Московские тени

Глава 1: После бури

Елена Светлова стояла у панорамного окна своего нового кабинета и думала о том, что слава – штука коварная. Три месяца назад её знали только коллеги по управлению. Теперь же охранник на входе каждое утро говорил: "Доброе утро, Елена Викторовна", с таким придыханием, будто она лично поймала всех преступников Москвы.

А ведь было всего одно дело. Правда, громкое.

– Елена Викторовна, – заглянула секретарша Ольга Петровна, – вам журналист из "Коммерсанта" звонил. Третий раз за неделю. Говорит, готовит материал к годовщине дела Климова.

– Какой годовщине? – удивилась Елена. – Прошло всего три месяца.

– Ну, знаете, журналисты… Им всё годовщина, лишь бы повод.

Елена вздохнула и отошла от окна. Новый кабинет на пятнадцатом этаже был просторнее старого, с видом на полгорода, но пока не чувствовался своим. Слишком много в нём было казённого лоска и слишком мало рабочего беспорядка.

– А что с кофе? – спросила она, глядя на автомат в углу, который исправно выдавал нечто, отдалённо напоминающее напиток.

– Заявку на кофемашину подали, – отрапортовала Ольга Петровна. – Но знаете, как у нас с бюджетом…

– Знаю, – Елена села за стол и включила компьютер. – Что по делам?

– Пока тихо. Ну, то есть, обычные дела есть, но ничего для нашего отдела. А вообще-то… – секретарша помедлила. – Может, это и к лучшему? После такого громкого дела небольшая передышка…

Елена понимала, что Ольга Петровна права. Дело Климова вымотало всех – и её, и Андрея, и даже Громова. Но покой в их работе обычно означал, что где-то копится новая беда.

Телефон зазвонил. Андрей.

– Привет, как дела на новом месте? – голос мужа звучал бодро, но Елена уловила нотку напряжения.

– Потихоньку. А у тебя что?

– Да так… Пишу, читаю. Кстати, тут один продюсер звонил. Хочет купить права на экранизацию нашей истории.

Елена почувствовала, как внутри что-то сжалось.

– Андрей, мы же договорились, что не будем торговать нашей личной жизнью.

– Ну, не личной жизнью, а просто… фактами дела. Он говорит, что можно изменить имена, места…

– Чтобы никто не догадался, что это мы? – в голосе Елены появилась ирония. – Андрей, поверь мне, если уж снимать про наше дело, то узнают нас даже под чужими именами.

– Может быть, ты права, – неохотно согласился муж. – Просто… денег бы не помешало. Стиральная машина окончательно сломалась, сантехник вчера приходил – говорит, в ванной трубы менять надо…

– Я знаю, – смягчилась Елена. – Но давай не будем спешить с решением, хорошо?

– Хорошо. Кстати, а когда домой?

– Не знаю. Если будет тихо, то пораньше. Может, вместе сходим в магазин, посмотрим на стиральные машины.

– Отлично. Тогда я пока почитаю отзывы в интернете.

После разговора с мужем Елена ещё раз оглядела кабинет. Вот она, цена успеха: просторный кабинет, уважение коллег, звонки журналистов и продюсеров. И постоянное ощущение, что всё это может исчезнуть так же быстро, как и появилось.

– Ольга Петровна, – позвала она секретаршу, – а что Анна Кириллова? Как она осваивается?

– Нормально вроде. Только очень уж старается всем доказать, что не хуже Соловьёва. Вчера до десяти сидела, перечитывала старые заключения.

– Понятно. Пригласите её, пожалуйста.

Анна Кириллова появилась в кабинете через несколько минут – молодая, энергичная, с папкой документов под мышкой и привычкой поправлять очки, когда волнуется.

– Добрый день, Елена Викторовна. Вы меня вызывали?

– Садитесь, Анна. Как дела? Как работается?

