Портал в Альтарьере

Портал в Альтарьере
Глава 1. Томин
Двадцать седьмое цветеня, в день возвращения Алой Кометы
Я смотрел на изящную девушку перед собой и представлял, как подхожу ближе. Протягиваю руку. Касаюсь нежной кожи лица. Провожу большим пальцем по скуле, спускаюсь к впадинке на шее, под которой бьётся пульс. А потом с хрустом эту шею ломаю! Боги, какое наслаждение! С каким удовольствием я бы прибил эту наглую, беспринципную, алчную мерзавку!
– Повтори то, что ты сказала, – зло потребовал я, подступил ближе и посмотрел сверху вниз так, чтобы она подавилась своими требованиями и убралась подальше из Альтарьера.
Да как она посмела?!
Но вместо того, чтобы сжаться в комок под моим взглядом, она вздёрнула подбородок и посмотрела с вызовом. Дрянь! Какая же нахальная дрянь!
А как бесила её причёска! Нет, такого я ещё не видел. Это отвратительно! Это должно быть запрещено на законодательном уровне! Женщины не имеют права стричься под мальчиков, потому что это сбивает с толку! Смотришь на неё – и кажется, что это деревенский пацанёнок в одежде с чужого плеча. А потом цепляешься взглядом за спелые, сочные губы, за обтянутую тонкой застиранной тканью стоячую грудь, и мысли в голову лезут… дурные!
Нет, срочно в бордель. Хотя какой мне теперь бордель с этой аурой? Только сеанс отчаянного рукоблудия… До чего я себя довёл, если начинает возбуждать одетая в обноски и стриженная под обувную щётку нахалка с деревенским говорком? Ещё немного, и у меня начнёт, как у Эрика, мозги отшибать.
Я зачем-то представил, как стаскиваю с этой нахалки брюки, укладываю грудью на стол и отвешиваю несколько смачных шлепков по белой попе, затем хорошенько наказываю за наглость очень приятным способом, после чего она страстно шепчет: «Это лучшее, что случалось в моей никчёмной жизни! И да, я с удовольствием подпишу отказ от притязаний на наследство Синвера Альтара».
Даже не знаю, какая фраза порадовала бы сильнее.
Я постарался сосредоточиться на том, чтобы надавить на алчную мерзавку взглядом посильнее. Вместо того чтобы отступить, она сжала кулаки, шумно сглотнула и выпалила уже в который раз:
– Я – дочь карона Синвера Альтара и имею право на его имущество! Как наследница!
– Наследница чего? – ядовито спросил я. – Его многотысячных долгов за заложенное имение?
– Нет больше никаких долгов, – зло процедила она, яростно сверкая серыми, как у Аливии, глазами.
Она вообще была очень похожа на Аливию, жаль, что не характером.
Разум наконец перестал фокусироваться на возмутительно коротком ёжике её лиловых волос и зацепился за эту фразу. Нет больше… нет больше…
– Значит, ты всё-таки знала, что долги были, – схватился я за мысль и принялся раскручивать дальше: – И пришла ровно тогда, когда их погасили. Подумала, что невозможно потребовать возмещения налоговой выплаты? Что ж, от государства ничего получить действительно нельзя, зато можно подать регрессный иск против тебя.
– Оплата долгов была добровольной! И произошла до вступления эрцегиней в наследство. Её никто не принуждал оплачивать долги за собственность, которая по закону ей ещё не принадлежит! Так как она меня в известность не поставила, моего согласия не получила, то я ей ничем не обязана! – выпалила мерзавка. – Это самовольство! Вот!
Желание сломать шею этой Зое усилилось стократно, потому что мерзавка была права, что и бесило сильнее всего. Но кто мог знать, что у подонка Альтара была дочь? И ещё такая! Откуда она вообще взялась?
– Давайте успокоимся и всё обсудим за чашкой чая, – вмешалась Аливия, и я бросил на неё такой взгляд, что она ойкнула и отступила поближе к молчавшему Каю.
Чай эта дрянь у меня будет пить только один – отравленный.
Меня накрыло таким бешенством, что вокруг пальцев заискрили маленькие портальные вихри. А может, выкинуть её куда подальше? В пустыню? Тогда она сдохнет без моей помощи. Хотя… нет, хочется посмотреть, как очаровательно она будет это делать у меня на руках.
– Я уничтожу тебя в суде. У тебя ни свидетельства о рождении, ни имени, ни денег. Ты – бастард. На каждом этапе твоей борьбы за Аль-Альтарьер я буду вставлять тебе палки в колёса, затягивать процесс, оспаривать каждую принесённую тобой бумажку. Я вгоню тебя в долги, потому что замучаю любого твоего адвоката так, что он выставит тебе тройной ценник. Я сделаю всё, чтобы ты сначала подавилась деньгами Амелии, а потом блевала своим намерением нажиться на ней. И ты ещё должна доказать, что ты действительно дочь Альтара. Кто знает, может, ты просто алчная лгунья и притворщица?
– Томин, успокойся, пожалуйста, – хрипло попросила Аливия, подходя ближе. – Ситуация экстраординарная. Зою необходимо сначала выслушать. Мы не можем осуждать её за то, что она пряталась от Синвера всё это время.
Я резко развернулся и уставился на неё. Кай верно истолковал моё настроение и оттащил свою маленькую невесту в сторону. Правильно, меня редко когда можно довести до такого бешенства, но если довели, то лучше держаться подальше.
Самое паршивое, что выбора не было. Я понимал, что мы рискуем, выплачивая долги до того, как сёстры Альтарьер вступят во владение имением Альтара, но налоговая служба уже начала процесс отчуждения собственности за недоимки, и вариантов не осталось. Если бы мы не заплатили, имение забрали бы, а дальше не факт, что удалось бы выкупить его с аукциона. И уж точно не за стоимость одних лишь долгов. Я понимал риск, однако пошёл на него, будучи уверенным, что других наследников у Синвера нет. А теперь эта наглая мерзавка пришла на всё готовое и хочет забрать то, за что боролись девочки.
Даже если признать, что именно ей принадлежат деньги синкайя – двести семьдесят тысяч – этого всё равно не хватило бы. Мы заплатили за Аль-Альтарьер триста семнадцать. Кроме того, очень спорный вопрос, откуда у Синвера Альтара взялось девяносто тысяч на оплату заказа. Вероятнее всего, это деньги, которые он получил, заложив собственность девочек, и тогда притязания этой дряни выглядят особенно мерзко.
Сёстры Альтарьер многое пережили, чтобы избавиться от долгов и получить эти деньги, именно поэтому смотрящая на меня наглая гадина вызывала столько жгучей ненависти.
И мало было проблем, но вмешались ещё и духи. Когда они появились в воздухе, Зоя вздрогнула всем телом и от удивления приоткрыла пухлый рот. Сразу захотелось засунуть туда что-нибудь… что-нибудь… в общем, что-нибудь!
Как она меня бесит! Аж пальцы свело в сжатых кулаках.
– Полехче, – насмешливо сказала Салишша. – Это моя кровь. Не знаю, дочь она Синвера или нет, лиш-шена счастья быть лично с ним знакомой. Но по крови она стоит ко мне ближе, чем сёстры Альтарьер, а значит, права на замок имеет.
– На деньги, которыми за него заплатили, тоже? – насмешливо спросил сидевший на журнальном столике Ихесс. – У С-синвера не было ни медяшки, одни долги.
– Какая разница, кто заплатил за Аль-Альтарьер? Главное, ш-што он остался в семье, – возразила Салишша.
А ведь ей шею точно не сломаешь! Дохлая дрянь! Сразу видно, в кого пошла эта Зоя.
От ярости меня аж немного мутило. А мерзавка только приободрилась, почувствовав поддержку.
– Как дочь Синвера Альтара, я имею право на его наследство, – упрямо повторила она.
– Что тебе нужно на самом деле? – подошёл я ещё ближе, практически вплотную.
Мне даже не надо было делать угрожающее лицо, я бы действительно с удовольствием её прибил. Самое обидное, что она ни тонтера не боялась, смотрела дерзко и вызывающе прямо мне в глаза.
– Мне нужны деньги.
– Кто бы сомневался, – зло хмыкнул я. – А что, с другими способами подзаработать не сложилось? И даже в бордель не взяли? Хотя неудивительно. Я бы за такое платить тоже не стал.
– Томин! – возмущённо воскликнула ларда Ровена. – Это уже слишком!
– Все вы аристократы одинаковые! Самодовольные, чванливые кровопийцы! Думаешь, тебе все обязаны целовать подмётки просто по праву рождения? Хах! Утрись! Ненавижу тебя, таких, как ты, и всё, что вы творите! – прошипела Зоя. – И для меня будет особым удовольствием въехать на радугу на вашем горбу и откусить кусок вашего пирога!
– Смотри, чтобы рот не треснул, когда разинешь его на наш пирог!
– Отойди от меня! – потребовала она. – Хватит надо мной нависать!
– А что ты мне сделаешь? Это ты пришла сюда требовать то, что тебе не принадлежит. Где ты была, наследница, когда твой драгоценный папочка закладывал одно имение за другим? Где ты была, когда девочкам требовалась помощь, чтобы избавиться от него? Где ты была, когда они рисковали жизнями из-за нанятых им синкайя? Где ты была, когда Амелия пробуждала Салишшу, чтобы позаботиться об имении, которое теперь хочешь получить? Ты выползла из своей плесневелой норы только тогда, когда почуяла наживу. Ты такая же, как твой мерзавец-отец!
Наконец её проняло! Она вся вскинулась, мгновенно покраснела, а затем сделала нечто совершенно восхитительное – с размаху саданула мне кулаком в лицо. Я не просто не стал уворачиваться – подставил нос под удар и услышал, как вместе с моим носом с хрустом ломаются её надежды на безбедную жизнь.
По телу разлилось злое ликование и предвкушение будущей победы.
– А вот за это я сгною тебя в тюрьме, – весело пообещал я. – Нападение на аристократа и причинение вреда здоровью. Знаешь, что тебя за это ждёт?
Я довольно оскалился, глядя, как в светло-серых глазах тухнет уверенность, уступая место испугу.
Что ж, вот теперь можно и поразвлечься.
Глава 2. Зоя
Двадцатое вьюженя, за сорок дней до начала турнира в Альтарьере
– Зоя! Зойка! Счастье-то какое!.. Поди сюда! – звала матушка.
– Иди, а не поди, – тихо пробормотала я, а потом громко крикнула: – Я на заднем дворе! Сейчас закончу и приду!
Долго ли свежевать кролика умеючи? Нет. Но старый Хрык покупал только идеально снятые шкурки, а чтоб такая получилась, надо расстараться. Вот я и старалась. Сегодня повезло – двух кролей словила. Значит, будет на что эрло́вки купить. А эрловка с кроличьим мясом и сушёным корнем лопуха – очень недурна. Гораздо вкуснее пустой воды.
– Зойка, ты не поверишь! – светилась матушка от счастья. – Помер он! Как есть помер! Весь город об том судачит!
– Мам, ты чего? – напряглась я и испуганно спросила: – Дед Абога́р помер?
– Да чего этому алкашу сделается? – беззлобно махнула рукой мать. – Батька твой помер, карон Альтар.
– Как помер? – удивлённо вытаращилась я. – То есть умер.
Дед Абога́р всегда поправлял, когда матушка козыряла сельскими словечками. Ей я бы ни за какие коврижки не призналась, но самой мне городской говор куда больше по нраву был. То есть нравился. Красивее он, что ли.
– Дак весь город судачит! – с воодушевлением принялась она рассказывать: – На дуэли его зашиб вусмерть столичный маг какой-то. Наконец доигрался, гнида знатная, поизмывался над какой-то аристократкой. Брат ейный и того, порешил Альтара.
– А, ну да, – хмыкнула я. – Как над простолюдинками годами измываться, так никто не рыпался. А как аристократку тронул, так сразу и прибили. Понятное дело.
– Хватит, что ли. Даже если и аристократка, говорят, год она у него в плену томилась. Такого, Зоя, никому не пожелаешь, даже врагу. Так что зубы не скаль. Зашибли Альтара, и то радость. Пусть земля ему будет кабальдиным навозом, – в сердцах пожелала матушка.
Я наконец закончила с последней шкуркой, споро натянула её на правилку и распрямилась в полный рост. Посмотрела на счастливую мать и спросила:
– Что, правда умер он?
– Помер, как есть помер, – закивала она.
Новость оседала в голове постепенно. Это что ж получается?.. Не надо больше прятаться? Не от кого? Может, в ученицы к кому можно пойти? Или на работу наконец устроиться? Перестать жить тенью матери?
У меня аж голова закружилась.
– Светлый день сегодня, Зоенька, – ласково сказала матушка и прослезилась.
Я ополоснула руки в ледяной воде, сняла фартук и повесила на сук. Долго смотрела на радостное лицо матушки, не в силах поверить, что весь этот кошмар наконец закончился, а потом попросила севшим голосом:
– Волосы мне обрежь.
– Зой, ты чего? – всполошилась она. – Нельзя ж так! А люди-то чего скажут? Не пристало девке стриженой ходить.
– Ненавижу эти патлы, – ответила я, не желая ввязываться в спор, старый как мир. – Договаривались же.
– Зой, ну пусть бы отрасли сначала свои.
– А разница? Корни лиловые полезут, всё одно догадаются все. Лучше уж сразу состричь.
– Зой, ну жалко же…
Волосы – вечная причина раздора. Хоть я и понимала, что красить их надо и что без этого моё происхождение видно за версту, как Льику на ясном ночном небе, но всё равно ненавидела эти чёрные бустылы́, в которые превращались волосы после покраски чернилами. Будто стог гнилого сена на голову напялила и ходишь.
– Нет, мам. Если ты не обстрижёшь, то я наголо обреюсь. Ещё хуже будет.
Она горестно вздохнула и сдалась. Знала, что спорить со мной бесполезно и вечно сетовала на моё упрямство. Но уж что родилось, то и выросло.
– Зой, дак, может, про наследство чего узнать, а? – заискивающе спросила матушка, прижимая натруженные руки к животу. – Дед Абогар вечно говорит об наследствах всяких. Мож, и тебе б чего перепало, раз других детей у отца твоего нет.
– Ничего нам от него не надо! – вспылила я. – Ты же знаешь, что меня его прихвостни чуть не поймали!
– Так-то оно так, но теперь-то карон Альтар мёртв. Мало ли чего тебе полагается? Я ж сохранила и записки его, и контракт свой рабочий. Доказательства-то есть…
– Мам, мы что, плохо живём? – сердито спросила я.
Она растерянно моргнула. Оглядела задний двор с почти пустой поленницей, небольшой огородик, с которого мы жили летом, наполовину просевшую в землю старую избу, в которой ютились последние годы. И то благодаря деду Абогару, без него бедовать бы нам на улице, так что вопрос я задала глупый. Пусть жили мы не в парче, а в парше, но и идти на поклон к родственникам отца я категорически не желала. Все знают, как себя ведут аристократы. Что придётся вытерпеть бастарду, чтобы выцарапать из их лап хоть медяшку? И получится ли?
– Будь у него жена или другие дети – это одно. Но у него только лишь троюродные сёстры. Дед Абогар говорил, что в таких случаях и бастарду может перепасть наследство-то.
