Нечто. Странные истории
© Джейкман Лариса, 2025
© Интернациональный Союз писателей, 2025
Оно и есть, его и нет…
Что там скользит между мирами,
Как дым? И кто нам даст ответ:
Реально ль «Нечто» рядом с нами?
Майкл Стариков, благодарный читатель, блогер, поэт, философ
Овражное
Не все в этой жизни нам понятно, не все мы можем объяснить. Вот и эта история, рассказанная мужчиной преклонного возраста, вызывает много сомнений и вопросов, на которые нет ответа. Многие принимают ее за выдумку, а я – нет. Прислушалась к тому, что он рассказал, и делюсь с вами. А вы уж решайте, как к этой истории отнестись.
Валерьян Николаевич родился в самом начале войны. В 1965 году, двадцатичетырехлетним парнем, он отправился поездом в деревню навестить бабушку с дедом. Раньше он всегда ездил с родителями, а в этот раз они не выбрались: у отца аврал на работе, а мама за своей матерью присматривала, расхворалась та.
Все станции и остановки до областного центра Загорское он знал наперечет. Туда доберется, а там до деревни – автобусом минут двадцать. Едет Валерьян, газету читает, но тут слышит объявление через динамик: «Следующая станция – Овражное».
Не знал он такой станции! Мужчина всмотрелся в проплывающие мимо поля и перелески, поезд замедлил ход и остановился.
Смотрит он и ничего понять не может: это что, декорации к фильму, здесь кино снимают?! По пыльной улице со старыми, но крепкими домами разгуливает странный народ. Вернее, одеяние у них странное: женщины в юбках до полу, мужчины в сапогах и подпоясанных рубахах, детишки в длинных рубашках и босиком бегают.
Частоколы вокруг домов, на них опрокинутые глиняные горшки сушатся. Мужчина по дороге на телеге трескучей проехал, погоняя лошадь длинным кнутом.
Наваждение какое-то. Валерьян закрыл глаза, тряхнул головой и снова открыл. Поезд уже мчался дальше. Валерьян спросил женщину, сидящую напротив с вязанием на коленях:
– Это какую мы станцию только что проехали?
– Только что? – удивилась она. – Не знаю, до этого Мельники были, минут двадцать назад, а тебе какую надо-то?
– А Овражное мы разве не проезжали?
Но женщина посмотрела на него с удивлением и продолжила свое вязание. На следующей станции Валерьяна опять удивило хоть и маловажное событие, но все же непонятное. На привокзальном здании висели часы, он сверил время со своими, недавно приобретенными, и увидел, что они у него отстают почти на два часа.
«Не может быть! Сегодня утром заводил», – подумал он и подвел стрелки, но волнение не покидало его до самой деревни.
Первое, что он спросил у бабушки с дедом, как только приехал, – есть ли такая станция, Овражное, на их ветке, не слышали ли о ней.
Нет, ничего определенного они сказать не могли. Неужели приснилось? Это единственная мысль, которая хоть как-то объясняла увиденное. На обратном пути никакого Овражного не было.
Только вот сниться стала ему эта деревня почти каждую ночь. И не мог он успокоиться, пока снова не отправился по тому же маршруту.
«Если в этот раз она появится, то я сойду и расспрошу деревенских, что за метаморфозы», – решил Валерьян.
Сев в поезд, проверил часы, они шли исправно. Только показалось, что стрелки слегка подрагивают, но он на это не обратил внимания. Едет, в окно смотрит внимательно, все остановки наперечет знает. И вдруг то же объявление: «Следующая станция – Овражное». Что за чертовщина?!
Посмотрел на окружающих: кто читает, кто дремлет, кто в окно смотрит. Никакого удивления на лицах. Толкнул легонечко мужчину рядом, спросил, какая следующая остановка. Но тот лишь плечами пожал и отвернулся, буркнув: «А шут ее знает!»
И вот снова замелькали уже знакомые очертания, та же пыльная улица, те же люди в странных одеждах, мужик на телеге.
Валерьян бросился к выходу. Еле успел выпрыгнуть из вагона. Было такое впечатление, что поезд лишь на секунду притормозил и вскоре исчез за поворотом.
Удивленный до глубины души мужчина сбежал с насыпи и направился в это мистическое Овражное. И тут же его окружила ребятня. На девочках сарафаны почти до щиколоток, а мальчишки в холщовых рубахах, кто в штанах, кто без, только голые ноги, все в пыли, виднеются из-под подола.
– Дядька, ты откуда такой ряженый? – спросил самый смелый, трогая его парусиновые брюки двумя пальцами. Остальные рассматривали молча.
Тут он вспомнил про часы, глянул на них и удивился: они снова отставали. Где-то совсем близко пробил церковный колокол, и все бросились наутек. Валерьяну показалось, что одна из девочек проронила «ведьмак».
Да, об одежде он как-то не подумал. Да и нет у него холщовых штанов и рубашек. И тут он поймал на себе пристальный взгляд молодой женщины. Она стояла неподалеку у открытой калитки в обнимку с глиняным кувшином и смотрела на него во все глаза. Он направился к ней и заметил, что она отступила на шаг назад.
– Молоко продаете? – спросил он. – Почем кринка?
– Не продаю я. Так пей, если хочешь, – ответила она и протянула ему кувшин.
Валерьян сделал несколько глотков холодного молока и полез-таки в карман за деньгами. Протянул ей три рубля. Она покрутила бумажку в руке и вернула ему обратно.
– Ты из каких краев прибыл-то? – спросила она. – Чудной какой-то.
А он в это время рассматривал ее, так красива была эта девушка. Льняная коса вокруг головы, глаза синие. Одета в пеструю кофточку с мелкими пуговицами и ситцевую темно-синюю юбку с оборкой.
– Тебя как зовут? – спросил он.
– Настасья я. А ты кто таков?
– А я Валерьян, Николаев сын, – зачем-то добавил он, и девушка засмеялась, обнажив мелкие красивые зубки.
Затем ее окликнули, и она убежала в дом, даже не попрощавшись. Деревня казалась пустынной. Валерьян побрел по направлению к церквушке, стоящей в конце дороги. Но близко подойти не решился, остановился поодаль.
У входа в церковь собралось несколько женщин преклонного возраста, почти все в черном. Что-то обсуждали. Побоялся он встретиться с ними. Вопросы посыплются, что он им скажет?
Но обрывки фраз услышал:
– Война уж два года как закончилась. А Петруша мой так и не вернулся…
– Не горюй, Аграфена, в прошлом, девятнадцатом, годе вернулся же Тимофей рябой. Израненный весь. И твой, глядишь, вернется.
«Это что же, 1920 год на дворе?!» – в ужасе подумал Валерьян и снова помчался к насыпи. По идее, скоро пройдет встречный поезд, на который он должен во что бы то ни стало попасть, дабы не застрять здесь надолго.
Повезло ему, успел. А часы снова отставали на два часа… Кстати, купил их Валерьян у одного цыгана на базаре. Круглые, массивные, с откидной крышкой. Всегда в кармане носил, перед друзьями хвастался.
Валерьян не знал, кому рассказать о том, что с ним произошло. Родителям мог бы, но отец не поверит ни одному слову, а как впечатлительная мама все это воспримет? И все же он решил уговорить их в ближайший выходной съездить в деревню к старикам. Но, к его великому разочарованию, никакого Овражного по пути следования не было. Ни туда, ни обратно.
Он что, с ума сходит? Остался только один человек – его девушка Наташа. Она недавно медицинский окончила. Может, она поможет ему разобраться, что это за наваждение такое? Встретился с ней в этот же вечер, когда принял решение поговорить, а она пришла не одна – с их общим другом Толиком.
