Счастье моё

Обыкновенное чудо

Глава 1

Семья Васильевых поживала в поселке, в ущелье, среди удивительно красивых гор. Недалеко от их дома протекала горная речка, чистая как слеза. И только весной, когда на склонах таял снег, она на время становилась бурной и мутной. Как только склоны очищались, речка вновь становилась ласковой, тихой и прозрачной. Осторожная, быстрая и ловкая рыба осман, живущая в ней, свободно поднималась по водопаду до трех метров. Гладкие спинки рыбы видны были в заводях даже на глубине в четыре метра. Но не каждый житель поселка умел ловить этих осторожных рыб. На удочку они не часто клевали, а сачком поймать их было не просто.

Летом в горах было прохладнее, чем в душном городе, раскинувшемся в степи, прилегающей к горам. А зимой холодные ветры, гуляющие по равнине, не добирались до ущелья, поросшего елями и лиственными деревьями, поэтому зимы у подножия гор были мягче. Конечно, люди и здесь находили возможности роптать и выражать своё недовольство – такова уж человеческая натура, всегда стремящаяся получить больше, чем имеет. Но Творец не отнимает у людей их тягу и стремление к лучшему, ведь эта же черта их характера позволяет им мечтать и строить что-то новое. Но те, кто употребляет эту способность только на разрушение, или жажду получить что-то от других, а не сделать самим, уничтожают свою жизнь бесконечным ропотом и недовольным ворчанием.

Но Васильевы не привыкли ворчать. Они старались просто жить хорошо, насколько могли. Иван работал в городе, поэтому вставал еще затемно и уезжал из дома на первом автобусе, который иногда, после сильных снегопадов, не мог подняться до своей конечной остановки, разворачиваясь в полу километре от начала горного поселка. И тогда работающим жителям приходилось спускаться пешком до ожидающего их небольшого автобуса.

Наталья обычно находилась дома. Она работала бухгалтером на неполный рабочий день, и поэтому спускалась в город два-три раза в неделю. Семья жила спокойно, как многие жители их населенного пункта. Летом все жители ухаживали за огородами и садами, в выходные многие в поселке пили, но Иван не прикладывался к спиртному Наталья также предпочитала сохранять свой разум незамутненным. Поэтому, хотя они с соседями были в нормальных отношениях, всё же их считали странными, ведь супруги не участвовали в местных попойках.

– С моим сердцем лучше не шутить, – спокойно отвечал Иван, когда кто-то из соседей пытался очень настойчиво предлагать спиртное.

Жизнь в ущелье текла неспешно, как горная река за домом Васильевых. В теплое время года каждое утро начиналось с шума ветра в елях пения птиц, а вечера пахли прохладой далёких горных ледников и свежескошенной травой. Зимние дни приносили запах дыма от соседских печей, и редкую перекличку сорок в деревьях на склонах.

Семья Васильевых жила дружно, и, несмотря на простоту их быта, в их доме всегда находилось место для тепла и маленьких радостей.

В тот год Наталья узнала, что снова ждёт ребёнка. Её первая беременность, когда она носила Свету, была лёгкой, и Наталья, уверенная в своём здоровье, не спешила с медицинскими обследованиями. Она любила повторять, что природа сама знает, как позаботиться о малыше, и не хотела лишний раз тревожить его ультразвуком или анализами. Иван, хоть и ворчал порой, что стоит сходить к врачу, все же доверял жене и её интуиции. Света же, будучи ещё семилетним ребёнком, с восторгом ждала младшего брата или сестру. Она то и дело приносила домой рисунки, на которых изображала их будущую семью: мама, папа, она сама и маленький человечек с улыбкой до ушей.

Наталья, как и в первую беременность, чувствовала себя хорошо, хотя иногда замечала, что живот растёт быстрее, чем ей казалось нормальным. Они с Иваном шутили, что, наверное, у них будет богатырь, вроде тех, о ком рассказывали старинные сказки. Но всё же, незадолго до родов, поддавшись уговорам Ивана и настойчивым просьбам местной фельдшерицы, Наталья согласилась поехать в город на УЗИ. Ей было любопытно, да и Света нередко спрашивала.

– Мам, а в твоем животе девочка? Я смогу потом с ней играть?

И её вопросы будили в Наталье любопытство. Её самой хотелось бы знать, кто появится на свет.

В маленьком кабинете районной больницы, пахнущем лекарствами и чистым бельём, врач внимательно водила датчиком по животу Натальи. Иван держал жену за руку, а Света, сидя в углу, нетерпеливо поглядывала на доктора. Врач вдруг замолчала, нахмурилась, а потом улыбнулась так широко, что Наталья невольно напряглась.

– Ну что ж, Наталья, поздравляю, – сказала она, поворачивая экран к ним. – У вас не один малыш, а два. Мальчики. Возможно близнецы, а может и двойняшки. У кого в роду были двойни?

– В нашем роду я не слышала о двойнях, – подумав ответила Наталья.

– А у нас есть, – вспомнил Иван.

– Значит ожидайте близнецов – снова улыбнулась женщина.

Наталья замерла. Иван, который редко терял дар речи, открыл рот, но не нашёл, что сказать. Света же вскочила со стула и захлопала в ладоши, словно ей подарили сразу двух щенков.

– Двое?! – выдохнула Наталья, когда к ней вернулся голос. – Как это… двое?

– Да всё в порядке, – успокоила врач. – Они здоровы, развиваются хорошо. Просто готовьтесь к двойной радости.

По дороге домой Наталья и Иван молчали, но их молчание было добрым, полным удивления и тихого счастья. Света, напротив, не умолкала ни на минуту, строя планы, как будет помогать маме с малышами и учить их всему, что знает сама. Она уже представляла, как будет катать их в коляске по асфальтированной дороге, проходящей недалеко от дома, потом водить на запруду купаться и рассказывать им истории про горы.

Когда Андрей и Петя появились на свет, жизнь Васильевых наполнилась новым ритмом. Близнецы оказались шумными, любопытными и такими похожими, что даже Наталья порой путала их в первые месяцы. Света, как и обещала, стала их главной помощницей. Она гордо называла себя «старшей сестрой» и когда они подросли, с важным видом учила мальчишек всему – от того, как держать ложку, до того, как находить самые вкусные ягоды в горах. Иван и Наталья, глядя на свою дочь, только улыбались, видя как быстро она вошла в роль няни.

Прошло время, и близнецы подросли, став такими же неугомонными, как горная река. Они с утра до вечера носились по ущелью, придумывая игры и приключения, а Света, хоть и пыталась казаться взрослой, иногда присоединялась к ним, особенно когда дело доходило до прогулок у реки. Наталья часто вспоминала тот день в больнице, когда узнала о близнецах. Она называла их своим «обыкновенным чудом» – не потому, что в них было что-то сверхъестественное, а потому, что они принесли в их жизнь столько радости, сколько она и представить не могла.

Жизнь семьи Васильевых в их уютном доме в ущелье текла своим чередом, наполненная детским смехом Андрея и Пети, серьёзными разговорами Светы, никогда не забывающей о том, что она теперь – старшая сестра, и тёплыми вечерами за общим столом. Близнецы, которым исполнилось по два года, были неугомонными: они носились по дому, оставляя за собой разбросанные игрушки, а Света с важным видом учила их новым словам и следила, чтобы они не лезли в лужи у реки.

Иван, хоть и уставал после долгих рабочих дней в городе, всегда находил время, чтобы поиграть с мальчиками или посидеть с Натальей на крыльце, любуясь закатом над горами.

Но через два года после рождения близнецов жизнь семьи столкнулась с испытанием, которое никто не мог предвидеть. Наталья заметила, что в груди появились небольшие шишки. Сначала она не придала этому значения, списывая всё на усталость и изменения после кормления грудью. Но шишки не исчезали, а только росли и стали тревожить болью, хотя и не сильной, но нередко мешающей спать. А тревога, которую она старалась заглушить, росла с каждым днём. Иван настоял, чтобы жена поехала в город на обследование, и, хотя Наталья отмахивалась, говоря, что всё обойдётся, в глубине души она чувствовала, что что-то не так.

В районной больнице, той самой, где два года назад Наталья родила близнецов, врач после обследования долго смотрел на снимки, а затем тихо произнёс слова, которые перевернули мир семьи:

– Вам нужно обратиться в онкологию.

– Я так понимаю, что вы предполагаете, что это рак? – Уточнила Наталья.

– В общем, вы правы, но не переживайте, это только моё предположение. Нужно провериться. Я не слышал, чтобы у молодой матери, только недавно закончившей кормить грудью, возник рак. Я только хотел бы подстраховаться.

Наталья в первое время ходила, словно оглушённая, не в силах осознать услышанное. Она кормила близнецов грудью больше года, и ей казалось, что это должно было защитить её. Ведь так говорили врачи, так писали в книгах. Но реальность оказалась жестокой. Диагноз подтвердился после дополнительных анализов, и каждый новый визит к врачу был как удар, от которого трудно было оправиться. Теперь онкологическое отделение больницы стало для нее привычным местом, где она появлялась часто.

Света, которая в свои, без малого десять лет понимала больше, чем хотелось бы её родителям, видела, что мама болеет и слабеет. Она старалась помогать чем могла, но она была ещё слишком мала. Андрей и Петя, ещё слишком маленькие, чтобы понять, что происходит, чувствовали напряжение в доме и становились капризными, словно предчувствуя беду.

Иван, с его слабым сердцем, старался держаться ради семьи. Он брал отгулы и сопровождал Наталью в город на консультации, говорил с врачами, искал информацию о лечении. Но внутри него рос страх, который он скрывал за спокойной улыбкой. Наталья видела, как он бледнеет с каждым днём, и просила его беречь себя, но Иван только отмахивался, повторяя:

– Мы справимся, Наташа. Главное – ты.

Но судьба распорядилась иначе. Всего через неделю после того, как врачи подтвердили диагноз Натальи, Иван внезапно почувствовал резкую боль в груди. Он сидел за столом, пил чай и рассказывал Свете о том, как в детстве ловил рыбу в той же реке, что текла за их домом. Внезапно он замолчал, схватился за сердце и осел на стул. Света закричала, Наталья побежала к соседям, к телефону, который был единственным на весь поселок, но всё было слишком быстро. Скорая, которая с трудом добралась до ущелья по узкой дороге, приехала слишком поздно. Иван умер от инфаркта, не дождавшись врачей.

Горе накрыло семью, как зимняя вьюга. Наталья, всё ещё не оправившаяся от шока своего диагноза, чувствовала, будто земля уходит из-под ног. Света, которая всегда старалась быть сильной, плакала ночами, пряча лицо в подушку, чтобы не тревожить мать. Андрей и Петя, не понимая до конца, что произошло, спрашивали, когда папа вернётся, и их вопросы разрывали сердце Натальи.

Но даже в этом мраке Наталья находила в себе силы жить дальше. Она смотрела на своих детей – на серьёзную Свету, которая взяла на себя заботу о братьях, на Андрея и Петю, которые, несмотря на своё горе, всё ещё смеялись, играя у реки, – и понимала, что ради них она должна бороться. Рак был врагом, с которым можно сражаться, и Наталья решила, что не сдастся. Она начала лечение, ездила в город на химиотерапию, терпела боль и слабость, но каждый раз, возвращаясь домой, находила в себе силы улыбнуться детям.

Соседка согласилась побыть с детьми, когда Наталья лежала в больнице, но потом она старалась справляться самостоятельно. Бабушек и дедушек у их детей не было, так получилось, что у обоих супругов были неполные семьи, и они потеряли матерей рано. Теперь не было бабушки, которую можно было бы попросить помочь.

Света, несмотря на свой юный возраст, стала для матери опорой. Она помогала кормить братишек и даже научилась готовить яичницу и могла отварить макароны. Она следила за близнецами, а иногда, когда Наталья засыпала от усталости, сидела у реки и смотрела на воду, словно ища в ней ответы. Ей вспоминались слова отца о том, что жизнь – это чудо, даже когда всё кажется безнадёжным. И в эти моменты она обещала себе, что поможет маме и братьям, что бы ни случилось.

Горе, обрушившееся на семью Васильевых, сделало их жизнь в ущелье ещё более замкнутой. Наталья, сражаясь с болезнью, старалась держаться ради детей, но каждый день был как испытание. Света, которой было всего десять, взяла на себя роль старшей в доме, следя за близнецами и помогая матери с домашними делами. Андрей и Петя, хоть и были слишком малы, чтобы понять всю глубину происходящего, чувствовали, что их мир изменился. Они реже смеялись, а их игры у реки стали тише, будто река сама впитывала их печаль.