– Хорошо, – Анна поправила очки. – То есть, есть вопросы, конечно, но я стараюсь…

– Анна, – мягко перебила её Елена, – вам не нужно никому ничего доказывать. Соловьёв работал здесь пятнадцать лет, у него был огромный опыт. Никто не ждёт, что вы сразу станете таким же.

– Спасибо, – девушка явно расслабилась. – Просто иногда кажется, что все ждут от меня чего-то особенного после… ну, после того громкого дела.

– А вот это как раз неправильно, – Елена встала и подошла к окну. – Каждое дело – отдельная история. И к каждому нужно подходить свежим взглядом, без оглядки на прошлые успехи.

Их разговор прервал звонок телефона. Громов.

– Светлова, есть выезд, – голос генерала звучал устало. – Остоженка, частная галерея. Труп, пока неясно – несчастный случай или что-то ещё.

– Подозрительная смерть?

– Владелец галереи, Виктор Волков. Нашли утром. Врачи говорят – сердце, но есть нюансы. Поезжай, разберись.

– Еду, – Елена уже тянулась за пиджаком. – Анна, собирайтесь. Первое дело вместе.

По дороге к месту происшествия Анна нервно листала планшет с информацией.

– Виктор Константинович Волков, пятьдесят два года, владелец частной галереи "Арт-Пространство", – читала она вслух. – Холостяк, детей нет, коллекционирует живопись XIX-XX веков.

– Враги? Долги? – спросила Елена, лавируя между машинами.

– Пока неизвестно. Но галерея его довольно известная, клиентура серьёзная.

– Значит, и денежки серьёзные, – задумчиво произнесла Елена. – А где большие деньги, там и большие проблемы.

Галерея располагалась в красивом старинном особняке между дорогим рестораном и бутиком. Уже издалека было видно полицейские машины и суетящихся людей.

– Елена Викторовна, – подошёл старший оперативник, когда они подъехали. – Лейтенант Морозов. Тело обнаружила уборщица в половине девятого утра. Дверь была заперта изнутри.

– Что с сигнализацией?

– Отключена. По журналу – самим хозяином вчера в 23:15.

– Свидетели?

– Пока никого. Соседи ничего не слышали, но мы ещё опрашиваем.

Внутри галереи царил тот особый порядок, который бывает только в дорогих заведениях – каждая картина на своём месте, идеальное освещение, ни пылинки на паркете.

В центре главного зала на полу лежал мужчина средних лет в дорогом костюме. Лицо спокойное, поза естественная – как будто он просто прилёг отдохнуть.

– Что скажете? – обратилась Елена к Анне, которая уже надевала перчатки.

– На первый взгляд – остановка сердца, – ответила эксперт, осторожно осматривая тело. – Но… мне бы хотелось провести более тщательное исследование.

– Что смущает?

– Возраст, физическое состояние. И поза слишком… аккуратная для человека, у которого случился приступ.

Елена обошла зал, внимательно разглядывая картины. В основном пейзажи и портреты – дорогие, но не кричащие. Хороший вкус и приличные деньги.

– Морозов, – позвала она оперативника, – что в последних звонках у покойного?

– Проверяем. Пока знаю, что последний вызов был на номер галереи. Вчера в 23:10.

– То есть он звонил сам себе?

– Похоже на то.

– Интересно, – пробормотала Елена. – Анна, сколько времени на предварительное заключение?

– К вечеру будет готово.

– Хорошо. А пока проверим все контакты Волкова за последнюю неделю. И выясним, кто его клиенты, партнёры, конкуренты.

Уезжая от галереи, Елена думала о том, что что-то в этой смерти её настораживает. Слишком уж всё аккуратно, что ли. Будто кто-то очень старался, чтобы всё выглядело естественно.

А опыт подсказывал: когда кто-то очень старается что-то изобразить, обычно прячет противоположное.

Домой она вернулась к семи вечера. Андрей встретил её на кухне с планшетом в руках и задумчивым видом.

– Читаешь про стиральные машины? – спросила она, снимая туфли.

