Стать Гниением

**Глава 1: Нейронный Скрежет и Запах Гнилых Роз**

Тишина здесь – не отсутствие звука. Это гул. Гул *под* всем. Гул динамо-машин, жующих отбросы плоти в подвалах. Гул трубок, по которым сочится мутный эликсир «Вечного Поддержания»™. Гул моего собственного импланта за левым ухом – крошечного кусочка холодного металла и кремния, вживленного в теплую, пока еще живую, ткань. Он скребется. Всегда скребется, когда я здесь. Как будто пытается выгрызть себе путь наружу.

*Офис.* Слово слишком чистое. Слишком… офисное. Это больше похоже на камеру для допросов, которую украсил декоратор с маниакальной любовью к викторианской готике и промышленным отходам. Стены – облупившаяся кирпичная кладка, перебитая стальными балками, словно кто-то вколотил каркас прямо в разлагающиеся кости здания. Освещение – тусклые газовые рожки, заключенные в клетки из медных труб, их желтоватый свет боролся с синевой мерцающих неоновых табличек: «Психо-Стабилизация. Сезонные Скидки на Рекальцификацию!», «Нейро-Смывка: Избавьтесь от Навязчивых Воспоминаний!». Воздух – тяжелый коктейль. Запах старого масла, перегретого металла, химической лаванды (дешевого ароматизатора, призванного заглушить неизбежное) и… да. Тот самый. Сладковато-гнилостный, едва уловимый, но вездесущий. Запах *их*. «Оживленных». Клиентов.

Мой последний на сегодня. Сидит напротив, в кресле, обитом потертым бархатом когда-то бордового цвета, а теперь скорее цвета запекшейся крови. Миссис Элдрич. Вернее, то, что от нее осталось. Штука, носящая ее имя. Кожа – восковая, местами просвечивающая сероватой сеткой подкожных трубок, по которым циркулировал Эликсир. Один глаз – живой, голубой, влажный и полный немого ужаса. Другой – стеклянный шар с красной светодиодной точкой посередине, тускло мерцающий в такт работе ее кардио-стабилизатора, вшитого под грудиной. Виден край металлической пластины под тонкой блузкой. Ее пальцы, обтянутые кожей, похожей на старый пергамент, нервно теребили край платья. Движения чуть замедленные, чуть… механические. Как у плохо смазанной куклы.

– Доктор… Вейланд? – Голос. О, этот голос. Шелест сухих листьев по жести. С хрипотцой, словно в горле застрял кусочек ржавой шестеренки. – Я… я снова слышу Шепот. В вентиляции. За стеной. Он… он *знает* мое имя.

Я поправил очки (стальные, с толстыми линзами – мода диктует функциональность и угрозу), стараясь не смотреть прямо на ее живой глаз. Тот самый ужас там был заразителен. Проклятая работа «Псих-Стаббилайзера». Не лекарь душ. Скорее… настройщик. Настройщик поломанных машинок, собранных из мяса и ностальгии. Убираю глюки в нейросетях, подсаженных на полуразложившийся мозг. Успокаиваю фантомные боли в ампутированных десятилетия назад конечностях. Уговариваю их не сходить с ума от осознания того, что они – ходячие памятники самим себе, купленные в кредит родственниками, которым было *неудобно* отпускать бабушку или дедушку в небытие. Цинизм? Да. Но он – единственная броня против этого места. Против этого гула. Против этого запаха.

– Миссис Элдрич, – начал я, голосом стараясь быть гладким, как масло в подшипнике, но внутри все сжималось. Опять Шепот. Вечный Шепот. У половины «оживленных» в этом проклятом секторе он был. Побочка дешевых нейроимплантов третьего поколения? Коллективная паранойя? Или… что-то еще? – Вентиляция старая. Трубы. Скрипят. Расширяются от тепла. Это… физика. Механика. Ничего более.

Она резко дернула головой. Стеклянный глаз замергчал красным. Живой наполнился слезами.

– Нет! – Прошипела она. Звук, как нож по стеклу. – Он *знает*! Он шепчет… цифры. Бесконечные цифры. И… имена. Имена тех, кто ушел. Навсегда. Он говорит… что я следующая. Что пора… *отключиться*.

Мороз пробежал по моей спине, несмотря на вечный жар от паровых радиаторов под окном. «Отключиться». Их самое страшное слово. Не умереть. Они уже мертвы, технически. Отключиться. Перестать *быть*. Стать просто грудой дорогостоящего биомусора, который утилизируют на том же динамо, что гудит в подвале. Переработают в энергию для города. Эффективно. Экологично. Ужасно.

Я нажал кнопку на терминале. Зашипел, выпустив облачко пара, маленький автомат в углу. Запах химической лаванды усилился, почти задушив гниль.

– Это тревожность, миссис Элдрич. Очень распространенная среди… – я запнулся, избегая слова «оживленные», – …среди пациентов вашего статуса. Мы увеличим дозу нейро-седатива. Имплант перенастроим. Чувствительность аудио-рецепторов снизим. Вам станет… тише.

«Тише». Ложь. Гул никогда не прекращается. Он внутри. В импланте. В костях.

