Земные красоты

Барбареско

Италия. Альпийские отроги.

Автомобили «Лянча» и «Фиат».

Средь гор крутых прекрасные дороги,

И каждый склон горы – цветущий сад.

Стоит он больше двух тысячелетий.

Заводы, центры пишущих машин

Известной в мире марки «Оливетти»,

В Пьемонта центре, в городе Турин.

Я там бывал, природой любовался,

Где с трёх сторон – хребты Альпийских гор.

Будь моя воля, жить бы там остался

И услаждал окрестным видом взор.

Идём по городу, плетёмся еле-еле.

Куда спешить? Присесть я очень рад

В тени кафешки городка Канелли,

Где пьют «Спуманте» «Золотой мускат».

Жаль пить нельзя, здоровья не хватает.

Там столько есть великолепных вин.

И «неббиоло» здесь произрастает,

Сорт, что в крови рождает эндорфин.

Из винограда сорта «неббиоло»

Названий столько – полон магазин,

И всем известное душистое «Баролло»,

Оно вечернего застолья властелин.

Но я скажу авторитетно, веско,

Из всех прекрасных итальянских вин

Я лучшим называю «Барбареско»,

И цвет его – насыщенный рубин.

А вкус его! Как передать словами?

Не кислый и не сладкий, а такой,

Как лёгкий бриз у нас над головами -

Прохладный, очень тонкий и сухой.

А аромат! Клубничная поляна

Средь зелени густых альпийских трав,

Лилово-розовых цветов тимьяна,

В соседстве ярких молодых дубрав.

Я пью теперь немного, очень редко.

Но если всё же доведётся пить,

Всегда предпочитаю «Барбареско»-

Бокал его – и снова хочешь жить!

А скоро уж осень

Ветер, ветер, куда же ты мчишься,

Что несёшь ты с холодной струёй?

Леденишь, деревянишь мне мышцы,

Снега кашу мешаешь с землёй.

Проникаешь в прорехи и щели,

Волком воешь, кошмаром во сне.

Вспоминаю, как иволгой пели

Ветры тёплые мне по весне.

Очищаешь от красочных листьев

Голых веток корявый узор,

Долго веткам зимой будет сниться

Их зелёный девичий убор.

Осень, ветер, гриппозная стужа

Проникает за ворот пальто.

Рябью кроется мёрзлая лужа,

Рвётся с треском брезент шапито.

И сжимается сердце уныло

В ожидании снега и вьюг,

И душа, словно лужа, застыла,

Мёрзнет солнца белесого круг.

Ветер осени. Холод с печалью

Ты приносишь в циклонном кольце.

Где же радость в весеннем начале?

Лишь тревога в осеннем конце.

Август, открытие охоты

 (ностальгическая поэма)

Наступленья пятницы заветной

Ожидал я столько долгих дней.

Не спалось мне до поры рассветной –

Об охоте думал, лишь о ней.

Сбор в тринадцать около заправки.

Собрались, беззлобно матерясь,

Покурили на газонной травке,

И – в машины, весело смеясь.

Сотню вёрст асфальтом нам катиться,

Лица подставляя ветерку.

Дальше – степью, клетками пшеницы,

Целиною, по солончаку.

Наконец, искомая низина.

Прибыли. Машины стали вкруг.

Где же озеро? За камышом не зримо.

Высохло к исходу лета вдруг?

– Эй, Георгий! Славный наш Сусанин!

Сухо всё. И лужи нету здесь.

Не поляки мы и нету сабель,

Но патроны, слава Богу, есть.

Расстреляем как врага народа,

Иль веди в другое место нас.

Времени немного до захода,

Скоро вечер, дорог каждый час.

– Ша, орлы! В бинокль вижу воду.

Озеро на месте. Валом птиц.

В дальнем тюбе до фига народу.

Далеко. Не различу я лиц.

Закипела между тем работа:

На поляну лёг тяжелый тент.

Нескольких охотников забота

Превращает в достархан брезент.

Достают домашние запасы:

Яйца, баклажанную икру.

Курицу и жареное мясо –

Съесть немедля, пропадёт в жару.

