Тень Золотой Орды

Пролог

Рустэм прошёл срочную службу в армии. Но помимо обычной армейской рутины, его путь неожиданно свернул в самое пекло – его отправили на границу Таджикистана, где в ту пору тайно бушевала гражданская война. Это был нерегламентированный конфликт, официально не признаваемый, и потому – опасный вдвойне. Солдатам строго запрещалось сообщать, где они находятся и в каких операциях участвуют – даже родным. Письма, если и доходили, были безликими и скудными, как будто написаны из ниоткуд

На войне Рустэму не раз приходилось заглядывать в лицо смерти. Пули свистели слишком близко, мины рвали землю у самых ног. Но всякий раз он оставался жив. Словно неведомая сила хранила его в тумане войны, отводила опасность, выводила из окружений. Иногда он чувствовал чьё-то незримое присутствие рядом. Кто-то был рядом. Кто-то древ

Когда Рустэму было одиннадцать, отец поведал ему тайну их рода. По отцовской линии их происхождение тянулось от самого Джучи – старшего сына Чингисхана. Легенда гласила, что духи предков, батыров Великой Степи, оберегают своих потомков и вмешиваются в их судьбы, когда на кону стоит что-то большее, чем просто человеческая жиз

Однажды, в одном из самых ожесточённых боёв, Рустэм был тяжело ранен. Товарищи сочли его погибшим. Он очнулся – не в госпитале и не в военной палатке, а… в странном месте, похожем на шатёр. Над ним склонились воины в одежде, которую он видел только в старинных миниатюрах. Один из них назвал себя Есугеем – и Рустэм узнал это имя: так звали отца Чингисхана. Женщина с мудрым, строгим лицом, представилась Оэлун. Она ухаживала за Рустэмом с удивительной нежностью – как за сыном и внуком одновремен

Позже, когда он вновь оказался в реальности – уже в госпитале – Рустэм не знал, было ли это бредом от потери крови или чем-то большим. Но с того дня он больше не сомневался: его род действительно связан с чем-то великим и мистическим.

Прошлое и будущее сплелись в одной точке – в нём. Малейшая ошибка могла бы изменить ход истории: не только его собственной, но и судьбы целых народов. Возможно, именно по этой причине духи его предков время от времени вмешиваются в его жизнь – оберегают, подсказывают, направляют. Не ради него одного – ради продолжения рода. Рода, что однажды покорил полмира.

Но почему теперь? Почему именно он? И не повторится ли история вновь – но уже в другом масштабе?

Возможно, Рустэму предстоит узнать это совсем скоро.

Глава 1. Репортаж

Весна в этом году выдалась особенно тёплой, щедрой на солнечные дни и аромат молодой листвы. Казалось, сама природа решила подарить людям передышку после долгой, промозглой зимы. Школьный двор ожил – дети с радостным шумом заполняли перемены, наверстывая пропущенные из-за холодов занятия. Учителя спешно подводили итоги года: отчеты, ведомости, пробные экзамены. Одним из главных событий в районе стал конкурс "Учитель года", и выбор единогласно пал на Рустэма Шамильевича Астахова – строгого, но справедливого педагога сельской школы, учителя с двадцатилетним стажем и незаурядной биографией

В день, когда районная газета направила журналиста для интервью, в воздухе чувствовалась особая свежесть – запах цветущих яблонь и влажной земли после недавнего дождя. На школьном дворе репортёра ждала встреча, которую она запомнит надолго.

Репортером оказалась молодая девушка – Елена Соколова, только что окончившая факультет журналистики. Она выглядела немного неуверенно, хотя пыталась держаться с достоинством. Лена пошла по стопам своего деда, военного корреспондента, прошедшего Афганистан и Чечню. С детства она слушала его рассказы о фронте, о правде в окопах и лжи в заголовках, и с тех пор мечтала быть похожей на него – смелой, честной и уважаемой.

Елена выросла в Павлодаре, в интеллигентной русской семье, где уважали не только свою культуру, но и казахскую землю, на которой жили. Дед учил её тому, что честь и совесть – не просто слова, а обязательства перед историей. Именно поэтому, узнав, что будет брать интервью у бывшего фронтовика, ставшего школьным учителем, Лена согласилась без колебаний

Уже на подходе к парку, где её ожидал герой публикации, она заметила высокого мужчину с сединой на висках и осанкой, выдающей солдата. Его взгляд был спокойным, но в нём таилась внутренняя сила. Рустэм Шамильевич, несмотря на возраст, сохранил мужественную стать и ту редкую осознанность, что приходит к тем, кто заглядывал в лицо смерти и вернулся обратно.