– Мам, теперь я могу пойти работать. Не нужно будет от каждой тени прятаться. А там – может, и замуж выйду…
– Не возьмёт тебя никто, Зойка, – горестно вздохнула матушка. – Девка ты работящая и справная, но ауры у тебя нет, из приданого – горсть прошлогоднего снега. Коли Трайда́р в жёны тебя не взял, так и никто не возьмёт, особливо теперь… – с досадой закончила она.
Слова матери серпом резанули по сердцу. Ровнёхонько по тому месту, что уже год не заживало. Дура я была, тут не поспоришь. Любила Трайдара, верила ему, ждала, когда он женится. И он женился. Только не на мне, нищенке, а на девице, что отец ему сосватал. Знать бы, что так сложится, прогнала бы взашей с крыльца, но я не знала. Говорила мне матушка, чтоб честь девичью берегла, а я не послушала. Думала, что всё у нас с Трайдаром по-настоящему, по любви.
Дура. Как есть дура.
Я закусила губу.
– Дар у меня есть, может, выйдет из него толк… – тихо ответила я.
– Ой ли! Что твой дар, такой только и нужен, что шпионам да ворам. А с такими свяжешься – головы не сносишь. И куда работать ты пойдёшь, Зойка?
– Где побольше заплатят, туда и пойду.
– Эх, не надо было тебя перед дедом Абогаром-то скрывать. Глядишь, научил бы тебя чему, пока ещё в себе был.
– Я сама научилась, чему смогла, – упрямо возразила я. – Мам, послушай. Я прекрасно понимаю, с какой стороны у хлеба масло, но идти к родственникам отца не хочу. Крыша над головой и миска еды у нас есть, руки есть. Да и сколько там денег, чтоб идти к родне отца унижаться? Ты ж сама говорила, что за имением долгов, как шелков.
– Ну… мож, есть ещё чего… – скисла матушка.
– Узнай. Меня-то в Городской Приказ никто не пустит, а вот тебе по доброй памяти, может, и скажут чего. Не зря же ты там столько лет полы намываешь.
– Это да. Может, кто чего и скажет, – воодушевилась она. – А волосы коли отстрижём, так все увидят, чья ты кровь. Может, оно и того… поспособствует…
Я тщательно вымыла руки ещё раз, набрала в ведро чистой колодезной воды и пошла в избу. Налила в чугунок, положила туда кости с жилами, чтобы наварить супа. Мясо-то закоптить надо. А копчёное можно и продать потом, а то соли в доме почти не осталось, да и платье у матушки совсем износилось – скоро в таком на работу не пустят. Значит, надо на новое откладывать. И мне нужно одёжку прикупить. Оборванку-то никто не захочет на работу брать, ещё и стриженную.
Я хоть и понимала, что по уму не надо бы косу обрезать, но… я этой косой, как цепью, была к прошлому прикована. Да и пачкала она, особенно в дождь. Ляжешь с влажной головой – на подушке утром новое пятно. А ещё кожа от неё чесалась неимоверно. Да только оправдания это всё. На самом деле я просто до глубины души ненавидела то, что из-за отца никогда своих волос не видела. Может, кому ерунда, а у меня пунктик, как дед Абогар говорит.
Достала ножницы и наточила – не в каждом доме такие были, но я выменяла у хмельного Хрыка на десяток шкурок. Он по пьяни всегда добрый становится, оттого и завязал с выпивкой. Хорошие ножницы, добротные, ещё детям моим послужат, если будет на то воля духов.
Волосы у меня были длинные и густые, несмотря на то, что мы с мамой их красили. Уж, как говорится, природа если захочет, одарит так, что не пропьёшь. Всегда любопытно было, какими они будут, если вырастут натуральными. Вот и узнаю!
Для начала я отрезала косу. Одно движение – и она осталась в руке, словно ящерица отбросила хвост. Дальше я остригла самые длинные пряди, на ощупь. Делала это с наслаждением, с затаённой гордостью. Больше мне не нужно будет прятаться. Когда люди отца чуть не разыскали меня три года назад, я поклялась себе, что как только он отправится кормить червей, я выйду из тени, в которой держалась всю свою жизнь.
Мы с матушкой даже в город теперь сможем переехать, если пожелаем. Хотя… это я, конечно, лишку дала. Деда Абогара одного мы не бросим. Как он без нас? Никак.
Матушка со вздохом сказала:
– Давай на улицу выйдем, там свет лучше. Уж я постараюсь срезать так, чтоб хоть немного осталось…
Да, волосы успели отрасти довольно сильно, уже на ноготок, так что бриться наголо не потребовалось. Матушка взялась за гребень и принялась за работу. Без волос голове быстро становилось холодно, а ещё как-то легко! Словно к земле меня тянула эта порченная чернилами коса.
Волосы я ненавидела красить с детства. Чтоб чернила на волосах схватились, их сначала мешали с кислотой. От неё нещадно щипало кожу, а терпеть приходилось долго, иначе чернота из волос вымывалась, оставляя фиолетовую паклю, не менее подозрительную, чем мой родной лиловый цвет.
Вот только спасла меня эта краска, когда пришли люди Синвера да принялись всех расспрашивать про байстрюков с лиловыми волосами. Платили сотню золота за любую наводку. Дед Абогар тогда сказал: «Информация стоит денег, жаль, что у меня её нет», и пьяно засмеялся. Тогда я возблагодарила духов за то, что он слеп. Зрячий давно бы заметил, что со мной не так, чай в одном доме столько лет живём.
С тех пор, как по окрестным городам и сёлам прошлись нюхачи в погоне за случайными бастардами Синвера, я перестала дуться на матушку за щипучую краску. Да и напугали они меня тогда порядочно. Не повезло столкнуться с ними в лавке. Я крупу брала, что подешевле, а они продавца выспрашивали, деньги предлагали. Сотню золотых за наводку, две – за помощь в поимке. Так и сказали – в поимке. После этого сомнений, зачем им байстрюки карона, не возникало. Да и выглядели искатели эти как обыкновенные душегубы. Таким только попади на лезвие ножа – порежут на кусочки.
В тот момент у меня и случился приступ тихой ярости. Я смотрела на пришедших по мою душу головорезов и клялась себе, что никогда отец меня не достанет и не увидит. И такая злость во мне вскипела, что аж внутри что-то переклинило, отчего и проснулся дар.
Странный дар, если так подумать. Но лучше такой, чем никакого. Тем более что он не раз меня спасал с тех пор. Это Трайдар ухаживал да волю мою спрашивал, а другие не прочь были и в переулке зажать. Дар помогал этого избежать.
Никогда о подобном даре не слышала ни от кого, даже от деда Абогара, хотя он всё знал. Уж сколько историй рассказывал, в детстве я часами слушала. Иногда только слова незнакомые переспрашивала, за что он меня глупой духови́цей звал. Разговаривала-то я с ним только когда он во хмелю был, а по трезвой он и не знал, что, помимо матушки, с ним ещё и я в доме живу. Но я никогда не мешала и не шутила над ним. Жалела. Тяжело ему пришлось, когда он ослеп, поэтому я ему всегда помогала. Под руку подкладывала то, что он искал. Чая доливала в кружку. Пледом укрывала, если задрёмывал.
Хороший был мужик, пока не спился окончательно.
– Вроде всё, – придирчиво осмотрела мою голову матушка, закончив стричь.
Она глядела на меня, поджав губы. Я поднялась, отряхнула плечи от колких волосков и завертелась в поисках старого ведра, самого тёмного. В конце концов нашла, зачерпнула воды в колодце, вытянула и всмотрелась в своё отражение.
Чудно́, конечно. Но лучше так, чем крашеной.
– Ох, прости меня небеса, как оборванец какой стала… На девку больше не похожа… Кто ж тебя такую на работу примет… – запричитала матушка.
– А не нужна мне такая работа, куда за красоту берут, – фыркнула я. – Ты сходи к Хрыку, продай шкурки. А я пока в городе показываться не хочу.
– Нет уж, сегодня уже никуда не пойду. Ужин состряпаю праздничный. Медку достану, полакомимся.
Пока матушка готовила, я закончила с тушками и шкурками, всё убрала. Вымыла фартук, доски и ножи, наколола дров, наделала щепок и засунула мясо в коптильню.
У меня свой рецепт был: я не только эшнёвую щепу, но ещё и мородиновые веточки клала. А осенью – и травы всякие, но на исходе зимы их почти не осталось.
Закончив, пошла в избу, как на двор забежала испуганная Лорка.
– Зой, там того!.. – вытаращила она на меня глазищи. – Ты чего?
– Чего? – нахмурилась я.
– Волосы чего отрезала? – ошарашенно заморгала она. – И чего они у тебя странные какие? Не чёрные…
– Долгая история. Ты чего сказать хотела?
– Того! Беда! – взволнованно задышала она. – Покойник…
Я нахмурилась. Какое дело соседке Лорке было до карона Альтара?
– Какой покойник? – на всякий случай уточнила я.
– Дак деда Абогара кабальд затоптал. Насмерть.
От ужаса у меня похолодели и онемели руки.
– Не дури… – осипшим голосом сказала я.
– Да чтоб мне духи язык узлом завязали! Правду говорю! Пойдём!
Но я словно к месту приросла. Куда теперь идти? Изба, в которой мы жили, принадлежала деду Абогару, и теперь нас с матерью выставит прочь его внучатый племянник. Он раз в месяц приходил, проверял, жив ли его родственник, да отсыпал тому на пьянку. Чтоб поскорее в могилу свести.
Изба-то ладно, а вот земля денег стоила. Пусть и было её немного, но пару тысяч золотых можно выручить. Вот племянник и ждал выручки-то.
Лорка смутилась под моим пустым взглядом.
– Зой, ну что ты как смерть белая стала. Ну… мож, приютит вас кто? – спросила она, хотя прекрасно знала, что никому мы не нужны.
– Может, – убито ответила я, сама не веря в свои слова.
Оглядела заснеженный двор и прикрыла глаза. Деда Абогара жалко, но себя жальче втройне. Ему-то уже всё равно, а мы с матерью враз на улице окажемся.
Почти без денег.
В зимний холод.
Одни.
Глава 3. Зоя
Двадцать четвёртое цветеня, за два дня до окончания турнира в Альтарьере
Племянник деда Абогара дал нам сроку десять дней. Это ещё по-доброму. Мог и сразу взашей прогнать. Дом хоть и выглядел неказисто, но мы недооценивали его удобство. Он хотя бы был сухим и тёплым. В отличие от той каморки, что нам удалось снять позже. Здесь царили уныние, нищета, холод, вечный сумрак и плесень. И сколько я ни пыталась отмыть от неё стены, становилось только хуже. Особенно в дождь.
Неудивительно, что через месяц матушка заболела.
У неё было довольно слабое здоровье, но обычно она не хворала так долго. Как только начался жар, я уложила её в постель и вышла на работу вместо неё. Мыть полы в Городском Приказе оказалось даже интересно. Я слушала чужие разговоры, рассматривала десятки разных людей, порой вникала в их споры. А на меня никто не обращал внимания, потому что я его не хотела. Благодаря дару это легко удавалось. Жаль только, что меня иногда случайно толкали или наступали на ноги, настолько незаметной я умела становиться.
Платили матушке мало, но нам хватало на съём и самую простую еду, а я всё никак не могла найти работу. Сначала не брали, а теперь стало некогда её искать.
За время жизни с дедом Абогаром мы ничего толком не скопили – стоило хоть раз отложить небольшую сумму, как тут же возникали проблемы. То зуб заболит, то сапоги прохудятся, то ещё какая дрянь случится. На оплату долгов целителям и покупку одежды уходили все сбережения. Хотя и это ничего, если бы не прошлогодний налог. Он-то нас и подкосил. Обычно за свою землю дед Абогар налог сам платил, но в прошлом году он пропил все деньги, кормили его мы с матушкой, а наливали ему в любимом кабаке бесплатно – развлекал он народ своими историями из судебной практики. Чтобы не остаться без крыши над головой, недоимку мы с матушкой выплатили сами. Всё дешевле, чем снимать другое жильё. Опять же, землю для огорода ещё поди найди … То есть иди.
Дед Абогар хоть и был слеп, но много заботы не требовал, всегда всё старался делать сам. Образованный, некогда успешный стряпчий, он плавно опускался на дно всё то время, пока мы с ним жили, и смотреть на это было больно.
Десять лет назад на него напали и выкололи глаза. Доказать никто ничего не смог, но все знали, чья это месть. Ровно за неделю до нападения он выиграл суд против одного аристократа, и тому пришлось хорошенько раскошелиться перед истцами. Обиды своей подлючий лард, разумеется, не простил. Дед Абогар был известен острым умом и въедливостью, а про его «зоркий глаз», способный найти лазейку в любом договоре, по городу ходили шутки.
Вот и доходились.
Когда избитого и ослеплённого стряпчего отволокли к целителям, те лишь руками развели. Новые глаза не отрастишь. Тогда-то дед Абогар и нанял мою маму, чтобы она за ним ухаживала. Платил поначалу довольно щедро – ей тогда удалось рассчитаться с долгами и кое-что отложить. Рискуя потерять шикарную работу, матушка не сдала меня в приют для беспризорников, а взяла с собой, в тайне жить в доме нанимателя. Я изо всех сил старалась ей помогать и никогда не выдавать своего присутствия. Поначалу дед Абогар давал консуммации… или эти, как их? Консультации! К нему приходили за советом, даже порой платили. Но один за другим последовали проигрыши в судах, и вот уже никто не доверял памяти старого незрячего юриста.
По наклонной всё покатилось очень быстро.
Небольшое состояние он пропил всего за полтора года – пил поначалу дорогой ром, только потом на самогон перешёл. Пришлось продать городской дом и переехать в более дешёвый квартал. Потом ещё раз. И ещё. Последние годы денег у деда не оставалось, кормили его мы с мамой в благодарность за былую щедрость и те единственные сытые и вольготные годы нашей жизни, когда мама оставляла меня присматривать за ним, а сама шла на вторую работу в Городской Приказ, куда он помог ей устроиться.
Семьи дед Абогар не нажил – всё работал, а по выходным прикладывался к бутылке. После нападения пить стал ежедневно, да помногу. Охмелев, вёл разговоры сам с собой или рассказывал о старых делах. Я тайком пробиралась в его комнату и внимательно слушала. А когда он пьянел достаточно сильно, то и заговаривала с ним. Он пару раз пугался, но потом привык. Спустя несколько лет мы раскрыли правду обо мне, и он ругаться не стал. Прикипел к нам душой. Жаль, что не сделали этого раньше, к тому моменту дед Абогар уже частенько был не в себе и мало чему мог меня научить. А ведь откройся мы раньше, может, хотя бы буквы мне показал!
О том, что неграмотна, я жалела сильнее всего. Слова-то многие знала, нахваталась, слушая чужие рассказы, а вот писать и читать не умела, чего жутко стеснялась. Даже откладывала втихаря на занятия с учительницей из детской школы, что давала по вечерам уроки для взрослых. Вот только я всё боялась показываться на люди. А теперь те деньги ушли на оплату провонявшей плесенью и затхлостью каморки.
Когда мама слегла, я ходила к знахарке. Та продала мне отвар от простуды и отправила восвояси.
Да только не помог тот отвар. Пришлось идти за другим, подороже. Потом за третьим, а всё без толку. На этом деньги кончились. К целителю, что работал в долг, очередь была такая, что скорее помрёшь, чем помощи дождёшься.
Куда ни кинь – всюду клин. От бессилия и отчаяния хотелось плакать, но я себе это запретила. Ходила весь вечер по окраине, искала работу. Да всё пустое. Домашней прислугой меня брать не хотели, а для тяжёлого труда я была слишком мелкой и слабой.