Она уставилась на меня. Живой глаз – бездонный колодец страха. Стеклянный – холодная, бездушная точка.

– Вы не слышите? – прошептала она так тихо, что я едва разобрал. – Доктор… он… он теперь *ваше* имя шепчет. Вай-ланд. Вееее-ланд. Как сталь… скрипит.

Кровь отхлынула от лица. Имплант за ухом *вгрызся* в плоть. Резкая, короткая боль, как удар током. Я сглотнул. В горле пересохло. Это… совпадение. Ее паранойя. Ее сломанный мозг проецирует бред на меня. Да. Только так.

– Сеанс окончен, миссис Элдрич, – выдавил я, вставая. Ноги чуть подкосились. – Медсестра Эдна даст вам капсулы. До следующей среды.

Она медленно поднялась. Механизмы в ее ногах тихо зажужжали. Она повернулась к двери, ее походка – жуткий танец механики и разложения. У самой двери она остановилась. Не оборачиваясь.

– Он знает, где вы живете, доктор, – прошипела она в пространство перед собой. – В трубах. В проводах. В самом *гуле*. Он придет. За всеми. Начинается… Отключение.

Дверь закрылась за ней с мягким *чшшш* пневматики. Я остался один. Тишина сгустилась, но гул… этот вечный гул… он стал громче. Навязчивее. Или это мне показалось? Я подошел к запотевшему окну. Внизу, в каньоне улиц «Нового Каркаса», клубился желтый туман, подсвеченный рекламой некро-моргов и мастерских по починке кибер-конечностей. Тени двигались – фигуры в промасленных плащах, сгорбленные, с тросточками-стабилизаторами или механическими ногами. Некоторые слишком плавные. Слишком… цельные. «Оживленные» высшего класса. Те, что могут себе позволить *качественные* части.

Имплант снова скребнул. Острая вспышка. Я прижал ладонь к виску. И сквозь гул динамо-машин, сквозь шипение пара за стеной, сквозь собственный учащенный стук сердца… я *услышал*. Нет, не услышал. *Почувствовал*. Вибрацию. В костях. В зубах.

Словно где-то в самой структуре этого гниющего, скрежещущего металлом города, что-то огромное, невообразимое, только что… *проснулось*. И начало настраиваться. На частоту страха. На частоту *отключения*.

Тишина кончилась. Теперь был только Шепот. И он знал мое имя. Ё-моё. Кажется, моя броня треснула.

Отлично, погружаемся глубже в этот кошмарный механический ад. Поехали, держитесь крепче.

Ёбана-рот. "Он знает, где вы живете". Фраза, как обух по затылку. Обычно такое слышишь в дешёвых крими-триллерах по подпольному нейро-вещанию, а не от восковой бабушки с диодом вместо глаза. Особенно когда эта бабушка – ходячий памятник капиталистической ностальгии и биомеханического кошмара.

Я отдернул руку от виска. Боль стихла, оставив после себя липкий холодок под кожей и… тишину. Не ту тишину-гул, а настоящую, звенящую. Лифт на этаже замер. Неоновые вывески за окном вдруг погасли, оставив только жёлтое зарево уличных газовых фонарей, пробивающееся сквозь вечный смог «Нового Каркаса». Даже проклятый гул динамо в подвале… умолк.

Сердце колотилось, как паровой молот по наковальне. Совпадение? Сбой сети? Или… *Оно* уже здесь?

**(Коротко, резко)** Паника. Глупая, животная. Захлестнула с головой. Нужен свет. Нужен звук. Хоть что-то человеческое. Я швырнулся к настольной лампе – чудовищному агрегату из латуни и воронёной стали, стилизованному под паровой котел. Щелкнул тумблер. Ничего. Тьма сгустилась, превращая знакомый, хоть и жуткий, кабинет в логово неведомого. Тени от стальных балок на стенах вдруг ожили, стали длиннее, зубастее.

**(Длинно, запутанно, с обрывками мыслей)** И этот Шепот… Нет, не Шепот. *Ощущение*. Вибрация. Как будто сам город, эта гигантская, проржавевшая, напичканная трупами-батарейками и искусственными нервами машина, затаил дыхание. Прислушался. К *мне*. К моему внезапному, липкому, совершенно не профессиональному страху. Миссис Элдрич… её стеклянный глаз… этот красный огонёк… мерцал в такт? Или это игра света? Бред? Наверняка бред. Я же доктор Вейланд, чёрт побери! Псих-стабилизатор высшей категории (хоть и в этом дурдоме)! Я должен *знать*, как работает мозг, живой или полуживой, как нейроимпланты ловят помехи от плохой проводки или дешёвого Эликсира с осадком! Я…

*Скр-р-р-р-режжжж…*

Звук сорвался прямо из стены. Рядом с вентиляционной решёткой. Не скрип металла. Не гул. А именно… скрежет. Как будто кто-то огромный, с железными когтями, медленно, методично царапает изнутри по тонкому листу жести. Прямо за моей спиной.

