Низ-верх

Первые признаки

9Дан по фамилии Впрок

Горячий кофе согревал пальцы. Тепло всасывалось в руку, вилось по плечам и аккуратно окутывало голову. Мягкими покалываниями оно вынуждало мысли замедляться и путаться. Глаза слипались.

9Дан по фамилии Впрок, которая большими буквами была указана на бейджике, кое-как устроил своё вялое тело в кабину лифта и бессознательно отпил из стаканчика. Он прижался к стене – при движении старой махины и упасть недолго – и умудрился содрать спиной пару объявлений, но не поднял их, а просто попинал кончиком начищенной до блеска туфли.

Двери упорно сопротивлялись, но с горем пополам захлопнулись, пряча юного Впрока от безмолвных домов и длинных теней, заточённых в свете уличного фонаря. Конструкция заскрипела и поехала на нулевой уровень.

В том, что ночь началась ужасно, секрета не было. Впрочем, как и в том, что закончится она так же. Уже в первые минуты смены 9Дан получил неслабую взбучку. Он как раз собирался без происшествий добраться до надзорной будки, когда услышал знакомые напевы. Печальные и потерянные для прочего мира, шёпотом они мчались по коридору и растворялись в серости его границ. 9Дан почудилось, что доносятся они не иначе как из каморки старшего, и он сунулся в неё.

– Это вы пели? – возмутился он.

– Святы шестерёнки! Я что, на голову больной? Зачем мне это делать? Кто тут у нас? Неужто юный господин! – Грюма перестал щипать старенький пиджак и вскочил, словно его крыса цапнула. Глаза что ли на затылке? Мужчина повернулся, расстёгивая верхнюю пуговицу сорочки. Его вытянутое лицо застыло над Впроком. – Новичка заменяешь? Слышал я, что ты покладистый паренёк, но не настолько же! Всё в порядке с тем паршивцем! Если б заболел, уже пристроил бы в изолятор свою костлявую задницу! Нытик он! Небось ударился мизинцем и слёз сразу ведро! Уж слишком сейчас молодёжь балуют! Права моя сестра, когда говорит, что хлюпики нынче пошли! А я нянчиться не люблю. И ещё больше не люблю, когда рядом со мной снуют и что-то вынюхивают! Заруби себе на носу! Кыш на своё место! – Его длинный палец проскользнул мимо виска 9Дан и коснулся косяка. – Только моргни у меня!

Юный господин ненавидел ночные смены, и вовсе не из-за Грюмы, то явление временное. Причина крылась в другом. Когда он плёлся домой, то натыкался на свеженьких инженеров, отобранных для работы во дворце примерно в то же время, что и он. В голове живо рисовалось, как они заходят в разум Механизма, изучают каждую его деталь с кропотливой точностью, придумывают ему различные новшества. Иными словами, совершенствуют его. В груди начинало скрести.

Не сломай 9Дан голень, попал бы, куда должен. И повредился-то по глупости! В тот раз Ги сорвался исследовать старую улицу.

– Слышал я… – сказал он таким тоном, будто вся правда мира заключалась в его словах. – …когда мимо ремонтников проходил, что они как-то попали на музыку, пока ночью гнилые дороги подшивали.

– Как музыку? Гимн кто-то пел? – уточнил 9Дан, но Ги таинственно мотнул головой.

– Неее, что-то другое! Медленное и грууустное. И слов там не было вовсе! Что-то вроде… – он вздохнул поглубже и загудел. Его спина напряглась, а плечи подрагивали, столько усилий он прикладывал. А вот 9Дан было вовсе не до шуток. С тех пор ему везде мерещились похожие на музыку звуки – и на работе, и дома, и на прогулках. То ли он так их боялся, то ли хотел услышать по-настоящему.

– Да ты врёшь! – юный господин невольно глянул в темноту старой улицы.

– Не вру, а распространяю слухи, – деловито поправил его Ги. – Говорят, что музыка звучала оттуда, – он махнув вдаль, – из закрытой части города. Со стороны заброшенного музея. Однако, – он выдержал небольшую паузу, – когда в него наведывались днём, чтобы разобраться, никого не обнаружили. Вероятно, призрак…

Ги шагнул наобум, отдаляясь от сияния уличных фонарей. Своего какого-то источника света, пусть даже маленького, он не взял, боясь спугнуть загадочного «музыканта», а тьма здесь густела даже при солнце, что уж про лунное время говорить. Металлический лист под ним предательски скрипнул.

9Дан был из рода тех людей, которые могли слово в слово рассказать первый закон инженерии, расписанный аж на трёх страницах учебника, хоть ночью его разбуди, хоть оторви от важных дел днём. Но попробуй спросить его о чём-то, начиная с простой фразы: «Как ты думаешь…?», и юный господин тут же впадал в ступор. Однако сам он любил озадачивать своих собеседников подобными вопросами. И данный момент не был исключением.

– Вот как ты думаешь, – вздрогнул он от резкого шума и попытался ухватить Ги за руку, – почему сюда запрещено ходить? – Ги медленно двигался вперёд, погружаясь в темноту, и 9Дан засеменил за ним. – Пошевели мозгами! Ну? Ведь должна быть причина! Какая?

Сам-то он, конечно, знал, и в том, что знал, хотел убедить и Ги.

– Всё просто, – шмыгнул носом тот. – Я не думаю.

9Дан ничего не успел возразить на возмутительный ответ друга, поскольку его нога провалилась в яму, и в тот же миг по телу пронеслась острая боль. На этом их спор закончился.

Юный Впрок сбегал из палаты при всяком удобном случае и с костылями наперевес спешил к отделу кадров. Кандидатов на должность инженера собралось немало, а мест в этом году отводилось всего три. Галдящая колонна претендентов растянулась не на часы, а на сутки, но 9Дан слишком боялся пропустить свою очередь. Как и любой, кто толпился у судьбоносной двери, он не хотел пропустить момент, когда его имя найдут в списках и громко произнесут. Момента, когда он зайдёт в тот далёкий кабинет и проявит себя перед главами дворца.

– Если не угомонишься, юный господин, – погрозил доктор, осматривая распухшую ногу, – то я её отрежу! Хватит метаться как бешеный маятник! Подержи её в покое хотя бы недельки две. Иначе точно отрежу! Точно, слышишь?

– Как пожелаете, – ни капли сомнения не прозвучало в голосе 9Дан, – но я должен идти. Должен, понимаете?

Увы, далеко он не уковылял и даже наоборот – пролежал в больнице дольше, чем рассчитывал. В другом списке, списке допущенных к работе инженеров, его имени уже не было.

«Можно и в следующем году, – убеждал себя юный господин, – но тогда больше смотреть будут на выпускников, а не на прозевавших свой шанс неудачников. Ну уж нет! Никакой я не неудачник! Получу место в разуме, иначе зачем вообще начинал!»

Чтобы не тратить времени попусту, 9Дан решил устроиться надзорным сердца. Тоже как-никак место во дворце, да и опыта прибавится.

Ко дню последнего собеседования он выздоровел, но кость срослась неправильно. Кривой стала не только нога, но и благородная походка. Доктор предложил открыть рану и заживить по-новой, правда, в этом случае место надзорника юному Впроку тоже не светило, и он отказался от лечения…

…чтобы сейчас бегать за кофе для Грюмы. Да-да, гораздо забавнее гонять туда-сюда калеку, чем поручить ему важное задание. А ведь дел-то хватало!

Город жил под защитой Механизма не одну сотню лет. Причиной тому стали изменения в атмосфере Земли. Сейчас учёные вели споры о том, что же пошло не так. Благодаря сохранившимся документам известно только, что человечество в те далёкие времена подсчитало сроки до неминуемой катастрофы, потом сделало это ещё несколько раз для пущей уверенности и заключило: люди не успеют приспособиться. Тогда-то и началось строительство Механизмов.

Один, по сообщениям двухвековой давности, сейчас хоронился на дне затопившего большую часть материков Кристального океана. 9Дан не видел океана воочию, только на картинках – как и большинство жителей города, он ни разу не выходил за пределы Механизма. Всякое желание столкнуться с буйной стихией напрочь отбили запугиваниями о том, что дикие воды разворотили убежище и погубили спрятавшихся в нём людей, пусть на это и понадобился не один год.

Примерно та же печальная участь постигла второй Механизм. Он строился на равнине, однако после движения земной коры поднялся больше чем на тысячу метров. Величайшее из творений разломило на части, заявляли исторические сводки.

В третьем и пережившем все невзгоды Механизме сегодняшней ночью на внеплановой смене, зевая каждую минуту, страдал 9Дан.

Разумеется, любая работа во дворце – наивысшая честь. Никто не спорит! Разве можно забыть о долге перед Механизмом, когда двадцать пять часов в сутки, четыреста девятнадцать из четырёхсот двадцати дней в году чудо-машина создавала для горожан условия, пригодные для существования? Всё же, юный господин принёс бы больше пользы, попади он в разум.

Лифт застонал и с грохотом затормозил, вынудив задремавшего Впрока вцепиться в стену. Двери открылись, и в кабинку ворвалась тишина безлюдного холла.

9Дан на цыпочках прокрался к шаткому мосту из металлических брусьев и сетки. С самого первого дня досадной стажировки – вероятно, и раньше, – у дряхлого сооружения висела ленточка: «Внимание! Не подлежит использованию!» Конечно же, никто с ним не возился. Зима близилась к середине и зверствовала на всю катушку, чем знатно потрепала убежище. Ремонтников направили на укрепление обветшалых частей туда, во внешний мир.

Юный Впрок пробрался под ленточкой, затем неуверенно обернулся и глянул на коридоры. Нет – долго тащиться, особенно новичку вроде него. Не было ни настроения, ни времени шастать по вертлявым лабиринтам и путаться в кабинетах. Да и нога ныла, требуя отдыха. 9Дан даже стиснул зубы, чтобы не застонать от приступа боли.

Решётка под ним затряслась, давно потеряв свою прочность. Словно он по ниткам ступал, а не металлу. В глазах клубились дымовые пружины. Веки тяжелели. Он снова отхлебнул кофе. Слишком резко – аж мотнуло. Несколько коричневых капель попало на белую рубашку. Он попытался прикрыть пятна галстуком, но недовольный скрип моста погнал его вперёд.

– Наконец-то! А это что? Грязь? И не стыдно таким на работе разгуливать? – Грюма поджидал его, потому выхватил стаканчик раньше, чем стажёр остановился. – Почему так мало? Обычно порции побольше!

– Вот если бы вы заплатили… – 9Дан опомнился и прикусил язык.

Он нырнул в свою будку и плюхнулся на стул. Сидели они в раздельных комнатках, прижавшись к громоздким столам, стараясь не задеть неловким движением кипы бумаг, которые копились в углах. На стенах качались расплывчатые от тусклого света одинокой лампы тени. Весь этот незатейливый фэн-шуй якобы должен был повысить внимательность, но скорее вгонял в дрёму. Даже разговором не спастись. Только наблюдать. Наблюдать. Наблюдать…

Шар за смотровым окном мягко светил, убаюкивая не хуже монологов Грюмы. Тихие гудения грузом легли на ноги и оплели их. Шшш… Похоже на воду. Шшш… Словно разом объединили сотню бассейнов и вентиляторами пустили по ним воздух.

Так спокойно.

9Дан похлопал себя по щекам и вдруг понял, что очутился вовсе не в будке. Стены исчезли. И разглядывал он не сердце Механизма, а собственные ноги. Обувь пропала. По правилам безопасности ходить босиком запрещалось, но сейчас он гулял один, потому сделал шаг без страха и смущения. Затем, не поднимая головы, посмотрел назад. Следы. «Это песок» – подумал он, хотя никогда с песком не встречался.

Никто с уверенностью не мог сказать, но основная теория сводилась к тому, что третий Механизм был построен в пустыне, оттого-то наверно город внутри него и звался Пустынью, но к рождению 9Дан ландшафт успел неоднократно поменяться.

Считалось, что песок вредил Механизму, и потому ни одной крупицы внутрь не взяли. Юный господин узнал его лишь потому, что видел этот сон несчетное количество раз и перерыл горы информации, чтобы найти сведения о предметах и веществах из него. Голые ступни сейчас передавали ощущение зыбкости и мягкости. Интересно, песок, правда, такой? Ведь в легендах он упоминался как неприятное чудовище: грубый, сухой, способный резать и ослеплять, а также забивать нос и рот до удушья.

Снова послышался шелест воды. Раз – и изловчившаяся волна защекотала ноги, слизала следы. 9Дан решился поднять голову. Пляж, широкий и пустынный растянулся за горизонт. Юный господин хотел полюбоваться на океан, но шея не поворачивалась – мозг отказывался верить, что та сторона существует. Что страшнее, не получилось сделать шаг назад.

Неожиданно 9Дан улыбнулся, не понимая причины, и рванул вдоль линии берега. Он оставлял следы, а вода их смывала.

Во сне появилось нечто новое. Всегда появлялось, но на этот раз слишком заметное, чтобы оставить равнодушным. Откуда-то из лёгких на волю запросились странные звуки. Сперва показалось, что слова, но стоило открыть рот, и ни на какие буквы и слоги выдыхаемое не походило. Зато юному господину заметно полегчало. Звуки срывались с губ, капали с языка и исчезали, как только он замолкал.

– 9Дан! 9Дан! – Грюма тряс его за плечи. Противный голос заглушил убаюкивающие волны. – Что ты творишь? Сердце поменяло цвет! Для доклада нужно, чтобы мы оба это подтвердили! А ты что же, посапываешь себе и хлопот не знаешь?

– Вы были не против побыть один, когда я поднимался наверх.

– Эй! Не умничай! Бегать за кофе для начальника и храпеть на посту – разные вещи!

– Я подтвержу. Если вы видели, то значит так оно и есть.

– Вдруг мне померещилось! Думаешь, второй на дежурстве нужен, чтоб дрыхнуть? Понимаю, конечно, это не разум, с которым всякий сопляк, вроде тебя, грезит работать. Наверняка воображал, как изобретаешь всякую дребедень, а жители города тебя боготворят. И это бы даже имело смысл, если бы ты действительно что-то важное творил, а не красовался! Ты хоть раз подумывал о том, чтобы сделать что-то для людей? Да-да, всё в Механизме для людей! Но дышать в нём мы могли до тебя. Что полезного ты готов дать? Веришь, что можешь сделать больше? Для кого? Считаешь разум важнее сердца? Не смеши! Его-то можно починить при необходимости. А если сердце сломается, от чего тогда получит энергию Механизм? Где мы ещё раздобудем мощи, чтоб такую громадину поддерживать? Наше дело очень ответственное!

9Дан виновато посмотрел в окно надзорной будки и отвернулся. Причина их спора, увитая бесчисленными трубками, сияла, как и раньше. Ни разу не случилось переполоха из-за потухшего сердца, а оно не могло не погаснуть за такой-то срок. Вывод напрашивался сам собой: этот источник не настолько важен, и 9Дан сейчас занимался откровенной ерундой. Ну ничего! Чуть меньше года потерпеть, и он уйдёт отсюда, чтобы занять должность, которую хотел.

– Я не доложу на тебя, – уже в дверях сообщил старший. – В благодарность за кофе.

Утро подползло с коварной медлительностью, и с недовольной миной в будку заглянул Грюма, разрешил написать отчёт и откланяться. 9Дан почеркал на листе, положил его в кипу у двери и побрёл к лифту. Он не понимал, как шёл и куда, пока не услышал своё имя.

– Носом клюёшь, да только гляньте где! Здесь ленточка зря висит? Не для тебя? Жить надоело? – причитала Добрянка, пытаясь пропихнуть себя в двери лифта. – Давай-ка аккуратненько к нам. По таким мостам только души водить!

Неподалёку стояли с головы до пят белый, но вовсе не от страха за товарища, а из-за наследственной болезни Трамиш и Ги, довольный видом растерянного Впрока. Они тоже подзывали к себе, правда, только жестами.

Троица получила неоспоримое право стажироваться при разуме Механизма. На разные должности, но всё же. На месте одного из них мог оказаться 9Дан. В груди кольнуло. Неизменно, как по часам. Он поджал губы и заставил себя шагнуть им навстречу. Тут же по холлу прокатился гул и скрип. Юный господин собрался с силами и заспешил, уверенный, что успеет, потому не сразу осознал, что летит вниз.

Нельзя сказать, что приземлился он мягко – правая рука побаливала.

– Ты в порядке? – прокричала Добрянка.

– Ага! – отозвался он и принялся обшаривать поверхность.

Местами она проржавела. Как выберется, напишет отчёт о состоянии «неиспользуемой территории Механизма, в которую угодил вследствие несчастного случая». Вот так он озаглавит своё маленькое путешествие.

– Я за подмогой! Не двигайся, пожалуйста! А то сдуру хуже только сделаешь! Ничему тебя жизнь не учит!

9Дан привстал, но пластины прогнулись, а затем и вовсе начали крошиться. От удивления юный Впрок отпрянул и едва не упал. Вокруг мгла, ни зги не видно, но по звукам нетрудно догадаться – под ним ничего не было. Как странно! Согласно чертежам, которые он давным-давно изучил вдоль и поперёк, образовавшаяся дыра должна оголить ядовитую землю, никак не пустоту.

Пластина под ногами захрустела. Он испуганно отпрыгнул и провалился.

Немного о практичности молчания

9Дан по фамилии Впрок

9Дан не собирался двигаться до появления спасателей, однако подозрительное шипение заставило пересмотреть приоритеты. Он вскочил и тут же сообразил, что спрятаться не успеет, потому инстинктивно прикрыл голову. Мощный удар пришёлся по запястью. Потом затишье, которое помогло прочувствовать, как по и без того пострадавшей руке прокатилась резкая боль.

– Если что-то откуда-то падает… – раздался голос, и 9Дан отреагировал на него затуманенным взглядом. Открывшаяся виду картина заставила забыть о ране и осторожности. На невысокой самодельной башенке сидел мальчик и смотрел вверх. – Если откуда-то что-то падает, – повторил он, – значит там что-то есть.

Словно проклятье в сторону умника посыпались ругательства. Хотя нет, это трудно было назвать членораздельной речью, просто угуканья, несущие в себе угрозу.

9Дан снова принял защитную стойку, не сомневаясь, что вот-вот получит добавки. Тем не менее он сумел разглядеть своего врага. Синева глаз прожигала насквозь, а бледное лицо излучало столько гнева, что махать кулаками было не обязательно. Понятно и так, что незваному гостю здесь не рады. Лоб покрывали шрамы определённо в виде символов, но разбираться в их значении сейчас совсем не хотелось. На мощных руках в ряд тянулось несколько углублений, аккуратно обрамлённых металлом.

Всплеск волн оглушил. Ноги тонули в горячем песке.

Юный господин мотнул головой, чтобы согнать наваждение. Незнакомка наградила его очередным ударом, стоило шевельнуться.

– Я тебе не наврежу, – потянулся к ней 9Дан. – Успокойся, ладно?

Девушка откликнулась рычанием и затопталась на месте.

– Ты не понимаешь меня? – догадался он и глянул на мальчика. Тот молча созерцал потолок, раскачиваясь взад-вперёд. – А ты? Эй!

