Реквием по моей смерти

Посвящается моим двум давно почившим близким.

Жаль, я не могу постоянно видеть вас,

Но вы никогда не покидаете мои мысли.

Дневник

(Запись первая)

Это случилось ранней весной две тысячи двадцать четвертого года. Тогда все закончилось. Все. Абсолютно все. И я положила этому конец.

По крайней мере думала, что положила. Однако сейчас я сижу за письменным столом, передо мной чашка горячего чая, на плите еле слышно пыхтит заварной чайник, подаренный внучкой на день рождения, на столе лежат обветшавший дневник и лист бумаги. И я снова одна. Весьма неприятное, колющее сердце осознание приходит резко, неожиданно. Оно отзывается длительным гулом, словно в мой затылок бьют деревянным брусочком, каким ударяют в церковные колокола.

И неподвижно сидя в плетеном кресле, я чувствую себя именно тем металлическим куполом. Как говорила Банана Есимото, если человек слишком много времени проводит в безопасной, как ему кажется, комнате, он постепенно становится частью дома, еще одним предметом интерьера. Может, та же участь постепенно постигает и меня? Хотя тут определенно не нужен знак вопроса.

Я исчезну в пучине непроглядной мглы, такова моя судьба, таков конец моей жизни. Ведь не всем суждено умереть в окружении близких людей…

Я думала об этом, когда мне было еще четырнадцать. Вместе с Келли. И она умерла, и все остальные. Меня не было рядом. Пустые обещания разбились об скалы, теплая кровь смешивалась с водой, погружаясь на дно мелкими каплями. А потом и вовсе растворились так, будто их никогда не было. И она растворилась. Так, будто тоже никогда не существовала.

Признаться честно, временами и до сих пор я всерьез сомневаюсь в ее существовании. Подобным образом на меня влияет старость, но это не наверняка.

Кресло подо мной скрипит всякий раз, как я поправляю подушку, постоянно сползавшую вниз. В конце концов слабой рукой я смахиваю ее на пол и удовлетворенно закрываю глаза, вновь погружаясь в сон…

Я бегу, и они бегут. Это параллель, которую никто никогда не изменит… И вся правда в том, что даже не попытается. Никто не хочет притрагиваться к тому, что считается прожжённым, даже если им предоставлена вода и пара защитных перчаток.

Пролог

(Все лгут, а я им верю. Такова ирония)

Акт 1. Натали. Декабрь 2023, шт. Каэру

Жизнь на грани смерти – прекрасней, еда при приступе голода – слаще, люди при расставании – терпимей, ожидание в важные моменты – бесконечно. Так где же тут эгоизм, если это не законы нашего существования?

– Сперва она потащила за собой Люси, н-не знаю зачем, – Натали грызет ногти, оглядываясь по сторонам, когда из-за стен доносятся глухие постукивания, похожие на те, что она слышала после падения в канализационный люк. – Она посмеялась и сказала что-то вроде… «Алиса канула в кроличью нору».

– Вы уверены, что на тот момент *** находилась в здравом уме?

– Определенно… – Натали умолкает, не договаривает фразу.

Когда она начинает заново, голос ее внезапно хрипит, а глаза полны влаги.

– Потом… потом она взяла меня за ногу и я почувствовала на себе нити, за которые она дергает. Я была… была будто как марионетка, мной можно было просто управлять. Как куклой, понимаете? Куклой!

– Потом?

– Темнота, вонь. Ее тело под локтем. Я знала, что ей уже не помочь, потому встала на нее, чтобы дотянуться до люка…

– Точное время, когда Люси Бернар перестала шевелиться.

– Мгновенно. Как ее столкнули и она ударилась головой, я бы не стала…

– О-о-о, вы могли. Что люди не делают ради выживания, на что только не идут…

1 глава. Причины важнее следствий (Видения)

(День первый)

– Мама? – девочка вопросительно уставилась вдаль.

Прищурившись, она разглядывала черный силуэт, стоящий метрах в десяти от нее. Казалось бы, не так далеко, чтобы увидеть лицо таинственной женщины.

– Мам… Это ты? – Келли шагнула вперед, и под ее ногой с пугающим хрустом сломалась ветка, девочка содрогнулась.

Глубоко вдохнув, она снова сократила расстояние. Стало еще холоднее. Женщина молча развернулась и медленным шагом поплелась вглубь леса. Туда, куда словно не было прохода простым смертным. Она буквально просочилась сквозь плотную кору дерева. Вошла и мгновенно исчезла.

– Эй, ты куда! Постой, подожди… – не своим голосом просипела Келли.

Спотыкаясь, она еле добежала до входа в лес. В отчаянии щупая широкие деревья, девчонка пыталась отыскать какой-либо проход, трещину, разъем, туннель – да хоть что-то, откуда смогла просочиться та женщина!

– Ничего, почему… – простонала Келли, обреченно сползая по стволу дуба.

Понурив голову, она уставилась на свои… босые ноги? Исцарапанные, окровавленные, с еле заметными шрамами от чьих-то укусов. Из горла вырвался истошный крик. Влажные руки коснулись лица, и тогда нос учуял мерзкий запах крови. До ее подсознания дошла безумная мысль…

Келли попыталась вскочить, но ее с силой отбросило обратно вниз. Влажные волосы приклеились к стволу, и каждое движение головы отдавалось дикой пульсацией в области затылка. Через ноги и тело к горлу постепенно ползло что-то липкое и бугристое… Колкое и до ожогов раскаленное… Келли задыхалась от собственных визгов, постепенно теряя сознание от окутавшего ее вокруг жгучего запаха, бьясь ногами об собственную кровать…

Апрель 2024, шт. Каэру

Бирюзовые шторы, высокое окно с белыми ставнями, открывающее вид на задний двор с оранжереей напротив: первое, что, увидела Келли, открыв глаза.

– Черт! Проспала…

Торопливо натянув на себя форму, она выскочила в коридор, пробежала два поворота и столкнулась нос к носу с миссис Рослин.

Девочка не успела никак оправдаться: женщина молча схватила ее за локоть и потащила вниз по лестнице.

Но Келли сказать ничего и не пыталась. А что говорить, когда ты в пятый раз опаздываешь на утреннюю медитативную зарядку. Они проходят исключительно под присмотром директора. По крайней мере так говорят, потому как окно ее кабинета выходит прямо на ту лужайку, на которой они занимаются.

Кто-то пустил слух о том, что видел лицо директрисы, выглядывающее из-за штор темной комнаты. Тогда эта история стала настоящим кошмаром, ужасом, который детки рассказывали друг другу перед сном.

Когда миссис Рослин наконец дотащила Келли до заднего двора, она с улыбкой поклонилась учителю по утренней йоге и немедленно удалилась с прежней скоростью.

Келли не раздумывая встала рядом с Мареллин, Ви-Энь и Мейсоном, начиная тянуть руки, а после ноги, чтобы приступить к полноценным упражнениям.

– Ты стелешь себе прямую дорогу на эшафот, дорогая, – прошептала Мареллин и нагнулась, чтобы коснуться земли пальцами.

Келли беззаботно дернула плечами.

– Знаю.

– Это все из-за кошмаров? Что именно тебе снится? Ну же, не молчи-и-и… – натянуто воззвала Мареллин, наклоняясь к ее уху.

– Вспомни, мы уже проходили через это, – девочка оптимистично улыбнулась, шутливо качая указательным пальцем, но через две секунды отвернулась, чтобы встать на мостик.

– Отличный способ не смотреть мне в глаза, да? Игнорировать… Ведь так?

– О чем ты? – как ни в чем не бывали спросила Келли, вновь поворачиваясь лицом к подруге. Мареллин заметила, как та с силой сцепила за спиной трясущиеся руки и растянула уголки губ, силясь улыбнуться. – Хорошо высыпаюсь, правда, сплю как убитая.

– Чего-чего? Прости, уши вянут ото лжи… – та аж поморщилась, закатив глаза.

На несколько минут они замолчали. Никто не слышал и никто не знал. Кроме этой девочки, которая только что заваливала ее вопросами. Как всегда!

Причина находилась намного глубже, и, чтобы понять ее, нужно было опуститься на дно этой паршивой ямы, в которой сидела Келли и не могла выбраться. Попросту не хватало сил.

Кем бы она ни хотела казаться, она всегда оставалась слабой, трусливой личностью. «Меня сделали такой» – пыталась оправдаться Келли перед собой. Но это не всегда помогало. Навязчивые мысли приходили в любой «удобный» момент.

Вся жизнь в этом доме проходила под полным контролем: они следили за каждым вдохом, мир состоял из одинаковых дней с прописанным расписанием, персонального меню, которое нельзя поменять, соблюдения этикета. Каждый месяц наперед был напичкан запланированными походами и посещением секций. Эту ненавистную бумажку всегда гордо вешали на стенд в общей гостиной – чтобы никто не посмел забыть.

Но больше всего приводило в отчаяние то, что только Келли смущало происходящее вокруг, все остальные считали подобную жизнь нормой. Порой лишь оттого, что большей части детей не с чем было сравнивать условия проживания. Конечно, они не были тут заперты – формально. Помимо внутренних уроков пансионата воспитанники посещали городскую школу и могли выходить за пределы поместья, но влияние этого дома трудно было перебить. Кому-то здесь пришлось научиться ходить, говорить, есть, заложить в себе инстинкт послушной беззащитной собачки: делать все, что говорят, а любое пререкание превращать в тихий скулеж, который не разбирал обычный человек. Келли было очень жаль каждого, в том числе саму себя. Ей не хотелось даже привыкать к подобной жизни.

Келли расстраивало это чувство. В душе было неспокойно с тех самых пор, как она оказалась в этом месте. Но разве был у нее иной выбор? Тревога настигала везде: в школе, в столовой, а особенно в постели поздней ночью.

– Говорят, у каждой загадки есть смысл. Что, если это не так? – Келли подняла глаза к небу, настолько чистому, не тронутому ни единым облачком, что оно казалось голубой лагуной. Это небо поражало своей красотой. – Мы коротаем жизнь в поисках решения… Чего угодно! Но иногда не получаем ответа. Что, если именно это служит нам сигналом – иногда загадка настолько бредовая, что не стоит даже браться за нее. Лишь потеряешь время, а у нас его не так много, – шумно вздыхая, совсем тихо, под нос, пробормотала Келли.

Она медленно опустилась, касаясь коротко подстриженного газона пальцами, а после с такой же скоростью вытянула ладони вверх, над головой.

Птицы обогнули большой дуб на окраине каменного особняка Эверттенов и закружили над смотровой башней. Зарядка кончилась, и ребятня строем замаршировала к входной двери. Келли перебежала на другую сторону ряда, от Мареллин к Ви-Энь, пряча рассеянный взгляд, а окоченевшие от холода пальцы – в карманы.

Ви-Энь Пак благожелательно отсалютовала, ее пепельные волосы подхватило ветром, и они взмыли вверх, сливаясь с небом. В воздухе витал аромат черемухи, свежевыжатого апельсина, и, если Келли не обманывало обоняние, сирени, что цвела в аллее прямо позади зеленеющей лужайки. Никакой привкус крови, ощущение удушья или ползающая под тканью физкультурной формы тварь ее не беспокоили. Как ни странно, сны, терзающие Келли по ночам, имели свойство сбываться в самый неожиданный момент. Определённо, нужное мгновение для осуществления этого пророчества настанет совсем не скоро. Ведь следующая весна только в следующем году. А в тот лес за холмом Келли вступит исключительно под угрозой собственной смерти. Этого ведь не случится?

Ведь так?

– Знаю, ты не хочешь ни с кем делиться, – произнесла Ви-Энь, когда они столпились у узкого проема, где каждый намеревался просочиться внутрь первым, скорее сбежав по винтовой лестнице на завтрак.

Келли не отреагировала, однако спустя некоторое время бросила короткий взгляд на Мареллин, что шагала несколько левее.

Щеки были ее надуты, а брови в замешательстве сдвинуты к переносице.

– Не хочу это обсуждать, – бесшумно, шевеля одними губами, отрезала Келли и, отвернувшись, прошла вперед.

После Келли долго размышляла о своих снах… То были галлюцинации, несуществующие видения о тех временах, что никогда не вернуть… Обращаясь к научной терминологии, мы называем этот сбой умопомешательством, сумасшествием! Когда все здравые человеческие мысли покидают тело и остаются лишь бредовые россказни.

