Раскардаш

1

Сашу Макарова даже его собственные родственники звали Макарычем с самого детства. Прилипла к нему эта кличка сразу, навсегда и легко, словно пивная этикетка к бутылке. Как и практически любой ребенок, он мечтал стать космонавтом. Потом пожарным. Затем милиционером. В школе – артистом. Когда все поступали в институты – юристом. Ну а после армии кем-то еще таким-сяким. Однако свой судьбоносный билет в красивую жизнь Санек проиграл еще в детском саду в сотки. Всему виной фофаны, которые ему отвешивал его друг по кличке Жирдяй. Будучи крайне невезучим в этой игре, но человеком чести, чтящим правила, Макарыч напрочь отбил себе башку, стукаясь ею в моменты получения щелбанов об парту из-за сильной отдачи. Он из раза в раз зарабатывал себе сотрясение за сотрясением, и с этим каждым проклятущим ударом фаланги по лбу или макушке из котелка Макарыча вышибало по профессии. Бум – минус ученый. Дыщ – минус врач. Буцк – минус инженер. И так далее нещадно, и так далее безбожно, пока Саша не пошел в первый класс. Там его интеллектуальное развитие, благодаря смене окружения в несколько лучшую сторону, бесповоротно зафиксировалось хотя бы на дефолтных настройках. Говоря простыми словами, он остановился на таком уровне, что и полным дураком мальчик не будет, но и Илоном Маском отечественного производства ему уже также не стать. Ну а что вы хотели? Вы только представьте себе, с какой же силищей его лупил этот «товарищ». Ужас! Ох, бедный мальчик!

Но ничего ужасного в том, что Саша после учебы в институте путей сообщения, а затем службы в армии в свои двадцать девять лет стал кондуктором МУП «Коломенский трамвай», я не вижу. А что? Вполне себе профессия. Тем более ему это дело нравилось. И к тому же не подумайте, что у него было ну прям совсем уж все плохо. Ни в коем случае! Во-первых, он был хорош собой и с подвешенным языком. Это позволило бы ему при желании менять как перчатки технических сотрудниц депо, которые штабелями укладывались к его ногам. Однако Макарыч так не делал. Он искренне верил в любовь, как у его родителей, был романтиком-однолюбом и хранил место в своем сердце исключительно для той самой – своей молодой и прекрасной жены, в которой он души не чаял. Во-вторых, Саша вырос очень добрым и справедливым парнем: в свой адрес он мог стерпеть почти любую грубость, но если дело касалось семьи или друзей, то тут обидчик никакой пощады никогда не получал.

Его добродушный склад характера, естественно, находил отклик и у пассажиров. Саня всегда был приветливым, не проверял проездные у стариков и детей, забивая на планы, спущенные сверху. К безбилетникам относился с пониманием: либо просто просил оплатить проезд, ни в коем случае не угрожая штрафом, либо принимал на веру каждую слезливую тираду про потерянный кошелек. В таких случаях Саша с богом оставлял пассажиров в покое, желал хорошего дня и, лучезарно улыбаясь, заверял, что все у них будет не просто хорошо, а за-ме-ча-тель-но!

Помощник начальника депо, где работал Макарыч, Игорь Глебович Шило́вский щедро пользовался нескончаемой добротой парня и регулярно вешал Саньку лапшу на уши о нехватке персонала и о том, как он их всех тут выручает, – он постоянно ставил Макарыча на вечернюю и утреннюю смены по несколько раз подряд. Из-за этого Саша практически никогда не высыпался, и у него крайне редко бывало завтра: просыпаешься, а уже снова сегодня. И вот в один из таких закольцованных и паутинных дней после очередной вечерней смены он возвращался домой где-то в половине одиннадцатого вечера на экскурсионном ретротрамвае. Их периодически пускали по маршруту «Конькобежный центр – Внутреннее городское кольцо». Когда транспорт тронулся, последняя дверь не закрылась, о чем Макарыч ответственно и своевременно поспешил доложить водителю. В ответ на это он получил лишь трехэтажный мат, призывающий «щегла сопливого не лезть не в свое дело», а также грубые заверения, что механизм можно починить только в депо. Поэтому парень решил сесть около этой самой двери на одиночное кресло, чтобы из соображений безопасности самостоятельно предупреждать пассажиров о неисправности. Но трамвай был пока пуст, так что Макарыч с чистой совестью натянул кепку на глаза, обнял кондукторскую сумку и тревожно закемарил.

Тревожился он не из-за двери, ведь подобное ему встречалось не единожды. Хоть Макарыч и принимал все очень близко к сердцу, заботясь о всяком ближнем из добрых побуждений, в последнее время все его мысли были целиком и полностью сфокусированы только на семье. Недавно отец Макарыча – Макарыч-старший, возвращаясь с завода, поскользнулся на лестнице и сломал шейку бедра. Очень неприятная травма в любом возрасте, а для дядьки, которому под семьдесят, и подавно. Макарыч-старший сразу понял, что вряд ли сможет и дальше работать на совесть на прежнем месте, где он почти всю свою жизнь пробатрачил не просто до седьмого пота, а до тягучих слюней. Мужчине предстояла долгая реабилитация. Подачки из жалости ему были не нужны. Пенсия, пусть и небольшая, уже капала. Поэтому он гордо написал заявление на увольнение по собственному желанию у себя дома после выписки и передал его через хлопотливую и заботливую жену, которая не отходила от мужа буквально ни на шаг. Макарыч-младший всегда помогал родителям всем, чем мог, и теперь он четко понимал, что отныне на его плечи ложилась полноформатная ноша главы семейства. Домохозяйка-мать также не отличалась богатырским здоровьем и страдала от перманентно повышенного давления и сахарного диабета. А ведь у парня еще и молодая жена, которая, кстати говоря, была уже на первом месяце, и сестренка, которой нужно платить за учебу. Так что сон Макарыча был беспокойным.

Хотя в моменте Саня, с присущим ему оптимизмом, в своих грезах оказывался в Чехии. Он там никогда не был, поэтому она снилась ему со слов Макарыча-старшего. Тот побывал в Чехословакии, когда служил в армии. Во сне было где-то часа четыре пополудни. Очень приятный и прохладный летний денек. Макарыч с родными сидят в пивной и пьют резаное пиво. Про него отец много раз рассказывал сыну, облизывая усы и еще сильнее сморщивая в ностальгической улыбке и без того морщинистое лицо. Заведение находится на очень узкой улице среди низеньких домиков. Все они снизу отделаны керамикой. Верхняя половина этажей белая. Крыши треугольные, но растянутые. Улочки вымощены камнем. Несмотря на то, что дома маленькие, они все равно отбрасывают тени на тротуарчики, поэтому при желании там можно спрятаться от солнца. Вся семья сидит на веранде пивной и заказывает еду. Такую, какую хочет. Без оглядки на счет. Смеются. И все кругом безмятежно. Красота и мечта!

– Да чтоб… Напоролся на ночь глядя! Слышь, ты, по форме! Говорю сразу – нету у меня ниче! Так что вяжи, полицай!

Макарыч открыл глаза и увидел перед собой пьяного вдрабадан мужика лет сорока пяти. Он был не просто в говно, а в том полуреальном и близком к параличу состоянии, в которое человека повергает исключительно беспробудная и беспощадная пьянка. Последствия такого загула либо утром, либо перед сном неминуемо предстоит форсировать вброд. Однако он был очень прилично одет. Внешне лишь слегка помятый. Мужчина носил маленькую бородку-пяточку под нижней губой, а также черные кудрявые волосы до плеч с легкой сединой. Не старперской сединой, а крутой. Стильной. Красный галстук развязан, запонок на манжетах черной рубашки уж нет и в помине, если они были вообще. Коленки на брюках вытянуты, а лаковые остроносые ботинки ему кто-то оттоптал. Под мышкой он держал кожаный портфель, а в руке – бутылку дорогого французского коньяка. Но самое удивительное в его облике заключалось в другом. На его груди красовалась бутоньерка из ангельски белой розы. Она торчала из нагрудного кармашка еще более белоснежного пальто, белизна которого буквально оставляла ожоги на сетчатке. Макарычу даже пришлось спросонья сделать щиток из ладони, чтобы оглядеть этого пассажира.

– Ха! Честь отдаешь? А это все потому, что я перья начистил! Ну крендель! Еще и в рубашонке с бабочкой! Ты глянь, а! Че пешки выкатил? Исполняй обязанности! Я нарушил!

Мужчина сверкнул винирами и шатнулся в сторону Макарыча одновременно с началом движения трамвая. Он вытянул руки, словно подставляя их под наручники.

– Я уже смену сдал, – добродушно усмехнулся Саша. – Так что вам подарок – льготный проезд. Только через валидатор билетик погасите, пожалуйста. У нас в экскурсионных ретротрамваях старая система контроля установлена. Для антуража.

Кондуктор открыл свою сумку, достал оттуда талончик и с улыбкой протянул его пьянице.

– Какой еще «валиндатор»?! Я тя ща погашу! Тя ваще как звать?

Мужик надсадно закашлялся и взял бутылку за горлышко так, как если бы у него была «розочка».

