У чёрта на рогах

***

Ночь. На улице, кажется, тихо, а дома… Я стою на деревянномподоконнике в этих дурацких колготках, вечно сползают носки и майке с пятнышком от кефира на груди. В стекле моё отражение – светлые, тонкие волосы, чуть ниже плеч, большие голубые глаза, тоненький ротик. Мне кажется, что я очень красивая, как мама. У мамы длинные вьющиеся волосы цвета чая, а на солнышке почти рыжие, они пахнут травой и мылом. У папы волосы цвета сена, обычно, довольно длинные для мужчины – закрывают уши, но иногда он их коротко состригает, а ещё, у него колючие щёки, и он всегда пахнет сигаретами. Мама любит носить платья и халат, а папа чаще всего носит рубашку с трико.

Наблюдаю, как в доме напротив потихоньку гаснут окна. Представляю, как мамы укладывают своих деток в постельку, укрывают, целуют им щёчки, желают спокойной ночи… Должно быть, им там так хорошо и тепло.

А мне страшно. В нос пробирается запах водки с едким дымом папирос. Из кухни доносятся крики мамы и папы, они опять ссорятся. Вскоре этот шум усиливается, и я слышу глухой грохот и рыдания мамы. Понимаю – это папа опять бьёт маму. Шум в ушах глушит стук. Сердце из моей груди хочет выскочить. Я мчусь со всех ног на помощь маме, с диким воплем отчаянно колочу ручками по отцу куда придётся. Маме удаётся оттолкнуть отца и пока он поднимается, мама хватает меня в охапку, по пути захватывает пальто и бегом бежит прочь изквартиры, минует лестницу, подъезд. Свобода. Зима. Я ощущаю, как маме тяжело бежать по снегу со мной и с пальто на руках. Вдогонку слышится грубый, голос пьяного отца:

– Сука-а-а-а! Я тебя щя выловлю, ты поняла мя.

Из-под босых ног мамы вылетает снег. Она тяжело дышит, пар от нашего дыхания оседает инеем на наши лица. Мама споткнулась, и мы упали.

– Я не могу больше, – сказала мама.

Я встала, подала маме руку, чтобы ей было легче подняться. Она встала, и чуть переведя дыханье опять взяла меня на руки, накинула на себя пальто и натянула его так, что хватило на нас обоих. Стало понемножку теплей, а то я уже промёрзла так, что стало больно. Снег на колготках растаял, и они стали мокрые.

Наконец, мы вошли в подъезд дома. Мы один раз были здесь с мамой, заходили в гости к тёти Тани. Точно! Вот и дверь я узнаю, страх отлёг, ведь тётя Таня, такая добрая и угощала меня вкусными оладушками. Мама поставила меня на пол и нажала на звонок. Я посмотрела на её ноги. Они выглядели как-то странно, а сама мама тихо-тихо выла, не разжимая рта, на лице повисла гримаса боли. Мы подождали немного, но за дверью тишина. Из глаз мамы вырвались ручейки слёз, и она громко зарыдала, я тоже. Она ещё раз нажала на звонок не отпуская, как бы навалившись на него рукой и головой, подогнула одну ногу в колене, пальцы на её ножках казались деревянными.

Дверь открылась и появилась сонная, пухлая, с чёрными взлохмаченными волосамитётя Таня. Она смотрит на нас вытаращив глаза, так смотрят, когда резко чего-то напугаются.

– Зоя, что? Что такое? О, господи! Опять Гришка гонит?!!! – она подхватила под руки и затащила в квартиру маму, которая упала, на лице гримаса боли, оскал крепко стиснутых зубов, которые пытаются перекрыть путь звуку грудного, сдавленного воя.

В темноте коридора раздался скрип двери и возник серый силуэт любопытного соседа.

– И что глазеем?! – спросила тётя.

– Что расшумелись? Милицию вызвать?! – возмутилась тень.

– Дела семейные, не надо никого звать.

Оглянувшись, она увидела меня на пороге, оставила маму на полу.

– Ох! Ты ж моя маленькая!