В подавальщицы какие тоже не звали – внешность у меня больно яркая оказалась. Кому надо, чтоб посетители пялились и приставали к дочке ларда, вместо того чтобы есть? Хоть я и пыталась убедить одного из хозяев, что это, напротив, может и привлечь новых клиентов, но тот оказался слишком… как его… консервирован! Предпочёл девицу постарше с большим бюстом, норовящим выпасть из выреза.
Я брела по тёмной улице, возвращаясь домой ни с чем. Ночь уже давно распугала всех по домам, а слава за этим райончиком ходит такая, что мало охотников после заката тут гулять. Но мне-то куда деваться? Я тут теперь живу. Да и дар бы помог. Сил, конечно, мало было, со вчерашнего утра ни крупинки эрловой во рту. А всё потому, что ходить на охоту теперь долго и неудобно, а кроликов свежевать – негде. Это раньше мы жили на самом краю пригородного села, у леса за пазухой. А теперь – в городе, считай. Да только совсем не в той его части, где хотелось бы жить.
– Эй, пацан, – позвал кто-то, и я инстинктивно обернулась на звук. – Заработать хочешь?
– А чего делать надо? – напряглась я, разглядывая громилу, что подходил ко мне.
– Подсобить, – сощурился он, а потом подошёл вплотную и вдруг хмыкнул: – Да ты не пацан вовсе!
Дрянное предчувствие вспыхнуло мгновенно, кислотой ожгло нутро. Я потянулась к дару и вдруг осеклась – ничего не вышло! То странное, звенящее ощущение, что возникало, когда он работал, никак не приходило.
Попятилась, лихорадочно соображая, что делать. Кровь горячо запульсировала в висках и пальцах. Я потянулась к ножу и отступила ещё на шаг. Затёртая от времени рукоять привычно легла в ладонь и придала немного уверенности.
– Отвянь, – тихо сказала я. – Иди своей дорогой.
Но громила уже сально улыбался. Посчитал, что словил лёгкую добычу.
– Сама виновата по ночам ходить, – хохотнул он. – Коли не будешь сопротивляться, я тебя не покалечу, – протянул он, наступая. – Может, даже понравится.
Мерзкая улыбка обнажила гнилые пеньки зубов. Меня аж подкинуло от отвращения.
Я рванула прочь, но недооценила громилу. Он швырнул мне в спину камень, лопатки ожгло болью. Я запнулась, потеряла скорость и едва не упала, когда он настиг и подсёк меня. Вырвала нож из ножен и наобум пырнула пару раз – в пустоту. Громила с хрипом перехватил запястье и с размаху швырнул меня об стену. Боль пронзила всё тело, но я ей не поддалась, изловчилась и саданула ножом в толстый бок.
Он взревел. Хотел двинуть мне в челюсть, но я увернулась, и он лишь задел ухо. Я снова ткнула в бок, но промахнулась, нож скользнул мимо, и громила бешеным ударом вышиб его из моей руки. Клинок воткнулся в грязь.
Я отпрыгнула в сторону и снова метнулась прочь, но громила меня опять догнал. Я орала, брыкалась, билась в его хватке, но ему хватило сил швырнуть меня в уличную грязь и навалиться сверху. Пока я лягалась и пыталась отползти, он развязал свои штаны и поймал меня за левую лодыжку. Я пинала держащую меня руку правой ногой, и её он тоже поймал. Но прежде чем он рванул обе ноги на себя, я зацепилась взглядом за нож и последним рывком дотянулась до него. Схватила и резко сложилась пополам, всадив лезвие насильнику прямо под ключицу. Он вытаращил на меня глаза и дёрнулся, хватаясь рукой за рукоять. Я кубарем откатилась в сторону и вскочила на ноги. Сердце бешено колотилось, рваное дыхание с хрипами вырывалось из груди.
Мне бы сбежать, но нож… нож стоил денег, которых и так нет. Громила вырвал его из-под шеи, и даже в темноте было видно, как из раны хлестанула кровища. Он в ужасе посмотрел на меня и зажал рану обеими руками.
– Сука! – с присвистом выдавил он, вращая глазами.
Я подхватила выроненный им нож и на долю мгновения замерла.
– Сам виноват по ночам ходить, – процедила я.
Когда он рухнул в жидкую грязь, я судорожно огляделась – тёмная улица была совершенно пуста. Несостоявшийся насильник влажно булькал у моих ног, но я не стала ждать, пока он сдохнет. Зачем? Проверила карманы, выудила кошель и дала стрекача.
Остановилась только у самого дома, лёгкие жарило от бешеного бега. Ещё раз огляделась и взлетела вверх по лестнице, на чердак, что мы снимали с матушкой. Затихла, прислушиваясь к звукам с улицы. Так и стояла минут десять, пока дыхание не унялось, а кожу не начало стягивать от высохшей крови и грязи.
Взяв нож с собой, спустилась с обратной стороны здания во внутренний двор. Сходила на общую кухню и набрала горячей воды из котелка, что стоял на печи. Долила туда свежей, колодезной, и оставила греться. Кто из жильцов оставлял котелок пустым, того и поколотить могли. Горячая вода всем нужна.
Долго остервенело отмывалась, поливая себе из ведра тёплой водой.
Наверное, меня должны были мучить вина и совесть, но нет. Убийство первого кролика далось мне гораздо тяжелее. Дрожала рука, всё внутри скручивалось от нежелания отбирать чужую жизнь, и ещё неделю меня мучили кошмары. Но тогда я убедила себя, что иного выхода нет – только голодать. А теперь мне не приходилось ни в чём себя убеждать – убитая мною мразь не достойна жизни. Лесного кролика жальче, чем городского насильника.
Никто так и не проснулся и не вышел, не постучал в нашу дверь. И хотя меня колотило ещё долго, я всё же убедила себя, что никто не видел, что я сделала.
Кому есть дело до пропитого насильника с гнилыми зубами и не менее гнилой сутью? Я залезла в его кошель и нащупала там три золотых и несколько серебрушек. Три золотых! Этого хватит и чтоб вдоволь поесть, и чтоб ещё одно зелье для матушки купить. Самое сильное.
Вернувшись в нашу каморку, проверила, что матушка поела – опустошённая миска из-под каши стояла на стуле возле постели. Налила немного свежего настоя из кувшина, проверила простыни, вынесла горшок. Матушка так и не проснулась, лежала на постели горячая и бледная. Но хоть поела… Может, не всё так худо?
Я перекусила остатками безвкусной каши, через силу глотая склизкие комки. Завтра куплю нормальной еды. И соли… Да, соли очень хочется. Жаль, грибов ещё нет, грибы в любой каше хороши.
Поев, завернулась в одеяло и завалилась на лавку, стоящую у стены. Ужас от пережитого никак не отпускал, между лопаток саднило, ныло плечо, которым меня приложили об стену. Колотило от страха. Не потому, что я, скорее всего, убила этого громилу, а потому, что меня могут найти и отправить за это на каторгу. И тогда мать останется одна. Вот что страшно! Кто о ней позаботится?
Семья от неё отказалась, когда она в подоле принесла меня. В сытые годы с ней вроде бы начала здороваться сестра, но как только наше положение ухудшилось, сразу же оборвала все связи и сказала на пороге не появляться. Кузенам и кузинам запретила с нами знаться. Вот такая у меня тётка, умеет выгоду считать.
Больше пойти не к кому. Деда с бабкой в живых нет. Кроме тётки – ещё трое дядьёв, но они не помогут. Один моряком пошёл, его ещё поди найди. Второй просто сгинул, а третий пожаднее тётки будет: из отчего дома выгнал ту сразу же, как дед с бабкой померли. То есть умерли. Ещё большой вопрос – сами или он помог. Так что к дядьке соваться бесполезно, матушка как-то пыталась, так он даже калитку не открыл, через закрытую послал. А больше пойти не к кому.
До утра я так и не спала, ворочалась с боку на бок на жёсткой узкой лавке. Хоть мы и постелили на неё стёганое одеяло, а всё равно неудобно. Да и спина болела нещадно…
А утром в дверь напористо постучали, и я покрылась липкой испариной, поняв, что за мной пришли.
Глава 4. Зоя
Двадцать пятое цветеня, в день окончания турнира в Альтарьере
Вскочила и замерла в ловушке комнаты. Окно – жалкая щель, в которую не пролезть, дверь одна, никуда не деться.
Допрыгалась зайка Зойка.
– Зо́йчик, открой! Я это… – пробасили за дверью.
Сердце заухало в груди, как взбесившийся филин, когда я узнала голос. Не может быть! И чего ему надо?
Перед глазами каруселью пролетели воспоминания. Первое свидание, когда Трайдар сводил меня на поляну с подснежниками и подарил алую ленту. Первая летняя ярмарка, куда уговорил пойти, невзирая на страх перед ищейками отца. Первый поцелуй в начале лета. Первый танец, когда казалось, что вместе с нами кружатся в вихре мелодии сами звёзды. Первая ночь в лесу, наполненная пряными запахами осени и любовью. Первое предательство, когда на исходе зимы я узнала, что он женится. Первая боль, от которой несколько месяцев не знала, куда деться.
Зойчиком меня называл только он, и я теперь ненавидела это прозвище так же горячо, как ненавидела то, что Трайдар со мной сделал.
Но я не из тех, кто боится глядеть боли в лицо, поэтому распахнула дверь и посмотрела на незваного гостя. Такого же статного и златокудрого, как раньше, разве что немного раздобревшего. Ну так не удивительно. Жена-то кормит, старается.
– Далеко вы забрались… – окинул он взглядом до позорного нищую комнату за моей спиной. – Это, кстати, тебе.
Он протянул мне резной ларец, но я не шелохнулась. Просто смотрела в голубые глаза, бывшие для меня когда-то целым небом, и молчала.
– Зойчик, ты… может, выйдешь? Есть разговор… Только обещай никому не рассказывать.
– Обещаю, – легко согласилась я.
Трайдару я могла пообещать что угодно.
Я вышла и прикрыла за собой дверь. Любопытно было выслушать, хотя я примерно догадывалась, зачем он пожаловал. Говорят, жена его на сносях и плохо переносит беременность. Лежит, мается, на боли жалуется.
– Слушай, тут дело такое … Я знаю, что когда деда Абогара кабальд зашиб, нелегко вам пришлось. И знаю, что стоило подойти к тебе… помочь как-то… Но вот веришь, так стыдно мне было, что даже поглядеть на тебя не мог. Я ж это всё не со зла. Отец пригрозил меня из дома выгнать, когда я о свадьбе с тобой заговорил. А куда мужик без дома? Нищету плодить-то?.. Зойчик, я понимаю, что ты на меня злишься. Но ведь люблю я тебя. До сих пор забыть не могу. А по-другому я не мог поступить. Ты уж прости…
Эти слова разбередили старую рану. Именно их он мне сказал, когда я пришла спросить, врала ли молва, что он с Инкой помолвлен. Оказалось, что молва не врала. Трайдар врал, а молва – нет.
«По-другому я не мог поступить. Ты уж прости…»
Я словно заново это пережила. Казалось бы, столько месяцев прошло, а до сих пор – как ножом под сердце.
Трайдар виновато посмотрел на меня, а потом снова заговорил:
– Мы ж не чужие. Тебе деньги нужны, я понимаю. Я б тебе помогал. Ну… ежемесячно.
– В обмен на что? – сипло спросила я, разглядывая его новую расшитую рубаху.
Небось, жена вышивала, глаза ломала, а он в этой рубахе ко мне пришёл.
Мразь.
– Ну как же… На ласку. Тоскливо мне без тебя. Душа болит. Родная ты мне, – он коснулся рукой моего лица, и я даже не дёрнулась. И даже не залепила ему пощёчину в ответ.
Рано. Слишком рано.
– Деньги мне нужны, это так, – согласилась я, изо всех сил сдерживая злую усмешку. – А что душа болит – понимаю. У меня тоже болит. Нужно с этим что-то сделать, да?
Он воодушевился. Видимо, не ожидал такого ответа. Улыбнулся залихватски, приосанился, упёрся рукой в стену возле моей головы и ласково проговорил:
– Ты бы знала, как я скучал.
– Ты бы знал, как я ждала, что ты придёшь, – также ласково проговорила в ответ.
Трайдар с облегчением выдохнул. Скандала ждал? Не в том я положении, чтоб скандалить по пустякам.
– Подарок-то возьми. Там эти, гребни. И пояс вышитый.
Я взяла. А чего б не взять-то, если дают?
– Матушка болеет тяжело. Деньги на лекарство очень нужны. И на зелье… противозачаточное… – проворковала я, испытующе глядя на предателя.
Даже намёк на беременность его всегда пугал, так что на зелье бывший обычно не скупился. Он и теперь обрадованно кивнул, достал из кармана кошель, хотел вынуть пару монет, но я опередила. Ласково сжала кошель в кулаке, забрала себе целиком и с нежностью сказала:
– Спасибо, Трайдар. Я сбегаю к целителю сейчас, еды куплю, матушку накормлю, потом на работу в Приказ схожу. А ты жди сегодня на нашем месте. Я к вечерней зорьке приду. Обязательно приду.
И улыбнулась, сверкая глазами.
– А сейчас?.. – слегка нахмурился он.
– А сейчас я с матушкой. Уход ей нужен. А вечером приду. Ты только жди. Ну всё, не стой тут, а то ещё увидит кто, донесёт твоей жене.
Кто мог его увидеть в этом закутке под крышей самого захудалого доходного дома? Кому было до него дело на задворках самого злачного квартала Альдарота? Но он опасливо оглянулся и кивнул. Правильно, Инке такое совсем не понравилось бы. А что не нравится Инке, то не нравится и семи её братьям. И как Трайдар вообще осмелился прийти?
Непуганая мразь.
Он кивнул и быстро ушёл, а я заперлась изнутри и залезла в кошель. Негусто. Но лучше, чем ничего. Зато теперь у меня наскреблось целых шесть золотых, а этого уже хватит не просто на зелье, а на приём у целителя-мага. Да, у слабенького, но тем не менее. А значит, мама будет здорова!
Я улыбнулась своим мыслям и принялась за дело. С тоской посмотрела на похудевшее матушкино лицо с запавшими, слезящимися от горячки глазами. Пробудила её от лихорадочного сна, обтёрла, одела в платье и потащила к целителю. На дом-то куда дороже вызвать, а мама хоть вяло, но ноги переставляла. Ослабела совсем. Я с трудом волокла её на себе, но монеты звенели в кармане, а значит, всё будет хорошо.
До лечебницы мы добирались целую вечность. Уж и солнце припекать начало, и улицы заполнились людьми.
Сели в приёмной и принялись ждать. Целитель вызвал нас ближе к полудню, когда обессиленная матушка дремала у меня на плече. Жар от неё шёл, как от печки, но помощь уже близко. Я втащила её в комнату, где среди сотен баночек и пузырьков расположился за добротным столом плешивый кряжистый целитель.
Он осмотрел матушку, поводил над ней руками и сказал:
– Хм. Тут у нас тяжёлый случай воспаления лёгких на фоне чахотки. Понадобится три сеанса лечения, каждый по пять золотых.
Я застыла. Его слова ударили, как лопасть мельницы по голове зеваки.
– Но ведь… пять золотых приём… – нервно сглотнула я. – У меня только пять золотых.