От вскрика дикарка напряглась сильнее.

Юного господина накрыли тени. Надежды на мирный исход в миг рассеялись. 9Дан набрался смелости и осмотрелся.

Они стояли на игровой площадке. Повсюду катались брошенные мячи, возле не законченных на стенах и полу рисунках весьма непристойного содержания валялись поломанные мелки. Высокие худые фигуры неторопливо оцепили противника, не давая возможности отступить.

9Дан попробовал протолкнуться. Несколько бледных парней бешено завопили и вытолкнули его к центру образовавшегося ринга. «Неужели действительно хотят драться?» – зажмурился он и сжал пальцы в кулаки.

Девушка атаковала слева, и он с трудом увернулся. Вой со всех сторон мешал сосредоточиться, к тому же сон не отпускал. 9Дан до сих пор не понимал, то ли он без сознания, то ли действительно влип в неприятности. Мир превратился в череду ярких картинок и фоновых шумов.

Новый, ничем не обоснованный грохот совершенно выбил его из колеи. Он на секунду потерялся, и хитрая соперница навалилась и положила его на обе лопатки.

9Дан успел заметить, как на площадку высыпали люди в бронированных костюмах. Они со знанием дела разгоняли скопище дикарей, и те в испуге визжали и неслись прочь, падая и наступая друг на друга.

Девушка не обращала внимания на хаос. Она прижимала юного господина к полу и скалилась. Один из охранников схватил её за длинные белокурые волосы и оттащил до того, как она вонзила зубы в шею жертвы. Она извивалась в попытках ранить мешавшего ей наглеца и истошно орала, брызгая слюной.

Когда 9Дан очнулся, то уже лежал в больничном крыле. Из обратного пути помнил только, как открывались и закрывались двери, скрежетал лифт и люди шептались, но их слова не задерживались в голове.

– Я же говорила! – поправила одеяло мать. – Тебе не следует работать с Механизмом. Эта штука все соки из тебя выкачает! Только стажируешься, а уже синяков набил! Оставь это другим! Владеть кафе не так опасно. Ты же будущий представитель Впроков! Ты должен беречь себя.

9Дан кивнул, чтобы успокоить её, и отвернулся. Как ни старалась, его стремления стать инженером госпожа Впрок убавить не могла. Он болел Механизмом и надеялся работать исключительно с ним.

Серая занавеска не давала свету прорваться в палату, но полумрак не защищал от цепкой белизны голых стен. Стоило раз посмотреть, и они долго преследовали своего избранника.

– Нормально себя чувствуешь? Нигде не болит? Ну и замечательно! Я боялась, ты не проснёшься к сроку. Было бы некрасиво, если бы я покинула палату до того, как ты придёшь в себя. Люди смотрят, – улыбнулась сыну госпожа Впрок. – Мне пора, – она пригладила волосы. – Дела сами делаться не будут! Я послала кое за кем, чтобы посидели с тобой. Они скоро придут.

– Что? Зачем? Я же не маленький!

В ответ – хлопок дверью.

9Дан откинулся на подушки и попытался вспомнить, что же такое с ним приключилось. Правда? Когда в мыслях всплыли синие глаза дикарки, он нервно потёр плечо, будто так избавился сразу от всех тревог. Или иллюзия? Гогочущая толпа призраков и паренёк на башенке. Откуда им взяться?

В палату ворвался Ги и сразу улёгся на кровать, оттеснив 9Дан к краю. Можно, конечно, поспорить за власть над койкой, но толку? Были-проходили. Добрянка неуклюже прошагала к стулу и гордо его заняла, не придавая значения тому, что хлипкие ножки подкосились. Трамиш тенью проскользнул внутрь и опёрся спиной на стену. Он откинул капюшон заношенной кофты, и его голова растворилась в белых оттенках палаты.

– Ну как ты? – Добрянка уставилась на перевязанное запястье.

Она вытащила из кармана небольшой бумажный пакет, достала кусочек сушёного фрукта и протянула пострадавшему. 9Дан с благодарностью принял угощение, но Ги отобрал его и поглотил без намёка на сожаление.

– В порядке. Вы почему здесь?

– Эй! – толкнул его обжора. – Когда ещё все соберемся и повеселимся? Хи-хи! Добрянка! Есть ещё? Как же хорошо быть больным! Столько вкусного несут!

– Тебе весело, – 9Дан покачал головой, но не стерпел и засмеялся. – Да, больным уж так везёт, что слов нет. Вот если бы у них еду не отбирали!

– Хочешь? – Ги выплюнул прожёванный кусок на ладонь и сунул под нос юному господину. – Держи! Я же не зверь какой-то!

– Спасибо, обойдусь.

Пакостник пожал плечами и вернул неприглядную кашицу в рот.

– Ты пронежился целый день. – Добрянка убрала налипшие на лоб волосы и невольно скривилась, видимо, припоминая, что являлась несчастливой обладательницей шевелюры ненавистного ей цвета ржавчины. – Смена уже закончилась. Мы подумывали заскочить, но когда нас об этом попросила сама госпожа Впрок, сомнений не осталось. Правда, того самого она не приглашала… – Добрянка спрятала пакетик обратно в карман, но Ги не спускал с неё своего коронного взора охотника.

Ясно дело, теперь не отвяжется. Добрянка раздражённо выдохнула, со скрипом качнула стул назад и отдала сокровище Трамишу. Пускай сами разбираются! Она всегда так поступала, чтобы избавиться от назойливости Ги. Поделишься с ним, он затребует больше, а потом ещё больше. Такой уж он! Не заметишь, как обдерёт как липку! Лучше сразу показать, что ничего ему не перепадёт. Она пожертвует лакомства кому угодно, даже выбросит их, если никого другого не будет рядом, только этому попрошайке ничего не достанется! На днях вон вынудил её отдать Трамишу точно такой же пакетик с сушёными яблоками, а Трамиш не дурак, чтобы делиться! Сам таких дорогих закусок не пробовал до недавних пор.

– Ты точно хорошо себя чувствуешь, юный господин? – Разноцветные глаза белобрысого пытались сосредоточиться на 9Дан, но взгляд в итоге упёрся в ножки склонившегося на бок стула. – На вид странный.

– Я там на людей напоролся, – сознался тот. – Ну, кажется, на людей.

– Вот это новости! – встрепенулся Ги. – Ежели там кто живёт, мы бы об этом знали. На кой хр… – 9Дан кашлянул, чем намеренно сбил матерщинника с мысли. Тот захихикал, но ему напомнили о разговоре, и он продолжил: – Зачем скрывать? Палёным пахнет! В мозгах нашего товарища точно что-то сломалось.

Он обхватил голову больного ладонями, одну из которых не успел избавить от слюней, покрутил её из стороны в сторону, а затем уставился на макушку.

– Прекрати! Я не шучу! – настаивал 9Дан. – Правда, они какие-то не такие были.

– Это ты сейчас «не такой». – Добрянка постаралась незаметно поправить стул – не получалось. – Нет смысла скрывать кого-то, если только их не прячут от нас. А прятать могут, только потому что они опасны… Вот спасибо тебе! Теперь буду шугаться всякого шороха! Специально это придумал? Попугать нас решил?

– Вы не понимаете, – он высвободил голову из липких пальцев Ги. – Они как бы не совсем такие, как мы. Я не успел многого разглядеть, но на руках у них точно есть… клапаны что ли. Будто в них можно вставать болт или какое приспособление с определённой резьбой.

– Человекообразные роботы, – вдохновлённо пробормотал Ги. – На такую реальность я согласен!

Он снова захихикал, но его воодушевление никак не ободрило 9Дан.

– Ох! – в палату заглянул мужчина. – От госпожи Впрок услышал, что ты пришёл в себя, и решил навестить. Смотрю, тебе веселья хватает! А вы шустрые ребятки, да? Думал, вы во дворце!

Брака Морок, вот уже четыре года мэр города, души не чаял в 9Дан – «соседском мальчишке со звонким смехом», как он говорил – и нисколько этого не скрывал, возможно, потому что судьба подарила ему четырёх дочурок, но обделила хотя бы одним, пусть даже он и был бы безобразником, сынишкой.

– Папа! – вскочила со стула Добрянка.

Морок просеменил в палату, обнял дочь и поцеловал в румяную щёку, пытаясь не выпустить из руки чёрную папку и трость. Его цилиндр, украшенный перьями из хвоста то ли петуха, то ли индюшки, сполз прямо на круглые очки с тёмными стёклами. Он поправил шляпу и сдвинул очки на кончик носа с одной только целью.

– Тебе бы домой пора! Да и всем остальным, – озорно оглядел он визитёров. – Завтра у вас рабочий день, бездельники этакие! А ну марш!

Ги скорчил плаксивую рожицу, но послушно слез с кровати и прошаркал в коридор. За ним последовала Добрянка, но до самой двери не упускала из виду улыбающегося отца. Трамиш той же тенью, что явился, скользнул прочь, но успел пристроить в углу свой рюкзак.

– У меня к тебе важный разговор, мой друг, – заходил по палате Морок. – Касается он случившегося.

– Знаю, что виноват… – начал 9Дан.

Неужели отстранят?

– Я прекрасно осведомлён, какой ты человек, мой мальчик, – Морок мягко улыбнулся. – Определённо, ты пошёл по мосту, не потому что хотел нарушить запрет или покрасоваться. Я слышал, ты работал три смены без перерыва. Впредь тебе стоит всё взвесить, как подобает, прежде чем соглашаться на чьи-либо просьбы.

– Так и будет, – уверил он.

– И больше не заставляй нас, стариков, волноваться! Но дело не только в этом, – мэр почесал подбородок и, наконец, сел на шаткий стул. – Ты должен понимать, что Механизм нерушимо связан с моей деятельностью. С деятельностью любого из нас. Мне не хочется интриг, я для них слишком глуп, поэтому спрошу напрямик. Ты видел что-нибудь необычное?

– Я видел людей, – кивнул 9Дан. – «Не таких» людей.

– Так, – Морок поднял указательный палец, призывая замолчать. – Тогда начнём по порядку. Ты только стажёр-надзорник. Конечно же, тебе ничего конкретного не сообщалось. Держи, – он достал из папки листок и ручку. – Подпиши.

– Но…

– Ты умный мальчик, я верю в тебя. Во дворце есть некоторые проблемы, но поправимые, так что жителям нашего славного городка о них вовсе незачем знать. Мы официально признаём, что ты пострадал в результате работы с Механизмом, а ты в свою очередь скажешь, что получил достойную компенсацию за свои травмы. Как выйдешь с больничного, можешь приступать к стажировке в разуме. Хрюшик потрудился перевести тебя в отсек попрестижней. Он печётся о персонале дворца, как о собственных детях! Если бы они у него были… Ты же не хочешь поставить под удар такого хорошего человека, раз меня тебе не жалко? Просто забудь об истории с мостом, – он более настойчиво протянул документ. 9Дан поставил подпись. – Так вот! Что касается людей… да… здесь ты немного запутался. Наверно, из-за усталости, да и ударился сильно, думается. Эти создания напоминают людей, но они – не мы. Ты правильно сказал, они «не такие». Как бы поточнее выразиться? Наверно, слышал, что раньше существовало много видов гоминидов, но в итоге остались только мы. Это не совсем так. Под нами действительно живёт другой вид, но он давно потерял всякую сознательность. А может, и не имел её. Теперь уж не разобрать! – Лицо Браки Морока омрачилось.

– Зачем они нужны?

– Всегда зришь в корень, да? Всему своё время! Не торопись! Лучше отдохни как следует! Достаточно знать, что эти существа важны для Механизма и совершенно безобидны, если их не пугать.

– То есть они просто животные?

– Да, как коровы и свиньи на ферме нашего любимого дядюшки Скрючина.

9Дан ничего не ответил, но как-то странно было сравнивать подобных себе созданий с домашним скотом.

– Одно дело быть людьми, – его смущение не ускользнуло от Морока, – и совсем другое – походить на них. Мы ведь поняли друг друга? – он поднялся. – Да? Ну и хорошо. Выздоравливай скорее, сынок. И помни:

Верь в Механизм, как веришь в себя,

И разум, и сердце душою любя!

9Дан повторил последнюю фразу с нескрываемым восторгом. Строки из гимна! Кто же откажется произнести их с самим мэром!

– Ах, кстати! – Морок уже стоял у двери, но вернулся, доставая трость, которую держал под мышкой. – Это тебе. Сделана на заказ. – Он прислонил её к кровати. Резная рукоять словно впилась острыми зубами в спинку и не давала гладкой палке соскользнуть на пол. – Из самого крепкого дерева в моём саду. Может быть, теперь ты будешь падать реже.

Трамиш возник на пороге ровно через полминуты после ухода мэра. Не говоря ни слова, он поднял свой рюкзак, достал из него книгу, отбросил сумку обратно в угол, сел на кровать напротив 9Дан, отпал на спинку, скинул ботинки и вытянул ноги.

– Я с вами теперь буду стажироваться, – похвастался Впрок.

– Похоже тебя подмаслили, юный господин, – бегал глазами по строчкам Трамиш. – Чтоб особо языком не трепал. Хотя что там! В наше время это не редкость.

– С чего бы? Эй! Намекаешь, что я не достоин? Без воли случая не сумел бы?

– Тебе виднее. Что там с людьми, которые «не такие»?

– Ну, я… – он замялся. Врать не хотелось, но и правду сказать нельзя. – …я ошибся. Морок сказал, что не о чем волноваться.

– Да? Что-то не слышу уверенности в голосе. Сомневаешься в словах мэра?

– Разумеется, нет! Скорее в своём рассудке. Я вообще не должен обсуждать с тобой ничего, касающегося Механизма! Рано тебе!

– Словно тебе в самый раз, юный господин, – Трамиш бесстрастно перевернул страницу. – Сам подумай! Ты что-то видишь, но от тебя трудно просто избавиться, ведь ты пострадал на глазах стольких людей. Знаешь, что про тебя даже в газете написали? Втиснули прямо перед самым выпуском. Мол, заходил во дворец здоровеньким, а выкатили на носилках. Даже твоя фотография есть! Правда, любительская… Ты там не очень получился. Перекошенный весь какой-то. Я прихватил… В рюкзаке… Не хочу вставать. Потом… О чём это я? Да, точно. Морок явно стремится поскорее остудить любопытство людей к этому происшествию. То, что он молол тебе, не вызывает доверия, уж прости. Нет, я не подслушивал, просто стоял слишком близко к двери. И уж мне ты можешь говорить, что посчитаешь нужным, ведь растрезвонил об этом до того, как подписал договор, так что я всё знаю.

– Да заткнись ты! Достал со своими теориями заговора! – 9Дан пнул его по ноге, и Трамиш умолк. – Что? Избавиться от меня? Почему? Я ничего не сделал! Подкупить, потому что упал с моста? Скорее я должен подкупать, чтобы все об этом поскорее забыли! Как же стыдно! – 9Дан говорил так быстро, что пришлось остановиться и отдышаться. Затем, после недолгого молчания, он решил больше не затрагивать скользкую тему: – Опять читаешь чушь какую-то? – и уставился на обложку.

Дома Трамишу запрещалось изучать что-то, кроме инженерии. Никакие увещания и мольбы на него не действовали. Его лупили, ему мешали, на него кричали, поэтому он часто таскал с собой листы, реже тома, вдруг подвернётся место для любимого занятия в тишине и покое.

– Да.

– Ну-ка! Что за книга? Кажется, я вижу значок переработки! А ну дай сюда! – 9Дан потянулся к нему, но в руке закололо, и он вернулся на подушки. – Год поступления на свалку я всё равно видел! – погрозил он пальцем. – Её уже двести сорок три года как не должно быть!

– У тётки Складухи ничего не пропадает! – Лицо Трамиша осталось непроницаемым. – Помнишь, когда мы заходили к ней в последний раз, она показывала статуэтку девушки без головы, выкинутую аж пятьсот с чем-то лет назад? Так вот теперь у неё есть осколок чашки, из которой пили до заселения в Механизм. Я хотел себе, но тётка такую цену заломила!

– Давно пора понять, что она мошенница! Откуда ей знать, сколько лет той чашке? Может, её уже раз десять в новую перерабатывали. Меняет мусор на мусор. А ты и рад! Да ещё и дрянь эту притащил? Чем тебе банк данных не угодил?

– Да причина в общем-то неизменна. В нём информация, полезная Механизму. Я же хочу знать то, что мне нравится.

– Что-то от твоих «нравится» никакого проку не заметил. Разве что мнить из себя больше стал, но это разве хорошо? Только о том, что тебе надо, и думаешь!

– Недавно читал, что эгоизм помогает осознать себя как личность, поэтому является важной чертой человеческого характера. Умеренный, конечно.

– И ведь не перепечатана? На древнем языке написана? – Белобрысый кивнул, чем сильнее разозлил 9Дан. – Ты опять воспользовался тем, старым банком? Не боишься, что его замкнёт и ты дурачком останешься? Их не ради забавы заменили.

– Не так-то легко найти книгу прежних времен без вырванных или сыплющихся страниц. Оно того стоит.

– Думаешь, для чего был создан язык Механизма? Он нас объединяет, дурья ты башка! Я слышал, когда люди говорили на разных языках, они не понимали друг друга и часто враждовали. Разве это не лучший урок, который можно вынести из истории? Старание отличаться друг от друга приводит к разногласиям. Механизм даёт знания, которые нас сплачивают. Остальное же просто побочный мусор, который не нужно брать в расчёт. – Трамиш не отреагировал, и 9Дан сдался. – Про что там у тебя?

– Мимика и жесты, – не отрывался от чтения тот. – Как понять человека без слов.

– Ну, давай хотя бы проверим, насколько полезным оказался твой хлам, – он принял серьёзный вид. – Что тебе подсказывают мои приподнятые брови? Какой я человек? Плохой? Хороший? Равных мне нет?

– В этой книге чёрным по белому напечатано, – Трамиш с гордым видом перевернул страницу, – что ты зануда, юный господин.

– Да быть не может! – засмеялся он.

Сила против ума

Море

Что он натворил?

Море не спускает глаз с мальчишки, сидящего на башенке. Совершенно точно она сейчас поднимется и отметелит его по полной. Даже руки уже чешутся. Ух! Ни одного живого места не оставит! Сто раз ему было сказано: хоть и умеешь говорить как оборотни, не смей этого показывать. Каждый дурак знает, что проявление схожести с ними карается исчезновением.

Море кусает нижнюю губу и решает, что ничего пока делать не будет. Даже если и поколотит, он через секунду забудет. Единственное, о чём жалеет, так о том, что не вырвала глотку чужаку. Он слышал, как Умнёнок болтает на их языке. И пахло от него странно. Ей сразу захотелось действовать, сколько энергии и ярости появилось не пойми откуда.

Она гладит разболевшийся затылок. Один из оборотней схватил её за волосы и вырвал целый клок. Теперь голова раскалывается. Хорошо хоть крови нет.