Глава 2

Но в этом тихом ущелье, где новости разносились быстрее ветра, семья Васильевых не была одинока. В соседнем ущелье, в доме, окружённом яблонями и зарослями ежевики, жила семья Светловых – Пётр, Анна и их восемь детей. Светловы были не просто соседями – они были местной «притчей во языцех». Когда они только переехали, о них судачили все: кто-то с любопытством, кто-то с насмешкой. В атеистическом государстве, где вера в Бога считалась пережитком прошлого, Пётр и Анна открыто говорили о своей религиозности. Они не навязывали своих убеждений, но и не скрывали их, и это делало их мишенью для местных властей и сплетен.

Светловы жили скромно, но их дом всегда был полон жизни. Восемь детей, большая часть из которых были погодками, – от старшего, семнадцатилетнего Михаила, до младшей семилетней Лизы – наполняли двор смехом, песнями и бесконечными играми. Их огород был аккуратным, и в нём росло все, что могло пригодиться семье. А дом, который Петр строил собственными руками, с помощью родных и друзей из церкви, сиял чистотой. Анна, с её доброй улыбкой, умела управляться с детьми, а Пётр, высокий и молчаливый, был мастером на все руки. Но больше всего соседей поражало, как Светловы, несмотря на свою большую семью и постоянные нападки, оставались такими спокойными, приветливыми и счастливыми.

Старший сын быстро научился ловить рыбу в реке. Он смастерил большой сачок из сетки, ставил его в протоку вниз по течению и оставлял младших братьев и сестер держать его. Затем он поднимался чуть выше по течению с металлической арматурой в руках, и начинал бить в воде по камням. Младшие внимательно смотрели в воду. Как только серые спинки рыбы мелькали по направлению вниз, они резко поднимали сачок.

– Готово! – слышался над речкой торжествующий возглас.

Пересадив рыбу в ведро с водой, дети поднимались выше по течению до следующей маленькой заводи и «рыбалка» продолжалась. Дети редко приходили домой с маленьким уловом. Обычно рыбы хватало не только на уху, но и для того, чтобы пожарить.

В школе, где учились старшие дети Светловых, учителя и местные агитаторы не упускали случая напомнить, что «тёмные и тупые» Светловы верят в Бога. На атеистических лекциях, которые проводили раз в месяц, их семью выставляли чуть ли не посмешищем, рисуя образ забитых, невежественных людей. Но эти слова разбивались о реальность: дети Светловых учились на четвёрки и пятёрки, их ответы на уроках были живыми и остроумными, а в играх на школьном дворе они всегда были заводилами. Михаил, старший сын, мог за пять минут смастерить из веток и верёвок качели, а его средняя сестра Лера, писала стихи, которые даже строгие учителя читали с удивлением.

Света Васильева, несмотря на свою занятость дома, иногда встречалась с Катей, младшей дочерью Светловых в школьных коридорах, или летом, у речки или на поляне, где нередко собиралась детвора для игр. Светловы появлялись на ней не часто, им было интересно играть дома, тем более, что летом, кроме своей семьи, они часто принимали гостей. А дети соседей часто дразнили Светловых. Те, конечно, не могли спустить обидчикам и отвечали нередко довольно резко, за что их ругали родители.

– Дети, вы же знаете, что за нами весь поселок наблюдает, и по вашему поведению судят обо всех верующих, – напоминал Петр.

– И что, теперь, я должен молча терпеть все их оскорбления?! – возмущался средний сын, – я тоже живой и мне обидно. Да они же слабаки и когда я предлагаю подраться, они сразу убегают. А вот издалека подразнить и всякие гадости болтать – это они горазды!

– Но верующие не должны драться, – повторял отец. – Иисус учит нас любить и воздавать добром даже за зло.

– Ага щас, – бурчал Рома, – тогда они совсем обнаглеют.

– А ты попробуй угостить малиной тех самых ребят и увидишь, – не отступал Петр. – Понимаешь, если ты сделаешь добро, тогда в человеке проснется совесть, и это будет настоящей победой.

– Если эта самая совесть в нем есть, – не отступал крепкий мальчуган.

Родители старались учить своих детей тому, во что верили сами, и это был их труд и ответственность. Не всегда это было просто, но все же все дети обладали добрым и отзывчивым сердцем. И поэтому, когда в доме Васильевых случилась беда, не только родители, но и дети искали возможность помочь этой семье всем, чем могли.

Катя и Света не были подружками, хотя и общались. Света была слишком серьёзной для своего возраста, а Катя, наоборот, казалась лёгкой, как весенний ветерок. Но после смерти Ивана и болезни Натальи что-то изменилось. Однажды, когда Света сидела у реки, глядя на воду и пытаясь сдержать слёзы, Катя появилась рядом, неся в руках корзинку с яблоками.

– Привет, – просто сказала Катя, садясь на траву. – Мама испекла пирог, но яблок слишком много. Держи.

Света растерялась. Она привыкла, что соседи, хоть и были добрыми, держались на расстоянии, не зная, как говорить с семьёй, где беда пришла так внезапно. Но Катя говорила так, будто ничего особенного не происходило, и это почему-то подействовало на Свету успокаивающе.

– Спасибо, – тихо ответила она, беря яблоко и вгрызаясь в его крепкий, сочный бочок. – Мама любит яблоки. Я отнесу ей.

Катя кивнула, а потом, помолчав, добавила:

– Знаешь, когда у нас папа болел, я тоже боялась. Но мама говорит, что всё будет хорошо, если держаться вместе. И… молиться, – она замялась, словно боялась, что Света засмеётся.

Но Света не засмеялась. Она посмотрела на Катю, на её ясные глаза, и вдруг почувствовала, что ей стало чуть легче. Она не знала, верит ли в Бога, как Светловы, но слова Кати о том, что нужно держаться вместе, задели что-то в её сердце.

В тот вечер, вернувшись домой, Света положила яблоки на стол и рассказала Наталье о разговоре с Катей. Наталья, бледная после очередной поездки в больницу, слабо улыбнулась.

– Светловы хорошие люди, – сказала она. – Не слушай, что о них болтают. Они живут так, как верят, и это их сила.

С того дня Света начала замечать Светловых чаще. Иногда Анна приносила Наталье травяной чай, который, как она говорила, помогал при слабости. Пётр, узнав, что у Васильевых протекает крыша, пришёл с инструментами и за день всё починил, не взяв ни копейки. А дети Светловых, играя у реки, стали звать с собой в игру Андрея и Петю, и близнецы, впервые за долгое время, снова начали смеяться, строя плотины и гоняясь за лягушками.

Наталья, несмотря на боль и усталость, находила утешение в том, что её дети не одиноки. Она видела, как Света, Катя и другие дети Светловых постепенно становились друзьями, и это давало ей надежду. Болезнь не отступала, но поддержка соседей, особенно Светловых, которые, несмотря на все нападки, оставались верны себе, напоминала Наталье, что даже в самые тёмные дни можно найти свет.

Похороны Ивана прошли тихо, но с той теплотой, которую могут дать только люди, знающие цену утраты. Соседи, несмотря на свои заботы, собрались, чтобы помочь: кто-то привёз еду, кто-то помог с организацией, а кто-то просто сидел с Натальей, молча разделяя её горе. Семья Светловых была среди тех, кто не остался в стороне. Пётр мастерил простой деревянный крест, а Анна с детьми принесла домашний пирог и цветы, собранные у реки. Наталья, утопая в своём горе, всё равно заметила их доброту и запомнила её. Она не привыкла принимать помощь, но в те дни, когда мир рушился, эта поддержка стала для неё спасательным кругом.

Глава 3

Прошёл месяц с похорон, и жизнь в доме Васильевых вошла в новую, непривычную колею. Наталья продолжала ездить в город на лечение, стараясь скрывать от детей, как тяжело ей даются эти поездки. Она не могла себе позволить бросить работу и поэтому, даже после больницы приходила на производство, чтобы взять на дом очередную папку с документами.

Света, повзрослевшая не по годам, взяла на себя почти все домашние дела, а Андрей и Петя, хоть и не понимали всей тяжести происходящего, старались не огорчать маму своими шалостями. Но каждый визит к врачу приносил Наталье новые испытания.

В тот день, возвращаясь из города, она чувствовала себя особенно разбитой. Доктор, женщина с усталыми глазами, по настоятельной просьбе Натальи, не стала смягчать правду.

– Рак груди обычно скоротечен, – сказала она, глядя Наталье в глаза. – Не часто люди могут прожить год с этим диагнозом. Вам стоит поговорить с родственниками и попытаться определить судьбу детей.

Эти слова эхом звучали в голове Натальи, пока автобус вёз её обратно в ущелье. Она смотрела в окно, но не видела ни гор, ни речки, ни деревьев – всё застилал туман. Мысли путались, сердце сжималось от страха. Как найти семью для Светы, Андрея и Пети? Как не дать им разлучиться, не отправить в детский дом? Она представляла их лица, их смех, их маленькие руки, и слёзы катились по её щекам, пока она пыталась взять себя в руки.

На одной из остановок не понимая, почему, Наталья вдруг встала и вышла из автобуса – на одну остановку раньше, чем нужно. Ноги сами понесли её не домой, а к дому Светловых, что стоял в соседнем ущелье. Она шла, не думая, ведомая каким-то внутренним чувством. Ей вспомнилось, как Анна однажды, помогая с посудой после похорон, тихо сказала:

– Когда мне тяжело, я молюсь. Становится спокойнее, и думается легче.

Наталья не была религиозной, но сейчас ей отчаянно нужна была хоть капля этого покоя.

Дом Светловых выглядел так же, как всегда: простой, но ухоженный, с цветами у крыльца и детскими велосипедами, прислонёнными к забору. Наталья постучала, и дверь тут же открыла Анна. Её лицо, обрамлённое светлыми вьющимися волосами, осветилось тёплой улыбкой.

– Наталья! Заходи, пожалуйста, – сказала она, будто ждала гостью. – Я как раз чай заварила.

Наталья вошла, чувствуя себя неловко. Она знала, что соседи редко заходили к Светловым – отчасти из-за сплетен, отчасти из-за страха, который внушали атеистические лекции в школе и местные власти. Говорили, что верующие могут «затянуть в свои ритуалы» или «сделать что-то ужасное». Но Наталья, стоя в тёплой кухне Светловых, где пахло травяным чаем и пряниками, которые сейчас пекла Анна, не чувствовала ничего, кроме уюта. На столе лежали детские тетради, а из соседней комнаты и с улицы доносился смех детей.

– Прости, что без предупреждения, – начала Наталья, теребя ручку сумки с документами. – Я… я просто не знаю, куда идти.

Анна посмотрела на неё с таким пониманием, что Наталья едва сдержала слёзы, сразу пригласила к столу, привычно наливая чай.

– Как я устала, – тихо произнесла Наталья.

– Ты сейчас несёшь тяжёлый крест, – тихо сказала Анна. – Но ты не одна. Мы с Петром и детьми всегда рядом. И… если хочешь, можем помолиться вместе. Просто чтобы стало легче. Хотя я не сомневаюсь, что для Бога нет ничего невозможного, поэтому может случиться что угодно, но обязательно доброе – ведь Бог – есть любовь. Я сейчас попрошу благословения на пищу и помолюсь о тебе.

Наталья кивнула, не совсем понимая, на что соглашается. Она не знала, как молиться, но в тот момент ей было всё равно. Анна встала, закрыла глаза и начала говорить тихо, просто, как будто беседовала с близким другом. Наталья не вслушивалась в слова – она просто чувствовала, как напряжение в груди медленно отпускает. Впервые за день её мысли перестали путаться, и она смогла вдохнуть полной грудью. Закончив молитву, Анна произнесла слово «Аминь»

После молитвы Анна снова села за стол, напротив соседки. Они пили чай и беседовали, но скоро Наталья забыла о своем стакане. Она сидела за деревянным столом в кухне Светловых, сжимая в руках чашку с травяным чаем, который уже остыл. Пахло мятой и сладким печеньем, а со двора доносились приглушённые голоса детей, играющих в какую-то игру. Теперь, сидя напротив, она смотрела на соседку с теплотой и спокойствием, которое Наталья не могла объяснить. Наталья не знала, почему пришла сюда, но, переступив порог этого дома, почувствовала, что может говорить. Говорить так, как не говорила даже с самой собой.

Слова врача всё ещё звучали в её голове, как приговор: «Рак груди обычно скоротечен. Не часто люди могут прожить год с этим диагнозом». Наталья начала рассказывать. Сначала медленно, словно пробуя слова на вкус, а потом всё быстрее, будто боялась, что, если остановится, то утонет в своих мыслях.

