Детонатор

«…И особенно плохо все мы распоряжаемся своею судьбой. Да мы ею вообще не распоряжаемся. Совсем»

С. Витицкий (Б. Стругацкий), «Бессильные мира сего»

«Мир несправедлив; раз ты его приемлешь – значит, становишься сообщником, а захочешь изменить – станешь палачом»

Ж.-П. Сартр, «Дневники странной войны»

История, рассказанная вместо Пролога

Московская область, конец 1950-х

В тот день ему приснился странный, невыносимо тягучий, страшный сон. Он стоял на центральной улице его родной Щербинки-2 – улице Ленина. Вокруг никого не было. Совсем никого. Ни людей, ни птиц, ни машин. Он смотрел на дома и почему-то знал, что внутри этих домов тоже никого нет. Абсолютно никого. Деревья замерли в безветрии – одинокие недвижимые палки. Ветер умер. Умерла пыль. Казалось, сам воздух перестал существовать, превратившись в неподвижную, мертвую и вязкую субстанцию. Петр поднял голову и непроизвольно вздрогнул. Там, на небе, на месте привычного ослепляющего диска, пульсировало нереальное, черное солнце. Причудливые лучи цвета разлитых чернил извивались подобно щупальцам гигантского кальмара. Солнечные щупальца, тянущиеся к Петру – единственное ощущение движения в статике мертвого города. Но это движение было гораздо хуже, страшнее окружающей пустоты. Черное солнце давило, расширялось и медленно, но неотвратимо пожирало небо, а вместе с ним и весь остальной мир. И тогда Петр закричал…

Он проснулся от собственного крика. Встревожено посмотрел на спящую рядом жену – та заворочалась, но, слава Богу, не проснулась. Она пришла только вчера, после суточного дежурства и единственный звук, которая мог её разбудить – голос Саши, их трехлетней дочери. Петр спустил ноги с кровати. Паркетный пол приятно охладил ступни. Несмотря на ранее время, в комнате было душно – в этом году выдался на удивление жаркий май. Петр подошел к детской кроватке. К его радости Сашка тоже спала, сосредоточено причмокивая во сне. Он посмотрел на часы – 6:40 и, разочарованно зевнув, отключил будильник.

Не спеша побрившись, Петр принялся за сковородку с яичницей, краем уха слушая голос радиодиктора, неестественно бодро вещающего о новых достижениях советских колхозников. Минут через пять Пётр завершил нехитрую утреннюю трапезу стаканом холодного кефира, прошёл в комнату, чмокнул спящую жену и вышел из дома.

Остатки дурного сновидения растворились в шуме города. На улице было свежо, воздух был наполнен травянистыми запахами, вокруг происходила ежедневная, но милая сердцу Петра банальщина: соседка – Илона Игоревна, с утра пораньше выбивала ковры, дворник Серёга громко спорил о вчерашнем футбольном матче с заводским водителем, дети в бело-синих одеждах, весело галдя, в предчувствии скорых каникул, подтягивалась к школе. Серёга, откинув в сторону метлу и всё больше распаляясь, махал в сторону юных школьников и сыпал футбольными терминами.

– Доброе утро, Илона Игоревна! Как ваше здоровье?

– Доброе утро, Петенька. Да что-то не очень, вот голова с утра разболелась, да кашель всю ночь промучил. А ты что так рано?

– Работы много, – зачем-то соврал Петр. Всю работу он сделал еще во вторник и вчера целый день проторчал в курилке, маясь от безделья. Ну не говорить же ей про сон и неясное беспокойство – тоже мне, здоровый двадцати двух летний детина, а психика как у девки. Игоревна, конечно же, не засмеяла бы, ибо сама верила во всякую подобную дребедень со снами, но разговаривать с соседкой не хотелось.

Пётр повернул голову к дороге. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как с остановки уже отъезжает нужный ему автобус. Ну и пусть с ним, пройдусь пешком, подумал Пётр – время есть, свежим воздухом подышу, а заодно по пути заскочу к Славику в общагу. Петр расправил плечи и, подмигнув какой-то конопатой девчушке, выглянувшей из окошка пузатого автобуса, пошел в сторону института.

На скамейке около общежития, опустив голову, курил грустный Славик.

– Здорово, пехота! – Петр подошел и ударил по плечу сгорбленную фигуру друга, – Что такой смурной?

– Не спится, – вяло улыбнулся Вячеслав.

– Это от безделья, – Петр шутливо погрозил пальцем, – Смотри, десятку влепят за тунеядство…

В этот момент у самого Петра где-то далеко внутри выбрался наружу холодный ежик нехорошего предчувствия. Неясные мысли и образы теснились у него в голове, но он не мог их определить, озвучить… Так бывает, когда неожиданно чувствуешь неприятный запах, и неприятен он только тебе, идёт непонятно откуда и никого, кроме тебя самого, не интересует. Странное ощущение. Он закурил папиросу и сел рядом, стараясь не показывать охватившего его волнения.

– Коль, вот скажи, – Слава повернулся и посмотрел другу в глаза, – Что значит, если один и тот же сон, повторяется несколько ночей подряд… – он замолчал, подбирая слова, – Неправильный такой сон.

Пётр похолодел и свои следующие слова сказал на автомате, без участия сознания:

– Сон есть отдых для мозга и тела, ни больше ни меньше.

– Но ведь были же раньше сонники – книги, где сны трактовали.

– Всё это бабкины сказки, пережитки царско-поповского режима, – достаточно уверенно заявил Петр, хотя уверенность всё больше и больше его покидала.

– Странно всё это… – задумчиво сказал Славик и снова опустил голову.

– Да что ж тебе такое приснилось? – Пётр наконец включил голову и перестал раскидываться обиходными народными выражениями.

Славик встал, словно не услышав вопроса:

– Пошли. На работу опоздаем.

До института было минут пятнадцать ходьбы. Всю дорогу Слава молчал. Все попытки, завязать разговор неизменно упирались в однообразные «Угу» и «Ага». Так, в относительной тишине они дошли до проходной. Рабочие и представители «творческой интеллигенции» под неусыпным контролем вахтера неспешным ручейком проходили через массивные ворота. Перед самым входом Славик неожиданно остановился и движением руки заставил остановиться Петра:

– Сегодня случится, что-то плохое, – то, каким спокойным тоном это было сказано, заставило Петра вздрогнуть.

– Славка, ты можешь мне по-человечески сказать, что с тобой стряслось?

