает несколько капель воды через щель. Шкафчики цвета серого графита открыты, но еда отсутствует. Обёртки от конфет, чипсов и других не самых полезных продуктов.

С маленького белого холодильника тычет вода. Скорее всего, сломан и есть вероятность, что недавно, так как дешёвый ламинат ещё не вздулся. Плесень, поселившаяся в углах, соседствует с паутиной, что покрылась пылью. Аккуратно открыв холодильник, я не нахожу ни еды, ни источника неприятного запаха, как и полок для хранения продуктов. На дне уже растаявший лёд, смешанный с темной кровью.

Закрыв дверцу, я поворачиваюсь к небольшому напольному шкафу, такого же цвета, что и сверху. Он пуст, но древесина покрыта каплями масла. Сверху стоит газовая плитка, где заметны следы сгоревшей еды. Кожаные перчатки касаются липкого переключателя мощности. Волоски на руках встают дыбом, стоит индикатору загореться ярко-красным цветом. Отступая назад, я возвращаюсь в коридор, прикрывая глаза от мучительных женских криков в голове.

Видя в каких условиях, он живёт, я могу попытаться понять причины его действий. Лишь попытаться, потому что он никогда не поймёт меня, не зная, что такое выживание. А тратить своё время, чтобы все это объяснить и быть понятой – роскошь, которую я не могу себе позволить. Никогда не могла, если быть откровенной.

Просматривая во второй раз коридор, убеждаюсь в том, что парень взял самую дешёвую съёмную квартиру. Старая, потёртая в некоторых местах мебель темных цветов, выкупленная, скорее всего, на распродаже, скудная планировка комнат. Если бы здесь действительно жила девушка, она бы приобрела зеркало, не говоря уже о туалетном столике. Женскую руку всегда видно, а в данном случае – её отсутствие.

Открыв дверь в неосвещаемую комнату, бегло осматриваю её. Пустая, крошечная спальня. Огромный слой пыли на маленькой тумбочке со сломанной дверцей. Жалюзи плотно закрыты, а щели скреплены бумажным скотчем, не пропуская и немного света в комнату. Ко всему прочему на улице ливень, и солнце спрятали тёмные тучи, мечтающие о своей власти над ним. Так всегда происходит. Люди, подобно солнцу, отдают себя без возврата, и поэтому всегда окружены грязными и алчными существами.

Поворачиваясь к гостиной, я тянусь к железной ручке на двери, где сидит моя цель. Рука касается ножа на бедре. Если он не заметит, все закончится через минуту, и мне удастся выйти через запасную лестницу. Если же заметит, придётся повозиться некоторое время.

Стук в дверь решает все одним ударом.

Немного лишней работы и потраченные впустую минуты.

Я вхожу в заранее открытую комнату и прикрываю её, отходя к стене.

Одноместная кровать заправлена бледно-розовым пледом, а цветочный аромат женских духов перебивает вонь внутри квартиры. Прижимаясь к безвкусным обоям затылком, прислушиваюсь к каждому звуку. Пять медленных шагов, и дверь в гостиную открывается. Голубой свет настолько ярок, что льётся даже через щель. Три шага, и открывается входная дверь. Значит, он действительно не боится за свою жизнь и не думает о банальной безопасности. Когда-нибудь они поймут, что сила не всегда скрывается в теле или в разуме. Везде нужен баланс.

– Я же сказал…– звучит мягкий, но и в тоже время раздражённый чем-то голос.

Шаг и грохот, будто что-то ударили об стену. Слышится хрипение и шорох одежды. Мои глаза закатываются. Парень ничем не отличается от других. Голова работает только перед экраном, без него – он ничто.

– Босс ждет уже два дня,– чеканит другой мужской голос, слишком тяжелый для парня. Скорее всего, мужчина.

– Дайте…день,– парень продолжает тяжело дышать и хрипеть, словно его душат. Работать с испорченным куском материи намного сложнее, особенно, когда тот потерт и разорван. Но ведь он им нужен живым, чтобы сообщить информацию, а значит, моя ткань должна остаться нетронутой.

– Последний,– хакер, видимо, падает, судя по шуму, и вбирает воздух всей грудью,– Но за ожидание должна прийти расплата.

Луч крошечной надежды гаснет во мне вместе с болезненным стоном парня и ударами об стену. Я разочарованно и громко выдыхаю, абсолютно не боясь, что меня услышат. Парень занят принятием боли и попытками спасти свое тело, мужчина – вымещением своей накопившейся агрессии.

Это цепочка насилия никогда не закончится, пока в ней не окажется испорченное звено для замыкания. Но такое звено я ещё не встречала, как и справедливость в нашем «идеальном» мире. Рано или поздно познавший жестокость применит свою боль на другом, более слабом существе.

Спустя пару минут мужчина, вошедший в квартиру, останавливается, и парень перестает хрипло умолять остановиться из-за сорванного голоса. Я протираю ухо, избавляясь от звона в голове и противных молитв. Посланный Мауро солдат ни за что бы не остановился. Для подобно им нужно что-то вроде сочувствия, не говоря уже о сердце. Странно, что хакер этого не понимает. Плохо, что никто из них не думает об этом заранее.

– Он тобой очень недоволен. Ты ведь знаешь, что с тобой будет, если информации не будет,– тишина и снова удар,– Да?

– Да.

– Хорошо, мы ведь не хотим тратить силы на то, чтобы убирать твой прах?

Садизм буквально витает в воздухе со странно-знакомым ароматом. Однако этот ярче, чем смерть.

– День, иначе ты труп.

Мужчина сплевывает, и слышится громкий удар закрывающейся двери о раму, и тяжелые шаги за ней. С каких пор на подобные задания он стал отправлять таких людей? Я не исключаю того, что внешняя сила вызывает страх, но ни один профессионал в здравом уме не оставит следы. Если такая оплошность происходит, то обязательно от всего избавляются, как мне придется сжечь свои ботинки. Пусть это вынужденная мера, но я всегда остаюсь в тени благодаря этому. С другой стороны, мне не придется тратить силы, здесь полно улик и все ниточки идут не ко мне.

– Урод,– скулящий от боли голос прерывает гробовую тишину. Парень находит в себе силы встать, не упуская возможности полить солдата грязью.

Что ж, это, по крайней мере, похвально.

Я достаю пистолет, и хватка на нем кажется как всегда слишком легкой, но знаю, что она надежна. У меня ушло не так и много времени, чтобы перестать сомневаться в себе. Если бы не она…

К черту.

Выйдя из своего убежища, смотрю на парня. Средний рост, русые волосы, худое телосложение. Голова чуть наклонена вперед из-за долгого нахождения перед экраном. Дешевая футболка, свисающая на одно плечо и растянутые в коленях штаны. Обычный, как и все они. Ничем не примечательные на первый взгляд, но у каждого в голове паразит, диктующий им, как дистанционно ломать чужие жизни.

Он набирает кого-то по телефону и прижимает к уху, шипя от боли в челюсти.

– Мне нужны билеты на сегодняшний рейс в Лос-Анджелес,– иностранные слова искажаются русским акцентом и растягиваются слишком большими паузами в речи,– Я больше не могу ждать,– замолкает, слушая своего собеседника,– Если я не покину Россию сейчас, я уже никогда не смогу этого сделать. Тогда и она окажется в руках у Мауро. Романова – ценный товар, и вы не единственный покупатель, мистер…,– он поворачивается ко мне, но не успевает ничего сделать, так как я быстро бью его рукояткой пистолета по голове, абсолютно не щадя.

Тело мгновенно падает на пол с громким выдохом. Я жду хоть капли сочувствия или сожаления, но металл пистолета жжет кожу ладони, противно напоминая о тенях прошлого.

Я осознаю, что это достаточно больно для человека, но больнее всего, когда ты понимаешь, что уже поздно что-то менять. Присев на корточки, я стираю струйку крови, словно избавляюсь от тонкого слоя пыли на книжной полке. Наклонив голову, я еще более внимательно приглядываюсь к чертам его юного лица, но не вижу ничего достойного. Всего один взмах, и он еще один образец. Еще одна строчка в моем отчете.

Странный звук отвлекает меня, и я поворачиваюсь к улетевшему к двери телефону. Подобрав его, протираю треснувший экран. Он вспыхивает, напоминая о звонке.

+1 310.

Я сбрасываю вызов, но не блокирую телефон.

Это уже интересно.

***

Если раньше я думала, что в квартире бардак, то тут творится сущий хаос. Продавленный диван грязно-бежевого цвета с двумя большими подушками синего цвета. Они выглядят новыми, хотя так, скорее всего, и есть.

Внутри обивка, наспех запихнутая вовнутрь, и несколько порошков с наркотиками, которые он так упорно хотел спрятать от чужих глаз. Жадность или стыд?

Я не должна задумываться об этом, не должна искать причинно-следственные связи, но сущность сильнее моральных ценностей. Сильнее пустоты внутри физической оболочки, что многие годы правит мной и руководит большинством моих действий.

Взгляд вновь задерживается на маленьком комоде с тремя ящиками со сломанными ручками. Несколько бесполезных подделанных документов, расписанные планы, зачеркнутые жирной полоской черной пасты. Стеллаж с книгами, корешки которых практически не сломаны, из-за того, что их содержимое очевидно не читали. Внутри некоторых томиков лежат деньги, горящие также просто, как и обычная бумага, особенно если это материал дешевый.

Большой, но поцарапанный кем-то стол в левом углу. Похоже на домашнее животное, но никаких следов жизни питомца в этой квартире я не нашла. Если только стол был не забран со свалки, владельцы которого оставили его там, не справившись с последствиями игры своего пушистого друга.

Старый процессор, компьютер, хакерский роутер, огромное количество флэшек и огромная пробковая доска, наполненная ответами на мои вопросы. Все заметки скреплены тонкой ниткой, ведущей к размазанной фотографии испуганной девушки. Как будто весь мир сосредоточен только на ней. Я в который раз дергаю нить, проверяя её на прочность и качество изделия, и свои нервы, также легко вибрирующие от любого внезапного прикосновения. Так же, как она вздрагивала от шепота или приближающейся тени, пока не…

Измученный стон отвлекает меня от мрачных воспоминаний. Я нехотя отрываюсь от доски, со скукой изучаю будущий экспонат действительно занимательной работы.

Парня я усадила на стул и обмотала хрупкие конечности найденным армированным скотчем. Вид у него крайне истощенный. Темные круги под глазами, бледный тон кожи, благодаря свету потолочной ленты схожий – с трупным. Вены исколоты и покрыты мерзкими синяками. Я знаю, почему он это сделал. Смотря на его уставшую оболочку, понимаю, почему разорвал границы обычного и опасного миров. Разглядывая его жалкую квартиру, взятую со свалки и распродажи мебель, осознаю, почему так нуждался в помощи и попытался сделать намного больше того, на что способен.

Мы просто последствие действий других. Однако, парень будет мертв, так и не найдя в себе сил доказать, что он опасный результат, а я просто следствие чужих решений, которое мириться с подобным, пока это не касается меня.

Я сижу напротив него, машинально затягивая дым в легкие, и выпуская его на охолодевшие кончики пальцев, спрятанные кожей. Хоть что-то перебьет этот тошнотворный запах. Лента снова и снова ослепляет меня, перемещая в огромное холодное и сырое помещение под землей. Однако белая плитка каждый раз становится цементной стеной, которую я не могу вспомнить, но тело дает понять, что события произошедшие там – не из приятных.

Живот сжимается, а лодыжку будто охватывают холодные оковы. Я делаю еще одну затяжку, пытаясь зацепиться на чем-то существенном. Наконец-то парень медленно открывает глаза и морщится. Я с громким выдохом выпускаю дым, позволяя ветвистым узорам загородить его. Возможно, я ударила слишком сильно. Или это следствие других травм за сегодняшний день?

Мужское лицо сливается с десятками других. Во внешности нет ничего особенного. Ни шрама, скрывающего за собой призраков из прошлого. Ни татуировки с историей, о которой я хотела бы послушать. Ни светлых глаз, постоянно цепляющих мое внимание. Очередное пятно на моей одежде. Типичная кукла их манипуляций. Еще одна невинная и случайная приведенная в этот кровавый мир жертва.

Он импульсивно дергает руками, и не останавливается, даже когда замечает ленту на своих запястьях. Его голова слишком быстро дергается, чтобы найти в пространстве меня, и почти запрокидывается назад из-за чувства невесомости в его теле. Темные глаза, подсвеченные противным ярко-голубым цветом встречаются с моими. Я внимательно слежу за его реакцией на меня, одновременно поглощая еще одну порцию моего любимого яда.

Одни из них вздрагивают, видя пугающее хладнокровие своей смерти, другие же – пытаются показать, что я – ничтожество по сравнению с ними и их заслугами. Последние – доставляют мне крупицы удовольствия жалкими исповедями. Момент, когда они понимают, что проиграли, чрезмерно насыщенный. Словно на акациевый мед посыпали еще несколько ложек сахара, из-за чего организм не может принять такую дозу сахарозы и фруктозы одновременно и борется. Но эти секунды настолько важны для меня, потому что заполняют пустоту, но лишь на некоторое время. Иногда этого достаточно, иногда – нет.

– Карма,– он едва не выплевывает это, скалясь.

– А я уж думала, придется потратить на тебя больше времени,– я наигранно улыбаюсь ему. Дым плавно выскальзывает изо рта,– Как ты вышел на неё?

– Чего ты хочешь?– задает он мне вопрос, в отличие от того, чтобы ответить мне.

– Что один, что второй,– шепчу я, имитируя разочарование,– Нельзя ответить на интересующие меня вопросы?

– Каков смысл, если ты все равно убьешь?

– Как ты нашел её? – продолжаю настаивать я.

Он опускает глаза и упрямо молчит, вынуждая меня тяжело вздохнуть. С ними никогда не получается быстро. Что плохого в том, чтобы сознаться во всем перед тем, как навсегда замолчать? Надеяться на то, что с тобой быстро разберутся в таком случае – бессмысленно.

Взглянув на часы, понимаю, что через пару минут включат свет в этом здании, так и на всей улице, поэтому нужно поторопиться и попытаться вытянуться из него хоть что-то ценное, пока этим не занялся кто-то другой.

– Тебе никогда не было интересно, почему её никогда не удается поймать? – заманиваю в ловушку я,– Столько лет я охочусь за ней, и каждый раз, наступая ей на пятки, она ускользает.

– Значит, ты не так и хороша в этом, раз до сих пор не поймала её,– изъявит хакер, повторно дергая руками, но сейчас движения плавные и расслабленные, нежели опасные и резкие.

– А ты не так и умен,– парирую я, абсолютно не злясь на него, и вдавливаю окурок в фотографию молодой девушки с рыжими волосами. На фотографии они ярче, чем в жизни, – Высокомерие завело тебя в эту пропасть,– он фыркает, и я мысленно подмечаю это,– Ты мог остаться на мирной стороне. Пусть и жить, как большинство людей, считать свои сбережения, экономить на всем, но зато быть рядом с любимыми…,– перевожу взгляд на мертвое тело, лежащее на его диване,– С живыми любимыми,– вяло дополняю я.

Источник неприятного запаха – труп девушки, вероятнее всего лет двадцати. Возможно, сестра, раз избранница ждет его за границей, судя по продолжительной переписке, которую я бегло изучила, пока он был без сознания. Пальцы подрагивали снять тонкий полиэтилен, но я заставила себя оставить её в покое.

– Ты ведь понимаешь, что они специально дали тебе первую дозу, чтобы надеть этот поводок? Им нужен твой бездарный талант,– спокойно проговариваю я, ожидая отвращения, но этого не происходит, – Ты мог бы дать мне её координаты и остаться в живых, но ты выбрал их,– я указываю на номер, прибитый ржавым гвоздем к доске. Но он продал её жизнь не Мауро, а кому-то другому.

Парень продолжает молчать, но его взгляд все время возвращается к трупу. Глаза стекленеют, и это заставляет меня нахмуриться, чтобы напрячь свой разум в попытках найти причину такого поведения. Доза или вина? Кайф или чувства?

– Хранить её в холодильнике было неправильно,– внезапно отчитываю я, приваливаясь затылком к доске, – На рынке уже не примут. Как минимум труп следовало бы хранить в морозильной камере, так бы ты мог остановить период рас…

– Я не хочу её продавать!– голос звенит, отскакивая от сырых и холодных стен, и возвращается к нему, ударяя той же болью, которой он хотел наградить меня.

Гнев – это ошибка. Проявление искренних эмоций, но лучше это, чем ничего. Как по мне хладнокровие страшнее импульсивности.

И все же в её местонахождении здесь есть и моя вина. Если бы работники морга не были молчаливее трупов, её тело находилось бы там. Они предпочли свои ответы огню, а не мне.

– Сначала – да, но после ты её решил оставить, потому что боишься, что тебе не заплатят, и понадобиться доза,– всхлип вырывается из его груди, и он зажимает разбитую губу между зубами. Я закатываю глаза, мысленно проклиная все. Потраченное время, сломанные и покалеченные души.

Проходит несколько секунд, и он выдыхает свои сожаления, предавая и себя, и тех, кто помогал ей убежать.

– Она купила билеты в Москву. Рейс SU 1419, место 23.

– Когда самолет?– я в очередной раз изучаю комнату, уже запомнив расстановку предметов от скуки, овладевающей мной время от времени.

– Сегодня в три ночи,– он замолкает, что-то обдумывая,– Она не останется там.

– Почему?– я резко перестаю осматривать помещение и сосредотачиваюсь на его задумчивом голосе.

– Её найдут в России в любом случае. Сколько она будет прятаться тут? Такие как она, будут искать поддержки и защиты. Она должна отправиться в Лос-Анджелес.

Я спрыгиваю со стола и подхожу к нему. Мои пальцы снова касаются его раны и стирают каплю свежей крови. Он почти не обращает на это внимания, углубляясь в размышления.

– Ты ведь так не считаешь. Кто тебе это сказал?

– Мой заказчик,– быстро сознается парень из-за действия введенного мной наркотика, поэтому сейчас даже не понимает по какой причине не чувствует боль, недомогание и легко рассказывает то, что не собирался, – Он не уверен, но сделает все, чтобы удержать Оскала в своих руках и через него получить её.

Я усмехаюсь, не веря в то, что слышу. Какова вероятность, что и тут я переборщила? Я абсолютно не знаю его норму и могла её легко превысить, поэтому он начинает фантазировать или верить в то, во что никогда бы не поверил. Выпрямившись, качаю головой и делаю шаг в сторону, чтобы выйти из комнаты, заканчивая это дело, но внезапно останавливаюсь.

– Имя?– связки вибрируют от напряжения в горле.

– Я не могу сказать,– честно признается хакер, и я сжимаю челюсть.

– Ты сразу выбрал его и играл с Мауро. Не боялся, что тебя убьют?

– Все данные от моего информатора в голове. Они не убьют меня, потому что знают, что ничего не получат,– с легкими нотками сомнения произносит. Это не его мысли, но парень слишком предан этой цели. Он верит, что его спасут. Или доверяет своей девушке.

Указав на фото рыжей девушку, ожидаю ответа, но он качает головой. Приподняв бровь, я прикусываю губу, прокручивая в голове еще людей, готовых сделать все, чтобы лишить её жизни, но на ум больше никто не приходит. Романова – умна и крайне избирательна в своих связях. Иметь в своем окружении предателей – будет огромным разочарованием для нас.

Я снова смотрю на труп девушки, чьи волосы выглядывают из черного мешка. Сколько ей было, когда она оказалась заложницей этого круга ада? Свидетельницей другой части мира, за что и была убита.

Подойдя ближе, я по привычке не жмурюсь от тошнотворного запаха разлагающейся плоти и бережно заправляю волосы в пакет.

– Предупреждение?

– Да,– сразу же отвечает парень,– Она хотела спасти меня, но не смогла.

– Иногда спасать себя приходится самому. Если бы ты был сильнее тех обстоятельств, она бы не умерла.

– Я не виноват,– его язык заплетается, буквы вяжутся, почти не складываются в слова, так что мне удается понять его только через несколько секунд.

– Виноват,– злобно усмехаюсь я,– Она ведь пошла к ним ради тебя, а ты не смог пойти против них?

– И как я должен был это сделать? – я не удостаиваю его своим вниманием, концентрируясь на силуэте тела. Еще одна невинная душа, лишенная возможности существовать.

– Во-первых, не стоило лезть туда, где тебе не место. Если бы твоя подружка, окруженная сейчас защитой,– акцентирую его внимание на этом, – не заставила тебя заняться этим, ты бы и дальше продолжил работать в детской больнице и помогать сестре заботиться о детях-инвалидах,– не веря в услышанное, он приоткрывает рот. Благодаря ленте, я замечаю не естественно расширенные зрачки,– Ты же не думал, что я просто избавляюсь от вас?– наклонив голову, я усмехаюсь, – История вашей жизни и причины поступков – самое главное в моей работе. Без них – я не вижу смысла браться за это. Итак,– я подхожу ближе и ласково провожу рукой по его волосам,– Любовь. Стоило ли она этого? Стоит ли того, чтобы умереть за человека, который палец о палец не ударил ради тебя и так подставил?

Сжав пряди, я приближаю его лицо к своему, чуть наклоняясь. Кожа натягивается, а уголки губ кривятся от внезапной вспышки боли, но это абсолютно меня не заботит. Я считала, что когда-нибудь испытаю хоть каплю жалости к подобным жертвам таких обстоятельств, но каждый раз, сталкиваясь с пытками и убийствами, я понимаю, что это бесполезно пытаться что-то почувствовать к ним. Любой из тех, кто сдает данные, знает, на что идет. Просто не догадывается, как скоро придет расплата.

– Тебе не понять,– он лениво моргает, считая, что уже одержал победу, оставив меня ни с чем, но я получила гораздо больше.

– Знаешь, ты прав. Они тебя не убьют, и она это знает. Знаешь, что с тобой произойдет завтра, когда Лус придет за своим? – я отпускаю его, медленно сведя руку на его горло и немного сдавливаю его, чтобы немного припугнуть,– Он собственноручно будет отрезать от тебя по кусочку и скармливать своим псам. Сдавливать кости и травить галлюциногенами. Представляешь, как это паршиво видеть своих родных поедающих тебя вместо собак или слышать обвинения и их мучительные крики? И это будет длиться, до тех пор, пока ты, умоляя оставить хоть что-то от себя, не расскажешь ему абсолютно, что хранится в твоей голове,– он дергается, пытаясь сделать глоток воздуха, и я моментально отпускаю его и выпрямляюсь.

Он прерывисто вздыхает и испуганно опускает голову, живо представляя себе эту картину. Мне же даже напрягать свое воображение не стоит. Я бы многое отдала, чтобы стереть из памяти хоть одного из них. Его крики и садистский смех Лусиана Мауро. Чавканье изголодавшихся собак и покрытый багровой кровью цементный пол небольшого здания в его порту.

Я поворачиваюсь к двери, но напоследок оглядываюсь, всматриваясь в знакомые лица, прибитые к пробковой доске. Парень и девушка с рыжими волосами, сплетенные одной серой нитью, которая встречается с красной. Той, что соединяет размазанное изображение девушки с каштановыми волосами.

– Я знаю, каково терять любимых из-за собственных ошибок. Только в отличие от тебя я вырвала свое сердце и поклялась отомстить, а ты предпочел заплатить жизнью тех, кто действительно ценил тебя,– я машу ему на прощание и открываю дверь.

– Каратель!– вскрикивает он в ужасе,– Она называет его Карателем,– повторяет парень, захлебываясь слезами. Я оборачиваюсь к нему, понимая, почему он так легко сдался. Он непрерывно смотрит на стену пред собой. Скорее всего, галлюцинация, заставляющая его так сильно трястись и пытаться сдвинуться с места,– Прекрати это,– он закрывает глаза,– Пожалуйста.

– Это и есть карма. Встретить последствие своих поступков,– я широко открываю дверь и достаю из кармана зажигалку,– Я передам твоей девушке от тебя пламенный привет,– злобно улыбнувшись, выхожу из комнаты, прикрывая дверь. Его страдательный крик просачивается через щель в двери.

Что ж, до встречи в городе ангелов.

Глава 1.

Анастасия.

«Истинным защитником людей и правителем Золотого мира может стать лишь тот, кто не верит, а знает, что останется в живых. По крайней мере, сегодня» – личное дополнение Николаса Романова к сборнику для особых детей, глава «Престолонаследие»

Стоп.

«– Вдох-выдох, Лисица».

Я резко останавливаюсь около выхода, словно мои ноги погружаются в зыбучие пески, жадно глотая чужой воздух. Тот, что не должен проникать в мои легкие, но это происходит, как и множество других случайностей.

Аромат морской соли становится чем-то новым для меня и пересушивает горло своим вкусом, вызывая легкое замыкание в голове и недоумение. Чистый природный запах. Никакой фальши.

Блеск от зеркал высоких зданий ослепляет на мгновение, пытается выжечь мои искривленные воспоминания и бессмысленные планы, все еще созревающие как ростки в сухой, необработанной почве.

Панически рассматриваю толпу незнакомых мне людей, пытаясь поймать чей-нибудь испытывающий или изучающий взгляд. Детский визг и тающее на асфальте упавшее мороженое. Женский смех и дребезжание колес чемодана. Цоканье высоких каблуков, дерзкая усмешка и нелепый мужской свист. Сигнал машины и грязное ругательство на переходе. Моя голова поворачивается на каждый звук, анализируя происходящее слишком быстро. Вероятнее всего, я веду себя как параноик, каким и являюсь, но все зря. Люди заняты своими проблемами.

Я на свободе. Ты на свободе. Мы на свободе.

Повторяю это себе еще пару сотен раз, прежде чем снова закрыть глаза и попытаться успокоить бешеное сердцебиение после сумасшедшего бега. Руки обнимают мое дрожащее тело, пытаясь подарить ему немного спокойствия, которого во мне нет. Притягиваю чемодан к своим ногам, пытаюсь дать больше места людям в этом огромном городе. Какая разница сколько пространства я занимаю, если не достойна этого? Никогда не имела права ступать на эти земли, красть чужое дыхание и существовать.

Понимают ли люди, сколько опасности я вношу в их мир только своим присутствием? О чем думают, увидев меня?

Психопатка, вздрагивающая от собственной тени и вскрикивающая от собственного голоса? Да.

Предательница, способная только на побег и на спасение собственной шкуры? Да.

«– Вдох-Выдох, Лисица». Знаю.

Неосознанно прислушиваюсь к окружению. До меня долетают голоса на английском языке о том, как сегодня хорошо и прохладно. Семейные ссоры, крики и капризы детей. Указы рабочих и местные сплетни. Сотни слов о простом, глупом и иногда смешном. Брошенные на воздух звуки, не несущие в себе какую-то ценность. Все настолько элементарно, что я отключаюсь от мира, погружаясь в собственную голову, а затем заставляю покинуть эти темные участки.

Я нахожусь в кругу, лишенном угроз и смертей. Ни слова на русском языке. Ни фразы на итальянском языке.

Открыв раздраженные от сухости глаза, пытаюсь привыкнуть к яркому солнцу, которое будто специально мне улыбается, приветствуя в городе ангелов. Нахмурившись, не нахожу в себе сил улыбнуться. Расслабить лицевые мышцы и вздохнуть полной грудью.

«– Знаешь в чем твоя проблема? Ты мертва внутри».

Вокруг бегут люди, абсолютно не обращая на меня внимания, из-за страха опоздать на самолет. Они покидают такое умиротворенное место, и даже не задумываются об этом, идя навстречу к неизвестности. Я наклоняю голову, следя за ними. Одни несутся, толкая толпу. Другие бросают злобные взгляды, но терпеливо пытаются пробраться в аэропорт. Но любого из них можно найти в определенной системе, отыскать способ воздействия и подчинить себе. Каждый имеет нужный рычаг, нужно лишь его опустить, чтобы получить желаемое.

Я заставляю себя отвернуться, стараясь забыть об этом, и рассматриваю окружающую меня природу, о которой читала несколько месяцев назад. Пыталась представить себе красочную картинку, но она нисколько не совпадает с реальностью.

Пальмы строго стоят в ряд около дороги, будто на страже порядка и следят за всем, что происходит около входа в LAX1. Зелень слишком насыщена, как будто искусственна, но я знаю, что это не так. По крайней мере, тут о природе заботиться, чтобы произвести впечатление на туристов, чего нельзя сказать о других районах, где каждый думает только о себе.

Встряхиваю головой от мыслей и тут же жалею об этом. Боль туманит зрение, заставляя меня немного наклониться вперед от дезориентации в пространстве. Следствие этого мои бессонные ночи перед отлетом. Страх парализует конечности, и я едва держу себя в руках, чтобы не начать оглядываться и прислушиваться.

«Они почти тебя поймали» – слышу навязчивые мысли.

Почти не считается.

Слишком легкий чемодан едет по асфальтированной дороге, рука от напряжения покалывает, но сосредоточившись на людском гуле, стараюсь забыть о собственных проблемах, возложенных на моих плечах. Достав из сумки совершенно новый телефон, включаю его. Со старым пришлось попрощаться во время очередного ночного припадка паники. Если бы я хоть немного контролировала это, от него что-то могло бы и остаться, а если бы я прекратила это, то телефон бы функционировал.

Рука тянется к карману, почти прикасаясь к запретному предмету, и я тут же одергиваю себя. Капелька пота скатывается по виску, щекоча и без того уже расшатанные нервы.

Лос-Анджелес – последняя надежда. Это самый рискованный шаг, буквально самоубийство, но у меня нет другого варианта. Лучше быть ослепленной солнцем и быть на виду у всех, чем позволить им поглотить нас.

Я вновь тяжело и устало вздыхаю, пытаясь заполнить легкие до отказа перед прыжком. Мышцы безумно болят, плечи подняты и напряжены до предела. Сжимая искусанные губы, иду к ярко-желтому такси.

Называю заученный адрес и перепроверяю все документы. У меня нет права на ошибку. На самом деле никогда не было, но сейчас тем более.

– Тяжелый перелет?– моя голова резко поднимается и встречается с изучающим взглядом мужчины. Пальцы касаются карманов, погружаясь вовнутрь, а тело замирает, готовясь к побегу, но я запрещаю себе двигаться.

Приподнятый подбородок с легкой щетиной. Седина на висках поблескивает на ярком свету. Пальцы с желтоватой кутикулой барабанят по кожаному покрытию чехла руля, пытаясь попасть в ноты зудящей мелодии, что играет по радио. Горбатый нос и легкая улыбка тонких губ. Белая футболка, вымазанная горчицей на животе, и пятна пота на рукавах и грязном воротнике. Слабые мазки, словно кто-то интуитивно пытался стереть смесь с пальцев. Это объясняет желтые пятна на ногтях.

Двери не заблокированы, окна приоткрыты, позволяя ветерку попасть в машину и облегчить беспощадную жару сегодняшнего дня. Ремень не прижимает меня к сидению, значит мне достаточно рывка, чтобы сбежать.

Я снова встречаюсь с ним взглядом, чтобы понять достаточно вескую причину, чтобы расслабиться и опуститься спиной на кожу, слабо кивнув ему. Мужчине просто любопытно. Простой человеческий интерес, легко возникающий и исчезающий, если это потребуется.

– Аэрофобия?– снова спрашивает он, как будто ему не все равно. Пока что наверно так, но как только я выйду, он забудет меня.

Как и любого другого клиента за сегодняшний день или вчерашний. Очередное пятно, что он выстирает на едва работающей машинке в своей небольшой квартире. След от обручального кольца слабо выделяется на его загорелой коже, в отличие от фотографии мальчика в футбольной форме, прикрепленной к консоли. Развод или непростые отношения, раз он так часто снимает свидетельство своего брака? А может он был вынужден расписаться, чтобы сын законно получил его фамилию?

– Наверно,– легкомысленно отвечаю я и поворачиваюсь к окну.

Картинки нового города быстро сменяются одна за другой. Райский город с яркой обложкой, похожей на дорогое лакомство. Раскрывая упаковку, получаем нежную и прохладную сладость со вкусом запретного плода из Эдемского сада, что прогнил насквозь, но кого это волнует, когда соблазн слишком велик?

Торговые центры сменяются ресторанами, а те в свою очередь магазинам, бутиками, отелями. Это все упаковка, содрав, которую мы получаем временное наслаждение, за которое позже придет жестокая расплата. Стоит ли она того? Об этом думают в самом конце.

Такси останавливается около здания, и я отдаю обговоренную в самом начале поездке сумму. Быстро выхожу из машины, слабо хлопнув дверью. Натягиваю солнцезащитные очки, пытаясь скрыть темные круги под глазами.

Двухэтажное здание темно-синего цвета. Золотая вывеска курсивных букв, гласящая о названии клуба, сияет на солнце.

"Enfer"2. Судьба, вероятнее всего издевается надо мной.

Подхожу к входу и дергаю ручку, но по инерции, движение идет только от меня, а не от двери. Повторяю движение, довольно медленно соображая из-за отсутствия сна. Оглядываясь по сторонам, ищу кого-нибудь поблизости, но улица пуста. Внезапный щёлк привлекает мое внимание, и я встречаю высокого мужчину в черном костюме. Прикрыв глаза, выдыхаю и пытаюсь сглотнуть, но из-за внезапной сухости в горле это дается с трудом. Тело напрягается, но я стараюсь успокоиться. Приступ паники был бы сейчас некстати.

– Заведение в данное время суток закрыто, приходите позже,– спокойно говорит он и начинает закрывать дверь. Я машинально ставлю ногу в проем, и морщу нос от этого движения.

Дьявол, Ана.

– Анастасия Румынская,– быстро говорю я на выдохе, чтобы лишить его возможности проанализировать мою ошибку,– Меня ожидают.

– Это не компания. Здесь встречают не по записи. Всего доброго.

Он хлопает дверью, даже не позаботившись о том, чтобы я убрала ногу. Словно планировал причинить мне вред. Упрямо смотрю на черную закрытую сейчас передо мной дверь. Сжимая зубы, почти прокусываю язык, не думая о том, какую боль должно быть сейчас испытываю. Руки сжимаются в кулаки, ногти вонзаются в тонкую, бедную кожу ладони. Моргнув несколько раз, я заставляю себя расслабить руки, но не спину, хотя мышцы продолжают неприятно ныть.

Если общество замечает, что ты выделяешься – будут проблемы. Возникнет интерес, который в конечном итоге приведет к подозрению.

Приподняв очки, немного жмурюсь от яркого света, но все же достаю телефон и набираю сообщение девушке, ожидая какой-нибудь помощи с её стороны. Пальцы покалывают от холода, внезапно охватившего меня, но я забываю про него, пытаясь вчитаться в собственное сообщение. Буквы скачут, яркость экрана немного уменьшается. Выдохнув, закрываю глаза, позволяя им передохнуть на некоторое время. Всего пару минут.

Лучи солнца жалят меня, пытаясь высушить всю жидкость из моего организма. Вычеркнуть из своего круга, указывая мне на отсутствие права находиться под ним. Тяжело сглатывая, я немного наклоняюсь вперед, но вовремя хватаюсь за ручки чемодана, восстанавливая равновесие. Колесики чуть проезжают, но останавливаются, встречая на своем пути небольшой камушек. Пальцы крепко сжимают пластик, словно пытаются сдавить его. Приоткрывая глаза, я смотрю перед собой, игнорируя параноидное желание осмотреться вокруг, сбежать куда-нибудь и забиться в угол до прихода темноты.

Дверь вновь отворяется, и теперь на меня смотрят два охранника. Один – с очевидной злостью, другой – со смехом. Пытаясь избавиться от сухости в горле, я откашливаюсь, чуть опускаю голову, из-за чего морщусь от натяжения в шее. Очки опускаются на переносицу, вызывая кроткий смешок у мужичины.

Раньше бы я сама разобралась с этой проблемой, но в данное время предпочту опереться на чужое плечо, чтобы накопить остатки своей силы, даже если придется попрощаться со своей гордостью.

– Ну что же вы сразу не назвали своего имени,– моя бровь поднимается до того, как я успеваю остановить себя. Мне нужно несколько секунд, чтобы взять эмоции под контроль. Резко снимая очки, я устало сжимаю очки, делая виноватый вид.

– Извините, растерялась,– голос становится тише и мягче.

Я одна в незнакомом городе. Стоим им пожелать, сделают что угодно, лишь бы приклонила колени. Подчинилась чужим правилам и выполняла все без сопротивления. Борьба – всегда все усложняет. Так что проще сразу сдаться и не привлекать внимание.

Он отходит, позволяя мне наконец-то войти внутрь, что я и делаю, не подавая ему еще одного повода для унижения. Чемодан громко переезжает порог и почти проезжает по его обуви, однако я вовремя меняю его направление.

Пройдя широкий коридор с одной дверью сбоку, я останавливаюсь перед огромным залом с многочисленным количеством черных столов возле стен. Кожаные матовые диваны. На синих стенах золотые полосы, которые разбросаны в хаотичном порядке. Будто художник в порыве гнева разбрасывал линии кисточкой по полотну. Где-то едва успевал коснуться, где-то давил сильнее.

Бар с ярко-синей подсветкой по правую сторону зала. За ним виднеются матовые стекла закрытых зон, но они доступны лишь узкому кругу лиц. Я отворачиваю голову, стараясь сконцентрироваться на чем-то другом. Чуть по левую сторону замечаю витражную черную лестницу, ведущую на второй этаж. В конце зала сцена с шестом по центру, а рядом диджейский пульт, поблескивающий от лучей прожектора. Ступеньки насмешливо подсвечиваются неоновой лентой.

Адреналин бьет по моим венам, и я скучающе улыбаюсь, сдерживая странный всплеск внутри себя. Вероятнее всего побочные действия от недосыпа.

Подхожу к бару и разглядываю стеклянные полки, наполненные алкоголем. Мой взгляд медленно спускается на парня, сидящего за стойкой. Сгорбленная спина, огненные короткие волосы, острый подбородок и тонкий нос с россыпью веснушек, более заметных благодаря свету экрана его телефона. Простая рубашка темно-зеленого цвета, застегнутая на все пуговицы, однако рукава небрежно закатаны до локтей, обнажая хрупкие мужские руки. Быстрые и неполные вдохи, резкий выдох, не дающий ему полностью расслабиться. Правая рука тянется ко рту. Зубы касаются страдающего заусенца на большом пальце. Лицо немного искажается от легкой вспышки боли, но он игнорирует это, также как и мое присутствие. Светлые и широкие брови приподнимаются, а потом сходятся. Глаза быстрее пробегаются по строчкам, ища что-то важное.

Мое дыхание замедляется, когда я неосознанно наклоняюсь ближе к нему. Стены как будто светлеют, а яркий свет неоновых лент на мгновение исчезает. Я стираю липкий пот со лба и провожу рукой по противной ткани пиджака и сжимаю до боли запястье, останавливая себя. Сетка неприятно вдавливается в кожу.

Прикрыв глаза, я делаю глубокий вдох, поглощая аромат мужского парфюма. Бергамот и что-то древесное. Придя в себя, я повторяю его позу, чуть вдавливая грудную грудку назад и опуская плечи.

– Приходилось разбавлять чай с водкой?

– Раньше, – незаинтересованно отвечает он в полголоса,– Сейчас от меня уже спрятали черный чай, а с зеленым так не интересно.

Заблокировав телефон, парень поднимает на меня свой взгляд и язвительно улыбается. Тускло-голубой цвет глаз, напоминающий выглядывающую синеву неба после затяжного и сильного дождя. Не серый.

Хватка на запястье теряет свою силу, и кровь вновь поступает в пальцы, заставляя кончики неприятно покалывать.

– Дэвид, – он протягивает руку, и я её пожимаю. Прикосновение сухое и крепкое. Не противное, как у большинства мужчин, но и не вызывающее восхищения.

– Ана, – парень с интересом смотрит на тонкие, полупрозрачные перчатки, но тактично молчит.

– Знаю. Аманда последние дни только о тебе и говорила, поэтому будь готова к огромному количеству внимания,– я прикусываю язык, ощущая растущую во мне панику.

– Может, тогда самое время сменить должность?– Дэвид усмехается и указывает на шест, пристально следя за моей реакцией.

– Умеешь танцевать?– я качаю головой, сжимая губы, и топчусь на месте, пытаясь осмотреть больше деталей в интерьере, – Можешь даже не менять. У нас клиенты иногда заменяют девочек.

– Я имела в виду, кухню или уборку. Персонал, который не выходит из своей зоны обитания.

– Тогда уже поздно,– он откашливается, пытаясь придать голосу больше неестественной серьезности,– Что ж. Добро пожаловать в город ангелов. Будь готова познать дьявола, – он приставляет пальцы к своей голове, изображая рога, чтобы вызвать улыбку у меня. Хорошая попытка.

– Спасибо, – смущенно бормочу я,– Однако знакомство с дьяволом выдалось раньше,– взгляд падает на одного из охранников.

Он недоверчиво осматривает пространство между нами, а после быстро поднимается по лестнице наверх. Я не удостаиваю вниманием его поведение, в отличие от бармена, который морщится при каждом громком шаге. Вскоре тот исчезает, и на лице парня вытягивается мягкая, сожалеющая улыбка.

– Пит еще тот черт, не обращай внимания. Он иногда перегибает, а в целом ничего, пока делает свою работу, – Дэвид говорит со скучающим лицом,– Пэт – хороший, но ему лучше не позволять пить что-то крепкое.

– А вы специально искали похожих парней и по именам?

– Совпадение. Питер и Патрик, но они не любят полные имена. Слишком официально.

– Я не верю в совпадения.

– Веришь в астрологию?– парень весело улыбается, чуть наклоняясь ко мне.

– В судьбу,– неосознанно отвечаю я и тут же хмурюсь от собственной честности. Он кротко, но недоверчиво кивает. От расспросов меня спасает девушка, севшая на стул возле меня. Внимание бармена тут же переключается на неё.

Шатенка, средний рост и тускло-зеленые радужки. Большие, выразительные глаза, подведенные темно-коричневым карандашом, немного размазанным у уголков глаз. Маленький нос с нарисованными веснушками, что тоже немного стерлись. Тонкие губы, покрытые блеском. Синие джинсы с дешевой вышивкой на подворотах. Ткань на коленях подтерлась. Красная в клетку рубашка и белые кроссовки с грязно-белыми атласными лентами, связанными в банты, концы которых волочатся по полу.

Никакой роскоши. Простота и удобство, которые слишком тесно граничат с отсутствием вкуса, но девушка игнорирует правила, не только в одежде и её сочетаниях, но и в своем поведении, пристально рассматривая меня, как подопытного зверька. Кожа покрывается мурашками от странного ощущения, но я заставляю себя сосредоточиться на ней и её действиях.

– Аманда, – задумчиво протягивает она руку.

– Ана,– я едва успеваю пожать её, как она сжимает её. Намного сильнее, чем Дэвид. Мое тело напрягается, готовясь больше к атаке, чем к побегу.

– Как долетела? – весело спрашивает девушка, но я не слышу искреннего любопытства в нем.

– Неплохо, – не считая ряда панических атак в самолете.

Аманда быстро кивает и отпускает меня, вскакивая со стула. Слишком много энергии, но бармен не выглядит удивленным такому поведению. Возможно, для неё – это норма, и я лишний раз воображаю себе того, чем на самом деле нет.

– Как насчет экспресс экскурсии до начала смены? – её заразительная улыбка должна перейти и ко мне, но этого не происходит. Никогда не происходит. Я смиренно киваю и хватаюсь за ручку чемодана, как за единственный спасательный круг в этом месте.

– Оставь тут, я присмотрю, – не смотря на меня, говорит Дэвид, тщательно протирая бокалы до приятного скрипа стекла.

Смотрю на свой груз, но меня не покинет ощущение потери, если я оставлю его здесь. Слишком многое поставлено на карту.

Аманда ждет. Дэвид отрывается от работы, не замечая моего ухода. Для них это наверно немного странно, но я привыкла и к таким взглядам и мыслям, которые сейчас прокручиваются в их головах. Однако я должна выглядеть обычно. Как простой человек.

Резко разжав ладонь, мило улыбаюсь ей и снова киваю на её любезное предложение. Поднимаясь по лестнице, я запрещаю себе оборачиваться к чемодану.

На потолке – тонкая линия неоновой синей ленты, словно вены, сильно выделяющиеся на бледном запястье. Она создает иллюзию спокойствия, которого здесь не должно быть. По идеи все должно развращать, способствовать искусственному веселью, но дизайнеры пошли по другому пути.

Лестница состоит из двадцати одной железной ступеньки. Пятнадцать витков с железными розами и изящными листьями и шесть – с голыми шипами. Я останавливаюсь перед девушкой у входа, ласково поглаживая железо цветка, после захожу в маленький коридор, стены которого покрыты такими же оттенками, что и на первом. По три двери на каждой стороне и только одна в самом конце. Все они из тёмного дерева, а таблички и ручки из золотого материала.

Первые две двери по бокам – это уборные комнаты. Затем – общая комната для персонала, напротив кладовка. Подойдя ближе к соседним трем дверям, я вчитываюсь в единственную подписанную табличку.

Директором клуба является Луиза Харрис. Сведений об администраторе и владельце клуба – нет. Словно мы оба не принадлежит этому месту и этому миру.

Не принадлежим Серебра.

Аманда открывает дверь, и мы заходим в мой новый кабинет.

Он немного больше, чем я думала. Стены приглушенного синего цвета, чёрный большой стол, два высоких шкафа у стены, четыре стула и один кожаный диван рядом с дверью. Прикрытый от жалюзи свет слабо подсвечивает пространство, но этого достаточно, чтобы ощутить уют.

Неторопливо подойдя к черному креслу, я провожу рукой по коже и вздрагиваю от неприятного ощущения. Дернувшись от него, сажусь на стоящий рядом стул, почти на самый край. Руки не касаются подлокотника, как и спина. Я стараюсь занять как можно меньше места, потому что знаю, что не заслуживаю этого. Не тем способом, которым достигла этого.

Если бы она узнала об этом, только сильнее убедилась в моей мерзкой природе, а я бы и не смогла доказать обратное.

