В проёме часа полуночного

Размер шрифта: 13

Иллюстратор Фёдор Михайлович Щукин

Корректор Алексей Леснянский

ISBN 978-5-0067-5362-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Ночью Бог просеивает звёзды…»

Ночью Бог просеивает звёзды:
Крупные – для горнего холста,
Сыплются кометы-длиннохвосты
Из божественного решета.

Падают, а кажется, что кто-то
Спичкой тихо чиркает:
Вот-вот
Спичка загорится неохотно,
Заливая светом небосвод.

Бог берёт просеянные звёзды,
Вскидывает, словно конфетти.
Зависают сказочные гроздья
Выкристаллизованных светил.

В поднебесье смотришь близоруко.
Посреди торосов бытия
Белый медвежонок ищет друга…
Помнишь детство?
Ищет он тебя.

«Растаяла дымка над морем…»

Растаяла дымка над морем
Глюкозой в горячей воде.
О чём-то с пучиною спорят
Крикливые чайки весь день.
Волна на волну набегает,
Вскипая от злости в пути,
Шипит в безрассудном угаре
На низко кружащихся птиц,
Снующих, покоя не зная,
Над пенным, бурлящим стеклом.
Стихия и шумная стая
Завязаны мёртвым узлом.
Какую великую тайну
Скрывает их дикая связь?
Неистово птицы летают,
С воздушным потоком борясь.
Как бритвой, срезают крылами
Ознобные брызги веков.
Их крики в бессрочном бедламе
Похожи на скрежет клинков.

Растаяли годы над морем,
Рассеялись, как миражи.
О чём-то с пучиною спорят
Безумные чайки всю жизнь.

«Бреду по трассе, боль в груди…»

Бреду по трассе, боль в груди,
Гудят натруженные ноги.
Распутье вижу впереди
И указатель на дороге:
Направо – рай, налево – ад.
Ползу к развилке неохотно,
Размазывая невпопад
Худой ладонью капли пота.
Смотрю налево – там лежит
Большак, и по нему в истоме
Толпа знакомых и чужих
Течёт, пороками ведома.
Направо – в сумрачной глуши
Тропа узка, валежник, ямы,
Не замечаю ни души
На фоне зарослей упрямых.
Куда идти – решать пора.
По жизни я мужчина здравый.
Кромешный ад, желанный рай.
Уверенно шагаю вправо
И спотыкаюсь, умным лбом
Знакомясь с формами рельефа.
Встаю, ругая бурелом,
И поворачиваю влево.

Память Земли

Дрожала земля под копытами,
Пожарища спрутом ползли.
Лежали герои убитые
В пропитанной кровью пыли.

Побоище шло за побоищем,
Сжималась от боли земля.
На грунте истерзанном, стонущем
Ни птиц, ни жилья, ни былья.

Промчались эпохи кровавые,
Затянуты раны земли.
Кумиры, покрытые славою,
Давно ковылём поросли.

Спокойствие всюду, но изредка
Земля от испуга дрожит,
Когда появляются призраки
В багровой от зарева ржи.

Булатный меч

Тщедушный отрок мастера спросил:
– Учитель, помоги советом:
Где бы
Найти родник животворящих сил,
Величественных, словно силы неба?

Старик в ответ уверенно сказал:
– Ты можешь всю Вселенную облазать,
Но зря.
Сокрыт в тебе потенциал.
Источник силы – собственная слабость!

Взгляни на мой клинок, – изрёк мудрец,
Протягивая парню меч булатный, —
Над ним работал много лет кузнец,
Итог – он твёрд и остр невероятно!

Из недр земных пришлось руду извлечь,
Расплавить, получить куски металла.
Металл куют…
В руках ты держишь меч —
Венец того, что с той рудою стало.

Расплавь пороки, как руду в огне.
Твой дух подобен жаркому горнилу.
Ты сам себе единственный кузнец.
Из немощи ковать готовься силу!

