Разрывающая нити
Глава 1 "Разорванная нить"
**Глава 1: Разорванная Нить**
Минск пекло. Воздух над раскалённым асфальтом проспекта дрожал, густой и влажный, пропитанный запахом горячего битума, пыльцой лип и сладковатым духом цветов. Солнце, беспощадное и белое, висело в безоблачном небе, превращая столицу в гигантскую парник.
Ольга стояла у входа в Парк Горького, заранее подобрав тенистое место под старым кленом, ожидая Сергея. Десять минут. Двадцать. Ее ладони стали влажными не только от жары. «Восемнадцать лет.» Практически вся ее взрослая жизнь была связана с этим человеком. Они прошли путь от юности до зрелости вместе, их жизни были переплетены так тесно, что она уже не представляла себя без него. Когда он наконец появился, шествуя неспешной походкой, ее сердце екнуло с привычной надеждой. Но его лицо… Оно было чужим. Каменным.
«Сереж, что случилось?» – начала она, пытаясь поймать его взгляд. Но он смотрел куда-то поверх ее головы, на велосипедистов.
«Оль, нам нужно поговорить. Серьезно». Голос его был ровным, ледяным. Металлическим. Он наконец перевел на нее этот пустой взгляд. «Все, что было между нами… все эти восемнадцать лет… это была ошибка. Огромная, фатальная ошибка».
Ольгу будто ударили обухом по голове. Воздух вырвался из легких со стоном. Мир поплыл.
«Ошибка?» – выдохнула она, цепляясь взглядом за его лицо, ища хоть каплю знакомого тепла. «Восемнадцать лет? Сергей, это… это была наша жизнь! Все, что мы построили…» Голос сорвался. Она видела, как он напрягся, но не отозвался.
«Да. Ошибка, – повторил он безжалостно, отрезая каждое слово. – Ты… ты для меня ничего не значишь. Уже давно. Понимаешь? Ничего. Пустое место. Забудь меня. Как кошмарный сон». Он произнес это с какой-то обреченной легкостью, будто сбрасывал гирю, которую тащил годами. Бросил беглый взгляд на дорогие часы, – «Мне пора.»
Он развернулся и пошел прочь. Просто ушел. Не к набережной, не к кому-то – просто ушел из ее жизни. Не оглянулся. Ни разу. Даже под палящим солнцем, оставив Ольгу стоять под кленом, где тень внезапно стала ледяной склепом. Его слова – «18 лет – ошибка», «ничего не значишь», «пустое место» – вонзались в сознание раскаленными ножами, стирая основу ее существования. Восемнадцать лет совместного пути, доверия, планов – объявлены "ошибкой". Она сама – "пустым местом". И его уход был окончательным, бесповоротным, без объяснений и даже направления.
Она стояла, прилипшая к месту. Внутри рушилось все. Зелень парка, смех детей, шум города – все превратилось в бессмысленный, оглушающий фон. Физическая боль в груди была невыносимой – ощущение, будто вырвали фундамент, на котором стоял весь ее мир. Этот разрыв был не просто разрывом связи – это было уничтожение целой эпохи ее жизни, длиной в восемнадцать лет. Пустота, оставшаяся внутри, была не метафорой. Она была всепоглощающей черной дырой, затягивающей все, чем она была.
…Ольга шагнула вперед, не видя ничего, кроме расплывчатого красного пятна светофора на перекрестке в конце аллеи. Боль от этих слов – таких конкретных, таких уничтожающих, стирающих целых восемнадцать лет – заполнила все до краев, не оставив места ни для мысли, ни для воздуха. «Ошибка. Восемнадцать лет – ошибка. Я – ничто.» Она должна была убежать от этого кошмара. Перестать чувствовать эту адскую боль от уничтожения собственной жизни. Перестать быть этой колоссальной, позорной "ошибкой".
Еще один шаг. С тротуара на раскалённый асфальт велосипедной дорожки, отделявшей парк от проезжей части. Резкий, пронзительный визг тормозов, перекрывающий все остальные звуки. Яркий, ослепляющий свет фар грузовичка, выхвативший из марева крупные пылинки и кружащий пух. Чей-то отчаянный крик: «Девушка!». Но Ольга уже не слышала. Её накрыла волна невыносимого жара и чудовищного давления – и вдруг всё сменилось абсолютной, беззвучной, леденящей пустотой.
***
Холод. Не влажная духота минского лета, а сухой, колючий, пронизывающий до самых костей холод пустыни. Ольга вздрогнула и открыла глаза. Над ней было не привычное бело-голубое небо, а небо цвета старой меди, по которому плыли два солнца: одно большое, тускло-оранжевое, другое – маленькое, ядовито-сиреневое. Воздух пах пылью, чем-то горьковатым, как полынь, и… озоном, как после сильной грозы.
Она лежала на спине. Под ней был не асфальт и не трава парка, а что-то сыпучее, мелкое. Ольга подняла руку. Красный песок, почти как марсианский, просыпался сквозь её пальцы. Она села, охваченная волной паники, перехватывающей дыхание. Где она? Что случилось? Грузовик… свет фар… визг тормозов… Сергей…
Мысль о нём снова ударила в висок, тупой и тяжелой. И в этот момент что-то случилось с её зрением. Мир на мгновение дрогнул, исказился, как в дешёвом фильме. Ольга зажмурилась, вжав ладони в виски. Когда она снова открыла глаза, она увидела… НИТИ.