Но Келли, да и все остальные, глубоко оскорбились бы, узнав, какими словами разбрасываюсь я в своей истории, позволяя себе обзывать лучшую подругу тронутой умом. Потому я дам ей иную, более справедливую, не оскверняющую ее честь и мою совесть характеристику – тронутая горем…

До потери рассудка. До потери жизни.

Тот холст, те стены…

Я помню все, я помню небо!

Прекрасен свод во тьме ночной,

Но вновь накрыло пеленой все звезды на Венере.

Шанса нет, конец обеим.

«свод воспоминаний. без шанса»

М.А.М.

Интерлюдия

Акт 2. Келли. Март 2024, шт. Каэру

– Двоих… Троих, – протяжно вздыхая, признается Келли, погружая лицо в трясущиеся ладони. Ее тело сотрясают судороги, а ноги бьются в такт ударам настенных часов. Сердце отбивает чечетку.

Тусклое освещение в комнате допроса местного полицейского участка подрагивает от движений ее мучителя. Келли давно потеряла счет времени, а стрелки часов, если и сдвигались на пару секунд, возвращались обратно, отбивая пол-одиннадцатого. Со всех сторон висят зеркала Гизелло, но девочка уверена, что и наблюдателям по ту сторону надоело записывать односторонние ответы и слушать ее посредственные оправдания.

Усталый мужчина лет сорока допивает четвертую баночку кофе, вяло и не вдумываясь листая дела нескольких погибших. Наконец он протяжно вздыхает, с громким хлопком отбрасывает папку в сторону и скрещивает руки.

– Давай заново. Ты сказала, что видела… Его? Ее? – ворчит тот. Его густые брови сдвигаются к переносице, будто в попытках напугать опрашиваемую.

Келли ерзает на стуле: кажется, ее волосы наэлектризовались, а иначе как еще объяснить постоянный зуд по всей коже головы.

– Смерть Люси Бернар имела значение? Сидни Вилсон? Скажи хоть что-то! – офицер предпринимает очередную попытку, в последней надежде выпрямляясь на стуле и подаваясь вперед. – Черт! Она бесполезна! – мужчина срывается, вскакивает на ноги и выбегает из помещения, непрерывно бормоча…

Прошло больше восьми часов. Келли заводили, выводили, снова заводили и обратно выводили… Походило на круги ада, но даже там не издевались таким образом…

Дверь с треском затворяется, и она снова остается одна. Тошнотворные события прорезаются в подсознании яркими вспышками, заезженной пластинкой, что вращается по кругу снова и снова, вызывая до боли омерзительные покалывания. Кажется, ее опять тошнит…

Келли отталкивается от стола, опуская голову меж разведенных ног, и с характерным для блевоты звуком испускает из себя последние запасы воды, выпитой чуть больше двенадцати часов назад. Она истощена до предела, однако из нее до сих пор рвутся остатки желтоватой вязкой жидкости. Одной рукой удерживая живот, а другой впиваясь в край стола, Келли дергается и наконец замирает…

Где лежит тайна сокровищ всех тел молодых?

Их силу раскроешь и будешь святым назло остальным.

Надгробье тебе поместим и тебя пригласим,

Ты ВИП-президент, вручим карточку, что не дадим иным.

«исключение исключительно!»

М.А.М.

2 глава. Аргументы побеждают эмоции

(День второй)

Декабрь 2018, шт. Каэру

Келли привезли в этот огромный особняк, скорее напоминающий замок в стиле ренессанса, находящийся на холме в окружении цветущих полей и живописных виноградников. С импозантной крышей, украшенной фонарями и башенками, замысловатыми статуями гаргулий и прочих мифических животных вроде пегаса или трехголового льва. Четыре этажа с потолками чуть ли не в семь метров. Три главных входа и три двора с фонтанами, таблички у которых гласили «родниковая вода», привлекали к себе внимание больше прочего. Машина круто въехала в роскошный двор, и Келли с непривычным для нее возбуждением прислонилась носом к окну.

Она смутно помнила причину, по которой оказалась здесь, но день приезда запомнила на всю жизнь. Пять лет назад напуганная девчонка вступила за порог новой жизни. На входе ее встретила пожилая женщина, Лорал Борель – директор того самого детского дома. Она выразила свое сочувствие, а затем бережно взяла девочку за руку. Келли помнила, какие на ощупь были те самые перилла, выплавленные из золота, шелковые ковры, дверные ручки из алюминия. Помнила и свой страх перед тем, как войти в свою новую комнату. Слова, которые тогда произнесла та женщина:

– Мисс Хоул, отныне вы будете жить в этом доме, в этой комнате со своими соседями. В будние дни подъем ровно в семь. Пока это единственное, что вам нужно знать. За дальнейшими указаниями пройдите завтра к миссис Рослин. Спокойной ночи, мисс Пак, мисс Брэм, мистер Хилл.

За дамой закрылась дверь. И что же, это все? Девчонка продолжала тупо пялиться на дверь, словно ждала, как за ней вновь появится директриса с заявлением о том, что все перепутали и ее отправляют обратно домой. Просто хотелось верить. Но время тянулось, а никто не возвращался.

Про нее забыли. Забыли предупредить. «Думаю, будет правильней пойти самой, напомнить». Ну или же смириться… Впервые Келли ощутила одиночество. Почему оно внезапно возникло именно сейчас? Она не знала. Может, все дело в новых соседях. Их напористые взгляды с силой прожигали спину. Вокруг люди… Может, это ее пугало. И с ними ей придется знакомиться! Поворачиваться не было желания, но вечно стоять спиной было невежливо.

– Папа говорил, принцессы не плачут. Ты плачешь, значит, ты не принцесса!

– А кто тебе сказал, что я п-плачу, – еле сдерживаясь, выдавила из себя Келли, возмущенно взглянув на одну из соседок. – И принцесс не существует так же, как рыцарей с драконами. Можешь успокоиться, – безразлично выплюнула она, словно знала об этом с самого рождения и это не имело для нее никакого значения. – Санты тоже нет, все сказки. Мы живем в скучном мире, полном нахальных фальшивых людей с больной фантазией. Это надо же было придумать… Летающие олени, ледяные посохи, камины в ширину взрослого дядьки. Да Санта в жизни не пролезет ни в чью трубу. У него тело, как у надутого аэростата! Не удивлюсь, если он уже когда-то застревал в камине, а потом ломал психику бедному ребенку, который не спал всю ночь, чтобы увидеть белоснежного Санту в костюмчике, а в итоге… Разочаровывался. Зачем взрослые придумывают то, чего не существует? Чтобы потом смотреть на то, как их ребенок теряет надежду? Перестает верить в волшебство, а потом и во все остальное! – последние слова Келли чуть ли не прокричала.

От нахлынувших эмоций она не выдержала и с силой сорвала с шеи платок. Кинула его на пол, пылко сдавив каблуком.

Сидящий на стуле мальчик еле слышно хихикнул. Келли хотела одарить его самым уничижающим взглядом на свете, но, как оказалось, он не смотрел в ее сторону. Перед мальчиком на столе лежали блокнот и ручка, сам же он вертел на пальце серебряную цепочку.

Вторая соседка томно вздохнула. Келли отметила ее недовольство, когда та демонстративно легла на кровать, закрывшись одеялом с головой. Говорить было нечего, да и не с кем, поэтому, секунду поколебавшись, она прошла к свободной постели и водрузила на нее свой единственный чемодан, перед этим раскрыв балдахин.

Запах пыли ударил в нос, и она откашлялась, скорее оттряхивая руки о грубую ткань брюк.

Келли раскрыла чемодан и принялась без остановки вываливать вещи на матрас. Когда девочка наконец опустошила его и с успехом затолкала под кровать, она взяла заколку, лежащую поверх остальной одежды, и сжала в руке.

– Твой шкаф рядом с тем окном. Помочь тебе сложить вещи? – выглядывая из-за ее спины, громко и неожиданно обратилась к ней рыжая девочка. – Кстати, я Мареллин.

Келли чуть не взлетела к потолку. Почему-то из всех находившихся здесь только эта девочка горела диким желанием познакомиться с новенькой. Келли приняла решение промолчать. Но соседка восприняла молчание совсем иначе, поэтому вместо того чтобы отступить, рьяно начало разбирать за нее вещи.

– Насчет Санты, – руки Мареллин быстро перебирали кофточки. – Говорят, что он запихивает под свой костюмчик вату и клеит искусственные усы. Но потом оказывается, что Санта – папа Натали, – Келли недоуменно смотрела, как груда вещей быстро превращается в ровные стопочки. Интересно, кто такая Натали? – И теперь я думаю, почему его до сих пор не загребли в больницу. Сама Натали, конечно говорит, что очень гордится им. Но-о мне что-то мало верится, – Мареллин, насупившись, посмотрела в потолок. – А твой папа когда-нибудь наряжался в Санту?

– Не помню, – Келли нервно теребила в руках кружевную майку, боясь взглянуть на соседку. Больно ненормальные вещи она говорила.

– Это хорошо… А то после Нового года Натали пришлось ходить к психотерапевту. Не знаю, что послужило причиной, но могу догадаться, – болтая, девочка возбужденно дергала себя за косички, периодически бросая на собеседницу оценивающие взгляды, пытаясь прочесть реакцию, что могли вызывать ее шуточки.

– Бедняжка, – коротко ответила Келли.

– Ха! То-то есть… – Мареллин поперхнулась. – Конечно, жаль ее.

(Запись вторая)

Не могу сказать, что Марелл понравилась ей сразу, но она определенно убедила Келли зауважать и заставить узнать себя ближе. Впоследствии она стала ее первой близкой подругой. Конечно, сказано немного грубо, но так все и произошло. Келли была одной из немногих людей, кто верил в первые впечатления и, несомненно, опирался на них.

Именно Мареллин встретила ее в тот день, именно благодаря ей Келли не чувствовала себя брошенной. Ей нужен был человек, который заговорил бы с ней о чем-то кроме ее родителей, семьи или того, что было за стенами детского дома. Тот, кому была бы интересна ее личность, а не уникальная трагичная история, давно оставленная в прошлом.

Ту жизнь хотелось бы забыть, хотя оставшиеся воспоминания вряд ли можно было бы назвать чем-то значимым. Келли рассуждала так – если память оставила ее, значит, не была ее история так уж и интересна. Потому-то она и бросила попытки схватиться хоть за что-то. Здесь началась ее новая жизнь, а значит, попытки узнать о предыдущей могли лишь усугубить и так шаткую ситуацию. Уж для такой девочки, как Келли, избегание проблем являлось чем-то обыденным, скорее даже встроенным в инстинкт при рождении.

Рядом с Мареллин она ощущала себя иначе. Как сказать… Более спокойно, расслаблено. Мысли улетучивались, и оставалось лишь непрерывное жужжание ее неугомонных речей.

Эта девочка, как ни странно, никогда не лгала. Она била правдой в лицо, и ей было плевать на чувства других. Она всегда говорила: «Правда – то, что заслуживает, но не может имеет каждый. Пусть благодарят меня, что я не улыбаюсь им в лица, а после обсуждаю их за спинами, как все остальные». И Келли соглашалась.

Мне так и не удалось определить причину ее подобного характера, потому как умерла она слишком рано. За всю жизнь я толком с ней не поговорила. Да и причиной наших пересечений всегда была и оставалась Келли, так что повествую я ту историю, которую услышала исключительно из ее уст… Келли было трудно говорить о ней, да… Тон ее не передаст ни одна книга, и я, к сожалению, не бог.

Для многих Мареллин была трудным подростком. На нее не действовали наказания, уловки, угрозы. Ее трудно было заставить сдаться, отступить или принять поражение. Но это не мешало их дружбе. И внешне Марелл была просто восхитительна! Тяжело передать словами красоту ее длинных рыжих волос, всегда собранных крабиком или бесчисленным количеством разноцветных заколок, смуглой сверкающей кожи, веснушчатого артистичного лица, длинных рук. Одним словом, дьявол. Ее зеленые глаза напоминали лесной мох, отдающийся волшебным сиянием под лучами солнца. Она не шла ни в какое сравнение с Келли! Даже если моя гордость никогда не позволяла мне выражаться о ней в подобном ключе, я всегда находила ее симпатичной.

