Как выжить в академии и не придушить дракона

Прибытие

Железные ворота Академии возвышались так, словно имели личное мнение о каждом, кто осмеливался приблизиться, и это мнение было, мягко говоря, не лестным. Кованые узоры в виде переплетённых драконьих тел выгибались в изящных, но явно насмешливых позах, будто шептали: «Ну-ну, давай, удиви нас, смертный». За ними громоздился замок, не просто строение, а олицетворение показного величия: башни, шпили, стрельчатые окна, из которых струился мягкий, но холодный свет магических ламп, и ни одной щели, куда можно было бы спрятать человеческую скромность.

Толпа перед воротами напоминала смешанный салат: здесь были блестяще одетые наследники древних родов с гербами, вышитыми на плащах, и бледные, как утренний туман, новички, судорожно вцепившиеся в чемоданы, будто те могли защитить их от магии и высокомерия сразу. А где-то сбоку, среди всей этой цветастой картины, стояла Ариэль Летнер – в тёмной куртке, которую, кажется, пережили бы даже апокалипсис и три переезда, и с рюкзаком, больше похожим на спутника беглеца, чем ученицы престижнейшей академии магии.

Башни… о да, башни смотрели. Это было не воображение: на секунду Ари показалось, что верхушки с витиеватыми куполами повернулись, и чёрные окна уставились прямо на неё, как строгие учителя на опоздавшую ученицу.

– Ну да, – пробормотала она себе под нос, – пафоса-то им не хватало. Ещё бы фанфары и ковровую дорожку. А лучше дракона в холле, чтобы уж сразу напугать.

Магический ветер прошелестел сквозь ворота, и по коже пробежала дрожь, как от чьей-то холодной ладони. Чужая, но цепкая магия ощупывала её, будто проверяла, достойна ли она ступить на этот каменный двор. Ари, не отводя взгляда, шагнула вперёд, мысленно надеясь, что замок не решит выкинуть её обратно на улицу.

Ворота отозвались низким металлическим вздохом, и в тот момент Ари поняла: здесь даже железо умеет судить людей.

Женское крыло общежития оказалось длинным, как список претензий придворной дамы, и сияло витражами, будто кто-то решил, что жить здесь будут исключительно принцессы и священники. Сквозь цветные стекла лился утренний свет, рассыпаясь по полу алыми, синими и золотыми пятнами, словно кто-то пролил радужное варенье и теперь надеялся, что его просто не заметят.

Коридор тянулся до бесконечности, и по пути Ари то и дело натыкалась на открытые двери: в одной кто-то магическим заклинанием выглаживал гору платьев, в другой два девушки спорили, какого оттенка розового должна быть занавеска, «чтобы не раздражала чакры». Ари в очередной раз мысленно поблагодарила судьбу за её комнату на самом конце, там, по крайней мере, шанс столкнуться с этим фестивалем тщеславия был минимальным.

Дверь с номером 17 оказалась приоткрытой. Едва Ари переступила порог, как на неё вывалилась лавина слов:

– Привет! Ты Ари? Я Лисса! – перед ней, на аккуратно застеленной кровати, сидела невысокая девушка с сияющими, как два фонаря, глазами и целой россыпью косичек, которые подпрыгивали при каждом её движении. – Ой, у тебя рюкзак, как у беглянки! Ты что, прямо из поезда сюда?

Ари бросила взгляд на свой верный, потрёпанный рюкзак, который действительно видел больше вокзалов, чем большинство здесь видело в своей жизни.

– Ага, – ответила она, сбрасывая его на соседнюю кровать. – А что, тут положено прибывать на золотых каретах?

– Ну… многие так и делают, – задумчиво протянула Лисса, при этом вытаскивая из чемодана подушку в форме кота. – Ты ведь не из знатных?

Ари едва заметно ухмыльнулась.

«Итак, игра началась. Простушка в мире белоручек. Что ж, посмотрим, кто кого».

Она опустилась на кровать, и витражный свет коснулся её лица, вырисовывая на нём странную смесь усталости и едкой готовности к бою. Лисса, похоже, и не думала замолкать, её слова летели, как воробьи, каждый в своём направлении, и Ари лишь отметила про себя: этот день будет долгим.

В академии, как быстро выяснилось, воздух пах не только чернилами и магией, но и превосходством. Причём последнего, в таких концентрациях, что, кажется, можно было черпать серебряной ложкой и мазать на хлеб. Лисса, сидя на своей кровати в окружении хаотически разложенных подушек, чайных чашек и подозрительно пахнущих сушёных трав, излагала правила местной жизни с тем же задором, с каким бы монах-проповедник рассказывал о семи смертных грехах.

– Тут почти все из влиятельных родов, – доверительно сообщила она, как будто открывала тайну мирового заговора. – У каждого есть свои связи, свои люди… и, как бы это сказать… свои правила игры. А простолюдины вроде тебя… ну…

– Курьёзы? – с невинной улыбкой подсказала Ари, разваливаясь на кровати и закинув руки за голову.

– Курьёзы – это если в витраж залетит курица, – без тени иронии ответила Лисса. – Ты скорее… как, знаешь… брак в ткани. Капля чернил на белом шелке. Не всегда заметно, но портит картину.

Ари усмехнулась, не только потому, что «портить картину» всегда было её любимым хобби.

«Отлично. Значит, буду пятном, которое не отстирается».

Лисса уже готовилась пуститься в лекцию о правильных манерах за столом, когда в коридоре раздался ритмичный перестук каблуков. Звук был такой выверенный и громкий, будто кто-то вбивал в пол гвозди, ровно и демонстративно. В проёме показалась компания из четырёх студентов, и всё в них, от идеально выглаженных мантий до лениво приподнятых бровей, кричало: «Мы здесь главные».

Один из них, высокий блондин с лицом, на котором можно было учить анатомию надменности, проходя мимо, едва заметно качнул плечом. Достаточно, чтобы зацепить Ари и отправить её в лёгкое, но унизительное покачивание. Он даже не посмотрел на неё.

– Вот, кстати, – Лисса скосила глаза в сторону уходящей процессии. – Классический пример: у него отец глава Совета магов, мать герцогиня Вэйр. Так что для него ты примерно как мебель. Неинтересная.

Ари медленно подняла взгляд на спину удаляющегося блондина, прикусила губу и едва сдержала комментарий, который наверняка лишил бы её завтрака и половины зубов.

«Если они думают, что я буду стоять тихо в уголке, они очень плохо думают».

Она ещё не знала, как именно будет портить их безупречную «ткань», но, судя по нарастающему внутри азарту, это обещало быть не просто пятном, а полноценной кляксой, расползающейся по всем шёлковым просторам Академии.

Балкон Академии открывался на внутренний двор, утопающий в зелени и элегантной вычурности архитектуры, которая явно была придумана для того, чтобы простолюдины вроде Ари чувствовали себя здесь максимально не к месту. Лисса, облокотившись на резные перила, вела свою экскурсию с видом гида, которому доплачивают за драматическую подачу.

– И вот, – её голос приобрёл особый оттенок, тот самый, каким обычно говорят «а сейчас мы подходим к клетке с ядовитой коброй», – Кайден Ри’Астар. Наследник драконьего рода, маг, боец… и, по слухам, абсолютно невыносимый.

Ари скривила губы в вежливом подобии улыбки, явно не разделяя этого священного трепета.