Море замечает, как к башне подкрадывается Буяка. Когда надоест? Вообразил, будто победит кого-нибудь из её стайки и так лично её унизит. Возможно, план удастся, но только если он выберет жертвой противника посильнее. Море с рыком бросается к нему.

– Прочь от моей стаи! – шипит она и бьёт Буяку по уху. – Не трогай Умнёнка!

Он оскаливается. За спиной возникают Дородный и Крякич. Кажется, к этой стычке он основательно подготовился. Море смотрит на Умнёнка и видит, что мальчишка безмятежно таращится наверх. Не собирается бежать и прятаться. Всё же просто – если удрапает подальше, не останется причин для драки, да и сам не огребёт. Море сомневается, сможет ли когда-нибудь понять этого ребёнка. Где-то он проявляет силу своего волшебного ума, а где-то тупит настолько, что в ней самой загорается желание хорошенько его отдубасить.

Только Буяка дёргается в сторону Моря, между ними встаёт Ёра. Конечно же, он ждёт момента поудобнее, чтобы появление отличилось пафосом и привлекло самок из других мелких стаек. Он принимает горделивую позу и презрительно смотрит на шайку Буяки. Сразу за ним в ссору вступает Бочонок. Он специально несёт мяч в зубах, чтобы показать врагам, как разорвёт их на кусочки, если они не отступят. Его широкая крепкая челюсть действительно достойна уважения.

Трое на трое, всё по-честному. Буяка сплевывает и несется на Бочонка, выставив перед собой кулаки. На Ёру прыгает Дородный, такой юркий и скользкий, что возникает подозрение на полное отсутствие костей в тщедушном тельце. Почему «дородный» – неразрешимая загадка. Словно если постоянно звать его толстым, он прибавит в весе. Морю достаётся Крякич, и ей сложно воспринимать его всерьёз. Вместо пугающих воплей он издаёт кряканья. Когда-то его звали по-другому, но сейчас это не имеет значения. Он сумасшедший, и никто, кроме Буяки, не хочет иметь с ним дел.

Согласно подсчётам Моря, Крякич старший из них. Возможно, когда она достигнет его возраста, то тоже тронется умом. Перед своим исчезновением Коровяка, взявшая под защиту на тот момент новенькую Море, научила считать время. Если знать, что именно складывать и вычитать, то совсем несложно.

Умнёнок говорил, что они начинают работу на оборотней примерно к четырнадцатому дню отдыха. Сам от них слышал. Мудрая Коровяка прожила вдобавок к ним ещё одиннадцать, а затем испарилась. По вычислениям Моря, которые она вела мелком на стене, Крякич старше её на три дня отдыха, и ему осталось ещё где-то два. Значит, ей самой пять. Случается, что исчезновение затягивается и старички живут немного дольше, но то редкость. А вот забрать раньше могут запросто.

Умнёнок – самый младший в стайке Моря и самый слабый в общем загоне. Он отработал всего два дня отдыха. И уже два раза оборотни его забирали: в первый – когда он сломал ребро, во второй – палец. И всё потому что любит высоко залезать и из-за своей неуклюжести постоянно падает. Удивительно, оборотни удосужились построить для него более-менее безопасную башенку с оградой, чтобы он не свалился.

Крякич наскакивает с разбегу, и Море кусает его в плечо. Бедняга скулит и пытается её поцарапать. Не тут-то было! Уворачивается, но из-за вынужденного маневра отпускает его. Из раны течёт кровь. Раздается сигнал тревоги. Стена загона с натугой раздвигается, и из неё выбегают оборотни в защитных шкурах. Сегодня стаи уже встречались с ними. Море даже унюхивает того, кто оттаскал её за волосы, но сдерживается, чтобы не напасть.

Драчунов разнимают, а Крякича уволакивают. Всегда так, если у кого-то течёт кровь, его сразу уводят. Иногда навсегда. Море знает, что навредила несильно. Она не желает ему зла. Крякича вернут, причём совсем здоровым, а пока схватка за уважение окончена.

Скоро трудиться, но Море слишком возбуждена, чтобы расслабиться: запах свалившегося чужака до сих пор бодрит, а от драки сердце долго не может успокоиться. Столько всего разом!

Она просто ходит по загону кругами, а затем начинает играть с Ёрой и Бочонком. Они отнимают друг у друга мяч и кидают его в корзину, что висит высоко над полом. Умнёнок однажды умудрился на неё забраться, поэтому сейчас она немного кривая.

Звучит команда – отвратительный писк, от которого они морщатся. Все в загоне бросают свои дела и послушно идут к маленькому проёму, над которым загорается зелёный огонёк. Старые двери открываются, и стаи шагают по узкому коридору прямо, затем сворачивают налево. Начинается их рабочее время.

О минусах полезности

9Дан по фамилии Впрок

9Дан стоял у зеркала и завязывал галстук, мурлыча под нос гимн Механизма. Сегодня начиналась иная стажировка, в качестве инженера. О чём ещё мечтать!

Он побрызгал водой на волосы, слишком уж вились, и оторопел – отражение кривилось, словно смеялось над ним.

– Готов? – прокричала мать.

Он поморгал, и видение испарилось.

– Да! – юный господин взял коронованную, как удалось разузнать, головой змеи трость, с которой теперь не разлучался, даже когда шёл в уборную, и быстро зашагал по коридору. Меньше всего на свете он любил эту часть дома. Унылый и непримечательный проход вселял желание поскорее выбраться из него и не позволить пустым стенам высосать приятные мысли. 9Дан заметил, что дверь одной из комнат была закрыта на внешний засов и, прежде чем сообразил, что лучше бы поговорить об этом с глазу на глаз, крикнул: – Ты опять заперла Темнушку?

На секунду он замер, а затем заспешил на залитую спасительным светом кухню и, прихватив с обеденного стола бутерброд, уставился на мать. Она любовалась пшеничным полем дядюшки Скрючина, что прекрасно проглядывалось из распахнутого окна. Её каштановые волосы были туго заплетены в длинную косу. Местами седые, они ловили лучи холодного зимнего солнца, вяло повисшего над прозрачным куполом сонного города. Госпожа Впрок нервно теребила фартук.

– Твой брат опять хотел выйти на улицу, – пожаловалась она. – Я никак не могу понять, зачем? Какая ему разница, где ходить?

Вообще-то запертая дверь никогда не была помехой для Темнушки. Хоть и дорос 9Дан до пупка, уже мог и неплохо надавить на жалость, и в окно вылезти, что успешно практиковал в половине своих побегов на волю. Правда, такие ухищрения выпадали на ночь, когда вероятность быть пойманным значительно сокращалась.

9Дан предпочитал помалкивать. Он не хотел лишать Темнушку радостей и не желал беспокоить мать сильнее, чем она волновалась сейчас.

– Ну… – он скопил побольше воздуха в лёгких, придумывая оправдание, и громко выдохнул, поскольку все они давно иссякли. – Наверно…

– Какая ему разница? – мать не двинулась. – Он всё равно ничего не видит! Зато его видят наши соседи! На последних семейных посиделках господин Морок упомянул, что одна из его дочерей наткнулась на Темнушку, который бродил без дела по округе. Угадай как? Босиком! Я так долго извинялась за него!

9Дан подавил стон отчаяния, заслышав о семейных посиделках. В доме действующего мэра собирались представители трёх семей. Со стороны Скрючиных остался только Гнуш, он и ходил на эти собрания. Впроков представляла Кралия, мать 9Дан. Ну, а от Мороков к ним присоединялся Брака. Они размещались в его кабинете (у каждого уважающего себя мэра должен быть личный кабинет), играли в настольные игры или карты и скучно шутили. Иногда обменивались новостями и хвастались своими отпрысками, у кого они имелись.

Как только 9Дан исполнилось четыре, раз в год матушка приводила его туда, и он терял целый вечер в их обществе. Вместо приветствия, они строго смотрели на него и спрашивали: «Что важнее всего?» «Благо Механизма!» – не задумываясь, отвечал он. Они одобрительно кивали и хвалили его за ум и ответственность.

Темнушку на семейные посиделки не приглашали. На то были свои, никак не зависевшие от него, причины.

– Вот ведь! – Губы Кралии задрожали. – Как стыдно! Как в такой семье, как наша, смог родиться настолько неэффективный человек! Твой отец должен был позволить… – она прикрыла рот ладонью.

Нужно было что-то сказать, но 9Дан не знал чью сторону принять. Он отодвинул стул, хотя садиться не собирался, и бесшумно побарабанил по его спинке. Огромный стол, рассчитанный на большее количество людей, чем имела семья Впроков, занимал почти все пространство и ни разу не ломился от еды, даже когда Кралия приглашала кого-нибудь в гости. Сидеть разрешалось где угодно, и как ни странно, если хотелось поболтать, приходилось говорить громче, иначе появлялся риск быть неуслышанным.

– Не решил насчёт Механизма? – она приблизилась к 9Дан и начала поправлять его галстук. – Там и без тебя неплохо справятся, а мне тяжелее с годами становится. Управлять чем-то или кем-то гораздо сложнее, чем ты думаешь. Кстати, не забудь сегодня после работы прийти в кафе. Уже язык устал объяснять нашим клиентам, что с тобой все хорошо. Лучше покажись разок.

– Я… – 9Дан отвёл взгляд и увидел на тумбочке в прихожей рамку. В неё госпожа Впрок запихала первое значительное упоминание о сыне, ту недавнюю статью.

Выпуском газеты в Механизме называлось добавление событий, случившихся за сутки, в общую базу данных. Этим занимался специальный отдел коммуникаций. К слову статьи получались сухими и фотографии тоже не очень подбирались. Обычно новостным сборщикам давали список мероприятий, и они уже знали о ключевых моментах следующего дня.

Инциденты, вроде «таинственного падения наследника кофейной империи 9Дан по фамилии Впрок», ставили на уши весь отдел. На несколько часов, реже дней, обмен данными нарушался.

Информация подвергалась редакции: ценная для будущих поколений, например, исторические события и законы, вносилась как обязательная для обучения, другая – 9Дан знал, что его приключение ждёт именно такой конец, – отправлялась в архив, то есть она всплывала только при запросе.

Знаний скопилось много, но зачастую они были неполными. Пусть всего, что произошло до Механизма воссоздать не удалось, данных с учётом последних веков собралось столько, что на их изучение без сжатия и насильного ввода потребовалось бы лет тридцать.

Именно поэтому общие сведения начинали потихоньку, через банк данных, давать ребёнку в возрасте шести месяцев. В приборе имелись специальные вилки, которые втыкали в вырезанные на загривке отверстия. Процедура была опасной и трудоёмкой, поскольку организм не всегда принимал банк, а сам банк при неправильном использовании мог испортить рассудок. 9Дан навряд ли забудет щелчки, которые издавал маленький механизм на его шее, делясь многовековыми знаниями.

– Почему мы связываемся только с базой данных? – поинтересовался он однажды у отца. Тот насвистывал их любимый мотивчик, и прерывать его не хотелось, но любопытство взяло верх. – Почему нельзя передавать информацию друг другу?

Тогда господин Впрок лично занимался обучением сына, да и дома бывал чаще.

– Чтобы не перегружать приборы, – Дая плавно вытащил банк. – Ты же должен понимать, что их функциональность ограничена. Вроде, я запрашивал для тебя этот урок.

Они частенько сидели на полу в гостиной, хотя диван был куда мягче и удобнее. Так комната казалась просторнее, а громоздкие шкафы с сервизами, пухлые кресла и огромная люстра уменьшались в размерах или вовсе пропадали из виду. Даже уродливые часы с кукушкой, которые остались со времён заселения и вызывали зависть всей Пустыни, не раздражали грохотом, когда пробивали время.

– А придумать что-нибудь? У нас же есть электричество! Правда, что раньше его всем давали? Почему теперь им пользуются только несколько домов? Что если перестроить банк, основываясь на новом источнике энергии, не на ручном заводе? Мощности-то точно прибавит!

– Не слишком ли ты мал теории выдумывать? Представляешь, сколько энергии нужно? Да для каждого! Механизм уже не потянет.

– Вот вырасту и придумаю способ! Неужели никто до меня не пытался? Или пытался? Тогда почему…?

– Ну-ка тихо! – Дая шикнул на сынишку. – Больше не говори на эту тему! И на подобные ей! Никогда и ни с кем! Обещай мне! Твоё дело – трудится на благо Механизма, а не людей, – его передёрнуло. – Не будет его, – процедил он сквозь зубы, – не станет и нас. Пожалуйста, – он обхватил лицо 9Дан вспотевшими ладонями, – даже если считаешь иначе, всем вокруг повторяй фразу, которую я сейчас сказал.

К четырём годам дети ходили в школу, чтобы закрепить приобретенные знания, а к шести – выбирали специальность, в которою желали внести свою лепту.

На весь город имелось одно высшее учебное заведение. Оно предлагало следующие факультеты: инженерию, налаживание и медицину. И множество мелких курсов, после которых учащиеся выходили с дипломами чиновников, блюстителей порядка и прочих специалистов, не отвечающих за работу Механизма.

Три основные сферы постоянно развивались, так что на момент, когда 9Дан поступил в университет, обучение премудростям конструирования занимало тринадцать лет. В этом случае полагались исключительно на способности. Задания и самостоятельные решения раскрывали образ мышления и показывали, подходит ли человек ответственной должности или же нуждается в коррекции. К сожалению, со справкой о перевоспитании во дворец не приманили, зато с удовольствием брали на любую другую работу. Так и отсеивалось большинство претендентов.

9Дан прохромал к выходу, наспех натянул ботинки и сказал, закрывая двери:

– Хорошо, загляну!

У лифта он встретил Добрянку. Они соседствовали на третьем уровне, чердаке города, в самом солнечном месте Механизма. Сложилось так неспроста. У людей, живших здесь, во владении имелась земля. Если ещё точнее, весь этот уровень принадлежал лишь «третьим» семействам, как их называли в народе: Впрокам, Морокам и Скрючиным.

У них были фамилии – самый важный знак почёта. Только перед фамилиями употреблялось «господин» или «госпожа». Ги сразу перестал проявлять хоть какое-то уважение к 9Дан и Добрянке, за что от «всего лишь девчонки» не раз получал нагоняй, а от «всего лишь мальчишки» – усмешку. Трамиш же, напротив, придавал различию их уровней большую важность. 9Дан долго отучал его обращаться к нему «юный господин», иногда щипками и пинками. Белобрысый присмирел, но порой в разговоре у него проскальзывали отголоски прежнего воспитания.

Самый маленький участок принадлежал Впрокам, плантация кофе, но этого хватило, чтобы особо дотошные горожане узнавали их и здоровались.

Мороки разбили великолепные сады. Они были единственными поставщиками фруктов, ягод и восхитительных цветов.

Ферма Гнуша Скрючина занимала самую огромную площадь. Здесь ютились и пастбище, и поля для засева, и овощные грядки, поскрипывала механическая мельница, сконструированная его пра-пра-прадедом, и возвышалась смотровая вышка, с которой Скрючин временами оглядывал местность.

Когда 9Дан был маленьким, они с Добрянкой, Ги, который обычно подталкивал на бесполезные, но весёлые вылазки, и изредка Трамишем, насчёт чувств последнего нельзя быть точно уверенным, любили резвиться в пшенице. Дядюшка Скрючин, уже в те времена седой и морщинистый, бранился вслед удирающей малышне, но слова старика не вселяли ужаса, так что проказники продолжали топтать его урожай при всяком удобном случае.

Сейчас Добрянка хмурилась от солнечных зайчиков, что скакали по её лицу. Она заметила 9Дан и лениво кивнула.

Лифт долго поднимался с нулевого уровня. Ожидали его молча. Когда двери открылись, юный господин жестом предложил подруге спуститься первой. Она кивнула, теперь в знак согласия, и, еле вместившись в кабинку, отправилась вниз. Он немного постоял, наслаждаясь спокойствием утра, и вызвал лифт снова.

В Механизме работал всего один подъёмник. Так удобнее следить за передвижениями горожан, да и редко кто забредал на чужой уровень. Служба во дворце была расписана по часам, потому никаких задержек не возникало.

Грохот медленно приблизился к 9Дан. Последний стон, и гостеприимный лифт готов заключить своего попутчика в объятья.

Второй уровень воплощал в себе суетливую жизнь Пустыни, её остов. Он был менее светлым, но Трамиш, это дитя полумрака, издыхал уже на нём. Натягивал на голову капюшон и смотрел в пол, как будто солнце сожрёт, если он не спрячется.

Чистые улицы с благородством предлагали прогуляться и порой отвергнуть их дружелюбие не хватало сил. По паркам и скверам, украшенным муляжами механических изобретений и удобными лавочками, с утра до ночи бродили люди. Ги утверждал, что не помешала бы пара кустиков, но разводить растения любого вида имели право только семьи третьего уровня, а они не выращивали ничего дальше своих владений.

Ближе к лифту дома были выше, потому их соединяли переходы и лестницы. 9Дан столько бы не смотрел, всегда замечал что-нибудь новое. Цвет зданий менялся, стоило немного поблекнуть, яркие навесы над балконами и дверьми исчезали в одном месте и появлялись в другом. Вроде бы весь район должен окунуться в полумрак, но архитекторы потрудились на славу. Дневной свет не попадал разве что в самые густо застроенные уголки.

От строительства у прозрачного купола отказались, и жители Механизма могли подходить к стенам города и любоваться внешними миром, правда, народ редко там собирался, будто вовсе не интересовался тем, что ему не принадлежит.

Верх уровня тоже было трудно назвать скучным, по крайней мере, для 9Дан. Местами обшивка отсутствовала, и проглядывалась работа дополнительного для чердака источника питания. Топливные печи, которые имели дома третьих семейств, ежедневно пополнялись сухими ветками, сорняками, испорченными урожаями и вещами, полезность коих заключалась в способности гореть. Благодаря дополнительному источнику нагрузка на сердце сократилась, но было и ещё кое-что. Юный господин, когда выдавалась свободная минутка, ложился на лавочку и наблюдал за движениями машины. Иногда к нему присоединялся Ги. Теснил, заваливался на скамейку, закинув ноги на спинку и свесив голову с сидения, и болтал без устали. 9Дан не слушал, просто молча смотрел.

Из производственных предприятий в остове находились пекарня, текстильная фабрика и несколько заводов, в том числе по производству органических красок и бумаги. Ги, будучи прогульщиком, никогда не пропускал внеклассные часы, на которых обсуждалась бессмысленность и нецелесообразность рисования (ну, и прочих творческих утех), ибо на них разрешалось одновременно пользоваться инструментами художественного творчества, есть их и пачкаться. Особенно он любил цветные мелки: их всегда было много, грызи – не хочу. Он с удовольствием сломал себе подобным образом несколько зубов и вдобавок развил страсть к искусству. Пока учитель упорно доказывал, что рисование – пустая трата сил и ресурсов, Ги тонул в своём собственном мире, далёком от реальности. Теперь ему ох как зуделось стать первым признанным художником Механизма.