– Я пыталась думать о том, что могу сделать для детей, если они останутся круглыми сиротами, и ужасаюсь, – сказала она, глядя в стол, чтобы не видеть глаз Анны. – Ведь ни для кого из нас не секрет, что детский дом – это очень страшное испытание для детей. У меня есть брат, но у его жены такой характер, и она так не любит нашу семью, что уж лучше детский дом. И, если честно, я не представляю, как мои дети будут жить после моей смерти?!

Её голос дрогнул, и она замолчала, боясь, что слёзы, которые она так долго сдерживала, хлынут наружу. Анна не торопила её, лишь слегка коснулась её руки, и это прикосновение было таким простым и искренним, что Наталья почувствовала, как в груди что-то оттаяло и она дала волю слезам.

Анна, не тревожила соседку, позволив выплакаться. Затем заговорила:

– Знаешь, Наташа, – тихо начала она, – я никогда раньше не говорила ничего подобного, хотя не сомневаюсь, что Бог может всё. Но почему-то именно сейчас мне хочется начать молиться о твоём исцелении.

Наталья подняла глаза, полные удивления и неверия.

– Разве это возможно?! – выдохнула она. И вдруг ей показалось, что слова Анны – это та самая ниточка света в мраке её жизни, которой ей так не хватало. Она не знала, во что верит, но в этот момент ей отчаянно захотелось ухватиться за эту надежду, какой бы призрачной она ни была.

Анна улыбнулась, но её улыбка была не торжествующей, а мягкой, как свет свечи.

– Я не сомневаюсь, что Бог, создавший весь наш мир одним словом, может исцелить тебя, – ответила она. – Но я не уверена, что именно в этом Его воля. И всё же Он Сам сказал, что мы можем открывать свои желания перед Ним. И Он обещал, что в нашей душе будет мир. Что будет дальше, я не знаю, но верю, что мир в наших душах обязательно появится. У меня всегда становится тихо и спокойно на душе, когда я раскрываю перед Ним свои желания и доверяюсь Его воле.

Наталья молчала, пытаясь осмыслить услышанное. Она никогда не молилась, не знала, как это делается, и не была уверена, существует ли этот Кто-то, Кто услышит её. Но слова Анны о мире в душе задели что-то внутри. Она так устала от страха, от путаницы в голове, от бесконечного чувства, что она одна против всего мира. Если молитва могла дать ей хоть каплю покоя, она была готова попробовать. Тем более, что перед тем как сесть за стол, она впервые услышала, как Анна молилась, и ей это понравилось.

– А как… как это сделать? – нерешительно спросила она.

Анна встала, подошла к Наталье и мягко предложила:

– Ты видела, как я молилась только что, в начале нашего разговора. Давай просто попробуем. Не нужно ничего особенного. Просто скажи, что у тебя на сердце.

Она опустилась на колени прямо на деревянный пол кухни, и Наталья, после секундного колебания, последовала её примеру. Пол был тёплым, пахло деревом и травяным чаем, и в этой простоте было что-то успокаивающее. Анна сложила руки и закрыла глаза, но Наталья смотрела на неё, не зная, что делать. Потом, словно повинуясь какому-то внутреннему порыву, она тоже закрыла глаза и заговорила – тихо, неуверенно, но от всего сердца.

– Бог, если Ты действительно есть, и такой мощный, как Аня говорит, можешь ли Ты дать мне время вырастить детей самой? Ведь у них уже не стало отца. Можешь ли Ты дать мне время поставить их на ноги?

Её голос дрожал, но с каждым словом она чувствовала, как тяжесть в груди становится легче. Она не знала, услышал ли её кто-то, но в этот момент ей почему-то стало неважно. Она сказала то, что носила в сердце, и это само по себе было облегчением. Анна тоже помолилась. Она обращалась к Богу как Отцу и просила Его послать помощь семье Васильевых, увеличить Наталье срок жизни и дать сил и мудрости воспитать детей, затем она снова произнесла: «Аминь» и Наташа догадалась, что этим словом здесь заканчивают все молитвы. Когда они открыли глаза, Анна смотрела на неё с улыбкой, в которой не было ни капли осуждения.

– Спасибо, что доверилась, – тихо сказала Анна. – Теперь просто живи, Наташа. День за днём. А мы будем рядом.

Наталья кивнула, не в силах говорить. Она поднялась с колен, чувствуя себя странно – будто её одновременно опустошили и наполнили чем-то новым. Анна проводила её до двери, вручив корзинку с яблоками и пирогом для детей. На улице уже смеркалось. Наталья шла домой, и, хотя страх за будущее никуда не делся, в её душе впервые за долгое время появился маленький островок покоя. Она не могла понять, как это происходило. Покой не мешал жить и думать, решать проблемы или думать о них. Он будто поселился где-то в глубине, глубже всех тревог и мыслей и он не зависел ни от чего внешнего. Позже она услышит фразу: «Мир Божий, который превыше всякого ума соблюдёт сердца ваши….»1. Но в тот момент она ничего не знала, но ясно его ощущала.

Когда она вошла в дом, Света, сидя с близнецами за столом, подняла на неё глаза. Андрей и Петя рисовали что-то на старой газете, и их радостные возгласы наполнили комнату.

– Мама пришла!

Наталья посмотрела на своих детей и подумала, что, даже если её время ограничено, она сделает всё, чтобы каждый их день был полон любви. Она с удовольствием достала яблоки и пирог, передавая детям.

После разговора с Анной в доме Светловых Наталья ощутила что-то новое в душе – маленький, но устойчивый огонек надежды. Она не могла объяснить, что именно изменилось, но слова, сказанные ею на деревянном полу чужой кухни, словно открыли в ней невидимую дверь. Каждый вечер, когда дети засыпали, а дом затихал, она садилась у окна, глядя на реку, что текла за их домом. Свет луны, отражавшийся в воде, или блеск рыбы, мелькнувшей в прозрачной глубине, наполняли её необъяснимой тишиной. Это был не просто покой – это было чувство, будто Кто-то больший, чем она сама, держит её за руку. Наталья рискнула довериться этому чувству, и оно, словно река, звало её за собой. И она тихо шептала простые слова молитв, рассказывая Богу свои мысли и чувства, по тому примеру, что увидела у Анны.

Глава 4

Лето закончилось, и в ущелье пришёл сентябрь. Воздух стал прохладнее, а горы окрасились в золотые и красные тона. Наталья продолжала работать, ведя бухгалтерию компании. Теперь, когда её разум стал яснее, она могла сосредотачиваться на цифрах и отчётах, несмотря на усталость от лечения. Её работодатель, узнав о болезни, вошёл в положение и не требовал обязательного присутствия в городе. Это было спасением, потому что в посёлке не было детского сада, и теперь Наталья могла уезжать на работу только после того, как Света возвращалась из школы.

Света стала для матери настоящей опорой. Она научилась готовить простую еду, следила за Андреем и Петей, которые в свои четыре года были неугомонными, как горные ручьи. Иногда Наталья ловила себя на том, что смотрит на дочь с чувством вины – Света была ещё ребёнком, но уже взяла на себя столько забот. Но Света, словно чувствуя мысли матери, всегда отвечала улыбкой и говорила:

– Мам, всё хорошо. Здорово, что я нужна тебе.

– Ты и так всегда была мне очень нужна, – отвечала Наталья.

– А сейчас еще больше, – спокойно говорила Света.

И Наталья верила ей, потому что видела в дочери ту же силу, которая теперь росла в ней самой.

Молитва стала неотъемлемой частью каждого дня Натальи, за за ней и Светы. Поначалу Наталья чувствовала себя неловко, не зная, правильно ли делает, но с каждым разом слова приходили легче. Она не просила о чудесах – она просто открывала своё сердце, как учила Анна.

– Бог, если Ты есть, дай мне силы для детей, – шептала она, глядя на реку, где свет отражался, как звёзды.

И каждый раз после этих слов её душа наполнялась удивительным покоем. Это было не просто облегчение – покой рос в ней, становился прочным, привычным, как дыхание. Она уже не представляла, как бы жила без этого состояния, когда разум становится ясным, а сердце – лёгким. Скоро, слова «если Ты есть» стали казаться странными. Она уже не сомневалась, что Он есть и слышит ее слова.

Мысли о болезни приходили всё реже. Иногда Наталья замечала, что боли в груди стали тише, реже, словно отступали под напором её новой внутренней силы. Она не знала, было ли это действием лекарств или чем-то бОльшим, но не позволяла себе зацикливаться на этом. Она просто жила – день за днём, час за часом, стараясь наполнить жизнь детей теплом и любовью.

Светловы продолжали быть рядом. Анна иногда заходила с корзинкой яблок или банкой домашнего варенья, а её дети, особенно Катя, всё чаще играли со Светой, Андреем и Петей, теперь уже они свободно ходили в гости друг ко другу и нередко женщины молились вместе. Однажды Катя рассказала Свете, что вся её семья молится вместе каждый вечер и что они делятся своими мыслями и переживаниями. В этот вечер за ужином Света попросила маму рассказать, что она чувствует, когда молится. Наталья задумалась, а потом сказала:

– Это как… как стоять у реки, когда солнце отражается в воде. Ты просто смотришь, и всё внутри становится тихо. И ты знаешь, что всё будет хорошо, даже если не знаешь, как.

Света кивнула, и в тот вечер, она присоединилась к матери, когда та сидела у окна. Они не говорили громких слов, не становились на колени – просто сидели вместе, глядя на реку, и молчали. Андрей и Петя, заигравшись, заснули на диване, а дом наполнился тишиной, которую Наталья теперь ценила больше всего.

Осень в ущелье была красивой, но холодной. Наталья знала, что впереди её ждут новые визиты к врачам, новые испытания. Но теперь она смотрела на них иначе. Она научилась доверять покою, который нашла в молитве, в отражении света на реке, в смехе своих детей. Этот покой стал её обыкновенным чудом – не громким, не волшебным, но таким настоящим, что она чувствовала: он поможет ей пройти через всё, что ждёт впереди.

Осень медленно переходила в зиму. Дни становились короче, а вечера – холоднее, но дом Васильевых оставался тёплым, несмотря на все трудности. Наталья, погружённая в заботы о детях и работу, почти не замечала, как летит время. Её бухгалтерские отчёты требовали внимания, а Андрей и Петя, с их неуёмной энергией, заполняли каждый день шумом и смехом. Света, как всегда, была рядом, помогая по дому и присматривая за братьями. Боли в груди, которые ещё недавно напоминали о болезни, стали реже и тише, к ней вернулся аппетит, и Наталья, увлечённая повседневной жизнью, иногда даже забывала о своём диагнозе. Посещения больницы стали редкими – не потому, что она не хотела лечиться, а потому, что жизнь требовала её присутствия дома, а внутренний покой, который она обрела через молитву, позволял ей не поддаваться страху.

Но однажды, глядя на себя в зеркало и замечая, как её лицо, несмотря на усталость, стало чуть светлее, Наталья решила, что пора съездить в город к врачу. Она не ждала ничего особенного – просто хотела убедиться, что всё под контролем. Поездка в больницу была привычной: тот же автобус, тот же запах лекарств в коридорах, те же отрешенные лица медсестёр, пытающихся не поддаваться мыслям о том, что основная часть их больных скоро перестанут приходить сюда, потому что отойдут в мир иной. Изможденные лица больных в коридорах, сидящих в ожидании своей очереди посещения различных кабинетов, на которых чаще всего одежда висела как на вешалке. Но когда Наталья вошла в кабинет её лечащего врача, та самая женщина с усталыми глазами, посмотрела на неё с неподдельным удивлением.

– Не ожидала вас увидеть здесь, – сказала она, отложив папку с бумагами. – Если честно, я уже подумала, что, если вы «пропали», то уже не появитесь совсем. Я встречала не одну пациентку, которые просто решили спокойно умереть дома, не обращаясь больше к нам. Но вы… вы выглядите удивительно посвежевшей.

Наталья слегка улыбнулась, но ничего не ответила. Она чувствовала себя лучше, но не придавала этому большого значения – её жизнь теперь измерялась не надеждами на выздоровление, а минутами, проведёнными с детьми, и покоем, который она находила в молитве. Врач предложила взять кровь на анализ, и Наталья согласилась. Но когда речь зашла о том, чтобы осмотреть зажившую рану на груди, она покачала головой.

– Пусть будет, что будет, – спокойно сказала она, и её голос был твёрдым, но без страха.

Через несколько дней, когда Наталья была на работе, проверяя очередной отчёт, раздался звонок. Она сняла трубку, и голос врача на другом конце линии звучал взволнованно.

– Наталья, это доктор Иванова. Удивительно, но кажется, мы наблюдаем ремиссию. У этого вида рака это крайне редкое явление.

Наталья замерла, держа трубку. Она ожидала чего угодно – плохих новостей, новых рекомендаций, но не этого. Однако её голос остался ровным, почти будничным.

