Русские судьбы

Предисловие автора.
Рассказ "Русские судьбы" подобно первому рассказу этой серии "Те, которые после меня…" и последующим повестям "Жизнь Артамуша" и "Посольство в Египет" не содержит художественного вымысла, что связано с методом получения информации. Все эти произведения написаны не для развлечения читателей, а ради того, чтобы рассказать правду об ушедших эпохах, которые по человеческому счету были неизмеримо выше нашего времени. Современному обывателю, воспитанному на предрассудках нашей эпохи и совершенно уверенному в том, что он живет в самом лучшем и совершенном обществе, эта правда либо покажется литературной выдумкой, либо возмутит. Еще более агрессивно он отнесется к утверждению автора о его методе считывания информации с информационного поля Земли. Он отрицает и ненавидит все ему недоступное, потому как в голове его крепко засел основополагающий предрассудок нашего времени – всеобщее "равенство". Эти книги предназначены немногим людям с достаточно широким кругозором, интеллектом и жаждой истины. Автор с полной ответственностью утверждает, что все, изложенное в этих повестях и рассказах, – правда, и во всех описанных событиях он участвовал сам. Реинкарнация –не просто древний миф или последняя, модная теория. В современной Индии факты такого рода запротоколированы и доказаны сотни раз, но несмотря на это почти весь остальной западный мир не желает этого признать. Все оттого, что данные факты не соответствуют когда-то принятой библейской доктрине. Если миллионы людей в отличие от единиц не желают развивать заложенные в них способности и не умеют считывать информацию друг с друга или с памяти Земли, а единицы могут это, то из этого не следует, что они правы и умны, а единицы не правы и сошли с ума. Просто сама доктрина, которой они добровольно или бессознательно подчинились, не позволяет им даже помыслить о том. Именно благодаря вредоносной и лживой доктрине современное общество стоит на краю пропасти.
Автор надеется, что все рассказанное окажется полезным тем, кто думает о будущем нашего мира, разбудит их мысль, поможет им в осознании мира и своего места в нем.
Глава 1
В этот день скрип колес просто выводил его из себя. Едва заметив это Андрей Павлович вспомнил, что прежде, когда он выезжал на пикники, то просто не обращал внимания на скрип и неизбежную тряску. Немало он с доктором поездил на этой самой коляске на рыбалку, по грибы или дачу с его женою и дочерьми. До последнего дня с этой коляской у Андрея Палыча были связаны лишь самые лучшие воспоминания. Доктор Петровский уныло молчал рядом, и в этом молчании явно читалось неодобрение. Они уже достаточно хорошо понимали друг друга, проведя немало времени за разговорами об извечных для русских интеллигентов вопросах. Их беседы были всегда самыми искренними и сокровенными, может потому, что время от времени сопровождались не только чаем, но и прочими напитками, подаваемыми в трактирах и ресторанах. Доктор являл собою типичный образец русского интеллигента своего времени, толстовца, болеющего за народ и верящего в грядущую светлую Россию. Иногда, подшучивая над ним, Андрей указывал другу на то, тот просто шагает в ногу со временем – не больше и не меньше. Чувствуя правду в словах "господина инженера" Петровский всякий раз распалялся и потом вновь и вновь доказывал правильность расхожей истины. Андрей только отмалчивался в ответ и тем сильно огорчал доктора, поскольку тот сам любил подчеркнуть при случае: "Правда не сорит словами попусту, помня свое достоинство." После каждого такого разговора они расходились решительно недовольные друг другом и пряча свое раздражение. Однако, не более чем через неделю доктор сам являлся к Андрею Палычу с виноватой улыбкой или же случалось наоборот, тот навещал доктора. Они со слезами раскаяния обнимались и все начиналось сначала.
Осматриваясь направо и налево Андрей грустно улыбался, стараясь не думать о предстоящем, но мысли и воспоминания вновь захватывали его.