Повсюду. Слабые, едва заметные, как паутинка на рассвете, и сильные, яркие, словно сплетенные из солнечного света. Они тянулись от всего ко всему: от колючего куста с фиолетовыми шипами к красной земле, от странной птицы с тремя крыльями, кружившей высоко в небе, к солнцу, от неё самой… к чему-то невидимому вдалеке. Эта нить была тёмной, рваной на конце и пульсировала тупой, знакомой болью – болью Сергея. Но были и другие, тоненькие, новорожденные, тянущиеся от неё к песку, к воздуху, к этому чужому небу.
Ольга в ужасе отшатнулась. Галлюцинации? Следствие удара? Контузия? Она потянулась рукой, пытаясь смахнуть невидимую паутину перед лицом. Её пальцы коснулись одной из тонких, светящихся нитей, тянущейся от её груди к небольшому серому камню неподалеку.
Щелчок.
Тихий, почти неслышный звук где-то в глубине сознания. Ниточка порвалась. Камень вдруг… рассыпался в мелкий красный песок с тихим шелестом.
Ольга вскрикнула и отдернула руку, как от огня. Что она сделала? Что ЭТО было?
«Пустое место…» – эхом отозвалось в голове. Ненавистные слова. И снова – волна ледяной боли от разорванной связи с Сергеем. Она сжала кулаки, ногти впились в ладони. Нет! Она не пустота!
…Она посмотрела на свои дрожащие пальцы. Они только что… уничтожили камень. Превратили его в пыль. Легким, случайным движением. Так же легко, как Сергей уничтожил восемнадцать лет ее жизни.
Ужас охватил ее с новой, леденящей силой. Это не было галлюцинацией от жары или удара. Это было реально. В ее руках была сила, страшная и неконтролируемая. Сила, которая рвет что-то в самой основе вещей. Что она натворит, если рядом окажется не камень, а… человек? Или животное? Мысль о повторении этого жеста с чем-то живым заставила ее содрогнуться.
«Пустое место…» – эхом отозвалось в голове, но теперь это звучало как предупреждение. Она не была пустотой. Она была бомбой замедленного действия.
Она не могла оставаться здесь. Сидеть среди красных дюн под двумя солнцами означало сойти с ума от жажды, страха или… случайно уничтожить себя этим даром. Ей нужно было найти людей. Цивилизацию. Узнать, где она, что это за место, и главное – понять, что с ней происходит и как это остановить.
Она встала, игнорируя дрожь в ногах. Ее взгляд упал на угрюмые очертания черных башен на горизонте. Постройки. Значит, там могла быть жизнь. Или ответы. Цель.
Ольга пошла.
Путь был пыткой. Раскаленный песок жег ступни сквозь тонкую подошву кроссовки. Солнце (оба!) выжигало последние силы. Жажда стала огнем в горле, а голод – тупой болью. Она шла, спотыкаясь, падая, снова поднимаясь. Она научилась сжимать руки в кулаки, пряча пальцы. Каждый раз, когда мир искажался, и перед глазами всплывали те самые светящиеся нити – между скалой и песком, между редкими колючими растениями и почвой – она зажмуривалась или отворачивалась. Страх перед собственной силой был сильнее всего.
На второй день (или третий? время слилось в одно мучение) она увидела следы. Не животного – отпечатки подошв в более плотном песке у подножия дюны. Несколько пар. Идущие в том же направлении – к башням. Надежда, острая и болезненная, кольнула ее. Она ускорила шаг, забыв на мгновение о жажде и усталости.
…Она нагнала их на закате. Небольшой караван из трех низких, крытых грубой тканью повозок, запряженных странными, медлительными существами, похожими на гигантских бронированных черепах без панцирей. Рядом с повозками шло человек пять-шесть фигур в длинных, пыльного цвета плащах с капюшонами, плотно закрывавших лица. Они двигались устало, но целеустремленно.
Сердце Ольги заколотилось. Люди! Или… кто они? Страх смешался с отчаянной надеждой. Она замерла в нерешительности, наблюдая за ними с гребня дюны. Один из путников, казавшийся ведущим (его плащ был темнее, а посох в руке выглядел массивнее), внезапно остановился и медленно повернулся в ее сторону. Капюшон скрывал лицо, но Ольга ощутила на себе пристальный взгляд.
Он поднял руку, указывая на нее посохом. Голос, донесшийся по ветру, был низким, хрипловатым, но понятным:
«Стой! Кто ты, Одинокая Тень? Как твое имя?»– голос ведущего, низкий и хрипловатый, прозвучал по ветру.
Вопрос застал Ольгу врасплох. Ее имя? Ольга. Оно казалось таким чужим здесь, под двумя солнцами, в этом море красного песка. Оно принадлежало той жизни, что закончилась под колесами в Минске. Но как еще представиться? Она должна была сказать правду. Попросить помощи.
«Я… Ольга!» – крикнула она в ответ, делая шаг вперед и поднимая руки, показывая, что не вооружена. Голос сорвался от сухости в горле, звук получился хриплым, сдавленным. «Ольга! Мне нужна помощь!»
Ветер донес ее слова, но исказил их. «Оль…га?» – переспросил ведущий, его голос дрогнул с внезапным недоверием и настороженностью. Он сделал шаг назад, его рука с посохом напряглась. «Хельга? Ты сказала… Хельга?»
Ольга замерла. Хельга? Почему он так переврал? Она снова открыла рот, чтобы поправить: «Нет! Я Оль…»
Ольга покачала головой, пытаясь перекричать ветер: «Нет! Я Оль…»
«Х…ель?» – переспросил ведущий, его голос дрогнул с внезапной настороженностью и проблеском древнего ужаса. Он сделал шаг назад, рука с посохом напряглась. «Хель? Ты сказала… Хель?» Имя богини разорванных уз прозвучало как гром среди ясного неба.