Аманда нервно кусает губу, чтобы не засмеяться, следя за мной, но я делаю вид, что не обращаю на неё внимания, интересуясь остальной мебелью.

Я проверяю каждый ящик, чтобы хоть чем-то занять себя. Внутри лежат папки с документами, несколько фантиков от шоколадных конфет и глянцевая обертка от черного чая. Она даже не потрудилась убрать за собой этот беспорядок. Попытка оставить после себя хоть какую-то частичку или страх так сильно повлиял на неё, что она буквально попыталась сбежать из этого места?

Аманда садится справа от меня и передает связку. На кольце восемь золотых ключей с резной буквой "Е". Так много внимания к деталям.

– Четыре ключа от ящиков, – её палец указывает на каждый,– Два от твоего кабинета, один от комнаты для персонала и от входных дверей. Два нижних ящика только твои, ключей ни у кого от них нет, поэтому если, есть что личное, клади именно в них.

– А что с владельцем? – резко спрашиваю я, но стараюсь это сгладить мягким взглядом. Девушка медленно поднимает голову, немного сконфуженная такой сменой темы, но все-таки набирает в легкие воздух, чтобы ответить на вопрос.

– Он здесь редкий гость, – она заправляет прядь волос за ухо и оглядывает тоскливым взглядом кабинет,– Раз в месяц, если у нас все стабильно, просто для проверки. Если ему скучно, то, может быть, раз в неделю?– неуверенно протягивает Аманда, не скрывая своего презрения.

– Скучно?

– Между нами девочками,– девушка подмигивает,– Служебные романы теперь обыденность в нашем мире. Босс не стал исключением. Поэтому дам тебе несколько рекомендаций, если хочешь остаться здесь. Не играй с Лу и не предлагай выпивку Пэту.

– Директор клуба? – я пытаюсь изобразить удивление, пододвигаясь к ней.

– Лу из ревнивых,– как будто это серьезная причина, но все же я киваю, не задавая лишних вопросов.

– А если мистер…

Я замолкаю, позволив ей дополнить меня. Аманда так и не назвала его имени. Немногие бизнесмены желают остаться в стороне, скрывая свое имя. Они стремятся говорить больше нужного о своей персоне, даже если это надоедает окружающим. Владелец этого клуба же является первым для меня исключением. Слишком мало информации, которую я смогла бы применить.

– Александр Рой.

Затылок начинает покалывать, голова немного наклоняется в сторону, когда я пытаюсь изучить поведение Аманды, но по итогу я останавливаю эту сторону себя. Провожу рукой по шее, немного массирую её, чтобы девушка не заподозрила меня в чем-то. Ногти царапаю кожу, чтобы прийти в чувства.

Люди редко вызывают мое любопытство. Они посредственны, банальны на вкус. Чрезмерно просты. Вот почему я не могу ухватиться ни за один скол в их личности. Никаких тайн, травм или чего-то другого, что сделало бы их для меня не обычным серым цветом, смешивающимся с остальной массой.

Рой же немного темнее в этой толпе. Выделяется среди других своим скрытым образом жизни. Ни второго имени, ни одного упоминания о родителях или откуда он родом. Человек просто возник из ниоткуда и смог добиться такой власти, о которой остальные только могут мечтать. Другие же буквально стремятся к этому с рождения, а он достиг этого за короткий промежуток времени.

Либо удача поспособствовала его росту, либо кто-то свыше. Тот, кто наслаждается кровавыми деньгами и детскими криками.

– А если мистер Рой сам заинтересуется?– бросаю я ловушку и жду, когда она попадется в неё.

Аманда усмехается, но сразу же закрывает рот рукой, останавливая поток смеха. Я наигранно хмурюсь, хотя прекрасно знаю, о чем она сейчас подумала.

– Ана, ты, конечно, привлекательна,– простое, но достаточно обидное для других «но» повисает в воздухе, пока она обводит кабинет взглядом, ища слова, чтобы смягчить свой приговор.

– Не дотягиваю до его стандарта? – Аманда в изумлении смотрит на меня и кратко кивает, – Я пришла работать, а не крутить роман с…,– повторяю её жест, быстро изучая комнату, – едва раскрывшим свои способности бизнесменом,– замерев в ожидании и прикрыв глаза, я ожидаю ответа.

– Босс входит в элитное общество Лос-Анджелеса,– резко вставляет она, складывая руки на груди.

Однако это не помогло ему справиться с произошедшим кризисом совсем недавно. На просторах сети еще можно найти статьи о громком падении авторитета клуба. Конечно, уже без едких и ядовитых комментариев журналистов и бывших посетителей.

Преданность – это ценное качество. Жаль, что для открытых и слепых людей оно – опасное. Слишком много информации можно выдать просто для того, чтобы защитить того, кто хоть немного небезразличен тебе.

Я могла бы продолжить, но зачем? Я получила уже достаточно для размышлений. Этого вполне хватит, чтобы составит мой ближайший план действий.

Вот только интерес не угасает. Этот зверь всегда голоден, чем бы я не пыталась его удовлетворить.

Аманда тоже молчит, понимая, что импульсивность – не самая лучшая её сторона в данном вопросе. Пальцы отбивают какой-то ритм, не похожий на мелодию, больше на хаотичные нервные движения, но она соблюдает странную последовательность.

– Что с графиком работы?– я прерываю её внутренние угрызения совести, копируя её нервную привычку заправлять волосы за ухо. Люди склонны доверять тем, кто отзеркаливает их движения.

Девушка хватается за этот вопрос как за спасение и пытается вылезти из неловкой ситуации, говоря слишком много лишней информации, чтобы разбавить градус прошлой, но я уже достаточно пьяна словесной пищей.

– Мы с Дэвидом, Питом и Пэтом любим это место, поэтому почти с обеда здесь. Другие приходят к восьми вечера. Работаем до шести тридцати, кроме пятницы и субботы, там задерживаемся до восьми тридцати. Для посетителей с девяти вечера до шести утра. Пятница и суббота соответственно до восьми. Вход по пропускам или подарочным картам. Чаще всего здесь элита города, но бывают и те, кто копит на вход. Вечером увидишь других. И я повторюсь, с Луизой будь крайне осторожна,– я молчу, позволяя ей сказать что-нибудь еще,– Ладно,– она неловко растягивает слово,– Располагайся.

Аманда задевает стоящим рядом стул, почти падает, но успевает схватиться за стол и, шепотом извиняясь, покидает кабинет.

Попытка сбежать от сказанного. Не иначе.

Я терпеливо дожидаюсь, пока она не выходит, и поднимаюсь со стула. Быстро осматриваю кабинет на наличие камер или прослушивающих устройств, но ничего не нахожу. Может хоть у него есть крупицы уважения к работникам?

Подхожу к окну, поднимая жалюзи слишком быстро, из-за чего они скрипят от моей силы. Смотрю на солнечные улицы города. Приветливость и радость так и исходят от каждого человека, живущего здесь. От каждого магазина или бара. Слишком хорошо.

Нет, не слишком. В меру.

Плечи и спина наконец-то расслабляются, хватка на жесткой ткани смягчается. Приглаживая новые складки, пытаюсь исправить свою оплошность и еще раз оборачиваюсь к окну. Смотря на яркий пейзаж, кажется, что я порчу всю картину. Я всегда была грязным пятном. Ошибкой, от которой все мечтают избавиться. Монстром, которого нужно как можно быстрее запереть в клетку.

Но теперь у меня есть определенная цель, которая даст ему маленький, но возможный шанс на безопасное существование в этом мире. На кону и моя и его жизнь, а также преданность человека из моего прошлого. Если я просчитаюсь или ошибусь в нем, то нам обоим гореть в аду. Но больше нет вариантов.

Либо судьба даст мне шанс его осуществить, либо лишит нас желанного.

***

Вечер наступал постепенно, разрешая увидеть постепенные изменения в поведении природы и людей. Закат раскрывал огненно-малиновые лепестки своего бутона и заполнял небо яркими красками, вторгаясь в его владения. Забирая то, что ему никогда бы не принадлежало.

Я перебрала все возможные бумаги, но ничего нужного не нашла. Аманда еще пару раз посетила кабинет, пытаясь помочь мне, но я как можно любезнее отказывалась от такой инициативы и попытки найти более тесный контакт.

После она занесла мне еще несколько копий нашего соглашения о работе и временной стажировке. Если мне удастся её пройти без чудовищных и непростительных ошибок, можно смело считать, что должность – моя. Проверяя каждую строчку, я избегала личных вопросов, меняя каждый раз тему. Однако что-то подсказывает мне, что Аманда так просто не сдастся, и подобная пытка повториться.

Потратив весь день на поиски и письменную работу, которую оставила девушка, занимавшая должность администратора до меня, я осознала несколько вещей.

Она не оставила ничего полезного и исчезла также легко, как и появилась здесь. Судя по оставшимся материалам, как работник – она была не самой прилежной. Опаздывала, вступала в конфликты с Харрис, многое оставляла на потом, чтобы потом с этим разбирались другие, так как она была занята «личной» помощью Александру Рою. Возможно, это способствовало то, что её не увольняли, а просто выписывали мелкие штрафы.

Чем именно Пэрис Джонс помогала ему, что мужчина закрывал глаза на ужасные ошибки в отчетах, стоившие ему несколько тысяч долларов?

Обычно, подобные бизнесмены слишком суровы и считают каждый пенни. Что уж говорить о наказаниях за потраченные впустую деньги? Что насчет сорванных из-за неё сделок? Конфликты с клиентами, что подвергали репутацию клуба жестокой критике в соцсетях?

Когда выбор касается власти или любви, они выбирают первое. Поэтому, служебный роман – не та причина, которую я ищу. Такие мужчины не умеют любить. Не уважают, не почитают и ни с кем не считаются. Даже если Рою нравилась наивная влюбленность Джонс, не это спасало её от увольнения.

Убрав все на места, я посмотрела на проделанную работу, но внутри не испытала ликования, хотя шея невыносимо болела, как и пальцы, чьи отпечатки остались почти на каждой кнопке клавиатуры. Раскрыв дрожащие ладони, я заметила слабые линии и точки от чернил. Покрасневшая подушка указательного пальца невыносимо ныла.

Завтра не придётся так много работать.

Зуд на руках возник довольно резко, и я протерла ладони о штаны, пытаясь стереть недовольство от этой мысли. Провела пальцами по четырем уголкам маленькой золотой звездочки, пытаясь успокоиться. Дыхание выровнялось, а зуд полностью исчез с моего тела, оставляя меня в покое. На какое время.

Будь здесь рядом тот, кто мог успокоить меня только одним взглядом, потянулась бы я к этому всему? В глубине души я знала ответ, но никогда не смогу признаться в этом. Даже он не мог изменить то, что течет по моим венам.

Ближе к началу смены я познакомилась с остальными.

Бриджит и Рокси – официантки с милыми улыбками и простым взглядом. Хлоя, Дженнифер и Трейси работают танцовщицами. Я сделала вид, что удивлена такому выбору работы, но они упорно защищали себя, говоря о страсти к жизни и музыке, хотя очевидно, что это далеко не главная причина выбора такого заработка. Помимо этого они попытались защитить своего босса, которого я подвергла легкой критике за неосмотрительность к рабочим и отсутствию заботы.

« – Против слова Александра Роя никто не пойдет… кроме Райана Миллера».

Сотрудники клуба выглядят добрыми и отзывчивыми, но все из них хранят свою тайну, нить которой сплетается с владельцем клуба. Все они преданы ему, чуть ли не готовы попрощаться со своей жизнью, чтобы спасти его. Следовательно, все они должны ему. Я была такой же и знаю, как глубоко корни верности из-за спасенной жизни проникают в почву характера.

Однако вся признательность скрывается, когда наступает время исполнять свои обязанности. Стеснительность девушек стерлась, стоило музыке заиграть, а свету у сцены стать пронзительным и притягивающим к себе внимание. В каждом их движении, будь оно резкое или плавное, действительно виделась любовь к танцам. Желание показать себя через ритм песен. Выплеснуть эмоции и чувства, зажить новыми красками.

Патрик и Питер натянули на свои отстраненные лица маски сокрушительных мужчин, готовых уничтожить все, что ставит под сомнение имя клуба или нарушает правила.

Луиза, к моему ожиданию, так и не пришла. Аманда попыталась оправдать её, придумывая ничтожные отмазки, зато Дэвид был честным и сказал, что она бывает тут только, когда это необходимо Рою. Работа – последнее, что их волнует в стенах этого заведения, но по какой-то причине им нужно делать вид, что их отношения исключительно рабочие.

И снова же, я не разочарована в этом, так как и ожидала этого. Такие люди почти не отличаются друг от друга. Изучив одного, ты знаешь, что предпримет другой. Не будь мне все равно, я бы может и попыталась узнать причину их тайны, но это не то, что необходимо мне сейчас.

Я прорываюсь сквозь толпу кричащих и танцующих людей к заполненному бару, чтобы поставить первую галочку в задачах на сегодня.

– Дэвид, – жду, когда он поднимет глаза на меня,– Налей что-нибудь для парней,– указываю на закрытую дверь охранников,– Только безалкогольное,– дополняю я, запомнив их советы.

Бармен одобрительно кивает, а я мысленно делаю себе пометку узнать, что за скандал был у Питера и какова причина трезвости Патрика. Лишней информация на рабочем месте никогда не бывает, особенно с моим укладом жизни.

Парень наливает в два больших стакана мохито, мастерски закидывает лимон и лайм, а сверху дополняет это листочком освежающей мяты. Я аплодирую его трюку, пытаясь выглядеть удивленной, и беру бокалы.

– За мой счет.

– Сегодня у тебя нет счёта. Считай, мы так принимаем в семью.

– Могу использовать это против тебя, – я многозначительно смотрю на многообразие алкоголя за его спиной, заточенного в стекле.

– Я позволю этому произойти, если будешь мне помогать,– в шутку говорит он. Я не пытаюсь уточнить, в чем именно должна заключаться помощь.

– Это шутка.

– Я знаю. Ангелочкам вроде тебя, это не интересно.

Я скрываю смущенный взгляд, который выходит у меня не так хорошо, как у других девушек, но Дэвид усмехается, как и многие, видя вероятнее всего во мне жалкое создание, вызывающее умиление.

Ангел.

Мои руки сжимают прохладное стекло бокалов от напитка. Тело напрягается, но я требую от себя расслабления и полного погружения в ту игру, которую сама и затеяла.

Пройдя в комнату рядом с входом, вижу двух парней, следящих за происходящим и на улице, и внутри. Периодически один из них выходит, обходит клуб, проверяя людей, которые пытаются уединиться или принять различные вещества, отнимая у них дозу кайфа, выгоняя их из клуба, если это обычные люди среднего класса, либо забирая препараты, если это важные персоны, с которыми лучше не связываться. Людям никогда не будет достаточно того, что они получают сейчас. Алкоголь, табак и грязные танцы – это здорово, но секс и наркотики для них еще лучше.

Несмотря на внешние сходства, отличить мужчин можно. У Патрика есть шрам на губе, и тон кожи немного темнее, чем у его коллеги. У Питера нос с горбинкой и волосы короче.

Я ставлю напитки перед ними и быстро разворачиваюсь к выходу, пытаясь избежать неловкого разговора, но мужской голос останавливает меня.

– Ана,– я замираю у выхода, дернувшись всем телом,– Извини меня за сегодня, – он смотрит на свои ноги, потом трет лицо и медленно поднимает взгляд на меня.

Его напарник по-доброму мне кивает, радуясь поступку друга. Мне хочется кивнуть и принять извинение, но это будет неправильно. Я обязана вызвать доверие, чтобы никто и не посмел меня подозревать в чем-то.

– Мое поведение сегодня тоже нельзя считать прилежным, и я сожалею об этом,– неискренность так и слышится, но я пытаюсь сделать голос тише, будто мне действительно есть до этого дело.

– Ты прощена,– говорит, блистая своими белые зубками, Патрик, потянувшись за стаканом.

– Мир?– спрашивает Питер, еще не прикоснувшись к своему напитку.

Я не раздумывая протягиваю ему руку.

– Мир, коллега,– последнее слово горчит кончик языка. Больше никаких коллег, знакомых и друзей. Никаких привязанностей. Только честь и верность самой себе.

Он без колебания пожимает мою руку. Тепло и влажность от потных ладоней проникает даже через сетчатую перчатку.

– Тебе не жарко?

– Красота требует жертв,– повторяю одну и ту же ложь, что и много лет, даже не успевая подумать, – Где можно поговорить без людей?– мгновенно меняю я тему,– Хотелось бы хорошо слышать собеседника, без этого…,– я многозначительно смотрю на зал, где кричат люди,– шума.

– Напротив,– усмехается Патрик, уплетая сэндвич, с которого течет беловатый соус на салфетку, что лежит на клавиатуре,– Там мало людей в такое время суток. Ты со временем привыкнешь,– голос приглушается из-за его попыток прожевать жесткое, судя по всему, мясо и внятно донести до меня информацию.

Я просто киваю им и выхожу на улицу. Закрывающие за мной двери перекрывают половину громкости музыки и криков. Прикрыв глаза, я пытаюсь отдышаться, словно пробежала марафон. Вновь открыв глаза, я осматриваюсь, чтобы не вызвать у прохожих вопросы в своем поведении, но никого не нахожу.

Луна приятно освещает звездное небо, однако её сияние перебивается отвратительным ярким светом уличных фонарей и вывесок. Я вдыхаю в себя прохладный аромат ночи, позволяя тьме захватить каждую частичку меня. Время суток, которое окутывает соблазном и лечит от дневных проблем. Позволяет расслабиться и забыться до первых лучей рассекающего грехи солнца. Ночь никогда не была для меня временем отдыха, но с темнотой я чувствую себя лучше. В её объятиях, я позволяю себе забыться на некоторое время.

Тень от зданий скрывает меня и позволяет остаться один на один со своими демонами, а не бороться с чужими. Мне всегда говорили, что я должна привыкнуть к комфорту дня и забыть о ночных соблазнах, но оказалось, что такая жизнь была не для меня.

Музыка до сих пор льется каскадом из клуба, и я внутренне улыбаюсь этому. Ночная работа никогда не была для меня чем-то безнравственным. Она не вызывала интерес, но и была такой скучной. Однако для прилежной и воспитанной девушки – это будет настоящим преступлением. Многие люди лгут о своем презрении к клубам, я же поощряю эту работы, потому что она дает мне право наслаждаться жертвами своих же грехов.

Чувствуя себя более живой и активной, чем утром, перехожу через улицу, не смотря по сторонам, веря в то, что в такое время будет мало машин. А может, я просто не рассматриваю такие варианты для самоубийства и верю, что судьба защитить меня, потому что как вышло, я ей еще нужна.

Набираю номер, не поднимая головы, и резко сталкиваюсь с кем-то. Пальцы разжимаются, позволяя телефону упасть на дорогу и покатиться на проезжую часть. Я сдерживаю ругательство, прикусывая язык. Аренда и так заберет большую часть моих накоплений, работа не принесет большой вклад, так как я не собираюсь задерживаться здесь. Лишних запасов на еще один телефон я определенно не найду.

Я выхожу на дорогу и наклоняюсь за телефоном. Дрожь сковывает все мое тело, когда замечаю свет фар.

« – Как? – голос предательски ломается. Мужчина мнется с ответом, переглядываясь с напарником. Поправляет фуражку, но все же находит в себе силы ответить. Находит в себе силы разбить детское сердце.

– Автокатастрофа. Водитель не справился с управлением…».

Холод пробирает меня до костей, лишая возможности не то что сдвинуться с места, но и сделать глоток воздуха. Ноги словно приросли к асфальту, заставляя меня переживать прошлое вновь.

Чьи-то руки притягивают меня и мимо проносится автомобиль, а потом еще парочка. Я жду хоть каплю злости или ярости на них, но ничего не приходит. Они даже не пытались остановиться. Не предприняли ничего, чтобы избежать чужой смерти.

Мой уход из жизни не принес бы никому горя, но если бы это был мужчина, которого ждут голодные дети? Больные родители? Или женщина, потратившая большую часть своей жизни на помощь смертельно больным людям?

Это в очередной раз доказывает, что всем людям плевать на других. Нет смысла думать о мнении общества, когда каждый занят своими заботами.

– Вы в порядке?– интересуется незнакомый голос.

Я едва отрываюсь от дороги, оставляя свои размышления позади, и медленно изучаю его, пытаясь контролировать дыхание, когда поднимаю голову.

Дорогой черный пиджак, на вид совершенно новый. Рукава не помяты, ткань на локтях вроде не стерлась. Белая, идеально выглаженная рубашка, верхние пуговицы расстегнуты, крепко пришиты к ткани и отливают приятным блеском на свету. Кожа шеи чистая, загорелая. Острая челюсть и высокие скулы. Темная, едва отросшая щетина и прямой нос.

Я на пару секунд перестаю дышать, когда добираюсь до его глаз. Привычное ощущение диктофона в моей руке исчезает. Воспоминания от холода в помещении пропадает, сменяясь теплом его тела. Темно-карие радужки с отблесками бордового цвета. Как будто вино растекается по его глазам. Приятный и очаровательный оттенок, с который я еще никогда не сталкивалась.

Легкий порыв ветра касается его темных волос, играя с прядями. Я как зачарованная слежу за этим, не найдя сил оторваться от него. Я редко уделяю столько времени внешности людей, но в этот раз я позволяю себе задержаться.

Мужчина наклоняется ко мне и щелкает пальцами перед лицом, вытягивая меня наружу из собственной головы. Звук мерцания неисправной люминесцентной сменяется визгом машины, но постепенно и он угасает, заменяясь чужим дыханием, которое обжигает мою холодную кожу. Мою, а не его.

– Вы меня слышите? – я хмурюсь от этого вопроса,– Вы не видели куда идете?– строго спрашивает он, словно ему есть дело до этого. Чаще всего, люди вроде него, даже не замечают, что происходит вокруг, не говоря уже о том, что они могут вмешаться в это.

– А вы? – вырывается из меня,– Не могли посмотреть, идет ли кто-то по дороге или поход к врачу приходится отменять из-за работы?

Это сбивает его с толку. Брови немного хмурятся, после расслабляются и приподнимаются. Глаза, едва прикоснувшиеся к моему телу, при изучении на наличии ушиба или раны, останавливаются на моих. Губы чуть приоткрываются, выпуская воздух, но не вбирают новый глоток. Его тело замирает. Однако все это проходит через несколько минут, стоит ему сморгнуть эту пелену забвения.

– Что?– голос становится более глубоким, поглощающим.

– Беда не приходит одна, да?

Рядом слышится смешок, но я не оборачиваюсь. Мужчина убирает руку с моего плеча, которую я даже не заметила, что вызывает у меня легкое недоумение, и переводит взгляд на своего знакомого. Тот замолкает, понимая, что это было неправильно с его стороны. Незнакомец выпрямляется, возвышаясь надо мной. Я жду любой реакции, вроде желания поскорее убежать, но вновь сталкиваюсь со странным сбоем внутри себя.

– С вами все хорошо?– я не отвечаю на этот вопрос,– Сомневаюсь, что вы хотели умереть.

– Вы либо телепат, либо гений,– яд скатывается с моего языка, но это не вызывает у него злость. Слабая улыбка расцветает на его лице.

– Два варианта могут быть вместе?

– С вашим слухом и зрением, возможно,– я наигранно поднимаю уголки губ, пытаясь разозлить его, но это не выходит, что снова удивляет меня. Я всегда метко бью и попадаю в цель, но с ним допускаю первый промах.

Мужчина усмехается, глядя на меня. Через пару секунд улыбка падает с его лица, и я ощущаю зуд по всему телу от его испытывающего взгляда. Словно он нашел свое произведение искусства, которое украли. Не отстраняясь от него и не скрываясь, поддерживаю зрительный контакт, пытаясь понять, что с ним не так.

Его друг бьет рукой по крыше машины, призывая к себе, но он не реагирует, продолжая всматриваться в мое лицо, как и я, слишком погруженная в его суть.

– Время идет.

– Секунду,– равнодушно произносит он, не задумываясь над смыслом слов.

Когти царапают мою внешнюю оболочку, пытаясь прорваться и прикоснуться к нему, считая, что имеют на это право.

Я резко оборачиваю голову, как будто кого-то замечаю в другой стороне, и он попадает в мою ловушку, поворачивая голову в том направлении. Быстро отхожу от них и иду в сторону закрытых бутиков, заламывая озябшие пальцы.

– Даже не поблагодарите за спасение?– я заставляю себя вздрогнуть от его спокойного тона голоса.

– Не вы спасли меня. Судьба распорядилась так.

– Судьба не благосклонна к тем, кто слишком на неё полагается,– я резко останавливаюсь, не веря в то, что он продолжает искать соприкосновение со мной, пусть и в общении. Многие бы оставили этот случай, но не он.

Оборачиваясь к нему, поправляю противный воротник большого мне пиджака, но удачно скрывающего все мои заметные недостатки.

– А время не ждет тех, кто злоупотребляет им,– я отворачиваюсь от него, зная, что через пару дней он забудет все, что с ним сегодня произошло. Через пару месяцев он не сможет и вспомнить мое лицо и то, что я сказала.

Через год я стану ничем для него.

Люди отчетливо помнят только ужасы, случившиеся с ними. Горе, обиды, предательство, но никогда моменты, подарившие им смех, радость или безграничное счастье. Все забывается, кроме плохого.

Свернув за угол, я избавляюсь от неприятного зуда и пронзающего меня взгляда мужчины. Вновь набираю номер, но он сбрасывается. Повторяю попытку, пока не дохожу до сломанного фонаря. Свет мигает, то освещая землю возле меня, то позволяя тьме захватить её. Вскоре он перестает бороться с неизбежным, потухая навсегда, и тогда замечаю что-то яркое на белых стенах переулка. Включив фонарик на телефоне, перевожу свет на стену.

Мужчина с открытыми глазами, полными ужаса и боли, смотрит на меня. Рот полностью открыт, но крик так и не успел покинуть его грудь, а звук распространиться по улице, взывая о помощи. Ровные два пореза на шее кровоточат и покрывают дорогу, пытаясь навсегда впитаться в нее и оставить запах смерти. Мурашки бегут по рукам, но я заставляю себя поднять телефон чуть повыше, чтобы увидеть её символ.

Змея, изогнутая в кольцо. Уроборос.

Карма.

Однако кроме символа внизу написана вручную кровавая надпись.

Нельзя разбить то, что уже разбито.

Глава 2.

«Каждая семья, давшая клятву служить во благо и процветание нашего мира должна иметь свой отличительный знак. Со временем символов стало слишком много, поэтому было принято решение дать такое право только десяти семьям, включенным в круг влияния и правителю. Солдаты и нижестоящие члены обязаны носить на своем теле эмблему рода Золоторожденных и отличительный элемент герба капо, которому они служат»

Сборник для особых детей, глава «Гербы»

Я стою на краю моста, крепко сжимая шершавые поручни, сделанные из дерева, но не покрытые приятным лаком. Мои глаза внимательно следят за спокойной водной гладью, что через пару секунд перестанет быть такой умиротворенной. Холодный ветер яростно впивается своими когтями в моё лицо, но ни что не приносит боли, кроме той, что живет во мне.

«Лучше бы ты никогда не родилась».

« Почему ты жива, а не он?».

« Сама виновата. Его смерть на твоих руках».

Схватка на дереве начинает ослабевать, а тело наклоняется сильнее к пропасти. Желудок сжимается от страха, а мышцы рук неприятно ноют от неудобной позиции. Я нервозно вздыхаю, но не поднимаю голову, чтобы как можно сильнее запугать себя. Принести столько же страданий, сколько пережили люди, однажды встретившиеся со мной. С самым мерзким кошмаром и уничтожающим все вокруг проклятием.

В голове я слышу свой собственный крик отчаяния и ужаса, но игнорирую его, как и бессмысленные попытки тела спасти мое ничтожную жизнь. Это вечное противостояние, испытывающее меня изо дня в день. В одни моменты я требую от себя слишком многого, в другие – моя физическая оболочка просит того, что я не могу её дать. Безопасность, пропитание и немного отдыха. Эгоистичные желания.

Есть ли смысл жить, если ты разочарование для людей, породивших тебя? Боль для тех, кто попытался быть с тобой добрым. Сущее наказание для окружающих.

Я так часто спрашивала себя об этом, что только сейчас осознала ответ, который никак не хотела принимать.

Нет. Таким дарована только мучительная смерть.

Так много крови.

Так много жертв.

«Убийца, как и твой отец».

Ветер снова пытается меня отговорить от прыжка в воду, ударяя со всей мощью по моему слабому телу. Ноги подкашиваются, а пальцы сильнее сжимаются вокруг поручня, позволяя занозам впиться в ладонь еще больше. Меня потряхивает, а дыхание застревает в горле. День назад я бы прижалась спиной к железным прутьям и перелезла бы, спасая себя от верной смерти, но не сегодня.

Я резко разжимаю пальцы, но ничего не происходит. Ни приятной невесомости, что длиться всего несколько мгновений. Ни игл боли от удара о воду, выбивающего весь дух из меня. Ни ледяного холода, пожирающего, как изголодавшееся дикое животное, что не успевает даже прожевать плоть своей добычи. Только угнетающая тишина, своего рода тактовая пауза перед кульминацией смерти.

Ожидание.

Теплое, нежное прикосновение к талии застает меня врасплох. Руки обхватывают меня и притягивают к чужому телу. Горячее дыхание касается шеи, а затем и уха, опаляя все ледяные щиты, созданные мною. Уничтожает все шипы, вторгаясь на мою территорию. Я слишком наслаждаюсь этим, не нахожу сил противостоять незнакомцу, облеченному во тьму.

Губы касаются моего лба в мягком прикосновении. Таком нежном, что слезы жгут глаза от той любви внутри, что никак не может существовать во мне. От желания оставить это внутри себя.

Я кладу руку на его кожу и приподнимаю голову, утыкаясь в его грудь. Закрывая глаза, я даю волю боли и слезам, что тут же текут по моим холодным щекам.

– Спаси её, не меня,– отталкивая его ладонь от себя, я пытаюсь скрыть горечь в голосе. Однако парень снова тянется ко мне, – Пожалуйста,– мольба скользит по моему языку, вместе с кровью.

Грохот.

Я открываю глаза и пытаюсь вдохнуть, но выходит скверно. Словно кто-то забил горло кусками ваты. Откашливаясь от сухости во рту, судорожно протираю искусанные губы. На подушечках пальцев прослеживаются следы от крови вперемешку со слюной. По лбу текут капельки пота, а сердце не перестает причинять дискомфорт в груди.

Яркий утренний свет встречает меня, ослепляя своей радостью. Не ветер, не вода.

Я дышу. Я жива. Я на свободе.

«– Ана?».

Я осматриваюсь, замечая лишь странную тень в углу кабинета. Зрение затуманивается, рисуя мужской силуэт. Пытаясь успокоиться, я стараюсь вдохнуть в себя порцию воздуха, но терплю жалкое поражение. Руки хаотично касаются карманов пиджака. Призрачное ощущение чужого присутствия пугают меня, как и внезапное прикосновение к моим щекам. Я нервно взмахиваю руками, вскакивая с дивана, и сажусь возле чемодана, быстро скользя по молнии.

Силуэт приближается ко мне, вынуждая нервничать еще сильнее. Открыв чемодан, выбрасываю все вещи, ища заветную пластиковую баночку. Парень садится рядом совершенно невозмутимый моей вспышкой паники от его присутствия и кошмара. Я не могу четко разглядеть черты его лица, но в глубине души знаю, что они совершенны. Длинные пальцы касаются моих, и вместо того, чтобы вздрогнуть, я застываю.

Тепло от чужого прикосновения выводит меня из равновесия. Мышцы тут же расслабляются, позволяя мне упасть бедром на пол. Плечи, что всегда напряжены до предела медленно опускаются, а спина выпрямляется, но это не причиняет мне неудобство. Наоборот, я словно обретаю контроль над собой. Заставляя себя вдохнуть кислород, я слежу за тем, как легкие свободно наполняются, горло расслабляется. Скованность конечностей исчезает, как и подступившая ко мне паника.

Я не вижу его улыбку, но знаю, что уголки губ растягиваются. Он помогает мне открутить крышечку и терпеливо дожидается моего решения. С каждой секундой силуэт становится более четким, приобретая больше человеческих черт. Темный ореол вокруг головы распадается, превращаясь в темно-каштановые волосы. Пряди идеально уложены назад, позволяя сосредоточиться на постепенно растворяющей пелене, скрывающей лицо юноши.

Я закидываю две капсулы в рот и мгновенно прокусываю их. Язык жжется от горечи лекарства, отрезвляя меня от нереального ощущения безопасности, но не от галлюцинации. Ожидая подобного от меня, парень усмехается и наклоняется ближе ко мне. Я могу оттолкнуть его, насколько это возможно с игрой моего больного мозга или встать и как можно дальше отойти, избегая его, но вместо этого, остаюсь на месте и закрываю глаза. Ища внутри себя крупицы простого страха или механизмы человеческого самосохранения, я нахожу лишь хладнокровное спокойствие. Его губы, как и в том кошмаре, останавливаются на коже лба. Приоткрыв один глаз, я вижу на своей руке изящные пальцы, покрытые чей-то кровью, и замечаю, что они становятся более размытыми, чем до этого, но продолжаю ощущать его рядом с собой.

Я хватаюсь за горячую цепочку на шее, притягивая к себе кулон с острыми углами, и со всей силой сжимаю звезду, игнорируя тупую боль. Через некоторое время медленно приоткрываю глаза. Галлюцинация исчезла вместе с раздражающей головной болью. Отпуская кулон, я запихиваю вещи и закрываю чемодан с глухим грохотом пластика.

Притягивая ноги к груди, убираю влажные пряди каштановых волос и даю себе время отдышаться от странного сна. Немного поворачиваю голову, жмурюсь от яркого солнечного света.

Только рассветы и закаты встречали меня с настоящей улыбкой на лице, а не с фальшивкой наподобие вежливости. Они приходили и уходили изо дня в день, не ожидая каких-то действий с моей стороны. И совсем неважно хотела ли я этого или нет. Боюсь, что только они оставались со мной несмотря ни на что. Хотя мне всегда казалось, что кто-то ещё должен быть рядом.

Ощущение, что что-то не так, не покидает меня, как и неприятное ожидание, похожее на пружину, готовую выскочить из моей хватки.

В моей жизни не было человека, который не лгал мне. Все, кто окружал меня, искали выгоду в этом общении. Мама твердила, что это не так, но и это была очередная ложь, изменившая раз и навсегда мою реальность. Мне слишком рано пришлось столкнуться с разочарованием других и тем, что мир не такой, каким мне его долгое время рисовали.

Когда обществу стало известно о моем появлении на свет, они тут же начали строить догадки, как я выгляжу. Большинство из них желало увидеть копию отца. Девочку со светлыми волосами, поблескивающими золотом. Со светло-серыми глазами, возможно, с легким подтоном голубого оттенка, будто ясное небо немного прикрыто опечаленными тучами. Мягкой улыбкой пухлых губ и светлым тоном кожи, что легко бы сгорал на солнце. Однако я украла красоту своей матери. Карие глаза и темный оттенок волос, маленький и аккуратный курносый нос, смуглая кожа. С годами черты стали более резкими, не такими как у неё, но от этого мне намного легче.

Люди строили планы, рассчитывая на покорный характер матери, что должен был передаться мне, но и этого не произошло, что повлекло за собой неприятные последствия, как и для меня, так и для остальных.

Внешне я была копией матери и всячески пыталась быть под стать ей, но отец видел во мне кого-то другого. Того, чье имя нельзя было произносить в семье. Возможно, он и сам лгал себе, потому что был помешан на нашем роде.

У моего отца было несколько зависимостей. Его социальный статус, достигнутый кровью, потом и жизнями дорогих ему людей. Тайники, секретные проходы и сложные загадки. В свободное время он полностью посвящал себя им. А также история. Но он любил свою историю, а не ту, что противоречит его вере и предположениям. Люди, пытающиеся доказать ему истину положений всегда умирали. Либо мучительно, если правда сильно разнилась с его мнением, либо быстро, если отец был слишком занят для пыток. Для меня навсегда останется загадкой тот факт, что он смог образование в сфере истории и не повздорить со своими преподавателями.

Мама не любила говорить о нем, но иногда бывали дни, когда она делилась осколками своей души, что пронзали меня. Отец верил, что данное им имя сможет как-то изменить мою жизнь. Екатерина для близких, Катерина – для других. Босс, вероятнее всего, называл бы меня Каталиной, если бы ему было до меня дело.

Мама пошла против его воли и дала мне другое имя, но мы обе прекрасно знали, как сильно ранили меня случаи, стоило ей назвать меня его вариантом, чем она и пользовалась, когда это было необходимо.

Чистая, светлая, безупречная и непорочная3.

Ни одно из вариантов не могло бы описать меня, как бы я не старалась измениться или изменить отношение общества к моей сущности.

У отца была еще одна зависимость. Самая главная в его жизни. Причина его существования и низменных поступков, которые называли благородными. Болезненная любовь к маме. Когда-то я считала, что мы можем уйти с шахматной доски, но недооценила его безумие и её эгоизм.

У людей это принято называть любовью. Прощение ради чувств после побегов, постоянных ссор и бесконечных капризов и прихотей с его стороны. Страдания от сжигаемой внутри ревности, страха за его жизнь и беспомощность из-за законов – с её.

Они привязались друг к другу. Запретной и нездоровой любовью. Только что дала она им? Смерть и меня в качестве проклятия и самой непростительной ошибки.

Положив руку на кожаный диван, я встаю с пола, а после разминаю затекшую шею. Пальцы сильно сжимают потную кожу, чтобы снять напряжение и привести меня немного в чувство. Тело ломит от усталости, голова продолжает болеть, хоть уже не так сильно. Колени трясутся от слабости, поэтому я прижимаюсь бедром к дивану и тянусь к телефону, спрятанному между подушкой и подлокотником.

Семь утра. Подавляя жалобный стон и возрастающее раздражение, я бросаю его и протираю глаза, чтобы как-то избавиться от жуткой сонливости. Нервный час отдыха – это наказание даже для моего организма. Последний клиент едва ушел бы сам, если бы не его любезный друг, решивший забрать его и избежать скандала.

В целом, прошло все неплохо. Намного проще, чем я думала. В этом клубе спокойнее, чем в том, где я работала. Гости более спокойные, персонал дружелюбный и вежливый. Охрана выполняет свою работу, а не прячется за спиной у начальника, просматривая видео с камер в закрытых зонах, где ищут немного уединения пьяные пары, срывающиеся с себя одежду. Никаких проблем с документацией и правоохранительными органами.

Не уверена разочарована ли в этом я, но с другой стороны, это был только первый день. Трудности закаляют меня, а отдых усыпляет бдительность.

Выпрямляясь, я проверяю свой внешний вид. Пытаюсь поправить брюки, но складки не намереваются исчезнуть. Из косметички беру зеркало и смотрю на своё отражение. Стрелки стерлись, бальзам на губах испарился, будто его и не было. Тяжело вздохнув, я собираюсь с мыслями и натягиваю что-то наподобие улыбки. Пусть и очень вымученной. Поправив макияж и собрав волосы в низкий хвост, натягиваю перчатки и выхожу из кабинета, закрывая его на ключ.

Синий мрак никуда не исчезает, пока я не спускаюсь на первый этаж. Теперь вместо него мягкий белый оттенок, освещающий весь зал. Я замечаю осколки разбитого стакана под столом. Где – то лежат деньги, скорее всего мокрые из-за разлитого виски. Люди, опьяненные свободой, забывают о своих моральных правилах и законах, которым так слепо следуют, но уже на трезвую голову. На сцене валяется чье-то нижнее белье зеленого цвета. Смотря на него, пытаюсь вспомнить, было ли что-то похожее на стриптиз, но не могу ничего припомнить.

– Какая-то дамочка кинула их, вынув из кармана, по словам Хлои, – звучит бодрый голос бармена, отражающийся от стены.

Обернувшись в сторону бара, вижу его, набирающего определенную программу на кофемашине. Затем звучит протяжный писк, и кофе льется в маленькую белую кружку. Вместо запаха табака, ощущается аромат орехового напитка. Я вдыхаю аромат так глубоко в себя, пока легкие не дают понять, что они наполнены до предела этим запахом. Такой аромат принадлежал лишь одному человеку. Теперь он лишь напоминает мне о пепле прошлого и сожалении. Пустота по-прежнему находится во мне, но это не мешает мне натянуть наигранную и милую улыбку. Придерживаясь о поручни, чтобы не упасть из-за сильной слабости в теле, спускаюсь вниз и медленно подхожу к бару, делая вид, что осматриваюсь, но на самом деле пытаюсь не потерять равновесие.

– Доброе утро, – начинает разговор Дэвид, замечая меня с прикрытыми глазами. Я просто киваю ему.

– Ты и бариста?

– Да. Если просто, то Дэвид Бар, – он неловко смеётся, следя за моей реакцией, а я пытаюсь понять шутка ли это.

– Бар – это фамилия или псевдоним?

– Фамилия. С самого детства знал, кем стану, – я чуть приподнимаю брови, желая показать ему легкий намек на удивление такому совпадению,– А ты знала, кем будешь?

Кровь сходит с лица, позволяя покрыться ледяной испариной. Меня пробивает дрожь, а внутри все скручивается. Вопрос кажется совершенно невинным, но мне хочется изменить уже начало этого дня. Избежать этого.

– Нет,– как можно спокойнее и медленнее отвечаю, – В детстве я хотела стать…, – замолкаю, думая, что сказать, но решаю выбрать одно из моих детских желаний, – Наверно, хотела быть свободной от всего этого. Хотела не плыть по течению, а сама создавать его.

– А родители чего хотели от тебя? – интересуется Дэвид.

У этого парня талант находить мои проблемы и задавать вопросы, указывающие на это. Будь я в отличном настроении, похлопала бы даже.

Отец хотел быть моим кукловодом. Использовать наше родство в своих целях и как можно выгоднее выдать замуж, чтобы приобрести верных союзников. Все ради статуса, который тяжело приобрести, но легко отнять. Мама хотела угодить отцу, даже когда мы ушли от него. Они оба требовали от меня подчинения, угрожая её свободой и жизнью.

– Это неважно. Даже если они, чего-то и хотели, то этого не произошло.

– Это хорошо. Такие люди берут первые куски торта от этой жизни,– нервно усмехнувшись, пожимаю плечами, никак не ответив на это. Как-то этот кусок еще не оказался на моей тарелке.

Дженнифер сонно проводит руками по лицу и подходит к пульту. Шорты обтягивают её ягодицы, но она, очевидно, привыкла к красоте своего тела, раз носит и приталенную футболку, оголяющую её плоский живот. Бирюзовые волосы растрепаны, а металл в её носу блестит от света на сцене. Теперь я замечаю и голубые тени на глазах, и ярко-голубую помаду на пухлых губах.

– Джен, иди спать,– просит парень, но она отмахивается от него, ища что-то в своем плейлисте,– Сумасшедшая.

Мягкие нотки скрипки и пианино медленно распространяются по залу и затмевают любой вздох. Дженнифер поднимается на сцену и встает в первую позицию. Лениво оборачивается вокруг шеста, поднимаясь на носки, а затем пытается сделать арабеск.

– Я похожа на балерину?– шутит девушка, обращаясь к нам.

Боль разрезает кожу на ногах, и я сжимаю руки в кулаки, мысленно представляя укус холодного металла. Пытаюсь подавить панику внутри себя. Зрение туманится, забирая меня в место, где нет ни боли, ни чувств. Туда, где мне всегда было лучше, чем в мире полном злости и зависти.

Кто-то вновь толкает меня, и объятия безопасности пропадают, возвращая меня в покалеченное тело и разбитую душу. Трейси улыбается мне, собирая рыжие волосы в пучок.

– Ты куда-то ушла,– нотки волнений немного удивляют меня, но я не показываю этого, как и свой изучающий взгляд, требуя уголки губ подняться и изобразить глупую улыбку. Повторить ту же эмоции, которую они так любят и восхваляют.

– Не выспалась.

– Такое бывает,– она кладет бледную руку мне на плечо и чуть сжимает. Жар её тела вызывает раздражение внутри меня, но я стараюсь не реагировать на это,– Тебе бы пару дней отдохнуть, освоиться. Аманда поймет,– я киваю девушке.

– Ты права, – я поднимаюсь с барного стула, смотря на ничтожные попытки Дженнифер встать в четвертую позицию,– Неплохо выходит,– лгу я, зарабатывая признательную улыбку от неё.

Влиться в коллектив пока важнее моего плана. Не вызвать подозрения и затаиться на пару дней. Удостовериться, что никто не идет по моему следу.

Я поднимаюсь наверх, забираю чемодан и прощаюсь с работниками клуба, пытаясь скрыться как можно скорее. Девушки, словно не отработав смену, продолжают танцевать, как и Дэвид, не способный расстаться с баром.

Улицы пусты, людей будто и нет в городе, музыка не звучит. Эта часть Лос-Анджелеса видит вероятнее всего уже не первый сон, что не удивительно. Она больше наполнена ночными обитателями, чем дневными. Здесь нет школ, офисов или больниц. Магазины, клубы, бары и отели. Другими словами улицы отдыха от типичных будних дней и наслаждение от выходных и праздников, даже если календарь не говорит об их наличии.

Проходя мимо еще одного магазина, по моим расчетам десятого, я невольно останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к нему, разглядев название «PRADA». Здание черных оттенков с выдвинутой белой частью.

Посмотрев на параллельную улицу, замечаю другие магазины брендовой одежды. По карте мне следует дойти до конца этой улицы и повернуть налево, но что-то останавливает меня. Мне хочется остаться здесь и зайти в каждый бутик. Коснуться руками искусства моды и элиты. Побывать в своей мечте. Стать маленькой частичкой этой великой вселенной. Исполнить хоть на кромешный миг желания маленькой девочки, которую заковали цепями жестоких законов.

Закрыв глаза, я медленно выдыхаю, отвергая эти мысли. Чем больше, я себе позволяю, тем сложнее будет придерживаться дисциплины.