– Значит, я просто продолжу жить и воспитывать своих детей, – сказала она.

Врач помолчала, словно не веря услышанному.

– Вы так спокойно приняли новость о ремиссии! Может, вы не понимаете, что ваш случай уникален?!

Наталья слегка улыбнулась, глядя в окно, где за стеклом виднелся кусочек неба, серого от зимних туч.

– Уникальность или обыденность всяких случаев – это ваша работа, – ответила она. – Я очень рада, что Бог дал мне ещё время, чтобы вырастить детей.

– Бог?! – переспросила доктор, явно растерявшись. – При чем здесь высшие силы?

Наталья задумалась на секунду, но её ответ был таким же спокойным, как свет, отражавшийся в реке за её домом.

– А вы разве можете сказать, что сделали что-то необычное или назначили какое-то экспериментальное лечение? – вопросом на вопрос ответила она. – Я просто живу, как могу. И верю, что мне помогают.

Она повесила трубку, и в этот момент почувствовала, как её сердце наполняется той же тишиной, которую она находила в молитве, глядя на реку. Она не знала, сколько времени ей отведено, но теперь была уверена: каждый день, подаренный ей, будет для её детей. Наталья вернулась к своим цифрам, но её мысли были далеко – у реки, где свет играл на воде, где её дети смеялись, где она находила покой в молитве.

Когда она вернулась домой, Света, как всегда, встретила её у порога. Андрей и Петя, закутанные в тёплые шарфы, строили снежную крепость во дворе, и их голоса звенели в морозном воздухе. Наталья рассказала дочери о разговоре с врачом, но не стала вдаваться в детали. Света, услышав слово «ремиссия», обняла мать так крепко, что Наталья почувствовала, как её собственные слёзы подступают к глазам.

– Мам, это значит, ты будешь с нами? – спросила Света, и её голос дрогнул.

– Я всегда буду с вами, – ответила Наталья, гладя дочь по голове. – Бог дал мне время. Доченька, позови мальчишек, пойдем, скажем Ему спасибо. Ведь сейчас мы вместе, и это главное. Войдя в дом, они все вместе преклонили колени и благодарили Бога за подаренное им время. Затем младшие дети убежали играть, быстро забыв обо всем.

В тот вечер, сидя у окна, Наталья снова молилась – не за себя, а за своих детей, за Светловых, за всех, кто поддерживал её в эти месяцы. Она смотрела на реку, где первый лёд тонкой кромкой покрывал берега, и чувствовала, что её вера, её покой – это чудо которое держит их семью вместе.

Глава 5

Прошли годы, ущелье, окружённое горами, продолжало жить своей размеренной жизнью. Река всё так же текла за домом Васильевых, отражая свет солнца и луны, а ели шумели под ветром, словно шепча старые сказки. Наталья, несмотря на ремиссию, знала, что шишка в груди никуда не делась, но не росла и не беспокоила. Она больше не ходила в больницу – не потому, что не доверяла врачам, а потому, что научилась принимать жизнь такой, какая она есть. Она знала, что если врачи тогда не предложили ей повторную операцию, потому что её опухоль уже дала метастазы, то сейчас вряд ли что-то может измениться.

В глубине души она была убеждена, что однажды уйдёт именно из-за этой болезни, но теперь эта мысль не пугала её. Она чувствовала, что ей даровано время, и каждый день с детьми был для неё подарком.

Света выросла в сильную, задумчивую девушку. В свои восемнадцать лет она окончила школу, поступила в техникум, мечтала о будущем, хотя её сердце оставалось привязанным к дому и младшим братьям. Андрей и Петя, которым исполнилось по десять, стали настоящими сорванцами: они лазили по горам, строили шалаши и приносили домой букеты полевых цветов для матери. Наталья, глядя на своих детей, чувствовала, что её молитвы, начатые в тот день на кухне Светловых, были услышаны. Она не знала, как долго продлится её ремиссия, но была благодарна за каждый день, проведённый с семьёй.

Но перемены коснулись не только дома Натальи. Её вера, спокойная уверенность и сила, которую она черпала в молитве, начали привлекать внимание соседей. Если раньше в посёлке только Светловы открыто говорили о Боге, то теперь всё больше людей интересовались тем, что давало Наталье такую стойкость. Сначала это были осторожные разговоры: кто-то спрашивал у Анны Светловой о её вере, кто-то заговаривал с Натальей, заметив, как она изменилась после начала болезни. Постепенно соседи начали собираться вместе – в доме Светловых, а летом иногда у реки, под открытым небом. Они читали Библию, делились мыслями, молились. Группа росла: сначала это были три-четыре человека, потом десять, а вскоре почти половина посёлка приходила на эти встречи.

Анна почти постоянно приходила на эти встречи. Петр иногда мог посетить группу, но не часто. Он был очень занят на работе и служением в церкви. Но он не сомневался, что на бОльшее количество вопросов соседей о Боге и Его плане для людей его жена сможет ответить сама. Анна любила Библию и не раз прочитала её с начала до конца.

Наталья не стремилась быть лидером, предпочитая просить Анну отвечать на вопросы соседей о Библии. Ведь она только недавно начала читать, а Анна исследовала её много лет. Наталья же просто делилась тем, что нашла сама. Когда её спрашивали, как она справляется с болезнью и потерей мужа, она отвечала просто:

– Я молюсь. И каждый раз, когда смотрю на реку, вижу свет, а вокруг птицы и деревья – вся природа, созданная Творцом, напоминает мне, что я не одна.

Её слова, такие искренние и лишённые пафоса, трогали людей. Даже те, кто раньше посмеивался над Светловыми, теперь приходили, чтобы послушать, а некоторые оставались, чтобы помолиться.

Но не все в посёлке были рады этим переменам. Завуч школы, Анна Ивановна, убеждённая коммунистка и атеистка, была вне себя от злости. Годы её атеистических лекций, классных часов и плакатов с лозунгами о «светлом будущем без религии» вдруг начали рушиться. Она видела, как ученики, в том числе Света и дети Светловых, перешёптываются о вере, как их глаза горят, когда они говорят о надежде. Она слышала, как соседи, которых она считала «просвещёнными», теперь собираются у реки и говорят о Боге. Это было для неё личным поражением.

Однажды на школьном собрании Анна Ивановна не выдержала. Она встала перед родителями и учителями, её лицо покраснело от гнева.

– Это недопустимо! – заявила она. – Мы живём в атеистическом государстве, а вы позволяете этим… этим Светловым и Васильевым заражать посёлок своими сказками! Религия – это мракобесие, а вы все поддаётесь!

Но её слова, которые раньше вызывали одобрительный гул, теперь встретили молчание. Люди переглядывались, кто-то опускал глаза, а кто-то, как Анна Светлова, спокойно смотрел на завуча. Наталья, сидевшая в углу зала, поднялась. Её голос был тихим, но твёрдым.

– Анна Ивановна, я не знаю, мракобесие это или нет. Я знаю только, что, когда я была на краю, мне помогла вера. И если это помогает мне растить детей и жить дальше, разве это плохо? Ведь мои врачи признали, что мой случай уникален. Разве это не доказательство силы Божьей?

Зал замер. Завуч открыла рот, чтобы возразить, но не нашла слов. Впервые её пропаганда, которой она так гордилась, дала обратный результат. Люди, которых она учила отвергать веру, теперь находили в ней утешение. И Наталья, стоя перед всеми, с её спокойной уверенностью, была живым доказательством того, что этот свет – не сказка, а реальность.

В тот вечер, вернувшись домой, Наталья снова сидела у окна, глядя на реку. Свет луны отражался в воде, и где-то в глубине мелькнула рыба, блеснув серебром. Наталья улыбнулась. Она знала, что её время всё ещё ограничено, но теперь она видела, как её вера, её покой, как тот свет в реке, начинают менять не только её жизнь, но и жизни тех, кто рядом.

Глава 6

Годы пролетели, как ветер над ущельем, оставляя за собой лишь лёгкий шорох в еловых ветвях. Река продолжала течь, отражая свет солнца и звёзд, а дом Васильевых, хоть и постарел, всё ещё был полон жизни. Наталья, несмотря на тень болезни, что всегда витала над ней, продолжала жить для своих детей. Шишка в груди оставалась, но боли не возвращались, и она, верная своему решению, не ходила в больницу. Её вера, её молитвы, её покой, найденный в отражении света на реке, стали для неё компасом. Она не знала, сколько времени ей отведено, но каждый день, проведённый с детьми, был её победой.

Света выросла в красивую, сильную женщину. В двадцать четыре года она вышла замуж за доброго парня из соседнего посёлка, и теперь у неё было двое детей – Маша и Дима, оба с такими же ясными глазами, как у их матери. Андрей и Петя, которым исполнилось по восемнадцать, стали крепкими, весёлыми парнями, похожими друг на друга, как две капли воды, но с разными характерами: Андрей был заводилой, а Петя – задумчивым и чутким. Они оба унаследовали от матери спокойную уверенность, которая приходила с верой, и от отца – любовь к горам и реке.

Когда близнецам пришло время отправляться в армию, весь посёлок собрался на проводы. У дома Васильевых было шумно: соседи приносили угощения, дети бегали по двору, а река, как всегда, тихо журчала за домом. Теперь никто не удивлялся тому, что на проводах не было алкоголя. Многие в поселке бросили пить, хотя, конечно были и те, для кого эта привычка оставалась любимой. Такие не пришли на проводы, считая их скучными.

Света приехала с мужем и детьми, и её малыши, с восторгом цеплялись за дядей, требуя поднять их на руки. Наталья, глядя на эту картину, чувствовала, как её сердце наполняется радостью. Она стояла у крыльца, чуть постаревшая, но всё ещё с той же мягкой немного задумчивой улыбкой, которая появилась в тот день, когда она впервые помолилась в доме Светловых.

Перед самым отъездом, когда автобус уже ждал на краю посёлка, Наталья отвела Андрея и Петю в сторону. Света с детьми и несколько соседей, включая Анну Светлову, стояли неподалёку, тихо молясь о том, чтобы Всевышний хранил парней во время службы. Наталья посмотрела на своих сыновей, таких взрослых и таких родных, и её голос был тихим, но твёрдым.

– Дети, если Господь заберёт меня за те два года, что вас не будет, не плачьте, – сказала она. – Все эти годы, с тех пор как мы научились молиться, я просила Его дать мне время вырастить вас. И вот – вы взрослые. Теперь вы сможете справиться без меня.

Андрей сжал губы, стараясь казаться сильным, но Петя, всегда более открытый в своих чувствах, вдруг шагнул к матери. Его глаза заблестели от слёз, и он, забыв о своей взрослости, выпалил:

– Мам, пожалуйста, не соглашайся! Я верю и вижу, что по какой-то причине Бог соглашается дать тебе то, что ты просишь, и хотя меня удивляет, что ты так мало просишь у Него, всё же не соглашайся уходить, пока мы не вернёмся, прошу тебя! Ты же знаешь, что нам там будет очень трудно. Не уходи, пожалуйста! Попроси у Всевышнего еще время.

Наталья замерла, поражённая его словами. Она посмотрела на Петю, потом на Андрея, который молча кивнул, поддерживая брата. В этот момент к ним подошла Света, держа за руку Машу, а её муж нёс на плечах Диму. Наталья обняла сыновей, и её голос, когда она заговорила, был полон любви.

– Хорошо, Петя, – сказала она. – Я попрошу Его ещё немного подождать. Ради вас.

Они стояли так несколько мгновений, окружённые шёпотом реки и тёплыми взглядами друзей. Анна Светлова, стоявшая рядом, тихо улыбнулась и положила руку на плечо Натальи. Посёлок, когда-то разделённый сплетнями и предрассудками, теперь изменился. Те, кто стали молиться вместе, ощущали друг друга семьёй, остальные считали странными теперь не одну семью Светловых, а всех, кто посещал группу изучения Библии. Вера, начавшаяся с маленькой искры в доме Светловых, распространилась, как свет в реке, касаясь каждого, кто был готов её принять.

Когда автобус с Андреем и Петей скрылся за поворотом, Наталья вернулась домой. Она села у окна, глядя на реку, где свет играл на воде, как всегда. Она закрыла глаза и снова помолилась – не за себя, а за своих сыновей, за Свету и её детей, за всех, кто стал частью её жизни. Она знала, что её время всё ещё ограничено, но теперь она верила: пока в её душе есть этот покой, пока река отражает свет, её семья будет держаться вместе.

