Сибирский код
Глава 1. Обычный день перед бурей
Наши дни
Москва
Я проснулся оттого, что в пятый раз за ночь сбросил одеяло на пол. Вентилятор гудел на максимальной мощности, но московская жара, непривычная для начала июня, всё равно висела в комнате липким одеялом. Потянулся к телефону – 6:17, ни одного сообщения. Странно, Кристина обычно писала поздно ночью, когда заканчивала работу, но сегодня даже её привычного «Спокойной ночи» не было. Ладно, в обед позвоню, пора собираться на работу.
Кофеварка шипела на кухне, пока я разминал затекшие плечи – вчерашний день за чертежами нового биосенсора дал о себе знать. Поймал себя на мысли, что снова проектирую систему фильтрации, хотя начальство требовало «чего-то более прибыльного». «Кристина оценила бы», – усмехнулся я про себя. Она как-то сказала, что мои изобретения слишком идеалистичны для этого мира.
На экране ноутбука загружались тестовые графики, а в соседней вкладке мерцало наше последнее письмо: Кристина прислала фото образца льда с вмерзшими пузырьками. «Похоже на глазное яблоко, правда? – писала она. – Только этому «глазу» тридцать тысяч лет». Дальше шли термины, от которых у меня начинала дергаться бровь. Я ответил: «Выглядит как кисель из школьной столовки. Надеюсь, ты не пробовала на вкус?» В ответ получил смайлик с высунутым языком. Взглянув на часы, понял, что пора бы выдвигаться в путь.
Когда я вышел из подъезда, солнце уже било в глаза. Воздух пах прогретым асфальтом и сладковатым дымком от шаурмы – соседний ларёк, как всегда, открылся с рассветом. Автоматом проверил карманы: ключи, пропуск, наушники. «Кошелёк… Где кошелёк? А, вот же.»
Тротуар был забит людьми – офисные работники с бумажными стаканами кофе, школьники с рюкзаками больше их самих, бабка с тележкой, прокладывающая путь локтями. Придержал дверь магазина курьеру с огромной коробкой «Хрупкое!», получил кивок благодарности. В кафе мелькнула знакомая фигура – соседка Алла Петровна, как всегда, уничтожала «Прагу» с эспрессо. Помахала мне, приглашая зайти, но я показал на часы: «Опаздываю».
У светофора собралась толпа. Все ждали зелёного, кроме парня в наушниках, который шагнул под грузовик с арбузами. Визг тормозов, чей-то вскрик – водитель высунулся с кулаком, но нарушитель даже не обернулся. «Типично», – подумал я.
У входа в метро очередь: охранники досматривали рюкзаки. Девушка передо мной нервно переминалась, пока её сумку проверяли дольше обычного. «Это просто косметика!» – сорвалась она. Я не вслушивался в ответ охранника – взгляд зацепился за плакат: «При симптомах ОРВИ используйте маски!» Кто-то наклеил рядом стикер: «Или сидите дома» с ухмыляющимся смайлом.
Я вынырнул из метро в утреннюю толчею, где городской воздух – густой от выхлопов и июньского зноя – ударил в лицо. На ступенях у выхода сидел бездомный с табличкой «Простите за существование» и кашлял в трясущиеся ладони. Его пальцы были покрыты странными сухими трещинами, будто кожа пыталась слезть сама с костей. Я ускорил шаг.Эскалатор унёс меня вниз, в подземную прохладу. Пахло металлом и сыростью. Платформа была набита битком даже для часа пик. Прижался к колонне, избегая локтя мужика, который орал в телефон: «Да в Сибири вообще какой-то бред творится!». Поезд пришел переполненным. Втиснулся, упираясь спиной в стекло, и заметил в толпе ту самую девушку – теперь красное пятно на её шее выглядело воспалённым. Она кашляла в ладонь, и моя рука сама потянулась к антисептику в кармане. «Просто аллергия», – попытался убедить я себя, но почему-то вспомнил вчерашние новости про «вспышку дерматита» в Красноярске.
Путь до лаборатории лежал через дворы-лабиринты – короткий маршрут, который нашли мы с Кристиной во время её единственного визита в Москву. «Ты как бактерия в капиллярах, – смеялась она тогда, – всегда находишь путь, где другие упираются в стенку». Сейчас эти переулки казались пустынными, хотя обычно здесь сновали курьеры. Только в одном подъезде маячила тень – высокий мужчина в чёрном, говоривший по телефону: «Образцы уже в пути. Контрольная группа изолирована».
Здание лаборатории встретило меня мерцанием камер наблюдения. На проходной новый охранник – незнакомое лицо с жёсткими чертами – дольше обычного сверял мои данные. – Сегодня усиленный пропускной режим, – буркнул он, возвращая удостоверение.