Как положено, в остове города селились здоровые люди, у которых в распоряжении была всякая мелочь, например, сервиз. Согласно убеждениям Пустыни, лишь ответственный человек способен создать семью. Тот, кто не смог уберечь своё имущество, не станет и достойным продолжателем рода. По словам Ги, истинного ценителя помоечных изысков, часто выбрасывались вполне нормальные вещи. Некоторые он таскал себе, хотя они были мечены и владение ими ровным счётом ничего не стоило.

Человек со второго уровня не носил фамилию, только приписку к имени с обозначением улицы и номера дома, в котором жил, так что на стажёрском бейджике Ги красовалось «Ги К-49».

Первый уровень, он же подвал, славился темнотой своих закоулков. Здесь, обозначая окраины Пустыни, тянулись ряды труб шириной в несколько метров и высотой от пола до потолка. Жители этих мест всё равно бы не увидели ничего, кроме сложенных внешних ширм, а так хоть клокочущие трубы и мечущиеся стрелки манометров придавали живости этажу, застывшему в сумраке.

Сюда отправляли горожан, у которых не было ничего своего или же они имели генетические отклонения.

Женщины работали на заводе по переработке отходов. Складуха тоже работала, пока не постарела, оттуда хлам и брала. Её мать этим промышляла, и мать её матери тоже. Подвальщики время от времени приносили домой выброшенные вещи, но Складуха преуспела больше остальных. У неё можно было найти всё, что душе угодно. Никто не возражал и наказывать подобную наглость не собирался. По крайней мере, пока маленькое дельце беззубой тётушки не мешало людям с других уровней. 9Дан и не узнал бы, если бы Трамиш как-то не привёл его посмотреть на обмен.

Мужчины часто становились ремонтниками, но особой радости от этого не испытывали. Часто их назначали на «уважаемые» со слов городского управления должности лишь потому, что никто из более высоких уровней не хотел рисковать своим благополучием. Во всяком случае, в этом был уверен Трамиш, и 9Дан никак не мог его переубедить.

Пытаясь доказать равенство слоёв, правительство учредило всем детям учиться и делать это нигде иначе как в школе второго уровня. Однако подвальщики редко уделяли внимание учёбе, поэтому мало кто из них выпускался из университета, а с отличием в последние лет пятьдесят только Трамиш. Сейчас первый уровень, не скрывая, гордился им. 9Дан тоже, ведь наличие диплома служило явным знаком того, что он выбрал правильного друга. Белобрысый таскал в кармане бейджик, который сообщал только имя и номер уровня.

9Дан пару раз ночевал в подвале. Помнится, мама Трамиша весь вечер отвешивала сыну подзатыльники и ругала за то, что он не предупредил о визите «юного господина». 9Дан глаз не смог сомкнуть, потому что по тёмным улицам первого уровня разносился ужасный рёв. То работал Механизм. Казалось, было слышно, как крутится каждая шестерёнка в его могучем теле.

Нулевой уровень полностью принадлежал дворцу Механизма. Два отсека отводилось под разум и сердце машины, и ещё один под обработку воды и воздуха. Отсюда же выходили очистительные трубы. Из них наружу отправлялись отбросы, непригодные для вторсырья или горения. Часто из-за турбин измельчителей прощание с мусором сопровождалось рокотом в шахтах и сильным ветром по ту сторону стены.

Нулевой уровень всецело принадлежал дворцу Механизма.

Всё. 9Дан проштудировал все доступные карты и схемы, пока лежал в больнице. Вдруг что упустил. Нет, всё – ниже ничего не было. Зато огромное металлическое тело в разрезе смотрелось так величественно, что сердце Впрока замирало.

С какой стороны ни глянь, этот мир выстраивался из остатков прошлого, улучшался за счет надежд о будущем, превращался в абсолютно новою вселенную – он держался не одно столетие благодаря Механизму. Машина росла и развивалась вместе с человечеством. Уже сложно было сказать, где заканчивался холодный металл и начиналась живая плоть.

9Дан вышел из лифта и наткнулся на осунувшегося Милуша. Мешки под глазами бывшего куратора подсказывали, что тот благополучно пережил вторую ночную смену.

– О, наш юный господин! – Милуш взял его за локоть и потянул за собой, отступив на шаг в сторону. Не хотел мешать снующим туда-сюда работникам. – Ну как? Поправился?

9Дан виновато кивнул. Конечно, на его место уже взяли другого бедолагу, но достойного прощания с наставником никто не отменял. Всегда оставаться на хорошем счету было одним из кредо Впроков.

– Заходите в «Переплёт», – пригласил он, увернувшись от выбежавшего из лифта мужчины. – Вас обязательно угостят бесплатным кофе.

– Ох, этот парень! – расцвёл Милуш. – До чего хорош! И зачем ты ушёл из нашего отсека так рано?

– Не ушёл, а скорее выпал, – вырос за спиной юного Впрока Грюма. – Не собираешься на днях повторить? Предупреди меня заранее, пожалуйста, не хочу пропустить…

– Ты опоздал, – вспылил Милуш, но получилось больше по-доброму, чем серьёзно. – Зачем брать дополнительные смены, если не справляешься? Стажёр на месте и тебя заждался. Один там сидит! Я протянул, сколько смог, но за тебя отрабатывать не намерен!

– Не сердись, ржавая ты гайка, а то уши вон как покраснели, – похлопал его по плечу Грюма. – Я хожу сюда не ради сопливых недомерков! Ждёт? Пусть дальше это делает! Не порти момент! Нам нельзя выносить сор дальше стен дворца, так дай хотя бы здесь над ним поглумиться! Ах! И почему когда падает он, об этом пишут в газете, а стоит мне свалиться, так смеху на год?

– Потому что ты, друг мой, плох и на лицо, и на характер, – отстранился от него Милуш. – И пользы от тебя по минимуму! Будь любезен, иди потрудись! И прекрати хамить! Ты говоришь с жителем третьего уровня!

– Ах, ну да! Конечно! – закривлялся он. – Юный господин… – его перекосило, того гляди вырвет. – Впрок.

Грюма насупился и поплёлся к надзорным будкам. По дороге натолкнулся на Ги и отскочил от него, словно ошпаренный.

– Тот самый, – он вздрогнул, но вернул себе утерянное на миг ханжество. – Не приближайся! Аж тошно!

Опоздание не помешало ему затормозить возле высокой девушки в очках. Она ходила взад-вперёд и глодала ногти, ещё когда 9Дан оказался в холле. Грюма с удовольствием одарил бедняжку парочкой замечаний, судя по тому как вытянулось её лицо. Правду о нём говорили – невыносимая личность! День только начинался, а ворчун уже всем настроение испортил.

Юный Впрок попрощался с Милушем, но и шага не успел сделать, как под руку его схватила получившая нагоняй сотрудница. Подтягивая очки на нос и сутулясь, она повела его по широкому коридору, в противоположную сторону от привычного ему маршрута, и отпустила, лишь когда они добрались до массивной двери.

Сперва за спиной звучал хриплый голос Ги, ему противился поучительный тон Добрянки и между ними мельтешило многозначительное молчание Трамиша, но затем они резко исчезли.

– Тебе даётся день на изучение разума, – быстро прогоготала девушка, в очередной раз поправляя очки и поглядывая за него. – Завтра приступишь к выполнению задания! Что? Я за тебя сегодня отвечаю! За дело!

9Дан попытался прочитать имя на бейджике, но она двигалась так сумбурно, что рассмотреть надпись не получилось. Девушка прокашлялась, выпрямилась и зашагала прочь.

Юный господин постоял немного, но никто за ним не вернулся. В итоге он поверил в задание незнакомки и заставил себя толкнуть дверь. Зайти пока не хватало духу. Он по-другому представлял встречу с разумом Механизма. Так или иначе, нужно морально подготовиться.

В конце коридора раздался смех. 9Дан отскочил от двери, будто преступник, пойманный с поличным. Сотрудники прошли мимо и не обратили на него внимания, а вот он, прижавшись к стене, проследил за ними робким взглядом. Они скрылись в кабинете напротив. 9Дан высмотрел громоздкие ящики и панели управления с рубильниками. «Эти ребята – вычислители», – догадался он.

Доподлинно известно, что сперва Механизм не имел никакого отношения к вычислительным машинам. Однако со временем необходимость в координации работы и в точных расчётах стала настолько очевидной, что к нему подключили режимники. Отдел налаживания можно было назвать «нервной системой», которая не сразу, но появилась и заняла место в отсеке разума.

9Дан сглотнул и проскользнул в комнату, предназначенную для сегодняшних изысканий. Огромный зал наполняли движения. У юного господина с непривычки в глазах зарябило. То там, то здесь механический организм пыхтел, гудел, выдыхал пар, свистел, словно закипающий чайник. Он говорил. И 9Дан верил, что отчётливо слышал каждое его слово.

Когда во всём виновато правительство

Трамиш обыкновенный

Трамиш бился головой о стол, который начальство выделило для работы над проектом. Так лучше думалось. И его вовсе не волновало, что при каждом соприкосновении со лбом государственное имущество потрескивало.

Добрянка пыталась сосредоточиться на схемах. У неё чуть ли не из ушей сочились идеи, которые она явно считала оригинальными. Вот только одна беда не давала ей покоя: если Трамиша удавалось игнорировать с лёгкостью, то скакавший без устали Ги со своими пошлыми песенками заставлял её руки трястись.

Стажёры проходили практику подальше от постоянных сотрудников, поскольку только изучали свои обязанности и доказывали свои умения Механизму: с каждого носа требовалось по проекту, причём толковому. Молодняк не отличался усидчивостью и часто задавал вопросы, что отвлекало тружеников, уже переживших эти тяжкие времена.

Чулан для стажёров, как называли помещение, где они сейчас имитировали бурную деятельность, был огромным. Когда-то новичков набирали группами раз в шесть месяцев, а не по паре-тройке в год. Университет выпускал немыслимое количество инженеров, вот только спрос на них упал. Объясняли это тем, что сейчас Механизму больше требовались отряды настройщиков, чем творцы конструкторов, но обещали, что в будущем всё вернётся на круги своя и дворец распахнёт двери для каждого желающего.

Пожилой мужчина стоял перед тремя страдальцами, но полностью погрузился в вычисления, поэтому если на него кто и смотрел, то видел только спину.

Добрянка не удержалась, вытащила из кармана прибор яйцевидной формы, свой личный банк данных. Она принялась крутить диски с цифрами на приборе, вводя персональный код. Раздались щелчки, но песенка Ги скрыла хриплые звуки.

Юная госпожа отличалась чрезвычайным любопытством, потому, без сомнения, пробовала разобрать условия задачи. Информация сюда не высылалась, и получалось вот что – когда Добрянка вернётся домой, то обнаружит на своём столе кипы листов со статьями по запросу.

Трамиш заметил её хитрость, но не подал вида. Вычисления заинтересовали и его, однако куратор ни слова о них не сказал. Значило это одно, сунешься – проблем не оберёшься. Оттого работа Бумбаха, конечно, стала таинственнее и привлекательнее. Но вот беда! Подвальщика сдерживали законы. Любые запросы банка отправлялись в отдел коммуникаций и сперва проверялись там. Трамиш рисковал шкурой, ведь разрешения на запрашиваемую информацию он не получал. Даже если соврать, рано или поздно правда откроется. Добрянка же была дочерью мэра и могла позволить себе чуть больше свободы.

– Куратор Бумбах! – выкрикнул Ги, делая акцент на имени.

Сам того не подозревая, Бумбах Н-5 стал его новой жертвой. Этот неловкий во всех отношениях человек был слишком обособленным. Казалось, он терялся и во времени и в пространстве. Ги умело распознал в нём столь уникальную способность и быстро нашёл ей применение.

Куратор очнулся от размышлений, вздрогнул и выронил из руки мел. Ещё одна странность Бумбаха заключалась в том, что он недолюбливал режимники. Он близко к ним не подходил и требовал с исключительной твёрдостью, чтобы его подчиненные пользовались головой и сами делали вычисления, хотя отделу инженерии предоставили целый агрегат. Единственно, из современной техники он воспринимал банк данных, и то как вынужденную необходимость.

Бумбаха больше привлекал Механизм, каждую часть которого он мог наблюдать и править. Да, он хотел понимать, с чем имеет дело, а не просто бездумно пользоваться упрощенной версией своих действий.

Трамиш не обратил бы внимания на предпочтения Бумбаха, если бы тот в первый день не посвятил целый час их стажировки обозначению того, что он не потерпит под своим руководством.

– Неужели Ги не входит в ваш список? – Добрянка уже тогда искала повод спровадить плута подальше от дворца. – Он же тот самый!

– Насколько я знаю, он прошёл весь курс инженерии без единой справки. Хотя, юная госпожа, с этими вопросами обращайся не ко мне. За набором следит отдел персонала, – куратор не повернулся, так что пришлось любоваться его плешью. – Если там посчитали его годным, я спорить не имею права. Для меня главное, чтобы вы работали исправно.

Так вот, совершенно обычный по меркам Механизма мел, которым куратор писал на совершенно обычной доске, упал на пол. Лёгкий шум от удара эхом прокатился по стенам чулана. Ги захихикал, довольный результатом, и пихнул Трамиша локтем. Тот по-прежнему пребывал в состоянии транса, так что не сподобился оценить реакцию испугавшегося наставника.

Добрянка в знак порицания покачала головой и молча склонилась к банку данных, что прятала в руке.

– Вы что-то хотели спросить? – Бумбах неуклюже поднял мелок и обратился к ним. – Если надеетесь сегодня созерцать разум, то умерьте свой пыл! Не забывайте, только один стажёр за раз!

Натолкнулся он, однако, на неприятную картину. Каждый из его подопечных томился своим, разительно отличающимся от полезного, занятием. Даже юная Морок, на которую он возлагал надежды, копошилась под столом, а не проливала пот над чертежами.

– Если вы будете маяться ерундой… – приступил он к поучительному монологу, но его никто не слушал. – Делайте, что хотите! Лишь бы от этого прок был! – и отвернулся к доске.

Ги во всю глотку распевал бессмысленные тексты, но лишь для того, чтобы усыпить бдительность жертвы. В случае с кем-то другим такое поведение вызвало бы как минимум недоумение, но для него оно было нормой. Когда он сидел тихо, то казался куда более подозрительным.

Он собирался окликнуть старичка, набрав побольше воздуха в лёгкие – Трамиш еле сдержался, чтобы не стукнуть его по выпятившейся груди, – но в чулан с видом, словно забрела случайно и не ожидала встречи, ворвалась девушка. Её очки были слишком велики, чтобы поместиться на остром, словно иголка, носу, поэтому прежде чем она приблизилась к Бумбаху, успела их раз десять поправить.

– Я отвела его к разуму, – зашептала она. – Ты уверен, что можно оставить его одного? Хорошо. Поняла. Меня подловил Грюма. Он сказал, что кое-кто хочет переговорить с тобой по поводу новичка и вообще происшествия с мостом…

Голова Трамиша замерла в нескольких сантиметрах над столом. Ассистентка отличилась необычайной зоркостью: покосилась на него, взяла куратора под локоть и утащила в дальний угол. Они приступили к серьёзному, но тихому обсуждению. Пока говорила она, Бумбах кивал и постоянно перебивал её, затем начал разъяснять что-то он, и девушка внимала каждому его слову.

Трамиш наблюдал исподлобья. Столько ажиотажа вокруг перевода 9Дан возникло неспроста. Ещё одна ниточка, подтверждающая теорию о тёмных делишках влиятельных особ Пустыни.

Бумбах встрепенулся и вскрикнул:

– Как замечательно, что у меня есть обязанности помимо того, чтобы следить за вашими… успехами! Механизм постоянно меняется и не терпит легкомыслия. Я отлучусь ненадолго, а вы сидите здесь и – будьте уж так любезны – занимайтесь своими проектами! Пойте и пляшите, если это вам поможет. Я не тиран. Но по окончании стажировки чтоб каждый выдал мне по рабочему предложению. И секунды лишней никому не дам!

Он и ассистентка торопливо покинули чулан, но Бумбах успел наградить их многозначительным взглядом.

Трамиш коснулся лбом прохладной крышки стола. Хрусть! Ги тоскливо опустился на своё место и отодвинул подальше распятый и девственно чистый лист, будто обиделся на него. Добрянка положила на стол банк данных. Послышался треск, и секунду спустя всех присутствующих ослепила вспышка.

– Ведь я ничего плохого не делаю, – юная Морок быстренько убрала добычу в карман. – Никому извне этого показывать не буду. Просто попробую разобраться. Интересно же! Разве нет? Как ты думаешь, – она вдруг переметнулась на Трамиша, – с 9Дан ничего не случится? Как бы его не хватил инфаркт! Он же так давно мечтал попасть сюда!

– Меня другое волнует, – он откинулся на спинку стула и уставился в потолок. – Почему они так мечутся из-за юного господина?

Ги возник рядом в мгновение ока и шлёпнул его по губам:

– Чего? Нельзя так звать 9Дан! Он же просил!

– Его здесь нет, так что на данный момент ему без разницы, – тут же вытер рот Трамиш.

– Это не повод обзывать друга за глаза всемогущим владыкой! – погрозил пальцем Ги, но секунду спустя ухмыльнулся своим необузданным мыслишкам.

Трамиш неловко оттолкнул его и вернул внимание к потолку.

– И как так можно жить? – Добрянка проверила, достаточно ли острый карандаш, и склонилась над листом. – Вечно видеть во всём угрозу? Ты думаешь, здесь каждый день кого-то переводят из одного отсека в другой? Для них это наверняка впервые! Ну вот! Только глянь на себя! У тебя однозначно другое мнение! Не хочу о нём знать!

– Раз в сто лет… – Трамиш припомнил одну из историй, которую раньше нашептывали ему бабки. И разве можно их судить? Ни для кого не было секретом, что в родильном отделении акушерки заранее готовили бланки смерти, когда к ним поступали женщины из подвала. Редко когда мать видела своего первенца. Их трупики молча забирали, оттягивая рыдания пациентки и бездумно давая ей надежду. Трамиш, например, получился у своих родителей только с третьей попытки. Родить – одна проблема, другая – не дать умереть чаду от болезней, разгуливающих по первому уровню Механизма. – Пусть для него это и заканчивается мучительной погибелью, но раз в столетие обязательно объявляется тот, кто способен разоблачить козни властей.

– Уволь! – простонала Добрянка, но он продолжил:

– На свет рождается тот, кто костьми готов лечь – и походу всё-таки ложится, – чтобы открыть великую правду, которая заключается в том, что правительство крадёт втихаря или под разными предлогами отбирает у граждан детей, отсылает их в лаборатории, где проводит над ними ужасные эксперименты…

В Трамиша угодил карандаш.

– А инопланетяне заговоры против нас не строят? – Добрянка потёрла разболевшиеся от глупого разговора виски. «Очень даже возможно», – промолчал он. – О! Точно! Забыла сказать, сегодня я отзавтракала сочненьким младенцем!

– А если там в самом деле люди?

– Их там нет! – протянула она руку, требуя карандаш назад.

– А вдруг?

– Тогда не трезвонь на каждом углу, ибо прежде чем присягнуть разуму ты подписал документ, согласно которому не имеешь права разглашать какую-либо информацию о Механизме!

– Видимо, юная госпожа так бы и сделала, – Трамиш расслабился и закрыл глаза.