Наталья научилась жить с верой, которая стала для неё не просто утешением, а частью каждого дня. Иногда она сама удивлялась тому, как Бог исполнял её просьбы – не громкими чудесами, а тихими, почти незаметными дарами: ещё одним утром с детьми, ещё одним письмом от сыновей, ещё одним днём, когда боль не возвращалась. Когда Андрей и Петя уехали в армию, она решила просить Бога дать ей еще немного времени, пока её мальчики там, зная, как нелегко им будет вдали от дома. Но в глубине души она всегда помнила, что жизнь и смерть во власти Вседержителя, и не людям диктовать Ему условия. Поэтому, опускаясь на колени у окна, глядя на реку, она молилась:

– Господи, дай мне ещё немного времени, чтобы увидеть их возвращение. Впрочем, не моя воля пусть будет, но Твоя.

Зима в ущелье была суровой, но красивой. Снег толстым слоем укрывал горы. Весной река, обычно кристально чистая, на короткое время становилась мутной от весеннего половодья. Наталья писала сыновьям письма, рассказывая о жизни в посёлке, о том, как Света с детьми приезжает на выходные, как Маша и Дима строят снеговиков во дворе. Иногда она отправляла посылки – тёплые носки, домашнее печенье, записки с простыми словами: «Держитесь, мальчики мои. Я жду вас». Она не знала, позволит ли Бог ей дождаться их возвращения, но каждый день, проведённый в молитве, приносил ей тот удивительный мир, который был превыше всех волнений и тревог. Этот покой, как свет в реке, стал её опорой.

Светловы оставались рядом. Анна заходила с набором трав, которые так любила теперь Наталья и они вместе пили чай. А дети Анны теперь уже взрослые, временами помогали Наталье по хозяйству. Посёлок изменился: встречи для изучения Библии стали привычной частью жизни, и даже те, кто раньше сторонился Светловых, теперь иногда приходили послушать. Завуч школы, Анна Ивановна, всё ещё злилась, но её голос становился тише – вера, начавшаяся с маленькой искры, теперь горела ярко, как костёр в ночи.

И вот, спустя два года, настал день, которого Наталья ждала с замиранием сердца. Андрей и Петя вернулись домой – возмужавшие, с короткими стрижками в парадных солдатских формах и новыми историями. Посёлок устроил праздник: столы накрыли прямо во дворе у Васильевых, река блестела под весенним солнцем, а смех детей и внуков Светловых и соседей наполнял воздух. Света с мужем и детьми тоже приехала, и Маша с Димой бросились обнимать дядей, требуя рассказать про армию. Наталья, глядя на эту картину, чувствовала, как её сердце переполняется благодарностью. Она дожила до этого дня, и это было её очередным чудом.

Когда гости разошлись, а дом затих, Наталья почувствовала знакомую боль в груди – лёгкую, но настойчивую. Она поняла: это было сообщением о том, что ремиссия закончилась, её время на исходе. Возможно ремиссия закончилась раньше, но ощутила она это только сейчас. Она не испугалась – годы молитвы научили её принимать жизнь такой, какая она есть. Но когда Петя, заметив её задумчивый взгляд, спросил, что случилось, она рассказала ему правду. Его лицо помрачнело, и он, нахмурившись, сказал:

– Мам, а как же благословить нас под венец?

Наталья посмотрела на сына и улыбнулась мягкой, спокойной улыбкой.

– Ну, ты уж совсем не наглей, пора и честь знать, – сказала она, стараясь говорить легко, чтобы скрыть ком в горле. – Если хочешь благословения от меня, тогда тебе нужно срочно жениться.

Петя засмеялся, но его глаза блестели от слёз. Андрей, стоявший рядом, молча обнял мать, а Света, услышав их разговор, подошла и взяла её за руку. В этот момент Наталья почувствовала, что её дети – её чудо, её свет, её река – будут вместе, даже если она уйдёт. Она посмотрела в окно, где река отражала первые звёзды, и тихо помолилась:

– Господи, если Твоя воля, дай мне ещё немного времени. Но если нет – позаботься о них.

На следующий день она снова писала отчёты, готовила ужин, смеялась с внуками. Боль напоминала о себе, но Наталья знала: пока в её душе есть этот покой, пока река течёт, а её дети рядом, она будет жить каждый день так, будто он – её последний чудесный подарок.

Река искрилась под солнцем, отражая свет, как зеркало. Наталья, несмотря на возвращение боли в груди, продолжала жить с той же спокойной уверенностью, которая стала её спутником с того дня, когда она впервые помолилась в доме Светловых. И все же она заметно слабела, теряя вес. Болезнь сообщала о том, что её время заканчивается. Она знала, что её время подходит к концу, но каждый день, проведённый с детьми, был для неё подарком – чудом, которое она научилась ценить.

Андрей и Петя, вернувшись из армии, привезли с собой не только истории, но и любовь, проверенную двумя годами разлуки. Еще до армии они ознакомились в церкви с двумя девушками- подружками – Олей и Леной, добрыми и светлыми. Узнав о том, что болезнь Натальи вернулась, парни не стали медлить. Они хотели, чтобы мама была рядом в один из самых важных дней их жизни, и решили устроить двойную свадьбу.

– Ну да, Бог такое огромное чудо нам подарил – дал так много времени нам с мамой, – сказал Андрей, когда Петя предложил не откладывать венчание. – А теперь пришло время нам поспешить, чтобы получить благословение от мамы.

Наталья, услышав их план, только улыбнулась. Её сердце сжалось от любви и гордости за сыновей, которые, несмотря на свою молодость, понимали, как ценен каждый момент. Она не спорила, не отговаривала – просто кивнула и сказала:

– Я с радостью дам вам своё благословение, мальчики мои.

Свадьба прошла в церкви в городе, которую уже много лет посещала семья Васильевых. В той самой, которую посещали не только Светловы, но и многие соседи, нашедшие в вере утешение и надежду.

Наталья, одетая в простое платье, стояла рядом с сыновьями, время от времени встречаясь взглядами со Светой, которая приехала с мужем и детьми. Маша и Дима, нарядные и немного стеснительные, несли цветы.

После венчания все приглашенные приехали в горный поселок, чтобы на поляне у реки продолжить праздник. Гости пели, молились, оставляли поздравления и пожелания, а река блестела под солнцем, словно благословляя этот день. Когда пастор спросил у Натальи, благословляет ли она своих сыновей, она посмотрела на Андрея и Петю, на их невест, и её голос, хоть и ослабевший, был полон нежности.

– Конечно! От всей души!

Вернувшись домой, Наталья не пошла на поляну, где были накрыты столы. Она вошла в дом, чтобы прилечь. Она сильно устала. Но позже, немного отдохнув, все же пришла к детям и гостям. Когда сыновья попросили оставить им пожелание, она коротко сказала:

– Благословляю вас, дети мои. Живите в любви и держитесь друг за друга, как мы держались все эти годы.

Петя, стоявший рядом с Олей, украдкой смахнул слезу, а Андрей крепко сжал руку Лены. Света, обнимая мать, почувствовала, как её собственные глаза наполняются слезами. Это был момент, который они все запомнят навсегда – момент, когда их семья, несмотря на боль и потери, была вместе.

Через несколько недель после свадьбы Наталья ушла из жизни – тихо, как и жила. Она лежала в своей комнате, глядя в окно на реку, где свет играл на воде, как всегда. В последние дни она не жаловалась на боль, не боялась. Она благодарила Бога за покой, который Он подарил ей, за годы жизни, добавленные как чудо. Кто-то в посёлке, узнав о её уходе, называл её случай огромным чудом – ремиссия, длившаяся так долго, была большой редкостью. Но сама Наталья верила, что каждый восход и закат – это чудо. Её жизнь, её дети, её вера, солнечные зайчики, играющие в чистой воде их речки, – всё это было обыкновенным чудом, незаслуженным подарком, который она принимала с благодарностью.

Когда Света, Андрей и Петя стояли у реки, прощаясь с матерью, они не плакали. Они знали, что мама оставила им не только воспоминания, но и тот покой, который она нашла в молитве, тот свет, который они видели в её глазах. Посёлок, изменившийся под её влиянием, продолжал собираться у реки, читать Библию, молиться. И каждый раз, когда свет отражался в воде, они вспоминали Наталью – простую женщину, которая научила их видеть чудо в каждом дне.

Почему я родился таким?!

Глава 1.

В палате, где пахло стерильностью и лекарствами, где казалось, что от металлических столов с инструментами веет холодом, Марк появился на свет под озадаченный шепот врачей. За окном, осень щедро рассыпала золото листвы, и ветер пел свою тоскливую песню в голых ветвях тополей. Маленький комочек жизни дышал, плакал как все младенцы, но почти не шевелился. Его крошечные ручки и ножки, словно связанные невидимыми нитями, лежали неподвижно, лишь изредка странно подергиваясь. Лера, молодая мать с глазами, полными любви и страха, сжимала край больничной простыни, пока врачи шептались о судьбе её сына.

– Что с ним? – не могла она дождаться ответа.

– Я пока не могу ничего сообщить уверенно. Необходимо полное обследование, – ответила врач, вызванная акушеркой.

После появления ребенка на свет, вместо радости возвращения домой, Леру с Марком ожидало обследование, после которого матери сообщили неутешительную новость:

– Ваш ребенок… У него врождённый дефект позвоночника, – голос заведующей отделением был холоден, как осенний дождь, что барабанил в этот момент по стёклам. – Он никогда не будет таким, как другие. Может, со временем он сможет чуть двигать руками, но ходить… Нет, ходить он не сможет никогда.

Лера задохнулась от ужаса, её сердце сжалось, словно лист, упавший в ледяную лужу, мысли путались и в сознании вспыхивали картины одна хуже другой. Вот её ребенок семи лет, лежит прикованный к постели, вместо того, чтобы идти в первый класс с другими детьми, затем он же, лежит у окна их квартиры и смотрит как другие мальчики играют во дворе в футбол. Перед глазами больницы, больницы, больницы с их холодными стенами, вместо всех детских забав и радостей.

– Неужели нет никакой надежды? – её голос дрожал и в нём были слышны слезы, которые она не в силах была сдержать.

– Тело новорождённых – загадка, сотканная из тайн, – ответила заведующая, и в её глазах мелькнула тень сочувствия. – Иногда они удивляют нас, восстанавливаясь там, где мы не ждали. Но я не могу обещать вам чуда. Скорее всего ребенок не проживёт долго. Вы можете оставить мальчика у больнице, никто вас не осудит. Родите себе другого, вы же молоды.

– Нет! Никогда! Это мой сын и всегда им останется, сколько бы Творец ни дал ему жизни! – без сомнений ответила она.

Влад приехал за женой в больницу с цветами. Он осторожно взял сына на руки и произнёс:

– Мы с мамой сделаем всё, что в наших силах, а может и больше, чтобы ты всё же смог ходить!

Но мать не была так уверена, что Марк когда-то сможет пройтись босиком по траве и ощутить радость передвижения, стоя на своих ногах.

– Только бы жив был наш мальчик, – тихо произнесла она, в ответ на слова мужа. Но Влад не услышал её слов.

Лера вышла из больницы, и мир вокруг неё, казалось, плакал вместе с ней. Облака, тяжёлые и серые, низко нависли над городом, а холодный ветер теребил её шарф, будто пытаясь утешить. Она звонила родным, её голос срывался, когда она просила молиться за Марка. В следующее же воскресение они с мужем поехали на служение в их общину и просили всех молиться, чтобы их мальчик, их маленький свет, обрёл силу.

Дома Лера неустанно следовала всем предписаниям врачей: массажи, ультрафиолетовые ванны, гимнастика. Её руки, нежные, но упрямые, двигались по телу сына, словно пытаясь разбудить его, вдохнуть в него жизнь. Она молилась почти непрестанно, будто стараясь своими молитвами вдохнуть силу в это слабое тельце. Но шло время и ей казалось, что все её молитвы и усилия напрасны. Мышцы Марка почти не развивались, хотя участковая педиатр и говорила, что динамика болезни положительная, что сухожилия не сжимаются, как бывает в тех случаях, когда мышцы не работают.

– Продолжайте делать то, что вы делаете, – поддерживала она при каждом появлении. – Это единственное, что вы можете сделать для своего ребёнка, и, поверьте мне, далеко не каждая семья поступала бы так. Марку повезло с родителями.

Муж Леры, Влад, был опорой в первый год. Его заработок покрывал все расходы на процедуры, не входившие в страховку. Но со временем его терпение стало таять, как снег под мартовским солнцем, которое растапливало толщи снега за окном. Он злился, видя, как Лера жалеет сына, как её руки дрожат, боясь причинить ему боль.

– Разве организм будет бороться, если всё делать вполсилы? – резко говорил он, и его слова, ранили её сердце.

– Как ты можешь! – со слезами отвечала Лера. – Неужели не видишь, что Марку больно?