Взяла меня на руки, посадила на стульчик в прихожей и закрылась на глазах увысовывающих свои носы отовсюду соседей. Кудахча над нами, как курочка, накинула на меня свою шубу, потрогала мамины ноги и сразу же побежала к телефону, вызывать скорую. Пока мы ждали врачей, она сняла с меня мокрые колготки и усадила на мягкую кровать, укрыв меня тёплым мягким одеялом и принесла горячий чай и тазик с кипятком. Кружку тяжело держать из-за того, что я очень сильно дрожу.

– Вот, – показала тётя Таня на таз, – ноги парь пока.

Я осторожно погружаю ноги в воду- очень горячо. Намочу пальчики и быстро на борттазика, так по чуть-чуть привыкла. Ступни стали одинаковой температуройс водой, теплый пар с ароматом пихты пропитал меня всю, теперь мне тепло и приятно. Маме она принесла одело и подушку прямо в прихожую, потому, что мама не могла встать.

Врачи приехали, осмотрели нас с мамой. Маму положили на носилки и увезли, а мне выписали лекарства и оставили.

Я хочу с мамой, плачу, но тётя Таня сказала, что маму полечат, и она скоро придёт, я стала успокаиваться и уснула.

***

Тётя Таня меня вкусно кормит, играет со мной. Откуда-то принесла мне зимние вещи, теперь мы каждый день ходим на прогулку. Ещё она мне даёт всякие лекарства, мажет грудь и пятки перед сном чем-то сильно пахучим, жгучим и водит к доктору.

Мне у неё хорошо, но я очень скучаю и жду маму. Не знаю сколько дней я провела у маминой подруги. Регулярно выясняю у неё вопрос: «Когда мама придёт?»– она отвечает – «скоро». Вечерами я плачу, тихо-тихо, думая про мамочку и засыпаю от этого. Каждый раз, когда звонит звонок в дверь, я бегу вперёд тёти Тани, в надежде, что там мама, но там не она.

И вот, опять звонок, я бегу к двери, спрашиваю:

– Кто там?

– Мама.

– Мама пришла! – закричала я.

Тётя Таня подошла, открыла дверь. Мама с порога наклонилась, обняла меня. Моё счастье не возможно описать.

***

– Гришка открывай. – по двери громко барабанит кулаком Вася – друг Зоиного мужа.

Чёрные засаленные кудри почти закрывают ему глаза, большой нос, рыхлая кожа, весь кривой и горбатый. На мужике рубашка с подкатанными рукавами и подштанники с пузырями на коленях – это его несменный образ.

Гриша открыл дверь едва держась на ногах. Вася прошёл и не разуваясь сел за стол.

– Чё, есть чё выпить?

– Нет.

– А ты присядь, я те чё скажу.

– Ну, давай.

– Дык, это, тут такое я скажу, шо на сухое, – Вася отрицательно качает головой, поджав губы и жестикулирует указательным пальцем.

Григорий вытащил бутылку из-под стола, поставил второй стакан и разлил водку.

– Ну, чё там?

Они выпили, занюхали рукавом.

– Короче, я узнал, где твоя шляется. Наливай! – махнул волосатой рукой с грязными, закрученными когтями Вася.

Гриша разлил по новой. Они выпили, занюхали.

– Ну и чё там? Где эта сука?

– Все они одинаковые, Грих, вот чё я те хочу сказать.

– Чё, хахаль небось у неё там, – Гриша ссутулился, подобрал голову в плечи, стиснул кулаки, а его лицо стало ещё краснее прежнего. Вася сглотнл слюну глядя в упор на друга, и нервно перебирая пальцами шапку в руках, робко произнёс:

– Вот ведь оно как…

– С-у-у-ука! – Визгнул мужик, как свинья перед убоем – убью, тварь! Кто? Кто он? – Гриша схватил, за грудки друга и стал трясти.

– Дык, это, я же не знаю его. Ну, богатый такой. Из машины его, видел, выходила, вот.