– Отлично, – произнесла она с ленивым удовольствием, словно заказывала пирог с двойной порцией корицы. – Надеюсь, он будет держаться подальше.

– Ох, – протянула Лисса, – ты же понимаешь, что это не он к тебе, а ты к нему должна держаться подальше?

Ари уже приготовилась что-то язвительно ответить, когда внизу раздался смех – густой, раскатистый, с тем самым оттенком самоуверенности, который обычно свойственен людям, привыкшим выигрывать спор ещё до того, как он начался.

Во внутреннем дворе стоял высокий парень в чёрной форме, идеально сидящей на нём так, будто её шили на его эго, а не на тело. Волосы чуть растрёпанные, как у тех, кто нарочно делает вид, что не старался; движения ленивые, но в них была та опасная грация, что встречается у хищников, знающих цену своей силе. Вокруг него толпились студенты, кто-то смеялся в такт, кто-то кивал слишком энергично, явно стараясь попасть в ритм его харизмы.

Ари собиралась отвести взгляд, но он, словно почувствовав её присутствие, поднял голову. Их глаза встретились.

Взгляд его был не просто оценивающим, в нём было что-то вроде вызова, как у игрока, который только что положил на стол все карты и очень хочет посмотреть, рискнёшь ли ты ответить.

Ари не отвела глаз. Не потому, что хотела, просто в голове вдруг стало слишком пусто, а сердце отбило ритм, подозрительно похожий на «сейчас будет весело, но тебе не понравится».

И, конечно, он усмехнулся. Лёгко, почти незаметно. Но достаточно, чтобы Ари поняла: этот дракон точно не собирается держаться подальше.

Первый урок, первый враг

Аудитория боевой магии оказалась именно такой, какой я её и представляла: слишком большой, чтобы чувствовать себя уютно, и слишком старой, чтобы не подозревать, что где-то в углу до сих пор живёт привидение первого студента, решившего, что «ну, боёвка – это не моё». Высокие арочные окна, через которые вваливался утренний свет, щедро раздавали пыльные лучи, и эти лучи так самодовольно кружили в воздухе, что казалось, они пришли сюда с той же целью, что и мы: занять лучшие места и посмотреть, кто сегодня опозорится первым.

Ряды длинных парт тянулись к кафедре, напоминая лавки в суде, только вместо строгого судьи нас ожидал человек, который по слухам мог разнести дверь огненным заклинанием, если студент слишком громко чихнёт. За партами уже сидели будущие маги: кто-то оживлённо шептался, явно обсуждая чужие ботинки (или чьё-то будущее), кто-то зевал так лениво, словно вчера ночью спасал мир, а несколько особо нервных особ переставляли перья с места на место так, будто от этого зависела их жизнь.

Лисса, моя соседка по комнате и одновременно ходячий «справочник по тем, с кем лучше не связываться», тут же наклонилась ко мне и горячим шёпотом выдала краткий экскурс в местную иерархию: кто из кого, кто спит с кем и кто способен испепелить взглядом, если ты занял его стул. Отдельная категория – «не трогать». И, конечно же, в ней гордо красовалось имя Кайдена Ри’Астара, произнесённое с тем уважением, каким обычно называют древнего дракона или очень злую преподавательницу по этикету.

Я выбрала место в середине ряда, но ближе к краю, потому что бегство это искусство, а искусство требует удобной позиции. Мысленно я уже придумала пару уважительных причин для потенциального побега: от внезапного приступа магической аллергии до крайне срочной необходимости спасать котёнка из параллельного измерения.

Дверь аудитории распахнулась не просто медленно, нет, это было то самое театральное замедление, когда каждый миллиметр движения сообщает миру: «Сейчас, дорогие мои, вам всем придётся отодвинуться, потому что на сцену выходит главный персонаж».

В проёме возник Кай Ри’Астар и, честно говоря, я почти услышала закадровый оркестровый аккорд. На нём была безупречная чёрная форма, чётко подчёркивающая его высокую и раздражающе уверенную фигуру, золотые акценты на лацканах и тонкий пояс с эмблемой драконьего клана, как в рекламном буклете: «Вы тоже можете выглядеть так, если родились в древней и высокомерной семье».

Аудитория замерла. Гул разговоров схлопнулся в тишину, а в этой тишине кто-то тихо, но с явным удовольствием вздохнул: «О, началось…» Студенты в его пути расступались сами, отодвигая сумки, колени и, возможно, собственную гордость, всё это с видом людей, которые понимают, что случайное касание может закончиться лекцией о личных границах, сопровождаемой огненным эффектом.

Он шёл так, будто каждая доска пола принадлежала ему по праву рождения, и, конечно, выбрал траекторию прямо мимо меня. Я, разумеется, сделала вид, что увлечена содержимым своей тетради, хотя последние три страницы были заполнены исключительно каракулями и одной кривой схемой, где стрела «я → он» заканчивалась на слове «катастрофа».

– Ри’Астар, – протянула Лисса мне в ухо, словно объявляла прогноз бедствия, – смотри, не сгор…

Она не успела договорить. Кай, проходя мимо, слегка, настолько, что можно было списать на случайность, но явно недостаточно для этого, задел моё плечо. Лёгкое, почти невинное касание, но по моей коже пробежала такая электрическая дрожь, что я всерьёз задумалась: не пора ли Академии проверять аудитории на утечки магии.

Я подняла глаза. Он посмотрел на меня. Это был взгляд, в котором смешались ленивое превосходство, обещание неприятностей и, будь я проклята, искра, от которой внутри всё мгновенно нагрелось до температуры драконьего дыхания.

– Осторожней, – выдохнула я, пытаясь вложить в слово максимум яда.

– Я всегда осторожен, – ответил он так медленно, что каждое слово звенело, как капля, падающая в бездонный колодец. – Просто не всегда добр.

В проходе мгновенно стало теснее, чем в голове после его слов. Я медленно повернулась, с тем самым ледяным вежливым выражением, которым в приличных домах встречают незваных гостей и особенно наглых родственников.

– Может, ты просто перестанешь занимать всё пространство в радиусе десяти метров? – произнесла я с таким спокойствием, что даже сама удивилась, как голос не выдал желание ткнуть его чем-нибудь острым.

В аудитории прошёл тихий смешок, кто-то прикрыл рот ладонью, кто-то нагло хмыкнул. И, клянусь, несколько пар глаз сверкнули с тем любопытством, с каким обычно смотрят на драку в таверне.

На лице Кая на мгновение мелькнуло настоящее, неподдельное удивление, как если бы маленькая декоративная кошечка вдруг показала зубы и когти тигра. Но удивление тут же растворилось в лёгкой, почти ленивой усмешке.

Он прищурился, и этот взгляд, тёмный, как вино под пламенем свечи, говорил ясно: он запомнил меня. А хуже всего, что мне, чёрт возьми, это понравилось.

Аудитория гудела, как улей в тёплый день, пока дверь не распахнулась с таким стуком, что воздух будто сжался от неожиданности. Вошёл мастер боевой магии – сухой, высокий, с лицом, на котором любая эмоция, кроме раздражения, выглядела бы преступлением. Он ударил посохом об пол так, что эхо, кажется, прокатилось по всем этажам Академии.

– Тишина, – произнёс он тоном, который мог бы заставить замолчать даже привидение.

Тишина наступила. Ну… почти. Потому что я, разумеется, сразу почувствовала взгляд. Тот самый тяжёлый, обжигающий, как будто он хотел прожечь во мне дыру, но при этом лениво наблюдал, как я буду извиваться.