Захожу в квартал высоких зданий. В целом, это похоже на главные улицы Москвы, хотя по сравнению с Лос-Анджелесом они теперь кажутся немного беднее. Помимо домов, поблизости два торговых центра и пару мелких магазинов. Районы Западного Голливуда4 покрыты всем, что говорит о роскоши. Мне повезло оказаться на несколько минут в нем. Жить в одном из кварталов Западного Голливуда – тоже роскошь, которая будет причинять боль, обжигая мою кожу своим блеском. Я не могу почувствовать здесь спокойствие, хотя это не Южный Централ5, где преступность – образ жизни. Круг насилия тяжело искоренить, уничтожив одну его черту.

Добравшись на такси до Плейа – Виста,6 в спальный район, ищу нужный мне дом. Людей по-прежнему я не вижу, поэтому приходится рассматривать каждую табличку, содержащую информацию о номерах квартир. Зайдя в здание, задерживаю дыхание от просторного помещения одного из нескольких этажей. Дверь и стены лифта из матового стекла. Оказавшись на двенадцатом этаже, осматриваю площадку. Лишь одна железная чёрная дверь с номером "12" смотрит на меня. В углу мигает красная лампочка снимающей камеры. Звон костяшек по металлу отражается эхом по всей территории этого огромного этажа.

Дверь открывается и показывается девушка лет двадцати с копной рыжих волос, собранных в высокий хвост. Пару прядей выбились из ее прически, что делает её, может, немного моложе реального возраста.

– Алисия?

– Да, а вы Ана?– я киваю,– Проходите, – она говорит с мягкой улыбкой, которая обволакивает теплым пледом, но он тут же соскальзывает, не желая задерживаться на ком-то вроде меня.

Я переступаю порог и оглядываю помещение. Двухкомнатная квартира-студия. Просторный зал и соединенная с ним кухня. Мраморные обои и натяжной чёрный потолок с множеством светодиодов, похожих на маленькие, разбросанные в хаотичном порядке звезды. Порог является своеобразным подиумом с тремя ступеньками, внутри которых спрятаны лампочки. Пустые рамы для фотографий, стеллаж, незаполненный книгами или личными вещами. Полки, на которых стоят вазы и огромное количество новых ароматических свечей красных и белых цветов. Белый кожаный диван в центре зала, на стене телевизор. Справа в самом конце тёмная деревянная дверь, ведущая в другую комнату, в левом конце зала ещё одна дверь. За диваном виднеется кухня. Я пробегаю глазами по кухонному гарнитуру. Все сделано в стиле черного мрамора, вот только духовка и холодильник, просто черные без белых полос.

Алисия следит за мной, все время скромно убирая пряди огненных волос за уши.

– Там ещё спальня и ванная,– застенчиво произносит она, пытаясь вызвать мой интерес.

Иду за ней, очарованная квартирой, хотя и пытаюсь скрыть это. Левая дверь открывается, и я рассматриваю ванную комнату. Черный кафель, круглое зеркало с двумя полочками.

Девушка ведет меня в противоположную сторону, дверь снова открывается, демонстрируя мне просторную спальню. Односпальная кровать у стены с небольшим деревянным изголовьем. Черный шкаф с раздвижной дверью. Окно находится справа, напротив шкафа, что открывает вид на гудящий город.

– Ну как?

– Она прекрасна,– честно отвечаю я.

– Хорошо,– дрожащий выдох привлекает мое внимание, но я быстро отвожу взгляд, чтобы не быть пойманной, – Я рада, что она нашла нового владельца. Я купила эту квартиру для новой жизни, но мой брат забирает меня в другой город,– неловко подбирает слова,– Может быть, ты найдёшь в нем счастье?

Для девочки, которую растили в богатстве, эта квартира – слишком мала, а для той, что выживала на улице – настоящий замок. Золотая середина.

То, что мне по душе.

Глава 3.

Карма.

«После создания мафии, многие преступники примкнули в ряды посвященных. Однако не все понимали, что значит быть преданным Семье. Только единицы после исповеди сумели освободиться от цепей Серебряного мира, а те, кто захотел покинуть – Золотой? Их ждала мучительная смерть от рук верных Дону карателей. Рано или поздно они придут за ней. Осознавая весь риск, готова ли ты забрать работу своего собрата, маленькая Карма?»

14 февраля, 2018

Из личной переписки Т. Герры и Мими

Подняв решетку, проползаю через дыру в ограждении и оглядываюсь по сторонам. Вроде бы спокойно, если это возможно в таком районе. Выйдя из своего укрытия, широкими шагами иду по асфальтированной дороге, стряхивая грязь и пыль с ладоней. Фонари либо давно не подпитывают энергией, либо кто-то лишил их этой возможности, но приближающаяся тьма нисколько не пугает меня. Закат медленно ускользает за горизонт, пытаясь ухватиться за что-то.

В полуразрушенных домах с разрисованными граффити стенами горит свет и идет дым. Несколько парней в потрепанной одежде смотрят на меня из разбитых окон. Я широко ухмыляюсь им и бодро машу рукой, словно мы близкие друзья. Один из них указывает на меня, что-то говоря товарищам, и они соглашаются с ними кивками, но подойти ко мне у них не хватает либо сил, либо храбрости. Я оставляю их позади, продолжая спокойно прогуливаться по дороге окраины Южного Централа.

Когда солнце заходит, позволяя еще неокрепшей луне немного осветить падшую землю и её обитателей, я замедляю шаг, наслаждаясь атмосферой опасности. Слышатся крики и веселый смех банд где-то поблизости. Стоны и рев мотора.

В любом кусочке мира найдется эта темная сторона. Мир преступности. Мир, от которого бегут невинные и адекватные люди, способные выжить, нагибаясь под другими, вроде членов мафии. Те в свою очередь видят в бандитах – легкую помощь в своих планах. Они привыкли манипулировать проблемами сломавшихся от бездействия правительства существ. Они родились с ложью на устах и золотом в руках. И продолжают верить, что это золото нельзя забрать, а ложь – стереть ядом.

Я останавливаюсь, замечая парня сидящего на тротуаре, поджигающего что-то в руках. Подкрадываясь к нему, смотрю на свернутый в бумагу табак, который никак не поддается огню. Я протягиваю ему свою зажигалку, и он выхватывает её, даже не посмотрев на меня. Яркое пламя прыгает на бумагу, и парень резко притягивает самокрутку ко рту, вдыхая слишком много. Тяжелый кашель сотрясает его хрупкое тело, а рука трясется, передавая мне зажигалку. Я поджигаю свою влажную от дождя сигарету и выпускаю мутный дым в небо, наблюдая за завитками линий.

Парень вновь делает затяжку, призывающую кашель, но он упорно наслаждается этой пыткой.

– Тише,– шепчу я, садясь на корточки рядом с ним,– Вот так,– я показываю пример, мягко втягиваю дым и выпускаю горячее облачко в лицо.

Он отшатывается, задыхаясь и своей порцией, и моей. Тихий смешок покидает мое тело.

– Местный? – интересуюсь я, слабо видя его неуверенный кивок,– Не знаешь, где найти Рафида? Смуглый такой,– я машу перед своим лицом,– На араба чем-то похож.

– Может, и знаю,– грубо бросает он, но я не вздрагиваю, улыбаясь его неудачной попытки напугать меня,– Зачем тебе он?

– Товар передать.

Я достаю пакетик из кармана, сжимая его между указательным и средним пальцами, и показываю парню. Его зубы начинают стучать, словно от холода. Покрытые грязью пальцы тянуться к пакетику, но я быстро кидаю его на землю и хватаю парня за нос, сильно сжимая его хрящ. Он вскрикивает, пытаясь сжать мое запястье, из-за чего я давлю сильнее, требуя подчинения.

– Знаешь, что такое манеры?– наклоняюсь к нему,– Нет? Когда люди помогают, их благодарят,– медленно говорю я, чтобы до него дошло, – Когда у них что-то спрашивают, они отвечают, не ища для себя какую-то выгоду, – я прижимаю сигарету к его щеке, любуясь, как прах остается на грязной коже, что через пару секунд покраснеет.

– Больно!– кричит он, пытаясь то ли оглушить меня, то ли привлечь чужое внимание.

– Где Рафид? – я сжимаю его хрящ сильнее, и он тяжело вздыхает через рот.

– Дом с красной крышей. Там стена с граффити,– он указывает на дорогу, и я замечаю вдалеке красную крышу, освещенную чем-то.

Отпустив его, встаю с колен и бросаю окурок на землю, придавливая его ногой. Парень сжимает покрасневший нос, но вновь тянется к порошку.

– Эй,– зову я его,– Третий урок. Чужое брать – нельзя,– и со всей силы бью его ногой по лицу.

Его тело падает на траву, а из носа течет темная кровь. Я подбираю пакетик с перемолотым анальгетиком и ссыпаю все ему на лицо. Если найдут – посчитают, что он просто вырубился. С такими редко разбираются.

Я перешагиваю через него и продолжаю свой путь, на этот раз имея четкие координаты, если они верны. Через пару минут встаю перед полуразваленным домом с красной крышей. Точнее, она серая, но просто покрашена красной краской, а тот свет – это небольшие лампочки, прикрепленные к столбу рядом. Я прохожу во двор, замечая изрисованную цементную стену. Мужчина, скрывающий свое лицо за капюшоном, обводит буквы струей из черного баллончика, предварительно хорошенько взболтнув его.

Я наклоняю голову, пытаясь прочитать надпись, под девушкой с красной короной на голове, но не выходит.

– А я говорила, что у тебя талант,– мужчина бросает металлический баллончик в меня, но я успеваю отвернуться,– А вот с самообороной также туго.

– Кто ты?– тяжелый голос обволакивает меня прохладой вражды.

– Я могу и обидеться, – театрально надуваю губы.

Рафид сбрасывает со своей головы капюшон, всматриваясь в мое лицо. Он все такой же. Широкие плечи, высокий рост, темные волосы цвета смолы и темно-ореховые глаза, в которых мне всегда казалось, чего-то не хватает. Однако теперь с левой брови до щеки идет красный шрам, делая его вид еще более беспощадным.

Мужчина сначала тяжело вздыхает, бросая взгляд на свой рисунок, а после подходит ко мне, касаясь руками талии. Пытаясь закрыть свое творение, прижимает к себе и наклоняется. Я упираюсь указательным пальцем к его рту, предотвращая его попытку меня поцеловать, и провожу им по разбитой губе, размазывая кровь по подбородку.

Затем поднимаю палец и поглаживаю новый шрам. Его массивная рука берет мою маленькую, по сравнению с его, но не сдавливает, хотя ему стоило бы давно это сделать.

– Как ты здесь оказалась? У тебя еще два года, – он притягивает меня ближе, вдыхая аромат моих волос.

– Ты же знаешь, хороших девочек поощряют, плохих наказывают. Вышла по УДО пару месяцев назад. Также я не упустила возможность наступить ей на пятки,– я чуть отодвигаюсь и кладу руки на его грудь,– Это доставляет мне невероятное наслаждение, видя, как она трясется за свою никчемную жизнь,– пальцами я поддеваю его цепочку с кольцами и притягиваю к себе.

– Ты её поймала?– удивленно спрашивает он.

Я закатываю глаза и отпускаю его, хлопнув по телу.

– Весь настрой сбил,– бью по рукам на своей талии и отхожу на пару шагов, желая увидеть рисунки на стене.

Девушка с острыми и расправленными плечами и короткими белыми волосами изображена в пол-оборота. Пухлые губы окрашены в тот же красный, что и полоса на её голубых глазах. Колючая проволока сковывает её тонкие руки, как и шею, вероятнее всего мешая дышать.

– Необязательно было это делать,– говорю я, смотря на свой портрет, однако он изображен меньше, чем другой. Не так искусно.

У другой девушки синие длинные волосы, выразительные глаза и маленький нос. Она выше и пышнее меня. На груди весит подвеска с красными камнями. На голове красная корона, однако, несколько капель стекло на её изящные локоны, делая полоски фиолетовыми.

Очевидно, это произошло случайно, но я вижу здесь другой смысл. Разукрасить тело в цвет её бордовой крови и создать на этих волосах – фиолетовый. Цвет власти. Забрать корону. Получить могущество через такую идеальную жертву.

– Но из-за Романовой ты попала в тюрьму,– грозно отвечает он, и я резко оборачиваюсь, ощущая, как он пытается отвести меня от стены.

– Романова – это мое дело,– я дергаю за его цепочку,– Ты не лезешь.

Он вновь берет мои руки и целует их, слишком зависимый от тепла моего тела. Зависимый от меня. Но сейчас это выглядит наигранным. На какое-то время я позволю этому не быть замеченным мной.

– Не злись, я знаю, почему ты это делаешь, и дал тебе обещание, что не стану рисковать собой, чтобы поймать её.

Он вновь пытается меня притянуть, но я не разрешаю, потому что если дам себе раствориться в этом, то все здравые мысли быстро покинут меня.

– Я думала, что мы покончили со всем этим. Где мой обещанный особняк?

– Я работаю над этим вопросом,– кивнув ему, оборачиваюсь к двери и иду к ней,– Мими, – отмахнувшись от него, захожу в заброшенный дом.

Стены покрыты краской, пытаясь придать дому какой-нибудь прилежный вид. Большая часть дома, хоть и чиста, лишена мусора и грязи, но слишком пуста. Лишь в похожей на гостиную комнате стоит маленький деревянный столик и продавленный серый диван. Я, сдерживая гнев, царапаю запястья и падаю на него. Мебель даже не пытается вытолкнуть меня, принимая власть моего положения на себе.

Рафид падает на колени рядом со мной и прижимается головой к моим рукам. Я скрещиваю их на груди, игнорируя его присутствие.

– Прости меня,– он гладит рукой мое бедро через черные штаны,– Я пытаюсь сделать все, чтобы добиться правосудия. Но, милая, все зависит не от меня.

– Зависит не от тебя? – я беру его волосы и натягиваю их, чтобы он посмотрел на меня,– От кого же зависит твоя жизнь, Рафид? От девушки, которую ты изобразил на стене?

Вместо раскаяния, он начинает улыбаться, игнорируя мой захват.

– Мне нравится, когда ты ревнуешь,– он ластиться к моей ноге, и я отпускаю его, откидывая голову с разочарованным выдохом.

Его руки гладят мои ноги, медленно подбираюсь к животу. Губы касаются голой полоски кожи между поясом штанов и рваного топа. Мужчина приподнимается, пытаясь поцеловать мое плечо, но я кладу руку на его шею, чуть сдавливая.

– Я не чертова игрушка,– серьезно произношу,– Если ты думаешь, что можешь кормить меня обещаниями и ничего не делать, то ты ошибаешься,– мое шипение подобно змее,– В этом мире нет ничего, чтобы не заменило меня или тебя. Моя любовь испариться также быстро, как и твоя жизнь, если я узнаю, что ты водишь меня за нос,– чуть наклонившись к нему, целую его шрам, – Найдется человек сильнее тебя,– его рычание вызывает у меня улыбку, и я отодвигаюсь, отпустив его,– Кто тебя царапнул?

Мужчина опускает голову, не желая показывать мне свое новое украшение.

– Один из элиты.

Понимая, что он чувствует себя раненый таким унижением, я протягиваю руку и поднимаю его голову. Рафид пытается найти хоть блеск отвращения во мне, но это пустые действия. Я вновь провожу пальцем по шраму, наслаждаясь выпуклостью красной кожи.

– Он прекрасен,– с придыханием произношу я,– Ровный и точный порез,– сдерживаю себя от того, что провести по нему пальцем еще раз. Маниакальные действия,– Шрамы всегда красят мужчину,– я провожу языком по нему, наслаждаясь мыслями о его боли, когда он его получил и контроле того, кто нанес его,– Так, кто из элиты?

– Алекс Рой, приближенный к мэру Л.А.

– Знакомая фамилия,– я поднимаю одну ногу, раскидывая руки по сторонам.

– Не интересуйся им,– упорно избегает моей ловушки Рафид, вставая с колен,– Как давно ты в городе? Где ты остановилась? Почему не позвонила?– переводит тему.

Алекс Рой. Кто ты такой?

– Пару дней назад, живу пока у одного друга, помнишь…, – я внимательно слежу за ним,– рассказывала об Иване? Он тоже основался здесь, с Марией.

Мужчина выходит из комнаты, а после приносит две бутылки с темным содержимым. Открывает ножом и протягивает мне. По запаху напоминает эль. Я делаю глоток, прижимая теплую бутылку к щеке.

– Ты могла бы переехать…

– Куда? – прерываю его я,– Сюда? – смешок вырывается из моего рта, – Чтобы собирать дождевую воду, тусить с местными бандами и трахаться на продавленном диване? Найди себе шлюху или примани травкой местную наркоманку,– я делаю еще один глоток,– В тюрьме условия лучше, чем тут.

– Я тебе обещал…

– И где? – ставлю бутылку на стол, немного проливая её содержимое на треснутую древесину, – Меня не было два года. За это время ты мог вернуть себе титул в Египте, Фарез,– специально использую его фамилию, чтобы надавить на глубокие шрамы внутри него,– Ты мог уже отобрать трон у своего брата. Или мог возглавить местную банду с помощью Мауро и управлять городом, как сделал это в России.

– Это другая страна, Мими,– перечит он,– Ты сравниваешь Адевск с Лос-Анджелесом, где уже есть своя элита, которая не позволяет приблизиться к себе,– мужчина показывает на свой шрам,– Если бы я мог хотя бы одного устранить, я бы уже подарил тебе половину миру.

Обещания. Пустые слова.

Золото, миллионы и счастливая жизнь. Иногда мне кажется, что он привык к этому. Позволил власти своего брата подавить свою силу, которую еще проявлял несколько лет назад, когда мы только встретились. Тот Рафид не стал бы жить в таком доме. Не стал бы сидеть ровно, дожидаясь подарка от судьбы за свое терпение. И уж тем более сдаваться при первом же проигрыше. Эти два года сильно изменили его. Сделали слабее и уязвимее.

Или…

– Ты сказал, что не зависит от тебя. Ты на кого-то работаешь?

– Харрис. Тоже считается местной элитой. Я жду, когда он позволит мне подобраться к Рою, а потом он поможет связаться с Диланом Оскалом.

– Чего ты накинулся на этого Роя?

– Не интересуйся,– напоминает он, и я качаю головой,– Я серьезно, Мими. Тебе не стоит забивать голову им.

Я пихаю его ногой в плечо, пытаясь вызвать улыбку, но он слишком занят своими мыслями.

– Ладно,– соглашаюсь я,– Мне все равно нужен Оскал-младший,– он поворачивается ко мне, ожидая продолжения,– Романова у него. Я уверена.

– И как ты подберешься к ней через него?

– Пока не решила,– я вновь беру свою бутылку, подавляя желание вылить её содержимое и завершить все это, оставляя свой почерк в этом забытом Богом месте. Репрессировать.

Рафид ставит наши бутылки на самый дальний край стола, и садиться рядом со мной, чуть наклоняясь.

– Знаешь, Адевск не был бы моим, если бы не ты,– его губы касаются обнаженного плеча,– Вместе мы отличная команда,– он снимает свою кофту и бросает её на пол, прижимаясь потным телом ко мне.

– Короче,– требую я, наблюдая за его попытками соблазнить меня.

– Если мы поможем Харрису, легко подберемся к Оскалу. Без тебя я вряд ли справлюсь с его детьми,– он снимает лямку моего топа, покрывая плечо влажными поцелуями, затем дергает меня вниз и нависает, почти касаясь губами моих.

– Что нужно сделать?

– Как всегда. Посеять хаос,– безумная улыбка расплывается по моему лицу.

– Я в деле,– отталкивая его, забираюсь сверху, припадая губами к его шее, и сильно кусаю тонкую кожу, оставляя свой след.

Глава 4.

Анастасия.

«Судя по словам Земана, Серебро копирует нас во всем. Белая роза – символ Девы Марии, а именно её чистоты и невинности. Чаще всего такое тату бьют себе матери и жены. Если же на белой розе шипы – то это вдовы, жаждущие мести, но справедливой. Красные розы символизирует пролитую Христом кровь за грехи людей. Такую – можно встретить уже у солдат, как женщин, так и мужчин. Якобы они пострадали за наши действия и пролили кровь. Реже встречается красная роза с шипами. Чаще всего её бьют тем, кто поклялся отомстить за страдания близких. Своего рода обещание распять виновного. Причина, по которой мы никогда не встречали носителя такой татуировки, заключается в том, что они уходят из жизни после вендетты. За всю информацию Земан попросил оставить в живых его сына и жену, но лишить его потомков прав на Чехию. Решать вам, но я бы убил всех членов его семьи, чтобы в будущем не пришлось столкнуться с подобным. Тем более его жена, как член Серебра, явно не будет учить мальчишку почитать нас. Она просто взрастить еще один сорняк»

22 августа, 2005

Из личной переписки Фаби Руссо и Михаила Романова

Ветер ласково стирает с висков капельки пота. Горячие щеки постепенно замерзают от прохлады воздуха. Сердце приходит в норму, отчего его удары становятся все менее заметными в груди. Замедляется почти до полной остановки и вновь восстанавливает ритм. Выдохнув, поглаживаю железо моста и внимательно смотрю на спокойную речную гладь.

Тихо, безмятежно и так маняще.

Тело покрывается мурашками от воспоминания. Как сильно руки сжимали поручни, пока я переходила на другую сторону. Как скользили ноги по каменной дороге, стоя перед водой. Как болела душа, требующая очищения и умиротворения.

Тогда я верила, что вода, поглотившая меня, сотрет все, словно Лета, река забвения, стоило хотя бы моей коже соприкоснуться с ней.

Только в этот раз расстояние намного больше, воды меньше. Больше шанса разбиться, сломать себе голову и проститься с жизнью без ожидания тяжелой и насильственной смерти, которую мне продумывают они.

Капля воды бьет мне по губам, и я устремляю свой взгляд на небо. Темные тучи, затянувшие небо еще несколько часов назад, выглядят еще более раздосадованными моими мыслями. Внезапный гром только подтверждает это. Хотя в тот раз погода была тоже не из благоприятных. Почти убийственная.

Вместо одного десятка капель на меня обрушаются несколько сотен, и я покорно отпускаю железо поручня, отворачиваясь от реки. Люди рядом со мной, вскрикивают и пытаются спастись хоть чем-нибудь от беспощадной погоды. Кто-то поднимает свои кожаные портфели и стремительно бежит, желая найти укрытие. Мать и отец снимают свои кофты, и натягивают их над головами своих детей. Те в свою очередь благодарно на них смотрят и, смеясь, высовывают руки из созданной любящими родителями крыши. Парочка, что фотографировала закат, теперь прижимается друг к другу, прикрыв головы руками. Их счастливые улыбки только сильнее злят дождь, капли падают намного яростнее, застилая зрение. Женские и детские крики сливаются в один.

Я прижимаюсь спиной к поручням, позволяя парочке пробежать мимо меня и прогибаюсь, наслаждаясь прикосновением холода к моей коже и гневом воды.

Мне не нужно бежать, потому что я нахожу такую погоду – одним из самых комфортных собеседников. Скромный, немногословный и уважающий твои границы. Вскоре я не вижу ни одного человека поблизости. Я одна, впрочем, как и всегда. Одинока и в душе, и в жизни. Ткань неприятно прижимается к охолодевшему телу. Я прижимаю руки к лицу, стираю лишнюю влагу, но не могу сдвинуться с места.

Всего одно движение, просто подпрыгнуть и слететь с моста. Несчастный случай, который впишется в историю. Очередная статистика, повышение процента самоубийств, но никто ничего не предпримет. Могут повесить табличку с номером, как это сделали на Золотом мосту, но это почти не как не поможет. Еще одна статья, еще одна работа и еще одна свежая могила на кладбище.

Внезапно дождь прекращается, хотя я отчетливо слышу его удары вокруг меня. Я резко выпрямляюсь и замечаю над собой черный зонт. Медленно опустив взгляд, прикрываю глаза, чтобы избавиться от капель на веках.

Темно-синий и сухой костюм. Белая рубашка с выглаженным воротником. Рука расслабленно сжимает ручку зонта, но при этом достаточно крепко, чтобы зонт не сдвинулся от порывов ветра. Верхние пуговицы застегнуты, кроме первой, что открывает вид на смуглую кожу. Когда я добираюсь до лица, то чувствую, как мои брови хмурятся, дыхание становится более тяжелым.

Непринужденный вид, словно злобная погода нисколько его не беспокоит, как и мое нахождение под дождем в одиночестве. Он выглядит так, будто все находится под его тщательным контролем. Темные волосы идеально уложены, из-за чего хочется провести по ним рукой и испортить этот облик.

Он – олицетворение гармонии, которую мне хочется разрушить.

В первый раз я была слишком занята своими мыслями, чтобы это понять. К тому же, я рассчитывала, что это наша последняя встреча, которая вскоре сотрется из его воспоминаний. Но вот он вновь передо мной. Снова помогает, на этот раз, укрывая от ледяного дождя. Будто защищает меня от неприятностей.

Наконец-то его равнодушное выражение лица ломается от слабой улыбки. Это одновременно раздражает и удовлетворяет.

– Судьба вас очень любит,– его бархатный голос проходит по моей коже, приглаживая шипы моего характера.

Я продолжаю молчать, никак не отвечая на его сарказм. Мало того, что он решил подойти и помочь незнакомой девушке, узнал меня, так еще и запомнил мои слова, хотя они должны были исчезнуть в тот же момент, как только я ушла от него.

Мужчина приподнимает зонт, ожидая, что я его возьму, но мое тело застывает. Почему мы должны были вновь встретиться? Судьба сталкивает людей не просто так. Даже случайные встречи намекают на что-то. Повторяющийся, не пройденный урок. Но вот третий раз…

Я склоняю голову, изучая лучше его внешность. Почему он вновь помогает? Почему я снова должна принять это?

Незнакомец наклоняется ко мне, но я слишком зациклена на значении этой встречи, что позволяю ему прикоснуться к моей руке и вложить в неё ручку зонта. Его тепло обжигает меня, обволакивая чем-то странным. Тяжелым, опасным и крайне притягательным. Мурашки бегут по телу, немного сотрясая его, однако он делает вид, что не замечает этого.

Я прикусываю язык, чтобы привести себя в сознание и перестать прислушиваться к своим ощущениям. Глубокий анализ затянет меня в пучину тьмы, из которой есть только один выход. Такой же неприятный, как и воспламенившаяся во мне эмоция.

Капли дождя впитываются в ткань его дорогого костюма, превращая темно-синий в черный цвет.

– Я не верну его,– холодно говорю я, желая, чтобы он уже исчез и избавил меня от этого странного чувства.

– Потому что…?– от этого внезапного вопроса, я хмурюсь сильнее, не понимая его. Другой бы на его месте просто пожал плечами и давно ушел, хотя даже не остановился передо мной и не попытался помочь.

– Сомневаюсь, что мы с вами еще когда-нибудь встретимся,– я протягиваю ручку, отодвигая зонт от себя. Теперь вода вновь прикасается ко мне.

Он делает шаг ко мне, и я пытаюсь избежать сближения. Спина врезается в холодный металл поручня. Прогибаюсь, чтобы увеличить расстояние. Моя грудь приподнимается от быстрого дыхания, но он игнорирует это, всматриваясь в мое лицо, как и в тот раз. Заряженный воздух пронзает мое тело, заставляя вздрогнуть от интенсивности его взгляда. Маниакального, небезопасного. Обещающего мне еще больше проблем, если я позволю себе раствориться в этом. Утонуть в нем.

Но мужчина сохраняет достаточную дистанцию, чтобы я не подумала ступить туда, где меня ждет грань между моральными установками и грехами.

– Никогда не говорите никогда, даже если уверены в этом,– я резко вздыхаю через нос, наполняя свои легкие цитрусовым ароматом и прохладой погоды.

– Мне достаточно перепрыгнуть через мост, чтобы доказать обратно. Вам – просто выйти на дорогу, ведь водитель вряд ли успеет остановить автомобиль.

Что-то меняется в его взгляде. Попытки найти что-то во мне, становятся похожи на нездоровый интерес. Любопытство, которое не было удовлетворено много лет, превращаясь во что-то психологически нестабильное. В одержимое, зависимое. Он кладет руки по обе стороны от меня, закрывая от всего мира, делая себя центром моего внимания. Я чуть приподнимаю голову и вскидываю бровь от его действий, но он делает вид, что не замечает этого.

– Вам бы этого хотелось?– тихо спрашивает он, и я слежу за тем, как его губы двигаются при этих словах, а после вновь смотрю в глаза.

– Вашей или моей смерти?

– Без разницы,– он, не моргая, ожидает моего ответа, будто от этого будет зависеть наше будущее.

– Смерть неизбежна. Нельзя обмануть или изменить свою судьбу.

– Значит, смириться и плыть по течению? Даже если все идет к черту?

– Ваше будущее зависит от ваших поступков. Только вы можете винить себя в том, что происходит в вашем настоящем,– я и сама не полностью доверяю своим словам.

Жизнь, как и смерть абсолютна непредсказуема. Нельзя сказать, что все несчастья даны только в качестве наказания. Сталь закаливается после тяжелого процесса встреч с огнем и холодом. Ровным счетом, также и с человеком.

– Посеешь ветер, пожнешь бурю?– мужчина наклоняется ближе к моему лицу, внимательно следя, как капля дождя скатывается по моей щеке,– Выходит, что это не последний раз? Ведь теперь вы должны оказать мне помощь дважды.

Он отталкивается и покидает укрытие, которое отдал мне. Дождь мгновенно смачивает его одежду, желая заполнить любое пространство сухой ткани, отпечататься на его теле.

– До скорой встречи,– он кивает мне и скрывается за потоками яростной воды, оставляя меня один на один со своими демонами.

***

Я поднимаю голову из воды, стирая белоснежную пену с волос, и набираю как можно больше воздуха в легкие. Тело дрожит от страха, но злость, подобно раскаленному маслу причиняет намного больше боли. Я кладу дрожащую руку на ванну и приваливаюсь лбом к ней, чтобы успокоить свое тело от внезапной попытки справиться с этим необоснованным страхом.

Я не помню, чтобы со мной происходили несчастные случаи в воде, которые теперь вызывают такую реакцию. Даже мысль о самоубийстве так сильно не пугала меня, как последствия этого решения.

Прошло всего десять секунд. Мое тело начало трястись и требовать избавиться от этого триггера. Но даже эти десять секунд стоят мне выдержки и необъяснимой силы воли. Провожу рукой по пене, погружаясь в воду. В ней нет чего-то пугающего. Так по какой причине я так безумно боюсь воды?

Вибрация телефона привлекает мое внимание. Я устало тянусь к нему и принимаю вызов от Аманды, оставляя мокрый след на экране.

– Что-то случилось? – прошло всего несколько часов после нашего разговора.

– Я помню, что ты сказала, что решила все свои дела с переездом и готова к работе уже завтра, но не могла бы ты прийти сегодня?– она пытается перекрикнуть громкую музыку клуба.

– Сегодня? – моя социальная батарейка еще не до конца восстановлена. Мне нужно больше времени, чтобы победить опустошение внутри себя для роли, которую я заготовила,– Сегодня что-то важное?

– Нет!– слишком быстро отвечает она громко, из-за чего я морщусь.

Сказать четкое «нет», сбросить вызов и проспать около восемнадцати часов, и надеется, что этого будет достаточно для прихода в норму. Раньше справляться с этим получалось лучше, но сейчас, когда я на прицеле у каждого в клубе, будет труднее. Но отказываться от неё и её связей невыносимо, поэтому я предпочту ходить с мишенью на спине.

– Просто,– продолжает девушка, зайдя в более тихое место,– У тебя появилась невероятная возможность познакомиться с мистером Роем,– я жду чего-то более ценного, но Аманда замолкает, разрушая и эту крошечную надежду,– Ты придешь?

– Я должна прийти только ради знакомства с владельцем?

– Можешь,– моментально поправляет она слишком тихим и разочарованным голосом.

Нормальный человек вероятнее всего будет полон энтузиазма поскорее познакомиться со своим начальством и сделать так, чтобы первое впечатление было превосходным.

Может, бросить все это? Кто сказал, что мой план сработает? Каждая деталь продумана и не подведет меня к обрыву? Не проще ли просто закончить все это и избавиться от всех людей? Лечь наконец-то в холодную землю и погрузиться в блаженное спокойствие?

Я поднимаюсь из ванны, позволяя пене и воде течь по мне на кафель, делая его чрезвычайно скользким. Одно резкое движение, и Смерть заберет меня в свой мир покоя.

– Я…,– касаюсь шеи, пытаясь унять неприятную боль в горле.

Черные чернила на моей руке бросаются на глаза, и я задерживаю дыхания от воспоминания. Как иголка проникала под кожу, а мужской голос пытался успокоить меня, хотя я почти ничего не чувствовала.

Он верил, что я смогу создать условия для счастливой жизни. Он надеялся, что я вылезу из этой проклятой паутины насилия. Он был единственным, кто увидел во мне не дочь своих родителей, а кого-то более нормального и простого. Обычного человека со своими решаемыми проблемами. Кого-то достойного любви и радости.

– Ана, ты оборвалась. Так ты придешь?

– Уже собираюсь,– не дожидаясь её радости, сбрасываю вызов.

Упираясь руками в раковину, я опускаю голову, прикрывая глаза. Тело протестует, но я должна быть сильнее, чем мои желания и тяга к ним.

Взяв в руки баночки с таблетками, кладу одну и запиваю водой. Задумчиво разглядываю потертый шрифт ручки на бумажном скотче.

« – Если в нем хоть немного героина…,– глаза парня расширяются в неверии моей угрозы, и он поднимает мозолистые руки вверх в знак капитуляции.

– Тише, мать Тереза. Проверенный препарат для разжижения крови. Моя бабушка его принимала, – медленно опускает руку к глазу и оттягивает грязными пальцами веко, показывая мне лопнувшие капилляры,– Ты мне глаза подарила. Стал бы я так благодарить тебя?– он ухмыляется мне, демонстрируя прогнившие зубы, но я не морщусь, как раньше. Достаточно прошло времени, чтобы я привыкла к подобным людям, влилась в их коллектив.

Парень достает из кармана еще одну баночку и протягивает мне, оставляя свои отпечатки на бумажном скотче, размазывая гелевую ручку на нем. Я забираю её и пытаюсь найти этикетку, но её нет.

– Что это? – я бросаю изучающий взгляд на него, из-за чего он начинает нервничать и панически царапать ногтями кожицу на большом пальце.

– Мы называем его адреналин. Лучше литра кофе,– мужская рука начинает дрожать, а дыхание становится прерывистым.

– Что в составе? – я игнорирую мысли о побеге и попытке найти укрытие, если у него начнется припадок.

Парень протягивает руку, пытаясь положить её мне на плечо, но почти касается груди и сразу отдергивает её, смотря на меня с сожалением.

– Успокойся. Я бы не стал давать тебе дрянь на пробу. Ты ведь знаешь, где меня найти,– приступ кашля заставляет его согнуться пополам.

– Хорошо, что ты об этом осведомлен.

Он продолжает кашлять, но находит силы мне судорожно помахать на прощание бледной рукой».

Вытащив одну таблетки, внимательно смотрю на неё. Дэн бы не стал рисковать своей жизнью, продавая мне наркотики. Я много лет брала у него лекарства, и все было хорошо. Взвесив все за и против, кладу её под язык и пытаюсь выбросить из головы беспорядочные мысли.

Заставляю себя улыбнуться, и внимательно изучаю все детали в моем лице. Все идеально, не считая пустого взгляда карих глаза, раскрывающих все, что у меня внутри.

– Добрый вечер, меня зовут Анастасия Румынская. Мне приятно познакомиться с вами, мистер Рой и мисс Харрис,– приторно добрым голосом говорю я, следя за тем, чтобы моя улыбка соответствовала голосу. Руки расслаблены, но плечи сильно напряжены. Опустив их, пробую еще раз,– Мне очень приятно… Нет, это ужасно,– я разочарованно стону и бьюсь головой о стекло.

Я никогда не думала, что у меня будет столько проблем с игрой в прилежную и вежливую девушку. Всему виной – мой разум, не пытающийся заполнить меня светлыми мыслями. Мозг, который слишком много размышляет над чужими поступками и дает мне повод усомниться в собственных силах.

Перед глазами снова возникает труп мужчины в переулке и символ Кармы. Она – всегда будет загадкой для них, но не для меня.

Мафия, которую назвали Золотым миром, погубила не одну семью мирных людей. Использовала гражданских для своих целей и травмировала тысячу невинных, но лишь десяток выживших нашли в себе силы отомстить за это. Серебряный мир рано или поздно должен был породить хотя бы одного человека, который попытается уничтожить этот преступный мир.

Я медленно отхожу от зеркала, чуть горбясь. Делаю частые и короткие шаги. Чем больше я изменю в себе, тем больше люди поверят в то, что я пытаюсь им показать. Бедную, запуганную девушку, немного неуклюжую, но вызывающее доверие.

Надеваю её синий брючный костюм и застегиваю его на все пуговицы, стараясь игнорировать, как мое тело противиться этой одежде. Случайно натягиваю на правую руку левую перчатку и борюсь с желанием выбросить несчастную ткань, упасть на диван в поисках отдыха. Выхожу из дома, избегая коврика, под которым спрятано устройство, сигнализирующее о внезапном госте, если на него наступить или что-то положить, и закрываю на доступные с этой стороны два замка. Провожу рукой по железу, стирая пыль и грязь с петель. Дверь была установлена не так давно, как и камера.

Я спускаюсь на лифте на первый этаж, все еще приглаживая пыль на своих перчатках. Зеркало показывает мне мою истинную улыбку. Слабую, вызывающую больше страха, чем доверия. Ту, что всегда была на лице у отца, когда он приказывал убивать невинных людей. Я замечаю и другие детали, не присущие ей. Ровная спина, расправленные плечи, поднятая голова, расслабленные руки. Отвернувшись от зеркала, снова горблюсь, хотя все внутри меня протестует.

Фонари освещают дорогу, но солнце до сих пор светит в небе, разогревая верхушки небоскребов. Лёгкий ветер нежен и мил в такое время суток, позволяя окунуться в его симпатию ко мне. Свобода порхает передо мной как бабочка, стараясь не улететь слишком быстро, позволяет рассмотреть ее как следует, но не завладеть.

Люди проходят мимо меня, не замечая, и говорят со своими спутниками о жизни. Кто-то ругает местную власть, но затихает, смотря по сторонам. Кто-то рассказывает о сегодняшней ночи и планах о ней, предвкушая эту райскую встречу.

Такси останавливается на нужной улице, и я смотрю на огромную очередь в клуб. Внезапно вспоминаю, что сегодня пятница, и это говорит о большом количестве людей и снаружи, и внутри. Мои ноги ведут меня назад, позволяя уйти. Тревога внутри бьет по мне, а тело покалывает от чужого взгляда. Я быстро нахожу наблюдающего и успокаиваюсь. Патрик подзывает меня рукой, наивно улыбаясь. Я подхожу к входу, чувствуя раздраженные взгляды людей, ожидающих свою очередь.

– Парни, – спокойно приветствую я, скрывая усталость.

– Ана, – синхронно кивают они и впускают внутрь.

Первое на что я обращаю внимание – это несколько открытых и уже полных комнат в VIP-зоне. Мне сказали, что их открывают лишь для очень важных людей и увидеть зону в рабочем состоянии редко удается.

Следующее – это люди у сцены, загипнотизированные танцами. Не могу их осуждать, в стриптизе есть что-то магически затягивающее, но это никогда не было моим танцем, по словам Адель.

Я замечаю парочку, что любовно касаются друг друга и внимание других – их нисколько не волнует. Они поглощены страстью.

Перед глазами появляется мужчина с темными глазами, и я зажмуриваюсь, чуть покачиваясь. Мои попытки понять посыл судьбы заводят меня в тупик, через который нельзя ни перелезть, ни сломать его. Никто и никогда не защищает. Все желают только смерти, вопрос заключается в том, насколько она будет легка. Никто и никогда не помогает, не ожидая какой-то выгоды от этого.

Подойдя к бару, начинаю дышать не только сладким запахом ядовитого табака, но и горьким алкоголем. Я пытаюсь протолкнуться к бару, но мне поворачивается пьяный мужчина. Он глупо ухмыляется мне и тянет руки, желая коснуться моих бедер. Я, не обращая на него внимания, хватаюсь за пальцы, сгибая их к руке. Он вскрикивает и спрыгивает с барного стула, с ужасом смотря на меня и протирая растянутые пальцы.

Я замедляюсь, понимая, что сделала нечто вызывающее внимание и посылаю ему извиняющую улыбку. Он принимает её, поднимает ушибленную руку к уху, изображая телефон, я шепчу проклятия с той же улыбкой. Он ведется на это, показывая в толпу. Отвернувшись, занимаю стул и пытаюсь ущипнуть себя через ткань перчатки, чтобы привести мысли в порядок.

Дэвид быстро смешивает напитки и передает клиентам.

– Аманда?– спрашиваю я, пытаясь перекричать музыку.

– Около лестницы была,– отвечает бармен, пытаясь угодить гостям быстрее. Он случайно роняет бокалы, разбивается стекло, которое сопровождается стоном жаждущих дозы кайфа в жидком виде.

Я отворачиваюсь от чужих проблем, ища свои, но они уже утягивают меня в сторону. Аманда открывает стеклянную, как и стена, дверь в коридор, состоящий из VIP-зон.

– Так,– она останавливается и шепчет мне,– Луиза бывает очень злой, когда флиртуешь с боссом, так что…

– Сделай вид, что он тебе не интересен. Это просто босс, я не собираюсь быть его игрушкой для получения "внезапной" премий, – подвожу итог я, разочарованно вздыхая от повтора этой темы.

– Ты настоящее чудо, ты знаешь это? – спрашивает Аманда, расплываясь в довольной, но вымученной улыбке.

Сложный день? Или день, который медленно подводить их к хаосу, раз они так тяжело справляются с обязанностями?

Подавляй.

– Догадывалась, – я скрещиваю руки на груди, пытаясь закрыться от неё. Аманда оборачивается к коридору, ведя меня дальше, но мое тело начинает дрожать, а перед глазами – плыть. Придерживаясь прохладного стекла, качаю головой и пытаюсь собраться. Через пару секунд мне становится лучше, даже чересчур.

Усталость отодвигается на задний план, а эмоции блещут через край. Я ощущаю укус горя и радости одновременно. Это не есть хорошо, особенно для меня.

Подойдя к комнатке, я рассматриваю компанию. За столом сидят три парня и одна девушка. Двое в костюмах, а ближе ко мне, парень и девушка – в джинсах.

Крайний парень – шатен с приятной внешностью, светлыми глазами и маленьким блеклым шрамом на левой щеке. Девушка – блондинка с золотым тоном и изумрудными глазами. Внешне она напоминает модель, хотя и может ей быть. Лица дальних я не могу рассмотреть, пока мы не достигаем зоны видимости. Я резко останавливаюсь, теперь видя их.

Это он.

Третий раз.

Мягкий теплый свет освещает его, и у меня есть пару секунд заметить отстраненное выражение мужчины от своей компании. Он выглядит одиноким и потерянным.

Как и я.

– Мистер Рой. Это Ана Румынская,– прерывает мои наблюдения Аманда, представляя меня собравшимся.

«-Никогда не говорите никогда, даже если уверены в этом».

Теперь встретившись со мной взглядом, скука покидает черты его грозного лица, но я не отвечаю взаимностью, сохраняя природное хладнокровие. Друг, который пытался призвать его внимание в нашу первую встречу, чтобы они не опоздали, давится своим напитком.

– Аманда, позови Луизу, – властно приказывает он, и этот тон соответствует его внешнему виду.

Девушка тревожно смотрит на меня, ожидая моего понимания данной ситуации, и я моргаю глазами, давая ей понять, что будет все на высшем уровне. Она быстро уходит в поисках директора клуба.

– Калеб, – представляется светлый парень с тускло-зелеными глазами, – Не думал, что мы ещё встретимся,– я молча киваю ему, никак не отвечая на это.

Дыхание учащается, и мое тело принимает прилив серотонина. Я стараюсь как можно медленнее прикрывать глаза, избегая этих неприятных ощущений.

– Я Мия,– девушка подходит ко мне и протягивает руку.

– Ана, – я поворачиваюсь головой к ней, внимательно следя за её эмоциями. Женская доброта вызывает зуд по коже.

– Краткая форма или…

– От Анастасии.

– Твои родители хотели послушную девочку?– я поднимаю бровь, не понимая как это связано,– Есть несколько фильмов…

– Мия,– прерывает её парень, сидящий напротив,– Не все люди такие извращенцы как ты, чтобы смотреть подобное.

– Кто бы говорил,– попрекает она его, и Калеб усмехается,– Так ты не знаешь?

– Мало интересует кинематограф нашего времени. Если я правильно понимаю, это не драма или триллер, если это связано с послушанием девушки.

– В точку,– Мия искренне смеется, но мне становится от этого только хуже.

Не похоже, что её смех слишком громкий, но все же он оглушает меня на пару секунд. Я пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом. Глаза парня в джинсах начинают сиять, а влюбленная улыбка расплывается по его лицу.

– Оуэн,– она указывает на него, и парень, один раз моргнув, стирает любые признаки своей симпатии к девушке. Протягивает мне руку при этом, выглядя еще немного отстраненным от этого мира, и я вежливо пожимаю её.

Мне хочется уйти, но все внутри меня будто приросло к этому месту. Находясь с незнакомыми людьми, я постоянно испытываю желание убежать или стать призраком, но сейчас я почти не ощущаю давления. Даже нет порывов эмоции, которые набрасывается на меня во время паники. Сейчас я испытываю желание понять. Узнать человека, но я знаю, что могу зайти так далеко, что начну тонуть, и это приведет к другой эмоции, которая в итоге убьет частицу живого.