Слава не мигая смотрел в сторону города:

– Ты спрашивал, что мне приснилось, – слова падали на горячий асфальт тяжелыми каплями ртути, – Солнце… Черное солнце…

– И все равно кормят здесь отвратно, – подсевший к ним Сергей Агеев вовсе не был провокатором или не дай Бог стукачом. Он был простаком, у которого, как говорится, что на уме, то и на языке. А на уме у Сергея было много, настолько, насколько это вообще возможно в стенах закрытого института. Агеева ценили наверху за светлую голову и пока прощали его грешок, но находящиеся рядом с ним чувствовали себя, мягко говоря, неуютно – все-таки время было неспокойное и зыбкое чувство оттепели не могло соперничать с впитанной с молоком матери осторожностью, помноженной на гипертрофированный инстинкт самосохранения.

– Сережа, – Слава поднял на болтуна полные нечеловеческого страдания глаза, – Не нравится – не ешь. И вообще шел бы ты к Яше, вон он один сидит, после вчерашнего желудком мается. Подошел бы и, глядишь, человеку полегчало б.

– Дурак ты, Славик, – обиделся Сергей и, насупившись, принялся ковырять холодные макароны.

– Сам ты дурак, у тебя и справка должна быть…

– Что-то народу сегодня мало, – решил разрядить обстановку Петр. В столовой действительно было пусто, обычно большая часть обеденного времени тратилась на очередь, а тут – пара человек перед кассой.

– У Григоряна почти весь отдел на больничном, – с радостью закопал топор войны отходчивый Агеев.

– Что так?

– Говорят – ОРЗ…

– У всех одновременно? В такую жару?

– Между прочим, простудиться легче всего именно в жару, – блеснул интеллектом Славик.

– Одновременно? – вскинул брови Петр.

– А что, вот в прошлом году, например, ребята из шестой лаборатории первого мая на карьере искупались, а потом всем скопом слегли с ангиной.

– Что-то мне не верится, что старички из отдела Григоряна на карьере купаются.

– Мало ли, – Агеев задумчиво помахал перед носом вилкой с котлетой неопределенной расцветки.

– Странно, – Славик осмотрелся по сторонам, – Я только сейчас понял, что сегодня никого старше сорока не встречал.

– Молодым у нас везде дорога, – улыбнулся Сергей, – И вообще наш институт один из самых молодых, прогрессивных, так сказать.

– И все равно, странно это.

Петру внезапно вспомнились утренние жалобы Игоревны.

– А ну-ка, допивай свой компот, – сказал он Славе, – Пойдем.

– Куда?

– Хочу проверить одну теорию.

Славик торопливо опрокинул в себя коричневую жидкость. Живущие на дне сушеные яблоки-медузы неудержимо покатились в рот вместе с компотом.

Они вышли во двор, заботливо прикрытый с трех сторон массивными стенами института. Петр уверенным шагом направился к деревянной беседке, в летнее время исполняющей роль курилки. На узкой скамейке сидел завсегдатай данного заведения – сторож Никита Иванович и громко чихал:

– Здорово, Петро! Вот напасть, – Никита снова раскатисто чихнул, зарывшись носом в огромный носовой платок в красный горошек, – Отродясь не болел. Дай Бог памяти… Ну да, как в гражданскую тифом перемаялся, так больше ни-ни. Да ты присядь, я ж не заразный какой. Вон, хоть цигаркой старика угостишь.

– Будьте здоровы, Никита Иваныч, вы бы больничный взяли, – выглянул из-за Петиной спины Слава.

– И ты, Славка, не болей, – сторож достал из предложенной пачки Казбека папиросу, помял в морщинистых руках, – Да я Отечественную с тремя ранениями прошел – ни разу в госпитале не побывал, а тут простуда.

Петр многозначительно посмотрел на Славика и присел рядом с ветераном:

– Никита Иваныч, а как давно вы… э-э-э… заболели?

– А вот, не далее, как этой ночью. Что-то так, знаешь, ни с того ни с сего голова затрещала и из носа потекло.

– Может аллергия? – встрял умный Славик.

– Чего? Да, какая там гиря, я ж говорю – простыл я. А тут еще этот предатель, – сторож кивнул в сторону собачьей будки, обитой металлическими листами, – Нет, чтоб боевого товарища поддержать, так он с утра как залез в свою нору, так до сих пор носа не высунул.

Петр немедленно встал и подошел к будке, которая уже лет пять как, была жилищем добрейшего из псов – дворянина Жука. Несмотря на сугубо охранительные функции и соответствующее довольно жесткое воспитание, Жук вырос собакой ласковой и добродушной во всех отношениях. Наклоняясь к конуре, Петр отогнал от себя назойливую мысль о бездыханном тельце. Внутри было темно и тихо.

– Жучок, – негромко позвал Петр – никакой реакции. К горлу подступил комок, – Жучок! – чуть не в полный голос крикнул он, для верности подергав за уходящую в темноту цепь.

Из черной дыры рывком высунулась оскаленная морда и недобро зарычала. От неожиданности Петр отпрянул назад и чуть не упал на спину:

– Жук, ты чего?

Пес, продолжая рычать, отступил в глубину конуры.

– Ну и дела, – Славик удивленно посмотрел на Никиту Ивановича.

– Что-то чует животина, – сторож чихнул, окурок папиросы выскользнул из пальцев и упал на дощатый пол, рассыпавшись фейерверком оранжевых искр. Никита Иванович быстрым движением затоптал не родившийся огонь, – Что-то дурное…

Эдуард Соломонович Курчинский – непосредственный начальник Петра и Славика внимательно, как, впрочем, и всегда, смотрел на них через толстые линзы очков.

– Чем заняты? – наконец снизошел он до вербального контакта.

– Так мы… – начал было Славик, но тут же замолчал, встретив взгляд, достойный среднестатистической Медузы Горгоны.

– Значит ничем, – констатировал Эдуард Соломонович тоном, не терпящим возражений, – Сейчас пойдете к Григоряну. У него завал, а людей не хватает. Будете ассистировать при измерениях.

– Но, Эдуард Соломонович…

– Всё. Свободны.

Друзья, обреченно вздохнув, направились к выходу. Уже у самых дверей их настигло суровое дополнение:

– Через пятнадцать минут я ему позвоню – и, не дай…, – Эдуард Соломонович запнулся, – Если вас там не будет.

Они молча шли по мрачному коридору, обитому деревянными панелями. Под ногами равнодушно шуршала бордовая ковровая дорожка. Нда, сегодня фортуна явно повернулась к ним арьергардом. Что может быть хуже, чем в солнечный майский день опуститься на восемь этажей ниже уровня земли и торчать среди бетонных стен, исполняя высокоинтеллектуальную работу типа «принеси-унеси».

– А всё ты, – подал голос Славик, – «Одна теория, одна теория» – нечего было светиться под окнами начальства.