– Именно тогда, когда ему больно, мышцы преодолевают свой барьер и развиваются. Если ты не заставишь его заниматься самостоятельно, он действительно не встанет с кровати! – повышал голос Влад.

Ссоры, словно тучи, сгущались над их домом. Они спорили о воспитании Марка, о том, что лучше для него, а иногда ссорились просто потому, что боль разрывала их. Когда Марку исполнилось три года, мир вокруг изменился: границы СССР распахнулись, как двери старого дома, и Лера, обрадовалась, что сможет покинуть страну, которую всегда не очень любила. Она с детства мечтала об Израиле, где жил её двоюродный дядя. Родителей Лера лишилась в юности, виня в этом коммунистический строй.

Они погибли в аварии, но многие были убеждены, что та самая авария была подстроена. Ведь её родители принадлежали к группе сионистов и давно пытались уехать из страны. Как только появилась возможность, Лера подала документы на выезд. Влад был категорически против.

– Я никуда не поеду и Марка не отдам. Он останется дома, – категорически заявил муж. – Ты не увезёшь моего сына.

– Я должна дать ему шанс. В Израиле лучшая медицина! – кричала Лера, её глаза горели отчаянием и решимостью.

– Сейчас ему нужны не врачи, а тренировки, – холодно и спокойно ответил Влад. – И я буду его тренировать. Но я не позволю тебе искалечить ему жизнь твоей жалостью. Он мужик и будет мужиком!

– Так верующие не поступают! – решила использовать Лера последний довод. – Ты не можешь лишить ребенка матери.

– Правильные жены повинуются мужьям, – словно выпад шпаги отразил Влад.

– Но повиноваться жены могут, если мужья повинуются Богу, – их разговор скорее напоминал фехтование острыми словами, словно шпагами, чем беседу супругов.

– Значит я – плохой верующий, – холодно закончил муж. – А ты – самая добрая мать и самая праведная жена и христианка, – Стало ясно, что ему безразлично, что скажет о его поступках и вере она или другие люди. Он принял решение и не был намерен отступать.

Влад пошёл дальше слов. Он подал на развод и заявил, что Марк останется с ним. Лера, чьё сердце буквально разрывалось, не могла поверить, что у мужа получится отсудить Марка.

– Трёхлетнего, а тем более лежачего ребёнка всегда оставляют с матерью! – бросила она, сжимая кулаки.

– Это мы ещё посмотрим, – холодно ответил Влад, его лицо казалось тёмным и непроницаемым.

Суд вынес приговор:

– Ребенок останется с тем, кто способен заботиться о нем, – сухо произнес судья. – С отцом, который не бежит за границу в поисках красивой жизни.

– Но я не ищу красивой жизни, – со слезами воскликнула Лера, – я хотела помочь сыну, отвезти его к лучшим врачам!

– Вы считаете советских врачей плохими?! – взгляд судьи вдруг стал колючим и злым. И Лера поняла, что приобрела в его лице личного врага. – Вы можете обжаловать приговор, подав апелляцию, – сухо закончил он. Затем, уже неофициально, но очень язвительно добавил. – Если у вас получится.

Даже вернувшись домой, Лера всё ещё не могла прийти в себя. Она стояла у окна, глядя как за стеклом собирается гроза. Тучи сливались в сплошной покров, а её слёзы текли по щекам, как первые капли дождя по стеклу.

– Зачем тебе больной ребёнок? – шептала она, пытаясь достучаться до сердца мужа.

– А тебе он нужен в чужой стране, где ты будешь бороться за выживание? – отрезал Влад.

Лера не смогла отказаться от мечты об Израиле. Она уехала, рыдая, словно похоронила сына. В её сердце бушевал пожар боли, который она ничем не могла заглушить. Но тем сильнее она ненавидела страну, которая отняла не только её родителей, но и ребенка. Мужа она также возненавидела с той же страстью, как когда-то любила. Теперь она уже не старалась оставаться хорошей христианкой и женой. Ей вдруг стало также безразлично, поддержат ли её в церкви. Ведь во время первой их беседы пастор оказался на стороне Влада, сказав, что Лера должна остаться с мужем, если он не желает покидать страну. А Лера даже представить себе не могла, что согласится на подобное. Тем более, что теперь она была уверена, что муж заберет её сына всё равно, даже если она останется в СССР.

– Убийца, – шептала она, вспоминая Влада, и в её голосе дрожала ненависть, смешанная с отчаянием. Она была уверена: без её заботы, без её молитв и нежных рук Марк не доживёт и до десяти лет.

Оставшись с сыном, Влад изменился. Его любовь к Марку стала суровой, как зимний ветер. Он заставлял мальчика тянуться к игрушкам, оставляя их на самом краю досягаемости. Яркие машинки и плюшевые мишки манили Марка, но дотянуться до них было мучительно трудно и даже больно.

– Ты сможешь, если не будешь лентяем, – говорил Влад, и его голос, резкий, как треск льда, заставлял Марка плакать.

Иногда мальчику казалось, что было бы легче жить, если он рассердится на отца и не будет делать то, что тот от него ждёт. Но всё же он не мог, не хотел сдаваться. В этом хрупком теле, жила душа, яркая, как летнее солнышко и она хотела радоваться, любить и хранить нежность даже теперь, когда боль стала ежедневной спутницей.

Когда отца не было рядом, Марк убегал в свои мечты. Он вспоминал мамины колыбельные, её тёплый голос, что пел о Божьей любви, о том, как звёзды хранят мир под Его крылом. Эти воспоминания согревали его сердце, помогали улыбаться даже через боль. Но с возрастом в сердце мальчика росли вопросы, тяжёлые, как камни.

«Если Бог так любит меня, почему Он позволил папе забрать меня у мамы? Почему я родился таким?» – думал Марк, глядя в окно, где звёзды мерцали, словно дразня его своей недосягаемостью. А за окном природа, равнодушная к его боли, продолжала жить: ветер шептал в ветвях, а далёкие звёзды молчали, храня свои вечные тайны.

Это были очень болезненные и трудные вопросы и Марку некому их было задать. Потому что в моменты, когда отец был на работе, с Марком оставалась няня, которая строго выполняла все предписания Влада и совсем не жалела малыша. Поэтому постепенно Марк постарался их забыть. Ведь он так хотел любить и радоваться!

И все же со временем мышцы стали все больше слушаться и Марк теперь мог быстрее получать то, что ему хотелось. Но, стоило отцу заметить прогресс, он сразу усложнял сыну задачу.

Глава 2

Первая няня Марка была верующей сестрой из их общины. Она старалась быть доброй к малышу, и не требовала строго выполнять указания отца, считая их слишком тяжелыми для ребенка. Но как только Влад заметил это – попросил её покинуть их дом. Женщина осуждала жестокость Влада, нажаловалась пастору и тот вызвал Влада на беседу. Когда отец выяснил, что пастор также пытается настаивать на более гуманном отношении к сыну, он просто перестал появляться на собрании.

– Считайте меня неверующим, – резко сказал он, когда у него спросили, почему Влад перестал посещать собрания.

Он не хотел чтобы кто-то вмешивался в его методы воспитания и тренировки сына, но не желал также при каждом посещении служения отстаивать свои личностные границы, поэтому решил вопрос также резко и категорично, как и отношения с женой. Он нанял сиделкой женщину, которая неукоснительно исполняла все его пожелания и для Марка снова наступило трудное время.

Чем меньше нежности ощущал Марк в своей жизни, тем сильнее тянулся он к Богу о котором слышал от матери. Отец не запрещал сыну держать фотографию Леры в тумбочке, но со стола попросил убрать. Он не мог простить жене за то, что та решила уехать, даже после того, как он не согласился покинуть страну. Он подал на развод для того, чтобы не позволить ей увезти сына, но горечь в душе осталась словно это она развелась с ним. И по сути действительно выбор сделала Лера.

У Влада также осталась обида на старших братьев из церкви, поставивших его на замечание, ведь инициатива развода исходила от Влада, и они не стали разбираться в подробностях, а он не привык жаловаться или перекладывать вину на других. Он стойко принял удар на себя, но горечь в душе осталась.

Прошло два года. Осень сменялась зимой, на смену снегу и морозам приходили тёплые солнечные лучи, весенняя капель и запах молодой листвы. Марк, как и многие дети, имеющие физические недостатки, умственно был развит не по годам. В свои пять лет он начал учиться читать, и отец с радостью занимался с ним вечерами по букварю. Марк очень любил книги и мог часами листать их, будто пытаясь разгадать тайну, скрытую на их страницах. Рассматривая знакомые картинки, он вспоминал истории, которые вечерами читал ему отец, мечтая когда-то сам прочитать их.

Из-за своей горечи на других людей, на взрослых братьев и сестер из церкви, Влад не замечал, что скуп на нежность и проявление любви к своему сыну, хотя от всей души любил его. И все же, Марк не сомневался в том, что отец любит его, хотя совсем иначе, чем мама. И мальчик очень скучал по маме, хотя и не решался говорить об этом отцу.

Однажды, осенним вечером, случайно встретившись с одним из своих бывших друзей из церкви в супермаркете, Влад не успел повернуть на соседний ряд с продуктами, как обычно делал.

– Привет! – услышал он радостный голос.

– Привет! – растеряно ответил он.

– Давно тебя не видел, – радостно сказал Виктор. – Сто лет прошло, а тебя все нет.

– Так долго не живут, – смущенно произнёс Влад.

– Думаю, что кто-то из наших сильно тебя обидел, если ты совсем не появляешься, – предположил Виктор. – Надеюсь это не я? А то мне показалось, что ты и от меня хотел сбежать, – он доброжелательно улыбался, распахнул руки и будто всю свою душу как объятья и Влад не смог противостоять, он шагнул вперёд и обнял брата, вспомнив, что Виктор действительно никогда не делал ничего плохого по отношению к Владу, и на него не за что было обижаться. – Соскучился я по тебе, брат, – добавил Виктор, заключив Влада в объятья.

– Я тоже, если честно, – невольно кашлянул Влад.

Он действительно скучал по их спокойным вечерам общения. Но это было тогда, когда Лера еще была рядом. И Влад понял, что попытался убрать из своей жизни все, что напоминало ему о бывшей жене. И вдруг до него дошло, словно озарило, что Лера забрала чувство семьи и дома, и он не смог этому противостоять. Но друзей и остальную часть своей жизни он добровольно отдал ей «впридачу», а мог бы и оставить свою часть радости и счастья.

«Да что я, совсем дебил что-ли?! – вдруг подумал Влад, – зачем я выбросил свою жизнь только потому, что жене что-то взбрело в голову? Я могу вернуть свою жизнь, по крайней мере ту часть, которая не связана с ней!»

И в этот миг решения, его объятия стали на мгновение крепче. Он понял, что напрасно выбросил из своей жизни тех, кто был ему дорог. Он вспомнил, что его друзья, и в их числе был Виктор, голосовали в церкви против того, чтобы ставить Влада на замечание, ведь они знали правду о его семье. Несмотря на то, что большинство все же осталось на стороне взыскания, друзья остались с ним, а Влад исчез.

– Так ты можешь сказать, что случилось или я лучше сделаю вид, что не спрашивал об этом? – продолжал улыбаться Виктор.

– Почему для людей так привлекательно место Бога? Почему им обязательно нужно указывать окружающим, что есть добро, а что зло?! – вопросом на вопрос ответил Влад. – Просто почему-то всем так хочется влезть в чужую жизнь и навести в ней свои порядки, не соображая, что их никто не просил этого делать. Даже Бог без нашей просьбы не вмешивается, а эти «товарищи» считают себя умнее Творца, – с горечью добавил он.

У Влада почему-то язык не поворачивался называть тех о ком он говорил «братьями и сестрами», хотя он понимал, что в тот момент в нём говорит не разум, а обида. А чувства всегда выказывают не много разума и не могу быть объективными.

– Понимаешь, брат, всем нам нравится ощущение собственной правоты, но мы всегда принимаем любые решения, имея не полную информацию, а только ту часть, что была нам доступна на тот момент. Вот от этого и рождаются «кривые» решения. – Виктор вдруг улыбнулся более задумчиво, кивнул и продолжил. – А ты ведь точно определил, что нам очень нравится место Бога. Ведь только Он имеет право точно утверждать, что есть добро и что зло. А для нас все относительно. Что сегодня может быть добром, завтра, в свете изменившихся обстоятельств вдруг будет злом и наоборот. Я же помню, как ты заставлял своего Марка тренироваться и он плакал от боли и обиды, уверенный в том, что ты причиняешь ему зло, но становился сильнее и более здоровым. Кстати, как он сейчас?

Влад вдруг вспомнил их общение, обмен мыслями, открытиями в духовном мире и в житейских вопросах, и ему стало тоскливо. Раньше эти беседы нередко помогали ему принимать верные решения в жизни. Но самое главное, приносили много радости.