«В душе у каждого живёт любовь…»

В душе у каждого живёт любовь,
Намерение совершать добро,
Правдивость в ситуации любой,
Смирение – что выше всех даров,
Прощение заблудших, а не месть,
Желание жить в мире, не греша.
В душе у каждого всё это есть,
Но вот у каждого ли есть душа?

«Стрекозой лети, лепесток…»

Стрекозой лети, лепесток,
Через север прямо на юг,
Через запад, через восток,
Возвращайся, делая круг,
А когда коснёшься земли,
О несбывшемся не грусти
И за мир, что не сберегли,
Нас, несовершенных, прости.

Засыпает город снежком,
Город засыпает в снегу
Радиоактивном, чужом,
Город, обращённый в лузгу.

Сизиф

Он был в том возрасте, когда
Беда всё ближе, счастье – дальше,
Сполна изведал вкус труда
И потрясений величайших.
Старик в квартире жил один.
Зимой в одежде затрапезной
Во двор с лопатой выходил,
Освобождал тропу к подъезду.
Никто об этом не просил
И благодарностью не тешил,
Напротив, он, лишённый сил,
Служил объектом злых насмешек.
В жилище тихая тоска
Неумолимо, раз за разом
Одолевала старика,
Подобно раковой заразе.
Опустошённого его
С инфарктом увезли на скорой,
Заасфальтированный двор
Покрылся ледяною коркой.
Прошла неделя, может, две,
Зацокала клестом лопата,
С которой вышел человек
В знакомой куртке мешковатой,
Стремясь убрать с асфальта лёд,
Похожий на плиту пластмассы,
Но лёд бронёй надёжной лёг
И старику не поддавался.

Лопату крепче обхватив,
Больной, усталый, позабытый,
Никем не понятый Сизиф
Не останавливал попыток.

Он умер много лет назад.
Что был, что не был – всё едино.
Забот хватает за глаза,
Нет даже времени для сплина.
Индифферентный День сурка…
Ко мне порой, зачем – не знаю,
Приходит образ старика
Внезапно, словно боль зубная.

«Споткнёшься – и летишь!..»

Споткнёшься – и летишь!
Да-да, летишь
Над сотнями заледенелых крыш,
Не вынимая из карманов рук,
За стаей птиц, стремящейся на юг,
Расправив крылья, о которых ты
Не ведал до сегодняшней среды.
Пространство растолкав по сторонам,
Всё выше поднимаясь к облакам,
Избавившись от призрачных границ,
Подбадриваешь ослабевших птиц,
Рассказывая им до хрипоты,
Как, неожиданно споткнувшись, ты
Взлетел!

«Август пахнет горечью полыни…»

Август пахнет горечью полыни,
Яблочным румяным пирогом,
Молоком парным, душистой дыней,
Дымом от костра и шашлыком.

Солнце выплывает над церквами,
Светом разливаясь в синеве,
Словно материнскими руками
Гладит и тебя по голове.

Собрана янтарная пшеница,
Коротко пострижена стерня.
Речка серебристая змеится,
А над ней туман как простыня.

Тяжелеют соком абрикосы.
На ветвях – паучья кисея.
Скоро горько зарыдает осень
О непостоянстве бытия.

Воробей порхает из куста в куст,
Шёпот сада флоксами пропах.
Так похожий на ириску август
Сладко тает на твоих губах.

«На горных склонах северных земель…»

На горных склонах северных земель
Стихия правит бал стальной рукой;
Шлифуя скалы, грозная метель
Крушит окрестности волной тугой.
На сумрачных обглоданных камнях
Растут деревья трудностям назло.
В борьбе за жизнь приходится корням
Дробить гранит, как хрупкое стекло.
От вседозволенности ветер крут,
Деревья гнёт, как разъярённый слон,
Но щупальца корней сквозь мёрзлый грунт
Проходят словно рыбы сквозь планктон.
Отпор стихии на пределе сил
В течение бескомпромиссных лет
В деревьях стойкость адскую взрастил,
Какой не видывал подлунный свет.

Кувшин пройдёт крещение огнём,
Без обжига размоет в грязь вода.
Из древности забытое вернём:
Суровый ветер викингов создал!

Продолжить чтение