Ольга замерла. Хель? Почему он так переврал? Она снова открыла рот, чтобы поправить: «Нет! Я Оль…»
В этот момент мир дрогнул. Она увидела нити – и особенно яркую, теплую связь между ведущим и ребенком на повозке. Не думая, потянулась рукой к этому свету…
«Отойди!» – рявкнул ведущий, делая предупредительный шаг вперед с поднятым посохом. Он почувствовал угрозу, но не видел ее источника.
Но Ольга уже машинально сжала пальцы в воздухе, желая лишь удержать это тепло.
Щелчок.
Ведущий вдруг схватился за грудь. Не от удара – от острой, рвущей пустоты, как будто вырвали кусок плоти и души одновременно. Он застонал, пошатнулся, лицо исказила гримаса непонимания и муки. Ребенок на повозке вскрикнул – не от боли, а от леденящего чувства отдаления, как будто его самого отбросило в ледяную пустоту. Он растерянно уставился на ведущего, глаза полные внезапной тоски и страха.
«Что… что это?!» – прохрипел ведущий, выпрямляясь с трудом. Его глаза метались: на Ольгу, на ребенка, на пустое пространство между ними. Он не видел нитей. Он лишь ощутил катастрофу – внезапную, необъяснимую потерю чего-то жизненно важного, теплого, что только что было. Его взгляд впился в Ольгу, в ее сжатую руку. «Что ты сделала, ведьма?! Какое колдовство?!» Страх сменился яростью и полным, паническим непониманием. Он не видел разрыва – он видел лишь странную девушку, которая что-то сделала рукой, и ему стало невыносимо больно и пусто.
Ольга отпрянула, сжимая руки: «Я… я ничего! Я не хотела!» Ее паника была искренней. Она сама не понимала, что именно произошло, только что это причинило боль.
«Хель…» – пробормотал ведущий, давясь от боли и нарастающего ужаса перед неизвестным. «Нет…» Его взгляд упал на ее лицо, искаженное страхом, на ее сжатую в кулак руку – ту самую, что сжалась в воздухе в момент разрыв. Инстинктивная, животная догадка пронзила его сквозь боль: Она что-то рвет. Разрывает. Только что… между мной и малым. «Хель…» – вырвалось у него, уже как кличка чудовища, воплощение непостижимого ужаса. – «Ты… Разрывающая! Хель!»
Имя прозвучало не как пророчество, а как крик человека, нащупавшего в темноте имя своего кошмара. Хель. Усеченное. Зловещее. Его спутники, видевшие лишь его муку и крик ребенка, услышав это имя, впали в панику. Хель! Шепот пробежал по каравану. Они не знали всех легенд – но знали, что Хель – это имя богини, рвущей связи, и их вождь в агонии назвал так эту странницу.
«Прочь!» – заревел ведущий, больше не пытаясь понять. Он отчаянно махнул рукой к своим. «Уводите малого! Уезжайте! Быстрее!» Он сам отступал к повозкам, не сводя с Ольги широких, безумных от страха глаз, прикрывая собой ребенка. «Уходи, Хель! Куда угодно! Прочь отсюда!»
Караван рванул с места. Люди в плащах гнали животных, бросая испуганные взгляды назад. Ребенка почти силой втащили в повозку, его плач смешивался с криками погонщиков. Ведущий прыгнул на ходу на подножку последней повозки, все еще смотря на Ольгу – не с ненавистью, а с животным ужасом перед тем, чего он не мог ни понять, ни контролировать.
Ольга… Хель… осталась стоять одна. Ветер гнал алую пыль вслед каравану. Имя Хель звенело в ее ушах. Оно родилось не из легенд, а из крика боли и непонимания. Разрывающая. Так он ее назвал. Потому что она разорвала что-то внутри него, чего он не видел, но без чего не мог жить.
Она посмотрела на свои сжатые руки. Они были орудием чего-то ужасного и невидимого. Мир не дал ей имени – он впихнул в нее кличку, рожденную его страхом перед ее необъяснимой силой. Хель. Не Ольга. Не человек. Хель.
«Хель…» – прошептала она, и пустыня, казалось, впитала это имя. Башни на горизонте манили. Там, может быть, были те, кто понимал. Или те, кого она могла бояться больше, чем сама себя.
Глава 2 "Бремя имени и зов башен"
Глава 2: Бремя Имени и Зов Башен
Пыль, поднятая бешено улепетывавшим караваном, медленно оседала, затягивая рыжей пеленой следы повозок и людей в плащах. Ольга… Хель… стояла посреди внезапно воцарившейся звенящей тишины Пограничья. Имя, обрушившееся на нее как проклятие, висело в раскаленном воздухе тяжелее двух солнц – желтого и лилового. «Разрывающая». Оно прожигало сознание, отдавалось ледяным эхом в опустошенной груди, где еще недавно клокотала боль от Сергея, а теперь зияла бездна иного рода – осознание собственной, неведомой и ужасающей силы.
Она смотрела на свои руки. Обычные, исцарапанные песком, дрожащие. Орудие невидимого кошмара. Там, где она лишь желала удержать, вдохнуть хоть каплю тепла той светящейся нити между вождем и ребенком, ее пальцы сжались в пустоте – и что-то хрупкое, незримое и жизненно важное разорвалось с тем самым «Щелчком». Она почувствовала его на кончиках пальцев – холодный, резкий разряд, отозвавшийся леденящей волной по всему телу. Ведущий не видел нитей. Он лишь ощутил катастрофу в душе – острую пустоту, отдалившую его от самого дорогого. Его крик – «Хель! Уходи!» – и глаза ребенка, полные внезапной тоски и непонимания, впились в ее память острее ножа.