Помидоры, огурцы, грибочки,

Сала шмат и золотистый лук,

Зелени пахучие листочки:

Базилик, петрушка и латук.

И, конечно, крепкие напитки:

«Старка», «Зверобой» и «Спотыкач»;

На спирту домашние наливки,

«Русская» и самогон – первач.

Чуть поодаль – костерок проворный,

А над ним с водою котелок,

Чтобы заварить крепчайший чёрный

Да с дымком охотничий чаёк.

Ставят три двухместные палатки.

Мне не надо – я в машине сплю.

Разложу сиденья, как в кроватке

Я через минуту захраплю.

Осмотрев места, где спозаранку

Надлежало каждому стоять,

Разместившись в круг у самобранки,

Приступили к трапезе друзья.

Стукнули наполненные кружки.

– С полем! – хором тост произнесён.

И началом дружеской пирушки

Был открыт охотничий сезон.

В разговорах, тостах, анекдотах

Незаметно время протекло.

Солнце скрылось в камышах болота,

Сел туман, дневное съев тепло.

Пили чай и водки пили много.

Вышли звёзды, стало холодать.

Залегли в палатки как в берлоги,

Несколько часов успеть поспать.

В Жигулях я разложил сиденья,

Лёг, набросив старенький тулуп.

И уже через одно мгновенье

Захрапел, как сотня медных труб.

Встали затемно. Слегка знобило.

Ветерок прохладный и сырой.

Похмелились, многим надо было.

Завтрак – чай и бутерброд с икрой.

Расчехлили ружья и собрали,

Бурские надели пояса,

По карманам курток рассовали

Сигареты. Шесть уж на часах.

Кто-то влез в гидрокостюм тяжёлый,

Прибегая к помощи друзей.

Где же мои бродни? Вот, нашёл их.

Облачаться надо поскорей.

Озеро проснулось, звуки вылив:

Шорох, свист, хлопки, утиный хор,

Тремоло о воду бьющих крыльев,

И гусей тревожный разговор.

Вот уж в сером небе гаснут звёзды,

Обозначен горизонта край.

С дальней фермы чую дух навозный,

Слышу рёв скотины, пёсий лай.

Всё, пора в болото, смысл – в этом.

Вот уже и крыльев слышен свист.

С берега другого бьют дуплетом.

Звук ружья раскатист и басист.

Бродни увязают в цепком иле,

Тяжело идти до камышей.

Побыстрей добраться нужно, или

Пропущу я тягу крякашей.

Их почти не видно, только близко

Надо мною промелькнула тень.

Это значит, бесполезен выстрел –

Табунок уж мимо пролетел.

Уф-ф…Добрёл до камышей укрытья.

К паху подбирается вода,

Два часа отсюда мне не выйти.

Уточки! Летите все сюда.

Камыши щекочут нос и колют,

Комары кусают и звенят.

Это всё ничуть не беспокоит –

Щёку холодит уже приклад.

Где стоит приятель мой старинный,

Раздаётся пять хлопков подряд.

Значит, Гера в табунок утиный

Разрядил свой полуавтомат.

В воздухе неясное движенье,

Ничего не видно, вот беда!

Нет, летят. И, сделав упрежденье

На полкорпуса, стреляю. Да!

Только что стремительная птица –

Камнем в воду между камышей.

Так, засечь падения границы,

Чтоб потом найти, достать трофей.

Снова стайка. Впопыхах стреляю.

Вроде мимо. Нет, гляди, попал –

Отделился селезень от стаи

И неловко на воду упал.

В этот миг от горизонта края

Из багровой полосы небес

Появилось солнце и, играя,

Брызнули лучи его окрест.

Зорька продолжается, стреляю.

Попадание – почти оргазм.

На воде трофеи собираю

Уток шесть – неплохо в этот раз.

Собрались. Ревизия трофеев,

Настреляли дичи, каждый рад.

Недоволен Коля Тимофеев –

У него похуже результат.

Ерунда. Совсем не в этом дело.

Не за мясом здесь мы собрались.

Отдыхает и душа и тело –

Степь, болото, голубая высь.