– Из-за чего? – спросил я, но он уже отвернулся.
Лифт не работал. Поднимаясь по лестнице, я услышал обрывки разговора, доносившееся из вентиляции: «…не соответствует ни одному известному патогену…», «…в Сибири уже 40 случаев…». Дверь в наш отдел была приоткрыта. Внутри пахло кофе и озоном – Денис, как всегда, перегрузил анализатор.
– Ну что, изобретатель, опять проигнорировал утренний брифинг? – Денис швырнул в меня смятым стикером. Его монитор светился картой Сибири с кластерами красных точек.
– Это что, та вспышка? – ткнул я в экран.
– Не просто вспышка. – Он понизил голос. – Вчера из Новосибирска прилетели пробы. Там есть нечто, что… Дверь распахнулась – вошла начальник отдела Вера Михайловна с папкой, помеченной «Совершенно секретно».
– Марк, ваш проект с биодатчиками заморожен. Все ресурсы перебрасываем на анализ образцов из зоны ЧС. Вот спецификации. – Она положила папку на стол. – И да… – её взгляд скользнул к моему телефону, – внешние звонки требуют согласования.
Я ждал до обеда, пока коридоры опустеют. В туалетной кабинке, приглушив звук, набрал Кристину. Вызов не проходил. Тогда я открыл нашу переписку и написал: «Ты где?» – Сообщение не отправлялось – вместо галочек горел жёлтый треугольник. Я стёр текст и попытался снова. В этот момент в соседней кабинке хлопнула дверь, и чьи-то шаги замерли у моей.
– Марк? – прошептал Денис через щель. – Ты в курсе, что у нас теперь прослушка? И… – он протянул телефон: на экране была новость о «временном закрытии границ Сибирского ФО». – Твой биолог там, да?
Я почувствовал, как по спине пробежал холодный пот. Денис пристально смотрел на меня через щель в кабинке, его пальцы нервно барабанили по корпусу телефона.
«Почему он спрашивает именно сейчас? Неужели что-то знает?» – промелькнуло у меня в голове.
– Твой биолог там, да? – повторил Денис, на этот раз четче.
Я медленно выдохнул, стараясь сохранить спокойствие:
– Да… Она работает на исследовательской станции под Новосибирском. Но что…
Денис молча еще раз сунул мне в руки телефон. На экране новость РИА:
«С 14:00 вводятся временные ограничения на въезд и выезд из Сибирского федерального округа…»
«Это же там, где Кристина…» – сердце вдруг забилось чаще.
– Когда это вышло? – спросил я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
– Полчаса назад. – Денис понизил голос до шепота. Вера только что на совещании сказала, что это не просто карантин. Там что-то серьезное.
Я снова попытался дозвониться до Кристины. В трубке – мертвая тишина.
«Может, просто плохая связь? Или она в лаборатории, где нет покрытия?»– я отчаянно цеплялся за простые объяснения.
– Ты не понимаешь, – Денис схватил меня за рукав, – они эвакуируют всех ученых из зоны. Военные самолеты уже…
Внезапно его телефон завибрировал. Неизвестный номер. Новосибирский код.
«Кристина?!» – сердце бешено заколотилось.
Денис поднес трубку к уху:
– Алло? Да, он здесь…
Связь оборвалась. На экране – «Вызов прерван».
– Кто это был? – я едва сдерживал нетерпение.
Денис покачал головой:
– Мужской голос… Сказал только: «Передайте Марку, что образец 42 активирован».
Ледяная волна прокатилась по спине. «Образец 42… Это же та самая проба, о которой Кристина писала в последнем письме!»
Вдруг из коридора донесся кашель – надрывный, болезненный. Чей-то голос раздраженно сказал:
– Вера Михайловна, вам бы к врачу с таким кашлем…
Дверь в туалет распахнулась. На пороге стояла сама Вера Михайловна. Ее обычно безупречный вид был необычно растрепан, а на шее краснело странное пятно.
«Похоже на те, что были у той девушки в метро…» – мелькнула тревожная мысль.
– Вы что, не видели рассылку? – ее голос звучал хрипло. – Все сотрудники – на экстренный брифинг. Немедленно.
Когда она повернулась, я заметил, как дрожат ее руки. Денис незаметно сунул мне что-то в руку.
Выйдя в коридор, я разжал ладонь – маленький ключ от склада с полевым оборудованием.
«Зачем он мне это дал? Неужели думает, что я…»– я резко оборвал собственную мысль. «Куда? Это же безумие!»
Но когда я проходил мимо окна, взгляд сам потянулся на северо-восток – туда, где за тысячи километров…
– Марк! – окликнул меня Денис. – Ты идешь?