Васин голос звучит не уверенно, но друг не обращает внимание на это. Гриша отошёл в угол кухни и обессиленный присел на корточки, обхватив голову руками. Ясно одно – у товарищей появился очень веский повод для продолжения попойки.

***

– Зоечка, может, поживёте у меня ещё, тем более с Викусей мы уже так привыкли друг к дружке, правда Вик? – Татьяна подмигнула с улыбкой глядя на меня.

– Да. – я улыбнулась ей в ответ.

– Мы ещё зайдём, Танюш, спасибо тебе за всё, ну правда, нам пора.

– Как знаешь, твоя семья, тебе видней.

Мама завязала мне шарфик, поверх плюшевой шубки. Обулась в сапоги, которые ей одолжила подруга, мы обняли тётю Таню, попрощались и вышли.

По дороги домой мы болтаем с мамой и смеёмся, мне тяжело двигаться в этой одежде, но так весело.

– Мам, покатай меня на карусельке.

Я не хочу заходить домой и мне хочется ещё чуть-чуть погулять.

– Доча, ты погуляй пока, только не долго и никуда с площадки не уходи, поняла? – Строго, но ласково сказала мама,– мне надо поговорить с папой.

– Поняла, – ответила я и побежала гулять.

Солнечный круг скатился к крышам домов- значит скоро начнет смеркаться. Я хочу есть и нос замёрз. Интересно, что там мама и папа делают? Пойду посмотрю. Надеюсь, они помирились, сидят, пьют горячий чай с конфетами и меня ждут.

С порога я поняла, что пьют дома не чай, мама с папой явно не помирились, а возле стола спит пьяный дядя Вася, от которого воняет мочой и старьём. Несколько секунд папа стоит, как каменный и смотрит на меня:

– Ого, какая разодетая!

Вдруг он заплакал и упал на колени:

– Вика, доченька, – запричитал отец, – и ты туда же?!!!

– Что? – я ничего не могу понять.

Дальше всё как в тумане. Мне показалось, что время стало резиновым, вязким, а воздух тяжёлым. Папа поднялся, подошёл к столу, схватил кухонный нож, который лежит рядом с колечками колбасы. Испуг в глазах мамы и крик. Удар маме в живот. Нож выходит из мамы наполовину в крови, поднимается над головой папы.

– Хватит! – я взяла в руки табурет и ударила им отца.

Мама держит руками рану, из которой по рукам и одежде бежит кровь. Она облокотилось спиной к стене и медленно скатывается в низ. Мама сидит на полу, вокруг кровь. Папа берётся за голову и мечется по квартиреи вопит дурным визгом:

– Что я натворил? Выпросила, шалава!

Я подошла к маме, трогаю её, от слёз ничего не видно.

– Мамочка, ты же не умрёшь?

– Беги, – сказала тихо мама.

Я встала, направляясь к выходу, но отец загородил мне дорогу. В руке по-прежнему нож, в глазах ненависть.

– Стоять! Не позволю! Я вас обоих здесь… А потом – себя.

Ещё секунда и он это сделает.

– Не надо, – выдавила я.

Во рту холодно, ком в горле, тело как ватное.

Его мысль обрывается, меняет направление, он развернулся и выбежал из квартиры. Я оглянулась в сторону мамы, она закрыла глаза и не шевелится, я понимаю, что нужна помощь, выскакиваю в подъезд, бегу по улице, спотыкаюсь, падаю, встаю и бегу дальше, ноги как не мои. Бегу к тёти Тани. Она нам поможет.

***

Мамина подруга вызвала скорую и милицию на наш адрес, меня она домой не пустила, велела ждать в её квартире, а сама очень быстро убежала на помощь к маме. Потом она пришла. Я всё это время просидела почти неподвижно глядя в окно. Уже давно ночь. Мысли в голове путаются. Я ощущаю тишину и пустоту вокруг себя. Уже не плачу – хочу, чтобы мама узнала, какая я сильная, крепкая, похвалила бы меня за это.

Ключ щёлкает в замке, отворяется дверь, на пороге Татьяна, я на неё смотрю, но спросить ничего не получается почему-то.