Я замер. Ледяной пот выступил вдоль позвоночника. Дышать стало трудно. Воздух, и без того тяжёлый, стал густым, как кисель из машинного масла и формалина. И запах… Запах гнилых роз усилился вдесятеро. Сладковато-тошнотворный, въедливый. Он висел в темноте плотной завесой.

*Скрежжжж… Стоп.*

Тишина. Опять. Глубокая. Предательская.

**(Резко, шепотом, сам себе)** Двигаться. Надо двигаться. К двери. К выходу. Электричество могут отключить, но пневматика на дверях – автономная. Должна сработать. Надо просто… дойти.

Я сделал шаг. Пол под ногами, покрытый рифлёным железом, скрипнул оглушительно громко в этой мёртвой тишине. Как выстрел. Я замер снова, сердце прыгнуло в горло.

*Цик-цик-цик…*

Новый звук. Откуда-то сверху. С потолка. Мелкий, частый. Как… как счётчик Гейгера? Или как тиканье механических часов, только очень, очень быстрых. Нарастающее. Ускоряющееся. *Цик-цик-цик-ЦИКЦИКЦИК!* Стало невыносимо громко, заполняя всю комнату, впиваясь в виски. Мой имплант ответил – тупой, ноющей болью, разлившейся по всей левой половине черепа. Я зажмурился, прижал ладони к ушам. Бесполезно. Звук был не снаружи. Он был *внутри*. В костях. В зубах. В этом проклятом куске кремния за ухом!

**(Обрывок мысли, растянутый)** Стеклянный глаз миссис Элдрич… красная точка… она же мерцала в такт её кардио-стабилизатору… а что, если… что, если это не стабилизатор? Что, если это… *приёмник*? Антенна? Для *Него*? Для Шёпота, который знает имена… который идёт по трубам… который начал Отключение…

*ЦИКЦИКЦИК-БЗЗЗЗЗЗТ!*

Звук оборвался на пронзительном, леденящем душу электрическом треске. Одновременно вспыхнул свет. Не мягкий газовый или тусклый неоновый, а яростный, ослепительный белый свет люминесцентных ламп, встроенных в стальные балки. Он ударил по глазам, вырвав у меня стон. Я ослеп на секунду.

Когда зрение вернулось, кабинет был залит неестественно ярким светом. Всё казалось слишком резким, слишком чистым, слишком… стерильным. Как в морге перед вскрытием. Тени исчезли. Скрежет – тоже. Гул… гул вернулся. Тот же самый, вечный, назойливый гул динамо в подвале. Как ни в чём не бывало.

**(Коротко, с облегчением и тут же с сомнением)** Сбой. Просто сбой сети. Напряжение скакнуло. Имплант среагировал. Паника. Галлюцинации на фоне стресса. Старое, доброе, человеческое объяснение. Да. Должно быть так.

Я глубоко вдохнул, стараясь унять дрожь в руках. Запах гнили почти исчез, перебитый резким запахом озона от перегруза. Подошёл к двери. Нажал кнопку вызова лифта. Ничего. Мёртво. Пневматика на дверях кабинета… я толкнул её. С характерным *чшшш* она открылась. Коридор залит тем же безжалостно белым светом. Пуст. Безликие двери других кабинетов, стальные стены, тянущиеся трубы пара вдоль потолка. И гул. Всепроникающий гул.

**(Разговорный элемент, с сарказмом)** Ну что ж. Пешком. Седьмой этаж – не смертельно. Хотя, учитывая, что лифты здесь иногда «забывают» этажи или берут пассажиров не туда… может, и к лучшему. Главное – выбраться. Взять отпуск. На месяц. Год. Навсегда. Выпить что-нибудь обжигающе крепкое, чтобы стереть из памяти этот вечер и стеклянный глаз миссис Элдрич.

Я зашагал по коридору. Шаги гулко отдавались в металлической пустоте. Мимо двери в архив – там всегда пахло пылью и старыми бумагами, пропитанными Эликсиром. Мимо комнаты отдыха – тусклый красный свет «Аварийного освещения» под дверью. Мимо лифтовых шахт – за массивными стальными дверями слышалось далёкое, тоскливое завывание ветра в пустоте. Или… не ветра?

**(Внезапная остановка мысли)** Лифт. Один из лифтов. Его индикатор над дверью… горел. Цифра «7» светилась ровным зелёным светом. Он здесь. На моём этаже. Но я же не вызывал… И после сбоя…

*Дзынь!*

Звонок был неожиданно мелодичным, почти невинным в этом скрежещущем царстве металла. Стальные двери лифта с шипением пневматики начали расходиться. Я отпрыгнул назад, прижавшись спиной к холодной стене. Инстинкт. Глупый, животный инстинкт.

Из лифта выкатилась… тележка. Обычная тележка для уборки, из потёртого пластика и ржавого металла. На ней – швабра, ведро. И больше ничего. Пустота. Лифт был пуст. Я глупо уставился на тележку. Она медленно, подрагивая на неровностях пола, покатилась по коридору в сторону чёрного хода. Сама по себе.

**(Быстро, нервно)** Сбои. Глюки системы управления. Старые моторчики. Да. Конечно. «Умный» дом в «Новом Каркасе» – это оксюморон, как «этичная корпорация». Всё дышит на ладан.