Временами даже самой Келл казалось, что она угасает на фоне подруги, ведь внешне она не отличалась от других девчонок своего возраста. Скажем, ее глаза или брови нельзя было назвать неземными. Или хотя бы просто красивыми. У нее были поблекшие каштановые волосы до поясницы, немного вьющиеся на кончиках, длинные пряди у лица – отросшая челка, с которой та недавно решила расстаться, – падали на карие глаза скучного цвета ржавчины. Волос у нее всегда было мало. Средней пухлости, вечно обкусанные красные губы были подкрашены бальзамом с бесполезной борьбой от сухости и трещин.

Но опять же, если быть откровенной, в собственных глазах мы склонны не замечать свою привлекательность. Келли не была исключением, ее самооценка всегда желала оставлять лучшего.

С Мейсоном Келли сдружилась весьма посредственным способом. Тем самым, в который, если бы вам довелось узнать, наверняка не сразу бы поверили. Поэтому, прежде чем приступить к повествованию, хочу предупредить. Они были детьми, каждому из которых было лишь по девять лет. Все-таки трудно описывать чье-то детское состояние, когда тебе уже за пятьдесят.

В один день вдруг осознаешь, что начинаешь забывать о таких, казалось бы, неважных вещах, как имя любимой куклы, первой школьной любви, о детской несбывшейся мечте. И этого совсем не хочется, хотя раньше молился на то, чтобы выкинуть это из головы, потому как оно приносило саднящую боль в груди. Детство словно перемещается в параллельную вселенную, в которой ты никогда и не жил. Оно становится таким далеким, неизведанным. И внезапно особенно интересным.

Были бы наши герои немного старше, смогли бы переступить черту гордости друг перед другом. Но они этого не сделали, чем очень усложнили себе обстоятельства. Они прошли через это вместе, поэтому ничего не случилось зря. Это не было ошибкой.

Декабрь 2018, шт. Каэру

Через неделю после приезда Келли пошел снег. Весь двор особняка завалило пушистым белым снегом. Уже нельзя было играть в гольф на большом стадионе или прогуливаться в общем саду, поэтому все дети находились в доме.

По расписанию начальные классы сидели на уроках по чайному этикету, средние томились в библиотеке за чтением классической литературы, а старшие практиковали шахматы в общем зале. Каждый год в особняке проходил шахматный турнир между старшеклассниками. К нему подходили очень серьезно, так как победитель получал возможность выехать в сопровождении куратора за город, что являлось очень ценной наградой для большинства. А именно для тех, кто вырос в этом доме и никогда не видел ничего, кроме Каэрского пляжа. Что ни делали ради победы. В истории детского дома определенно зафиксировали пару случаев попыток самоубийства при поражении. Правда, такое случалось лишь пару раз в девятнадцатом веке, когда некоторые сходили с ума от чересчур долгого заточения в каменных стенах особняка.

В веке нынешнем подобные меры наказания уже не столь актуальны. И Келли не была уверена, что новизна, встроенная в устав, пошла им на пользу. Скорее ровно наоборот.

– Келл?! Господи, в такой холод? – Мареллин удивленно наблюдала за тем, как ее подруга натягивает сапоги. – Разве ты не должна сидеть на кухне вместе с Рози? Ты можешь провалить следующий экзамен по этикету.

– Поднимайся обратно, – та нетерпеливо махнула рукой, подпрыгивая на месте, чтобы дотянуться до сложенного на верхних полках шарфа.

Мареллин надула губы.

– Тебе не всегда будут делать исключения. Скоро ты уже не будешь «новенькой», – с напором на последнее слово вынесла вердикт девочка.

– Слышу не первый раз. Просто дай мне немного отдохнуть, – отмахнулась Келли, уже отворяя дверь. – Ну, ты со мной?

– Ты же знаешь, что я не могу, – тихо прошептала Мареллин, трусливо оглядываясь по сторонам. – Буду ждать тебя здесь, только быстрее.

Келли вышла за ворота и села на ближайшую скамейку. Натягивая ворот пальто до ушей и пряча руки глубоко в карманы, девочка болтала ногами, не дотягиваясь до земли. Она комплексовала из-за своих коротких ног и всегда предпочитала сидеть на бордюре. Так, чтобы в грудь упирались острые коленки, а задница леденела до онемения. Или же подобная привычка пошла вовсе не из-за низкого роста? Келли не хотела вспоминать о прошлой школе.

Однако нежеланные воспоминания вонзились в ее сознание против воли, разъедая кожу, впиваясь в горло, душа. Так, что от бессилия сводило живот и кололо где-то глубоко в груди, в сердце… Подобно ударам ножа. Они быстро впивались и мучительно медленно вынимались. У Келли никогда не было ни ножа, ни любого другого оружия, все валилось к ногам. Трясущиеся руки она прятала в карманы и улыбалась.

Однако где-то глубоко-глубоко внутри она надеялась, молилась, что когда-нибудь сумеет обрести силу, ведь ждать спасения в 21 веке от принца на белом коне было бы просто эгоистично. Тупо, стыдно!

Прячься под юбку мамаши, недоросток.

Сосочка понадобилась? Хочешь в коляску?

Да она на серьезе обделалась, смотрите… Фу!

Не подходите, воняет.

Обойдите лужу, она же описалась!

Мерзкая…

Слушай, она случайно не отсталая?

В ее семье все отсталые…

Мамочка не учила носить подгузники?

Пошла отсюда, тебе здесь не место! Ты что не слышишь? Иди-ка сюда, а ну…

Келли выдернула из карманов руки, закрывая уши покрасневшими от холода пальцами. Ну вот опять! Воспоминания о прошлой жизни не давали жить. Когда она была готова отпустить прошлое, оно не было готово отпустить ее. Если не одна проблема, то обязательно другая продолжала цеплять и цепляться. Келли качалась из стороны в сторону в попытках нормализовать дыхание и сфокусировать внимание на картинке ровно перед собой. Картинка…

Да, именно это слово превосходно описывало тот пейзаж, что стоял перед ее глазами. Снег покрывал крыши дорогих коттеджей, а с холма, где возвышался особняк, вечно обволоченный волшебной дымкой, они и вовсе походили на пряничные домики, тщательно посыпанные сахарной пудрой и другими сверкающими вкусностями.

В этом районе репутация всех детей из приютского особняка, как, впрочем, ожидаемо, была подмоченной. Никто не желал сталкиваться с ними, заводить любые разговоры. Келли даже представить не могла, какие сплетни о них пускают местные жители. Но об одном знала точно. Их никто не жалел, как обычно жалеют сирот. Их и сиротами не считали. Ходили слухи, мол, это жесткий интернат для детей из-за границы. Всегда можно было заметить избегающие взгляды окружающих и подозрительные покачивания головами.

Хорошо, что их школа располагалась намного дальше, в том квартале, где сплетен о них ходило в разы меньше. Общение с ровесниками вне особняка у Келли не задалось, да она не особо и пыталась, хоть это было – удивительно! – не запрещено. Друзей не было, однако никто не приставал с ненужными вопросами. Ее просто не замечали.

На минуту задумавшись о нынешней жизни, Келли не заметила, как к ней сзади подкрался мальчик.

– Что делаем? – он наклонился и прошептал ей в ухо.

От неожиданности девчонка подскочила, чуть не скатившись с холма. Мальчишка рванул с места и перехватил ее руку.

– Не благодари, – он помог Келли обратно взобраться. Лукаво улыбнувшись, расправил плечи.

Когда до нее дошел весь смысл происходящего, она выдернула руку и бросилась прочь. Мейсон уже успел стать ее личным кошмаром за эту неделю. Он напрочь игнорировал все попытки если не подружиться, то хотя бы познакомиться. Даже Ви-Энь со своими особенностями оказалась более дружелюбной. А два дня назад Келли проснулась до подъема от неясной тревоги и обнаружила, что Мейсон стоит у изножья ее кровати и смотрит внимательно, как маньяк.

– Притормози убегать! – мальчишка кинулся за ней. Опять схватил за руку.

Келли бросила попытки отбиться секунд через пять, вперившись усталым взглядом в незнакомое лицо. Больше всего на свете ей хотелось не видеться с Мейсоном Хиллом никогда.

– Чего? – она отвернулась, переводя дыхание и концентрируясь на падающих снежинках.

Она старательно показывала, что она не здесь, в то время как Мейсон неприлично принюхивался, склонив голову.

– Отвали, – бросила Келли, грубо отпихивая от себя мальчика.

Его не смутила подобная резкость, напротив, он лишь шмыгнул носом, расплываясь в широкой ухмылке.

– Пончики.

Келли в изумлении изогнула бровь.

– Пончики, – повторил тот, тыча пальцем в ее пальто. – В карманах.

Девочка отстранилась на шаг, впиваясь раскрасневшимися пальцами в рукава шерстяного пальто, с неприязнью фыркая.

– Глупая попытка, – она качнула головой и, наконец, когда ничто ей не мешало, пошла прочь. – Придумай что-то получше! – напоследок отсалютовав, Келли захлопнула тяжелые двери, отставляя парня наедине с не поддающимся объяснениям мыслями.

– Не видела, но я знаю, что ты собираешься делать, поэтому позволь дать совет, – не отрываясь от книги, ответила девочка, тыча пальцем на входную дверь за окном, когда Мейсон обратился к ней с весьма нестандартным вопросом. – Наблюдала за тобой все это время. Скажи, у вас это в роду – быть тощим и недалеким? Ты игнорировал ее всю предыдущую неделю, а сегодня подошел прикольнуться?!

– Серьезно? – брови Мейсона взметнулись к вверху, скрываясь под белоснежными локонами. – Ты смеешь оскорблять мои методы?

– Еще как, – Мареллин подперла подбородок и с деланным интересом окинула друга взглядом. – Понимаешь, то, что я тебя терплю, еще не означает, что ты интересный. Ты скучный, однако, если изменишь свое поведение, сможешь легко это исправить. А я… – Мареллин посмаковала во рту последние слова и быстро спрыгнула с подоконника.

Секунду мальчишка не отрывал выпученных глаз от рыжеволосой девочки, но после, будто опомнившись, махнул рукой.

– Я тебя понял, – Мейсон вежливо отступил, уже хватаясь за дверную ручку. – Однако от совета не откажусь.

– Перестань играть.

– Не понял.

Мареллин с прищуром подняла глаза к потолку, сделала глубокий вдох и наконец взглянула на сидящего перед собой мальчика.

– Понимаешь, никому не нравятся тупые прикольчики. Когда ты тычешь пальцем им в лица или принюхиваешься к их запаху, как извращенец. Или когда строишь улыбку… Да-да именно такую. Черт, да ты пугаешь людей, – говорила девочка, так сильно кусая губы, что Мейсон опасался, как бы она не прокусила их. Дурная привычка рыжей. – Ой, все, думаю с меня хватит философии.

– Оскорблений, если быть точнее, – поправил ее Мейсон, нервно перебирая под пальцами пуговицы на шерстяном кардигане.

Он вздохнул, кинув напряженный взгляд в окно напротив и разглядев свое отражение на фоне заснеженных елок. Давно же он, однако, не был самим собой. Слишком уж было непривычно показывать свои настоящие эмоции, слишком страшно открываться миру, окружающим людям. Говорить, чего же тебе хочется на самом деле… Не стыдясь собственных желаний или действий, совершенных под побуждениями сердца. Простого сердца.

В конце концов ты начинаешь даже думать о том, насколько ты беспомощен перед тем огромо-о-омным миром. Анализируешь моменты, вынимаешь из головы времена, когда мир для тебя еще состоял из одного детсада и четырех стен в твоей квартире. Ничего лишнего, ничего большего тебе и не надо было.

Довольствуешься малым, а может, просто не знаешь о крупном.

– Я смогу, – дрогнувшим голосом ответил Мейсон только спустя минуту размышлений, но Мареллин уже не слушала.

На следующий день Мейсон проснулся рано. Только открыв глаза, он вскочил, чтобы взглянуть на соседку. Было очевидно, что она ночевала здесь: постель была аккуратно уложена, не так как вчера.