– Валидатор сзади вас. Он билетики пробивает. Зовут меня Саша Макаров. А вас как? – Макарыч вновь ласково улыбнулся, хотя этот хрен подобного в свой адрес ну ни разу не заслужил. И даже в таком, казалось бы, абсолютно запущенном случае это неминуемо дало свои плоды – буйный клиент МУП «Коломенский трамвай» не устоял против располагающей к себе магии Макарыча и начал потихоньку успокаиваться.

– А… Понял… Извини. Без балды. Но пасаран! Жить те триста лет, как ворону! Кучеряво стелешь просто. Валериан я. Но по паспорту Валера. Макарыч, бахнешь со мной, а? – он плюхнулся рядом с одиночным креслом трамвая на двойное и протянул бутылку.

– Нет, спасибо. Правда. Талончик лучше возьмите, пожалуйста, – Саша все еще улыбался и протягивал дармовой билет пассажиру.

– Зря. А я бахну. За тя, Макарыч! За знакомство! – он выпил и занюхал рукавом.

Так как по венам Валериана давно циркулировала исключительно беленькая, то напиться сверх текущего состояния ему уже не представлялось возможным. Дальше только мрак отключки или тяга к дебошу с приключениями, которые его как раз и позвали. Он встал в проходе, схватился двумя руками за поручни у открытой двери, запрокинул голову к ней назад и заорал:

– У-а-а-а!

– Вы бы так не делали, а то опасно же. Какой-то большой праздник у вас сегодня? – робко поинтересовался Макарыч.

– Ага, о-о-общечеловеческий – середина недели. Вот че ты меня учишь, а? Билет бери, талон гаси, тут не стой, это не делай. Башли есть, попойка-другая, жизнь моя – радость сплошная! У-а-а-а!

– Ну что ж, приятного тогда отдыха! – Макарыч решил больше не докучать Валериану с соблюдением формальностей и поэтому сам подошел к валидатору, чтобы пробить талон.

– Э, ты че? Думаешь, что я – калич немощный? Микроцефал? Затрою и сам с твоей хреновиной не справлюсь? А ну, дай сюда! Хиляй отседова! Без сопливых гололед!

Пассажир выдернул из рук Сани билетик и вставил его в валидатор. Естественно, не с первого раза. И тут случилось практически невозможное. Такое бывает очень редко – старый валидатор заело, и талон в нем застрял. Оба мужчины смотрели какое-то время на щель прибора в ожидании чуда, но терпение у Валериана быстро кончилось.

– Не, я те точно всеку, – подавил зевок он.

– Прошу прощения, но такое случается. Необходимо подождать, – заверил пьяницу Макарыч.

– «Прощения, подождать». Я ему говорю, что втащу, а он лебезит. Подтирка! Вот из-за таких плашкетов, как ты, у нас вся страна в ж…

Перед последней фразой алкаш дыхнул на кулак, словно на рюмку, и замахнулся на Санька. В то же время трамвай вошел в крутой поворот на склоне, отчего буйный пассажир споткнулся и стремительно вылетел, как бутылочная пробка, из салона через сломанную дверь. Он кубарем покатился вниз с холма, шурша своим аляповатым белоснежным пальто.

– Стой! – закричал Макарыч и побежал к водителю.

– Чего тебе еще? – буркнул тот.

– Там пассажир выпал! Остановите срочно! П-пожалуйста! – выпалил взволнованный кондуктор.

– Ну выпал и выпал. Это ни в коей мере меня не интересует. У меня одна цель – управлять транспортом, – безразлично отчеканил водитель. – Для кого говорят: «Держаться за поручни во время движения»? А мне теперь и за дверь поломанную, и за него отвечать? Многовато как-то. Не положено трамвай останавливать. Дуй отсюда! А стоп-кран дернешь – я тебе руки оторву. Учти!

– Но как же это так?! Что же это?! Господи! Беда-то какая! Может, хоть какие-то документы есть или телефон? – Макарыч вспомнил, что Валериан оставил все свои вещи: бутылку и портфель, и побежал обратно к месту десантирования.

Саша быстро открыл сумку Валеры в надежде найти там что-нибудь, что поможет связаться с его родственниками и хотя бы передать им вещи. Внутри ничего такого не оказалось. Вместо этого портфель был полностью набит стодолларовыми купюрами. Макарыч чуть в обморок не упал, потому что таких денег отродясь не видывал. Он захлопнул сумку и зажмурился, словно ему все показалось, но, когда приоткрыл глаза и заглянул в нее снова, деньги никуда не исчезли. Саня обмяк и молча стек в кресло, а валидатор зажужжал и наконец-то выдал застрявший и столь долгожданный билет.

2

Цветочный горшок зафурчал в полете торчащими из него стебельками и просвистел в воздухе над ухом Макарыча. Парень успел ловко увернуться и от этого снаряда тоже, поэтому бедный цветочек разбился у входной двери за его спиной, где уже образовалось кладбище домашних растений. Ну что ж, помянем и его.

– О нет! Только не гибискус! Куда я смотрела! Joder! Надо было лучше в тебя, козла, кактусом запульнуть! Попался ведь под руку, мой любимый! Ах! Это все из-за тебя, сволочь! Вот говорила мне мать не выходить за тебя! Говорила же мне, что твой Алехандро – дурак и бестолковый Ванька el ruso! «Женитьба – половина карьеры!» «Да, но он такой хороший, mamá! Сómo lo quiero! Он самый лучший! Такой правильный, честный и просто расчудесный!» Только там, где не надо! Тьфу! Это мой такой же, как ты, русский папаша был всегда за тебя, «зятек»! Какая же ты скотина, Макаров! Как так можно? Это в нашей-то ситуации! Скажи мне, а! Ну, давай, скажи еще раз! Какого черта ты это сделал?!

– Алехандра, пожалуйста, успокойся. В который раз тебе повторяю, что я поступил так, как должен был поступить на моем месте любой…

– …любой болван и кретин, Madre de Dios!

В ход пошла тарелка из сервиза, подаренного на свадьбу кем-то из дальних родственников. И, к счастью, снова мимо.

– У тебя больной и теперь безработный отец! – начала загибать пальцы жена. – Больная мать! Твоей сестре нечем платить за учебу! Это я еще молчу про то, что мы с тобой вдвоем (а чего там – теперь уже, считай, что втроем!) еле-еле концы с концами сводим! Живем, как бомжи, кондуктор чертов! Нищие, как мыши церковные! С хлеба на воду перебиваемся! И никуда даже не ездим! А это с моим-то паспортом, с которым весь мир объехать можно! Вот ты меня уже обрюхатил, а я еще ничего толком не видела! Не путешествовала нигде! Даже по Европе! О, tu puta madre! Деньги этого проходимца могли бы стать решением всех наших проблем хотя бы на какое-то время! Nuestro billete a la vida hermosa! А ты просто взял и одним махом все просрал! Tonto! Безмозглый! Idiota!

Макарыч несколько раз приоткрывал рот, пытаясь что-то возразить своей супруге. Видимо, хотел в очередной раз парировать реплику про путешествия. Вообще-то Саня был не против поездок куда-нибудь на отдых. Но он искренне не понимал, как созерцание каких-нибудь чудесных европейских развалин, поедание эдакого волшебного парижского круассана или же смерть от индийского тифа из-за местной кухни сделают тебя лучше. Пустая трата денег и времени. Они с Алехандрой из-за этого частенько грызлись. И нужно было приложить неимоверные усилия, чтобы переспорить в данном вопросе довольно компромиссного и сговорчивого Макарыча. Он был железобетонно убежден, что если уж куда-то и ехать путешествовать, то на море в all inclusive, чтобы отдыхать, купаться, загорать и трескать свежие фрукты и овощи, как нормальный работящий человек. Но этого добра и у нас навалом – те же Сочи, например. Поэтому м-да. В Чехию разве что можно как-нибудь отца свозить, чтобы тот вспомнил былое, пивка там попить. Ну или в Испанию к родственникам Алехандры с ребенком слетать, когда родится. Но и то, и другое уже в любом случае сильно потом и после этого «потом» еще чуть попозже – сейчас, как бы это смешно ни звучало в данной ситуации, денег нет. Поэтому и загранпаспорт в текущий момент, соответственно, на хрен не нужен. Тем паче второе гражданство. Ой, все!

Саня так и не успел сказать Алехандре то, что хотел. Улучив пару-тройку секунд затишья, чтобы наконец-то вклиниться в разговор, он был тут же прерван прилетом его любимой кружки «лучший сотрудник МУП “Коломенский трамвай”» о стену.

– Только попробуй еще раз вякнуть мне эту чушь про «порядочного человека»! Да я тебе сейчас!.. – Алехандра угрожающе хлопнула фартуком по кухонной столешнице, схватилась за сковородку и замахнулась ей для очередного броска.