Я кивнул и зашагал за ним, но в голове уже крутились цифры: 4287 км до Новосибирска…
«Если взять отпуск… Если попросить командировку…» – я перебирал нормальные, разумные варианты.
В конференц-зале уже собрались все сотрудники. На экране – логотип Минздрава. Вера Михайловна кашляла в кулак.
– Коллеги, – ее голос дрожал, – прошу не поддаваться панике. В Сибири действительно зафиксирована вспышка…
Я не слушал дальше. В кармане телефон вдруг завибрировал. Одно новое сообщение. От неизвестного номера.
Руки дрожали, когда я открыл его:
«Марк, это Семен, коллега Кристины. Она просила передать: не звоните больше. Системы мониторят. Образец 42 ведет себя не так, как мы думали. Если что-то случится… она оставила записку у вас в книге. Той самой.»
«Той самой…» – я мысленно видел потрепанный томик «Войны и мир», который Кристина оставила у меня в прошлый приезд. Я не придал тогда этому значения, и просто убрал книгу в стеллаж.
Внезапно в зале раздался крик. Один из лаборантов тыкал пальцем в окно – где-то вдали, над городом, медленно плыли военные вертолеты.
Я незаметно выскользнул из зала. Ноги сами понесли меня к выходу – мне нужно было проверить ту книгу. Сейчас же.
Пока это было все, что я мог сделать.
«Просто проверю книгу. Просто узнаю, что там за записка. А потом… потом решу.»
Я почти бежал по коридору, стараясь не привлекать внимания. Сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно даже через толстые стены лаборатории.Но где-то в глубине души я уже знал – после того, что я там найду, обратного пути не будет.
«Просто проверю книгу. Просто посмотрю, что там. Это же не значит, что я уже что-то решил…»
Вдруг из-за поворота показалась фигура. Я едва успел остановиться – передо мной стоял лаборант Петров, его обычно аккуратная рубашка была расстегнута, а на шее краснело странное пятно.
– Марк… – его голос звучал хрипло, – ты… ты не идешь на брифинг?
– Мне нужно срочно проверить данные в лаборатории, – сказал я, стараясь держать спокойный тон. – Вера Михайловна попросила перепроверить анализы перед совещанием.
Его мутные глаза сузились. Пальцы непроизвольно подергивались, будто жили собственной жизнью.
–Все… все должны быть на брифинге… – прошептал он, но в его голосе не было прежней уверенности.
В этот момент из конференц-зала донесся громкий крик, затем – звук падающего стула. Петров резко обернулся на шум, и я, воспользовавшись данным шансом, быстро проскользнул мимо, и забежал в лифт. Двери уже начали закрываться, когда я услышал за спиной странный хрустящий звук. Сквозь узкую щель я увидел, как Петров вдруг неестественно дернулся всем телом, его голова запрокинулась назад, а изо рта брызнула черная жидкость.
«Боже… Что с ним? Неужели заражение уже достигло Москвы? Но как?»
В голове мелькнуло воспоминание: три дня назад в лабораторию доставили образцы мерзлоты с Таймыра для «рутинного анализа». Я видел, как Катя из третьего отдела переносила их без перчаток, смеясь над предосторожностями. «Неужели через эти пробы?..»
Лифт тронулся вниз. Я прислонился к стенке, чувствуя, как подкашиваются ноги.
«Нужно успокоиться. Кристина была права – она же писала, что при 20°C эти археи начинают выделять ферменты, разрушающие коллаген. 'Как будто тело забывает, как быть телом'– вот её слова. А ещё эти черные выделения… Она предполагала, что это побочный продукт метаболизма, когда микроорганизмы перерабатывают гемоглобин в.…»
Резкий стук в лифте вывел меня из размышлений. На панели горела цифра «1». Я сделал глубокий вдох и пошел спокойным шагом к выходу, стараясь не думать о том, что ладони стали липкими от пота, а в горле стоял ком.
Охранник у дверей – новый, незнакомый – смотрел в монитор с камерами. На одном из экранов мелькнуло движение: кто-то быстро бежал по коридору третьего этажа. Неестественно быстро.
– Что там за шум наверху? – спросил он, не поднимая глаз от экрана.
– Не знаю, – я показал пропуск, стараясь держать руку ровно. – Кажется, кто-то упал в обморок.
Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на секунду дольше необходимого, затем он кивнул и махнул рукой. Когда стеклянные двери за мной закрылись, я впервые за последние минуты смог сделать полноценный вдох.
Только пройдя полквартала, я позволил себе ускорить шаг. В кармане телефон жалобно завибрировал – сообщение от Дениса: «Ты где? Здесь какой-то ад. Вера…»
Я не стал дочитывать.