Теплые лучи солнца осветили половину комнаты, противоположную от той, на которой спал мальчишка. Оторвав гудящую от мыслей голову с подушки, он принял сидячее положение, позевал, почесал спину, поправил сорочку и сунул голые ноги в белоснежные тапочки. Такие же были у всех остальных, отличали их дети только по инициалам, вшитым в стельки.

Сорочки у всех тоже были одинаковыми, отличался лишь воротник. У детей помладше – с симпатичными отворотами, сорочки подростков выделялись овальными горловинами, а самых старших – квадратными.

– П-с-с-с, Мареллин, – Мейсон подкрался вплотную и принялся тыкать в девочку пальцем.

– Сдристни! – та пыталась укрыться одеялом.

В конце концов он сдался. Прокравшись на цыпочках через коридоры, Мейсон добрался до столовой. На месте никого не оказалось, кроме двух горничных, раскладывающих на тарелки идеально круглые булочки.

Поднявшись на второй этаж, полностью отделанный белым мрамором, мальчишка стал бродить по коридорам, заглядывая в каждую комнату.

Холлы, помещения, потолки, стены, ванные комнаты, душевые, столовые, актовые залы и кладовые… Каждая частичка особняка Эверттенов была по-особенному исключительной, по-особенному превосходной, необыкновенной.

Если б не ограждение и не Лорал Борель под ручку с миссис Рослин, отгоняющие весь люд лишь одним выражением лица, сюда посыпались бы туристы со всех уголков мира. И дом вполне мог бы сойти за приличную городскую достопримечательность.

Однако это не так, и каждый житель Каэру взял в привычку, выезжая на работу или в школу, объезжать тенистый холм по крайней мере за пятьдесят метров. Привыкли. Та традиция, те мифы, передающиеся из поколения в поколение, держат в голове уже какой век.

У общества города Каэру зародился новый инстинкт – опасаться холмов, особенно тех самых, расположенных в северной части, подальше от моря. Там и света было мало, что ли… Будто нарочно хватались за вилы и факелы, отгоняя все светлое, приносящее за собой нечто теплое, живое.

«Проделки Лорал с Рослин» – традиционно выражали свои догадки дети, лежа в постели поздней ночью. Они были настолько невинны, что невинность эта граничила с глупостью.

Страшные мифы, байки – вот то единственное за что они держались, что помогало им жить и ощущать, что они живы…

Совсем углубившись в свои мысли, он и не заметил, как оказался рядом с кабинетом директора.

Взглянув на отполированную табличку, висевшую на двери, он испуганно округлил глаза. Детям не разрешалось гулять в этом крыле. Сию же секунду, бесшумно развернувшись, он попытался незаметно смотаться, но в тот же момент дверь кабинета открылась: из комнаты кто-то вышел. Застыв, Мейсон закрыл глаза – бежать было бесполезно…

– Милочка, тебе, наверное, не объясняли, что беспокоить директора по таким вещам не стоит.

– Но это правда очень важно, миссис Рослин! – раздался возмущенный голосок, уж больно знакомый мальчику. – Я не могу жить с ним рядом. Где угодно, но не с ним! Это… Это…

– Так! Я тебя уже внесла в список, обратно переносить не собираюсь. Ты совсем скоро привыкнешь и… М-Мейсон Хилл! – женщина остановилась как вкопанная. – Вы все тут решили предъявлять свои жалобы? – миссис Рослин облокотилась на стену, схватившись за горло, будто вот-вот упадет в припадке и начнет биться в конвульсиях.

Мейсон медленно повернулся, боясь поднять голову.

– Извините, миссис Рослин, – он теребил за спиной руки, – больше такого не повторится, я случайно, честно… Я…

Мальчишка поднял глаза. Рядом с заместителем, разинув рот, стояла Келли, правда, в ту же секунду, сдвинув брови, отвернулась. Он заткнулся. Неловко получилось…

– По комнатам живо! – женщину трясло. Резким движением руки она ясно дала им понять, что пора сматываться, и еще долго следила за ними взглядом – до конца коридора.

Мейсон продвигался по темному холлу чуть медленнее и потому теперь пытался догнать спутницу.

– К чему все это представление, скажи мне? Скажи, что тебе во мне не нравится, и я изменюсь! – шептал он, еле поспевая за быстрым шагом Келли. Его голос постоянно срывался, он спотыкался каждые пять метров и переводил дыхание. – Я поменяюсь, клянусь!

Келли замялась, казалось, она с чем-то тщетно борется. Мейсон отстранился еще на несколько шагов – мало ли, вдруг снова сорвется. Сомкнув ладошку в кулак, та выдохнула.

– Я терпеть не могу нарциссов, – выдавила из себя девочка – Мальчиков, которые ведут себя так, будто им все позволено. Они считают себя взрослыми, пытаются подняться за счет ложных сплетен. Весь их внутренний мир – ничто! Да и зачем он им, пока у них есть такой идеальный внешний вид. Но, когда то, что снаружи, иссохнет до последней корочки, последней слащавой частички, им нечего будет показать людям, ведь внутри у них пусто. И тогда уже никто не будет смотреть на них как прежде… С приторным восхищением, сверкающими глазками, разинутым ртом, из которого прежде сыпались льстивые комплименты!

Поток ее слов изливал невероятную мощь, в глазах отражался гнев, несущий за собой полную отстраненность.

– Всего этого уже не будет… – закончила Келли.

Мальчик стоял в тени, прижавшись к стене и наблюдая за девочкой. Волосы, легко развевающиеся от пронизывающего сквозняка, загораживали ее опухшее лицо, потому Мейсон не мог разглядеть его выражения. Лишь по твердо сжатым кулакам он мог понять. Он опять кого-то разочаровал… Но почему именно ее реакция так для него значима, почему слова совершенно незнакомого человека его так глубоко задели, с каких это пор ему стали небезразличны чувства какой-то маленькой девчонки? Пошатнувшись, Мейсон взглянул вслед уходящей соседке.

– Ты права, – тихо сказал тот, однако этого оказалось достаточно, потому как Келли развернулась:

– Что, прости?

– Ты права… – повторил он – Ну, частично, ведь ты не знаешь всего.

– Оправдываешься? – Келли нахмурилась, скрещивая руки на груди.

– У меня есть свои причины… Свои беспокойства, тараканы, заселившиеся в голове, которые я не хотел бы разделять с другими людьми. И я не согласен, – Мейсон горделиво вздернул подбородок, – с тем описанием, которым ты меня наградила. Мальчики и девочки ничем не отличаются друг от друга. Эти обе группы относятся к одному классу – люди и…

– Нет-нет, я не упоминала этого…

– Тогда что ты имела в виду? – Мейсон перешел на отчаянный шепот и подошел ближе к девчонке.

Келли дернулась, сию же секунду схватившись за ближайший подсвечник. Взглянув на перепуганную соседку, мальчик опустил печальные глаза.

– А по-моему, звучало именно так. Мне очень жаль, что я дал тебе ложное представление о себе… – понижая тон, парень рассеянно пригладил копну волос, вставшую торчком на затылке. – Но вот что я думаю… Мареллин была права, – Мейсон отступил на несколько шагов назад, поднимая руки в знак невиновности. Его глаза, полные усталости и отчаяния, привели Келли в шок.

Она остановила себя на мысли, что не просто смотрит, а рассматривает его со стороны. Она раньше никогда так не поступала с людьми, просто не тратила времени. И только сейчас обратила внимание на его тело. Худощавое, вытянутое, с длинными руками и ногами, такими же бледными, как и его лицо.

Лицо… Ей виднелся лишь его профиль с вытянутым подбородком, плавными скулами, тонкими бледными губами. Не короткие, но и не слишком длинные пепельно-бледные волосы завивались, словно у младенца…

– Помню, как бабушка сказала после аварии. Из-за меня погибли Габриэлла с Биллом… Мне было пять лет, а из меня уже сделали убийцу. Все меня возненавидели просто за то, что я выжил, а они нет. Меня называли отсталым в развитии ребенком, я не мог найти себя, всегда считал себя неполноценным и… Думаю, ты поняла, почему от такого, как я, не стоит ждать чего-то здравого.

Мейсон закончил свою лекцию и, сунув руки в карманы, побрел вниз. До самой тени блистала его белоснежная рубашка, а Келли просто стояла и смотрела на него со спины, чуть прищурившись. Он же ведь так не уйдет, она-то знала, чувствовала. И действительно: Мейсон замедлился.

– Послушай я не хочу, правда… – сжимая и разжимая кулаки, он обернулся. – Быть твоим врагом. И здесь, и в школе я их нажил много. Из-за своего характера, твоя взяла. Но я думал, что ты должна была понять, – голос его задрожал.

Мейсон схватился за голову, отходя к окну, чтобы запрыгнуть на подоконник. На мгновение он замолчал. Келли шумно вздыхала, перебирая кружева ночной сорочки.

– Не всегда все так просто. Человека не прочитаешь, как раскрытую книгу, не станешь судить о его внутреннем мире, исходя из внешних данных. Лицом я хорош, не отрицаю…

Келли фыркнула. Мейсон попытался скорее продолжить:

– Только дурак позволит своим догадкам перекрыть истину. Правда остается правдой, а признание не сделает ее хуже. Раньше мне всегда казалось, что, если я стану более красивым, более популярным, менее проблемным, окружающие смогут полюбить меня. И больше никто никогда не захочет опустить меня хотя бы по той причине, что я всем так угождал… Так помогал. Как можешь догадаться, это не сработало, – вздернув голову, Мейсон осмотрел высокие резные потолки. – Я идеальный, но есть ли от этого прок? Проблемы не уходят, а красота не облегчает их тем образом, каким ты представляешь. Мне все так же продолжает казаться, что я тону в то время, как другие плывут дальше.

За окном громыхнул гром, по стеклу забили капельки дождя. Тучи заволокли небо, и коридор погрузился в привычный для этих стен мрак. Автоматически зажглись лампы, а свечи на комодах потухли от сильного ветра, что пробивался сквозь занавески.

С утра никак не ожидался ливень. Келли перевела свой взор в окно. Мейсон насупился.

– Я пойму, если ты больше не захочешь смотреть на меня, – парень спрыгнул с подоконника, оттряхивая прилипшую к брюкам пыль. – Больше не стану тебя донимать.

Мейсон бесшумно устремился в свою комнату, глаза его яростно сверкали. Он ругал себя за то, что был слишком откровенен с новенькой и этим оттолкнул ее. Теперь не будет возможности забрать слова обратно. Что сорвалось с языка, не затолкать обратно. Он шагал по изношенному ковру и всякий раз, ступая, наблюдал за тем, как под ботинками поднимается пыль, а после хаотично рассеивается в воздухе, залегая обратно.

– Погоди… – кто-то подбежал и неожиданно обнял его со спины. Почувствовав затылком чье-то теплое дыхание, Мейсон замер.

– Дурак. Какой человек цитирует литанию Джендлину в подобной ситуации, – сурово пробурчала Келли, выдыхая ему в спину.

Ее руки переплелись в замок на его животе, сквозняк из соседнего окна дул им в спины, но продувало лишь девочку. Своим телом она накрыла его. Он чувствовал телом, как бешено колотится ее сердце, ежесекундно пульсируя, словно стучится в него. Но Келли не слышала его биения в груди… Мейсон сдавливал сердце через тонкую ткань рубашки и неотрывно пялился в пол, не в силах шелохнуться, боясь рассеять иллюзию, словно, если он коснется ее пальцем, она просто исчезнет. Мгновенно, невозвратно.

– Только не начинай притворяться для меня самым красивым или самым сильным. А уж тем более строить из себя того, кто разбирается в жизни. В мире никто никогда ее не познает. У нас есть возможность танцевать, разговаривать друг с другом. Давай просто делать все это вместе, и я обещаю, что не оставлю тебя тонуть. Я хочу узнать тебя настоящего.

(Запись третья)

Еще одно соединение душ, возникшее таким бурным, необычным способом. Мареллин ошиблась. И Келли не ожидала от себя, что затаит для Мэйсона особое место в сердце. Эта ситуация – яркий пример того, как люди могут скрывать свое одиночество за маской сильного человека. Возникает ошибочная иллюзия, которая приводит к угнетающим мыслям о том, что у всех получается жить лучше, чем у тебя. Но это не так. Все бегут за смыслом жизни, теряют себя и свою значимость, но так и не находят то, что им нужно.