Я выдохнул, почувствовав, как напряжение чуть спало. Глупость. Чистая глупость. Повернулся, чтобы идти к лестнице.

И увидел *Его*.

В конце коридора, у поворота к лестничной клетке, стояла фигура. Высокая. Очень худая. Закутанная в длинный, промасленный плащ с поднятым воротником. Шляпа с широкими полями скрывала лицо. Стояла абсолютно неподвижно. Слишком неподвижно. Ни единого признака дыхания. Ни малейшего покачивания. Как статуя. Или как… экспонат в некро-морге.

Но не это заставило мою кровь застыть. Из-под полей шляпы, в тени воротника, светились два ровных, холодных, *зелёных* огонька. Как у кошки. Только безжизненных. Бездушных. Стеклянных. Они были направлены прямо на меня.

**(Очень коротко)** Ледяной ужас.

Я не дышал. Не мог пошевелиться. Этот взгляд… он высасывал тепло. Высасывал мысль. Высасывал саму волю к движению. Шёпот? Нет. Была только тишина. Гул. И эти два зелёных, немигающих, всевидящих огня в конце туннеля из стали и страха.

Фигура не двигалась. Не приближалась. Просто стояла. Блокируя путь к лестнице. К спасению.

**(Растянуто, с нарастающей паникой)** Что делать? Назад? В кабинет? Запереться? Но замки здесь… они электронные. А электричество… оно играет с нами. Звать на помощь? Кого? Ночного сторожа, старого Бориса с его дребезжащим протезом руки и вечной бутылкой технического спирта? Или медсестру Эдну, чей собственный голос звучал как скрип несмазанных шарниров? Они… они скорее часть этого кошмара, чем спасение.

Зелёные огни всё так же горели. Не мигая. Словно оценивали. Или ждали.

И тут… мой имплант снова *скребнул*. Но на этот раз не больно. На этот раз… он *завибрировал*. Коротко. Отрывисто. Как… как радиоприёмник, поймавший мощный сигнал.

И в моей голове, поверх гула, поверх безумного стука сердца, ясно и неоспоримо, прозвучал голос. Не Шёпот. Голос. Металлический. Лишённый интонаций. Холодный, как космос между звёздами.

*«ДОКТОР ВЕЙЛАНД. ВАШЕ ПРИСУТСТВИЕ ТРЕБУЕТСЯ НА УРОВНЕ НОЛЬ. ДЛЯ РЕКАЛЬЦИФИКАЦИИ. ОТКЛЮЧЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ. СЛЕДУЙТЕ ЗА ВЕДУЩИМ».*

Зелёные огни… *моргнули*. Один раз. Синхронно. Как сигнал.

Фигура в плаще медленно, беззвучно, повернулась и пошла в сторону лестницы. *Вниз*. Туда, где гудело динамо. Туда, где была только тьма, трубы и обещанное Отключение.

Ведущий. Ёбаный ведущий. А я… я почему-то пошёл. Ноги сами понесли. Как у миссис Элдрич. Как у плохо смазанной куклы. На рекальцификацию. На отключение. Потому что Шёпот теперь был не в трубах. Он был у меня в голове. И звали его… Приказ.

**Глава 2: Ржавые Сны и Голос в Статике**

Пошёл. Почему? Хрен его знает. Ноги – предатели. Мозг – каша. Имплант – дирижёр этой помойки под черепом. Зелёные огни впереди плыли в темноте лестничного пролета, как два ядовитых светляка. Не оглядывался. Боялся, что увижу за спиной *ещё* пару. Или что там… ничего не будет. Только стена ржавой стали, которой там секунду назад не было.

Лестница. Чёртова лестница. Она должна вести *вниз*, к выходу, к грязному, но живому воздуху улиц Нового Каркаса. Но она не вела. Она *глотала*. Каждый пролёт был темнее предыдущего. Газовые рожки тут либо потухли, либо их свет пожирала липкая, маслянистая тьма, которая висела в воздухе плотнее смога. Воздух… Боже, воздух. Он больше не пах маслом и лавандой. Он пах… ржавчиной. Старой, глубокой, как проказа, въевшейся в металл. И чем ниже, тем сильнее смешивался с этим запах мокрой штукатурки и… чего-то сладковато-больничного. Формалина? Нет. Хуже. Как… как разложившаяся вата, пропитанная антисептиком. Запах детства. Запах кабинета школьного доктора, где делали *уколы*. Где было страшно. Этот запах въедался в ноздри, лез в горло, вызывая спазм. Кашель бил сухим, рвущим лаем, эхом отражаясь в железном колодце шахты.

Зелёные огни плыли впереди. Фигура в плаще (Ведущий? Палач? Галлюцинация?) двигалась бесшумно. Её плащ не шелестел. Её ступни не стучали по металлическим ступеням. Она скользила. Как тень. Как проекция. Я шел за ней, цепляясь за липкие от чего-то влажного перила. Рука отдергивалась сама – перила были не просто холодными, а *биологически* холодными. Как кожа мертвеца. И липкими. Словно покрытыми тонкой плёнкой… слизи? Ржи? Не знаю. Знаю, что тошнило. Имплант за ухом уже не скреб. Он *жужжал*. Низко, монотонно. Как трансформатор на последнем издыхании. И этот жужжащий гул вторил большому Гулу города, который снова вернулся, но теперь звучал… иначе. Не как работа машин. Как *дыхание*. Глубокое, медленное, хриплое дыхание спящего гиганта, сотканного из труб, проводов и спрессованных костей.