– Викуличка, бедненькая ты моя, – тётя Таня наклонилась и обняла меня, – твою маму увезли в больницу, ты не переживай, она поправится и всё будет хорошо. Мы будем её навещать. А папу забрали в милицию. Друга его тоже забрали, в общем. Квартира пока закрыта, а ты поживёшь со мной. Договорились?

Я кивнула головой.

– Умничка ты моя, – Татьяна улыбнулась и поцеловала мою щёку, – Викусь, с тобой только совсем чуть-чуть сейчас дядя из милиции поговорит, ладно?

– Зачем?

– Твой папа совершил преступление, понимаешь, зайчик. Ты видела, как всё это было и расскажешь об этом, а потом будем баиньки.

– А его в тюрьму не посадят?

– Не знаю, надо сначала разобраться, что там произошло.

Тётя открыла дверь и в комнату вошёл высокий милиционер с папкой в руках. Он здоровается. Я сижу в кресле, он устроился на табуретке напротив меня, достаёт листы бумаги и ручку из папки, кладёт их на папку у себя на коленях, задаёт вопросы, я отвечаю. Меня от этого знобит, мне неприятно с ним общаться. Страшно, как папа рассердится, когда узнает, что я всё это рассказала.

***

Папа сидит в тюрьме. Мы уехали с мамой жить в деревню на юг. Мама нашла работу, от которойнам дали для двоих маленький домик с небольшим, но уютным двором. Тут всё по-другому: обычаи, даже разговоры другие, богу молятся чаще. Я быстро привыкла и подружилась с местными девочками и мальчиками. Люди, вроде, приняли меня. Маме, правда, не слишком доверяют. Мама говорит, что нам всё равно лучше здесь, ради меня она перетерпит какие-то сплетни. Она говорит: «Зато здесь климат лучше, здоровье у нас под окрепнет – это очень важно».

Мамуля даёт мне деньги на все вещи и игрушки, какие я только пожелаю. Ещё бы бросила она выпивать по вечерам, а потом подолгу лежать и смотреть в одну точку. Она меня почти никогда не ругает, а люди говорят: «Зоя балует свою дочку».

Я часто вспоминаю мой дом, там мои друзья, школа, тётя Таня. Хотелось бы туда почаще приезжать в гости. По отцу я скучаю и жду его, даже несмотря на то, что он и совершил ужасный поступок.

Время идёт, мне уже13 лет, я очень нравлюсь себе в зеркале. У меня русые волосы до поясницы, вьются, тонкая фигурка, формы уже слегка округляются. Я хожу в школу и помогаю маме по дому, ведь она много работает на своей работе и почти ничего не успевает по хозяйству.

***

Зоя пошла на рынок после работы, чтобы выбрать обновки для дочки. Сегодня как раз короткий день. Кое-что вкусненькое и всякая нужная всячина в сумке давит на плечо и перевешивает в свою сторону хрупкую женщину. Дикая жара, пот градом, тошнота. Зою мучают боли. В прошлый раз врачи спасли ей жизнь, но ей нужно было еще ходить на приёмы в поликлинику, но она решила, что справится и так. Тем более гораздо проще обезболить себе всё крепким домашним вином. Зоя никому ничего не говорила о своём состоянии, молча терпеть из последних сил она уже привыкла.

Зоя купила Вике, обещанную в начале недели, школьную форму и, повесив её на руку, чтобы не помять, поплелась, опираясь о каждый столб на пути к выходу с рынка. Она представила, как сейчас обрадуется её дочка, как весело запрыгает и обнимет и поцелуе маму, представила, как она её сейчас ждёт. Это придаёт ей сил, чтобы идти. К тому же, Зоя предвкушала, как забудется за кружечкой, второй вина, пока дочь будет примерять обновки, а потом они вкусно покушают, и лягут сегодня пораньше отдыхать. А пока Зою провожают сочувственным или презрительным взглядом продавцы и все, кто встречался на пути.