– Ты прости нас, Валерьян, так получилось. Любим мы друг друга, – сказал Толик, а Наташа стояла рядом, потупив взор.
Он развернулся и ушел. Обида на друга заглушала чувство ревности. Потом смирился и вновь погрузился с головой в поиск истины: что же это за Овражное такое и почему он попадает туда? Почему теряется во времени?
В городской библиотеке работала мамина двоюродная сестра, Элеонора Максимовна. К ней он и обратился: нет ли у них каких-то старых журналов или газет об их крае, деревнях, станциях?
– Ну какие станции, Валерушка? – сказала она ему. – Железную ветку тут уже после войны проложили. До этого сообщение сначала на лошадях, а потом автобусом было. Но в архиве есть старые газеты. Я постараюсь тебе достать.
Долго он просидел над кипой газет, но все же нашел информацию об этом Овражном. Это было село, и довольно зажиточное. Со своей церковью, добротными домами. Был и рисунок, небольшой совсем. Но Валерьян узнал эту улицу, и ему даже показалось, что и та калитка, где он встретил Настасью, просматривалась.
А потом пришла беда. Выгорело село дотла. Пожар унес и дома, и жизни сельчан. Случилось это в ночь на 13 августа 1920 года.
Валерьян ужаснулся! А как же люди, а Настя? Стоял конец июля, и решение он принял сразу. Если даты совпадают, но разнятся лишь года, то он сможет их всех спасти!
И вот в назначенную дату он снова прибыл в Овражное. Поезд, на его счастье, остановился. Валерьян выпрыгнул из вагона. Одет на сей раз он был в полотняные брюки и старую дедову рубашку, которую выпросил у него еще в последний визит.
Волосы специально не стриг, к маминому удивлению. Вихрастый, в странной одежде, на которую в городе все оборачивались, он шагал по селу в направлении Настиного дома! Народ проходил мимо, косился на него, чужака. Ребятишки обегали стороной.
Дождался он девушку у калитки. Вышла она, щеки румянцем покрылись. Подошла, спросила:
– Чего надо? Отколь опять явился – не запылился?
– Настасья, ты должна выслушать меня. Беда придет скоро, сгорит деревня ночью. Только где пожар начнется, неизвестно. Помоги, а? Подумай, что тут у вас может загореться?
Она смотрела на него во все глаза, было непонятно, верит ему или нет. И как ей объяснить? Но она вдруг схватила его за руку и сказала:
– Знаю! Церковь хотят спалить, сама слыхала, как Егор Коротыш подбивал Макарова Илью. А ты как узнал?
– Долго объяснять. Поможешь мне их остановить?
– А как? – спросила девушка с готовностью.
И в эту ночь они незаметно засели на церковном погосте, стали сторожить.
Два здоровенных мужика ближе к полуночи прокрались к церкви с другой стороны деревни с охапками сена и стали укладывать его у самых дверей. Запахло керосином.
– Сиди тут. Если что, тогда кричи во все горло, созывай людей, – шепнул Настасье Валерьян, а сам вышел из укрытия и направился к двум мужикам.
– А ну вон отсюда, ироды! – закричал он издалека страшным голосом.
И тут случилось чудо! Эти двое завопили как резаные, испугавшись фигуры, надвигающейся на них прямо от могил, и кинулись прочь! А Настасья, вся в слезах, бросилась ему на грудь. Так спасли они Овражное от пожара.
– Останься, миленький, – просила она его, когда он, как мог, объяснил, что должен уехать, и теперь навсегда.
Он долго помнил ее лицо в слезах, как обнимал ее, целовал в мягкой мураве у озера… А потом исчез, еле успев на поезд, о котором сама Настасья и не подозревала.
Она жила в другом измерении, в которое каким-то чудом проник Валерьян. А еще часы свои потерял. Не они ли были проводником в другой мир? А как иначе все объяснить?
Он стал размышлять: «Если мы спасли Овражное, куда же оно делось потом?» Снова пришел в библиотеку и запросил архивные газеты. Только той заметки о пожаре не нашел, будто и не было ни ее, ни той газеты.
Зато в военных сводках обнаружил информацию, что несколько сел в их области, в том числе, должно быть, и Овражное, немцы стерли с лица земли. А до их вторжения все население было эвакуировано.
– Вот такая история со мной приключилась в жизни. Хотите верьте, хотите – нет. А мои бабка с дедом подтвердили, что тоже были в эвакуации, потом вернулись. Их деревню не тронули.
Маленькая она, за болотами. Видать, немец не позарился. Или не дошел.
Валерьян Николаевич Полухин умер в 2021 году в возрасте восьмидесяти лет. А перед кончиной рассказал эту историю. Сочинил дедок? Возможно. А что, если нет?
Странный незнакомец
Ну вот почему все так?! Все неприятности разом, все одно к одному! Люба проснулась утром и поняла, что проспала. Это означало опоздание на последний, пропущенный из-за болезни, экзамен, что влекло за собой недовольство преподавателя Сергея Петровича, строгие взыскания и серьезные дополнительные вопросы ей как провинившейся.
Но это было еще не все. У нее и в личной жизни намечался крах. Буквально вчера они поссорились с Игорем. Вернее, даже не поссорились, а расстались навсегда. Так, по крайней мере, заявила она.
И кто ее за язык тянул?! Ну сделала бы вид, что серьезно обиделась, ушла бы, не попрощавшись. Все же осталась бы какая-то связующая ниточка между ними. А так…
Люба вскочила с кровати, вспомнив все свои личные неприятности, но мысль о том, что она опоздает на экзамен, перечеркнула все остальное. А как отец будет недоволен! Он вчера ушел в ночную смену и еще не вернулся. А так обязательно разбудил бы. Да, все одно к одному!
Люба быстро оделась, схватила сумку, завтракать не стала и быстро выскочила из дома. Хоть бы на автобус успеть, тогда опоздание будет незначительным, может, проскочит. Но, увы, автобус показал ей свою заднюю часть с рекламой каких-то электронных новинок, когда она только вырулила из-за поворота, сократив путь до остановки. Не повезло и тут.
Основная масса пассажиров уехала, скамейка была пуста. Люба села в ожидании какого-нибудь чуда. Вдруг кто-то из знакомых отца случайно проедет мимо и предложит подвезти? Или автобус придет раньше минут на десять хотя бы. Но последнее было и вовсе из области фантастики.
Девушка внимательно смотрела на дорогу, всматриваясь в проезжающие мимо машины. Наконец это занятие ей надоело, все равно бесполезно. Чудес не бывает. И тут она заметила на скамейке пожилого мужчину. Откуда он взялся, когда появился здесь?
Они оказались вдвоем, что тоже было странно: должны бы уже и другие пассажиры подойти.
– Вы чем-то огорчены, юная леди? – вдруг спросил ее мужчина.
И голос, и интонации его были очень необычные, как в старом фильме про аристократов.
– Более чем, – ответила Люба. – На экзамен опоздала уже, что чревато очень плохими последствиями.
– Вот как? А что же задержало, если не секрет? – продолжал он беседу.
– Проспала. Какой уж тут секрет?
– А разбудить было некому, я правильно понял?
Ей все эти вопросы показались странными, но еще необычнее показалось то, что она вдруг стала откровенничать с этим незнакомым человеком:
– Некому. Я с папой живу, он на работе в ночную смену. А мамы нет, она умерла у нас, когда я еще в школе училась…
Но тут Люба осеклась. Зачем она все это выкладывает постороннему незнакомцу? Совсем уже, что ли, свихнулась? Девушка замолчала и глянула на часы, причем совершенно машинально.
Их она носила как украшение. Миниатюрные часики на золотом браслете давно уже не ходили. Но Люба очень любила их и почти никогда с ними не расставалась.