Свет! Сбоку! Дверь. Маркировка: "Уровень 5. Архив. Осторожно: Нейро-Статика". Но дверь… приоткрыта. Щель. Из щели – свет. Мерцающий, неровный. Как от старого кинескопа. И звук. Белый шум. Шипение. Но не простое. В нём… бульканье. Как будто кто-то тонет в ванне с плохим приёмом. Зелёные огни впереди не остановились. Они плыли дальше, вниз. Но ноги… мои предательские ноги… замедлились. Что там? Кто там? Миссис Элдрич? С её Шёпотом? Или… *Оно*?

Я подошёл. Медленно. Пальцы (дрожащие, липкие от чего-то) упёрлись в холодную сталь двери. Толкнул. Скрип был похож на стон умирающего зверя. Свет ударил в глаза – тусклый, мерцающий, исходящий от рядов старых мониторов, встроенных в стеллажи, забитые папками. На экранах – рябь. Чёрно-белый снег. Но не просто снег. В нём… *просвечивали* силуэты. Искажённые. Тени людей? Или… нет. Слишком длинные руки. Слишком кривые спины. Слишком много… суставов. На одном экране мелькнуло лицо. Расплывчатое. Рот – чёрная дыра. Глаза… два ярких, немигающих *зелёных* пикселя. Как у Ведущего. Я втянул воздух со свистом. Булькающий шум усилился. Стал… голосом. Искажённым, разорванным статикой, но голосом.

*"…доктор… Вей… ланд… здесь… твой… архив… здесь…"*

Это был не голос из динамиков. Он звучал *внутри* белого шума. Внутри самой статики. Внутри моего черепа, переплетаясь с жужжанием импланта. Я шагнул внутрь. Пол под ногами был не металлический. Он был… мягкий. Вязкий. Как промокший ковёр. Или… дерн. Я посмотрел вниз. В мерцающем свете экранов увидел: стальные плиты пола исчезли. Была земля. Чёрная, влажная, усеянная… мелкими белыми осколками? Нет. Зубами. Молочными зубами. Тысячи их. Они хрустели под ботинками. Ё-моё.

*"…смотри… доктор… смотри на свои… ошибки…"* – зашипела статика.

Мониторы вдруг синхронно вспыхнули ярче. Снег на секунду улёгся. И я увидел… себя. На всех экранах сразу. Но не сейчас. Кадры из прошлого. Молодой, менее измождённый Вейланд. Улыбается (как же фальшиво!) мужчине с неестественно гладкой кожей лица – явно "оживлённому" высшего класса. Я ввожу шприц с нейро-стабилизатором в порт на его шее. Следующий кадр: тот же мужчина, неделю спустя. Он бьётся в конвульсиях на полу этого самого кабинета, его искусственная кожа лопается по швам, обнажая пучки проводов и трубок, из горла вырывается нечеловеческий визг. Мой голос с экрана, записанный: *"Побочный эффект исключён. Вероятность 0.0001%".* Враньё. Я знал о рисках. Значительных рисках. Но контракт… премия… квартплата в этой дыре…

Пот выступил ледяной испариной.

Другой монитор: я подписываю бумагу. "Согласие на рекальцификацию протокола 7". Старуха. Её имя… Марта? Да. Марта Симпсон. Её родственники хотели "полного осознания". Чтобы бабушка *понимала*, что она… неживая. Я активировал высшие когнитивные функции в её деградировавшем мозге. На экране – её лицо. Восковое. Один живой глаз смотрит прямо в камеру. В него. Полный. Абсолютного. Ужаса. Осознания. Потом этот глаз закатывается. Навсегда. Я получил выговор. И премию за "инновационный подход".

Кадры сменялись быстрее. Ошибки. Упущения. Циничные расчёты. Трупы (или то, что от них осталось) в морге уровня "ноль". Их лица. Искажённые болью, которую я не смог, не захотел предотвратить. Все они. Все. Смотрели на меня с экранов. Их рты (настоящие или искусственные) шевелились в такт булькающему белому шуму:

*"…виноват… виноват… виноват… ВЕЙЛАНД…"*

Я зажмурился. "Нет! Это не я! Я делал что мог! В этой системе…". Открыл глаза. Архив исчез. Мониторы – тоже. Я стоял… в детской? Своей? Да. Старые обои с плюшевыми мишками. Но они были грязные. Заплесневелые. И мишки… их пуговичные глаза были выдавлены. На их месте – зелёные светодиоды. Тускло горящие. В углу – кровать. На кровати – силуэт под одеялом. Маленький. Дрожит. Я знал, кто это. Я… маленький. После той ночи в больнице. После *укола*. От которого мир никогда не стал прежним.