– Здравствуйте, Рустэм Шамилевич. Я Лена Соколова, из районной газеты, – представилась девушка, протягивая тонкую руку.

– Здравствуйте. Присаживайтесь, – кивнул мужчина, указывая на деревянную скамейку под раскидистой ивой.

Он заметил, как легкий ветер играл с её светлыми волосами. Девушка была миниатюрной, худенькой, словно воробей, с ясными глазами и скромной улыбкой. Она напомнила ему одну медсестру с войны. Та, как и Лена, была молода, светловолоса, но с печалью в глазах, которую видят только те, кто слишком рано столкнулся с чужой болью. Имя её он так и не запомнил. Может, Катя? Или Татьяна? Теперь это не имело значения. Осталась лишь память.

– С чего вы хотели бы начать? – Спросил он спокойно, но с ноткой настороженности.

– Я слышала, у вас непростая судьба. Расскажите, пожалуйста, как вы пришли к профессии учителя? – Осторожно начала Лена, включив диктофон.

Рустэм Шамильевич ненадолго замолчал. В его взгляде появилось то самое выражение, какое бывает у солдат, вспоминающих минувшее: как будто слышишь не голос, а глухой гул далёких взрывов.

– Мы штурмовали высотку. Большая мечеть. По правилам, стрелять туда нельзя. Но на минарете сидел корректировщик. Именно по его координатам нас накрывали минами. Рота легла под огонь. Пулемёты били отовсюду. Я обошёл флангом, через овраг, ворвался в мечеть. Снял четверых, поднялся выше – там он был, корректировщик. Выстрел. Мой первый орден, – он закурил, щёлкнув зажигалкой, и прикрыл глаза. – Только не романтизируйте это. Это была не доблесть. Это был инстинкт. Просто выживание.

Лена деликатно кивнула. Её дед тоже говорил: настоящие герои не любят, когда их называют героями.

– А как вы оцениваете открытие нового спортивного комплекса? – Попыталась сменить тему девушка, улавливая, что прошлое тяжело даётся собеседнику.

– Спорт – это всегда хорошо, – отозвался Рустэм, выдохнув дым. – Мальчики должны быть сильными. Жизнь не терпит слабых. Особенно сейчас

Он снова замолчал, глядя куда-то за горизонт.

– А второй орден?.. – Лена включила микрофон, снова осторожно возвращая его в прошлое.

– Мы отступали. Надо было прикрыть отход. Остался один. Сначала – пулемёт, потом АКМ. Потом ТТ. Один патрон оставил. На случай, если в плен. Не хотел дожидаться плена. Потом услышал "Ура!" – это наши. Я заплакал. Командир, мужик после Афгана, обнял меня и тоже плакал. Мы оба тогда были живыми. Вот за это дали второй орден.

Он усмехнулся. В его голосе прозвучала усталость прожитых лет.

– А как же школа? Почему решили стать учителем? – Спросила Лена, сменив кассету.

– После дембеля вернулся в город. Работы – кот наплакал. Пошёл на рынок – охранником. До войны боксом занимался, форму восстановил быстро. Потом попал в подпольные бои. Адреналин, деньги, братва… Участие в боях без правил. Победы, поражения. Иногда выносили с разбитым лицом, иногда я выносил других. Не горжусь. Но и не стыжусь. Такова жизнь.

– Хотите, расскажу вам, что не даёт мне спать? – Вдруг сказал он, глядя прямо ей в глаза.