Добрая компания, веселье,

Отвлеченье от горы забот,

И сорокаградусное зелье

(Только каждый меру пусть блюдёт).

Теребить сейчас мы станем птицу,

Потрошить и, целиком, в шулём.

Варевом желаем насладиться.

Под него и водочки нальём.

А потом – в картишки, коли трезвы.

Пьяные – как следует поспим.

После снова в озеро полезем,

На вечерней зорьке постоим.

Вот за это я люблю охоту,

И пускай не милуют года.

В августа последнюю субботу

Праздную открытие всегда.

Август

Месяц летнего неспешного заката,

Урожайный, хлебный, золотой.

С земледельцем лета щедрая расплата

За извечный подвиг трудовой.

Вроде яркого в лоскутьях покрывала

Дол – палитрой радужных кусков,

Ковриком, как бабка некогда вязала

Из негодных блузок и носков.

В зелени отавы чаще блещут росы,

Серебром – прибрежная ветла,

И ночной туман укутывает плёсы,

И вода спокойна и светла.

Тихой ночью щуки в августе обычно

На песчаном дне спокойно спят.

Не охотятся, не ждут свою добычу,

А в воде подлодками стоят.

Презирая сон – ночную скуку,

В тишине на лодке, с фонарём

Рыбаки тогда охотятся на щуку,

Острогой шуруя, как копьём.

День жары и ночь прохлады звёздной,

Позолота яровых хлебов,

Осень скоро, но ещё не поздно

Напитаться летом. Я готов.

Автогол

          (шутка)

Мне вчера приснилось, будто снова

Молод я, стремителен, горяч.

На околице опять села родного

Кожаный гоняю старый мяч.

Получаю пас, и с разворота

Закрутив подрезом, как и встарь,

Посылаю мяч в свои ворота,

Где опешил в ступоре вратарь.

Что тут было! На меня кричали

Все друзья, и с поля я ушёл.

Сколько лет минуло, а едва ли

Я забуду этот «автогол».

Ак-Коль

В дальней и теперь чужой стране,

Что была когда-то частью целого,

На степной бескрайней целине

Место есть, белее снега белого.

Там сырой голимый известняк,

Цвет его, как раковины кухонной.

Не растёт кустарник там никак,

И травинки даже нет занюханной.

Здесь не скалы, как в Памуккале –

Белой солью с голубой водою.

Где туристы бродят по скале,

Обувь сняв, босой ступив ногою.

Здесь без обуви ты лучше не ходи –

Кожу всю изъест до язв рубиновых.

Обувь тоже лучше не вреди,

Не ступай там без сапог резиновых

Говорят, что в этой белой массе

Вся таблица Менделеева лежит.

Списком элементов, как в сберкассе,

Здесь природа держит депозит.

Но приедут деловые люди,

Чтобы жадно черпать эту соль.

Что с тобою станется, что будет?

С местом, что сейчас зовут Ак-коль.

Акмолинск

Среди бескрайних западно-сибирских

Полынных и ковыльных плоскостей

На стыке Барабинско-Кулундинских

Или казахских северных степей,

В излуке неширокого Ишима,

Где речка волны медленно гнала,

Бухарскими купцами проходимо,

Есть место под названьем Акмола,

Что в переводе  Белая могила,-

Кочевников стоянка средь степей.

Поставлена там крепость царской силой

Для безопасности купеческих путей..

А защищать кочевников несчастных

Не раз пришлось  от северных татар,

И от набегов частых и опасных

Коварных и воинственных джунгар.

Здесь и возник Акмолинск, малый город,

Основанный купцами на реке.

Он потому мне  памятен и дорог,

Что я родился в этом городке.

Я видел из подслеповатых окон

Театр, аптеку – в каменных домах

Купеческого позднего барокко,

И крыльев мельниц деревянный взмах.

Жизнь забурлила в городишке нашем,

Набатом прозвучало – «целина»,

Когда на освоенье новых пашен

Примчалась комсомольская страна.

Когда в далёком пятьдесят четвёртом

Огромный первый урожай был взят,

Целинники в самосознаньи гордом

Назвали Акмолу – Целиноград.