*Скрип.*

Я обернулся. Дверь в комнату была открыта. В проёме – высокая, худая тень. С зелёными глазами. Ведущий. Он протянул руку (длинную, слишком длинную, пальцы как ржавые гвозди) и *ткнул* в выключатель на стене.

*Щелк.*

Мерцающий свет погас. Остались только зелёные огни Ведущего и… тихий, детский плач из-под одеяла. Плач переходил в истерический всхлип.

*"Не надо! Не надо укол! Мама! Ма-а-ма!"*

Я рванулся к кровати. "Нет! Не тронь его!". Но ноги увязли. Пол снова был землёй. Усыпанной зубами. Они впивались в кожу через брюки. Ведущий шагнул в комнату. Его зелёные глаза плыли в темноте, приближаясь к кровати. К *мне* маленькому. Жужжание импланта в моей *нынешней* голове превратилось в пронзительный визг. Боль пронзила висок, как раскалённое шило. Я заорал. От боли. От ужаса. От беспомощности.

И тут… стены *зашевелились*. Обои с мишками порвались. Под ними – не гипсокартон. Ржавая, покрытая струпьями коррозии, *живая* сталь. Она пульсировала. Дышала. И сочилась чёрной, маслянистой жижей. Жижа стекала по стенам, капала с потолка. Попала на руку. Горела. Как кислота. Я выл.

**(Голос из ниоткуда)** *"ПРИСУТСТВИЕ ТРЕБУЕТСЯ НА УРОВНЕ НОЛЬ. ОТКЛЮЧЕНИЕ НЕ ТЕРПИТ ЗАДЕРЖЕК."*

Голос был не в голове. Он исходил отовсюду. Из стен. Из пола. Из капающей чёрной жижи. Голос Системы. Холодный. Неумолимый. Ведущий у кровати обернул свою "голову" на 180 градусов. Зелёные огни впились в меня. Тот маленький плач под одеялом вдруг оборвался. Заменился… тихим, механическим *тиканьем*. Как часы. Как таймер.

Ведущий протянул костлявую руку к одеялу. Чтобы сорвать. Чтобы показать… что там? Пустоту? Труп? Искажённое лицо взрослого Вейланда? Ржавую куклу с моими глазами?

Я… не… я не смог… Не смог смотреть. Рванулся назад. К двери. Увяз. Упал. Лицом в землю. В зубы. Они впились в щёку. В губу. Кровь. Солёная. Горячая. Настоящая. Я вскочил. Плевал осколками эмали и чёрной грязью. Дверь! Где дверь?! Её не было! Только стена. Пульсирующая. Ржавая. Сочащаяся. И зелёные огни Ведущего, приближающиеся сзади. Его тень накрыла меня. Холод, исходящий от него, обжёг кожу.

*Тик-так. Тик-так. Тик-так.* – звучало из-под одеяла на кровати. Громче. Настойчивее.

Я упёрся руками в липкую, дышащую стену. "Откройся! Чёрт! Откройся!". Имплант визжал в агонии, сливаясь с визгом Системы где-то в трубах. Стена… поддалась. Не открылась. *Продавилась*. Как гниющая плёнка. Мои руки утонули в холодной, вязкой, металлической паутине по локоть. Я втянул воздух, чтобы закричать, и…

…провалился вперёд. В кромешную, немую тьму. Мимо меня промелькнули тени огромных, невидимых в темноте механизмов. Запах сменился – теперь это был густой, удушливый смрад перегретого металла, озона и… жареного мяса. Я рухнул на что-то твёрдое. Металлическое. Гул здесь был не дыханием. Он был рёвом. Рёвом голодного зверя. Рёвом динамо-машины, пожирающей отбросы плоти где-то в самом чреве здания.

Уровень Ноль. Я здесь. Имплант умолк. Тишина была страшнее любого шума. Потому что в ней, сквозь рёв машин, я услышал новый звук. Мягкий. Шаркающий. Множество ног. Ползком. По холодному полу. Ко мне. И запах… тот самый. Сладковато-гнилостный. Запах *Оживлённых*. Но теперь… без капли лаванды.

Отлично. Глубже в котел. Уровень Ноль. Где ржавчина ест не только металл, но и смысл. Поехали.

Тишина. Хуже визга. Между ударами сердца – вакуум, высасывающий разум. Рёв динамо где-то впереди, но он… отстранённый. Как гром за горой. Здесь, в этой немой щели, где я упал – только тьма. Густая. Тяжёлая. Влажная. И шарканье.

Я лежал на спине. Что-то холодное и жирное просачивалось сквозь ткань рубашки. Запах. Боже, запах. Концентрат всего кошмара: перегретое машинное масло, смешанное с прогорклым жиром, озоновой гарью и… сладковатой, невыносимой нотой разлагающейся *органики*. Не просто мяса. Органов. Кишок. Мозга. Воздух был густым, как бульон из скотобойни, пропущенный через трансформатор. Дышать – значило глотать эту жижу. Кашель рвался наружу, но я зажимал рот ладонью. Слюна… солёная. Настоящая. И ещё… металлический привкус. Крови? Ржавчины? Всё вместе.