Я повернула голову и, конечно же, поймала Кая на месте преступления: он сидел, откинувшись в кресле, с той самой наглой ухмылкой, которая у нормальных людей возникает, когда они только что выиграли пари… и знают, что выиграют ещё раз.

Я отвернулась, уткнулась в конспект, но стоило мастеру повернуться к доске, как в отражении окна снова мелькнули эти глаза. Чёрные, тягучие, с ленивой тенью насмешки.

– Ты ему уже понравилась… – прошептала Лисса сбоку, склонившись ко мне, как будто мы обсуждаем погоду. – В плохом смысле.

Я не отрывала взгляда от страниц, делая вид, что вообще не понимаю, о чём речь.

– Отлично, – пробормотала я, скрипнув пером по бумаге. – Добавлю в список своих жизненных целей: «не попасться в лапы местного самодовольного хищника».

Лисса хихикнула. Я нет. Потому что в тот момент, когда я снова подняла глаза, Кай чуть наклонил голову, будто соглашаясь с моими мыслями… но его улыбка ясно говорила: «Поздно, малышка. Ты уже на моём радаре».

И вот тогда я решила: держаться подальше. Очень далеко. Желательно, на другом континенте. Проблема в том, что этот континент, к сожалению, был ровно тем, на котором стояла Академия.

Аудитория постепенно опустела, оставив после себя запах чернил, пыли и смутно раздражающего ощущения, что я опять упустила половину лекции, пытаясь не свернуть шею от постоянных взглядов в спину. Студенты расползались, как муравьи после дождя, быстро, целеустремлённо, и с таким видом, будто ещё минута в этих стенах может стоить им жизни.

Я, вооружившись тетрадью, уже нацелилась к выходу, но, конечно же, судьба решила, что мне сегодня мало проблем. У двери стоял Кай, вальяжно, почти лениво облокотившись о косяк, словно не дверь это, а трон, а он король, соизволивший задержаться ради одной-единственной зрелищной казни.

Взгляд его был из той серии, что в истории обычно заканчиваются войнами или романами, в зависимости от фантазии участников. И что хуже, в нём не было ни тени усталости после занятий. Наоборот, он выглядел так, словно только начал развлекаться.

– Если ты опять попытаешься меня задеть, – сказала я, даже не сбавляя шага, – я начну брать за это плату.

Я надеялась, что это прозвучит холодно и деловито, как грозовое предупреждение. Но в его глазах что-то чуть дрогнуло, и я поняла: чёрт, прозвучало скорее как вызов.

Кай тихо засмеялся. Не громко, так, что этот смех будто бы скользнул по коже, лёгким током, и застрял где-то между лопатками. Это был смех человека, который уже выиграл спор, даже если ты ещё не поняла, что он начался.

– Боюсь, – протянул он, – мне придётся залезть в долги.

Он слегка наклонился вперёд, и в этот момент между нами, кажется, стало теплее на пару градусов. Но это был тот тип тепла, что опаляет, а не греет, как у костра, у которого стоишь слишком близко, зная, что в любой момент можешь обжечься.

Я выдержала паузу. Он тоже. И в этой паузе было слишком много: и желание заехать ему по самодовольной физиономии, и такое же сильное желание… ну, в общем, совсем не бить.

Я шагнула мимо, намеренно задевая его плечом, и услышала тихое:

– Мы ещё не закончили.

Я не обернулась. Не потому что не хотела, а потому что боялась, что в его глазах увижу ровно то, что и боялась увидеть.

Напарники поневоле

Аудитория по боевой магии с утра пахла привычным коктейлем магического озона, гарью и чьей-то вчерашней неудачей, которую, судя по запаху, выскребали из потолка. Шум, щебет, редкие хлопки, студенты оживлённо обсуждали свежие сплетни и доедали завтрак, пока дверь не распахнулась.

На пороге появился профессор Варенцов, высокий, как чужая башня, и мрачный, как расписание экзаменов. Его лицо излучало ту особую, воспитанную годами педагогического садизма, энергию: «Сейчас вам будет больно. Не физически. Хуже морально».

Он молча прошёл к кафедре, скользя взглядом по списку в руках. И тут в его глазах мелькнул тот самый хищный блеск, который у других мужчин бывает только при виде добычи или дорогого коньяка.

– Летнер, Ри’Астар, – произнёс он, отчётливо, словно рубил воздух на части. – Сегодня вы напарники.

Тишина. Настоящая, вязкая, со вкусом предвкушения. Потом аудитория взорвалась едва сдержанными смешками. Кто-то шепнул: «Сейчас будет шоу», и за соседним столом поспешно сделали ставки.

Летнер, то есть я, моргнула, пытаясь осознать этот внезапный приговор. Рядом Ри’Астар уже расплылся в ухмылке, медленно, как кошка, решившая, что у вас в руках миска со сливками. Его взгляд скользнул по мне сверху вниз, бесцеремонно, самодовольно, и вернулся к профессору.

– Простите… что? – В голосе звучало то самое ядовитое спокойствие, которым обычно пользуются перед тем, как метнуть что-нибудь тяжёлое.

– Я готов, – сказал он. И это «готов» прозвучало так, будто речь шла вовсе не о тренировке, а о чём-то гораздо менее приличном.

Варенцов, проигнорировав моё возмущение, с видом милосердного судьи добавил:

– Цель проста: научиться работать вместе, а не выяснять, кто громче кричит.

В его тоне было что-то глубоко злорадное. Как у человека, который только что подложил две несоместимые химические смеси в один котёл и теперь отходит на безопасное расстояние.

– Не переживай, Летнер, – тихо сказал Ри’Астар, когда мы поднимались. – Я умею ладить с девушками.

– Отлично, – ответила я таким тоном, что ледяной щит сам собой встал бы между нами. – А я умею метко бить.

И вот так, под одобрительные смешки однокурсников, мы направились к тренировочным манекенам, два человека, которые скорее взорвали бы друг друга, чем спасли, но которых упрямо решили связать в одну команду.

Тренировочная площадка, отгороженная от остального факультета мерцающим куполом подавления, тихо шипела по краям, как недовольный чайник. Внутри пахло разогретым камнем, раскалённой медью и тем особым привкусом магии, который щекочет в носу, словно обещая, что вот-вот случится что-то зрелищное… и желательно взрывоопасное.

Кай стоял посреди арены, как живое воплощение военной инструкции: спина прямая, взгляд колючий, голос натянутый, будто струна, готовая сорваться.

– Ты слева, я прикрываю справа. Щит по моей команде. Поняла? – Его тон не допускал возражений. Теоретически.

Я кивнула с самым невинным видом, хотя внутри уже чесались руки проверить, сколько секунд потребуется, чтобы вывести его из себя.

– Конечно, командир, – ответила я сладко, как мёд, но с той густотой, от которой у пчёл наступает диабет.

Первая атака манекенов и я поставила щит. Почти. Правда, почему-то на полметра правее, чем надо, так что Кай оказался в милом ливне из искр и заклинаний. Он рванулся ко мне, выругавшись, и метнул дополнительную защиту.

– Что это было?!

– Ой, прости, перепутала право с твоим эго, – ласково пояснила я, поправляя волосы, как будто тут вообще ничего не горело.

Второй заход. Он, стиснув зубы, отдаёт чёткие команды:

– Бей по третьему слева! Быстро!

