Жизнь Артамуша

Картина первая

Большое село Агат где-то в глубине Ирана шумит. Все чем-то встревожены, раздаются споры, что-то необычное ожидается, в воздухе повисло напряжение. День постепенно клонился к вечеру, когда люди, все как один побросав свои дела, устремились на окраину села. Вскоре образовалась толпа, которая застыла, постепенно успокаиваясь и затихая. Все внимательно и непрерывно разглядывали одного человека в простой дорожной одежде достаточно молодого и статного, держащего посох жреца. От прочих людей незнакомца, – а его тут никто не знал, – отделяло почтительное расстояние в восемь – десять шагов. Таким образом, человек, возмутивший спокойствие и привычную жизнь села, стоял в центре живого круга, держась спокойно и величественно. Он явно выжидал чего-то, пока люди вокруг смиренно переминались и шушукались, разглядывая его исподлобья. На эти недоверчивые взгляды он отвечал открытой улыбкой.

Наконец сквозь толпу протиснулся к нему посланный человек, который с усилием протаскивал бочку сквозь плотные передние ряды. Войдя в центр круга парень с почтением поставил её к ногам чужеземца. Последний тотчас быстрым и ловким движением перевернул бочку дном кверху и легко вскочил на неё, оказавшись виден всем собравшимся. Он поднял в древнем приветствии правую руку с открытой ладонью и гордо, удивительно щедро улыбнувшись, воскликнул:

– Да здравствует Солнце! Люди, казались смущёнными, озадаченными, но многие улыбнулись.

Незнакомец говорил с лёгким акцентом, но не это казалось народу странным. У них не было обычая славить светило. Однако, чужеземец ничуть не расстроился ответному молчанию. Он не ждал иного. Его улыбка сделалась чуть насмешливой и он продолжил свою речь:

– Я пришёл к вам из страны, что расположена далеко на севере, пришёл вместе с моим народом, который луну назад проходил через ваши места. Верховные жрецы моего народа повелели мне остаться здесь среди вас затем, чтобы говорить вам правду. Правду о вас самих. Вы чувствуете, что я говорю как-то непривычно. Это потому, что ваш язык я изучал всего одну луну, а наши языки очень схожи; потому, что в давние времена мы были одним народом. Ваши далёкие предки, покинув наши северные горы, пришли сюда и поселились здесь, смешавшись постепенно с местными неарийцами.

– И вот, что я должен передать вам: вы всё-таки арийцы, потомки гордого, непобедимого народа, хоть есть среди вас темноволосые и кареглазые. Ваша родовая память прохудилась, как старый горшок. Вы успели забыть о великих предках и их заветах. Единственное, чего я желаю вам всей душой – узнайте себя, вспомните о том кто вы; узнайте правду о себе и мире вокруг, о великих богах. Ибо предки ваши всегда держались проверенной истины: в правде сила, как бы ни была она жестока. Тот, кто отвращает взор от правды тот слабый и лживый, много болеет, мало и скверно живёт. Вселенная отворачивается от него, боги презирают его и о, одинокий и чуждый этому миру, построенному богами на правде, быстро идёт к смерти.

Мой народ свято соблюдает заветы предков и потому он здоров, един и непобедим. В нашем обществе царят древние законы арьев, нет убийц и воров, нет богатых и бедных, нет больных и ослабленных старостью. Но есть почитание правды и богов. У нас люди живут вдвое-втрое дольше, чем вы. Вот настоящая цена правды, вот что я хочу подарить вам, арьи!

Толпа задвигалась, зашумела, послышались крики: «Расскажи правду! Расскажи о своих богах».

Тем временем по дороге, ведущий из села к ним приближался небольшой отряд конных воинов и оратор пристально их разглядывал. Заметив направление его взгляда люди начали оборачиваться в ту же сторону и узнав подъезжающих, толпа насторожено замолчала.

Конники приблизившись остановились, и несколько воинов спешились. Двое из них, шедшие впереди, угрозами и жестами дали понять людям, что им следует расступиться. Они раздвигали толпу, в то время как остальные воины окружили правителя области, ибо это был он. Люди склонили головы и сняли шапки. Правитель в богатой одежде и с мечом на поясе тем временем сел в небольшой походный паланкин, перевозимый на лошади, и четверо воинов понесли его через живой коридор. Паланкин остановился в центре круга возле бочки. Проповедник уже спрыгнул на землю и спокойно ждал развития событий. В его позе и лице не было унижения и страха, которые легко читались на лицах собравшихся.

Правитель вышел из паланкина и хмуро, подозрительно разглядывал возмутителя спокойствия. Их глаза, голубые у того и другого встретились и долго не отрывались. На лице старого воина росло выражение удивления. Он первым нарушил гнетущую тишину.

– Кто ты?

– Артамуш.

– Что значит твоё имя?

– Оно дано мне при посвящении в звание жреца и означает следующее: человек правды.

– Значит ли это, что ты всегда говоришь правду?

– Это значит, что не я, но боги через меня говорят правду.

– Кто тебя звал в нашу страну?

– Боги, а не люди руководят мною. В этом моё отличие от других смертных, даже от тебя.

– Как смеешь ты говорить со мной столь дерзко? Я могу приказать убить тебя.

– Это будет трудно сделать, поскольку боги охраняют меня. Кроме того, прежде чем стать жрецом я получил звание воина. А один воин моей страны в бою равен трём воинам твоей страны.

– Ты в этом совершенно уверен, чужеземец?

– Да.

– В чём же сила воинов твоей страны?

– Сила их в том, что они всегда на стороне светлого божественного воинства. Потому боги дают им силу.

– Каковы ваши боги?

– Это светлые арийские боги, которым поклонялись также далёкие ваши предки. Ваша беда в том, что вы забыли о том, какими были ваши предки и боги, которым они поклонялись.

– Ты хочешь научить всему этому этих людей?

– Да, и не только этих, но многих других.

Правитель повернулся медленно и пристально, разглядывая круг людей.

Все они ждали его решения, кто настороженно, кто с любопытством, кто с надеждой. Лицо его потеплело, когда он вновь обратился к Артамушу.

– Мне показалось, что народ уже хочет учиться. Вероятно, боги на твоей стороне. Я разрешаю тебе проповедовать. Мне нужны хорошие воины и поддержка богов. А то, что ты сам воин, – оценивающим взглядом он окинул Артамуша, – это я и сам вижу. Я в этом деле разбираюсь.

– Но постой, правитель, – Артамуш простёр руку, – думаю, ты неверно меня понял. Война – лишь часть нашей жизни и твой народ может стать сильным не только на поле брани, но и в любом другом деле.

Нахмурив брови, старый воин произнёс:

– Я пока не представляю всего того, что могут дать мне твои боги, а сейчас мне более всего нужны хорошие воины. Но не стану возражать и против остального. Короче говоря, пока я здесь правлю – обещаю тебе поддержку.

Правитель махнул рукою, и четверо воинов рывком подняли и понесли его.

Артамуш почтительно склонил голову, положив правую руку на сердце. Все селяне склонились более глубоко и расступились, образуя проход.

Артамуш задумчиво смотрел вслед удаляющейся процессии, и в нём крепло предчувствие, что он достигнет великой цели, поставленной богами. Затем рассеянным взглядом он окинул людей и заметив, что все вновь ждут его слова, улыбнулся. Многие заулыбались в ответ, что явилось знаком того, что меж ним и этим народом не может быть недоверия. Легко запрыгнув на бочку, он продолжил проповедь.

– Вот что для начала скажу я вам. Наши боги породили Вселенную и жизнь и они же хранят её. Почитающий богов каждым делом и словом своим тем самым служит жизни, Вселенной и богам. Держась богов, исполняя их суровые, нелёгкие заветы, мы становимся ближе к ним, мы становимся людьми.

Среди богов есть строгая иерархия, как и между смертными. Есть боги – вершители, есть хранители, есть воины и созидатели, есть воины и созидатели, есть боги огня, ибо великий огонь был в самом начале мироздания.

Так долго говорил Артамуш постепенно развёртывая перед слушателями общую картину Вселенной и наконец вернулся к солнечной системе, чтобы рассказать подробно о её планетах и её богах. А закончил он родной и понятной каждому работающему на земле планетой, тою, что всем им приходится Великой матерью. Затаив дыхание слушали его простые люди и оживились, когда он заговорил о земле, её богах, энергиях и как их применять в жизни для поддержания здоровья своего и скота, для увеличения урожая. Люди долго не отпускали его.

Картина вторая

Тёплым осенним днём Артамуш проходил улицей убогого села, состоявшего из двух дюжин мазанок. Хижины были построены принятым в данной местности способом: больших размеров циновки из камыша укрепляли на врытых в землю столбах и обмазывали снаружи глиной. Из того же камыша были сложены крыши, а сам исходный материал в изобилии рос рядом вдоль реки.

Путник внимательно осматривался и с каждым шагом в нём нарастало ощущение опасности. Село будто вымерло – не видно и не слышно домашних животных, но по всем признакам понятно, что люди жили здесь недавно, может ещё утром. Вдруг из ближней хижины раздался сдавленный звук человеческого голоса. Резко и бесшумно в три прыжка Артамуш ринулся к отворённой двери и прежде чем сам успел сообразить, увернулся от летящего копья. Спустя мгновенье нападавший в хижине уже хрипел проткнутый его мечом. Быстро оглянувшись, Артамуш заметил на земляном полу связанного крестьянина, вероятно хозяина хижины. Но времени не было совсем, и он выскочил из дома, чтобы оглядеться. Едва он появился снаружи как заметил, что какие-то люди на улице направили на него луки и копья их уже брошены. Быстрый прыжок влево с кувырком и следом быстрый бросок вперёд. Хлипкая стена ощетинилась десятком стрел и копий.

Артамушу были необходимы всего несколько мгновений, чтобы добраться до нападающих прежде, чем они вновь зарядят свои луки. И он успел. Несколько лёгких взмахов мечом и луков не стало, один лишился руки. Артамуш превратился в разъярённого тигра: за ним теперь стало трудно уследить и совсем невозможно отразить его удары. Он вертелся волчком, раздавая удары на все стороны и парируя их акинаком в левой руке. Через десять мгновений схватки половина нападавших уже лежала в дорожной пыли. Но оставшиеся взяли его в кольцо и набросились с мечами одновременно.

И тогда Артамуш прибег к испытанному способу, завещанными предками, уповая на то, что в Иране его не знают. Он резко присел на одну ногу, выставив другую назад и, быстро крутнув её как балансир, одновременно махнул по окружности мечом. Круг атакующих рассыпался, у всех оказались ранены ноги. Оставался последний, невредимый. Он однако не побежал, а отважно вступил в бой один, за что Артамуш почувствовал к нему уважение, решив не наносить ему серьёзных увечий, что требовало от него дополнительных усилий. Он то наступал, то уходил, постоянно делая обманные выпады и восьмёрку, пытаясь ранить руку держащую меч. Но последний оказался первым по части опыта и искусства боя.

Наконец, Артамуш испробовал ещё один обман. Замахнувшись в очередной раз, он неожиданно, когда противник прикрыл голову мечом, ударил его ногой в живот. Валяясь, согнувшись на земле, задыхаясь, парень пытался дотянуться до меча. Пинком Артамуш отбросил меч и спокойно обратился к поверженному.

– Забудь об оружии, наёмник. Оно тебе не нужно. Ведь я не желаю тебе смерти. Оглянись на своих – никто не убит. Не я, а вы выступаете на стороне зла и смерти.

Артамуш уже обернулся к прочим лежащим и увидел, что все они внимают ему.

– Я, служащий добру, не хочу смерти даже вам, желавшим взять мою жизнь. Я хорошо понимаю, что вы послужили слепым орудием зла. Вы – орудия столь же безмозглые, как те мечи, которые держите в руках. Я один победил вас всех. Потому, что правда на моей стороне, а это значит немало на весах богов. Вот отчего боги помогают мне, а не вам.

Внезапно один из лежавших и сидевших в пыли, самый молодой из них, с нежным пушком на щеках, встал и хромая сделал шаг к Артамушу. Протянув руки с мольбой и искренними слезами, то ли от нахлынувших чувств, то ли от раны.

– Господин, позволь мне служить тебе. Я хочу узнать твою правду.

Артамуш, подойдя к говорившему, внимательно всмотрелся в его лицо, помедлив, отрывисто и просто сказал:

– Хорошо, ты пойдёшь со мной. Когда затянется твоя рана.

Положив руку на плечо парня, он мягко, но повелительно усадил прямо на землю с этой минуты своего ученика и принялся осматривать его ногу. Внезапно позади послышался шум, и он, резко вскочив в развороте, выхватил меч. Раненый рядом с ним сделал то же самое.

Однако угрозы не было. Это поединщик, поверженный им последним, приблизился к ним. Упав на колени, он обеими руками протягивал Артамушу свой меч.

Артамуш спрятал свой и спросил хмуро:

– Чего ты ждёшь от меня? Мне не нужен твой меч.

– Я хочу, чтобы ты, добрый господин, простил меня.

– Я уже простил вас всех, – Артамуш едва заметно улыбнулся.

– Тогда я хочу пойти с тобой, чтобы защищать тебя.

Артамуш уже не стесняясь улыбался, разглядывая стоявшего на коленях.

– Если ты пойдёшь со мною, то тебя могут убить люди, подобные тебе.

Просивший резко поднял голову и воскликнул:

– Пусть лучше я погибну, исполняя волю богов, защищая посланца богов, чем так, как умирают люди моего ремесла.

Артамуш по-новому, заинтересованно, с удивлением смотрел в глаза недавнего противника. Наконец, вздохнул и хлопнул воина по плечу.

– Спрячь свой меч, он обязательно тебе пригодится. А пока помоги мне отвести в хижину твоего товарища.

Они пробыли в деревне пару недель, в течение которых в дома возвратились жители, изгнанные наёмниками. Эти дни Артамуш посвятил лечению раненых и больных местных жителей. Рана Корти, так звали поединщика, затянулась и втроём Артамуш, Корти и самый молодой из наёмников отправились вместе. Эти двое и стали его первыми учениками.

Картина третья

Артамуш спокойно пробирался через сутолоку многолюдного базара. Не богатого, какие случаются в больших городах, где торгуют именитые купцы и бывают знатные покупатели. Всего раз в неделю тут собирались жители окрестных сёл, продавая и покупая. Оттого и выбор товаров был таков, какой необходим простому труженику.

Он любил такие базары бедняков, как любил этих бесхитростных людей и предпочитал обращаться к ним со словами о богах на исходе базарного дня.

Однако, прежде ему нужно было найти женщину. Он видел её мельком, когда рано утром она проезжала на прекрасном вороном коне в сопровождении охраны. Одного взгляда ему хватило, чтобы оценить и понять её – эта встреча уготована богами, и упустить её он не имел права.

Не было у него иного ориентира помимо интуиции, которая вела его как голодного волка. Потому он бродил по селу и окрестностям как зверь, вынюхивающий след.

Увидя роскошные шатры, стоявшие отдельной группой, он почувствовал облегчение и уже наверняка знал, что эта женщина наверняка там. У одного из сдвоенных шатров он узнал вороного жеребца, рассмотрел сновавших слуг, оценил воинов стоявших на карауле. Он присел на сложенные мешки с овечьей шерстью и стал ждать.

Она вскоре вышла и Артамуш внимательно, с равнодушным видом посмотрел на неё. О да, теперь она показалась ему ещё более энергичной и значительной, чем прежде. Нет, боги не ошибаются. Он укрепился в своём утреннем решении и, встав на ноги, спокойно, не оглядываясь зашагал в сторону базара.

Когда темнота укрыла село, и позади был шумный день, толпы запылённых людей под солнцем и длительные беседы с людьми он вновь явился на то же место.

Там он увидел тех же воинов у шатра и усмехнулся: разве так стерегут! Он бы это делал совершенно иначе. Он поднялся с другой глухой стороны шатра и прислушался. Внутри кто-то ходил, слышался властный женский голос, – он узнал его. Сквозь толстое полотно тускло светили свечи. Внезапно все звуки стихли, и наступил миг, которого он ждал.

Он бросился на землю и, руками отогнув повыше край шатра, перекатился вовнутрь. Там он огляделся и увидел то, что ожидал: ковры с подушками, кувшины, сундуки, подсвечники и масляные светильники, которые давали столько света, что там, у подушек вполне можно было читать. Артамуш нашёл самое тёмное место в шатре и уселся там.

Она быстро вышла, её упругая стремительная походка живо напоминала поступь барса. Артамуша обдал поток воздуха, образованный её движением и он оценивающе потянул воздух носом. Пахло дорогими благовониями и здоровым, сильным женским телом. Он почувствовал лёгкое пьянящее возбуждение, как после чаши вина. Но возбуждение породило страсть, она уже росла, овладевала им. И пока желанная незнакомка склонилась над большим ларцом с изящной резьбой, он встал и совсем не таясь, пошёл прямо к ней. На третьем шаге она обернулась и испуг исказил её красивое благородное лицо. Артамуш впервые видел её так близко и любовался ею, не чувствуя ни капли смущения. Приложив руку к сердцу и учтиво склонив голову, он обезоруживающе улыбнулся, но его глаза пронзили и смутили её, а воля его заставила оцепенеть женщину. Готовый сорваться крик, будто повис в воздухе над ними. Вместо этого она удивлённо произнесла.

– Ты Артамуш?

– Да.

– Я слушала сегодня тебя. Но чего ты хочешь?

В ответ раздался его лёгкий смех. Он присел на один из сундуков.

– А как ты думаешь, чего может вдруг захотеть мужчина от женщины, которую впервые видит?

Брови женщины сдвинулись в гневе, но Артамуш внимательно наблюдая за нею, в запрещающем жесте поднял руку.

– Не зная меня, не поступай опрометчиво. Когда я увидел тебя утром, скачущей через площадь на жеребце, боги сказали мне: завоюй эту женщину и плодом вашей любви станет мальчик, из которого затем вырастет великий воин и он будет служить нам.

Он медленно встал и спокойно, не торопясь, сделал три шага, которые разделяли их. Женщина будто окаменев, заворожённо смотрела на него. Он же протянув руки властно и нежно, глядя ей в глаза, обнял её за плечи и притянул к себе.

Она тихо вздохнула, затем легко отстранилась и вновь посмотрела ему в глаза. На этот раз в искреннем удивлении. Улыбка впервые за весь их разговор появилась на её лице.

– Со мною такого никогда не случалось. Как тебе это удалось?

– Что «это»? – Артамуш улыбнулся.

– Обнять меня безнаказанно.

– Такова воля богов и тебе лучше покориться им.

Женщина уткнулась лицом в его грудь и прошептала:

– Но ведь до этого дня я никому не покорялась.

– До этого дня ты не знала меня. Как тебя зовут?

– Тебира.

– Так вот, Тебира, эту ночь мы проведём вместе, и боги будут ликовать, видя это. А потом я стану иногда приходить в твой дом, чтобы наблюдать за воспитанием сына.

– Братья отвернутся от меня, – Тебира уже снимала с себя серьги с ожерельем рассуждая спокойно, как о давно прошедшем, постороннем для неё событии.

Артамуш, наполнив кубок вином из кувшина и глотнув, устало ответил:

– Люди столь же далеки от понимания истины как те бараны, которых они пасут. Тот, кто признаёт волю богов часто преступает людские обычаи и не может иначе. Когда наш сын вырастет, станет великим воином и остановит врагов, твои братья скажут тебе, что были не правы сейчас. Но до той поры много горя примешь ты из рук их.

Артамуш наполнил вином вторую чашу и протянул её будущей матери своего ребёнка, которая сидела с задумчивым видом, слушая его. Она приняла чашу с улыбкой, произнеся: Зато сын мой будет великим воином. Выпив почти всё вино, она вновь обратилась к своему гостю. Теперь её глаза искрились радостью и смехом.

– Маленькой девочкой я хотела стать воином. Мне сказали, что если я хорошо изучу военную науку, то стану мальчиком. Я не терпела девчонок, – она звонко засмеялась и протянула к нему красивые и сильные руки. Он взял их в свои руки и будто обжёгся – через эти руки на него низверглось чистое мощное пламя женской страсти.

Картина четвёртая

Артамуш никогда не испытывал любви к дворцам. Даже в детстве, когда внимал рассказам о далёких странах. И тогда и сейчас ему казалось, что всё необходимое человеку это хороший деревянный дом.