– Хватит ныть, – беззлобно ответил Петр, – зато побываем на полигоне. Ты там хоть раз был?

– Не был, и желания, как ни странно, не возникало. Да уж, день удался.

– Кстати, насчет теории, что думаешь по этому поводу?

– Знаешь, после беседы с Соломонычем, всё остальное кажется ерундой.

– Аргументируйте, батенька.

– А что тут аргументировать? Приснился дурацкий сон. Ну, двоим. Ну и что? Может наша дружба дошла до такого высокого уровня, что нам теперь сны могут одинаковые снится.

– Допустим, хотя конечно бредово звучит.

– Может у тебя менее бредовые гипотезы имеются?

– Согласен. Продолжай.

– Теперь по поводу «загадочной пандемии». Заболели люди пенсионного возраста. Опять-таки, ну и что? Ни для кого не является тайной, что пожилые люди наиболее восприимчивы к таким вещам, как, скажем, повышенное давление, магнитные бури, та же аллергия, да мало ли, что еще, например – новая разновидность гриппа.

– Бактериологическое оружие, – предположил Петр.

– Ага, оригинальное такое оружие – три дня поноса и смерть, – съязвил Славик.

Они не заметили, как подошли к КПП. Из-за широкого дубового стола поднялся хмурый охранник и безмолвно протянул руку. Петр и Слава отточенным движением передали ему пропуска. Охранник углубился в изучение красных книжечек, параллельно сняв трубку бездискового телефона. Славик неприязненно поежился – его всегда раздражали эти бестолковые проверки, которые отнимали уйму времени. Скажем, для того, чтобы дойти от их кабинета до столовой, предъявить документы требовалось трижды, и непременно вот такому хмурому двухстворчатому комоду с тремя классами на отъевшейся физиономии. Между тем «комод» пробурчал в трубку что-то нечленораздельное, несколько раз кивнул и, наконец, вернул им документы:

– Ваш лифт – второй справа.

– Спасибо, – сказал Петр. «Что бы мы без вас делали» – добавил про себя Славик. Они вышли на площадку, вдоль стен которой расположилось шесть лифтовых дверей, по три с каждой стороны. Вторая справа была гостеприимно открыта. Петр первым переступил порог внушительной кабины, на лифтовой панели имелось всего две кнопки, рядом висела черная телефонная трубка, подобная той, что была на КПП. Петр нажал нижнюю кнопку и повернулся к Славику:

– А что вы, коллега, скажите по поводу собак?

Славик впервые за этот день улыбнулся и, передразнивая Петра, сказал:

– Во-первых, коллега, не собак, а собаки. А во-вторых…

Именно в этот момент погас свет, а через мгновение, издав противный скрежещущий звук, остановился лифт.

– Соломоныч нас убьет, – раздался голос Славика из темноты.

– Плакала наша премия, – разделил его пессимизм невидимый Петр, – Надо бы позвонить, что ли.

Чиркнула спичка, неуверенный огонек осветил спасительную черную трубку. Петр приложил массивный агрегат к уху:

– Алло! Есть кто-нибудь? – секунду подождал, – Я говорю: «Алло!», мы тут застряли… как бы… Пётр подождал еще немного и повесил трубку на место.

– Ну? – не выдержал Славик.

– Баранки гну! Тишина, – насупился Петр, – Что делать будем?

– Может подождем?

– Нет уж, есть у меня нехорошее предчувствие, что ждать придется слишком долго. Надо самим выбираться.

– И как ты собираешься выбираться, интересно узнать?

Петр зажег еще одну спичку, поднес к потолку:

– Видишь люк?

– Только не говори, что хочешь вылезать через шахту.

– Именно это я и хочу сказать. А ну-ка подсади.

Славик тяжело вздохнул, но спину подставил. Петр ловко поднялся к самому потолку и дернул хромированную ручку люка. На пол упала оборванная проволока со свинцовой пломбой. Новоиспеченный шахтолаз откинул крышку и через секунду оказался на крыше лифта:

– Давай руку! – донеслось откуда-то сверху.

– Куда давать-то? Не видно ж ни хрена!

– Просто подними руку.

Славик послушался и тут же вознесся к потолку. Ничего не видя, на ощупь, он вскарабкался на крышу, при этом больно стукнувшись коленкой обо что-то твердое и угловатое. Огонек очередной спички осветил сосредоточенное лицо Петра, который внимательно изучал стены шахты. Лифт застрял где-то на уровне минус пятого этажа, следовательно, до поверхности их отделяло метров 20 – 25. С одной стороны вверх вытянулись две металлические рельсы, вдоль которых свисала гроздь кабелей электропроводки. С другой – металлические скобы, образующие собой подобие лестницы. Всё бы ничего, вот только наверху была кромешная тьма, а подниматься по скобам, сжимая в пальцах горящую спичку, Петру показалось несколько… проблематично. Мысль о том, что они будут делать, достигнув плотно закрытой лифтовой двери, он и вовсе оставил на неопределенное будущее.

– Значит так, – Петр взглянул на Славика, который, держась за один из кабелей, пытался разглядеть дно шахты, – Держи коробок. Пока посветишь мне отсюда, а я попробую забраться наверх и выяснить как там и что.

– Слушаюсь, ваше благородие, – мрачно протянул Вячеслав, – Ты вообще можешь объяснить, зачем мы сюда полезли?!

Вместо ответа Петр зацепился за первую скобу и снова посмотрел на сгустившийся над головой сумрак. «Эх, туда бы хоть немного света» – только подумал он, как невольное желание тут же исполнилось. Сначала Петру показалось, что сверху кто-то просто приоткрыл дверь – тонкая полоска света прорезала черный бархат шахты. Но потом, когда появились вторая, третья и, наконец, четвертая, и не просто полоска, а самый настоящий столб света, Петр понял, что всё гораздо сложнее. В то же мгновение раздался гулкий хлопок, и лифт, на котором, по-прежнему глупо улыбаясь, стоял Славик, дернулся и резко рухнул вниз. Честно говоря, Слава сам от себя не ожидал подобной прыти. С грацией раненного гепарда он отпрыгнул в сторону, вцепившись холодеющими пальцами в резиновую обмотку кабеля. Где-то под ногами послышался грохот – лифтовая кабина достигла дна. Славика передернуло. Он повернулся, пытаясь впотьмах разглядеть противоположную стену. Петр услышал приближающийся свист и, не увидел – куда там, скорее четко представил себе трехсоткилограммовый противовес, несущийся по злополучным рельсам прямо на голову Славика:

– Прыгай!