«Я ничего не хотела…» – шепот сорвался с пересохших, потрескавшихся губ, но слова потеряли вес и смысл. Пустыня не слушала оправданий. Она лишь впитывала имя. Хель. И животный страх, что его породил. Она была Чужим Ужасом. Разрывающей. Не Ольгой. Не человеком. Хель.
Куда идти? Бескрайнее море алого песка под лиловым солнцем не предлагало спасения. Ни воды. Ни тени. Ни надежды. Позади – только быстро заметаемые ветром следы паники. Впереди – лишь мираж, ставший ее единственным компасом: исполинские Башни Знания на горизонте. Туда стремился караван. Туда, возможно, вели дороги понимания… или клетки. Туда, где могли знать о силах вроде ее… или о том, как их уничтожать. Идти некуда. Мысль была проста и неотвратима. Остаться – означало умереть от жажды, зноя, или выпустить наружу этот хаос снова, разорвав что-то уже не поправимое. Она повернулась к далеким шпилям и пошла. Не по следам каравана, а напрямик, через безжалостные дюны, к месту, где ее нарекли и указали путь – пусть и путем изгнания.
Каждый шаг отдавался жгучей болью в босых ступнях, обожженных раскаленным песком. Жажда скручивала желудок узлом, язык прилипал к нёбу. Два солнца неумолимо пекли, выжигая последние силы. В голове, как проклятие, крутились обрывки: лицо Сергея, полное раздражения ("Ты слишком сложная, Ольга!"), визг тормозов, холод асфальта… А потом – искаженное болью лицо вождя, его крик: «Хель!», плач ребенка, ее собственный жест… Щелчок.
«Нет!» – она замотала головой, пытаясь отогнать наваждение, споткнулась о камень и рухнула лицом в песок. Отчаяние, глухое и всепоглощающее, накрыло с новой силой. Слезы, которых не было при разрыве с Сергеем, хлынули теперь – соленые, жгучие, беспомощные. Она не просила эту проклятую силу! Она просто хотела не быть обузой. Не быть «сложной». Не быть одинокой… Не быть Хель!
«Хель…» – простонала она, зарываясь лицом в песок. И тут же почувствовала ответ. Сначала – легкую вибрацию под ладонями. Потом – глубже. Земля дрогнула. Песок вокруг нее вздыбился, закручиваясь в мелкие, злые вихри. Воздух затрещал, наполнился резким запахом озона. Над ее согнутой спиной заискрились крошечные, слепые молнии – хаотичные вспышки боли, стыда и ярости, вырвавшиеся наружу .
Она сжалась в комок, пытаясь втянуть бурю обратно, загнать демона в черную дыру внутри. «Нет, нет, нет!» – бормотала она, впиваясь ногтями в ладони до крови. Физическая боль – знакомая, простая – помогла. Немного. Вихри улеглись, молнии погасли. Она лежала, дрожа, покрытая липким холодным потом, чувствуя, как пустыня вокруг на миг затаила дыхание, ощутив этот всплеск. Пожиратели? Камни Безмолвия? Слова Торгара эхом отдались в памяти. Нужно встать. Идти. Быстрее.
Башни казались ближе. Их очертания, прорезая марево, обретали четкость. Не просто строения – неприступные исполины из камня цвета лунного света, вонзившие шпили в двойное небо. Вокруг них колыхалось едва заметное мерцание – как дрожащий воздух над раскаленным песком, но упорядоченное, мощное, непрерывное. Защита. Стена между упорядоченным знанием и хаосом пустыни. Между миром и ею. Хель.
Она спустилась в глубокую седловину между двумя исполинскими дюнами. Здесь было чуть прохладнее, а длинная тень от скалы давала передышку. И тут она увидела.
След. Ее следа. Не просто яма от падения. Это был кратер. Идеально круглый, метров десять в диаметре. Глубокий. Песок на дне его был стеклянным. Оплавленным в гладкую, темную, зеркальную поверхность, безжалостно отражавшую лиловое солнце и ее собственное изможденное отражение – Хель. По краям круга – веером расходились трещины в скальной породе, тонкие и острые, как лезвия. И воздух здесь все еще вибрировал, наполненный тихим, высоким звоном – точь-в-точь как после ее только что подавленного рыдания, только в тысячу раз сильнее, глубже, древнее. Это был след ее прибытия. След той силы, что выплюнула ее из мира Сергея в этот ад. Силы, что только что едва не вырвалась снова. След Разрывающей. След Хель. Немое свидетельство мощи, в ней заключенной, и разрухи, что она несла невольно.
Он материализовались на гребне противоположной дюны. Не шагнули – проявились. Две фигуры. Высокие, неестественно худые, словно вытянутые вечерние тени, отброшенные несуществующим светом. Они не были плотными. Их формы мерцали, теряли очертания на краях, сливаясь с воздухом и камнем, как полу растворённые чернильные кляксы. Ни лица, ни рук, ни ног в привычном понимании – лишь сгустки густой, холодной тьмы, постоянно колеблющиеся и перетекающие. Единственное, что выделялось ясно в их полу призрачной субстанции – эмблема на уровне того, что могло бы быть грудью: переплетенные книги и молния. Они не светились, а скорее поглощали свет вокруг себя, создавая вокруг эмблемы легкую дымку абсолютной черноты. От них веяло леденящим безмолвием и ощущением древней, безличной силы.
Стражи Башен. Они висели в воздухе, чуть выше песка, не шевелясь. Наблюдали. Не за ней. Пока. За следом. За этим оплавленным свидетельством хаоса.
