Мой личный катализатор хаоса

Глава 1. Кофе, собака и непредвиденный миллионер
Нью-Йорк просыпался томно, будто роскошная кошка, потягивающаяся на подоконнике. Первые лучи солнца играли в стеклянных каньонах Манхэттена, а где-то вдали уже гудел утренний трафик, смешиваясь с криками уличных торговцев. Именно в этот час Николь Брукс, балансируя между стаканчиком обжигающего капучино и упрямым спаниелем, вылетела из подъезда своего дома, как торнадо в миниатюре.
– Барни, я тебя умоляю! – в отчаянии воскликнула она, когда поводок снова выскользнул из рук. – Мы же договорились: ты ведешь себя прилично до восьми утра, а я не рассказываю миссис Ковальски про твой роман с той пуделихой из пятого подъезда!
Но Барни, старый развратник, уже мчался к заветным кустам, волоча за собой поводок. Кофе выплеснулся на тротуар, а Николь, вздохнув, бросилась в погоню.
– Вот же ж… – выругалась она, резко сворачивая за угол и врезаясь во что-то твердое.
Точнее, в кого-то.
Эштон даже не дрогнул. Его руки – сильные, с едва заметными шрамами на костяшках – автоматически схватили ее за плечи. Николь подняла голову и… обомлела.
Перед ней стоял мужчина, будто сошедший с обложки Forbes: идеально подогнанное пальто, дорогие часы и… кофейное пятно на белоснежной рубашке, которое расползалось с устрашающей скоростью.
– О боже… – прошептала она. – Я… э-э-э… Можно я скажу, что это был голубь? Или внезапный ливень? Или…
– Или вы просто торопились? – его голос звучал как дорогой виски – обжигающе, но с приятным послевкусием.
– Да! Нет! То есть… – Николь нервно поправила растрепавшиеся волосы. – Я обычно более изящно знакомлюсь с людьми. Обычно это не включает в себя нападение и кофейные плевки.
К ее удивлению, уголки его губ дрогнули.
– Эштон, – представился он, не выпуская ее из рук.
– Николь, – выдохнула она. – И я официально объявляю это худшим знакомством в истории. Хотя… – она оглядела кофейное пятно, – теперь у вас есть повод сменить гардероб. Может, на что-то менее… офисное?
– Вы считаете, мне нужно одеваться менее офисно? – он приподнял бровь.
– Ну, знаете, – Николь игриво наклонила голову, – все эти серые костюмы делают вас похожим на очень красивого, но очень скучного бизнесмена из плохого ромкома.
Эштон вдруг рассмеялся – искренне, от души. Звук был настолько неожиданным, что Николь на мгновение потеряла дар речи.
– Вы… – он покачал головой, – невероятны.
– Это комплимент? – она склонила голову набок.
– Наблюдение, – поправил он, но в глазах появился неподдельный интерес.
В этот момент из его кармана раздался звонок. Эштон взглянул на экран, и его лицо снова стало непроницаемым.
– Мне нужно идти, – сказал он, но теперь в голосе слышались нотки сожаления.
– Ага, конечно, – Николь махнула рукой. – Бегите спасать мир от экономического кризиса. Только знайте… – она сделала паузу для драматизма, – теперь вы обязаны встретиться снова, чтобы я могла компенсировать вам рубашку. Хотя бы кофе.
Эштон задержал на ней взгляд, затем неожиданно протянул телефон.
– Вводите номер.
– Ого, – Николь широко улыбнулась, набирая цифры. – А вы быстрее, чем я думала.
– Не обольщайтесь, мисс Брукс, – его губы снова дрогнули. – Это чисто экономическая необходимость.
– Конечно-конечно, – она подмигнула ему, возвращая телефон. – До встречи, мистер Загадка.
Он ушел, оставив после себя шлейф дорогого парфюма и миллион невысказанных вопросов. А Николь стояла, сжимая в руках пустой стаканчик, и думала, что это утро внезапно стало самым интересным за последние годы.
Парк "Риверсайд" в утренние часы напоминал ожившую акварель – размытые солнечные блики скользили по влажным после ночной росы дорожкам, смешиваясь с золотистыми отблесками на листьях кленов. Воздух, густой от аромата свежескошенной травы и сладковатого дыма уличных вафельниц, буквально дрожал от птичьего гомона. Николь, едва успевшая схватить вырвавшийся поводок, ощутила, как учащённое сердцебиение отдаётся в висках – она посмотрела на часы, и капля пота скатилась по её спине под хлопковую блузку.
8:17.
– Боже правый, – вырвалось у неё хрипло, – презентация у Джонсона в девять, а я даже не…
Мысль оборвалась, когда Барни, почуяв свободу, рванул вперёд, будто пушистая ракета. Его лапы взметнули в воздух опавшие листья, когда он нырнул под скамейку, где стайка упитанных голубей мирно клевала крошки.
– Нет-нет-нет! – Николь бросилась вперёд, чувствуя, как непрактичные балетки скользят по мокрой плитке.
Раздался шквал возмущённых криков:
– Эй, контролируйте своего зверя!
– Мои шахматы!
Барни, ликуя, пронёсся через импровизированную шахматную арену, оставив за собой хаос из перевёрнутых фигур и рассыпанного кофе из термоса седого джентльмена в клетчатом кепи.
8:23
Николь мчалась по извилистой аллее, её рыжие волосы, не укрощённые утренней спешкой, развевались за ней, как пламя. Лёгкие горели от бега, а в ушах стучало: опоздание, штраф, увольнение.
– Барни, я тебя в фарш превращу! – крикнула она, но спаниель, подчиняясь древним инстинктам, уже свернул к бродяге, мирно доедавшему хот-дог на скамейке у фонтана.