Саша сразу выставил руки ладонями вперед, как индеец, успокаивающий дикую лошадь в прериях. Он вытянул губы и стал медленно шептать «Все-все-все-все-все-все», так как прекрасно понимал, что дело уже пахнет либо травмой, либо пусть и небольшим, но новым ремонтом ремонта, который они только-только закончили. Алехандра была довольно маленькая и хрупкая – особенно на фоне своего бугаистого мужа, и очень смешно пошатнулась следом за сковородкой во время замаха. К счастью, жена вовремя опомнилась и как будто подумала о том же, о чем и сам Макарыч, словно прочитав мысли мужа про очередной, но теперь бессмысленный ремонт. Девушка бросила сковородку в раковину, села на стул и закрыла лицо руками. По батарее несколько раз постучали соседи снизу. Время было где-то полседьмого утра.

– Боже, ну за что мне все это? – горько воскликнула жена, воздевая руки к потолку и сбавляя тон голоса. Она размашисто перекрестилась ладошкой слева направо и вытащила заколку-гребешок из волос. Зажав ее губами, девушка стала пересобирать пучок и параллельно с этим ворчала:

– Вот честное слово, лучше б ты эти деньги хоть бы в карты проиграл. Было бы не так обидно. Точнее, все равно было бы обидно, конечно. Но не так. По-другому обидно. А это… Ой, пиздец… – Алехандра беззвучно запричитала губами.

– Это не мои деньги. Это чужие деньги. А нам с тобой чужого ничего не надо, – Саша аккуратно подсел рядом, приобнял жену и поцеловал в висок и в острый носик. – Все наладится, вот увидишь. Мы же с тобой – два Шурика, а? Своими силами со всем справимся!

– Сколько раз я тебе говорила не называть меня «Шурой»! – Алехандра от злости выпучила глаза и ударила мужа в плечо, но уже любя.

– Ладно, ладно, – усмехнулся Саша, потирая руку, – к тому же, дорогая моя, если ты хорошенько подумаешь обо всей этой ситуации еще раз, то поймешь, что я от и до поступил правильно. Хотя бы потому, что меня вообще-то могли посадить в тюрьму, если бы я оставил эти деньги себе, а Валера… или Валериан… или как там его… написал бы на меня заявление. Кража. Хищение. Упаси боже, разбой. По закону…

– Точно! Ну конечно же! По закону! – вдруг перебила мужа радостная жена. Она громко хлопнула в ладоши, подскочила от возбуждения, как козочка, на стуле и ногами вытоптала стаккато.

Снизу снова постучали.

– Ой, да пошел ты в жопу! Кто рано встает, тому Бог подает! – крикнула Алехандра, прислонившись губами вплотную к батарее. Она легко и грациозно запрыгнула мужу на колени, обняла его и страстно поцеловала.

– Ти зь мой кисюнькин! Умничка! Ведь по закону человеку, нашедшему клад, полагается процент! Это в любой стране так! А я знаю! Я это в документалке по испанскому телевидению видела!

– Да что ж ты будешь с тобой делать-то, а… Я же не сундук с сокровищами ацтеков нашел, а деньги в трамвае с камерами видеонаблюдения в сумке человека, который знает меня в лицо. И который, скажем так, потерял их у меня буквально на глазах. Еще и при крайне причудливых обстоятельствах, которые впору в какой-нибудь комедии описать, а не следователям докладывать. Поэтому тут без вариантов. Давай так: ты наоралась, поскандалила, мы все обсудили, всех соседей снова перебудили, а я во всем, всегда, везде не прав. Так что предлагаю на этом тему с деньгами замять, записать ее в, как ты говоришь, «скрижаль моих косяков, которым конца и края не видно», и больше к этому всему не возвращаться, лады? Пожалуйста, я очень устал на смене и хочу как можно скорее лечь спать.

– Ну подожди! Ты только послушай! – сказала Алехандра, крайне довольная своей идеей, словно не слыша Макарыча. Она взяла яблочко со стола и протянула Саше, развалившись у него на коленях. Жена накручивал на палец русую челку мужа и мечтательно глядела в потолок. – Ты же сам мне только что говорил, что этот Валериан был бухой. Он тебя поди и не вспомнит, если что. Поэтому во, смотри, что я придумала! План у меня следующий: забери сумку из бюро находок депо, но в этот раз сдай ее в полицию. У вас ведь нет четкого регламента на этот счет? Ну, о том, что потерянные вещи надо обязательно сдавать в бюро находок, а не в отделение?

– Вообще-то есть. В соответствии с протоколом, я как раз и должен был…

– А это теперь неважно. Короче, сам отнеси в участок сумку и скажи, что деньги просто нашел, когда уже был не на службе. Что так и было, кстати говоря. А мы потом за это компенсацию-вознаграждение получим! Сколько там, говоришь, долларов внутри было? Я сейчас в «Гугле» посмотрю, какой процент нам полагается. Так…

– Алехандрита, пожалуйста, ну не канючь, я ж тебе уже сто раз сказал, что…

– Целых двадцать процентов! Столько ты вправе потребовать от Валеры, если он за деньгами припрется!

– Тогда совсем другое дело! Завтра же увольняюсь одним днем, кладем в банк полученные проценты под проценты и переезжаем на Бали. Все, как ты хотела.

– Ого! – жена не отреагировала на сарказм мужа и увлеченно принялась читать вслух статью из интернета: – «В том случае, если владелец средств не был найден сразу на месте, существует юридическая лазейка, как оставить деньги себе». – она шельмовски закусила губу и многозначительно подмигнула Саше. – «Для этого необходимо обратиться в полицию и заявить о находке. Наилучшим вариантом будет незамедлительно написать заявление с указанием точной даты, а также описанием обстоятельств и места нахождения денег». Кстати, если тебя так смущает то, как этот мудак из трамвая вылетел, то можешь не распинаться и не расписывать в полиции все прям в деталях. Скажешь, что он просто в вагоне портфель забыл, когда выходил. И врать не придется – чисто технически все так и произошло. А понадобится – пояснишь и за подробности. Хе-хе! Идем дальше. «После этого сотрудники оформят протокол, сделают опись, в которой…» Бла-бла-бла. О! «…а затем после всех вышеупомянутых процедур вам выдадут талон-уведомление, по которому в дальнейшем (через регламентированный законом промежуток времени) можно будет оставить находку себе. Вещь (или же деньги) может до этого времени оставаться как в полиции, так и у человека, который ее нашел». Ой ты дурак… – вздохнула Алехандра.

Макарыч выхватил у жены телефон:

– «Стоит отметить, что если человек решает оставить находку у себя, то именно он несет ответственность за ее сохранность. Также гражданин обязуется вернуть вещь (или вещи) по первому требованию правоохранительных органов». Сама дура.

– Бе-бе-бе, – Алехандра скорчила обезьянью мордочку, показала язык и забрала телефон обратно. – «Если же с момента подачи заявления прошло шесть месяцев и владелец не объявился, то находку можно оставить себе на вполне законных основаниях». Санечек, вот и порешали! Ну какая у тебя жена, а! – она забарабанила ладонями по его груди. – Все, давай, собирай свои манатки, дуй в депо и живо неси бабло в ментовку!

– Ты иногда говоришь, как какой-то криминальный авторитет. И еще при этом материшься как сапожник. Никогда бы не подумал, если б не знал, что ты выросла в семье культурных людей, а не привокзальных бомжей.

– Ха-ха! Вот и по нашей улице инкассатор проехал! – передразнила мужа Алехандра, а затем тонко и заливисто засмеялась. – Ой, ну ладно, ладно! Зануда! Я серьезно, зай. Отнеси портфель в полицию. Чем черт не шутит? А там уже будь что будет, раз ты такой правильный пупсик у меня. Дадут денег – хорошо. Не дадут – me divorciaré de ti.

– Что, прости?

– «Мы и так будем счастливы». Я люблю тебя.

– И я тебя. Эх… Ладно… Тогда вечером перед сменой… – Саня сытно хрустнул яблоком, которое дала ему жена.

– Никаких «вечером перед сменой»! – зло шикнула Алехандра. Она спрыгнула с колен мужа, как кошка, и сверкнула глазами. – Собрался и поехал сейчас же! А то кто-нибудь из твоих депошных остолопов деньги сопрет, пока ты тут прохлаждаешься! Тырят же все, что не приколочено, сволочи. Дрыхнуть потом будешь – у тебя завтра все равно отгул!

– Да в том-то и дело, что уже сегодня… – жалобно простонал Макарыч с набитым ртом.

3

Саша не спал чуть больше суток. У него появились чувствительность к свету и легкий эффект тоннельного зрения, из-за чего все вокруг виделось в легком тумане. Чувство тошноты от тройного эспрессо из автомата почти натощак уже целый час не отпускало, пульсируя и разливаясь в желудке. Иногда рвотные позывы откатывали, сменяясь адской изжогой, обжигающей стенки внутренностей, словно лаву из Килиманджаро проглотил. А потом снова неожиданно причаливали обратно рвотные позывы. И так туда-сюда и влево-вправо всю дорогу до депо, рядом с которым Макарыч припарковал свой старый желтый японский минивэн. Он подъехал поближе, насколько можно, чуть пригладил растрепанные волосы и очень нехотя поплелся вдоль веера трамвайных путей, ведущего к зданию, похожему на ангар, – мастерской профилактория. Депо (или парк), где работал Саня, было объединенного типа, поэтому все технические здания располагались рядом друг с другом.