Мимо меня проносится девушка с синими волосами и смуглой кожей. Каждая деталь её лица идеальна, словно нарисована опытным художником. Нос, губы, глаза. Тело как с обложки. Пышная грудь, тонкая талия. Её можно было бы назвать мечтой, желанной фантазией, если бы я не знала, что это не сон, а самая настоящая реальность. Чёрная кожаная юбка обтягивает бедра как вторая кожа, а шёлковый бюстгальтер-топ, едва держит ее полную грудь.

Её стиль одежды сложно назвать сдержанным. Он кричит о том, что его обладательница знает о своей небесной красоте и будет использовать это в выгоду своим потребностям.

Она проходит мимо Оуэна, демонстративно огибая его и садится на колени Роя. Разглядывает меня, будто я – новая картина на её выставке. В голове возникает звон ножа о железо, но игнорирую это желание. Подавляй.

– Ты должно быть Ана Романо?

– Ана Румынская, – вежливо поправляю я её, пытаясь показать что-то на подобии улыбки, но пальцы рук покалывают, и я прячу их за спиной, сжимая в кулак.

Луиза внимательно осматривает меня и усмехается чему-то, что стирает мои попытки быть вежливой. Тело напрягается перед прыжком, а улыбка слетает как дешевая наклейка.

– Я слышала, что ты недавно прилетела. Уже пришла в строй?– она берет виноград и бросает в рот. Идеальная маска уверенной женщины ломается от кислоты ягоды, однако она быстро возвращает себе хладнокровие, не свойственное ей, при этом отодвигая тарелку с белым виноградом к Калебу.

– Привыкаю, – кратко решаю ответить я.

Если воткнуть нож ей в горло, насколько красиво кровь будет литься по её загорелой коже? Насколько изящно завладеет кружевом её топа?

Так много крови.

Я выдыхаю, возвращая себе контроль над мыслями, но иногда жестокость сильнее здравого смысла. Сильнее желания остаться в тени. Это ненормально. Это не происходит со мной так обычно.

– Хорошо. Работа здесь бешеная, – предупреждает она, проводя рукой с синим маникюром по шее своего любовника, и следит за моей реакцией,– Если станет тяжело, ты всегда можешь отдохнуть или отказаться от такой ответственной должности. Позволять себе мысли о побеге – не стоит,– она пытается провести рукой по его бедру, но Рой быстро отталкивает руку, угрожая взглядом разобраться с таким поступком.

Внутри какое-то жжение. Начальное кипение, ведущее к пожару. Все это походит на те эмоции, которые не должны присутствовать во мне. Не должны существовать в таком человеке, как я. Недостойном их.

– Я понимаю и осознаю всю возложенную на меня работу.

– Ты уверена в этом?– её нюдовые губы кривятся от отвращения ко мне, но я сдерживаюсь от любой настоящей эмоции, которая потом приведет меня к последствиям,– Я пока не верю тебе, но надеюсь, что ты докажешь обратное. Можешь попросить у Кевина текилы?

– Он – Дэвид,– бормочет Калеб, подталкивая кислый виноград назад к ней.

– Я так и сказал,– вспыхивает Луиза, и резко оборачивается ко мне, вероятнее всего ненавидя этот момент и то, что я стала его свидетельницей,– Было приятно познакомиться,– бросает свирепо она, ожидая, что подводит черту нашего общения на сегодня.

Уйти спокойно или сбежать?

Разрушить все?

Последнее получается у меня лучше всего.

Я почти не контролирую свои движения, не понимаю, как спокойно прохожу по коридору и выхожу в зал. Рокси пробегает мимо меня, толкая плечом, но после этого я слышу извинение. Это движение не было настолько сильным, чтобы почти сбить меня. Я долго моргаю, пытаясь сфокусировать зрение. После этого касаюсь через ткань пиджака руки, желая ощутить боль от прокола, но ничего не происходит.

Я сама не раз видела, как девушек спаивают и накачивают наркотиками в клубах. Всегда оставалась осторожной, но что-то в этот раз подсказывает мне, что это явно не усталость, только кто и когда? Возможно, адреналин, который не является адреналином? А может мой организм так странно реагирует на него?

Я переключаюсь на Рокси, желая перестать анализировать. Официантка ставит перед барменом пустой поднос.

– Дэв, нужно шоу, – кричит она, тревожно поглядывая на сцену.

– Какое шоу? – он поворачивает так резво к ней, что содержимое стопок чуть выливается на его пальцы и стол.

Девушка указывает пальцем на танцпол.

– Они устали. Вместо того чтобы хоть одна из них отдохнула и приняла ночную смену, тренировались все по просьбе Джен. Вот тебе и результат.

Он ставит на поднос около шести рюмок текилы, разглядывая свое рабочее место, но, не услышав одобрение от него, Рокси быстро убегает, так же, как и прибежала.

– Помни кто ты и кто они, – внезапно раздается рядом со мной. Я оборачиваюсь на месте и застываю, видя перед собой юношу лет четырнадцати. Как всегда короткие волосы немного взлохмачены, после того, как я провожу по ним рукой. Карие глаза впиваются в самую душу, сжимая её в своих мозолистых руках. Марсель проводит рукой по моим каштановым волосам рукой и целует в лоб,– Не забывай об этом, малышка Ана.

Он исчезает в толпе, становясь дымом от чужого табака. Я провожу руками по лицу, желая избавиться от увиденной галлюцинации. Ему сейчас должно быть двадцать семь лет, но не как не четырнадцать. Однако его слова, пусть и сказанные мне много лет назад до сих пор имеют значение.

Я всегда была хищником, знающим как вывести свою добычу из равновесия. Как бы сильно я иногда не хотела вырезать это из себя, я представляю опасность для общества.

Переключаюсь на бармена, который разрывается от заказов. Можно оставить все, как и есть, и позволить сегодняшнему дню стать черным пятном на чистом имидже клуба или помочь, сделать эту пытку менее болезненной и… Так я получу гораздо больше выгоды. Роль на то и роль, чтобы скрывать истинную личность.

Я захожу за барную стойку, на его территорию.

– Благодаря каким трем вещам человек забывается?– резко спрашиваю я ровным голосом, перебивая пьяное лепетание парня в грязном костюме. Дэвид медленно пожимает плечами, не понимая суть данного вопроса в этот момент, – Вредные вещества. Алкоголь, табак и наркотики. Это раз. Секс или вожделение. Это два, – подхожу очень близко к парню, и он вжимается к стене с приборами и бутылками, пытаясь понять, что со мной не так. Я беру стопки, и он выдыхает,– И третье. Работа. А у тебя ее достаточно, для того, чтобы я забыла,– не поясняю что именно.

Внимательно осматриваю бутылки, нахожу нужные мне ликеры.

– Что ты хочешь?

– Добавить огоньку.

Играть честно или нет? Проявить доброту или сыграть на человеческих грехах? Заставить демонов выйти наружу и разбить эти фарфоровые маски приличия?

– Нет, – твердо чеканит он, забирая у меня бутылку, – Огонь запрещен в этом клубе.

Я возмущенно складываю руки на груди, ожидая объяснение.

– Тогда, давай что-то, что отвлечет людей от девочек.

Он мнется, сморщив нос от своей беспомощности. Мы оба понимаем, что люди, все до единого, ради бесплатного алкоголя не оставят страстные и резкие движения стриптиза. Только одна вещь могла бы поглотить людей. Рискованные игры. Игры с огнем. Игры с призами.

– Все равно нет, мы уже были на грани падения.

Теперь он затих, слыша возмущение от парочки людей рядом со сценой. Девушки могут просто упасть от бессилия, и тогда эта пятница может попасть в заголовки статей, вроде: «Enfer сдает позиции».

– Питер и Патрик, да?

Он сильнее сжимает бутылку и пытается скрыться от меня, опуская голову. Людям никогда не нравится, когда им указывают на ошибки. Не нравится, что кто-то может касаться этого и осуждать, не побывав в их шкуре.

Я протягиваю руку и вытягиваю бутылку, абсолютно не контролируя себя и свои действия.

– Все, что сейчас может произойти, под мою ответственность.

Он скептически смотрит на меня, не веря в это. Вряд ли можно добиться хоть какого-то процента доверия у человека, работая с ним бок о боком несколько месяцев. Мне достаточно пальцев на руке, чтобы посчитать людей, которые доверили мне свои жизни. Достаточно пальцев на двух рук, чтобы вспомнить людей, которые без страха разговаривали со мной, строили планы, включая меня в них. Но мне не хватит и пальцев сотни людей, чтобы посчитать тех, кто с удовольствием лишил бы меня жизни.

Но больше всего убивает тот факт, что мне никогда не нужно будет считать людей, которые уничтожили бы мир ради меня. Были бы готовы предать все ради жалкого удара моего сердца. Были бы согласны на пытки ради глотка воздуха, сделанного мной. Таких людей не было, нет, и никогда не будет.

Я не стану его умолять или упрашивать. Дэвид – взрослый человек, который может сам принять решение без лишних советов или давления. Но если бы он знал, что я почти никогда не помогаю просто так, схватился бы за мою протянутую руку. Точнее, я никогда не помогаю. Никогда не спасаю или вытягиваю из лап смерти, потому что никогда не иду против судьбы и её воли.

Дэвид осматривает неистовство, охватившее клуб сегодня, но это еще не безумие. Дергает челюстью, и пораженно протягивает бутылку. Я не даю ему и шанса на осмысление данного решения, вспоминания то, чему Кир долгое время меня учил.

Налив в хайбол7 около пятнадцати миллилитров кофейного ликера, беру барную ложку, ставлю её под углом так, что грань стекла высокой стопки и ложка образовывают угол тридцати-сорока градусов, и осторожно наливаю через гейзер8 по ложечке сливочный ликер тоже около пятнадцати миллилитров. Перевернув ложку, окунаю пятку и очень медленно лью апельсиновый ликер, так как процент плотности у верхних ликеров схож, и они могут легко смешаться, тогда это поменяет всю картину напитка.

Услышав свист парня, вздыхаю, когда странное тепло распространяется по всему телу. Воздух заполняет легкие без привычного препятствия. Как будто я имею право на это.

Это гордость? Это радость за себя?

Моргаю и выдыхаю эти эмоции, желая избавиться от того. Это его заслуга, далеко не мои таланты. Сделав то же самое, но в другом хайболе, ищу жертву для первой провокации. Тут нужен внешне не заметно, но достаточно выпивший. Желательно в дорогом костюме и с высокомерным выражением лица. Тогда это будет один выстрел в две мишени. Люди соберутся из-за его криков о реванше, и кто-нибудь захочет доказать, что они лучше.

Полненький мужчина лет тридцати устало поправляет рукава пиджака, поворачивает и смотрит на Хлою, тяжело выдыхает. Достав деньги из переднего кармана, гневно кладет их обратно, из-за чего пару купюр выглядывают из его кармана в смятом виде. Взяв две соломенные трубочки и стопки, подхожу к нему.

– Сэр, как насчет маленькой игры?– слишком весело спрашиваю я.

Он скучающе поворачивается ко мне и раздраженно выдыхает, отравляя меня своим перегаром. Запах спирта клейкими клочьями пристает к моему телу, но я привыкла сдерживать отвращение и показывать спокойствие, которое раздражает многих. Мужчина смотрит на мою грудь и усмехается.

– Не интересует.

– А я и не предлагаю интим,– смешок вырывается из горла, и я удивленно прикрываю рот рукой, не ожидая подобного от себя,– Как насчет пари? Если вы выпьете быстрее меня эту стопку, то…,– я перевожу взгляд на красивую девушку, мерцающую из-за пота и страз на ткани облегающей её одежды,– Хлоя согласиться провести с вами время.

Дэвид дергает меня, но я отмахиваюсь от него, увидев горячий азарт в пьяных глазах сидящего передо мной человека.

– Слишком просто,– сужает глаза,– В чем подвох?

Я не отвечаю, достаю золотую зажигалку и поджигаю напитки. Синее пламя охватывает их, и мое сердце начинает биться сильнее. Жар заставляет вздрогнуть от привычного тепла, к которому я не прикасалась много недель. Кто-то рядом с нами воодушевляющее охает, потом слышатся одобрение и возгласы, но я концентрируюсь только на нем. Самое главное контролировать ситуацию.

– А что получишь ты?

– Опыт, – сразу отвечаю я с наигранной наивностью, – Он не хочет меня учить,– указываю на Дэвида, а потом наклоняюсь очень близко к огню и мужчине, вдыхая пары алкоголя,– Слишком правильный, а я хочу риска,– потом возвращаюсь в прежнюю позу,– Кто быстрее выпьет, тот и победит.

– А если Хлоя откажется? Она всегда отказывает Жаку,– сидящий рядом с нами мужчина смотрит на своего товарища,– Извини, мужик, но ты слишком для нее. Раздавишь малышку,– смех прокатывается по всем сидящим за стойкой, и Жак выглядит оскорбленным.

Теперь точно согласиться.

Он в моих руках.

– А что если, каждый, кто выпьет быстрее меня, сможет в следующую пятницу привезти с собой друга или подругу, совершенно бесплатно. Своего рода плюс один к вашему пропуску.

Я провожу кончиком пальца по жирной шее. Мужчина смущенно моргает и сглатывает, а я наслаждаюсь его пульсом. Чуть надавив на вену, наклоняюсь к нему.

– Мы, женщины, внешне никогда не показываем свои чувства, но ревность – это то, что невозможно усмирить. Разве вы не близки с Хло? Ты считаешь, что безразличен ей? Так приведи хорошенькую девушку и убедишься, как она жаждет тебя и мечтает уничтожить соперницу.

– Я согласен,– воодушевленно припевает он, поправляя рукава своего костюма.

Сейчас начнется взрослая игра.

Я деликатно протягиваю ему трубочку, и он с сомнением смотрит на нее и огонь.

Причина – третья, почему богатый мужчина. Большинство из них на светских встречах пьют виски, коньяк и другие напитки, но без всякого риска. Клубные напитки ему не знакомы, как и этому клубу. Аманда сама говорила, что сюда приходят богатые или люди, которые по несколько лет копят на пропуск. Он новичок в таких играх, в отличие от меня.

– На счет три. Дэвид.

Люди приближаются ближе, желая рассмотреть все поближе.

– Один,– я наклоняюсь к стопке, ощущая тепло синего огня на своем лице, сердце стучит так быстро, будто это настоящая гонка,– Два,– и здесь главное не допустить роковой ошибки. Я ставлю трубочку над пламенем, словно сейчас окуну ее в горящий напиток, но на самом деле уже готова приложить пластик к губам,– Три.

Вставив трубочку между губ, начинаю качать воздух и сразу же опускаю ее на дно. Напиток незамедлительно проникает в мой рот. Вначале холодный кофейный вкус сменяется сливочным, теплым и сладковатым ликером, а затем наступает обжигающий и кислый апельсин, согревающий моё сердце.

Хлопнув по столу с трубочкой во рту, смотрю на собравшуюся толпу.

Мужчина уже как раз допивает, но я оказалась быстрее.

Люди начинают смеяться.

– Реванш!– требует он, смиряя меня сердитым взглядом.

– Думаю, тут уже все хотят испытать свою судьбу.

Я становлюсь центром их внимания. Желанной добычей, но не с жаждой убийства, а скорее с целью поставить меня на колени и указать на место. Как жаль, что у них это не выйдет, пока я все еще балансирую на краю пропасти, являясь членом Бронзового мира.

Жака скидывают чужие руки, и передо мной оказывается мужчина внешне старше его на пару лет. Неожиданная жестокость, но этого стоило ожидать. Слишком привлекательное пари для разгорячённых и расслабленных людей.

И игра продолжается дальше. Те, кто был не совсем трезвым, проигрывают мгновенно. Те, кто был после двух-трех рюмок, могли бы меня догнать, если бы не ошибки при употреблении Б-52. Здесь главное не опускать трубочку сразу. Иначе огонь поглотит её и не позволит ощутить вкус, который «заставляет взлететь в небо».

К слову, напиток забирает все внимание от танцев к себе и ко мне. Всем стало внезапно плевать, что и как с танцовщицами, главное переиграть в легкой на первый взгляд игре. Я позволяю некоторым парням и девушкам выиграть, чтобы добавить мотивации у людей, после их количество становится все больше из-за моего состояния.

Ощущение легкости и расслабленности расковывает меня. Я голодна и лишена хорошего сна. Последний раз я спала часов пятнадцать назад, и это был всего лишь кошмарный час.

Я понимаю, что стоит остановиться, но жаждущие крови и победы люди – нет. Теперь я должна вырвать победу зубами, если придется. Клуб понесет сильные потери от большого количества бесплатных пропусков.

Поэтому в ход идет хитрость.

– Два,– передо мной сидит на вид, совершенно трезвый мужчина с блондинистыми волосами и бледно-голубыми глазами. Он внимательно следил за мной все это время и понял тактику, держа трубочку у рта, а не у огня. Я незаметно, но сильно бью ногой Дэвида, – Ай!

Мужчина начинает пить и торжествующе выпивает все, хлопнув по столу.

– Ты неплохо играешь, но я лучше, детка,– он подмигивает мне, и во мне воспламеняется жар. Но он вызван не нелепым флиртом или его вниманием. Со мной что-то не так. Затылок неистово покалывает, и я вздрагиваю, понимая, что за мной кто-то наблюдает.

Кто-то из собравшихся, возмущенно стонет, кто-то торжествующе. Дэвид выпрямляется как струна и жалобно шепчет.

– Босс.

Боковым зрением я замечаю мужскую фигуру, которая пытается приблизиться к нам через толпу.

Мне не нужна защита. Я люблю наслаждаться радостью других и следить, как эта эмоция сменяется разочарованием и горечью. Радость всегда похожа на огонь, но я – люблю воду, в частности цунами, которое поглощает все на своем пути. Внезапное и убивающее мгновенно.

– Разве, милый?– я вытираю влагу с нижней губы, почти не понимая, что говорю или делаю. Границы сознания будто стираются.

– Я был быстрее,– он протягивает руку ко мне, обхватив мою шею, и этот жест вызывает во всем моем теле дрожь. Я едва не прижимаюсь к нему из-за этого. Пересилив свои слабости, хватаю его за длинные светлые волосы и оттягиваю от себя, не щадя.

– По правилам игры на счет «Три», а не «Ай».

Люди в тревожных и напряженных моментах реагируют на любой звук. Это мне и нужно было.

Всепоглощающая тишина опускается на нас, и я отталкиваю мужчину от себя, сбрасывая и его руку с моей шеи. Кислота поднимается по горлу, а неоновый свет начинает слепить меня. Я плохо вижу черты его лица, бутылка на барной стойке вращаются. Я кусаю язык, чтобы сдержать необъяснимый смешок. Нужен контроль.

– Реванш,– просит он.

Я пожимаю плечами, уверенная, что через несколько секунд свалюсь на пол от огромного количества алкоголя в пустом желудке, но толпа полностью солидарна с мужчиной. Дэвид под массой давления делает еще две стопки, научившись уже за это время. Я из-за своего состояния вряд ли смогу сделать их, не смешав слои.

Дэвид ставит перед нами хайболы, и я гордо поднимаю голову, пытаюсь не дать и шанса усомниться в себе. Теперь не будет шалостей и хитростей. Теперь я в их руках, и позволив ему быть быстрее, проиграю самой себе.

Я незаметно беру нож и провожу по коже, прячущей лучевую кость под слоями мышц. Боль проносится по телу, лишая меня действий таблеток и алкоголя. Сжав рукав пиджака, позволяю крови впитаться в него, и мысленно благодарю темный свет, что не дает увидеть моей бледности.

– Один…– начинает Дэвид, когда мужчина нахально подмигивает мне, наклоняясь, – Два…

– Стой,– мой голос становится раскатом грома в этой напряженной тишине.

– Сдаешься?– соперник ласково улыбается.

Признать проигрыш и просто разойтись. Он получить всего лишь еще один пропуск, который может приобрести, позвонив друзьям или написав простое сообщение владельцу клуба. Такие, как он, легко справляются с трудностями жизни, ни разу не сломав голову о механизмы спасения.

Или же сыграть на его ушибленной гордости после проигрыша? Насладиться болью от понимания, что он хуже меня. Хуже обыкновенной девчонки, которая поверила в себя и свои силы.

А разве мы не всегда играли на страданиях других?

– Это уже скучно,– я выбрасываю трубочку,– Давай без них,– я говорю растянуто и тихо, стараясь дать голосу как можно больше нетрезвости. Народ переглядывается и начинает шептаться.

– И как же?

– Хлопни по стопке,– я направляю руку прямо над пламенем,– Потуши и выпей. Ничего же сложного,– моргая глазами, словно они слипаются, я мягко улыбаюсь.

– Хитришь, детка.

– Ничего подобного,– я специально покачиваюсь на месте, услышав хохот,– Ты выпьешь быстрее через трубочку и выиграешь. А пари в честном клубе,– я поднимаю палец наверх, кивая самой себе слишком быстро.

Тогда люди соглашаются, упрашивая его играть на мои условия, хотя я уверена в двух вещах. Либо понадобиться скорая помощь, либо тут моя победа.

– Считай,– говорит мужчина, внимательно следя за моими движениями. Я снимаю одну перчатку со своей руки, чтобы пламя не коснулось её и вновь благодарю темную сторону бара.

Я этому училась несколько месяцев. За один раз он не поймет всю прелесть приема.

– Один,– подношу руку над огнем,– Два.

« – Никогда не думал, что ты мазохистка. Год пройдет, прежде чем ты перестанешь допускать ошибки,– Кирилл зевает, не скрывая свою скуку.

– Умный какой,– шиплю я, поднеся руку над синим пламенем. Рука невыносимо ноет от воспоминаний об ожогах, полученных ранее. Меня трясет, но я стою прямо и если бы меня попросили научиться управлять огнем, я, истекая кровью, сделала бы это.

– Вся прелесть, лисица, в контроле. Ты позволяешь всему утечь в страх. Ты либо берешь это под контроль и борешься, а не бежишь от страха, либо он ломает тебя, когда догоняет».

Это был наш последний разговор, лишенный страха и отчаяния, перед его чудовищной смертью. Гордость сменилась невыносимым горем. Это был последний раз, когда я пыталась жить как обычный человек, испытывая обыкновенные эмоции, вроде радости или печали.

Они достаточно поиграли на наших страданиях.

– Три!– напряженно кричит Дэвид.

– Стоп!– гремит голос чей-то голос поблизости.

По истине, этот голос сможет управлять людьми, ведь его приказы впиваются как челюсть акулы, разрывая не только ткани мышц, но и кости, парализуют как яд.

Но я держу ситуацию под контролем и забываю про все вокруг.

Хлопнув по стеклу, огонь поддается и потухает, так же как и раньше, когда у меня впервые получилось. Я осушаю стопку одним глотком, забрасывая голову назад, но вкуса моей крови не следует как в тот раз.

Слышится ругательство, и я смотрю на соперника. Видимо, приказ Роя сработал на него, и, неправильно хлопнув по стеклу, огонь не сдался ему и коснулся его ладони. Он сжимает и смотрит на неё со смесью боли и досады.

Сообразив, Питер и Патрик, которые оказались рядом начинают выводить людей, заявляя, что пари на сегодня окончено, а клуб закрывается. Я перевожу взгляд на часы, удостоверившись в том, что через пару минут рабочий день действительно будет окончен.

– А ты хороша,– говорит он, уронив свою руку с сильным покраснением на барную стойку, – Не умеет пить, значит? – пытливо смотрит на Дэвида. Я закрываю парня собой, возвращая его внимание к себе.

– Не умею, потому что никогда не напиваюсь. Теорией владею, но практики за плечами нет,– правда, наполненная ложью. Язык, на котором разговаривают в Золотом мире.

Мужчина смеется.

– Я Джошуа, и это пари было прекрасно, Ана,– он протягивает руку, но я игнорирую это так, как по ладони течет кровь, – Будет ли утешительный приз?

Я не успеваю ответить, как Рой говорит быстрее, прерывая меня. Поднимает руку, затыкая меня. Дрожь от подчинения борется во мне с неистовым огнем дерзости.

– Я не слышу твоей истерики, чтобы тебя утешать, Джош. Аманда, будь добра, принеси нашему партнеру аптечку, а то он еще полночи будет делать из себя жертву.

Аманда выглядит удивленной, как и остальные.

Я снова смотрю на него, но не испытываю шока. Я слишком устала и сильно пьяна для эмоций. Дэвид придерживает меня, и я борюсь с желанием выдернуть свою руку из его заботливого прикосновения.

Рой поворачивается к нам, но не смотрит на меня. Игнорирует, делает вид, что меня не существует.

– Дэвид, проводи мисс Румынскую до дома,– замкнутость и холодность говорят в нем о неприязни ко мне, к моему имени, которое он даже не произносит.

Я склоняю голову и пытаюсь понять, что в нем такого таинственного. Почему судьба вновь требует его спасти меня? Очередной мужчина, добивающийся признания и любви от невинных людей, чтобы заполнить пустоту внутри себя.

Под жалостливые и беспокойные взгляды коллег и друзей Александра спокойной походкой выхожу из клуба. Никто и никогда не волнуется обо мне. Все это очередная игра.

Все вокруг меня шатается и вращается, а тело слишком легкое и расслабленное, что если бы меня схватили, я бы не смогла сопротивляться.

Дэвид придерживает меня, когда я едва не теряю равновесие и помогает сесть в машину. Парень называет мой адрес, но я не могу спросить у него, откуда он ему известен, пока чувствую онемение языка. Борясь с тошнотой, закрываю глаза, и когда вновь их открываю, смотрю на свой дом и открытую дверь машины.

– Езжай домой,– хрипло прошу я, очень медленно выбираясь из такси.

– Как ты до квартиры дойдешь в таком состоянии?

Я отмахиваюсь от него и неловко толкаю на свое сидение. Камни впиваются в босые ноги, но я игнорирую это, идя домой. Открыв дверь в квартиру, захожу в нее и сажусь на ступеньки, привалившись тяжелой головой к стене.

Чьи-то руки касаются моего лица. Пару раз моргнув, пытаюсь приглядеться к незнакомцу в моей квартире.

Первое, что я замечаю это серые глаза. Темно-русые волосы, большой кривой нос и очаровательная, безмятежная улыбка. На широкой разбитой брови пластырь, который я сама и приклеила ему в тот день.

Ком мешает вздохнуть, тело парализует, позволяя ему сделать со мной что угодно.

– Лисица,– я громко выдыхаю, ощущая холод от воздуха на горячих щеках,– Вставай.

Крепкие руки дергают меня наверх, из-за чего я прижимаюсь ладонями к его груди. Что-то теплое скользит по ним. Чужая кровь блестит на дрожащих руках. Серая футболка впитывает в себя всю его жизнь в виде кровавого металла. Я пытаюсь вдохнуть немного воздуха в свои легкие, но ничего не выходит. Кирилл кладет бледные и холодные руки мне на щеки, призывая обратить на него внимание.

– Вдох-выдох, Ана. Со мной. Вдох и выдох. Все хорошо,– он громко вдыхает и выдыхает, и я пытаюсь повторить за ним,– Умница моя. Еще раз.

Паническая атака медленно отступает, когда я концентрируюсь на его мертвом холоде. Рана в груди продолжает кровоточить, но парень этого не замечает, следя за мной.

– Тебе нужно бежать, Ана. Они рядом.

– Кир…

– Беги, лисица,– он грубо меня дергает, и я падаю в объятия тьмы.

Глава 5.

«После смерти мамы, я не видела смысла жить. Знаю, что каждым своим поступком заставляю тебя разочароваться во мне, но опускаясь на самое дно, я как будто нахожу причины тянуться наверх. В больнице я встретила Адель. Это вышло совершенно случайно, я не искала её, хотя по-прежнему чувствую вину за смерть её отца. По итогу я согласилась работать с ней в клубе. И ты был прав. В мире, может и немного, но есть люди, способные терпеть мое присутствие, даже скучать, когда меня нет. И я люблю их, хоть и вряд ли когда-нибудь признаюсь. Адель клеймит меня лучшей подругой, а Кир будет слишком доволен собой. Я собираюсь рискнуть, чтобы спасти их, поэтому не ищи меня и не помогай. Не потому что я слишком самоуверенна, что справлюсь со всем сама. Ты – последнее, что заставляет меня чувствовать себя человеком, и ты – единственное, что научило меня быть собой, а не игрушкой или монстром. Не попадись им, прародитель, а я постараюсь выжить»

Ноябрь, 2017

Из личной переписки Аны

Вибрация телефона начинает нервировать кончики пальцев, но у меня нет сил, чтобы отключить его. Ничего не остается, как проигнорировать его, но долго терпеть эту пытку не приходится, телефон переходит в спокойный режим. Кажется, проходит всего одна секунда, и он начинает эпизод с раздражением нервов на моих пальцах. Сжав зубы, пытаюсь передвинуть пальцы к экрану. Вызов идет от незнакомого номера, и он сразу же исчезает перед глазами, когда меня тянут в бездну.

***

Открыв глаза, сразу же жмурюсь от тяжести век. Дыхание немного выравнивается от бешеного ритма моего сердца. Я кладу руку, будто могу проделать дыру в грудной клетке и остановить его сжатием ладони. Тело будто пережило падение с башни. Осторожно приподнимаюсь и изучаю окружение. Квартира на первый взгляд пуста. Следы необычных кровавых отпечатков привлекают мое внимание. Я сажусь на колени, внимательно изучаю пятно на пиджаке. Шипя, приподнимаю ткань и провожу пальцами по коже возле неглубокого пореза. Границы раны блестят, и я сжимаю руку, наслаждаясь отрезвляющей болью.

Придерживаясь здоровой рукой о пол, поднимаюсь и направляюсь в ванную комнату. Некоторые пряди волос выбились из прически и покрыты кровью и потом. Бледность кожи выделяется на фоне темных глаз и раздраженных от моих нервных укусов губ.

Я прикасаюсь к своей щеке и оставляю след на фарфоровой коже. Мне отчаянно хочется разбить эту фальшь, но я вынуждена жить с ней до конца жизни. Забыть кто я такая, ведь это приведет меня к неизбежной смерти и последствиям из-за совершенных ошибок родителей.

Подняв голову наверх, выдыхаю боль из своей груди и закрываю глаза, чтобы унять жжение из-за слез. Проще было бы умереть, но я не могу. Любая моя попытка заканчивается чертовым провалом. Словно я еще не могу умереть. Будто мои задачи еще не выполнены, и судьба еще не наигралась со мной.

Сняв потную от жара одежду, беру мокрый от воды платок и стираю кровь на полу. Бросаю его в угол ванной комнаты, и не могу упустить возможность посмотреть на себя. Это как из раза в раз сдирать корку с зудящей раны и ждать уродливого шрама.

Небольшой рост, фарфоровая и сухая кожа, намекающая на смертельную болезнь. Мерзкая худоба, торчащие ребра и острые плечи. Белые полосы шрамов, покрывающие руки, ноги, плечи и спину. Испорченные волосы и ломкие ногти. Живой труп, хрупкий скелет и раненая душа.

Выдохнув отвращение, ложусь в холодную ванну и включаю горячую воду, чтобы обжечь мои онемевшие конечности. Постепенно вода добирается до шеи, но я слишком погружена в себя. Возникает дрожь тела из-за высокой температуры и внутренности, которые протестуют после вчерашнего, дают знать о себе.

Необычайная легкость и размытие границ в сознании. Я могла бы выдать себя. Рассказать в шутку свои секреты и неловко смеяться со слезами на глазах. Галлюцинации, превратившиеся в реальность.

Я стираю кровь со щеки и провожу горячим пальцем по свежей ране, позволяя моему металлическому проклятию, как краске, раствориться в воде.

Мое достояние. Мое богатство. Мое наследие. Моя жизнь.

Наказание за связь с ними. Моя карма за прошлые жизни и ошибки, совершенные в них.

Я прижимаю ноги к груди и кладу голову на них, гладя на банку с простым и лживым словом «Адреналин». Такая же фальшивая, как и я. Как и моя жизнь. Я всегда догадывалась, что мое существование для них сплошной убыток, но убрать меня таким смехотворным образом? Это было бы гениально, если бы они попытались надеть ошейник на кого-то другого, но проводить подобные эксперименты на мне? Не обдумано. Они поторопились. Почему? У них было время убрать меня другими путями, но они воспользовались самым легким и глупым.

Много ошибок, мало времени. Что-то здесь не так.

Первое, что я слышу это тревожный звон, гласящий, что кто-то стоит у меня перед дверью. Следом сильный удар в неё, и сердце снова начинает громко стучать, оглушая меня.

«-Тебе нужно бежать, Ана. Они рядом».

Пересилив свой страх, поднимаюсь из ванны. Обернув бинт на руку, чтобы остановить кровь, накидываю халат на себя, судорожно засовывая руки в длинные рукава. Перчатки тяжело натягиваются на мокрую кожу, но мне удается добиться своего через несколько секунд. Из кармана пиджака беру складной нож и маленькими шагами иду к двери, пытаясь из-за шатаний ничего не задеть, что может вызвать даже малейший шум. Рукоятка ножа впивается мне в кожу, и причиняет боль так же как могло бы лезвие.

Найти меня так быстро? Я слишком долго искала подходящее место, приложила немало усилий заполучить его. У них должно было уйти как минимум неделя на это. В лучшем случае для меня – две. Ремешки от дорожной сумки привлекают мое внимание, выглядывающие из-под дивана. Можно пойти и другим путем…

– Ана, это Калеб Свон,– раздается приглушенно через щель закрытой двери.

Нож выпадает с моей руки, и я почти падаю на колени от облегчения.

Это не они. Я все еще на свободе.

Слышится звон соединения металла о замочную скважину. Подлетев к двери, отключаю устройство и открываю ее. Калеб стоит со вставленным ключом в верхний замок.

– Привет,– я слышу его тихий шепот, наполненный жизнью, и слабая улыбка пытается сгладить эту неловкость.

– Здравствуй,– мой голос звучит хрипло, и, сглатывая, ощущаю жжение в глотке.

Он выдергивает ключ под мой вопросительный взгляд и нервно его кладет в карман, причем при первой попытке спрятать его, скользит рукой просто по ткани кармана.

– Как ты?

Как я?

Интересный вопрос, на который я никогда не отвечаю. Лгать у меня хорошо получается, но я уже потеряла вкус этой авантюры с доверием людей.

Я пожимаю плечами в который раз. И если раньше это выглядело невинно, то сейчас притворно.

А разве я когда-то переставала играть?

– Как ты узнал, где я живу? И откуда у тебя ключ от этой квартиры?

Пару секунд он смотрит на меня, но его мысли явно не со мной. Сочиняет ложь, поглядывая на линзу камеры, а после он, будто уже выучив текст, тараторит, сбегая от честности.

– Я правая рука Александра Роя. Как и для него, так и для меня нет запретов. Поговорил с некоторыми людьми, которые сдавали квартиры в этом районе, и нашлась Алисия. А ключ…,-парень смотрит на меня с сомнением,– взял у нее.

Кивнув ему, раскрываю дверь, впуская гостя внутрь. Когда дверь закрывается, поднимаю нож, раскрыв его, и провожу по очень острому лезвию подушечкой указательного пальца, чтобы сосредоточится.

– А теперь правду,– шепчу я, все еще влюбленно глядя на лезвие ножа.

– М?– Калеб наклоняет голову, ничего не понимая.

– Ты ведь лжешь…,– он поднимает одну руку и указывает на мое оружие.

– Прежде, спрячь ножик, поранишься.

Неосознанно зажимаю лезвие между пальцами, но вовремя останавливаю себя. Подхожу к кухонной гарнитуре и, игнорируя внутренний рев от расставания, убираю нож к другим кухонным ножам и не спеша закрываю шкафчик, следя за тем, как лезвие блестит на свету.

– Поздновато для нравоучений,– я откашливаюсь, понимая, что голос звучит слишком хладнокровно и грубо.

– Как посмотреть.

Сдерживая сарказм на языке, осматриваю парня, заметив мокрые штаны, спортивную кофту черного цвета и футболку белого цвета. Из-за того, что футболка мокрая, она прилипла к коже и позволяет рассмотреть очертания торса парня.

Спортивное телосложение, высокий рост, но немного ниже Роя. Не могу сказать, что он боец, возможно больше увлекается бегом или тренировками в спортзале. На самом деле обычное тело, прячущее намного больше интересного под этими слоями кожи и мышц. Подняв глаза от привычного мне анализа, перестаю дышать и пытаюсь сделать все, чтобы не подойти слишком близко к нему.

Сейчас его глаза вовсе не тускло-зеленые, как мне показалось на первый взгляд. Красивый оттенок, похожий на цвет ели. Достаточно насыщенный, но не думаю, что это линзы. Сжав руки на дереве стола, останавливаю себя от лишних подозрительных движений.

– Посмотреть на что?– интересуюсь я, все еще изучая этот редкий цвет.

– Ты выглядишь…

– Как?– парень обдумывает свой ответ и отворачивается от меня, что вызывает внутри меня негодование. Надавив на рану, прикусываю язык от шипения, но все эти действия избавляют меня от моих пагубных привычек.

– Меня не покидает ощущение, что тебе меньше, чем есть на самом деле,– он трет уголок широкой светлой брови.

– Ты не выглядишь на тридцать лет, чтобы замечать большую разницу в возрасте.

– Мне двадцать три. Не такой-то большой размах.

Покачав головой, направляюсь к кофейной машинке. Ставя кружку, нажимаю на кнопку, радуясь жужжанию техники, прерывающей его вопросы, скрашивающиеся эту неловкость. Запах горечи заполняет меня, но не он заставляет меня вздрогнуть по привычке, которую я вырабатываю до сих пор. Калеб очень медленно сокращает расстояние между нами, и я ничего не могу сделать с другой стороной себя, которая уже тянется к другому ножу, а разум анализирует, как мне поступить.

Горечь сменяется запахом пота и моторного масла. Я заставляю себя стоять на месте, а не придвинуться к нему, чтобы убедиться в своей догадке.

– Ты не так проста, как хочешь казаться,– проговаривает Калеб, снимая влажную кофту.

– Что же во мне непростого?

– Все,– он вещает её на спинку стула,– На первый взгляд ты милая, немного легкомысленная девушка с выдающимися знаниями в области экономики,– я приподнимаю бровь, и он поясняет,– Изучил твои отчеты и анализы по поводу трат клуба. Впечатляет,– глаза закатываются от этого комментария,– Дэвид тоже был поражен твоим навыкам. Даже он не умел делать то, что сделала вчера ты.

Я знала, что эта ошибка станет пятном на репутации хорошей девочки. Все же я поступила достаточно глупо и рискованно, но не жалею.

– Никогда не хотел стать детективом? Пусть твои доводы ложны, но ты неплохо соображаешь.

– Я учился на него,– признается он, но я спокойно вынимаю кружку и ставлю перед ним, вновь наслаждаясь зеленью его глаз,– Но ты почти не отрицаешь это,– делает глоток и морщится от крепости напитка. Ставит кружку на место, пытается избавиться от неприятного вкуса. Я забираю её и делаю осторожный вкус, но не нахожу ничего ужасного. Обычный черный кофе.

Я подхожу к холодильнику и беру одинокий контейнер с ломтиками лимона. Выдавливая сок лимона в кофе, слышу, как парень резко выдыхает. Делаю глоток и слабо улыбаюсь напитку.

– Я считал Алекса безумцем, но теперь он может быть счастлив, что он далеко не единственный сумасшедший,– бормочет Калеб с искривленными от отвращения губами.

– Это достаточно вкусно.

– Меня уже пытались напоить этой горькой гадостью, не думаю, что с лимоном вкус стал лучше,– я поднимаю кружку, наблюдая, как морщится кожа на его носу, и он прикрывает глаза, не желая видеть это.

– Вы, мистер Свон, приехали, чтобы высказать по поводу моих вкусовых предпочтений? Или есть что-то дельное?

– Алекс хочет тебя видеть, – парень отходит от стола широкими шагами, чтобы создать ту дистанцию, которую хотел сократить между нами ради собственного изучения. Никогда не думала, что детские привычки спасут мне жизнь,– Я могу подбросить тебя.

– А я?– внезапно спрашиваю, ставя полную кружку в раковину, – Хочу ли я его видеть?

Вопрос больше задан мне самой, так как я все еще не могу понять, что мне с ним делать. Судьба не стала бы просто так сталкивать незнакомых людей. Тем более, больше двух раз.

Калеб останавливается у двери как вкопанный, не понимая моего вопроса. Он медленно оборачивает и ждет, когда я поясню причину. Понимая, что я не собираюсь упрощать задачу, он усмехается и вновь касается пальцем своего уголка брови. Вероятнее всего, он не контролирует это, когда задумывается о чем-то.

– Запомни одно правило, лисица. Здесь учитываются желания только Райана Миллера и Александра Роя.

Он говорит это, не гордясь, просто оповещая правила их богатого и покрытого лаком для блеска мира. Мое мнение не играет здесь какой-то роли, пока они решают судьбу города. Значит ли это, что Александр далеко не обычный бизнесмен, которому посчастливилось быть замеченным мэром Лос-Анджелеса?

Свон проверяет меня на наличие негативных эмоций, проводя в своей хорошенькой голове психологические приемы, которые можно опробовать на мне, а также и развитие дальнейшего сюжета этого разговора, но я молчу. Не выражаю ненависть к власти или негодование к вынужденному подчинению.

Я достаточно прожила, чтобы осознать важную вещь. Враг не сможет нанести смертельный удар, пока не увидит уязвимую рану на твоем теле.

– Законы подобны паутине. Мелкие насекомые в ней путаются, большие – никогда,– его голос напоминает мне обработку робота, лишенного чувств, – Так какое насекомое ты?

– Предпочитаю быть человеком, а не жучком, которого можно раздавить, – отвечаю я, и он искренне улыбается, подмигнув мне.

Идя спиной к выходу, он ловко разворачивается, даже не пошатнувшись, и останавливается перед лифтом, стоит мне окликнуть его.

– Я доберусь сама,– Свон непонимающе и слегка оскорбленно смотрит на меня,– Спасибо за предложение и то, что решил проверить меня,– это было приятно, если бы он сделал это сам из собственных побуждений, – И верни, пожалуйста, ключ.

Он достает их из кармана и вкладывает его в мою ладонь, все еще скрытую тканью перчатки. Упираюсь плечом о дверную раму, наблюдая за его расслабленной позой. Калеб открыт. Легко читаем, не зажат и готов к любой битве. Но на самом деле он такой же хищник, как и многие другие люди, работающие на Золотой мир, но я не могу увидеть в нем проблему, от которой срочно нужно избавиться.

Свон со своей искренней и чистой речью заставляет меня улыбаться и забыть об ужасах прошлого. Нет сомнений, что он – человек с доброй душой, потому что я бы так не реагировала на него.

Может, причина в том, что Свон похож на неё?

– Если вы направляете в чей-то адрес остроту, вы должны принять её и в свой адрес,– двери лифта открываются, но он не заходит внутрь,– Интересный выбор. Мастер сатиры, страдающий душевной скорбью,– его руки сжимаются в кулаки, но Калеб не бросается на меня, как и я не давлю на эту рану,– Знаешь, люди, которые работают в Левис, будут не очень рады, если узнают, что ты так относишься к их труду.

Я прохожу в квартиру и снимаю со спинки стула его мокрую кофту. Прощупывая ткань, нахожу странный предмет, вшитый в капюшон. Я резко разжимаю руку, и обвожу комнату глазами, словно он мог установить где-нибудь еще жучки.

– Эрме, а не Левис,– я вздрагиваю, услышав его близко ко мне. Парень забирает кофту, но не надевает, стараясь не касаться капюшона. Руки скрещиваются на груди. Я делаю робкий шаг назад, сталкиваясь со стулом спиной. Калеб хмуриться, но ничего не говорит, покидая мою квартиру.

– Эрмес, а не Эрме,– я мгновенно расслабляюсь и избавляюсь от этой фальши в себе, расправляя плечи.

Закрываю дверь, опускаясь на пол и бросая свою улыбку в дальний угол разума. Меня будто поглощает вода, таща на самое дно. Становится одиноко в этой квартире, как и было всегда. Краски жизни сменяются пугающей серостью и плесенью смерти.

Без неё всегда было очень одиноко. Но и с ней кого-то не хватало. Будто мою жизнь покинул не один человек. Кто-то очень важный и близкий. Калеб такой же лучик солнца, как и Агата. Даже он может осветить мою умирающую душу на пару минут своим светом.

Оглядывая помещение, ловлю себя на мысли, что, несмотря на её наполненность, она пуста. Как заброшенный дом, с проросшей травой в полу и лозой, проникшей через сгнившую крышу. Разбитые окна, сохранившие в осколках стекла лица старых хозяев. Дом, что согревался смехом и любовью, теперь лишь напоминание человеческого эгоизма, бросившего его одного, когда-то защищавшего их всех от природных явлений и незваных гостей посреди ночи.

Этот дом похож на мою душу. Брошенный всеми, оставленный со своими тенями. Именно поэтому я выбрала его.

Отец говорил, что мы всегда получаем то, чего хотим. И как бы я не противилась нашему родству, даже это пошло в привычку. Добиваться желаемого, чтобы не пришлось предпринять для этого.

***

Я прохожу в зал клуба, в который раз проверив повязку на руке. Дэвид прикрывает лицо рукой, слушая кого-то в телефоне, а потом пытается успокоить. Я тихо подхожу к нему и сажусь на барный стул. Кожа не скрипит, пока что скрывая мое нахождение здесь.

Заметив меня, он вздрагивает, но через несколько секунд расплывается в вымученной улыбке. Прощается и подходит ближе.

– Привет, ангел-хранитель. Как состояние?

– Судя по тебе, лучше. Тяжелый день? – я киваю на телефон.

– Сестра. От каждого звонка накатывает паника. Я должен поблагодарить жизнь, за то, что она помогла вам обоим добиться желаемого.

– Алисия – твоя сестра?– он кивает, – Неужели переезд из родного города не болезнен?

– Мы не отсюда. Сначала приехала она, жила без проблем несколько лет, помогла перебраться мне, но пару месяцев назад какой-то сумасшедший начал звонить ей и угрожать,– парень нервно хрустит пальцами,– Благо мистер Рой помог разобраться, но она до сих пор боится.

– Его не посадили?