***

Уже поздно, а мамы до сих пор нет. Я её жду у крыльца, она обещала приехать сегодня пораньше и привезти мне новенькую форму для школы. «Может она зашла к какой-нибудь знакомой? Может на работе задержалась?» – Я так думала и ждала, а её нет и нет. Уже стих весь шум на улице и погас свет в домах. Стало прохладней. Тревожные мысли, плохое предчувствие – это меня выматывает. Я зашла в дом, включила свет. На столе уже остыл ужин, который я приготовила для нас. Я села и жду, жду…

Будильник из спальни заполнил дом пронзительным звоном. Уже утро. Оказывается, меня вырубило,и я немного поспала. Ощущение, как будто я вагоны разгружала. Проверила, не пришла ли мама. Нет, её на кухне, в кровати тоже нет, да и обуви её не стоит у порога. Кажется, она и ночью не приходила. Ужас закрался в мою душу, но я стараюсь не нагнетать мысли. Я одела приготовленную с вечера одежду, проверила, всё ли есть на сегодняшние уроки в портфеле и побрела в школу.

После школы я пришла домой иопять жду маму, но её нет. И на следующий день всё повторилось и через неделю. Я скатилась на двойки, дома пыль везде, мне не до уборки, только за чистотой школьной формы и внешнего вида слежу, чтобы никто в школе не догадался о моей беде. У всех всё в порядке, а у меня – нет, я стесняюсь, чтобы одноклассники узнали. Не понимаю, почему мама меня оставила, не знаю, как действовать, как бы не сделать хуже, чем есть. Я, наверное, схожу с ума.

Я ничего не могу и не хочу делать. Меня беспрерывно терзают мысли о маме: где она? Что с ней? Она и раньше могла уйти в запой на два, три дня, но её нет уже слишком долго. Мне нужно об этом рассказать в школе и в милицию, вдруг с мамой случилось что-то плохое – они помогут. Но если она где-то в гостях, и я вынесу весь этот позор на люди, то меня могут в детский дом забрать и мать накажут. Лучше мне ещё подождать.

У меня закончилась вся еда, пришлось думать о том, как выжить и не умереть от голода. Тогда я вышла во двор, оглянулась и моё внимание сконцентрировалось на воробье. Я потихоньку к нему подошла и только хотела его поймать руками, как он вспорхнул и улетел. «Нет. так дело пойдёт», – подумала я. Посмотрела на соседний участок, на нём растут овощи фрукты, а у нас огорода нет, только дворик небольшой. «Забраться бы к ним и разжиться какой-нибудь едой. А вдруг поймают и убьют». На глаза попался сочок для бабочек. Я его беру, подхожу к птичке, которая уселась на скамейке и потихоньку, а в конце резким движением накрыла воробушка. Испуганная птичка стала биться о сеточку сочка, я сильно хлопнула по ней рукой, а потом ещё и ещё, пока он не стих. Мне стало очень жалко воробья, но я хочу есть. Потом я вытащила добычу и стала общипывать пёрышки, занесла домой, отрезала голову, выпотрошила, помыла, включила газ и на огне зажарила добычу, в конце посолила и скушала, даже не дав остыть.

Мне очень скучно и одиноко одной, и я рискнула- пригласила одноклассницу Катю, с которой я больше всего дружила, к себе в гости. Вечером, уходя, она спросила:

– А твоя мама когда приходит?

– Ты умеешь хранить тайны?

Я боюсь, что она кому-то расскажет и все узнают, что у меня творится.

– Конечно, – очень серьёзно заверила Катя.

– Тогда, я тебе скажу, но только ты никому, договорились?

– Договорились.

– Мама уже долго домой не приходит, она пропала.

– Как? – открыла рот подружка, – беда. Ой! Бедная!

На следующий день я опять пригласила к себе Катьку. Мы побыли у меня немного. Всё это время она выглядит задумчивой. Через час подруга предложила:

– Вика, я хочу тебя позвать к себе домой. Ребёнку нельзя так жить. Пойдём ко мне, у нас дома много места.

– А твои родители? вдруг они не разрешат.

– Пойдём со мной, всё будет хорошо.

Я согласилась. Моей благодарности нет предела.