Макарыч глянул на дедовские «Штурманские» часы и закурил. Ветер сыпанул ему пылью в глаза. По ясному небу проплыла щепотка кучевых облаков в каких-то фантастических формах. Было почти восемь. Открытие маршрута уже состоялось. Выезд из депо первых трамваев каждого номера нулевым рейсом, следующим без остановок до своих конечных пунктов, происходил каждый день в половину пятого утра. Поэтому парк уже сильно опустел, хотя в нем все равно безустанно должна кипеть работа. Испокон веков не было такого, чтобы в депо не нашлось никаких дел для сотрудников. Всегда оставались вагоны, которые проходили планово-предупредительные мероприятия в цехе ремонта и технического обслуживания подвижного состава. На путях рядом, чтобы не загораживать дорогу, стояли трамваи-желобоочистители с тележками, рельсошлифовщики, которые также надо своевременно проверять, и запасные составы на случай поломки первых, чтобы открыть маршрут в установленное время.

Рядом с мастерской профилактория находилась механическая моечная машина. Сейчас там должны были мыть ту самую пару экскурсионных ретротрамваев прямиком из СССР. Макарыч очень любил в них обедать, пока никто не видит, если подворачивалась такая возможность. Когда он ел там, то всегда слушал Муслима Магомаева, на концерте которого познакомились его родители. В такие моменты парень удивительным образом ностальгировал по эпохе, в которой никогда не жил. Но машина не работала, и оператора мойки на месте не оказалось, что было необычно, так как совсем скоро надлежало выпустить и эти составы в поездку. С другой стороны располагались производственные мастерские – пристройки к профилакторию. Ни в одной из них также не было ни души. Макарыч нахмурился и пошел дальше.

В самом профилактории – ангаре или, как сказала дочурка одного из водителей, «домике для трамвайчиков», находилась дюжина смотровых канав. Там рабочие ежедневно обслуживают составы, прибывшие на профилактику. Они проводят все необходимые работы за ночь – другого времени для этого нет. Сейчас в ангаре находился пяток вагонов, которым требовался сложный ремонт всей аппаратуры. Такое уже за ночь не осилишь – они пробудут тут несколько дней. И даже отсюда, где работа идет денно и нощно, как в бурлящем котле, несмотря ни на что, сегодня почему-то не доносилось ни звука. Макарыч зашел внутрь здания через огромные ворота, где не встретил никого. Куда-то запропастились даже старики, гоняющие в нарды, которых с места могла сдвинуть разве что скидка в супермаркете на луковые шелушки, пиво в трехлитровых банках и собачий ворс. Саша огляделся по сторонам и направился к моторному цеху, где осуществляются диагностика и ремонтные работы электродвигателей. Он пошел напрямик к административной части, пригнув голову в паре мест, чтобы не стукнуться о кран-балки для перемещения массивных деталей. Макарыч миновал кладовую материалов, хранилище запасных частей и комнату для инвентаря смазчиков. И, проходя мимо каждого из этих мест, он заглядывал внутрь и все так же удивлялся – никого нет на месте. Тишина. Это было очень странно.

Первого живого человека он встретил, когда на секунду задержался у двери в помещение уборщиков. Там Саша увидел, как Фарида – юная сотрудница депо, похожая на Фриду Кало в спецовке, шустро сматывала туалетную бумагу через локоть на руку, озираясь по сторонам. Ее уже несколько раз ловили за тем, что она таскала рулоны и чистящие средства. Штрафовали, грозились увольнением, однако страсть к мелкому бытовому воровству была, видимо, гораздо сильнее страшилок начальства. Как сказала бы Стефани Майер: «Это был ее личный сорт героина».

Фарида часто выручала Сашу, так как он ей очень нравился. Хотя ходили слухи, что с ней «налево» ходит помощник начальника депо Шиловский. Была ли какая-то острая необходимость в том, чтобы удостовериться в этом наверняка, или же нет – неважно. Эту информацию у нее все равно было невозможно как-то подтвердить или опровергнуть. Все из-за языкового барьера. По этой же причине Фарида еще и не могла нормально заигрывать и флиртовать с Макарычем – она очень плохо говорила по-русски, поэтому ей приходилось выражать свою заботу о нем несколько иначе, надеясь на взаимопонимание только лишь на чувственном уровне. Например, она несколько раз застирывала и зашивала Саше форму, когда на него все-таки успешно накидывались агрессивно настроенные клиенты МУП «Коломенский трамвай» по типу Валериана. Такое редко, но, к сожалению, бывало. Особенности профессии. Также Фарида периодически подкармливала Санька домашним пловом, от которого он никогда не отказывался. Увидев Макарыча, уборщица резко спрятала руку за спину и радостно помахала ему свободной. Он улыбнулся ей и ответил тем же жестом.

– Привет, Фарида! А где все?

– Гдэ все, э? Нэ, не тут. Вон они. Там они. Перемена. Перерыв. Завтрак. Обэд, – с акцентом ответила она, усердно подбирая слова.

– Ага, понял, спасибо. Увидимся! – Макарыч подумал, что от нее больше ничего не добьется, поэтому решил не тратить время попусту. Он кивнул ей и пошел дальше прямиком к кабинету начальника.

– Саща, – выскочила Фарида из помещения в коридор, когда Макарыч уже отошел на приличное расстояние, – я больше так не делать. Еще раз клянусь! Бумага тэперь не брать. И мыло не брать. Отрава для жука не брать. Ничего не брать. Честно! Купить надо было домой сегодня. Не успела покупить. Ты не говори. Ты никому. Ты красивый. Ты пожалуйста. Они пляхой. Ты добрый. Они меня выгонять. Они меня домой отправлять. А мине работа надо. Тут харощий очень. Импотент получила на работу. Нраица, – Фарида приложила палец к губам и умоляюще взглянула на парня.

– Я ничего не видел, не переживай, – Макарыч подмигнул ей, изобразил рот на замке и бодро зашагал вперед.

– Ай, эркекче болуптур! – обрадовалась Фарида и тут же юркнула обратно в свою подсобку. И буквально через секунду очередной рулон туалетной бумаги, который она вновь попыталась раскулачить, видимо, выскользнул у нее из руки, размотался и выкатился из двери.

– У, шайтан! – выругалась уборщица и стала затаскивать его обратно за край, отчего он еще больше разматывался.

Саша усмехнулся и свернул к лестнице. Кабинет начальника парка находился на втором этаже сразу у пролета. Парень подошел и постучался. На стеклянной мутной части двери висела табличка «Начальник депо Рябинин В. В.».

– Да чтоб вам всем пусто было! Трутни! Пожрать нам с тобой не дадут, моя любимая сладкая бусинка! – послышалось ворчание из-за двери. – Ладно, зайка, сейчас. Войдите! А, это ты, Макаров. Заходи. Чего хотел?

Владлен Вадимович сидел за столом напротив двери. Кругом стояли стеллажи и шкафы с папками и документацией. В помещении имелся небольшой кожаный диван, висели несколько грамот и дипломов, а также фотография начальника депо с главой Минтранса. У компьютера – портреты жены и дочери. Ничего примечательного – кабинет как кабинет. На Владлене Вадимовиче была рубашка с галстуком, поверх которой он повязал фартук. Перед ним стояли тарелка с отбивной, пюре и стакан кефира. Он завтракал. Рядом с едой на столе расположился крохотный стульчик, на котором сидела маленькая игрушечная тиранозавриха. Она тоже была в фартучке, но сделанном из розовой салфетки. Искусственный зверек торчал из-за собственного маленького столика, на котором виднелась крохотная тарелочка с кусочком мяска. По бокам лежали малюсенькие приборчики, которые хозяин зверюшки самостоятельно изготовил из зубочисток и спичек.

Да. Все верно. Это резиновая игрушка. Динозаврик. Питомица начальника депо Владлена Вадимовича Рябинина. Его тиранозавриха по кличке Инди. Она же Индютя. Она же Индюшка. Его отрада. Его бусинка.

Так, спокойно. Давайте без поспешных выводов. В. В. в общем-то мужик хороший. И вовсе не сумасшедший. Старик, конечно, чуток чудаковатый, на своей волне, с придурью и с прибабахом, но не буйный и без справки. Напротив, стоит отметить, что он является очень ответственным и лояльным к своим подчиненным руководителем. На многое закрывает глаза, еще и регулярно перевыполняет все распоряжения из министерства, отчего его очень любят в муниципалитете. И ценят даже в самом Минтрансе, что для местечкового начальника-функционера сродни поцелую самого царя-батюшки прямиком в морщинистый лобик. Да, у него есть свои заскоки. И динозаврик – лишь видимая вершина шизоайсберга. Но и там все довольно безобидно. В. В. искренне считает, что за ним следят агенты-инструкторы НАТО, чтобы выкрасть чертежи нового экспериментального трамвая «Дружинник». Также он уверен, что заряжает металл своей магической «зеленой» аурой, поэтому всегда трогает все новые рельсы. Так сказать, щупает-с. Тактильный мужик. Ему бы, может, мануальным терапевтом лучше работать – такой талант зазря пропадает. Но шутки шутками, а с момента его назначения сходов с рельс не было ни разу. Вот тут уже думайте сами.