Если бы тогда я знала, что промелькнуло между ними, не встала бы на их пути, лишь все усложняя. Мне не стоило, но чему быть, того не миновать. Я совершила ошибку, о которой сейчас пишу, точнее… Об этом поет моя душа. Я всего лишь иду по тонкой струнке, следуя нотам своей постепенно умирающей жизни, ведь эта мелодия прекрасна! Мои друзья, Келли сыграли для меня незабываемую песню. Я никогда их не забуду. Я – второстепенный персонаж в этой истории, человек, которого вы не особо запомните, не станете говорить обо мне, но тот, кто совершил то, что станет причиной вашей ненависти ко мне. И только тогда я вам запомнюсь.

Ты будешь жить, я знаю!

Сколько б не старался умереть,

Сколько б боли не пришлось тебе терпеть.

Ведь в тебе присутствует то знамя,

Чем определено ты меня задел.

«о тебе я знаю»

М.А.М.

Интерлюдия

Канун Рождества 2017-го, шт. Тристан

Огонь. Дым… Слишком много дыма.

Келли поднимает спросонья тяжеленную голову. Каждый импульс, подталкивающий ее к движению, доходит слишком долго. Она раздражающе медлительна!

Словно в глубоком сне, Келли движется по длинным коридорам к крику… С чего все началось? Как и почему? Мысли утяжеляют голову, и она закрывает глаза, слепо щупая мебель: все равно сквозь дым ничего не разглядишь.

Очередные крики заполоняют весь дом, барабанные перепонки готовы вот-вот взорваться. Надо торопиться. Быстрее! Ну же!

Келли открывает рот, но в ту же секунду захлопывает, громко закашлявшись. Кожа под тонкой тканью сорочки зудит, а ноги как будто успевают покрыться ожогами по пути в спальню – очень больно, но она не видит.

Слабой рукой она толкает наполовину развалившуюся дверь, замирая на пороге.

– КЕЛЛИ, БЕГИ! – кричит отец и в то же мгновение падает на пол от удара по голове. Келли не видит точно, кто или что его ударило, – только мутную тень.

Кровь струится по полу от его тела к ее ногам. Келли делает шаг назад, уткнувшись в стену и наблюдая за тем, как по полу расползаются черные струйки, а папа, несколько раз дернувшись, обмякает на полу окончательно. Келли зажимает рот ладонями, отшатывается назад… Картина позади рушится на паркет, стекло разбивается, и девочка проходится по нему голой ногой. Но, не издав ни звука, она кидается в другую сторону.

Запираясь в кухне, Келли баррикадирует двери и только после осознает, какую ошибку совершила. Она в западне. Крошечное окно напротив заколочено досками, а комната наполняется дымом, дышать становится нечем.

Судорожно обегая помещение взглядом, Келли натыкается на нож… Стоит ей сдвинуться с места, как дверь позади разлетается в щепки. Прикрывая голову руками, она оседает на пол, не в силах шевельнуться.

Громкий стук – и внезапно ворвавшийся убийца, маньяк, киллер, да черт возьми, его можно называть как угодно, валится на кухонный паркет! Келли медленно оборачивается, замечая позади себя фигуру с поднятым массивным бруском с торчащими у основания гвоздями.

– Мам… Кто это, скажи кто… – дрожащим голосом, почти срывающимся на плач, произносит Келли Хоул.

Ее глаза, казалось бы, наполняются слезами, она вроде рыдает, а вроде и не может от потрясения. Женщина подбегает к плачущему на полу ребенку, падает на деревянный пол, отбрасывая в сторону чертов окровавленный брусок. Келли следит за тем, как он катится вниз, ударяясь о ножки кухонного стола, и в горле встает ком от отчаянного нежелания узнавать, чья же эта кровь…

– Запомни, милая, никогда не жди удара для ответного. Не жди веской причины или специального знака, нападай первой. Не доверяй улыбкам, обещаниям и всякой фигне из ряда слов без настоящих действий. Не будь умницей, подохнешь, как остальные, и последнее – живи, милая. Выживай всеми способами, которые только есть на этом черном свете, понадобится ходить по головам – дави их, понадобится рубить их – руби. Только живи.

Дрожа с головы до ног, да так, что клацают зубы, Келли обхватывает мать обеими руками, борясь с желанием накричать на нее и спросить о том, что за бред та несет.

– Не понимаю, ничего не понимаю… – сдавленным голосом бормочет девочка, утыкаясь лицом ей в грудь.

– Они заберут тебя в… – тут ее голос обрывается, хватка слабеет, а голова виснет на голом плече девочки.

Келли отталкивает от себя тело матери, кое-как кладя ее на пол. Мама лежит пластом… Не шевелится, только из наполовину разрубленного черепа сочится кровь, много, беспорядочное месиво… Келли обхватывает ее лицо обеими ладонями, поднося близко-близко к своему, и целует в лоб.

– Люблю тебя, мам… – шепчет Келли и облизывает губы, измазанные в ее крови. Причмокивает и глотает.

С каждой секундой тело ее слабеет, голос оседает, мысли уносятся в тот мир, и единственное, на чем она может сосредоточиться, – на мужчине, что возвышается над ними. Хочет она наброситься на него или поинтересоваться его личностью, уже не имеет столь жизненно важного значения. Ведь, кажется, она умирает, лежа на кухонном полу, прижимает к себе тело матери, так и не выполнив ее наставлений! Какова же жизнь. Несправедлива. Скоро картина перед глазами оборачивается в пыль и уносится первым ветром.

Наконец исчезает все.

– Объект номер восемь более нежизнеспособен. Двое потусторонних в том же помещении устранены по приказу государственной ассоциации Сверхъестественных Аномалий под номером двести тридцать пять. Клянусь сохранять тайну до тех пор, пока жизнь не покинет меня. Несчастный случай – гибель при пожаре.

Так позже и напечатала местная газета, тиражи которой раскупились в тот же день, а после увеличились до трех тысяч экземпляров.

Молодая, ничем не примечательная семья Хоулов, проживающая в тихом городке Тристан, стала жертвой несчастного случая – взрыв бытового газа. Гибель всех членов семьи, девятилетней девочки, а также ее отца и матери.

Ложь.

Как интересно всем было читать о смерти… Как интересно было узнать о тех подробностях, что утаили от лишних глаз. Эгоизм? Любопытство? Скорее, не то и не другое. Ведь все мы по природе склонны утолять свои личные потребности, а контролировать это или подавлять – все равно, что уничтожать. Давать повод к восстанию, стремление к убийству…

Нашлись и те, кто осуждал, и те, кто горько скорбел. Но были и те, кто громко кричал – «Заслужили!». Бесчеловечно? Да. Но не удивительно.

3 глава. Все, что приобретает смысл. Все, что имеет последствия

(День третий)

Интерлюдия

Акт 3 Лорал Борель. Март 2024, шт. Каэру

– Она была странной девчонкой! – пожилая дама в бархатном твидовом пиджаке демонстративно причмокивает, болтая ногой.

Большую часть разговора она разглядывала блестящую камеру в верхнем углу закрытого помещения, а иногда разворачивалась, чтобы уставиться на свое отражение в зеркале, напрочь отметая всякие приличия.

– Но уж я-то держала всех в узде, да-а! – Лорал игриво хохочет. – Вы ведь не считаете этотслучай моей оплошностью.

– Однако же, – перебивает ее офицер, поднимая перед лицом толстенную папку и сощуривая глаза до еле видимых щелочек. – Массовое убийство прошло в вашем особняке.

– Не моем! – Лорал дерзко дергает подбородком. – Он принадлежит Крис Фрай.

– Вы знаете, она не может разговаривать, так как на данный момент сидит в зале суда.

– Ничем не могу помочь.

– Хорошо… Хорошо, – с невероятным усилием мужчина отводит взгляд, учащенно моргая. – Тогда расскажите мне о поведении Ви-Энь Пак последние несколько месяцев. Было что-нибудь, м-м-м, подозрительное?

Лорал очередной раз причмокивает, закатывает глаза и, глядя в зеркало, растянуто произносит:

– Ви-Энь много сидела за книгами… Пожалуй, слишком. А когда я ее запирала, тайком проносила одну. Я ее наказывала за это, – женщина поднимает голову, погружаясь в воспоминания. – Жаль, что так получилось. Но подозревать ее – все равно что ткнуть пальцем в небо со словами «Я вижу единорога»! Надеюсь, вы меня понимаете.

Декабрь 2019, шт. Каэру

Сквозь плотно закрытые под вечер шторы просвечивали лучи заходящего солнца, отчего ткань приобретала красноватый оттенок. Хотелось притронуться к ним. Почувствовать теплый бархат, а затем, не мешкая, распахнуть.

Почему-то Келли не могла вынуть из головы ни одного образа заходящего солнца, словно она никогда его не провожала. И такое происходило не в первый раз. Это касалось не только солнца, но и других вещей. Такое… Будто она забыла что-то очень важное. Забыла. Почему-то она корила себя за это.

Продвигаясь по темному коридору, Келли разглядывала портреты прошлых директоров. На одном из них красовалась женщина, милая на вид. Цветочный, оттенка блевотины, фартук, яркая косметика, умиротворённый фон с невинными коровками. Лицо ее, однако, не вызывало доверия.

Замыкала цепочку портретов картина, скрытая за черным балахоном. Уняв гнетущее любопытство, Келли быстро прошла мимо и оказалась на другой площадке, где располагалась одна захламлённая детская, посмотрев на которую со стороны, любой другой прошел бы мимо.

Но Келли так не посчитала. Толкнув обветшавшую от старости дверь, она прошла внутрь.

Проблеск света озарил ее лицо, она поморщилась от вставшего в комнате запаха и зажала нос пальцами.

– Аманда, помощь не нужна? Вижу, ты напрочь забыла о таком приспособлении вроде окна, видишь? Хватаешься, открываешь, – скорее распахивая форточки, Келли высунула голову наружу, чтобы пустить в легкие чистый воздух.

Аманда, грузная темноволосая няня, помолчала, с усилием стиснула в пальцах резиновую соску и наконец с прерывистым вздохом произнесла:

– Проследи за тем, чтобы Ади никуда не убежала. Я сбегаю за молоком, эта непоседа совсем не хочет спать.

Келли не оборачиваясь кивнула и без лишних слов приняла пост.

– Тебя тоже мучают кошмары, бедняжка? – пробормотала она под нос, обращаясь скорее к самой себе, сочувственно сворачивая губы в трубочку. По привычке потеребила малышку за щечки, слегка оттягивая их.

Ребенку не пришлось по вкусу новое прозвище. Обнаружила этот факт Келли в ту же секунду, когда Ади возмущенно взвизгнула и начала размахивать руками. Девочка поспешно отошла от колыбельки, чтобы предоставить ребенку личное пространство.

– Уже отхожу.

Келли с любопытством огляделась.

Она перебрала многочисленные фигурки, расположенные на верхней полке шкафа. Коричневая собака со смешным выражением морды и худой высокий парень в зеленой футболке с миской попкорна стояли впереди этой маленькой армии. И зачем в детской такие фигурки? Обернувшись к малышке, Келли вновь заговорила:

– Не знала, что они так популярны. Пожалуй, это единственный фильм детства, который остался у меня в памяти, – Келли почесала затылок, на секунду впадая в раздумья.

Через некоторое время в комнате запахло гарью. Девочка, невольно закатив глаза, отложила игрушки в сторону и уселась рядом с окном. «Это, наверное, из окна… Опять жгут». За особняком расстилался густой лес, куда неоднократно ходили семьями, устраивая грандиозные пикники с кострами.

Она следила за тем, как большая группа людей из семи человек, весело крича и размахивая корзинами, направляется к опушке леса, в то самое не до конца затемненное место. Девочка примерно ее возраста прыгала вокруг отца, явно что-то выпрашивая, а ее младший брат несся впереди всех, безуспешно пуская в воздух разноцветного змея. Самый старший важно вышагивал сзади и кидал громкие замечания младшим.

Как раз в самый триумфальный для младшего момент, когда он собирался взять воздушного змея под контроль, брат выстрелил ему в затылок мощной струей воды из пистолета… Келли нервно сглотнула.