Один из теней – та область тьмы, где предполагалась голова – слегка колыхнулась. Ни звука не последовало, но в воздухе перед кратером вспыхнуло призрачное голубоватое свечение, сложное, как паутина. Оно пульсировало над стеклянным дном, над трещинами в скале, ярко вспыхивая в такт вибрации воздуха. Свечение замерло, сфокусировавшись. Полу призрак развернул свою неоформленную «сущность» сначала к кратеру, потом – к Хель, замершей внизу, в тени скалы. Она почувствовала невыносимое давление внимания, холодного и всепроникающего. Ком ледяного ужаса сдавил горло.
«Аномалия: «Падение».
Уровень энергии: экстраординарный.
Характер: не классифицируемый артефакт.
Резонансная подпись: нестабильная, атипичная,» – прозвучали холодные, беззвучные слова прямо в ее сознании.
Второй полу призрак синхронно развернулся к ней. Давление удвоилось. Холодное безмолвие Стражей ощущалось физически, как щупальца льда, проникающие сквозь кожу, пытающиеся понять. Она почувствовала, как внутри все сжалось – и боль от Сергея, и страх, и та самая чудовищная сила, дрожащая под холодным сканированием.
«Сопутствующая биологическая единица идентифицирована.
Локальное обозначение: «Хель»,» – продолжил беззвучный голос.
Эмблема на «груди» первого стража слегка сгустилась, словно фокусируясь. «Энергетическая подпись: синхронна артефакту «Падение».
Уровень угрозы: экстраординарный.
Статус: крайне нестабильный.
Природа силы: не поддается известным таксономиям.
Классификация: невозможна.
В беззвучных словах, в самом давлении их внимания Хель уловила нечто новое – растерянность. Не страх, а невозможность категорировать. Они видели мощь. Чувствовали нестабильность. Но что это было, откуда и как оно работало – оставалось загадкой. Это делало ее еще более опасной в их безличном восприятии.
«Объект «Хель» представляет неконтролируемый фактор риска высшего порядка,» – заключил голос в ее голове. Эмблема на втором призраке тоже сгустилась.– Подлежит немедленной изоляции в контуре максимального подавления. Применение Контура «Абсолют» разрешено.»
Хель инстинктивно рванулась назад. «Нет! Я не… Я не понимаю! Я Оль…» – крик сорвался с губ, хриплый, полный отчаяния и полнейшей потерянности.
Полу призраки не реагировали на звук. Тот, что «говорил», сделал плавное движение сгустком тьмы. Хель почувствовала, как абсолютный, немыслимый холод обрушился на нее. Не туман – а пустота. Пустота, лишающая не только движения, но и ощущения тела. Она не чувствовала ни рук, ни ног, ни дыхания. Только сознание, запертое в ледяной темнице, и подавляющую тишину, заглушившую даже внутренний шум ее хаоса и боли. Она висела в воздухе, абсолютно инертная, лишенная даже малейшей связи с собственными силами. Это было не облегчение. Это было небытие. И в этом небытии – только усиливающийся ужас.
Они остановились перед ее замерзшей формой. Холодная аура была теперь частью ее. Один из призраков приблизил сгусток тьмы к ее лицу. В мерцающей черноте она видела лишь отражение собственных широких, полных немого ужаса глаз. Хель. Неизвестная. Не классифицируемая. Опасная.
«Транспортировка в Башню Предела. Контур «Абсолют» активен,» – прорезало ледяную тишину ее разума. – Окончательная оценка и попытка классификации – Ректору Элиону Торну.»
Она не плыла. Она дрейфовала в полной невесомости и небытии, увлекаемая двумя плывущими тенями назад, к гребню дюны и дальше – к исполинским Башням Знания. Башня Предела. Название звучало как приговор для того, что нельзя было даже назвать. Хель дрейфовала в ледяном небытии, ее разум цеплялся за имя, брошенное как последнюю соломинку: Элион Торн. Последняя надежда на понимание. Или на окончательное заключение. Тот, кому предстояло столкнуться с тем, что поставило в тупик самих бестелесных Стражей Башен.
Глава 3 "Ледяное зеркало и приговор ректора"
Глава 3: Ледяное Зеркало и Приговор Ректора
Дрейф. Это было единственное ощущение. Дрейф в ледяном небытии Контура «Абсолют». Она была сознанием, заключенным в черный ящик изо льда и тишины. Ни тела. Ни боли Сергея. Ни страха перед пустыней. Ни даже того жуткого щелчка разрыва. Только пустота. И осознание себя как Аномалии. Не классифицируемой. Опасной. Имя Хель казалось теперь не клеймом, а единственной спасительной соломинкой в этом море небытия, напоминанием, что она была чем-то до того, как стать «Объектом».
Безвременье длилось вечность. Или мгновение. Пока они не остановились.
Ощущение дрейфа сменилось неподвижностью. Ледяная пустота оставалась, но пространство вокруг… изменилось. Исчез запах песка и озона. Его заменил сложный букет: воск старых книг, сухая пыль камня, едва уловимый, колючий аромат странных растений и… что-то еще. Что-то холодное, чистое и невероятно древнее, как дыхание самой вечности. Воздух вибрировал от тихого, мощного гула – не хаотичного, как ее всплески, а упорядоченного, глубокого, как сердцебиение гиганта. Академия. Она была внутри.
Ледяная скорлупа небытия начала таять. Не тепло пришло – просто давление пустоты ослабло. Ощущения вернулись обвалом, оглушительным и болезненным:
* Холод каменного пола под спиной.
* Скованность мышц, одеревенелых от долгой неподвижности.
* Тупая боль в груди – эхо Сергея, приглушенное, но живое.