На все закидоны В. В. работники депо от млада до велика давно научились закрывать глаза, иначе можно самому тронуться. Старожилы без особых усилий игнорируют все это мракобесие, а охреневающий по незнанке молодняк, которого в депо всегда было меньшинство, сразу мягко посвящают в курс дела. Им доходчиво объясняют, что если те не хотят проблем на работе, то лучше бы им поступать так же, как все, – молчать в тряпочку и ничего не замечать. Ведь неоднократно имели место прецеденты, когда очередной новичок, отказавшийся здороваться с Индюшкой за лапочку, как с обычным человеком, был отчитан начальником в крайне грубых формулировках. После этого сотрудник, обиженный до глубины души, писал кляузу на Рябинина в Минтранс, а затем внезапно сам уезжал в дурку – остальные работники в ходе инициированной проверки сверху какие-либо странности в поведении начальника полностью отрицали. А как быть иначе? Согласитесь, ну кто из высших чинов да хоть бы и на голубом глазу поверит в то, что глава депо, к тому же столь успешный, занимается такими вот глупостями?

Динозаврик? Какой еще, к чертовой матери, динозаврик? Вы вообще в своем уме? Это как же можно, что на такой-то важной и ответственной должности сидит сумасшедший дед? Да это вам все привиделось! Сестра, несите галоперидол! Вяжем всех скопом!

Подобными разъяснительными беседами с персоналом чаще всего занимался уже небезызвестный вам заместитель Владлена Вадимовича Игорь Глебович Шиловский – сорокасемилетний засаленный костюм и рано поседевший трудоголик-коротышка, который по долгу службы мог бы и самого дьявола запросто до изжоги довести. Напоминаю, что это как раз он уже давным-давно свесил с шеи Макарыча свои пухлые варикозные ножки и каждый день утверждал ему абсолютно кабальный график работы. В этом, конечно, также частично виноват и сам Саня – ну совсем не умеет говорить «нет». Однако жизнь сложилась так, что у Шиловского нарисовалось свое персональное кармическое наказание за мразотство и скотство по отношению к подчиненным, так как хамил и гадил он не только одному Саньку – практически у каждого в депо был на него зуб. Именно Игорю Глебычу, когда Владлен Вадимович отлучается по важным делам, надлежит тут же заступать в «наряд по динозаврику» – кормить, поить, выгуливать и всячески развлекать любимую игрушку начальника, пока того нет рядышком. Парни из профилактория говорили, что однажды видели, как Игорь Глебыч сдался ментально, напился и в один из таких дней «СЖЕГ», как он сам тогда орал дурниной на все депо, «НАХУЙ. ЭТУ. ЕБУЧУЮ. ДИНОЗАВРИХУ» в мусорном ведре, хохоча, как бесноватый, подливая в пламя водку из горла и танцуя вокруг этого кострища. Потом он, конечно же, проспался в кабинете на диване, протрезвел и поехал в магазин за новой игрушкой, ибо все знают, что В. В. очень вспыльчив, если дело касается его любимой зайки. В такие моменты он становится не в меру щепетильным и очень агрессивным. Даже пугающе жутким. Его секретаршу, которая как-то случайно скинула любимицу Рябинина со стола, больше никто не видел… Индюшке по весьма настойчивой просьбе начальника депо на игрушечную лапку в медпункте все-таки наложили гипс, а женщина куда-то пропала в тот же день… Говорят, кто-то тогда слышал глухие крики из подвала… Глупости, конечно, что-то думать и разгонять в этом направлении – этот подвал уже сто лет как закрыт, так что никто туда даже и не полез ничего проверять. Официальная версия: сотрудница уехала в отпуск по состоянию здоровья. А в случае с Игорем Глебычем подмены руководитель, к счастью, не заметил. Ну а парни зама не сдали. Сексотов среди них не водится, и стучать у них было не принято. Даже на таких, как Шиловский. И еще, конечно, решили не болтать лишнего после случая с секретаршей. Так, на всякий. Чтобы грех на душу не брать. А то мало ли.

– Доброе утро, Владлен Вадимович! Привет, Индюша! Приятного вам всем аппетита! – Макарыч зашел и поздоровался с присутствующими.

– Доброе, доброе. Хвоста не было? Я сегодня тут ночевал. Пришлось. Опять пиндосы своих ищеек с поводка спустили. Во им, а не наши трамваи! – начальник скрутил дулю Макарычу, а другой рукой прихлопнул мошку на своей лысине и пошевелил седыми усами, – Пусть пешком ходят друг друга в жопы приходовать!

– Не было, не переживайте.

– Чего надо? – вновь обратился он к Саше, а затем повернулся к своей питомице: – Ты ж моя шладкая! А-а-ам! – просюсюкал начальник, подкармливая динозавриху с малипусенькой вилочки. Мяско, естественно, падало где-то рядом на стол.

– Да, собственно, хотел узнать, где все. В депо пусто – ни души, – Макарыч заложил руки за спину.

– Как это «где все»? – удивленно взглянул Владлен Вадимович на Санька. – Сегодня же первый четверг! Так что все у механиков. Турнир. Забыл, что ль? Эх, ты! Вон, даже Индюшка знает! Я и сам бы присоединился с удовольствием, но сейчас документы разберу и побегу по делам в мэрию. Ты ж туда сейчас – ну, к механикам?

– Видимо, да, – насупился Макарыч.

– Давай-давай, отдыхай. За старшего будешь. Так и передай всем.

– Непременно. До свидания.

– Ап-ап-ап-ап-ап, постой, постой, Сань! Чуть не забыл! Еще кое-что! – начальник бросил в спину Макарычу уже в проходе.

– Да, Владлен Вадимович?

– Глебычу скажи, если он там, чтоб поднялся потом – я ж уйду скоро, а с Индютей посидеть надо. Она так не любит одна оставаться. Пусть он зайдет и проведает малышку. Да, моя хорошая? Дружок твой придет! Дыа! Дыа! Ты ж мой сахарочек! Моя радость! Моя бусинка! Моя булочка! Моя цы-ы-ы-па!

Макарыч молча кивнул и закрыл дверь. Он поправил бабочку и быстрым шагом направился в сторону павильона механиков, где и находился как раз склад забытых вещей. Все начинает идти не по плану.

4

Достоевский в своем романе «Игрок» писал, что азартные игры делятся на два вида – джентльменские и плебейские. Федору Михайловичу в этом определении можно доверять целиком и полностью. Великий русский писатель любил рулетку всей душой и только своих детей и жену разве что на кон не ставил. Хотя, может, и такое бывало – я свечку не держал. Так или иначе, по его словам, истинный джентльмен играет исключительно ради удовольствия, ради созерцания эмоций от выигрыша или проигрыша, тогда как обретение материальных благ самоцелью карт не является. Во главе игорного стола для человека приличного стоит только лишь приятное времяпрепровождение. К материальному обогащению посредством азартных игр стремятся люди недалекие. В трамвайном депо, где работал Макарыч, игра в покер, ставшая нерушимой традицией, балансировала на стыке этих двух понятий.

Почему покер? На нем сотрудники остановились не сразу. Сперва были шахматы, но они не прижились – нет коллективного участия. Нарды по этой же причине вскоре сменились домино и остались в ходу лишь у нескольких старожилов. Вот у этой игры вполне был шанс на то, чтобы стать предметом общего досуга надолго. Например, домино настолько понравилось одному работнику кузнечного цеха, что он, издали заслышав в столовой зов о начале партии, сваливал первое, второе и компот в одну тарелку, если в тот момент ел, залпом проглатывал все это хрючево и быстрее бежал играть. В желудке-то все равно все перемешается и переварится! Так чего, спрашивается, время терять и титьки мять? Однако после того, как один из сотрудников стал счастливым обладателем покерного набора на день рождения, о домино больше не вспоминали, так как все моментально прельстились лоском и шиком карт. А еще возможностью играть на забытые пассажирами вещи, за которыми хозяева не приходили от полугода и более. Но только на эти вещи. Это было незыблемым правилом депошного покерного клуба, которое никогда не нарушалось. Ну, разве что пару-тройку раз. И то там по мелочи. Хотя однажды растащили по звеньям колье. Но тогда же праздник был – День работника транспорта! Ой, как будто сами святые!

«Сука! Сука! Сука! Сука! Ну как я мог забыть? Совсем с этими семейными дрязгами котелок не варит! Так просчитаться!» – ругался Макарыч, ускоряя шаг и чуть ли не переходя на бег.