Однако теперь он ехал через город ко дворцу, повинуясь желанию шаха, которым нельзя пренебрегать. Он прислушивался к голосу интуиции, но она не подсказывала ничего тревожного и боги всегда его сопровождавшие, также молчали. Поэтому он подъехал к воротам внешней стены будучи совершенно спокоен, и назвавшись был благополучно пропущен стражей.

Он медленно проследовал до самых дворцовых дверей, где уже стоял, казалось, его поджидавший слуга. Едва он спрыгнул с коня как из дверей торопливо вышел царедворец, быстро отпустил слугу, поприветствовал Артамуша, сладко ему улыбаясь и приглашая пройти к шаху, который был извещён и ждал.

Когда они вошли в зал приёмов, правитель сидел на троне под балдахином в облачении воина и ободряюще ему улыбался. Шах жестом отослал царедворца и обратился к долгожданному гостю.

– Рад видеть тебя, Артамуш. Теперь я могу гордиться твоим посещением.

– Именем бессмертных богов и светил приветствую тебя, царь.

В ответ царь встал с трона и неторопливо подойдя к собеседнику возложил длань ему на плечо. Тот склонил голову.

– Слухи о тебе и свете твоих слов доходят до меня. Мой народ любит тебя и верит тебе. Иногда, если верить рассказам, ты творишь чудеса и я бесконечно рад тому, что ты учишь мой народ. Как ты говоришь: сила коня в его ногах, но человек сильнее потому, что сила в его духе! Защита воина, прежде всего в духе, а потом в мече!

Как верно, прекрасно сказано!

Царь щёлкнул пальцами и слуги внесли столик с посудой. Следом на столе появились вино, фрукты, сладости, вода для омовения в серебряной чаше.

Наблюдая за приготовлениями, Артамуш задумчиво поглаживал подбородок, стараясь угадать дальнейший ход разговора.

Когда, наконец, внесли подушки и положили по обе стороны столика, царь сделал приглашающий жест.

– Прошу оказать мне честь. Если ты голоден, то мы пройдём в зал для торжеств или тебе принесут, чего пожелаешь. Во всяком случае советую отведать фазана в вине. Мой повар прекрасно его готовит.

– Благодарю, царь, – Артамуш едва заметно улыбнулся, ополаскивая тем временем руки в чаше.

– Фрукты отведаю, от вина не откажусь. Остального мне не нужно. Не подобает воину и мужчине ублажать себя сладким, это вредит его духу. А смешение разной пищи вредит здоровью.

Кубки были наполнены и они выпили. Хозяин пил вино без удовольствия как воду, а к фруктам только прикоснулся.

– Значит ты предпочитаешь простую грубую пищу и жизнь воина?

– Да, повелитель. Поскольку погоня за излишествами отнимает у человека силы и делает его слабым.

– Значит ты запрещаешь мне всё это? – царь широким жестом обвёл зал, где они сидели.

– Нет, я этого не утверждаю. Ты выше всех в царстве и только ты вправе всем этим обладать.

– А знать, а богатые купцы? – царь строго посмотрел на своего гостя, твёрдо поставив на стол кубок с недопитым вином, – им нельзя владеть чем-то подобным?

– Нежелательно, повелитель. Слабые люди из простолюдинов, видя кругом роскошь, особенно если она окружает недостойных, возжелают всеми путями такой же роскоши. Догадайся, каковы эти пути. Вслед за ними кинутся другие, те, которые раньше чего-то опасались, и вскоре некогда единый, добрый и добродетельный народ превратится в алчную, безобразную толпу. Ты хотел бы быть царём таких людей?

Царь молчал, сидя выпрямившись и глядя в упор на Артамуша. Лицо его застыло, но в глазах будто мерцали гаснущие искры. Наконец, он нарушил молчание.

– Я могу запретить роскошь по всей стране. И я знаю, что многие, в том числе жрецы, меня поддержат. Роскошь после этого не будет выставляться напоказ, но я знаю, что она станет скрываться за заборами и стенами. Люди все равно узнают. Нет, этого дела просто так не решить.

– Да, царь, – не торопясь, начал Артамуш, вертя в руке и с видимым удовольствием разглядывая абрикос.

– Если браться за дело, то иначе. Необходимо удалить сами причины, порождающие зло и тогда не возникнет следствий.

– Поясни, – царь подался к собеседнику, повиснув над столом, и сжатые кулаки на коленях показывали, что это для него больной вопрос.

– Если в твоей стране существует богатство, а значит так же и бедность, – ведь где белое там и чёрное, – то оно должно быть заслужено, получено от царя за верную и доблестную службу. В таком случае никто, кроме завистников не осудит такое богатство. Что такое роскошь для отважного воина, ты и сам понимаешь, царь. Сегодня он живёт в роскоши, а завтра лишится жизни.

– Как же мне поступать с детьми богатых людей, привыкших к роскоши? – царь сидел, сцепив пальцы и устремив взгляд внутрь себя.

– Запрети наследование богатства, пока оно не заслужено, не доказано службой тебе.

– И если богатство не будет заслужено…– задумчиво произнёс царь.

– … то наследник его не получает, – заключил Артамуш.

Царь надолго замолчал и Артамуш, чтобы разрядить обстановку принялся вкушать виноградную гроздь. Но хозяин дворца встрепенулся, с улыбкой взглянул на него и предложил:

– Если тебе здесь больше ничего не хочется, я покажу тебе сад.

Артамуш немедля поднялся и они прошли через весь зал к небольшой скромной двери. Прямо за дверью оказался сад, занимавший места больше, чем дворец. Жара уже спадала и запах жасмина, казалось, пропитал воздух, а лёгкий тёплый ветер нёс его прямо во дворец. Царь прикрыл глаза и полной грудью вдохнул воздух. С грустью посмотрев на Артамуша он произнёс:

– Если этот сад роскошь, то всё равно я бы не хотел его лишиться. Лучше потерять дворец.

Шах спустился по ступеням вниз и, сорвав розу, поднёс её к лицу, затем поднялся обратно и протянул её Артамушу. Тот с лёгким поклоном принял дар. Чувствуя, что царь ждёт ответа, отклика он высказал то, что думал.

– Мне очень понравился сад. Но мне нельзя привыкать даже к этому. Не только красивые женщины, дворец, богатство могут поработить свободного человека, но даже сад.

– У тебя странная манера льстить, – царь искренне по-доброму улыбнулся, – мои приближенные не смогли бы этого оценить.

Царь некоторое время молчал, потом быстро взглянул на дорогого гостя, жестом указал на дверь.

– Пойдём, Артамуш, мне есть что показать тебе.

Проследовав через три смежные комнаты, они вошли в четвёртую, убранство которой Артамушу чем-то напомнило святилище. Пока он внимательно оглядывался, царь с усмешкой смотрел на него.

– Я вижу ты понял, где находишься. Но взгляни сюда, – он протянул руку к богатым жреческим одеждам, висевшим прямо перед ними на шесте с перекладиной. Шест торчал из пола уже много лет подряд, поскольку с самого начала был незаменимой частью интерьера. Ведь одежды жреца должны быть не запятнаны и не измяты, как и его звание.

– Это облачение последнего верховного жреца моего царства. Он умер от старости пару лет назад и с тех пор я не нахожу ему достойной замены. Но теперь я вижу эту замену перед собою и нисколько не сомневаюсь в правильности моего выбора.

Артамуш отрешённо смотрел на одежды, размышляя о том как ему отказать, не оскорбив шаха, который, видя, что гость его никак не отвечает ему, уже проявлял нетерпение.

– Отвечай! Шах тебя спрашивает. Ты отказываешься?

– Да, повелитель. Но не затем чтобы оскорбить тебя. Мне нельзя принять эту должность. Отчасти ты понимаешь почему. Став верховным жрецом, я перестану быть Артамушем. Оставшись при дворце, я уже не смогу ходить по стране. Народу я окажусь не нужен.

Глаза шаха метали молнии и голос его прогремел.

– Но ты получишь все, что нужно для достойной тебя жизни: хороший большой дом, слуг, золото, наложниц. Не подобает тебе ходить в этом платье и спать вместе с простолюдинами .

– Шах, мы только что говорили об узах, связывающих человека, – Артамуш мягко улыбнулся, – и если я это осуждаю, то сам этого не делаю.

– Может ты подумаешь над этими словами? Я всегда выполняю обещанное. – Шах говорил уже спокойно, без раздражения.

– О нет, повелитель. Я давно, задолго до нашей встречи размышлял над этим. Моё решение неизменно, оно во благо твоему народу.

Шах прошёлся от двери к окну, оттуда выглянул в сад и долго рассматривал его молча. Но обернувшись, он вернулся к своему гостю.

– Тогда прощай. Очень жаль. Узнав тебя, я так хотел видеть в тебе друга. Пусть боги помогают тебе, а я всегда помогу.

– Если мы друзья сейчас, то останемся дружны через день и год.

Артамуш ответил, когда они уже шли к тронному залу, минуя комнаты.

Приблизившись к трону они остановились и Артамуш склонил голову.

– Прощай шах. Пришло время мне уходить.

Шах снова положил правую руку на его плечо, вперив в его лицо испытывающий взор, затем снял с руки перстень и сам надел его на палец гостя: – На камне вырезан мой знак. Когда кто-нибудь из моих тупоголовых чиновников или военачальников посмеет чинить тебе препятствия, этот перстень тебе пригодится.

Артамуш понимающе кивнул, склонил голову, приложив руку к груди, и пошёл к дверям. Шах смотрел ему вслед и в лице его читалось сожаление и грусть.

Не смотря на размолвку в тот день, Артамуш станет преданным и верным другом шаха Бетала до самой смерти.

Картина пятая

День клонился к вечеру, когда Артамуш в сопровождении двадцати верных своих последователей приближался к городу в сердце Мидии, цели своего путешествия. Подойдя к окраине, на расстоянии полёта стрелы, они встретили небольшой отряд вооружённых всадников. Ещё издали по бунчукам на копьях идущие определили, что воины состоят на службе у знатного человека. Отряд перекрыл им дорогу в город. Меж ним и подошедшими расстилался пологий овраг. Артамуш почувствовал, что если не остановит своих людей, то неминуема схватка и кровь прольётся. Он остановил учеников и, приказав им дожидаться на пригорке, демонстративно, на глазах у противной стороны отстегнул меч. Он поступил как ему велели боги и один пошёл навстречу воинам. Он знал, что с ним одним ничего дурного не случится.

Две группы по обе стороны оврага терпеливо ждали пока он двигался быстрым шагом. Приближаясь к стражникам, Артамуш сконцентрировал на себе известные ему силы земли и космоса и этот поток веером от себя направил на стражников. Невидимые пульсирующие струи, изливаясь через него доставляя ему нечто похожее на лёгкую боль. Продолжая держать поток он остановился перед воинами и заговорил первым.

– Чьи вы люди и зачем перекрыли нам дорогу?

– Мы служим повелителю нашему шаху Ормузду. Он приказал нам не пускать тебя в город.

– Почему?

– Услышав тебя, люди забывают старые обычаи. А это плохо. Ведь обычай это то, что отличает человека от животного. Господин наш мудр и желает добра своим людям.

Артамуш рассмеялся и присел на придорожный камень. Старый вислоусый воин, говоривший с ним, грозно сдвинул брови и положил руку на рукоять меча. Остальные воины казались растерянными. С видимым удовольствием, улыбаясь, Артамуш рассматривал ответившего. В его взгляде читалась столь обезоруживающая симпатия, что гнев испарился с лица предводителя. Но раздражение осталось.

– Скажи мне, уважаемый, своё имя.

– Горд, так назвал меня отец.

– Моё имя ты знаешь?

Горд согласно кивнул, и Артамуш, улыбаясь, спокойно продолжал.

– Увидя тебя я понял, что ты честный и добрый человек. Вот почему мне так жаль, что тебя так подло обманули.

– Кто меня обманул? – рука воина привычно схватила меч.

– Тот кто сказал тебе ложь, – Артамуш тем временем достал свою походную тыкву и откупорив её сделал пару глотков. Затем, перекинув баклажку через плечо, он с прежней доброжелательностью посмотрел на вислоусого воина.

Рядом с ним нетерпеливо вертелся в седле молодой чернявый воин, и было заметно, что разговор ему очень не нравится. Артамуш сурово оглядел юнца и тот стушевался, отвёл взгляд. И Артамуш продолжил речь.

– Я не отвращаю людей от древних обычаев. Я возвращаю им забытые обычаи. У тебя хорошее древнее имя. Моего друга в далёкой стране звали так же.

Горд, насупя брови слушал, но юнец рядом с ним наконец не выдержал и крикнул:

– Ступай к себе в свою страну, а нам ты не нужен!

Артамуш бросил на него уничтожающий взгляд. Горд также, обернувшись грозно посмотрел на парня:

– Замолчи!

Артамуш продолжал речь.

– Та далёкая страна брошена моим народом две зимы назад, а великий мой народ рассеялся по трём направлениям. Но скажу тебе правду, Горд: твои предки пришли в эту землю тоже из моей страны много поколений назад. Наши старики помнят об этом. И наши обычаи были вашими, мы были одним народом, славили одних богов. Вот почему я говорю тебе, друг мой, что подлые, дурные люди обманули тебя и твоего господина. Белое они назвали чёрным, рассчитывая на то, что слепой не отличит одно от другого. Скажи мне, хорошо ли чувствует себя обманутый?

Артамуш грустно, с сожалением смотрел на старого воина, и голова последнего опустилась на грудь. Позора в присутствии подчинённых он вынести не мог, но и поднять меч против говорившего правду не смел.

Однако юнец рядом издал боевой клич и резко вскинул коня. Артамуш, казалось ждал этого, он раскусил парня с самого начала. В его правом рукаве, как обычно, имелась свернутая комком кожаная бечёвка с железным шариком на конце. Он сделал резкое движение и, посланная опытной рукой бечёвка достигла занесённого копья, шарик обмотался вокруг древка. В тот же миг Артамуш рванул к себе копьё уже начинавшее смертельный полёт. Оружие мигом перекочевало в его руку к удивлению всех это видевших. Перехватив его поудобнее, Артамуш грозно посмотрел на юнца и процедил сквозь зубы: показать тебе как это делается?

Все застыли, даже Горд, поскольку прежде никто из них не видел подобного. Вдруг Горд выхватил плеть и принялся стегать забияк, приговаривая: я тебя предупреждал, предупреждал!! Устав он резко крикнул виновнику: убирайся! Парень ускакал и все посмотрели ему вслед. Горд обернулся, рассматривая Артамуша в восхищении и доброжелательно, последний же демонстративно, в знак примирения воткнул копьё в землю у своих ног.

– Ты видишь теперь, Горд, в чём сила правды и как боги помогают тому, кто служит правде. Единственное, чего я хочу, – это чтобы арьи узнали забытую ими правду. Я хочу, чтобы узнали и ты со своими воинами и твой повелитель. А до той поры мои люди останутся на том месте, где они стоят. Веди меня к своему господину, а на холм пошли своего человека с сообщением от меня.

Горд кивнул и ответил:

– Хорошо, пусть будет так как ты сказал.

Он сделал знак одному из своих людей и тот поскакал к ученикам, стоящим на холме. Артамуш повернулся в ту сторону и помахал рукою.

Воины двинулись шагом по дороге в город. Они верхом, он пешком. По пути он спокойно и обстоятельно отвечал на вопросы.

Картина шестая

Прошёл год с той занимательной встречи Ормузда с Артамушем, когда шах встретил посланца богов враждебно, а распрощался с ним как друг. Артамуш любил превращать недругов в друзей и получал от этого истинное удовольствие. И вот злая необходимость заставила его, бросив все дела и учеников, скакать день и ночь в тот же город, в столицу Мидии. Он беспрепятственно миновал городские ворота и стражники почтительно склонились в ответ на его ритуальное приветствие. У дверей покоев шаха он столкнулся с Гордом и они дружески обнялись. Артамуш внимательно посмотрел на него.

– Мне нравится как ты выглядишь, почтенный.

– С того дня как я узнал твою правду я всё делаю как говоришь ты, учитель. Я стал другим, и жизнь моя переменилась.

Артамуш ласково похлопал Горда по плечу и головой указал на двери.

– Повелитель там? Ты можешь сообщить, что я пришёл.

Старый воин улыбнулся и покачал головой.

– Этого не нужно делать. Он всегда рад тебе и сейчас там никого, кроме него.

– Если так, я пойду. – Горд почтительно приложил руку к сердцу и поклонился. Он ушёл, а Артамуш постучал в дверь. Знакомый голос ответил ему:

– Это ты Горд?

– Нет, повелитель, это Артамуш, – он сказал достаточно громко.

За дверями послышались быстрые шаги и шах сам открыл ему. Радость излучало его красивое, умное лицо.

– Здравствуй, друг Артамуш.

– Именем древних богов приветствую тебя, шах.

– Давно, очень давно я хотел тебя увидеть. Разве купцы не передавали тебе известия?

– Известия получил, но другие дела держали вдали от тебя и боги сообщили, что в нужное время нам придётся встретиться.

Разговаривая они прошли через зал к трону, а им навстречу из противоположной двери зала шла девушка в богатой одежде. Она с любопытством во все глаза смотрела на Артамуша.

Шах нахмурился видя её.

– Тебя никто не звал.

Глаза девушки строптиво сверкнули.

– Ты ведь знаешь, брат, как я ждала этой встречи.

Шах обернулся к своему гостю.

– Вот полюбуйся на мою приёмную сестру и скажи мне: так ли подобает вести себя женщине?

– Прежде я хотел бы выслушать её.

– Я хочу стать твоей ученицей, – выпалила девушка, с опасением глядя на Ормузда. Тот ответил ей гневным взглядом.

– Почему ты не сообщила мне о своём решении, Анаташ?

– Знала, что ты не разрешишь, – девушка потупила глаза, руки её нервно теребили складки платья.

– Ты знала и несмотря на то поступила по-своему? – голос шаха гневно зазвенел.

– Я хотела, я думала, что Артамуш, как друг, сумеет тебя убедить.

Гнетущая тишина повисла в комнате, но гость её нарушил.

– Я не в праве разрешать или запрещать девушке, шах, и я понимаю, что высокое положение Анаташ накладывает на неё некоторые обязанности. Но думаю, я смогу предложить ей достойный её путь.

Шах удивлённо и выжидающе посмотрел на гостя. Последний ничуть не смущаясь ответил на вопрос.

– Анаташ могла бы, пройдя у меня обучение, впоследствии проповедовать среди знатных людей. Более того, – Артамуш оживился, – боги в нужное время направили её на этот путь, ибо знать, как правило, отказывается вступать в беседы с моими незнатными учениками.

Он и девушка теперь вопросительно смотрели на шаха, который задумчиво прохаживался тем временем по залу.

– Я согласен, – коротко бросил он, и видно было, что решение далось ему не без усилий.

– Но при условии, что ты обучишь её здесь, во дворце и не заставишь её следовать за собою.

– Да будет воля твоя, шах.

Напряжение разрядилось и все трое повеселели. Шах сделал приглашающий жест в сторону длинного низенького стола, где стояли вина, фрукты, сладости, пряности.

Мужчины уселись. Анаташ, не смея сесть без приглашения, стояла рядом с благодарностью глядя на Артамуша, который, отпив из своего кубка, обратился к шаху.

– Не развлечения ради, о царь, скакал я день и ночь. Тревожные для всех нас новости заставили меня спешить.

Ормузд строго посмотрел на девушку и она быстро удалилась и он повернулся к гостю со вниманием.

– Варвары с севера, все хорошие конники, уже вторглись в Персию, и твой сосед Бетал просит тебя о помощи. Для этого он избрал меня, ибо никому более не мог доверить такого дела. Его и твои вельможи издавна не ладят между собой. Я не мог ему отказать. Ведь боги сообщили, что мне необходимо участвовать в этой войне. Итак, слушай мой совет, шах. Объединить силы – это единственно разумное решение, поскольку иначе варвары разорят оба царства и разгромят оба войска по очереди.

Шах размышлял, поглаживая узор на ножнах акинака. Наконец вздохнул.

– Я согласен. Мы должны объединиться, если их силы действительно велики.

– Велики, повелитель, я знаю это хорошо.

– Завтра я смогу отправить в Персию только свою гвардию. Их немного, ты знаешь, – шах говорил медленно, размышляя вслух. – А пока мои гонцы разнесут приказ и соберётся основное войско минет неделя. Хотя иные подоспеют через два – три дня. Поэтому шаху Беталу пока лучше не затевать сражения, а избегать его ожидая когда я соберу все свои силы.