Ее всегда нервировали чужое счастье, успех в чем-то, удача – быть нужным, кем-то любимым. Она никогда не понимала истоков своей ревности, всей сути своей зависти ко всем остальным. Тем, что имел семью.

За всеми своими размышлениями девочка не обратила внимание на одну важную деталь. Ни одного костра в тот вечер не горело рядом с особняком Эверттенов.

Спустя некоторое время запах гари стало невозможно игнорировать. Он охватил всю детскую. Келли, борясь с паникой, захлопнула окно, наглухо задирая шторы. Бесполезно. Тускло освещенное помещение с ромашковыми обоями наполнялось едким дымом, просачивающимся сквозь щели. Только тогда Келли поднялась, чтобы выглянуть в холл. Ее взору предстал длинный коридор, заполненный туманом… или дымом? Быстро захлопнув дверь, девочка прокручивала в голове, казалось бы, безумные, но логичные вопросы.

Почему не срабатывает сигнализация? Знают ли другие, что сейчас в одной из комнат на третьем этаже идет пожар? Пожар ли это? Галлюцинации?

Набрав воздух в легкие, Келли выбежала из комнаты. Зажав нос и рот, пробежалась по всему этажу. Как оказалось, в кладовой загорелся шкаф и соседние коробки. В них хранился запас пончиков, которые раздавали детям по вечерам. Огонь расползался подобно вирусу, охватывал близ стоящие вещи, поглощая их полностью! Нужно было закрыть окно, чтобы не распространять пламя. Девочка рванулась вперед, мигом захлопнув форточку.

Келли уже было тронулась назад, как соседняя балка рухнула перед ней на пол и перегородила дорогу к выходу. Балка вспыхнула. Девочку охватила паника, глаза заслезились. Схватив ближайшую подушку, она стала бить и топтать пламя. Не помогало. В горле начало першить, как бы Келли ни хотела позвать на помощь, ей не удавалось издать ни звука.

Становилось хуже. Тело начало мякнуть, ноги слабеть. Она села на корточки, прикрыв одной рукой глаза, а другой придерживая воротник черного платья, натянутого на нос. Тогда она услышала шаги, в комнату ворвался человек. Он что-то крикнул, а затем забегал по комнате. Несколько секунд его не было слышно, однако он не заставил ждать долго. Вода оплескала девочку с головы до ног, и она мгновенно вскочила на ноги. Путь перед ней был освобожден. Келли рванула к выходу, заозиравшись по сторонам. Незнакомца и след простыл – так же внезапно, как она пришла в себя. Но времени думать об этом не было. Девочка побежала за Ади.

Трясущимися руками она подняла ребенка и, крепко прижав к груди, побежала к лестнице, ведущей вниз. По дороге она нажала на красную кнопку, врубающую сигнализацию. Загудела оглушающая сирена.

Уже через полторы минуты весь двор особняка Эверттенов был заполнен детьми и воспитателями. Миссис Рослин хватало и пяти секунд, чтобы угомонить каждого по отдельности. Директриса пыталась настроить мегафон. Некоторые тыкали пальцем вверх, указывая на жуткое сожженное окно. Ставни, полностью сгорев, почернели, из окна валил дым.

– Прошу всех умолкнуть и внимательно меня послушать. Вспомогательная бригада… то есть пожарные уже в пути. Мы постоим здесь и дождемся их в полной безопасности… и тишине! Миссис Рослин, вы уже посчитали детей?..

Келли не слушала, да и как могла! Надоедливый звон в ушах никак не проходил. Она пыталась отыскать друзей глазами, как вдруг к ней подбежала одна из воспитательниц, громко выкрикнув:

– Господи упаси! Что у тебя делает ребенок…

Ади вяло ворочалась у девочки на руках. Воспитательница выдернула ребенка у Келли из рук, но той было все равно: и так еле держалась на ватных ногах. Ей хотелось просто зарыдать от беспомощности, но слезы все не шли, потому она просто ежилась под своей шубой, пыталась зарыться в нее с головой, что никак не получалось.

Через десять минут прибыла пожарная бригада. Покончив с огнем, они вели пылкую беседу с директрисой. Та то и дело махала руками, указывая на свое сердце, затем на дом, а затем еще раз на сердце. Келл металась по двору: желание найти друзей не утихало. Ей нужно было убедиться, что те в порядке, а также немедленно рассказать о произошедшем.

Вдруг кто-то схватил девочку за плечи, повернул к себе и прижался к ней всем телом. Она оказалась в объятьях Мейсона. Только спустя минуту он отстранился. На его виске пульсировал нерв, мокрые от пота волосы падали на карие глаза, а щеки искрились подозрительно алым сиянием. От одного его вида Келли впала в отчаяние.

– Почему не предупредила, что отлучишься?! Когда начался пожар, мы понятия не имели, где ты находишься, все за тебя беспокоились! – кричал мальчик, в то время как Келли смотрела на него с глубокой тоской и не могла перестать кусать губы. – Энь-Энь отказывалась выходить из дома, пока не обойдет все этажи и не найдет тебя. Она вышла самой последней, – стоящая позади подруга всхлипнула, опуская опухшие глаза в землю.

– Стоп, так это ты потушила пожар и освободила мне путь? Почему сразу сбежала?

– О чем ты? Я не нашла тебя… – Ви-Энь произнесла эти слова тихо, а после отвернулась и, отойдя на достаточное от них расстояние, скрылась в толпе.

– Энь-Энь! Стой! – Келли хотела побежать вслед за ней, но Мареллин не дала ей это сделать.

– Лучше оставь.

– Простите, простите, меня! – Келли безостановочно извинялась. Тогда Мареллин схватила и притянула зажмурившуюся от эмоций подругу к себе.

Спустя некоторое время паника опустила Келли, и она открыла глаза. Задрав голову вверх, девочка уставилась на особняк. Он возвышался прямо над ними, словно огромная туча, заполняющая все небо, весь мир. Накрывал не только сверху. Высокие бетонные заборы, конца которых даже не было видно, окружали их со всех сторон. Девочку тронула мелкая дрожь.

Как когда-то тогда в первый день…

– Мареллин, – позвала подругу Келли смешно осипшим голосом.

– А? – буркнула в ответ та.

– Знаешь, мне приснился сон.

– Ага, – кивнула Мареллин в знак понимания. – Это хорошо.

– Не… Мне приснилось, что я застряла в горящей комнате и не могла выбраться. Мне показалось, что он что-то означал…

– Это неправда, – замотала головой Марелл, сильнее впиваясь подбородком девочке в плечо. – Ты здесь, мы рядом с тобой.

– Что, если…

– Нет, этого бы не произошло, Келли. Мы бы тебя спасли.

– Но ведь Ви-Энь не нашла.

– Значит, нашел бы кто-то другой! Мы этого никогда не допустим, Келли. Только не снова.

– О чем ты? – Келли взглянула на Мейсона поверх плеча Мареллин. Тот покачал головой, поднося указательный палец к губам и бодряще улыбаясь.

– Хорошо, – ответила Келли и закрыла глаза.

Давно пора забыть

И, должно быть, объявить

О своей свободе полной!

Будь то даже не свобода,

А одиночество просчета.

Вновь ты одинока,

Вновь вы все внеочередно.

«вновь и вновь»

М.А.М.

Интерлюдия

Акт 4. Аманда. Март 2024, шт. Каэру

– Пожар в ту ночь был актом отвлечения. Ничего более…

– Обоснуйте свое мнение.

– Ну-у, библиотечная дверь, знаете, у нас всегда на замке… Пользуюсь ею только я, а в ту ночь она была открыта. Позже покопавшись в карманах, я не обнаружила ни ключей от черного входа, ни от библиотеки. А потом – пуф! Словно по волшебству они оказываются у меня под кроватью. Но богом клянусь, их подсунули!

– Кто помимо вас был на третьем этаже?

– Та кареглазая засранка, «ангельский ребенок», так ее все называют, – фыркая, Аманда закатывает глаза. – Но знаете, только между нами… – она подается вперед и совершает бесполезное действие: оглядывается по сторонам, понижая тон. – В ту ночь после пожара я видела ее на балконе. Она смотрела как бешеная на небо, а в тело ее будто бес вселился! Она… – Аманда будто задыхается от возбуждения, хватая ртом воздух. – Богом клянусь, мне казалось, она сбросится…

– И вы не подошли?

– Мне моя жизнь дороже! – с трепетом выдыхает женщина, потирая грудь, и кажется вполне довольной тем, что наконец может поделиться строжайшей тайной. – В этом особняке все дети на голову поехавшие, психически неустойчивые! Взять хоть эту чертовку Ви-Энь, сколько раз ее держали в тихой комнате, ай-ай-ай… – Аманда качает головой, еле заметно ухмыляясь. – А о Сидни Вилсон слыхали, о той, что сбросилась в канун Рождества в 2017? Да и правильно сделала, нечего ей жить в таком месте, больше-то у них всех вариантов нет… И Келли я не хотела мешать, коли хотела сброситься, так пусть бы и сбрасывалась, повторила бы судьбу своей соседки. Не пришлось бы ей проходить через все это, что творится сейчас… Не думала, что когда-нибудь скажу… Раньше-то хоть терпеть можно было, сейчас же, не-е-е, нельзя так с людьми… Нельзя. Что ж вы все творите…

4 глава. Факты против домыслов

(Запись четвертая)

Наша семья мигрировала из одной страны в другую, из одного города в другой! Потому, переезжая сюда, я совершенно не лелеяла надежд на то, что задержусь здесь дольше года, несмотря на такие теплые и, казалось бы, искренние обещания родителей. Теперь они уж точно не подкупят меня. Не помню, когда в последний раз я воспринимала их слова всерьез и по-настоящему верила им.

Звучит грустно, но, поспешу заверить вас, на деле это не так трагично. Вполне даже терпимо.

Причиной нашего очередного переезда послужило пополнение в семье. Мама родила мне брата. Некритично, но заметно подкошенное здоровье моей матери после тяжелых родов не оставило нам выбора, кроме как в очередной раз переехать в более благоприятное место с чистым воздухом. Двухэтажный дом в километре от моря и за сотни миль от шумного города был лучшим и единственным решением проблемы…

Но не для меня. Вспоминая, какую истерику я тогда учинила, я ощущаю, как стыд накатывает волной! До меня давно должно было дойти, что мой комфорт, мое психологическое состояние, желания родители никогда не принимали близко к сердцу. Наша семья была одной из немногих, где супружеская пара пыталась добиться идеальной «королевской» жизни. Стадия их отношений давно замерла в самом начале, сразу после свадьбы. Когда эмоции хлещут волной, а мотивации и стремлению нет конца, силы некуда девать! Поэтому я должна была уступить их желаниям, позаботившись о безбашенной матери и слегка отвязном отце.

Кроме того, они как-никак смогли выделить на меня время, чтобы поговорить и найти способ уговорить, что, безусловно, не оставило мне выбора. Их тайным оружием стало согласие на заведение домашнего животного.

– Это ж у меня наконец будет крыса! – от порыва эмоций плюхнувшись с кровати на пол, взвизгнула я.

Родители переглянулись окосевшими от страха взглядами.

– М-милая, мы имеем в виду собак. К примеру, американского кокер-спаниеля или же лабрадудля. Метисы – милашки, скажи? – возбужденно лепетала мать, теребя ладонь мужа.

– Откуда я знаю, мам… Ладно, идет, – отмахнулась я, поднимаясь с пола и углубляясь обратно в чтение.

«Гордость и предубеждение» – книга, подаренная бабушкой на мое одиннадцатилетие. Лучшее произведение классики, которое я когда-либо читала. Главная героиня, Элизабет Беннет, поражала меня своей настойчивостью, четко поставленными границами и целями. Всегда имеющая при себе собственное мнение, но порой сдерживающая его. Ее пылкая натура притягивала к себе множество взглядов и сплетен, которые та, находя гордость и достоинство, стойко игнорировала. По моему мнению, ее талантом являлось умение заботиться о тех, кого она по-настоящему любит. А именно – о собственной семье.

В ней я видела себя, свои страхи, желания, цели. Себя и свое имя. Да-да, зовут меня Элизабет Миллз, и с этой главы начинается моя история. Точнее, она начинается не с переезда, а со знакомства с Келли.