Что он забыл во дворце? Он же хотел работать с отцом.

Занимался его отец ремонтами, излазил город вдоль и поперёк. Навряд ли осталось место, где он не побывал. Даже чинил опоры по ту сторону Механизма. После случая с мостом именно его бригаду послали поверить территорию дна, на которой пострадал 9Дан.

Когда отец вернулся с задания, то был тих и бесцельно бродил по дому, не знал куда себя девать. Трамиш ненавязчиво спросил, всё ли хорошо. Тот улыбнулся и кивнул. Тогда Трамиш уточнил, не напоролся ли он на что-то странное. Обычный вопрос, он всегда такие задавал, так что ни капельки не смутил родителя. Ничего такого. На следующий день мэр Морок собирался сделать заявление, поэтому отец не стал скрытничать, а наоборот удовлетворил любопытство сына.

Как и предполагалось, на дне Механизма образовалась маленькая, едва заметная щель. Через неё наружная земля долгое время отправляла в Механизм ядовитые испарения. 9Дан упал как раз в месте их сосредоточения. Наверняка мерещилось всякое, заявил отец.

– Кажется, ты упоминал, что он говорил про людей? – невзначай дополнил он. – Надеюсь, ты не воспринял его бредни всерьёз?

– Конечно, нет, – сказал Трамиш. – Кто ему поверит-то! Разве что псих! Люди! Там? Пф! Чушь самая настоящая!

Отец устало выдохнул и улыбнулся:

– Вот ведь умница! Завтра идёшь к Складухе? Возьми детских сказок. Каких-нибудь попроще, чтобы увлекли ребёнка, который речи особо и не понимает.

– Тебе зачем?

– Не твоего ума дело! – наградил его шутливым подзатыльником отец. – Иди поищи, что на них обменять можно.

– Что? На кой тебе сдались эти книжки! – вмешалась мать. – Своего ребёнка ими испортил – шагнуть некуда, везде они, как будто хлама в этом доме мало! – так ещё и чужого хочешь?

Хорошо, она не знала, что Трамиш подарил ему на день рождения. Она грозилась выбросить сокровища, что они выменяли у Складухи, и даже их собрала. Подвальщик вызвался выкинуть мусор, но в итоге свернул к тётке. Обменял выброшенные матерью вещи на странный инструмент под названием губная гармошка и инструкцию. Отец был в восторге. Они вместе выучили несколько мелодий.

– Ну зачем же так злиться? – улыбался сейчас отец. – Разве тебе настолько плохо? Разве у тебя нет дома, где тебя ждут? Разве нет у тебя умного сына? Разве нет мужа, который тебя любит? – Она усмехнулась, но быстро вернула себе важность. – Разве…

«Умный сын» закатил глаза и мотнул головой. Ох, уж этот отец! Своими речами заставит работать даже сломанные детали.

На утро глава семейства хоть и выглядел измученным, но вроде бы успокоился. Трамишу угомониться было сложнее.

Когда он снова навестил 9Дан в больнице, то поинтересовался:

– Поднимался разговор о несчастливом мосте?

Нет, всё утихло. Эту историю быстро пережевали и проглотили. Как же так? Получается, с волшебным словом «механизм» любая ложь отлично переваривается.

Трамиш неподвижно сидел и гипнотизировал потолок стажёрского чулана. Он был там, у палаты 9Дан, когда мэр Морок говорил, что внизу есть кто-то другой. «Бла-бла-бла! Важный для Механизма. Бла-бла-бла!» Этого было достаточно, чтобы закрыть тему.

– Ги! – вдруг нарушил он нависшую тишину. – Во что ты веришь?

Он специально спросил его как человека раскрепощённого, имевшего особую связь с реальностью.

– В Механизм! – не раздумывая, отозвался тот.

Трамиш не сомневался, что где-то на Ги был ключ, которым невидимая рука время от времени его заводила. Сейчас плут снова принялся скакать, хотя никаких предпосылок, никакой, по крайней мере логичной, причины для веселья не было, и в этот раз драл глотку, выкрикивая гимн.

Добрянка не выдержала и заорала на него. Поднялся шум и гам. Ещё немного и стулья полетят. Нормальные отношения для того, кто хочет быть услышанным, и того, кто слушать не желает.

Трамиша их перепалка не заботила. Он не проявил интереса, даже не изменил позы. «Стандартный ответ. Что же такое? – растерялся он. – Как можно так просто переложить всю ответственность на пару шестерёнок?»

Добро против предвзятости

Море

Море зевает и чувствует, как под бок жмётся Умнёнок. Она пытается продрать глаза и проверить, все ли из её стаи на месте, но быстро сдаётся. Вот ухо улавливает сопение Ёры. Бочонок вертится и путается в её волосах. Непоседы здесь и не напрашиваются на неприятности. Можно спокойно отдохнуть.

Сегодня всё идёт своим чередом, не как тогда. Она вздрагивает, вспоминая тот случай. Ёра рычит сквозь дрёму, получив локтем в живот, но тут же возвращается в свои милые сны: на лице его четко пропечатывается блаженство.

Тот раз произошёл так недавно, что при мысли о нём нос улавливает запах чудовищ. Тогда стаи возвращались в загон с привычным стремлением поесть и завалиться по своим уголкам. Не тут-то было! Мало того, что миски с кормом, которые обычно уже стояли, отсутствовали, так ещё встретили их злобные оборотни и без веской причины прижали к стене. Как оказалось, чужаки хотели залатать дырку наверху, пока стаи работали, но переоценили себя и не успели к желаемому сроку.

Умнёнок изловчился и залез на свою башенку. Не сразу, но его подвиг заметили и оценили. Стали его зазывать. Не помогло. Тогда один из оборотней полез на башенку и схватил его за ногу. Тот, конечно, развопился, начал цепляться за ограду. Ни в какую не давался. Тогда оборотень принялся выкручивать ему лодыжку, мол, если не хочешь пострадать, спускайся немедленно.

Море собиралась вступиться за Умнёнка, и плевать, что здесь куча чужаков, которые только и ждут, чтобы пустить в ход молнеметатели.

Она с трудом представляла, что такое молнии, знала только, что значит «метать». Мальчишке потребовалось несколько работ, чтобы разъяснить ей о загадочных молниях, способных уничтожить одним прикосновением. Сам он услышал об этом от двух оборотней-новобранцев, которые обсуждали, что можно и что нельзя охранникам врачебной палаты. В то время Умнёнку лечили сломанный палец.

До чего чудно! Чудовища сумели побороть страшную силу, запихать её в палку и пользоваться при необходимости. Жителям загона и за двадцать отдыхов ничего подобного не сделать.

Впрочем, Море не так легко напугать. Она подскочила и оскалилась, но ничего сделать не успела. Её опередил глупый оборотень. Шкура на нём была иного цвета, но намётанный глаз сразу заметил, что её не прокусить. Чужак стоял у высокой лестницы, которую наверняка сам и приволок, и никто в его сторону до этого момента не глядел, не до того.

Он заговорил с соратником, что корёжил ногу Умнёнка. Тот слушал молча, а затем отпустил мальчишку и вернулся к своим. За дело принялся Добролей, как в итоге прозвал его весь загон. Он что-то сказал Умнёнку на своём жутком языке. Тот умело, Море даже возгордилась им, притворился, что не понимает. Тогда оборотень разорвал свою шкуру – только бы во сне этого не увидеть! – и достал из своих внутренностей горсть вкусно пахнущих коричневых косточек. Это потом станет ясно, что угощал он их сушёными – как это? Ах, да! – яблоняками.

Умнёнок, конечно же, повёлся. Сперва Море рыкнула на него, и он остался сидеть на верхушке, но оборотень поднялся к нему, не слишком близко, на безопасное расстояние, и протянул подарок. Умнёнок выхватил косточку, понюхал, лизнул и запихал в рот. Потом слез, когда показали добавку.

Ему в ладони насыпали целую кучку сушёных яблоняк, но он не успел донести их до Моря. Буяка толкнул его и забрал угощение. Так их стая осталась ни с чем. Оно и к лучшему. За еду началась драка, и нескольких из загона забрали искусанными, исцарапанными, наполовину задушенными. Это ещё ничего по сравнению с теми, кто съел пищу оборотней. У бедолаг скрутило животы. Их тоже забрали. Они потом рассказывали, что для них выделили не горшочки, а целую комнату, где было несколько стульев, в которые разрешалось справлять нужду.

Перед уходом Добролей снова заговорил, и Умнёнок чуть не ответил. Хорошо, что Море была рядом и вовремя его одёрнула. Тогда чужак пошёл дальше – снял свою морду. Море знала, что оборотни могут перевоплощаться в таких, как она, просто никогда не видела самого процесса. Ужас сменился любопытством.

Оборотень уставился на неё, догадавшись, что Море распоряжается мальчишкой, и обронил пару слов. Тон был мягкий и спокойный. Даже рычать расхотелось. Правда, внешность отталкивала. Из-под черепа, что относился к непробиваемой шкуре чужака, на лоб сползали белые, как клыки Буяки, волосы. Глаза меняли цвет, стоило их владельцу хоть немного шевельнуться. Странное создание. Она показала зубы и приготовила кулаки для драки. Улыбка, как и отсутствие страха, на его втором лице озадачили Море.

Другие оборотни заругали Добролея и быстро вытолкали из загона.

Худа без добра не случается. После внезапного знакомства он наведался снова, без защитной шкуры. Принёс с тобой тайник историй – листки, связанные между собой. На них были закорючки и картинки, намного лучше тех, что намалёваны на стенах.

Кто подрачливее, напрягся, оскалился – оборотней здесь никто не любит. Умнёнок помчался к чужаку и ущипнул зубами кожу на его руке. Тот только ойкнул. Безобидность гостя была успешно доказана, и защитники отступили: вернулись к своим делам, изредка на него косясь.

Чужак и мальчишка сели в укромном местечке, чтобы не мешать обыденной жизни загона. Добролей начал говорить и бегать цветными глазами по листкам. Вскоре почти все собрались неподалёку с видом, будто совсем не слушают, а сами, хитрюшки этакие, наслаждались.

Никто не понимал, что он там болтал, но звучало забавно. То потише, то погромче, то с придыханием. То весело, то грустно (кто-то не сдерживался: скулил или выл), то задумчиво, то легкомысленно.

Затем он достал другую странную вещь. Она была маленькой, помещалась на ладони. Оборотень поднёс её ко рту и начал дуть. По загону разнеслись чарующие звуки. Море сразу узнала мотив. Не только она, половина слушателей повскакивала и принялась дрыгать ногами и руками, как умела. Как им когда-то показывали старшие.

Чужак удивился. Его глаза заблестели, и он заиграл музыку громче.

Стоило Добролею выйти за стену, как стайки наперебой начали передразнивать оборотня. Подняли настоящий гомон.

Теперь ждут его.

Море снова зевает, но вздрагивать не собирается. Плохие воспоминания потихоньку испаряются, а от хороших на душе приятно, спокойно.

Свое мнение дорогого стоит

9Дан по фамилии Впрок

Вроде и день начинался прекрасно. Механизм раскрыл перед ним разум, позволил наблюдать пусть и за малой, но частью себя. Жаль, что 9Дан не обошёл и десятой доли. Не один год понадобится, если он намерен изучить весь разум. А он намерен! Как правило, инженеры, не такие, как он, а скучные и не особо любопытные, брали один участок разума и посвящали ему всю жизнь. Юному господину этого было мало.

Далёкие уголки так просто не давались. Чтобы до них дойти, требовалось полдня, как не больше. Работникам тех областей предлагался подвижный тротуар. 9Дан понадеялся воспользоваться им, но транспорт потребовал проездной билет. Был тот именным и выдавался в отделе кадров, так что с надеждой пробраться вглубь Механизма пришлось покамест распрощаться.

Юный господин покинул комнату разума удручённым. Конечно, радость никуда не делась, но ощущение неполноценности, некой неясности, не давало покоя. Да ещё и ужин он проводил в компании малоизвестных людей.

Улыбка на лице натянулась сама собой, и никто не заметил его паршивого настоя. Впрочем, никто не вглядывался. Только Милуш, который заскочил в «Переплёт» всего на минутку, как он сам высказался, получил свой бесплатный кофе и шепнул:

– Что взгрустнул, юный господин? Разочарован?

– Нет, – поспешил с уверениями тот. – Нет! Что вы? Просто… мне бы очень хотелось узнать не одну часть разума, а больше! Гораздо больше!

– Многие начинали с твоим энтузиазмом, – засмеялся он, – да остывал их пыл потихоньку. Механизм, он такой. Чем меньше тебе даёт, тем больше о нём узнаёшь и тем больше в нём нуждаешься! Я слышал, некоторые инженеры с головой окунаются в выписанные им участки. А почему, как думаешь? Спокойно наблюдают и постоянно открывают для себя что-то новое. Недаром! Механизм-то не вчера собирали. В нём столько людей свой след оставило, что за пару месяцев даже на метр не сдвинешься, настолько он тебя зачарует! А ты, юный господин Впрок, тот ещё жадина, как я погляжу! Всё ему потрогать хочется да на вкус попробовать! Виделся сегодня с наставником?

– Бумбахом? Нет. Меня к разуму проводила какая-то…

– О! Триожка! Его ассистентка. Всем старым мастерам, вроде него, нужны помощники. Умную голову не хочется отпускать, даже когда она состарится. Хороший специалист! Хороший! Только слышал я, у него с возрастом шарики за ролики начинают заезжать. Советы дельные, а вот порой как накатит на него, так такую пургу нести начнёт… Но ты не переживай. Он хороший!

Только сильнее расстроил.

Ночью снились кошмары. 9Дан ходил по лабиринтам разума. Полные движения стены щёлкали и шипели, будто отгоняли от себя. Спиной юный Впрок ощущал, за ним кто-то наблюдал. Кто-то тянулся к нему. Кто-то хотел коснуться его. 9Дан обернулся и наткнулся на странное существо. Тело состояло из подвижных деталей, но имело очертание, смутно напоминавшее человека.

Они долго смотрели друг на друга. Вдруг чудовище взмахнуло рукой, и они поднялись над лабиринтами. 9Дан увидел – чем сильнее углублялся в комнату разум, тем темнее становился. «Помоги мне, юный господин, – сказало существо. – Упокой нас с миром!»

Следующее утро получилось даже менее приятным, чем сон. 9Дан встал, умылся, собрался, как обычно, правда, без особого восторга, протащился до кухни и обнаружил Темнушку, смиренно поглощающего булку.

– Где мама?

– Ушла рано утром, – нехотя ответил брат. – Отец, кажется, снова ночевал в кафе.

Сегодня день благотворительности. 9Дан забыл, хотя и знал, что мать любила устраивать раздачу еды, срок годности которой вот-вот истечёт. «Внимательность к окружающим обеспечивает доброе имя! А доброе имя – лучшая реклама!» – повторяла госпожа Впрок.

– Позавтракаешь со мной? – повертел булку Темнушка.

– Прости, мне некогда.

– Оставишь дверь открытой?

9Дан притормозил на пороге и покосился на брата, но быстро отвернулся, словно слепой мог заметить его жалость.

– Ты же понимаешь, что нам обоим перепадёт…

– Пожалуйста, – протянул Темнушка.

9Дан немного помялся в нерешительности и вдруг почувствовал себя заправским надзирателем. Такая должность, тем более в семье, не пришлась ему по вкусу.

– Хорошо, только попробуй в этот раз вернуться домой раньше мамы.

Сегодня юный Впрок прибыл во дворец раньше положенного времени, потому его встретил пустой холл. Настолько безлюдный, что можно услышать, как низкий потолок порой постанывал, грозясь обвалиться на персонал. Благо, балки его удерживали.

Три коридора уводили каждый в своём направлении, а таблички над входами сообщали, какому отсеку они принадлежат. 9Дан успел побывать в двух, но к третьему вовсе не тянулся. Поговаривали, что вонь от очистителей стояла невыносимая. Иногда она прорывалась даже в холл, правда, юный господин ни разу на нее не попал.

Тем, кому нужно было в комнаты, расположенные в дальней половине вертлявых коридоров, удобнее было воспользоваться ветвистыми мостами. Судя по первоначальным чертежам, дворец не планировался настолько огромным, потому и потребовались обходные пути.

В глаза бросилось белое пятно, и 9Дан заторопился к нему. Тут и гадать нечего, кто торчал возле злосчастного моста. Сломанная конструкция была огорожена, но никаких признаков починки не появилось. Наоборот, казалось, её разбирали.

Юный Впрок поздоровался с Трамишем лёгким хлопком по спине.

– Хочу спуститься туда, – заявил подвальщик, избежав обычного приветствия.

– Не говори ерунды, – 9Дан даже застыл от неожиданности, так его огорошил товарищ.

– Но что если…

– Трамиш, это уже не забавно! Прекрати!

– Правительство…

– Любит тебя! Иначе, следуя твоей же логике, можно было и не заморачиваться с дипломом, в любом случае не взяли бы подвальщика во дворец! – он задумался. – Давая работать с коллегами из других уровней, правительство выказывает тебе уважение и доверие. Неважно, есть у тебя собственность или нет, генетическое ты отклонение или нет, мы получаем равные возможности!

– Ты видел…

– Вот именно! – подхватил 9Дан. – Это были мои глаза! Они видели, причём нечто нереальное! Мне показалось! Я был не в себе! Серьёзно! Это уже не детские шалости! Неужто сам не понимаешь?

– Но я должен знать… – не сдавался Трамиш.

– Упрямый до чего! – передёрнуло 9Дан. – Не хочу, чтобы ты вмешивал меня в своё безумие! Пока из головы эту чепуху не выкинешь, даже не смей имени моего упоминать! Не хочу, чтобы меня как-то связали с твоими выдумками!

Он зашагал прочь вне себя от ярости. Мэр Морок столько сделал, чтобы облегчить жизнь обитателям подвала, а белобрысый постоянно изливает на него свои необоснованные придирки.

9Дан столкнулся с кем-то, но слишком злился, чтобы извиниться.

– Я на столб похож? – Грюма повёл бровью. – Можно натыкаться, когда заблагорассудится?

– Вы что следите за мной? – юный Впрок даже прикрикнул, но глянул на него и очнулся.

– Себялюбия тебе не занимать, да? – Их стычка скорее смешила Грюму, нежели раздражала. – Не удивлён. Все господа, – он наигранно поклонился, – и госпожи одинаковые. Но не в обиду вам, ваше величество, всё же отмечу, что я здесь работаю, так что нет ничего такого в том, что я периодически появляюсь во дворце.

– Простите, – пристыженный 9Дан метнулся к чулану для стажёров.

Добрянка и Ги никак не отреагировали на молчание, которое яро демонстрировали их товарищи. Бумбах, может, и обратил бы внимание на некое напряжение в группе, но больше общался с доской, чем со своими подопечными.

– Куратор, – окликнул его 9Дан, когда все расселись по местам. – Что мне делать?

– Ох, – Бумбах выронил мел. – Разумеется!

Он начал разъяснения с того, что целую вечность рассматривал 9Дан.