– И который же час, юная леди? – снова услышала она голос пожилого мужчины, мягкий и ненавязчивый.
– Часы стоят, а телефон я дома забыла впопыхах, – ответила она. – Но около девяти, это точно. Автобус ждать еще, и ехать мне минут пятнадцать, так что ни одного шанса успеть…
– Красивые часы у вас, я успел заметить. А почему стоят?
Ну хоть о чем-то поговорить, чтобы не думать об этом опоздании.
– Да, мне тоже нравятся, – ответила она. – Это вообще-то подарок моего дедушки, которого я совсем не помню. Он купил их, когда я родилась, подарил моей маме, а потом просил отдать мне, когда вырасту. Вот и ношу как украшение в память о нем.
– Очень мило с вашей стороны. А дедушка?
– Его давно нет в живых, и похоронен он в другом городе. Стыдно признаться, я на его могиле была последний раз еще ребенком.
– Не казните себя, побываете еще. Главное – это память. А вот и ваш автобус.
Вдалеке действительно показался автобус, и Люба спросила:
– А вы тоже его ждете? – на что мужчина отрицательно покачал головой:
– Нет, не его. Рад был встрече, успеха тебе, юная леди.
Люба улыбнулась на прощание и встала со скамейки. Откуда ни возьмись, появились люди, будто до этого притаились где-то и ждали появления транспорта. Двери раскрылись, девушка пропустила вперед пару человек и оглянулась на мужчину, но лавочка была пуста. И его нигде не было видно.
«Странно, – подумала она, – только что был здесь. Как испарился…»
Девушка вошла в автобус, села на свободное место у окна и стала думать, как ей выходить из ситуации. Придется объясняться и с преподавателем, и с деканом. Свое назначенное время она пропустила, а Сергей Петрович очень строг.
Люба невольно глянула на свои часики и сильно удивилась. Она помнила, что стрелки всегда стояли на двенадцати, а сейчас они показывали почти половину девятого! Люба приложила часы к уху: ходят! Ее часики ходят!
Автобус остановился на площади, и на башне с часами было то же время: восемь тридцать. Нет, этого она никак не могла объяснить. Да что же это такое? Неужели ей приснилось, что она проспала?
А может, просто не посмотрела на время как следует? Да нет же, она точно помнила, что ее мобильный показывал 08:45. Наваждение какое-то!
Так или иначе, но Люба прибыла в институт вовремя. Бессонная ночь почти до рассвета оправдала себя. Сергей Петрович, как ни старался, не смог сбить ее с толку. Отвечала студентка как никогда уверенно.
Дополнительные вопросы тоже показались легкими. Поэтому, когда заслуженная оценка «отлично» появилась в зачетке, она распрощалась со строгим преподавателем и под завистливыми взглядами остальных удалилась.
Люба шла по коридору и не понимала, что с ней все же произошло. Снова взглянула на часики – они продолжали идти. Сессия закончена, впереди летние каникулы. И тут ее радость слегка омрачило воспоминание об Игоре. Как жаль, что они поссорились! В принципе, из-за ерунды. Но слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
А она сказала ему: «Расстаемся, дорогой. Навсегда!» И ушла, а он за ней не побежал, не догнал. Ну да, не мальчик уже. Мужчина, хотя и молодой.
Люба спустилась вниз, решила ехать домой, обрадовать отца и проверить, что с телефоном. Она раздумывала, рассказывать ему о сегодняшнем происшествии или нет? Он, скорее всего, скажет, что она перезанималась, пора отдохнуть и не забивать голову ерундой.
А вот Игорю она бы рассказала, он бы выслушал, дал дельный совет, сделал правильные выводы из случившегося. Эх! «Может, позвонить ему?» – мелькнула было мысль. И тут у самого входа Люба увидела его. Игорь стоял с цветами и ждал ее. Увидев, пошел навстречу.
– Ну как? – спросил он. – Сдала на отлично?
– А ты сомневался? – ответила счастливая, улыбающаяся Люба.
Они вышли на улицу, Игорь вручил ей цветы. Светило солнце, пели птицы, спешили куда-то студенты, а они смотрели друг на друга, и счастливее их, казалось, не было никого вокруг.
– Прости меня, ладно? – тихо сказала Люба. – Мне нужно рассказать тебе кое-что.
Они сели на лавочку в тенечке, и она поведала ему утреннюю историю.
– Ты ничего странного не заметил утром со временем? Не было никаких сбоев?
– Да нет, – ответил Игорь. – Но случай действительно интересный. Думаю, ты просто спросонья не поняла, который час.
– А часы? Почему они вдруг пошли ни с того ни с сего? Я даже не помню, когда последний раз они ходили. И еще этот мужчина мне показался смутно знакомым. Мой дедушка по папиной линии жив-здоров, а по маминой… Мне мало что известно о нем. Он умер вскоре после моего рождения.
– А где похоронен? – спросил Игорь.
– Под Москвой, в Зеленограде. Мы там раньше жили, пока сюда не переехали.
– А знаешь что, давай съездим туда? По Москве погуляем, заодно и деда навестим. У меня отпуск скоро. Отец отпустит?
– С тобой – отпустит, – сказала Люба и прижалась к его плечу.
Так хорошо было у нее на душе. И она спросила:
– Скажи, а почему ты пришел? Не обиделся на меня разве? Я была неправа, сама это поняла уже, расстроилась очень…
– Вот потому и пришел, знал, что ты расстроилась. Вернее, чувствовал. Как будто кто-то подсказал, что ты жалеешь об этой дурацкой ссоре.
В Зеленоград Люба с Игорем приехали в середине июня. Отец по памяти объяснил, как найти могилу деда, но пришлось поплутать. Спас самый главный ориентир – часовенка. От нее налево по дорожке, пятый или шестой памятник.
Но дорожки все заросли, поэтому было сложно отыскать могилку дедушки. И все же им повезло. Они нашли его памятник, который немного осел, зарос кустарником.
И вот тут Любу ждал еще один сюрприз. С поблекшей и немного треснувшей фарфоровой фотографии на нее смотрел ее дед, а точнее, тот самый мужчина с остановки. Только моложе, но обознаться она не могла.
Если это был и не он, то точная его копия. Люба растерялась от увиденного и сказала:
– Неужели это был мой дед, Игорь? Разве такое возможно?
– Я уже давно ничему не удивляюсь, Любочка. Я тоже тебе не все сказал. Мне тогда, в ту ночь, приснился какой-то незнакомый дедок и сказал: «Иди и помирись. Негоже мужчине оставлять женщину вот так…» Я проснулся и отправился к тебе.
– Это был он? – очень тихо спросила Люба, показывая на деда.
– Если честно, не помню его лица. Запомнился только голос, спокойный, но настойчивый. Как будто в самую душу проник.
Так эта история и осталась не разгаданной до конца. Люба порой бродила вокруг той самой остановки в надежде встретить деда, но не довелось. Часики свои она регулярно заводила, отцу сказала, что отдавала на починку в мастерскую. Но потом все же рассказала ему ту загадочную историю.
– Он был хороший человек, твой дед. Любил тебя, маленькую. Всегда говорил: «Юная леди подрастает».
– Значит, это все же был он, папа. Хочешь верь, хочешь – нет.
Вскоре они втроем – Люба, отец и Игорь – отправились в Зеленоград, чтобы подправить памятник. Отдали фото на реставрацию, выпололи заросли, подновили оградку, посадили цветы.
Когда фото установили на место, Люба подошла и тихо сказала:
– Спасибо тебе за то, что ты был в моей жизни. Покойся с миром. У меня все хорошо.
И ей почему-то припомнились строки Омара Хайяма:
- Из всех, которые ушли в тот дальний путь,
- Назад вернулся ли хотя бы кто-нибудь?