– Он умер. Запутанная история. Психопат и наркоман. Жил с трупом своей сестры, а потом его нашли связанным в сожженной квартире. Давай не будем.

– Теперь понятно, почему она быстро согласилась на аренду и такую стоимость,– задумчиво произношу я,– Надеюсь, скоро ей будет лучше,– достаю из кармана ключ и протягиваю бармену,– Передашь ей?

– Что это?

– Её ключ,– просто отвечаю я, не понимая вопроса.

– Ты еще не отошла,– хихикая, говорит парень и достает из своего рюкзака ключ,– Она отдала свой ключ мне на всякий случай, тем более мы работаем вместе. Это твой ключ, Ана. Налить кофе?– насмешливо спрашивает он.

Не дожидаясь моего ответа, Дэвид поворачивается к кофемашинке и набирает нужную функцию. Я бросаю ключ в тот же карман, где лежит мой. Выходит, Калеб получил ключ не от Алисии.

После жучка и расспросов Свона, я уже поняла, что окажусь в зоне наблюдения, но такого детального? Стали бы они так перестраховываться, если бы все было отлично?

Кто-то обнимает меня со спины, руки погружаются в карманы, чтобы взять ножи, но я останавливаю себя, заметив бирюзовые волосы, что выделяются на её черном костюме, надетого мной.

Её губы прижимаются к моей щеке, оставляя неприятный теплый след признательности.

– Ты просто чудо!– она поворачивает меня к себе,– Ана, ты спасла нам жизнь,– она кладет на мои плечи руки и сжимает их, радостно прыгая на месте.

Её подруги стоят рядом, но сдерживаются от таких действий. И тут я обращаю внимание на излишнюю эмоциональность и активность девушки. Она моложе них, возможно и меня. Тяжелый макияж отлично скрывает её юные черты лица, но характер невозможно спрятать. Яркий цвет волос, как попытка выделиться. Подростковая привычка – быть лучше, красивее и казаться старше своих лет.

– Рада стараться,– я сжимаю руку на её,– Но в следующий раз не утомляйте себя.

Трейси и Хлоя подходят ближе, и блондинка вручает мне конверт.

– За твою помощь. Это заработанное за смену.

– Убери,– требую я,– Я решила помочь не ради этого.

– Брось, Ана,– Трейси забирает конверт у Хлои и кладет мне на колени,– Мы понимаем, что ты выручила из чистого сердца, но и мы благодарим, не потому что чувствуем обязанными,– девушка кладет поверх него свою руку, пытаясь вдавить деньги в меня,– Просто возьми.

– Не могу,– просто отвечаю я,– Мне известно, как тяжело их зарабатывать. Свое я получу за вчерашний день. Вы? – я смотрю на конверт,– Таким образом, нет.

Танцовщица разочарованно выдыхает и стремительно отходит, чтобы я не успела вернуть заработанное им. Я протягиваю конверт Дженнифер, и она быстро его берет.

– Джен!– протестует Хлоя, скрещивая руки на груди.

– Что? Она отказалась, а мне еще брату нужно принести за аренду. В прошлый раз я потратила их на одежду, а ему солгала, что задержали. Если это повториться, он придет, и мой обман вскроется,– взрывается девушка, не контролируя свою речь, и начинает вычитывать свою долю из конверта. Засовывает несколько купюр в карманы и кидает Трейси.

– Твой брат не знает, что ты танцуешь тут?– я слежу за её реакцией, но она не поправляет меня. Не пытается доказать, что танцы – это работа, а не просто попытка раскрыться.

– Я сказала ему, что администратор в зале, и он едва с этим-то согласился. Если он придет, то встретит Аманду в лице администратора зала, а не меня. Но танцы – это все, чем я живу.

– Родные иногда не готовы принимать наши слабости.

– Именно,– восклицает она, надувая губы,– Он помешан на моей безопасности, но что может произойти в клубе мистера Роя?

Я пожимаю плечами, не отвечая ей на этот вопрос.

– Ана,– зовет меня Аманда, спускаясь со второго этажа,– Мистер Рой уже у себя.

Я поднимаюсь со стула, и внезапно девушка обнимает меня. Я ничего не могу поделать со своей реакцией. Расслабиться или не подумать, как причинить ей боли, лишь бы остаться в живых. Запах карамели обволакивается вокруг меня, как змея. Душит своей приторностью.

– Если что вини во всем меня. Девочки хотели отдохнуть, но я заставила их потанцевать.

– Со мной все будет в порядке,– заверяю я, и мягко отталкиваю её, поглаживая бирюзовые волосы.

Возможно, мой испытательный срок подошел к концу и меня прогонят. Возможно, оставят, что почти не имеет процента вероятности. Я бы не осмелилась оставить у себя такого работника, который поджег руку моего партнера. Тем более отношение ко мне дало понять решение Роя. Выгонит, и никогда не вспомнит. Что и должно было произойти после первой встречи.

Я подхожу к ней, и она пытается изобразить улыбку, но усталость дает понять, что она выслушала за последний час немало нравоучений за то, что выбрала меня в качестве администратора, но я не расстроюсь, если уйду. Будь на моем месте Дженнифер, она бы тяжело пережила это, ведь танцы – её смысл жизни.

Многие люди говорят, что смысл их существования – это семья, любовь и мечты, но у меня ничего этого не было. Семья с радостью избавилась бы, если я не имела ценности. Мечты? Я перестала мечтать, когда мои молитвы превратились в стоны жалости к себе. Я ставлю цели и пытаюсь их добиться.

Любовь? Смысл жизни – любовь? Можно ли кого-то полюбить на столько, чтобы простить обман, манипуляции, использование и предательство? Ведь всем этим часто пользуются люди в отношениях, чтобы залечить свои детские травмы, причиняя вред другому человеку.

Стук в дверь. Ожидание ответа. Я хмурюсь от дежавю. Словно я уже не впервые жду этого.

Дверь открывается, и я смотрю в карие глаза мужчины. Ток пронзает мое тело, ломая все, то, что я пыталась навязать себе. Энергия, поражающая душу и управляющая сердцем. Затем по охолодевшим конечностям разливается неистовое пламя. Оно забирает воздух, лишает любых мыслей и требует подчиниться призыву. Приказу.

Это чувство…

Взгляд Роя лишен любых эмоций. Горит, но не ясно чем. Он человек-загадка, которую хочется угадать и понять. Раскрыть его грудную клетку и сжать сердце, которое хранит в себе не одну волнующую меня тайну.

Я хотела бы сказать, что меня это пугает, но нет. Я не люблю изменения, но этот мужчина обещает перевернуть мою жизнь, как ему это вздумается.

Нет слова «нет».

Я предвкушаю. Готова растягивать вкус, если это поможет избавиться от моих дневных кошмаров и ночных испугов. Но что-то в нем продолжает цеплять меня, и это далеко не попытки заглянуть в его голову.

Мы встречались раньше?

Определенно нет, я бы запомнила его. Я запоминаю каждого, кто вносит свой вклад в мою жизнь. А он похож на человека, который жаждет оставить свой след в истории.

Рой пропускает меня, слишком быстро открыв до конца дверь. Не боится показать мне слишком много. Я осматриваю кабинет, ловя возможность. Личное пространство говорит многое о человеке, тем более об его доверии впустить кого-то.

Кабинет владельца намного больше моего, как и должно быть. Серо-синие стены с белыми горизонтальными линиями. Два окна. Стол буквой «Т» из черного дерева, занимающий значительную часть кабинета и офисные кожаные стулья того же цвета, что и стол. Четыре шкафа у стены с различными папками. Никаких картин или фотографий родных. На столе лежат бумаги, железный резной стакан с письменной канцелярией, все в серебряной расцветке и закрытый ноутбук. Никакого беспорядка, все стоит идеально и по своим местам.

Александр отодвигает стул ближайший к своему, ожидая, когда я пойму его намек на долгий разговор. Я направляюсь к нему и покорно сажусь. Мужчина задвигает его назад для моего комфорта, и игнорирует мой вопросительный взгляд, от которого я избавляюсь через мгновение, занимает свое место в кабинете и внимательно смотрит на меня.

Я опускаю глаза на его стол еще раз, но для того чтобы рассмотреть то, что заинтересовало меня секундами позднее.

Фотографии жены или детей нет, что удивляет.

Что же касается обручального кольца, то его я не вижу. До сих пор не женат. Почему?

Широкие плечи, высокий рост, но мышцы тщательно скрыты синей прекрасно выглаженной рубашкой и черным пиджаком. Темная щетина, которая дарит ему небывалую мужскую привлекательность. Четкие очертания скул и челюсти.

Его кадык дергается, и я отворачиваюсь к виду из окна, не желая комментировать то, что происходит.

Конечно же, он заметил это. Любой человек заметил бы такой интерес к себе, особенно если он нездоровый. Пытаясь думать о чем угодно, то и дело попадаю в собственные ловушки разума.

– Как вы?– я пытаюсь не реагировать на мурашки. Страх?

– Я не буду отвечать, потому что ответ, который вы получите, будет казаться заученным,– честно говорю я.

Перевожу взгляд на него, быстро и дерзко. Рой непрерывно следит за мной.

И снова между нами возникает пугающая тишина. Его взгляд спускается с моего лица, и я решаю проигнорировать это. Он имеет право после того, как я изучала его. И я в какой-то степени рада, что на мне костюм, скрывающий мое тело, так же как и его.

Его взгляд не изучает, а проверяет.

– То, что произошло вчера, было против моих правил,– грозно произносит мужчина решительным голосом,– И ты знала это, – я киваю, но мои подтверждения излишне, – И все равно пошла против. Да, причина довольно веская и решений этой проблемы было касательно мало, как и времени на их принятие. И итогом этого решения стал ущерб Харрису.

– Я понесу любое наказание. И готова к тому, что мистер Харрис захочет увидеть его,– на выдохе произношу я. Побои меня не пугают. Даже зрители никогда не смущали.

– Это радует, что ты понимаешь это, но он не увидит,– Рой снова осматривает меня, будто хранит важный секрет. Открывает ящик и кладет передо мной белый конверт, – Мы с Луизой пришли к выводу, что этот инцидент станет для тебя предупреждением. Я должен вычесть половину обещанного аванса за первый месяц.

Я открываю его и едва не позволяю шоку показаться на моем лице.

– Здесь явно не вычтено и тут больше положенного аванса.

– Я же сказал. Должен, но…, – карие глаза направляются ко мне,– Но не обязан. Также я должен был вам за телефон и еще компенсация за травму,– он кивает на бинт, скрытый сеткой перчатки.

Я отодвигаю конверт от себя, не готовая принять столько денег. Слишком много, так еще и нечестным путем. На удивление он помнит даже инцидент с телефоном, не просто встречу со мной. Люди склонны забывать важные детали, не говоря уже о мелких.

Он встает с кресла и медленно направляется ко мне. Мне приходится поднять голову выше, чтобы посмотреть на него. Понимая это, он облокачивается на свой стол, чтобы мне было немного проще. Слишком внимателен к деталям.

– Почему-то я и думал, что вы откажетесь при первой попытке. Если думаете о мнении других, я скажу, что все вычел.

– Вы только все усложняете этим. Лгать я не намерена.

Он внезапно мягко улыбается и кивает своей мысли.

– Умница,– я затаиваю дыхание, боясь показать ему слишком много глазами. О том, как это слово значимо для меня. О том, как сильно я мечтала его услышать,– Честность – это хорошо. Я тоже честный человек, поэтому и прошу вас забрать деньги.

Честный, но неправильный. Такой же, как я.

– Тогда я прошу вас передать все эти деньги мистеру Харрису в качестве компенсации за травму.

Рой опускает голову и качает ею, не желая слушать это. Словно ему противна мысль о такой щедрости для партнера.

– Уж лучше бы вы продолжили этот абсурд о честности.

Он отходит от стола, оставляя деньги на том же месте, и я поднимаюсь со своего места слишком резко, что кресло откатывается, а голова начинает кружиться. Такая импульсивность может с легкостью выдать меня.

– Если вы поступаете честно, то и я тоже хочу.

Иногда я не понимаю, кто я, и какой хочу быть. Иногда мне, правда, хочется быть хорошей. Не быть той, кто только разрушает. Когда-то мне хочется стать той, кто может лишить мир зла, частично и от собственного, но тот оказался насквозь пропитан человеческим ядом. Каждый шаг – приближение к гибели души и нравственной чистоты.

Рой никак не отвечает на эту просьбу. Его карие глаза с отливом красного вина бродят по моему лицу. Затем на его лице появляются отвращение и злость. Открыв рот, он не успевает озвучить то, что хотел. Дверь в кабинет открывается, и в кабинет самодовольно входит Джошуа. Заметив изменение настроения своего партнера, Харрис не упускает возможности посмеяться над этим.

– Не будь таким хмурым, слишком видны старческие морщины, Рой.

Он вальяжно садится рядом со мной в кресло и, взяв мою руку, без спроса целует костяшки через перчатку. Этот жест жжется воспоминанием, о том, что такое внимание к себе я должна поощрять, но сейчас мне хочется выдернуть руку и избавиться от испорченной ткани.

– Мисс Румынская,– он чересчур весело произносит мою фамилию, дожидаясь, когда я покорно сяду в кресло,– Рад нашей столь скорой встречи,– специально смотрю на другую, но уже перебинтованную руку. Обратив внимание к моему интересу, он сжимает ладонь, – Все в порядке. Мой врач сказал, когда-то я должен был получить такую травму,– я сдерживаюсь, чтобы не усмехнуться или закатить глаза.

– Разве в детстве вы не обжигались?– продолжаю проявлять интерес к нему и его жизни, чтобы не показаться странной.

– Я послушный и хороший, поэтому нет. Разбитые коленки и мозоли на пальцах от игры на гитаре. Вы любите музыку на гитаре?– быстро меняет Джошуа тему, и я не упускаю это из виду.

– Предпочитаю пианино, но любая музыка прекрасна, – он продолжает держать меня за руку, но это прикосновение не сводит с ума, не вызывает трепет. Лишь тепло плоти. Но даже и холод от неё был бы привычен для меня.

– Как и вы. Но ваши глаза говорят мне о кое-чем непростительном,– он быстро стягивает перчатку, и я прячу руку в кармане, слыша его смешок. Харрис оставляет сетчатую ткань на столе, но больше не пытается ко мне прикоснуться.

– О чем же, мистер Харрис?– я сжимаю нож, готовясь к любому неуважительному прикосновению.

– О том, что вы хотите возместить мою травму, – выходит, подслушивал, – я приму извинение только за счет нашего ужина в каком-нибудь ресторане.

– Как пожелаете, мистер Харрис,– пожав плечами, соглашаюсь я.

Он подмигивает мне и подходит к двери такой же походкой, с какой и зашел. Наигранной, выученной. Фальшивой.

– Александр, прекрати быть серой тучей, их и так достаточно сегодня, – Джош смотрит на меня,– До встречи, Ана,– интонация его голоса странно набита предвкушением, но забыв об осторожности, я киваю.

Когда дверь закрывается, я вслушиваюсь в шаги, ожидая, когда он уйдет, что поговорить без лишних ушей с Роем.

– Больше никаких проделок,– внезапно произносит Александр, слишком пустым голосом, я отпускаю металл оружия, почему-то не видя в этом смысла, – Какая бы не была ситуация. В следующий раз будет увольнение,– он игнорирует меня, печатая, что-то в своем ноутбуке.

Я подавляю разочарование внутри себя и поднимаюсь со стула, когда Рой снова решает заговорить со мной, не изменяя своего равнодушного тона.

– А что было бы, если вы проиграли?

– В приоритете был выигрыш,– также безразлично отвечаю я.

Я подхожу к двери, но так ее и не открываю, не желая прощаться с этим разговором. Редко люди заставляют меня заинтересоваться в чем-то. Они слишком прозрачны, как и их цели, и мысли.

Но он как закрытая книга, которую мне необходимо открыть, изучить и успокоиться. Рой не выглядит как пустой сосуд, вот что я действительно редко нахожу в этом мире.

Опустошить, разбить и успокоиться.

– Если я скажу «хорошо» на ваши условия, вы поверите?

– А вы хотите, чтобы я поверил?– скучающе спрашивает он.

Да, очень. Ради своего плана я готова на многое. Возможно даже на все.

– Как сказала мне сегодня ваша правая рука, только ваши желания имеют смысл,– бросаю я, скрывая мрачную улыбку.

Александр меняется, слыша в моем голосе не официальность, которую я использовала до этого. Медленно отстраняет от своего ноутбука, контролируя свои движения, и вновь смотрит на меня, как на что-то загадочное. То, что действительно интересует его.

– Знаете, чего я хотел бы?– я выжидающе смотрю на него, ожидая ответа, – Чтобы вы забрали деньги.

Я с раздраженным выдохом возвращаюсь назад к столу, потому рассчитывала, что он, как и многие просто попадется в мою ловушку. Протягиваю левую руку без перчатки к конверту, когда он резко встает и берет мою ладонь, чуть сжимает ее. Я замираю, но не позволяю ему понять, что это как-то влияет на меня. Самое главное, чтобы он не опустил глаза на руку и не обнаружил шрамы. Будут вопросы, подозрения и вся ложь вскроется.

Но к моему удивлению, он мягко поворачивает мою руку и вкладывает в неё конверт. Касается большим пальцем начала шрама на запястье, и я осторожно выдергиваю руку, пока Рой позволяет мне это сделать. Александр пытливо смотрит мне в глаза, сжимая руку в кулак, и моментально становится нечитаемым.

– В вашем бесполезном разговоре была одна вещь, которая все же была снабжена смыслом,– он выпрямляется и поворачивается к окну, смотря на пасмурность погоды.

– Что любая музыка прекрасна?– первое, что приходит мне в голову, я озвучиваю сразу же.

– И она тоже,– уголки его губ немного поднимаются, и я подавляю желание улыбнуться ему.

Глава 6.

Карма.

« Правящая семья владеет восьмиконечной звездой. Символ любви Девы Марии и силы богини Иштар. По некоторым трактовкам, такая звезда символизирует воскрешение и утреннюю звезду, что ярче солнца и влиятельнее луны. Существует легенда, якобы в день создания Золотого мира и брака Романа Романова, потомка императора Николая 1 и сестры королевы Италии Елены, и Россаны Да Романо, потомка великого рода Да Романо на небе виднелась восьмиконечная звезда. Люди связывают это с Вифлеемской звездой, которая помогла волхвам найти Христа. С тех пор потомки правящей семьи используют её в качестве семейного герба. Если член мафии удостаивается признания, он может применять на свою эмблему четырехконечную звезду, как покровительство Дона, но если упомянутый предает правителя или нечестно использует это, лишается этого права»

Сборник для особых детей, глава «Гербы»

Я прижимаюсь головой к сидению, внимательно слушая, как он заводит машину, видавшую лучшие времена. Коррозия расползлась по её металлу, как вирус, убивающий здоровые клетки. Как капля мрака разводами заполняет себя на белой краске. Я выдыхаю дым, следя, как он чертыхается и ударяет по механизму, пытаясь оживить его. Дымок превращается в кружок, вызывая у меня наглую ухмылку.

Наконец-то машина заводится, вызывает у меня дрожь, но я пытаюсь не допустить пугающих мыслей. Ежегодно умирает около миллиона людей из-за автокатастроф, но кто сказал, что я окажусь среди этого миллиона?

Рафид садится на переднее сидение. Я сжимаю в руке окурок, подавляя дым и растирая горячий пепел по коже, чтобы не оставить следов и тем более частичку себя.

Мужчина выезжает с улицы, а после и с Южного централа. В зеркале не отражается ни улыбка, ни безумная радость как перед боем или тренировкой, значит, едет туда, где мне обязательно стоит побывать.

Мы подъезжаем к заброшенному двухэтажному зданию. Внешне оно выглядит абсолютно нелюдимым, если бы не две машины, стоящие перед ним. Из разбитых окон даже не видно теней обитающих призраков. Место очевидно охраняется, раз на его кирпичных стенах нет граффити или скучных, детских надписей. Решетка с колючей проволокой, хотя я уверена, что если отойти от здания на пару километров, то можно найти лазейку. Контрольный пункт, который можно избежать и камеры, которые можно отключить. Или подорвать пункт в будний день, желательно рано утром, и спокойно пробраться, пока полиция будет разъезжать по всему Лос-Анджелесу, застрянет в пробке и прибудет сюда примерно через несколько часов, в лучшем случае – полтора.

Они, может, и охраняют это место, но оно не числиться к государственным, раз по пути сюда нас ни разу не остановили для проверки документов или багажа.

Рафид накидывает капюшон, опускает зеркало на свою кофту, и я выпрямляюсь. Лезвие ножа ласково прикасается к коже его шеи. Укус, который я оставила на нем, скрыт огромным пластырем. Мужчина пытается повернуться, но я надавливаю, вдыхая аромат мужского одеколона, смешанного с чем-то странным. Чем-то сладким, наподобие яблока и карамели.

– Где мы?– интересуюсь я, поднимая нож к шраму. Быть призраком – мой талант, которым я постоянно пользуюсь.

Рафид тяжело сглатывает и медленно поднимает зеркало, чтобы встретиться со мной взглядом. Его раскаяние в глазах сменяется на раздражение, и я не могу удержаться от ухмылки. Слишком приятно видеть эту эмоцию, особенно когда она проявляется от моей власти.

– Ты не должна быть здесь.

– Мы ведь партнеры,– протестую я, ведя нож к груди, и утыкаюсь кончиком в место, где бьется его сердце,– Тем более, где оно, там и моё,– и вновь злость превращается в уродливую вину, причину которую я еще не установила.

Я протягиваю другую руку и резко поворачиваю на себя, сжимая со всей силы его подбородок. Я прижимаюсь к нему, закрываю глаза и внимательно слежу за его реакцией. Дыхание, вздрагивание или напряжение тела. Но почти ничего, что было раньше. Сделав вид, что я ничего не замечаю, я провожу ногтями по его лицу, оставляя красные царапины и целую наиболее выделяющуюся из них, ощущая на губах вкус чужого металла. Отстранившись, изучаю кровь на своих пухлых губах и с безумной улыбкой оборачиваюсь к нему.

Рафид с утомительным выдохом стирает свою кровь, но не успевает убрать палец, как я сильно кусаю его, наслаждаясь его вздрагиванием. Только мужчина не выглядит и вполовину удовлетворенным моим типичным поведением.

– Так зачем мы приехали?

– Я приехал решить некоторые проблемы, а ты будешь ждать меня,– почти, что в приказном тоне произносит он, и я киваю.

Он сужает глаза, как будто не доверяет мне, и осторожно открывает двери и выходит из машины. Я выхожу следом, до того как он закроет свою дверь и заблокирует машину.

– Мими.

– Мы же решили захватить власть этого города.

– Тебя не было несколько дней,– я хмурюсь, слыша обвинение,– и я не собирался захватывать местную власть.

– У тебя всегда были проблемы с планированием будущего. Слишком узко мыслишь, милый,– я цепляюсь за его цепочку с двумя кольцами и тяну к себе,– Неужели ты заскучал? Расстроился?– я легонько бью его по щеке и направляюсь к пустующему зданию, натягивая бандану на лицо,– Так, где мы и зачем?

– Санта – Ана, заброшенное здание фармацевтической компании. Сейчас здесь организуются встречи для передачи разных товаров. Наркотики, оружие, лекарства, иногда и продажа людей.

Я почти застываю на месте, но заставляю себя не подавать виду. Подойдя к входу, узнаю знакомое название на грязном плакате.

Sauvetage groupe. Масштабная компания, которая успешно развивается и в мире Серебра и Золота. Имеет легальный заработок в производстве лекарств и спасении людей, а также нелегальный, с которым я хорошо знакома. Не знала, что он основался даже здесь.

Я захожу в пустое здание и останавливаюсь, чтобы осмотреть его. Даже внутри нет запретных и нелепых надписей. Слишком правильно и идеально. Рафид дергает меня в сторону и идет по узкому коридору в самый конец. В дверных проемах либо двери сломаны, либо же их нет, словно кто-то вынес их отсюда. Стеклянные колбы хрустят под моими ботинками. Документы и другая бумага впитала в себя различные жидкости, как природного, так и технического происхождения.

Мужчина останавливается перед последним кабинетом, и я замечаю дуло пистолета, направленное на него. Наклонив голову, вижу темного парня, младше Рафида, но выглядит он намного испуганнее, чем он.

– Дайр ждет меня,– сдавленно произносит он. Парень направляет оружие на меня, и я поднимаю бровь, улыбаясь его смелости,– Она со мной.

– Дайр не предупреждал о ней.

– Непредвиденные обстоятельства,– бурчит он, даже не посмотрев на меня.

Я делаю шаг, и стекло вновь хрустит под моими ногами, и он стреляет мне под ноги. Я должна напугаться, вздрогнуть, но это не происходит.

– В следующий раз, стреляй куда-нибудь выше, хотя бы в стену. Знаешь, напугает значительнее,– я подхожу и провожу рукой по его мягким кудрям, не испытывая никакого страха, – Такой милый. Странно, что ты стоишь, защищая их. Неужели не нашли того, что жаждет смерти больше?– выдаю я свои мысли, не думая о последствиях.

– Что?

– Будь я врагом, стреляла бы в тебя первого, как предупреждение.

Рафид прижимает руку к моему рту и толкает меня внутрь, но цепочка мыслей уже началась в голове парня. Он медленно опускает пистолет и смотрит в след нам, осознавая всю значимость моих слов. Я дарю напоследок ему свою фирменную улыбку, чтобы закрепить эффект. Ввести и в этой системе ошибку программы.

Однако Рафида не впечатляет мое вмешательство в чужую иерархию. Он никогда не понимал всю прелесть этого разрушения. Никогда не принимал эту сторону меня, пытаясь исправить. Но эта деталь в моем мозге давно заржавела.

Мы останавливаемся перед еще одним дверным проемом, но на этот раз тут есть дверь. На стенах прикреплены фотографии и заметки, как у многих детективов и хакеров, соединенных нитками. Оставляя меня с новой игрушкой, мужчина стучит в дверь и заходит внутрь.

Я провожу пальцами по лицам незнакомых людей, пытаясь запомнить каждого. Тихие шаги сменяются треском стекла и шелестом бумаги. Охранник подходит ближе, волнующе смотря на меня.

– Ты бы действительно убила меня?– сомнительно спрашивает, дергает за ниточку на своей шее.

– Конечно,– просто отвечаю я,– Тебя специально и поставили для этого.

Я чуть наклоняю голову, чтобы изучить его. На вид ему не больше 20. Чуть выше меня. Худой и с испуганным блеском в глазах. Заблудившийся олененок, который вышел на территорию голодных волков.

Если бы Рафид решил припугнуть его, он бы бросился бежать, но вряд ли смог бы. Слишком наивный, юный и определенно не готовый к этой стороне мира.

Я замечаю листочек в его кудрях и поднимаю руку, чтобы убрать его. Парень напрягается и отклоняется в сторону, приподнимая пистолет. Я игнорирую его страх и вынимаю маленький зеленый лист. Приглаживая пальцем его тонкое строение, весело улыбаюсь парню.

– Как твое имя?

– Авель,– заикаясь, произносит он, и предлагает положить листок в его руку.

– Интересный выбор,– я перекладываю растительность в его руку, и Авель сдувает его, что-то шепча,– Твои родители верующие?

– Мои родители мертвы, – его голос ломается, но после он откашливается, чтобы не казаться таким ранимым,– Но я мечтаю стать верующим,– смущенно бубнит парень, смотря как падает жизнь на холодный пол.

– Это лучше, чем быть посвященным, но не верить,– я поднимаю глаза на фотографии людей и записи.

Первое, что бросается это фотография девушки с бирюзовыми волосами и пирсингом в носу и губах. Юные черты лица не спрятаны за слоем косметики, как это любят делать подростки. Она весело улыбается на камеру и обнимает сурового мужчину с темными волосами и голубыми глазами, как и у неё. Его лицо отвернуто, словно он не хотел позволить ей запечатлеть их, но уголки губ, говорят о другом.

– Красивая,– подмечаю я, проводя пальцами по крашеным волосам.

– Очень,– с придыханием отвечает Авель,– Дженнифер, сестра босса, – рассказывает он, наверно решив, что если я с Рафидом, то и в курсе дел его босса.

– Модель?

– Работает администратором зала в Enfer.

– Никогда не была там,– признаюсь я, следя за его реакцией.

– Мало, кто может этим похвастаться. Ей повезло, что Алан знаком с владельцем и смог договориться по поводу работы для неё.

– Алан?

– Правая рука босса. Вы еще не встречались? – я пытаюсь медленно покачать головой и опускаю глаза, выражая свое сожаление от такой потери,– Это неудивительно. Он редко бывает тут. Дайр отправляет его для переговоров с нашими покупателями.

Вероятнее всего они являются посредниками в цепочке продажи контрабанд, но насколько мне известно с этого они получают меньше тех, кто погружает товар. Поэтому такие банды берутся за все, что будет оплачено. Убийство, поиски, пытки или продажи.

– А по поводу клуба, ты можешь договориться с Кипом. Он у нас вроде запасного водителя, постоянно свободен. В пятницу он может привести с собой друга.

– Боюсь, мне не позволят,– я киваю на дверь, за которой должен быть Рафид. Щеки парня покрываются румянцем от осознания нашей связи и понимающе кивает.

Между нами возникает тишина, пока я внимательно слежу за ниточкой, связывающей город Асуан в Египте, Саюлиту в Мексике и порт в Лос-Анджелесе. Важные торговые точки в этих странах, но я не могу вспомнить, чтобы мы когда-то доставляли что-то именно в этот порт. Чаще всего выбирали южный, но в этот раз поставка идет по новому адресу.

– Когда?– я не обозначаю детали этой сделки, боясь выдать себя.

– Через недели две. Вчера сообщили, что товар успешно доставлен в Саюлиту, теперь его нужно перегрузить на корабль и отправить к нам. Если все пройдет хорошо, Оскал будет доволен.

– Оскал?

– Не знаю всей истории, но Рой договорился с Оскалом о покупке оружия у Фареза, а тот окажет ему какую-то услугу. С Фарезом было трудно договориться, но все же мы смогли.

Если произойдут проблемы с перевозкой, Рой окажется в больших долгах перед Фарезом и Оскалом.

– Как они смогут поделить все оружие?– я скрещиваю руки на груди и наклоняюсь ближе ко всем записям, боясь упустить что-то важное.

– Рою нужно не оружие. Птенец – вот что ему важно. Точнее его пение.

« – Мы с ним так не договаривались!– взрывается Мауро и опрокидывает стол, пока я крадусь ближе к нему,– Птенец был куплен мной.

– Я сожалею, но все вышло из-под контроля».

Так вот кто перекупил Птенца у него. Никогда бы не подумала, что короля контрабанды сможет победить обычная пешка Оскала. Или уже не просто пешка? Но почему Птенец отправляется к своему покупателю сейчас, а не несколько лет назад, когда сделка у Мауро была сорвана.

– А как в этом заинтересован Харрис?

– Ждет свой товар. Все просто. Каждый получает от этого союза какую-то выгоду. Оскал – оружие, Рой – птенца, а Харрис – рабочую силу.

Люди. Продажа людей. Теперь понятно, почему Sauvetage groupe здесь. Значит, Мексика продолжает поставлять людей на рынке доноров, рабочей силы и сексуального рабства.

Репрессировать.

Я скрываю свою улыбку, и киваю парню. Всего неделя на создание плана и его совершенствование, пока корабль не прибыл в порт и товар не выгрузили. Но и с таким сжатым сроком можно справиться.

Дверь резко открывается и выходит мрачный Рафид и мужчина, запечатленный на фотографии с девушкой. Он наступает на зеленый листок, убивая его. Разрушая его невинность и чистоту.

Вероятнее всего, Дайр. Он занял какое-то место во всей этой иерархии и значит, важен Рою. Он нужен для этой сделки. Местный главарь мелких банд или одной, но самой главной?

– Надеюсь, ты не решил поиграть с нами,– грозно произносит мужчина.

– Ни за что на свете,– соглашается Рафид и прикасается к моему плечу.

Я стою на месте и внимательно изучаю Дайра. Высокий, скрывающий силу и мощь. Забинтованные руки, коротко подстриженные темные волосы, испепеляющий взгляд, сулящий проблемы, но он не знает кого пытается напугать. Страх мне неизвестен, как и чувства.

Единственное, что приносит мне удовольствие – это мои задачи, как кармы. Я заставляю страдать за грехи в этой жизни, а не дожидаться следующей. Я – следствие их действий, как хорошее, так и плохое. Я – серая масса добра и зла. Каждый видит во мне то, что хочет, но люди редко видят что-то светлое. Всегда темное и кровавое.

– До скорой встречи, Дайр,– Рафид крепко сжимает мое плечо, намекая, что это встреча последняя,– Прощай, Авель.

Мужчина грубо толкает меня к выходу, чтобы показать мою незначимость для него. Попытка обезопасить, которую я никогда не понимала и не принимала. Кивает обоим, сжимая одну руку в кулак, чтобы сдержать свои эмоции.

Позади нас начинается спор, ведущий только к одному концу. Авель осознал свою роль в их планах и скорее всего, потребует изменить свою судьбу. Но я не думала, что он так быстро попытается все исправить. У него были годы, чтобы продумать план как избежать своей будущей участи.

Голоса затихают, и раздается несколько шагов, а после оглушительный выстрел. Я продолжаю идти, не желая даже оборачиваться, чтобы взглянуть на картину новой смерти.

Из подобных иерархий есть только один выход. Смерть.

Я это хорошо знаю, но почему-то решила повлиять на простую пешку. Незначительную фигурку, которую моментально столкнут. Не вспомнят о ценности на первых этапах битвы.

Такова судьба тех, кто не проявил достаточно амбиций.

Рафид открывает дверь машины, ожидая, когда я сяду. Я продолжаю цепляться глазами заброшенного здания, поэтому ему приходится меня посадить, пристегнуть ремень безопасности и закрыть дверь.

Почему они основались здесь? Мауро упоминал, что его партнер у самого сердца Золота мира, значит где-то в Европе, но как его фабрики оказались в Америке? Покупка оружия могла осуществляться напрямую, но он влез в это дело, значит, ему важно быть причастным к этому. Почему?

Меня больше интересует характер его участия. Он мстителен и хитер, однако бывает достаточно милым для просьб о помощи. Но я сомневаюсь, что кто-то из участников этой сделки попросил бы его о помощи, гордости много. Лусиан не из тех, кто склоняется и обхаживает Золотых господ. Скорее собственное высокомерие задушит его, прежде чем он будет прислуживать кому-то.

Сев на свое место, Рафид тянется к ключам, но останавливается, замечая мое состояние. Возможно, он принимает это за сожаление, но я слишком занята чужими планами и той паутиной, в которую мне пока не следует влезать.

Его рука касается моей щеки, поглаживая большим пальцем мою кожу. Затем он целует меня в подбородок и кладет голову на мое плечо, играя с белыми волосами, спрятанными под кепкой.

– Еще не поздно обратиться за помощью,– шепчет Рафид.

– За какой помощью?– я не совсем понимаю о чем он.

– Психологической,– пытаюсь оттолкнуть его, но он сжимает мое лицо в своих ладонях, поворачивая к себе,– Ты нуждаешься в этом. Ты не справляешься, и ты это понимаешь. Тебе больно.

– Мне никогда не бывает больно, – я хватаю его за горло и сжимаю его, перекрывая воздух, но мужчина не реагирует. Не пытается остановить. Он лишь желает показать мне насколько я безумна, показать эту сторону меня, чтобы я ужаснулась.

Но этого никогда не произойдет. Потому что я такая. Я родилась с этим и умру, но никогда не испытаю отвращения к своим поступкам.

Через пару секунд я отпускаю его и успокаиваюсь. Рафиду это очевидно не нравится, и он встряхивает меня, пытаясь починить сломанный механизм. Но как Дайр поступил с Авелем, так поступили и со мной.

– Когда ты ходила к доктору, тебе становилось лучше, пока…,– он замолкает, но я решаю надавить на это. Напомнить ему.

– Пока что?– я отталкиваю его руки и наклоняюсь ближе,– Давай, Рафид, продолжай. Пока я не перерезала ему горло?

– Он сказал, что у тебя расстройство личности, и ты испугалась,– я усмехаюсь, но он не находит в этом ничего смешного.

– Каждый болен,– равнодушно отвечаю,– Неужели хватит времени, чтобы поставить каждому диагноз? Ты принимаешь все близко к сердцу. Давай закончим этот абсурд и поговорим о твоих планах на перевоз оружия,– теперь я ощущаю не злость, а прилив радости и веселья,– Как ты планируешь помешать им?

Надежда гаснет в глазах мужчины, и он медленно бросает идею как-то излечить меня, лишая жалкого тепла, и отворачивается. Он никогда не поймет меня. Никогда не примет. Я всегда знала, что мы разные, но не думала, что это зайдет так далеко.

– Я никому не буду мешать. Послушай, Мими,– пытается оправдаться Рафид,– Я много думал за этот год, пока тебя не было рядом. Игра в месть ни к чему нас не приведет. Это никогда не успокоит тебя. Просто прими…

– Сколько?– спрашиваю я, отстегивая ремень.

– Говорю же, много думал за этот год.

– Тебе понадобилась чертова секунда, чтобы отказаться от мести. Мне интересна сумма, которая повлияла на это.

– Мой брат действительно раскаивается в случившемся.

– Двадцать миллионов?

– Мы с тобой пострадали от рук мафиози, но ты никогда не думала кого им? Ты задумывалась о том, как воспитывали Романову? А я помню, как мой отец обращался с нами. Он пытался сделать из нас зверей, а не людей. Ты не понаслышке знаешь, что с женщинами там обращаются хуже…

– Неужели пятьдесят?– я игнорирую его рассуждения. Рафид качает головой и закрывает лицо руками,– Сто?

– Пять,– бурчит он, и я замираю.

– Ты с ума сошел? – я беру его за темные волосы и дергаю на себя. Он терпит боль, но не пытается защититься,– Пять миллионов, вот сколько стоит твое прощение? Пять миллионов стоит смерть твоих братьев и твоя несчастная жизнь? В Адевске на такую сумму невозможно найти квартиру, а ты хотел переехать…

– Я передумал,– прерывает он меня, взглянув виноватыми глазами. Снова эти извинения, но за какой проступок?– Я хочу жить здесь. Проще спрятаться за чьей-то спиной, чем вставать на линию огня. Мими,– он кладет руку мне на бедро,– Романова тоже последствие чужих решений. Твоя жажда погубит тебя.

Я почти не слышу его, внимательно следя за ритмом своего сердца. Я потратила на его вербовку несколько месяцев. Отдала столько сил и времени, чтобы он так легко отказался от меня?

– Ты продажный ублюдок,– шепчу я, медленно хлопая в ладоши,– Твой брат, вероятно, очень доволен своей работой. Ты же просто отдался ему в руки, – Рафид краснеет от злости и сжимает подлокотник, чтобы не выплеснуть свою силу на мне,– Шлюхи имеют больше гордости, чем ты.

Он бьет кулаком по рулю, оглушая нас.

– Я в отличие от тебя имею разум! Ты чертова психопатка, которая играется с невинной девушкой. Тебе приносит удовольствие от её страданий и беготни. Ты считаешь себя самой умной? Ни черта, Мими. Ты самый глупый и больной человек, которого я мог встретить. Даже мой отец не относился к людям, как ты! Может, хорошо, что Романова убила твою мать и отца? Они не увидят в какого монстра ты превратилась.

Он выдыхает свой гнев и несколько раз бьет по машине, ругаясь на родном языке. Я начинаю смеяться и закидываю голову, не скрывая своего веселья. Мужчина с ужасом смотрит на меня, на мои слезы, как заламываются руки, и сжимается живот. Когда боль становится невыносимой, я стираю слезы, набирая больше воздуха в легкие, тихо посмеиваясь.

– Ты сошла с ума,– признает он, словно потерял последние крупицы веры в мое изменение. Ему никогда не было дано исправить меня.

Я поворачиваюсь к нему и ласково провожу рукой по темным волосам, которые еще совсем недавно натягивала, желая причинить боль. Он выглядит, как испуганный человек, наблюдающий за бешенным животным, но я намного спокойнее него. Разумнее и хитрее.

– Как её зовут?– мой голос ломается. Он тяжело сглатывает и начинает бегать глазами по зданию, в поиске ответа,– А я думала, какого черта с тобой творится,– едва касаясь, провожу пальцем по шраму,– Надеюсь, ты поймешь, какую совершил ошибку, когда она бросит тебя.

Я выхожу из машины и иду по широкой дороге в сторону города. Чертова вина, страстные прикосновения, перепады настроения, запах женских духов, пластырь, скрывающий следы другой женщины и наконец-то изменение планов. Он остается здесь ради неё. Он забыл обо мне, о наших планах, о том, сколько всего сделали, чтобы выбраться из того ада.

Но не время думать о потерях или о мести. Карма постигнет и его. Сейчас у меня есть и дела поважнее Фареза.

***

Я выключаю чужой ноутбук и откладываю его как перед тем, как Рафид заходит в уютную по его меркам гостиную, ставя на маленький, стеклянный стол небольшой пакет с продуктами. Мужчина выдыхает, обнаружив полную раковину грязной посуды и замоченную водой кофту, которую мне пришлось отстирывать от крови. Благо пятен не осталось, иначе бы мне пришлось сочинять правдоподобную сказку, либо порезать руку.

– Вижу, домашние обязанности тебя тяготят,– шутливо озвучивает он, засучив рукава ужасной клетчатой рубашки.

– Твоего друга не привлекает качество, а не меня.

Больше всего мне нравилось в наших отношениях, что у нас никогда не было периода извинений. Мы часто ругались, временно расставались, но всего сходились. Я не ждала первого шага от него, он это уважал, видя во мне хоть и странную, но принимающую ответственность девушку. Он никогда не пытался быть интересным, что и не особо усложняло мой заказ. Будь он младше или чуточку особеннее, чем другие, моя задача тяготила бы меня, но Фарез превосходная жертва, о которой я и не вспомню через несколько лет.

Найдя его собирающим вещи в том отвратительном, заброшенном доме, я сделала вид, что ничего не произошло, за что он ухватился обеими руками и по-прежнему не отпускал. Рафид привез меня и несколько своих вещей в небольшой домик в Плайя-дель-Рей. Пока его знакомый отдыхает в Канаде, он будет следить за его домом.

Но собранные вещи, наполовину оставленные тут, частично в машине, видимо, никогда не вернуться в тот полузаброшенный дом, как и его машина в Южный централ. Я не стала спрашивать, что произошло за несколько часов, но что-то изменилось. И я не причина этому, что немного обескураживает.

Фарез подходит к раковине и начинает мыть посуду, пока я слежу за его действиями.

Нормальные люди так и живут? Приходят после трудного дня на работе, морально истощенными, перегруженными проблемами с заказчиками, директорами, обычными покупателями или клиентами. Заходят в дом, где их встречает такой же уставший партнер, но способный на вымотанную поддержку и улыбку. Дети, пришедшие со школы или вышедшие из своей комнаты, чтобы поздороваться с родителями и помочь им разобрать пакеты продуктов.

Найдя что-то вкусное, они пытаются передать через объятия всю свою благодарность и счастье. Любящие родители помогают друг другу с приготовлением ужина, садятся за общий стол и рассказывают о своем дне. Читают детям сказку и мирно ложатся спать? И так изо дня в день. Никаких жертв, терзаний души, лживых игр и постоянных поисков для лучшего способа выживания.

Рафид вытирает руки и подходит к пакету, вынимая из него бутылку белого вина.

– Я слышал, вино очень расслабляет после тяжелого дня. К тому же у нас есть повод.

– Ненавижу вино,– бормочу я, уставившись на него. На пару секунд он перестает дышать, явно растерявшись от моего прямого отказа.

– Ну…,– он подбирает слова,– я подумал, что многие девушки предпочитают вино.

– Как Луиза Харрис? – моя провокация только портит его механизм, но я жажду раскрыть его. Понять нисколько его предательство, а причину.

Его воодушевленное настроение сменяется на подавленное. Походка становится утягивающей к полу, громкой, но медленной. Он берет один бокал и открывает бутылку белого вина. Налив себе немного алкоголя, он выпивает его, а после опускает голову, держась за островок на кухне.

– Откуда?

– Её имя предлагается мне интернетом, после запроса об Алексе Рое,– Рафид наливает еще вина, на этот раз полный.

– Я предупреждал тебя не интересоваться им.

– Потому что он ищет Романову, а я преграда? Или потому что испугался, что я переключусь на него? Захочу вскрыть его содержимое? – он не отвечает, делая несколько больших глотков,– Успокойся,– я изучаю свои ногти, замечая чужую кровь,– Просто стало интересно, отчего приходится отказываться.

– Но ты ведь уже не хочешь?

Я молчу, не зная, что ответить. Честно говоря, я еще не поняла, что хочу сделать с ним. И его связь с Оскалом – только усложняет это. Было бы проще избавиться, не обязательно убивать, существует множество других инцидентов в мире роскоши и бизнеса. Банкротство, неуплата налогов, связи с замужними женщинами или внезапное безумие, охватившее всех посетителей и явно испортившее имидж клуба.

Столько вариантов.

– Ты доказал, что я могу еще сомневаться в твоих чувствах, поэтому да. Оставлю его на потом,– я кладу голову на руку, удобно устраиваясь на кресле,– Расскажи мне, почему она заинтересовала тебя.

– Мими.

– Я имею права знать,– он упорно молчит,– Значит, я правильно предположила, – заглянув в пакет, сбрасываю все его содержимое на пол. Овощи, зелень, молочные продукты, крупы. Никакого вреда или удовольствия, – Протеина не хватает, но магазин уже закрыт в такое время.

– Прекрати,– шепотом просит он, сжимая голову руками, но я медленно встаю, наступая на все его покупки. Внимательно смотрю, как упаковка разрывается от давления, и молоко проливается, впитываясь в ковер.