Я, улыбаясь, пускаю в ход заклинание… но уровнем ниже, чем нужно. Эффект получился скорее декоративный: манекен мило заискрился и остался стоять, как будто я его только что комплиментами осыпала.

– Ты издеваешься? – Кай уже почти рычал.

– Нет-нет, просто хотела, чтобы он оценил атмосферу. Вдруг подружимся?

Он начал говорить громче, резко, отрывисто, как будто каждое слово было командой армии. Я, напротив, снижала голос всё тише, растягивая слова с опасной мягкостью, словно обматывала его раздражение бархатной, но удушающей лентой.

Манекены летели, щиты гудели, искры сыпались не только из разряженных заклятий, но и между нами, горячие, злые, острые. Я чувствовала, как под кожей начинает вибрировать магия, отвечая на этот нелепый танец команд и саботажа.

На краю площадки преподаватель Варенцов, облокотившись на перила, явно наслаждался представлением. Лёгкая ухмылка на его лице говорила: «Да-да, именно этого я и хотел. А теперь, дети, удивите меня ещё сильнее».

И мне почему-то очень захотелось сделать что-то, что и его, и Кая одновременно оставит без слов.

Площадка уже дышала предчувствием беды, воздух густой, тяжёлый, словно натянутая простыня перед грозой, а купол подавления мерцал таким ленивым светом, будто понимал: скоро всё полетит к демонам, и ему придётся работать сверхурочно.

– По моей команде! – рявкнул Кай, сверкая глазами так, что манекены наверняка начали пересматривать свои приоритеты на жизнь.

– Конечно, – отозвалась я с самым невинным выражением лица, при этом мысленно примериваясь, в каком именно моменте вставить шпильку, чтобы бесило максимально.

Команда прозвучала, и мы, почти одновременно, запустили заклинания. Почти, потому что я вложила в своё ударную, он защитную, и обе магии столкнулись посередине, завертелись, словно два пьяных дракона, сцепившихся в небе, и начали расти, раздуваться, набухать силой. Волосы у меня поднялись, как у кошки в момент искреннего возмущения, а на руках пробежала дрожь статики.

– Ты что творишь?! – Кай бросил на меня взгляд, в котором металась смесь ужаса, злости и того самого «я знал, что ты всё испортишь».

– Украшаю ваш скучный боевой стиль, – отрезала я, едва сдерживая улыбку. – Немного хаоса ещё никому не вредило.

В этот момент один из манекенов, судя по всему, понял, что стал центром этого магического торнадо. Он издал звук, подозрительно похожий на нервный смешок с кашлем, и с отчаянным «пффф» разлетелся на тысячи искр.

Взрыв был эффектный, тепло лизнуло кожу, куски обгоревшей ткани манекена пролистали воздух, а разноцветные магические всполохи осыпались на нас, как новогодний салют, устроенный кем-то с садистским чувством юмора.

Я не устояла, ноги поехали, и мир, с противным чувством невесомости, резко рванул вниз. Но упасть я не успела: Кай подхватил, крепко, как будто именно этого момента ждал всё занятие. Его ладонь обожгла мою талию, дыхание коснулось виска, и три секунды, долгие, насыщенные, странно жаркие, мы стояли, глядя друг на друга так, будто сами были теми самыми заклинаниями на грани взрыва.

Он отпустил первым, почти швырнув меня обратно в реальность. Я отряхнулась, делая вид, что в моей груди не стучит чужое сердце, и что я, разумеется, абсолютно равнодушна к этой неожиданной близости.

– Прекрасно, – сухо заметил профессор Варенцов с края площадки, даже не пытаясь скрыть ухмылку. – Прогресс есть. Вы хотя бы взрываете одного врага вместе.

Кай фыркнул, я приподняла бровь.

Законы Академии

Ари вошла в библиотеку так, будто собиралась не читать, а объявить войну. Разве что без знамён и барабанов, зато с выражением лица, каким обычно смотрят на тарелку супа, где плавает что-то подозрительно живое.

Перед ней раскинулся зал, от которого дух захватывало, и не только потому, что воздух был густо пропитан запахом старой бумаги, сухих трав и чего-то ещё, едва уловимого, как намёк на магию. Высоченные стеллажи тянулись к потолку, словно древние деревья в каменном лесу. Между ними узкие проходы, где и днём казалось чуть темнее, чем надо, а лестницы на колёсиках, притаившиеся у полок, напоминали о том, что здесь, в отличие от остальной Академии, добраться до вершины можно только с усилием.

Витражные окна отбрасывали на пол и стены разноцветные пятна, и в их мозаичном свете пыль кружила неторопливый танец. На галерее, утопающей в полумраке, двое студентов склонились друг к другу и шептались. При её приближении они замолчали с такой поспешностью, будто обсуждали государственную тайну или последние сплетни про преподавателей, что, по сути, одно и то же.

Ари уверенно направилась в сторону, где, по её догадке, хранили «важное и скучное». Раздел с «Уставом Академии» оказался спрятанным между пыльными томами по административной магии и бюрократическим трактатам, что выглядели так, будто могли свести с ума любого, кто решит их прочитать целиком. Перебрав несколько фолиантов, каждый из которых был тяжелее её котомки, она наконец нашла нужный: красный кожаный переплёт с золотыми завитками, которые, если приглядеться, складывались в очень насмешливый, почти издевательский орнамент.

Она уселась за ближайший стол, отодвинув стул так, что он жалобно заскрипел, как старый кот, которому наступили на хвост.

Первая страница встретила её вычурным гербом Академии и длинной преамбулой о «чести, достоинстве и ответственности каждого студента». Ари скривилась: похоже, эти правила писали люди, которые никогда не сталкивались с Каем Ри’Астаром.

Чем глубже она погружалась в текст, тем сильнее холодок пробирался под кожу. Вот, пожалуйста: «дуэль без разрешения» минус стипендия. «Порча имущества» минус стипендия и пара недель отработки. «Систематическое нарушение дисциплины» исключение без права восстановления. И никакого «если повезёт».

Она оторвалась от страницы, моргнула, потом перечитала абзац ещё раз. Нет, всё верно. Чёрным по белому: вылететь можно быстро и без излишней волокиты, если кто-то вдруг решит, что твои «маленькие конфликты» слишком систематические.

И вот тут её сарказм впервые за день споткнулся о реальность.

Потому что она прекрасно знала одного человека, который мог бы не просто сыграть грязно, а сделать это с таким вкусом и артистизмом, что свидетели аплодировали бы стоя.

Кай. Разумеется, Кай.

Ари уткнулась лбом в ладонь и тихо выдохнула. Запах старой кожи переплёта и сушёного розмарина вдруг стал чуть удушливым.

– Великолепно, – пробормотала она себе под нос. – Осталось только подарить ему копию устава, чтобы вдохновился.

В глубине зала кто-то закашлялся, и этот звук странно отозвался в её голове. Словно сама библиотека намекала: «Милая, правила тут не для красоты».

В библиотеке было тихо так, что, казалось, можно услышать, как вековая пыль вздыхает при каждом переворачивании страницы. Ари сидела, ссутулившись над красным томом с золотыми завитками, будто это не устав Академии, а магический гримуар, способный в любой момент ожить и прикусить читающему палец. На лице напряжённая сосредоточенность человека, который, увы, уже догадывается: в его ближайшем будущем маячат проблемы, и они явно крупнее, чем недосдача по алхимии.