– Барышня, за один присест такое не вылечить. Я с тебя даже денег брать не буду за осмотр, иди, ежели не веришь, к другому целителю. Только поторопись. Жить ей осталось хорошо ежели сутки.
– Какие сутки? – задрожала я. – Она же сюда сама, своими ногами дошла!
– А завтра уже никуда не дойдёт. И в сознание не придёт, спать будет. Нет, ты сюда спорить со мной пришла или чего? Я тебе всё сказал – три сеанса по пять золотых. Не желаешь – уходи. У меня очередь.
– Погодите, – запаниковала я. – А за пять золотых нельзя вылечить? Ну, или как-то… ну… подтолкнуть к выздоровлению?
– Нельзя, – отрезал целитель, недовольно поджав мясистые губы. – Надо три сеанса с разницей в три дня. Ежели сегодня будет первый день лечения, то приводи на четвёртый и на седьмой. А иначе толку не будет. И учти, ежели второй раз ты её не приведёшь, то дней через пять-шесть она скончается.
– А я могу… отработать? За первый сеанс заплатить, а за второй и третий – отработать? – с дикой надеждой спросила я.
– У меня вас таких отработничков – целый полк, да был бы толк. Ежели ты такая работница умелая – дак иди и наймись к тому, кто тебе деньгами заплатит. Мне десяток поломоек ни к чему, – резко ответил целитель.
Я понимала, что он прав, но обидно было до тонтеровых мостиков. Целитель внезапно шагнул ко мне, сгрёб в охапку ворот рубахи и принюхался.
– Вы чего? – дёрнулась я, отодвигаясь.
– От вас обеих плесенью разит, – недовольно буркнул он. – Чахотки у тебя пока нет, но скоро будет, ежели место жительства не смените. Плесень организм изнутри разъедает, нельзя жить с ней рядом. Никаких лекарств не хватит, ежели каждый день ею дышать, – его голос немного смягчился, и он посмотрел на меня почти по-доброму: – Сделаем так. Ты мать оставляй, плати пять золотых. Обычно я за госпитализацию беру два золотых в день, но в вашем случае, так и быть, возьму полтора. Питание, лечение – всё будет обеспечено. На три дня. Через три дня приходи и вноси ещё четыре золотых. Посмотрим, может этого и хватит. Ежели организм крепкий, то, может, она и оправится раньше.
– Тогда вот… шесть золотых… За четыре дня, – благодарно прошептала я. – Спасибо, господин Куранде́р.
– Хорошо. Через четыре дня приходи. Но имей в виду: ежели вернёшься туда, где вы сейчас живёте, то всё по новой начнётся. Ищи другое место. Ежели твоя мать каким-то чудом встанет на ноги за четыре дня, то заберёшь её. Но состояние у неё плохое. Воспаление уже перекинулось на другие органы. Сколько дней у неё жар?
– Десятый пошёл.
– Плохо. Очень плохо. Раньше надо было приходить! Неизвестно, как она на лечение отреагирует, а я – не всесильный. С того света не возвращаю. Ну всё, иди и работать мне не мешай.
Я оставила матушку у целителя и вышла на улицу. До Приказа почти бежала, не хватало ещё, чтоб оттуда уволили за опоздание. Но моего отсутствия никто не заметил. А я мыла полы и усиленно думала. Пыталась придумать, как с неба молока надоить.
Что же делать? Откуда взять столько денег? Не просто на лечение, а на новое жильё, чтоб оно было сухое и желательно зимою тёплое?
В голову ничего толкового не лезло, хотя одна задумка всё ж таки появилась. Если повезёт…
Закончив работу, я вернулась к себе, наскоро помылась, поела, надела чистую одежду и наконец отправилась на свидание с Трайдаром. Только по пути зашла на пять минуточек переговорить с одним старым знакомцем. Он, конечно, удивился, увидев мой цвет волос и стрижку, но спрашивать ничего не стал.
К «нашему» с Трайдаром месту я подходила, тяжело дыша от волнения. Удастся ли мне его убедить? Посмотрим.
Бывший возлюбленный вольготно разлёгся на стёганом одеяле. Крошечную полянку в густых зарослях караганы невозможно найти случайно. Кажется, будто перед тобой сплошная стена кустарника, но если продраться внутрь, то там кроется уютное местечко, надёжно спрятанное от посторонних глаз. Весной, когда карагану обметало буйным жёлтым цветом, здесь было особенно романтично. И пахло сладко, будто в медовой лавке. Громко жужжали насекомые, но им до нас не было никакого дела.
– Зойчик, – ласково улыбнулся бывший возлюбленный.
Я села рядом и тоже улыбнулась. Чтоб не сбежал.
– Трайдар, я согласна на твоё предложение. Не просто согласна, я ему рада до глубины души. До того, как ты ко мне пришёл, я была в отчаянии, а теперь надежда появилась. Мама тяжело заболела, мне очень деньги нужны. Очень. Десять золотых.
Он напрягся. Явно не желал так сильно тратиться на любовницу и теперь прикидывал – а не выгоднее ли в бордель сходить. Да только из борделя-то донесут Инке, а она страсть как ревнива и Трайдара любит. Так любит, что даже уговорила папашу своего с семьёй Трайдара сговориться и в приданое за ней три оровы и кабальда дать. А ещё братья её помогли новой семье свой собственный дом отстроить, а не просто флигель сделать, как принято.
– Я обещаю, что никому не скажу о нас, даже если меня пытать будут! – пылко заговорила я, упирая на самое важное. – И в ближайший год делать буду всё, что ты просишь. И как ты просишь. Ни в чём не откажу. Хоть каждый день.
Ах, какое у него было лицо… Зацепили его мои слова, но утехи утехами, а десять золотых – это десять золотых.
– Что, прям всё делать будешь? Весь год? – протянул он, а в глазах уже плясали знакомые огоньки.
До постельных развлечений Трайдар всегда был охоч.
– Обещаю, – выдохнула я.
Он важно кивнул.
– Хорошо. Тогда иди ко мне, Зойчик.
– Деньги вперёд. Сам понимаешь, один раз своё обещание ты уже нарушил, не хочу второй раз в тот же просак попасть. Иди, принеси деньги, тогда и получишь всё, о чём мы условились.
Он слегка скривился. Но жил он поблизости, так что спорить не стал. Поднялся, пролез сквозь кусты и пошёл к дому своему. А я ждала, удивляясь своей выдержке. Вряд ли я бы на подобное решилась, если б не матушкина болезнь и отчаяние.
Трайдар вернулся, когда уже стемнело окончательно, только маленькая лампадка тускло светила, подвешенная на куст. Он протянул мне увесистый кошель, а потом приманил к себе.
– На, зелье-то выпей, – протянул он мне склянку, и я её приняла. – А то кабы не вышло чего.
– Да, конечно, – покорно кивнула я, убирая зелье в карман. – После выпью, а то привкус во рту будет противный.
– Это да…
Трайдар по-хозяйски облапал меня за грудь и довольно улыбнулся. Я покорно помогла ему стянуть расшитую женой рубашку, а затем оседлала сверху, как он любил. Медленно принялась развязывать свою рубаху. Потёрлась бёдрами о его вздыбленных пах. Улыбнулась томно. Опёрлась руками об его грудь и спросила:
– А как же Инка, Трайдар?
– Инка? С чего бы нам о ней сейчас говорить?
– Знать хочу, любишь ли ты её.
– Нет, конечно. И никогда не любил. Только тебя. Просто семья у неё зажиточная, вот батя меня и заставил жениться. А сама она – дура дебелая. Только и умеет, что ныть да блеять. И цепучая, как репей.
Я ещё раз вильнула бёдрами, поощряя его продолжать. И он продолжил. Вылил на жену такой ушат помоев, что мне аж тошно стало. Сидела, смотрела на его красивое, сытое лицо и чувствовала себя так, будто на покойника взобралась.
А когда Трайдар умер для меня окончательно, я распрямилась и громко сказала:
– Думаю, достаточно.
– Что? Какое «достаточно»? Раздевайся давай, ты меня только распалила, – возмутился бывший.
– Она распалила, а мы поможем охолонуть, – раздался голос старшего брата Инки.
Мой несостоявшийся любовник побледнел так, будто смерть свою увидал. Хотя… Может, и увидел.
Я подхватила кошель, соскользнула с ошарашенного Трайдара и улыбнулась ему последний раз.
– Ты же обещала никому не говорить! Как ты могла меня обмануть?!
Я расхохоталась:
– Всесильные духи, Трайдар! Ты и впрямь такой дурак? Неужто считаешь, что если ты своё обещание нарушил, то я своё перед тобой держать стану? Рожа не треснет? А за деньги – спасибо, они мне нужны.
– Но я по-другому не мог поступить! – яростно зашипел он, оглядываясь в поисках выхода из ловушки.
Но куда там – сквозь кусты уже ломились братья Инки, огромные, как медведи, и злые, как шершни.
– И я по-другому не могла поступить. Ты уж прости… – с чувством припечатала я и отступила, чтобы сбежать, но меня перехватил Инкин старший брат.
Запястье с кошелём сдавила его ручища, и он сказал:
– А это, Зоя, не твоё. Не думала ж ты, что я тебе десяток золотых позволю унести? Мы этому паскуднику сейчас всё нутро отобьём, а лечить на что? Негоже сестрице в мужьях инвалида иметь. Так что ты денежки-то отдай… И иди. Иди, Зоя, а полюбовничка твоего мы научим жену уважать.
У меня внутри всё похолодело.
Дура. Как есть дура! Осталась лясы точить. Надо было деньги хвать – и стрекача в кусты. А я? Мстительница уездного разлива, вот как это дед Абогар бы назвал.
– Мне очень нужны деньги…
– Деньги, Зоя, всем нужны. Как и здоровье. Так что иди, пока цела… – он осклабился, глядя мне в лицо, и пришлось отступить.
Признать поражение.
Оцарапав щёку и руки, я продралась сквозь кусты и побрела в сторону города.
На душе было так паршиво, что хоть вой. А никто не виноват. Захотела поквитаться – вот и поквиталась. Нет, сама бы я Трайдару не стала мстить. Но когда он пришёл, старая обида закипела с новой силой. Мерзко стало и за себя, и почему-то за стервозину Инку. Может, оттого, что она-то меня не предавала. Просто любила этого подонка так же, как и я. Боролась за своё сомнительное счастье, как могла. Но разве не справедливо дать ей на пробу того, чем она так щедро накормила меня? Пусть ест.
Плохо одно – ни счастья, ни денег, ни даже покоя эта месть мне не принесла.
Я осталась ровнёхонько в той точке, в которой стояла этим утром.
И теперь выход был только один. Вот только душа к нему не лежала совершенно, от одной мысли, на что придётся пойти, выворачивало наизнанку. Это было дно, на котором я никогда не хотела оказаться. Принципы, которые никогда не хотела нарушать.
Но иногда принципы стоят так дорого, что мы просто не можем больше себе их позволить.
Я брела, глядя под ноги, и отчаянно пыталась придумать другой способ с неба молока надоить.
И не могла…
Глава 5. Зоя
Двадцать шестое цветеня, день окончания турнира в Альтарьере
Утром ни свет, ни заря я уже была на ногах. Почистила зубы – за ними мы всегда с матушкой тщательно следили, ведь лечить их ой как дорого. Оделась и отправилась на рынок. Пояс и шкатулку Трайдара продать, посытнее еды купить.
Дело я задумала скверное и опасное, а ещё – энергоразвратное. То есть затратное.
На душе было паршиво, но куда деваться? Вариантов не осталось. Я собиралась пойти в самый дорогой район Альдарота и присмотреться к тамошним домам и аристократам.
Ведь если воровать, то у богатых, так? Опять же, аристократов не жалко – коли они нас за людей не считают, то нам чего с ними расшаркиваться? От них не убудет – так я себя успокаивала, хотя самой себе была противна.
Но если матушка умрёт, то станет во сто крат хуже. Не прощу себе, что не сделала всего возможного. В лечебницу сегодня посетителей не пускали – выходной день. Зато и Приказ был закрыт. Вдоволь наевшись копчёной птицы и выручив целых пятнадцать серебрушек за поясок, я двинулась к цели.
Сегодня – наблюдать.
О кражах я не знала ничего. Когда на дело идти? Днём, пока стоит суета и двери с окнами нараспашку, или ночью, когда все спят? Сколько брать? Побольше, чтоб рисковать не напрасно, или, напротив, поменьше, чтоб не искали? А ещё – как сделать, чтоб на прислугу не подумали и невинные люди не пострадали от моих рук?
Меня трясло от волнения и отчаяния. Я не хотела падать так низко, но просто не видела другого выхода. Нечего у нас продавать, закладывать или обещать за такие деньги.
Весь день я провела в оцепенении. Наблюдала за чужой богатой жизнью, рассматривала чужие роскошные платья, думала, как проникнуть в чужие дорогие дома.
А потом мне повезло. Не зря говорят, что один раз в жизни везёт даже навозному жуку.
Когда я в сумерках возвратилась домой, то застала ждущую меня приятельницу матушки, тётку Идру. Она работала поломойкой в соседнем с Городским Приказом здании Налоговой Службы.
– Здрасьте, – поздоровалась я, когда та поднялась на ноги и направилась ко мне, нервно сжимая в руках многократно штопанную вязаную кофту.
– Зоя? А Иса где? Я весь день её жду!
– В лечебнице она.
– Что, совсем дело плохо стало? – искренне заволновалась тётка Идра.
– Плохо, – ответила я. – Деньги очень нужны. За несколько дней я заплатила, а чего дальше будет – не знаю. Вот, ищу какой-нибудь прибыток.
Пожилая приятельница матушки немного помолчала, а потом подняла на меня уставшие глаза.
–Пойдём, в комнате переговорим, подальше от досужих ушей.
– Идёмте, – кивнула я, и мы поднялись по шаткой лестнице до нашей каморки.
Когда оказались внутри, тётка Идра огляделась, с горечью поджала губы, а потом села на колченогий стул у пустой постели матери.
– Зоя, я чего пришла-то… Иса мне всё рассказала, об отце-то твоём. Я и прислушивалась, как она просила, на работе-то. Сама знаешь, как оно. Тут одно словечко обронят, там другое. Мало ли чего выведаешь-то? Да только долги были за имением отца твоего огромные, я про такие и не слыхивала. Триста тыщ! А вчера выплатила их эрцегиня Альтарьер.
Я непонимающе нахмурилась:
– Мне-то с того какое дело?
– А такое, что когда выплата прошла, господин Твидор как хмыкнет, да возьми и скажи: «Коли были б у карона Альтара другие наследники, щедрый им бы выдался подарок». Я аж об ведро споткнулась, воду чуть не расплескала. Но осмелилась спросить, что он в виду-то имеет. И оказалося, что имение до сих пор на твоего отца записано. Рано наследовать-то, года-то ещё не прошло. По всему выходит, что не знает о тебе эрцегиня эта, вот и внесла денежки-то. А ты – тоже наследница. Ну хоть и внебрачная, но дочь. Авось перепадёт тебе чего?
– Но… если деньги внесла эрцегиня, то и имение теперь её получается… – задумчиво протянула я.
– Да у неё небось деньжищ этих – как мух в сортире летом. Ты б сходила, а? Быть может, дала б она тебе чего… Всё ж таки дочь, его кровь. Не виновата ж ты, что он над твоей матерью снасильничал.
