Курсант и Звездный скиталец

Глава 1 Зов пустоты

Ледяное безмолвие Пояса Астероидов обволакивало патрульный корабль «Стрелец», словно саван. Воздух внутри кабины пах озоном от старых контактов и сладковатой пылью рециркуляторов, не справлявшихся с вековой наработкой. Гул двигателей – низкий, вибрирующий гул, знакомый до боли – был единственным звуком, нарушающим космическую тишину, далеким эхом работающего сердца. Сквозь иллюминатор учебной кабины Кирилл Волков видел лишь бесконечную россыпь каменных глыб, освещенных под разными углами: одни купались в холодном, почти сиреневом свете далекого квазара, другие тонули в кроваво-красных тенях умирающей карликовой звезды на заднем плане, третьи казались абсолютно черными, поглощающими любой фотон. Рутинный патруль. Скука смертная. Его пальцы нервно барабанили по подлокотнику кресла второго пилота, ощущая под синтетической обивкой прохладу металла. «Стрелец» – добрый старик, скрипящий всеми швами, но верный – отвечал ему глухим урчанием двигателей, будто ворчал на нетерпение юнца. "Старина, я знаю, тебе тоже скучно", – подумал Кирилл, мысленно поглаживая шершавую поверхность панели управления. Он всегда так делал – будто успокаивал живого коня перед скачками. Капитан Гордеев, высеченный из гранита дисциплины, сидевший в кресле командира, казалось, врос в него, его взгляд был неподвижно устремлен на сенсоры. Лицо капитана, изборожденное шрамами от давней аварии и морщинами ответственности, было непроницаемо, но Кирилл знал – за этим камнем скрывается острый ум и, возможно, усталость от бесконечных патрулей. "Волков, хватит ерзать. Контролируй сканирование сектора Гамма-7," – его голос, как скрип ржавой двери шлюза, нарушил тишину.

– Есть, контролирую, – буркнул Кирилл, машинально переводя взгляд на мониторы. Цифры, векторы, спектральные линии… Теория. Тактика. Скучные рамки, в которые пытались втиснуть его летное чутье. Он вспомнил отца, профессора астронавигации: "Интуиция – это костыль для ленивого ума, сын. Расчеты, только расчеты!" Но как объяснить старику, что формулы – это ноты, а полет – музыка? Он чувствовал «Стрельца». Ощущал легкую дрожь в корпусе при маневре, слышал едва уловимый писк перегружаемого контура раньше, чем он отображался на панели. Но Гордеев требовал докладов по уставу, а не интуитивных прорывов. "Еще один такой доклад, Волков, и ты отправишься чистить плазменные сопла на внешней обшивке", – звучало в памяти предупреждение инструктора. Внезапно – не цифра, не сигнал тревоги, а… ощущение. Мурашки пробежали по спине. Не холод вакуума за бортом, а иной холод – пустоты, ожидания, почти… тоски. Тончайшая нить холода, протянувшаяся из пустоты куда-то влево-вниз. Будто кто-то легонько дотронулся льдинкой до затылка.

– Капитан… – Кирилл даже сам удивился резкости своего голоса. – Там… что-то есть. В секторе Дельта-9. Очень слабое. Не сигнал… ощущение.

Гордеев повернулся, его взгляд, острый как бритва, впился в курсанта. – Ощущение? Волков, мы на патруле, а не на спиритическом сеансе. Конкретика! Его губы сжались в тонкую линию, брови сошлись над переносицей. Кирилл знал этот взгляд: "Опять твои фокусы?"

Но прежде чем Кирилл нашел слова, слабый, прерывистый сигнал бедствия – древний, незнакомый частотный паттерн – вспыхнул на главном экране. Именно оттуда. Оттуда, откуда шло то ледяное касание. Сигнал был похож на стук ослабевшего сердца – неровный, прерывистый, заставляющий невольно задержать дыхание. Гордеев нахмурился, пальцы замерли над панелью управления. – Стандартный протокол, курсант. Ложимся на курс. Боевая готовность три. Проверяем все сканеры. – В его голосе прозвучала тень того же необъяснимого беспокойства, что сковало Кирилла. "Ты все-таки почувствовал?" – мелькнуло у Кирилла с странным чувством удовлетворения.

«Стрелец», кряхтя, развернулся. Старые двигатели взвыли протестом, вибрация усилилась, заставив задребезжать незакрепленную кружку в держателе у штурмана Семенова. Астероиды расступались, как испуганная стая. И вот, в зоне видимости, на фоне угольно-черного бархата космоса, залитой кровавым светом умирающей карликовой звезды, предстал Он.