«Он за мной пришел…»
– Несутся, как ненормальные, по гололеду, а потом падают! – услышала Татьяна Павловна и открыла глаза. Тут же почувствовала, что лежит на ледяной земле в неудобной позе, и до сознания дошло: поскользнулась и грохнулась на асфальт.
Она спешила после работы домой, зашла по пути в «Пятерочку» напротив, потом перебежала дорогу на красный свет, благо машин не было, и на этой же скорости ринулась дальше, забежала в свой двор.
В голове мелькали мысли, что ей нужно срочно домой, чтобы успеть застать дочь-старшеклассницу и не отпустить ее на свидание без ужина. У сына уроки проверить и вовремя уложить спать.
И, наконец, загнать пожилого отца домой от соседа сверху, где они каждый вечер под пиво рассуждают о политике, или футболе, или о чем-то еще, ей неведомом.
И тут она не удержалась на предательски скользкой дорожке к подъезду.
Татьяна Павловна огляделась вокруг. Двор пуст, лишь вдалеке виднеется фигура женщины, которая, видимо, и посетовала на то, что она упала.
Рядом тускло светил фонарь, а ей нужно подняться как-то. Но при малейшей попытке это сделать где-то внизу спины заныло так, что она непроизвольно вскрикнула, – и тут услышала до боли знакомый голос:
– Таня, ну как же ты так неосторожно? Давай помогу.
Она обернулась и увидела его, Толика, своего бывшего мужа, который оставил их, уехав на заработки, чтобы обеспечить семью по-хорошему, а назад так и не вернулся. И развели их без него.
Деньги, правда, высылал до недавнего времени, а потом перестал. И дома ни разу не появился за все эти годы. Татьяна смирилась с положением вещей, а что ей оставалось делать?
И вот он здесь, протягивает руки и предлагает помочь.
– Ты как тут оказался? – спросила она строго, превозмогая боль: помимо спины еще ужасно болела голова, как будто по ней чем-то тяжелым ударили.
Ее мозг наотрез отказывался дать хоть какое-то разумное объяснение такому неожиданному появлению Толика.
– Я-то? Ну а ты как думаешь? Вот, за тобой явился, но вижу, ты мне не рада.
С этими словами он подхватил ее под мышки и поднял на ноги.
– Головой сильно ударилась? – спросил он, поднимая с земли ее сумку с продуктами.
Татьяна смотрела на него и не могла понять: Толик-то совсем не изменился за эти годы. Все такой же моложавый, каким она запомнила его. Как будто и не было этих почти десяти лет.
– Давай присядем, поговорим, – сказал он, указывая на лавочку под тусклым фонарем.
И тут она заметила, что на нем все та же куртка, в которой он уехал тогда, а под ней толстый свитер, ею же связанный ему в подарок на Новый год.
«Какой же это был год?» – мелькнуло в голове, и она почему-то послушно уселась на предложенную лавочку, хотя понимала, что ей нужно домой, к детям.
Он отряхнул ее пуховик и уселся рядом.
– Спасибо, – проговорила Татьяна.
И вдруг почувствовала себя как-то странно: исчезла усталость, в мыслях царили покой и безмятежность. Ей расхотелось спешить домой, как будто все заботы исчезли. Только голова продолжала ныть и спину тянуло слегка.
– Ты надолго? – вновь спросила она Толика.
– Все от тебя зависит, – ответил он.
Она снова посмотрела на повернутое к ней его лицо с легкой улыбкой и давно забытыми искрами в глазах. Только взгляд у него был пустой какой-то, хоть и отражал неяркий свет фонаря.
Он протянул руку и дотронулся до Татьяниного лба. Ладонь была холодной, и боль моментально отступила. У нее на глаза навернулись слезы, а вокруг вдруг засеребрились красивые снежинки. Как же было хорошо!
Не хотелось идти и ссориться с дочерью, не хотелось видеть ненавистные тройки в дневнике сына, а уж тем более вытаскивать отца из чужой кухни, где ему было почему-то лучше, чем дома, рядом с ней и внуками.
Ей не хотелось идти спать поздней ночью, где ее снова начнут одолевать мысли о том, что жизнь не сложилась, изменить ничего нельзя, день катится за днем по накатанной и просвета в этой рутине нет и не предвидится.
– А ты пробовала ее изменить, эту самую жизнь? – вдруг спросил Толик, будто прочитав ее мысли.
И она почему-то этому факту не удивилась, а лишь ответила обреченно:
– Ничего нельзя изменить, Анатолий. Это объективная реальность, и с ней нужно смириться.
И вдруг все стало погружаться в какую-то зыбкую тьму. В конце двора показалась пара, которая направилась в их сторону, и она услышала голос:
– Женщине плохо! Коля, вызови скорую!
И на нее снова накатились привычная усталость, чувство тоски, а боль прострелила голову так, что она застонала.
С трудом разлепив плотно сомкнутые веки, Татьяна Павловна оглянулась вокруг. Во рту было сухо, пахло лекарством, тупая головная боль была не сильной, но ощутимой.
Она лежала на больничной кровати, а рядом сидела дочь, держа ее за руку.
– Мамочка, как ты? – спросила она встревоженно.
– Пить очень хочется, – еле выдавила из себя Татьяна.
Дочь налила воды в стакан и протянула ей.
– Сейчас врача позову, – сказала она, но Татьяна остановила ее.
– Подожди минутку. Отец где? – спросила она и увидела, как глаза дочери вспыхнули с легким испугом.
Она наклонилась и поцеловала мать, лишь прошептав:
– Потом, мамочка, потом.
Пришел врач, осмотрел Татьяну и сказал:
– Ну вот и славно! Пришли в себя. Вы при падении сильно ударились головой об угол скамейки. Сотрясение, голубушка, но хорошо, что перелома нет. Считайте, что легко отделались.
Он еще что-то говорил, но Татьяна не слушала его. Вопрос, куда исчез Анатолий и приходил ли он домой, не давал ей покоя. А как она оказалась в больнице, вообще не помнила.
– Прохожие скорую помощь вызвали, – констатировал врач и удалился, дав ей минут пять пообщаться с дочерью, а потом – тщательный осмотр и процедуры.
– Так где отец? – вновь спросила Татьяна, ловя ускользающий взгляд дочки.
– Не понимаю… почему ты вдруг о нем заговорила? – сказала она. – Тебе что-то известно?
– Ну конечно, он же вернулся, помог мне подняться, когда я упала. Мы разговаривали с ним…
– Мамочка, он умер два месяца назад. Мне какая-то женщина позвонила буквально вчера. Нет его больше. Тебе все это ну… показалось, что ли.
Две горячие слезинки скатились у женщины из глаз. Она тут же вспомнила его моложавое лицо, неживые глаза с искрами, ледяную ладонь на лбу.
И подумала: «Он ведь за мной пришел. А я выжила… надо же».
Потянулась, обняла дочь и заплакала от счастья. Нет, пусть ей тяжело, пусть рутина и однообразие. Но она не хочет туда, где легкость и безмятежность.
Она хочет остаться здесь, с ними: с любимыми детьми, с которыми… да, не очень легко. С дорогим сердцу чудаком-отцом. Это ее жизнь, и ни на какие райские кущи рядом с моложавым Толиком она не согласна ее менять. Пока.
Дорога к отцу. Главное – успеть
Машина мчалась по шоссе с огромной скоростью. Константин старался следить за спидометром, но в своих серьезных думах частенько забывал об этом. Валил снег, такой густой, что щетки-дворники еле справлялись, очищая ветровое стекло. Стояла густая ночь, пустое шоссе, освещенное фарами, лежало впереди белой змеей, покрытой тонким налетом ледяной корки.