Я закаменела лицом. Эта тема меня всегда ранила сильнее всего, и чем старше я становилась, тем лучше понимала, через что пришлось пройти матушке и как тяжело было поднять меня на ноги. И любить, несмотря ни на что.
– Вряд ли эта эрцегиня захочет деньгами поделиться, – хрипло ответила я.
– А ты сходи, выведай. Кто их знает, благородий этих? Все они с прикукуем. И батогов могут дать, и червонцем одарить. Ты только того… про меня-то не забудь, коли чего сложится-то… – замялась она.
Я кивнула, до крови закусив губу.
Матушка рассказывала, что примерно через год после моего рождения у отца одна за другой появились две троюродные кузины. Тётки мои троюродные, получается. Но какие они тётки, если старшая едва ли совершеннолетняя? Идти к ним денег просить?
Я подумала о матушке. Вспомнила, как клокотало у неё в груди при каждом вдохе. Прав целитель, не выживет она без его помощи. А значит, и думать нечего. Уж лучше идти наследство просить, чем воровать. Не так мерзко на душе…
– Схожу, – решила я.
Будь хоть какая-то третья соломинка, я бы ухватилась за неё. Не состриги я волосы в тот злополучный день, когда погиб дед Абогар, может, и взяли бы меня на какую работу. А так – сложа руки смотреть, как умирает мать, я не собиралась.
Воровать я отчаянно боялась и не хотела, а истории деда Абогара ясно показывали, что вор всегда платит двойную цену. Иной раз не деньгами, а чем поценнее. Да и мать меня иначе воспитывала. Я жутко не хотела вставать на этот путь, и теперь даже облегчение испытала, когда появился другой вариант.
Да только просить я тоже не особо приучена. Во-первых, аристократов этих ненавижу, а чувства плохо умею скрывать. Во-вторых, представляю, с каким презрением ко мне отнесётся богатая эрцегиня. К ней на брачный турнир десятки самых сильных магов слетелись, уже три недели об этом весь город судачит. В-третьих, просящего милостыню завсегда взашей проще выгнать, чем того, кто по закону требует. Этому меня дед Абогар научил.
Я проводила матушкину приятельницу восвояси и заметалась по нашей каморке. Два шага туда – два обратно.
Дед Абогар учил, что требовать всегда надо в два раза больше, чем на самом деле хочешь. Тогда другая сторона останется довольна – будет считать, что легко отделалась. И ты в накладе не останешься, ровнёхонько своё получишь. Сколько денег мне нужно? Вот прям чтоб безбедно до конца жизни жить?
Тыщ пять! Можно дом купить крепкий, грамоте выучиться, приодеться и ещё тысячу на чёрный день отложить. Значит, просить надо как минимум десять, а то и пятнадцать тысяч. Но кто мне даст столько денег? На каком основании?
Как же паршиво не уметь читать! Мне бы сейчас узнать, что говорится во всех этих сложных законах о наследстве! Но полагаться приходилось только на свою память. Вроде бы внебрачная дочь в правах на наследство выше, чем троюродная сестра. Раз она внесла за Альтар триста тысяч, значит, во-первых, деньжищ у неё немеряно, а во-вторых, он того стоит. И уж точно она не захочет его со мной делить.
Ну и прекрасно! Мне этот замок сроду не сдался. Там убираться замучаешься – всю неделю его отмывать будешь с чердака до подвала, а в конце можно опять на чердак идти и заново всё начинать. Матушка рассказывала. И содержать его мне не на что.
Следовательно, если эрцегиня захочет откупиться, то мы договоримся. Подпишу отказ от наследства – и буду такова.
Вот только эрцегиня – аристократка, да притом самого высокого пошиба. Нельзя исключать ни мести с её стороны, ни того, что она решит от меня избавиться. И вот тут мне поможет дар. С ним никто меня тронуть не сможет, главное, поесть хорошенько и отдохнуть, сил поднабраться.
Ничего эрцегиня мне страшного не сделает, разве что оскорбит. Но за пять тысяч и не такое можно потерпеть. Да и потом, ну какие у этих аристократок оскорбления? Такие же блёклые и напыщенные, как они сами.
Что ж, план понятен. Идти, заявлять права на отцовский Альтар, а когда они откажутся его мне передавать – брать деньгами.
Я ещё раз пожалела о том, что состригла волосы. А ведь говорила мне матушка. Теперь даже если покрашу их, всё равно буду как лиловое бельмо на глазу. Не скроешься. И уехать нельзя – не живут потомки полевых фей вдали от этих земель. Мы с мамой и так забрались как можно дальше от отца – аж в самый Альдарот.
А что делать, если эрцегиня решит мне отомстить?.. Я вспомнила бледную, с хрипами дышащую мать и подумала: пусть попробует. Она не единственная, кто способен делать гадости. Я терпелива и умею выжидать идеального момента, так что если она решит затеять войну, поквитаюсь с ней позже. А если она не захочет договориться мирно, то придумаю что-то ещё.
Уснуть всё равно бы не получилось, поэтому я собрала вещи – смену белья, одеяло, старую флягу с водой, перекус – засунула в мешок с лямками, проверила нож на поясе и вышла из дома. Заблудиться ночью не боялась – в начале месяца замостили новую дорогу от Альдарота до Уартага, что проходит как раз через Альтарьер. Не заплутаешь и не промахнёшься. А идти мне как раз дня полтора-два, не меньше.
Я и пошла. С опаской выбралась из своего квартала и двинулась к северному выходу из города. Склянка с противозачаточным зельем, о которой я успела забыть, начала мешаться в кармане и я убрала её в заплечный мешок.
В свете молодой Льики дорогу было прекрасно видно. Если попадались попутчики, то я держалась от них подальше. Шла быстрым шагом, иногда переходя на бег, потому что надо же ещё успеть вернуться в лечебницу и заплатить целителю, иначе выставит матушку на улицу…
От этой мысли я припустила ещё быстрее. Долго ходить пешком в таком темпе мне не привыкать. По лесу-то куда сложнее, там ещё и бурелом. А тут – переставляешь себе ноги, и всё.
К утру усталость взяла своё. Я свернула с дороги, немного углубилась в лес и нашла уютное местечко. Завернулась в плотное одеяло и отрубилась на несколько часов. Да, время поджимало, но приходить на разговор с эрцегиней без сил – откровенная глупость, так что отдых необходим.
Проснувшись, поела и продолжила путь. Дорога шла вдоль реки, что блестела на солнце серебристой лентой. Лесом завладела весна – она опушила кроны сочной зеленью, залила поляны, разукрасила обочины полевыми цветами и мелодично пела птичьими голосами.
Дорога порой становилась слишком оживлённой, тогда я сворачивала с неё и шла по кромке леса или берегу реки. Поспала ещё пару часов, ноги гудели от усталости, но к вечеру следующего дня я всё же добралась до цели.
Глава 6. Зоя
Тридцатое цветеня, на третий день после возвращения Алой Кометы
Альтарьер вырос передо мной каменным духом-великаном. В Альдароте тоже был древний замок, но в окружении других городских домов он не выглядел настолько грациозно. То есть грандиозно. Или одиозно? Ладно, что-то я немного запуталась в словах. В общем, это был очень большой замок, ещё и на пупке над рекой торчал.
Выбрала укромное местечко, искупалась и надела свою лучшую рубашку, чтоб не идти грязной чушкой. Привела себя в порядок, расчесала немного отросшие волосы пальцами и глянула на своё отражение в реке. Ничего так. Симпатичная девушка. Необычная. Сегодня я уже не жалела, что отрезала волосы – по крайней мере, Альтарьеры не посмеют усомниться в моём происхождении.
Главные ворота замка располагались с северной стороны, и я несколько минут стояла перед ними, собираясь с силами и мыслями. Понимала, что меня будут унижать и высмеивать, но напомнила себе, зачем я здесь. Каким бы мерзавцем ни был мой отец, он – мой отец. Во мне течёт кровь полевых фей. А значит, я имею право на часть своего наследия.
Выдохнув, я набралась смелости и застучала кольцом с колотушкой по потемневшей от времени железной пластине. Раздался громкий металлический лязг.
Дверь приветливо приоткрылась, пропуская меня внутрь.
Стоило войти, как на меня уставился парень с охапкой дров в руках. Он аж рот распахнул от удивления.
– Я к эрцегине Альтарьер, – вздёрнула подбородок я, решив вести себя напористо и смело.
Парень бросил дрова там, где стоял, и поспешно повёл меня к крыльцу. Но не к парадному, а к простому. Для прислуги? Да хоть для кабальдов!
Он постучал в дом, и оттуда спустя минут десять вышел шикарно одетый господин.
– Мне срочно нужно побеседовать с эрцегиней Альтарьер, – сказала я ему.
Величественный господин окинул меня ничего не выражающим взглядом, лишь на секунду задержавшись на волосах.
– Доброго вечера. Как позволите к вам обращаться? – чопорно спросил он.
– Зоя, – сглотнула я.
– Госпожа Зоя, какую именно эрцегиню Альтарьер вы хотели бы увидеть? – поинтересовался он, а я растерялась.
– Их что, много? – вырвалось против воли.
– Две. Старшая и младшая.
Точно! Троюродных тёток у меня ж две, как я могла запамятовать?
– Думаю, что старшую, но вообще любая подойдёт. У меня к ним важное дело.
Знатный господин кивнул, и я поразилась тому, насколько сдержанно он отнёсся к моему появлению. Ни презрения, ни усмешки, ни пренебрежения во взгляде. Только спокойствие, при этом на удивление доброжелательное.
– Извольте пройти за мной, госпожа Зоя.
Госпожой меня не называли примерно никогда, поэтому я немного растерялась и безропотно проследовала за своим провожатым. Он привёл в небольшую шикарно обставленную гостиную. Роскошный диван с гнутыми резными ножками, обитый не менее роскошной тканью. Рядом с ним – несколько таких же до тошноты роскошных кресел. Странный невысокий столик, не очень удобный для еды. За такие деньжищи могли бы сделать его повыше и побольше. Ковры, занавески, старинная добротная мебель – да тут каждый предмет стоил дороже, чем весь дом, в котором мы жили последние годы. Я приободрилась. Эрцегиня явно не бедствует, так что не разорится, откупившись от меня.
– Пожалуйста, ожидайте. Желаете ли вы чаю?
Я ничего не желала. Подсыпят ещё яду, блюй потом на их дорогущие ковры.
– Нет. Ничего не надо.
Господин услужливо кивнул, и я только потом поняла, что он дворецкий! Страх какой, если у них дворецкий выглядит, как целый аристократ, то как выглядит сама эрцегиня? Она небось в короне спит и с золота ест.
Ожидала я в тишине чужого дома, отчаянно мандражируя. И чем сильнее нервничала, тем сильнее злилась. Честно? Даже захотелось этот нелепый маленький столик пнуть. Посмотреть, как он покатится по идеально гладко отполированному каменному полу. Но я держала себя в руках.
Дворецкий вскоре вернулся.
– Позвольте представить, эрцегиня Аливия Альтарьер в сопровождении своего жениха, каронета Кайена Кравера, своего поверенного карона Томина Итлеса, а также каронесса Ровена Кравер, карон Тириан Кравер и его невеста, госпожа Илиана Сомсер.
Я уставилась на всю эту толпу, отчаянно стараясь ничего не перепутать. Почему их так много? Зачем они все пришли? Я хотела поговорить только с эрцегиней! Кто все эти люди и почему они смотрят на меня, будто у меня три головы?!
Дворецкий указал на меня и громко объявил:
– Госпожа Зоя.
У соседа была орова Ройка, чёрно-белая тучная лентяйка. Каждый раз, когда он выгонял её из оровника, он пихал её в круглый бок и приговаривал: «Госпожа Роя, извольте выйти на луг и позвольте убрать ваше дерьмо». Почему-то я почувствовала себя этой оровой, неповоротливой и неуместной.
– Здрасте, – выдохнула я.
Повисло неловкое молчание. Пока я разглядывала аристократов, они с жадным любопытством разглядывали меня, особенно сильно пялясь на волосы. У самой эрцегини, кстати, волосы были побледнее моих, и я почувствовала укол беспричинной гордости – получается, моя-то кровь посильнее будет. Единственную простолюдинку в их компании – да ещё и невесту аристократа! – я разглядела с особым вниманием. Ну что сказать, сразу видно, что она в жизни ни одного обеда-ужина не пропустила, а на некоторые сходила дважды. В селе за такую смачную девицу вышла бы драка. По одежде понятно, что она хоть и из простых, но при деньгах. Видимо, богатый папенька пристроил дочку, дав за ней такое приданое, что даже карон польстился.
Я перевела взгляд на троюродную тётку. Мы с ней были до странного похожи. Если бы меня одели в потрясающее платье, отрастили волосы до талии, а ещё с самого детства кормили вкусностями и говорили, какая я прелесть, то вышло бы примерно то же самое. Она удивлённо хлопала длинными ресницами, но пока враждебности не проявила. Ещё не знает, зачем я пожаловала.
– Добрый день, госпожа Зоя, – напевно проговорила она и улыбнулась приветливо. – Мы очень рады вас видеть.
Мне её приветливость до тонтеровых мостиков, но я всё отчего-то не хотела, чтобы её милое лицо исказила гримаса презрения. Может, потому что какая-никакая, а родня?
– Кхм, – откашлялась я. – Здравствуйте. Я по делу.
– Конечно. Буду рада выслушать вас. Пожалуйста, присаживайтесь и расскажите, кто вы и какую любезность мы можем вам оказать.
Я чуть не подавилась. Мда, вряд ли ей понравится любезность, которую она может мне оказать, меж тем эрцегиня плавным изящным жестом указала на диван с креслами и сделала ко мне шаг.
– Я постою, – на всякий случай отказалась я.
Скажут потом, что у них на диване из-за меня пятно. Вот уж дудки, на такое я не куплюсь. Кажется, эрцегиня растерялась.
– Хорошо, как вам будет удобнее, – согласилась она, пытливо глядя на меня. – Судя по цвету ваших волос, смею предположить, что мы – родственницы. Это так?
– Так. Я – дочь карона Синвера Альтара.
Мои слова словно громом бабахнули посреди маленькой гостиной. Кажется, даже посуда в старинном буфете задребезжала, хотя этого никак не могло быть.
– Дочь Синвера? – низким голосом переспросил тот, кого представили поверенным.
Я рассмотрела его повнимательнее. Холёный, сытый, здоровенный детина. Хоть под отделанной кружевом рубашкой и прорисовываются мускулы, но всем известно, что аристократы слабые. Им лишь бы пить, на кабальдах скакать, служанок по углам зажимать и не работать. И взгляд у него ещё такой неприятный, пристальный. Волосы раз в пять длиннее моих, вьются немного. Их он небрежным жестом убрал со лба, будто они мешали думать. Глаза тёмные, карие, насмешливые. И весь он какой-то… опасный, что ли? От такого хочется держаться подальше. И ведёт себя так, будто он тут главный. Хотя сказали, что карон – низший титул-то. Нечего важничать. Или он перед эрцегиней пытается выслужиться? Ну да, все остальные – Краверы, семья её жениха. А он – Итлес.
– Всё бы в вашей истории было гладко, если бы мы не знали, что у Альтара не было детей.
– Да что вы говорите? – хмыкнула, с вызовом глядя на него. – А я тогда кто?
– Это очень интересный вопрос, но по нашим сведениям никаких детей у него не было, даже бастардов, – с нажимом повторил он, раздражаясь. – Альтар специально их искал и не нашёл. И он никогда не был женат.