Да, коляска необходима доктору ничуть не менее, чем извозчику – он целыми днями в разъездах. Завел даже собственного кучера, хромого Кузьму, который у него также и за дворника, живет во флигеле его дома и питается с его стола. В японскую войну солдат остался без пальцев на ноге. Когда-то война столкнула его с Андреем, когда последнему как санитару-добровольцу приходилось ухаживать за ранеными в госпитале, а вместе с тем писать солдатские письма на родину. Незаметно он и Кузьма сдружились и при прощании Андрей Палыч оставил ему свой адрес. По инвалидности того увольняли и отправляли в Россию. Возвратясь с войны Скороходов, еще не оправившись от тифа, написал солдату в деревню что в Ярославской губернии и вскоре получил от последнего безрадостное письмо. Кузьма бедствовал без работы, живя за счет старой матери, и все свои надежды возлагал лишь на бога. А тут случилось Андрею Палычу вскоре обратиться к доктору Петровскому по поводу расстроенного здоровья и в тот день он узнал, что доктор задумал покупать себе коляску с лошадью, а значит придется завести и кучера. А не написать ли мне Кузьме? – подумал вдруг Скороходов, сразу вспомнив о бедняге, и не откладывая поведал доктору историю солдата. Петровский с легким сердцем согласился. Он вовсе не хотел бы занимать свои мысли и время лошадью и коляской. Еше ему совсем бы не понравилось пачкать руки навозом, а тут все так славно и быстро устраивается. Тем более таким образом он позаботится о представителе народа, что также немалого стоит. Учитывая, что его дела шли все лучше и клиентура постоянно росла, Петровский принял правильное решение.
Доктор сам написал Кузьме письмо и вот через пару недель тот с сыном и дочерью приехал в Москву и в первый же день был помещен в просторный флигель, до той поры пустовавший. К тому сроку Андрей Палыч совершенно выздоровел и нашел себе место в городской управе. Столь удачный поворот событий он связал с тем, что судьба наградила его добром за добро, которое он только что сделал. Несомненно, общее участие, его и доктора, в судьбе бывшего солдата сблизило их и постепенно они сделались приятелями.
Андрей Палыч прервал свои воспоминания поскольку внезапно как молния его пронзила мысль о Леночке: "Она могла узнать, ей могли донести", – ужаснулся Андрей Палыч и тотчас усомнился в том, что поступает правильно. Но что тут можно было поделать? Он вновь вспомнил жестокую маску на лице Махальцова в ответ на его обвинение: "Вы бесчестный человек, сударь!" Махальцов, стоя напротив с бильярдным кием в руках, негромко и насмешливо рассуждал о Елене, впрочем, не называя ее имени, но Андрей сразу догадался и эти мерзкие слова жалили его и причиняли боль. Его громкий и искренний протест "не смей!" неожиданно прервал привычный для бильярдной шум и все присутствовавшие замерли, обратившись к ним. Они же как двое смертельных врагов, еще минуту назад друзья, холодно и враждебно смотрели в глаза друг другу. Скороходов сделал шаг к Махальцову и нанеся ему легкую пощечину громко произнес: "подлец".
В ответ что-то тяжко обрушилось на него и в себя он пришел лежа на полу. Открыв глаза он решительно подумал: стреляться! Да, этого теперь не избежать. Встав на ноги и поискав глазами Махальцова Андрей тотчас нашел его. Последний угрюмо взглянул на него и спокойно допил свою водку. Подступивши к нему Скороходов громко и задорно заявил:
–– Милостивый государь, завтра же прошу дать мне удовлетворение!
–– Извольте, – мрачно и презрительно отвечал ему Махальцов, – Но для вас это равносильно самоубийству.
–– Все же я прошу вас дать мне удовлетворение! – голос Скороходова зазвенел в тишине бильярдной.
–– Прекрасно. Завтра утром в семь на реке, в месте известном нам обоим, – быстро ответив ему Махальцов тотчас повернулся к столу, явно не желая продолжать разговор.
–– Прекрасно. – будто эхом отозвался Андрей, ясно припомнив то место, где они пару раз бывали прежде. Причем оба раза он сам ездил туда не своей охотой, но чтобы присмотреть за пьяным Сергеем. И в первый и во второй раз Махальцова сопровождали женщины из борделя., которых он сторонился и с которыми говорил лишь по необходимости. Так уж повелось у разудалого штабс-капитана – напившись он непременно желал иметь под рукою женщин, а затем куда-то ехать, иногда и с ними. И теперь именно в этом памятном им месте… Серж и тут над ним насмехался!
Андрей Палыч почувствовал как кто-то осторожно притронулся к его руке и он очнулся. Обернувшись к рядом сидящему доктору он увидел участливые голубые глаза. Коляска уже не двигалась и Кузьма, обернувшись к ним с облучка, вопросительно смотрел на господ.
–– Что случилось? – еще не придя в себя спросил Скороходов.
–– Мы, пожалуй, приехали, – негромко произнес доктор.