– Читаю про арт-рынок, – ответил он неожиданно. – После твоего звонка заинтересовался. Лена, ты знаешь, что это очень непрозрачная сфера?

– В каком смысле?

– В смысле, что происхождение многих картин, особенно старых, часто невозможно точно установить. Документы теряются, подделываются, продажи проходят через посредников…

– И что ты хочешь сказать?

– Что если твой Волков действительно умер не своей смертью, то причины могут быть гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Елена села рядом с мужем и заглянула в планшет. На экране была статья о проблемах атрибуции произведений искусства.

– Андрей, а ты много знаешь об истории коллекционирования в России?

– Что-то знаю. А что?

– Просто думаю… может, завтра поговорим подробнее? У меня такое чувство, что твои знания могут пригодиться в этом деле.

– Конечно, – он закрыл планшет. – Кстати, а как новая коллега? Анна?

– Нормально. Старается, правда, слишком. Хочет всем доказать, что достойна места Соловьёва.

– Понимаю её. Тяжело приходить на место легенды.

– Соловьёв легенда? – удивилась Елена.

– Ну, в определённых кругах – да. У него репутация очень дотошного и честного эксперта.

Они поужинали, обсуждая планы на выходные и проблему с сантехникой. Обычный семейный вечер, но Елена поймала себя на том, что мысли постоянно возвращаются к Волкову. К его слишком спокойному лицу, слишком аккуратной позе, слишком удобному времени смерти.

– Лена, – сказал Андрей, когда они уже ложились спать, – будь осторожна с этим делом.

– Почему?

– Не знаю. Просто чувство такое. После дела Климова у меня повышенная чувствительность к опасности.

– Всё будет хорошо, – успокоила его Елена. – Это, скорее всего, обычная смерть от сердечного приступа. Просто я слишком подозрительная стала.

Но, засыпая, она думала о том, что подозрительность в их работе – это не недостаток, а инстинкт самосохранения. И этот инстинкт сейчас говорил ей, что дело Волкова может оказаться гораздо сложнее, чем кажется.

Хотя, возможно, она просто соскучилась по настоящей работе после месяцев административной рутины в новой должности.

Время покажет.

Глава 2: Зацепки

Утро встретило Елену звонком в половине седьмого. Анна Кириллова, судя по голосу, не спала всю ночь.

– Елена Викторовна, извините за ранний звонок, – голос эксперта звучал взволнованно, но сдержанно. – У меня есть результаты по Волкову. Можете подъехать?

– Что-то экстренное?

– Скорее… неожиданное. Лучше покажу лично.

Елена осторожно выбралась из-под одеяла, стараясь не разбудить Андрея. Тот спал крепко, раскинув руки, – вчерашний разговор об арт-рынке, видимо, его утомил.

В управлении было тихо – только дежурные да уборщицы заканчивали ночную смену. Анна ждала её в лаборатории с чашкой кофе и стопкой распечаток.

– Показывайте, – сказала Елена, садясь напротив.

– Формально Волков действительно умер от остановки сердца, – начала Анна, раскладывая фотографии. – Но есть детали, которые не складываются в обычную картину.

– Какие именно?

– Во-первых, состояние здоровья. Я проверила его медицинскую карту – месяц назад проходил полное обследование, все показатели в норме. Сердце здоровое, давление стабильное.

– Бывает, что приступ случается внезапно.

– Бывает, но редко у таких здоровых людей, – Анна указала на один из снимков. – И ещё кое-что. Видите эти небольшие кровоизлияния в глазах? Петехии. Они могут появляться при резком скачке давления.

– То есть что-то спровоцировало приступ?

– Возможно. Сильный стресс, испуг, физическое воздействие… – Анна помедлила. – Или химическое.

Елена внимательно посмотрела на эксперта.

– Вы подозреваете отравление?

– Пока только подозреваю. Нужны дополнительные анализы. Но если это отравление, то очень искусное – вещество, которое провоцирует сердечный приступ и быстро выводится из организма.