– Если он чего-то не нашёл, это ещё не значит, что этого нет, – насмешливо возразила кареглазому типу. – Я – внебрачная дочь карона Альтара, родилась почти двадцать лет назад. Моя мать, Иса Мука́м, работала в замке Альтаров служанкой. Она старше Синвера на шесть лет. У них была недолгая связь, когда он был ещё подростком… – я хотела сказать, что мать этой связи не желала и что отец её шантажировал, бил и всячески над ней издевался, пока она не сбежала, но признаваться в этом было противно и стыдно. – Потом рабочий договор матери закончился, и она ушла из замка, так никому и не сказав про беременность. Вернее, она и сама не знала, только через месяц обнаружила. Она не захотела рассказывать отцу обо мне и всю жизнь меня прятала, пока он не умер. Она считала, что он меня убьёт, если узнает обо мне.
– Небезосновательные опасения, – заметила эрцегиня, и я удивилась тому, насколько мягко звучал её голос. Это, наверное, оттого, что я про наследство ещё не упомянула. – Карон Альтар был очень жестоким человеком, и я прекрасно понимаю, почему ваша мать захотела скрыть вас. Удивительно, что ей так долго удавалось вас прятать. Это наверняка было непросто.
Я лишь кивнула.
– И какие у вас есть доказательства вашей истории? – снова назойливо влез в разговор этот Итлес, сверля меня сердитым взглядом. – Как вообще вас могли прятать с такими волосами? Любому идиоту понятно, что вы из рода Альтарьеров, если этот идиот не слепой. Или вы жили среди слепых? – саркастично спросил он, и меня неприятно кольнуло то, что он угадал.
Я прекрасно понимала, отчего поверенный теперь сердится. Оплошал перед нанимателями, заплатил денежки до того, как эрцегиня в наследство вступила. Вот и бесится. Не свои же ошибки признавать!
– Да, я жила в доме слепого стряпчего. Он, знаете ли, хорошим был юристом и поверенным. Не из тех, что деньги своих клиентов в грязь закапывают, – с вызовом ответила я.
Подначка достигла цели – теперь он разъярился окончательно.
– Доказательства, – требовательно процедил Итлес.
Я вынула из заплечного мешка матушкин старый рабочий договор. Истрёпанный, пожелтевший, протёртый на сгибах. Всё ж таки двадцать лет прошло… Итлес властным жестом показал, чтобы я передала договор ему, но я не собиралась так просто отдавать свой единственный документ.
– Сначала поклянитесь на магии, что не станете его уничтожать и вернёте сразу после того, как прочтёте здесь и сейчас.
– За кого вы меня принимаете? – возмущённо фыркнул он.
– За аристократа, – честно ответила я.
Итлеса, кажется, задели мои слова, но он всё-таки поклялся, взял договор, прочитал и тут же вернул. Его холёное, красивое лицо потемнело, глаза сощурились, он смотрел на меня так, будто хотел шкуру снять и по сходной цене кожевеннику продать, и прикидывал, как сподручнее начать её сдирать.
Это мне совершенно не понравилось. Сама эрцегиня растерянно молчала, переводя взгляд с меня на своего халатного поверенного и обратно. Никто больше не вмешивался, из чего я заключила, что он здесь действительно главный и может говорить за всех.
– И зачем же вы прибыли теперь, госпожа Зоя? – почти ласково уточнил он, но я-то знала, что на самом деле он злится.
– Я пришла, чтобы заявить свои права на наследство Синвера Альтара. Как внебрачная дочь, в очереди наследования я стою выше, чем троюродные сёстры. И это моё законное право, – нагло заявила я.
Понятно, что имение мне совершенно не сдалось, но припугнуть-то их надо. Если угрозу не почувствуют, то ни медяшки не дадут.
– У него из наследства – одни долги. Наследовать вы можете разве что их.
– Чушь, у отца были не только долги, – насмешливо возразила я. – Не можете же вы быть настолько плохим поверенным, чтобы этого не знать. И как поверенный, пусть и очень плохой, вы должны понимать, что я говорю правду: по очереди наследования я стою выше, чем мои троюродные тётки. И я имею все права на имение и всё другое имущество отца.
Я с вызовом посмотрела на Итлеса, глядя, как он принимает удар. На секунду показалось, что он кинется на меня и начнёт душить, но он сдержался. Только взгляд стал ещё злее. Вот уж не думала, что такое возможно.
– Повтори то, что ты сказала, – процедил он.
Весь лоск мгновенно с него слетел, вся учтивость разом канула в воду, передо мной теперь стоял хищник и убийца, разъярённый и готовый меня растерзать. Он выглядел, как медведь, которого я в прошлом году встретила в лесу. Даже глаза такие же – бешеные, звериные, тёмные.
Но я и медведя не побоялась, и этого не побоюсь.
Всё-таки он туповат. Нет, понятно, что умный поверенный такую грациозную… то есть грандиозную глупость бы не совершил. Но у этого явно проблемы с пониманием. Ладно, могу и повторить, специально для тех, кто с первых двух раз не понял. Я сжала кулаки и громко заявила:
– Я – дочь карона Синвера Альтара и имею право на его имущество! Как наследница!
– Наследница чего? – ядовито спросил он. – Его многотысячных долгов за заложенное имение?
– Нет больше никаких долгов! – упрямо настаивала я.
Думал обмануть меня? Не выйдет! Не только у аристократов бывают эти, как их… осведомители.
– Значит, ты всё-таки знала, что долги были. И пришла ровно тогда, когда их погасили. Подумала, что невозможно потребовать возмещения налоговой выплаты? Что ж, от государства ничего получить действительно нельзя, зато можно подать регрессный иск против тебя.
– Оплата долгов была добровольной! И произошла до вступления эрцегиней в наследство. Её никто не принуждал оплачивать долги за собственность, которая по закону ей ещё не принадлежит! Так как она меня в известность не поставила, моего согласия не получила, то я ей ничем не обязана! – нашлась я, вспоминая истории деда Абогара. – Это самовольство! Вот!
Бывший стряпчий множество раз говорил, что если кто-то по своей воле за тебя заплатил или что-то отдал без того, чтоб твоим согласием заручиться и все условия обговорить, то это не долг, а подарок.
– Давайте успокоимся и всё обсудим за чашкой чая, – на удивление миролюбиво предложила эрцегиня, но злой поверенный бросил на неё такой взгляд, что она, ойкнув, прижалась к своему жениху.
Вот уж странно, это что за такой карон, который одним взглядом даже эрцегиню осекает? На помощь ей тут же поспешил жених, словно боялся, что злобный поверенный сделает ей что-то плохое.
Я перевела взгляд на него, и он тут же разразился гневной тирадой:
– Я уничтожу тебя в суде! У тебя ни свидетельства о рождении, ни имени, ни денег. Ты – бастард. На каждом этапе твоей борьбы за Аль-Альтарьер я буду вставлять тебе палки в колёса, затягивать процесс, оспаривать каждую принесённую тобой бумажку. Я вгоню тебя в долги, потому что замучаю любого твоего адвоката так, что он выставит тебе тройной ценник. Я сделаю всё, чтобы ты сначала подавилась деньгами Амелии, а потом блевала своим намерением нажиться на ней. И ты ещё должна доказать, что ты действительно дочь Альтара. Кто знает, может, ты просто алчная лгунья и притворщица?
– Томин, успокойся, пожалуйста, – испуганно попросила эрцегиня. – Ситуация экстраординарная. Зою необходимо сначала выслушать. Мы не можем осуждать её за то, что она пряталась от Синвера всё это время.
Я удивлённо уставилась на свою троюродную тётку. Они тут что, все туповаты? Она не поняла, что я хочу отобрать у них наследство? Или притворяется?
Злобный поверенный тем временем шагнул ближе ко мне и навис, сжав кулаки, словно прикидывая, как меня уничтожить. Я, конечно, чего-то такого и ожидала, но всё равно стало не по себе. А ещё обидно. Смотрел на меня, будто я насекомое ядовитое… Гад!
А дальше произошло чудо. Настоящее чудо! В воздухе, прямо над нелепым столиком, появились два духа. Один яркий, с фиолетовой кожей и невероятными жёлтыми глазами. Второй – бледнее, с нежными женскими очертаниями фигуры и длинными лиловыми волосами почти такого же цвета, как мои собственные.
Я восхищённо замерла, а потом опомнилась, хотела на колено припасть, да только вдруг подумала: а что, если это злые духи?
– Полехче, – с насмешкой проговорил женский дух. – Это моя кровь. Не знаю, дочь она Синвера или нет, лиш-шена счастья быть лично с ним знакомой. Но по крови она стоит ко мне ближе, чем сёстры Альтарьер, а значит, права на замок имеет.
– На деньги, которыми за него заплатили, тоже? – с такой же насмешкой спросил мужской дух. – У С-синвера не было ни медяшки, одни долги.
– Какая разница, кто заплатил за Аль-Альтарьер? Главное, что он остался в семье, – пожала плечами его собеседница.
Матушки-батюшки, да это же родовые духи-заступники! Неужто признали меня?
Меня до полного оцепенения поразило, что перед нами, простыми смертными, явились духи, и никто даже им не поклонился… Никто за подношением не побежал. Да что там, никто даже слова почтительного не сказал!
Я так растерялась! Не знала, что и делать. И только сверлящий меня злобным взглядом поверенный продолжил надо мной нависать, и я, чувствуя поддержку духов, повторила:
– Как дочь Синвера Альтара, я имею право на его наследство.
Итлес подошёл так близко, что я явственно различила запах его одеколона, такого же дорогого и навязчивого, как он сам.
– Что тебе нужно на самом деле?
Не осмелившись врать в присутствии духа, я ответила:
– Мне нужны деньги.
– Кто бы сомневался, – издевательски процедил он. – А что, с другими способами подзаработать не сложилось? И даже в бордель не взяли? Хотя неудивительно. Я бы за такое платить тоже не стал.
– Томин! – возмутилась молчавшая до этого каронесса, самая старшая из собравшихся. – Это уже слишком!
И такое зло меня взяло. Да как он смеет меня перед духами позорить, если сам осрамился, выплатив деньгами эрцегини долги за не принадлежащее ей имение?
Я не стерпела и взорвалась:
– Все вы аристократы одинаковые! Самодовольные, чванливые кровопийцы! Думаешь, тебе все обязаны целовать подмётки просто по праву рождения? Хах! Утрись! Ненавижу тебя, таких, как ты, и всё, что вы творите! И для меня будет особым удовольствием въехать на радугу на вашем горбу и откусить кусок вашего пирога!
– Смотри, чтобы рот не треснул, когда разинешь его на наш пирог!
– Отойди от меня! Хватит надо мной нависать!
– А что ты мне сделаешь? Это ты пришла сюда требовать то, что тебе не принадлежит. Где ты была, наследница, когда твой драгоценный папочка закладывал одно имение за другим? Где ты была, когда девочкам требовалась помощь, чтобы избавиться от него? Где ты была, когда они рисковали жизнями из-за нанятых им синкайя? Где ты была, когда Амелия пробуждала Салишшу, чтобы позаботиться об имении, которое теперь хочешь получить? Ты выползла из своей плесневелой норы только тогда, когда почуяла наживу. Ты такая же, как твой мерзавец-отец!
Его слова били в самое больное место. Я не такая, как отец! И никогда бы не жила в плесневелой норе, если бы у меня был хоть какой-то выбор! Это он родился с золотой монетой во рту, а нам с матерью пришлось выживать, голодать и считать каждую медяшку.
Я, наверное, слишком устала за последние дни, поэтому не сдержалась, поддалась обиде и вмазала этому гаду прямо по его сытой, холёной роже, от которой меня воротило. Он увернуться не успел, не привык, наверное, тумаки получать.
Под моим кулаком влажно хрустнул нос, и на секунду я почувствовала глубочайшее, невероятно сладкое удовлетворение. Наконец хоть один из этих зарвавшихся аристократичных гадов получил по заслугам!
Только он не заныл, не схватился за нос, не принялся причитать. Развеселился, с превосходством глядя на меня.
– А вот за это я сгною тебя в тюрьме. Нападение на аристократа и причинение вреда здоровью. Знаешь, что тебя за это ждёт?
Именно в этот момент я осознала, что он не увернулся не потому, что был неловок. О нет! Он позволил себя ударить и тем загнал меня в западню. От осознания, какую огромную, непоправимую ошибку совершила, я чуть не закричала. Страх сковал по рукам и ногам, ледяным комком осев в животе.
А на меня искрящимися от мстительного счастья глазами смотрел настоящий палач.
Я сглотнула и испуганно отступила.
– Может, просто сразу убить её, если она так мешает? – внезапно предложил жених эрцегини. – А от тела Ихесс избавится, как обычно. И никаких проблем с наследством. Я ведь правильно понял, что наследство нам нужно и отдавать его мы не хотим?
Он сказал это так просто и буднично, будто речь шла не об убийстве человека, а о том, чтобы прихлопнуть букашку. Хотя именно ею я для них и была – букашкой, которая посмела нарушить привычный ход жизни.
– Кай, я же просила не говорить таких вещей при посторонних! – всплеснула руками юная эрцегиня, и стало очевидно, что она ничуть не лучше своего кровожадного жениха.
Теперь, когда выяснилось, что убивать неугодных для них – обычное дело, я осознала, в какую передрягу встряла. Нужно было бежать и спасаться, а я словно к месту примёрзла от страха и разочарования. Ужас сковал горло, и я даже выговорить ничего не смогла.
Посмотрела на духов в поисках поддержки и защиты, но один из них внезапно исчез, а вторая облетела меня по кругу, будто нарочно задевая прозрачными пальцами одежду и заплечный мешок, а потом остановилась ровно передо мной:
– Ещ-щё утром я считала, что моя линия угасла и горевала об этом. Теперь я вижу тебя… и не уверена, что есть повод для надежды. Иной раз быстрая смерть лучш-ше долгой, жалкой агонии. Ты понимаеш-шь, что я имею в виду?
Я понимала одно: нужно бежать, пока меня не прибили.
Сжала кулаки, дождалась, пока меня обволокло знакомым ощущением работающего дара… и собралась дать стрекача!
Пока я соображала, как лучше тикать из этого страшного дома и можно ли заодно прихватить чего-нибудь эдакого, что потянуло бы на десять золотых и не оттянуло при этом руки, произошло сразу два события: в комнате снова появился яркий дух и разгорелся настоящий портал. Из него вышли двое – утончённая барышня с исцелованными губами и насыщенно-фиолетовыми волосами и высокий молодой мужчина, тоже явно Кравер. Сколько их тут, Краверов этих? Как мышей в амбаре!
Прежде чем все опомнились, я скользнула к широко распахнутому окну и сиганула в него. Последнее, что услышала у себя за спиной, было:
– А где эта Зоя?
Мягко спрыгнув на мощёную поверхность двора, я огляделась.
– Перекройте ворота! – раздалось из гостиной, и этот приказ мне совершенно не понравился.
Растерявшись, заозиралась и тут же увидела небольшую дверцу в южной части замковой стены. Припустила туда и – о чудо! – успела открыть её прежде, чем во дворе вспыхнули сразу три портала и появились духи.
– Куда она могла деться? – возмущённо взревел злой поверенный.
– Ихесс, вы её чувствуете? – воскликнула младшая эрцегиня.