Крик, в котором соединились жесткий приказ и отчаянье, заставил Славика, не задумываясь, прыгнуть в неизвестность. Сзади пронеслось, что-то тяжелое, обдав спину ледяным ветерком. Петр почувствовал удар в грудь и мертвой хваткой сжал ткань, которая к счастью оказалась воротом Славиной рубашки:

– Черт, я о тебя нос разбил, – послышался дрожащий шепот.

Петр нервно усмехнулся, а потом рассмеялся в голос. Висящий в его руке Славик тоже зашелся нездоровым смехом:

– Прекрати ржать, – сквозь слезы выдавил из себя Петр, – Я же тебя сейчас уроню.

– С…с…сейчас. Я…я…я сам, – Славик приложил всё возможные усилия, чтобы успокоиться, параллельно пытаясь нащупать скобы.

Наконец его старания были вознаграждены – он почувствовал, как ладонь коснулась долгожданного металла. Подобно тонущему муравью, Славик крепко вцепился в железную соломинку. Петр облегченно вздохнул и заставил себя разжать пальцы.

– Что это было? – спросил Слава.

– Похоже, что трос оборвался, – Петр нащупал верхнюю скобу и начал медленно подниматься. Славик последовал его примеру:

– Интересно, как это случилось?

– Сейчас узнаем.

Чем выше они продвигались, тем светлее становилось. Петр добрался до основания лифтовых дверей и присвистнул от удивления. То, что снизу казалось полосками света, на деле было внушительными отверстиями, проделанными невиданной силой прямо в металле дверей и камне шахты. Петр осторожно заглянул внутрь одной из дыр и удивился еще сильнее – она была сквозной. То есть пробивала здание насквозь, как будто институт был сделан из воска, и кто-то проткнул его раскаленным стержнем. И что пугало больше всего, так это полное отсутствие какой-либо реакции на данное происшествие на режимном объекте. Никто не бегал, не кричал, размахивая руками и матерясь на нерадивых охранников, не было слышно инструментов рабочих, в спешном порядке заделывающих пробоины секретного «корабля», не было ничего. Вообще. Тишина и спокойствие. Зловещее такое спокойствие. Как на кладбище.

Петр прополз сквозь нижнее отверстие и оказался на полу лифтовой площадки. Следом вылез запыхавшийся Славик, порванная и заляпанная пятнами мазута, рубашка которого ко всему прочему еще была запачкана кровью.

– Ну, у тебя и видок, – заметил Петр.

– На себя посмотри, – Слава привалился к стене, усевшись прямо на полу, и запрокинул голову, пытаясь остановить сочащуюся из носа кровь.

– Ты вообще понимаешь, что в рубашке родился?

Славик кивнул:

– Да, мне мама всегда говорила. Лучше бы ты сын, в рубашке родился… В смирительной.

– Ладно, шутник, пойдем окажем тебе первую помощь.

Петр вышел в коридор и застыл на месте.

У оконной ниши лицом вниз лежал недавний здоровяк из охраны. Петр наклонился и перевернул его на спину. К горлу подступила тошнота. Глубинный страх, сидящий в каждом представителе вида Homo sapiens со времен непосредственного появления этого вида, выполз откуда-то из подсознания, заставляя волосы на затылке принять вертикальное положение. Охранник был мертв, но совсем не это было причиной первобытного ужаса. У трупа были выжжены глаза, причем складывалось впечатление, что внутри глазниц взорвались пороховые заряды. Пол-лица бывшего представителя закона занимали две черные кляксы, обнажая в своей глубине, что-то отвратительно розового цвета.

За окном протяжно завыл Жучок. Но Петру совсем не захотелось узнать, почему он воет. Почему-то он очень боялся посмотреть в окно.

Сергей был первым живым человеком, которого они встретили. Но Петра не оставляла навязчивая мысль о том, что лучше уж он был мертв. Пускай с черными, выжженными глазницами, но не таким… Сережа Агеев сидел в углу рядом с кабинетом Курчинского и хныкал, а иногда и жалостливо подвывал. Его лицо было трудно узнать. Точнее половину лица. Когда он первый раз посмотрел на Славика, тот, несмотря на увиденное раньше, вскрикнул. Часть лица Сергея осталась прежней, сопливый нос и покрасневшие от слез глаза – не в счет, другая же часть представляла собой лик старика – желтушная в коричневых пигментационных пятнах кожа, изъеденная глубокими морщинами, белесый глаз, седые наполовину вылезшие волосы. Странная и жестокая карикатура на человека. Петр вспомнил, как, будучи еще ребенком, они с отцом ходили в цирк шапито. Одним из номеров выступал клоун, одетый с одной стороны как мужчина, а с другой как женщина. Таким образом, когда артист поворачивался к зрителям левой стороной, складывалось ощущение, что перед ними статная дама с длинными волосами в роскошном платье, но стоило ему повернуться правым боком, как дама моментально преображалась в представительного джентльмена с короткой прической в строгом костюме. Двуликий Янус. Сходство с детским воспоминанием усиливала одежда Сергея – частично превратившаяся в серые лохмотья. Петр подошел поближе к недавнему болтуну, хотел было положить руку на плечо, но что-то внутри заставило его остановиться:

– Сережа, ты меня слышишь?

Агеев на мгновение перестал стонать и посмотрел на Петра. В его глазах недобрым огоньком светилось безумие:

– Слы-ы-ышшшу, – почти прошипел он, пожевал наполовину старческими губами и сплюнул на пол желтый зуб с кровяными подтеками. Петр только сейчас заметил, что часть зубов у Агеева отсутствует как класс.

– Что случилось, Сережа?

– Зайчики, – Сережа внезапно улыбнулся, но улыбка получилась страшной, – Солнечные зайчики. Прыг-скок, прыг-скок…

Дрожащий старческий палец указал куда-то в сторону лестничной площадки. Петр и Слава осторожно подошли к приоткрытой двери – на нижнем пролете лежало тело. Определить, кто это, было крайне трудно, во-первых – труп лежал лицом вниз, а во-вторых – вместо некоторых частей тела белели отполированные до блеска кости. И вот по этим то костям прыгали золотистые зайчики, только были они совсем не солнечными, потому как окна лестницы выходили прямиком на северную, то бишь теневую сторону здания.

– Сережа убежал, а Лешу зайчики съели, – за спиной раздался истерический смех, переходящий в рыдания.

Петр никогда не думал, что сможет ударить человека по лицу, но оказалось, что ошибался. Он вернулся к Агееву и со всей силы влепил ему хлесткую пощечину:

– Прекрати истерику! Я спросил – что случилось! Ты можешь мне ответить?

Как ни странно – пощёчина сразу же подействовала. Сергей последний раз всхлипнул, вытер рукавом нос и тихо проговорил:

– А что рассказывать-то? Сидели, работали, тут за окном, что-то громыхнуло. Я подумал сначала, что гром, да только в небе не облачка. А потом появились эти… светлячки.