Глава 2 Сердце древнего гиганта

Это было не похоже ни на один известный корабль. Не конструкция – скульптура, высеченная из архаичного, почти не отражающего света металла, который казался поглощающим саму тьму, лишь изредка отливая призрачным сине-зеленым отсветом от далеких звезд. Покрытого глубокими шрамами столкновений и временем. Шрамы напоминали не пробоины от оружия, а скорее раны, нанесенные самой бездной – глубокие, рваные, с оплавленными краями, словно корабль продирался сквозь саму ткань реальности. Формы плавные, органические, напоминающие гигантского кита, застывшего в вечном прыжке. Казалось, что это не творение инженеров, а выросшее из космоса существо, закованное в металл звездной пылью. Целыми секциями корпуса зияли пробоины, сквозь которые виднелись мерцающие, словно живые, переплетения светящихся бирюзовых волокон. Они пульсировали слабым светом, как нервные окончания под кожей. Сигнал бедствия исходил отсюда, слабый, как последний вздох.

– Мать родная… – прошептал кто-то из экипажа по внутренней связи. Голос принадлежал бортинженеру Петровичу, ветерану с двадцатилетним стажем, видавшему виды. Даже он был потрясен. Даже Гордеев молчал, впечатленный. Его каменное лицо дрогнуло, в глазах мелькнуло нечто, похожее на благоговейный ужас. – Регистрируем… – начал он, но голос сорвался. – Регистрируем объект неизвестного класса. Размеры… колоссальные. Энергосигнатура… почти нулевая, кроме этого биома. Электромагнитный фон странный… нестабильный.

«Стрелец» осторожно приблизился. Каждый метр давался с трудом; маневровые двигатели работали на минимальной тяге, боясь потревожить древнего исполина. И в тот момент, когда их тени коснулись древнего корпуса, мертвый гигант вздохнул. По его поверхности пробежали волны призрачного бирюзового света, волны шли снизу-вверх, как прилив жизни по венам, концентрируясь в узлах, похожих на нервные сплетения. Иллюминаторы – неправильной, вытянутой формы, похожие на спящие глаза – вспыхнули тусклым золотом. Кирилл ахнул. Его захлестнуло. Не образы, не звуки – чистый поток чужого существования. В его сознание ворвался вихрь чужих, нефильтрованных переживаний: Глухая, вековая тоска, тяжелая, как свинцовый плащ. Невыносимая боль от утраты, острая, как нож в сердце, но растянутая на эоны. И… слабый, едва различимый зов. Помоги… Зов был направлен именно к нему, Кириллу, будто тончайшая нить протянулась от гиганта прямо в его сознание.

– Он живой! – вырвалось у Кирилла. Не корабль… Раненый зверь… – Капитан, он… он страдает! Голос его сорвался, в горле встал ком. Он почувствовал эту боль физически – сжатие в груди, холодный пот на спине.

Гордеев сжал рукоятки кресла до побеления костяшек. Лицо его было бледным, но решительным. – Шлюпка на высадку. Два человека. Броня, скафандры, полный арсенал. Волков – со мной. – Его решение было молниеносным. Никто не спорил. Экипаж замер, ощущая величие момента и смертельную опасность.

Шлюпка отстыковалась с тихим шипением пневматики. В скафандре мир сузился до шлема, собственного дыхания и мерцания приборов. Запах пластика и озона стал резче. Гордеев вел шлюпку с хирургической точностью, его голос в шлемофоне был спокоен, но Кирилл чувствовал напряжение, исходящее от капитана. "Волков, сканируй на предмет ловушек, энергополей, чего угодно. Этот… зверь может быть опасен даже умирая".

Внутри «Звездного Скитальца» царил сюрреализм. Гравитация была чуть слабее стандартной, шаги отдавались глухим эхом в странной тишине. Воздух, когда шлюзы открылись, ударил в нос – не просто озоном и пылью, а запахом давно угасших пожаров, странной сладковатой органики и… старости. Невероятной, космической старости. Коридоры не были прямыми – они плавно изгибались, образуя странные, биоморфные арки, стены переливались перламутром, реагируя на свет шлемов – при приближении фонарей они словно оживали, на их поверхности пробегали слабые всполохи, как рябь на воде. Полупрозрачные панели показывали не схемы, а абстрактные узоры, похожие на нейронные сети, которые медленно пульсировали, словно дышали. Они нашли ее в центральной капсуле, похожей на хрустальный кокон, установленный на возвышении в центре просторного зала со сводчатым потолком, испещренным теми же светящимися узорами. Девушка в простой, но незнакомого покроя одежде, плавающая в синей жидкости, которая светилась мягким аквамариновым светом изнутри. На панели над коконом светились странные символы – извилистые, плавные, напоминающие письмена воды – и слабый индикатор жизни. Гордеев нашел интуитивно понятный интерфейс – прикосновение к панели. Панель под его рукой вспыхнула теплым янтарным светом, символы затанцевали. Жидкость ушла с тихим шипением, кокон открылся, раздвинувшись, как лепестки экзотического цветка. Девушка рухнула бы на пол, если бы Кирилл не подхватил ее. Она была легкой, как перо. Тело ее было холодным, почти безжизненным, но под тонкой кожей шеи пульсировала слабая жилка. Ее глаза дрогнули, открылись – огромные, цвета весеннего неба, ясные и глубокие, но полные векового ужаса и немого вопроса. Она взглянула на Кирилла, и в этом взгляде была такая бездна потерянности, что у него сжалось сердце.