Артамуш потягивая вино согласно кивал головою и, когда шах закончил, сказал:

– Разреши мне сегодня, шах, до захода солнца обратиться за помощью к твоему народу. Я хочу собрать ополчение как в древние времена и думаю, что люди меня поймут. Должен сказать, что этого хотят боги.

Глаза Ормузда сузились, но он сдержался, хотя голос его дрожал от гнева.

– Ты считаешь, что войско моё слишком слабо, для борьбы с варварами? Или я не способен победить? До сих пор я одерживал одни победы!

– Не следует проявлять гнев, повелитель, когда не можешь чего-то понять. Я неспроста это говорю. Я знаю, что вместе вы, два царя, победите варваров. Так сказали боги. Но они же указали на последствия этой победы. Если не собрать ополчение, то вы оба лишитесь своей гвардии. Высока цена такой победы. А вдруг вслед за этими варварами нагрянут другие, не менее многочисленные? Сможете ли вы вместе остановить их? Как мне ни жаль людей, но как воин я знаю, что лучше поставить под удар ополчение.

Шах уже успокоился, он сел за столик и, сцепив руки, медленно произнёс:

– Значит силы их столь велики?

– Очень велики, повелитель. Там, где они проходят, остаётся пустыня, – ни стебелька травы, ни людей, ни скота. Кроме того, народу время от времени необходимо отстаивать свою землю. Тогда он больше ценит то, что боги подарили ему для жизни. Так только и можно взрастить дух народа. А это стоит тысяч жертв, шах.

– Хорошо, друг мой. Пусть будет по-твоему.

Покончив с этим делом и всё решив они перешли к другим менее важным делам. Шах вызвал Горда и отдал ему приказ собирать гвардию и вести её в Персию.

До захода солнца Артамуш в сопровождении двух гвардейцев вышел на рыночную площадь. Один из воинов зычным голосом крикнул несколько раз: Слушайте! Слушайте!

Артамуш обвёл взглядом притихшую площадь и убедившись, что все ждут его слова начал говорить.

– Люди! Я принёс из Персии дурные вести. Жестокий враг, варвары идут сюда с севера. Шах Бетал и господин ваш Ормузд объединились с тем, чтобы противостоять им. Однако этого мало. Варваров слишком много, они все на лошадях, все хорошие лучники. Необходимы ещё силы, но их взять негде. Только вы сами можете спасти себя и своих детей. Не надейтесь, что враги пощадят их. Они убивают всех. Собирайтесь в отряды, создавайте ополчения как в древности делали ваши прадеды, когда каждый мужчина был воином. Иначе вы потеряете всё: имущество, землю, жизнь, честь.

Гнетущая тишина повисла над площадью, будто громом поразило людей. Но они зашевелились, загудели, закричали: Биться, будем биться! Веди нас Артамуш! К оружию!

Артамуша обступили со всех сторон возбуждённые люди, он же поднял руку, чтобы унять их и спокойно, внятно объявил всем добровольцам, чтобы явились на площадь на рассвете.

Он вернулся во дворец окрылённый и с воодушевлением занимался до ночи со своей новой ученицей. Наутро он приехал на рыночную площадь на одной из повозок с оружием, которое шах отдал ополчению из своего арсенала. Всего собралось около трёх сотен добровольцев, но Артамуш знал, что это только начало. Едва раздали оружие как из дворца выехала гвардия шаха с которой вместе им предстояло следовать навстречу войне.

Картина седьмая

«Как природа и духи земли участвуют в делах человеческих!» – размышлял Артамуш, окидывая взглядом холмы вокруг. Солнце давно уже встало, но густые тучи сплошь застилали небо до самого горизонта. Ветер овевал лицо не обещая, однако, дождя, но он нёс прохладу и это хорошо для предстоящего дела.

Перед Артамушем на склоне холма стояла конница двух дружественных шахов числом не более четырёх тысяч. Справа и слева от неё выстроились пешие наёмники человек по пятьсот. «Вот и вся ваша сила, шахи, – сокрушённо подумал Артамуш. – А врагов втрое- впятеро больше».

Он оглянулся. За спиною прямо на траве сидели и лежали ополченцы, которых удалось собрать около пятнадцати тысяч. Причём многим из пришедших под шахские бунчуки было отказано. Нельзя брать на смертный жестокий бой слишком старых и слишком юных. Но те что пришли сюда вполне годятся для ратного труда. Поскольку идея собрать ополчение принадлежала ему и он один это сделал, шахи единодушно решили отдать Артамушу командование ополчением. Ополченцы радостно приветствовали такое решение. Однако он сам хорошо сознавал, что не шахи и не народ, но боги поставили его во главе ополченцев, так как в этой битве он может занимать только это место. Он жрец в мирное время. Но в войну он как воин обязан вести народ к победе.

Он присел прямо на траву, почувствовав лёгкое возбуждение, которое всегда посещало его перед боем. Однако на сей раз оно явилось преждевременно. Войско проснулось давно, успело хорошо подкрепиться и петух Ормузда, которого для того и взяли уже успел прокричать трижды, а враг всё не показывался. Конные разъезды по паре воинов регулярно сновали на все четыре стороны, однако ни один не нёсся в ставку с известием. Но вот что-то случилось…

Один из разъездов вдруг изменил обычный маршрут выскочив из-за холма на севере и устремился к стоящему войску. По шуму голосов внизу, где выстроилась гвардия всем наверху стало ясно, что и те уже увидели. Вот второй и третий разъезды справа и слева на востоке и западе также на рысях двинулись к войску. За спиною Артамуша повскакивали и возбуждённо загалдели люди. Все поняли, сто враг приближается. Наконец на дальнем холме в конце долины, на севере показались передовые разъезды, варваров которые вскоре повернули назад и исчезли.

Артамуш лёг на траву и прикоснулся ухом к земле. Чуткое ухо услышало отдалённый гул, который производят тысячи несущихся по степи лошадей. Он прикрыл глаза, попросил землю, Великую мать показать их и увидел, что просил. Все в козьих и бараньих шкурах. Панцири из кожи или плетёного ремня, щиты обитые кожей, но мечи хороши. У всех луки. Вот чего следует более всего опасаться!

Он оборвал связь с Великой матерью и вскочив быстро пошел к ополчению. Он поднял руку стоя лицом к своему войску. Люди только, что возбуждённо кричавшие утихли глядя на него.

– Арьи, у варваров с севера хорошие луки и стрелять они умеют. Я знаю, что у многих из вас нет щитов, а для вас более страшны не мечи, но их стрелы. Вам надо будет пробежать триста шагов до них и остаться живыми. Поэтому сложите, свяжите ваши накидки из шкур вдвое, втрое так, чтобы защитить грудь и живот. Во время бега прикрывайте себя шкурами. Запомните, люди: только стрелы их несут вам верную смерть!

Ополченцы зашумели и принялись за дело. Но в эту минуту показалась вражья конница. Неторопливо выползала лавы из-за дальнего холма на севере и ненадолго остановилась. Ополченцы как завороженные смотрели, многие видели впервые живого врага. Тишина повисла над холмами и долиной между ними. Её разорвал гневный крик Артамуша.

– Делайте то, что я сказал, спасайте ваши жизни!

Он грозно оглядел своё войско, и люди виновато отводили взгляды, даже те у которых имелись щиты. Они принялись за дело. Тем временем лавина конницы на холме ринулась вперёд. Передние уже взобрались на следующий холм, а позади накатывались и шумели новые волны. Их перевалило в долину не менее трёх тысяч. Но за ними скакало в несколько раз больше. В этой ситуации хорошо было лишь то, что долину обрамляли справа и слева продолговатые горы, а шахское войско занимало холм у входа в долину. Но ждать наблюдая приближение врага сильное испытание для неопытных воинов. У некоторых молодых возникал зуд, тряска или развязывался язык. Но опытные воины рядом строго их одёргивали.

Внизу зазвякали уздечки и оружие, лошадям передалось возбуждение всадников, они переминались и фыркали. Напряжение нарастало. Артамуш оглянулся. Большинство его людей уже сделали самодельные щиты и торжествующе потрясали ими в воздухе. Он улыбнулся им. Многие скоро погибнут, но уйдут, славя своих богов.

Тем временем передовая часть лавы на рысях въехала в долину, а через дальний холм больше не катились новые волны. «Всего не менее двадцати тысяч» – прикинул Артамуш, внимательно вглядываясь вдаль. Затем он посмотрел на шахов окруженных телохранителями.

Там не было никакого движения.

Варвары с максимальной скоростью и рёвом ринулись на стоящее войско шахов как стая гончих. Когда до них осталось расстояние в два полёта стрелы назначенный для сигнала воин, что стоял между двух шахов красный с белым цвета обоих шахов, бунчук на длинной пике. Один полёт стрелы вместе с пикой наклонился в сторону противника и красные с белыми нити смешались. В тот же миг всё войско дрогнуло и, кажется, одновременно вздохнуло. Передние ряды конницы рванули с места, за ними вторые, третьи и пошла встречная лава. Одновременно зазвенели луки. Среди наёмников лучников было мало и потому Артамуш заблаговременно передал в распоряжение шахов тысячу лучников из числа ополченцев. Теперь они стоя в два ряда прямо перед ним ниже по склону деловито и быстро делали своё дело.

Две скачущие лавы столкнулись и лязг оружия, крики и ржание огласили долину смерти. Пешие наёмники тем временем бежали к месту схватки с трудом неся тяжёлые копья. Их задачей было не дать противнику обогнуть конницу шахов с флангов. Артамуш крикнул своим лучникам, чтобы они прекратили стрельбу и бежали вправо по склону холма. Затем он обернулся к своим ополченцам. Люди напряжённо застыли, они с тревогой смотрели на него. Он сделал знак и ему подвели белого коня. «Очень правильное сочетание, – подумал он, – красные одежды воина и белый конь жреца.» Вскочив на коня Артамуш обратился к ополчению.

– Арьи, сыны этой земли. Ещё раз взгляните на холмы и горы. Это ваша земля! Посмотрите на небо – это ваше небо! Если вы хотите, чтобы и ваши дети могли назвать своим то, что вы видите, то идите за мною. Те же, которым эта земля чужая могут уйти по домам. Даю слово, что не причиню им вреда. Ведь каждый из вас пришёл сюда по своей воле.

Артамуш замолчал, окидывая взглядом строй. Никто из ополченцев не тронулся с места. Тогда, улыбнувшись, он махнул рукой своему войску и повернул вправо, туда где уже поджидали их лучники. Те же, видя, что люди двинулись продолжили движение вперёд, чтобы приблизиться к противнику на расстояние выстрела. Условным жестом не останавливая коня Артамуш подозвал к себе командиров тысяч и трём из них приказал поспешить на помощь левому флангу шахского войска где, изнемогая от бешеного натиска кочевников сражались и умирали пешие наёмники. Людей не надо было торопить. Они видели, что положение критическое и бежали так быстро как могли. Тем временем три другие его тысячи уже отделились в большой отряд и трусцой в грозном молчании для экономии дыхания бежали спасать правый фланг шахов. Именно там сейчас решался исход битвы, поскольку пехота на фланге оказалась почти вся перебита и чёрно-пегая лава огибала с тыла конницу шахов. Артамуш крикнул своим лучникам во всю мощь лёгких. Они обернулись и он указал рукою на прорвавшихся варваров. Его поняли и луки зазвенели. На некоторое время среди наступавших воцарился хаос и многие попадали с коней. Но вскоре вместо мятущихся скачков в движениях варваров появилась какая-то направленность и часть их бросилась к лучникам. Они летели, скакали вытянув вперёд тонкие и прямые мечи, но многие не достигли рядов лучников Артамуша. А те что доскакали были встречены длинными копьями подоспевших ополченцев. Движение конницы врага резко оборвалось и началась сеча.

Тем временем Артамуш быстрым шагом повёл восемь оставшихся у него тысяч, по правому краю долины держались на расстоянии выстрела от врага. Проникнув в тыл врага достаточно далеко он круто развернул людей и скомандовал «бегом». Им требовалось пробежать пятьсот шагов. Вполне естественно, что их передвижение и маневр были видны как на ладони и из массы теснящихся варваров отделились около тысячи, которые выскочив им навстречу на конях построились веером в три – четыре ряда. Они уже приготовили луки, предвкушая лёгкую победу. Артамуш видел улыбки на их лицах. Зная, что коня сейчас непременно убьют он спрыгнул на землю и ударил жеребца по по крупу мечом плашмя. Белоснежный красавец заржал и умчался, а люди позади него издали торжествующий крик. Он оглянулся и видя лица позади понял, что селяне, которых он всегда хорошо понимал, оценили его жест.

До варваров осталось всего триста шагов и стрелы для бегущих в атаку были изготовлены и тетивы натянуты. Громовым голосом прокричал Артамуш:

– Всем прикрыться щитами!

Он первым подал пример. И сразу вслед за тем три стрелы отскочили от его щита. Слышалось тонкое посвистывание вокруг. «Так утром у нас в Бармии во время сенокоса кулики свистели,» – подумал он, вспомнив детство. Он быстро оглянулся. Потерь мало. Но осталось ещё сто – сто пятьдесят шагов.

Они добежали до лучников с незначительными потерями и в ярости искрошили их, а затем и других, спешивших на подмогу. Артамуш оглядывался вокруг и не узнавал вчерашних пастухов и пахарей, которые сражались и дико выли от ярости. Они истекали кровью и умирали хохоча, но теснили врага. Им удалось оттянуть на себя большую часть варваров и облегчить положение шахской гвардии.

Артамуш методично рубил, прокладывая себе путь к бунчуку варваров, где должен бы предположительно находиться вождь. Его окружал справа слева и сзади десяток храбрецов. Он медленно, мечом преодолевая сопротивление, продвигался вперёд, а в голове его зрело убеждение, что только война способна открыть характер народа, а без войны народ сам себя не знает.

Вот жёлтый бунчук совсем близок и временами видна фигура того, кто привёл варваров умирать в эту долину.

– Копьё мне, – он крикнул через спину, заглушая грохот битвы. В его протянутую ладонь легло копьё. Артамуш взвесил его в ладони, уклонился от меча налетевшего сбоку варвара, сделал лёгкий выпад остриём копья в перекошенное лицо, прицелился и метнул тяжкое копьё через головы людей и лошадей.

Горестный вопль огласил поле боя. Визжали варвары. Вначале те, которые находились рядом со своим вождём, затем все остальные. А всего в живых и на ногах кочевников осталось не менее половины. Внезапно все они прекратили бой и повернули коней обратно, скача прочь путём, которым пришли сюда. Плохо пришлось тем ополченцам, которые не успели отбежать или увернуться от бегущей лавы. Многих затоптали насмерть.

Вслед варварам бросилась шахская гвардия, началось настоящее убиение агрессора. Артамуш спокойно вытер меч и не спеша приступил к выполнению своих обязанностей лекаря.

Картина восьмая

Вдвоём, сопровождаемые охраной на конях шахи повернули туда, где стоял Артамуш. В день после битвы к вечеру они ехали через лагерь разбитый далеко на север от Долины смерти. Там гвардия прекратила преследование. Они ехали осматривая своё объединённое войско покуда не увидели командира ополчения решившего исход битвы. В этот момент Артамуш деловито отдавал приказы командирам своих тысяч, которые полукругом стояли рядом. Свой лагерь они устроили в центре захваченного вражеского и теперь надо было поскорее скорее правильно распорядиться горами оружия, ковров, одежд, драгоценностей, скота и толпами невольников. Именно для этой цели Артамуш ненадолго вышел из шатра с ранеными. Услышав стук копыт, он оглянулся. Его люди сняли шапки и низко склонились. Он также склонил обнажённую голову и по отеческому обычаю приложил руку к сердцу.

– Мы рады видеть тебя невредимым, Артамуш Великий, – произнёс шах Персии Бетал.

– Боги хранят меня, повелитель.

В разговор вступил Ормузд.

– Твои боги были правы. Без ополчения нас разрубили бы. Из гвардии погибла всего треть. Немного для такой битвы учитывая, что варваров было всемеро больше нашей конницы.

Шахи переглянулись и вновь заговорил Бетал.

– Мы думали, что честь победы принадлежит тебе. Это ведь ты убил свирепого Карташа. Ты, командуя ополчением спас наши фланги и окружил врагов. Ты великий воин, Артамуш, и должен быть вознаграждён. Мы дадим тебе всё, что пожелаешь себе хоть в Мидии, хоть в Персии и ничего не потребуем взамен. Дворец, слуг, рабов, земли, скот, – всё ты получишь по великим заслугам своим.

Бетал замолчал, ожидая ответа. Того же ждали с нетерпением все, кто находясь рядом с шахами видел их и слышал, а таких были тысячи. Люди стеною стояли затаив дыхание, будто дело кровно касалось каждого и молча ловили каждое слово.

Артамуш грустным взглядом окинул вооружённый народ, половину оставшихся в живых ополченцев и подумал: «Боги опять дают мне достойный случай для достойного ответа. Важно, чтобы люди правильно меня поняли.»

– Вспомни, повелитель, – он обращался к Беталу, – как когда-то ты предлагал мне всё это в обмен на службу тебе. Я отказался и боюсь, что ты не понял, почему я так поступил. Я не имею права служить иной власти, кроме божественной. А как выразитель воли богов я не имею права на радости и удовольствия этого мира. Поэтому я могу принять лишь почести, которые отношу к богам, что мною руководят, но не возьму имуществ.

Удивительная тишина воцарилась во всём лагере. Лишь где-то в отдалении от центра, где шёл разговор, люди приглушёнными голосами передавали слова Артамуша тем, которые стояли дальше. Потрясённые, оба шаха спрыгнули с коней и со слезами на глазах обняли Артамуша. А тысячи людей, наблюдавших за ними потрясая мечами и копьями, радостно закричали: «Слава Артамушу!»

Когда рёв толпы утих Ормузд положил на плечо чествуемого правую руку и ласково заговорил:

– И всё же у тебя могут быть какие-то желания. Скажи их нам.

Артамуш задумался, казалось на мгновение.

– Есть пожелание богов, а не моё. Они сообщили мне, что захваченных нынче невольников и часть ополчения, а именно тех, что дадут согласие, необходимо поселить на окраине тех степей откуда пришли к нам варвары. Ты ведь понимаешь, повелитель, как важно это сделать?

Ормузд нахмурился, посмотрел на Бетала, последний же согласно кивнул.

– Ты видишь, мы согласны с решением богов.

– Поселенцев надо будет освободить от налогов и дать всё необходимое для обзаведения хозяйством на новом месте. Это тоже необходимо.

Шахи вновь переглянулись и утвердительно кивнули.

Заговорил Бетал.

– Ты говоришь и действуешь как правитель, Артамуш Великий. Мы полностью доверяем тебе также и это дело.

Артамуш вскочил на ближнюю к нему лошадь, которую стражник шаха по знаку своего господина молча ему уступил и въехал в центр живого круга.

– Мне нужны три тысячи добровольцев. Для чего – вы знаете, – он кричал, чтобы все услышали. – Молодые и здоровые, они больше никогда не увидят родных мест, но на новых землях получат больше права и имущество. Все они до конца дней своих будут считаться воинами, ибо задачи на них возлагаемые – военные. Желающие стать поселенцами пусть собираются у северного въезда в лагерь, – он указал рукою и обернулся к шахам, но те уже удалялись прочь в сопровождении охраны.

На другой день по той же дороге, которой пришли в долину смерти орды кочевников, двигались три тысячи добровольцев на лошадях и с ними более десяти тысяч захваченных невольников. Почти все они были молодые женщины и дети. С собой гнали много скота, отчего передвигались очень медленно. Артамуш облачённый в обычную свою одежду и с посохом ехал на коне. Все недавние невольники сидели в повозках тревожно озирая голые холмы вдоль дороги. Но всё было тихо и спокойно, они не встречали никаких следов пребывания людей. Иногда в отдалении пробегала антилопа или стайка коз, да хищные птицы беспрестанно кружили над необычным для этих мест скопищем людей и животных. Нежаркое весеннее солнце обогревало их, иногда шёл лёгкий дождь, и тогда женщины искусно прилаживали к крышам повозок кувшины, чтобы собрать воду для питья. Скот жадно поедал по пути сочную молодую траву. Но на второй день, около полудня, колонна вынуждена была остановиться. Одна из повозок потеряла сразу два колеса. Быстро нашлись мастера, которые взялись сделать из повозок арбу. Но арба никогда не увезёт столько же груза и людей как повозка. Кто-то окажется лишним.