Ответа я уже не услышала – выскользнула в щель и затворила за собой калитку. Снаружи замка она тут же слилась со стеной, так что я даже растерянно моргнула пару раз. Духи свидетели, если бы я сама сквозь неё не вышла секунду назад, ни за что бы не подумала, что тут есть дверь. Магия!
С досадой перехватив заплечный мешок, я устремилась в сторону Альдарота. Что мне оставалось, кроме как свою задницу кусать? Денег так и не раздобыла, да ещё и себе на хвост повесила преследователей. Наверняка они теперь будут меня искать! А заплатить за маму по-прежнему нечем, и хоть по уму и даже по совести стоило стянуть что-то именно в Альтарьере, но перед духами было страшно. Это ж духи! Уж они-то непременно прознают, ещё и проклянут…
От обиды по лицу потекли слёзы, но жалеть себя было некогда – нужно успеть вернуться в Альдарот и достать денег, теперь уже неважно каким способом.
И я побежала вдоль берега.
Дорога обратно до Альдарота далась сложнее, чем до Альтарьера. На этот раз смутная надежда не подталкивала в спину, а гнало отчаяние, отравляя каждый шаг. К концу пути я выбилась из сил, особенно из-за того, что почти всё время использовала дар. Вымоталась до предела.
К лечебнице подходила совершенно измученная – без денег, без сил и без понятия, что делать дальше. Четвёртый день лечения был на исходе, и я решила для начала посмотреть на матушку – а вдруг ей полегчало настолько, что можно забрать её? Разумеется, не в ту плесневелую каморку, но… Идей, что должно пойти после «но», не возникало никаких. Разве что шалаш в лесу построить, хотя на это тоже нужно пару дней, которых нет.
Я поняла, что хочется мне того или нет – придётся идти на преступление. Особенно если учесть, что один рабочий день в Приказе я уже пропустила, и теперь даже скудного дохода, что давала та должность, мы могли лишиться из-за того, что я погналась за сомнительным наследством.
В лечебнице было почти пусто. Господин Курандер встретил меня неласково. Судя по всему, сразу догадался, что денег у меня не появилось, поджал губы и тяжело вздохнул. Не презрительно, а скорее устало.
Матушка выглядела куда лучше, чем когда я видела её в последний раз, но на лице всё равно лежала печать тяжёлой болезни, оно было осунувшимся и бледным. Она спала, и я не захотела её тревожить.
– Вы можете дать мне время до завтрашнего утра? – с надеждой спросила я целителя.
– А что это изменит? – скептично отозвался он. – Если ты не научилась за ночь делать золото из дерьма, то не понимаю, чем ты расплатишься. Ладно, всё не так плохо. Про тебя тут спрашивали вчера. Один целитель из торгового квартала интересовался, правда ли ты дочь карона Альтара. Вроде как у него к тебе деловое предложение. Он даже согласен забрать твою мать в свою лечебницу.
Надежда вспыхнула в груди с новой силой. Неужели матушку всё же получится вылечить?
– И где его искать, этого целителя? – сипло спросила я.
– Он оставил визитку. Вот.
Господин Курандер протянул мне квадратную картонку с какой-то надписью, и я чуть не умерла со стыда, когда спросила:
– А что тут написано?
Он хмыкнул, но вредничать не стал, зачитал адрес. Такой улицы я не знала, как и того, что там расположена лечебница, но всё равно пошла туда. А какие варианты? Выслушаю, что за предложение, а уже потом пойду в богатый район, искать поживы. Надо только хоть немного поесть, а то сил не осталось уже никаких.
Перекусив, направилась на поиски нужной улицы. Они привели меня на окраину торгового квартала. Неприметный особняк ютился между крупной артефакторной мастерской и небольшой фабрикой по изготовлению фарфора. Чуть дальше по улице начинались различные магазины. Людей вокруг было полно, несмотря на поздний вечер. На меня не обращали ровным счётом никакого внимания, потому что я натянула на голову капюшон и не хотела никому попадаться на глаза.
С виду – лечебница как лечебница, только гораздо фешемебельнее. Или как там? Фасад оштукатурен и недавно покрашен в белый, у крыльца – идеальная чистота, ни плевка, ни осколочка, ни даже лужицы. Сбоку – подъезд для повозок, а над дверью большая чеканная вывеска. Дорогущая, наверное. С чего бы целителям из этой клиники мною интересоваться?
Или они узнали о наследстве и хотят использовать меня, чтобы завладеть Альтаром? Так я не против. Лишь бы денег дали…
Преодолев ощущение тревоги и волнение, осторожно вошла внутрь. В приёмном отделении ожидали осмотра довольно обеспеченные господа, и на меня сразу обратилось несколько оценивающих взоров. Выглядела я не очень – взмыленная и запылённая после долгой дороги, да ещё и одетая в обноски. Взоры из любопытствующих быстро стали пренебрежительно-недоумевающими, что задело остатки моей нищей гордости. Я подошла к барышне, сидящей за стойкой, и сказала:
– Я насчёт дела… или работы. Мне сказали сюда подойти.
Она окатила меня взглядом профессиональной оценщицы и лениво ответила с гонором, за который захотелось макнуть её в кабальдиный навоз:
– Нет у нас никакой работы для оборванок!
В другой день я бы развернулась и ушла, но не сегодня. Сегодня я была в таком отчаянии, что даже крошечный шанс упускать не собиралась.
– Мною интересовались. Я дочь – карона Альтара, для меня оставили сообщение и визитку, – ответила я громче необходимого.
– Дочь карона? Тогда я – дочь императора! – презрительно фыркнула девица.
Я скинула с головы капюшон и посмотрела на эту заносчивую гадину так, что она поёжилась:
– Я – дочь карона Альтара и пришла сюда по просьбе целителя из вашей лечебницы.
– Дочь карона и оровы? Что ты мелешь? Пошла отсюда вон, голодранка! – чванливо прошипела девица, явно недовольная моей настойчивостью.
На лицах сидящих в приёмной появились усмешки, один господин неодобрительно поджал губы. Хотя я так и не поняла, не одобряет он поведение служащей или моё существование. Скорее второе.
– Я пришла по делу и не уйду, пока не выясню, зачем меня искали! – упёрлась я.
– Сейчас охрану позову! – взвизгнула девица и вскочила с места.
На звуки перепалки из недр здания вышла миловидная сухонькая старушка. Она просияла сразу же, как только меня увидела.
– Зоя, верно? Пойдёмте, – ласково поманила она за собой. – А ты, Франфарра, можешь начинать искать другую работу. Сколько раз я тебе говорила не судить посетителей по одёжке, но ты всё никак не научишься. Что ж, пусть увольнение будет тебе уроком.
Ох, как шикарно эта поганка побледнела. Перевела непонимающий взгляд с меня на деятельную старушку и обратно. Я лишь фыркнула и не удержалась от колкости:
– И кто теперь «пошла отсюда вон»?
Губы у девицы задрожали, но я на неё уже не смотрела – двинулась по коридору следом за чудесной старушкой.
– Зоя, милочка, я так рада вашему появлению. Мы, знаете ли, вас искали.
– Для чего? – широко улыбнулась я, предчувствуя, что жизнь наконец-то наладится.
Лечебница явно не бедная, старушка одета хоть и просто, но дорого. А ещё явно привыкла командовать. Судя по осанке и манерам, она была не из простых, а по молодости наверняка числилась в записных красавицах.
– Обязательно объясню. Только мальчиков предупрежу. Идём, нужно спуститься в лабораторию.
Мы прошли здание насквозь и вышли из коридора в небольшую переднюю, из которой вело несколько дверей. За одной из них оказалась каменная лестница вниз. Когда после долгого спуска мы наконец оказались в подвале, старушка ласково улыбнулась и спросила:
– Ты голодная?
– Нет. Мне бы к делу перейти побыстрее. Вы, наверное, знаете, что матушка моя в лечебнице, мне бы за неё плату поскорее внести.
– Молодежь всегда торопится, – она заговорщически подмигнула и участливо положила сухонькую ладонь мне на руку. – Но ничего, тебе уже некуда торопиться, милочка.
Я не успела даже напрячься – от прикосновения старухи по телу разлилось странное онемение, и я бы рухнула на пол, если бы она не подхватила меня с неожиданной силой. Голос пропал, мышцы не слушались, руки и ноги стали чужими и ватными. Дар не откликнулся, словно исчез. Да и даже с ним я бы ни шагу сделать не смогла – тело больше не подчинялось.
Старуха волоком втащила меня в одно из помещений, оказавшееся двойной камерой. Толкнула на низкий топчан правой секции, забрала ремень с прикреплённым к нему ножом, а потом снова улыбнулась, всё также ласково и заботливо:
– Вот и чудесно, милочка. Надеюсь, Древний выложит за тебя то, что мы попросим. В твоих же интересах оказаться достаточно ценной, потому что в противном случае оставлять тебя в живых нет ровным счётом никакого смысла.
Я смотрела на двуличную старуху и не понимала: она что, бредит? Какой Древний, и зачем ему я? Но ещё сильнее волновал другой вопрос: что теперь будет с матушкой?!
Глава 7. Томин
Двадцать седьмое цветеня, в день возвращения Алой Кометы
– Куда она могла деться? – зверея от непонимания, заозирался я.
Только что эта мерзавка стояла тут – прямо передо мной! И исчезла. Но так не бывает! Так совершенно точно не бывает!
Я оглядел сначала гостиную, затем метнулся порталом во двор. Но и там – никого. Следом за мной во дворе оказались Эрик и Тириан.
– Ихесс, вы её чувствуете? – взволнованно воскликнула Аливия, выглянув из окна.
– Разумеется, нет, – насмешливо ответил тот. – Её дар…
– Какой, к тонтеру, дар? – зло перебил я. – Нет у неё никакого дара, я изучил её ауру, как только увидел. У неё вообще магии нет. Никакой! И дара тоже нет!
– А, ну раз с-сам Томин Итлес-с говорит, что дара нет, то кто я такой, чтобы с-спорить? – саркастично спросил дух, и я наконец осознал, что давно пора взять эмоции под контроль.
Эрик и Тириан взбежали на замковую стену, запустили несколько заклинаний, но явно ничего не обнаружили. Кай исчез из поля зрения, но вскоре вернулся и развёл руками.
– Прошу прощения за излишнюю запальчивость, Ихесс. О каком даре идёт речь? – вежливо спросил я, но он и не подумал мне отвечать.
– Твоя запальчивос-сть только что с-стоила нам потери времени, которого и так нет, – серьёзно ответил дух, сверля меня сверкающими гневом жёлтыми глазами. – Раз эта девчонка появилась тут в день возвращения Алой Кометы, значит, она важна. Очень важна. А ты её с-спугнул.
– Я? По крайней мере, не я предложил её убить! – возмущённо ответил я, осторожно касаясь носа.
Теперь, когда злость схлынула, он тонтеровски сильно заболел. Гадство!
– Извините, я старался помочь, – невозмутимо ответил Кай. – А эта Зоя хороша. Надо было убить её, пока она не провернула этот фокус с исчезновением. Никогда такого не видел…
Аливия вышла во двор и занялась моим носом, пока Эрик и остальные высыпали за пределы замка и принялись искать мерзавку там.
– Бес-сполезно! – остановил всех Ихесс. – Вы её не обнаружите. Томин, раз ты её с-спугнул, то тебе и ис-скать. Отправляйс-ся по разным пос-селениям и пос-спрашивай о девице с короткой с-стрижкой и лиловыми волосами. Такую не заметить с-сложно. Подкарауль её дома, где она не ожидает тебя увидеть, и притащи сюда. Только из рук не выпус-скай. И пос-старайс-ся наладить с этой с-соплячкой контакт. Конфет ей купи или с-спинку почеши.
На его издевательский тон ответить ничего не смог – Аливия вправляла мне нос.
– Что за Алая Комета? – спросил я, когда смог говорить. – И что за срочность?
– С-сегодня мы выяснили, что портал откроется совсем с-скоро. Вероятно, через полторы-две недели. Вам нужно многое ус-спеть, пока мы с С-салишшей не ус-снули. Томин, отправляйс-ся на поис-ски с-соплячки. Амелия, займис-сь пробуждением ос-стальных духов, пус-сть тебе помогут Илиана, Аливия и Кай. Нам нужно пять башен, а у нас целых – только две и ещё одна полуразрушенная. Духи с-смогут отс-строить их за пару дней, без них мы не ус-спеем. Эрик, Ийнар, Ровена, Рея, Тириан – на вас поис-ск с-союзников. Через неделю в мес-сте открытия портала должны быть ловушки для монс-стров и маги, готовые принять бой. Томин, на тебе то же с-самое, но с-сначала найди девчонку.
– Я свяжусь с участниками турнира, – проговорила Амелия. – Они обещали помочь.
– Зовите вс-сех, кто готов будет вам поверить. Дайте знать императору, вдруг он не так туп, как кажется? Как только вс-сех оповес-стите, с-собирайтесь в Альтарьере, мы с С-салишшей объяс-сним, как закрыть портал. С-сроку вам всем – пять дней, больше времени нет. Утром шес-стого дня вы вс-се должны вернутьс-ся с-сюда, что бы ни с-случилось.
– А где комета? – спросил я.
Я посмотрел туда, куда указала Амелия. Розоватый хвост кометы был едва различим на фоне ночного неба, но сомнений не возникло – это была предвестница открытия портала. Мысленно ругая себя за излишнюю вспыльчивость, я кивнул Ихессу:
– Задача ясна. Девчонку найду и приведу. Ийнар, ты можешь смело действовать от моего имени. Всем удачи.
Поднялся к себе в спальню, быстро покидал в дорожную сумку то, что могло понадобиться, подготовил доверительное письмо на брата и передал ему.
Перед остальными было неловко за то, насколько несдержанно я себя повёл. Да, девчонка нашла лазейку и воспользовалась ситуацией, но что с того? Так делают все! Да, речь шла о чужих деньгах, причём немалых, но я не раз рисковал куда более крупными активами. Что же меня так сильно задело? Её вид? Её слова о том, что я – плохой поверенный? Или моё желание защищать сестёр Альтарьер? Вероятно. Всё, связанное с ними я воспринимал слишком близко к сердцу. Ни к какому клиенту я никогда так не привязывался, оттого и отреагировал непрофессионально. Тонтер, я чуть не женился на Амелии, очевидно, что я не могу относиться к ней равнодушно.
Да и нападения синкайя вкупе с турниром истрепали мне все нервы. В своё время я ушёл из рядов боевых магов именно потому, что понял: это не моё. Колоссальное нервное напряжение постоянных боёв делает меня импульсивным и злым, а это ставит под удар и меня самого, и сослуживцев. Но теперь выбора нет. Эмоции надо засунуть поглубже и делать то, что поможет остальным.
Не то чтобы я повёл себя совсем уж глупо. Я пытался получить козырь в противостоянии с этой Зоей, раздобыть рычаг давления и заодно припугнуть её. Это вполне обычная практика, вот только я, кажется, перегнул палку. Бордель точно не стоило приплетать, но он сам возник в мыслях, и вот результат. Когда я уже научусь держать язык за зубами?
Хотя кто мог знать, что у неё есть дар? После того, как облажался Эрик, первое, что я сделал при виде незнакомки – проверил её ауру. Но ауры у неё нет! Хотя обычно даже у самых неодарённых людей она имеется, пусть совсем чахлая и еле заметная. А здесь – не просто ноль, а минус. Отрицательная аура. Разве такое бывает?