Подруга отворяет калитку, подняв старую, связанную вкруг верёвку на столбе. Громким лаем во дворе нас встретила большая, взъерошенная собака. Я сначала испугалась, потом поняла, что она добрая и даже погладила её. Старший брат Кати увлечённо что-то мастерит возле сарая, а её мама снимает сухое бельё. Она нас заметила и смотрит в нашу сторону. Мы идём прямо к ней.

– Здрасьте, – я кивнула, приветствуя женщину.

– Здравствуй, ты – Вика, наверное? – Катина мама улыбается.

– Да, я – Вика.

– А я – Роза

– Мама, можно мы с здесь поиграем? – спросила её дочь.

– Только не долго, уроки надо ещё сделать.

– Мы и уроки вместе сделаем.

Тётя Роза удивлённо подняла бровь.

– Ладно, – согласилась мама подружки.

Ужинать я осталась у Кати. Все уже пришли домой. мама приготовила вкусный супчик с домашней лапшой. Как же мне не хватало нормальной еды! Я быстро и жадно опустошила тарелку. Заметила на себе удивленные взгляды, они глядели на меня широко открыв глаза, у кого-то даже повисла челюсть от удивления. За столом повисла пауза. Поняв, что сделала что-то не то, я уставилась вниз, невольно ссутулилась, мне стало дико стыдно и стараясь не встретиться ни с кем взглядом потянулась за компотом.

– Вика, солнышко, а сколько уже мама твоя не приходит? – поинтересовалась вдруг тётя Роза.

– А-а-а, – я не ожидала сейчас никаких вопросов, но ответила, – пару дней.

Она перевела взгляд на дочку, потом опять вопросительно глянула в мою сторону. Я поняла, что Катя обо всём рассказала своей маме.

– Ведь её уже дольше нет? Так? – не отступала мама подруги.

– Да. Больше недели уже, – созналась я.

– Я хочу тебе помочь.

– Вы разрешите мне у вас пожить?

– Нет. У нас самих, как видишь, места мало, семья вон какая большая. Ты лучше сходи завтра в специальный дом, для таких вот, как ты детей. Там тебя примут, кормить будут и мыться можно, до школы не далеко, опять же. Всё-таки, и под присмотром будешь. Не дело это, ребёнку так, в одиночку, мало ли что.

– А мама меня потом, как найдёт?

– Найдёт, не переживай. Она как объявится, так тебя ей сразу и передадут в целости и сохранности. Соглашайся, а то ещё не известно, сколько твоей матери не будет и что с тобой может произойти. А вдруг ты заболеешь? Кто тебя лечить-то будет? Не кому. Там о тебе позаботятся.

– Хорошо. Где это место?

– Сейчас ты пойдёшь домой. Собери вещи, которые хочешь с собой взять, а утром иди к нам, я тебя провожу.

Пол ночи я размышляла о том, правильно ли я поступаю. Я слышала, что в деревне приезжих недолюбливают, мы как раз приезжие и сколько бы мы не старались, мы всё равно не стали своими в этой деревне. Мама говорила, что это, просто бабы местные за своих мужиков боятся, их же меньше, чем баб, вот они и переживают, чтобы городские их драгоценных не поуводили. А тут такая забота! Странно. Может лучше мне рассказать о случившемся Полине Михайловне – маминой начальнице на работе. Она добрая, лучше всех к маме и ко мне относится, уводить из семьи у неё некого, да она только рада была бы женить своего вдовца-сына на моей маме. Ладно, пойду посмотрю, что там за место, о котором тётя Роза так хорошо говорит, а если не понравится, уйду и сразу к Полине Михайловне отправлюсь.

***

В кабинете у заведующей детского дома пахнет свежестью. Большие окна настежь распахнуты, мягкий бежевый диван, красивые стулья около большого стола, по центру яркий, расписной ковёр, причудливая люстра. Заведующая мне улыбается, всё так красиво и светло! Я мысленно благодарю Катину маму: «Вот, помогла тётя Роза! Спасибо!»