И вот тут, словно по какому-то закону библиотечной пакости, за соседний стол, скрипнув стулом, уселся однокурсник Тео. Он выглядел так, будто только что вышел из какого-то сомнительного поединка и выиграл его, не приложив усилий. Лёгкая ухмылка в уголке губ, растрёпанные волосы, мундир сидит так, что устав явно проиграл моде, а на поясе рапира в потёртых ножнах, будто этот человек всегда готов к дуэли, даже если речь идёт о споре за последнюю булочку в буфете.

Он слегка наклонился вперёд, заглядывая через её плечо, и в голосе его звучало то ленивое веселье, которое обычно свойственно людям, умеющим разжигать ссоры и тут же выходить из них невредимыми:

– Изучаешь, как нас можно отчислить? Великолепное хобби для первого месяца.

Ари не оторвала взгляда от страницы, но бровь подняла выразительно, как человек, у которого сарказм давно уже встроен в систему кровообращения:

– Скорее пытаюсь понять, сколько у меня времени до катастрофы.

Тео тихо, но искренне рассмеялся, и в этом смехе не было ни тени издёвки. Он прозвучал так, что раздражаться оказалось физически невозможно, как если бы он взял и щёлкнул невидимый выключатель в её раздражении.

В библиотеке запах старых книг смешивался с едва уловимым ароматом чёрного кофе или, возможно, это просто у Ари воображение включало «режим выживания», потому что иначе ей предстояло читать эти правила до полного онемения мозга. Тео, всё ещё полулежащий на стуле в позе человека, которому до экзамена три месяца и вечность, лениво вертел в пальцах перо, когда рядом со столом возникла Мейлин.

Она, как водится, не садилась – она приземлялась. Мгновенно, бесшумно и так, будто весь мир обязан слегка подвинуться, чтобы освободить ей место. Невысокая, с густыми чёрными волосами, в которых можно было потеряться без компаса, и прищуром, словно она оценивает, хватит ли у вас ума не сказать глупость в первые же три секунды разговора.

Первое, что сделала Мейлин, окинула взглядом раскрытый том и хмыкнула с интонацией, в которой сошлись насмешка, опыт и лёгкая обречённость:

– О, «Законы Академии». У нас половина преподавателей сами их нарушают.

Ари почувствовала, что уголок её рта предательски дёрнулся вверх. Тео же откровенно ухмыльнулся, облокотившись на стол, будто только что пригласил её в этот маленький кружок «критиков академической морали».

Мейлин говорила быстро, почти накатом, как ливень по черепичной крыше, и каждое её слово было отточено, будто она держит в руках не магическую перьевую ручку, а кинжал. Хотя ручка, судя по тому, как она подрагивала в такт её настроению, была ничуть не менее опасным оружием.

За две минуты Мейлин успела:

– рассказать, как один студент скрывал запрещённый артефакт в кастрюле с похлёбкой, и только декан, обладавший аллергией на морковь, вывел его на чистую воду;

– описать случай, когда парочка адептов сумела подменить экзаменационные листы, но провалилась на том, что забыла заменить дату;

– припомнить историю, где смельчак умудрился взорвать лабораторию, утверждая, что это был «научный эксперимент по расширению пространства»;

– и, с мрачным удовольствием, поведать о бедолаге, которого всё-таки выгнали, потому что он обозвал ректора «архидемоном бюрократии» при свидетелях.

Ари, ещё минуту назад намертво прикованная к сухому тексту правил, поймала себя на том, что слушает с интересом, а даже с лёгким азартом, как будто мир за пределами этих страниц всё-таки мог быть весёлым, пусть и опасным.

Тео лениво бросил ей взгляд, и в его прищуре читалось что-то вроде: «Ну что, я же говорил, что в Академии скучно не будет».

Тео и Мейлин уже минут пять обменивались ядовитыми репликами на тему, кто из них отправит другого на лопатки быстрее, в учебной дуэли, разумеется. Хотя, судя по тому, как искры летали между ними, в ход могло пойти всё, от боевых чар до шпаргалок с ядом в приписках.

– Я же говорю, – Мейлин шлёпнула ладонью по столу, и её перьевая ручка обиженно дрогнула, твоё «благородное терпение» в бою это просто вежливый способ сдаться.

– Моё терпение, – лениво протянул Тео, откинувшись на спинку стула, – это шанс для противника осознать свои ошибки перед тем, как я его урою.

– О, как благородно, – фыркнула Мейлин. – Ты ещё конфетку предложи перед добиванием.

И именно в этот момент, как в театре, когда шумная сцена обрывается на вдохе, за спиной Ари возникла Лика.

Высокая, ровная, как стрела, с той выправкой, которая у людей либо от лет фехтования, либо от привычки носить на голове корону, Лика двигалась беззвучно, но с тем тихим авторитетом, что заставляет оборачиваться даже тех, кто клялся никогда не оглядываться. Её улыбка была лёгкой, почти холодной, как блик на льду в солнечный день. Голос низкий, тихий, но с такой плотной, упругой силой, что от него хотелось прислушаться, даже если слова касались погоды.

– Ари, – она склонилась чуть ближе, и тень от её волос легла на страницы книги, – Кай Ри’Астар не тот, с кем стоит связываться. Особенно сердцем.

Фраза упала в тишину, как камень в глубокий колодец, без брызг, но с глухим эхом, от которого внутри сжалось что-то нервное. Пальцы Ари непроизвольно стиснули переплёт, кожа побелела на костяшках.

Она уже почти задала вопрос, короткое, требовательное «Почему?», но взгляд Лики, холодный и скользящий, уже уходил мимо, словно ответ был слишком личным, слишком опасным или просто слишком ценным, чтобы тратить его на людное место.

В груди у Ари запульсировало раздражение: сама разберусь. Но, как назло, в ту же секунду внутри поднялась тонкая, липкая дрожь любопытства. Потому что если о ком-то говорят таким тоном, не осуждая, не пугая, а предупреждая, значит, за этой историей есть зубы. И, возможно, кровь.

А за спиной Тео и Мейлин, уже вернувшиеся к своему спору, так увлечённо перебрасывались ехидными аргументами, что никто, кроме Ари, не заметил, как в воздухе остался висеть тихий, холодный след слов Лики.

Всё началось с того, что Тео, как ни в чём не бывало, щёлкнул пальцами прямо у неё перед носом. Ари дёрнулась, чуть не уронила книгу, что было бы преступлением похуже мелкого поджога в библиотеке.

– Земля-Ари, приём, – ухмыльнулся он, откинувшись на спинку стула и держа рапиру на плече так, будто это был не учебный клинок, а продолжение его эго. – После занятий могу показать тебе пару трюков. С рапирой, – уточнил он с тем самым невинным видом, от которого хотелось ударить чем-то тяжёлым, желательно по шлему, чтобы не сильно травмировать.

– И, – влезла Мейлин, не поднимая головы от тетради и всё же умудряясь звучать как заведующая тайным отделом Академии, – как обходить законы, не нарушая их.

– То есть как нарушать, но красиво, – поправил Тео.

– То есть как не попадаться, – уточнила Мейлин, на этот раз всё же глянув на Ари с выражением: смотри, запоминай, пригодится.

Ари улыбнулась, так, чтобы они оба подумали, будто её занимают их подколки. На самом деле улыбка была механической, почти автоматической, а мысли далеко не здесь. Как бы ни старались Тео и Мейлин втянуть её в привычный ритм словесных дуэлей, взгляд всё равно упорно возвращался к красному переплёту «Законов Академии», что лежал перед ней.