Около сломанной повозки и мастеровых, женщины яростно оспаривали каждая своё право на место в арбе, когда услышав их крики подъехал Артамуш.

Трое женщин ругали и гнали четвёртую с малым ребёнком на руках. Та едва их понимала, поскольку говорила на другом диалекте. Растерянно вглядываясь в лица недавних попутчиц, она плакала. Её жалкий узел с вещами уже был выброшен из арбы. Недалеко, не скрывая любопытства, в ожидании толпились зрители происшествия – сотни других женщин и воины – ополченцы. Командир сотни, люди которого занимались ремонтом, явно не знал как себя повести в этом деле. И вся колонна ждала их.

Артамуш спешился не доезжая и когда подошёл к спорившим он уже знал суть дела и знал как ему поступить. Сотник едва увидев его приблизился и сделал почтительный поклон начал было свои пояснения, но Артамуш жестом остановил его и обратился к женщинам.

– Прекратите ваш бессмысленный спор, женщины!

Те вскочили увидя его и низко склонились.

– Мне стыдно было слышать, как вы пытались изгнать из арбы мать и малое дитя только потому, что вас трое, а за неё некому вступиться. Я беру её под свою защиту и не думайте, что втроём вы сможете вместе с детьми и вещами поместиться на одной арбе. Злоба, как и жадность, лишает людей разума! Лишь одна из вас останется. Остальным я найду места в других повозках.

Он сделал знак давно ожидавшему командиру сотни и скомандовал:

– Найди им места.

Затем он обратился к ополченцу с луком стоявшему ближе и попросил у того колчан. Получив стрелы, Артамуш выбрал три с кремневыми наконечниками и одну с железным и так, зажав все наконечники в ладони подошёл к молчавшим теперь женщинам.

– Кому из вас оставаться в арбе по обычаю решат боги.

С этими словами он протянул им пучок стрел, по-прежнему не разжимая ладони. Каждая вытянула свою стрелу. Железная досталась одной из трёх, она просияла. Остальные принялись хмуро собирать свои узлы.

Артамуш успокоенный вскочил на коня и спустя короткое время обоз двинулся. Однако, едва колонна выстроилась в походный порядок и двинулись стада, как за спиной его раздался просящий женский голос.

– Господин, господин!

Он оглянулся и увидел прежнюю полонянку с малым ребёнком. Он остановил коня. Женщина выглядела растерянной. Подбежав к коню, она почтительно поцеловала сапог Артамуша.

– Не смей больше этого делать. – Артамуш грозно на неё прикрикнул. – Говори, что случилось!

– Мне не досталось места в повозке.

Женщина почтительно, виновато потупила глаза и он огляделся ища

взглядом начальника сотни, но тот уже сам к ним спешил.

– Правда ли то, что мне сказала эта женщина?

– Да, предводитель, мест больше нет.

Действуя по наитию, Артамуш спрыгнул с коня и скомандовал женщине:

Залезай!

Глядя на строгого и странного командира расширенными глазами, полонянка попятилась, отрицательно мотая головою. В ответ на это Артамуш нахмурился.

– Мне придётся побить тебя, женщина, или ты будешь меня слушать?

Нехотя подошла она к лошади и молча подала ему ребёнка. Он взял малыша и она удивительно ловко, стремительно вскочила на коня, удивив мужчин. Ей подали узел и она хотела было взять на руки сына, но Артамуш выхватил из её узла платье и быстро связал рукава с подолом, проверил узлы на крепость и протянул ей: Надень через голову.

Полонянка что он ей приказал на этот раз беспрекословно, и он подал ей ребёнка.

– Положи его туда, вовнутрь. Удобно?

– Да, господин.

Он впервые заметил на её лице улыбку.

– Скажи мне своё имя.

– Ненния.

– А теперь поехали, Ненния. Мы уже порядком отстали.

И он пошёл вперёд широкими шагами ведя лошадь в поводу.

Прошёл день, а он всё шёл. Все ополченцы и недавние пленницы видя это недоумевали, иные возмущались. Великий Артамуш не может остаться без лошади, в то время как остальные едут. Люди подъезжали то один, то другой предлагая взять их коней и неизменно получили твёрдый отказ. Он знал, что это угодно богам. Надо, чтобы все эти простодушные, грубые и прямые люди увидели это и запомнили навсегда, передали своим детям. Вот он, их командир отмеченный богами и царями не бегает от трудностей а берёт их на себя, даже более чем они.

Артамуш понимал, что простое и ясное понимание этого изменит людей и, возможно, он так этого желал, объединит их братскими узами. В той далёкой стороне, куда они направляются только эти узы да боги могут быть им опорой.

Постепенно он узнал не хитрую историю Неннин. Она из страны на севере, населённой так же арьями. Кочевники налетели на её село неожиданно как ураган, убили мужа и всех родственников. Кроме сына у неё не осталось в мире никого, оттого судьба поселянки её вполне устраивала. Держалась с ним Ненния почтительно, причём совершенно искренне. На третий день совместного путешествия он заметил в ней нечто отличное от обычного почитания.

– Господин, позволь мне служить тебе, – она произнесла эти слова при входе в его палатку вечером и неся на вытянутых руках блюдо с варёным мясом. Поставив мясо, она присела на корточках напротив него потупясь и ожидая ответа.

Артамуш внимательно посмотрел на неё, мгновенно понял её чувства и затаённые надежды. Он встал, сделал шаг к ней и двумя пальцами за подбородок поднял её с земли: «Ну вот, я не ошибся. Опять меня полюбила женщина. То, что дают мне боги нельзя отвергать». Молча он поцеловал её в лоб.

– Разве ты уже не служишь мне?

Быстрый горящий взгляд и глаза её вновь смотрят в сторону.

– Выслушай меня, Ненния. Нет у меня ни дома , ни слуг и вся жизнь моя одно большое странствие. Как же ты слабая женщина, сможешь служить мне? Единственное, что я смогу для тебя сделать – найти хорошего мужа, который всегда тебя защитит.

Две слезы показались на её глазах.

– Нет, я не отвергаю твою любовь. Но ты видишь она не может длиться долго. Когда мы найдём место для поселения и начнём строительство посёлков я уеду.

Ненния молча уткнулась в его грудь. Он обнял её.

Поселенцы миновали невысокие пологие горы и на пятый день пути вышли на окраину великой степи, за пределы известных им земель. Просторы открывшиеся им никогда не принадлежали Ирану. Голые горы справа и слева чистое поле перед ними не окрыляли людей. Ни то ни другое не давали защиты в случае войны. Колонна остановилась на отдых, и стада разбрелись по округе. Артамуш собрал командиров сотен и тысяч на совет и опросил всех. Люди склонялись к тому, что в открытой степи им нельзя основывать даже укреплённые поселения. Нет леса, мало воды и негде укрываться от врагов. Решили искать подходящее место на границе родных гор и степи. Но где искать никто не знал и даже не слышал никогда. Все высказались и ждали решения Артамуша. Тогда он встал и обратился к собранию.

– Арьи, я думаю разрешить это затруднение не в силах человека. Мне надо спросить у богов. Объявляю день отдыха и , пока я обращаюсь к бессмертным, занимайтесь необходимыми в походе делами.

Когда наутро, ведомый внутренним чутьём он взобрался на холм от лагеря внизу его отделяло расстояние пяти полётов стрелы. Он отдышался, сел на большой плоский камень и прислушался к себе. Осмотрелся кругом.

Вот и знак богов. Невдалеке, шагах в десяти от него приземлился ворон и, наклонив голову, разглядывал сидящего человека будто вопрошая: говори же, человек, тебя слушают.

Артамуш мысленно бросил призыв, клич богам и закрыл глаза. Ему показали место идеально подходящее для поселения и всего в двух днях пути: скалистые горы поросшие лесом и бегущие с гор ручьи. Он открыл глаза стараясь запомнить увиденное и правильно определить направление. Им следовало повернуть на восток.

На другой день он повёл поселенцев на восход солнца. Он твёрдо обещал людям, что скоро они придут и люди воспряли. Кто-то пел, слышались разговоры, люди уже успели перезнакомиться, некоторые побратались. На третий день движения по границе гор и степей он увидел то, что ему показали на холме боги. Горы перед ним и далее до горизонта густо поросли лесом, стали выше. Артамуш посохом указал туда и громко крикнул чтобы все его услышали.

– Вот ваша новая родина.

Люди радостно закричали и поскакали вперёд.

Через месяц, когда поля были распаханы, засеяны, и заложен фундамент крепости он уезжал в Персию, провожаемый грустной толпою переселенцев. Многие, даже мужчины плакали, вероятно чувствуя в нём единственную нить связующую их с Родиной. У Артамуша щемило сердце, он корил себя за то, что быстро привязался к Неннии. Уходя навсегда он приказал ей оставаться в доме, который сам ей построил из брёвен по древнему отеческому обычаю, как делали в Бармии. Ненния не посмела его ослушаться и тем избавила от рвущих душу сцен. То, что получено от богов нужно уметь оставлять столь же легко, ибо всё даётся и отнимается всегда в нужное время. Помимо того ни воину, ни жрецу не пристало иметь в этом мире привязанности.

Тревога за судьбу Неннии не оставляла его, ведь в чреве её зрело их дитя. Когда-нибудь он приедет сюда, чтобы навестить их. Лучше всего года через три.

Картина девятая

Бармия – слово вызвавшее в нём щемящее теплое и горькое чувство. Бармия, слово пробуждающее многие воспоминания и его гордость за тех великих людей, что жили там, пока не ушли. Горы, поля, леса, реки и озёра кишащие дичью, рыбой и птицей. Последний осколок великой арийской общности, некогда единой, занимавшей просторы Европы и Азии. Арийцы выполнили свою высокую культурную и этическую миссию, дав начало многим народам, которые продолжают их дело покуда помнят о великих предках. Но всеразрушающее время размывает даже память народов, и они уклоняются от исполнения древних заветов и порою даже забывают древних своих богов. Поступая так народы ввергают себя в череду бедствий – раздоров, междоусобиц, эпидемий и в этом уже ничем не отличаются от тех народов, которых легко побеждали их предки – арийцы.

Народ Артамуша вынужденно оставил свою родину, чтобы поселиться неизвестно где. Но пока живы эти люди, никогда не забудут Бармию.

Так размышлял Артамуш, шагая по пустынным дорогам страны арьев. Годы жизни в этой стране не притупили тоски по ушедшему навсегда. В нынешней жизни ему сильно не хватало тех людей, тех обычаев, той изначально чистой арийской речи. А теперь он здесь до самой своей смерти спокойно и неуклонно будет делать своё дело, и он сделает его довольно хорошо. Потому, что через тысячи лет люди по-прежнему будут знать и почитать светлых арийских богов.

Но пока ничуть не думая о посмертной своей славе Артамуш мерял шагами пыльные дороги переходя от одного села к другому. Воспоминания детства и молодости всегда придавали ему силы и помогали преодолеть любые трудности. В его памяти всплывали эпизоды один за другим, по порядку.

Он вспомнил залитый ярким летним солнцем двор дома, где он вырос. Ему всего четыре года и он возится с недельными щенками. Наигравшись всласть с мягкими скулящими комочками и потрепав за уши их огромную мать, он направился к качелям. Они были сделаны так: у близко стоявшей к дому берёзы отец отпилил ствол на нужной высоте, а часть верхушки её положил как перекладину одним концом на ствол, другой заострил и загнал между брёвен дома. Верёвка была сплетена из жил сохатого, а сиденьем служила короткая доска. На доске той сидела двоюродная сестра шести лет. Он попросил её остановить качели, но девочка резко мотнула головой. Он повторил свою просьбу и вновь получил отказ. Жгучая обида ударила в голову, но слова отца «воин обязан владеть собой» запавшие в память молотом стучали в его голове. Арт отвернулся, пыхтя потёр лоб и успокоился. Затем молча он полез на берёзовый ствол, держась за подрубленные сучки и медленно подтянулся. Оказавшись на одном уровне с сестрою, он принялся останавливать качели свободною рукою и добился успеха. Сестра заревела от ярости и принялась бить Арта по той его руке, что держала скамью. Он почувствовал боль, но отцовские наставления запрещали плакать. «Нельзя дать боли завладеть твоим вниманием и волей, в бою это погубит тебя» – так говорил отец. Поэтому не проронив ни звука Арт перелез на скамейку, получая удары уже по лицу. Сев рядом с девочкой он крепко схватил её за руки и держал их так пока она не успокоилась. Потом они долго и дружно качались вместе.

«Всего десять лет спустя она нашла себе мужа и навсегда уехала к нему, а через два года стала матерью.» – вспоминал Артамуш шагая во главе малой процессии. С ним шли трое учеников и никто не смел прервать его размышления хоть словом. « Я всегда мало обращал внимание на кровные узы, почитая их не главными для себя. Но в начале моей жизни они имели значение».

Лето. Река. Ему десять лет. Арт рыбачит один. Один конец невода он привязал к колу на берегу, а за другой тянул. Но тщетно. Он понял, что в одиночку не справится, но знал, что где-то рядом на лугу брат собирает травы. Старше на дра года, он относился с Арту свысока и мог просто посмеяться над ним.

«Пусть смеётся. Воин не знает страха. Только поможет вначале.» он вспомнил наставления деда-ведуна. Напрягши мысль и не выпуская из рук невод он мысленно позвал Зарта; отыскал, достал его мыслью и зацепив повёл к себе. Всё это он проделывал не выпуская невод из рук. От летнего жара, от физических и психических усилий он взмок, но не оставлял своей затеи. Он напряжённо вглядывался в высокую траву на высоком берегу. И вдруг ему захотелось прыгать. Там, вдруг, показалась рыжая голова Зарта.

– Помоги, – он послал брату мысленный импульс.

Зарт смотрел на него насмешливо подбоченясь.

– Что, сил не хватает?

– Не мне одному нужна эта рыба, – гневно прокричал Арт – Что ты скажешь отцу? Что не хотел мне помочь?

Зарт поколебавшись подбежал и вместе они вытянули невод. Впоследствии, год-два спустя братья стали настоящими друзьями и произошло это благодаря охотничьим навыкам Арта.

«Брат научил меня палочному бою, дал первые уроки боя без оружия и, поначалу эти науки оставляли немало отметин на моём теле, – снисходительно размышлял Артамуш. Он окинул местность внимательным взором, посмотрел на заходящее солнце и посохом указал на валуны у подножия холма: привал здесь.

Он, подойдя к избранному месту прощупал его энергетически: место доброе, он не ошибся. Ученики в это время разбрелись вокруг, разыскивая топливо для костра. Внезапно кто-то из них испуганно закричал и Артамуш поспешил на зов. Ученики кружком стояли смотря вниз, но из-за высокой травы он не мог рассмотреть издали, что они нашли. Подойдя, Артамуш увидел скелет человека с клочьями одежды и стрелу, застрявшую меж рёбер.

– Вероятно, коршуны убили одинокого путника. В моей стране такое было невозможно. Ну, если уж представился такой случай, проведём занятие по анатомии, прямо сейчас. Садитесь, где стоите.

И он начал рассказывать то, что ему, когда-то юноше рассказывали жрецы о строении и функциях скелета и великом значении позвоночника. Прошли годы, у него накопился богатый опыт врачевания, который тут давал ему богатые примеры и множество частных случаев из практики костоправа.

Солнце касалось линии горизонта, когда они закончив занятие вернулись к валунам и разожгли огонь. Приготовили чай, поели и вновь наступила любимая учениками пора вечерних бесед.

– Скажи, учитель, почему в твоей северной стране никто не мог убить одинокого путника?

Артамуш на миг задумался и начал говорить.

– Во-первых в Бармии не было разбойников, во-вторых, все занимались полезным делом, в-третьих, община всегда знала, кто и что делает на её территории и отвечала за порядок на своём участке перед советом вождей.

– Как просто и мудро. Почему у нас всё иначе?

– Всегда есть одна главная причина, на которую я вам много раз указывал и во множестве различных дел она остаётся причиной.

– И что же, не было преступников, никого не казнили? Такого быть не может.

– Да такого не может быть. Ведь всем известно, что в большом стаде всегда найдется хоть одна паршивая овца. Но я ведь говорил вам, что общины отвечали за свои территории и сами очищали себя от таких овец, руководствуясь старинным обычаем, который знали даже малые дети.

Мальчиком десяти лет о впервые увидел казнённого, когда ехал на дальнее пастбище. Отец, как и все другие мужчины села, в свою очередь пас общий скот и Арт часто помогал ему. В то утро он ехал один по лесной дороге, что вела в горы и за очередным поворотом на толстом суку дуба увидел повешенного за ноги. Его руки были связаны за спиною.

Арт подъехал ближе и осмотрел труп. Человека повесили дня два назад и хищные птицы уже оставили на нём свои отметины. Арт с содроганием отвернулся и стегнул коня. Вечером он с отцом гнал стадо в село и Арт вдруг вспомнив об увиденном утром спросил отца. Помолчав немного, он ответил спокойно.

– Этот человек пришлый, не наш и никто его не знает. Но не за то, понятное дело, его повесили общинники. Он изнасиловал женщину и по древнему обычаю заслужил такой смерти. Наказание должно следовать за преступлением немедленно.

– Отец, а эта женщина … она из наших?

– Да, но никто не узнает её имени, а те которые знают, будут молчать, – и отец строго посмотрел на сына, а затем методично перечислил виды преступлений и соответствующие им наказания. Не все преступления карались смертью, но большая часть бесчестьем или изгнанием. Особое внимание обращалось на возраст и поведение, преступившего обычай.

Арт слушал и запоминал. Обычай необходимо знать.

Артамуш кончил рассказывать. Воцарилось молчание.

– Значит, людьми правит община?

– Люди, – многозначительно ответил Артамуш, – люди правят через обычай.

– А царь? – горячо воскликнул другой ученик.

– Хорошему умудрённому народу не нужен царь. Сами видите, община может сама решить свои дела.

На том беседа закончилась и они легли спать, но Артамуш ещё долго не заснул. Ему вспомнилось как он впервые почувствовал настоящий ужас и в то же время нашёл в себе мужество для отпора. Это случилось в то самое лето, когда он с отцом сгонял коров к дороге ведущей в село.

Отец поехал вокруг стада, щёлкая кнутом. Коровы неторопливо сбивались в группу и шли привычным путём, но молодой задиристый бык, мыча бросился на жеребца Арта. Мальчик этого не ожидал, однако его двухлеток отреагировал сам: отпрянул в сторону и поскакал прочь. Арт остановил его и вновь щёлкнул бичом, что во второй раз вызвало ярость быка, и во второй раз конь унёс его от опасности. Арт понял, что дело серьёзное и коня лучше не ставить под удар. Он спрыгнул на землю и оглянулся ища глазами отца. Тот издали, спокойно наблюдал за его действиями. Бык опять не торопясь пошёл на него. Арт, увернувшись, защёлкал бичом. Животное тяжело развернулось, замычало. Послышался крик отца.

– Арт! Посмотри, что у тебя в руке!

Мальчик оглянулся и увидел, как отец держит наготове лук со вложенной стрелой. Но он понял, что хотел сказать отец и сам начал наступать на быка, стегая его бичом. На спине и боках забияки показались следы ударов, они сочились кровью. Бык протяжно замычал, стал потягиваться, но мальчик продолжал его бить и тот побежал к стаду. Арт сел на траву и тяжело дыша вытер пот со лба. Подъехал отец и остановился рядом. Мальчик поднял голову и увидел его грозное лицо.

– Когда жизнь предлагает тебе бой, никогда не убегай от него. Если бы ты не побил быка, он мог бы убить тебя. Только сила переломит силу. Поехали домой.

С того случая Арт умел обуздать свой страх.

Вечером следующего дня их маленькая процессия проходила по улицам столицы шаха Ормузда. Артамуш повернул голову и увидел знакомого ему царедворца-чиновника как раз в тот момент, когда тот вскочил на коня и поприветствовал его издали. Последний ответил тем же и вскоре уже был рядом.

– Не идёшь ли ты к шаху, близкий богам?

– Да, уж если я здесь. А ты верно едешь в своё имение? Но почему охрана твоя пешком идёт?

Царедворец засмеялся и махнул рукою.

– Нет, нет. Это я в гости к соседу собрался. Вот его дом, – царедворец рукою указал на ближнее нарядное здание.

– И для того, чтобы пройти до дома соседа тебе понадобилось сесть на лошадь.

– А как же иначе? – озадаченно спросил человек на лошади. – Я ведь не простой человек, а приближённый шаха.