Скороходов внимательно огляделся и узнал березы у дороги и крутой спуск к реке. Не мешкая оба вышли из коляски. Осмотревшись и никого не заметив, прошлись туда и обратно вдоль спуска к реке, разминая ноги. Неожиданно позади них послышались шаги и обернувшись они увидели незнакомого им офицера. Тот остановившись коротко козырнул.
–– Господа, я имею честь быть секундантом штабс-капитана Махальцова. У нас все готово. Извольте взглянуть, – он сделал приглашающий жест вниз.
–– Проводите нас, голубчик,– Петровский согласно кивнул и поправил пенсне. Андрей Палыч нервно отшвырнул папиросу, которую не докурил, но спустившись к реке уже достал другую. Втроем они подошли к воткнутой в песок сабле. Скороходов, наконец, поднял глаза и у второй сабли увидел своего противника. Махальцов смотрел на него спокойно и презрительно.
–– Ну-с, господа, – торопил их офицер, – Извольте проверять если желаете. Пятьдесят шагов как положено. С этими словами секундант поднес им в наборе приготовленные дуэльные пистолеты.
–– Проверьте, – секундант Махальцова настаивал, но ни Скороходов ни Петровский даже не знали как это делается. Доктор, однако, несмело потрогал один из пистолетов и тотчас отдернул руку, будто коснулся гадюки. Затем, нерешительно взглянув в лицо Скороходову, он просительным тоном спросил негромко:
–– Еще не поздно отказаться, Андрей Палыч. Может помиритесь?
Скороходов молча отвернулся и бросив окурок ожесточенно пригвоздил его каблуком. Противники взяли пистолеты и разошлись. Андрей стрелял первым и то был первый в его жизни выстрел. Он держал в руке оружие и с недоумением его рассматривал.
–– Ваш выстрел, Андрей Палыч, – послышался за спиной голос Петровского.
Скороходов будто очнулся, поднял пистолет на вытянутой руке, нацелил, но рука дрожала и плясала мушка. Скороходов растерянно оглянулся на доктора и тот сокрушенно покачал опущенной головою. Тогда Андрей Палыч поддержал ствол снизу левой рукою, вновь прицелился, уже удачнее и через мушку прицела увидел кривую усмешку на лице Махальцова. Почувствовав бессильную злость он дернул курок и пистолет выстрелил. Скороходов удивленно взглянул на своего противника – тот даже не шелохнулся. Офицер-секундант с едва заметной насмешкой в глазах посмотрел на Андрея и не скрывая своего удовлетворения поправил усы. В ту же минуту со склона над ними послышался стук копыт и скрип колес. Все присутствующие обернулись к дороге. Оттуда, к ним, к реке обеими руками приподняв подол платья бежала Елена Александровна. Шляпку свою она где-то обронила и ее прическа была в полном беспорядке.
– Сережа, Сережа, я прошу тебя, умоляю, будь выше! Это убийство! – она кричала одному Махальцову и смотрела только на него, будто не видя более никого. Но преодолев спуск она бросилась к Скороходову и подбежав обняла его. Затем, обернувшись к Махальцову, Леночка крикнула.
– Сережа, он взял в руки пистолет впервые в жизни! Ты должен знать: если убьешь его – убьешь и меня. Ну чего тебе еще нужно? Скажи только и я на колени встану!
Все в ожидании смотрели на Махальцова, лицо которого от напряжения застыло. Елена, заслонив собою Скороходова, обернулась к нему с протянутыми в мольбе руками. Внезапно бешенство исказило лицо Сергея и он, перекинув пистолет в левую руку почти не целясь, выстрелил. Ойкнув Елена быстро поднесла руку к уху – брильянтовой ее серьги там уж не было, ее вырвала пуля. Сергей всегда умел дарить пощечины.
Между тем Махальцов, отшвырнув пистолет, решительным шагом направился к своей лошади. Андрей и Елена не отрываясь смотрели друг на друга когда раздался топот копыт. Они взглянули вслед всаднику, который нахлестывал лошадь и обнялись. В это время доктор смущенно вытирал слезы, а офицер-секундант с усмешкой пожал плечами и ни слова не говоря направился к своей лошади.