– То есть зайчики?

– Нет, зайчики это другое, – Сергей устало вздохнул, и если не обращать внимание на внешний вид, окончательно стал похож на нормального человека, – Светлячки – это такая дрянь… Облачка такие, наподобие тополиного пуха, только размером побольше, и внутри переливаются разноцветными искрами. Ребята так и столпились у окна друг-дружку расталкивая. Я дальше всех сидел – это и спасло. Смотрю – вначале один упал, потом другой, а остальные словно ничего не замечают, всё пялятся на эти искорки. Мне так страшно стало… – Сергей замолчал.

– Что ты убежал, – хмуро закончил за него Славик, – И даже не попытался товарищей спасти.

– Да кого там спасать? – вскинулся Сергей, – Я как увидел, что эти «светлячки» с глазами делают, так и бежал по коридорам пока о Лешку не споткнулся. Думал, дурак, Курчинского предупредить, он, мол, начальство – объяснит, спасет… а сам в ловушку к этим «зайчикам» попал.

– Что за «зайчики»?

– Вы же сами видели. Излучение какое-то, может радиоактивное… я-то почем знаю. Зато эффект налицо – пару минут пролежал и вот… – Сергей опять захныкал.

– Ну ладно, не убивайся ты так, – смягчился Петр и похлопал-таки Агеева по плечу.

– А что Курчинский? – спросил Славик.

– Если хотите, смотрите сами, я туда больше не пойду, – Сергей стряхнул руку Петра и уткнулся носом в колени, – Только не советую вам на это смотреть, если не хотите свихнуться.

Рядом с широкой дубовой дверью, одиноко блестела полированная табличка «Начальник технического отдела. Курчинский Э.С.» Петр нерешительно приоткрыл дверь и… ничего не понял. Он открыл дверь пошире и попытался осознать, что видит. Славик зашел в кабинет следом и тоже ошеломленно застыл на месте.

Пространство внутри кабинета смешалось. Пожалуй, это было бы наиболее точной формулировкой. Часть стены вместе с окном как бы растянулись внутрь помещения, при этом совершенно непостижимым образом переплетаясь с письменным столом, стоящим на нем графином и… чем-то красно-черным. Как пластилиновые игрушки под действием тепла предметы, населяющие кабинет начальника, расплавились и перетекли друг в друга, образовав собой фантасмагорический нарост посреди комнаты. А за «наростом» сидел Эдуард Соломонович. Под столом можно было разглядеть его ноги, а на лакированной поверхности стола, незатронутой пластилиновой метаморфозой, руки, требовательно барабанящие толстыми пальцами. В какой-то момент Славику показалось, что Курчинский сейчас встанет и скажет, что-то типа: «И где же вы шлялись, голубчики?» Но Эдуард Соломонович оставался на месте. Петр осторожно обошел вокруг стола. Его замутило. Головы у начальника не было, то есть она была, но каким-то непонятным образом срослась с другими расплавленными вещами. И тогда Петр понял, что черно-красное пятно внутри «нароста» – это и есть голова Курчинского. Волосы, глаза, мозги, мясо… Петр отвернулся, пытаясь побороть приступ тошноты.

Славик, ставший белее мела, дрожащим голосом спросил:

– Петька, что же, это происходит?

– Не знаю, Славик.

– Он же еще жив?

– Скорее нет, чем да.

– А руки? Смотри, смотри!!! – Славик отшатнулся к двери.

Пальцы Курчинского, будто услышав их разговор, перестали выбивать барабанную дробь и потянулись к перьевой ручке, лежащей рядом с кожаным еженедельником.

– Он что, нас слышит?

– Чем?

Между тем на листке разлинованной бумаги появилась кривоватая, но вполне различимая надпись – «Открой нижний ящик». Петр заворожено наклонился к тумбе стола.

– Ты что делаешь? – крикнул Славик.

– Помолчи, – Петр потянул за бронзовую ручку. Внутри ящика зловеще чернел пистолет.

Петр ощутил в руке непривычную тяжесть:

– Что дальше? – обратился он к бывшему начальнику.

Пальцы Эдуарда Соломоновича послушно вывели следующую надпись: «Убей меня».

Петр сделал шаг назад и отрицательно закачал головой.

Перо заскрипело, царапая и прорывая бумагу: «Пожалуйста, убей. Мне очень больно».

– Эдуард Соломонович, но ведь что-то можно сделать… – Петр неуверенно отступил к выходу.

Славик не выдержал и выбежал прочь. Прижался к стене и закрыл глаза. Его трясло. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он услышал глухой хлопок выстрела. Потом еще один. И еще. Спустя секунду из кабинета вышел Петр, сжимая в руке дымящийся пистолет:

– Уходим.

Петр никогда не молился. Сказать по правде, он, как образцовый кандидат в члены партии, и в Бога то не верил. Поэтому он не знал, как, а главное кого просить о том, чтобы этот кошмар ограничился территорией института. Он отгонял навязчивые мысли о жене и дочери. Поэтому пробираясь через мертвые коридоры и подбадривая вконец раскисшего Славика, Петр твердил сквозь зубы зацикленную скороговорку: «Спаси их, спасти их, спаси…»

Сергей умер, так и не дойдя до проходной. Просто упал тряпичной куклой на пол и перестал дышать. По пути к выходу никто живой им больше не встретился. Зато были мертвые. Черные глаза, обглоданные кости, расплавленное нечто – такие места они старались обходить стороной. В будке вахтера зияли круглые отверстия, похожие как две капли воды на те, что прорезали шахту. Сам вахтер с выпученными глазами лежал на стойке. Самая большая дыра пришлась как раз на середину его тучного тела, так что ноги лежали отдельно в луже подсыхающей крови. Электричества естественно не было, поэтому Петр со Славиком банально перепрыгнули застывший турникет и оказались на улице.

Их ждали. Три автоматчика, похожие как близнецы благодаря одинаковым противогазам, и гэбэшник с майорскими погонами. Смелый, надо сказать, майор – без противогаза, с одутловатым лицом и въедливыми глазками. Петр поначалу даже обрадовался – наконец-то люди, да и еще военные – значит всё под контролем. Но крик майора его сразу отрезвил:

– Стоять!

Ребята застыли как вкопанные, загипнотизировано глядя в нацеленные на них дула «калашей».

– Товарищ майор, мы же свои!

– Оружие на землю, – проигнорировал Славин возглас гэбэшник.

– Да у нас нет никакого оружия, – сказал Петр, но осекся – карман предательски оттягивал пистолет Курчинского.