Я почти бежал по вечерним улицам, обходя стороной людные перекрестки. В воздухе висело странное напряжение – прохожие нервно оглядывались, некоторые кашляли в ладони, другие слишком быстро шагали, будто торопились укрыться.«Домой. Нужно проверить книгу. Только проверить…»
В голове неотступно звучали слова Кристины из последнего письма: «Если наши расчеты верны, инкубационный период составляет от 6 до 72 часов в зависимости от способа заражения. Первые симптомы – тремор пальцев, изменение цвета слюны, затем…» Я резко оборвал этот поток мыслей, когда заметил, что сам непроизвольно сжимаю и разжимаю кулаки.
Подъезд моего дома встретил меня гулкой тишиной. Лифт, к счастью, работал. Нажимая кнопку, я заметил, что металл вокруг нее покрыт какими-то странными темными разводами. «Просто грязь”, – попытался убедить я себя, но все равно достал салфетку, чтобы не касаться поверхности голой кожей.
Квартира показалась неестественно тихой. Я запер дверь на все замки, первым делом бросив взгляд на книжную полку. Тот самый том «Войны и мир» стоял на своем месте, но теперь казался зловещим артефактом.
Руки дрожали, когда я доставал книгу. Страницы пахли пылью и.… чем-то еще. Сладковатым, химическим запахом, который я не мог опознать. «Кристина обрабатывала страницы чем-то? Или мне это кажется?»
Книга раскрылась на той самой странице – там, где Кристина когда-то оставила свою пометку. Я провел пальцами по слегка выцветшим карандашным строчкам: «Ты перечитываешь эту скучную главу в третий раз, и я знаю почему – просто чтобы еще раз увидеть мой почерк на полях. Признайся, ты скучаешь по мне даже в страницах Толстого.»
Между страницами лежал сложенный листок. Когда я развернул его, из складок выпал засушенный цветок – крошечная Бруннера сибирская, которую Кристина сорвала в наш последний день вместе. Ее голос будто прозвучал у меня в голове: «Чтобы ты помнил, что настоящая любовь цветет даже в вечной мерзлоте.»
Записка была написана ее стремительным почерком, но в этот раз буквы дрожали, как будто она писала на холоде:
«Дорогой Марк! Если ты читаешь это, значит я не смогла сказать тебе самое важное лично. Помнишь, как ты смеялся над моей 'паранойей'насчет этих образцов? Теперь я умоляю тебя отнестись к этому серьезно.
Скорей всего, нас отправят на военную базу, на Чукотке – туда, где холод может сдержать то, что мы разбудили.
Возьми мою черную записную книжку (она в тумбочке у тебя в спальне).
Найди дядю Игоря в Екатеринбурге. Скажешь ему наш пароль – 'Те самые незабудки из Ботанического сада'. Он поможет.
Если что-то пойдет не так… Если ты вдруг увидишь меня по телевизору… Помни настоящую меня. Ту, что целовала тебя под дождем у здания Бауманки. Ту, что оставила цветок между страниц твоей любимой книги.
Жди моего сигнала. И если… когда… мы встретимся снова, приготовься к самому долгому поцелую в истории.
Твоя К.»
Я сжал в ладони хрупкий цветок, чувствуя, как сердце бешено колотится. За окном внезапно завыли сирены, но в этот момент все, что я мог слышать – это эхо ее голоса в памяти: «Никакая тьма не вечна. Даже полярная ночь заканчивается рассветом.»
Я отправился в спальню и открыл тумбочку, среди проводов зарядных устройств лежала записная книжка, черная, с кожаным переплетом. Я сел на кровать и стал листать страницы, испещренные различными заметками, схемами и вырезками, некоторые листы были покрыты странными пятнами.
«Страница 1»:
“Образец №42 (из пластов вечной мерзлоты, глубина 347 м)
– Возраст: ~28 000 лет
– Активация при +12°C (полная активность при +18°C и выше)
– Главная особенность: не разрушает организм, а перестраивает его.
Стадии заражения:
1. Первичный контакт (0-6 ч):
– Попадает через слизистые (дыхание, глаза, микротравмы)
– Первые симптомы: тремор пальцев, черные прожилки на шее/груди
– Важно: зараженный еще не знает, что болен.
2. Адаптация (6-24 ч):
– Изменение ДНК: кожа темнеет, зрачки расширяются (светобоязнь)
– Повышенная гибкость суставов (неестественные движения)
– Ключевой признак: зараженные избегают зеркал (не узнают себя)
3. Трансформация (24-72 ч):
– Полная перестройка метаболизма
– Тело больше не нуждается в пище/воде в привычном виде
Дальше шли страницы с различными выкладками, результатами анализов и схемами, так же мое внимание привлекла страница со следующими данными:– Страшно: сохраняют память, навыки, даже черты характера… но не являются прежними людьми.”