Артамуш совершенно серьёзно закивал головою и направился к дворцу шаха решительным шагом. Теперь его встреча с Ормуздом станет деловой.

Шах был как всегда рад его видеть. Но быстро покончив с обычными в таких случаях расспросами и разговорами Артамуш рассказал сцену только, что увиденную.

Ормузд задумался ненадолго.

– Ты хочешь, чтобы я поговорил с ним?

– Нет, царь, я хочу поговорить об этом со всеми твоими царедворцами и чиновниками. И сделать это поскорее, пока я здесь.

– Ормузд позвонил в свой колокольчик, вызывая распорядителя.

– Сейчас же разослать гонцов с извещением о сборе большого совета завтра утром.

Отпустив чиновника шах встал с трона и подойдя к недвижно стоящему гостю положил руку на его плечо.

– А теперь у меня к тебе совсем другое дело, не государственное. Пойдём отсюда.

Артамуш обернулся к стоящим за спиною ученикам. Шах, поняв его жест, быстро успокоил его.

– Не беспокойся, их накормят и проводят на ночлег.

Он вновь позвонил и, поскольку распорядителя не было, подошёл слуга его замещавший. Получив указания, он молча склонил голову и жестом пригласил юношей следовать ним.

Ормузд же с дорогим своим гостем неспешно проследовали в малые покои, где они обыкновение разговаривать. По пути шах дал указание слугам, они забегали, засуетились и едва оба они уселись, как уж принесли вино и еду.

– Я хотел поговорить с тобою об Анаташ. А последнее время она меня беспокоит. А ведь ты сильно влияешь на неё, она твоя ученица. Вот уже второй день она где-то скачет по полям, скорее всего одна, и я ничего о ней не знаю. Недавно один достойный воин из моей гвардии, сотник накинул на неё ремень, так она этим ремнём размахнулась и по шее беднягу. Ремень обвился, она потянула, чуть не лишила его жизни. Те которые видели его спасли.

Артамуш поставил пустой кубок, помолчал.

– Опасения твои мне хорошо понятны, повелитель. Они и меня посещали. Но говорить с нею о том какой надлежит быть девушке уже поздно. Пусть теперь идёт смело по тому пути, который наши древние обычаи запрещают женщине. Много шишек она набьёт, пока не поймёт, что это путь ко злу. Я уверен, что когда-нибудь это случится, она не глупа. И сейчас в том состоянии духа как ей нельзя становиться женою, даже женою воина, ибо женщина воительница буйствует не на поле брани, но во всяком деле, а пуще всего в своей семье. В отличие от воина, она не защитница, но разрушительница. В моей Бармии недаром женщинам запрещали владеть иным оружием кроме лука, а тех которые становились на этот путь изгоняли из общины. Это жестоко, но только так можно оградить общество от разрушения. Ибо они, эти воительницы дают дурной пример, дурное семя бросают на вспаханное поле и разрастается как пырей семя захватывает всё поле. В детстве мне довелось видеть одну такую. Всего в шестнадцать она уже побивала настоящих воинов-мужчин на мечах и голыми руками.

– Её изгнали?

– Да, что с нею стало впоследствии не знаю. Она пропала.

– Но с Анаташ я не могу так поступить.

– Это и невозможно. Бармия – это не Мидия, арийская община и её обычаи совсем не похожи на ваши.

– Ты думаешь, что она сама исправится, ты говоришь о ней как о больной, которая выздоровеет?

– Да, она больная, а исцелит её собственный разум, который укажет ей когда-нибудь на то, что она ведёт себя глупо, так как глупо мужчине ли, женщине идти против своей природы; так же как глупо от природы не глупому пройдя до конца путь глупости не ступить поскорее на тропу ведущую к мудрости.

– Странно ты говоришь, Артамуш, – Ормузд удивлённо улыбался, глядя ему в глаза. – Вчерашний глупец завтра может стать мудрым?

– Не вполне верное толкование. Все проходят путём глупости. Кто-то в детстве, кто позднее, а многие иного пути не знают. Но тот кто пройдя этот путь движется дальше, уже не глуп.

Молчание надолго воцарилось в комнате. Из дверных проёмов справа и слева от них слышались шаги, негромкая речь. Артамуш принялся за измельчённые орехи в меду, заедая их фруктами, шах налил себе вина.

– Ты очень хорошо ответил на мой вопрос, друг мой. Но скажи ещё, Артамуш: выйдет ли замуж Анаташ и когда?

– Будь спокоен, она это сделает по своему усмотрению и выбору, когда сама будет к тому готова. Но это случится не скоро.

Шах молча, развёл руками, по-доброму улыбнулся. Напряжение и печаль совсем оставили его, он встал и положил руки на плечи Артамуша.

– Спасибо, друг. Я займусь делами, а ты отдыхай. В твоём распоряжении мой сад, ты знаешь, комната для омовений. Утром тебя позовут на завтрак, тогда и увидимся.

Они расстались и Артамуш сразу пошёл в сад. Он успел проводить заходящее солнце и уселся на плоский камень нарочно для этого поставленный среди цветов. Романтическое настроение, вызывающее воспоминания вновь овладело им. В памяти всплыли знакомые пейзажи Бармии, и как в подтверждение недавнего разговора, всплыло лицо той чернявой красавицы, которую он встретил там, в свои двадцать с небольшим лет.

В тот день он тогда ещё недавно посвящённый пэрва, подходил к очередному селу на своём пути. На двух берёзах у дороги он увидел останки человека. На одной – туловище без ног, а на другой привязанные ноги. «Казнили за поджёг» – определил он и ещё не войдя в деревню от встречного старика выведал подробности: казнённый из мести поджёг дом и коровник. Дом потушили, но коровник сгорел.

В первом же дворе на краю деревни Арт, окликнув хозяев, поприветствовал их и попросил напоить его. То был удобный предлог для того, чтобы кое-что разузнать. Хозяин принёс ему не воды, а сурицы в большой глиняной кружке. Пока пил Арт внимательно рассмотрел двор и хозяина – всё было добротно и хорошо.

– В селе есть ардус? – он не нашёл другого более подходящего вопроса.

– Есть, но, честно говоря, не настоящий он ардус, – общинник будто нехотя тянул слова.

– В молодости он не смог пройти обучение. Был как ты пэрва, да что-то у него не получилось. Старейшины уговорили больших ардусов назначить его сюда жрецом. Мы и тому рады. Всё же лучше, чем ничего. К тому же он местный и мы ему верим.

– Где у него святилище?

– Вот тот холм видишь? – общинник вытянул руку указывая на противоположный край села, за которым далее в поле высился холм. Точнее, скальные породы, будто вылезшие из холма.

– Там ты его каждый вечер найдёшь. Да чуть не забыл! Завтра день Аруны. Если останешься на праздник, то всё этому будут рады. Оставайся пэрва!

– Я останусь, – Арт ничуть не колебался в решении. В день Аруны он должен быть с народом.

Мужчина широко, сердечно улыбнулся на такой ответ и, указывая на кружку, спросил: ещё?

– Нет, хотя сурица у тебя хороша.

Он поклонился и пошёл дальше по дороге. Но дошедши примерно до середины села остановился. У дома под двумя громадными елями и зелёным лужком меж ними, стояла и внимательно разглядывала его черноволосая, стройная красавица. Большие чёрные глаза сверкают и на него зыркают.

– Куда спешишь, красавец?

Он остановился улыбнувшись и внимательно посмотрел на неё. С первого же взгляда он определил этот с детства знакомый тип женщины-амазонки. Всё казалось в ней звенело и играло, в нетерпении она притаптывала ногою. «Такую лошадку не каждый объездит».

– Зайди ко мне, вином угощу, – промурлыкала она коварно, а глаза обещали больше.

– Странно ты, красавица, выглядишь. Будто не арийской крови. А говоришь по-нашему. Артамуш уже почувствовал её силу и приготовился к поединку воль.

– Мою мать отец привёз из дальнего южного похода. Я похожа на неё.

– А насчёт вина так тебе отвечу, милая. Будь я не пэрва, я бы не смог отказаться, но поскольку я всё же мужчина, то не имею права наотрез отказать тебе в том, чего ты от меня ждёшь. А поэтому померяемся силами в колдовстве. Я ведь вижу – ты сильна в тайном искусстве. Если победишь меня то будет по-твоему.

Красавица согласно кивнула и тот час впилась в него глазами. Довольно долго они стояли друг против друга глядя в глаза, и давя друг друга энергиями. Арт постепенно усиливал мощность добавляя одну энергию за другой. Покуда не убедился, что женщина больше не сопротивляется. Наконец, она опустила глаза и, вздохнув, смахнула пот со лба.

– А всё-таки ты не представляешь, от чего отказываешься, красавец, – она грустно улыбнулась.

– Напротив, хорошо представляю. Но не могу иначе.

Арт зашагал дальше, провожаемый её глазами и размышляя: «Такие женщины всегда были и будут. Общая судьба не для них. Значит наряду с духовной мерой и кастами нужны разные человеческие меры.»

Артамуш встал, молча прошёлся по саду, прислушиваясь к ночным звукам, вдыхая ароматы. Потом он вернулся к лестнице и, войдя в комнату ему отведённую, лёг спать.

Утром, когда сделав зарядку он по обыкновению брился, пришёл слуга и сообщил, что шах ждёт его к завтраку.

Шах сообщил за едою, что сбор большого совета назначен на время соответствующее третьему крику петуха после восхода, то есть время уже наступило, и все приглашённые ждут в тронном зале.

– Хорошо, хорошо, – удовлетворённо ответил Артамуш.

– Значит мне нужно поторопиться.

Они встали и вместе пошли на встречу. Увидя шаха все низко склонили головы, но иные с недоумением и неудовольствием и Артамуш понимал, что это из-за него. «Однако, сегодня им ещё придётся меня выслушать.»

– Я собрал вас сегодня по настоянию моего друга всем известного. То, что он хочет сказать касается всех в царстве, но вас в особенности.

Шах уселся на трон и довольно усмехнувшись, оглядел собравшихся, а затем кивнул Артамушу, который выступил в середину полукруга образованного большим советом.

– Сегодня я скажу вам то, что вызовет у меня неприятное удивление, может возмущение, но промолчать я не имею права. Вы все принадлежите к высшему сословию в вашей стране и положение требует от вас всегда оглядываться на тот идеал арья, что завещали нам предки. И если вы, стоящие во главе народа вашего, забыли этот идеал и самый дух арийский, то можете ли требовать того от простолюдина?

Арий не кичится своим высоким положением, которое в значительной степени есть результатам случая. Воин не может ничего ценить выше воинской и мужской чести, он понимает мимолетность и хрупкость жизни. Поэтому все почести и обряды, тешащие самолюбие имеющих власть, вызывают у него презрение, ибо ослабляют дух. Один из вас вчера на моих глазах сел на лошадь, чтобы проехать пятьдесят шагов до дома соседа. Он сам удостоил себя почести, которая когда смотришь на неё со стороны кажется глупостью, и просто противна сути воина. Нечто подобное я наблюдал в другое время, раньше, и везде это делали люди, слишком испорченные властью.

А теперь пойдёмте со мною на дворцовую площадь и в вашем присутствии я объясню это народу. Ваше присутствие сегодня необходимо.

Шах встал, и встали остальные. Большой совет в полном составе вышел на площадь и глашатаи забегали по городу созывая народ. Принесли походный трон и Ормузд уселся , остальные встали окружив его. Вскоре площадь заполнилась и Артамуш начал речь.

– Именем светлых богов я приветствую вас, арьи.

Площадь зашумела, люди выкрикивали его имя и, чтобы поскорее прекратить шум, он поднял руку.

– Сам шах со своими советниками здесь, чтобы вы лучше поняли важность того, что услышите сейчас. То, что скажу я вам совершается ежедневно и незаметно, неумолимо подтачивает дух народа. Все вы – простые люди и знатные происходите от одних предков, подчиняетесь одним обычаям и если подумать делаете общее дело. В чём же состоит то общее дело, которое вы делаете? Именно в том, что вы все вместе и едины в главном, оставаясь разрознены в не главном. И пока вы едины и вместе вас не одолеют ни внешние враги, ни внутренние, которые опаснее и коварнее всех.

Если же знатные и близкие к шаху оказывают почести сами себе, то любой арий, будь даже наибеднейший, вправе напомнить мои слова. Ведь почесть даётся удостоенному другими от чистого сердца в знак искреннего уважения. Нелепо поэтому когда человек сам себя удостаивает и сам себя превозносит. Помните это.

Артамуш приложив руку к груди поклонился народу, затем шаху и подойдя к нему попрощался.

– Я сказал и сделал всё, что должен был. Меня здесь больше ничего не держит. Ормузд понимающе кивнул и Артамуш скорым шагом вошёл во дворец, чтобы выйти через другие ворота поскольку сейчас, – он это знал, – люди на площади будут оказывать ему почести, которых он сам не любил.

Учеников он нашёл в шахском саду. Они давно дожидались его.

Картина десятая

Уже не первый день Артамуш вдруг останавливал свои передвижения по стране и, будто забыв обо всем другом, обучал учеников воинскому искусству до полного их изнеможения. Он неустанно повторял им, что путь войны это наиболее быстрый путь духовного роста. Особенно в начале ,– не забывал он добавить.

Ученики, похоже, верно поняли его, и никто не жаловался на трудности, но все же им было любопытно узнать о его воинском прошлом, поскольку с первых же уроков они распознали в нем воина. И однажды он вспомнил и рассказал им давний случай из своей юности. Он рассказывал им у костра, когда все дела были позади и у них оставался как всегда весь вечер для бесед.

В тот раз он выступил одновременно в роли жреца и воина. А произошло это так. Он как пэрва участвовал в празднике Аруны, в одной из деревень в Бармии.

Праздник начался утром с ритуальных песен и танцев в которых участвовали все. Арт просто наблюдал хотя все время был занят – люди обращались к нему за советом, показывали своих детей. После полудня началась завершающая часть праздника – посвящение юношей в воины.

Вначале показали свое искусство опытные старые воины. Они делали на всем скаку все, что только можно сделать, а уже потом им пытались подражать будущие воины. Затем юноши участвовали в поединках не мечах и без оружия. Победители получали в награду оружие.

В том году посвящаемых было шестеро, но один из них получил в поединке легкую рану и по обычаю его должен был заменить любой воин. Арт стоявший в круге и все видевший, вдруг почувствовал толчок, и голос внутри его приказал: иди! Он понял, кто ему говорит и воодушевление его охватило. Он все-таки воин и станет ли жрецом еще неизвестно. А воин никогда не избегает боя. Резко скинув верхнюю одежду, он оказался в одной нательной рубашке. Бросив озадаченному ардусу рядом «так надо» он вошел в круг.

Старейшины удивленно молчали, народ оживленно зашумел: Ай да пэрва! Пэрва всегда первый! Ему протянули клинок и начался танец мечей, едва уловимый глазом. В левой руке каждый сжимал кинжал. Однако по условиям поединка оружие было тупое, учебное. Противником Арта оказался хороший боец лет шестнадцати с молниеносной реакцией и резвыми ногами. Однако ему не хватало терпения и опыта. Поединок закончил пэрва. Когда все четыре клинка в очередной раз скрестились, он сделав своим мечом и кинжалом полтора оборота с размаху прижал оружие противника к земле, а затем шагнул вперед и, наступив на руку противника, нанес условный укол. Круг людей кричал, старики одобрительно кивали головами. Однако, не смотря на поражение все приветствовали юношу, он защищался достойно. Арт дружески его обнял и при этом поймал себя на мысли, что воин в нем гордится собой, а пэрва посмеивается над воином.

По окончании поединков ему, как и прочим поднесли в награду боевой меч с поясом воина из бычьей кожи с медными бляхами и кожаными карманами для мечей справа и слева. Арт принял награду и, почтительно поклонившись старейшинам, обратился к общине:

– Люди добрые. Благодарю за меч, но принять его не могу. Он не соответствует моему нынешнему званию. Мое оружие истина и боги защищают меня, хотя настанет время и придется мне, сняв одежду жреца, идти в бой. Нельзя кровью пачкать священные одежды. Также недопустимо жрецу одеваться в мирное время как воину. Все в жизни человека должно соответствовать друг другу – одежда, оружие, слова и дела. Вы, вероятно, спросите меня: что же ты, пэрва, отказываешься от меча, если когда-нибудь вновь станешь воином? Но ведь другое время потребует этого от меня, а время направляется богами. Потому новое время всякий раз все бесповоротно меняет и то, что вчера было правдой, завтра окажется ложью. Потому столь важно каждому, а жрецу в особенности, понимать и чувствовать ход времени.

Арт закончил говорить, но тишина, вызванная его речью, никем не нарушаемая повисла над собранием людей. Молчали и слушали даже дети. Он же подойдя к старейшинам, с поклоном положил награду к их ногам.

Артамуш закончил рассказ и на короткое время у костра установилось молчание. Потом его попросили показать прием, которым он закончил поединок. Он охотно показал и едва уселся как прозвучал вопрос, которого он втайне дожидался. Артамуш мысленно похвалил спросившего.

– Скажи, учитель, как может время все бесповоротно менять?

– Время, время – задумчиво повторил Артамуш, собираясь с мыслями.

– Время направляется богами, подготавливается ими, но оно никак не может меняться без участия людей. Мы делаем, создаем время таким, каким оно становится. Представьте, что завтра на царство нападут враги. И все ваши чаяния и мечты, размеренная жизнь вдруг изменятся. Если вчера было злотворным нанести рану человеку, то завтра убить врага станет доблестью. Так же иной раз тяжкое и жестокое время неожиданно меняет местами правду и ложь, превращая растерявшихся людей в стадо испуганных овец. Им не хватило ума понять, куда потекла река времени, и в какие дали понесла, и на каком незнакомом берегу их выбросит!

Артамуш на последней страстной фразе неожиданно закончил свою речь и замер, будто его самого унесло время, куда-то далеко-далеко… Потом вдруг улыбнулся и окинув взглядом учеников шутливо спросил.

– А вы, когда во время поединков чувствуете себя воинами, не слышите, как будущий жрец в вас смеется над вами?

Ученики улыбнулись, но промолчали. Они уже узнали и поняли немало для одного вечера и им оставалось усвоить этот урок. Очевидно поэтому вскоре все трое молча улеглись спать, но Артамуш еще успел наедине побеседовать с богами.

Утром Артамуш встал пораньше и, пока все спали, обратился к восходящему солнцу согласно древнему обычаю, а затем сделал зарядку. Он уже закончил почти все упражнения, когда проснулся первый из юношей, которого он приветствовал стоя на голове.

– Буди остальных, коли встал, – приказал он и, сев на траву, с удовольствием потянулся и оглядел местность, которая теперь в лучах восходящего солнца показалась ему прекрасной. Их окружал с трех сторон лес, который он любил с детства. Он не любил степь, тем более пустыню, но предпочитал лес за разнообразие жизни, за щедрость и красоту. Конечно, этот южный лес совсем не похож на тот, в Бармии. И все же…

Он оборвал цепь своих мыслей, обратившись к ученикам. Если дорога привела их сюда, то нужно использовать деревья хотя бы для зарядки. Легкой трусцой все побежали по лесу. Там, облюбовав стволы подходящие по толщине и с сучьями внизу, он приказал ученикам влезать. Когда они достигли вершины, то вспотели и запыхались.

– Ну как, чувствуете свои мышцы? – крикнул им снизу Артамуш.

– Да, чувствуем, – дружно отвечали ему сверху.

– Недаром с древности предки наши гоняли мальчиков по деревьям. Поэтому наши мужчины всегда отличались силой и ловкостью.

– Учитель, – один из учеников, сидя примерно посередине ствола, ожесточенно отмахивался рукою. – Тут пчелы.

– Не маши рукою, а спускайся скорее.

Но юноша поспешил и, сорвавшись с последней ветви и пролетев немного, упал на спину.

Артамуш подбежал к нему вместе с остальными и тотчас осмотрел. Просто ушиб, но спина болит.

– Ну что же, – встав подбоченясь, он задрал голову и посмотрел наверх. Наверху гудел растревоженный улей. – Попробуем ограбить пчел. Вам полезно этому научиться.

Он послал одного к костру и сам стал сидя готовиться. Когда он поднялся лицо было закрыто тканью а в руке он держал маленький котелок с углями и корою сверху.

Прошло немного времени и усыпленные дымом пчелы оцепенели. Артамуш взял примерно половину меда в другой котелок побольше и спустился вниз.

Ученики его прыгали от радости и нетерпения сняв пробу.