– Конечно…

– Мы зачищали аул. Там в каждом доме – моджахеды. Зашёл в один, там – женщины и дети. И вдруг – подросток с автоматом. Я упал, среагировал. Выстрел. Он выжил, а я зацепил мать. Подбежал к ней… Увидел глаза. Она умирала. Я тогда понял: война делает тьму из света. Они – тёмные не потому, что плохие. А потому, что неграмотные. Не знают, как жить иначе. Ещё тогда, я сказал себе: "если выживу – стану учителем. Буду учить, не убивать." Но жизнь завертела. Не сразу получило

Лена выключила диктофон. Молчание повисло между ними, наполненное не словами, а смысло

Солнце пробивалось сквозь листву, птицы пели о весне, и в этом контрасте жизни и памяти, боли и спокойствия, рождался настоящий портрет человека – не героя из газетной вырезки, а живого, настоящего. Учителя. Солдата. Мужчин

Глава 2. Пророчество

Ночь опускалась на степь. Порывы холодного ветра шуршали в сухой траве, принося с собой запах костра, овечьей шерсти и далёкой сырости. Лето клонилось к концу, и даже привычные к суровому климату кочевники кутались в теплые шкуры, предчувствуя приближение зимы. В курене лаяли собаки, беспокойно ворчали волки, сбившиеся в стаю у границы стоянки. Животные чуяли перемены – не только в погоде, но и в лю

Чингисхан сидел у костра, закутавшись в старый войлочный плед, не столько от холода, сколько от нарастающей слабости. Болезнь сжимала его тело, как обруч. Когда-то могучий властелин, объединитель племён, повелитель бескрайних степей, теперь с трудом держал в руках даже чашу.

– Пей, великий, – мягко сказала Бортэ, его верная жена, подавая воду.

Он попытался принять чашу, но пальцы предательски дрогнули. Керамика выскользнула и, ударившись о землю, разлетелась на три неравных осколка. Один – крошечный, едва заметный. Второй – среднего размера, а третий – самый крупный, с острым краем, словно меч.

Шаман, призванный Бортэ накануне, склонился над черепками. Его лицо было скрыто в тени, но голос прозвучал четко и глухо, будто из самой земли:

– Это знак. Великий Тэмуджин, ныне ты ослаб, но род твой ещё не окончен. Сейчас у тебя четыре сына, но величие твоей империи возродится в их потомках, в поколении твоих внуков. Смотри.

Он указал на осколки.

– Вот этот маленький кусочек – первому внуку от Джучи, твоего старшего сына. Он поднимет Синюю Орду. Второй осколок, больший, достанется следующему – он основа Белой Орды. А этот, самый крупный и острый – третьему сыну Джучи. Он будет основателем Золотой Орды, и его имя прославит весь род. В этой ветви будут рождаться славные воины и настоящие мужчины – воля, сила и честь сольются в них.

Бортэ напряженно всматривалась в лицо шамана. В его глазах отражался огонь – живой, пульсирующий. Она знала: шаману нельзя мешать, когда он начинает видеть дальше, чем позволяет зрение. Его дух в это мгновение уходит за грань, где всё – и будущее, и прошлое – становится единым.

Чингисхан закашлялся. Шаман поднялся, медленно начал ритуал. Звук бубна ударил в пространство, как пульс степи. Шаман закружился, вытанцовывая невидимые узоры, то бросая порошок в огонь, то шепча что-то на древнем, мертвом языке. Юрта наполнилась дымом – горьким, вяжущим, словно сама судьба вошла в жилище и не желала уходить.

Где-то далеко, в ином времени, девушка нажала на кнопку диктофона.

– А вы верите в шаманов? – Спросила Лена, увлечённая интервью.

– Мои предки верили, – сдержанно ответил Рустэм Шамилевич. – А я… пожалуй, нет. Но я многое о них знаю.

Он закурил, выпустив в потолок клуб серого дыма, который медленно растворился, будто та самая шаманская тень в юрте Чингисхана.

– А зря, – улыбнулась Лена. – Я брала интервью у одного шамана – он столько всего рассказал! Их мир по-своему логичен.

Она выключила микрофон, заметив, что Рустэм Шамилевич немного замкнулся.

– Вы интересный человек, – добавила она тише.

– Я просто люблю свою работу. И люблю читать. – Он вдруг закашлялся, инстинктивно коснувшись груди. – Но сейчас – не об этом.

Где-то между прошлым и настоящим, в пелене времени, шаман продолжал ритуал. Его голос то усиливался, то исчезал, словно шёл по кругу:

– Бортэ, когда Тэмуджин уйдёт в вечные степи, власть перейдет к прямым потомкам Джучи, твоего старшего сына. Они будут звать себя чингизидами. Среди них будет один, чьё имя останется в памяти веков – Батый. Его будут звать Бату Хан. Он подхватит меч деда и направит его дальше – туда, где солнце заходит в воде.