“Слабые места”
– Температура ниже -20°C— замедляет активность в 10 раз
– Ультразвук 38-42 кГц— вызывает у них временный паралич (схема портативного излучателя в конце, на обороте)
– Прямой солнечный свет— болезненнее для них на 3-й стадии (но не смертелен)
«Как отличить зараженного»:
– Говорят чуть медленнее, с паузами (будто подбирают слова)
– Не моргают (или очень редко)
– Не отбрасывают тень при искусственном свете (?? Проверить)
На обороте книги:
Нарисованная от руки карта Екатеринбурга с отметкой «ул. Куйбышева, 48». Рядом – схематичное изображение устройства, напоминающее обычную антенну и портативный аккумулятор, и подпись: «Генератор Ультразвука. Спроси у дяди Игоря».
Последние сомнения испарились прочь, я должен, несмотря на все трудности, найти Кристину. Я отправился в спальню и достал свой походный рюкзак из-под кровати, стряхнул слой пыли и стал собирать все необходимое.
Я только успел положить черную записную книжку в рюкзак, когда телефон взорвался экстренным оповещением. На весь экран растянулось красное предупреждение:
«ВНИМАНИЕ! ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ МЧС. В РАЙОНЕ ВАШЕГО ПРЕБЫВАНИЯ ВВЕДЕН КАРАНТИН. ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ. ГОТОВЬТЕСЬ К ЭВАКУАЦИИ.»
За окном внезапно завыли сирены – сначала далекие, потом ближе. Я отдернул занавеску. Напротив, в окнах соседнего дома, мелькали силуэты – люди в панике собирали вещи.
Я стоял посреди комнаты, ощущая, как учащённое сердцебиение отдаётся в висках. Сирены за окном сливались в один непрерывный вой. Время текло как густой мёд – каждое движение требовало невероятных усилий.
Открыв шкаф, руки автоматически потянулись к сейфу. Металл был холодным на ощупь. Комбинация – дата нашего первого свидания с Кристиной: 0405. Я сгреб все содержимое в рюкзак, среди вещей оказались паспорт, водительские права, конверт с деньгами, которые я скопил на подарок Кристине, военный билет (с отметкой о курса стрелковой подготовки).
Рука дрогнула, когда я доставал коробку с верхней полки сейфа. Отец оставил мне это перед смертью: «На крайний случай». Внутри лежал Пистолет Макарова, маслянисто блестевший в свете лампы, два магазина по 8 патронов в каждом и чистящий набор.
Вспомнилось, как отец учил меня стрелять на даче. Мне было пятнадцать, и отдача казалась невероятно сильной. «Не бойся оружия, – говорил он, – бойся ситуаций, когда оно понадобится»
Рюкзак наполнялся хаотично:
Носки, термобельё, джинсы и теплая рубашка, дождевик, фонарик, пауэрбанк.
Закончив собирать рюкзак в комнатах.
Я отправился в ванну. В ванной шкафчик скрипнул от резкого движения. Я вывалил содержимое на кафель, жгут (армейский, с застёжкой, которая всегда заедает), обезболивающие (почти пустая упаковка, лучше, чем ничего), антибиотики (срок годности заканчивается через полгода), йод (флакон с засохшими потёками на этикетке), Бинты (стерильные, ещё в заводской упаковке)
Здесь все, нужно взять перекусить, кто знает, как теперь сложится ситуация.
На кухне я опустошил шкаф. Не густо, но лучше, чем ничего, пять шоколадных протеиновых батончиков, бутылка воды, пакет орехов и консервы.
Я застегнул рюкзак, ощущая его непривычную тяжесть. В карман куртки положил пистолет – холодный металл неприятно давил на рёбра. Последний взгляд на квартиру: пыльные солнечные зайчики на полу, недопитая чашка кофе на столе, тень от занавески, колышущаяся от сквозняка. Перед уходом я вытащил нашу совместную с Кристиной фотографию и убрал в нагрудный карман.
«Склад. Нужно заглянуть на склад перед отъездом», – вспомнил я о ключе. Среди оборудования, которое туда списывали, могло оказаться что-нибудь весьма полезное в сложившийся ситуации.
Где-то в подъезде хлопнула дверь. Я резко обернулся, непроизвольно коснувшись рукоятки пистолета. Время кончилось.
Я приоткрыл входную дверь и замер, прислушиваясь. Подъезд был погружен в странную, звенящую тишину, нарушаемую только гудением лифтовой шахты. Лампочка на лестничной площадке мигала, отбрасывая нервные тени на облупившиеся стены.
Внизу, со стороны двора, донесся металлический скрежет – будто кто-то грузил что-то в машину. Я пригнулся, крадучись спускаясь по лестнице, стараясь не стучать ботинками по бетонным ступеням.