Майор достал табельный «Макаров» и направил Петру в лицо.

– Второй раз повторять не буду.

Неожиданно громко щелкнул предохранитель. Петр непослушной рукой вытащил пистолет и бросил на асфальт. Гэбэшник неопределенно кивнул, ногой откинул его в сторону и протянул руку.

– Документы.

Славик привычно достал пропуск и отдал майору. Петр ощупал пустые карманы и тихонько чертыхнулся. Это надо же – так попасть. Пропуск, это он точно помнил, лежал в кармане рубашки. Сейчас там ничего не было. Наверно выпал, когда он штурмовал шахту. Тем временем майор тщательно изучил Славину ксиву – разве что не понюхал, затем не менее педантично рассмотрел Славика, вероятно сравнивая с фотографией и, наконец, что-то невнятно бросил за спину. Один из автоматчиков подошел к не на шутку испуганному Славе и махнул автоматом в сторону:

– За мной.

Славик затравленно посмотрел на Петра, но ослушаться не посмел и побрел в указанном направлении. Майор неприятно улыбнулся:

– А у вас, я так понимаю, документов нет?

Петр хотел было рассказать и про документы, и про шахту, и про пистолет, но вдруг отчетливо понял, что ему не поверят. Кто угодно поверил бы, да может и эти вот слоники с «калашами», но только не этот одутловатый. Змея остроглазая, вша чекистская. И стало Петру так обидно и больно, так захотелось начистить физиономию этому надменному майоришке, что другие мысли, а вместе с ними и остатки здравого смысла на какое-то мгновение попросту престали существовать. Он сделал два быстрых шага вперед и банально съездил гэбэшнику в челюсть. В свободное время комсомолец Петр занимался боксом. Даже имел разряд. Так что удар получился чувствительным. Майор, не ожидавший такого развития событий, завалился на спину, оттолкнув собой стоящих сзади солдат. Петр быстро схватил трофейный «Макаров», который предусмотрительно выпал из рук нокаутированного майора и направил на ошарашенных автоматчиков:

– Руки!

Солдаты, попеременно глядя то на отключенного командира, то на бунтаря, неуверенно подняли руки. Осмелевший Петр хотел сказать что-то еще, но, непредусмотрительно забыв о третьем солдате, получил прикладом по затылку и потерял сознание.

Пришел в себя он уже ближе к вечеру. Голова раскалывалась от боли, в рту пересохло. Петр огляделся. Он лежал на той же улице возле института, прямо на асфальте, рядом сидели еще два арестанта. С двух сторон прохаживались взад-вперед всё те же, неразличимые в противогазах, солдаты. Автоматы они держали в руках, предупреждая какие бы то ни было глупости со стороны пленных. Невольные соседи Петра чуть слышно переговаривались: И люди и разговоры были донельзя странными.

– Пресанул бы ты их, Эмото-сан, – прошептал горбоносый мужик с кучерявой шевелюрой.

– Сложно. Я их глаз не вижу, – отвечал ему рослый азиат, – А сам-то?

– Я сегодня уже напресовался – так и до инсульта недалеко.

Азиат вздохнул и обернулся к Петру:

– Тихо. Держись нас, – услышал неудачливый боксер и, облизнув потрескавшиеся губы, кивнул.

Между тем странный диалог продолжался:

– Что будем делать?

– Ждать. Я чувствую присутствие ртутников.

– Враг моего врага – мой друг? – тихонько ухмыльнулся горбоносый.

– Это лучше, чем ничего, – азиат на секунду задумался, – Опасно. Но лучше они, чем Сущие.

Вначале Петр не понял, что произошло. Ему показалось, что с безоблачного неба упала тяжелая капля дождя, но не рассыпалась на сотни маленьких брызг, как полагалось бы любой уважающей себя частице воды, а осталась, как ни в чем не бывало, лежать на теплом асфальте. Загадочные соседи Петра отреагировали на это маленькое чудо, мягко говоря, странно – азиат весь напрягся, его и без того узкие глаза превратились в две узкие щелочки, он что-то пробормотал на непонятном языке. Горбоносый кивнул и незаметно отодвинулся подальше от места падения, его руки задрожали. Петр услышал еле различимый шепот:

– Ни при каких обстоятельствах. Не касайся. Ртутника.

Петр хотел спросить, как именно выглядит этот самый «ртутник», но через мгновение увидел сам. Черная капля, а была она именно иссиня-черного непрозрачного цвета, вздрогнула и словно ожившая ртуть покатилась в сторону одного из солдат. Петр заворожено наблюдал за новым порождением катастрофы. Ртутник оказался под подошвой армейского сапога как раз в тот момент, когда автоматчик сделал очередной шаг. Солдат прошел дальше, но капли уже не было, будто она прилипла к его ноге. Прошло еще несколько минут. Автоматчик странно дернулся и резко завалился на асфальт, содрогаясь в эпилептических конвульсиях. Двое других подбежали к нему, что-то гундося сквозь плотную резину противогазов. Они не заметили, как из пор незащищенных рук их коллеги засочилась темная жидкость. Третий охранник повернулся к пленникам и недвусмысленно передернул затвор. Между тем, черные струйки потянулись к незадачливым спасателям и растворились, впитавшись в подошвы сапог.

Горбоносый выдохнул:

– Сейчас!

Азиат молниеносно бросился на последнего солдата и резким движением свернул ему шею. Петр думал, что сейчас услышит автоматную очередь, но остальные солдаты уже лежали на асфальте, подергиваясь страшными марионетками.

– За мной, – крикнул азиат, устремляясь к зарослям кустарника.

Прежде чем исчезнуть в густой зелени вслед за бывшими арестантами, Петр все же обернулся. Лужа черной жидкости, сочащейся из мертвых солдат, разрасталась на глазах. Окуляры противогазов потемнели, из-под стекол по гладкой поверхности резины текла живая смола.

До дома Петр добрался, когда уже смеркалось. Почти мёртвым от усталости и мало чего соображающим. Его новые товарищи так ничего и не объяснили. Незадолго до этого загадочные спасители пожелали ему удачи и растворились в ночных сумерках. Петр еще долго ломал голову над тем, кто же они все-таки? Шпионы или наоборот какие-нибудь особо засекреченные агенты ГРУ? Но уж никак не простые смертные, это точно. Но ещё раз думать обо всём произошедшем было больно. К тому же теперь он думал только о двух людях, к которым стремился…

      По дороге ему встретился только один военный грузовик. Солдаты эвакуировали население ближайших домов и не выказали ни малейшего признака агрессии. Напротив, заметив его, молодой старшина дружелюбно махнул рукой – мол, давай с нами. Но Петр проигнорировал приглашение. Не тронули, и то – слава Богу.