Глава 2
Штабс-капитан не щадя гнал свою лошадь покуда она не начала храпеть. Опомнившись, он взял в себя в руки и перешел на рысь. Бешенство, в течении двадцати минут державшее его в плену, схлынуло, но осталась злость. В таком состоянии духа он въехал в пригород и свернул на дорогу, ведущую в полк. У шлагбаума он козырнул вытянувшемуся часовому и повернул лошадь к штабу полка. Здороваясь с офицерами в их глазах он читал ожидание и любопытство. Разумеется, в полку все уже осведомлены и желая избежать неприятных ему расспросов Сергей отводил взгляд. Они все узнают потом, но не от него. При входе в штаб он громко и почти непринужденно поздоровался со всеми офицерами и приблизясь к батальонному командиру козырнул.
– Сегодня я не мог явиться на развод, господин секунд-майор. Тому была серьезная причина.
– Знаю, знаю, Сергей Алексеич, – искренне обрадовался ему батальонный. – Рад, что живы-здоровы. Вот и славно. Если у вас нет возражений проведите сегодня занятия с новобранцами. Я, право, не нахожу другого офицера, который с этим делом справится лучше вас.
Махальцов, склонив голову, щелкнул каблуками и быстро спросил:
– Может есть замечания по моей роте?
– Нет, все в должном порядке, – тут Рогов наморщил лоб, будто силясь вспомнить, – Впрочем, – он в смущении подыскивал слова, – Мне кажется, что ваш унтер Вольнов слишком строг с молодыми. Присмотритесь. Хотя это мое мнение.
Махальцов вновь согласно кивнул: Я присмотрю за ним.
– Тогда успехов вам, голубчик, – с этими словами Рогов протянул ему руку.
Пожав начальственную длань Сергей отдал честь и по уставному развернувшись покинул кабинет. Присутствовавшие офицеры молча проводили его глазами и Махальцов спиною чувствовал их взгляды. Это всеобщее осторожное любопытство и слишком любезное отношение к нему командира не улучшило его настроения и оттого по пути в казарму он несколько раз в сердцах ругнулся солдатским матом, чего офицеры как правило себе не позволяли. Впрочем, в армии кого только не встретишь! Иные из носивших звезды на погонах ругались не хуже солдат, но офицерское общество таких сторонилось.
Таким образом отведя душу, Махальцов горько усмехнулся сути своих отношений с комбатом. Он старше своего командира, дольше служит и мог бы уж получить секунд-майора если бы не буйство натуры. Все его драки, пьянки и гульба давно прогремели и не только в полку. Дурная слава как тень всюду следует за ним по пятам. Он давно отмечен ею и потому быть ему вечным штабс-капитаном, несмотря на боевые заслуги. Вот причина смущения и предупредительности батальонного. Будь они в одном чине оба чувствовали бы себя свободнее.
– Господин штабс-капитан, ваше благородие!
Сергей обернулся на знакомый голос и увидел бегущего к нему денщика.
– Чего тебе? – рявкнул он, хотя уже сам догадался в чем дело.
– Как вы, ваш-бродь… того? – на лице шельмы отразилось столь искреннее беспокойство и любовь, что Махальцову захотелось его обнять. Но он сдержал себя.
– Как видишь здоров и совершенно цел. Чем занимаешься?
– Вас искал, – Захар виновато переминался.
Махальцов уже в который раз почувствовал признательность к этому искреннему и доброму человеку. Этот не покинет его ни при каких обстоятельствах.
– Хорошо, – вздохнул он. – Сегодня, через полчаса уже, – он посмотрел на часы, – в роте строевые занятия. Чтоб был на плацу. А до сей поры вот тебе рубль и купи мне фунт колбасы да водку. Оставишь у дежурного по роте.
– Есть! – бодро вытянулся Захар.
Несколько повеселев Сергей вошел в казарму своей роты, козырнул дежурному и выслушал его доклад. Уточнив у него на какое время назначены занятия с новобранцами Сергей посмотрел на часы и подошел к окну, что выходило на плац. У него оставалось всего двадцать минут на то, чтобы привести в порядок свои мысли и чувства. Вспомнив просьбу командира, он поискал глазами унтера Вольнова и не найдя его закурил и задумался.
Ему вспомнилось, вдруг, как Захар выносил его на себе после той памятной резни с японцами. Да, в той драке он повел себя молодцом, настоящим мастером рукопашного боя! Сумел-таки от самурайских мечей отбиться штыком да прикладом. Для пехотного солдата лучшей проверки и не бывает! В памяти всплыли страшные картины того дня.