Тридцать первое декабря. Константин уже заканчивал свой рабочий день и с огромным пакетом подарков и гостинцев намеревался ехать домой к жене и дочке. Они готовились к встрече Нового года, ожидался приход сестры с мужем, любимый семейный праздник!
И тут звонок по телефону, звонила соседка отца: он при смерти, неизвестно, дотянет ли до утра. Константин послал жене короткое сообщение, запрыгнул в машину и помчался за двести пятьдесят километров, туда, где умирал его отец. Они не виделись долго, даже очень долго – с тех пор, как умерла мама.
Их отношения нельзя было назвать хорошими. Константин считал, что отец никогда не любил его. В детстве строжил сверх меры, в юности не уважал его взглядов и интересов, ну а в зрелом возрасте между ними уже не было ничего, что могло бы их сблизить.
Кроме мамы, конечно. Но сейчас все это потеряло и смысл, и важность. Отец уходил насовсем, и вместе с этим отваливался огромный пласт его, Константина, жизни. Уходил вместе с отцом в небытие.
Ярко-зеленые цифры на циферблате часов показывали время 20:30. Значит, он проехал лишь полпути. Даже меньше. Снег все так же валил огромными хлопьями, как будто кто-то сыпал с неба из огромной корзины легкий лебяжий пух. Он летел, кружился, оседал на стекло и на землю, создавая удивительно сказочную картину, которая почему-то не радовала.
На сердце было неспокойно. Как его встретит умирающий отец? Как его семья отпразднует Новый год? Дочка сильно расстроится. Он вспомнил ее любящие глазки, вспомнил, как она всегда радовалась подаркам, а он не успел сложить их под елкой вовремя. Жена беспокоится, это он знал наверняка. Хотя утром они слегка поссорились: она умоляла его приехать пораньше, но он не мог ей этого обещать. Бизнес есть бизнес. Тут не все можно отложить на потом.
Мысли путались в голове, словно вязли, глаза начали слипаться. Константин прижался к обочине и остановился. Нужно отдохнуть. Он прикрыл глаза, и его моментально, как мягким пледом, окутала дремота. Будто воочию он увидел отца, лежащего на кровати с суровым лицом. Хотел ему что-то сказать, но не нашел подходящих слов.
Постарался с трудом разлепить веки, но тут вдруг появилась мама. Она подошла к нему с ласковой улыбкой и сказала: «Не торопись, сыночек. Ты успеешь. Мы дождемся тебя. Поспи еще…»
А потом все исчезло, будто кончилась кинопленка, и он резко проснулся.
Ему стало не по себе, в ушах все еще звучали мамины слова. Он глянул на часы и понял, что проспал полчаса, а хотел подремать минут пятнадцать, как Штирлиц. Двигатель мирно журчал, в машине было тепло, зато стрелка на датчике топлива приближалась к критической отметке. В багажнике у него была внушительная канистра с бензином, пришлось срочно заправиться. На это ушло еще минут десять.
Константин вновь сел за руль и помчался дальше. И тут вдруг на огромной скорости его обогнал какой-то лихач, машину которого кидало из стороны в сторону, стекла в салоне были приоткрыты, и оттуда неслась громкая музыка, режущая слух.
«Пьяный, что ли?» – подумал Константин и вспомнил, что у него с самого обеда маковой росинки во рту не было. Он предвкушал новогодний ужин и не портил аппетит сэндвичами. И сейчас голод дал о себе знать.
Прыгающие огни лихача мелькали далеко впереди. А ехать становилось все труднее, гололед усиливался, снег все так же валил хлопьями.
И тут произошло то, что Константин потом вспоминал как кошмарный сон.
Его вдруг неожиданно охватил страх, что он опоздает к отцу! Он сам не мог объяснить, почему так хотел увидеть его в последний момент. Он думал, что отец нуждается в его присутствии, в его участии, может быть. Он хотел взять его за руку и сказать, что не в обиде на него, успокоить, быть рядом.
И Константин инстинктивно прибавил скорость, нагоняя единственную машину на этой дороге. И вдруг резко ударил по тормозам: впереди, прямо на его пути, стояла женщина, вся в белом, с поднятыми и скрещенными над головой руками!
Он в ужасе остановился, не доехав до нее метров десять, и вгляделся в лицо, освещенное фарами. Это снова была она, его мама, только молодая совсем, одетая в подвенечное платье, как на свадебном фото.
Она опустила руки, а Константин оцепенел от ужаса. Резко зажмурил глаза, потом потер их и снова взглянул на дорогу. Она была пуста. Дрожа всем телом, он помчался вперед.
«Это все от голода и нервов», – подумал он, на большой скорости нагоняя того лихача. И вдруг вдалеке, на встречной полосе, он увидел резкий свет фар, видимо, фура двигалась в обратном направлении.
«Ну и работенка у дальнобойщиков: в новогоднюю ночь – и в дороге», – только и успел подумать он, как огни большегруза стали медленно съезжать на встречную полосу. Автомобиль лихача резко подскочил и вильнул было в сторону, но это его не спасло.
Огромная машина навалилась на него всей своей мощью, подмяла под себя, накренилась и повалилась в кювет. Раздался страшный скрежет, вспыхнуло пламя, что-то загрохотало.
Всю эту ужасную картину Константин наблюдал как завороженный, остановившись метрах в пятидесяти от происходящего. До его сознания медленно доходило, что если бы он не остановился, увидев женщину в белом на дороге, то он тоже попал бы в эту мясорубку, следуя прямо за лихачом. Резко затормозить в гололед не получилось бы.
Значит, мама дважды давала ему понять: не спеши. Во сне, когда просила его поспать еще, после чего несчастный лихач смог обогнать его, а потом и «наяву», остановив на дороге.
Он сообщил о происшествии в дорожную полицию, дождался прибытия инспекторов, дал показания. Похоже, что водитель фуры заснул за рулем. Наконец его отпустили. Оставшийся путь он с горечью думал о тех, кто не дождется своих родных, погибших в эту страшную ночь. Думал об отце: «Лишь бы успеть…» До родной деревни оставалось совсем немного.
Новый год Константин встретил у постели отца. Он держал его немощную руку в своей, гладил слегка и пытался что-то сказать. Но отец не слышал. Жизнь еле теплилась в его строгих глазах, он смотрел куда-то в потолок, не на сына. А потом произнес очень слабым голосом:
– Мама твоя, Аннушка, приходила ко мне, сообщила, что ты едешь. Звала меня, только просила тебя дождаться. Вот и дождался…
Это были его последние слова. Константин вышел на крыльцо его деревенского дома. Все так же кружился снег, веселились соседи; во дворе рос знакомый с детства дуб – мощный, красивый. Мама говорила, что отец посадил его, когда Константин родился, в честь него.
Слезы непроизвольно текли по его щекам, он прощался с отцом, с домом своего детства, с этим дубом и со всем, что его связывало с тем временем, когда он был «сыном», имел любящую маму, которая до сих пор оберегает его, и строгого отца, с которым он все же успел попрощаться.
На сердце лежала какая-то светлая грусть. Константин думал о том, что мама с папой, наверное, уже встретились вновь, а ему еще предстоит проводить отца в последний путь.
Предсказания древней старушки
Никита Беляков все детство и юность провел в небольшом городе и на одной и той же улице, где почти все друг друга знали.
Двор был небольшой, пятиэтажка в три подъезда, около одного из которых на лавочке часто посиживала одинокая старушка.
Она была угрюмой, но зорким глазом смотрела вслед проходящим мимо и всегда бубнила при этом что-то невразумительное. Соседи давно перестали обращать на нее внимание: что с нее взять, с сумасшедшей. Говорят, что в войну, еще совсем девчонкой, она потеряла всех до единого своих родных. И ее воспитывала какая-то древняя старуха.