На скамейке рядом с домом сидела Илона с красными от слез глазами. Увидев Петра, она вскинула руки и, перемежая, нахлынувшие с новой силой, рыдания с нечленораздельными причитаниями, бросилась ему на шею:

– Петенька… они… все… гром небесный… девочка моя…

– Тихо, тихо, – прошептал Петр, похлопывая её по дрожащей спине. Его ноги подкосились, все мысли куда-то исчезли. Он, совершенно перестав соображать, смотрел перед собой и инстинктивно гладил Илону по спине.

Наконец женщина в последний раз всхлипнула и немного успокоилась. Затем подняла на Петра заплаканные глаза:

– Я уж думала, что больше тебя не увижу. Что же это твориться, Петенька?

– Не знаю, – Петр вздохнул, – Как там мои? – его голос дрогнул.

Тётка отвела глаза:

– Сашенька жива здорова. Тебя ждет – не дождется. Я ей велела из дому ни шагу…

– А Алена? – еле выдавил из себя Петр.

– Нет больше Аленушки, – Илона вновь заплакала, – Уже к дому подходила… её срезало… пополам… как бритвой…

Петр почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Пальцы стали холодными как лед. В горле застрял комок. Он сжал зачем-то сжал губы, чтобы не расплакаться:

– Где она?

– Увезли её, Петенька. Солдатики приехали и увезли всех… кто умер. И нам сказали, чтобы мы никуда не уходили, что за нами вернуться…

Ноги подкашивались. Петр еле поднялся на третий этаж, открыл незапертую дверь квартиры. Навстречу выбежало кучерявое солнышко. Сашка радостно улыбалась, протягивая ему маленькие ручонки. Петр подхватил её на руки, прижал к себе. По его щекам наконец потекли слезы:

– Пап! Ты чего как маленький? – удивилась дочка, – А где мама?

– Мама уехала, – он заставил себя улыбнуться, – Скоро вернется.

– Жалко, я ей такое хотела показать, – Сашка заерзала, давая понять, что хочет освободиться. Петр послушно опустил дочь на пол. Она тут же схватила его за руку:

– Папка, пойдем, я тогда тебе покажу, – в её глазах было столько радости, что Петр, не сопротивляясь, пошел за ней в комнату. На паркетном полу рядом с окном метались пятна света.

– Смотри, папка, зайчики! – детская ладошка потянулась к завораживающему танцу невидимых лучей.

Петра словно ударило током. Он сгреб дочку в охапку и побежал к выходу. Сашка восторженно визжала, решив, что папа захотел поиграть. Успокоился Петр только в подъезде. Он взглянул на довольное лицо ребенка и, стараясь говорить спокойно, спросил:

– Саша, скажи мне, ты не трогала этих… зайчиков?

– Не-е-ет, – дочь лукаво улыбнулась.

– Саша, пойми, это очень важно. Ты их трогала или нет?

– Ну, подумаешь, чуть–чуть поиграла. Что, нельзя что ли? Они такие смешные.

Петру захотелось закричать.

Их увезли той же ночью. Солдаты не обманули. Они действительно приехали где-то за полночь, посадили Илону, Петра и Сашу в армейский грузовик, в котором сидело еще несколько полумёртвых от стресса жителей Щербинки, и отвезли за несколько километров от города. Всех, кто выжил, поселили в два огромных дома больше похожих на казармы. Выживших оказалось совсем немного. Петр как не пытался, но так и не смог ничего узнать о судьбе Славика и других знакомых.

Информацию о произошедшем, естественно, засекретили. Со всех взяли подписку о неразглашении. Хотя Петр, и не только он, часто задавался вопросом: «О неразглашении чего?» Ведь толком никто так и не смог объяснить, что стало причиной этих страшных событий. Большинство его новых соседей полушепотом рассказывали друг другу об испытании нового оружия, аварии на институтском полигоне и прочей ерунде. Петр так и не услышал не одной правдоподобной теории. Он догадывался, что произошедшее как-то связано с теми странными беглецами, но этого эксклюзивного знания было недостаточно для решения жуткой загадки.

Саша умерла через две недели. Врачи прятали глаза и беспомощно разводили руками. Время воздействия неизвестного излучения на организм ребенка, по-видимому, было незначительным, но и этого хватило для ускорения процесса старения клеток в сотни раз. На похоронах Петр не плакал. Он просто смотрел, как маленькое сморщенное тельце завернули в брезент и аккуратно засыпали черными комьями земли. В этот момент в его голове появился план. Простой и четкий – как сама смерть.

Прибывшим из города, хранить оружие не разрешалось. Даже военным. Поэтому Петр потратил два дня, чтобы достать трехметровый моток крепкой веревки. Ночью, когда все спали, Петр тихо вышел из дома, добежал до леса и направился к давно присмотренному зданию, которое, при более тесном знакомстве оказалось заброшенной церковью. Но Петру было наплевать, что это за место…

…Темные проемы окон неприветливо встречали позднего гостя. Внутри холодными ручейками сквозняка подвывал ветер. Ночь выдалась лунная – бледный свет падал на потертые фрески. Святые образа с грустью наблюдали за тем, как человек с пустыми глазами, не спеша, даже с какой-то страшной деловитостью, привязывает к деревянной перекладине, протянувшейся над сводом арки, ведущей к алтарной части храма, толстую веревку. Завязывает узел. Делает петлю…

…Горло обожгло нечеловеческой болью. Удавка прилежно затянулась на шее, но позвонки не сломались. Петр задергался в петле, пытаясь инстинктивно вздохнуть. Глаза заволокла кровавая пелена. Он запоздало вспомнил, что если шея не ломается сразу, человек может умирать в страшных муках еще долгие минуты. Пальцы непроизвольно впились в веревку, которая теперь казалась каменной. И вдруг Петр вздохнул. Полной грудью. Он еще продолжал висеть в полуметре от пола. Но больше ничто не сковывало его дыхания. Петр поднял руки к шее – веревка исчезла. В глазах наконец-то прояснилось. Он увидел те же темные стены храма, только теперь по ним скользили полосы золотистого цвета. На душе стало необъяснимо легко и спокойно. Внутри, где-то в районе сердца, появился теплый пушистый комочек счастья. Комок согревал и одновременно щекотался. От этой необычной щекотки Петр заплакал. Он парил над землей и плакал, с такой искренностью, таким надрывом, как, наверное, единственный раз до этого – в момент собственного рождения. «Наверное, я умер» – пронеслось в голове.

– Нет, – раздался за спиной спокойный властный голос, – Твое время еще не пришло.