Именно она превратила мою жизнь во вращающийся аттракцион, а меня – в интересную личность, расширив мой кругозор, дав увидеть мир совершенно под другим углом и наконец понять, каково это – иметь настоящих друзей. Я научилась отличать фальшь от истины, лесть от доброты, великодушие от зависти. Я почувствовала вкус предательства, испытала на себе разочарование, пережила глубокую потерю, осознала мощь невзаимной любви, но не пройди я через это, не смогла бы получить то, что сейчас лежит у меня в руках…

Да начнется предыстория с сентября 2023-го!

Сентябрь 2023, шт. Каэру

(День четвертый)

– Придержи дверь, пожалуйста. Я сейчас выйду.

– Действуй шустрее! Энцо, я немного занята, поиграем позже, – Келли чесала золотистую собаку за ухом и широко улыбалась.

Та в свою очередь простодушно лаяла, продолжая описывать круги под ногами девочки.

– Готов! Пока, милая, ну все-е-е… – Энцо кинулась на Мейсона, пытаясь отобрать у него шапку, однако тот пустился вниз по лестнице, скорее удирая от заведенного друга.

– Лови! – крикнул парень, как только выбежал на улицу и, замахнувшись, якобы выкинул игрушку.

Энцо возбужденно рванула вперед, перепрыгивая через высокие кусты, и, виляя хвостом, еще долго копошилась в них.

– Бежим, – махнула рукой Келли и вместе с Мейсоном выскочила за ворота. Утро вышло слишком сумбурным. Надо же было проспать!

Чуть ли не кубарем спустившись со склона вниз, эти двое, мастерски виляя на поворотах и обгоняя толпу окружающих, добрались до автобусной остановки.

– Мареллин… Займи нам места! – вяло взмахнув рукой, на которой болталась громадная сумка, Келли окликнула подругу.

Мареллин поспешила запрыгнуть в автобус, не встретившись с Келли взглядом. Но Келли в недоумении затормозила, наткнувшись взглядом на захлопнувшиеся двери. Что происходит? Мейсон барабанил по окну, призывая шофера к здравому смыслу. Тот в ответ крутил пальцем около виска, с раздражением закатывая глаза. Его усы дергались от нетерпения, а грудь вздымалась при яростных вздохах. Остальные пассажиры с любопытством прижимались к окнам, исключая Мареллин, что успела забаррикадироваться в дальних рядах. Келли с нескрываемым волнением бегала от одного конца автобуса, к другому, колотя в закрытые двери.

– Нет уж, я не собираюсь рисковать своей работой из-за вас двоих… Ждите следующий автобус, все, сдристни с дороги! – шофер сердито махал Мейсону, пытаясь прогнать нарушителя расписания.

– Нет-нет-нет! Пожалуйста, мы опаздываем, я клянусь, что… Да тормози! – хватаясь обеими руками за бок автобуса, мальчик пытался тормозить ногами. – Келл, помоги! – взвыл тот, когда транспорт принялся набирать скорость.

Он уже несся с большой скоростью, когда парень упал на колени, чудом не сворачивая себе шею.

– Я убью ее, – пропыхтел Мейсон, приближаясь к подруге и становясь рядом с ней с самым что ни на есть злобным выражением лица. – Клянусь, Мареллин не поздоровится.

Келли подняла растерянные глаза, продолжая теребить длинные лямки рюкзака.

– Да что происходит? Ты чего?

– А ты не поняла? – парень недобро смотрел вслед уезжающему автобусу. – Мы проспали из-за Мареллин. Она отключила будильник.

– Но…

– Это месть, – торжественно объявил Мейсон. Глаза его странно сверкали. Казалось, он был готов расхохотаться. – Представляешь? Она мне отомстила!

Келли сглотнула. Так и знала, что Мареллин не оставит события минувшей недели в покое. Но обидевшаяся рыжая фурия явно не представляла, какой эффект возымеет ее безобидная шалость.

– И что ты сделаешь?..

– Это будет сюрприз… – пояснил Мейсон, кидая опасно освирепевший взгляд в сторону удаляющегося школьного автобуса. – Ты же ведь ничего ей не сболтнешь?

– М-м-м… – в ответ Келли не смогла сказать ничего вразумительного, только нерешительно дернула плечом, против воли задерживая на Мейсоне взгляд.

Мисс Хоул редко удавалось поймать своего друга на скверном настроении. Он всегда был более или менее спокоен, лишь иногда выдавая более сильные эмоции. Но одно оставалось неизменным: Мейсон был возмутительно обольстительным по всех своих ипостасях.

Исключительно завидно, что некоторым достаточно вскинуть бровь или ухмыльнуться одной частью лица или подправить лямку рюкзака – и все! Попрощайтесь с дыханием, народ, а я пошел дальше делать свои будничные дела – пить из бутылки воду, а затем специально лить себе на голову, потому что моим волосам слишком сухо, а на футболке слишком много ткани, чтобы все видели результаты моих тренировок, поэтому я скоро буду обматывать себя прозрачной пленкой. Именно это читалось на лице Мейсона, когда он проходил мимо стайки девчонок-семиклассниц, которые держали в руках белые полотенца, стоя у входа в спортзал, и тряслись от волнения. Как и сегодня – уже после того, как они преодолели путь до школы пешком.

Келли сидела на трибунах рядом с Мареллин, которая как ни в чем не бывало листала учебник по биологии, чтобы не смотреть на игру одноклассников. А Кэлл знала, что причина только в Мейсоне. Она до сих пор не могла простить его, а что хуже, ее гнев только усиливался с каждым днем, стоило Марелл увидеть его в окружении игроков из его баскетбольной команды по баскетболу, пока ей приходилось просиживать весь день в комнате отдыха в окружении ботаников, совсем не вписывающихся в ее имидж.

Мареллин злилась – с тех самых пор, как Мейсон выбрал баскетбол и стал в нем самым лучшим. Эта злость полилась из нее сразу, как оказалось, что друг детства нарушил слово, данное когда-то давно, и вместо кружка по журналистике выбрал спорт. Келли надеялась, они оба перебесятся и все станет как прежде, но отношения дали трещину – куда большую, чем она думала. А теперь Марелл усугубила положение еще сильнее.

– Это он должен страдать! – сказала как-то Мареллин во время завтрака, стараясь не смотреть в сторону друга, которому в этот самый момент предлагали совместный поход в кино, обольщая коробкой «самодельных» печений. – А я не должна каждый день из-за него сидеть в одной комнате и делать вид, что мне интересна история. «А ты случаем не знаешь, в каком году ввели всеобщую декларацию прав человека?» – вскинув вилку с сосиской вверх, спародировала ботана девочка.

– Так не сиди, – пожала плечами Келли.

– Так невозможно же! – снова вспыхнула рыжая. – Везде его лицо и команда. Мейсон то, Мейсон се… Тьфу!

– Он предлагал тебе помириться, ты отказалась…А еще отправила его прямиком к директору, когда вырубила наш будильник. Это было слишком жестоко! Мы пришли с ним в школу только к пятому уроку. Нас наказали, из-за чего нам пришлось отдраивать после уроков полы по всей школе. Мы страдали больше четырех часов, – Келли рассказывала об этом с самым невозмутимым выражением. – Понимаешь, такое даже врагу не пожелаешь. Только если Натали.

– Но ведь ты простила меня, – придвинувшись, Мареллин невинно захлопала ресницами, одновременно закинув руку на плечо подруги.

– Тебе надо скорее мириться с Мейсоном или идти лечиться, дорогая, – Келли качнула головой.

– Точно не первое, а над вторым предложением задумаюсь, если еще раз увижу это. Все-таки у меня не стальная психика… – Мареллин скосила глаза, наблюдая за тем как Мейсон позволяет новой девочке убирать с его волос невидимые крошки, видимо, сыплющиеся прямиком с потолка!

– Пасуй-пасуй! – орали друг другу ученики, бегая по игровой площадке и забивая с промежутками минуты в две мяч в кольцо. Победы сопровождались оглушительными криками, ором и визгами тех учениц, которые без устали прыгали возле дверей, поддерживая одного-единственного игрока – ученика восьмого «Н» класса Мейсона Хилла.

– Им бы в чирлидеры, – хмурясь, шепнула Келли подруге. Та совсем уж склонилась над книгой, так что был виден только ее лоб с торчащими из хвостика волосами. – Мареллин… Снова делаешь вид, что учишь уроки. Что на этот раз? – Келли заглянула в учебник. – Органы человека, издеваешься? Ты только неделю назад говорила, что тебе это не нужно, потому ты и так знаешь, что «спинной мозг находится в голове, а желудок в животе». А еще ассоциировала грецкий орех с мозгом голубей, отчего чуть не довела учительницу до истерики.

Мареллин захлопнула книгу и метнула на подругу озлобленный взгляд.

– Мне нужны затычки, срочно. Я не могу слышать его… – девушка сглотнула и скривила губы, словно при приступе рвоты. – Голос. Пасуй мне-е-е! – заблеяла она. – Белый баран.

– Ты и твои пародии меня поражают! – Келли пожала плечами и принялась складывать в рюкзак учебники.

Прозвенел звонок, ученики друг за другом спускались с трибун и выходили из зала. Кто-то, в основном мальчики, заходили в раздевалку переодеться. Семиклассницы выстроились в колонку и дрожащими руками протягивали игрокам свои полотенца и термосы с водой.

– Скорее… – беспрерывно бормотала Мареллин, толкая сзади Келл и пытаясь выпихнуть ее из помещения. А та в свою очередь хотела показать Мейсону, даже если издалека, большой палец в качестве похвалы за победу на сегодняшнем уроке.

Она подпрыгнула от испуга, когда мимо нее с криком пронесся мальчик, встал на середину зала и, вскинув руки вверх, затряс ими. Он пытался казаться напуганным, но на самом деле в его голосе звучал скорее азарт

– Драка!

«Какая ироничная поза» – ухмыльнулась Келли, оставаясь глухой к его выкрикам, пока ее не дернула Мареллин.

– В коридоре что-то серьезное творится, пошли скорее, – с общим потоком зевак они поднялись на третий этаж и кое-как пробились через толпу учеников, скопившихся возле кабинетов химии и математики.

На полу распластался парень, прикрывающий лицо руками и согнувший колени от ударов в живот от другого парнишки, нависавшего над ним. Между прочим, в разы выше и старше.

– Отстань от меня! – надрывался Боб, мальчик помладше, тщетно стараясь стряхнуть с себя парня.

Келли в ужасе закрыла рот руками. Одиннадцатиклассник избивал восьмиклассника Боба. Конечно, она его знала, Боб был парнем местной Мисс популярность Натали на этот месяц – только потому, что неплохо разбирался в моде. Она планировала оставаться в роли его девушки по крайней мере до Нового года, чтобы прийти на зимний бал с прилично одетым партнером. С чем нельзя было поспорить, так это с ее превосходным чутьем и талантом планировать вещи на целые годы вперед.

– Бобик! Котенок, что ты делаешь на полу? – растолкав всех, Натали пробилась к переднему ряду «арены». Она попыталась подойти ближе, подать руку своему бойфренду. Но всякий раз с визгом отскакивала в сторону.

– Боб, встань! Почему ты позоришь меня? Вмажь ему наконец… – терзаясь от собственной беспомощности и не имея возможности диктовать свои условия, Натали тонким голосочком повторяла бессмысленные указания.

Пару раз Боб пытался подняться, но удары старшеклассника становились только сильнее; судя по всему, парень загорелся безрассудным желанием пробить под ним пол и захоронить заживо. И Мареллин почему-то с превеликим удовольствием разделяла его стремление.

– На шизофреника смахивает! – глаза Мареллин искрились, а губы расплывались в широченной улыбке при взгляде на парня. – В этой школе все с ума посходили!

Келли бросило в жар. Она протестовала! Не одобряла насилие. Чувствовала, как сильно колотится ее сердце, в крови повышается адреналин. Она ненавидела это чувство…

– Прекрати, – она на ватных ногах приблизилась к парню и коснулась его плеча, слегка оттянув назад.

Все случилось настолько быстро, что Келли сама не поняла, с какой силой ее отбросило назад и как она распласталась на полу школьного коридора под железной лавкой. В следующие секунды она слышала лишь крики и визги учеников, а также взволнованный голос Мареллин прямо над ухом. Чувствуя ладони у себя на щеках, она медленно открыла глаза.