Турниры проводились каждый первый четверг каждого месяца. Техасский холдем-покер. Игра без лимита. Пять общих карт. Среди забытого пассажирами скарба иногда на кону оказывалось нечто крайне стоящее. Тут-то и пробуждался в сотрудниках двойной азарт при виде чего-нибудь блестящего и дорого-богатого. Все потерянное хранилось на складе утраченных вещей как раз в павильоне механиков. Как уже было оговорено, по истечении шести месяцев все, за чем не пришли, автоматически списывалось в банк депошного казино. Осуществлялось это под надзором ушлого кладовщика и завхоза. Его звали Матвей – ровесник Макарыча и его приятель по совместительству. Матвей был стройный, среднего роста, интеллигентного вида, педантичный. Он обладал живым и подвижным, как ртуть, интеллектом и закончил философский факультет, из-за чего имел очень витиеватую, туманную и велеречивую манеру общения. Зато запанибрата со всеми. Даже с Шиловским. В депо Мотя работал завхозом, потому что «ему нужно было подумать о многом, а данная вакансия в этом случае – идеальный вариант, где тишь, уют, комфорт и брют». Примерно так он обычно и отвечал на вопрос о причинах выбора столь странного рода деятельности для человека с дипломом гуманитария в самом прямом его назначении. Хоть Матвей и являлся, вне всяких сомнений, очень хитрым, его авторитет в турнирах был неоспорим и непререкаем. В мухлеже он не был замечен ни разу, в отличие от остальных игроков, а еще умел деловито перекатывать фишку между пальцами. Поэтому кладовщик, помимо непосредственного участия в турнире, еще частенько выступал и в роли крупье. Хотя это скорее было из-за того, что покерный набор принадлежал как раз ему. Также безукоризненной репутацией честного человека обладал и сам Макарыч. По иронии судьбы, именно он обычно присматривал за банком и следил за ходом игры. Он часто помогал Матвею в подготовке к турнирам. Они вместе предварительно распределяли между участниками вещи, обговаривали ставки – что и как делить, сколько будет стоить та или иная штукенция, какие будут блайнды. А все-таки деньги очень хорошо делятся. Особенно доллары. Соблазн так велик!

«Ну как? Как? Как же я мог забыть, что сегодня первый четверг? Какое же паскудное гадство!» – шипел про себя Саня на подходе к павильону механиков.

– О, гешпанец приехал! Наконец-то! Ке паса, Дон Кихот? – осклабился Матвей. Он держал в зубах дымящуюся сигариллу и глубоко откинулся на стуле, когда в дверь с грохотом влетел запыхавшийся Макарыч. – Это правильно, что так спешишь! Чего трубку не берешь? Чуть всю игру не пропустил!

Помещение механиков было солидных размеров, но где-то вполовину меньше самого профилактория. Состояло оно из высоченного потолка, кучи всяких разных станков, инструментов и многочисленных подвесных конструкций с лестницами. В левом углу недалеко от двери располагался склад забытых вещей – несколько рядов железных стеллажей за решеткой. Рядом находились каптерка завхоза, а также стальной стол с зеленым полотном, за которым как раз и восседали достопочтенные игроки. Турнир был в самом разгаре, но по их лицам Макарыч понял, что сейчас господа взяли перерыв. Соперников осталось трое. Остальные, видимо, уже успели проиграться в пух и прах и раздосадованные разбрелись по своим делам. В данный момент в игре принимали участие Матвей, помощник начальника Шиловский и охранник Родион, который сидел в наушниках и смотрел что-то на телефоне. Только на будущее хочу сразу отметить, что охранника зовут никак не Родя. Родион. Запомните! Это очень важно. «Потому “Родей” меня только бабуля называла. Убью».

Родя Родион был тридцатилетним двухметровым шкафом. У этого верзилы с плечами и спиной гладиатора-тяжеловеса в жизни присутствовали лишь две абсолютно полярные радости – спортзал и корейские дорамы. Он тоже был приятелем Макарыча. Когда они впервые встретились, Саша подумал, что с его будущим другом что-то случилось – тот сидел в охранной будке и рыдал на все депо. Макарыч, услышав это, влетел к нему и спросил, в чем же дело, думая, что у парня что-то произошло. Мало ли. Может, умер кто. Но Родион сквозь слезы и заикаясь показал на экран своего смартфона. Там шла одна из последних серий дорамы «Любовь приходит с неба», также известная как «Аварийная посадка любви». Охранник протер от слез дисплей, хлюпнул носом и, запинаясь, выдавил из себя:

– Ю-ю-юн Сери и Р-р-ри Джен Хек должны быть вместе! Так нельзя! Ну как жестока жизнь! Скажи, а-а-а?

Из-за периодического использования анаболических стероидов, инъекций тестостерона и прочих запрещенных препаратов во время подготовки к соревнованиям по бодибилдингу у Родиона немного сбился гормональный фон. Также у охранника появилась небольшая гинекомастия, в довесок к которой его еще и знатно попрыщило до ряби. Поэтому теперь он всегда очень бурно реагировал на сюжетные повороты в своих любимых сериалах, без которых просто жить не мог. Это был его первый рабочий день. Макарыч принес охраннику кофейку с плюшками за знакомство, чем и поддержал этого столь чувствительного парня в его поистине тяжелых переживаниях за вымышленных героев. Сам же Саня в тот момент в душе хохотал до колик при виде этого гиганта, рыдающего из-за девчачьего сериала. Собственно, просмотром чего-то подобного Родион занимался и сейчас, пока был перерыв. Короче говоря, вот так вот они и подружились.

– Присаживайся! У меня для тебя ну просто замечательные новости! Даже не верится, что тебе могло так повезти! – Матвей пододвинул Макарычу стул и протянул ему газировку. Он встал из-за стола и пошел к себе в каптерку. – Я сейчас.

У Санька мурашки пробежали по спине от этих слов и засосало под ложечкой. Он со всеми поздоровался, сел и солидно отхлебнул из бутылки, из-за чего напиток у него чуть носом не пошел. Парень откашлялся и стал взглядом искать портфель Валериана на стеллажах. Видно его не было.

«Ну что ж, все понятно. Мотя всем разболтал, что сумка битком набита деньгами. И, так сказать, под давлением общественности разыграли все вместе с самой мошной. Сейчас “долю” мне принесет – оставшуюся от дележки ручку-ремешок и пару мятых баксов. Скажет, что, мол, записи все потер и все в ажуре. Не удержались. Растранжирили. Коршуны. И чего я вообще за эти чертовы доллары так переживаю? Грязные зеленые бумажки! Они мне вообще до лампочки. Чужое же. Придумал сам себе проблемы, пошел на поводу у жены и повелся на ее уговоры. Рохля. А я-то все правильно сделал: сумку сдал, подпись поставил. И что там дальше – меня не касается. Говорил же батя: “Послушай жену, сделай все наоборот, и будет тебе счастье”. Только не сесть бы теперь».

– Та-дам! – высунулся из прохода довольный Матвей, держа в руках две виниловые пластинки. – Специально для тебя отложил. Тут Магомаев «Золотые хиты» и сборник Высоцкого. Все как ты любишь! На остановке около филармонии нашли. Механики со слесарями хотели разыграть сегодня, но я не дал. Это тебе вне конкурса, так сказать. Будем считать, что ко дню рождения. А играем мы сегодня на инструменты, мультитулы и все для дома. Решил тематический банк сделать, а то больно урожайно было осенью на маршруте, где новостроек много.

– Ого! Спасибо! – Макарыч обрадовался, как ребенок. Он укорил себя за то, что так плохо подумал про друга, при этом все еще продолжая искать глазами на стеллажах этот треклятый коричневый портфель. Из-за этого выражение лица у него было очень смешанное и неоднозначное. Но не для проницательного друга.

– Не переживай, – тихо добавил завхоз, положив руку на спинку стула Сани. – «Большой куш», как и все остальное, будем разыгрывать, если за ним никто не придет. В чем я, естественно, сильно сомневаюсь. На третьей полке он слева в целости и сохранности среди прочих вещей. Подальше от загребущих рук, но и на видном месте.

«Фух! – у Макарыча отлегло от сердца. – Тогда поговорю с ним после игры, объясню ситуацию. Мотя поймет – женскую меркантильную натуру знает не понаслышке. Поделюсь с ним потом процентами, если захочет. Господи, ну какой же я каблук! Повезло, что хоть Алехандра не знает, сколько в сумке денег. Да я и сам не считал. Боюсь».

– Это что еще у вас там за «большой куш»? – подал голос настолько лопоухий Шиловский, что ему дома за интернет можно не платить. Бедные его дети. Надеюсь, пошли в мать.

– А Саша портфель принес со смены, Игорь Глебыч, – перебил Матвей приоткрывшего рот Макарыча. – Итальянский. Из крокодиловой кожи. Обязательно разыграем, если легализуется. Вещь! Вон он стоит, – мудрый завхоз решил умолчать о содержимом сумки, так как прекрасно знал об отсутствии пределов жадности у замначальника депо.

– Весьма, весьма! Но чтоб на трамваях рассекать да щеголять с такой вещицей – удивительно, конечно… Век живи – дураком помрешь. А что внутри? Неужто пустой? – Игорь Глебыч прищурил глаза, пырясь в упор на Сашу, словно пытаясь пробить его своим взглядом насквозь.

– Да там… это… ну… – начал рубить правду-матку не умеющий врать Макарыч, но от волнения на манер Фариды.