Роза о чём-то говорит с заведующей, кажется они давно знакомы. Потом тётя Роза ушла, а я осталась и заведующая Арина Пантелеймовна стала задавать мне вопросы, о том, как я живу. Я отвечаю честно, она записывает.

После беседы, меня проводила в мою комнату другая женщина. Она показалась мне не такой доброй, это понятно по её недовольному выражению лица и жестам. Свою большую сумку с вещами я тащила сама, а она меня только бесцеремонно поторапливала. Но этооказалось меньшим разочарованием по сравнению с тем, что я ожидала от комнаты. Меня завели в какое-то большое и душное помещение, битком стоят ряды ровно заправленных кроватей и тумбочек рядом с ними, вдоль стены несколько убогих столиков и стулья с железными ножками. По соседству с этой комнатой, ещё такие же, как бы не заблудиться. Из краткой экскурсии моей сопровождающей я узнала где мне спать, куда ходить в туалет и принимать водные процедуры по очереди, где делать уроки, где столовая и врач.

В прочем у врача я пока и осталась, меня ведь ещё должны осмотреть. Седовласая женщина в белом халате проверила мою голову, попросила раздеться, заглянула мне в рот, в глаза, в нос, покрутила меня, осматривая кожу, руки, пятки, даже в трусы заглянула и что-то записав, сказала, что я могу одеваться.

Из мед кабинета меня встретила опять эта мрачная тётя. Она ознакомила меня с режимом дня. А потом мне можно было оставить себе одежду, которую я в ближайшее время буду носить, а всё остальное я должна была сдать. Я оставила себе своё самое любимое платье голубого цвета с рюшем, пару колготок, пару трусов и маек, больше ничего не разрешили класть в тумбочку.

Сегодня мне разрешили освоиться, отдохнуть, а завтра уже как все буду жить по режиму. Весь день, дети которые меня видят, смотрят на меня, но ничего мне не говорят, только я расслышала доносившиеся усмешки: «Мальвина тупая» – это, вроде, про меня. Мне не по себе. Дети одеты как нищие и все какие-то озлобленные и заносчивые. Я почти не ела в столовой на обед, в такой обстановке даже голову поднять страшно, а не то что нормально поесть. На ужин я не пошла, осталась сидеть на кровати в спальне. Вечером мне принесли одежду и обувь для школы. Такую же рвань убогую, как и у всех. Уснула я так и не дождавшись своей очереди в душ.

Утром я проснулась от пронзительного звона. Все сразу встали и начали заправлять свои кровати и одеваться. Кто-то собирается в школу в первую смену и я с ними, а кто-то… Говорят, что на работу до школы до второй смены.

Наконец-то я дождалась своей очереди идти умываться и в туалет.

– Привет, будем дружить?

Рядом со мной стоит девочка на голову выше меня, на лице выражение, даже не передать- уверенный деловизм.

– Хорошо, – я подумала, что будет не плохо подружиться тут с кем-то, – меня Вика зовут, а как тебя?

– Какая разница?! Мальвина, состирни-ка быстренько мой платок! – и бросила мне в раковину сопливую тряпочку, – считай, это знак доверия тебе. Доверяю сокровенное, – вокруг я слышу смех других ребят.

– Я не хочу!

– Не хочешь дружить?! – перебила меня дерзкая девочка и подошла ближе, взяла меня за шею сзади и придавила, – а кто со мной не дружит, тех мы наказываем.

Опять этот мерзкий смех. Мне стала страшно. Холод в области копчика, лёгкое головокружение и тошнота, глушат смех.

– Ладно, – согласилась я, лишь бы не билии быстро принялась стирать пока, не опоздала в школу.

По дороге от школьного автобуса, я поняла, что надо бежать отсюда, пока не поздно. Сначала я пошла вместе со всеми, чтобы не привлекать внимания, но когда прозвенел звонок на урок, то вместо того, чтобы идти в класс я остановилась, оторвалась от толпы и быстро пошла на выход. Бабуля-уборщица на проходной лениво спросила меня, куда я собралась с уроков, я ответила. Что у меня болит живот и что меня отпустили.