Но потом она вышла замуж и родила дочь. Муж умер, а дочь сбежала от нее, оставив одну доживать свой век. И вот эти постоянные потери привели к тому, что она наполовину лишилась рассудка. Ну, так поговаривали соседи, а Никите почему-то было жалко ее, старенькую и никому не нужную.
Однажды, после веселья с дружками, он поздно ночью подъехал к дому на такси и увидел ее, все еще сидящую на лавочке в горестном одиночестве. Никита был слегка подвыпивши, взял да и подошел к старушке. Чинно поздоровался и подсел рядом с вопросом: «Чего домой-то не идете, бабушка? Поздно уже, ночь на дворе».
Она глянула на парня своими полупрозрачными глазами, которые в свете ночного фонаря показались Никите немного страшными. Он поежился от ее взгляда и вдруг услышал:
– А ты, соколик, хороший парень. Давно за тобой наблюдаю. Жаль только, что жизнь у тебя несчастливая будет.
– Почему это? – беспечно и со смешинкой спросил Никита.
– Потому что рок над тобой. В воду тебе нельзя, в большую воду. Брат твой потонет, и ты – за ним следом, ежели не побережешься. Помяни мое слово. Да девицу свою первую не лелей. Не стоит она того. Пустоцвет.
Никита рассмеялся в ответ:
– Нет у меня брата, бабушка. И девицы нет. Подружки только.
Но она не проронила больше ни слова, только вытащила из кармана какой-то камень, скорее похожий на стекляшку, и протянула ему.
– Храни вот у себя. Глядишь, да и спасет, убережет от многого.
Вскоре Никита закончил учебу и уехал по распределению на работу в приморский городок. Мама дала ему какой-то адрес со словами: «Тут брат мой живет, сынок. Мы не общались никогда, судьба нас развела. Зайди, если захочешь, познакомься».
Мамин брат оказался человеком приветливым. Рассказал историю, из-за которой они с сестрой расстались, какая-то семейная интрига. Но самое главное – Никита познакомился со своим двоюродным братом Петром, о котором понятия не имел. Тот был весельчак и балагур. Сразу же втянул его в свою компанию байкеров и познакомил с Аленой, такой же лихачкой на мотоцикле, как и он сам.
Жизнь закрутила молодого специалиста так, что и работа ушла на второй план. Работал он в порту посменно. Но каждую свободную минуту проводил со своими новыми друзьями. А Алена окончательно вскружила ему голову.
Красивая, без комплексов, в кожаных брюках и байкерской куртке, она всегда была рада умчать своего дружка в такие места, где никто не мешал им пребывать наедине. После таких поездок у Никиты долго оставался привкус мяты во рту и ощущение сладостной истомы.
Все шло просто замечательно в его молодой жизни. До тех пор, пока не погиб Петр. Его брат-весельчак на спор решил прокатиться на своем лихом мотоцикле по самому краю скалистого берега, но спор проиграл. Мотоцикл подскочил на небольшом каменистом выступе и сорвался в море вместе со своим ездоком. Когда парня вытащили, он, сильно раненый, уже захлебнулся, и откачать его не удалось.
Никите не сразу пришли на память предсказания старой бабки у подъезда, но когда он вспомнил, ему стало жутко. Откуда она знала про все?! «Да нет, это просто совпадение», – решил он тогда и разыскал в кармане давно не ношенных джинсов бабкину окаменевшую стекляшку.
Спустя некоторое время после трагедии Никита решил сделать предложение Алене. Они уже вместе больше года. Да, пока он обитает в общежитии, но скоро получит квартиру, ему обещали. Алена жила с мамой, которая всегда была рада видеть его. И как-то вечером он зашел к ним домой. Алены не было, а мама радушно пригласила его к чаю.
– Никитушка, – сказала вдруг она за разговором, – я знаю, что вы любите друг друга. И жениться ты хочешь. Но я должна тебя предупредить: у Аленки никогда детей не будет. Не спрашивай меня почему. Так уж получилось. А она молчит, ничего тебе об этом не говорит. Но неправильно это, нельзя скрывать такие вещи…
И Никиту снова пробрала дрожь, он вспомнил слова старухи: «…девицу первую не лелей… пустоцвет». Да что это за ведьмины предсказания такие?!
Он поговорил с Аленой начистоту, и она отказала ему: «Не жена я тебе, Никита. Поживешь со мной год-другой, да и бросишь. Или ребенка на стороне заведешь. Поищи другую». Так они и расстались. А вскоре его и вообще отправили на работу в другой порт. Кончилась его юность, и прошло то время, когда он чувствовал себя молодым и беспечным.
Однажды ночью Никита и его коллеги вышли в море на небольшом баркасе, чтобы помочь рыбакам. Море было неспокойно, штормило немного, и какой-то подсознательный страх обуял его. Он натянул на себя спасательный жилет, чем вызвал усмешки товарищей. «Плавать не умеешь или моря боишься?» – спросили они. Никита в ответ промолчал. Но когда разбушевавшейся волной с баркаса смыло двух человек, Никиту и его помощника, все кинулись спасать того, кто был без жилета. А Никиту в это время отнесло далеко в море.
Вытащили его только к утру, и, если бы не жилет, не протянул бы он в ночном море столько часов. А бабкин камень-талисман он давно уже носил на шее, просверлив в нем дырку для шнурка.
Никита приехал в свой родной город спустя несколько лет. И вечером, выйдя во двор, увидел все ту же старушку на лавочке, которая будто и не изменилась! Его изумлению не было предела. Он медленно подошел к ней, присел рядом, и она заговорила:
– Нету ее больше, соколик. Умерла в муках. Не захотела мне, непутевой дочери, свой дар передать, но я и без него и сердцем, и нутром чую. Все у тебя теперь хорошо будет. Ступай своей дорогой. Да камень мамкин береги.
И Никите стало очень грустно. Как будто он хотел узнать какую-то тайну, прикоснуться к неизведанному, но ему не дали. Как в детстве, когда мама отбирала у него взрослые книжки.
Привиделось или сбой в матрице?
То, что случилось с Игорем, он до сих пор не может вспоминать без содрогания. Хотя с этого происшествия прошел ровно год, оно так и остается загадкой.
И помочь ему разобраться со случившимся тоже никто не может. Но он уверяет, что это было, а клок седых волос, появившийся со временем, заставляет задуматься о том, что произошло что-то из ряда вон.
Ранним летним утром прошлого года они с женой собирались на работу. Она ушла раньше, и муж, проводив ее, закрыл за ней дверь. Одета она была в синее платье в горох, на плечи накинут легкий, белый с синим шарфик, который Игорю всегда нравился.
После ее ухода он собрался и тоже покинул квартиру, заперев дверь на два замка, как обычно. Днем жена позвонила ему и сказала, что немного задержится, хочет с подругой по магазинам пройтись. Пригласила мужа с собой, но он отказался, пообещав приготовить ужин к ее приходу.
Вернулся Игорь около семи, было довольно жарко, и он мечтал принять прохладный душ, а потом уж приступить к готовке ужина.
Подойдя к двери, он отпер замки, вошел в квартиру и понял, что жена уже дома: стоял легкий запах ее духов. «Тогда почему она заперла оба замка изнутри?» – удивился Игорь и вошел в гостиную. Жена молча стояла у окна и как-то странно взирала на него: взгляд пустой, как у куклы.
– Привет. Что-то случилось? – спросил он.
Она лишь слегка разжала губы и коротко ответила:
– Нет.
Игорь огляделся вокруг, все было как обычно, только ее шарфик, белый с синим, был небрежно брошен на диван. Что-то напрягало, но Игорь не мог понять, что именно.
– Ужинать будем? – спросил он.