– Красивая и ухоженная девушка, обратившая на тебя внимание? Изгоя, которого избили и оставили умирать? Бастард, от которого мечтали избавиться? Ты ей нужен только чтобы ослабить внимание отца, и это развяжет руки Рою. Что она говорила тебе? Что ты невероятно сильный, мужественный, богатый душой и божественно привлекателен? Не поверишь, но она лгала. Все ради Алекса. А когда ты перестанешь быть удобным ей, она вернется к нему, потому что он её идеал. Он её мужчина. Он единственный, кто заставляет её вставать пораньше с утра, чтобы привести себя в порядок, отработать около трех часов в спортзале и натянуть на себя соблазнительную кожу и шелковое белье. Чтобы привлечь его. Не ты. Алекс Рой.

– Заткнись!– он бросает бутылку в меня, но я вовремя отхожу в сторону.

Она разбивает на огромные осколки, а алкоголь разливается по молочной стене, оставляя заметное пятно. Рафид падает на колени, закрывая свое лицо. Он бормочет извинения, но они не достигают моего сердца.

Я никогда не чувствовала себя с ним в безопасности. Всегда оставалась готовой к подобному. Создать семью, которую я представила? Никогда не будет моей реальностью, но проблема вовсе не в нем.

Подойдя ближе, я приглаживаю его волосы, и он прижимается своим телом к моему, оставляя поцелуи на моем животе.

– Не пытайся превратить меня в неё,– прошу я,– Иначе я уйду, Рафид. Я не никогда не буду той, кем ты хочешь меня видеть, пока сам не вычеркнешь её из своей головы. Я не замена,– сжав его волосы ради эффекта, ощущаю прикосновение злости,– Я буду приоритетом. Если не для тебя, то для себя.

– Ты будешь приоритетом,– он обнимает меня, пытаясь удержать на месте,– Всегда моим выбором.

– Хорошо,– я надавливаю на его руки, пытаясь освободиться, а потом подхожу к сумке с вещами,– Если захочешь убедиться в моих словах, намекни Харрису, что Рой ведет двойную игру, и ты увидишь реакцию.

– Ты уходишь?

– Я хочу побыть одна, но сразу же приду, когда ты запишешь нас к доктору Бушу на прием.

Я выхожу и тихо закрываю дверь, чтобы мысли о моем спокойном уходе беспокоили его каждую ночь. Он всегда боялся этого больше всего, потому что это напоминает ему клятву матери. Я открываю дверь на заднее сидение и бросаю туда сумку с вещами и документами, оставленными Аланом тут. Тело в белом мешке не двигается, кроме другого. Я слышу возню и раздраженно выдыхаю. Закрыв дверь, подхожу к багажнику. Связанный парень вскрикивает, но крик приглушен из-за кляпа, найденного мной тут же.

– Что не понятного в «будь паинькой»?– он мычит, пытаясь ответить, но я даже не пытаюсь дать ему возможность ответить. Мне хватило часа угроз, пока я изучала, все, что смогла найти,– Экономь слова, Авелю они нужны больше, чем мне.

Я закрываю багажник и сажусь за руль. Гул в голове продолжается, пытается меня отговорить от поездки, но я хватаю телефон и ищу ближайшее католическое кладбище. Руки дрожат, когда я завожу машину, но я надеюсь, что мне удастся избежать аварий, причиной которых стану я.

Я сдаю назад и резко во что-то упираюсь. Ударившись о руль, судорожно выдыхаю и стираю банданой пот на висках.

– Надеюсь, милый, ты в порядке?– интересуюсь я у Кипа, но он молчит или до меня не доходит его мычание. Если он умер, мне же проще.

Взгляд цепляется за Авеля в белом мешке. Придется найти где-нибудь цветок и лопату. Я поправляю зеркало и выезжаю на дорогу, собравшись с силами. Боюсь, у меня нет времени на достойные похороны, но надеюсь этих стараний достаточно, чтобы он простил меня за совершенный поступок.

Глава 7.

Анастасия.

1)Никогда не поступать против семьи. Закон Дона, Консильере, Младшего Босса, Капо – закон.

2) Никогда не иметь дела с полицией. Если вас поймают, мы вытащим вас, но если вы скажете что-то против семьи – будьте готовы встретиться лицом к лицу с карателем.

3)Всегда чтить "Омерту". Особенно десять заповедей

Три главных закона Золотого мира

Бармен прикладывает к моему лбу холодную бутылку дорогого виски, и я благодарно ему улыбаюсь, забирая стекло из его рук, сильнее прижимаю к своей горячей коже. Дэвид делает то же самое, но с джином и мычит от прикосновения холода к себе.

– Мы молодцы,– шепчет он, бросая на меня веселый взгляд, и я киваю, но не испытываю той же радости.

– Удивительно, что мы в такие сжатые сроки успели все рассортировать,– капля от бутылки стекает по моей щеке, но я успеваю стереть её, пока она не впиталась в воротник черного костюма.

– Было бы чудесно, если бы предложила в качестве выигрыша что-то другое, а не плюс один.

– Что еще я могла предложить?– я осторожно убираю бутылку на её место, стирая остатки влаги на своем лбу.

– Спеть?

– Плохая идея,– я выхожу из его зоны, чтобы взять стакан с водой и избавить себя от сильной жажды.

– Неужели? У тебя красивый голос,– я закатываю глаза, отпивая воду,– Я серьезно,– пытается подтвердить парень, и вокруг зажигается свет,– Видишь? Правду говорю.

– Починили,– шепчу я, следя за тем, как загорается вывеска над баром и неоновые ленты. Сцена мигает и вспыхивает ярким белым светом, который на пару секунд слепит, но после кто-то уменьшает яркость.

Трейси машет нам со сцены, мурча. Сегодня она решила выбрать наряд кошки. Кожаное боди обтягивает её тело вместе с колготками в сетку. Ушки, прикрепленные к рыжим выпрямленным волосам, стрипы на шнуровке и ремень, свисающий до колена. На шее блестит ремешок с золотыми буквами. Она плавно наступает на ступеньки, словно охотиться на нас, и Дэвид решает подыграть, взбираясь на стойку, я же остаюсь стоять на месте, но заставляю себя не улыбаться, а выглядеть немного смущенной.

Трейси медленно подходит ко мне, скользя перчатками по ткани пиджака, заходит за спину, и прижимается лицом к моим волосам.

– Совсем не страшно?– мурчит она, ластись как животное,– Может, тебе этого хочется?

Девушка продолжает издеваться надо мной, скользя с рук на мою грудь. Я огибаю её, избегая лишних прикосновений, и приваливаюсь спиной к лестнице.

– Так не интересно,– протестует она, делая шаг, но я машинально поднимаю руку, останавливая её. Через пару секунд до меня доходит чей это жест, и я резко опускаю руку, приглаживая складки на отвратительном пиджаке. Девушка же усмехается, но ничего не говорит по этому поводу. Рой, как и когда-то мой отец, постоянно использует этот жест, чтобы заставить кого-то замолчать или остановится.

За проведенное тут время, я успела запомнить особенности в их поведении. Дэвид почти никогда не отходит от бара и избегает женского внимания после своей сумасшедшей бывшей, которая ревновала и следила после расставания, почему ему и нужно было срочно переехать, а после и избавиться от неё, с помощью Александра.

Трейси и Хлоя росли в семье алкоголиков. Первая – еще подростком продавала свое тело, а Хлоя с помощью танцев зарабатывала на пропитание. Обе без образования, но с жаждой к музыке и движениям. Именно поэтому Рой и забрал их к себе. Родители Дженнифер погибли в авиакатастрофе, поэтому её брат вынужден был обеспечивать их. Едва окончив школу, она окунулась в танцы и через друга брата устроилась сюда. Я не стала интересоваться, почему близкий человек её брата позволил девушке работает тут танцовщицей, а не официанткой. Хотя Дженнифер согласилась бы на любую работу, если бы этот друг как можно чаще навещал её.

Рокси и Бриджит куплены мексиканскими сутенерами и привезены сюда для торговли, но Александр выкупил их, обеспечил всем нужным для новой жизни.

С Амандой вышло немного сложнее, не говоря уже о Патрике и Питере. Но болтливый язык Дженнифер погубит любую душу. После смерти любимого у Аманды началась алкогольная зависимость, но Рой вытащил её. Он оплатил лечение, снял для неё дом и позволил работать у себя помощником директора, до прихода Луизы. У Патрика была такая же зависимость, а вот Питер был осужден за жестокое убийство насильника своей жены.

Каждый должен Рою за что-то, но в его манере общения это не заметно. Он общается со всеми легко и дружелюбно, не совсем как должен босс с подчиненными, но я никогда не видела хорошего к себе обращения в том клубе, поэтому могу ошибаться.

Красивый, успешный и удушающе благородный. Неудивительно, что Луиза так тщательно следит за ним и начинает злиться, когда приближается потенциальная соперница. Она неоднократно приближалась к нему, публично показывая их отношения.

Будь у меня силы, я бы изобразила, что-то большее, чем равнодушие, но эти дни вымотали меня. Потребовали гораздо больше энергии, и физической, и эмоциональной. Это жуткая игра почти сжимает мои легкие и забирает всю легкость, что могла бы существовать раньше. Однако этой ночью мне потребуется приложить намного больше стойкости. Пятница. День, когда придется отдавать по долгам. День, который покажет, окупились ли мои старания.

Мой телефон начинает вибрировать в кармане, и я вынимаю его, принимая вызов от администратора зала.

– Ана, нужно открыть еще две…,– кашель прерывает её слова,– Прошу прощения. Две зоны.

– Еще гости?

– Важные. С алкоголем разобрались? Свет починили? Кондиционеры работают?– быстро спрашивает она, а после вопросы заканчиваются очередным приступом кашля.

– Все сделано в лучшем виде,– я медленно поднимаюсь по ступенькам на второй этаж,– Как ты себя чувствуешь?– я морщусь от неискренности в своем голосе, но девушка не замечает этого.

– Намного лучше, если получится, уже завтра приду,– вновь кашель,– Извини. Чтобы я еще раз забрала столько излишек холодных напитков? Никогда.

– Ничего страшного, поправляйся.

– Удачи сегодня.

– Она нам сегодня будет очень нужна,– завершаю вызов, но не благодарю её. Оборачиваюсь, услышав Дэвида.

– Где чертовы лицензии?– он обыскивает полки, небрежно отодвигая бутылки с алкоголем.

– Они у меня,– отвечаю я на его вопрос, адресованный явно себе,– Зачем они тебе?

– Нужно мистеру Рою отнести, пока он не уехал.

– Я занесу. Убедись, что льда достаточно на сегодня.

Резко обернувшись, я сталкиваюсь с кем-то. Специально заломив ногу, теряю равновесие, чтобы не показаться слишком ловкой. Мужские руки приподнимают меня, обняв за талию. Мои руки сжимают воротник рубашки, слишком низко опускаю голову, почти сталкиваясь губами со щекой. Рой крепко держит меня, не позволяя упасть. Опасная близость нисколько не пугает его, как и меня.

Мои легкие наполняются его ароматом. Кедр и что-то кисло-сладкое, напоминающее цитрус. Приятная ткань дорогого пиджака и рубашки скользит по моим перчаткам, оставляя их в помятом состоянии. Он, не моргая, смотрит на меня, не смея спуститься к моим губам. Пронзительно и интенсивно. Так одержимо и откровенно, но не похоже, что он мечтает о моей смерти. Просто изучающе.

Чего не могу сказать о себе. Я продолжаю игнорировать ток в моем теле, от прикосновений к нему. Жар, схожий на температуру во время летней ясной погоды. Почти огонь, вспыхивающий во мне каждый раз, когда мы встречаемся глазами, пока Луиза отвлечена чем-то. Каждый раз, когда сталкиваемся в начале работы около своих кабинетов и каждый раз, когда время подходит к концу. Но никогда ничего большего.

Мне не нравится, как я неосознанно поднимаю глаза к часам, ожидая конца рабочего дня, или прислушиваюсь к его шагам, пока он отходит от двери или подходит к ней. Он – загадка, которая привлекла мое внимание, и я не могу забыть о ней, пока не найду ответ. Не смогу понять его суть.

– Уже можно отпустить,– шепчу я, почти касаясь своими губами его щетины. На мгновение он прикрывает глаза, довольствуясь чем-то. Моим голосом? Близким контактом? Интимностью этого момента? Слишком много лишних вопросов, топящих меня.

– Уверены? Вы едва стоите на этих каблуках.

Но все же Александр отпускает меня, пока я скольжу руками по его пиджаку, что приносит нам обоим небольшое облегчение от скорого расставания. Он не спешит отпустить меня, оставляя руки на моей талии. Мы замолкаем, продолжая смотреть друг на друга. Кажется, даже мелодия на сцене стихает от ударов его сердца. Синий свет окрашивает карие глаза в черные.

Я опускаю глаза на его мятый воротник и пытаюсь поправить то, что было идеально выглажено до меня. Однако линии не стремятся так просто исчезать, а я не проявляю слишком много усилий, потому что так редко вижу его в небрежном виде. На самом деле, никогда.

Всегда идеально выглаженный костюм, который сидит на нем, как сшитый на заказ, что, скорее всего, является правдой. Причесанные волосы, ни одна прядь не портит его прическу. Лаковые туфли, на которые никогда не оседает пыль и не попадает и капля грязи после обильных ливней.

Он слишком любит контроль и стремится к идеальности. Иногда я отвергаю мысли о том, как испортить это, заставить его увидеть разрушения, созданные мною.

Но что-то подсказывает мне, он отвернет это. Воспротивиться этой стороне меня или попытается исправить, как многие другие до него. Адель не хотела принимать мою жажду в ночных прогулках, Надья не желала слушать мои рассуждения о смерти, а Кирилл всегда пытался склонить к доброте. Показать, что жестокость – это психологическая проблема, которую можно решить через специалиста.

Мне неприятно от одной мысли, что он будет как остальные и увидит во мне монстра, в тайне мечтающего о простом. Понимания и любви. Того, что я не нашла в сердце отца и мамы. Не смогла насладиться во взгляде Агаты и Ахмеда.

Я несколько раз стучу каблуками, чтобы убедить его в обратном, и Александр улыбается мне, но я пытаюсь подавить желание ответить ему тем же.

– Вижу, день выдался сумасшедшим,– говорит, все еще не отпуская меня.

– Во всех смыслах,– продолжаю я этот бессмысленный разговор.

Перегрев энергии, из-за чего в нашем районе отключили энергию на несколько часов. Беспощадная духота и кромешная тьма, не считая фонариков. Напряженный день, который будет еще более безумным после прихода гостей. И это далеко не конец всем страданиям.

Я делаю шаг назад, создавая дистанцию, и он отпускает меня, слишком медленно проводя руками по ненавистному мне пиджаку. Проводя рукой по воротнику, в который раз убеждаюсь, что все сидит хорошо, но что-то сжимает меня, царапает.

Может, моя роль начинает давить на меня? За столько лет её маска до сих пор дергается на мне и причиняет дискомфорт, но сейчас все обостряется.

Я указываю на свою дверь, но Александр дожидается, когда я пойду первой. Предвкушение проходится по коже, как бархат, а прилив тепла, кажется, больше не так и сильно раздражает. Я начинаю привыкать к этим чувствам. Но почему они просыпаются рядом с ним? Что в нем такого, что заставляет меня ожить? Проснуться от мертвого сна и принять те эмоции, которые как я думала, угасли во мне?

Я выпрямляю спину и пытаюсь спокойно пройти до кабинета, не показывая своего волнения. Что-то есть в этом смущающее. Я уверена, что мы встретимся взглядами, если резко обернусь, но игнорирую это неразумное желание.

Открыв дверь, пропускаю его, прижимаясь спиной к стене. Рой неторопливо заходит внутрь, лениво осматривая стены, мебель и вид из окна. Возможно сравнивая пространство и богатство, как это делала я, побывав в его кабинете.

Я наклоняю голову, изучая его на своей территории, но ничто не выдает его смятения или скромности. Он чувствует себя, кажется, везде правителем. Самоуверенность, которой можно только позавидовать. Таинственность, которую хочется раскрыть. Красота и чувство стиля, которыми стоит восхищаться. Голос, который необходимо слушать на повторе.

Александр поворачивается ко мне, и что-то изменяется в его настроении. Постоянное хладнокровие сменяется едва заметным румянцем на его лице, а карие глаза будто теплеют. Его губы двигаются, что-то произнося, но я так увлечена им и своими попытками понять его, что перестаю находиться в этом помещении.

– Что?– я сглатываю, пытаясь избавиться от странной сухости в горле.

Моя не сосредоточенность его не злит, не смущает и не печалит. Мужчина мягко мне улыбается и указывает на кресло рядом с моим, но не спешит прикоснуться к коже мебели.

– Позволите?

Я перевожу взгляд на него и кресло, и обратно, но смысл вопроса ускользает. Он спрашивает меня, разрешу ли я ему, сесть в купленное им кресло, в его клубе?

– Конечно,– я быстро подхожу, собираясь отодвинуть его, но от скованных движений задеваю стол.

Его руки подхватывают меня, помогая восстановить равновесие, но от этого становится только хуже. Вновь этот огонь, опаляющий все мое тело и ломающий внутренние цепи.

Рой осматривает меня, ища любые повреждения, но не находит и поднимает голову. Я почти вздрагиваю от беспокойства в его взгляде, но покорно молчу.

– Видимо, очень напряженный день?– он проводит руками по моим, и я понимаю, что застыла, сжавшись.

– Обычная пятница,– я отхожу и сажусь за свое кресло, чтобы создать дистанцию.

Занимая руки бумагами, ищу нужные документы, пока он продолжает смотреть на меня, но в кресло не садится. Его руки сжимают кожу, пытаясь разорвать её, и это немного успокаивает меня. Мне привычнее, когда люди не понимают что делают, как и я.

Загадки вводят меня в ступор, особенно когда дело доходит до эмоций. Я не знаю, как правильно реагировать на их, стоит ли их подавлять или позволить себе прожить эти чувства.

Но что-то есть в этом притягивающее, когда его идеальность начинает исчезать. Когда между нами нет заметной разницы.

Мои плечи выпрямляются, а дыхание становится ровнее. Жалкое сердце теряет хватку от смущения, и буквы перестают расплываться. Я нахожу лицензии, но останавливаюсь, слыша его взволнованный голос.

– Что вас так беспокоит? – я протягиваю ему документы, но он не собирается уходить без ответа. Конечно же,– Я попрошу Питера проследить за залом, вам не обязательно выходить,– я собираюсь ответить, но он указывает на свой пиджак, и я понимаю, что вновь пытаюсь поправить его, чтобы избавиться от дискомфорта,– Снимите пиджак и перчатки, до окончания смены никто не побеспокоит, поэтому смело закрывайтесь.

Он сжимает губы, будто жалеет о проявленной заботе, и резко забирает бумаги, желая поскорее покинуть мой кабинет.

– Вы,– сдержанно признаюсь я, и он останавливается, сжимая металл ручки, но не поворачивается лицом, отчего мне легче продолжить,– Меня беспокоит причина, по которой мы встречаемся,– я встаю с кресла, внезапно обретая силу от осознания этого,– Почему именно вы, – привалившись бедром о стол, пытливо смотрю на него, ожидая реакции.

– И все?

– Это веская причина, чтобы мне было некомфортно.

Рой осторожно поворачивается и не спеша подходит ближе, ставя руки по обе стороны от меня, но это ничуть не пугает меня. Во мне просыпается желание провести рукой по этой щетине, удостовериться в происходящем, поверить в эти эмоции на его лице.

– Я – единственная причина, заставляющая вас волноваться?

– Просто не могу понять,– поправляю я, и он словно ожидая этого, кивает, улыбаясь совершенно другой улыбкой, которую я никогда не замечала на его лице раньше.

– Загадки всегда заставляют вас нервничать? – я слышу надежду в его голосе от этого. Меня это сводит с ума, в приятном смысле, но Румынская бросала неизведанное, не собираясь бороться с тем, что скрывается в тени.

– Нет,– лгу я,– Лишь иногда.

– Попробуйте еще раз, на этот раз ответьте чуть тише и медленнее.

– Я не лгу,– сжав руку в кулак, как будто в ней есть оружие, прячу её за спиной, но пытаюсь не подавать виду своей раздражительности от раскрытия. От старых привычек почти невозможно отказаться.

Рой хватает меня за спрятанную руку, и я поспешно выпрямляю, однако он успел увидеть её сжатость.

– Умница,– расслабившись от похвалы, ожидаю действий от него, но мужчина молчит, одержимо наблюдая за моим языком тела.

Мы застываем, продолжая принимать участие в игре без обговоренных правил. И я в который раз ловлю себя на мысли, что могла бы заниматься этим вечно. Возможно, в глубине души я и жажду запретного, но и такой контакт с ним меня вполне устраивает. Пока что.

Дверь резко открывается, и Александр выпрямляется, отпускает мою руку. Луиза тяжело дышит и поправляет конский хвост, изучая расстояние между нами.

– Я думала, что у тебя полно дел,– говорит она, смиряя меня взглядом, но обращается к нему.

Рой берет лицензии и подходит к ней, положив руку на поясницу. Он становится абсолютно другим человеком. Замкнутым, гордым соблазнителем, не думающим о чьих-то потребностях и желаниях.

– Я на работе,– холодно отвечает Александр, но то, как он сжимает ее в своих руках, показывает то, что скрыто за словами. Страсть, зависимость обладать кем-то.

– Но я твоя единственная забота,– протестует она, и победно улыбается мне, стоит ему провести рукой по её спине.

Я вновь слышу свой детский крик и чувствую тысячу шипов на своем теле, и все это сменяется ледяным укусом металла на лодыжке.

Звон цепей. Холод чужой плоти.

– Кто спорит с этим? – подтолкнув её к выходу, покидает мой кабинет, даже не обернувшись.

Его резкая перемена в настроении сводит меня с ума. Я подхожу к двери, и почти придавливаю его пальцы, хлопнув ею, и поворачиваю ключ несколько раз. И пока я не могу понять, где он настоящий. Он может отыграть это также превосходно, как и я.

Соперник, о котором меня постоянно предупреждали. Говорили опасаться и никогда не сочувствовать. Не проявлять ни единой эмоции, не позволять забраться под кожу, в голову, тем более в сердце.

Но проиграть битву, не значит позволить выиграть в войне. Я достаточно боролась со своими чувствами, чтобы легко от них избавиться.

Но чувства ли это, а не моя иллюзия разума?

***

Закончив с договорами и пригласительными, отвлекаюсь на шум дождя за окном. Капли медленно сползают по стеклу, оставляют дорожку. Заливают землю, окрашивают дома в более темный цвет и создают свой беспорядок, который одним нравится, другие же – предпочитают дождаться, когда он исчезнет.

Но я никогда не видела такой сильный дождь, как тогда. Как в тот вечер, сломавший мою жизнь. Изменивший меня.

Тот дождь можно было бы сравнить с градом, а гневный ветер с торнадо. Это был последний летний день, и он принес столько разочарования людям. Сколько планов было у них, чтобы попрощаться с тем летом. Достойно его проводить и со счастливой улыбкой встретить осень, которая потребует куда больше труда, чем в теплые дни.

Все ждали ясной погоды, а я была рада дождю. Рада горю небес.

Кроссовки с потертой подошвой намокли от луж на дорогах и сильного дождя. С одежды можно было бы выжимать огромное количество воды. Кожа была бледнее мертвого, и меня это нисколько не печалило. Я хотела замерзнуть. Хотела заболеть. Хотела просто уйти, но куда?

У меня не было друзей, к которым можно было бы прийти за поддержкой и помощью. У меня не было близких, которые с радостью бы забрали меня из того кошмара и сделали бы все, чтобы жизнь стала ярче. У меня не было семьи.

У меня не было имени. Я никогда не могла с гордостью сказать свою фамилию, потому что стоило бы мне прошептать, как коварный ветер передал бы её. Я знала, чья во мне кровь. Я знала, к чьей семье принадлежу, но это все было лишь пустым звуком в тот момент, как и всегда впрочем.

Кажется, я никогда не произносила свою фамилию. Свой род. Никогда не молилась за жизнь моих кровных родных, потому что больше никого не осталось, а времени попросить об их покое не было, ведь проходилось просить прощения за других.

Многие семьи ждали рождения детей, чтобы прокричать на весь мир.

Был рожден наследник Золотого мира.

Это была огромная честь стать им. Особенно родиться в правящей семье мафии.

Золотой мир представляет собой абсолютно все, что отмечено на картах. Словно мир, который мы знаем, разделен на две части. Золотую и Серебряную. Мафия и простая жизнь граждан. Названием этой группировки послужил тот факт, кто занял трон всей мафии. Человек с золотом в крови.

В крови каждого есть золото, совсем крошечная доля, в то время как в жилах правящего рода кровь – это малая часть по рассказам многих, кто посмел увидеть ранения Золоторожденных. На самом деле же золото занимает лишь половину и поэтому складывается ощущение, что в их венах течет лишь металл. Никто не может точно описать причину этого странного биологического явления. Я знаю лишь, что с каждым ребенком золото уменьшается в их жилах и есть вероятность, что вскоре Золоторожденных не станет.

Что же касается частей этого мира, то при создании группировки весь мир был разделен между влиятельными семьями. Со временем некоторые страны начали продавать свои территории, и теперь они считаются нетронутыми, не вошедшими в состав мафии. Но есть вероятность, что там живут представители иерархии Золотого мира. Так вышло, что наследники занимают места своих отцов и становятся Капо9 какой-либо части или страны, которая входит в состав.

Конечно же, Золоторожденные являются Боссами10. Ближайшие родственники – Младшими Боссами11. Консильери12 – друзья или преданные люди. Никто и никогда еще не занимал должность выше Капо, принадлежав другой семье, кроме Золотых правителей. Ведь те в свою очередь очень тщательно следят за связами своих наследников. Отцы выбирают наиболее покорных детей из правящих семей для чистоты рода. К ним применяется особый отбор и жестокое воспитание.

Мафия – самое жестокое, чье существование мог бы простить Бог.

И вот теперь избранницей Золоторожденного становится девушка, с темным прошлым и простым происхождением. Как их называют «Серебряные» или « люди Серебра». У них рождается еще более ничтожная, чем серебро мира, дочь.

И, казалось бы, по законам мафии она должна быть воспитана по правилам, если бы не ее мать, которая бежала каждый раз, когда девочка обретала власть. Каждый раз, когда люди говорили об её будущем вкладе и продолжении великого рода.

Первый побег был до рождения девочки. Через некоторое время их нашли и привели назад на Сицилию. По правилам, мать должны быть лишить жизни, но этого не произошло.

Второй побег был, когда девочке было девять и с тех пор её не могут найти. Говорят, последний Золоторожденный был убит своей избранницей, только из-за этого побег оказался удачным.

С тех пор их ищут, но не для восстановления рода, а чтобы убить последнюю наследницу, так как она недостаточно хорошо обучена, чтобы стать женой будущего правителя или матерью будущих Боссов. Тогда в Золотом мире начнут выбирать новую правящую семью для мафии.

Пока живую или мертвую дочь не покажут Консильери и Младшему Боссу, они будут управлять Золотым миром, до тех пор, пока сами не предстанут перед духом покойного Босса.

Никому не нравится эта подвешенность. Все мечтают о стабильной жизни и развитии группировки, как раньше. Но с тех пор как трон Золотого мира занял Михаил, о спокойствии все забыли. И даже после его смерти лучше не стало, если только не хуже.

Я же в свою очередь из-за родственной связи с зачинщиком бунта и предателя должна была попасть в Бронзу. В группу головорезов, которые истребляют предателей Золотого мира. Или просто убита кем-то из Золота.

Я с самого рождения не была любима родителями, а после Серебряный мир признал меня изгоем из-за жизни рядом с правящей семьей. Теперь я не могу войти ни в Серебро, ни в Золото.

Я знала и знаю это, по сей день, но тогда меня добили слова мамы.

« Лучше бы ты вообще не рождалась. Я потеряла все из-за тебя. Ты мое проклятие, Анастасия».

Я всегда чувствовала вину за то, что мама пыталась найти деньги для нашего существования через свое тело. Я всегда просила у неё прощение за то, что могла сделать не так. Никогда в жизни не было и дня, чтобы я не ощущала давления своей совести. Тот день показал мне что, чтобы я не сделала для нее, она будет помнить обо всем.

Она всегда будет ненавидеть меня.

Смотря на реку, я понимала, что моя смерть уж точно не принесет ей еще больше горя. У меня никогда не было суицидальных наклонностей. Не хватало на них времени, пока я бралась за любую работу, чтобы добыть для нас немного денег. Я забывала о школе, отдыхе и собственном существовании, пока разрывалась ради заработка.

Я нелегально работала в подпольных барах с клеткой для боев, одиннадцатилетней девочкой, но после первого унизительного предложения ушла оттуда, не желая терпеть к себе такое отношение.

Я подрабатывала в морге в двенадцать лет, рассматривая холодные трупы, поглощала запах их разложившейся плоти. Потом еще и помогала продать тех, кого никто не ищет, на черном рынке. Но тех денег не хватало, ведь мама продолжала заниматься той работой, что и раньше. Я отвергала мысли, что она этим занимается для своего удовольствия. Я не хотела принимать этого.

Я пыталась стать лучше, но мне не удалось.

Как и умереть.

Меня вытащили из воды и увезли в больницу. На вопросы людей как я смогла выжить после падания с такой высоты, я пожимала плечами. Именно с тех пор это привычка у меня и появилась. Отсутствие необходимости отвечать. Существовать.

Вернувшись домой, я встретила двух полицейских и думала, что они хотят сообщить маме о моей неудачной попытке самоубийства, но как оказалось сообщать уже было некому.

Она была сбита машиной, водитель которой не справился с управлением в такую погоду, вылетая с моста. После вскрытия мне сказали, что её позвоночник был сломан и нижняя часть тела отказала. Будь она не так травмирована, она бы выплыла.

Не помню точно, что со мной произошло. Мне было пятнадцать, когда я сломалась окончательно. Когда потеряла единственного человека, что испытывал ко мне что-то кроме желания убить ради выгоды. Когда человек, у которого я молила о настоящей любви и истинном прощении – так и не дал мне ни первое, ни второе.

День под дождем изменил девочку, которая боролась с унижениями, гордо держа свою голову, заменяя её на дрожащую от любого шороха и ту, что будет терпеть как об неё вытирают ноги, хоть и скрипя зубами.

Стук в дверь развевает туман воспоминаний. Я натягиваю пиджак на тело и подхожу к двери, проворачивая ключ. Аманда машет мне рукой и протягивает коробку конфет.

– Я думала, твоя болезнь удержит тебя до завтра,– я трясу коробкой, ожидая объяснений такой щедрости.

– Ничто не может удержать меня от работы. Это моя благодарность.

Не дожидаясь моего приглашения, она заходит внутрь и садится рядом с моим креслом, пододвигая к себе ноутбук с открытыми файлами о посещаемости на этой неделе.

– Клуб переживает трудные времена,– печально замечает она, подсчитывая что-то в своей голове.

– Два года назад было намного лучше, – я сажусь возле неё,– В том числе и наличие персонала, разнообразие алкоголя и заработная плата.

– Ты даже это изучила?– её нос морщится от этого, но я просто пожимаю плечами. История во всех её проявлениях остается моей слабостью.

– Что случилось, Аманда? Ты пришла сюда явно не проследить за статистикой посещаемости,– отодвинув ноутбук, открываю коробку шоколадных конфет, но девушка, вновь не дожидаясь разрешения, кладет сладость в рот, чтобы забить его для обдумывания ответа.

– Луиза настаивает на продлении твоего испытательного срока, аргументируя это не подготовленностью к большей части твоей работы.

– Разве ты не помогаешь?

– Она намекает и на мою… бесполезность в этом вопросе, хоть и я была до нее помощником директора, а также выполняла работу за неё, в том числе презентации для конференций. Пэрис была прекрасным начальником, но оставалась девушкой с разбитым сердцем.

Я провожу языком по зубам и сжимаю губы в тонкую полоску, чтобы скрыть свою скуку. Попытки Аманды вызвать у меня сострадание провальны, плохо организованы, но в целом, не раздражающе.

– Это после неё у меня осталось столько работы?– Аманда вновь берет конфету, и сожалеюще улыбается мне,– Уже сомневаюсь в её профессионализме.

– Как нынешний администратор – ты можешь, но как сентиментальное существо, чувствующее в тысячи раз острее, чем мужчины – ты должна понять её.

– Не вижу взаимосвязи с чувствами и работой,– девушка кивает на мою стену, разделяющую мой кабинет и Роя,– По-прежнему не понимаю,– Аманда разочарованно выдыхает и падает на спинку стула,– Женщина может быть и матерью, и президентом. Еще ни разу не было случая, когда война начиналась из-за того, что глава государства занята семейной жизнью или своими увлечениями. Нужно уметь разделять это, иначе мир падет.

– Ты жестока,– она касается пустой ячейки, и опускает глаза на опустевшую коробку.

Я спокойно выдыхаю и выбрасываю коробку в корзину, не испытывая никакой раздражительности к ней. Сладости не приносят мне удовольствие, как многим девушкам или парням. Еда в целом не особо привлекает меня.

– Могу тогда я поинтересоваться кое-чем?

– Конечно,– Аманда подпирает голову кулаком, сосредотачивая свое внимание на мне, пока я остаюсь замкнутой и в речи, и в позе.

– Что произошло с Питером и Патриком?– она не выглядит удивленной моему вопросу.

– Два года назад к нам пришел Карл Харрис, отец Лу и Джошуа,– начинает девушка,– Мистер Рой хотел купить у него сеть ресторанов. Но в один день их встречи для согласования этой сделки, босс уехал по семейным делам. Что – то случилось с его матерью. И тогда Пита попросили проследить за благополучием мистера Харриса, потому что в тот вечер было очень много народу, но он как-то халатно отнесся к этой просьбе. Пэт решил прикрыть напарника и следил сам за гостем.

Она поворачивается к окну, смотря на пасмурную погоду, видимо вспоминая детали того дня. Или занята тем, чтобы преподнести мне историю таким образом, чтобы я сочувствовала всем пострадавшим в произошедшем. Учитывая тот факт, что Аманда постоянно прикрывает всех, помогает и не думает о себе, второй вариант.

– Харрис пригласил его выпить с ним. Тот – согласился, потому что боялся, так обидеть важного партнера для босса, и, не уследив за мерой, потерял контроль, – она опускает взгляд, сжимая руки. Возможно, чувствует себя виноватой из-за этого,– Ты должна понимать, что мы преданы мистеру Рою. Он вытащил нас всех из такого дна, которое тебе и не снилось. Он дал второй шанс на новую жизнь. Мы не терпим неуважения к его имени. Он ведь принял и тебя, потому что ты нуждалась в работе.

Благотворить Александра за то, что он чрезвычайно нуждался в администраторе? Верить в его доброту, пока я была занята составлением всех условий для того, чтобы меня взяли сюда?

Но без его слова этого все же не произошло бы.

– Когда мы с тобой говорили, я слышала твою потребность,– размышляет девушка, – Не знаю, что там такого произошло, что ты так спешила покинуть Россию, что при введении тебя в должность первым же рейсом улетела. Он это знает. Поначалу он хотел выбрать другую девушку, которая работа в этой сфере дольше твоего, но слыша твой голос – сказал, что ты наш новый администратор. Без колебаний, Ана.

Только Рой знает, что я оставалась единственным выбором. Было много девушек, но никто не захотел присоединиться к их «семье» после той статьи о падении престижа. Сейчас он смог вернуть клубу былую славу, но долго ли она пробудет с ним? Как скоро закончится лекарство от этой болезни?

Но он принял меня. Если верить её словам, просто услышав меня. Как бы я не хотела отрицать, его заслуга в том, что я жива, есть.

– Так произошло, что Харрис сказал что-то оскорбительное про босса. Пэт хотел зажечь сигарету, но от злости плеснув алкоголь ему в лицо и поджег. В итоге Харрис получил ожог третьей степени. Потребовал посадить Пэта в тюрьму, но Рой продал часть своих акций на владение клуба, чтобы замять дело. Через несколько месяцев к нам пришла Луиза и теперь Джошуа.

Повисла тяжелая пауза.

Теперь ясно, почему ввели этот запрет на огонь в клубе. Почему Дэвид так нервничал и переживал. Питеру стали меньше доверять, а Патрику вовсе запретили употреблять на работе. А ведь Александр отдал столько всего, чтобы помочь простому человеку. Сделал слишком многое, чтобы Патрик не попал в тюрьму и не испортил себе жизнь окончательно.

Сострадателен и предан людям, которые будут защищать его честь несмотря ни на что. Я встречала таких людей, но они настолько редки, как и искренняя доброта.

За стеной слышится женский короткий стон. Я напрягаюсь как струна от странного волнения и глубокой злости.

Это не она. Ты больше не маленькая девочка, которой придется это выносить.

Затем раздается еще один, но протяжнее. Моя рука тянется к ножу, но я отдергиваю её, замечая какое-то движение рядом со мной. Аманда сжимает мое плечо и указывает на дверь, желая вывести меня.

– Пойдем, там должны были прийти Оуэн и Мия,– предвкушение от этой встречи звенит в её голосе, и я послушно поднимаюсь, старательно прислушиваясь к ритму своего сердца, который становится все тише и тише.

Мы выходим из моего кабинета, и Луиза произносит имя, того, кто дарит ей это блаженство. Я желаю услышать наигранность в этом звуке, но оно так реально, что мне хочется окунуться в воду, чтобы смыть с себя отвращение.

План. Нужно оставаться верной ему.

– Когда я говорила о Луизе, я ведь не шутила,– звучит скомканный смесью разных чувств голос девушки,– Он никогда не уволит её. Никогда не прогонит и не важно, что она сделает. Мы закрываем на многое глаза, зная, что стать её врагом – это последнее чего мы хотим. Поэтому, Ана,– она поворачивается ко мне,– Проявляй равнодушие. Не давай намеков, что тебе что-то не нравится в их отношениях с боссом и уж тем более не давай намеков, что между вами может что-то быть. Ей стоит пожелать, как он выбросит тебя как ненужную игрушку и это не потому что он в нее «влюблен», – она делает кавычки на том слове,– а потому что стоит ей пожаловаться папочке, и тот снова начнет шантажировать босса. Я умоляю тебя…

Я прерываю её, положив руки на неё хрупкие плечи, и открыто ей улыбаюсь.

– Я все поняла,– но обещание так и не соскользнуло с моего рта, как она этого хотела.

Меня всегда учили выполнять то, что я пообещала сделать, поэтому дать ей слово я не могу, пока меня интересует буря, которую может устроить Харрис. Мне важно, чтобы он вылез из своей норы и показал мне свое уродливое лицо. Пока я не вижу врага, я не могу лишить его жизни одним ударом, а броски в никуда – никогда не привлекали меня.

С барменом уже сидят Мия и Оуэн. Я сажусь к ним и, пытаясь понять о чем они говорят, но разговор заканчивается мгновенно, стоит им увидеть меня. Дэвид чуть ли не роняет шейкер с напитком, который мешал, но удерживает и угрюмо рассматривает бутылки на его рабочем месте, игнорируя мое присутствие.

– Я неделю ждала этого дня,– мечтательно обводит глазами забитый зал Мия,– Надеюсь, эта пятница принесет больше плюсов, чем расстройств.

– Я тоже,– без сарказма сообщает мой голос, разглядывая количество пришедших. Их действительно пришло намного больше, чем всегда.

Трейси кружит возле шеста, разогревая зрителей. Люди трепещут от жаркого представления, бросая купюры на сцену. Свет ослепляет на несколько мгновений, пока я не привыкаю к оглушающей музыке и толпе веселых и готовых на все этой ночью.

– Подвиг, чтобы втереться в доверие?– я оборачиваюсь на мужской голос, замечая, как Оуэн странно смотрит на меня, пытаясь считать мои секреты.

– Не рассматриваешь такой вариант, что я просто хотела помочь?– мне приходится говорить намного громче, из-за чего горло начинает раздражаться.

– Рассматривал бы, но ты девственно чиста, а это странно и не сочетается с твоими навыками и прошлым твоей сестры,– Мия бьет его по плечу, выражая свое недовольство его комментарию,– Базу данных не так легко обмануть. И это чудо, что ты выжила после того инцидента, да?

Хакер.

Я прикрываю глаза, словно свет ослепляет меня, но на самом деле я борюсь с куда большим желанием, чем мое нездоровое любопытство ко всему. Борюсь с тем, что не свойственно Румынской. Пытаюсь подавить, что течет по моим венам.

– Какой-то странный интерес к моей персоне,– я морщусь от резвости в голосе.

– Лишь меры предосторожности. Нахожу странным тот факт, что девушка, вроде тебя, вероятнее всего страдающая от синдрома отличницы и испытывающая дискомфорт от больших скоплений, легко адаптировалась в таком обществе.

Я ищу подвоха в его словах, но он говорит исключительно правду об умершей Анастасии. Она не могла привыкнуть к обществу из-за случая в её детстве.

В один день её отца обвинили в массовом убийстве мирных граждан, и тогда все приняли её за монстра. С тех пор Румынская погрузилась в книги и учебу, чтобы заострить свое внимание на чем-то материальном. Чтобы избежать неуважительного отношения к себе и своим чувствам.

Но это знали лишь мы. Её мама неоднократно пыталась нас подружить, но через некоторое время, когда меня приняли за малолетнюю преступницу, двери их дома оказались закрытыми. Люди постоянно ищут утешения и жалости, но проявить терпение к проблемам других, даже если они схожи – не могут.

Все зациклены исключительно на своей жизни и попытках украсить её самыми мрачными цветами, пришить самые уродливые и ободранные лоскутки, чтобы получить каплю безнадежного сочувствия.

Но я хотела помочь ей адаптироваться. Хотела помочь принять жестокость этого мира, но мою помощь отвергли, словно я причиняла не меньший вред, чем её сверстники.

– Я также забыл упомянуть об её ненависти к иностранным языкам, ведь именно этот предмет доставлял ей массу проблем, потому что тяжело давался.

– Мне,– поправляю я, но Оуэн качает головой, уверенный в своей версии событий.

– Это просто странно Ана, вот и все. Оуэн ничего не хочет сказать другого,– Мия задерживает меня, схватившись за руку,– Он плох в знакомствах.

– Но с тобой он подружился,– я не хочу нуждаться в этой резкой смене разговора, но и попытаться оправдать эти странности не могу.

Я смогла стать Румынской только для тех, кто либо не знал её, либо очень плохо. Но обмануть её мать у меня бы никогда не вышло. Человека, который знал об её детских травмах, тоже бы не вышло.

Неужели я не смогла найти кого-то, кто был очень близок с ней? Или того, кто и стал её причиной смерти.

– Мы жили в одном приюте, так что это неудивительно.

Я вновь разглядываю этих двоих. Кир встретил Адель, когда она пыталась сбежать из приюта. Но та не была похожа на Мию.

Она была груба и недружелюбна с незнакомцами, в то время как с близкими людьми становилась похожей на самый нежный цветок. Меня всегда удивляло, как дети, жившие в таких домах, продолжали верить в добро и любовь.

Яркий аромат лилий ударяет по мне, окутывая холодом, который когда-то был теплом её объятий. Жаром от её безумного смеха и надеждой на нечто светлое.

– В отличие от тебя я завела дружбу с коллегами, которые научили меня многим вещам и база данных никак не расскажет обо всем, на что я способна,– я сжимаю кулак и прячу его за спину, ощущая жжение в области груди.

– Тут дело не в дружбе, а в твоих моральных принципах. Это странно, вот и все,– он поднимает руки, доказывая свою точку зрения, при этом почти не стараясь. Словно победа уже у него в руках.

– Если бы ты обращал проблемы на свои странности, то давно понял, что твоя напористость легко исчезает рядом с Мией, и это заметно окружающим, – я сжимаю челюсти, заставляя внутренний голос умолкнуть.

Оуэн кидает на меня злобный взгляд, не найдя и слов опровергающих это. Мия оборачивается к нам, слегка краснея.

В чужие драмы я не хочу вникать, мне хватило того, что я видела тогда в клубе.

Море крови.

Море ненависти.

Море не сказанных вовремя слов.

Я отталкиваю толпу, чтобы выйти из клуба, но почти сдаюсь, когда слышаться аплодисменты приступающей к своей части вечера Хлое. Меня почти тянут назад, обращаются как с призраком. И впервые за все время это причиняет мне боль. Стать ничем, перестать быть замеченной и умереть забытой всеми, как она.

Грубо отталкиваю стоящую передо мной девушку, из-за чего её почти давят ногами. Народ настолько обезумел, что ничего не замечает, не думает о своем поведении и поступках.

Я открываю двери и прижимаюсь головой к стене, вдыхая влажный воздух в свои раздраженные от табака и запаха алкоголя легкие. Еще пару лет назад я наслаждалась этим сливанием в толпу. Мечтала умереть под ней, лишь бы это было не от рук недостойных.

Но сейчас во мне все противится этой мысли.

Может, это знак судьбы? Клуб – это не мое место. Это не та работа, которая будет приносить мне достойный заработок. Не тот вид деятельности, о котором я буду говорить с любовью.

Первый раз я обратилась к этой работе ради стабильности, сейчас ради плана, который почти никак не сдвигается с места.

Но я не могу обратиться к тем вещам, в которых она действительно хороша. Потому что они знают, что только она должна быть в этом превосходна. Это то, что досталось ей по наследству.

Кто-то толкает меня, почти падая. Девушка сжимает карманы моего пиджака, пытаясь восстановить равновесие, и глупо смеется от своего нетрезвого состояния. Короткие белые волосы разметаются из-за ветра, скрывая её лицо, но я успеваю заметить её безумную улыбку. Едва стоя на каблуках, она прижимается к стене рядом со мной и выдыхает сигаретный дым мне в лицо, отравляя им.

– Извини,– слишком громко произносит она со странным акцентом, смеясь от чего-то.

Она поправляет капюшон на своем длинном платье, скрывающем её руки и ноги, и бросает рядом с моими туфлями свою сигарету, словно пыталась задеть меня ей. Быстро переходит дорогу, постоянно оглядываясь на меня с этой странной улыбкой.