Тонкая золотая вязь на обложке казалась слишком нарочито торжественной, словно книга сама знала, что её читают только в двух случаях: когда нужно сдать экзамен… или когда собираешься эти правила проверить на прочность. И в голове всё ещё тихо, словно отдалённым эхом, звучало предупреждение Лики: Кай Ри’Астар не тот, с кем стоит связываться. Особенно сердцем.

Ари откинулась в кресле, пытаясь выкинуть этот голос из мыслей, но взгляд всё же скользнул вниз на раскрытую страницу. Пункт о дуэлях. Строчки были сухими, юридически выверенными, но в них всё равно угадывался намёк на то, что дуэль это не просто официальная форма выяснения отношений, а тонкая игра, где ставка может быть выше, чем казалось.

Дуэль

Каменная площадка Академии сияла под солнцем так, что казалось вот-вот начнёт плавиться, и магам придётся не биться, а спасаться бегством. Впрочем, сегодня никто бы не ушёл: амфитеатр был забит до последнего ряда, студенты втискивались в проходы, кто-то даже забрался на статую старого ректора (который наверняка был бы в восторге, если бы мог это видеть).

Воздух дрожал не только от жары в нём уже витало что-то острое, как запах наточенного клинка, вперемешку с ароматом пыли и металла. Это была не просто тренировка. Это было обещание зрелища. Потому что на арене стояли они.

Ари в лёгкой тунике, волосы собраны в высокий хвост, тонкая улыбка та самая, от которой люди начинают сомневаться, стоит ли им сегодня вообще вставать с постели. Она стояла расслабленно, но слишком неподвижно, чтобы это было естественно; в её прищуре уже скользило что-то хищное, обещающее, что скучно не будет.

Напротив Кай. Высокий, уверенный, с таким выражением лица, будто эта дуэль формальность, а победа уже лежит у него в кармане рядом с медяками на обед. Его поза кричала: «Я огонь. Я буря. Я сейчас покажу тебе, как это делается».

Толпа шепталась, делала ставки, кто-то на Ари, кто-то на Кая, а особо отчаянные на то, что оба взорвут арену и учёный совет останется без крыши.

– Ну что, – лениво бросил Кай, – готова проиграть быстро или хочешь растянуть удовольствие?

– О, – протянула Ари, чуть склонив голову, – я всегда за удовольствие. Только боюсь, у нас вкусы разные.

Кай начал так, будто это не дуэль, а премьера его личного спектакля под названием «Смотрите и завидуйте».

Пальцы, лёгкий щелчок, ладони вспыхнули так ярко, что ближайшие студенты инстинктивно отпрянули, а на чьих-то ресницах, возможно, подрумянились кончики. Огонь вырвался наружу не просто струёй – хищным, голодным зверем, который рванул вперёд по широкой дуге, будто собирался облизать камни под ногами Ари и заодно её саму.

Это было не нападение. Это было заявление. Со смыслом: «Запоминай, девочка. Так выглядит победитель».

И он стоял, чуть приподняв подбородок, всё в нём говорило о том, что сейчас он подарит ей мгновение, чтобы осознать: она проиграла ещё до того, как всё началось.

Ари не моргнула. Не дрогнула. Даже бровь не подняла. Только уголок губ лениво приподнялся в той холодной, до боли в зубах вежливой улыбке, которой в Академии обычно одаривали новичков, случайно севших на место ректора в трапезной.

Пальцы её правой руки слегка шевельнулись, жест был таким невинным, что его можно было бы принять за попытку поправить манжету. И всё же…

Пламя не погасло. О, нет. Оно зажило. Оно дёрнулось, вздрогнуло, и вдруг, словно в нём поселился чужой капризный разум, начало извиваться, крутиться, вырисовывать в воздухе непристойные зигзаги, как пьяный акробат на канате.

Кай нахмурился. Это выражение лица было бесценно: от лёгкого самодовольства не осталось ни крошки. Его огонь больше не слушался, плясал не под его ритм, а под какой-то другой чужой, хаотичный, и, судя по довольному прищуру Ари, именно тот, что ей и был нужен.

Ари двигалась так, будто лениво размешивала ложечкой слишком сладкий чай, мягко, едва заметно, и при этом с тем самым выражением лица, которым одаривают неудачно подобранный галстук на званом ужине. Пальцы скользнули в воздухе, и хаос-машина, что жила в её магии, тихо заурчала, вплетаясь в пламя Кая, как наглая кошка в чужой плед.

Вместо того чтобы ровно и послушно мчаться к цели, языки пламени вдруг начали скачками носиться по каменной площадке, лизать камни, подпрыгивать и выстреливать вверх, будто решили устроить собственный фестиваль фейерверков без согласования с магистратом Академии.

Тонкие струйки вспыхивали, вырисовывая нелепые петли, а один особо эксцентричный сгусток умудрился скакнуть на стену амфитеатра, там вычертить кривой зигзаг, а затем взорваться… сердечком.

Не ровным, не симметричным, а таким, какое рисуют на полях скучной лекции, когда чернила заканчиваются и рука дрожит от зевоты.

Публика ахнула, потом хохотнула.

Кто-то из студентов уже достал медный галеон, чтобы поспорить, сколько таких «сердечных признаний» родит дуэль.

Кай, о, его лицо стоило вставить в учебник по «Эмоциям боевых магов: от гордости до чистой ненависти». Он нахмурился, напрягся, попытался силой воли вернуть себе контроль и чем сильнее тянул, тем безумнее становился его огонь. Теперь один язычок явно пытался изобразить кривоногого пингвина, а другой вообще занялся тем, что танцевал вокруг Ари, как кавалер с безнадёжной репутацией.

– Ты нарочно это сделала, – процедил он сквозь зубы, даже не пытаясь скрыть раздражение.

Ари, едва взглянув, изогнула бровь и сладко, почти лениво, отозвалась:

– Ой, прости. Думала, драконы любят горячие признания.

Кай, сжав зубы так, что наверняка слышно было даже в задних рядах амфитеатра, рванул магию вверх по нервам, словно тянул канат в упорном, глупо-принципиальном споре. Пламя в его руках ожило снова, вытянулось в струи, налилось таким злым, плотным светом, что казалось, ещё миг, и оно прожжёт сам воздух. В глазах упрямство уровня «сломаю, но не отдам», а в движении решимость человека, который уже проигрывать не умеет.

Но Ари лишь чуть наклонила голову, как кошка, глядящая на аквариум с медлительной золотой рыбкой, и едва шевельнула пальцами, так, будто поправляла невидимую прядь волос. Хаос-магия, её вечно насмешливая спутница, ухватила импульс Кая за хвост и… развернула его. Не вбок, не вверх, а вниз прямо в камни под ногами.

Звук был такой, будто земля решила кашлянуть лавой. Пламя врезалось в плиту, мгновенно раскололо её, и из трещин взвился густой, едкий дым вперемешку с раскалённой пылью. Камни хрустнули, воздух затрясся, а потом из-под ног выстрелила грязевая волна – липкая, тяжёлая, с неприятным чавкающим энтузиазмом, каким обладают только самые безнадёжные лужи после грозы.