– Тебе, мой юный друг, придётся наверстывать время, которое ты потерял. Свой проект сдашь вместе с остальными, так что поторопись с идеями. И ещё! Если захотите поизучать разум, выразимся так, для вдохновения, я подпишу вам разрешение, но только, пожалуйста, помните – по одному за раз! Что касается вашей беззаботности… – Теперь взгляд его скользнул по каждому из стажёров. – Рабочих мест по-прежнему три! Одному из вас, – сейчас он проигнорировал 9Дан и Добрянку и обратился к Трамишу и Ги, – придётся покинуть разум Механизма.

Ги печально зыркнул на чистый лист бумаги. Трамиша речь куратора вовсе не заинтересовала.

День прополз, причём полностью зря, и причиной тому было то, что подвальщик не обращал внимания на 9Дан больше, чем тот на него. Юный господин сильно раздосадовался и ничего толком не придумал. Так и хотелось осыпать белобрысого задаваку подзатыльниками.

9Дан направлялся к лифту, но свернул к полуразрушенному мосту и затормозил возле ограждения. Столько неприятностей, потому что пренебрёг правилами! А Трамиш только хуже делал. Как бы доказать, что он неправ? Как отговорить от глупых затей?

Сейчас даже хуже, чем в истории с ростком. Они тогда заканчивали школу. Ги украл побег то ли цветка, то ли овоща, юный господин не разбирался. Да и суть-то была вовсе не в этом. Плут подарил растение Трамишу, якобы за успехи и старания. Они выискали зазоры между трубами и спрятали маленькое сокровище там. Подвальщик сообразил источник света, чтобы растеньице не пожухло, и заглядывал по нескольку раз на дню, чтобы удостовериться в безопасности побега. Вскоре он показал свою драгоценность 9Дан. Сколько юный Впрок не пытался его вразумить, белобрысый не отказывался от дара. Пришлось идти на хитрость. Как-то вечером, прежде чем пойти к подвальщику, он пробрался в тайник. Пролез между трубами с трудом. Они гудели и дрожали. Казалось, что в любую секунду оживут и утащат вглубь своих сплетений. С горем пополам он пробрался к ростку и испортил, спалив его чрезмерным освещением. Трамиш грустил с неделю, зато не попался на выращивании растений и остался жив.

То, что белобрысый вбил себе в голову теперь, было куда опаснее, да и нынешнюю причину его неправильных мыслей не уничтожить, как беззащитный росток.

Ги подкрался незаметно, но долго оставаться в тени не собирался. Он подпрыгнул к 9Дан со спины и вцепился ему в плечи. Юный господин замер.

– Зачем, – выдавил он, – ты крадёшься? Что тебе нужно?

– Я видел, как твой дух покинул тело, а потом вернулся обратно! Большего и не надо! – Ги развернул его и повёл от моста. – С Трамишем повздорил?

– С чего ты взял?

– Добрянка! – с охотой поведал он. – Вы сегодня друг на друга даже не взглянули, и она сказала, что вы мозги в яслях позабывали, раз в таком возрасте не можете разобраться.

– Что я поделаю? – наконец пожаловался о наболевшем 9Дан. – Он опять ноет про порочное государство, которое попирает несчастных людей. В этот раз совсем крышу снесло. Он ведь даже не видел. Случилось-то это со мной. Он ведёт себя…

– А ещё меня психом называют! – хихикнул Ги. – Знаешь, из-за меня сильно колебались. Ну, брать или не брать во дворец. Типа, по глупости угроблю всех. Хорошо, что сплетни не играют особой роли при отборе.

– Думаешь, он может навредить Механизму? – Советчик из Ги был такой себе, но спрашивать-то больше не у кого.

– Кто знает, – почесал затылок тот. – О червяках в голове Трамиша никто, кроме нас, не догадывается. Расскажи, а уж начальство пусть само разбирается.

– Не уверен… Нет! Ты прав, – кивнул 9Дан. – Но если о Трамише пойдёт плохой слух, ничем добрым для него это не кончится.

– Ты же близок с господином Мороком, – оживился Ги. – Просто переговори с глазу на глаз, – оттянул он нижнее веко для пущей образности. – Он разберётся. Зачем знакомства, если ими не пользуешься?

– Ги, иногда ты так… пугаешь. Почему твой котелок не может варить всегда? Господин Морок точно найдёт решение.

– А то! – Ги подбодрил его, слегка ударив кулаком в грудь, и захихикал.

Он не подал вида, но по-прежнему сомневался, когда забрёл с плутом в подъёмник. 9Дан дёрнул рычаг, прося лифт добраться сперва до второго уровня, а потом двинул снова, напоминая, что ему нужно на третий, но здесь пришлось повозиться. Рычаг заело.

– Как думаешь, куда они пропадают? – спросил вдруг Ги.

– Что? – озадаченный мыслями юный Впрок толком не расслышал вопроса.

– Я так… – лишь улыбнулся тот. – Ничего важного.

Двери распахнулись, и Ги вышел.

– Айда со мной на снегопад смотреть? – он повернулся и вытаращил глаза на 9Дан.

Вот ведь везучий парень! Никаких мыслей! Никаких проблем!

– Нет, – 9Дан опёрся на стену лифта, и листы за спиной зашуршали. Раздалось глухое стенание механизмов. Сейчас он поедет наверх. – Последую твоему совету и пойду к мэру. Иначе так и не успокоюсь.

– Какому совету?

Юный Впрок поехал выше, оставив Ги в недоумении.

Продираясь к двухэтажному дому через навязчивые, порой уж совсем приторные запахи цветов, 9Дан заметил в кабинете Морока свет. Господин мэр наверняка занимался важными проблемами и отвлекать его своими подозрениями было стыдно. Юный Впрок смутился и притаился у крыльца, но ненадолго. «Чего тянуть?» – подумал он и постучал в огромную дверь, обвитую плющом.

О просчётах любопытных носов

Добрянка по фамилии Морок

Кто бы подумал! Казалось, взрослые люди, а нет – хочется схватить и обратно в колыбельку уложить.

Добрянка остановилась перевести дух. Её обычный путь от чулана для стажёров до лифта: пара-тройка привалов, но если она проделывала дорогу с интересным собеседником, то сама не замечала, как добиралась без всяких заминок.

Она с минуту опиралась на стену, оглянулась, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей, и медленно двинулась вперёд. С новым притоком энергии вернулись и раздражающие мысли об упёртых дурочках, Трамише и 9Дан. То их друг от друга не отодрать, то не склеить.

Поссорились-то они, но когда рядом ошивались, неловко становилось и ей. Эти двое уже несколько дней словно в параллельных мирах жили – не видели друг друга в упор. Из-за чего поругались? Наверняка Трамиш как обычно перегнул палку, но разве игрой в молчанку что-то исправишь?

Добрянка снова притормозила. Почти на месте, но лучше не спешить и отдышаться. Отсюда удобно наблюдать за людьми, которые ждали лифта. Сейчас двумя сгорбившимися фигурами, готовыми в любую секунду нырнуть в подъезжавшую кабинку, были 9Дан и Ги. Они шептались с заговорщическим видом. По всей вероятности, и без Трамиша способны глупости вытворять.

Помнится, они также подозрительно выглядели, правда, всей своей мальчишеской компашкой, будь они неладны. В университете дело было. Добрянку тогда назначили старостой, и в её обязанности входило вылавливать всяких негодников. Ей не понравились их хитрые мордашки. В итоге юная госпожа застукала троицу на заднем дворе. Они курили запрещённую гадость, пыль отходов, которую явно притащил Трамиш. Другого от подвальщика и ждать нечего! А подкинул им эту паршивую идею, конечно же, – барабанная дробь! – Ги. Она их отругала, оттаскала за уши – силы у неё, хвала Механизму, предостаточно – и так усердствовала, что случайно вывихнула Трамишу плечо. Никому об их глупой выходке не сказала, иначе бы пострадал 9Дан.

Юная Морок до сих пор с трудом понимала, как они дружили, да к тому же немалый срок. Их связь казалась неестественной. Что греха таить, такая странная ситуация сложилась тоже по вине Ги.

Добрянка чуть ли не с пелёнок была рядом с 9Дан. Даже родились они почти одновременно, разве что в разных домах. И то, дома эти стояли фасадом друг к другу, так что сотни лет каждый из них, этих домов, любовался зданием напротив и ничего иного не видел.

Проблемы начались в школе, когда прицепился Ги, и Трамиш заодно. Удивительно, как оборванцы вообще спелись. Забитый тихоня и отпетый хулиган, вроде бы ничего общего. Им суждено было стать жертвой и хищником, как те, что описывались в истории и считались важным звеном в цепи жизненных процессов. А они, как всегда, сделали всё шиворот-навыворот: нарушили основные законы природы и вели себя словно братья кровные.

9Дан снисходительно относился к людям с других уровней, поэтому ничуть не оскорбился, когда Ги обратился без уважения, и не заметил, как тот самый прилип к нему. Добрянке ничего не оставалось, как терпеть наглеца и его снежного дружка.

Она как-то спросила юного господина:

– Почему ты с ними таскаешься? Какая тебе польза?

Он пожал плечами и ответил:

– С ними уютно.

– И всего-то?

Как ни старалась, больше ничего из него выведать не сумела.

9Дан и Ги зашли в лифт. Юная Морок не стала мешать, да и не хотела. Закончится тем, что её одну отправят домой, чем лишний раз напомнят об избыточном весе. Ух! Так бы и отколошматила их, пусть сейчас они и любезничали с ней только в голове!

Она зашагала дальше, но случайно задела объявления на стене. Одно оторвалось и плавно опустилось на пол. Четыре месяца назад. Добрянка точно помнила, когда появились первые сообщения о пропаже людей. Сейчас объявления висели в каждом уголке города. Даже дворец встревожился – исчезло нескольких ценных кадров – и позволил разместить листовки в своих коридорах. Добрянку это выводило из себя. Казалось, ей хотели навязать бездумное сострадание. Если не обращаешь внимания одинаково на всех, с чего вдруг меняться, когда кто-то из них пропал?

Юная Морок ждала прибытия лифта и мурлыкала под нос гимн Механизма. Потому она невольно вскрикнула и подалась в сторону, когда краем глаза увидела Трамиша.

– Давно здесь?

– Ага, пришёл следом, – отозвался он.

– Поезжай первым.

Ему ближе, а если пропустит её, стоять придётся долго.

– Нет, юная госпожа Морок, лучше ты, – сделал он несколько шагов назад.

– Ну как знаешь, – задрала она нос. – А чего так припозднился? Обычно первым улепётываешь.

– У меня назначена встреча, но я не уверен, что хочу на неё идти.

– Значит, просто будешь стоять здесь и не хотеть? Что? Драка намечается? Или чего?

– Нет, просто разговор, но меня совсем не прельщает знать, о чём он будет.

– Неужто все звезды разом погасли?! – От удивления Добрянка аж прикрикнула. – Трамиш! С каких пор знать что-то для тебя наказание? Ты же сам талдычил, что из-за неведения счастье может ускользнуть, а вот беда меньше не становится… Ой!

Двери лифта открылись, и на Добрянку вылетел Милуш. Она знала его с последнего курса, когда он с Грюмой приходил в университет, чтобы в радужных оттенках расписать свою работу. Над ними тогда посмеялись, но теперь, когда подступиться к разуму могли единицы, остальные молились на вакансию в сердце Механизма. 9Дан не представлял, как ему повезло несмотря на сломанную ногу.

Милуш неплохо разбирался в стажёрах и сотрудниках, в отличие от того же Грюмы, и проявлял, так сказать, уважение к коллегам. От такого общения Добрянка с удовольствием бы отказалась. Ей нравились дни, когда он отдыхал и не показывался во дворце.

Если честно, она надеялась, что когда-нибудь он заболеет – плевать, что зачастую даже лёгкая хворь значила заточение в изоляторе – и на его место возьмут другого, менее докучливого человека. Так оно и случалось с надзорниками сердца. Стоило пропустить смену, не предложив себе замены, тебя быстренько увольняли. В этом плане о Милуше и Грюме слагали легенды. Никто не задерживался у сердца дольше них. Добрянка знала о его выносливости, но порой бормотала: «Ну, пусть произойдёт хоть что-нибудь, что избавит меня от его общества!»

Милуш засыпал вопросами о семье, здоровье, нравится ли ей работать во дворце, как там справляется 9Дан, нет ли каких слухов – в общем о том то, что её бесило на данный момент. Она поглядывала на Трамиша, безмолвно приказывая убраться восвояси. Светская беседа с надзорником затягивалась, но снежная башка невозмутимо стоял и терпеливо ждал своей очереди.

Наконец лживое дружелюбие с её стороны и пристрастный допрос со стороны Милуша закончились. Добрянка поскорее втиснулась в лифт, чтобы не напороться на ещё какую-нибудь болтливую персону. А так ведь вполне могло случиться! Всегда, когда меньше всего хочешь встретить кого-то, натыкаешься именно на него.

В лифте тоже висели листовки с просьбами сообщить, если что-то известно о местонахождении того или иного человека. Вот ведь придумали! Смотреть на них, когда едешь на работу, и пялиться, когда усталый катишься домой. Как будто своих неприятностей мало!

Не заходя в кабинет отца – поприветствовать можно и потом, – она проскользнула, насколько ей позволяло тучное тело, в спальню. Не терпелось вернуться к исследованиям. Недавно она скопировала задачу, над которой бился куратор Бумбах, и теперь сама не могла уснуть, не проведя пару-тройку часов за попытками её решить.

Она села за стол и достала банк данных. Слава маховику, личной информации у неё было немного. Банк данных Ги, например, просто лопался от всякой чепухи. Он с каждым болтиком себя запечатлевал. Рисунки свои сохранял, по-глупому их подписывая, вроде «В погоне за солнечной тенью». Кому вообще нужны эти картины? Давно доказано, что искусство не имеет ценности. Ги мало того, что время попусту тратил, он этим хвалился, барахольщик недоделанный!

Так! Добрянка потёрла виски, чтобы успокоиться. Этот Ги выводил её из себя, даже когда его рядом не было. Нужно сделать побольше, пока отец не обнаружил возвращения дочурки и не принялся её отвлекать. Пока что удалось разобрать самую малость.

Бумбах использовал свои значения или же переименовал существующие, чтобы до его вычислений никто не добрался. К тому времени, когда Добрянка поняла, что лучше бы ей в это не впутываться, она уже зажглась идеей, по инерции которой теперь и двигалась.

Она ввела код доступа и отправила запрос. Секунду спустя послышался свист и грохот. Из трубы возле стола высунулся свиток. Оперативно сегодня сработали! Добрянка взяла его, отметила документы из списка, которые хотела бы получить, и отправила обратно. Ещё полминуты. Один за другим появлялись сложенные в трубочку листы. Последней пришла копия снимка, который юная госпожа умудрилась сделать и не попасться. По завершению исследований она должна была вернуть документы в общую базу данных, как того требовал порядок, потому Добрянка старалась раскручивать листы аккуратно.

– Не моя ли любимая дочка домой, как вор, прокралась? – ворвался в спальню Брака Морок. – И не зашла обняться! Ко мне с минуты на минуту придёт гость, так что мы можем сегодня больше и не увидеться!

Вот ведь! Забыла дверь запереть! Добрянка спрятала изображение, но Морок успел его приметить.

– Что это у тебя? – склонился он к дочке.

– Ничего… – не нашлась с ответом Добрянка. – Проект…

– Милая, ты же знаешь, – усовестил он. – Что мы делаем с работой?

– Оставляем на работе?

– Именно! Ничего касающееся разума Механизма и других его частей не должно выноситься за стены дворца. Это наказуемо!

– Да у меня ерунда!

– Неужели? Покажи-ка!

Добрянка повиновалась. На слегка расплывшейся фотографии разглядеть уравнение так просто не получится, особенно если смотреть на него сквозь тёмные очки, которые отец снимать не собирался.

– И что же это? – приподнял брови господин Морок. – Точно твоё?

– Почти, – созналась она.

– Общий проект с кем-то?

– Вообще-то это записи куратора… Мне просто… – начала оправдываться она. – Да и всё равно, он постоянно что-то в них меняет… это уже и неважно…

Врать отцу конечно можно, но вот мэру лучше сказать правду.

– Ты украла его вычисления? – потянулся к банку данных Морок, при этом в голосе его появилась холодность. – Хочешь за стены Механизма, дорогая?

Добрянка побледнела. Раньше наказание казалось ей далёким и сказочным, но теперь, когда страшные слова слетели с уст её собственного отца, по спине пробежали мурашки.

– Кто-нибудь ещё знает?

– Нет! – подскочила на стуле Добрянка и машинально схватилась за банк данных. В поисках смягчения своей вины она лихорадочно припоминала события того дня. – Ну, может, Трамиш заметил. Не знаю… Что такого? Это же просто задача! Их тысячи в сборниках! Я не хочу наружу!

– Какой отец так поступит со своим ребёнком! – он чмокнул её в лоб и улыбнулся. – Я просто конфискую твой банк, и это останется нашим маленьким секретом. Ты что-то разузнала из его записей?

– Не успела, – сквозь зубы процедила Добрянка. Как же стыдно! Лучше умолчать о том, что единственный её успех в решении бумбаховской задачи ни о чём ей не говорил: речь шла о минимизации ущерба за счёт сокращения площади. Что именно это значило, где эта площадь, какой ущерб, с чем он связан и откуда столько переменных – она пока не разобрала. – Что если мы просто ограничим доступ к этим документам и оставим банк данных мне? Там ведь и мои личные есть!

– Раньше об этом думать нужно было, дорогая! – Морок ловко выхватил прибор из её руки. – Просто пойди и возьми себе новый, а с этим можешь распрощаться. Отныне доступ ко всем документам, что здесь имеются, тебе закрыт. И немедленно отправь их обратно в общую базу! – он указал на раскиданные по столу листы. – Я позже проверю! Как мэр и как отец!

Брака Морок засеменил из спальни, пропрыгал по ступеням – словно дитя малое – и очутился в зале, но Добрянка последовала за ним, умоляя оставить ей игрушку.

– К вам посетитель, господин Морок, – протрещал радиоприемник над входной дверью, когда Брака достиг кабинета и собирался спрятаться в нём от нерадивого ребёнка. – Ожидаемый. Соответствует данным, что вы предоставили сегодня утром в 9.05 в список ваших гостей. Желаете принять его?

– Впусти! – скомандовал он.

Добрянка застыла. Не пристало особам её положения показываться людям в столь ничтожном виде. Однако её горделивость быстро сменилась удивлением, когда она увидела снежную башку Трамиша.

– Мальчик мой, ты пришёл! – радостно поприветствовал его Морок, пряча механическое яйцо в карман. – Спасибо, что откликнулся на моё приглашение, пусть и на пятый раз!

– Это гость? – нахмурилась Добрянка.

– Он самый! И мы сейчас удалимся в кабинет, чтобы обсудить один о-очень важный вопрос, дорогая. Пожалуйста, принести нам сока и… хочешь чего-нибудь? – глянул он на Трамиша. Тот равнодушно мотнул головой. – И вкусненького!