Двор встретил меня запахом гари. Где-то в районе лаборатории поднимался черный дым, смешиваясь с вечерней дымкой. Воздух был тяжелым, пропитанным гарью и чем-то еще – сладковатым, химическим, как запах перегретого пластика.
Я выбрал путь через задворки – узкие проходы между гаражами, где асфальт давно потрескался, а по стенам тянулись черные подтеки от дождевой воды. В одном месте тротуар был разворочен, будто что-то тяжелое упало с большой высоты.
Где-то впереди, за поворотом, раздался звук разбитого стекла. Я замедлил шаг, прижавшись к стене. Из-за угла показалась фигура – человек в разорванном лабораторном халате, медленно бредущий по середине дороги. Его движения были неестественно плавными, будто он плыл, а не шел.
Я затаил дыхание, когда он повернул голову в мою сторону. Лицо было бледным, почти серым, а глаза… глаза отражали свет фонарей слишком ярко, как у кошки.
Фигура замерла, будто прислушиваясь. Я не шевелился, чувствуя, как капли пота стекают по спине. Через несколько секунд он повернулся и поплыл дальше, скрывшись за углом.
Остаток пути я преодолел почти бегом. Склад лаборатории – серое одноэтажное здание с ржавой вывеской «Технические помещения» – стоял в стороне от основных корпусов.
Ключ Дениса с трудом, но повернулся в замке. Дверь скрипнула, открывая темноту.
Я замер на пороге склада, втягивая носом воздух, насыщенный странной смесью запахов. Запах старого масла и свежей смазки перебивался резким химическим ароматом, от которого слезились глаза. Я включил фонарик и осмотрел помещения.
Бетонный пол покрыт масляными разводами, образующими причудливые узоры, словно кто-то специально разливал жидкости по определенной схеме. В углах комки серой пыли, перемешанной с обрывками бумаг и халат с нашивкой «Лаборатория №4. Стены испещрены царапинами на высоте около полутора метров – следы многолетней переноски оборудования
В одном месте – свежий скол штукатурки, белая пыль еще не успела осесть
Металлические полки прогнулись под тяжестью ящиков с маркировкой «Хрупкое!» Некоторые коробки вскрыты – упаковочная пленка свисает, как кожа после линьки. На ближайшем стеллаже аккуратная надпись мелом: «Не трогать! Калибровка до 15.06» (сегодня как раз 15-е). Я прошел чуть глубже и наткнулся на рабочее место. Главный стол весь в кольцах от стаканов и круговых следах от пролитых реактивов. Микроскоп покрыт пылью, но окуляр протерт – кто-то явно недавно им пользовался. Под столом лежала разбитая колба, осколки еще блестели влажными гранями.
Люминесцентные лампы мигают с неровным интервалом, создавая стробоскопический эффект. Одна из ламп треснута, а черные разводы на стекле напоминают паутину. Аварийный светильник над дверью запасного выхода дает зеленоватый оттенок всему помещению.
Я сделал еще один шаг вперед, и пол скрипнул под ногой, звук разнесся эхом по пустому помещению. Где-то в глубине что-то звякнуло в ответ – будто упал мелкий металлический предмет. Моя рука непроизвольно потянулась к пистолету.
Помещение снова наполнилось гудящей тишиной, и я выдохнул, нужно найти что-нибудь полезное, в этот момент луч фонаря выхватил из темноты металлический шкаф с биркой «Аварийный комплект».
Металлическая дверца шкафа не поддавалась, будто ржавчина держала её за горло. Марк наклонился и дёрнул сильнее. Замок щёлкнул – от этого сухого, почти чересчур громкого звука внутри всё сжалось.
Внутри «Аварийного комплекта» оказалось две полки. На верхней – запаянный в пластик жёлтый контейнер с крупным штампом «CRYO-S». Под ним – тёмно-серая коробка с наклейкой «Ультразвуковой генератор “Сапсан-М” / 38–42 кГц». О это же именно та частота, о которой писала Кристина.
Я осторожно вытащил генератор: цилиндр длиной с предплечье, кнопка “ТЕСТ”, две батареи-блоки на ремешке и обтёртая инструкция с крупным штампом ОТК 1999 г. Ниже валялась пачка аккуратно свёрнутых одноразовых гипотермических пакетов, похожих на туристические «сухие льды». Рядом торчал синий противоаэрозольный респиратор с визором.
«Спасибо, Денис», – прошептал я про себя и уже хотел сложить всё в рюкзак, как заметил на задней стенке шкафа клочок изоленты, под которым что-то было расчерчено маркером:
«42 → Δ t = 3 ч.