– Ужинать? – как-то странно переспросила жена, а затем отвернулась к окну, сдвинув при этом штору в сторону до самой стены.
Игорь направился было к ней, все больше и больше тревожась, как вдруг в прихожей зазвонил телефон. Он вышел из комнаты, поднял трубку и услышал голос… жены:
– Игорек, привет. Ты уже дома? У тебя мобильный не отвечает. Я все еще в шопинг-центре, можешь ужинать без меня, мы зашли в кафе, перекусили. Алло!
Но Игоря как приковали к месту. Он стал ловить ртом воздух, ничего не понимая. Бросив трубку, он кинулся в гостиную, но там никого не было. Штора так же была сдвинута на сторону, а на диване лежал шарфик, до которого он почему-то боялся дотронуться.
Игорь стал размышлять над случившимся. Привидеться ему это не могло, тут была она, он видел ее собственными глазами. Да и штора, и шарфик… Что за чертовщина? Игорь достал свой мобильный телефон, который был почему-то отключен, но включить его так и не удалось.
Он постоял еще минуть пять и вышел во двор. Его охватил какой-то бессознательный страх. Да, он читал всякие статьи о сбоях в матрице, о параллельных реальностях и даже вселенных, но никогда не придавал им большого значения.
Вечерело, стало быстро темнеть, когда наконец во дворе появилась его жена с покупками. Она удивилась, встретив мужа и увидев его растерянный взгляд.
– Где твой шарфик? – единственное, что смог произнести он.
Жена еще больше удивилась и достала его из пакета:
– Вот он, я сняла его во время примерки и не надела больше, душно очень. А что?
Он схватил жену за руку и повел домой, быстро, через ступеньку поднимаясь по лестнице. Она еле поспевала за ним. Вбежав в квартиру, он кинулся в гостиную, но диван был пуст, шарфика не оказалось, а штора – все так же сдвинута в сторону.
– Да что с тобой?! – наконец воскликнула жена, в ее глазах плескался испуг.
Игорь рассказал все, что с ним произошло. Он продолжал подозрительно поглядывать на жену. Тогда она вытащила чеки и показала ему время своих покупок, с половины шестого до семи двадцати. Затем они еще раз все проанализировали, через день сходили к психологу, обратились к врачу, и тот пытался убедить его, что это обычная галлюцинация, так бывает от переутомления…
И все это можно было бы принять на веру, если бы не сдвинутая в сторону штора… Этого никто так и не смог объяснить. И еще: его почти новый мобильный телефон окончательно вышел из строя и ремонту не подлежал.
Кошка. Более чем странная история
Случилось это довольно давно, в середине восьмидесятых. Моя хорошая знакомая Сима проживала со мной в одном подъезде, на первом этаже. Молодая женщина с двумя детьми, муж хороший, детки маленькие: одному три года, а другой еще грудничок.
Была она дома одна, отдыхала за чашкой чая. Муж на работе, малыш спал, а старший в садике. Вдруг звонок в дверь. Посмотрела в глазок – женщина стоит. Сима спросила: вам кого? Ответ был обычным, не вызывающим особых подозрений:
– Ивановых я ищу. Знаю, что в этом доме живут, но номер квартиры не помню. Не подскажете?
А Ивановы действительно жили в нашем доме, только в соседнем подъезде. Сима открыла дверь и начала было объяснять, где найти Ивановых, но что-то ее насторожило.
Женщина смотрела как-то по-особенному, как будто сквозь нее, да и одета была странно: в старую серую шубейку не по размеру, а на голове огромный цветастый платок, шаль, точнее, концы которой обвязаны вокруг шеи и затянуты сзади. На ногах валенки.
Не одевались так женщины в ту пору. Она походила на какую-то то ли цыганку, то ли проходимку. Да и глаза черные, как маслины, и взгляд жутковато-пристальный, исподлобья. Сима быстро назвала номер квартиры Ивановых и поспешила закрыть дверь, но женщина умоляюще попросила:
– Водички не дашь попить, милая? Устала я очень.
Сима быстро захлопнула дверь. Но что-то тревожило ее, не давало покоя. Минут через пять она выглянула в глазок: женщина все стоит, видимо, воды ждет. Неудобно ей стало как-то. Налила она воды в стакан, приоткрыла дверь и протянула ей. Та улыбнулась и сказала:
– Хорошая ты женщина, но жаль мне тебя. – При этом она отпила несколько глотков, а остатки воды вылила на коврик у входной двери и протянула стакан обратно.
– Почему жаль? – не удержалась Сима от вопроса, а сама немного попятилась, глядя на мокрый коврик.
Странная незнакомка покачала головой и спросила:
– Муж-то старше тебя намного?
– Ровесники мы, – ответила Сима.
Женщина только головой покачала, впиваясь в Симу взглядом.
– Э-э-э, девонька, мужайся да ребятишек расти. Не ровен час, не ровен час… – пробормотала она и ушла наконец.
И малыш тут же зашелся плачем. Сима подхватила ребенка, укутала в одеяльце и ко мне поднялась, рассказала, что с ней произошло.
– Зачем открываешь кому попало? – не сдержалась я. – А если бы она в квартиру вошла?
Долго мы еще рассуждали над произошедшим, и Сима поклялась, что никому никогда больше дверь не откроет. А дня через два прибегает опять и говорит:
– Я боюсь! У нас в подъезде кошка завелась, серая, облезлая какая-то, а глаза, вернее, взгляд – человечий. Пошли, сама посмотришь.
Спустились мы – никакой кошки нет, вышли во двор – тоже ничего.
– Успокойся, – сказала я Симе, – не накручивай себя. Была кошка и сбежала, а взгляда человечьего у нее быть не может, не выдумывай.
– Она мне эту тетку напоминает. Взгляд прямо ее, – добавила Сима, а я опять свое:
– Не выдумывай!
А на следующий день буквально возвращаюсь я с работы, захожу в подъезд и вижу кошку, но она так на меня посмотрела, что меня аж пробрало до мурашек.
Уж не знаю, человечий это взгляд был или нет, но какой-то ненормальный, тяжелый и не кошачий, это точно. Я, как под гипнозом, уставилась на жалкое животное, а кошка вдруг зашипела на меня и выскочила из подъезда.
Прошло с полгода, кошку эту я больше не видела, хотя Сима нет-нет да и упоминала ее. Но случилось страшное: у Симы внезапно заболел муж, здоровый, молодой мужчина, никогда ни на что не жаловался, а тут вдруг сердце, миокардит, да такой тяжелый, что спасти его не удалось. Промучился пару месяцев, да так в больнице и умер.
С тех пор кошка ни разу не появлялась, со слов Симы, но она лишь напомнила мне:
– Помнишь ее вопрос: муж-то намного старше тебя? Предвидела она его кончину, чувствовала приближающуюся к моему дому беду. А про молодого-то не подумаешь, что умрет, вот и спросила так. И не кошка это была вовсе, а она, я тебе точно говорю.
В это я, конечно, не поверила. Страшилка из гоголевских рассказов. Но кошка действительно была жутковатой. А предвидела ли эта женщина беду – не знаю, не могу сказать. Все возможно.
Таинственный свет в мезонине
Лида Корнеева, почти пятнадцати лет от роду, уже семь лет проживала в детском доме после гибели своих родителей. Их она помнила очень хорошо, своих любимых маму и папу. Жили они весело и дружно, Лиду очень любили, но злой рок забрал их у нее. Они погибли.
В интернате ей жилось скучно и безрадостно. Детей здесь не любили. Их воспитывали, учили уму-разуму, наказывали за непослушание, но не любили.
Это девочка понимала очень хорошо. Только одна нянечка по имени тетя Клава была благосклонна к ребятишкам. И Лиду она выделяла из всех. Говорила, что она на ее внучку похожа.