Я шла домой и мысленно ругала себя за то, что послушала тётю Розу. Теперь весь класс, вся школа будут дразнить меня. О чём только я думала? Наверное, о еде. Надо было сразу идти до Полины Михайловны, онабы нашла другой выход из положения. Так жестоко точно бы не поступила. Мне, кажется, что она и сама пришла бы к нам, чтобы узнать, почему мама не выходит на работу. Но мама периодически и довольно часто плохо себя чувствует, поэтому никто не придёт. Я пришла домой и твёрдо решила спрятаться и не выходить ни к кому.

***

После занятий, детей первой смены привезли в детский дом. Они должны были переодеться, пообедать и идти сменять вторую смену на работе. Перед тем, как войти в грузовик до работы проводится линейка и перекличка с целью выявить, все ли на месте, никто-ли не отлынивает от работы:

– Лебедева!

– Здесь!

– Линник!

– Здесь!

– Малинина! – тишина… – где Малинина?

– Я знаю, – подняла руку девочка, которая заставила Вику стирать свой платок.

– Кто разрешил выкрикивать из строя? – девочка потупилась и молча подняла руку, – говори!

– Она сбежала с уроков.

– Куда?

– Не знаю.

– А говоришь, что знаешь. Не знаешь – молчи! Все в кузов по местам!

За Викторией отправили комиссию с собакой. В первую очередь они отправились по адресу проживания девочки и оказались правы. Стук в дверь, Малинина не открывает.

– Есть кто дома? – в ответ на громыхающий басом вопрос Вика молчит, – Зоя и Виктория Малинины здесь проживают? – не унимается командный мужской голос.

– Конечно, здесь. Спрашиваете ещё, – возмущается противный, гнусноватый женский голос.

– Если вы сейчас же не откроете, мы имеем право взломать дверь, на основании угрозы здоровья и жизни несовершеннолетнего, – отчеканил тот же мужской голос.

После тридцати секунд ожидания второй женский голос скомандовал:

– Ломайте!

Сильный рывок двери- пробой предательски скрипнул. Я мигом шмыгнула под стол, прикрыла себя скатертью и забилась в самый угол, как мышка, как только я успела это сделать второй рывок вырвал пробой и дверь с грохотом о стену отворилась. В дом вошли. Я стараюсь не дышать. Минуты не прошло, как передо мной появилась собачья морда и громко гавкнула. «Предательница! Как ты могла?» – пронеслось в моих мыслях. Она гавкнула ещё два раза мне прямо в лицо. Собаку отвели и передо мной возникло лицо милиционера.

– Нашлась, пропажа, выходи уже.

Позади от него я услышала, как та женщина хвалит собаку.

– У-у, – промычала я носом, отрицательно кивая головой.

Милиционер, схватил меня за запястье и вытащил из моего укрытия.

– Лучше бы вы мою маму так искали и привели меня к ней, чем на меня время тратите! – выкрикнула я в сердцах, срывая голос.

– Мы уже везде разослали запросы– пока безуспешно. Ведутся поиски, возможно, её уже нет в живых, – как гром среди ясного неба известил высокий дядька в форме.

– Кстати, учитывая репутацию Зои Борисовны, – многозначительная пауза и взгляд в сторону милиционера, добавила кругленькая, низенькая женщина с нелепой причёской, – мы просто обязаны позаботиться о ребёнке. И не думай, что мы на тебя тратим своё время, – обратилась она уже конкретно ко мне, глядя мне прямо в лицо, – ты нам нужна, – в конце сказанного, она даже довольно улыбнулась.

«Всё понятно- ещё одна стерва, недолюбливающая мою маму из-за того, что она красивее и может понравиться, ну хотя бы вот этому сельскому представителю власти. Бедная моя мамочка, вырасту- всем отомщу за неё!» – подумала я.

***

«Что, если она заблудилась в лесу? Вдруг её съели звери? Может, она лежит где-то, ей больно и нужна моя помощь?» – от этих предположений, я превратилась в отрешённое существо. Даже не помню, как меня привели в детдом и как я вырубилась спать.