Первым её принял Кай – с головой, с плечами, с абсолютно унизительной медлительностью потёков по лицу. Ари досталось не меньше, но она, в отличие от него, стояла с выражением «да, именно так я и планировала завершить утро». Волна осела, оставив их обоих в живописной панораме: мокрые, перемазанные, с каплями на ресницах и глиняными разводами на одежде.

Публика, ах, публика!, замерла ровно на одну выдохнутую секунду, чтобы оценить масштаб катастрофы, а затем разразилась взрывом аплодисментов, свистом и хохотом. Кто-то громко заявил, что «такого шоу за весь семестр не видел», кто-то спорил, упадёт ли Кай в обморок от ярости, а в третьем ряду уже принимали ставки, сколько часов он будет отмывать сапоги.

Кай, стоявший перед ней весь в глиняных разводах, похожий то ли на ожившую статую, то ли на очень сердитое болотное божество, медленно поднял голову. Его взгляд, тяжёлый и тёмный, прожигал воздух между ними так же уверенно, как минуту назад прожигал камни. Он вытер ладонью грязь с подбородка, жест медленный, демонстративный, словно подчеркивал: «Я всё видел. И всё понял».

– Ты нарочно это сделала, – произнёс он, выговаривая каждое слово с такой отчётливой ядовитостью, что даже стоящие на дальних скамьях почувствовали, как температура в амфитеатре поднялась на пару градусов.

Ари, вся в мокрых брызгах, с волосами, прилипшими к вискам, подняла глаза и… сделала то, что всегда сводило его с ума. Она изобразила самую безупречную, кристально-невинную улыбку в истории магических поединков.

– Ой, прости, – сказала она с мягкой, почти заботливой интонацией, как будто действительно жалела, – думала, драконы любят грязевые ванны.

Глаза её при этом сияли откровенно насмешливым блеском, а лёгкий наклон головы только усиливал ощущение: да, нарочно. Да, именно тебе. И нет, милый, это далеко не конец.

В третьем ряду кто-то громко фыркнул. Смех, сначала робкий, как весенний дождь, разросся до настоящей бури – аплодисменты, свист, одобрительные возгласы. Несколько студентов уже оживлённо спорили, кто выиграет, а кто первый потеряет самообладание. Кто-то поспешно достал магический кристалл записи, такие сцены грех не увековечить.

И пока публика гудела, между ними, в том тонком пространстве, где слова становятся оружием не хуже заклятий, искры страсти и ненависти сплетались в опасный, почти гипнотический танец.

В центре арены, в круге потрескавшихся от жара камней, они стояли лицом к лицу – два мокрых, взъерошенных, облипших грязью существа, в которых с трудом угадывались те самые безупречные студенты факультета боевой магии. С их мантией и репутацией было покончено, по крайней мере, до стирки и пары недель насмешек.

Капли воды и глины медленно скатывались по их лицам, по рукам, цепляясь за ресницы, оставляя на коже случайные, но почему-то почти интимные следы. Вокруг уже затих смех, публика почувствовала, что шутки кончились. Между ними повисло напряжение – густое, как пар после грозы, и опасное, как заряд перед ударом молнии.

Взгляд Кая, тёмный и упрямый, вонзался в Ари, словно он мог одним усилием воли прожечь сквозь неё дыру. Но пламя в его глазах не имело ничего общего с магией – это было что-то куда более опасное, необузданное. Ари, прищурившись, встретила его взгляд с тем самым вызывающим блеском, который говорил: Да, я нарочно. Да, я могла остановиться. И нет, я не собиралась.

И оба знали – это не просто дуэль. Это вызов, закинутый слишком глубоко, чтобы отступить. Грязь на их коже смоется первым же дождём, но то, что произошло между ними за эти несколько минут, въелось в них так же прочно, как магия в старые боевые артефакты.

В этот момент арена перестала быть учебным полигоном. Она стала маленьким миром, где ненависть и влечение были одинаково остры, и ни один из них не собирался признавать, что заметил это первым.

Магический спорт и случайный «спасатель»

Небо над ареной было густым, как сваренное слишком крепко зелье: клубы магического тумана лениво перекатывались над головами зрителей, пряча солнце, и только редкие, острые лучи пробивались сквозь серо-серебряную завесу, ударяя в блестящие щиты, натянутые над овальным полем. Щиты переливались, как плёнка на пузыре, отражая бесчисленные радужные блики, и каждый раз, когда в них врезалось заклинание, по поверхности бежали волны света, будто кто-то бросил в гладь камень.

Внизу, под этим стеклянным колпаком, метались тени игроков, а над ними, в воздухе, бурлил настоящий хаос: метлы резали небо, как острые стрелы, от их полёта оставались сверкающие шлейфы, и казалось, что весь воздух на арене дрожит от напряжения. Шар, тот самый, с ртутным блеском, капризный, как кот, которого не погладили, менял траекторию с такой дерзкой непредсказуемостью, что даже опытные игроки не всегда решались броситься за ним, опасаясь оказаться носом в траве или, что хуже, в чьих-нибудь рёбрах.

Толпа гудела. Где-то справа, на верхних рядах, особенно ретивые болельщики кричали так, что, казалось, их голоса могут пробить магическую защиту. Комментатор, вооружённый заклинанием «громоглас», срывал голос, придавая происходящему почти эпический размах:

– И-и-и… крошечная ошибка игрока седьмого номера! Какой поворот! Какая скорость! Какая… – он захлебнулся восторгом, когда один из ловцов пронёсся прямо над его кабиной.

Ари держалась выше всех. Это было не просто так, здесь, на высоте, она могла видеть всё поле, каждый манёвр, каждый сбой в чужой игре. Её метла, тонкая и быстрая, слушалась, как продолжение её собственной воли, а взгляд, холодный, цепкий, почти хищный, выискивал слабые места в обороне противников. Она не гонялась за шаром, как новички, не бросалась в каждое столкновение. Она выжидала. Ари всегда выжидала, и в этом было что-то почти звериное: терпение, умноженное на холодный расчёт.

Она знала, что их команда проигрывает. И знала, что это временно. Победы рождались не из суеты, а из точного, выверенного удара в нужное место, в нужную секунду. Всё остальное пустая трата сил.

Запах озона висел в воздухе, вперемежку с лёгким, почти сладким дымком гари, результат недавнего столкновения, когда чары одного из защитников ударили по щиту, разметав искры, как при разлете фейерверка. Метла под Ари тихо вибрировала, будто тоже чувствовала напряжение хозяйки, а сердце глухо билось где-то в глубине груди, отбивая ритм, знакомый до дрожи в пальцах.

Снизу, чуть левее, пронёсся Кай. Его было невозможно не заметить, не потому что он играл как-то особенно правильно, а потому что он делал это так, будто хотел, чтобы каждая секунда его полёта была спектаклем. Резкий разворот, почти вертикальный рывок вверх, пренебрежительное нарушение чужой траектории, и всё это с лёгкой ухмылкой, видимой даже отсюда, с высоты.

Ари прикусила губу. Она ненавидела его именно за это, за наглую, самоуверенную лёгкость, с которой он позволял себе быть лучшим. И, что бесило сильнее всего, он действительно был лучшим или, по крайней мере, умело создавал видимость.

Толпа грохотала, кто-то выкрикивал его имя, и, к несчастью, это имя звучало слишком ритмично, чтобы не застрять в голове. Ари изо всех сил старалась не смотреть в его сторону, но взгляд всё равно скользил туда, как магнит к металлу, даже если металл ржавый и пахнет опасностью.