Матвей слегка закатил глаза и пнул Санька под столом:

– Это мы не знаем пока. На замке он. Там код. Мы не проверяли еще, открывается или нет. А то собьем механизм, потом ломать придется. Жалко. Но если честно, то я думаю, что в нем барахло всякое в основном, судя по весу. Какое-нибудь портмоне с документами, ключи, семейные фотографии. Карточки, визитки, чуток деньжат. Или ножик перочинный имеется. Зажигалка какая-нибудь с пачкой сигарет. Короче говоря, вряд ли что-то особенное. Может, хотите сами взглянуть? – завхоз сыграл на все и взял зама на понт, чтобы наконец-то сбить накал вокруг этой проклятой сумки.

– Ну-ну, – ехидно протянул Шиловский, состроив хитроумную мину и любуясь тем, как парни увязли в его вопросе. Общеизвестный факт: от его поросячьих зенок никогда и ничего не ускользало. – Раз так, то пусть лежит, бог с ним, что бы там ни было внутри. Больно надо мне, как рыбе зонтик. Потом все равно узнаю. Лучше шесть месяцев потомлюсь в приятном ожидании сюрприза. Да и, признаюсь, как-то лень сейчас с ним ковыряться. К тому же он пока неприкосновенен – правила нашего покерного клуба нарушать нельзя ни при каких обстоятельствах. В Матвее-то я не сомневаюсь – уверен, что все будет цело. У него чужое к рукам не прилипает. Если, конечно, есть, чему там в портфеле прилипать. Но бьюсь об заклад, что такие сумочки пустыми не бывают. Да-да-да… – тихо и ядовито добавил он, глянув рыбьим бездушными взором на Макарыча.

Рядом всхлипнул Родион:

– Сука, как же я рад… Такая пара красивая… – охранник вытащил наушники и утер нос платком. – Ладно, давайте дальше играть. Не могу больше смотреть. Потом. А то сейчас разревусь совсем.

Он встал и включил радио. С большими помехами заиграла заглавная тема из «Бондианы».

«А кстати, действительно. Чего это я? – подумал Саша. – Почему бы и не присоединиться, раз приехал. Все равно нужно дождаться окончания игры, чтобы с Матвеем с глазу на глаз перетереть по поводу портфеля. Если еще и выиграю, то бате для ремонта чего-нибудь задарю. Суперский повод. И суперский план Макарова. Александра Макарова».

Страсть к игре в садике в сотки сменилась страстью к покеру. Макарыч как был, так и остался очень и очень азартным. Называется, вырос у мамки с папкой самый настоящий лудоман. Ну ничему жизнь не учит.

Играли долго. Первым из оставшихся вылетел Родион. Он промотал все, включая даже свою рацию, что по меркам клуба являлось нонсенсом. Затем вышел Матвей. Остались только Саша и помощник начальника Шиловский. На флопе тогда были бубновая девятка, тройка черви и туз крести. Терн – семерка черви.

– Ваше слово? – спросил Мотя у Саши.

– Чек.

– Ваше?

– Ставлю, – Игорь Глебыч подвинул несколько фишек вперед. Макарыч поддержал.

– Уровнялись, – Мотя погасил карту и положил на полотно короля крести. – Ривер. Ваше слово, господин Макарыч?

Саша отстучал два раза «чек» по столу.

– Ваше, Игорь Глебыч?

– На все. Олл ин, – помощник начальника депо сгреб все фишки в кучу и водрузил их перед собой. – Нет, стоп. Еще ставлю бутылку виски. В офисе лежит. Сейчас принесу.

– Так не пойдет, – возразил Матвей. – Ставки только со стола.

– Тогда сверху швейцарский нож, сумка для инструментов и рация охранника – она на столе с самого начала игры лежит. Плюс я ее выиграл честно.

– Да на кой она Сане? Это же шутка была, Игорь Глебыч! Никто ее не будет у Родиона забирать! – засмеялся Мотя.

– Неважно. Она моя. И она уже в банке. Я ставлю, – Шиловский невозмутимо положил сверху на фишки рацию Родиона. – Коллируй или пасуй, кондуктор.

– Ладно, пусть, – Макарыч подмигнул завхозу и докинул все свои фишки. – Поддерживаю. Сверху от меня еще пластинки. Ими добью, чтобы хватило. Если что, извини, Моть. Подарок отличный, но родионовскую рацию надо отыграть. Да, Родион?

Охранник никак не отреагировал и отнесся ко всей этой ситуации индифферентно, так как после проигрыша сразу надел наушники и вновь глубоко погрузился в удивительный мир корейского кинематографа – к текущему моменту он уже как обычно тихонько сидел в слезах и соплях, держа в своих гигантских ручищах пачку салфеток.

– Ну тогда вскрывайтесь, – Матвей развел руками.

Довольный Шиловский открыл свои карты – у него были два короля.

– Так, ага. Тройка на королях. Неплохо. Я бы даже сказал, что очень многообещающе, – хмыкнул Матвей. – Макарыч?

Из приемника звучала композиция Луиса Бакалова «The Grand Duel (Parte Prima)». Саша не любил пустого риска, тем более что осторожность бесплатная. Равно как и вежливость за карточным столом. Он уверенно посмотрел в глаза Шиловскому, который в тот момент чуть ли не пух от самонадеянности и ехидно светил желтыми зубами от удовольствия. Макарыч флегматично перевернул свои две карты стопкой и почувствовал, как его изнутри переполнило, словно наркотик, эйфорическое возбуждение. Но язык его тела был расслаблен. Он хорошо держал зрительный контакт и ничем себя не выдал. Лишь слегка увеличилось сердцебиение, что было невозможно как-либо внешне отследить. Сверху оказался туз. Он легонько столкнул пальцем верхнюю карту. Под ней нашелся еще один.

– И тузы у Саши. Забирай, – Мотя одобрительно кивнул Макарычу, а затем взглянул на Шиловского и пожал плечами, мол, что поделать.

– Браво. Банк твой. Поздравляю, – сухо ответил Игорь Глебыч, поджал губы в неискренней улыбке и брезгливо кинул карты перед собой. Он проводил уплывающие из его лап фишки и вещи взглядом кошки, которая усердно стерегла жирную мышь, но в итоге проморгала улов.

Макарыч подтащил выигрыш к себе, все еще глядя на Шиловского. Несмотря на свою природную доброту, Игоря Глебыча он очень не любил. И не только из-за того, что заместитель начальника постоянно ставил ему неудобные смены, а также плохо обращался с большинством сотрудников депо. Между ними всегда было какое-то напряжение помимо всего прочего. Как между заклятыми антагонистами. Иногда так бывает с людьми, которые не имеют ничего общего, – ни во внешности, ни в характере, ни во взглядах на жизнь. От этого складывается впечатление, словно их расы воюют. Поэтому разгоряченный победой Саша поддался на уговоры бесенка, который сидел у него на плече в тот момент и верховодил всей ситуацией. Парень не удержался и решил слегка позлорадствовать:

– Да, кстати, Игорь Глебыч, Владлен Вадимович попросил вас зайти к нему в кабинет, как освободитесь от игры. Он уезжает. Сами знаете. Динозаврик.

Шиловский тут же резко вскочил из-за стола, схватился за его край руками и тяжело задышал. Как же он ненавидел эту проклятую игрушку! Он так быстро подпрыгнул со стула, что вещи на столе по инерции подлетели вместе с ним. Все, включая самого Макарыча, даже испугаться успели, так как коротышка, казалось, навис над ними и буквально на глазах увеличивался в размерах от злости, в то время как они от страха на его фоне подсдувались. У зама вспухли багряные вены на шее и на висках. Его лицо, глаза и гигантские уши-локаторы налились красно-бурой кровью, словно вот-вот лопнут, как перегревшийся градусник, и всех забрызгают. Но он все-таки смог совладать с собой, взял себя в руки и выдохнул:

– Конечно. Всенепременно. Спасибо, что предупредил, кондуктор Александр. Всем хорошего дня… работяги… чертовы…

После этих слов Шиловский резко крутанулся на каблуке и быстро зацокал к выходу из павильона механиков.

– Санек, ты чего такой злой сегодня? Зря ты так. Хоть Глебыч и сволочь редкая, но не стоило, правда. Он не от хорошей жизни себя так ведет. Конечно, никто не заставлял его выбирать себе именно эту участь, но все же. Каждый крутится и выживает, как может, – покачал головой Матвей, когда зам ушел.

– Знаю. Черт дернул. Сам в моменте пожалел.

Макарычу действительно стало совестно. Он мысленно смахнул щелбаном воображаемого дьяволенка. Тот, падая, пискляво заорал.

Матвей похлопал друга по пустому плечу, подошел к Родиону, вытащил у него один наушник и громко спросил прямо в ухо:

– Мы пойдем чаю возьмем. Уже скоро работать надо будет идти, но еще успеем по чашке пропустить и поболтать. У меня тортик, кстати, есть. Ты будешь?

– Да, – буркнул белобрысый здоровяк, не отрываясь от экрана.

Матвей вставил ему наушник обратно, и они с Макарычем ушли. Перед уходом Саша вновь бросил взгляд на третью полку стеллажа, где лежал портфель с деньгами.

По дороге до столовой Саша с купюрами рассказал Моте о том, как ему дома вынесла весь мозг Алехандра, когда узнала, что тот просто взял и сдал сумку в бюро находок.