Лет через пять он стала официально

Именоваться так – Целиноград.

Столицей Края город стал реальной,

Хрущёв Никита этому был рад.

И был Целиноградом он до часа,

До чёрных приснопамятных годин,

Когда Союз был разделён на части,

И каждый сам себе стал господин.

Тогда и мысль пришла, как небылица,

Избегнуть тряски Алатау – гор,

Из Алматы перевести столицу,

Перенеся её в степной простор.

Казах, он тавтологий не боится -

Ему столица новая нужна,

А Астана – она и есть столица,

И это по-казахски – Астана.

Строительство, насколько хватит глаза -

В степи заречной выстроились в ряд

Отель Риц-Карлтон, Абудаби Плаза,

Толпа высоток – чистый эмират!

Подхалимаж – одна из черт Востока.

Хоть жив-здоров казахский капитан,

Чиновники без страха и упрёка

Переназвали город в Нур-Султан.

И вот теперь, при новом президенте,

При нынешнем раскладе высших карт,

Встаёт вопрос: как быть с названьем этим?

Давайте назовём – Касым-Жомарт!

И снова дальше переименуем,

Смотря на то, кто станет головой.

Размен имён у власти неминуем.

И тот уйдёт когда-то на покой.

А может хватит переделок, братцы?

По-моему названья лучше нет,

Чем то, которым довелось назваться

При появленьи, городу на свет.

Александрит

У меня есть друг-приятель,

Он, бывает, говорит,

Слов красивых собиратель:

Мать твою, александрит!

Я не думаю, что камень

Это как-то оскорбит.

Он вполне достойный парень,

Мать твою, александрит!

Этот камень на Урале

Двести лет назад добыт.

В честь царя его назвали,

Мать твою, александрит!

По составу этот камень-

Основной хризоберилл.

В нём горит зелёный пламень,

Мне гемолог  говорил.

А в сияньи ламп накальных

Или восковых свечей -

Фиолетово-печальных

От него мы ждём лучей.

Говорят, меняет цвет он,

Коль хозяин захандрит.

Утоляет боль при этом,

Мать твою, александрит!

Он ещё бывает красным,

Как рубин огнём горит,

Мягким и таким прекрасным,

Мать твою, александрит!

С ним легко найти удачу,

Он судьбу определит,

Он в любви решит задачу,

Мать твою, александрит!

Этот камень, (есть примета) -

Утолитель многих бед.

Он – подобье амулета,

Да чего там – амулет!

Алкогольно-осеннее

Листья кружат хороводы

Под жалейку ветерка.

Десять дней уж нет погоды…

Хорошо бы коньяка.

Только не «палёнку» надо -

Что б в душе расцвёл апрель,

Снова жизни стали рады,

Подойдёт коньяк Мартель.

Где же это бабье лето?

Градус утром на нуле.

Листьев шорох, мыслей ворох,

Не хватает божоле.

Тучи в небе распластались

Как на рейде корабли.

Ни глоточка не осталось

От бутылочки шабли.

И в другой бутылке тоже,

Хоть бы капелька на дне!

Я с приятелем, похоже,

Пил не только шардоне.

Тяжесть в голову приходит

Или после, или до.

Грусть-тоску она наводит…

И поверх – бокал бордо.

У скамьи бомжи толкутся,

Кто-то под, а кто-то на.

Не от холода трясутся -

Души требуют вина.

Хороша у них житуха.

И не знает эта пьянь -

Есть не  только бормотуха,

Есть ещё и финь-шампань.

Беркут

По бескрайним просторам пустынным

Никуда ни зачем не спеша,

Разливается морем полынным

Степь. Идёт «аншылык казакша».(1)

«Кузбеги»  (2)в чапане(6) из вельвета,

На руке правой беркут сидит.

«Томага» (3), что на птицу надета,

Закрывает от беркута вид.

Поднявшись на вершину кургана,

Приготовил оружье своё.

Остальные охотники гамом

Криком, шумом тревожат зверьё.

Шапку с беркута ловко снимает,

Птицу махом бросает вперёд,

Малахай на затылок сдвигает,

Наблюдая питомца полёт.