Ладно, это потом. Вот найду её, тогда всё и узнаю. Пока что ясно только одно – девица умеет исчезать, что делает её поиски весьма затруднительными. Неудивительно, что Синвер её так и не нашёл. Интересно, сколько ему было лет, когда он зачал дочь? Тринадцать-четырнадцать? Вряд ли больше.
Мысленно прикинув свой возможный маршрут и прихватив здоровенный кошель с деньгами, я открыл портал и отправился на поиски. Рассуждал следующим образом: девчонка была одета в брюки, что немыслимо для села и замужней девушки. Ещё и нож на поясе. Вероятнее всего, её нужно искать в городе. Дальше, одета она была не просто бедно, а в рвань, следовательно, меня интересовали самые нищие кварталы. Такую стрижку и цвет волос не скроешь, так что кто-то её обязательно видел. Главное – пообещать за информацию щедрое вознаграждение, тогда ею охотно поделятся.
Для начала я отправился в Уартаг.
Зашёл к мэру, но выяснить ничего ни о самой беглянке, ни о её семье не удалось, в списках горожан такие не значились. А когда я завёл речь о грядущем открытии портала, то меня явно сочли сумасшедшим. Мэр скептически выслушал, а потом сослался на кучу дел и выдворил меня из кабинета. Начальник стражи сделал то же самое.
И как поступать?
Следующие несколько часов я потратил на разговоры и расспросы в нищем квартале, но всё впустую. Разве что нанял несколько десятков посредственных магов для борьбы с монстрами. Платил щедро, обещал заплатить ещё больше. А что? В могилу деньги с собой не унести, а нам отчаянно нужны люди.
Однако никаких следов Зои.
Чем больше времени проходило, тем сильнее я на себя злился. Вот уж действительно королевский прокол! С внезапной наследницей стоило либо договориться, либо избавиться от неё, как предложил Кай. Чего никак нельзя было делать – упускать её из вида. Раз Синвер её не нашёл, значит, девчонка умеет прятаться по-настоящему хорошо. А ещё она откуда-то узнала о долгах… Кто-то проговорился? Кто-то из слуг? Но они все находятся в Альтарьере безвылазно.
Вероятнее всего, проболтался кто-то из покинувших замок временных работников, но откуда они узнали? Я был крайне осторожен и обсуждал финансовые дела сестёр Альтарьер только в компании доверенных лиц. Неужели кто-то убирался в кабинете и подсмотрел в документах? Но я всегда запираю важные бумаги в стол, а в жилом крыле замка временные слуги не появлялись.
Чем больше времени проводил за расспросами, тем яснее понимал: я его просто теряю! Наконец решил направиться в Стамикею и Стамилию. Эти городки находились ближе всего к имению Альтара, поэтому с большой долей вероятности Зоя жила в одном из них.
Там меня ждало всё то же самое – и нежелание глав городов верить и шевелить задом, и пренебрежение со стороны начальника стражи, такого же карона, как и я, что самое забавное.
Хотел нанять детективов, но понял, что настолько важное дело никому доверить нельзя, а чужаки могут напугать девушку ещё сильнее. Она наверняка думает, что мы всерьёз решили от неё избавиться. Но это же не так. Просто Кай – это Кай…
Ночь и утро поисков в Стамикее и день в Стамилии не дали ничего, кроме нескольких десятков новых наёмников. Я не успел поспать, терял терпение и злился. И на неуловимую Зою, и на себя, и на Кая. Если найду эту хитрую наследницу, то не просто не выпущу из вида – буду держать за руку, чтобы снова не исчезла.
Четвёртым пунктом в моём списке значился Альдарот. Я уже не надеялся на удачу, но мне повезло довольно быстро. Фамилию опознали и привели меня к зажиточному крестьянину, который оказался дядей Зои, но при этом видел её лишь пару раз и мельком. Он утверждал, что девушка – брюнетка, и я поначалу засомневался, та ли это Зоя, но затем клубок принялся раскручиваться куда охотнее, и я выяснил о Зое всё.
И чем больше узнавал, тем сильнее злился. Девушка пришла к нам из чистого отчаяния. Слушая истории о них с матерью, я взбесился до такой степени, что едва сдерживал магию и тем ненамеренно пугал собеседников.
О Зое отзывались как о странноватой девушке, сильно привязанной к матери. Она редко появлялась на людях, старалась избегать контактов и многие считали её нелюдимой или даже угрюмой, но те, с кем она общалась достаточно близко, говорили иное. Лорка, одна из бывших соседок Зои, рассказывала, что девушка приносила им диких кроликов, за счёт которых они смогли выжить тяжёлой зимой, когда в пожаре их семья потеряла почти всё имущество и много скотины. Что заботилась о слепом деде. Что защищала его от жаждущего получить наследство племянника. Что отдала все сбережения на лечение матери Трайдара, а он несколько месяцев спустя женился на другой. Что хотя и знала – никто этих трудов не оплатит и не оценит – всё равно выходила больную соседскую орову, когда её хозяйка ушла в запой.
Обычно Зоя старалась никому не попадаться на глаза, вела себя скрытно, но после смерти Синвера Альтара всё изменилось. Она состригла чёрные волосы, стала чаще улыбаться и заговаривать с людьми, даже несмотря на то, что их с матерью финансовое положение ухудшилось. Девушка изо всех сил пыталась найти работу и исправить ситуацию, но получала одни отказы.
Где же она пряталась?
Глава 8. Томин
Двадцать девятое цветеня, на третий день после возвращения Алой Кометы
К вечеру следующего дня – третьего с момента встречи в Альтарьере – я знал о Зое всё, что о ней пожелали рассказать за небольшую мзду. Даже с её бывшим любовником и его женой поговорил. Единственное, чего я так и не понял – как она получила информацию о выплаченных долгах? Предположил, что подсмотрела где-то в Приказе во время работы.
Я нашёл их с матерью комнату и почувствовал себя настоящей скотиной, когда туда вошёл. Брошенное в запале оскорбление о плесневелой норе неожиданным образом попало в точку, и теперь я понимал, отчего девушка вышла из себя. На её месте я бы отреагировал также или даже хуже. Неясно только, куда они с матерью могли деться. Я честно ждал их возле их дома, искал по округе, но обе как сквозь землю провалились.
Зоя догадалась, что я её найду, и решила сняться с места заранее? Умно, но в плесневелой комнатушке осталось слишком много вещей, достаточно ценных в её положении. Почему они их бросили? Что-то не увязывалось!
Я устроился недалеко от крыльца, накинув на себя заклинание незаметности, и обдумывал следующие шаги. Наступил поздний вечер. Если Зоя с матерью не придут ночевать, значит, живут где-то ещё. Что, если они переехали в другой город? Но на какие средства? И почему оставили вещи?
В тот момент, когда я уже почти отчаялся дождаться, из темноты выплыл незнакомый силуэт и двинулся к двери, за которой я наблюдал.
Я насторожился и шагнул следом.
Пожилая, бедно одетая женщина уверенно поднялась к комнате Зои, но не открыла дверь, а несколько раз постучала. Не получив ответа, спустилась вниз и принялась озираться. Вряд ли это мать Зои, та вошла бы внутрь.
Тогда кто?
Я развеял заклинание и окликнул её:
– Вы ищете Зою?
– А? Что? – растерялась она, испуганно осматривая меня.
Одет я был достаточно просто, но среди местных жалких лачуг и таких же жалких пьяниц всё равно смотрелся принцем даже в неярком свете луны.
– Я бы хотел переговорить с Зоей, это очень важно. Вы знаете, где её найти? – подошёл я ближе и выдал свою самую обаятельную улыбку.
Обычно этого хватало для налаживания контакта, но эта женщина повела себя иначе. Отступила, напряглась, судорожно теребила подол старой вязаной кофты.
– Я ничего не знаю, – наконец выдала она, чем лишь укрепила меня в мысли, что всё-то она как раз прекрасно знает, только говорить не хочет.
Интересно, почему?
– Я не желаю ни Зое, ни её матери вреда. Мне просто нужно их найти и побеседовать, – миролюбиво улыбнулся я.
– А какой злодей о себе правду-то скажет? – пожилая женщина отступила ещё на шаг.
– Готов предложить денег за любую информацию о Зое и её матери. И могу поклясться, что ничего дурного в их адрес не замышляю. Я – поверенный, занимающийся наследством её покойного отца, и хотел бы переговорить с Зоей лично.
Эту легенду я скармливал всем, она казалась достаточно безобидной и при этом вызывающей любопытство. У меня сразу же пытались выяснить, большое ли наследство положено Зое, явно рассчитывая поживиться, но я лишь молча улыбался в ответ. Тогда люди старались показать себя более важными и знающими, а сияние золотых монет быстро развязывало языки.
Пожилая собеседница задумалась, а потом проговорила:
– Я сама не знаю, где они. Вот, хотела с Исой-то поболтать, но не застала. Пойду, пожалуй, домой.
– Подождите! Предполагаю, что Зое нужны деньги. Вот, возьмите на случай, если вы найдёте её раньше меня, – я отсыпал женщине пару десятков золотых.
Моя маленькая хитрость сработала. Собеседница смягчилась, сжала монеты в ладони и проговорила:
– Иса-то тяжело заболела. Я хотела навестить, справиться о здоровье её. Но раз их до сих пор нет дома, значит, Иса-то в лечебнице, а Зоя пытается раздобыть денег, чтобы заплатить по счетам. Целители дерут втридорога… Но я им передам, коли встречу-то. Спасибо!
Наконец у меня появилась зацепка. Сколько в Альдароте лечебниц? Десять, двадцать?
Выяснилось, что есть девять лечебниц и ещё как минимум двенадцать целительских кабинетов. Я решил начать с первых и самых дешёвых. Таких было три, но первые две оказались закрыты, ведь настала глубокая ночь. Меня попросили вернуться утром, и я решил отдохнуть хоть немного. Чувствовал себя отвратительно уставшим, а ещё отвык так много ходить – город я знал плохо, поэтому везде приходилось передвигаться пешком, что, разумеется, давало отдых моей привыкшей к седлу аристократической заднице, но невероятно утомляло ноги.
Добравшись до более-менее приличного отеля, снял номер и рухнул на постель, не раздеваясь. Хотел полежать пару минут, а потом снять сапоги, но случайно задремал. Пару часов спустя очнулся от беспокойного сна и выглянул на улицу, где тускло светилось ночное небо.
Освежился, переоделся и отправился на поиски завтрака. Приманенный запахом свежей выпечки, совершил налёт на едва открывшуюся булочную и истребил целый мясной пирог. Я хотел только одного – найти эту Зою и… в общем, крепко её держать, чтобы больше не потерялась.
Вернувшись обратно в район, где жила беглянка, я направился к клинике. Эстетика нищих кварталов утомила уже донельзя, особенно пьяные и всюду пристраивающиеся отлить мужики. При этом ни разу за всё это время не видел раскоряченную в тупике женщину. Заметив очередного орошателя угла, я хмыкнул:
– А вы знаете, господин, что это преступление?
– Чего? Какое? – недовольно отозвался он не очень трезвым голосом.
– Взрослому мужику держать в руках пиструн трёхлетнего мальчика. Карается законом, знаете ли, – съязвил я, наблюдая, как собеседник вскипает, но сорваться за мной в погоню по понятным причинам не может.
Разумеется, настроения это не подняло, просто захотелось слить яд. Недовольство собой, текущими обстоятельствами, ситуацией с наследством, грядущим открытием портала, сложностями в поисках Зои – всё наслаивалось одно на другое, и хотелось назначить виновного и хорошенько его покарать. Но под категорию виновного подходил разве что я сам, а карать себя не так весело, как других.
Удивительно, но мне повезло довольно быстро. В третьей по счёту клинике я наткнулся на целителя, который мне помог.
– Прошу прощения, я хотел бы выяснить, не обращались ли в вашу клинику девушка с коротко стриженными лиловыми волосами и её больная мать?
– Что-то очень уж они популярны, – пробурчал он. – Забрали их в другую клинику. Они не смогли лечение оплачивать, хоть я и снизил цену до полутора золотых в день.
– А в другой клинике лечение бесплатное? – уточнил я.
– Нет, просто девушку разыскивали, – неохотно ответил целитель, поняв, что сказал лишнее.
– Кто её разыскивал? – напрягся я. – Она может быть в опасности.
– Вот уж не думаю, – хмыкнул целитель. – Кому они нужны!
– Девушка – дочь карона Альтара, и сейчас идёт борьба за его наследство, – с напором ответил я. – Её жизнь может быть в опасности. Скажите, в какой клинике их искать?
Немолодой приземистый мужчина нахмурился:
– Какая опасность от других целителей? – возразил он.
О, ответ на этот вопрос я знал отлично. В команде Синвера было два целителя – старуха и пятицветный, которого боялась пособница некромантки. И интуиция подсказывала, что именно по их следам мне предстояло идти.
– Скажите, где искать девушку? – повторил я. – Клянусь, что я не собираюсь причинять ей вред, только хочу увериться, что она в безопасности.
Клятва убедила целителя, и он назвал адрес.
Я рванул туда так быстро, как только мог. Отвратительное предчувствие скрутило внутренности, и теперь, когда осознал, что Зоя может пострадать, я отчаянно захотел её защитить. Желание было нелогичным, но я списал его на то, что это лишь инстинкт самосохранения. Если с беглянкой что-то случится, Ихесс точно снимет с меня скальп. А мне мой скальп нравился, он у меня почти такой же красивый, как всё остальное.
К нужной клинике я подошёл в промозглых утренних сумерках, когда город уже начал оживать. Увиденное мне не понравилось, а подозрения превратились в уверенность. Неказистый особняк от основания до крыши оплетали сложные защитные заклинания. Слишком сложные и слишком защитные. Чего в лечебнице бояться? Атаки кашляющих пациентов с поносом?
К счастью, за пару часов сна силы восстановились, и их хватило бы, чтобы устроить неприятности любителям коротко стриженных беглянок. Вот только оценит ли такой поступок Зоя? А что, если они ей запудрили мозги, и она находится в клинике добровольно? Не сделаю ли я хуже, вмешавшись?
Я всё медлил и медлил, изучая магические плетения, пока наконец не решился. Подумал, что моё дело – спасти барышню из беды. Даже если она не совсем обычная барышня и не считает, что находится в беде.
Ещё раз приглядевшись к защите, хмыкнул и двинулся к окну, выходящему в тёмный проход между клиникой и соседней фабрикой. Проникнуть в здание незамеченным у меня всё равно не получилось бы, ну и что ж теперь. Это же не повод в него не проникать.
Защита от порталов была, но не настолько хорошая, чтобы остановить мощного мага. Я внимательно всмотрелся в пространство за окном, а потом просто открыл портал туда. Вышел в пустой комнате, накинул на себя заклинание незаметности и выскользнул в коридор. По нему в мою сторону уже бежал черноволосый мужчина с явно южными чертами лица. Шикарно. Минус южанин. Он так и не понял, откуда перед ним возник портал. Резко затормозил перед ним, но инерция и заботливый пинок помогли ему отправиться наслаждаться видами пустыни. Разумеется, если он умеет открывать порталы, то вернётся. Но хватит ли ему сил пробить портал с другого континента? Вот и проверим.
В здании было тихо. Приём ещё не начался, больные пока дремали, а целители ещё не приступили к работе. Только дежурная сестричка читала книжку на своём посту. Мимо неё прошёл незамеченным и обыскал все палаты, но Зои нигде не было, а как выглядела её мать, я не знал.