Лида завидовала этой внучке. Тетя Клава рассказывала ей, что она живет с родителями в Москве, в большом доме, учится в музыкальной школе, играет на пианино, но видятся они редко.
Лиде сразу вспомнился поселок у озера. Вокруг лес, а на берегу – величественный дом. Там жила женщина по имени Ольга Митрофановна. И к этой женщине они с мамой и папой почти каждое лето приезжали на отдых. Это было замечательное время.
Лида тогда была маленькой еще, но из разговоров взрослых она поняла, что этот дом – их семейный особняк, который они утратили, а потом Ольге Митрофановне удалось в него вернуться.
Там жили еще какие-то люди, конечно, но она занимала верхнюю пристройку – мезонин, который раньше служил чердаком, а потом его переделали в жилое помещение.
Несколько нижних комнат сдавались отдыхающим, куда и приезжала Лида с родителями.
Где теперь Ольга Митрофановна, что с ней и с ее домом? Лида помнила, что в большом светлом зале стояло пианино, и женщина иногда музицировала, а над пианино висел ее портрет в молодости.
Все эти воспоминания нахлынули на Лиду, и она вдруг, как по наитию, решила сбежать и найти и это место, и этот дом. А вдруг Ольга Митрофановна еще жива?
Она возьмет Лиду к себе жить, в этом она была уверена. Вот только как найти этот поселок? И где взять денег на дорогу? Лида думала об этом каждую ночь, плохо спала, чуть не плакала. У нее появилась мечта, ей хотелось ее осуществить.
В день ее рождения нянечка тетя Клава подошла к ней и тихо сказала:
– Зайди ко мне в подсобку после уроков. У меня для тебя подарок.
Лиде не терпелось поскорее попасть к этой доброй женщине. Она ожидала чаепитие с вкусным тортом или новую одежку. Но каково же было ее удивление, когда тетя Клава протянула ей старую потрепанную книжку «Сказки братьев Гримм»:
– Вот, это твоя. Я сохранила. Так бы она затерялась у тебя тут, а все же память. И вот что, девонька, тут конвертик с деньгами, тебе в подарок. Когда тебя выпустят отсюда, меня уж тут не будет. Сын с невесткой к себе в Москву забирают. Поэтому я пока припрячу конверт вот сюда, а потом отдам тебе, перед отъездом. Все копейка будет нелишняя, когда в самостоятельную жизнь вступишь.
И она показала, где спрятала конверт. Лида была очень благодарна своей покровительнице. Но самый большой сюрприз ждал ее позже. Когда, сидя у себя на кровати, она раскрыла книгу, на уголке обложки увидела надпись: «Лидочке от О. М., поселок Озерный. На память».
Теперь у нее были все фишки в руках. Она найдет этот поселок! И деньги у нее есть. Лида втихаря написала письмо тете Клаве с извинениями, объяснениями и благодарностью. Только сказала, что убегает к дальним родственникам в Сибирь, – первое, что пришло в голову.
Потом улучила минуту, забрала конверт и сбежала. Честно говоря, дети отсюда убегали часто, особенно мальчишки. Но их быстро находили, так как им приходилось подворовывать, на этом их и ловили. А вот Лиду не нашли. Ей удалось незаметно уехать автобусом из города с маленькой дорожной сумкой.
Затем она навела справки, как добраться до Озерного: сначала электричкой, потом автобусом. И вот она уже здесь.
Вечерело, когда Лида наконец добралась до заветного поселка. Ее детская память выхватывала отдельные картины из прошлого: здание автовокзала то же, вот дуб могучий и лавочка под ним.
А вот и тропинка в сторону озера, по которой они с мамой и папой всегда шли пешком к старому дому, если их никто не встречал. Все ожило в памяти, и Лида торопливо зашагала по тропинке, пока совсем не стемнело. Минут через пятнадцать в синеватых сумерках стали угадываться очертания дома вдалеке.
Сердце Лиды трепетало от волнения: как-то встретит ее Ольга Митрофановна, узнает ли, да и здесь ли она еще? Девушка уверенно шла вперед, вглядываясь вдаль. Детские трепетные чувства захлестнули ее, и страшное разочарование постигло, когда она наконец добралась до места.
Дом показался ей запущенным, темным и страшным. Жил ли кто в нем? Озеро уже обступало его со всех сторон, и лишь небольшой островок земли хранил на себе это мрачное строение.
– Ты чего тут высматриваешь? – вдруг услышала Лида чей-то голос и вздрогнула.
Сутулый и мрачный старик с ведром и удочкой появился как ниоткуда.
– Я к тете Оле приехала, – робко сказала Лида. – Она все еще живет здесь?
– Иди своей дорогой, – проскрипел старик. – Никто тут давно не живет, проклятое место. Всех нечистая сила унесла, а кто остался, так и не жильцы вовсе.
И он пошел по тропинке и быстро скрылся за кустами. Лиде стало жутко от его слов и захотелось бежать следом, но тут вдруг в самом верху дома, именно в мезонине, где жила Ольга Митрофановна, загорелся свет, как яркая звездочка вспыхнула на фоне темно-синего, сгустившегося неба. Лида побежала к дому и смело шагнула за порог.
Первым ощущением было легкое, почти невесомое прикосновение к лицу. Паутина – она была повсюду и ощущалась как чье-то теплое дыхание. Это было неприятно, и Лида быстро взбежала вверх по лестнице, к знакомой комнате тети Оли. Лестница скрипела и пошатывалась, а из-под двери виднелась тоненькая полоска света.
Лида постучалась и тихонечко позвала: «Тетя Оля, вы здесь?» Ответа не последовало. Лида легонько толкнула дверь, но она оказалась запертой изнутри. Она снова позвала, уже погромче, и уловила чье-то едва слышное движение за дверью. И вдруг… она услышала музыку! Чудесную музыку! Кто-то внизу, в зале, играл на пианино.
Лида бросилась вниз по лестнице и громко позвала: «Тетя Оля!» Она буквально ворвалась в зал и остановилась в дверях, не смея шелохнуться от увиденной завораживающей картины.
На пианино играла молодая женщина, именно та, в том же воздушном одеянии, которая когда-то была изображена на портрете над ним. А сейчас на стене красовалась лишь пустая рама. В большое арочное окно лился лунный свет, освещая эту странную и страшную картину: женский силуэт был полупрозрачным, удивительно красивым и… конечно же, неживым.
Но музыка, музыка! Она-то была живой, лилась тонко и мелодично из-под изящных, будто хрустальных пальцев пианистки.
А потом внезапно все поглотила ночь, беспросветная мгла, и Лиде стало трудно дышать. Она заметалась из стороны в сторону и вдруг услышала голоса:
– Похоже, очнулась наша беглянка.
Лида открыла глаза, увидела, что лежит в изоляторе на больничной койке, а вокруг нее стоят врач, воспитатель и тетя Клава. Потом, осмотрев ее внимательно и укоризненно покачав головами, все разошлись, осталась только нянечка, которая взяла ее за руку и сказала:
– Я не обижаюсь за деньги, Лидок. Но побежала ты зря. И вот заболела в дороге, подхватила горячку.
Нашли ее ночью без сознания на автобусной остановке в Озерном и через милицию, которая уже разыскивала ее, доставили обратно.
А вот что это были за видения, Лида так и не поняла и не узнала. В одном она была убеждена: что они были наяву, а не в бреду.
Лида попала к этому загадочному дому лишь десять лет спустя после описанных событий, раньше не довелось. Дом уже по самый фундамент утопал в воде, вокруг было мрачно и пустынно, как-то тревожно кричали птицы над озером.
Входная дверь была наглухо заколочена так, что в дом не войти. А в маленьком окошке мезонина мерцал тусклый, едва заметный огонек.