Я давлю брошенный окурок, поправляя свой пиджак, и проверяю карманы. Из клуба вылетает Трейси со стертым наполовину макияжем, и Питер, готовый разобраться с проблемой. Они ищут кого-то глазами, но Трейси замечает меня.

– Ана, там…– она тяжело дышит,– Девушка с белыми волосами,– я указываю в том направлении, куда ушла незнакомка.

Питер быстро уходит в том же направлении, пока девушка не прижимается ко мне, шмыгая носом.

– Что случилось?– я отрываю её от себя, чтобы посмотреть на неё, но Трейси закрывает лицо, громко всхлипывая.

– Чертовы проблемы,– удается услышать мне, и она указывает на клуб.

Я сжимаю её запястье, боясь оставлять в таком состоянии на темной улице, и тащу назад в здание.

Свет на сцене выключен, но опьяненные своими возможностями люди не обращают на это внимание. Кто-то уже танцует на сцене и снимает видео возле шеста. Гости возле бара кричат на Дэвида, и после один из них бросает что-то в него, но парень успевает уклониться. Разбивается около трех бутылок, но треск стекла заводит народ. Они бросают все, что попадается им под руки и разбивают бутылки с алкоголем. Бармен выходит из бара, закрывая свою голову от осколков. Патрик стоит возле лестницы, не пуская девушек подняться на наш этаж, но они упорно пытаются оттолкнуть его, крича кому-то разобраться с охранником.

Народ сошел с ума. Все в одну секунду. Как и тогда.

Трейси от ужаса закрывает рот, качая головой. Потому что не хочет верить своим глазам, что место, ставшее для неё спасением, превратилось в настоящую преисподнюю.

Она не реагирует на мужчин, голодно разглядывающих её, но мне хватает секунды понять, что может произойти через пару минут, потому утягиваю её в гримерку. Хлоя обнимает дрожащую Дженнифер, а Аманда что-то говорит, но резко встает, когда мы заходим. Никто из них не реагирует на опасность, но это бьет тревогой по мне. Как в тот день.

Я закрываю дверь, но больше ничего не предпринимаю. Сажусь на краешек стола и внимательно слежу за девушками, копируя их страх. Напрягаю тело, быстро дышу и дрожащей рукой провожу по лбу, но если они действительно переживают, то я смертельно спокойна.

– Уже едут,– Аманда подходит ближе и упирается руками в стеллаж, переводя дыхание,– Я знала, что произойдет что-то ужасное. Я знала.

Я прикрываю глаза, прислушиваясь к шуму за дверью, но музыка затмевает любую возню. Поворачиваю голову к администратору и замечаю пятно от алкоголя на её рубашке и испорченную прическу.

– Что случилось?– спрашиваю, в который раз за это день.

– Они обезумели. Сначала все началось с Дженнифер. Теперь это,– её телефон подсвечивается, но она игнорирует это.

– Что с Дженнифер?

– Она под кайфом. Приняла таблетки, которые якобы улучшают концентрацию и лишают усталости. На сцене почти скинула всю свою одежду под съемку, а потом…,– она злобно шикает на девушку, и та в свою очередь прикрывает пятно на шее от яростной страсти, – Но это не то, что её пугает. Их сняла девушка на телефон и сбежала. Питер побежал за ней, остальное ты знаешь,– я киваю на её рубашку,– Кто-то со сцены вылил.

Девушка тяжело дышит, тихо ругается вперемешку с просьбами о чем-то. Рука касается пятна, но она отдергивает её, все еще пытаясь побороться с зависимостью. Я беру первую попавшуюся кофту и протягиваю ей. Она понимает, как можно расстаться с ненавистной потребностью, агрессивно снимает рубашку. Почти срывая пуговицы, натягивает на себя белую кофту, открывающую её живот. Темный круг привлекает мое внимание. Лапа собаки или лисы с острыми ногтями, обведенная в круг. Я отвожу взгляд до того, как она замечает это и прикрывает татуировку.

Через пару минут музыка затихает, и слышатся крики и приказы. Девушки синхронно выдыхают, но я же ощущаю ожог от ложного прилива спасения.

Эта ночь безумия окончена, но что будет, когда солнце осветит все последствия произошедшего?

Глава 8.

« Круг влияния, состоящий из десяти семей, имеет отличительный знак. Вместе со своими гербами они с достоинством носят четырехконечную звезду, как покровительство Дона. Италия (семья Романовы) – восьмиконечная звезда. Франция (семья Рой) – лев. Соединенные штаты Америки (семья Оскал) – волк, Румыния (семья Суон) – лебедь, Испания (семья Айрес) – бык, Греция (семья Боцарис) – шакал, Египет (семья Фарез) – перо Маат, Бразилия (семья Коста) – мотылек, Швеция (семья Карссон) – слон, Китай (семья Чень) – барс».

«До этого в круг влияния были включены: Мексика(семья Де Ортега)– бабочка монарх, Германия(семья Майер)– василек, Россия(семья Румынские)– подснежник »

«Серебро носит лапу лисы, а Бронза – леопарда. Семьи, вышедшие из круга влияния или предавшие доверие Дона, в тайне сохраняют свою символику и наделяют ею членов серебра, чтобы отличить их от других.

Помни, любая татуировка или клеймо – принадлежность к определенной семье. Будь то ключ, нота или капля – все это отличительные символы. Всегда обращай на них внимание»

Сборник для особых детей, глава «Гербы» с личным дополнением Михаила Романова

Люди, родившиеся под лучами ослепительного солнца, никогда не знали какого оказаться под тенью беспощадных туч. Никогда не знали, какого это ощутить холод от тьмы, пока обогревались светом. Никогда не чувствовали вязкость грязи и влагу, утягивающей на дно почвы, пока лежали на золоте и драгоценностях.

Они, привыкшие к роскоши и признанию, не могли понять, что такое грубое обращение и несправедливое отношение к женщинам и детям. Они, верящие в свой статус, который дарует им величие, надеялись оставаться в кругу света, но именно во тьме познаются все возможности. Они знают, на что способны и успокаиваются, ведь никто не претендует на их место, пока в тени люди забирают все самое ценное у тех, кого можно. И когда им становится мало, они ищут пути преодоления солнца, чтобы коснуться другого вида власти.

Я ненавижу то место, в котором жила. Ненавижу его правила, которые пришлось соблюдать. Иерархию, которой подчинялась и довольствовалась милостью, предложенной мне. Но именно эта среда научила меня жить. Научила выживать в непростых условиях, почти невозможных для социализации.

В какой-то мере, я благодарна времени, проведенному там. Обществу бездушных анархистов, насильно склоненных властью. Они научили меня жить меня без чувств, научили привыкать к безумию.

Но те, кто когда-то был под солнцем, рискуют попасть в объятия тени, а значит, и рискуют умереть или страдать от укусов отвратных условий.

Мужчина в форме продолжает записывать мои показания, постоянно поглядывая на часы. Тепло кружки согревает холодные пальцы, но даже самый обжигающий чай не может растопить лед внутри меня. Я пытаюсь проявить немного больше чувств, чем обычно, но от этого становится только противнее. Жалкая игра в шокированную и испуганную девушку, пережившую страшную смену в клубе.

Будь моя воля, я бы продолжила заполнять таблицы сегодняшней посещаемости, занялась бы подсчетом убытков и поиском клининговой службы, но для обычных людей – это будет странно. Я должна рыдать, как Трейси или Рокси. Заикаться, как Дженнифер или Бриджит. Дрожать, как Хлоя. Пытаться помочь полиции, как Дэвид, Аманда, Питер или Патрик. Выяснять какие-то детали, как Калеб, Оуэн или Мия. Но мне все равно на эти проблемы. На хаос, вокруг меня.

Они борются с ним, потому что всю жизнь сражаются с переменами, ищут способы преодолеть эти трудности, пока я позволяю этим сложностях поглотить меня, ведь в итоге останусь в живых, а им придется привыкать к новым изменениям.

– Можете повторить, где вы были с часу до трех?– он вновь смотрит на часы, но я подавляю желание разбить их о его голову. Это третий раз, когда он задает один и тот же вопрос, думая о чем-то другом.

– В кабинете, – просто отвечаю я, поднимая кружку к губам. Жидкость неприятно обжигает губы, но не согревает внутренности.

– В этом? Или в кабинете мисс Харрис? Поточнее, пожалуйста.

– Почему вы не рассматриваете вероятность, что я могла быть вместе с мисс Харрис у мистера Роя?– я посыпаю ему мягкую улыбку, и он встревоженно поднимает на меня глаза, наконец-то отвлекшись от часов.

– Извините?

– В этом,– я громко ставлю кружку и облокачиваюсь на спинку стула, следя, как смущение красными пятнами распространяется на его загорелых щеках.

– Чем…Чем вы занимались?– мужчина тяжело сглатывает, и я немного приподнимаю брови, наслаждаясь тем, как легко получилось загнать его в ловушку.

– Своей работой,– он открывает рот, но я перебиваю,– Подробнее? Как я вам и говорила пару минут назад, я работаю администратором в этом заведении. Моя работа заключается в контроле за персоналом, ведением документов и договоров о мероприятиях. Я связывающее звено работников и директора. Достаточно подробно?

Полицейский кивает и продолжает делать вид, что заполняет протокол, но вновь посматривает на часы.

– Так, где вы были с часу до трех?– прикрыв глаза, выдыхаю, собирая последние частицы своего терпения.

– В кабинете,– я неосознанно поднимаю кружку, сжимая её для броска, но стук в дверь возвращает кандалы на мрачную сторону моей души, заковывая монстров,– Войдите.

Калеб осторожно приоткрывает дверь и заходит внутрь. Мужчина заметив его, быстро встает и грубо передает бумаги.

– Где ты пропадал? У меня нет столько времени на всех подозреваемых,– я смиряю его тяжелым взглядом, и он испуганно опускает глаза, продолжая говорить не так эмоционально и громко,– Я приду через пару часов для сбора крови. Будьте готовы.

– У меня недавно собирали анализы. Можете обратиться в больницу,– приподнимая кружку, делаю глоток дешевого и горького чая.

– Боюсь, придется сдавать их по новой,– робко произносит он.

– Нет,– я почти кидаю кружку, возвращая себе ноутбук, чтобы продолжит работу и разобраться с письмами. Свон похлопывает по плечу вероятнее всего своего знакомого.

– Я разберусь, можешь идти,– ухмылка расцветает на моем лице от уверенности в его голосе.

Мужчина кивает мне и быстро выходит из кабинета, боясь оставаться тут на одну секунду дольше. Калеб вальяжно садится на отодвинутое кресло и просматривает записи на бумаге.

– Сколько раз он нарисовал циферблат?– внезапно спрашиваю я, продолжая печатать ответ на отказ о бронировании зоны и требование о возвращении денег за предоплату.

Свон изумленно смотрит на меня и показывает планшет с бумагами. Три кружка с одним и тем же временем. Немного записей, но я сказала ему намного больше, чем он удосужился услышать. Переключившись на работу вновь, открываю еще одно письмо об отмене брони.

– Насколько все плохо?– он кивает на мой ноутбук.

– Пока четыре отмены, десять отказов от покупки пригласительных и около пятнадцати писем от журналистов. И это еще не конец,– я отправляю письмо и перехожу к новому,– Отказ от сотрудничества. Пока первый.

Мужчина закрывает мой ноутбук и отодвигает его ближе к себе, чтобы бы я не успела забрать его. Вырвав лист, он заполняет новый и выжидающе смотрит на меня.

– С часу до трех ты была тут?

– Где мой адвокат? Он же полагается при допросе для защиты моих прав,– Калеб усмехается и касается уголка своей брови. Деталь в его поведении. Не значительная, но существенная. Он думает, анализирует.

– Вот и ты настоящая,– шепчет он, но я нахожусь достаточно близко, чтобы услышать.

– Да. Это называется эмоции. Ты сейчас видишь раздражительность,– я обвожу свое лицо,– Я хочу спать, но делаю свою работу, которая уже должна быть окончена. Я хочу есть, потому что из-за всего этого пропустила свой прием пищи. Я хочу оказаться в своей квартире и снять этот чертов костюм. Возможно, сделать вид, что этого дня не было, пока вновь не наступит время окунуться в этот ужас.

Я набираю в легкие воздух. Калеб молча смотрит на меня, но сожаление в его зеленых глазах не вызывает желчь или липкость по телу. Наоборот, я рада видеть, что он способен проявить ко мне сочувствие без лицемерия и постоянного подозрения. Как будто я стала для него человеком, а не оружием массового уничтожения.

– Так что да, мистер Свон. Я настоящая. Настоящий человек с обыкновенными биологическими потребностями. Если я как-то отличаюсь от привычного для тебя образца поведения, то извини, но это называется особенностью личности.

Тянусь к ноутбуку, пока он позволяет мне это сделать, и открываю его, заполняя ответ на новое сообщение.

– И теперь, если ты мне позволишь, у меня еще двадцать пять…,– звук новых сообщений перебивает меня,– двадцать восемь писем, на которые необходимо ответить, потому что мисс Харрис не способна сегодня работать,– я останавливаю себя, понимая, что отыгрываюсь на нем. Выдохнув, продолжаю говорить спокойным голосом, без яда и сарказма,– Я понимаю, что для остальных это потрясение. Для меня тоже, но каждый реагирует на стресс по-разному. Я не злюсь на Луизу, что она не может выполнить свою работу, не злюсь на людей, которые пишут гневные письма о возвращении денег или требуют компенсации за моральный ущерб. Я просто выполняю свою работу, потому что это отвлекает.

Свон опускает голову и начинает заполнять бумагу, а я отвечать на письма. Через пару минут он протягивает мне заполненный лист. Я неуверенно беру его и внимательно изучаю содержимое. Он записал абсолютно всю важную информацию, которую я рассказала его знакомому. Подчеркнул промежуток с часу до трех и мое местонахождение. Я оставляю свою подпись и протягиваю ему, никак не комментируя тот факт, что либо он прослушал все через жучок в этом кабинете, либо стоял за дверью.

– В какую больницу должны были прийти твои анализы? – его голос обретает нотки доброты и чего-то более живого и уважительного ко мне.

– В больницу Марина Де Рей,– он кивает, доставая фруктовый батончик из кармана, и кладет на мой стол.

– Дэвид делает дерьмовый чай, это хоть немного разбавит горечь,– Калеб делает несколько шагов к двери,– И Ана? Никто не подозревает тебя, лично я восхищаюсь твоим хладнокровием. Другие вероятнее всего шокированы, но они впервые испытали что-то подобное, а ты – нет,– он поджимает губы,– Не работай слишком много. Даже тебе необходим отдых, чтобы ты там не думала.

Мои пальцы замирают на клавиатуре. Я быстро анализирую услышанное, ища какой-то подвох или ловушку в них, но ничего не могу найти. Человек, вроде него, проявляет обычную доброту и заботу, но с незнакомцами так не поступают.

– Спасибо,– проговариваю я, не замыкаясь в себе. Парень в очередной раз кивает, как будто стыд лишает его слов и покидает мой кабинет.

***

Я вытягиваю руки и перекидываю ногу на ногу, продолжая слушать монотонную речь полицейского и эксперта. Аманда в очередной раз толкает Дэвида, чтобы он поднял голову, но сон пленит его. Дженнифер пришлось отпустить для обследования, Хлоя и Трейси ушли за ней, чтобы помочь. Рокси продолжает перешептываться с Бриджит о произошедшем, но замечая мой взгляд они замолкают, делают вид, что внимательно слушали речь мужчины.

– Так и что будет дальше?– спрашивает Аманда, сильно толкнув Дэвида, что тот едва не ударился о стену позади себя.

– Изучим ваши анализы и будем искать источник массового отравления.

Я пододвигаю к себе лицензии на алкоголь, перекупленные у Карла Харриса. Квитанция чиста и совершенные операции расписаны по секундам, так и суммы за каждую бутылку. Я провожу пальцем по последней строчке, замечая, что за ней нет закрепленной стоимости.

Довольно интересно будет проследить за ходом их расследования. Найти общие точки соприкосновения у пришедших вчера будет трудно. Одни из элиты, другие экономили, живя в спальных районах.

– Пока клуб будет закрыт для обыска, а после и чистки.

– На какой срок?– встрепенувшись, вскрикивает Бриджит, но Рокси удерживает её на барном стуле.

– Примерно на неделю. Я бы закрыл на две, но мистер Рой…

– Но я договорился только на неделю.

Мои пальцы вздрагивают, но я стараюсь сохранить невозмутимость, перелистнув бумаги. Полицейский замечает это и выдергивает документы из моих рук.

– Поэтому,– он упаковывает их в пакет,– Советую вам сдать анализы сразу, а не дожидаться звонков от нас. Если расследование зайдет в тупик, мы будем вынуждены продлить срок на неопределенное время.

Я складываю руки на груди, желая чем-нибудь их занять. Дэвид протягивает стопку салфеток, которые упаковывает в пакет, и я берусь за предложенную работу, пока могу отвлечь свои мысли. Я подавляю желание обернуться и взглянуть на него. Посмотреть в его лицо, после того, как был милым со мной, но подарил наслаждение Луизе. Одарил меня работой, но освободил её.

Может, потому что в течение этой недели, он хочет иметь доступ к ней? Может, он готов на такие траты, чтобы отдохнуть от проблем, но при этом наградить сложностями нас?

Я неосознанно сжимаю салфетку и резко разжимаю руку, удивленно глядя на созданный мной хаос. Отодвинув салфетки подальше, сжимаю руки на груди и сразу же кладу их на колени, чтобы не казаться подозрительной.

Что это за эмоция? Злость от несправедливости? Но она горчит намного сильнее, чем просто раздражительность. Давит на сердце и сжимает внутренности.

– Мистер Рой,– обращается к нему мужчина в форме и подходит ближе.

Он начинает с ним шептаться, и я пользуюсь возможностью посмотреть на него. Откинувшись на спинку стула, чуть поворачиваю стул, чтобы было проще посмотреть на него. Волосы немного растрепаны, белая рубашка обтягивает мышцы. Воротник все так же смят, но намного сильнее, чем это сделала я. В руках он держит компьютерную сумку, портфель и женскую сумку. В другой же отданный мной зонт сегодня, когда нас попросили закрыть все кабинеты и спуститься вниз. Я не смогла решиться лично отдать, потому что…

Честно говоря, побег кажется мне лучшим путем отступления.

– Мы с вами еще поговорим, когда Миллер приедет в город.

– Мисс Романо,– обращается ко мне Луиза, используя не мою фамилию. Я поднимаю глаза на неё, но не стесняюсь того, что она поймала меня на изучении её объекта воздыханий.

Она немного отталкивает полицейского и подходит ко мне. Я спрыгиваю со стула, выпрямляя спину, не думая о последствиях. Девушка останавливается в половине шага от меня, выглядя так, словно мечтает разобрать меня по частям. Но мне нравится это, потому что не чувствую себя особенной из-за подобного желания по отношению к ней. Разбить её голову и насладиться кровавой картиной. Не моргая следить, как жизнь покидает её глаза, пульс останавливается, и она медленно превращается в мою куклу на секционном столе под звук мигающей люминесцентной лампы.

– Вам придется разобраться со всеми письмами и приглашениями до следующей пятницы.

– Клуб закрывают,– напоминаю я ей.

– Будете вручную искать и заполнять, а после отправлять мне на проверку.

– Я думала, вы заняты восстановлением своего ментального здоровья, раз мне приходится выполнять вашу работу,– она делает шаг ближе, наступает на мои туфли и пытается причинить дискомфорт.

– Что ты сказала?

– Что я делаю вашу работу,– повторяю я тем же ледяным тоном,– пока вы якобы ментально восстанавливаетесь,– резко убрав ногу, делаю шаг в бок, когда она теряет равновесие и почти падает на барную стойку,– Смотрите, как бы я не занялась другой вашей работой,– я бросаю взгляд на Роя, и это приводит её в бешенство.

– Сука.

Она поднимает руку, чтобы ударить меня, но я не способна даже дернуться. Я никогда не воспринимала женщин, как соперниц. Они намного слабее мужчин физически, так что их удары ничто по сравнению – с мужскими.

Дэвид пытается загородить меня, Аманда оттащить, но Рой вовремя ловит Луизу и немного приподнимает её, отворачивая от нас.

– Пусти меня!– вскрикивает Харрис, направляя свои руки ко мне, но Александр уносит её из клуба, скрываясь за дверью.

– Ты что делаешь?– Аманда дергает меня.

– Отношусь также как и ко мне,– я продолжаю следить за Харрис, ненавидя тот факт, что она ушла от меня невредимой.

– Одно её слово, и тебя выгонят,– предупреждает девушка.

– Пусть попробует,– шепчу я, забирая сумку с барной стойки.

Ни с кем не прощаясь, я выхожу из клуба. Капли дождя продолжают заливать землю. Я неуверенно смотрю на свои туфли, но собравшись с силами, выхожу из укрытия под ледяной дождь. Идя вдоль тротуара, поднимаю голову, чтобы убедиться в беспощадном прогнозе. Темные тучи затянули небо и скрывают даже лучи солнца, позволяя миру погрузиться в тень.

Мимо меня проноситься белая машина, обрызгивая грязной водой на дороге. Я застываю, не веря в произошедшее. Грязная вода стекает по моей одежде, лицу и волосам. Внутри меня медленно закипает кровь от ненависти, которую я не испытывала еще ни к кому. Стираю грязь с губ и щеки, чувствуя, как гнев бежит по венам. Будь у меня такие же возможности как в Адевске, её бы уже через минуту привезли ко мне на растерзание.

Подавлять.

Румынская была самым добрым человеком. Она улыбалась даже тем, кто считал её монстром и дочерью убийцы. Позволяла публично оскорблять себя, утыкаясь в страницы учебников.

Слишком часто я стала проявлять себя настоящую. Почему сейчас? В моменты, когда моя игра должна быть превосходной, чтобы поддерживать план. Чтобы оставаться нераскрытой.

Я закрываю глаза, держа голову над потоками дождя. Жжение в них не проходит, как и ком в горле, мешающий дышать.

«– Не смей лить слезы напрасно. Увижу хоть слезинку, они будут кровавыми».

Я вытираю глаза, хмурясь от резкой смены погоды. Дождь перестал заливать мне лицо, волосы и одежду. Я открываю глаза, уставившись в черный зонт.

Вновь он оказывает мне поддержку.

Я оборачиваюсь, слишком вымотанная этим чертовым днем. Александр держит ручку зонта, но не протягивает её мне, как в прошлый раз. Он медленно изучает мой испорченный его любовницей вид. Сгустки грязи, стекающие по лицу и волос на мокрый пиджак. Замахнувшись на него, останавливаю руку возле его лица. Внимательно изучаю его реакцию, но он проявляет необычайное спокойствие. Даже не моргнул, не проявил ни злости, ни возмущения. Я сужаю глаза, не веря тому, что это никак не удивило его.

– Если вы хотели наглядно продемонстрировать мне непозволительное отношение, проявленное Луизой, то я осознал это и приму меры.

– Румынская.

– Что?– он хмурит брови, не понимая к чему я клоню.

– Моя фамилия Румынская,– скрепя зубами, произношу я,– Вы никогда не обращаетесь ко мне по фамилии. На самом деле вы вообще не обращаетесь ко мне, ни по имени, ни по фамилии. Из-за этого она считает, что может использовать другие фамилии на мне, оскорбляя тем самым.

– Вы хотите, чтобы я обращался к вам по фамилии?– изумление звенит в его бархатном голосе.

– Это вас удивляет? – я тяну руку к себе, но он берет её в свою сухую, чуть сжимая. Я пытаюсь вернуть себе хладнокровие, но та вспышка удивления была уже замечена им.

– Ана,– я сжимаю другую руку в кулак, желая так спрятать свои эмоции от него, но мое тело подводит меня. Сердце начинает биться сильнее, а руку, которую он сжимает в своей, немного дрожит,– Я прощу прощение за ужасное поведение с моей стороны.

Я киваю, желая разорвать этот контакт. Александр стягивает с моей руки перчатку и засовывает её в карман. Я тянусь к ней, но он отворачивается, кружась возле меня, чтобы защитить от дождя. Заметив его усмешку, сжимаю рукав мужской рубашки, обжигаясь температурой его тела.

– Вот сейчас я действительно могу сделать больно,– угрожаю я, но использую русский язык.

Однако его улыбка расширяется. Рой чуть наклоняется ко мне, стирая остатки грязи на щеке, и заправляет волосы за ухо, чтобы приблизиться к нему.

– Твоя жестокость так прекрасна,– отвечает он на совершенном русском.

Акцент выдает его, но это не убавляет моего восхищения. Редко кто может похвастаться владением такого чистого произношения, не поломав несколько слов. Я замираю, почти не моргая, пронзительно всматриваясь в его черты лица. Обыкновенные слова, привычный для меня язык, но я не могу объяснить своей реакции на это.

Он притягивает меня ближе, положив руку на талию, пользуясь моим замешательством, и ведет ближе к дороге.

– Куда вы меня ведете?– я снова перехожу на английский, не готовая столкнуться вновь с его произношением.

– Отвезу домой,– просто отвечает он.

– Я способна дойти пешком.

– Как выяснилось, у тебя на ближайшую неделю слишком много работы, чтобы просто гулять под дождем. К тому же я не думаю, что ты планируешь делать её, страдая от простуды.

– В прошлый раз вы не заботились об этом, просто отдав зонт,– я пытаюсь притормозить, но он упорно ведет меня к своей машине.

Он открывает мне дверь, но я стою, позволяю холоду взобраться в его машину и поселиться, как новому хозяину. Александр усмехается в который раз, рассматривая мое лицо. Искорки настоящего веселья блестят в его темных глазах. Улыбки, которые он дарит своим работникам никогда не касаются глаз, но сейчас это веселье соткано из искренней эмоции, и я причина этому.

Это немного сбивает меня с толку, что я застываю, чтобы запомнить это выражение лица. Сохранить еще одну улыбку в моем сердце и поверить в то, что мама иногда ошибалась во мне. Я сжимаю руку в перчатке, чтобы не прикоснуться к его губам и убедиться в реальности.

– Я надеялся, что твоя любимая судьба вновь нас сведет, что и произошло, но вот то, что ты оставила его, не отдав мне лично – удивило.

– Не хотела отвлекать,– его улыбка меркнет, из-за чего мне становится хуже.

– Садись в машину,– требует он.

– Нет,– протестую я,– Чтобы из-за меня вам пришлось оставлять её в салоне, а бедным работникам в сжатые сроки выполнять ваши заказы?

Я делаю шаг, но он останавливает меня, складывая зонт, и забрасывает его на заднее сидение. Дождь мгновенно нападает на его сухую одежду, но, кажется, мужчину это ни сколько не смущает. Не смущает, как его идеальный вид опрятного человека исчезает на моих глазах. Почему он так стремиться показать мне то, чего не раскрывает для других?

– Теперь им в любом случае придется работать в сжатые сроки. Садись.

Я еще секунду колеблюсь, но все же опускаюсь на кожаное сидение, наблюдаю, как он закрывает дверь и направляется к своей двери. Пристегнувшись, прячу руки в карманы, чтобы согреть озябшие от влаги и холода пальцы и рассматриваю дорожки воды на стекле. Рой заводит машину и замечает, как я сижу. Он резко выезжает, из-за чего я прижимаюсь спиной к сидению. Бросив на него предупреждающий взгляд, жду, что он сбросить скорость, но он этого не делает, улыбаясь вновь той широкой улыбкой. Это доставляет ему удовольствие.

Он что-то нажимает, и теплый воздух окружает меня со всех сторон, создавая кокон. Александр очень быстро изучает дорогу и знаки, но по-прежнему не сбавляет скорость. Мое тело расслабляется, и я наблюдаю, как пейзаж города быстро стирается. Огни становятся полосами, а люди размытым пятном.

Подъезжая к спальным районам, он сбавляет скорость и через пару минут останавливается у моего дома. Я дергаю ручку, но дверь не открывается.

Повернувшись к нему, ожидаю либо объяснения, либо момента, когда он откроет дверь. Но Рой тянется к своим вещам и кладет мне на колени компьютерную сумку и портфель.

– Я не переживаю за остальных, потому что отдых от работы для них как свежий глоток воздуха. Как бы они не любили клуб, и у них есть личная жизнь, которая требует участия. Но ты вряд ли будешь сидеть без дела. После полета ты сразу же взялась за работу, даже не позаботилась о покупке продуктов. Ты помогала Дэвиду, заботилась о девочках перед выступлением и возвращалась к своим обязанностям. Задерживалась, чтобы прислать нужные договоры мне, хотя это была обязанность Лу,– мужчина несколько раз бьет пальцем по кожаному портфелю,– Там несколько документов, которые ты еще не успела заполнить, ноутбук и зарядка от него. Понадобятся еще что-то, напиши, я привезу тебе.

– Почему?– я не скрываю своего удивления, и это ломает его маску. Александр выглядит испуганным этим вопросом, как и я его поступком.

– Потому что…я тоже не смогу прожить и дня без работы, и знаю, как тяжело придется тебе, тем более, я уверен, что ты не проведешь вечер в компании друзей. Поэтому спокойно работай,– он вновь тянется к чему-то и протягивает мне зонт,– На этот раз я прошу тебя вернуть лично,– его серьезность исчезает, когда улыбка касается моего лица.

Он удивлен этим не меньше меня. Сжав губы, чтобы избавиться от этого тревожного проявления эмоции, протягиваю руку, и он пользуется этой возможностью, чтобы стянуть вторую перчатку.

– Вам доставляет удовольствие лишать меня комфорта?– злобно спрашиваю я, забрав зонт.

– Наоборот. Мне доставляет удовольствие лишать тебя твоего дискомфорта, к которому ты так привязана.

Александр достает из кармана нераскрытую пачку с новыми перчатками. Пару секунд он колеблется, но все же кладет на портфель. Рой указывает на дверь, и на этот раз она поддается. Распахнув её, радуюсь тому, что ветер охлаждает его и оставляет отпечатки своего прикосновения в его машине. Я оборачиваюсь, прижимая к себе портфель, и поднимаю раскрытый зонт.

– Позволите поинтересоваться, мистер Рой? А кто вам разрешил обращаться ко мне на «ты»?

– Судьба,– моментально отвечает он.

Я приподнимаю бровь, и он самодовольно улыбается, не испытывая никакого дискомфорта от холода. Меня пронзает ток, и я ощущаю аромат цитруса, поглощающий меня. Его улыбка напоминает мне кого-то. Но кого?

Глава 9.

«Дети могут быть благословлением и проклятием одновременно. Для сохранения власти в первые годы своего правления Капо должен жениться и завести ребенка. Это подчёркивает его власть и способность держать все под контролем. Иногда брак бывает бездетным. В таком случае есть несколько вариантов. Внебрачная связь, главное, чтобы ребенок был единственным мальчиком. Иногда мафиози против измен, поэтому забирают детей из своей семьи или семьи жены, воспитывают чужих как своих. Бывали случаи, когда ребенка брали из приюта. Важно, чтобы никто об не узнал, что наследник, является не кровным, иначе власть Капо можно оспорить.

Лично я советую брать детей из семьи или приюта. Внебрачные дети – проклятие. Когда их несколько, все идет к внутренней и кровавой борьбе между наследниками. Даже если ребенок один – сделайте все, чтобы он был с вами, иначе те, кто мечтает о власти, заберут его для шантажа. И никто не гарантирует, что ваша кровь и плоть, которую вы однажды не признали, не воткнет нож вам в спину»

Сборник для особых детей глава «Престолонаследие» с личным дополнением Николаса Романова

Проводя полотенцем по волосам, прислушиваюсь к громкой музыке, но не могу и слова понять. Через пару минут, девушка выходит, и шум остается позади, а её дыхание – единственным звуком.

– В отчетах за месяц нет сведений об этом?– переспрашивает Аманда, и я злобно усмехаюсь, опираясь руками о раковину.

– Ни слова.

– Это плохо. Может, поискать в социальных сетях?

Она действительно предлагает мне проверять все записи за эти дни и искать каждого клиента в социальных сетях?

– Списки заранее составляются или я ошибаюсь?

– Проблема может заключаться не в том, были ли составлены списки, а у кого они находятся. Если ни у меня, ни у тебя, то…

– Луиза,– её имя вылетает из моего рта как проклятие, и я агрессивно провожу полотенцем по влажным концам, чуть закручивая их.

Бросив полотенце на корзину, включаю воду и брызгаю себе в лицо, чтобы немного остыть, но также попадаю на зеркало. Устало прижавшись лбом к стеклу, слежу за тем, как капли оставляют дорожку влаги.

– А я ведь предупреждала…

– Спасибо за помощь, – бросаю я напоследок и отключаю вызов.

Руки тянутся к карманам, но я отдергиваю себя от этого действия. Медленно отстранившись от зеркала, замечаю темные корни. Судорожно проведя пальцами по ним, проверяю еще несколько раз, почти выдергивая волосы.

Это невозможно. Так быстро это не должно было произойти.

Но я смотрю на абсолютно противоположное моим убеждениям. Волосы отрасли, и темные корни будут заметны по фоне каштановых. Почему я не выбрала что-то темнее, чтобы подобные проблемы были менее заметные?

Выйдя из ванной комнаты, смотрю на время. 04.35. Курьер должен приехать только в 6, поэтому времени у меня достаточно.

Я беру ноутбук, создаю письмо и описываю свою проблему в двух предложениях, после посылаю его. Выключив его, аккуратно кладу на стол, заранее убедившись, что никаких капель от стакана с водой не было на нем, и захожу в спальню, вытаскивая из шкафа сумку, в которой лежат штаны и кофта с капюшоном.

Земельный запах витает по комнате, когда я натягиваю на себя вещи, но он исходит не от ткани. Я проверяю всю квартиру, открываю каждый ящик, смотрю под кровать и изучаю лоджию, но ничего странного не нахожу, кроме этого аромата сырой земли. Привалившись к дивану, прислушиваюсь к своему окружению. Вой ветра за стеклом, капли воды, падающие на керамику. После концентрируюсь на себе. Тяжелое дыхание, как будто одно легкое не работает. Головокружение от давления в висках. Высокая температура тела.

Я захожу в ванную комнату и беру половину пересыпанных таблеток, набираю воду и запиваю. Чаще всего достаточно четверти часа, чтобы все симптомы исчезли. После приема желательно лечь спать, так как иногда я не могу контролировать прилив энергии и эмоциональности.

Я ложусь на диван, положив руки на живот, но сон, который я дарю своему организму, ускользает сквозь пальцы. Маленькие лампочки убивают своей отвратительной яркостью, но я запрещаю себе отодвинуть шторы, чтобы встретить рассвет. Я не заслуживаю смотреть на это без него и наслаждаться.

Вибрация телефона привлекает мое внимание, я, несмотря на стол, нахожу его и поднимаю над собой, морщась от яркости экрана.

Незнакомый номер: Ты проверила все документы? А.Р.

Замешательство впивается зубами в мою кожу, но после отпускает. Меня не должно поражать, что у него есть мой номер, ведь я указывала это в документах, но я ничего не могу поделать с собой и со своей мечтой оставаться незамеченной.

Я: Только последние три рабочих дня.

Три точки появляются под номером, но после исчезают. Я кладу телефон на свой живот, пытаясь найти удобную позу, но шум, достигающий моего слуха с улицы, только нервирует.

Значит, активность в ночное время.

Выйдя из квартиры, закрываю её на все замки и спускаюсь на первый этаж на лифте. Мне нужно доделать отчеты и сдать их в ближайшие дни Луизе. Её попытки досадить мне продолжают раздражать, но нотки веселья от её ревности разбавляют эту смесь эмоций.

Я делаю шаг из лифта, замечая кожаные туфли. Подняв голову, внезапно опускаю руки, сжатые на груди. Тяжесть исчезает с плеч, и я выпрямляюсь, чувствуя себя намного сильнее, чем пару секунд назад. Тепло, что разливается внутри меня, растапливает холод, оставляя после него жизнь. Я сжимаю губы, не позволяя себе улыбнуться.

Мне не нравится, как мое тело реагирует на его присутствие. Мне также не нравится, как он легко может потянуть за мои ниточки и легко влиять на настроение. Словно у него есть ключ от моего механизма, что дает Рою право останавливать или менять мои шестеренки. За эти дни я слишком много потратила сил и времени на попытки понять саму себя. Я подвержена глубокому анализу, но почему-то сейчас я тону в попытках разгадать не его, а причину его власти надо мной.

– Мистер Рой?– я едва морщусь от хриплости в своем голосе и дрожи в руках. Но почему-то я мечтаю не о холоде, а о тепле. Чужом тепле.

Он долго смотрит на меня, изучая новую сторону. Неопрятную, скрытую, неготовую к такой неожиданной встрече. Без макияжа, я не могу спрятаться от правды, которая видна на моем лице. Без костюма, я не могу обмануть людей. Без туфель, я не могу попытаться обхитрить других.

Все тайное без моей маскировки становится явным. Юные черты лица, худое, ужасное тело, покрытое шрамами. Внешняя хрупкость, которую можно заметить. Которую захочется сломать, раздавить и уничтожить.

Но Александр не выглядит, как человек, увидевший жертву или добычу, способную легко поймать. Его глаза расширены, тело немного поддается вперед, а короткие вздохи быстро приподнимают его плечи, делая его и внешне сильным. Он, кажется, даже не услышал меня, раз продолжает беспрерывно разглядывать.

– Мистер Рой,– он не реагирует, и я машу рукой перед его лицом.

Александр делает быстрый шаг вперед. Внутренне я ощущаю призыв к встречному шагу, но иду против своих установок, и делаю шаг назад, упираясь спиной к стеклу лифта. Его рука упирается рядом с моим лицом, ловя меня в ловушку, но я не ощущаю себя загнанной в угол.

– Ана…,– шепчет он слишком мягко и трепетно. Будто боится расстаться с происходящим, потерять это из виду.

Медленно поднимая руку, он осторожно стягивает с влажных волос мой темный капюшон, рассматривает их, прежде чем пригладить. Через несколько секунд, я понимаю, что наклоняюсь к его руке, и быстро сбегаю от его прикосновений, нервно возвращая капюшон на голову и поправляя кофту на себе.

– Чем могу помочь?– интересуюсь я слишком громко и грубо, из-за чего его невинное изумление и счастье испаряются, стоит мужчине нахмуриться и сжать руку, которая еще мгновение назад ласково касалась моих волос.

Между нами вновь оказывается стена, которую я же сама и возвожу, которую глубоко в душе ненавижу, но разумом понимаю, что по-другому нельзя.

– Скорее, чем я могу помочь. Я пришел за тобой.

– В чем помочь?

– Забрать отчеты, они ведь нужны тебе,– он подходит к двери и открывает её, дожидаясь, когда я выйду,– Поехали.

Я делаю неуверенный шаг, смотря на улицу. Его машина стоит перед домом. Сжав руки на груди, подхожу к двери, и он вновь стягивает капюшон с моей головы, придерживая его, чтобы я не потянулась.

– На улице жарко,– просто объясняет мне он, и отпускает его, веря в то, что смог подействовать на меня.

Я натягиваю его и быстро подхожу к его двери, дергаю за ручку, и она поддается. Опустившись на кожаное сидение, замечаю свои перчатки аккуратно сложенные на подлокотнике. Сухие, выстиранные и выглаженные. Пристегнувшись, делаю вид, что слежу за гуляющими в летних вещах людьми, и забираю перчатки, толкая их глубже в карман. Александр садится на свое место, поправляя воротник белой рубашки, и заводит машину, бросая взгляд на то место, где лежали перчатки. Однако не требует их вернуть или заставить меня поверить в их ненадобность. Уголок губ поднимается, но другой реакции я не замечаю.

– Куда мы едем?

– В клуб,– он разворачивает машину, посвящая все свое внимание дороге. Он всегда концентрируется на определенных вещах. Никогда не видела его отвлекающегося на что-то или сбивающегося на что-то незначительное для работы, но важное исключительно для него.

– Разве его не опечатали и не запретили посещать?

– Все нужные операции они провели, поэтому я не вижу причин, которые запрещают нам войти туда на пару минут,– Александр поворачивается ко мне, демонстрируя хитрую усмешку. Как будто он разделяет со мной общую шалость. Я ничего не могу поделать с собой, улыбка появляется хоть и слабая, но искренняя.

Он опускает глаза на мои губы, меняясь в лице. Вновь это необъяснимое изумление. Сигнал машины, проезжающей перед нами, заставляет его резко затормозить. Я ожидаю удара головой о стекло, но чувствую лишь тепло руки к своему плечу. Я выпрямляюсь, смотря на его руку, прижатую ко мне. Спасшую от удара. Себя он не как не попытался обезопасить, отдав все мне. Рой дергает меня, проводит рукой по плечу и ищет любую царапину. Я застываю, не веря в его заботу.

– Ты в норме?– волнительно спрашивает он. Мурашки покрывают мою кожу в том месте, где он по-прежнему прикасается.

Склонив голову, слежу за его попытками найти ушибы или раны на мне, никак не отвечая на его вопрос. Это слишком интригующе. Заметив что-то красное на уголке его брови, поднимаю глаза, но он быстро отворачивается, касаясь этого места, но скрывая рану от меня.

– Может, поэтому люди с хорошим достатком приобретают себе водителей?

– Почему?

– Чтобы не уделять свое драгоценное внимание дороге.

Его напряженность исчезает. Ужас, написанный на лице, сменяется искренним весельем. Плечи немного подрагивают, и он возобновляет движение, заранее проверяя дорогу на наличие других машин по сторонам.

– Намекаешь, что мне нужен водитель?

– Очевидно. Все контролировать невозможно,– он сжимает руки на руле, немного поворачивая голову ко мне, но я отворачиваю его. Щетина приятно щекочет пальцы, вызывая дрожь. Я тяну руку к себе, но он ловит её, немного сжимая.

Пару секунд он не предпринимает никаких действий, продолжая следить за дорогой. Я лишь жду его следующего шага, слишком погруженная в этот хаос. Александр неторопливо опускает свою руку, ожидая моих последующих действий. Румынская должна вырвать руку, проявить хладнокровие и сделать вид, что ничего не происходит. Так должна я поступать, играя в это.

Я мягко вытягиваю свою руку, и откидываюсь на спинку сидения, наблюдая за тем, как здания сливаются в одно. Постепенно я начинаю уходить в себя, концентрируясь на отпечатке тепла его руки.

Я привыкла к холоду. К тому, как тон мертвого тела почти подходит моему. Но сейчас я тянусь к противоположному. Проявляю интерес к живому, что не свойственно той, что пыталась утопиться.

Остановив машину возле клуба, он внимательно изучает меня, но я выхожу из машины, оставляя для мужчины это в секрете. Остановившись перед дверью, опечатанной баррикадной лентой, дергаю её пальцами, проверяя клейкость. Александр срывает их и открывает дверь, впуская меня внутрь.

Пытаясь спокойно пройти и не оглядываясь на него, захожу в темное пространство. Рой не спешит включать свет, как и я, внутренне наслаждаясь тем, что мы спрятаны во тьме. Там, где никто не увидит наших эмоций, желаний и действий. Там, где я могу избавиться от всех ролей и просто стать той, кем была рождена.

Не Румынская. Не девочка, дрожащая от каждого шороха и вздоха. Не та, кто склоняется по приказу и страшится быть замеченной. Не Ана, хрупкая и внутренне, и внешне, а также имеющая постоянный конфликт с душой и разумом.

Одна ошибка порождает другую ошибку. Мама создала ошибку, а после предала отца. Я же продолжила этот лживый путь, порождая одну ошибку за другой. Иногда мне хочется спрятаться в этой темноте и закрыть уши и глаза. Стать ничем, потому что ошибки сильно влияют на меня как физически, так и морально, беспощадно ломая то, что я создаю.

Мягкий белый свет немного слепит, и я, не желая расставаться с той атмосферой непринужденности, закрываю глаза, приобняв себя. Прикосновение к щеке вызывает трепет в теле. Не могу назвать это раздражением, хотя пытаюсь заставить себя в это поверить. Открыв глаза, жду объяснений Роя, но он упорно молчит, продолжая оставаться нечитаемым для меня сегодня. Точнее демонстрировать мне те эмоции, которые я не могу расшифровать и избегать их. Поэтому он нечитаемый.

– Документы должны быть у Луизы.

– Знаю.

– Неужели у вас настолько хорошие отношения, что она отдала вам ключи от кабинета?

– Они мне не нужны,– он достает связку ключей, показывая её мне,– Мне достаточно попасть в свой, а после войти через смежную дверь,– он убирает руку от моего лица, проводя по своему. Сожалеет о сказанном.

– Хорошо,– я отхожу от него, садясь на барный стул,– Я подожду.

Он пользуется этим, сбегая наверх. Я кладу голову на руки, прислушиваясь к звукам его шагов. Слабая мелодия разливается по помещению. Неосознанно я подхожу ближе к диджейскому пульту, находя его включенным. Я тянусь к кнопке выключения, но этого мне становится хуже.

Музыка была одним из элементов свободы. В моей жизни их было не так много, поэтому каждый из них так значим для меня. И когда-то и для Агаты. На праздниках и торжествах во дворец приглашали музыкантов. Пока люди танцевали, я могла спрятаться за колоннами и отдохнуть от надзора родителей, могла на пару секунд забыть о лживой вежливости и наивной покорности, которую во мне пытались создать. Иногда сбегала на улицу, иногда пряталась у Агаты в гардеробной.

Меня учили танцевать без музыки, что причиняло боль мне внутри. Меня извратили настолько, что я искала мелодию в хрусте стекла под ногами. Я продолжала тянуться к музыке, слушая капли дождя, шум моря или свист ветра, пока тренировалась дома. Как бы сильно я ненавидела балет, я находила удовольствие в свободе движений, пока мне это позволяли. Я искала преимущества, играя в то, чего хотел отец.

Я снимаю обувь и массирую ступни, сгибая их под нужным углом. Приятная, ноющая боль отрезвляет меня. Пальцы касаются шрамов на коже, и это на несколько секунд переносит меня в воспоминания. Как я сидела перед кровавыми осколками и следила за своим дыханием, пока раны безумно пульсировали. Ждала, когда придет её врач и перевяжет мне ступни, но это было еще один испытанием. Уроком для того, чтобы я стала более ответственной и самостоятельной.