* Страх Жгучий, парализующий, но ее собственный, а не навязанный контуром.
Она лежала на спине. Над ней простирался высокий, темный свод, похожий на ночное небо без звезд. Свет лился сбоку – холодный, двойной свет двух солнц, льющийся через огромные стрельчатые окна.
Он стоял у окна.
Сначала она увидела только силуэт на фоне ослепительного света: высокий, прямой, неестественно неподвижный. Потом глаза привыкли к контрасту.
Элион Торн. Ректор. Наследник демонического трона. Отступник. Учитель.
Он был молод. Моложе, чем она ожидала, судя по ауре власти и тому, как его имя произносили Стражи. Но в этой молодости была бездна. Его черные волосы были гладко зачесаны назад, открывая высокий лоб и безупречно резкие черты лица. Кожа – бледная, почти фарфоровая, без единого изъяна. Одежда – не мундир, а строгий костюм глубокого синего, почти черного оттенка, подчеркивавший худощавость фигуры. Шитый серебром воротник и манжеты отливали холодным светом.
Но главное – глаза. Он повернулся от окна, и его взгляд упал на нее. Цвет зимнего неба перед бураном. Светло-серые, почти прозрачные, но невероятно глубокие и тяжелые. В них не было ни любопытства новичка, ни страха перед аномалией. Была ледяная проницательность. Взгляд, который видел не тело на полу, а следы пустыни на ее рваной одежде, песок в спутанных волосах, страх в широких зрачках, боль в сжатых кулаках и… ту самую не классифицируемую пустоту, которую оставил Контур «Абсолют». Он смотрел сквозь нее, как Стражи, но иначе. Глубже. Знающе.
«Контур «Абсолют» деактивирован,» – его голос был неожиданно низким, ровным, без металла Стражей, но столь же лишенным немедленной теплоты. Он звучал как констатация факта. «Ты можешь встать, Хель.»
Он не предложил помощи. Не спросил, как она себя чувствует. Его тон не оставлял сомнений – это был приказ. Попытка подняться была мучительной. Мышцы горели от непривычной нагрузки после паралича. Она пошатнулась, опираясь на холодный камень пола, но встала. Ее ноги дрожали. Она стояла перед ним – запыленная, изможденная, в лохмотьях, чувствуя себя ничтожной букашкой перед лицом ледника.
Элион Торн не спешил. Он сделал один шаг навстречу. Его движение было плавным, бесшумным, хищным. Воздух в огромном кабинете стал гуще, холоднее. Она заметила странные растения в кадках у окон – с листьями-кинжалами и шипастыми стеблями. Один из них слегка качнулся в ее сторону, словно почуяв нестабильность.
«Стражи Башен доставили тебя,» – произнес он. Не вопрос. Констатация. «Они классифицировали место твоего появления как артефакт «Падение» невероятной мощности. Тебя – как биологическую единицу с синхронной энергетической подписью. Уровень угрозы – экстраординарный. Статус – крайне нестабильный. Природа силы – не поддается таксономии.» Он перечислил факты, как читал бы сухой отчет. «Они не смогли определить что ты. Только насколько ты опасна.»
Его ледяные глаза изучали ее лицо, ища реакцию. Хель молчала, стиснув зубы. Что она могла сказать? Я Ольга? Я не хотела? Эти слова уже ничего не значили здесь.
«Они назвали тебя «Разрыв»,» – продолжил он, и в его ровном голосе промелькнул едва уловимый оттенок чего-то… знакомого? «Из-за инцидента с караваном. Из-за того, что ты сделала с нитями привязанности.»
Хель вздрогнула. «Вы… вы знаете? Как?..»
«Отпечаток,» – ответил Элион просто. Его взгляд скользнул мимо нее, в пустоту, будто видя что-то незримое. «Сильный разрыв оставляет… шрам. На душе. На ткани реальности. Он виден тому, кто знает, куда смотреть.» Он снова посмотрел на нее, и в его глазах на миг вспыхнуло что-то древнее, нечеловеческое. «Ты разорвала связь. Нечаянно. От боли. От отчаяния. Так рождаются самые опасные вещи.»
Он понимал. Он понимал не только что она сделала, но и почему. Это было страшнее любого обвинения.
«Я не контролирую это!» – вырвалось у Хель, голос сорвался на хрип. «Я не хочу этого! Эта сила… она вырывается, когда я…»
«Когда тебе больно,» – закончил за нее Элион. Его голос не изменился, но в нем не было осуждения. Была холодная констатация диагноза. «Твоя боль – твой канал. Твой яд. И твое топливо. Опасное сочетание.»
Он медленно прошелся перед ней, его тень легла на нее, холодная и тяжелая.
«Академия Элиона Торна,» – он произнес название с каменной интонацией, «не приют для потерянных душ. Не лечебница для сломанных. Это кузница умов. Арсенал воли. Место, где обуздывают стихии и постигают законы мироздания. Сюда приходят сильнейшие. Самые одаренные. Самые амбициозные.»
Его взгляд вернулся к ней, пронизывающий.
«Ты не сильнейшая. Ты – неконтролируемый взрыв. Ты не одаренная – ты проклятая. Твоя амбиция – выжить и не сломаться.»
Слова били, как плети. Она чувствовала, как горит лицо от стыда и бессилия. Он был прав. Совершенно прав.
«И все же…» – Элион Торн остановился. Он поднял руку – длинные, изящные пальцы, слишком совершенные для человека. «Контур «Абсолют» подавил твою силу. Но не уничтожил ее суть. Я видел… отголоски.» Его пальцы сжались в воздухе невдалеке от нее, не касаясь. Хель почувствовала не давление, а… резонанс. Как будто что-то внутри нее, глубоко под слоями страха и боли, отозвалось на этот жест. Растения у окна резко зашелестели.