Добрянка недовольно проводила их взглядом. С каких пор папа лично интересуется подвальщиками? Да ещё и заставляет своих детей им прислуживать? Она попыталась подслушать, пока выполняла поручение отца, но поймала недовольный взор родителя и поспешила убраться из кабинета. Добрянка вернулась в комнату поверженная и разбитая.

Доверие против непонимания

Море

Добролей снова с ними.

Он сидит в уголке и пытается говорить с Умнёнком. Кажется, учит его языку оборотней. Мальчишка притворяется, что не понимает. Задирает голову и молча шатается взад-вперёд.

Море сперва боится, что это проверка. Если Умнёнок провалится, его навсегда заберут из загона. Однако Добролей упорно повторяет одну и ту же фразу. Что-то вроде «нужно избавиться от него». Говорит с серьёзной рожицей и всякий раз жестами неумело показывает, мол, нужно бежать и скалиться. Весь нервный. Так себя ведут, когда знают что-то нехорошее, но ничего поделать не могут.

Время от времени он лепечет, и вид у него довольно жалобный. Позднее Умнёнок объяснит: Добролей говорит непонятные страшности, вроде «Неужели это кто-то из вас?», «Уж лучше быть глухим, чем услышать такое!» или «Даже и не понял бы, если бы о вас не знал, ребятки…» Но пока это просто блу-бле-бли, которые издает его рот.

Умнёнок больше заинтересован книгой у него под мышкой. Если не любуется потолком, тянется к ней. Сегодня она другая, ибо картинки на обложке отличаются от тех, что были в прошлый раз. Удивительно! Как можно было додуматься до чуда, вроде этих складов из изображений, заставляющих их владельца рассказывать чудные истории.

Добролей ещё немного докучает ему обыденной фразой, которую все здесь слышали не раз. Стайки загона уже успели собраться неподалёку, чтобы снова окунуться в сказочный мир.

Море наблюдает, как Буяка, сам того не замечая, повторяет слова за оборотнем, а потом играючи несётся до противоположной стены и возвращается, немного запыхавшись. Для него забава – как раздастся «избавиться от него», только пятки засверкают и рычание полетит.

Наконец оборотень убеждается, что его урок более-менее усвоен (по крайней мере, он в это ощутимо верит), и не только Умнёнком, достаёт книгу и раскрывает её. Все взгляды устремлены на него. Некоторые затаивают дыхание и даже пошевелиться боятся, словно любое их действие спугнёт ручное чудовище. Сейчас стаи не скрывают своего любопытства, а Добролей делает вид, что ему наплевать. Не хочет смущать их, хотя наверняка сам очень радуется. Так удобнее всем. И Море это понимает.

Неожиданно оборотень начинает для неё сиять, становится ярким и настоящим, со своими улыбками и печалями. Он уже почти от них не отличается. Его волосы растрёпаны точно так же, как у забияк из её стайки. Его глаза намного красивее цветных мелков, насыщеннее и живее. Иногда хочется вырвать их и оставить себе, но она сдерживается, иначе Умнёнок очень расстроится. Его голос звучит мягко и приятно. Теперь видно, что оборотни тоже носят одежду под своей второй кожей, удивительно странную, но вот оно – ещё одно сходство. Только на лбу у него складки, которые ясно прорисовываются, когда он хмурится или смеётся. Ни у кого из загона их нет.

Добролей начинает читать. По-прежнему ни слова непонятно, но это неважно. Слушатели наслаждаются тем, что порождает их воображение. Бочонок и Ёра разыгрывают сценку. Один злобно хохочет, второй – в страданиях прижимает тыльную сторону ладони ко лбу и валится на спину. Так они видят историю оборотня.

Стоит Добролею захлопнуть книгу и подняться, как начинаются поскуливания. Никто не хочет его отпускать. С ним так хорошо, что даже Буяка забывает о привычке задирать первого, кто попадётся. Ни одной склоки, внимание всецело направлено на чужака.

Толпа следует за ним, правда, на безопасном расстоянии, а когда он оборачивается, и вовсе замирает, словно не делает того, что делает. Он улыбается и перед тем, как уйти за раздвигающуюся стену, шепчет фразу, которую повторял в начале своего визита. Дурачки с визгом пускаются врассыпную. А то как же! Добролей плохому не научит!

Затем затишье: загон отходит от впечатлений и возвращается к обычной жизни.

То, что случается две работы спустя, пугает до безумия. Несколько оборотней вламываются в комнату. Они расхаживают кругами, внимательно изучая стайки. Каждого осматривают колким взглядом. Если кто-то огрызается, немедленно получает разряд из молнеметателя, не сильный, но болючий.

Один из чужаков останавливается возле Крякича и говорит:

– Вот он! Вроде не старый, но совсем ссохся! Нужно поскорее избавиться от него.

И тут начинается полный бедлам. Все вскакивают, Море не исключение, и как давай носиться из стороны в сторону да клыки свои напоказ выставлять.

Оборотни в замешательстве. Тот, что стоит в проёме и никак не решится бежать за помощью, дрожит, не может нормально молнеметатель держать. Впервые стаи дают отпор и верят, что справятся с ними. Чудовища, коих сейчас всего три и Буяка в одиночку разберётся с ними до подкрепления, бледнеют и трясутся.

Море прекрасно чувствует страх от их тушек и понимает, что противники струхнули. Вот только как быть? Хорошо, бежать, как и учил Добролей. Но куда?

С горем пополам чужаки берут себя в руки и принимаются за усмирение стай и отлов Крякича. Тот с визгом шугается. При звуке включенного молнеметателя, направленного на них, задиры теряют боевой дух и потихоньку угасают.

Крякич в такой растерянности, что бессознательно проскальзывает между ног оборотня, который охраняет выход.

Навряд ли кто-то с уверенностью может сказать, сбежал он или нет и куда девался, если всё же сумел, только в загоне он больше не появляется. Точно так же, как и не появляется больше Добролей.

Как умирают герои

9Дан по фамилии Впрок

9Дан увяз в песке.

Океан шумел, звал его, но юный господин по-прежнему не мог повернуться. Зато то, что происходило перед ним, видел отчётливо. Странное существо, сделанное из подвижных деталей, приближалось с завидной скоростью. Вот закрыл глаза – оно далеко, а открыл – тварь едва не задела, промаршировав однако мимо.

Юный Впрок закрутился из стороны в сторону, стараясь выбраться из песка, и заметил Трамиша, по пояс забравшегося в воду. Увидел океан… увидел и в ту же секунду забыл. Затем снова увидел. И снова забыл.

Существо остановилось у прибрежной линии и заскрипело.

9Дан очнулся от морских чар и окликнул подвальщика, но тот уставился на горизонт. Он выругался про себя и тоже глянул вдаль, не так романтично и трагично, как получалось у Трамиша, скорее с пессимизмом.

На них шла высокая волна.

– Что ты застыл? – позвал юный Впрок друга. – Ну же! Беги!

Существо зашевелилось, небось только сейчас обнаружило его присутствие, и зашагало к 9Дан, кое-как выдернуло из песка и поволокло прочь.

– Нет! – вырывался он из стальной хватки. – Как же он?

– Ему уже не помочь, – проскрипел тот.

– Что за чушь? – и не подумал соглашаться с тварью юный Впрок. – Трамиш!

Белобрысый на этот раз услышал и слегка повернул голову. Взгляд из-за плеча, одна из его самых отвратительных и душевных привычек. Остекленелые глаза проморозили до косточек. Трамиш обратился лицом к небу и расправил руки так, словно собирался обнять надвигающуюся волну.

– Что он творит? – пуще прежнего заругался 9Дан. – Нельзя его здесь оставлять! Что ты с ним сделало?

– Я? – искренне удивилась механическая тварь. – Но ведь это ты его сюда привёл, юный господин.

Тени превратили их в чёрно-серую рябь. Волна нависла над пляжем.

9Дан проснулся в холодном поту. Святы шестерёнки! Сейчас вырвет. Он несколько раз глубоко вдохнул, прежде чем почувствовал сердцебиение.

Ночь еле перевалила за середину, так что он весь измучился в стараниях забыться и успокоиться. Он ворочался в кровати и вскакивал, когда вдруг начинали мерещиться странные образы и одолевали неприятные мысли. За Трамиша было боязно. 9Дан решил непременно помириться с ним при встрече и всеми возможными способами направить его на истинный путь.

Правильно застегнуть рубашку удалось с пятой попытки, а с галстуком он даже заморачиваться не стал. Казалось, что бодрость, вколотая кошмаром, сохранится навечно, но сейчас далёкий ночной ужас больше не трогал и Трамишу снова был присвоен статус твердолобого болвана. «И чего я так нервничал? – думал 9Дан. – Какой-то глупый сон, а я повёл себя, как ребёнок».

В чулане для стажёров атмосфера не изменилась. Куратор Бумбах стучал мелом по доске, записывая вычисления. Каждый раз в каракулях появлялось что-то новое, что-то исчезало. Добрянка чертила, высунув язык. Трамиш витал в облаках. Ги скакал перед ним, совал под нос изображения и требовал мнения, причём хорошего. Вероятно, его собственные творения, которыми он восхищался в одиночку.

9Дан занимался проектом, но изредка косился на лентяев. Они вовсе не отвлекали его, просто бесили. Им бы поработать как следует, а они оба дурака валяли. Всё же один рисунок его смутил и вынудил вмешаться.

– Что это? – указал он на набросок странной машины.

Она очень походила на ту, что видел во сне 9Дан.

– Шутишь? – оскорбился Ги, но тут же захихикал. Пришлось подождать, пока он угомонится. – Я тебе их показывал на прошлой выставке! А Трамиша там не было. Вот я сейчас, покуда есть свободная минутка…

На этих словах 9Дан усмехнулся. Ги просто неисправим!

– Да-да! – тараторил тот. – Свободная минутка! Я решил показать, чтобы он наверстал упущенное!

Вообще-то всем дурно становилось от его фу-коллекций. Как ни странно, Ги сам дал им такое название. Он настаивал, что ФУ переводится как «функциональный уроборос», вечность в действии, но всем больше нравилось «фу» в своём обычном значении.

С одухотворенностью гения Ги утверждал, что его труды скоро оценят во всём мире и даже дальше. Всего лишь раз в полгода он позволял публике насладиться своими работами, старыми и новыми, на выставке, существовавшей разве что в его больной фантазии. А потом остальные полгода до следующей истязал тех, присутствие кого на ней не придумал.

– Дух Механизма! – с гордостью заявил он. – Такой, каким я его вижу!

Теперь стало ясно, почему эта образина снилась 9Дан. Противоречивые чувства после похода к разуму нашли своё отражение в кошмаре. Мозг припомнил страшилище, которое намалевал Ги, и именно так изобразил волнение юного господина. Ссора с Трамишем только прибавила красок жуткому воплощению.

– Механизм? – отвлеклась Добрянка и потянулась к горе-художнику с явным намерением разорвать его картины на мелкие кусочки. – У него две ноги, две руки и голова, как у человека? Не слишком ли?

– То, что надо! – отпрыгнул Ги. – Просто ты не понимаешь!

Триожка встревожено ворвалась в чулан, хотя чего тут удивительного, по-другому она и не умела. Быстрым взглядом изучила стажёров и потеряла к ним интерес на Трамише. Она рванула к Бумбаху, и они зашептались в своей обычной манере.

Куратор побледнел. С минуту он кусал нижнюю губу, усиленно соображая, как ему поступить, но затем тихо кашлянул:

– Мы все с трепетом ждём второй бури этой зимы. Она почти настигла Механизм. Однако «лепестки» нашего защитника не могут закрыться. Одно из креплений засорилось, и западная ширма не поднимается. На чистку был послан ремонтник-настройщик… – он махнул в сторону Трамиша. – Ветер усиливается и громит прозрачную стену. Основные задачи безопасности Механизма стоят на автономном режиме…

Трамиш поднялся и побрёл к двери.

– Правильно, мой мальчик, – пробормотал Бумбах. – Иди! Вы можете его сопроводить, если хотите.

Сразу захотел только Ги.

9Дан посомневался. Считаются ли они ещё друзьями? Не лучше ли остаться и поработать? Ведь у него в запасе не так много времени. Однако он вскочил со стула, как только Трамиш и Ги пропали из виду, и устремился за ними. Выбегая, он заметил, что Добрянка продолжала чертить, но под пристальным взглядом куратора бросила карандаш.

– Я тоже иду, – сказал Бумбах. – Давай-ка со мной.

Обычно у лифта на втором уровне ютилось столько рикш, что не протиснуться. Сейчас 9Дан едва успел забраться в одну из последних, и то вслед услышал недовольный возглас. Наверно, в спешке не заметили, с кем связались.

У стены прозрачного купола собрался народ. Люди с восхищением таращились на мужчину в защитном костюме, колдующего над креплением ширмы. Трамиш уже стоял с матерью. Она сильно сжимала ему руки и быстро что-то шептала сквозь стиснутые зубы.

9Дан точно оказался здесь не в роли зеваки. Он собирался узнать об отмене автономного режима, поэтому сразу принялся искать мэра и выловил его достаточно быстро. Брака Морок с тревогой заверял собравшихся вокруг него слушателей, что вычислители в это самое мгновение пытаются переключить Механизм на ручное управление.

– Однако, – предупредил он, – это не так уж и просто.

Буря началась. Если отец Трамиша исправит ширму, она сразу придёт в движение и просто-напросто раздавит его. Если же он будет ждать отключения автономного режима, то буря может навредить куполу, что опасно для всей Пустыни.

Юный господин захромал назад к стоянке рикш. С тростью у него получилось бы быстрее, но он забыл её в спешке. Люди валили на него, толкали и не замечали. Нет! На карете против потока ехать опасно, кого-нибудь и повредить недолго, тем более тупые наёмники навряд ли сумеют лавировать в толпе и не создать больший хаос, чем был сейчас.

9Дан добрался до лифта пешком.

Он спешно проковылял по холлу дворца и коридору, что считал совершенно неуважительным по отношению к Механизму и чего не позволил бы себе в другой ситуации, потому мысленно извинился перед машиной.

Юный Впрок ворвался в отдел налаживания, но слишком запыхался, чтобы сразу перейти к делу.

– Я слышал, что ночью сработали двери, – безмятежно переговаривались работники. Один из них обнаглел настолько, что положил ноги на приборную панель. – Прикинь, кто-то попёрся наружу.

– Чего хотели?

– Кто его знает! Следы уже снегом замело.

– Чем вы занимаетесь? – разозлился 9Дан. – Чего медлите?

– Что? – вскочил тот, чья пятка чуть не нажала аварийный сигнал. – Кто ты такой? Катись отсюда! Посторонним нельзя!

– Вы должны переводить Механизм на ручной режим! – заругался юный Впрок. – Почему болтаете без дела?

– Ничего мы не должны! – вплотную приблизился к нему негодяй. Казалось, сейчас с кулаками набросится. – Катись… – он вцепился в бейджик и приподнял брови. – 9Дан Впрок?

– Юный господин! – встрял второй. – Уж не обессудьте! – он оттолкнул товарища. – Вы так беспардонно ворвались и начали на нас кричать…

– Отмените автономный режим! – потребовал 9Дан.

– Никак не можем, – хлопнул он в ладоши и слащаво улыбнулся.

– Почему?

– Нам нужен указ свыше, – он ссутулился, словно готовился схлопотать по полной.

– Разве он не поступил? – удивился 9Дан и в ответ получил моток головой. – Даже если и так! Там же человек! Он погибнет!

– Ничего не можем поделать, – заладили они в унисон. – Нужен указ сверху! Нужно разрешение начальства.

Спорить с ними – время терять. 9Дан бросился обратно к лифту. Нога заныла, а сам он запыхался, но необходимо было снова найти Браку Морока и уладить возникшее недоразумение.

Он добрался до толпы, но почувствовал неладное. Слишком тихо. Юный господин притормозил и неожиданно увидел, как пришла в движение ширма.

Вокруг царило безмолвие.

Раз! – и одно маленькое красное пятно на прозрачной стенке. 9Дан подался назад, но не удержался на ногах и шлёпнулся на задницу. Дыхание словно украли. Два! – и красное пятно превращается в след, который тянется за раскрывающейся ширмой.

На город опустилась тьма. Ненадолго. Вот зажигаются фонари, не такие яркие, как солнечный свет, но жить при них можно.

– До чего скверное событие… – заговорил мэр.

Громко, но 9Дан слышал его частично. В ушах застряли остатки недавней тишины. Брака вещал в рупор и так сильно привлёк к себе внимание, что большая часть толпы незамедлительно его окружила.

– В такие времена наш город нуждается в героях… – он немного помолчал. – Героях вроде него!

Теперь он указывал пальцем в стену купола, и аудитория снова глянула на место трагедии.

– Конечно, его семья получит вознаграждение…

9Дан выискивал глазами Трамиша.

– Это ничто в сравнении с потерей мужа и отца… Рабочие часы за год… Лишний паёк на целых! целых пять лет…

Мать подвальщика лежала на полу и вопила нечеловеческим голосом. Её слёзы текли ручьями и казались такими горячими, что вот-вот прожгут пол.

– Простите за ужасное выступление… Я в таком смятении…

Трамиш задрал голову и думать не желал благодарить мэра за щедрость, а глаза ему закрывал тенью застывший позади него человек. Неужели Ги?

9Дан почти встал, хоть ноги и подкашивались, но Добрянка присела на корточки, схватила его за плечо и остановила.

– Ты как? – сказала она, протягивая трость. – Что такое? К Трамишу что ли намылился? Не надо! Ты совершенно не умеешь утешать. Ги справится. Пойдём лучше домой. Думаю, на сегодня достаточно эмоций.

О ценностях и мусоре

Тот самый Ги

Ги больше любил ночь. То время, когда тьма лучше всякой маски. Ходишь, прячешься – делаешь, что пожелаешь. Когда свет снова озаряет лицо, оно становится таким же, как и вчера. Словно всё, что ты натворил, исчезло вместе с мраком.

Он тащил на прогулки Трамиша, но тот не терпел ночи, так же как и дня, пусть и жил в унылых трущобах первого уровня. Подвальщик предпочитал короткие моменты перед восходом, когда солнце только высовывалось из-за горизонта, и перед закатом, когда оно убиралось прочь, но его лучи скользили по небу. Так что Ги если и шатался, то в одиночестве. На самом деле, сегодня он не хотел никаких вылазок, но обстоятельства вынудили.

Ги жил в стареньком ветхом сооружении в самом конце переулка. Прежде чем дойдёшь, заблудишься раз сто. Здание планировали сносить, ибо раньше оно считалось пристройкой для хранения всякого житейского хлама, но сейчас в нём не нуждались. К тому же оно портило вид. «Здесь всего-то одна комната для сна, еды и приёма гостей, – подумал однажды Ги. – Неужто помрут, если не выдворят нас отсюда?»