– Боги дали человеку насекомых, чтобы помогать лечить и учить его,– говорил Артамуш пока они шли к костру. Муравьи учат, как надо жить вместе, пиявки лечат, а пчелы и кормят и лечат.

Они попили чаю с медом и весело двинулись в путь. Шли неспешно. Был май, солнце еще не встало высоко и лес с одной стороны дороги дарил им свою свежесть. Артамуш начал серьезный разговор: Хочу предупредить вас о том, с чем вам придется встречаться много и много раз, если вы станете жрецами, пройдя положенный вам путь до конца.

Когда я пришел в вашу страну, то сразу ощутил враждебность к себе со стороны сатрапов и даже шахов и их слуг. Народ же меня понял и принял, но имеющий власть боится потерять ее, примерно так же как боится за свое золото богач. Словом и делом я доказал имеющим власть, что я не нарушаю, но поддерживаю древний обычай. Если бы в царстве точно соблюдался обычай, то любой человек, даже женщина мог бы ходить в одиночку по дорогам, не опасаясь, что его ограбят или убьют. Все занимались бы своим делом, в деревнях больше бы пахали и сеяли и меньше обучались бы владению оружием.

– У вас в Бармии все так и было? – спросил один из учеников.

– Да, было.

– И никто не противился обычаю?

– Противились, но не арии, а союзные уйгу.

И он начал рассказ.

Однажды летним днем, еще будучи пэрвой, он пришел в селенье замиренных союзных уйгу. Оно стояло на сухом месте, поскольку бармийцам удалось растолковать им, что жить на болоте опасно для здоровья. С этим родом торжественно заключили вечный мир и теперь они могли ни от кого не прятаться, поскольку в случае нападения арьи защитили бы их. Обычные свои шалаши из камыша род возвел на лесной поляне. Поскольку уйгу совершенные варвары их приходилось как детей учить всему и потому странствующие воины и он, пэрва учили их хозяйствовать. Между делом он лечил их и, проведя с ними половину дня, ушел прочь следуя избранному маршруту. Едва он удалился на два полета стрелы как мимо его плеча пролетело копье и воткнулось в сосну. Сделав прыжок-нырок, Арт кувыркнулся через голову и, сидя на корточках, осмотрелся. Кусты у тропы позади него шевельнулись и какой-то человек пробежал между берез. Арт выдернул копье из ствола и беглого взгляда ему хватило, чтобы убедиться что копье сделали уйгу. Наконечник из косо сколотой кости надетый на ровный стволик березы, был для них характерен. Подхватив копье, он бросился за бегущим и вскоре молодой уйгу извивался на земле с заломленной рукой. Выворачивая руку, Арт спросил:

– Кто тебя послал, говори?

Уйгу закричал от боли, потом выдохнул:

– Колдун.

Сняв с парня пояс, Арт петлёю накинул его на запястье уйгу, а другую петлю накинул на свою левую руку. Так, связанные одною веревкой они вошли в селение. Заметив их уйгу молчаливо собрались вокруг, кроме женщин и детей, которые наоборот попрятались в шалашах. Все ждали объяснений, но вначале Арт глазами поискал колдуна. Его маленький шалаш стоял на окраине и был хорошо виден. Колдун выглянул наружу и увидя кто пришел тотчас шмыгнул обратно. Арт снял с руки веревку и показал всем копье.

– Слушайте меня, уйгу. Вот этим копьем ваш человек пытался убить меня, вашего гостя. Скажите, что предусматривают ваши обычаи за такое преступление?

Из круга обступивших их мужчин выступил старейшина и подойдя вплотную к парню посмотрел ему в лицо. Последний опустил глаза.

– За такое дело у нас положена смерть, – негромко произнес старик и посмотрел на соплеменников, но те угрюмо молчали. Арт вновь посмотрел на шалаш колдуна и мысленно поискал: там кто-то сидел.

– Спросите его, кто его послал меня убить?

Старейшина повернулся к парню и грозно посмотрев на него спросил: кто?

– Колдун, – тот ответил тихо, почти шепотом, но все услышали и обернулись к шалашу калеки. Тотчас оттуда выскочила и заковыляла прочь маленькая сгорбленная фигура. Cхватив копье и прицелясь, Арт метнул его вдогонку. Раздался крик и все побежали к упавшему. Видя вблизи дело рук своих, Арт улыбнулся. Нет, вовсе не убить он хотел убогого, но позорно ранить именно так. Это и есть подходящая для колдуна награда: острие копья глубоко вошло в ягодицу. Арт резким движением его выдернул, а затем прижег рану, невзирая на ужасные вопли пострадавшего. Покончив с этим он обратился к старейшине.

– Ты не обижен на меня?

– Обижен. Ты должен был убить нашего парня.

– Думаю, что ты не прав. Парень молод и глуп. Он был просто рукою колдуна, а тот уже наказан. Если считаете что мало – накажите еще.

– Он будет наказан, – уверенно ответил старейшина, – мы изгоним его как только он сможет ходить. В ответ Арт молча поклонился и развернувшись вновь пошел из села.

– Вот как это было – подытожил свой рассказ Артамуш. – Я нарушил обычай уйгу, но в то же время настоящий виновник был наказан и не вмешайся я парня убили бы, а колдун остался бы в стороне. С другой стороны, по мнению колдуна я в и был нарушителем обычая уйгу, потому, что те уйгу, которые у нас многое переняли, вместе с тем забыли многие из своих обычаев. Взамен их они приняли более разумные, наши. Потому говоря коротко, говоря главное, в этой истории столкнулись не люди, но обычаи.

Ученики молча следовали за ним какое-то время и вдруг один спросил его:

– Скажите учитель, какие из себя эти уйгу?

– Все белокурые, белокожие, голубоглазые, худые, физически слабые, очень спокойные.

– Они все еще живут там, в Бармии?

– Конечно, народ немного численный, но крайне разбросанный по лесам на запад от наших гор. У них ничего не меняется тысячи лет и за сотни лет не изменится.

На этом разговор оборвался ибо они подходили к очередному селу на своем пути и внимание их сосредоточилось на бедных домах вдалеке сделанных по обычаю из камыша да глины.

Картина одинадцатая

Когда пришла зима Артамаш отвел учеников в горы, где снег лежал не тая и где им предстояло овладеть энергиями земли и космоса. Вот также когда-то и его послал в Бармии наставник жить зимою в уединенном шалаше. «Пусть и они покажут теперь на что способны сами, без меня и моей помощи» – рассуждал он. «Однако, на меня ложится тягота приносить им пищу. Придется вспомнить свои охотничьи и рыбацкие навыки.»

Вскоре шалаш был готов и Артамуш, собрав свои вещи повернулся спиною к юношам и пошел, затылком чувствуя их взгляды. Снег тихо падал, тишина стояла такая что было слышно как возятся в снегу куропатки. Он мысленно пожалел, что нет у него сети для их ловли и обернулся назад. Он знал, что ученики смотрят вслед и вытянул руку в ритуальном приветствии. Они ответили ему.

Там и тогда, в Бармии он провел один в шалаше всю зиму и боги стали ему наставниками. Дни он проводил в духовных, физических, и энергетических упражнениях. Раз-два в неделю к нему приходил Кэтор принося также пищу, наблюдал, направлял. Пока шли поздние осенние дожди Арт бегал по горе до изнеможения, а затем отогревался у костра. Но лег снег и каждое утро Арт, выкатываясь из шалаша, катился далее вниз по склону голый. Затем на четвереньках карабкался он обратным путем, падая и поднимаясь, пока совсем без сил не вваливался в шалаш к спасительному костру. Ноги его деревенели, холод сдавливал сердце.

Через месяц таких занятий он почувствовал как земные и небесные энергии переполняют его причиняя порою боль, затем они потекли сквозь него легко и свободно и он научился их различать между собою.

Однажды, когда он сидя у костра утром отогревался после очередного купания в снегу, в полной тишине он различил скрип снега.

Кто-то шел к нему и Арт выглянув обомлел, сердце его замерло. У шалаша стояла Анаси, дочь лесника, и широко раскрыв глаза смотрела на него.

Арт вышел из шалаша и сделав навстречу ей два нерешительных шага прошептал: Анаси. Тут она бросилась ему на грудь, уронив на снег принесенный мешок.

– Тебе нельзя было сюда приходить, – прошептал он, обнимая ее.

– Знаю, – также шепотом ответила она.

– Уходи, – твердо приказал он, хоть душа его противилась. – Пойми, иначе нельзя.

Анаси молча кивнула и тотчас, отстранившись, пошла назад и было в ее осанке и фигуре что-то от обиженной девочки. Она держала руку у лица и не оборачиваясь удалялась.

К концу зимы Кэтор проэкзаменовал его повелев слепить энергетический шарик. Арт выполнил его просьбу.

– А теперь швырни его в меня, – приказал старый жрец. – Хочу проверить его силу.

Арт с сомнением покачал головою, но швырнул шарик в грудь ардуса. Последний полетел с ног в снег будто получил сильнейший удар. Огорченный Арт подскочил к Кэтору и подал ему руку: Прости, близкий к богам.

– Я сам хотел этого, – отвечал наставник. Вставая и отряхиваясь он спокойно заключил:

– Тебе пора возвращаться. Пришло время тебе узнать наши древние предания и жреческие тайны. Какое-то время будешь вместе со мною служить богам.

Плавный ход воспоминаний нарушило постукивание копыт и Артамуш приготовился. Он затаившись сидел у козьей тропы, держа в руке конец веревки и ждал. Мимо него в пяти шагах осторожно шествовала стайка молодых козлов. В нужный момент охотник резко потянул на себя веревку и петля, замаскированная в снегу, затянулась на ноге одного из козлов. В несколько мгновений стайка умчалась, оставив упирающегося товарища. Привязав веревку к дереву, Артамуш вышел на тропу с ножом в руке, готовый тем не менее к неожиданной атаке. Но козел стремился удрать от него, не помышляя о другом. Охотник ухвативши левой рукою рог ударил животное в лоб рукоятью акинака и животное упало. Тогда он перерезал горло и подставил под струю кожаный мешок. Кровь он оставит себе, козла же отнесет ученикам.

Напившись свежей крови, он взвалил тушу на спину и по тропке, которою только что шествовали животные, пошел к своим ученикам. Сам он устроил себе жилище в пещере, вход в которую занавесил шкурой первого же добытого козла. День и ночь он поддерживал огонь в своем жилище, опасаясь барсов, следы которых он иногда находил во время охоты. Свалив тушу у шалаша, он внимательно посмотрел на учеников и увидев, что изменений нет, ни слова не говоря, ушел.

«Надо предоставить их самим себе. Земля, силы природы и уединение незаметно сделают свое дело. Надо быть терпеливым и не вмешиваться.»

На обратном пути он спустился в долину и, обойдя расставленные силки, нашел там пару зайцев.

«Теперь два дня можно не думать о пище» – решил он, направляясь к своему пристанищу. Он остановился у ручья и напившись решил проследовать назавтра вниз по его руслу надеясь найти там озеро или реку, где водится крупная рыба.

Приближаясь к своей пещере он внимательно читал следы, оглядывался и прислушивался с мечом наготове. Все спокойно. Он откинул шкуру палкой, заглянул вовнутрь и только потом вошел. Угли были еще горячи и он, подбросив сухой травы и веток, вновь разжег огонь. Быстро освежевав зайца, он взял тушку и пошел к крохотному ручью, где обмыл ее. Вернувшись, он насадил тушку на вертел и уселся рядом. Теперь оставалось ждать. Воспоминания явились к нему вновь и он отдался их течению.

Он вдруг вспомнил ночь когда стал жрецом. Пройдя все положенные испытания, он поджидал совет жрецов в сильном волнении. Когда они вышли к нему, впереди ступал Кэтор, держа на руках жреческие одежды. Арт молча преклонил колено, но тотчас услышал голос наставника.

– Сделай то, что должен.

Арт поднял голову и увидел на лице его непривычную торжественную и горделивую улыбку.

Посвященный быстро сбросил одежду пэрвы и перепрыгнув через костер предстал перед советом. Когда же его обрядили в новые одежды он поочередно обнялся с каждым и впервые услышал свое новое, жреческое имя.

– Иди в мир, Артамуш и боги всегда будут с тобой. Да, таково теперь твое имя, поскольку ты умеешь говорить с полета, и боги будут вещать твоими устами.

Неделю спустя Кэтор усадил Артамуша в святилище и начал издалека.

– Ты сам знаешь, что земля наша родит все хуже и хуже, болеет скот, рождаются больные дети. Земля устала от нас, спроси ее и получишь ответ.

– Я уже спрашивал, учитель.

– Когда?

– Почти год назад.

– Она тебе ответила и ты молчал? – старый ардус смотрел строго.

– Я думал, что ты давно знаешь сам.

– Нет, Артамуш, – лицо Кэтора смягчилось, он улыбнулся. – Не всегда и не каждому жрецу боги дают ответ. Но тебе они доверяют более других, поскольку дело всей твоей жизни передавать людям божественною правду.

Кэтор на миг остановился и продолжил.

– Завтра утром нам определенно укажут, куда вести народ. Ради этого мы встанем перед рассветом. Возможно, где-то далеко отсюда мы найдем новую родину.

– Мне кажется, что новой Бармии больше не повторится. Говорю это с полета, как чувствую. На новой земле все сложится иначе.

Кэтор молча отвернулся и Артамуш впервые почувствовал в нем растерянность. Когда он обернулся в глазах его были слезы.

– Хоть я старый жрец, но сам видишь, остаюсь человеком и мне больно оставлять Бармию. Но надо.

Утром еще до рассвета они вышли из пещеры и огляделись вокруг. Прямо над ними на вершине громадной сухой ели сидел ворон, они понимающе переглянулись и едва Кэтор успел прошептать «сейчас узнаем»как посланец богов каркнул и снявшись с дерева полетел на юг. Кэтор решил созывать большой совет жрецов.

Народ Бармии с недоумением и растерянностью отрывался от родной земли. Эти древние горы в прошлом дали начало многим потокам переселенцев ушедших в разные стороны света. Пустела великая прародина арьев и первыми отправлялись вперед стада скота с пастухами и частью воинов. Это случилось в разгар лета. А люди стали грузиться на телеги после сбора урожая все еще не веря в неотвратимость ухода. Некоторые общины на окраинах со смешанным населением отказались покидать свою землю, но арьи доверяли вождям и жрецам и двинулись в неизвестное будущее. Арьи медленно шли на юг и осень ступала за ними по пятам. Зима их догнала когда они двигались вдоль берега моря сухими степями. В степи бармийцам изредка попадались конники из гетов и сарматов. Они охотно сообщали новости, указывали путь и сообщили, что южнее живет народ похожий на бармийцев языком и обликом. И когда весною, что приходила в ту страну удивительно рано, бармийцы пришли к тем арьям, то были разочарованы. Устройство их общества оказалось чуждо северянам, они не соблюдали древних обычаев. Общий совет решил вести людей дальше, но Артамушу велели навсегда остаться в этой стране.

Прощаясь Кэтор подошел к нему и положил руку ему на плечо. Лицо его выражало грусть.

– Вот и исполнилось веление богов. Эта земля отныне твоя вторая родина. Прими эту истину и полюби народ здесь живущий, поскольку отныне и до конца дней твоих тебе учить его и заботится о нем. Мы же идем на восход.

«Никогда больше я его не видел, как не видел Анаси, мою Айли с детьми или любого из бармийцев» – горестная мысль уколола Артамуша, но он по привычке отбросил ее. Меж ним и людьми все время стояли светлые боги.

Артамуш отрезал кусочек мяса, попробовал и принялся поглощать зайца. Потом, некоторое время спустя он лег спать и во сне боги сообщили ему, что через неделю придет срок ему и ученикам покинуть эти горы.

Они спустились с гор обновленные и тихие. Ученики молчали от того, что ощущали себя другими людьми, он потому, что хорошо отдохнул в тишине и одиночестве. Он так долго хотел этого и вот всем существом своим чувствовал в себе покой и тишину.

В горах они не встречали никого кроме диких животных, но спускаясь издали видели стада и пастухов их пасущих, однако жилья еще не замечали. Это путников не огорчало. У них был припасен порядочный запас вяленого мяса и жира, и они шли по нескончаемым дорогам туда, где густо жили люди – в Мидию и Персию.

Артамуш вел учеников на юг и ранняя весна уже являла всюду свои признаки. Сквозь сухую траву пробивалась свежая зелень, порою над ними пролетали перелетные птицы. Стали появляться села и встречные, что шли как водится ватагами и поголовно вооруженные. Артамуш принялся за лечение людей и скота, чтобы добыть для них еду и ученики безмолвно и внимательно при том присутствовали. Но однажды случилось поистине удивительное событие, которое внешне походя на беду, положило начало новой его дружбе.

В пути на них напали разбойники, как раз в том месте, где дорога оказалась, стиснута меж двух небольших холмов. Еще приближаясь Артамуш почуял неладное и предупредил учеников. И точно, едва вступили они в опасное место, как справа и слева с вершин холмов на них кинулись вооруженные люди, в основном молодые, как ученики Артамуша. Но среди них он заметил человека старше себя и с первого взгляда производившего впечатление. Кряжистый, но тонкий в талии, ловкий и скорый на ногу, он отдавал быстрые указания остальным. И вот четверо путников оказались окружены восемью разбойниками. Артамуш оценивающе осмотрел своих противников и пришел к выводу, что лишь их предводитель представляет собой серьезную опасность. Странно, что они сразу не могли оторвать глаз друг от друга, будто что-то таинственное их стягивало воедино. И чем больше они смотрели друг на друга, тем большее удивление их охватывало, которое легко читалось на их лицах. Артамуш почувствовал в грозном разбойнике ровню себе и недоумение охватило его : как такой человек мог заняться разбоем?

Меж тем обе стороны приготовились к бою и Артамуш поднял руку.

– Постойте начинать бой, вас вдвое больше.

– Не беспокойся, уважаемый, – ответил ему предводитель, – обычай будет соблюден. Против троих твоих людей встанут трое моих, сам же ты сразишься со мною. Думаю, так будет справедливо.

– Не согласен, – отвечал ему Артамуш, – Справедливее не подвергать опасности людей тебе повинующихся и не столь искушенных в бою как ты. Предлагаю другое: мы двое померяемся силами и никто больше не пострадает.

– Идем, – незнакомец улыбнулся удивительной улыбкой. – А ведь мне было бы жаль лишать тебя жизни, Может быть впервые мне так не хочется этого делать. Ты человек необыкновенный и женщины недаром так преданы тебе.

– Мне также не хочется убивать тебя. Как мог человек столь щедро одаренный от природы заняться столь низким делом? Ведь ты мог бы вести спокойную, безбедную жизнь, добывая себе на жизнь прорицанием. Тебя разрывают надвое твое призвание и твой нынешний удел.

– Вот как? – предводитель разбойников опустил свой меч. – Что ты за человек? Кто ты? Как зовут тебя?

– Что я за человек ты узнаешь если станешь моим другом. Кто я? —жрец. Мое имя Артамуш.

– Вот как? – разбойник в недоумении развел руки. – Нет, вот так я не могу. Не могу теперь я взяться за оружие – он с размаху всадил меч в землю и приветственно подняв руку, пошел к Артамушу, который также в знак миролюбия воткнул меч в землю. – Я много слышал о тебе, Артамуш, но не предвидел нашей встречи. Поистине сегодняшний день принес мне великую удачу. Эй, вы, дикие псы, спрячьте оружие. Эти люди мои гости.

Так говорил разбойник, а сам уже обнимал нежданного гостя.. С того мига и навсегда не было меж ними недоверия или непонимания. Атрий последовал совету своего гостя и в тот же день поклялся бросить свое ремесло. Далее все они пошли вместе, до ближайшего города.

Картина двенадцатая

Впервые в жизни Артамуш видел столь великолепный и громадный город Он изумлялся ухоженным ровным дорогам и громадным красивым строениям проезжая верхом по улицам Вавилона.

Ворота царского дворца гостеприимно отворились при его приближении и стража низко склонила головы. Артамуш внимательно посмотрел н а них: нет, это не воины! Еще приближаясь к городу он уже понял, мужчины этой страны отнюдь не воины. Значит царство беззащитно. Наемники хороши, но стоять до конца, защищая чужой народ они не способны.