Я последний раз провожу рукой по полоскам и поднимаю голову. Александр, прижимаясь руками о стул, следит за мной, но поняв, что я уже покинула свою голову, подходит ближе.

– Значит, балет?– с долей интереса спрашивает он.

– Нет, это вид моего наказания,– честно признаюсь я, и застываю от осознания этого. Рой вероятнее всего воспринимает это как шутку.

Я наклоняюсь к обуви, но Александр останавливает меня, опускаясь на колени. Мое сердцебиение оглушает меня, а тело становится слишком чувствительным. Не желая прерывать зрительный контакт, он скользит рукой по моей ноге. Его пальцы касаются стопы, и брови чуть сдвигаются от удивления. Шрамы от стекла.

Я забираю кроссовок и натягиваю на ногу, сильно затягиваю шнурки, плотно прилегая ткань к моей коже. Он помогает зашнуровать другой.

– Ана? – я резко поднимаю голову, слишком напуганная возможным развитием событий. Порезы, ожоги и прочие травмы встречаются у нормальных людей, но плохо когда-то обработанные раны, превратившиеся в уродливые шрамы? Всегда задают вопросы. О детстве, об отношениях с родителями и что такого должно было произойти, чтобы оставить этот ужас.

Он опаляет меня своим дыханием, заставляя поджать губы и прикрыть глаза. Но больше ничего не предпринимает. Не пытается притянуть меня, забирая выбор. Не касается, чтобы смутить. Словно дает мне право решить, что будет дальше.

Нужно отвернуть голову, поинтересоваться документами и уйти домой. Заняться своими проблемами, дождаться рабочих дней и восстановить дистанцию. Обезопасить себя от еще больших трудностей. Я всегда бежала от чувств, обманывая саму себя, чем этот раз отличается от других?

Мелодия его телефона обливает меня ледяной водой, которая тушит пламя, горящее внутри, но он не обращает на него внимание. Я отворачиваюсь, отвлеченная внезапным звонком.

– Телефон,– скрипуче произношу я, но он не двигается,– Ваш телефон,– Александр разочарованно выдыхает и неохотно отходит от меня, принимая вызов.

– Рой, – я избегаю его взгляда, приподнимая свои ноги, чтобы полюбоваться его работой.

Аккуратный и идеальный бант скрепляет концы. Я чуть расслабляю один из них и слежу за реакцией мужчины. Это не похоже на случайность. Всегда подготовленный и безукоризненный вид. Я могла бы списать это на стремление к аккуратности, но подобные вещи обозначают только одно. То, чем страдали и Агата, и Кирилл.

Он внимательно смотрит на шнурки, изучая оба, а после закрывает глаза, слушая собеседника. Но я замечаю, как сжимается его рука в кулак. Пытается заменить контроль над одним другим.

– Это невозможно,– жестко говорит он, – Тебе лучше быть уверенным в этом, Райан.

Быстрый ритм сердце разгоняет мою кровь, но я свожу это к упоминанию Миллера. Не угроза, не тихий грозный голос, пробуждающий что-то темное во мне.

Александр сильнее хмуриться, вновь обратив на меня внимание. Я уже привыкла к его изучающему взгляду, но этот подобен тому, когда мы только встретились. Он проводит рукой по волосам, растрепав их. Его реальность будто меняется, его вера становится пустым звуком перед громом правды, которая не щадит его чувства.

Собеседник продолжает ему что-то громко и быстро объяснять, но разочарованный истиной событий Рой отключается и бросает телефон на стол. Его мысли бродят, а тело застывает в одной позе. Я склоняю голову, наблюдая за ним.

Я выгляжу также, когда начинаю тонуть в собственной голове?

У меня есть возможность забрать то, что мне нужно и исчезнуть на пару дней. Решить, чего я хочу дальше. Я могла бы попросить знакомых взломать его телефон и забрать номер Миллера. Солгать о чем-то важном и встретится с Райаном. Номер Роя теперь у меня есть и…

Я поднимаюсь со стула и встаю перед ним, нисколько не боясь вырвать его из когтей раздумий. Коснувшись рукой его запястья, чуть приглаживаю его кожу, как вдруг он сильно сжимает её, убирая от себя, продолжая находиться где-то далеко.

– Мистер Рой,– зову я, но не реагирует. Я кладу руку на его, проводя ногтями по его коже,– Александр.

Он опускает голову ко мне, удивленный моим неофициальным обращением, но я слишком занята его состоянием, чтобы реагировать на последствия сказанного. Разжав руку, он отпускает меня, снова проводя ей по волосам и чуть потянув за них. Мужчина подходит к столу и протягивает мне несколько бумаг. Я беру их, листая. Тут есть все списки посещаемости, внесенные деньги и потраченные средства. Улыбнувшись ему, поднимаю голову, но едва не вздрагиваю от разочарования в его глазах.

Все всегда сводится к этому. Всегда.

Александр опускает голову и идет к выходу, но внезапно останавливается.

– Пошли,– бросив это между нами, почти выходит из клуба, но что-то заставляет его остановиться и пропустить сначала меня. Воспитание.

Я, стараясь не помять документы, выхожу и сажусь в машину, даже не пристегнувшись. Рой не обращает на меня внимания, полностью стирает из своего поля зрения, игнорируя мою безопасность. Однако скорость намного ниже, чем должно быть, что дарит мне небольшую надежду о его заботе.

Остановившись перед моим домом, он вновь касается своих волос, но не поворачивается ко мне.

– Все в порядке?– я даже не пытаюсь скрыть волнение в голосе.

Он прикрывает глаза, протирая их рукой. Оттягивает момент, чтобы скрыть свои настоящие эмоции. Я усмехаюсь, не дожидаясь этого решающего момента. Слишком часто позволяла себе поверить в обратное, а после сталкиваться с неизбежным.

– Спасибо за помощь, – я выхожу из машины и закрываю дверь, стараясь не смотреть на него.

Этого стоило ожидать. Ничто и никогда не измениться. Я всегда буду ошибкой для людей, которую будут пользоваться, чтобы забыться и получить какую-то выгоду.

Открывая дверь в здание, касаюсь голой кожи железной ручки и только сейчас понимаю, что я совершенно забыла о перчатках.

Глава 10.

« Я стану той, чье имя будут бояться произносить»

Из личной переписки Мими и Т.Герры

Пламя яростно пожирает бумагу, оставляя пепел на моем столе. Вместо того чтобы избавиться от лишнего мусора, просто смяв его, я обжигаю свои пальцы, получая удовольствие от небольшой вспышки боли и реакции своего разума. От его жалких попыток обезопасить мою никчемную оболочку.

Монстр.

Проклятие.

Ошибка.

Почему я надеялась на что-то новое? На внезапные изменения? Ведь ничего не приходит и не уходит без следа. Все имеет свои последствия. Все всегда сводится к итогу наших действий. Мне как человеку, разрушающему все вокруг себя, нельзя верить во что-то хорошее. Никто и никогда не позаботиться обо мне, не попытается понять и помочь.

Румынская всегда будет игрушкой, потому что она была сломана с самого начала.

Стук в дверь прерывает поток мыслей. Опустив объедаемую огнем бумагу в корзину, подхожу к двери и приоткрываю её. Аманда радостно мне улыбается, но я даже не пытаюсь разыграть встречную эмоцию для неё. Девушка приоткрывает дверь, вторгаясь в мое пространство, но я не реагирую на это, не видя смысла. Принюхиваясь, она прикрывает свой нос, пытаясь найти причину запаха гари.

Я подхожу к столу и подталкиваю корзину с пеплом, натягивая на руки перчатки. Пальцы все еще покрыты пеплом, но я не обращаю на это внимание.

– Зачем её сжигать?– Аманда отходит подальше от моего стола, падая на кожаный диван и открывая дверь, чтобы впустить чужеродные запахи. Однако ничто не перекрывает этот уничтожающий аромат.

– Шредер сломался,– лгу я, передавая ей нужные папки.

– Я сообщу мистеру Рою,– надавливаю девушке на плечи, сажая её назад, и закрываю дверь, упираясь бедром к нему.

– Не усложняй себе жизнь,– мой голос лишен жизни, как и должно быть,– Что случилось?

– Что-то должно было произойти?– неловко спрашивает Аманда, даже не поблагодарив меня за проделанную работу.

– Ты всегда приходишь, чтобы посплетничать. Чем этот раз отличается от других?

– Я просто соскучилась,– защищается она, и я громко усмехаюсь, подойдя к окну.

Яркий свет убивает тень на улицах. Мне слишком безразличен мир, чтобы беспокоиться о подобном. Если бы кто-то вложил мне пистолет в руки, я бы не задумываясь, пристрелила себя. Однако мне нужно все закончить, чтобы никто его не искал, а после совершать самосуд.

– Что-то случилось? Ты расстроена чем-то.

Расстроена? Мне больно. Я хочу сбежать от этого. Забыть об этом, как и всегда, но почему-то даже физическая боль не перекрывает – душевную.

Пожав плечами, оборачиваюсь к ней, не скрывая своего настроения. Мне нужно просто увидеть чертову жалость, чтобы добить себя окончательно, что я и получаю. Она встает и, пытаясь меня подбодрить, кладет руку на плечо, поглаживая его.

– Знаешь, забудь. Мы все на нервах сегодня. Клуб открыли, не найдя причину массового отравления или опьянения. Жизнь продолжается в том же ритме. Я хотела тебе вот, что рассказать,– Аманда утягивает меня на диван,– Раз в году Миллер собирает крупных бизнесменов для проверок. Изучает данные. Тех, кто впутывается в нелегальные связи, лишает всего и поощряет тех, кто снабжает город всем необходимым и участвует в благотворительности. В общем, обыкновенные проверки. Суть в том, что в этом году мистер Рой берет с собой Луизу,– испуганно шепчет администратор зала.

– И что?

– Ана, Луиза – дочь Карла Харриса. В её же интересах лишить мистера Роя всех привилегий. Дружба с Миллером не спасет его, а проблема с наркотическим опьянением остается пятном на нашей репутации. Я в курсе, что Джошуа заинтересован тобой, поэтому прошу тебя заставить его поверить в надобность хороших отношений с мистером Роем,– она сжимает мои руки, нервно кусая губы.

– Почему Луиза замешана в этом?

– Она должна сделать все нужное для встречи с Миллером. Все расходы и доходы. Абсолютно все данные за этот год, поэтому она чтобы сэкономить свое время заставила работать тебя в сжатые сроки,– девушка приподнимает бумаги.

Каждые наши действия имеют последствия.

Если я заменю документы, то смогу встретится с Миллером. Это намного проще, чем взламывать телефон, подвергать Тоби опасности и ложью выманивать Райана из его логова. Мне достаточно проникнуть к нему в кабинет и достать номер Марселя, чтобы начать новую жизнь. Без побега, без ролей и мафии.

Безопасность, о которой я мечтала, будучи ребенком, слушая сказки со счастливым концом. Я судорожно вдыхаю воздух, поглощая отравляющие нотки пепла. Сердце вновь оглушает меня, напоминая о своем существовании. Мысли, которые пытались поглотить меня, становятся не такими мрачными. Они строят собственный мост от цели к её достижению. Тепло солнечных лучей обнимает меня, даря поддержку.

Стараясь не подавать виду, я задумчиво киваю девушке.

– Я подумаю.

Я все уже придумала.

***

Отбивая ритм быстрой мелодии пальцами по стене, продолжаю стоять у двери Луизы. За прошедшие тридцать минут, я подвергла все сомнению и укрепилась в правильности данного риска.

Харрис не проблема, но вот её отношения с Роем – может создать их. Кто угодно в клубе может готовить об их напряженной и непонятной связи, но если человек не избавляется от другого, значит, он что-то испытывает к нему.

Ахмед всегда верил в такое понятие как любовь, но я потеряла его для себя навсегда.

«Бог посылает нам испытания и самое большое из них это любовь».

Любовь всегда будет опаснее пули в лоб или яда в выпитом вине. Это медленная смерть. В ней нет ничего хорошего. Это слабость и страх за любимого человека.

Когда? Всегда.

Вечная проблема, и ты ничего не можешь с этим сделать. Лучше никогда не любить, чем всю жизнь быть рабом этого чувства.

Отца убила его любовь.

Мама обезумела от потери любимого, что иногда становилась копией Золотых карателей.

Они оба терялись в любви, тонули и умирали и где же теперь они? В раю или аду?

Любовь – это самая глупая вещь, необходимая всем вокруг. Сколько людей страдают, лишенные этой химии? Колоссальное множество. Но самое страшное из-за этого чувства получаются дети, которые медленно гаснут, не получая ее. Смотрят на ссоры родителей и терзают свое сердце. Когда те вновь сходятся, они тешат себя надеждой – все будет по-старому. Но нет, ничего не выходит.

Я верила, что когда-нибудь получу настоящую любовь, но каждый раз разбивалась с этой верой в лучшее.

К чему это привело меня? К прыжку с моста. К нравственному падению. Ко лжи и постоянному страху.

Дверь открывается, но не того кабинета, которого я ждала. Свон осматривает коридор и выходит из кабинета Роя, вставая напротив меня, устало привалившись к стене.

– Есть закурить? – я приподнимаю бровь, не понимая почему вопрос адресован мне,– Брось, Ана. Нервная работа, ужасный босс и директор. Никогда не возникало желание избавиться от стресса бутылкой вина или сигаретой?

Я осматриваю его спортивный костюм, взвешивая все плюсы и минусы моего ответа.

– Разве спортсмены не зациклены на своем здоровье?

– Разве администраторы знают, как правильно смешивать напитки?– скатываясь по стене на пол, парирует он.

Теперь настает его черед проанализировать её темно-синий брючный костюм, открывающий немного кожи на ключицах. Парень указывает на пол, и я медленно спускаюсь по стене.

– Босс не удивиться такому положению? – осторожно спрашиваю я, не зная какого ответа жду больше.

– Его нет, я специально подождал, когда он уедет,– он прочищает горло,– Слышал, у тебя некоторые проблемы с Оуэном,– пожав плечами, продолжаю отбивать ритм пальцами уже по полу,– На самом деле у каждого из нас есть причины не доверять новым лицам.

– Не боишься, что кто-то лишний услышит?– я показываю большим пальцем на дверь директора клуба.

– Она ушла, минут двадцать назад. Раньше кабинет Алекса был соединен с этой комнатой, потом там сделали кабинет для Лу, а их общую дверь не убрали. Она зашла в кабинет Роя и сбежала по пожарной лестнице,– поясняет он, пока я прижимаюсь затылком к стене, закатывая глаза, от разочарования потраченного впустую времени,– Оуэн и Мия были проданы Алексу мексиканским сутенером, когда им было по семнадцать. Вместе с ними были и Рокси, и Бриджит, которые теперь работают тут. Он спас их от проституции в борделях, отдав немаленькую сумму.

– Мия сказали, что они из приюта,– возражаю я.

– Они сбежали, и их поймал сутенер,– я киваю, прекрасно зная об условиях жизни в подобных приютах, и он продолжает,– Мой отец был полицейским, когда его убил один из мафиози,– все мое тело напрягается,– Я был на пятом курсе и не закончил его, желая мести. Меня едва не убили, но Алекс меня спас. К тому же у нас была общая бывшая, которая водила обоих за нос, что скрепила эту вражду дружбой, – тут я поднимаю на него глаза,– Она нам обоим нанесла сильный урон. Он перестал смотреть на женщин в целом. Я перестал им доверять. Я Мии-то едва могу верить, проверяя всю изложенную ею информацию.

– А как же их отношения с Луизой?– я не хочу позволять этому вопросу передать мое волнение.

– Он – деловой человек. Ты и сама, работая на него, понимаешь, что и как тут устроено. Секс для него просто перезагрузка. Сброс настроек,– я фыркаю, прижимая колени к себе. Калеб с доброй улыбкой смотрит на меня, с веселыми глазами, напоминающими её. А потом вновь возвращается к рассказу,– Здесь все нуждались в помощи, и он дал её. Поэтому ради Алекса готовы на многое,– он наклоняется ко мне ближе, рука касается моей ноги для поддержки равновесия. Переглянувшись, Свон наклоняется к моему уху,– Мы хотели понять, что с тобой не так, потому что сама видишь, что происходит,– парень отталкивается от меня, но не сокращает дистанцию, все еще держа руку на моих коленях. Я же не испытываю дискомфорта от такой близости.

– Вы думали, что все эти беды моих рук дело?– предлагаю я, и он кивает.

Я, все еще находясь в своих мыслях, аккуратно вытаскиваю старую пачку и зажигалку. Калеб тихо смеется, но останавливает меня до того как я вытаскиваю сигарету.

– Позволь мне тебя спросить. Если бы ты знала о человеке что-то ужасное, доверяла бы ему?

– Да,– не раздумывая, отвечаю я, – У каждого свои скелеты, Калеб, но их нельзя самому доставать, поранишься. Дождись, когда человек сам откроет это шкаф, и ты поймешь, из чего состоят косточки этих скелетов.

Он вынимает из пачки сигарету и дожидается, когда я подпалю её. Огонь из зажигалки выпрыгивает и сразу перебегает на бумагу, позволяя дымку подниматься к потолку. Калеб делает одну затяжку и, кашляя, передает мне. Я втягиваю дым в полость рта, позволяя вишневому липкому веществу заполнить его.

– Нервная работа, да?– он вновь откашливается, вызывая у меня улыбку от его неудачной попытки поговорить со мной, – Я не курю на самом деле, очень редко. Бросила около года назад. В те годы это был единственный способ справиться со стрессом,– он не спрашивает, а мне хочется рассказать что-то свое,– В то время у меня умерла мама. У нас с ней были не очень хорошие отношения, но я очень сильно была к ней привязана, как я думала. Я закрывала на многие проблемы глаза, веря в её заботу обо мне. Не хотела верить в то, что у нас вместо дома был бордель, потому что она пожертвовала нормальной жизнью ради меня,– выдыхая дым, я ищу жалость в его глазах, но вижу лишь интерес,– Так и началась моя история с сигаретами.

– Ты сказала бордель,– он проводит пальцем по брови, что-то крутя в своей голове.

– А как назвать дом, в котором ходят мужчины, имеющие мою мать?

– И ты находилась и во время…

Я не отвечаю ему на это, передавая ему горящую сигарету. Пару секунд я размышляю над ответом, а потом, смотря ему в глаза, признаюсь.

– Первые годы меня не трогали. Потом у нас начали заканчиваться деньги, и мама начала продавать мои «услуги»,– я делаю пальцами кавычки под его пристальным взглядом. Первый раз я была слишком напугана, второй же смогла избежать. Затем просто решила не появляться дома. Ждала, когда последний клиент выйдет, и я смогу хотя бы поспать пару часов.

Он снова кашляет, но не решается отказаться от этого и прервать мои минуты откровения, передает мне. Дым вырисовывает круглые и волнистые линии, пока я что-то рисую сигаретой.

– Почему полиция не замечала этого? Соседи?

Я горько смеюсь.

– Калеб, всем плевать,– чеканю я грубым голосом, смотря на пепел травы и бумаги на полу,– Никого не волновало, почему девочка гуляет ночью зимой в одной кофте. Никому не было дела до подростка, работающего на не самых престижных подработках. Я всегда была сиротой, хоть с матерью, хоть без нее.

Он печально кивает.

– Когда, я потерял отца, весь мир для меня потух. Я жил лишь местью. А когда до меня дошло, что я остался один на всем свете, я ненавидел всех и каждого, кто был любим и счастлив.

– А мать? Родные?– интересуюсь я.

– Мама ушла от нас к мужчине, что задаривал её подарками. Её родственники умерли после их развода, а родных папы я не знаю. Мы не общались из-за того, что отец ушел от них. Мне было три, когда мы остались с ним одни, – я соглашаюсь с ним, понимая это тяжкое состояние,– Папа вышел на пенсию, и мы были на грани нищеты, когда ему предложили найти того ублюдка за неплохую сумму. Он напал на след Адана Айреса, но тот убил его и выкинул труп в море. Его искали несколько месяцев,– Калеб сжимает ладони в кулаки.

Значит, отец Свона нашел правителя Испании. Они имеют дурную славу, и каждый знает о них непредельной любви к насилию.

– Сколько тебе было?

– 17 лет не стало отца. Нас с Алексом познакомил Райан, мне было почти 19. Он и меня с Кристи свел. Когда Рой приставил пушку к голове, я узнал, что она его невеста. В тот же год она исчезла, и мы подружились.

– Как хорошо, когда нет бывшей общей подружки,– со смехом заявляю я, сжимая уже потухший окурок в ладони, и прах заполняет сетку, едва не прожигая её.

– Я буду не удивлен, если у тебя будет меньше пяти интрижек. Ты выглядишь разбирающейся в выборе партнеров, – он привстает и схватывается за сердце,– Только не говори, что больше.

– Почему все сводится к отношениям? Разве без них невозможно жить?– расслабляя руку, я смотрю на прах, избегая ответа.

– Я дважды пытался это узнать,– признается Калеб, возможно все еще рассчитывающий на мое откровение.

– И после ты перестал доверять.

Это утверждение, но и он понимает, что здесь все очевидно. Калеб – человек, нуждающийся в платонической любви. Он как Ахмед. Ему не обязательно нужна физическая близость, он нацелен на эмоциональную привязанность. Ему не нужна девушка, которая будет только с ним удовлетворять физические потребности. Ему нужен друг, в женском лице, принимающий его. Человек, идущий с ним по одному пути, полностью сливаясь в мыслях друг друга.

– Ты человек эмоций. Тебе нужны красивые признания, слова, внимание,– Он качает головой, улыбаясь.

– Ты лиса,– снова произносит он мое прозвище, привязавшееся ко мне в детстве, – Да, я нацелен на такую любовь. А ты, как большинство девчонок, как будто не нуждаешься в этом?

– Мне нужны поступки,– он задумчиво кивает,– Я не верю словам, как ты. Хотя, если мне будет хорошо с человеком, почему я должна связываться узами брака?

– О, потерянная душа,– говорит он.

Я цокаю языком, Калеб кивает в сторону коридора, намекая, что речь вовсе не обо мне. На нас смотрит Луиза в короткой юбке с замком посередине и в красивой белой водолазке. Её синие волосы дополняют идеальный образ.

« Да на тебя никто и никогда не взглянет!»– мамин голос подобен колоколу в храме. Слишком оглушающий и поглощающий.

Я закрываю глаза, пытаясь встать, когда парень помогает мне подняться. Калеб, человек преданный Александру Рою, но по какой-то причине решился открыться мне. Позволил увидеть некоторые из его скелетов.

Он протягивает мне мизинец.

– Мир, лисица?– с веселой улыбкой спрашивает парень.

Я молча смотрю на его руку, потом на лицо.

Почему он это делает? Зачем ему это? Какая выгода от перемирия со мной? Попытка ослабить мою осторожность и добиться доверия, чтобы всадить нож в спину при удобном случае?

Я выдыхаю и неуверенно пожимаю своим мизинцем его. Калеб улыбается от этого сильнее, и меня пробивает волнение. Ощущаю себя вновь той шестнадцатилетней девчонкой, смутившейся от напора Кирилла при нашей первой встречи.

– Отчеты нужны до смены,– холодным тоном сообщает Луизе он.

– Ага, – она вставляет ключ и открывает дверь.

– Луиза?– зову я ее. Она с раздраженным выдохом поворачивается ко мне, рассматривая свои ногти,– Мне нужно связаться с твоим братом.

Калеб моментально поворачивается ко мне. Его брови сходится на переносице, а губы сжимаются в тонкую линию. Он открывает рот и тут же закрывает его.

– Могу я поинтересоваться, зачем?

– Должок отдать, – она теперь с довольной улыбкой наблюдает за мной.

– А я уж думала, ты забыла, – она открывает маленькую сумочку и протягивает мне свой телефон.

Я по какой-то причине была уверенная в том, что она не подвергнет себя риску быть взломанной, так раз так и делает.

Переписав номер, с милой улыбкой протягиваю телефон ей. Девушка входит в свой кабинет, потом сразу же выходит и проходит в комнату Роя. Она кидает бумаги на стол и падает на главное кресло в этом кабинете, будто находится в своем. Демонстрация своих отношений с боссом. Мама тоже так делала на вечерах, когда кто-то из женщин пытался побеседовать с отцом. Ревность – полезная вещь. Позволяет понять, что в тебе видят конкурента.

– Харрис,– тяжелый голос встречает меня.

– Это Ана.

– Ана, детка, я думал, ты и забыла,– мужчина сразу же изменяет голос на любезный тон,– Я – место, ты – время.

– Через 10 минут, у меня скоро работа,– Калеб начинает печатать что-то в своем телефоне, бросая на меня встревоженный взгляд зеленых глаз.

– Ну, так не пойдет. Всего лишь 40 минут.

– Так я откупаюсь, а не встречаюсь с вами из личных желаний. Может, быть на выходных. Я – место, вы – время, – сладко шепчу я, успешно играя на чужих желаниях.

– Ты меня заинтриговала,– слышится шорох одежды и тяжелый женский вздох.

– Это вы заинтригуйте меня, что у вас было право владеть моим временем,– сбрасываю вызов. Свон убирает телефон и сжимает руки на груди, пытаясь придать более грозный вид.

– Играешь с огнем,– проходя мимо меня, говорит он.

– Калеб,– он останавливается, но не смотрит на меня,– Мы с мистером Роем похожи. Он по неизвестной причине помог тебе, зная, что ты спал с его невестой. И я, хотя должна злиться на вас,– пару минут он размышляет, а после понимает, что я специально связалась с Джошуа.

– Может, вас, поэтому друг к другу тянет?

– Не тянет,– упрямо отрицаю я.

– Ага, повторяй себе это днем и ночью. Может, тогда я стану курильщиком, – он уходит, не обернувшись.

Глава 11.

«Мы нашли её, Миша. Адевск. На счет некоторое время приходили деньги из неизвестного источника, пока ищем отправителя, но скорее всего ничего не найдем. Есть небольшая проблема, требующая твоего незамедлительного прибытия в Россию. У неё две новорожденные девочки»

Из личной переписки Альберта и Михаила Романовых

Я никогда не ходила на свидания.

Обращая внимание на это, у меня было достаточно теоретической части, касающейся этого. Я знаю, что следует говорить или делать, но у каждой девушки свое представление этих встреч. Кто-то отдавался через пару часов, говоря, что свидания для этого и существуют, вроде Адель. Кто-то проверял терпение своих возлюбленных на еще двадцатой романтической встречи, как Надья.

Они обе учили и первому способу, и второму, в зависимости от партера. Если он будет интересен – ждать все двадцать свиданий и следить за его выдержкой, ведь самое изысканное вино – дождавшееся своего времени. В последнем варианте, если он будет слишком горяч – продолжать вечер в уединенном месте. Кир же сказал, что если партнер будет мне неприятен, то, конечно же – выжимать из него нужную мне информацию и сделать все, чтобы мы больше никогда не встретились. Этим советом я не пренебрегала.

Однако я никогда не думала, что мне это понадобиться. Честно говоря, все это я запоминала, чтобы не обидеть девочек, но не исключаю и того, что лишней информации никогда не бывает.

Люди всегда ждут чего-то особенного. Красивой или символичной даты, важного повода или момента, но никогда не рискуют сделать и обычный, грустный день чуточку лучше для другого. Время идет, и его ничто не остановит.

С самого детства я слишком критична к публичным местам. Большое скопление людей портит интимность уединения. Ласковые и трепетные слова перебиваются чужим смехом или грубой руганью. Мне никогда не нравилось быть в центре внимания, быть на виду у каждого. Не нравилось быть обсуждаемой. В какой-то степени мне безразлично мнение людей, но их сплетни о значимых мне людях выводили из себя, что было опасно в моей ситуации.

Меня вырастили консерваторы. Для нас было привычно следовать семейным традициям, учиться быть верным родным и быть готовым на все ради мафии. Ради нашей большой Семьи. Но и не забывать о величие Золота – было нельзя. Если хоть кто-то посмеет запятнать его грязью, никто не станет брезгать или бояться испачкать руки в чужой крови. Поэтому каждый в мафии боялся Михаила. Но меня всегда удивляло, как люди тратят свое время впустую, пока я уважала его и важность каждого мгновения.

Джошуа Харрис – человек, демонстрирующий свой доход и влияние, как и его сестра.

Он забрал меня из клуба в красивом синем костюме в клеточку. Волосы были уложены, а одеколон пытался скрыть женский аромат цветов, которым мужчина насквозь пропах. Находясь в машине, я специально извинилась, если отвлекла его от важных дел, но не стала уточнять, что прекрасно понимала, чем он был занят.

Я не люблю подобные личности. Но ими, стоит признать, легко манипулировать. Они привыкли считать себя чем-то божественным. Человеком, которому завидуют и жаждут его внимания. Они не признают тот факт, что могут быть не интересны кому-то. Что, кто-то не мечтает быть рядом с ними, не хочет быть замеченным в одном кругу. Им проще закрыть на это глаза, и выставить таких людей странными, подпортить репутацию, сделать все возможное, чтобы они пожалели об этом.

Но благодаря этому, они не способны увидеть чужие игры. Такие мужчины не верят в силу женского ума. Не ожидают ножа в спину от той, что лгала о своей любви к нему.

С одной стороны, я помогаю самой себе, пробиваю путь к своей цели, даже если с каждым днем я все сильнее скучаю по настоящей себе. Это как пытаться подняться на поверхность, имея на лодыжке цепь с грузом, постоянно тянущим на дно.

С другой стороны, я оказываю поддержку Рою, хоть и должна стараться держать дистанцию, тем более, сейчас, когда он мне больше не нужен. Но это важно для Александра.

Слишком добрая? Может быть.

Мне не хочется позволять жестокости схватить меня. Грубости овладеть сердцем. Я всегда боролась с внутренним зверем, стараясь противостоять ему. Стать чистой, какой меня хотели видеть. Светлой, какой хотела быть.

«-Наивная».

Каждый раз, когда мне дают выбор, я все больше путаюсь в своих желаниях. Может, поэтому я стала замечать, что угрозы и кровожадность привлекают меня все чаще? Лишение свободы – своеобразный вид воли для таких, как я?

Харрис выбрал самое дорогое кафе в Беверли-Хиллз. Заказав простой салат и стакан ягодного сока, я замечаю обиженное выражение лица мужчины.

– Принеси нам еще белое вино,– я поворачиваю к официанту, снова замечая, что он вцепился в меня взглядом. Поняв, что я поймала его, кивает Харрису и спешит отойти, ни разу не обернувшись.

Я не привередлива к видам алкогольных напитков, но фаворитами у меня всегда остаются красное вино и сладкие ликеры. И каждый был полезен в моих же целях. Многим людям известно, что для любого яда идеальную пару составляет вино. Оно позволяет быстро в себе раствориться и замаскировать горький запах ядовитого вещества. Но красное вино больше подходило мне по характеру. Что же касается ликера, то он болезненно напоминает дом.

Я ненавидела праздники, где мое присутствие было обязательным. Я возненавидела фальшивые улыбки и лицемерные комплименты. Но музыка и вид ликера, стоящего на столе всегда отвлекали мое внимание от этих встреч. Мне нравилось рассматривать цвета алкоголя, удивляться его разнообразию.

Он раскрывает мои глубокие раны и дарит воспоминания и о хороших днях в Италии. О ярком обжигающем солнце и доброй прислуге, которая всегда тайно приносили нам тяжелые, набитые корзины фруктов и ягод, наивно надеясь, что смогли хоть как-то осветить нашу мрачную жизнь в цепях власти и роскоши.

Каждое лето их отпускали к семье, поэтому мы с Марселем и Ахмедом были предоставлены самим себе. Когда-то у меня был еще один человек, встречавший со мной и первый снег, и первый осенний дождь, но события лишь одной ночи заставили нас расстаться.

– Как ты себя чувствуешь? – внезапно интересуется он, но не выглядит действительно вовлеченным в этот разговор.

– Переезд выбивает из колеи, даже если не в первые дни.

– Это, поистине, удивительно,– он наклоняется ближе,– Я слышал, что все русские слишком холодные, но ты выделяешься. Неужели таешь на нашем солнце?

– У нас одно солнце,– с улыбкой отвечаю я, и сразу дополняю ответ, чтобы он не был такой саркастичный, – Просто начала согреваться от сибирских морозов.

– Проще и быстрее растаять рядом с теплым местным мужчиной,– его прерывает официант, грубо поставивший перед нами заказ.

Я осматриваюсь, пока мужчина расставляет тарелки перед нами. Людей практически нет, не считая парочку в самом конце небольшого зала песочного цвета. Это немного удивляет, ведь сейчас вечернее время. Популярное место почти свободное? Немного подозрительно. Бара тут нет, лишь коридор, ведущий, скорее всего, в уборные и на кухню.

Джош пододвигает бокал официанту, требуя налить вина. Я обращаю внимание, как сильно он сжимает бутылку, особенно за горлышко. Из-за этого кровь на его костяшках проникает через белую ткань перчаток.

– Можно ли мне перед работой?– я пытаюсь отвлечь себя от странных мыслей.

– Я разрешаю.

– Мистер Рой не давал такого права,– продолжаю настаивать я.

– Думаю, сейчас его не волнует, в каком состоянии придешь ты или кто-то другой в клуб,– с загадочной улыбкой говорит он, и что-то тянет меня пойти против Александра,– Между нами. Все в городе считают его рыцарем в сверкающих доспехах, но немногие знают, что эти доспехи лишь ложь и маневр скрыть настоящего дьявола.

– Входите ли вы в эти единицы?

– Вхожу, но я в отличие от него не прячусь в чьей-то тени,– Харрис начинает резать стейк на маленькие и аккуратные кусочки. Капли крови стекают по мясу прямо на белую тарелку, а нож покрывается маслом, на котором готовили это блюдо.

– Почему же он дьявол?

Внезапно официант опрокидывает мой бокал с вином, шепотом извиняется. Джош шикает на него и подходит по мне, пытаясь салфетками стереть пятно. Оно расширяется на штанах, бумага скатывается и остается на ткани, создавая больше ущерба, чем помощи.

– Пожалуй, я отойду в уборную.

– Конечно,– он моментально переключается на парня, но не выглядит раздраженным.

Я захожу в темный коридор, ища нужную мне дверь, но кто-то толкает меня в другую комнату. Я остаюсь неподвижной, чтобы не выдать себя, но по большей части заинтригована подобным поведением. Упираясь спиной о железный стеллаж набитый коробками с продуктами, осматриваю подозрительного официанта.

Выглаженная белая рубашка, но воротник помят. Жилетка черного цвета, от которой исходит аромат чего-то металлического, штаны того же цвета, но очевидно не подходящие ему, из-за того, что щиколотки выглядывают из-под короткой ткани. Следом я перевожу на физические особенности. Рубашка тоже ему маловата. Накаченные руки из-за этого хорошо заметны. Нос с горбинкой, пухлые губы с раной на уголке. Зеленые глаза и смуглый тон кожи, но это вероятнее всего из-за солнца. Темные волосы собраны в небольшой хвост, но я не могу сказать, что у него есть непозволительная по меркам мужчин длина. Выбритые виски, возможно самостоятельно, из-за следов крови на коже.

– У меня немного времени, вам еще потребуется зайти в уборную, чтобы по камерам поняли, что вы там были. Я хочу помочь вам,– тараторит он, прислушиваясь к звукам за закрытой дверью,– Вашу еду и напитку сейчас отравят.

– Зачем?

– Чтобы избавиться от вас.

Я достаю нож из кармана, раскрываю его и прижимаю к коже парня, касаюсь пальцем вены, ощущая быстрый пульс. Он тяжело сглатывает и приподнимает руки.

– Я не враг,– признается он, но не пытается ни спастись бегством, ни убрать оружие,– Я знаком с Тоби.

– Кто такой Тоби?– он нервно смеется, но звук застревает в горле, когда я надавливаю лезвием на его кожу.

– Он предупреждал, что вы ни за что не поверите мне. Иногда вы называете его своим прародителем, потому что как бы сильно вы не презирали своего отца, вы уважаете его и не можете сказать, что его не было в вашей жизни. Также вы чтите смерть и ненавидите, когда кто-то оскверняет тела. Даже когда вас принуждали, вы все равно относились к умершим с уважением,– по-прежнему не убираю нож, и он перебирает другие факты в своей голове, – Вы трепетно относитесь к сердцам. Человеческим сердцам.

– Никто бы не хотел, чтобы после смерти именно этот орган буквально кто-то раздавил,– я аккуратно убираю нож, закрывая его. Щелчок успокаивает парня,– Кто ты такой?

– Мое имя Мик, и я хочу вам помочь.

– Ты ему долг за помощь так отдаешь или что-то потребуешь от меня?

– Позже,– он достает из кармана клочок бумаги и вкладывает его в мою, закрывая раскрытую ладонь.

Мужчина вновь прислушивается, а потом выталкивает меня из кладовой, указывая на соседнюю дверь. Я отворачиваюсь от него, дожидаюсь хлопка двери и захожу в уборную. Пытаясь делать все спокойно, не слишком заученно, смотрю в зеркало.

Тоби обещал, что не будет участвовать во всем этом. Скорее, я заставила его поклясться, что он не станет подвергать свою жизнь опасности, пока я сама не попрошу его об услуге, но для нас не секрет, что я никогда не воспользуюсь этим. Клочок бумаги жжет руку, но вместо того, чтобы посмотреть на содержимое, я прячу его в карман и для вида вынимаю бальзам для губ. Если тут действительно камера, то это уже одно нарушение закона.

Теперь ясно, почему нет народа, а дальняя пара, скорее всего, работает на Джошуа.

Почему им нужно избавиться от меня? Дело в ревности Луизы? Или же в том, что я пошла против её власти? Может, все вместе. Но теперь мне не будет жаль за совершенное.

Я выхожу из комнаты и возвращаюсь к Джошуа, мило ему улыбаюсь, стараясь не подавать виду.

– Все хорошо? – он указывает вилкой на мою одежду.

– В полном,– его вилка быстро пронзает кусочек порезанного стейка, выдавливая влагу наружу через созданные столовым прибором отверстия,– Вы так и не ответили, почему он дьявол.

Мужчина, засунув в рот кусочек, жует, избегая ответа. Мясо, судя по всему, очень мягкое и тает во рту, ведь он сразу проглатывает его. На губе остается капля масла, и я решаю этим воспользоваться.

Наклонившись к нему, стираю большим пальцем ее, надавливая на нижнюю губу и чуть оттягивая ее.

– Я лишь хочу узнать, кому могу довериться, и вы даете мне надежду на это, – чуть свожу и поднимаю брови в искренности с нотками печали и веры в голосе, понизив его до шепота. Посмотрев на его губы, шумно выдыхаю и, закрыв глаза, сажусь ровно, оглянувшись вокруг. Парочка проверяет экран ноутбуков, а потом поворачивается к нам, но резко отворачивается, когда оба понимают, что я слежу за ними.

Незаметно достаю небольшой мешочек из кармана и оставляю в своей руке. Джош сжимает руки и сразу их выпрямляет, будто на самом деле это нисколько не потрясло его.

– Задам тебе вопрос, а ты уже сама решишь. Можно ли верить человеку, который утром дарит покой и заботу, а ночью разгребает трупы?

– Это метафора?– спрашиваю я, боясь показаться ему слишком спокойной.

– Не могу ответить тебе на это вопрос. Я знаю, что и все его партнеры. Я не хожу по его подвалам и амбарам. Но я мечтаю, чтобы он поскорее забрал свою девушку и исчез отсюда.

– Какую девушку?

Джош забивает свой рот овощами. Последнее предложение было наполнено ненавистью и безграничной злобой.

Паззл начинает сходиться.

Отец Луизы и Джошуа специально держит Роя в своих руках. Александр приехал внезапно, потому что кого-то ищет здесь, и для этого он приобрел власть, чтобы найти свою пропажу поскорее. Этим самым он лишил Харриса своей власти, а тот на сделке специально все тянул и вывел Пэта из себя, зная, что его людьми чрезмерно преданы. Благодаря тому инциденту, он шантажирует Александра и пускает свои корни через чужую землю, подбирая к своим лапам и свое, и чужое.

Умно. Ничего не скажешь.

Из двух зол, я, пожалуй, выберу меньшее.

– Так помогите ему,– быстро говорю я, стараясь не забыть о моей первоначальной цели, – Люди, получая деньги, забывают о первоначальном плане. Возможно, он отдает все больше сил не на то, что должно помочь ему в поисках.

– Отец ни за что не поможет ему,– с горечью сообщает мужчина.

– А я и говорю не о нем. У вас достаточно власти, чтобы направить энергию мистера Роя в нужное русло. Ко всему прочему, женщинам нравятся решительные и независимые мужчины. Мне такие особо по душе, – вилка зависает в воздухе с кусочком стейка, и я открываю рот, смыкая зубы на мясе, оставляя вилку чистой, и медленно тяну, не сводя глаз с мужчины. Он роняет вилку рядом со мной. Я наклоняюсь и посыпаю вилку порошком, а после вытираю её салфеткой и протягиваю на его половину.

Он тяжело сглатывает, с голодными глазами, пожирающими мои губы, когда я провожу языком по верхней губе, собирая все специи оставшиеся на ней. Горчинка смешивается с соленым мясным вкусом. Подняв бокал, я смотрю на стрелки настенных часов. Прошло уже двадцать минут.

– Честно говоря, между нами, Рой выглядит опасным и мне непривычно с ним. Столько всего уже произошло из-за его присутствия в моей жизни, так еще запрет на отношения на работе,– я опускаю глаза, изображая стеснение за излишнюю откровенность.

– Знаешь, ты права. Умнее будет не бороться с дьяволом, а предоставить ему дорогу назад в преисподнюю.

Столкновение стекла бокалов раздается как фейерверк в моей голове. Харрис кивает мне, и я под его не моргающий взгляд подношу бокал к губам и чуть его поднимаю, но не позволяю вкусу виноградного алкоголя заполнить мой рот.

***

Дверь в кабинет Роя тихо открывается.

Я заставляла себя это сделать минут пять, стоя перед своей дверью, сжимая чертовы бумаги, которые попросила передать Аманда, потому что самой нужно было срочно уехать. Я все еще не могу забыть разочарование в его глазах, как и интерес в них до того звонка.

Может, все не так уж и плохо? Чтобы я не попыталась с собой сделать, я не могу избавиться от этого желания. Подавляя его, я только сильнее усугубляю ситуацию. Если у него имеются подобные чувства ко мне, то эта же борьба есть и в нем.

Выдохнув, открываю дверь, но застываю от отвратительного запаха, уносящего меня в прошлое.

Первым, что я замечаю, это девушка, с голой спиной, сидящая на столе. Синие волосы блестят при свете холодного света лампы. Руки сложены вместе за спиной благодаря широкому кожаному ремню, не позволяющему рассоединить их. Мужчина сидит перед ней в кресле, смотря на шедевр, данный ей природой с загадочной улыбкой. Пиджак лежит на полу, а рубашка расстегнута, но чудом не помята. Полоска голой кожи блестит от пота, а на лице виднеются следы нюдовой помады девушки. По тяжелому вздоху, становится ясно, что я пришла к концу их близости, хотя намеревалась прийти раньше.

Жалюзи закрыты, и в кабинете почти идеальная темнота, которую я благотворила, находясь наедине с ним. Поэтому я и подумала, что тут никого нет. Запах их страсти вызывает у меня тошноту и отвращение к самой себе.

Ком встает в горле и не позволяет дышать. Я ощущаю жжение в запястьях и слышу глухой звон цепей. Холод сковывает все мое тело и забирает всю жизнь. Пот скатывается по вискам, но вместо людей, мой взгляд постоянно цепляется за соединенные руки ремнем.

«– Не усложняй мне задачу, Ана. Прекрати бороться».

Я кладу уже смятые мною бумаги на его стол и хлопнув дверь, закрываюсь в своем, не вытаскивая ключ.

Ноги подкашиваются, и я медленно скатываюсь по дереву. Пару секунд я не могу вздохнуть, от попытки совладать с собой. Пульс будто останавливаться. Дрожащими руками я беру сигарету из пачки и зажигаю её, вдыхая ядовитые пары в свои легкие. Пепел стремительно падает на мою одежду, но я пытаюсь вглядываться в узлы дыма, который выдыхаю.

« – Смотри на дым и не думай о чем-то другом. Наблюдай. Вдох-выдох» – голос Кирилла успокаивает меня.

Я скидываю перчатки со своих панически дрожащих рук и касаюсь голой кожей рук лица.

Нет цепей. Нет холода.

Я снова выдыхаю и опускаю руки, забирая сигарету изо рта, наблюдаю за дымом, который выпускаю из собственного плена. Дверь открывается, и слышится сладкий голос Луизы.

– Я и не представляла, что ты такой любитель контроля,– столкновение губ, сопровождаемое характерным звуком, и я прикрываю устало глаза, поглощая дым яда.

Затем еще одна дверь закрывается, но только одна. Моя дверная ручка дергается, и я впиваюсь зубами в собственную руку, не позволяя издать и лишнего звука. Слишком сильно сжав зубы от давления своих эмоций, на языке появляется вкус двух металлов. Один более соленый, другой пресный. Боль парализует не только руку, но и все тело.

Наконец-то кто-то отходит от моей двери, идя дальше по коридору, пока я продолжаю попытки справиться с паникой. Это не занимает много времени, иногда пару минут, иногда часов. Зависит от моего состояния.

Отбросив окурок, прижимаю колени к груди, шепча что-то на родном языке, пока тьма не поглощает мое сознание.

«Я захожу домой, снимая мокрую обувь. Щека до сих пор горит от пощечины. С коротких волос капает вода прямо на чистый пол, создавая маленькие капельки на нем. Если останутся следы, мама вновь будет кричать. Она зависима от чистоты, пока находится в нетрезвом виде, а значит почти всегда. Удар кровати о стену, заставляет меня остановиться от того, чтобы расстегнуть мокрую из-за дождя кофту.