– Сколько времени на анализы?

– До вечера. Но, Елена Викторовна… – Анна сняла очки и протерла их. – Если я права, то мы имеем дело с убийством, замаскированным под естественную смерть. А это означает…

– Что убийца знает толк в медицине и химии, – закончила Елена. – И очень не хочет, чтобы его поймали.

Вернувшись в кабинет, Елена обнаружила на столе отчёт оперативников. Ночная работа дала первые результаты.

Виктор Волков жил один в квартире на Остоженке, неподалёку от галереи. Соседи характеризовали его как тихого, интеллигентного человека, который редко принимал гостей и не устраивал шумных вечеринок. Последний раз его видели во вторник вечером, когда он возвращался домой с какими-то папками.

Интереснее было другое. В среду, в день смерти, Волков принял в галерее троих посетителей. Двоих удалось установить – постоянные клиенты, приходили днём, ушли задолго до закрытия. А вот третий визитёр пришёл в восемь вечера и был описан охранником как "элегантная женщина средних лет, говорила с лёгким акцентом".

– Иностранка? – уточнила Елена у лейтенанта Морозова по телефону.

– Возможно. Охранник сказал, что очень вежливая, представилась как искусствовед, интересуется живописью военного времени.

– Как долго была в галерее?

– Около часа. Ушла примерно в девять.

– А Волков тогда был жив?

– Охранник его не видел, но машина хозяина стояла на месте, свет в окнах горел.

После разговора с Морозовым Елена задумалась. Хронология получалась интересная: загадочная посетительница уходит в девять, Волков отключает сигнализацию в 23:15, звонит сам себе в 23:10 и умирает между одиннадцатью и полуночью.

Что происходило эти два часа?

Телефон прервал её размышления. Андрей.

– Доброе утро, – голос мужа звучал бодро. – Как успехи у Шерлока Холмса?

– Пока больше вопросов, чем ответов, – Елена машинально листала отчёт. – А ты что делаешь?

– Читаю про твоего Волкова. Лена, а ты знаешь, что он довольно известная фигура в московском арт-сообществе?

– В каком смысле?

– Он не просто торговал картинами. Последние годы активно занимался атрибуцией произведений неизвестного происхождения. Помогал музеям и частным коллекционерам определить подлинность и историю картин.

– Интересно, – Елена отложила бумаги. – А это прибыльное занятие?

– Ещё как. Иногда правильная атрибуция может увеличить стоимость картины в десятки раз. А неправильная – наоборот, превратить её в ничего не стоящую подделку.

– То есть у него могли быть враги среди тех, кому его заключения не понравились?

– Теоретически да. А ещё… – Андрей помедлил. – Лена, а ты не обращала внимание на картины в его галерее? Что там было?

– В основном XIX-XX век, пейзажи, портреты. А что?

– Просто любопытно. Дело в том, что Волков в последнее время специализировался на очень специфической теме – произведениях искусства, связанных с Второй мировой войной.

Елена почувствовала, как что-то щёлкнуло в голове.

– Военные трофеи?

– В том числе. Это сложная и деликатная тема. Многие картины, которые сейчас находятся в частных коллекциях, имеют… спорное происхождение.

– Спорное в каком смысле?

– В смысле, что некоторые из них могли быть украдены нацистами, потом захвачены как трофеи, а потом попасть в частные руки. Вопрос о том, кому они на самом деле принадлежат, очень болезненный.

Елена записала в блокнот: "Проверить специализацию Волкова. Военные трофеи???"

– Андрей, а есть организации, которые занимаются возвратом таких произведений?

– Есть. Международные комиссии, фонды, частные детективы. Иногда наследники жертв войны через суд пытаются вернуть семейные ценности.

– Понятно. Слушай, может быть, ты сегодня поработаешь консультантом? Почитаешь про этих комиссий, про рынок военных трофеев?