«То, что ты несёшь, Хель,» – его голос стал тише, но острее, «не просто разрушение. Это… обратная сторона творения. Сила, способная рвать саму ткань связей – эмоциональных, магических, пространственных. Сила, которой нет аналогов в известных хрониках. Сила, которая поставила в тупик Стражей – древних, как сами Башни.»
Он опустил руку. Шелест растений стих.
«Это делает тебя уникальной. И смертельно опасной. Для всех. В первую очередь – для себя.»
Хель замерла. В его словах не было ни жалости, ни восхищения. Была безжалостная оценка редчайшего артефакта.
«Поэтому,» – Элион Торн выпрямился, его фигура снова стала безупречной и непреодолимой, как скала, «я принимаю решение.»
Воздух в кабинете застыл. Хель перестала дышать. Вот он. Приговор. Башня Предела. Вечное заточение. Или уничтожение.
«Ты будешь учиться здесь, Хель.»
Она не поверила своим ушам. Учиться? Здесь?
«Ты станешь ученицей Элитной Академии Магии,» – его голос звучал железно, не оставляя места для возражений. «Не потому что ты элитна. А потому что твоя угроза требует элитного подхода к контролю. Академия станет твоей клеткой, твоей крепостью и твоей… кузницей.»
Он подошел к огромному дубовому столу и взял со столешницы тонкий браслет из тусклого серого металла, испещренный микроскопическими рунами.
«Это Ограничитель Резонанса. Он не подавит твою силу полностью. Он не даст ей разорвать то, чего ты не хочешь рвать. Он сдержит всплески, вызванные… болью.» Он протянул браслет ей. «Носи его. Всегда.»
Хель машинально взяла холодный металл. Он был невесомым.
«Ты будешь помещена в Башню Новых Лун. Комната под постоянным наблюдением. Твое обучение начнется немедленно. Первый предмет: Контроль Основ. Преподаватель – я.» В его глазах вспыхнул холодный огонь. Не тепла. А интереса. Как ученого к уникальному, опасному образцу. «Ты будешь учиться чувствовать свою силу до того, как она вырвется. Учиться направлять ее. Учиться жить с ней. Или…» Он не закончил. Но неоконченная фраза висела в воздухе тяжелее любого приговора. *Или мы уничтожим тебя.
«Почему?» – прошептала Хель, сжимая холодный браслет. «Почему вы даете мне шанс?»
Элион Торн снова повернулся к окну, к двум солнцам над его Академией. Его профиль был резок и отстранен.
«Потому что я знаю цену разорванным связям, Хель,» – его голос прозвучал тихо, но с неожиданной горечью. «И потому что то, что нельзя классифицировать… иногда оказывается самым ценным. Или самым разрушительным. Я намерен выяснить, что именно ты представляешь. Здесь. Под моим наблюдением.»
Он слегка повернул голову, бросив на нее последний взгляд через плечо. Взгляд, полный ледяной решимости и бездонной тайны.
«Декан Элвира ждет тебя за дверью. Она отведет тебя в Башню Новых Лун. Завтра в час восхода первого солнца – твой первый урок. Не опаздывай.»
Дверь в конце кабинета бесшумно открылась. В проеме стояла женщина в строгих одеждах цвета морской волны, с лицом, высеченным из камня, и острым взглядом. «Идем, абитуриентка Хель,» – произнесла она без интонаций.
Хель посмотрела на браслет в руке. На холодную спину ректора. На открытую дверь. Клетка. Крепость. Кузница. Она сделала шаг. Потом другой. Надевая Ограничитель на запястье, она почувствовала легкое, едва уловимое давление, словно невидимая рука легла поверх ее пульсирующей раны – раны после Сергея, раны после разрыва в пустыне. Это не было исцелением. Это было предупреждение. И обещание.
Она переступила порог кабинета Элиона Торна, оставив позади ледяное зеркало его взгляда и вступив в новую реальность. Реальность, где она была Хель. Ученица. Угроза. Загадка. И, возможно, нечто большее. Первый урок начинался завтра. Урок выживания. Урок контроля. Урок того, как жить, будучи Разрывающей, в мире, сотканном из связей. И ее учителем будет сам наследник демонического престола, нашедший себя в стенах Академии.
Глава 3.2 "Взгляд из-за ледяного щита"
Глава 3.1: Взгляд из-за Ледяного Щита (от лица Элиона Торна)
Дверь закрылась за ней с едва слышным щелчком, поглотив хрупкую, запыленную фигуру и острый профиль Элвиры. Тишина кабинета, обычно успокаивающая, как глубина ледника, теперь вибрировала отголосками ее присутствия. Элион Торн остался неподвижен у окна, спиной к опустевшему центру комнаты. Его пальцы, длинные и безупречные, сжали холодный камень подоконника чуть сильнее, чем требовалось.
Хель.
Имя, данное ей страхом и непониманием в пустыне, звенело в его сознании. Не как ярлык. Как диагноз. Как вызов.
Первое впечатление: Грязь. Отчаяние. И… пустота. Та самая, что осталась после Контура «Абсолют». Она была похожа на сломанный сосуд, из трещин которого сочилась не вода, а тьма. Но не злая. Заблудшая. Стража были правы: классификация невозможна. Ее аура была хаосом, но хаосом особого рода. Не разрушительным вихрем стихии, а… хирургическим скальпелем, занесенным дрожащей рукой над невидимыми нитями мироздания. Сила Разрыва. Примитивная, неконтролируемая, рожденная болью. Болью столь человеческой, столь знакомой.