Тот бой прославил его на всю дивизию – ведь диверсионный отряд японцев, который они повстречали, пройдя по русским тылам натворил немало бед, но на обратном пути был уничтожен ими полностью. И даже после выписки из госпиталя и отпуска Махальцова повсюду в дивизии долго встречали как героя. Он, Захар и выживший казак без задержки получили по Георгию и что совсем странно – успешно прошло очередное представление его к следующему чину. Это было удивительно даже ему, Сергей сам понимал это, принимая во внимание свой характер и поведение вне службы.
Само предприятие, затеянное командованием, было отчаянным и требовало поставить во главе столь же отчаянного офицера и опытных, обстрелянных солдат. В штабе полка Махальцова сочли подходящей кандидатурой и дали под его начало взвод солдат и полсотни казаков. Однако, решено было всех посадить на лошадей. Им предстоял глубокий рейд по тылам противника с разведывательной целью и Махальцов вел свой отряд с предельной осторожностью, высылая далеко вперед казацкие дозоры, чтобы не обнаружить себя. Помимо разведывательных целей он лелеял мечту вывести из тыла противника всех своих людей живыми. И вплоть до последнего дня удача им не изменяла. Когда оставалось ехать не более двух часов на опушке леса отряд столкнулся с японцами нос к носу. Пробирались через лес, отчего Махальцов счел лишним высылать вперед дозоры и когда передним открылась неожиданная картина и японцы стояли от них в каких-нибудь пятидесяти-ста шагах, то обе стороны застыли от неожиданности. Впоследствии Махальцов не отрицал своей беспечности, но его никто не признал виноватым поскольку диверсионный отряд они уничтожили полностью. Но гибели своих людей он себе простить не мог!.
На опушке леса семьдесят русских солдат встретились с тремя сотнями японцев. Минуту те и другие стояли друг против друга молча и в нерешительности. Первыми пришли в движение японцы вероятно оттого, что их оказалось больше. С той стороны раздалась короткая команда, все они сняли короткие карабины и бросили их наземь. Казаки понимающе переглянулись.
– Ну что, робяты, – раздался голос сотника, – сабли наголо! Ваше благородие – вопросительно посмотрел он на Сергея и тот согласно кивнул, добавя: Всем спешиться.
Он обернулся к своему взводу и ободряюще крикнул: А вам, братцы, придется воевать штыком да прикладом.
– Так точно, ваш-бродь! – с готовностью откликнулись солдаты.
И началось. Ни слова не произнеся обе стороны будто заключили соглашение применять лишь холодное оружие и в течение всего боя не было произведено ни единого выстрела. Японцы казались совершенно уверенными в своей победе, что ясно читалось на их лицах. Визжа и размахивая мечами, с криком "банзай" они бросились на стоявших недвижимо русских и у Махальцова похолодело в груди. Он вдруг почувствовал уверенность в том, что все его люди погибнут. Противники сшиблись и пошла настоящая резня. Поскольку врагов оказалось в несколько раз больше и они стремились зайти с флангов и тыла, Сергей разделил свой взвод надвое и поставил его на флангах с единственной целью не допустить окружения. Основной удар приняли на себя казаки и это было правильно – куда удобнее и естественней отбиваться от меча саблей, чем винтовкой. Махальцов хотел поставить вместе со взводом и Захара, но последний угрюмо огрызнулся: "Не пойду, ваш-бродь". Ругаться с ним или уговаривать его не было никакой возможности – японцы наседали и Сергей едва успевал отбиваться. Захар как занял свое место рядом так и не покидал его до конца побоища и лишь в тот день Сергей, мельком наблюдая как тот дерется, вполне оценил его как бойца. Клюквин столь искусно отбивал винтовкой удары мечей, что каждый третий его выпад оказывался смертельным для врагов. Однако, уже в начале половина взвода полегла – таких мастеров как его Захар там не было! Чтобы следить за ходом боя Махальцов отступал из шеренги на пару шагов, а его место занимал Захар – иначе невозможно было сделать. Напротив него уже громоздилась куча трупов и каждому очередному противнику приходилось карабкаться вначале на нее, а уж затем сверху прыгать на Сергея. Примерно так же обстояли дела у всех казаков и теперь им стало рубиться привычнее, чем в самом начале, когда мечи низкорослых японцев летали на уровне их ног и живота. Через полчаса боя японцев осталось менее