– С удовольствием. Интересная тема, и, честно говоря, отвлечёт от мыслей о проблемах с сантехникой.

После разговора с мужем Елена позвонила Морозову.

– Лейтенант, мне нужно, чтобы вы внимательно изучили все картины в галерее Волкова. Особенно обратите внимание на произведения 1930-40-х годов. И проверьте, есть ли у него документы об их происхождении.

– Есть, майор.

– И ещё. Попробуйте найти ту женщину, которая приходила к нему в среду вечером. Поговорите с охранниками соседних зданий, может быть, кто-то её видел.

Около полудня в кабинет вошла Ольга Петровна с озабоченным видом.

– Елена Викторовна, к вам женщина. Говорит, что по поводу дела Волкова. Иностранка.

– Документы?

– В порядке. Представилась как Сара Коэн, искусствовед, работает в международной организации. Но… – секретарша понизила голос – что-то мне в ней не нравится.

– Что именно?

– Слишком уж она готова к разговору. Документы достаёт, не дожидаясь просьбы, говорит именно то, что нужно услышать. Подозрительно это.

Елена улыбнулась. Ольга Петровна работала в управлении двадцать лет и развила безошибочное чутьё на людей с двойным дном.

– Проводите её. И попросите Анну подойти.

Сара Коэн оказалась женщиной лет пятидесяти, элегантной, с внимательными карими глазами и уверенными движениями. Она была одета дорого, но неброско – человек, который знает себе цену, но не кичится этим.

– Майор Светлова? – она протянула руку. – Сара Коэн, Международная комиссия по реституции культурных ценностей.

Рукопожатие было крепким, взгляд прямым. Но Елена заметила, как женщина быстро оценила кабинет, задержав взгляд на сейфе и рабочих папках.

– Присаживайтесь, – предложила Елена. – Что привело вас в Москву?

– Виктор Волков, – ответила Сара без обиняков. – Он обращался к нам несколько месяцев назад с просьбой о консультации.

– По какому вопросу?

– У него возникли сомнения относительно происхождения некоторых картин в его коллекции, – Сара достала из сумки папку. – Есть основания полагать, что часть произведений могла быть… приобретена не совсем законно.

В кабинет вошла Анна, села сбоку и достала планшет.

– Вы располагаете конкретной информацией? – спросила Елена.

– Некоторой, – Сара открыла папку и показала фотографию. – Например, этот портрет. Работа 1931 года, художник Давид Штернберг. Изображена его дочь.

– И что с ней не так?

– Семья Штернберг была депортирована из Вены в 1943 году. Больше о них ничего неизвестно. Но картина каким-то образом оказалась сначала в Германии, потом в СССР, а в девяностые – в частной коллекции.

– Которая теперь принадлежит Волкову?

– Принадлежала, – поправила Сара. – И он хотел разобраться, имеет ли он моральное право владеть этой картиной.

Елена внимательно изучала фотографию. Молодая женщина с печальными глазами смотрела с полотна, словно предчувствуя свою судьбу.

– Госпожа Коэн, а часто ли владельцы спорных произведений обращаются к вам добровольно?

– Редко, – честно ответила Сара. – Обычно люди предпочитают не знать неприятную правду о своих коллекциях.

– Значит, Волков был исключением?

– Да. Он был человеком… принципиальным. Говорил, что не может спокойно спать, зная, что в его галерее висят картины, оплаченные чужой кровью.

– И что вы ему посоветовали?

Сара помедлила.

– Мы только начали работу. Планировали встретиться на этой неделе для обсуждения результатов исследования.

– А кто ещё знал о ваших планах?

– Никто, – слишком быстро ответила Сара. – То есть, только мы с Виктором.

Елена заметила этот момент и мысленно отметила. В её опыте люди говорили "никто" только тогда, когда хотели скрыть конкретного "кого-то".

– Сара, а в вашей работе вы часто встречаетесь с сопротивлением?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, предположим, выясняется, что картина стоимостью в миллион долларов должна быть возвращена наследникам погибших в концлагере. Текущий владелец вряд ли будет в восторге.