Пожилой мужчина в потрёпанной армейской куртке рассмеялся хрипловатым смехом:
– Ну что, красавчик, тоже проголодался? – и великодушно протянул псу остатки булки.
Николь замерла, разрываясь между ужасом и невольным умилением.
– Простите, он… э… не очень хорошо воспитан, – прошептала она, наконец хватая скользкий поводок.
– Да бросьте, – бродяга подмигнул, обнажая отсутствующий клык. – В молодости я сам был таким – ноги длинные, хвост короткий, за всеми барышнями бегал.
Запах дешёвого виски и древесного ладана от его одежды смешался с ароматом жареного лука из хот-дога.
8:37
У фонтана с бронзовой нимфой Николь остановилась, опираясь о мраморный бортик. Каждая мышца ног горела от напряжения. Барни, наконец утомлённый, с довольным видом плюхнулся в лужу, разбрызгивая воду на её уже безнадёжно испорченные льняные брюки.
– Чудесно, – прошептала она, глядя на отражение в воде: растрёпанная, с тушью, слегка размазанной под глазами, в одежде, больше подходящей для уборки в хлеву. А через двадцать минут – встреча с Джонсоном, который и на пике карьеры смотрел на неё, как на назойливую муху.
В кармане джинсовой куртки завибрировал телефон.
Неизвестный номер:
Надеюсь, ваш четвероногий диверсант не довёл до инфаркта ещё кого-нибудь. Э.
Губы Николь сами собой растянулись в улыбке. Она присела на край фонтана, чувствуя, как холодная влага просачивается сквозь тонкую ткань брюк.
Она:
Пока ограничился террором против шахматистов и попрошайничеством у местного философа. Вы бы видели…
Пауза. Пальцы замерли над экраном. Затем:
Эштон:
Теперь мне категорически необходимо доказательство. Фотодокументы, мисс Брукс.
Она сфотографировала Барни, блаженно валяющегося в луже, и свои брюки с грязными разводами в форме абстрактного материка.
Она:
Представляю вашему вниманию: "Утро в стиле экспрессионизма". Оригинальный грязеграфизм.
Ответ пришёл мгновенно:
Эштон:
Шедевр достоин Метрополитен-музея. Но вам, кажется, пора бы уже мчаться спасать карьеру, я конечно не знаю, кем вы работаете, но во многих офисах рабочий день скоро начнется? Или вы решили сменить профессию на собачьего перфоманс-артиста?
Николь взглянула на часы – 8:49 – и вскочила, как ошпаренная.
– Всё, Барни, мы в бегах! – схватив мокрого пса, она помчалась к выходу, мысленно составляя список всё более нелепых оправданий для начальника.
Телефон снова дрогнул в руке:
Эштон:
P.S. Ваш "скучный бизнесмен" сегодня нарушил дресс-код – синий галстук. На случай, если захотите пересмотреть свою оценку.
И почему-то это сообщение заставило её рассмеяться прямо посреди бега, даже когда поводок запутался между ног, а впереди маячил самый позорный рабочий день в её жизни.
Дверь квартиры миссис Ковальски распахнулась с характерным скрипом, выпуская целую волну теплого воздуха, насыщенного ароматами жареного лука, лавандового мыла и чего-то молочного – возможно, ванильного пудинга, который соседка любила готовить по утрам. Николь едва устояла на ногах, когда Барни, почуяв родной порог, рванул вперед, едва не сбив с ног свою хозяйку.
– О, Николь, дорогая! – миссис Ковальски, закутанная в розовый пеньюар с оборками, сначала широко улыбнулась, но тут же поджала губы, увидев состояние своего питомца. Ее пухлые ручки вмиг обхватили морду спаниеля. – Боже правый! Да он же весь в грязи! И это… это что, кофейные пятна? И… о господи, это же жвачка в шерсти!
Николь, тяжело дыша и опираясь о косяк двери, чувствовала, как капли пота стекают по спине. Ее руки дрожали от усталости, а в висках стучал навязчивый ритм: "Девять часов. Джонсон. Презентация. Увольнение."
– Миссис К., прошу вас, – голос Николь звучал прерывисто, – я объясню все вечером. Каждую деталь. Но сейчас мне срочно нужно… – Она бросила взгляд на часы на стене прихожей – 8:52. В животе похолодело.
Соседка, не выпуская Барни из рук, вдруг вцепилась в локоть Николь.
– Погоди-ка, солнышко. Ты же не собираешься идти на работу в… таком виде? – Ее круглые глазки выражали неподдельный ужас.
Николь машинально повернулась к зеркалу в резной деревянной раме, висевшему в прихожей. Отражение было удручающим: рыжие волосы, собранные утром в аккуратную косу, теперь напоминали гнездо испуганной птицы; тушь размазалась, создавая эффект "панды"; белая блузка украсилась отчетливыми коричневыми отпечатками собачьих лап; а льняные брюки… Боже, эти брюки! Они выглядели так, будто Николь только что участвовала в грязевом марафоне.
– У меня нет выбора, – простонала она, чувствуя, как предательские слезы подступают к глазам. – Это встреча с новым руководителем филиала. Если я не явлюсь…
– Подожди секунду! – Миссис Ковальски скрылась в глубине квартиры, оставив дверь открытой.
Николь уловила обрывки какой-то оперной арии, доносящейся из кухни, звон посуды и ворчание Барни. Через мгновение соседка вернулась, неся в руках целый арсенал: влажные салфетки с ароматом ромашки, компактную пудру, маленькую щетку для одежды и даже флакон духов.
– Ну-ка, давай приводить тебя в порядок, детка! – скомандовала она, и Николь покорно подчинилась, пока соседка с материнской заботой вытирала ей лицо, поправляла макияж и даже пыталась вычистить самые заметные пятна на одежде.