– Слушай, я даже не подозревал до этого момента, как сильно же я скучаю по нашим общениям! – воскликнул он удивлённо.

– И мы тоже скучаем по тебе. Может, всё же придёшь? Моя Маша тоже вспоминала о вас. Мы также собираемся по субботам у нас или у МурОвских.

– Да, наверное приду. Я скучаю, – кивнул Влад. – Ладно, меня уже Марк заждался. Он не любит оставаться с няней, хоть я и строг с ним.

– Как он? – снова повторил свой вопрос Виктор.

– Знаешь, намного лучше, чем тогда, когда Лера еще была здесь. Теперь он полностью пользуется руками. Кстати, говорит уже почти как взрослый. Наверное, все же ему не хватает Лерыных «сюсюканий», но я не могу иначе, говорю с ним только взрослым языком. Хотя не раз слышал, что все эти «сюсюкания» и «мы покакали», порождает в ребенке умение сопереживать людям. Хотя, мне кажется, можно научить ребенка сочувствию ближним, разговаривая с ним на обычном взрослом языке. Но, как ты и сказал только что, я тоже принимаю решения на основании неполной информации. А кто из нас имеет знание будущего?

Вопрос повис в воздухе, да он и не требовал ответа, являясь риторическим. Ответ был ясен обоим собеседникам. Ведь только Творец имеет знание будущего и только у Него полностью верные и правильно взвешенные решения. Все люди балансируют между тем, что есть, пытаясь отыскать середину и удержаться на канате верного решения.

Глава 3

Покидая магазин Влад не мог сдержать улыбку. Он словно глотнул свежего чистого воздуха после долгого удушья. Он действительно очень скучал по таким беседам, по общению с единомышленниками. Ведь для человека очень много значит, когда он может где-то быть собой, не пытаясь говорить «адаптивно», или стараться не думать над теми вопросами, которые не принято обсуждать, когда не надо «переводить» свои мысли на привычные для собеседников язык и понятия.

Вернувшись домой, Влад попытался поговорить с сыном.

– Марк, как ты? Наверное я слишком строг с тобой?

– Зато я теперь сильный, – тихо ответил сын, не сумев сдержать грустный вздох.

– А ты согласишься тренироваться столько же, если я не буду таким строгим? – вдруг спросил Влад.

– Ага, – кивнул мальчик, потом добавил. – Постараюсь. А ты можешь сделать так, чтобы я мог подниматься без тети Вари?

Влад задумался.

– Я могу закрепить на потолке кольца на ремнях, и сделаю крючок на стене, чтобы они постоянно не висели у тебя над головой. И тогда ты сможешь сам брать их и заниматься в любое время.

– А можно мне тогда самому на сУдно? – покраснел Марк. – Мне стыдно, когда нужно просить тетю Варю.

– Конечно можно! – обрадовался Влад. – Я же специально закрепил его так, чтобы ты мог достать сам.

Влад сделал все необходимое в тот же вечер, посетив строительный магазин и купив все, что могло понадобиться. Он был рад, что Марк сам попросил об этом и понимал, что теперь точно сын будет использовать кольца так часто, как сможет. Так и оказалось. Уже через неделю Влад заметил мозоли на руках Марка. Тот действительно много занимался. Да и Варя, приходящая няня тоже сообщила о том, что мальчик много занимается, пытаясь накачать руки и спину.

Довольно скоро мышцы на руках и спине мальчика стали проступать почти как у взрослого. Он уже легко справлялся с туалетом, и скоро Влад начал замечать, что сын пытается тренировать ноги сам, не ожидая вечера, когда отец вернётся с работы и будет помогать ему с тренировкой.

Прошло полгода. В один из весенних дней, когда воздух упоительно пах яблоневым цветом, а листья на многих деревьях зеленели почти по-летнему, Влад возвращался домой, радуясь, что успевает доехать до начала грозы. По небу ползли тяжелые тёмные тучи, предвещавшие не просто лёгкий дождик, а настоящую летнюю грозу с громом и молниями.

Когда он вошел в дом, нем царила редкая, почти осязаемая радость. Ветер за окном крепчал, шторы колыхались, а в комнате Марка, освещённой мягким светом настольной лампы, казалось, будто светло не от лампы, а от сияющего лица мальчика. Казалось, что сын только что вышел из ванной, настолько его волосы и майка были мокрыми. В комнату вошла няня Варвара загадочно улыбаясь, и мужчине показалось, будто и она светится счастьем.

– Ладно, признавайтесь, что за праздник я пропустил? – спросил Влад, глядя то на сына, то на его няню.

– Нет! Не говорите! – взмолился Марк. – Я сам покажу.

– Но ты же так устал, – попыталась возразить Варвара.

Но Марк не стал ждать. Он схватил кольца, легко и привычно подтянулся и в глазах отца сверкнула искра гордости за своего мальчика. На руках ребенка вздулись крепкие мышцы, почти как у взрослого. Через мгновение Марк сел, затем без помощи рук опустил ноги с постели, перекинул кольца в одну руку, взявшись второй за спинку кровати. Теперь уже медленно, с явной усталостью и напряжением он медленно поднялся, с трудом балансируя и удерживаясь в вертикальном положении, превозмогая боль, выпрямился.

Влад, всё ещё не веря своим глазам, смотрел на сына, который, пусть и с трудом, но стоял, держась за спинку кровати. Сердце отца колотилось от смеси гордости и облегчения, но где-то в глубине души шевельнулась тень вины – за те моменты, когда он был слишком строг, за те ночи, когда сомневался, правильный ли путь выбрал. Но эта победа и радость, сверкающая в глазах сына, искупала всё.

– Марк, ты… ты просто молодец, – голос Влада дрогнул, и он кашлянул, чтобы скрыть эмоции. – Как ты это сделал?! Когда успел?

Марк, всё ещё сжимая кольца, улыбнулся. Его лицо, обычно бледное от долгих часов в комнате, светилось торжеством. Но в его глазах мелькнула и тень неуверенности – он боялся, что это лишь временная победа, что завтра тело снова откажется слушаться.

– Я тренировался, пап, – тихо ответил он. – Каждый день, пока ты на работе. Тётя Варя помогала, но я сам… я хотел, чтобы ты увидел.

Варвара, стоявшая в дверях, сложила руки на груди, её глаза блестели от слёз. Она вспоминала, как сначала сомневалась, стоит ли потакать упрямству мальчика, который часами висел на кольцах, стиснув зубы от боли. Когда она перевязывала его ладони, стёртые кольцами до крови. Но его решимость, такая взрослая для шестилетнего ребёнка, заставила её поверить в него. Теперь она чувствовала себя частью этого маленького чуда.

– Он не давал себе спуску, Влад, – сказала она, улыбаясь. – Иногда я даже уговаривала его отдохнуть, а он всё равно тянулся к кольцам. Упрямый, как вы.

Влад подошёл к сыну и осторожно положил руку ему на плечо. Он хотел обнять его, но боялся нарушить хрупкое равновесие, которое Марк так отчаянно удерживал.

– Я горжусь тобой, сын, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. – Ты сильнее, чем я когда-либо был.

Марк опустил взгляд, его щёки порозовели. Он не привык к таким словам от отца, обычно скупого на эмоции. Внутри него боролись радость и страх: что, если он не оправдает ожиданий? Что, если это всё, на что он способен? Но, посмотрев в глаза Влада, он увидел там не только гордость, но и веру. И это придало ему смелости.

– Пап, я хочу попробовать шагнуть, – внезапно сказал он, и в комнате повисла тишина.

Варвара ахнула, прикрыв рот рукой. Влад замер, его брови нахмурились. Он знал, что это рискованно, что одно неверное движение может отбросить Марка назад, но в то же время он видел огонь в глазах сына – тот самый, который заставлял его самого не сдаваться в самые тёмные дни.

– Хорошо, – медленно сказал Влад. – Но только с моей помощью. И только один шаг.

Марк кивнул, его лицо стало серьёзным, почти взрослым. Он крепче сжал кольца, переместил вес на одну ногу и, придерживаясь за спинку кровати, сделал маленький, неуверенный шаг. Его колени дрожали, пот снова выступил на лбу, но он не упал. Влад, стоя рядом, готов был подхватить его в любой момент, но в душе он ликовал: его мальчик, его боец, сделал это.

– Молодец! – выдохнула Варвара, хлопнув в ладоши. – Марк, ты герой!

Марк осторожно сел на кровать и выдохнул. Затем он засмеялся – звонко, по-детски, и это был первый раз за долгое время, когда Влад услышал такой искренний смех от сына. Он почувствовал, как тяжёлый груз, который давил на него годами, становится чуть легче.

– Ну всё, герой, – сказал Влад, подмигнув. – Теперь я понял, отчего же ты такой мокрый? Давай-ка в душ, а потом в кафе – мороженное. Но пока я все же отнесу тебя, как раньше. Может быть, скоро ты сможешь принимать душ и без меня, но не сейчас.

– А как же праздничный куриный пирог? – расстроилась Варвара.

– Ладно, сначала пирог, а потом в кафе. Но вы обязательно пойдете с нами, – решил Влад.

Он легко подхватил сына на руки, отнес в ванную и помыл под душем. Затем он также привычно внёс его в комнату, где Варвара уже приготовила чистую одежду и, пользуясь моментом, перестелила его мокрую от пота постель.

– Теперь точно пирог и мороженое. И никаких возражений, напомнил Влад и подхватил сына, чтобы отнести его в кухню за накрытый стол.

– Ладно, я пойду в кафе ради такого случая, только нужно мужа предупредить, что я задержусь.

– Хорошо, я потом подвезу вас, – кивнул Влад. – Так что, с учетом переполненных автобусов, не думаю, что вы надолго задержитесь.

Счастливая троица села в машину и Влад поехал в центр города в самое лучшее кафе-мороженное с зеркальными стенами.

––

Через несколько дней, за тысячи километров, в маленькой квартире в Тель-Авиве, Лера сидела у окна, глядя на закатное небо. Её подруга, тесно общавшаяся с няней Марка, только что рассказала ей по телефону о последнем достижении её сына. Лера слушала молча, сжимая чашку с остывшим кофе. Её сердце разрывалось между радостью за сына и горечью от того, что она не была рядом, чтобы увидеть это своими глазами.

«Он стоял, Лера, представляешь? Сам, на своих ногах», – голос подруги всё ещё звучал в её голове.

Лера закрыла глаза, пытаясь представить Марка – его серьёзное лицо с фотографий, которые она получала через Варвару и Нину, свою подругу, его упрямый взгляд.

Она вспомнила, как спорила с Владом, как кричала, что его тренировки слишком жестоки, что они сломают мальчика. А теперь оказалось, что Влад был прав. Эта мысль жгла её, но сильнее всего она скучала по сыну. Ей хотелось позвонить, услышать его голос, но она боялась. Боялась, что Марк не захочет с ней говорить, что Влад оттолкнёт её, напомнив, что она покинула их несколько лет назад, назовёт предательницей.

– Я должна что-то сделать, – прошептала она, глядя на фотографию Марка, стоявшую на подоконнике. – Может, пора вернуться?

Но решимость тут же сменилась сомнениями. Что она скажет? Как посмотрит в глаза сыну, которого оставила? Лера начала листать старые и новые фотографии сына, позволяя слезам течь по щекам.

Лера не могла сказать, почему спрашивала подругу о многом, но ни разу не рискнула спросить, скучает ли с Марк за ней, или Влад внушил сыну свою обиду на неё и её малыш не захочет, ни видеть, ни слышать о своей матери?

Глава 4

В кафе-мороженом было шумно и весело. Марк, сидя в своей коляске, с восторгом пробовал новый вкус – клубничный с шоколадной крошкой. Влад и Варвара сидели напротив, смеялись и подшучивали друг над другом. Они чувствовали себя почти семьёй. Впервые за время, когда Варвара работала в доме Ровенских, ей пришлось напомнить себе о том, что у неё есть свой муж, который ждёт её возвращения с работы, а Влад с Марком – не её семья..

– Пап, а можно я ещё раз попробую встать, когда вернёмся домой? – спросил Марк, облизывая ложку.

Влад посмотрел на него, и в его глазах мелькнула тревога, но он улыбнулся.

– Можно, но только если пообещаешь не торопиться. У нас ещё много времени, Марк. И ты сделаешь всё, что захочешь.

Марк кивнул, и в его душе загорелась новая надежда. Он знал, что впереди ещё долгий путь, но теперь он верил, что справится. А Влад, глядя на сына, думал о том, как сильно хочет, чтобы Марк однажды смог не просто шагать, а бегать, смеяться и жить полной жизнью. И он сделает всё, чтобы это стало реальностью.