Сара слегка улыбнулась, но в этой улыбке было что-то стальное.

– Майор, в нашей работе сопротивление – это норма. Люди не любят расставаться с дорогими вещами, даже если эти вещи достались им нечестно.

– И они могут пойти на крайние меры?

– Теоретически – да. Хотя обычно дело ограничивается юридическими баталиями и попытками дискредитировать наше исследование.

– А что насчёт торговцев? Тех, кто продал Волкову спорные картины?

Лицо Сары едва заметно напряглось.

– Это отдельная категория людей. У них больше возможностей для… активного противодействия.

– Имена? – просто спросила Елена.

– Мне нужно будет проверить документы, – уклончиво ответила Сара. – Но если это действительно убийство, то круг подозреваемых довольно узкий.

– Почему вы решили, что это убийство? – вмешалась Анна. – Мы пока не сделали окончательных выводов.

Сара посмотрела на эксперт внимательно, словно оценивая, сколько той можно сказать.

– Потому что Виктор звонил мне во вторник вечером. Сказал, что кто-то пытается убедить его прекратить работу с нашей комиссией. Обещают деньги за молчание и угрожают неприятностями в случае отказа.

– Кто именно угрожал?

– Он не назвал имени. Сказал только, что это "влиятельные люди с длинными руками".

– И что он решил?

– Что будет работать с нами до конца. Что правда важнее денег и угроз.

В кабинете повисла тишина. Елена размышляла над услышанным, а Анна что-то записывала в планшет.

– Госпожа Коэн, – наконец сказала Елена, – вы готовы дать официальные показания?

– Конечно. Ради памяти Виктора.

– Хорошо. Где вас можно найти?

– Остановилась в отеле "Метрополь". Планирую пробыть в Москве ещё несколько дней.

– Мы свяжемся с вами, – Елена встала. – И, госпожа Коэн… будьте осторожны. Если Волкова действительно убили, то и вы можете оказаться в опасности.

– Я понимаю, – Сара собрала документы. – Но я не могу отступить. Слишком много поставлено на карту.

Когда Сара ушла, Анна недоумённо покачала головой.

– Странная женщина. Знает больше, чем говорит.

– Именно, – согласилась Елена. – И появилась очень вовремя. Прямо на следующий день после смерти Волкова.

– Думаете, она связана с убийством?

– Не знаю. Но точно знаю, что она рассказала нам далеко не всё. А значит, нужно копать дальше.

Остаток дня прошёл в рутинной работе – звонки, запросы, изучение документов. К вечеру стало ясно, что дело Волкова действительно может быть сложнее, чем казалось на первый взгляд.

И когда Елена возвращалась домой, она думала о том, что снова оказалась в центре истории, которая может затронуть очень влиятельных людей. Людей, которые не любят, когда их тревожат.

А это означало, что впереди их ждут трудности. Возможно, опасные.

Глава 3: Первые угрозы

Домой Елена вернулась позже обычного. Андрей встретил её на кухне, окружённый распечатками и открытыми вкладками браузера на ноутбуке.

– Как дела у консультанта? – спросила она, снимая пиджак.

– Интересно, – он указал на стопку бумаг. – Лена, твой Волков занимался действительно взрывоопасной темой. Послевоенная судьба произведений искусства – это не просто история, это большая политика.

– В каком смысле?

– Садись, расскажу, – Андрей налил ей чай. – После войны огромное количество картин, скульптур, драгоценностей оказалось без хозяев. Кто-то погиб в концлагерях, кто-то бежал, бросив всё. И эти ценности пошли по разным рукам – кто-то их честно нашёл, кто-то украл, кто-то получил как трофеи.

– И теперь возникают вопросы о законности владения?

– Именно. Причём речь идёт о миллиардах долларов. Многие музеи, частные коллекционеры, даже государства владеют произведениями спорного происхождения.