CRYO-S = 10 мин ↓ 90 %
ULTRA 40 кГц = шок 30-45 с.
На исходе – СЕВЕР».
Кто и когда оставил эту заметку, я не знал, но цифры быстро улеглись в голове: десять минут крио-спрея дают выигрыш; сорок килогерц – шанс на бегство.
Я успел только защёлкнуть пластиковые фиксаторы на крышке рюкзака, как где-то за стеллажами снова клацнул металл. На этот раз звук был слишком размеренным, чтобы списать на ветхие полки.
Выключив фонарь, я присел, стараясь дышать бесшумно. В проёме между рядами, сквозь стробящее свечение ламп, медленно проплыло чьё-то тело. Белый халат тянулся по полу, рука беспорядочно скребла по коробкам, будто ощупывала пространство.
Тот самый лаборант? Нет… Силуэт был выше, плечи шире.
Тень остановилась перед шкафом в трёх метрах. Шаг. Ещё шаг. Под вспышкой лампы стало видно лицо: кожа будто покрылась тонкой чёрной лаковой плёнкой, глаза расплавились в одно сплошное тёмное зеркало. Существо наклонило голову, втянуло воздух – и резко дёрнулось, заметив меня.
«Сейчас или никогда». Я вдавил большую красную кнопку на цилиндре.
Генератор «Сапсан» взвыл тонко, как комар у самого уха. Пространство содрогнулось невидимой волной; лампы над головой начали трещать, одна вспыхнула и погасла. Тварь выгнула спину дугой, как кукла на сломанных шарнирах, а затем рухнула на колени. Изо рта потекла густая чёрная слюна.
Тридцать… сорок пять секунд, если верить записям и наступит шок. Я отступал к запасному выходу, не убирая палец с кнопки. На сорок первой секунде тварь сорвалась в истеричный скрип, поднялась, мечась, – тогда решил хлестнуть по ней крио-спреем. Достав второй аппарат из коробки, я немедленно нажал на спусковой механизм и белый поток окутал тварь. Иней мгновенно затянул плечо, шея покрылась белым слоем реагента, чернота потрескалась, как охлажденное стекло под кипятком.
Мутант беззвучно открыл рот – и упал, как тяжёлый мешок на бетон.
Я не стал ждать. Моментально рванул к запасному выходу, выскочил на промозглый двор. Воздух здесь, казалось, уже был другим: холоднее, резче. Падал мелкий ледяной дождь, подсвеченный отблесками пожара у главного корпуса. В небе кружили вертолёты МЧС, надрезая тучи прожекторами. На горизонте, где-то в районе МКАД, клубился широкий оранжевый пояс – будто город пытались обхватить пламенем, чтобы отсечь от остальной страны.
Склонившись под тяжестью рюкзака, я проскользнул к стоянке служебных авто. К моему удивлению, старенький «Патриот» академической группы стоял с открытым багажником, фары моргали в режиме «аварийной остановки».
Я быстро закрыл багажник и сел за руль.
Двигатель завёлся с первого раза. Выезжая со стоянки, я шарахнулся, когда в зеркале заднего вида мелькнула поросшая инеем фигура – та, что ещё секунду назад лежала, как мне казалось, мёртвой у склада.
Двигатель «Патриота» ревел, как загнанный зверь, когда я выруливал на пустынную трассу. В зеркале лабораторный корпус превращался в черный силуэт на фоне багрового заката. Там, где еще час назад кипела жизнь, теперь полыхали пожары.
Я нажал на газ, и колеса взвыли по мокрому асфальту. В голове стучало: «Екатеринбург. 1800 километров. Дядя Игорь. Незабудки из Ботанического сада»
Радио молчало – только шипение пустых частот. Я выдернул антенну и поймал обрывок передачи:
«…всем гражданским транспортным средствам… немедленно… карантинная зона…»
Голос диктора заглушил резкий скрежет. Я рванул руль влево – мимо пронеслась «скорая» с разбитым лобовым стеклом. Она не остановилась, не замедлилась, будто водитель не видел меня. Или не хотел видеть.
Заправка «Газпромнефть» светилась в темноте, как последний островок цивилизации. Я подкатил к свободной колонке, вылез из машины.
Заправился на полный бак. Внутри магазина горел свет, но никого не было видно.
Я зашел внутрь – теплый воздух, запах кофе и чипсов. На кассе сидел мужчина лет сорока в фирменной жилетке.
– Добрый вечер, – сказал я.
Он медленно поднял голову.
– Вечер… – ответил он, растягивая слова.
Я кивнул на пустые полки.
– Народ скупил все?
Он улыбнулся. Слишком широко.
– Нет… просто… не завозят.
Я взял бутылку воды и шоколадку.
– А вы не боитесь? – спросил я, кивая в сторону города, где на горизонте полыхали зарева.