Но к сожалению, он не мог пройти путь сына за него. И основные «бои» Марку придётся проходить самостоятельно.

Вечер затянулся. Марк, обычно устающий к этому времени, был полон энергии, словно его маленький триумф зарядил его не только физически, но и душевно. Он болтал без умолку, рассказывая Владу и Варваре о том, как представлял, что однажды сможет не просто стоять, а прыгать, как другие дети на площадке. Влад слушал, улыбаясь, но в груди у него рос комок – смесь радости и страха за будущее сына. Он знал, что каждый шаг Марка – это победа, но впереди их ждало ещё столько работы, столько борьбы. Сможет ли он, как отец, всегда быть достаточно сильным, чтобы поддерживать сына? Но самое главное, получится ли у Марка победить ту маленькую, но такую коварную патологию его позвоночника и ходить своими ногами?

Варвара, потягивая чай, наблюдала за Марком с тихой гордостью. Она вспоминала, как впервые пришла в их дом – строгого Влада, маленького Марка, который немного мог шевелить руками и едва заметно пальцами ног, в пустоту, оставленную уехавшей Лерой. Тогда она думала, что её задача – просто следить за ребёнком, выполнять указания. Но теперь она чувствовала себя частью этой маленькой, но упрямой семьи. Её сердце сжималось от мысли, что она, возможно, единственная, кто видел, сколько боли и борьбы скрывается за каждым движением Марка.

– Тётя Варя, а вы когда-нибудь ели мороженое с тремя вкусами сразу? – Марк повернулся к ней, его глаза блестели от света вывесок кафе.

Варвара рассмеялась, отгоняя тяжёлые мысли.

– Три? Да я и с двумя-то справляюсь еле-еле! – она подмигнула. – Но если ты закажешь, я попробую. Только не смейся, если я испачкаюсь, как ты.

Марк хихикнул, показывая ложкой на свою рубашку, уже украшенную пятном от клубничного мороженого. Влад покачал головой, но его губы дрогнули в улыбке.

– Вы двое – заговорщики, – сказал он, притворно строгим тоном. – Ещё немного, и я останусь без чистых рубашек для Марка.

– Пап, это же весело! – возразил Марк. – И потом, ты сам сказал, что сегодня праздник.

Влад посмотрел на сына, и его лицо смягчилось. Он вспомнил, как сам в детстве мечтал о таких простых радостях – бегать, пачкаться, смеяться без забот. Для Марка каждый такой момент был вдвойне ценным, и Влад поклялся себе сделать всё, чтобы их было как можно больше.

– Ладно, праздник так праздник, – согласился он. – Но завтра утром – тренировка. Не думай, что я дам тебе расслабиться.

Марк закатил глаза, но в его взгляде не было обиды. Он уже привык к строгости отца и начал понимать, что за ней стоит не только дисциплина, но и любовь. Затем вдруг обиженно фыркнул.

– Будто в последнее время я не сам занимался…

– Да, сын, я не забыл, что в последнее время ты занимаешься намного больше, чем я тебе говорю, – улыбнулся отец примирительно.

Наконец Варвара напомнила, что дома её ждёт муж, а Влад вспомнил о своём обещании отвезти няню сына и его помощницу домой, удивляясь, что весенняя гроза так долго собирается, но никак не начнётся.

Когда они вернулись домой, гроза, обещанная ветром, наконец разразилась. Дождь барабанил по крыше, а молнии освещали комнату Марка, где он, уставший, но счастливый, лежал в кровати. Влад сидел рядом, проверяя ремни на кольцах – он всегда делал это перед сном, чтобы убедиться, что всё надёжно, ведь теперь ночью Марк сам справлял свои нужды, подтягиваясь на этих ремнях.

В голове отца крутились планы: может, стоит показать Марка новому врачу? Или найти физиотерапевта, который специализируется на таких случаях? Он боялся упустить хоть малейшую возможность помочь сыну. Он уже собрался закрывать дверь комнаты, как вдруг услышал голос сына.

– Пап, – тихо позвал Марк, уже почти засыпая. – А ты когда-нибудь боялся, что я не смогу… ну, знаешь… ходить как все?

Влад замер. Этот вопрос, такой прямой и честный, застал его врасплох. Он хотел солгать, сказать, что никогда не сомневался, но посмотрел в глаза сына и понял, что Марк заслуживает правды.

– Боялся, – признался он, возвращаясь и садясь на край кровати. – Но не потому, что не верил в тебя. А потому, что боялся, что не смогу быть достаточно хорошим отцом, чтобы помочь тебе и что та патология, с которой ты родился вдруг окажется сильнее наших с тобой усилий.

Марк молчал, переваривая слова. Он привык видеть отца сильным, непреклонным, но сейчас перед ним был человек, который тоже боялся, тоже сомневался. И это почему-то сделало Марка ещё ближе к нему.

– Ты хороший папа, – наконец сказал он, и его голос был таким искренним, что Влад почувствовал, как глаза защипало. – Я ведь стою. Значит, ты всё делаешь правильно, и, наверное я тоже.

Влад улыбнулся, потрепал сына по волосам и встал, чтобы выключить свет.

– Спи, боец. Завтра у нас ещё один день, чтобы стать сильнее.

В это время Варвара, радуясь тому, что муж уже поужинал сам и не сидит голодный, ожидая её, делилась радостью победы Марка. Муж слушал, внимательно глядя на неё, не перебивая. Но когда она закончила, грустно вздохнул:

– Наверное ты будешь хорошей матерью. Ты думала о том, чтобы взять ребенка из дома малютки?

Супруги еще до свадьбы знали, что у них обоих, по разным причинам, не может быть детей. Эта боль была одной из многих причин их знакомства и союза, ведь они познакомились в Центре Репродукции, после того, как им обоим сообщили тяжелую новость. У обоих по этой самой причине распался первый брак. Раньше они не говорили на эту тему, но сейчас он вдруг вспомнил.

– Не знаю, может быть… – вздохнула Варвара. – Но точно не сейчас. Я нужна Марку. И лучше, если я буду рядом, пока он не пойдёт своими ногами, или пока в его жизни не изменится что-то другое. Сейчас я верю, что это все-таки произойдёт, что он будет ходить. А потом, когда я стану не нужна ему, может и правда стоит взять? После того, как я пообщалась с Владом и его сыном, мне кажется, что Бог всё-таки есть, и что но как-то приведёт к нам в дом того ребенка, о котором нужно будет позаботиться.

– Да уж, я заметил, что ты после общения с ними стала какой-то фаталисткой… – усмехнулся мужчина, затем быстро добавил, – в хорошем смысле этого слова. Ты будто стала доверять какому-то руководству «сверху». Но я пока не дошёл до этого. Вот и думаю о простом и понятном решении.

– А я и не возражаю, – спокойно добавила Варвара, – только чуть позже, не сейчас. А там видно будет.

Затем Варвара набрала номер Нины, которая тесно общалась с Лерой, сообщив ей радостную новость. Няня Марка никогда не встречалась с Лерой, но чувствовала, что мать, несмотря на расстояние, всё ещё часть этой истории. Ей хотелось рассказать Владу о звонках Нины и её просьбе сообщать все новости о состоянии Марка, но она боялась нарушить хрупкое равновесие, которое сложилось в доме её подопечного.

«Может, Лера решит вернуться?», – подумала Варвара, но тут же отбросила эту мысль, боясь, что своим допущением, случайно даст Марку надежду на то, что его мама вернётся. А что значит боль оставленности, она хорошо знала помня как легко от неё отказался первый муж, узнав о её бесплодии, как исчезла иллюзия его «вечной любви», и не желала тревожить ранимую душу мальчика.

Глава 5

Осень раскрасила улицы яркими красками: листья клёнов и дубов горели золотом и багрянцем, а воздух был пропитан свежестью и лёгкой грустью. Марку скоро должно было исполниться семь лет, и этот день рождения он ждал с особым чувством. Не только потому, что становился старше, но и потому, что в его сердце зрело решение, которое он долго откладывал. Он хотел написать письмо матери.

Марк научился читать ещё в пять лет, когда, лёжа в кровати, попросил отца показать ему буквы в старом букваре. Влад, хоть и был строг, никогда не отказывал сыну в таких просьбах. Чтение стало для Марка окном в мир, которого он пока не мог достичь своими ногами. Книги, которые приносила Варвара, уносили его в приключений, где он представлял себя то пиратом, то исследователем. Но втайне от всех Марк мечтал о другом – написать письмо маме. Он не хотел, чтобы отец узнал об этом. Марк знал, как больно Владу вспоминать о ней, и боялся, что его желание связаться с матерью огорчит отца или, хуже того, заставит думать, что Марк любит его меньше, чем маму.

Теперь, когда к Марку дважды в неделю приходила учительница, молодая женщина по имени Ольга Ивановна, он учился не только читать, но и писать. Уроки проходили в его комнате, за маленьким столом, который Влад специально заказал для сына. Ольга Ивановна была терпеливой и доброй, и Марк быстро полюбил занятия. Он старательно выводил буквы, хотя руки иногда дрожали от напряжения. Влад оформил все документы для домашнего обучения, и Марк чувствовал себя почти как обычный школьник, несмотря на то, что обычная школа, в которую ребята легко бегают своими ногами, была для него лишь мечтой.

Однажды, за несколько недель до своего дня рождения, Марк решился. Это произошло после того, как Варвара, убирая в комнате, случайно проговорилась, что передаёт подруге Леры новости о его здоровье. Услышав это, Марк замер. Его сердце заколотилось, а в голове вихрем закружились мысли: мама не забыла его, она думает о нём, интересуется им! В тот момент он понял, что не может больше ждать. Он должен написать ей.

Вечером, когда Влад был еще на работе, а Варвара готовила ужин, Марк попросил няню принести ему лист бумаги и ручку. Варвара, занятая своими мыслями, не сразу поняла, зачем ему это нужно.

– Марк, ты же сегодня уже занимался с Ольгой Ивановной, – сказала она, вытирая руки о фартук. – Может, лучше почитаешь перед сном или папа тебе почитает? Он же любит читать для тебя, как раньше, когда ты еще не умел делать это сам?

– Нет, тётя Варя, мне надо написать… кое-что важное, – ответил Марк, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало от волнения.

Варвара посмотрела на него внимательнее, и в её глазах мелькнуло понимание. Она знала, как Марк скучает по матери, хотя он редко говорил об этом. Вспомнив, как он весь затрепетал после того, как она случайно сболтнула о том, что передаёт новости, она поняла, что происходит. Вздохнув, она принесла ему бумагу, ручку и даже конверт, который нашла в ящике стола.

– Только не перетрудись, ладно? – сказала она мягко. – И… Марк, если это письмо для кого-то особенного, я могу помочь отправить.

Марк покраснел, но кивнул. Он не стал говорить, для кого письмо, но попросил адрес Леры. Варвара, поколебавшись, написала его на клочке бумаги. Её сердце сжалось: она знала, что Влад может рассердиться, если узнает, но она не смогла отказать мальчику, который смотрел на неё с такой надеждой.

Когда Варвара вышла, Марк придвинул лист ближе и, сжав ручку, начал писать. Его рука дрожала, буквы выходили неровными, но он был полон решимости.

Дорогая мама,

Это я, Марк. Мне скоро будет семь лет. Я научился писать, и теперь могу написать тебе письмо. Я очень по тебе скучаю. Тётя Варя сказала, что ты спрашиваешь обо мне, и я так обрадовался, что ты меня не забыла.

Я теперь могу стоять на ногах, и даже делать несколько шагов сам. Папа сделал мне кольца, и я тренируюсь каждый день. Это трудно, но я не сдаюсь. Папа говорит, что я боец. Я хочу, чтобы ты мной гордилась.

Ты когда-нибудь приедешь? Я хочу тебя увидеть. Я не знаю, почему ты уехала, но я не сержусь. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я тебя люблю.

Твой сын,

Сначала он хотел остановиться на этом, но вдруг подумал о том, что во многих семьях, с которыми теперь они с папой общались, и куда ездили по четвергам, много детей и подумал, что у его мамы тоже может быть есть и другие дети. И тогда от дописал еще одно слово, чтобы мама не спутала, от кого это письмо:

Марк – закончил он письмо.

Перечитав письмо, Марк смахнул слёзы с глаз. Он боялся, что написал что-то не так, что мама не ответит, или, еще хуже, что она вообще не получит письмо. Но в то же время он чувствовал облегчение – что наконец сказал то, что так долго держал в себе. Сложив лист, он вложил его в конверт, подписав на конверте адрес, спрятал под подушку. Марк решил, что попросит Варвару отправить письмо завтра, когда папа будет на работе.