Елена задумчиво помешивала чай.

– А что насчёт России? СССР ведь тоже вывозил трофеи из Германии?

– Конечно. И сейчас это тоже болезненная тема. Германия требует возврата многих ценностей, Россия отвечает, что это компенсация за ущерб. А между тем часть трофеев осела в частных руках.

– То есть Волков мог наткнуться на что-то действительно серьёзное?

– Вполне возможно. И если он собирался предать это огласке… – Андрей развёл руками. – У многих людей есть что терять.

Телефон Елены зазвонил. Анна.

– Елена Викторовна, результаты анализов готовы, – голос эксперта звучал возбуждённо. – Можете подъехать?

– Что-то срочное?

– Скорее подтверждение наших подозрений. И ещё кое-что интересное по документам из галереи.

– Еду.

Андрей поднял глаза от бумаг.

– Что-то серьёзное?

– Похоже на то. Андрей, а ты не боишься ввязываться в эту историю? После дела Климова мы оба знаем, чем могут закончиться расследования с политическим подтекстом.

– Боюсь, – честно ответил он. – Но ещё больше боюсь, что если мы не докопаемся до правды, убийцы останутся безнаказанными. А это значит, что они могут убить ещё кого-то.

В управлении Анна ждала её с толстой папкой и мрачным выражением лица.

– Плохие новости? – спросила Елена.

– Смешанные. Волкова действительно отравили, но очень изощрённо, – Анна разложила на столе результаты анализов. – В крови обнаружены следы дигоксина – сердечного препарата, который в больших дозах вызывает остановку сердца.

– Откуда он мог попасть в организм?

– Скорее всего, с пищей или питьём. Дигоксин получают из наперстянки – растения, которое можно вырастить на даче. При правильной дозировке смерть выглядит как обычный сердечный приступ.

– То есть убийца разбирается в ботанике и медицине?

– Или имеет доступ к специалистам, – Анна перевернула страницу. – Но это ещё не всё. Мы нашли интересные документы в сейфе Волкова.

Она показала несколько писем на фирменных бланках различных организаций.

– Волков действительно сотрудничал с международными комиссиями по реституции. Но не только с той, где работает Сара Коэн. Ещё с двумя фондами в Швейцарии и Германии.

– И что они ему писали?

– В основном благодарности за помощь в атрибуции. Но есть одно интересное письмо, – Анна показала документ на немецком языке. – Из Берлина, от некоего Фонда жертв Холокоста. Они сообщают, что нашли наследников семьи Штернберг – тех самых, чей портрет висел в галерее Волкова.

– И что дальше?

– А дальше Волков отвечает, что готов безвозмездно передать картину законным наследникам. И просит организовать встречу.

Елена почувствовала, как складывается пазл.

– То есть он собирался отдать картину стоимостью в несколько миллионов долларов?

– Похоже на то. И не только её – в списке ещё четыре произведения, которые он считал «спорными».

– А кто продал ему эти картины?

– Вот тут самое интересное, – Анна достала ещё одну папку. – Все пять произведений он купил в разное время, но через одного посредника. Роберт Штейн, арт-дилер, галерея на Патриарших прудах.

– Штейн… – Елена записала имя. – А что о нём известно?

– Гражданин Швейцарии, но последние годы живёт в Москве. Торгует в основном европейской живописью XIX-XX веков. Репутация безупречная, клиентура солидная.

– Слишком солидная для убийцы?

– Или как раз подходящая, – Анна сняла очки и протерла их. – Елена Викторовна, а что если Волков не просто собирался отдать картины? Что если он ещё и планировал рассказать, откуда они взялись?

– То есть подставить Штейна?

– Или разоблачить целую схему торговли спорными произведениями. Это бы ударило не только по Штейну, но и по всем, кто покупал у него подобные вещи.

Елена задумалась. Круг подозреваемых расширялся, но одновременно становился более определённым.

– Анна, завтра съездим к этому Штейну. Поговорим с ним неофициально, посмотрим на реакцию.