Его мать, Хоршу, выгнали подальше от благовоспитанных людей из-за одной истории, древней как мир и, по всей видимости, такой же незабываемой. Ги частенько слышал вслед от старожилов: «Ги? Тот самый Ги?» Хотя ни единая душа не предъявляла доказательств того, что он действительно тот самый, что бы это ни значило. На него странно косились, за его спиной шептались. Его побаивались. Родители запрещали своим кровинушкам с ним связываться. В школе он буквально заставлял детей играть или даже разговаривать с ним.

Трамиш был, наверное, единственным, кто никогда не называл его «тот самый» и никак не реагировал на требования взрослых перестать с ним общаться. За это Ги щадил его чаще других.

И не выгоняли бесполезное семейство К-49 за пределы Механизма, потому что та безнравственная женщина, что повергла в ужас придирчивый город, являлась матерью, и это якобы что-то значило для Пустыни. Пусть даже первый её ребёнок, старшая сестра Ги, которой он не знал, скончалась, по предположениям грязных ртов, от побоев, недоедания или чего похуже.

Что касается того, почему Ги сейчас рыскал по улицам второго уровня, всё довольно просто. После того как умер отец Трамиша, в Механизме был объявлен траур. Всем, кроме особо важных сотрудников, без работы которых машина заглохнет, давалось время посидеть дома и погрустить о несчастной участи нового героя.

Так вот. Ги качался на почти развалившемся табурете и смотрел в высокое узкое окно. В него светил фонарь и намеревался делать это следующие четыре дня. Именно столько оставалось до окончания Слепой недели, времени, когда свирепствовала вторая буря зимы и из-за защитной ширмы ночь не сменялась днём.

По обшарпанным стенам из огромной ржавой трубы стекала вода, но ни Ги, ни его мать не удосужились сообщить о поломке в соответствующее учреждение. С потолка на цепи свисала маленькая клетка. Ги узнавал, такие использовались в старину для содержания птиц. Что она делала здесь, он понятия не имел, но опять-таки никто пальцем не пошевелил, чтобы её снять. Стола не было, да и как бы он поместился в этой комнатушке! На полу валялись альбомы, мелки, краски, горками разложилась грязная посуда. Крохотная самодельная раковина сейчас была занята. Недавно Ги помыл в ней голову – впервые за две недели, – а теперь там замачивалась его рабочая одежда. Ги имел всего одну нормальную рубашку, брюки, да и чего таить, один галстук, и те ему пожертвовал 9Дан. Он был пониже Впрока, поэтому дарованный костюм с него свисал. И собственно он скрепя сердце согласился на скучные вещи. О том, чтобы их подшить, речи не шло.

Дверную ручку несколько раз дёрнули, но Ги по привычке закрылся на крючок, так что с улицы в дом не попасть. Гость забарабанил в дверь и обматерил хозяев.

На скамейке, что ютилась в тёмном углу, раздались шорохи и вздохи. Силуэт поднялся. На него попал свет от фонаря, и стало очевидно, что это женщина. Волосы её спутались, одна лямка от платья спала с плеча, оголяя грудь.

Ги тоже не отличался аккуратностью. Сразу видно, сын своей матери. 9Дан за то недолгое время, что успел побыть стажёром вместе с ним, достал чуть ли не до белого каления. То перевязывал ему галстук, то перезастёгивал рубашку. Самое ужасное – доставал из нагрудного кармана пиджака маленькую расчёску и пытался распутать его шевелюру. Совсем охренел! Кто вообще носит с собой расчёски? Но в первую очередь 9Дан не нравилось, что за пояс Ги всегда была заткнута пара перчаток. «Такое ощущение, что после трудного рабочего дня ты пойдёшь совершать какое-нибудь злодеяние», – бурчал он.

Хорша метнулась к двери и распахнула её настежь. Ввалившийся мужчина размером со шкаф был красным от негодования. Он схватил хозяйку за затылок и разорался, однако быстро утих и оттолкнул её в сторону.

– Мальчонка здесь сегодня, смотрю, – подобрел он.

Ги продолжал качаться на табуретке, но стоило мужчине сделать шаг, вскочил.

– Где же ему быть? – Хорша вернулась на скамейку. – Ведь траур – работать не надо.

Мужчина пристроился рядом с ней и обнял за плечи. Он не нравился Ги. И почему именно этот? Из всех, кто к ней приходил, почему именно этот сегодня? Если бы знал, свинтил бы из дома раньше.

Ги на цыпочках прокрался к двери.

– Куда? – окликнул его гость. – Мы же так редко видимся! Только гляньте! Краше матери стал! У меня для тебя кое-что есть! – он достал из кармана прозрачный мешочек с ягодами. – Хочешь? Конечно, хочешь! Ты у нас едок номер один, верно? Мамка небось мало кормит!

– Сколько ему лет, по-твоему? – отмахнулась Хороша. – Неужто сам не найдёт, что сожрать?

– Так это если бы он нормальным был, – мужчина с усмешкой подманивал его едой. – С дурочка и спрос другой.

– Я сама голодная! – пробурчала она. – С чего ему сытее быть?

– Держи! – протянул он подарок настойчивее.

– Не пойдёт он! – сказала Хороша, мотком головы прогоняя сына прочь из дома. – Не маленький уже! Чего встал? Иди давай! Найди себе занятие!

Ги держался за дверную ручку и отпускать не собирался, чем вывел из себя посетителя. Охламон схватил грязную тарелку с пола и швырнул в беглеца.

– Что за ублюдок такой непослушный! Сказано подойти, значит, должен подойти!

Тот увернулся, но сделал это, не подумав. Лучше бы попала в него, может, тогда он успел бы её поймать.

От громкого звука разбившейся керамики Хорша разразилась хохотом. Ги вторил ей. Громила взбесился сильнее и запустил в него чашку.

Ги скользнул на улицу. Потом понял, что подвыпивший ухажёр потихоньку уничтожал остатки их семейной собственности. Если сгубит всё, их выпроводят на первый уровень, а там гораздо хуже. Пайки на месяц скуднее. Там только отходы, а на другие уровни пускают по разрешению или приглашению. Если застукают без сопровождения, потащат на суд. Часто приговаривали к наёмничеству как к самому гуманному наказанию, но для Ги этот вариант был самым жутким. На второе место по ужасу он ставил тюрьму, о которой все слышали, но никто не видел. Если сажали, то навсегда. Об упоминании о ней вздрагивали так же, как от ссылки за пределы Механизма. Последнее, однако, редкое зрелище.

При Ги изгнание случилось всего однажды. Какого-то неудавшегося вора выкинули из города в качестве устрашения и демонстрации закона для других правонарушителей. Многие собрались, чтобы поглазеть, как он корчится и помирает.

Ги, тогда будучи маленьким и не особо осознавая происходящего – банк данных, может, и пичкал его информацией, но никак не помогал разобраться во взаимоотношениях людей, – наблюдал за тем, как над преступником глумились. Жители Пустыни стучали по стенкам, чтобы он обратил на них внимание; выкрикивали гадости, хотя прекрасно понимали, что он не услышит; просто стыдливо качали головами и щурились. Его мучения длились несколько часов. Атмосфера Земли больше не годилась для человека, и задушила его с кропотливой изощрённостью.

Вот бы она это сделала с тем охламоном, из-за которого Ги оказался сейчас на улице.

Конечно, не было ничего страшного в том, чтобы бесцельно побродить по округе. Чем себя занять, всегда найдётся. Например, пойти к прозрачной стене защитного купола и поизучать наружный мир, то, как он замечательно справляется без людей.

До того как Ги начал ходить в школу, он частенько наблюдал за внешней жизнью. Как-то раз вокруг машины собрались удивительные существа. Ему такие живьём не встречались, только в воображении или на картинках, а некоторые и воочию-то больше походили на сказочных. Он знал, что это звери, и птиц он тоже различал.

Одна крылатая врезалась прямо в стену, будто не увидела её. А вон клыкастое животное помчалось за длинноногим и вцепилось ему в шею. От подобной картины сердце в пятки уходило.

Ги стоял недалеко от выхода (раньше он надеялся, что двери волшебным образом откроются и он сбежит отсюда) и не мог оторваться от чудных созданий, поэтому не заметил, когда к нему подошли.

– Интересно? – потрепал его по плечу мужчина. – Похвально!

Взрослый был неестественно белым. Точно из отклонений! Хотя его цветные глаза Ги понравились.

– Я Ги, страшила, – сказал он, чтобы получить взгляд, полный презрения, и избавиться от назойливого уродца.

– Знаю, ты же знаменитость, – улыбнулся мужчина. – А манерам-то тебя не учат, да? Что залип? Разбираешься в тех, кто снаружи?

– Хищник! Хищник! – указывал на зверей он. – Любопытное травоядное! Птичка! Отличать нетрудно, есть клыки и слюни текут, значит, остерегайся и нахер беги! Они откуда-то пришли?

– Угу, – кивнул болтун. – У нас сломался звуковой барьер…

– Не знаю, что это.

– Ну, – удивился взрослый, – мы с помощью него отгоняем всяких тварей. Достаточно и того, что погода портит Механизм. Мы внутри и потому ничего не слышим.

– Значит, там тоже есть звуки? – уточнил Ги.

– Да! И много! Я сейчас иду чинить барьер и всё это услышу. Ги, как так получилось, что ты неплохо распознаёшь тех тварей, но понятия не имеешь о приборах? Твой банк данных сломан?

Ги поднял на него непонимающий взгляд. Мужчина приподнял его длинные скатанные в клубки волосы и коснулся шеи.

– Вот как! – отстранился он. – В отца, значит, пошёл.

– Вы с ним знакомы?

– Пересекался. Башковитый мужик был! Вычислителем работал! Вроде и человек хороший. Все уверял, что на мамке твоей женится, когда поднакопит. И почему все так обернулось?

– Что обернулось? – не стерпел Ги. – Где он? Мне его вернут? Почему мотаете головой? Ясно, – сдался он так же быстро, как и понадеялся. – Значит, если бы он был сейчас здесь, мы бы вместе жили в большом доме?

– Вполне может быть.

– Это люди виноваты, – буркнул Ги. – Они только и умеют что портить.

– Так ведь ты тоже человек! – потрепал его по волосам мужчина, не скрывая насмешки.

– Значит, когда-нибудь и я что-нибудь испорчу.

– Ну, ничего не делается без причины, – сказал уродец. – Если так случилось, в том нуждался Механизм. Он ведь мудрее нас. Ему вон сколько лет в этом году стукнет, нам столько и не протянуть!

Ги промолчал, хотя очень хотелось поспорить, и уставился на животных, которых скоро отгонит мерзкий голос Механизма.

Сейчас даже сугробами горных хребтов да верхушками деревьев со скупой полоской неба, видневшейся со второго уровня, не полюбоваться. Ширма закрывала весь обзор.

Ги приблизился к стене, глянуть, видно ли след от недавнего несчастного случая. Тогда он стоял с разинутым ртом и с таким интересом наблюдал, что пришлось закрыть Трамишу глаза, чтобы тот не заметил его воодушевления. В последние секунды жизни его отец по-прежнему считал, что на всё воля Механизма? Теперь Ги мог, не отвлекаясь на мелочи, попялиться на кровавую отметку. Нет, слишком темно. А на третьем уровне, интересно, след продолжал тянуться?

Пробраться на чердак в лифте нельзя. Подъёмник словно стержень проходил прямо посередине Механизма. Он гудел и скрипел, и в такие тихие моменты, как этот, его слышала вся округа. Однако Ги знал тайный ход. Мусоропроводы были всегда для него открыты (уж он потрудился), а в них тянулись лестницы. Только нужно лазить поаккуратнее! С третьего уровня иногда скидывали довольно тяжелые предметы, могло и зашибить.

Ги думал, лезть или нет. В кармане он нащупал монетку. Её подарила бабушка за несколько дней до своей смерти. Старуха не жила с ними, лишь иногда навещала, но в минуты, когда на неё накатывали приступы доброты, поведала Ги немало интересных историй.

– Что такое монетка? – тогда он был слишком маленьким, чтобы знать о подобных вещах.

– Наше семейное наследие, – объяснила она. – Некоторые жители второго уровня считаются потомками строителей Механизма. Мы из их числа. Твой пра-пра-и-ещё-много-раз-прадедушка был важной фигурой. Он отвечал за систему безопасности и замки. Эта монетка досталась нам от него. Смотри, какая необычная! Какой у неё узор! Хоть она и старая, у неё есть своё назначение. Сейчас расскажу…

– Восемьсот лет назад за монетки покупалось всё, – заявила мама, – но твоя бабка наврала про значимость! Теперь это просто мусор! Не забивай ему голову! Пускай привыкает к такой жизни, которую имеет! Без придуманных великих пра-прадедушек и порченых монет!

Кругляшка действительно не имела никакой ценности в Механизме, даже наоборот, поэтому владение ей не считалось привилегией. Наверно, поэтому бабушка и не распространялась о ней, о чём попросила и внука. Маленькая общая тайна должна была их сблизить. Ги бы очень этого хотелось. Жаль, что только ему. У бабушки были свои причины.

Если горожанин надеялся на что-то большее, чем то, что имел Ги, помимо отсутствия дурной славы нужно было трудиться. В Механизме расплачивались не монетами, а рабочими часами. Чем престижнее должность, тем больше на эти часы можно было получить. В конце месяца на персональную карточку работника начислялось отработанное время с точностью до секунды. Даёшь её продавцу, и он списывает необходимое количество за вещь, которую ты приобретаешь.

Ги любил кассовый аппарат, потому что когда в него вставляли карточку, он издавал громкий звон, а когда начинали стучать по маленьким кнопкам, те трещали. Он недоумевал, как люди расплачивались монетами и куда их пихали. Так ужасно – сколько же их, обозначающих потраченные минуты, потерялось.

Он хранил завещанное бабушкой с особой тщательностью, прятал от остальных. Было здорово иметь что-то своё, пусть остальные его драгоценности и не видели.

Ги уставился на отражение в потемневшей стене. Ловкие пальцы вращали монетку с изяществом и ловкостью. Столько мыслей и воспоминаний набросилось разом, что кричать захотелось. Свободной рукой он постучал по голове – вдруг получится прогнать хотя бы парочку.

Отражение медленно преобразовывалось, но Ги не тревожился. Когда кожу заменили крутящиеся шестерни, оно сказало: «Я так устал и хочу есть!»

– Я тоже, – ответил Ги. – Что мне сделать, чтобы нам не чувствовать этого?

Он услышал шепот и захихикал. Отражение кивнуло и жестом приказало замолчать.

– Простите…

Он повернулся и наткнулся на смущенный взгляд девушки. Она виновато улыбнулась. Внимание привлекла огромная родинка под глазом, прямо на выпирающей скуле.

– Простите, заблудилась. Не напугала? Я пока редко бываю в этой части города, потому из-за полумрака совсем потерялась.

– Вам не страшно? – шагнул к ней Ги. – Ведь люди пропадают! А вы одна! Поговариваю, – зашептал он, засовывая монету в карман, – что здесь поблизости живёт тот самый.

Не прогадал. Кажется, девушка действительно не узнала его.

– Да что вы? – выпучила она глаза, но затем снова улыбнулась. – Я слышала, что он в этом районе, но шансы на встречу с ним невелики, по-моему. Да и слухам я не особо верю, не маленькая ведь. Знаете, я сейчас проходила мимо закрытой части города и слышала, как с той стороны кто-то играл грустную мелодию… вроде на пианино, – она умолкла и выжидательно посмотрела на Ги. Тот молча ухмылялся, и она продолжила: – Вот тогда я испугалась. Представьте себе: в месте, где никого не должно быть, случается то, чего быть не должно? Вот что действительно жутко! – Девушка вздрогнула всем телом. – А вы почему один? Мужчины тоже пропадают. Я из социальной службы, – не растерялась она и протянула руку. Ги пожал хрупкую ладонь, но взгляда от лица не отвёл. Точно её видел, вот только где? Он запоминал всё до мелочей, даже если и не замечал происходившего вокруг, оттого сложно было потом выловить из головы нужное. – Поступила срочная жалоба, поэтому меня сюда и…

– Лучше я вас провожу до главной улицы, а там уж вы сориентируетесь. А я, пожалуй, дойду до запретного района.

Уши снова атаковал шёпот отражения. Такой настойчивый, что Ги еле сдержался, чтобы не завести с ним разговор. Вернее, не сдержался, просто голос стих раньше.

– Правда? – обрадовалась девушка. Ги улыбнулся в ответ. Что может быть проще? – Тогда… Мне нужен дом Н-5! – Она взяла его под руку, будто побоялась, что он обманет её и убежит. – Будьте так любезны! Не нужно до главной улицы. Проводите до самой двери!

Злоба против привязанности

Буяка

Море и слушать не хочет, что там лепечет Умнёнок. Он заверяет с небывалой для него пылкостью, что Добролей не такой. Он не бросил их. И совсем они ему не надоели. И самое главное – он не втирался в их доверие, чтобы вынюхать что-то. Однако Море думает иначе. Она требует от мальчишки немедленного повиновения. Больше никаких симпатий к оборотням. Умнёнок не согласен, но умолкает, когда она начинает скалиться. Теперь точно получит, не от неё, так от кого-нибудь другого. Он уползает на башенку и больше не произносит ни звука.

Ёра и Бочонок сидят в сторонке и не собираются встревать в спор. А вот Буяка, потерявший члена своей стаи, Крякича, громко заявляет:

– Добролей ничего плохого не сделал. Возможно, это мы виноваты.

– В чём же? – сверкает глазами Море.

Сейчас все в загоне на взводе. Они разочарованы и мучаются оттого, что непростительно быстро привязались к оборотню. Умнёнок виноват, ведь он поручился за чудовище. Кроме того, их наказали за беспредел, который они учинили во время отлова Крякича. Бить не били, но разве только так можно навредить? Их хорошенько окатили сильной струей холодной воды. Не поздоровилось всем, так что они будут смиренно сидеть, когда чудовища снова заглянут.

– Сколько раз вам, доверчивые идиоты, нужно пострадать, прежде чем поймёте, что наш мир и мир оборотней просто несовместимы! – заявляет Море. – Нам никогда не поладить! Нам никогда не сбежать! Просто некуда! Они вечно будут пить из нас кровь! Их больше! У них много разных штуковин наподобие молнеметателей! Нам с ними не справиться!

– Вдруг мы были слишком глупыми? – говорит Буяка, а сам поглядывает на поникшего Умнёнка. Родная стая хочет кишки ему пустить. Сама Море на него огрызнулась! – Добролей знал, что нам грозит и предупредил. Разве не были они тогда напуганы больше нашего? Разве плохой мы получили совет? Мы всё испортили. Кто с такими будет водиться? Поразительно, что он вообще к нам пришёл! Видно, не все оборотни одинаковые.

Море раздражена, но сдерживается, вздыхает так, словно у неё воздух отнимают:

– Ну, да! Сделайте из чужака героя! Добролей потому нас подначивал, что знал, нам не убежать, как бы мы ни старались. И вообще! Оборотни просто издевались над нами. Возможно, проверяли наши способности и возможности, не нашёл ли кто-то лазейки, которая ведёт прочь отсюда. Навострили уши после случая со сломанным верхом. Или другая какая их личная причина! Теперь они изучили стаи и, думаю, могут не беспокоиться.