Он задумался, будто вопрос был сложным.
– Бояться? Нет… – он покачал головой. – Все будет… хорошо.
Его глаза блестели странно – слишком влажно, слишком…неестественно
Я протянул деньги. Он взял их, но пальцы его были… холодными.
– Вам сдачи? – спросил он, и в его голосе было что-то… неправильное.
– Нет, спасибо.
Я повернулся к выходу.
– Вы… торопитесь? – его голос остановил меня.
Я обернулся.
Он стоял за кассой, улыбаясь.
– В городе… сейчас интересно. – Он наклонил голову. – Вы не хотите… остаться?
Я почувствовал, как по спине побежали мурашки.
–Нет, мне нужно ехать.
Он кивнул.
–Как скажете…
Я вышел на улицу. За спиной раздался звук – будто что-то упало.
Я обернулся.
Он стоял у витрины, смотрел на меня. И не моргал. Совсем.
Я сел в машину, завел двигатель.
В зеркале заднего вида он все еще стоял там, у витрины. Смотрел. И улыбался.
«Ну и жуть…» – подумал я и нажал на педаль газа. Отправишься в путь до Екатеринбурга.
Блокпост возник внезапно – сначала просто свет фар вдалеке, потом резкие тени бетонных блоков, перекрывающих два ряда из трех. «Патриот» замедлился, колеса зашуршали по разлитому на асфальте антисептику. В воздухе стоял едкий запах хлорки, смешанный с чем-то сладковатым – как в морге.
Три солдата в защитных костюмах ОЗК, больше похожих на скафандры, подняли автоматы. Четвертый, с рацией на плече, сделал жест «стоп». Его противогаз был забрызган чем-то темным.
Я опустил стекло на пять сантиметров – ровно настолько, чтобы слышать друг друга.
– Документы! – голос из-под противогаза звучал хрипло. – Быстро!
Рука в резиновой перчатке схватила мой паспорт. Солдат повернул его к ультрафиолетовому фонарю – проверяли на подлинность. За его спиной двое других обходили машину, тыкая щупами в колесные арки, заглядывая в багажник через стекло.
– Из Москвы? – спросил командир, тыкая пальцем в прописку. – Почему не в карантинной зоне?
– Командировка. В НИИ вирусологии в Екатеринбурге.
Он что-то пробормотал в рацию. Из будки вышел еще один военный – без противогаза, но с красной повязкой «Врач» на рукаве. Его лицо было серым от усталости.
– Температуру мерили? – спросил он, доставая бесконтактный термометр.
– Нет симптомов?
Термометр пискнул. Врач посмотрел показания, кивнул командиру. Тот недоверчиво скосил глаза:
– Почему один? По приказу все перемещения группами.
– Коллеги… – я сделал паузу, – не прошли медконтроль вчера.
Врач вдруг резко закашлял, отвернулся. Когда он вытер рот, на рукаве осталось темное пятно. Командир нервно дернул плечом.
– Ладно… – он протянул мне документы, – но вас отметили. Через 200 км будет еще один пост – скажите, что с КПП-43 все чисто.
В этот момент сзади раздался душераздирающий крик. Один из проверяющих солдат упал на асфальт, и стал биться в судорогах. Из-под его противогаза появилась черная пена.
– Тревога! Карантин! – заорал командир, хватая автомат.
Я ударил по газу, пока они не опомнились. «Патриот» рванул вперед, сбивая пластиковую стойку. В зеркале осталась сюрреалистичная картина – солдаты в ОЗК бегут кто куда, один стреляет в воздух, врач стоит на коленях, держась за горло…
Трасса пуста. Только иногда попадаются брошенные машины с открытыми дверями. В одной, метрах в ста впереди, мигает аварийка. Когда проезжаю мимо – вижу: женщина сидит за рулем, склонившись на подушку. Кажется, спит. Но потом замечаю – ее шея вывернута под невозможным углом.
Навигатор молчит – все вышки связи отключены. Только бумажная карта на пассажирском сиденье, испещренная пометками Кристины. Она всегда смеялась над моей привычкой к бумажным носителям…
Где-то за поворотом вспыхнуло зарево. Еще один горящий населенный пункт. Я прибавил скорость. В голове стучит: «1800 километров до Екатеринбурга. А дальше что-нибудь придумаю»
Бензина хватит до следующей заправки. Если она еще будет работать. Если там еще будут люди. Настоящие люди.
А пока «Патриот» катился вперед по пустой трассе, увозя меня от ада, в котором, возможно, уже нет ничего человеческого.
Глава 2 : Пробуждение
Термостат издал резкий сигнал тревоги. Я оторвалась от микроскопа, мгновенно ощутив липкий