– А что насчёт Сары Коэн? Она ведь тоже может быть замешана.

– Может. Но пока у неё алиби – она работает в международной организации, у неё нет очевидных мотивов убивать Волкова.

– А если она работает не на ту организацию, за которую себя выдаёт?

Елена внимательно посмотрела на Анну.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, подумайте сами. Она появилась на следующий день после убийства, знала подробности о работе Волкова, которые не афишировались. И слишком уж удобно рассказала нам про угрозы влиятельных людей.

– То есть вы думаете, она подбрасывает нам версию?

– Возможно. Или она сама связана с теми, кто угрожал Волкову.

Разговор прервал звонок внутреннего телефона. Дежурный.

– Майор Светлова, вам посылка. Курьер принёс, без обратного адреса.

– Какая посылка?

– Небольшая коробка. Должен предупредить – прошла через сканер, ничего подозрительного. Но курьер странный был, в кепке и очках, лицо не разглядеть.

Елена переглянулась с Анной.

– Несите сюда. Осторожно.

Через несколько минут дежурный принёс небольшую картонную коробку, заклеенную скотчем. Никаких опознавательных знаков, только имя получателя, написанное печатными буквами.

– Что думаете? – спросила Анна.

– Думаю, нужно открывать. Но осторожно.

Елена надела перчатки и аккуратно разрезала скотч. Внутри коробки лежала фотография и записка.

На фотографии был изображён Андрей, выходящий из библиотеки с папкой документов под мышкой. Снимок явно сделан недавно, возможно, вчера.

Записка была краткой: "Любопытство может быть опасным. Особенно для тех, кто нам дорог."

Елена почувствовала, как внутри всё сжалось от холодной ярости.

– Ублюдки, – тихо произнесла она. – Теперь они угрожают Андрею.

– Что будете делать?

– Сначала обеспечу безопасность мужа. А потом найду тех, кто прислал это, и объясню им, что угрожать семьям полицейских – плохая идея.

Елена достала телефон и набрала номер Андрея.

– Андрей, где ты сейчас?

– Дома, читаю. А что?

– Никуда не выходи, понял? Никуда и ни за чем. Я сейчас приеду.

– Лена, что случилось?

– Потом объясню. Главное – сиди дома и никому не открывай дверь.

Она завершила звонок и повернулась к Анне.

– Завтра начинаем охоту. Проверим всё – Штейна, Сару Коэн, всех клиентов Волкова. Кто-то из них знает больше, чем говорит.

– А если это действительно международная история? Если за убийством стоят люди с серьёзными связями?

– Тем более нужно действовать быстро, – Елена уже надевала пиджак. – Пока они думают, что нас можно запугать фотографиями.

По дороге домой она размышляла о том, как быстро ситуация изменилась. Утром у них была загадочная смерть коллекционера, а к вечеру – убийство с международными корнями и угрозы семье.

Но Елена знала одно: чем больше кто-то хочет скрыть правду, тем важнее её найти. И никакие угрозы не заставят её отступить.

Особенно когда под угрозой оказываются близкие люди.

Дома Андрей встретил её с недоумением и беспокойством в глазах.

– Лена, что происходит? Ты выглядишь так, будто собираешься на войну.

– Возможно, так оно и есть, – она показала ему фотографию. – Кто-то следит за тобой. И не стесняется дать нам об этом знать.

Андрей внимательно изучил снимок.

– Это вчера, когда я ходил в библиотеку за материалами про арт-рынок. Значит, за мной действительно следили.

– И не только следили. Угрожали.

– Что ты предлагаешь?

– Временно быть максимально осторожным. Не ходить одному в безлюдные места, сообщать мне о всех своих планах. И главное – никому не рассказывать о том, что ты узнал про торговлю произведениями искусства.

– А расследование?

– Расследование продолжается. Но теперь я знаю, что мы на правильном пути. Иначе никто не стал бы нас пугать.