Он закрыл глаза на мгновение, позволив себе редкую слабость. За веками всплыл не образ девушки в лохмотьях, а ощущение: резкий, леденящий душу щелчок, будто лопнула струна космической арфы. Отпечаток разрыва. Тот самый, что она оставила в пустыне, разорвав связь между вождем каравана и ребенком. Элион увидел его внутренним взором – невидимый шрам на ткани реальности, мерцающий болью и непониманием жертв. Он знал эту боль. Не понаслышке. Цена разорванных связей… Цена отказа от трона, от крови, от предназначения. Цена, которую он заплатил сознательно, но рубцы которой все еще ныли в самые холодные ночи.
Ее глаза. Вот что цепляло сильнее всего. Глаза, полные животного страха перед собой. Перед тем чудовищем, которым ее нарекли. В них не было злобы, коварства или жажды власти. Только растерянность, стыд и та самая, знакомая до боли, пустота после потери. Она была Зеркалом. Искаженным, треснувшим, но Зеркалом его собственного прошлого. В ее отчаянии он узнал тень того юного демона, что стоял когда-то на распутье, чувствуя, как рвутся вековые узы рода под напором его собственного выбора. Она не отказалась от трона – она потеряла мир. Но боль… боль от разрыва была той же. Жгучей. Опустошающей.
Решение. Оно созрело мгновенно, еще до того, как Стражи доставили ее. Увидев отчет о «Падении» и «Не классифицируемом объекте Хель», он уже знал. Уничтожить? Легко. Заключить в Башню Предела навечно? Разумно. Но… расточительно. Как выбросить алмаз, еще не ограненный, но чья внутренняя структура обещает нечто невиданное. Ее сила – это хаос, да. Но хаос особого порядка. Сила, способная рвать связи. В мире магии, построенном на связях – между стихиями, заклинаниями, людьми, планами бытия – такая сила была одновременно апокалипсисом и… ключом. Ключом к пониманию фундаментальных законов, к преодолению барьеров, считавшихся непреодолимыми. К тому, что даже он, наследник древней крови, мог лишь смутно ощущать.
Риск. Он был колоссален. Она – бомба. Ее боль – детонатор. Один неверный шаг, одно сильное потрясение… и Академия, его детище, его убежище и крепость, могла превратиться в руины, пронизанные незримыми разломами. Но Элион Торн не боялся риска. Он боялся застоя. Боялся, что стены Академии, как и стены его прежней жизни, станут позолоченной клеткой. Она – дикая стихия, ворвавшаяся в его упорядоченный мир. Она будила в нем то, что он давно загнал вглубь: азарт исследователя, вызов властителя, жажду познать непознанное. Даже… отголоски сострадания? Нет. Не сострадания. Признания.
Он разжал пальцы на подоконнике. На идеально гладком камне остались едва заметные вмятины. Слабость. Он позволил ей зайти слишком глубоко. Но иначе нельзя. Чтобы выковать меч, нужно знать металл. Чтобы обуздать бурю, нужно войти в ее глаз.
Почему сам? Элвира спросила об этом безмолвным взглядом, когда он отдавал приказ. Ответ был прост: никто другой не справится. Никто не почувствует тот едва уловимый резонанс, что возник, когда он сжал пальцы в воздухе, имитируя ее жест, но направляя волю. Растения отозвались – его старые, колючие спутники, чувствительные к дисгармонии. Она отозвалась – не силой, а… потенциальной волной, дрожью в самой ткани пространства вокруг нее. Он увидел это. Не так, как Стражи – сканерами и категориями. Он почувствовал это своей древней кровью, своим опытом разрыва собственных связей. Он – единственный, кто мог подойти достаточно близко к ее внутреннему пламени, не сгорев и не спровоцировав взрыв. И единственный, кто мог вовремя распознать момент, когда эксперимент станет слишком опасным, и… ликвидировать угрозу.
Он повернулся от окна. Кабинет казался слишком большим, слишком пустым без этого хрупкого воплощения хаоса. На полу, где она лежала, не осталось и следа, но он видел отпечаток – энергетический, как шрам от разрыва в пустыне. Хель. Разрывающая. Ученица. Его личный проект. Его самая большая авантюра со времен отказа от трона.
На губах Элиона Торна, обычно поджатых в бесстрастную линию, тронулся едва заметный, холодный отблеск чего-то, отдаленно напоминающего интерес. Не улыбка. Скорее… тень азарта охотника, выследившего редчайшего зверя.
"Завтра в час восхода первого солнца, Хель," – прошептал он в тишину, и слова повисли в воздухе, как заклинание. – "Покажи мне, на что способна твоя боль. И научись бояться ее… чуть меньше, чем меня."
Он подошел к столу, взял перо и открыл журнал учета новых учеников. Рядом с именами отпрысков древних родов и вундеркиндов стихий он вывел четкими, безупречными буквами:
Хель.
Происхождение: Не классифицируемый артефакт "Падение".
Специализация: Контроль/Исследование феномена разрыва связей. Наставник: Элион Торн.
Статус: Высший риск. Непрерывное наблюдение.
Перо замерло над строкой. Он добавил еще два слова, такие же холодные и точные, как приговор:
Потенциал: Беспрецедентный.
Он закрыл журнал. Первый урок начинался завтра. Урок для нее. И, как ни странно, первый урок за долгое время – для него самого. Урок терпения. Урок риска. Урок того, как держать в руках лезвие, способное разрезать саму реальность, не разрезав себя. Демон-ректор и Девушка-Разрыв. Игра началась. И ставки были выше крыш Академии.