– Entre nous, понять ее вполне резонные возмущения не составляет особого труда. Ты и правда находишься в таком положении, что деньгами, ниспосланными самой судьбой, так щедро разбрасываться нельзя. Отец, мать, сестра, жена беременная. Тем более двадцать процентов от всей суммы ты мог вполне законно получить, если бы, конечно, месье Валериан не уперся рогами, когда пришел за своим портфелем в полицию. Хотя, я думаю, и при таком раскладе существуют какие-то законные механизмы влияния на него. Так или иначе, все это, естественно, было бы возможно, только если б ты не сдал сумку к нам. Но ты об этом, к сожалению, тогда не подумал, и теперь уже само депо без каких-либо компенсаций будет возвращать портфель владельцу, а ты, к сожалению, в этом случае остаешься не при делах.

Макарыч выразительно посмотрел на друга и про себя ругнулся:

«Раз ты такой сраный умный и все знал наперед, чего ж ты молчал-то, твою мать, когда я к тебе пришел, и сразу мне все это не сказал?»

– Cependant, – Матвей взял столовский чайник с кипятком, и парни неспешно пошли обратно в павильон. – Сдав сумку неважно куда – в участок или в депо, поступил ты правильно и по совести. Но что есть совесть в нашем мире? Она уже давно стала эфемерной категорией, лишь направляющей когнитивные процессы человека в зависимости от его картины мира. Знаешь, есть один трактат о вневременных истинах, в котором…

– Да-да-да, шарю я и за тракт этот твой, и про то, что поступил по совести, но? – Макарыч умел вовремя заставить друга свернуть с рассуждений о бытии. Он научился чутко улавливать момент, когда Мотя уже готовился с головой занырнуть в философские дебри. Все это могло затянуться очень и очень надолго. Да так, что изначальный предмет разговора терялся в метафизических материях. Поэтому нужно было своевременно помочь Моте «вырулить» обратно.

– Люди не терпят советов, мой друг, – назидательно продолжил Матвей, – и в то же время охотно дают их сами. Любят поучать, хотя часто все это учение и выеденного яйца не стоит. Они считают, что всякое знание доброе, как и любой совет – привилегия, которой грех не поделиться с товарищем. Но у меня несколько иная позиция по этому поводу. К ней я как раз плавно тебя и подвожу, чтобы ты не подумал, что я просто решил тебя подставить посредством замалчивания необходимой информации. Раз ты теперь сам меня спросил, штука вся в том, что ты действительно лучше б в полицию пошел. За тайное присвоение суммы в полном размере, как ты верно подметил, ты бы схватил срок – тут уж без вариантов. А вот на законный кусок от найденного пирога ты имеешь полное право. И, может, даже на всю сладость целиком, если владелец не объявится, что пусть и мало, но все-таки вероятно. Тем более, как точно акцентировала внимание твоя ненаглядная Алехандрита, ты к тому моменту тогда и смену уже сдал. В этом случае ты бы даже и регламент депо не нарушил, если переживал исключительно о нем, хотя на практике он вообще мало кого волнует. Повторюсь, я не стал учить тебя жизни, когда ты принес сумку, так как больно ты уставший был. Но главная причина – не в моих это правилах. Хотя, может, и стоило сказать тебе то, что я тогда думал. Однако, опять же, моего мнения на этот счет ты не спрашивал. А в дела, где одновременно пересекаются деньги и друзья, я предпочитаю не лезть и придерживаться нейтралитета. Даже если исход должен быть положительный во всех смыслах. В таких случаях я не люблю задавать лишних вопросов и как-то непрошено высказываться. Это один из моих главных жизненных принципов, которыми я никогда не поступаюсь. К тому же я думал, ты знаешь, что делаешь. Хоть финансовая помощь вам сейчас пришлась бы как нельзя кстати, но вокруг больших денег всегда какая-то лишняя суета, толчея и сутолока, которые часто того не стоят. Посему я посчитал, что ты принял взвешенное решение. И все-таки, отвечая на твой вопрос, а также резюмируя все вышесказанное, я могу с полной уверенностью констатировать, что в данном конкретном случае твоя дражайшая супруга определенно права и предложила абсолютно верную схему как потенциальной легализации находки целиком, так и чуть ли не стопроцентный вариант получения хоть бы и небольшой, но финансовой поддержки, которая вам сейчас столь необходима.

– Это мы тоже поняли и уже зафиксировали. Ты лучше скажи, словоблуд: ты мне портфель отдашь для ментовки или нет?

– Конечно, отдам, раз ты просишь. Я к твоему вопросу теперь подойду еще и со смекалочкой, поэтому и подпись подотру, не переживай. А Шиловскому скажу, что хозяин пришел и забрал, если он спросит. Делов-то. Мне не жалко. Но я еще раз хочу тебя предостеречь, ибо очень сильно сомневаюсь, что в итоге за сумкой в действительности никто не явится. Так что на всю сумму губу не раскатывай. Да и от таких больших денег, как я уже говорил, одни беды. Тем более от чужих. Хотя дальше ты уже сам разберешься – мальчик ты большой.

– Спасибо от всей души! И за лекцию тоже, – съехидничал Макарыч.

– Было бы за что – деньги взял. «Спасибо» – мало, а сто баксов – в самый раз. Шучу. Во-первых, скаредничать – это не по-джентльменски. Во-вторых, в этой ситуации мой вышеупомянутый принцип мне никак не позволяет у тебя что-то просить, брать или требовать. Поддержу-ка я лучше молодую семью. Авось удача будет на вашей стороне! Ладно, айда нашего гигантора чаем поить – ему скоро на пост обратно топать.

Когда мужчины вернулись, то застали Родиона все за тем же занятием – он сидел практически в том же положении и залипал в Tik-Tok. Охранник даже не заметил, когда они вошли, но теперь хотя бы не плакал. Макарыч запарил чайку, Мотя принес кружки, порезал торт «Персидская ночь» и поставил перед Родионом его кусочек.

– Надо будет бугая опять к врачу сводить. Уточнить, что там с посткурсовой терапией дальше делать. А то совсем стал расклеиваться оболтус, – заключил Матвей и снова вытащил у охранника наушник. – Кушать подано. Бон аппетит!

Родион поднял голову, улыбнулся, как Солнышко из «Телепузиков», и показал сердечко кончиками большого и указательного пальцев. Он потянулся, зевнул, как леопард, взял своей ручищей кусок торта и, не дожидаясь друзей, тут же затопхал его себе в рот. Пережевывая, он осмотрелся по сторонам и вдруг завис. Даже перестал усердно работать челюстями.

– Ты чего? – спросил Макарыч, присаживаясь напротив.

– Бу бы бумку бабрали, бшо ли? – нечленораздельно прошамкал Родион, расплевывая крошки на зеленое полотно.

– Ай, чтоб тебя, увалень деревенский! Посади за стол, он и ноги на стол! – заворчал Матвей, стряхивая кусочки теста. – Это же сукно! Фу таким быть!

Родион пальцем показал одну минуту. Он с сербаньем хлебнул чаю, проглотил торт и утерся рукавом.

– Извини. Я говорю, вы че, сумку с собой забрали, что ли? – повторил охранник, сдержав отрыжку.

– Какую сумку? – переспросил Саня, поворачивая чашку ушком к себе.

– Ну эту, с деньгами которая. Портфель козырный. Нет его на полке.

Макарыч и Мотя одновременно повернулись и посмотрели на стеллаж. Дверь от склада была вскрыта. На том месте, где стояла сумка, теперь стало как-то несколько… пустовато. И пыль чуть соскреблась. Видимо, когда портфель стаскивали с полки.

– Ебучий колотун… – протянул Макарыч и медленно поправил бабочку.

– Бубонная чума, сифилис и проказа на твою жопу, придурок! – закричал Матвей. – Как?! Ты же здесь сидел! Времени прошло хуй да маленько – нас минут десять не было! Да даже меньше! Как же ты охранником работаешь, цербер ты хренов? Как ты вообще на жизнь себе этим зарабатываешь?

– Простите меня, пожалуйста, – горько и очень обиженно отозвался Родион, потупив взор в пол. – Я не виноват. Я не видел. Я сериал смотрел. «Влюбиться в Сун Чжон». А потом видосики. Немножко.

– О чем я только думал, когда тебя сторожить оставлял?! Мы теперь из-за тебя – опездала, можем под суд пойти! Тебе не то что деньги! Тебе зажим от них доверить нельзя, раззява! Все, ты доигрался! Я заберу у тебя телефон и удалю все твои дорамы! Я тебе обещаю! Вот те крест! Ты наказан! Я трезв и свои слова назад не возьму! Ой, ну какой же ты дундук! – Матвей хватил кулаком по столу, а Родион заплакал. – Ладно, не реви! Мне надо остыть, а затем мы все с холодными головами трезво и объективно подойдем к этому, скажем так, недоразумению. Тема, конечно, нарисовалась, что хрен сотрешь. Но я уверен, что всему есть простое и разумное объяснение, и мы быстро разберемся, в чем суть да дело. Вместе проанализируем, что случилось, и на основании этого вычислим, кто это сделал. Все просто. Главное – спокойствие и стоицизм.