Шарканье. Ближе. Не одно. Множество. Со всех сторон. Мягкое. Мокрое. Как будто что-то волочит по липкому полу оторванные конечности. Или само разлагается, двигаясь. Я замер. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из грудной клетки и упадёт в эту маслянистую жижу подо мной. Имплант молчал. Мёртвым куском кремния. Предатель.

Глаза привыкали. Немного. Тьма была не абсолютной. Где-то вдалеке, сквозь лес каких-то громадных, неясных тёмных форм (трубы? резервуары? каркасы гигантских механизмов?), тускло светились аварийные лампы. Кроваво-красные. Их отблески скользили по мокрым поверхностям, создавая движущиеся пятна света и тени. И в этих пятнах… мелькали *они*.

Не трупы. Не совсем. Не теперь. Что-то… переработанное. Слитое. Обломки человеческого, сросшиеся с ржавым железом и резиной. Фигура, проползавшая слева: верхняя часть – женский торс, обтянутый лоскутами серой кожи, с одной свисающей, неестественно длинной рукой, заканчивающейся не кистью, а… гаечным ключом. Нижняя часть – не ноги. Что-то вроде гусеницы из сплющенных, склеенных между собой металлических сегментов, сочащихся чёрной слизью. Она шаркала этой гусеницей по полу, оставляя жирный блестящий след. Голова? Полураздавленная, с одним мутным, бельмастым глазом, глядящим в никуда. Из разорванного рта торчал обломок шестерни.

Другой… *фрагмент*… качался на месте. Просто торс, вбитый в пол как столб. Из спины росли пучки окровавленных проводов, тянущиеся к потолку, в темноту. На его груди, вместо сердца – мигающий, потрескавшийся циферблат старого счётчика. Цифры бешено крутились. *Тик-так-тик-так*. Знакомый звук. Из кошмара с детской кроватью.

И шёпот. Не в голове. Вокруг. Физический. Исходящий от *них*. От стен. От самого воздуха, насыщенного паром и смертью. Не слова. Звуки. Шипение выходящего пара из дырявого трубопровода. Скрип не смазанных десятилетиями шарниров. Тихий, булькающий стон. И сквозь это – щелчки. Металлические. Чёткие. Как… как шестерёнки, пытающиеся провернуться в застывшей крови.

*Клац… Клац… Клац…*

Они приближались. Пятна красного света скользили по склизкой гусенице женщины-ключа. По мигающему циферблату торса-столба. По чему-то ещё, ползущему справа – неразличимой массе теней и блестящих от влаги поверхностей, из которой торчали несколько человеческих рук, судорожно сжимавшихся и разжимавшихся в пустоте.

Встать. Надо встать. Пол под ногами – не просто металл. Липкая смесь масла, охлаждающей жидкости и… чего-то органического. Тянулась, как смола. Я рванулся, оторвал спину от пола с чавкающим звуком. Руки скользили. Упал на колени. Шарканье стало быстрее. Заинтересованнее. *Клац-клац-клац!* – учащённо защелкало где-то прямо передо мной в темноте.

Я поднял голову. В пятне кровавого света – лицо. Почти целое. Мужское. Знакомое. Очень знакомое. Мистер Элдрич? Нет. Моложе. Гладкая кожа. Слишком гладкая. "Оживлённый" высшего класса. Тот самый, с конвульсиями. С того монитора в Архиве. Его имя… Картер. Ллойд Картер. Его лицо было почти нетронутым. Ухоженным. Искусственная кожа – безупречна. Но глаза… Глаза были настоящими. Живыми. Полными нечеловеческой агонии и понимания. И они смотрели прямо на меня. Его тело… тело было ниже шеи… это был кошмар. Не гусеница. Не столб. Что-то вроде огромного, пульсирующего мешка из полупрозрачной, серой, пронизанной чёрными жилками ткани. Как кокон. Или опухоль. Из мешка торчали обломки металлических конструкций, провода, и… части других тел. Рука здесь, ступня там, открытый, остекленевший глаз где-то сбоку. Он был *центром*. Сливным колодцем для частей. Его рот (красивый, искусственный) шевельнулся. Не для речи. Из него выполз толстый, чёрный, маслянистый кабель, уходящий куда-то в темноту, вверх. Кабель дернулся. И Ллойд Картер *заговорил*. Голос – не его. Механический. Скрипучий. Голос Системы. Голос Уровня Ноль.