половины, солдаты погибли почти все и Сергею пришлось шеренгу казаков преобразовать в полукруг. Последних же оказалось человек двадцать, но те, что остались будто озверели и Махальцов впервые наблюдал подобную картину. Он и сам вдруг понял, что стал таким же как они. Время будто остановилось для него и казалось, что он машет саблей, убивает уже целую вечность и готов продолжать это покуда хватит сил. Кровь текла из нескольких касательных ран и он ослаб от ее потери, но мысль и реакция работали безупречно и он с легкостью предугадывал все выпады и удары врагов. Ему казалось, что они все делают страшно медленно, а у него на отражение ударов много времени и теперь каждому новому противнику он посвящал пять-восемь ударов, после чего тот падал. Японцы гурьбою лезли на него, понимая, что им важнее всего убить офицера. Все казаки, покуда держали в руках сабли, не покидали шеренги и падали лишь мертвыми. Они вели себя несравненно мужественно, но им суждено было погибнуть. Не прошло и часа как бой завершился и Сергей лишь потому это заметил, что перед ним не оказалось ни одного японца. Он получил несколько колотых и резаных ран и пошатываясь, едва держась на ногах, озирался. Вначале рядом с собою он заметил шумно дышавшего Захара, который будто в беспамятстве бормотал: ваш-бродь, ваш-бродь, ей-богу, живы… ей-богу, живы…Подале, на земле сидел, вытирая саблю, единственный живой казак, на котором вместо формы висели изрезанные лохмотья. Махальцов признательно похлопал по спине Захара со словами: "Спокойно, дурень, все позади" Внезапно Клюквин разрыдался и Сергей порывисто обнял его, но через несколько секунд, устыдившись неуставных отношений, отпрянул и едва переставляя ноги подошел к казаку.
– Как звать?
– Трофимов… Степан, – устало, не вставая отвечал тот.
– Надо проверить остался ли кто из наших живой, – тихо произнес он и вдруг сознание покинуло его. Когда он очнулся Захар заканчивал перевязку его ран, а казак сидел рядом пригорюнясь.
– Нет живых, Андрей Ляксеич, – тихо сказал ему Захар, видя, что Махальцов очнулся. – Всех порубил японец.
Внезапно казак разразился долгой бранью и лишь в конце тирады Сергей понял ее причину и посмотрев на ближний лес заметил трупы лошадей.
– Звери, звери они, барин. Коней-то почто губить? Скотина ведь ни в чем не повинна!
Если бы у них остались лошади, то через час они оказались бы в родном полку, но добирались они целых полдня, до самой темноты. И сам Махальцов идти уже не мог. Именно Захар вытащил его на себе.
Едва оправившись от ран и выйдя из госпиталя Сергей напился вдрызг и не зная как еще отблагодарить Захара за верность подарил ему двадцать рублей. Отдавая деньги Махальцов знал наверное, что болван все пропьет, но он был обязан ординарцу и кроме того сам он в этом отношении был ничуть не лучше. Правда тот никогда не манкировал своими обязанностями и пил так аккуратно, чтобы это не досаждало "барину". Напивался ли он вечерами в трактирах или приносил водку с собою, но наутро от вчерашнего не оставалось и следа и сам Захар выглядел как обычный, справный солдат. Он любил подчеркивать свою "справность" и Махальцов посмеиваясь обычно с ним в этом соглашался.
– Господин штабс-капитан!
Сергея вывел из задумчивости звонкий голос подпоручика Бережного. Симпатичный мальчишка с этаким полетом и юношеским рвением к службе, которое несколько напоминает игру. Он еще играет в солдатики, но когда-нибудь ему это надоест как всякому неглупому человеку. Те, которые видят в этом смысл, становятся солдафонами. Только что вышел из училища, кстати, его родного, второго московского и еще не познал до одури всей скуки и рутины службы. А как поймет так что же? Ведь неглуп. Запьет, вероятно.
– Смею доложить: новобранцы построены для обучения рукопашному бою, – радостно отчеканил Бережной.
– Тогда идемте, – Сергей неторопливо затушил папиросу и быстро пошел к выходу из казармы, стараясь рассмотреть через окна кто из подчиненных ему взводных пришел. Молодые солдаты уже стояли вытянувшись во фрунт, а вдоль строя важно прохаживались унтер-офицеры, придирчиво оглядывая каждого. Командиры взводов кружком стояли в стороне, курили и болтали. Явились все. Махальцов подошел вначале к ним.
– Честь имею, господа, – он козырнул им небрежно и отстраненно, еще полон мыслей и воспоминаний. Все вытянулись, отдав честь.