– Келли, ты жива? Слава богу, сколько я пальцев показываю? – Марелл лихорадочно тыкала руками той в лицо.

– Все в порядке, дай встать, – Келли поспешила подняться на ноги.

Еле сдержав болезненный стон, она сперва уселась на лавку, переводя дыхание, а затем порывисто вскочила на ноги. Взяв нужный ориентир, двинулась вперед. Парни уже не дрались: тот, что постарше, просто стоял и смотрел на быстро приближающуюся к ним девочку. Боб беспомощно лежал на полу.

Старшеклассник поднялся на ноги и уже было открыл рот, сцепляя руки в покаянном жесте, но Келли просто прошла мимо. Склонившись к Бобу, она протянула ему руку и заставила подняться.

– Ты будешь напрягать свою тушу или мне тебя, как принцессу, на руках нести… – бурчала девочка, перекидывая руку парня через голову. Выпрямившись, она взглянула на остальных учеников. – Ну, кто-нибудь поможет?

Никто не ответил. Мареллин шлепнула себя по лбу, принимаясь передавать возбужденные знаки «отставить». Старшеклассник сложил руки на груди и с дотошной заинтересованностью уставился на Келли, пока та старательно делала вид, что не замечает его внимания.

– Ты не поможешь? – спустя минуту Келли наконец обратила внимание на парня.

Выражение лица старшеклассника изменилось. Взгляды толпы переместились на него. Только что они возбужденно наблюдали за дракой, а сейчас были готовы накинуться на того, кто ее начал.

– Меня здесь нет и никогда не было, – безразлично выплюнул он.

Отвернувшись, тот спокойно зашагал к лестнице, параллельно хватая рюкзак, бережно оставленный на скамейке. По дороге он вскинул левую руку, сложив указательный и средний пальцы в знак V, а уже после скрылся за поворотом. Келли сдержала порыв захлопать в ладоши и с размахом пульнуть что-нибудь достаточно увесистое, что могло бы рассечь голову даже с расстояния. Вместо этого она широко улыбнулась Бобу.

– Что ж твоя девушка молчит? – пострадавший сглотнул и перевел вопросительный взгляд на Натали.

Та, в последний раз цокнув, закатила глаза, а затем неохотно подхватила мальчика с другой стороны. Походу, ей не доставляло особого удовольствия находиться в подобном положении: когда на плечи давило что-то помимо одежды, а ноги сгибались от тяжести, чего она прежде никогда не допускала даже во время походов по магазинам. Но роль и планку держать стоило.

– Эм, Бобик… Держись, – Натали погладила парня по волосам, строя притворно милое личико, а голос перестроила из визжащего в совершенно тонкий и сладкий тембр. – Сейчас твою руку… вылечат.

– С ней все в порядке.

– Ее вылечат, Боб. Вылечат, – делая акцент на отдельные слова, еще раз повторила Натали, угрожающе уставившись на своего парня.

Боба оставили в школьном медпункте и вкололи что-то, отчего переволновавшийся мальчишка так расслабился, что уснул. Медсестра наказала стеречь бедолагу и испарилась. И вот теперь они коротали время как могли.

– Вот и чего ты опять геройствуешь? – следовало бы говорить шепотом, но Мареллин была человеком другого сорта.

Келли что-то невнятно буркнула, откинувшись на подушку школьной койки.

– И? – переспросила Марелл. – Это не ответ, – девочка многозначительно уставилась на подругу. – Ты знаешь, что я не животное, я не умею читать звуки.

– Ты говоришь подобную фразу каждый день, – заунывно простонала Келли, хватаясь за вертикальные держатели и вновь принимая сидячее положение. – Только меняешь слова и примеры.

– А вот и нет… Да ну… Шутишь… Когда? – Марелл потрясенно хлопала глазами, театрально хватаясь за сердце. – Ты знаешь, что Мейсон не экстрасенс, он не сумеет прочитать твои мысли, если ты вдруг в очередной раз задашься вопросом, почему он не может по щелчку пальцев узнать о твоих чувствах, – поменяла она тему.

– Все, хватит.

– Нет, уже звучит не так оригинально, я перефразирую. Ты знаешь, что Мейсон отсталый идиот, который предал нас…

– Только тебя, – заикнулась Келли.

– Не перебивай. Ой, хорошо, который предал меня, а значит, он вдвойне идиот, недоразвитый йети.

– Почему именно йети?

– Потому что у них шевелюра белобрысая, а еще он безмозглый, – тихо добавила Мареллин, оглядываясь по сторонам в поисках лишних слушателей, однако в помещении были лишь они двое и Боб, мирно сопящий за ширмой. – Знаешь, лишняя бдительность не помешает, если кто-нибудь из его фан-клуба услышал бы только что произнесенные мной слова… – девочка довольно ухмыльнулась – Мне бы ой как досталось.

– Поэтому будь бдительней!

– Ага. – Марелл зевнула, а после, словно озаренная высшими силами, резко выпрямилась на стуле, вылупляя глаза. – Тот старшеклассник!

– Не хочу о нем говорить, – Келли махнула рукой, откидываясь обратно на подушку.

– Нет, я буквально на днях видела его в нашем районе, он живет рядом. Ты еще спала, потому что утреннюю терапию назначили только мне, – быстро разъяснила Мареллин.

Келли побелела.

– Хочешь, пойду пожалуюсь на него директору или найду номер его родителей? – хищно сощурилась Мареллин.

– Только этого мне этого не хватало. Директор наверняка и так уже в курсе. Не хочу наживать себе лишних проблем.

– Говорит та, которая на глазах у всей школы унизила парня и даже бровью не повела!

– Это правда так выглядело? Ужас… Просто я не хотела сорваться при всех, а он меня взбесил, потому мне пришлось обойти его. Вынужденная мера. Чтобы… Не пройтись по его голове, точно именно так, – Келли улыбнулась, с силой сцепляя пальцы.

– А выглядело так, словно ты хотела его проучить. Ну знаешь, как во всех этих сериалах: плохой парень, правильная девочка, от которой никто не ожидает подобного поведения, вдруг проявляет свой характер. Постоит за себя и за слабого, всякое такое.

– Нет! – вскрикнула Келли, не на шутку пугаясь. – Что значит, постоит за себя и за слабого? Я спасала свою задницу от истерики, потому что струсила, а моей смелости не хватит даже на то, чтобы впихнуться в очередь в школьной столовой! Да и Боб не слабый, он выше меня на две головы… И ты забыла, что я староста.

– Так, не смей убивать всю изюминку! Ты должна обзывать этого идиота, проклинать его и говорить, что больше не желаешь видеть его.

– Марелл, мы не в сериале. Единственное, что я сейчас испытываю, – это унижение, отчаяние и еще раз унижение. Кто меня за руки только тянул! – протянула Келли, пряча посиневшее лицо в ладони.

– Нет, давай я помогу тебе взглянуть на ситуацию иначе: это он вмешался в твою мирную и спокойную жизнь, теперь он будет бегать за тобой и просить прощения, но ты будешь слишком горда, чтобы принять его извинения.

– Скорее, я буду слишком унижена, потому мне придется прятаться в женских туалетах и пробираться по коридорам исключительно по потолку, подобно человеку-пауку. Однако я не супер- и даже не просто герой, так что обойдусь и стеночкой. Да и тем более, – протяжно вздохнула Келли. – Вероятно, он тоже из нашего района, а значит, знает и о том, что мы живем в спец-учреждении, где полным-полно странных детей, подобных мне. Я уже слышу, как он смеется надо мной вместе со своими друзьями. Он не заинтересуется мной, потому что знает, что таких, как я, еще целый особняк.

– Ты не странная, Келл, мы не странные, – Мареллин подбадривающе хлопнула подругу по плечу.

– Это не так. Ты полный социопат, Ви-Энь больна алекситимией [Индивидуальная особенность личности, которая проявляется в сложности понимания собственных эмоций, выражении их через жесты, позу и мимику, а также в описании их словами при общении с другими людьми.], а Мейсон с каждым днем тупеет все больше и больше. Как можно прекрасно разбираться в алгебре и геометрии, но продолжать задавать вопросы по типу «чем отличается квашеная капуста от квашеной морковки»?

– Спроси лучше у него.

– Мне показалось, или вы несколько раз в своем разговоре использовали мое имя и у тебя по ходу возник ко мне вопрос? Могу я узнать какой? – спросил Мейсон, возникая на пороге медпункта.

– Эм, как ты относишься к предложению больше не возвращать свои использованные полотенца тем семиклассницам?

Я постучалась и сразу же, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет директора.

– Вы меня зв… – запнулась я на полуслове, глядя на еще одного гостя.

– Подожди снаружи, Элизабет, – велел мне директор, жестом указав на дверь.

– Прошу прощения, – поклонившись, я немедленно покинула кабинет, присела на скамейку и замерла в ожидании.

Минуту я сидела в тишине, легонько постукивая ногой в такт настенным часам, и вздрогнула, когда услышала крик. Я вскочила на ноги и прильнула ухом к стене. Мое сердце странно забилось, будто в испуге. Напрягать слух не было смысла, срывающийся голос гостя, кажется, можно было бы услышать даже на улице.

– Идите вы все к чертям собачьим! Вы и ваша паршивая школа…

– Девис, пожалуйста, держите себя в руках, что, если вас услышат… – послышался взволнованный лепет директора.

– Плевать мне, кто услышит и кто что подумает! Ведь они не остановились. Не врубили свои головы и не подумали по-человечески! Не подумали о ее чувствах…Так вот, мне тоже плевать. Я сделал то, что должен был!

– Вы меня доводите, Девис! Мне придется звонить вашим… – в голосе директора вспыхнул гневный огонь.

– Родителям? – парень звеняще засмеялся. – Делайте все что душе пожелает! Всего доброго, – я услышала грохот и быстрые шаги, а после дверь распахнулась и показался Девис.

Секунды две мы оба смотрели друг на друга – пристально, с опаской. Я первая отвела взгляд, быстро опускаясь, чтобы подхватить рюкзак с пола, а после прошла мимо и зашла в кабинет. Дыхание сбилось, его взгляд был диким, абсолютно диким. Я любила играть в гляделки, и всегда побеждала, но… Смотреть в его глаза…

– Надеюсь, эм, не помешала. Просто слегка непривычно видеть у вас в кабинете еще одного нарушителя правил, – я неуверенно указала пальцем на дверь за собой и только тут обратила внимание на упавшее кресло посетителя. Так вот что гремело.

– Не обижайся, но у тебя серьезный конкурент, – печально ухмыльнулся директор, передвигая шахматную пешку с середины в угол стола.

Не просто заметила, прочувствовала.

– Этот мальчик редко появляется в школе, но если все же объявляется, то что-нибудь да вычудит. Я пытался связаться с его родителями, но в этом проблема частных школ. Родители отдают своих детей в надежде, что их не будут беспокоить по поводу воспитания, личной жизни, проблем их ребенка и они смогут таким образом избавиться от них.

– Что именно он сделал? – тихо и осторожно спросила я, понижая тон.

– Избил ученика.

– Да-да, я знаю, но из-за чего? – я нетерпеливо подводила директора к ответу.

– А это уже только моя головная боль, которую мне придется в очередной раз скрывать, – отрезал тот, махнув рукой.

Секунду я молчала, но сразу после добавила:

– Во всяком случае мои родители не такие.

– Правда? Тогда ты знаешь, что после третьего прогула мне придется вызвать их в школу.

– Это всего лишь второй! – протестующе вскинула я руки, закидывая ногу на ногу.

– Прошел всего месяц с начала учебного года, Элизабет, а я уже стал твоим лучшим другом. Перестань вытворять всякий бред, и облегчишь себе жизнь, а у меня прибавится больше личного времени после уроков.

– Не виновата, что от вида моих беспроводных наушников Лилию Харрисон начинает триггерить, – говорила я, развалившись в кресле.

– Вы с Девисом два сапога пара! Мне хватило на сегодня. Ты учишься в нашей школе, Элизабет, так соблюдай наши правила. Не будешь соблюдать, будешь нести наказание. Иди в столовую и расфасовывай еду на полках, кладовка открыта, – скорее попытался закрыть тему директор, уже отворачиваясь, чтобы принять чей-то звонок.