Распластавши над самой землёю

Крыльев сильных широкий размах,

На мгновенье завис над лисою,

И она уже в острых когтях.

Беркут держит добычу. Спокойный,

Терпеливо хозяина ждёт.

«Беркитчи (4) подъезжает довольный,

«Жем калта»(5) из мешка достаёт,

Угощает пернатого друга

Мясом голубя, взятым с собой.

Беркут сел на хозяйскую руку,

Он готов снова ринуться в бой.

***

1.Казахская охота; 2. Охотник с птицей3.Кожаный колпак; 4. Опытный охотник с соколом; 5. Кожаный мешочек с мясом для сокола; 6. Вид восточного халата.

Беспричинная радость

Напишу, настал весенний срок,

Запою, пришла уже пора.

Строчки, что с теплом придумать смог,

Выдам сам себе я «на-гора».

Все слова о солнце, о весне,

О возврате перелётных птиц,

О пьянящей радости, что мне

Радостны улыбки встречных лиц.

Всё скажу, всё выплесну на вас,

Если надо, ночью не засну,

Не сомкну своих счастливых глаз,

Но спою вам песню про весну.

Распирает мне грудную клетку

Счастье, что теперь бурлит в душе,

Знанье, что пошла дорога к лету,

Радость, что прошла зима уже,

Вот и вся причина для веселья –

Ласково сияет в синеве

Солнце. Воздуха хмельное зелье

Наполняет лёгкие Москве.

Большой дождь

В небе фиолетово – свинцовом

Облака лиловы и сизы’,

Изнутри подсвечены багровым

Сполохом несущейся грозы.

Тучи рвутся, бешено клубятся,

Отрываясь, чёрные края

Полосой дождя к земле стремятся,

И дрожит притихшая земля.

Хлынул дождь библейского потопа,

Словно хлябь разверстая, рекой,

С рёвом одноглазого циклопа,

Потерявшего Улисса и покой.

Всё исчезло – поле, нивы, рощи.

Не видать ни неба, ни земли.

Стало всё вокруг темнее ночи,

Но не ночь, и звёзды не зажгли.

Долго будет бушевать природа –

Сутки, двое. Всё измочит зря.

Жаль, такая страшная погода

Смоет почву в реки и моря.

Боярышник

Весь обсыпан мелкими цветками,

И в колючках, словно ёжик он.

Куст боярышника крепкими ногами

Укрепился, словно чемпион.

Не боится, ёжик, непогоды -

Лето продолжает всё дождить,

Дикое творение природы,

Всё снесёт и долго будет жить

Есть везде у матушки, у флоры

Стойкие деревья и цветки,

Их стриги в зелёные заборы,

Будут цвесть, подстрижке вопреки.

Он, боярышник, упругий и колючий

Из семейства (не поверишь!) роз.

Нипочём ему мороз трескучий,

Засуху, и ту он перенёс.

В детстве, помню, заросли боярки –

Островками в пойме Иртыша.

Ягоды оранжевы и ярки.

И на вкус боярка хороша.

Пацанами часто объедались,

(Не пойдёшь ведь на обед домой),

Косточками весело плевались,

Цвиркая коричневой слюной.

Ягода, любима алкашами,

Как дешёвый спиртовой раствор.

Мы, бывало, пробовали сами.

Нынче не об том разговор.

Восхищаюсь стойкостью растений.

Ведь они по триста лет живут!

Это князь среди земных творений,

Ведь его Боярышник зовут.

Бургундское

Конец октября, холодает. Уже

Синоптики снегом грозят.

У стылой дороги, на грязной меже

Деревья без листьев стоят.

И тусклое небо, как пыльный экран,

Не в силах цвета передать.

И зябко… Сквозь полный хрустальный стакан

Гляжу на вина благодать.

В нём солнца бургундского ярость и свет

В лозу винограда вобрав,

Слились заодно в ароматный букет -

Все запахи ягод и трав.

Отпей-ка чуть-чуть, но глотать не спеши,

Дай солнцу растаять во рту. -

Послушай, тончайший оттенок души

Откроет свою наготу.