Она чуть опустила метлу, двигаясь по дуге, перехватывая удобную позицию. Снизу, с другой стороны поля, шар рванул вверх, и сразу трое игроков сорвались за ним. Ари не шевельнулась. Слишком очевидно, слишком рано.

Её пальцы крепче сжали древко метлы, и в этот момент, как нарочно, Кай вильнул в её сторону, приблизился настолько, что она почувствовала, как воздух дрогнул между ними, и бросил через плечо, почти лениво:

– Ну что, снежная королева, решила разморозиться, или так и будешь играть в статую?

Тон был лёгкий, почти насмешливый, но под ним слышалось что-то ещё, как будто он действительно проверял её, испытывал, вытаскивал на поверхность реакцию, за которую потом ухватится.

Ари даже не повернула головы:

– Не отвлекайся, принц-артист. Публика ведь не простит, если ты перестанешь размахивать перьями.

Кай рассмеялся, тихо, с тем самым раздражающим оттенком, будто она только что сделала ему комплимент. Его смех смешался с шумом ветра и гулом толпы, но застрял в голове Ари, как осколок.

Шар снова сменил траекторию. И теперь вот он, момент. Ари бросила метлу вниз, ускорение вдавило её в седло, ветер хлестнул по лицу, и сердце сделало глухой, тяжёлый удар. Где-то сбоку мелькнула тёмная тень, Кай, конечно. Он всегда был там, где был нужен… или там, где его меньше всего ждали.

Всё начиналось идеально. По крайней мере, в её голове.

Ари держала линию чуть выше остальных игроков, позволяя им биться за ртутный шар где-то внизу, как стае чайкам над мусорным баком. Она ждала, как кошка, что прикинулась сонной, но на самом деле следит за мышью.

И вот момент. Ветер на арене меняется, лёгкий запах гари от недавнего столкновения заклинаний тянется в воздухе, трибуны ревут так, что даже магический шумоподавитель не справляется. Ари чуть прижимается к метле, чувствует, как ручка дрожит в её руках, готовая к броску…

Но, ах, сюрприз.

Кто-то, явно не из доброжелателей, аккуратно, почти лениво, пускает в её сторону порыв магии. Не бурю, не смерч, так, подлый шлепок по спине, но именно в тот момент, когда она собиралась ускориться.

Метла под ней дёргается, как строптивая лошадь, которой под хвост запустили фейерверк. Ари вцепляется в древко, но ноги уже срываются с подножек. Её каблук цепляется за край, и…

– Ох, да чтоб тебя… – сквозь зубы, едва не уронив пару менее печатных слов.

В этот момент мир превращается в обрывочный калейдоскоп. Солнце, ослепляющая вспышка над головой. Толпа, одно огромное, рёвущие чудовище с тысячами ртов. Метла, предательница, которая, кажется, решила, что пилот ей больше не нужен.

Она машет руками, хватая воздух, как будто тот собирается её поймать.

Земля под ней приближается с пугающей, совершенно ненормальной скоростью, и у неё в голове мелькает дурацкая мысль: а если я сейчас врежусь в ту каменную плиту, то меня будут отскребать ложкой.

Комментатор, до этого вдохновенно оравший про чьё-то головокружительное спасение, вдруг спотыкается на словах:

– Игрок под номером семь… о-о-о, кажется, это падение!

Толпа охает, так, будто коллективно уронила свою кружку с пивом.

В ушах свист ветра. Он режет, бьёт в лицо, вырывает из волос заколку, и прядь хлестает по щеке. Ари чувствует, как злость поднимается быстрее, чем страх. Да, это неприятно, да, возможно, больно, но больше всего бесит то, что это глупо. Вот просто обидно глупо. Не на дуэли, не в схватке с магом из легенд, а в игре.

Она уже почти смиряется с тем, что сейчас будет громкий, грязный и очень унизительный конец её полёта… когда внизу, среди мельтешения игроков, она замечает его.

Кай. Стоит на своей метле, чуть развернувшись в седле, и смотрит. Нет, смотрит. Не как нормальный человек, который переживает за чужое падение, а с тем самым выражением, что можно перевести как: «О, вот это будет весело». И Ари в ту же секунду понимает, что если разобьётся, он запомнит это до конца жизни и будет напоминать при каждом удобном случае.

Толпа, кажется, затаила дыхание, предвкушая, как игрок под номером семь, Ари, красиво и стремительно впечатает себя в магически укреплённый газон. Но вместо звонкого удара и облака перьев с её формы вдруг вырастает чужая тень, стремительная, резкая, обжигающая, как вспышка магического пороха.

Кай.

Он появляется, как эти хищные дракончики, что выскакивают из-за камней, когда думаешь, что уже в полной безопасности. Метла под ним рычит магическим двигателем, гудит, вибрирует так, что слышно даже сквозь гул арены. Рывок, торможение и вот он уже рядом, настолько близко, что их локти почти слипаются.

Его рука, горячая, слишком горячая, как будто под кожей у него не кровь, а расплавленный металл, вцепляется в её талию. Не нежно, не заботливо, а жёстко, без права вырваться. Пальцы, сильные, как стальные обручи, сжимаются ровно настолько, чтобы она почувствовала: этот хват ей будет сниться ночью.

От резкого торможения вокруг них взрывается вихрь пыли, пепла и светящихся частиц заклинания, которое он применил, чтобы выровнять падение. В воздухе, вкус озона, горьковатый, с металлической ноткой. Искры обжигают щеки, и Ари на секунду кажется, что они с Каем внутри раскалённого шара, и весь мир снаружи просто исчез.

– Отпусти, – выдыхает она, не сразу понимая, что сказала это вслух.

Он, конечно, даже не думает подчиняться.

– Смотри, – произносит он медленно, тихо, но так, что слова впечатываются в кожу, – опять без меня бы пропала.

В его взгляде ни намёка на спасителя. Только вызов, ледяной и обжигающий одновременно. Глаза тёмные, но в них играют те же искры, что летят от его заклинаний, как будто он сам держит в руках маленький костёр, готовый вспыхнуть и сжечь всё, что слишком близко.

Ари чувствует, как в груди на секунду вспыхивает нечто опасное, короткая, непрошеная вспышка тепла, похожая на то, что она испытывала, когда впервые выиграла матч в одиночку. Но тут же это тепло она втаптывает глубоко внутрь, туда, где хранятся все её самые опасные мысли.

– Если бы я знала, что ты собираешься врезаться в меня, – отвечает она с ледяной вежливостью, – я бы сама упала. Было бы безопаснее.

На трибунах одобрительный гул. Кто-то явно услышал. Комментатор, уже вернувшийся в голос, тянет на весь стадион:

– О-о-о, и вот снова этот дуэт, дамы и господа! Кажется, искры у нас сегодня не только от магии!

Ветер рвал волосы, хлестал по щекам, но Ари уже не чувствовала холода, слишком много тепла осталось от его руки, слишком близко он всё ещё держался, будто боялся, что она исчезнет, если отпустит, или наоборот специально дразнил, не убирая этой чертовой невидимой верёвки между ними.

Метлы скользили по воздуху синхронно, как будто их вела одна рука, и это бесило её ещё сильнее, чем его спасение. Там, внизу, толпа гудела, кричала, свистела, но звук будто отодвинулся куда-то на задний план; теперь весь мир сжался до этого узкого коридора ветра между их лицами.