Артамуш поручил коня слугам его встретившим и, сопровождаемый подобострастным царедворцем, прошел сквозь громадные украшенные цветными изразцами ворота. При входе во дворец он посмотрел направо-налево: на него будто надвигались громадные крылатые львы из камня. Артамуш представил какой ужас они вселяют в души простолюдинов и усмехнулся дальновидности и расчетливости правителя, который приказал их изготовить. Сопровождаемый какими-то неприятными ему людьми он двигался через залы, стены которых были сплошь покрыты затейливыми изразцами. Помещения без окон день и ночь освещались деревянными люстрами в размах рук.

Массивные и тяжелые, они были изготовлены из благородного дерева и состояли из многоярусных деревянных рам, причем меньшие висели под большими. Свечи толщиною в руку мужчины стояли на них и медленно тая горели сутками.

Неожиданно он вошел в тронный зал, что не вызывало сомнений. Придворные, сгрудившиеся вокруг трона, оглядывались на него и испуганно расступились перед ним образуя проход. По нему и ступал Артамуш, направляясь к трону, где сидел царь. Последний еще издали одобрительно и приветливо разглядывал Артамуша, приподняв подбородок.

Подойдя на десять шагов к трону, Артамуш не стал падать ниц, но согласно обычаю Бармии склонил голову и отвесил поклон от сердца.

Гипардий: Я много слышал о тебе как о великом муже, который знает пути и средства и очень рад, что ты ответил на мое приглашение.

Артамуш: Не я велик, о царь, но те, которые говорят моими устами.

Гипардий: Кто же они?

Артамуш: Боги моего, и мне кажется, также и твоего народа. Это чистые, светлые и сильные боги. И те, которые им поклоняются, становятся честными, сильными и правдивыми.

Гипардий: Почему ты утверждаешь, что твои боги также и мои?

Артамуш: Увидя тебя, царь, я сразу понял, что обличьем ты арий. Услышав тебя, я понял, что ты арий духом, а мы никогда не отказываемся от своих богов, находя в них для себя надежную опору.

Гипардий задумался, затем сделал знак слугам и пригласил гостя в пиршественный зал, где их встретили звуки лютни, флейты и колокольцев.

Выступала любимая танцовщица царя. Оставшись вдвоем, они перешли на язык арьев. Оба с удовольствием наблюдали как танцует прелестная арийская женщина. Некоторое время они ели молча, попутно изучая друг друга. Артамуш первым нарушил паузу в разговоре.

Артамуш: Хочу дать тебе совет, царь. Ты ее любишь, я вижу. Но если хочешь сохранить ей жизнь, то поскорее удали ее от себя. Я подразумеваю дворцовые интриги и завистников.

Гипардий: Как можешь ты заранее знать волю богов?

Артамуш: Ты забыл царь, что я это уста богов?

Гипардий: Я принимаю твой совет, ибо доверяю тебе как другу, как арису арийцу. О том же хочу продолжить нашу беседу. Вероятно тебе Артамуш, плохо известны все обстоятельства, которые позволили мне занять трон. Во всяком случае ты должен знать, что мой народ, попав в эту страну несколько поколений назад, вынужден был в короткое время привыкнуть к новым условиям. Пришлось усвоить чужие обычаи, язык, растеряв при этом многое из завещанного предками. Мы пришли сюда со стороны заката после изнурительной войны и были счастливы тем, что остались живы. Теперь наши люди поклоняются местным богам, о чем я горько сожалею. Дети и внуки многих из них, что рождены в других краях, уже не знают наш древний и гордый язык, женились на местных женщинах и дети их уже не считают себя арьями. Все мои призывы вернуться к прежнему они выслушивают, но ничего не делают для этого.

Царь замолчал, задумчиво глядя на столик. Артамуш размышлял над услышанным. Судьба человека сидящего перед ним захватила его. Он предвидел его трагическую гибель, но решил не рассказывать эту тайну. Иного не может случиться, ведь он отдает свою жизнь не тем людям, которые достойны этого.

Артамуш: Я понимаю твою скорбь царь. Проезжая через твою великолепную столицу я более всего разглядывал не здания, а людей на улицах. И скажу честно: они мне не понравились. Они не воины и никто не способен сделать их воинами даже после многих лет упражнений. Потому, что они не мужчины. Их жизнь заключается в торговле, в обладании вещами. Это запечатлено на их лицах, Никакое другое обладание им уже недоступно. Я знаю также, что боги их темны, хитры и жестоки, а значит таковы они сами. И если люди твоего племени действительно молятся их богам и приносят им жертвы, то твои арьи, царь, ничем не лучше местных. А значит нет для тебя в царстве твоем настоящей опоры и власть твоя непрочна.

Гипардий: Уста богов как всегда высказали правду. Знай же больше, Артамуш. Иногда мне хочется тайно покинуть дворец и бежать в горы, чтобы жить там простым охотником.

Артамуш: Что же тебя здесь удерживает?

Гипардий: Желание как-то улучшить мир, что завещали нам наши великие предки. До моего правления здесь были приняты древние зверские обычаи наказания виновных, за самые незначительные проступки, человеческие жертвы приносились богам и царская власть покоилась на диком суеверном ужасе народа. Царей провозглашали великими за неописуемый ужас, который они умели внушить.

Я все переменил в Вавилоне, но кажется тем все только испортил. Простолюдины вдруг решили, что вновь могут вернуться к прежней дикости. Я думал, что местные в ответ на отеческую заботу станут любить меня, а они теперь смеются надо мною.

Артамуш: Царь, мне сейчас кажется, что ты хочешь получить от меня совет как тебе быть дальше.

Гипардий: Я хочу этого.

Артамуш: Тогда скажи мне вначале, кем ты предпочел бы править в своем царстве – людьми или вещами? Сейчас ты правишь вещами, причем вещами являются даже люди тебя окружающие. Но правишь ты ими как будто они люди, а это неправильно и обернется злом для тебя и для них. Все они вещи с рождения, пусть даже не подозревают о том, что могли бы стать людьми. Не переноси арийский дух и нашу меру к людям на тех, кто не был и не станет арийцем.

Гипардий: Значит ты предлагаешь мне перейти к прежнему привычному способу правления?

Артамуш: У тебя нет иного выхода, царь. Или сделай это или стань охотником.

Гипардий: Значит другого пути нет?

Артамуш: Он существует и только твой народ помог бы тебе осуществить его. Но ты потерял свой народ, а значит и путь. Путь тебе известен. В моей родной Бармии все люди делились на земледельцев, воинов и жрецов. У каждой касты были свои права и обязанности. Наше сообщество состояло из настоящих людей, а не вещей. Двенадцать зим назад часть их пересекла твое царство с восхода на закат.

Гипардий: О, я их помню. Великий народ, великие воины. Я предлагал им поселиться у меня, но они отказались.

Артамуш: Это потому, что им важнее всего не вещи, но люди, а твоих подданных они не могли признать людьми. Вавилоняне не соответствуют с нашими представлениями о человеке. И главное в том, что считаться равными с местным населением было бы для них тягчайшим оскорблением.

Гипардий: Теперь я понимаю их.

Артамуш: Вот тогда, царь, ты мог бы изменить многое и в царстве и в своей жизни, если бы провозгласил пришлых арьев первыми и лучшими. Они стали бы твоей надежной опорой. Я уже двенадцать лет путешествую по ближним странам и везде встречаю одну общую беду: правители не различают лучших и худших. Не награждают и не возвышают лучших, не оделяют их правами и не осыпают почестями. Когда строят дом, возводят вначале ступни дома (фундамент), затем ребра дома (каркас). Без них не стоять жилищу. Так же и общество нуждается в кастах из которых одни – его ступни, другие – ребра, третьи и четвертые – все прочее. Но держат дом в целости не третьи и четвертые, а значит нужно всегда опекать и отдавать предпочтение первым и вторым.

Опять воцарилось молчание

Гипардий: Ты истинно великий муж, ибо никто с тех пор как я занимаю трон, не говорил мне столь мудрых слов. Я хочу попросить тебя остаться со мною.

Артамуш: Благодарю тебя царь за великую честь, но вынужден отказаться, так как жизнь во дворце не для меня. Следуя предназначению и воле богов я иду к племени арменов. Они тоже из наших.

Гипардий: Знаю их, слышал. Там где они живут раньше было царство Урарту. Ты идешь туда нести арийскую правду?

Артамуш: Да, и в ближайшие дни.

Гипардий: Жаль. Но ты можешь гостить у меня сколько хочешь. Пищу будешь получать с моего стола. Сад, мои кони, лекари, слуги – все в твоем распоряжении.

Артамуш: Благодарю за все, царь, но отдыхать у тебя мне не более пары дней. Потом в дорогу.

– Мне пора идти, – Гипардий встал и его гость последовал его примеру. – Надеюсь, вечером еще раз увидимся. – Я не против.

Оба поклонились по обычаю арьев и расстались. Не прошло и двух дней, как Артамуш покинул дворец. С Гипардием они расстались как друзья, как братья, рассчитывая, что в будущем быть может доведется еще встретится. Но им было не суждено еще раз встретиться.

Картина тринадцатая

По горной тропе верхом едет путник. Гора невысокая и плоская, всадник не понукает лошадь и она не торопясь, идет осторожно. Слева от тропы обрыв, справа гряда валунов. Из-за этой гряды вдруг вылетел камешек и ударил в шею лошади. Она дернулась, заржала. Второй камень попал в плечо Артамуша. Он резко повернул вправо и, рысью объехав валуны, оказался с другой стороны гряды. Чуть далее гряды быстро двигалась маленькая фигурка: от него в гору удирал мальчик. Спешившись, Артамуш побежал догонять проказника и, приблизившись на десять шагов, бросил свой длинный ремень. Металлический шарик на конце его обмотался вокруг ноги ребенка и тот упал плача. Артамуш не- спеша приблизился к нему прыгая с камня на камень и деловито отшлепал. Затем привязал ремень к его руке. Мальчик испуганно смотрел на него.

– Ты хочешь убить меня?

– Нет, плохой мальчик, – Артамуш едва заметно улыбался, – я хочу, чтобы ты проводил меня к своим родителям.

Сорванец молча опустил голову и шмыгнув носом побрел обратно к тропе.

Артамуш вел коня в поводу, а его самого вел мальчик, и идти им пришлось не долго. Едва они вышли за гребень горы, как увидели пасущиеся отары, а дальше, намного ниже, где сходились две горы располагалось небольшое селение, совсем бедное, все из камня, будто вросшее в землю.

Когда они спустились на узкую единственную улицу, встречные люди застывали на месте, затем бросали свои занятия и встревоженные выходили навстречу. Обнаружив, что окружен людьми, Артамуш громко спросил:

– Кто у вас главный?

Все обернулись к старику с седой окладистой бородою и закричали ему: тебя зовут. Последний неспешно подошел к чужаку и с достоинством кивнул.

– Зачем ты ведешь мальчика на ремне?

– Он кидал в меня камни.

Старейшина посмотрел в глаза ребенку и кивнул.

– Похоже на него. Не беспокойся, странник, сорванец будет наказан.

– Я о том не беспокоюсь, добрый человек. Я пришел к вам совсем с другой целью. Я хочу вернуть вам утерянную вами арийскую правду.

– Кто ты?

– Артамуш.

Собравшиеся люди радостно зашумели. К нему со всех сторон потянулись дружеские руки.

– Люди! Две луны я добирался к вам. Так выслушайте меня.

– Мы немало хорошего слышали о тебе, Артамуш. И поверь, мы рады тебя видеть и слышать.

Старейшина широко и радостно улыбаясь шагнул навстречу гостю, которого никто не ждал и обнял его. Отступив вновь и держа руки на плечах Артамуша, старейшина ободряюще ему улыбнулся: Говори, все тебя слушают.

Артамуш огляделся вокруг и, встав на недостроенную стену из необтесанного камня, начал говорить:

– Арьи! Я прошел многие страны, где живут люди одной с вами крови и нигде я не нашел тех строгих и проверенных жизнью обычаев, которые завещали нам великие предки. Эти обычаи сохранялись лишь в моей стране далеко на север отсюда. Но этой страны уже нет. Вы не можете не понимать, что отрекшись от светлых богов и традиций, вы постепенно опускаетесь до того состояния, в котором живут неарийцы. Скажите честно, вы их уважаете?

Люди опустили головы, старейшина авторитетно покачал головой: нет не уважаем.

– Тогда,– продолжал Артамуш, – сможите ли вы уйдя к предкам уважать и любить своих внуков, которые живут и думают так же как низкие, глупые дикари?

Воцарилось молчание.

– Вот почему, армены, пришел я к вам.

Ибо мне известно, что также как арьи на восходе от вас вы уже ступили на этот путь. Вы начали забывать заветы предков и наших светлых богов. Скажите, в каждом ли вашем селе есть жрец? Есть ли он здесь с вами?

Все, включая старейшину, молчали, не смея поднять глаз. Последний негромко выдавил из себя: у нас нет и почти везде нет.

– Вот вам один из признаков падения, Артамуш строго смотрел на своих слушателей.

– А каковы последствия отказа от священных заветов предков? Вы все забыли и даже понять не можете, что вы потеряли! Попробую сейчас пояснить вам о чем отчасти я говорю.

Артамуш обратился к одной из старух рядом:

– Вот ты, женщина, скажи-ка мне свой возраст.

Но за нее ответил рядом стоящий мужчина.

– Нынче ей исполнилось восемьдесят два.

Артамуш обратился к женщине, уже далеко не старухе.

– А тебе сколько лет, красавица?

Статная, красивая, но уже немолодая женщина, улыбаясь и просто, честно ответила:

– Сорок четыре.

Присутствующие заинтересованно молчали, ожидая продолжения и Артамуш не заставил себя ждать.

– Добрые люди, я вырос в далекой северной стране арьев, где свято чтили старинные обычаи и наших богов, где каждый был при деле и на своем месте, где всем управляли жрецы и мудрейшие. Наши женщины в восемьдесят выглядят так же как вот эта женщина в свои сорок четыре и представьте каковы они в сорок-пятьдесят!

Толпа задвигалась, загалдела.

– Ты не шутишь с нами, чужестранец? – спрашивал старейшина. Он вышел из круга людей и теперь, сузив глаза, изучающе рассматривал незнакомца. Последний улыбнулся.

– Скажи-ка, уважаемый, известно ли тебе, что значит мое имя, данное при посвящении в жрецы?

Старик опешил, наморщил лоб.

– Что-то связанное с правдой, я думаю? Правда и еще что-то…

– На древнем чистом языке арьев оно означает «человек правды» Боги запретили мне лгать потому, что мое предназначение – всю жизнь говорить людям правду, что бы они сами об этом не думали. А ведь это не- легко, уважаемый. Вот только что я сообщил вам правду и что ты мне сказал в ответ? Менее всего большинство из смертных желает знать правду о жизни и самих себе. Правда обычно неприятна, даже жестока, но и жизнь, если от нее не отворачиваться, такова. Или я на этот раз не прав?

Старейшина хмуро смотрел себе под ноги.

– Тут ты прав. Это я про правду. Но объясни народу, как ваши женщины в восемьдесят, могут быть столь молоды! Это нам непонятно.

– А ты вспомни, уважаемый, с чего я начал разговор. Я для примера сравнил тех и этих женщин. А ведь много других примеров! Вспомни, что говорил о необходимости соблюдения священных обычаев предков, о сохранении знаний, которые они заботливо от отца к сыну передавали нам. Я хочу рассказать о наших великих богах, светлых и могущественных. Нам, разбросанным по земле и окруженным невежественными дикарями, важнее всего не прервать эту цепь связующую поколения. Вы же прервали цепь и я указал вам лишь на одно из следствий того, что вы сделали.

Артамуш нахмурив брови осмотрел собравшихся. Все молчали опустив глаза, старики жевали губами, молчали даже обычно беспокойные дети. Лишь вдалеке слышалось блеяние овец.

Молчание вновь нарушил старейшина. Он вздохнул, и подойдя на два шага к Артамушу, снял шапку и низко склонившись негромко, но твердо сказал:

– Расскажи нам древнюю правду, Артамуш, – он быстро обернулся к народу и крикнул:

– Вам нужна правда?

Общее «да» огласило поселок и отозвалось эхом в горах.

Артамуш светло и радостно улыбнулся этим простым, бедным людям ничего в жизни не знавшим, кроме тяжелого ежедневного труда. Люди в ответ заулыбались все, от малышей до стариков. Он понял, что настал миг, ради которого он сюда пришел. Начавши говорить древнюю правду, он продолжал вплоть до захода солнца. И даже после того, уже при свете костра, не отпускаемый поселянами, он терпеливо отвечал на самые бесхитростные вопросы.

Для ночлега община предоставила ему небольшую чистую комнату всю устланную душистым сеном, накормив прежде простой и здоровой пищей. Он уже засыпал, когда скрипнула дверь и он тотчас проснулся и выхватил короткий походный меч. Вскочив Артамуш напрягся и сжался как барс перед прыжком. В ответ на свои приготовления он услышал короткий женский смешок. Он бросил меч в угол и подойдя к двери, уже понимая в чем дело, спросил:

– Чего тебе, женщина?

Мелодичный голос произнес в ответ.

– Ты днем спросил, сколько мне лет. Я хочу сегодня ночью доказать, что годы мои позволили мне многому научиться и в то же время, я ничего не забыла.

Артамуш засмеялся и обнял нечаянную любовницу.

– Скажи мне честно, кто научил тебя так красиво говорить?

Вместо ответа она страстно обняла его и прошептала: – Ни один мужчина, еще не вызывал во мне такого страстного желания. А говорить я всегда умела. И петь тоже.

– Муж у тебя есть?

– Был, – она хмыкнула, – пока не прогнала. Жалкий он человек, глупый, трусливый.

– Зачем же ты соединила свою жизнь с его жизнью?

– Я была молодая и глупая в пятнадцать лет. А ему исполнилось двадцать. Такой красавец!

– Значит, одна живешь?

– Уже десять лет. Однако сейчас я с тобою. Так не станем терять время. Ведь ты уйдешь от нас завтра?

– Может через день.

– Зато сейчас позволь мне любить тебя.

Артамуш, потрясенный, засмеялся и скинул рубаху. Женщина же сбросила длинную рубаху под которой ничего не оказалось.

Картина четырнадцатая

Тяжело груженая телега еле движется вверх по склону горы. Волы неторопливо переставляют ноги. Меланхоличный полноватый возничий, покачиваясь на передке, что-то напевает себе под нос. Телега перегружена хорошими сосновыми бревнами. Но она сделана добротно и везущий бревна спокоен. Артамуш на лошади едет рядом. Им по пути, а торопиться некуда. Артамуш начинает разговор.

– Издалека везешь бревна?

– Уже третий день, а приеду завтра.

– Дом строишь?

– Да, чужеземец. Старший сын женится после сбора урожая. К тому времени дом успеть бы достроить. Мы в горах ставим дома из камня, но как ты без леса сделаешь крышу, двери, лавки, столы?

– Не вовремя затеял ты это дело, человек. Ведь нынче в поле немало работы.

– Да, не вовремя. Но мы договорились с сыном, что он работает в поле за двоих, а я строю дом за двоих, – возничий засмеялся. – В поле он работать умеет, а в стройке плохо понимает.

– Скажи мне, добрый человек, кто вами правит?

Возница неожиданно быстро взглянул в лицо Артамуша и в удивлении хмыкнул: вожди, понятное дело.

– А жрецы?

– Они давно уже не правят.

Старики недовольны и народ понимает, что неправильно это. Только откуда жрецов взять?

– Куда же они делись? Ушли от вас?

– Нет, чужеземец. Все не так было. Когда был мальчиком, я помню, что в моем селе жил совсем старый жрец и много добра он сделал людям. Меня вылечил от тяжелой простуды, потом от укуса змеи. Много лет он просил у общины дать ему в обучение мальчиков.

– И что ответили старейшины?

– Они сказали, что в селе хватает колдунов, которые могут лечить не хуже его. Так и было.

– Как можно сравнивать жреца и колдуна? – Артамуш сдержал гнев, но голос его зазвенел. – Кто кроме жреца может обращаться к богам, рассказать народу правду.

Возница задумчиво молчал, щуря глаза.

– Наверное, ты прав. Сейчас, когда у арменов осталось всего два жреца, которые не способны справлять свои обязанности из-за глубокой старости, наши старейшины заговорили о том, что отцы и деды совершили великую ошибку.

– Преступление, – резко бросил Артамуш, – против своего народа.

Возничий искоса с любопытством посмотрел на него.

– А сам ты откуда едешь?

– Из Вавилона.

– Как там люди живут? Я кое-что слышал, но хочу узнать побольше.

– Те люди живут богаче вас, но хуже.