Вновь сделай глоток, вновь вино оцени,

Теперь уж глотай, не томясь.

И зябко – осенние тусклые дни

Покажутся ярче сейчас.

И голову мягко закружит вино,

И грустные мысли уйдут.

Те чувства, что сердце томили давно,

На время покой обретут.

И холод осенний не будет страшить,

И не опечалит зима,

Коль горло находится, чем промочить-

Согреет бутылка вина.

В осеннем парке

В октябре в нашем парке светло.

Лужицы блестят как стекло.

Бронзовеют листья дубов,

Золотом – берёзок покров,

Под ботинками – листьев паркет,

И огнём горит бересклет.

Чистый воздух и прохладен, и сух.

Я его в ладонях несу,

Пью его, как воду ключа –

Холодом вода горяча.

Сделав пару полных глотков,

Над землёй лететь я готов.

Только вот нету крыл у меня,

Жаль, что нет гнедого коня.

Так желаю в небо взлететь,

Жаворонком песню запеть.

Сердце, словно двери, раскрыв,

Поспешить на речной обрыв.

И лететь, будто в детстве во сне,

Почему-то хочется мне,

Как крылом взмахнуть бы рукой,

И парить над широкой рекой,

Оставляя грусть и печаль,

Только, вот, не выйдет, а жаль.

В школу

Ну вот и всё, и лета нет,

Но солнце нежит,

И первоклашка свой букет,

В охапке держит.

С великой важностью несёт -

Серьёзный школьник.

Уже макушкой достаёт

Он подоконник.

И мама с бабушкой спешат,

Стучат ботинки.

На время быстрое грешат,

В глазах слезинки.

Когда-то так же, как сейчас,

С цветов букетом

Шагала мама в первый класс

Маршрутом этим.

Смешались радость на душе

И робкий трепет,

Тревожится о малыше –

Как школа встретит?

Тревоги ваши ни к чему,

Не нужно слёз.

Как и положено ему,

Малыш подрос.

Валун

Вот Выборг, шведско-финско-русский город,

Залив, заросший водным лопухом,

Над ним – мосток, как деревянный короб,

А за мостком – бугор, поросший мхом.

И этот склон, на острове былинном,

Нависший соснами над выборгским прудом -

Участок мой – большим зелёным клином,

Где я решил себе построить дом.

В конце участка, в самой нижней части

Лежит валун, огромный, будто слон,

Довольно гладкий, красно-серой масти,

Из чистого кварцита сотворён.

Откуда взялся он, похожий на конфету,

На камешек морской (внутри изюм),

Какими силами смогло громаду эту

Сюда пригнать? И вот, лежит, угрюм.

По школе помню – ледники сходили

В период потепления Земли,

И весь земной ландшафт перекроили.

Лишь льды такое сотворить смогли.

Всё ясно, долго объяснять не надо.

Но трепет вызывает сей крепыш,

Когда рукой пощупаешь громаду,

Или, прижавшись, щёку охладишь.

Участок мал, а камень места много

Нахально занимает во дворе,

Да пусть лежит, не жалко, ради Бога!

Пусть служит для забавы детворе.

Вершины

Немало на свете есть гор величайших,

На каждой уж был альпинист.

Он лезет, чудак, в Гималаи и в Альпы.

Взойдёт, и спускается вниз.

Нелёгкое дело – добраться хотя бы

До этих заоблачных мест.

И в горы не ходят безвольный и слабый –

Не нужен им тот Эверест.

Вот, в Африке знойной и жёлтой от жара,

Есть место, где холод и снег –

Гора называется Килиманджаро.

Бывал и на ней человек.

Есть Альпы – серебряный пояс Европы,

Владеет им несколько стран.

И там пролегают альпийские тропы

К горе высочайшей Монблан.

Есть горы у нас, кто там не был ни разу,

Тому описать не берусь.

Там есть высочайшая точка Кавказа –

Вершина с названьем Эльбрус.

Заоблачность эта не снилась и Альпам,

Высот таких в мире едва

С десяток найдётся, а в метрах, сказать вам –

Пять тысяч шестьсот сорок два.

И лезут к вершине весною и летом

Десятки отважных людей.