*"ДОКТОР ВЕЙЛАНД. ПРИСУТСТВИЕ ЗАФИКСИРОВАНО. НАЧИНАЕТСЯ ПРОЦЕСС ИНТЕГРАЦИИ. ОШИБКА: НЕОБХОДИМА РЕКАЛЬЦИФИКАЦИЯ ОСНОВНОГО НОСИТЕЛЯ. ОТКЛЮЧЕНИЕ ОТЛОЖЕНО. ВРЕМЕННО."*

Интеграция? Отложено? Времен…но? Эти слова пронзили туман ужаса, как ледяные иглы. Не смерть. Не сейчас. Нечто… *хуже*. Я вскочил. Отпрянул назад. Нога наступила на что-то упругое и хрупкое. Хруст. Как ветка. Или… кость. Шарканье вокруг стало яростным. Голос из мешка Картера заскрипел громче:

*"СОПРОТИВЛЕНИЕ ЗАФИКСИРОВАНО. АКТИВАЦИЯ ПРОТОКОЛА УДЕРЖАНИЯ."*

*КЛАЦ-КЛАЦ-КЛАЦ-КЛАЦ!* – защелкало со всех сторон. Из темноты вынырнули конечности. Десятки их. Руки. Ноги. Механические манипуляторы, покрытые коркой бурой ржавчины и запёкшейся слизи. Они потянулись ко мне. Быстро. Целенаправленно. Как щупальца механического спрута, живущего в недрах кошмарной машины.

Я рванулся. Не думая. Куда угодно. Прочь от этого сливного мешка Картера. Прочь от щупалец. Ноги скользили в жиже. Я бежал, спотыкаясь о невидимые выступы, об мягкие, уступчивые под ногами тени, издавшие хлюпающие звуки. Красные аварийные огни мелькали, создавая стробоскопический ад. Тени гигантских машин прыгали на стенах, похожих на покрытые струпьями внутренности гиганта. Шарканье, клацанье и шипение преследовали.

И вдруг – тупик. Стена. Не металлическая. Не кирпичная. Что-то вроде… гигантской мембраны. Тёмной, пульсирующей, покрытой сетью толстенных, как руки, труб, по которым с бульканьем перекачивалась чёрная маслянистая жидкость. Запах жареного мяса и озона здесь был невыносим. Я обернулся. В тусклом красном свете увидел их: десятки щупалец, рук, клешней, медленно, неумолимо приближающихся. За ними – расплывчатый контур мешка Картера, его лицо с безумными живыми глазами, смотрящими сквозь меня.

*"ИНТЕГРАЦИЯ НЕИЗБЕЖНА, ДОКТОР ВЕЙЛАНД. СИСТЕМА ТРЕБУЕТ КОРРЕКЦИИ. ВАША КОРРЕКЦИЯ."*

Коррекция. Рекальцификация. Не для них. Для меня. Чтобы я стал… частью этого. Настройщиком изнутри. Ведущим… к Отключению других. К их превращению в щупальца, в сливные мешки, в топливо для динамо. Я прижался спиной к пульсирующей мембране. Она была тёплой. Живой. И страшно притягательной. Сдаться? Стать частью Гула? Имплант за ухом… дрогнул. Не боль. Не жужжание. *Толчок*. Короткий импульс. Как сигнал. И я понял. Он не молчал. Он *сканировал*. Искал точку входа.

Я вдавил ладонь прямо в мембрану, туда, где пульсация была сильнее. Горячая слизь обожгла кожу. Имплант взорвался огнём. Боль пронзила череп. Я закричал. Но вместе с криком – *мысль*. Чистая. Холодная. Не моя. Команда.

*<<ИНТЕРФЕЙС ОБНАРУЖЕН. ПРОТОКОЛ ЭКСТРЕННОГО ДОСТУПА: ВЕЙЛАНД, АРТЕМИЙ. КОД АУТЕНТИФИКАЦИИ: V-E-Y-L-0-0-7. ЗАПРОС: АКТИВАЦИЯ СЕКТОРА ОЧИСТКИ 7. ПРИОРИТЕТ: МАКСИМУМ. ПОДТВЕРДИТЬ?>>*

Голос в голове. Тот же металлический. Но теперь… инструмент? Я не думал. Кричал в пульсирующую слизь, в лицо приближающимся щупальцам, в безумные глаза Ллойда Картера:

– ДА! ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ДА! ПОДТВЕРЖДАЮ! ОЧИСТИТЕ ВСЁ!

Мгновение тишины. Даже щупальца замерли. Потом мир взорвался.

Стена-мембрана *раздвинулась* за моей спиной. Не открылась. Разорвалась. Из неё хлынул поток чёрной, кипящей жидкости, смешанной с обломками металла и чем-то белым, похожим на кости. Волна ударила по щупальцам, по фигуре Картера, смывая их, как мусор в унитазе. Оглушительный рёв сирен смешался с рёвом динамо. Всюду вспыхнули яростные белые прожектора, режущие тьму. Стальные щиты с грохотом опускались с потолка, отсекая сектора. Где-то близко завыли гидравлические ножницы, перемалывая что-то с ужасающим хрустом. Система проснулась. Не для интеграции. Для стерилизации.

Я упал на колени, отползая от потока кипящей жижи. На меня хлестали брызги. Жгли. Но это была чистая боль. Человеческая. Имплант снова молчал. Исчерпал себя? Или… ждал?

Когда грохот немного стих, я поднял голову. Сектор был отрезан стальными щитами. Я был в ловушке. Но живой. На полу передо мной, в луже масла и промывочной жидкости, плавало что-то. Я подполз. Это был… стеклянный глаз. Красный светодиод внутри потух. Но на корпусе, в царапинах и грязи, я различил гравировку: *Собственность Некро-Тех. Протокол 7. Элдрич, Агата.*