– Это как? Странно ты говоришь, чужеземец. Если богаче, значит лучше.

Артамуш печально посмотрел на попутчика, немного помолчал, как всегда в таких случаях, взвешивая, стоит ли тратить слова, потом неторопливо заговорил.

– Вопрос твой нелеп по сути, но все же проясняет причину того, как вы потеряли своих жрецов. Жить богаче, опасно для простых людей, это не всегда значит лучше. Богатство само по себе не лучше и не хуже бедности. Человек, распоряжаясь им, может направить его на добро или во зло. Вы в своих бедных горах живете лучше многих в Вавилоне оттого, что придерживаетесь многих древних обычаев. Тамошние жители служат золоту и никакой обычай уже не способен создать из них добрый и честный народ.

Возница опять надолго замолчал, время от времени поглядывая на своего попутчика.

– А правду говорят, что их вожди и жрецы живут в больших дворцах, величиною с целое село и повелевают множеством слуг и рабов?

– Это правда. Но им от этого не живется лучше. Потому они плохие вожди и очень плохие жрецы.

Возница понимающе кивнул.

– А наши вожди живут почти так же как остальные. Даже землю пашут.

– Да, я заметил. Это хорошо. Но жрецов вы упустили. Это великая трагедия народа и еще множество раз через века вы за это заплатите. Однако, я вижу большое село за поворотом.

Артамуш указал рукою на холм вдали, в трех полетах стрелы. Вершину его обступили правильной формы крепостные стены, а вокруг у стен стояли дома.

– Это село самое большое, на три дня пути в любую сторону. Там живет хороший вождь и даже жрец.

– Древний старик, о котором ты говорил?

– Нет, другой. Он почти не учен и почти ничего не знает. Просто когда-то долго прислуживал жрецу.

– Как? И он посмел назвать себя жрецом?

Артамуш вновь почувствовал гнев и опять уловил взгляд попутчика полный любопытства.

– Не он, так его называют люди. Община просила его быть у них жрецом. А признайся мне, чужеземец, сам ты жрец?

– Да, это так, и я хочу увидеть его. Прощай, добрый человек.

Артамуш хлопнул по крупу свою лошадь и поскакал к крепости. Он объехал крепостную стену вокруг, но ворот не обнаружил. Зато впервые в жизни увидел наружную лестницу, прямо на стене шириною в шаг мужчины, выложенную из тесаного камня, как и стена. Прижимаясь к стене, ступени вели до самого верха. Стена же была высотою в три человеческих роста. Вокруг крепости стояли гурты скота и табуны лошадей. Время от времени по стене наверх на веревках поднимали корзины, бочки и мешки. Люди по очереди всходили вверх или спускались вниз. Торговцы скотом и вином собирались у стены, остальные устремлялись наверх – там, в самой крепости происходили главные торги.

Артамуш оставил лошадь у общей коновязи и ступил на лестницу. На небольшой площади наверху он увидел обыкновенный базар и неспешно обошел его. Все было как обычно для сельского базара. Покуда он осматривал все и расспрашивал попутно люди указали ему, где найти жреца. За пределами крепости, где вниз по пологой части склона сбегали улочки заселенные ремесленниками, он нашел нужный дом. Войдя в дверь и оглянувшись, Артамуш был удивлен и раздосадован. Вместо привычных ему резных образов, в полутемной комнате он разглядел вылепленные из глины нелепые фигуры и даже грубо нарисованные на старых кувшинах. Кое-где по углам он увидел странные сооружения сложенные из камня и нелепые фигуры, сплетенные из соломы. В гневе он закричал неведомо кому.

– Есть здесь кто-нибудь?

Он повторил свой вопрос не менее громко и только после этого заметил испуганные глаза, выглядывающие из-за занавеси. Стараясь говорить как можно спокойнее он, поманя пальцем, спросил.

– Подойди, хозяин, не бойся. У меня есть к тебе дело.

Вслед за глазами из-за укрытия показалась фигура располневшего, невысокого, болезненного вида мужчины со светильником в руках

– Чего тебе друг? – глаза его выдавали испуг.

– Сначала, если ты действительно жрец, ты обязан поприветствовать меня именем богов. Если ты не сказал, то это сделаю я: именем великих богов приветствую тебя, плохой жрец!

Маленький человек заморгал и испуг на его лице сменило выражение обиды.

– Зачем ты так сказал, чужестранец?

Потому, что я уже немного знаю тебя. Потому, что я уже увидел твое святилище и еще потому, что ты встретил меня не так как подобает жрецу. И последняя причина в том, что я давно посвящен в жрецы и прошел в свое время путь ученика. На это ушло восемь зим.

Испуганного и обиженного только что человека будто подменили. Схватив за руки неожиданного гостя, он поспешно и радостно затараторил.

– Какое счастье, незнакомец! Как долго я ждал! Это сами боги привели тебя ко мне. Я знаю, что я не жрец, я почти обычный ремесленник каким и был прежде. Только часто наблюдал за старым жрецом пока он был жив. Мы были друзьями. Мне всего лишь известно, как обращаться к богам и кто из них, чем повелевает. Но кажется, боги не слышат меня, недостойного. Я не слышу их. Они не желают со мной говорить.

Артамуш начал долгую обстоятельную беседу и не прерывая ее, вместе с названным полужрецом – полуремесленником вышел на улицу. Тяжело было оставаться в таком святилище. Спокойно, будто издалека слушая искренние излияния простодушного человека, мысленно он обращался к богам: стоит ли обучать его?

Ведь настоящего и всестороннего обучения положенного жрецу, дать ему Артамуш не сможет. Кроме того его молодые годы, наилучшие для занятия такого рода уже ушли и есть другие немаловажные причины…

Но боги ответили: учи его, а мы потом направим. Вздохнув Артамуш прервал незамолкавшего собеседника.

– Ты прав, говоря, что боги устроили нашу встречу. Все, что ты мне сейчас говорил – не важно. И запомни на будущее: недостойно жреца говорить много и впустую. Слово жреца кратко и тяжко как удар молота, или как валун, катящийся с горы. По пути валун создает лавину, как тебе известно. А теперь молчи и внимательно слушай. Я расскажу тебе о богах. Сейчас и в ближайшие дни. Боги только что сообщили мне, что с тобою нужно поработать. Но если возражаешь, то я оставлю свои намерения.

В ответ на внимательный взгляд Артамуша горе-жрец протестующе замахал руками и просительно заулыбался: Я хочу этого, хочу!

И тогда, шагая прочь от поселка в сопровождении нежданного ученика Артамуш начал говорить, научая его основам. Присев на два стоящих рядом валуна, они беседовали так долго, что не заметили, как стемнело. Вернувшись после захода солнца, они обнаружили у двери святилища старика со старухой. Дело приведшее их было самым житейским. Их дочь уже несколько дней не могла родить. Все четверо вместе вошли в святилище и там Артамуш, отстранив хозяина, шепнул ему: я сам, ты просто смотри.

Он обратился к богам и они тотчас явились, наполнив небольшую комнату вибрацией. Все это почувствовали. Старики упали на колени. Поблагодарив богов, Артамуш обратился к просителям, подняв их с колен.

– Идите домой. Боги услышали вас и помогут. Но в любом случае, как я понимаю, вашей дочери нужен лекарь.

– Есть, есть, – закивали они.

– Тогда идите и помогут вам боги!

Артамуш обратился к своему новому ученику. Тот был потрясен.

– Теперь ты видишь, что боги это не глупые кувшины или камни, которые ты расставил. Люди превратно понимают богов и все от них исходящее. Это люди так изображают их, но сами боги трудно выразимы. Однако, не испорченному человеку возможно хотя бы ощутить их присутствие, что и случилось с тобой. Боги – это не твои соломенные куклы, они суть ветер и огонь и если ты вдруг ощутил, то и другое, значит боги рядом. Знай это. А теперь мы простимся до завтра, поскольку сейчас мне идти к вашему вождю.

Поклонившись и с улыбкой выслушав несмелое напутствие своего нового ученика, Артамуш покинул святилище и направился в тот дом, который был самым заметным и известным в селении. Он располагался прямо в крепости.

Картина пятнадцатая

Старая приветливая женщина ласково встретила его и провела в просторную комнату, очень гладко обмазанную глиной и чисто побеленную. «Не служанка она, родственница» – подумал Артамуш. Женщина, извиняясь уверила его, что вождь скоро придет и чтобы ускорить его приход послала сообщить бойкого шести-семилетнего мальчугана, вертевшегося рядом.

Артамушу не пришлось долго ждать. Он едва успел рассмотреть комнату, как в дверном проеме увидел крепкую мужскую фигуру в красной рубахе и черных штанах. Быстрым шагом хозяин дома приближался к нему. От вождя исходила энергия и доброжелательность.

Гость приносит радость в дом, – его голос гремел, лицо светилось радостью. – Мать, быстро готовь нам стол, – он крикнул еще более оглушительно. В ответ в дальне конце дома послышались шум и женские голоса.

– Ну, гость дорогой, садись рядом со мной, – хозяин усадил Артамуша на лавку рядом и на этот раз совершенно всерьез посмотрел ему в глаза.

– По всему вижу, что ты пришел к нам издалека. Что же заставило тебя проделать долгий путь сюда?

– Печальная судьба твоего народа – вот причина, вождь.

– Что такое? – хозяин встревожено придвинулся к нему.

– Нет, вождь, ничего не случилось страшного на днях. Это случилось уже давно и постепенно.

И тогда Артамуш спокойно и обстоятельно рассказал за ужином все, что увидел и что удивило его в стране арменов. Хозяин молчал не перебивая, что очень понравилось Артамушу. Ведь при таком темпераменте это качество крайне редкое. Когда гость закончил говорить, хозяин ничем ему не ответил. Пока он размышлял, они молча пили вино. Наконец, вождь спросил:

– Ты считаешь то, что случилось, страшной бедой?

– Да, я так думаю.

– Как думаешь, друг, мы сильно упали в сравнении с тем, что было когда-то на твоей родине?

– На родине арьев, – поправил его Артамуш.

– Согласен.

– Вы сильно упали. Но еще не поздно вернуться к тому, что было. Я готов обучить жрецов. Ты согласен мне помочь?

– Договорились. Завтра я отправлю гонцов к другим вождям. Соберем совет. Уверен, все согласятся. Я обещаю поддержать тебя. А пока живи у меня, Артамуш. Пройдут годы и я расскажу внукам о тебе. Внуки станут гордиться тем, что дед их знал Артамуша, а ведь это хорошо. Каждому надо иметь что-то чем можно гордиться.

– Полно, полно, вождь. Не честь пришел делить я, но дело делать.

Они порешили действовать и через неделю совет вождей, постановил помочь Артамушу.

Согласно их решению, общины прислали юношей, пожелавших служить богам. Прибывших разместили в крепости, поскольку все они прошли воинское обучение и считались воинами.

Ранним утром, когда Артамуш поприветствовав Солнце и Землю, был занят, делая свои ежедневные упражнения, со стороны крепости послышались звон оружия и крики. Он догадался о причине переполоха и усмехнулся: пускай юноши пока развлекаются. Осушив кувшин с козьим молоком, он направился к крепости. Вождь и гостеприимный хозяин Атадил встретил его на улице и обняв указал рукою: Друг, посмотри на этих орлов! Победители станут твоими учениками.

Артамуш нахмурился, но промолчал, решив дождаться окончания поединка.

Когда зрители ревели приветствуя победителя, а последний подпрыгивал размахивая мечом Артамуш подошел к поединщикам и. Требуя внимания, оглядев собравшихся поднял руку. Все стихло.

– Друзья мои, – он повременил, прислушиваясь к внутреннему голосу. – Не для того я собрал вас здесь, чтобы готовить из воинов великих воинов. Вам всем сказали, что я хочу сделать из вас жрецов. Но жрец не воин и не меч его оружие. Каково оружие жреца? Это вы узнаете во время обучения. Но прежде я сам назначу каждому из вас испытания и не прошедшие их, пусть без обиды возвращаются домой. Для воина нет позора, если он не пройдет испытаний жреца. Поэтому поступим так. Все сядьте поудобнее, поскольку до полудня мы не закончим. Я по очереди испытаю каждого из вас.

Артамуш ласково улыбался глядя в простодушные юные лица. Ему нравилось смущение юношей и даже видимая досада Атадила. Он взял в руки принесенную с собой дощечку и уголек. Каждого юношу он записывал по имени и слушал. Стоящий перед ним рассказывал ему древние былины, сказания, стихи. Косноязычных, грубых и глупых он сразу вычеркивал. Артамуш внимательно изучал каждого: какие чакры открыты и как движется энергия и велик ли запас здоровья. Больной ученик станет больным жрецом, которому впоследствии придется заниматься более всего своими болезнями. Таких Артамуш также вычеркивал, а затем кратко сообщал им чем они болеют и как им следует лечиться.

Из ста двадцати юношей в течение половины дня он выбрал шестнадцать. Последние показали также свою сообразительность и высокую чувствительность к энергиям.

Учеба началась. Он учил отобранных им всему тому, что знал. Начиная с простого, с упражнений для жрецов утром, кончая астрологией, хиромантией, медициной, космогонией и магией. С восхода почти до заката каждый день, исключая день отдыха, один в неделю Артамуш учил юношей неделю за неделей и они менялись у него на глазах. Помимо того он присоединил к своей группе незадачливого местного жреца, занимаясь с ним особо после захода солнца. Руководствуясь его указаниями, местные резчики вырезали из дерева изображения богов.

Лето близилось к завершению когда ученики начали показывать большие достижения. Артамуш ликовал взирая на плоды своих трудов, понимая по сколь сложному пути провел всех их за удивительно короткое время. Теперь все больше внимания он уделял практическим занятиям и целые дни проводил с учениками в горах. Ученики стали понемногу понимать суть жреческого служения и меру ответственности за все, что происходит. Началось разделение между ними. Одним была ближе магия, другим космогония, третьим врачевание и так далее.

Осенью, когда собрали урожай и по утрам траву покрывал иней, Артамуш начал проводить закаливание юношей. Разведя жаркий костер заранее, он заставлял учеников проходить под бегущим с горы ледяным потоком. Мокрые и трясущиеся от холода юноши согревались у огня, но на третий и четвертый раз некоторые из них сами отказались от жара пламени. Их согревал вполне огонь, получаемый от земли и космоса.

В то утро когда они делали это в пятый раз, земля у них под ногами вдруг глухо вздохнула и с горы посыпались тяжелые камни.

– Все бегом к костру! – Артамуш мгновенно оценил ситуацию и ученики бросились прочь от горы, но небольшой камень тяжко ударил одного, сломав ему плечо.

Бегом вернувшись в село они нашли там растревоженный улей. Люди на улицах обычно приветливые с ними, на этот раз молча избегали их пряча глаза. Они быстро вбегали в свои дома и оттуда испуганно смотрели на жреца с учениками. Из крепости доносился рев толпы. Когда Артамуш со спутниками поднялись на крепостную стену, чтобы обнаружить сверху источник шума их сразу заметили стоявшие внизу. Рев прекратился, люди на площади настороженно молчали, рассматривали их или враждебно или отчужденно. Атадил стоявший посреди толпы махнул рукою, в раздражении.– Артамуш, иди сюда скорее. Я уже устал говорить с этими баранами. Поговори ты с ними. У тебя это лучше получится.

Артамуш вздохнул и тем не менее пошел вниз заранее зная, что убедить в чем-то этих невежд сейчас невозможно. Но ведь убегать с поля боя недопустимо, это хуже поражения. Оглядев внезапно ставшие чужими лица, он начал говорить и продолжал речь достаточно долго. Но ничто не изменилось – в глазах людей он видел все то же недоверие и глухую неприязнь. В сознании темных людей, его работа с учениками, которую они восприняли как нарушение привычного уклада и землетрясение связались воедино. Они вновь и вновь повторяли упрямо, что это он вызвал гнев земли.

Первым не выдержал Атадил. Разразившись руганью, он выхватил плетку и принялся бить всех подряд, приговаривая:

– Если разума нет, то учат через шкуру, через шкуру, через шкуру.

Толпа разбежалась, ведь никто не смел остановить вождя. Но добром дела не решили и Атадил решил вновь созвать совет. Артамуш переговорил с учениками и убедился, что невежество этих людей их не коснулось. Совет вождей, собравшийся через неделю, запретил Артамушу пребывание в стране арменов. Однако не своей волей вожди приняли такое решение, бессмысленность которого понимали. Ругая свои общины, они все же уступили давлению общин.

Артамуш, однако тем не менее, со дня землетрясения знал чем кончится дело и торопился завершить обучение. Теперь в последнюю неделю он вел занятия даже по ночам и никто не жаловался. Юноши готовы были наизнанку вывернуться, чтобы успеть ко дню собрания совета. В тот знаменательный день Артамуш посвятил их в жрецы. Одиннадцать с честью прошли все испытания, пятерым он посоветовал продолжать самостоятельную подготовку с тем, чтобы будущей веною под наблюдением одиннадцати ставших жрецами, повторить испытания.

Когда снег покрыл горы, Артамуш двинулся в обратный путь на восток. Покидая горы, он уходил от холода и снега. Вступив в Иран через три луны он встретил там раннюю весну. Он успел пройти невысокое иранское нагорье, где ночевал у пастухов и вот перед ним простиралась знакомая долина памятная по той битве, когда он командовал ополчением. Теперь ее заселили. Здесь жили хорошо знакомые и дорогие ему люди, многие из которых были с ним в тот день. Только неширокая расселина внизу отделяла его от долины. Ухватившись за плеть дикого винограда, обвившего скалу над ним, он несколько раз изо всех сил дернул, проверяя на прочность. Затем, не выпуская плеть, он прыгнул и пролетел над пропастью. Оказавшись по другую сторону расселины, он оглянулся и довольно хмыкнул: пожалуй, коза не смогла бы перемахнуть. Артамуш спускался в долину и радостно вдыхал весенние запахи. Он торопился, почти бежал. Радость его переполняла. Теперь он явственно ощущал, как любит эту страну, свою вторую родину и ее простых честных жителей.

Картина шестнадцатая

Артамуш хотел войти во двор сатрапа незаметно, но собаки разрушили его намерения. На лай обступивших его дворняг из ворот выскочил воин. Увидя кто пришел, он бросил копье на землю и побежал обратно оглушительно крича:

– Артамуш пришел, Артамуш, он пришел, он у ворот!

Сопровождаемый прыгающими собаками и посмеиваясь Артамуш вошел в просторный двор дома, где увидел приготовленные для пира длинные столы, воинов, женщин с блюдами, горшками, кувшинами, детей бегающих за матерями и кур ковыряющихся в земле. Увидя вошедшего люди на короткое время оцепенели. У одной из женщин выпал из рук кувшин. Красное вино лужицей разлилось у его ног. Все оглянулись на нее и лужу вина и в тот же миг общий крик потряс двор и все село: Артамуш!!

Потом были долгие объятия, расспросы, его ответы, откровенные разговоры с друзьями, прилюдно и с глазу на глаз. И все это время носились женщины к столу и обратно, продолжая приготовления к пиру. Кто-то тронул его за плечо, когда он вдруг остался один Артамуш обернулся и увидел Аннерию, старшую жену сатрапа.

– Я вижу, что боги действительно хранят тебя, Артамуш. Десять лет прошло, как я впервые увидела тебя, а ты совсем не постарел.

– Ты так же красива, как прежде.

В ответ она улыбнулась.

– Я долго дожидалась когда люди отпустят тебя. Но убедилась, что не дождусь и просто отобрала тебя у них, – женщина звонко рассмеялась. Она была настоящей арийской красавицей, стройной, белокурой, голубоглазой. Конечно, она изменилась, но красота ее не поблекла.

Они медленно шли к дому через двор.

– Пока идут приготовления к свадьбе, мы сможем спокойно поговорить наедине. – Аннерия лукаво улыбнулась, склонив голову. —А тебе совсем не идет лесть Артамуш Великий. За десять лет я все же изменилась. Я это знаю.

Ее собеседник усмехнулся.

–Женщине мужчина может иногда солгать. Ложь ему простительна когда он понимает, что женщина это ребенок и знает и знает как обращаться с этим ребенком.

Аннерия вновь рассмеялась. Они вошли в дом и сели за низенький столик на подушки. Застенчивая, смуглая девушка принесла им вина. Аннерия приняла у нее кувшин и разлила его по кружкам. Артамуш выпил половину, она же едва пригубила. Он допил и налил себе еще ибо после перехода чувствовал жажду.