От неожиданности Петр вздрогнул, и таинственная сила осторожно опустила его на землю. Боясь пошевелиться, он стоял и смотрел, как лепестки света танцуют под каменными сводами заброшенной церкви:

– Кто ты? – наконец прохрипел он.

– Меня зовут Микаэль.

Петр медленно повернулся назад. За его спиной светился огромный и невыносимо яркий силуэт ангела.

Часть 1. Откровение

Москва, начало 2000-х

I

– Скорее всего, нелепая случайность… – девушка поправила сползшую с плеча лямку рюкзака.

Собеседница полупрезрительно фыркнула:

– Случайность! Шестеро знакомых между собой людей в одном вагоне одного поезда! – Такое совпадение – одно на миллион! И при этом у них произошло предопределённое взаимодействие!

Девушка с рюкзаком скривилась и неуверенно пожала плечами.

Игорь поудобнее облокотился на поручень и глотнул содержимое пивной банки. Горькая холодная жидкость обожгла внутренности. Неожиданно разболелась голова.

– …закрываются. Следующая станция – Тургеневская, – елейным голосом предположила дикторша. Из-за монотонного гудения полупустого вагона её предупреждение растворилось где-то на полпути к ушам Игоря.

Что может быть более муторным, чем поездка домой в обыкновенном вагоне метро, в совершенно обычный день, когда непонятно откуда взявшаяся усталость плотным удушливым облаком обволакивает и твоё тело, и твоё сознание? Запахи перебивают любые значимые мысли, часы указывают на неотвратимо приближающийся бесполезный вечер, а мятые лица соотечественников заставляют вспомнить об оживших покойниках из третьесортного голливудского шедевра… Мысли Игоря, будто пугливая стайка разноцветных птичек, то и дело шарахались от иллюзорного кота реальности, забивались в самые пыльные уголки мозжечка и решительно не показывали оттуда клюва.

Игорь глотнул еще и, решив, что смотреть в пол ему окончательно надоело, стал смотреть по сторонам, стараясь найти в будничной обстановке вагона какие-нибудь примечательные детали. Что-нибудь… Странно одетый человек, оригинально скандалящая старушка или плюшевый крокодил в руках карлика…

Ничего из перечисленного, в вагоне, естественно, не обнаружилось. Самое примечательное – разлёгшийся во всё сиденье и отчаянно, будто нарочно, храпящий бомж явно не тянул на роль «примечательной детали». Это, увы, уже давно стало той самой обыденностью… Девушки напротив отличались только тем, что беспрестанно вели свои малопонятные разговоры, остальные попутчики вообще не вызывали никакого чувства, кроме инстинктивного отвращения. Игорь отчётливо представил, что его скучающая физиономия ровно ничем не отличается от всех остальных отчаянно скучных лиц.

Затем его мысли почему-то опять переключились на бомжа. В этом старательно храпящем человеке было явно что-то не так. Причём дело было совсем не в храпе. Игорь принялся искать подтверждения своей необычной мысли, внимательно, даже критически осматривая спящего. Нет, вроде бы ничего особенного. Замызганный плащ, слишком тёплый для этого времени года, грязные ботинки, небритый подбородок, нечищеные ногти… Совершенно волшебная способность всякого бомжа очищать вокруг себя место присутствовала – плотность остальной части вагона была несоизмеримо выше. Этот запах упущенных, пропитых или по-другому потерянных жизненных перспектив. Один из самых ужасных запахов, кстати. Запах реальной, осязаемой и бесконечной безысходности…

Неожиданно Игорь понял, что не так в этом самом бомже. Конечно же – запах, заставляющий стоящую рядом тётку не развалиться сейчас на всю противоположную от спящего скамейку, а жаться к Игорю – этот запах… отсутствовал!

То есть вообще. Игорь старательно прочистил нос, хотя прекрасно осознавал, что никаким насморком не страдает. Тем не менее, создавалось впечатление, что он один не чувствует этого запаха. Впрочем, может никакого запаха и нет, люди отходят от бомжа по привычке, от въевшегося в кровь осознания того, что бомжи, храпящие в поездах, воняют… Отходят прочь на подсознательном уровне?

В динамиках заскрежетало:

– Станция Тургеневская! Уважаемые…

«Только Тургеневская?» – пришло Игорю в голову. Лично ему казалось, что небольшой, в принципе, прогон Сухаревская – Тургеневская должен был пролететь давным-давно… время вытянулось в струну, отчаянно звенело и сопротивлялось, не позволяя поезду с Игорем внутри оказаться дома и поскорее закончить с этим невыразимо муторным вечером.

«И жизнь его похожа на фруктовый кефир…» – подумалось двадцатипятилетнему аспиранту Педагогического вуза Игорю Рахлину. Оставалось смириться и сделать ещё один глоток…

Их было двое. Фигуры вошедших в вагон мужчин были втиснуты в изящные бежевые костюмы-тройки. И несмотря на то, что мужчины были совершенно разного роста и комплекции, Игорю показалось, что они – одно целое, или нет – скорее – одно и то же – одинаково мыслящие близнецы, клоны… Игорь даже не понял, почему у него возникла такая ассоциация и почему он вообще обратил внимание на вошедших. Только из-за того, как мужчины были одеты?

Чёрные полоски галстуков грязными пятнами ночи расположились на беззащитном контрасте яркой белизны бизнес-рубашек. Эти галстуки также были совершенно одинаковыми и совершенно не соответствовали общей радужной картине светлых тонов. Один из мужчин встал в проходе и начал оглядываться по сторонам, а второй сразу отошёл к противоположной двери и замер. Эти двое как раз идеально подошли к понятию «примечательное», сразу и бесповоротно компенсировав банальность всех пассажиров этого вагона разом. Видеть эту пару было как минимум странно – идеальный покрой, судя по всему, ужасно дорогих костюмов, непробиваемое выражение лиц, и снова запах – элитарной туалетной воды – и всё это в метро! Ребята смахивали на ужасно озабоченных музыкантов чикагского джазового ансамбля. Это сравнение промелькнуло в голове Игоря мельком, пока двери ещё не успели захлопнуться. Когда же с характерным металлическим стуком они всё-таки сомкнулись, и дикторша вновь стала козырять неоспоримыми знаниями в области метро-географии, ассоциация всплыла сама собой. Поднявшись из самой глубины естества, она легко ковырнула тонкую корку подсознания и выскочила наружу, оглашая окрестности своим несомненным пониманием очевидного: «Агенты Спецслужб»!

Ха-ха, довольно забавно было поверить в это всерьез, и уже за то, что подобная мысль посетила уставшую и мало чего соображающую голову Игоря Рахлина, он готов был отлупить себя розгами.

Неожиданно Игорь вновь почувствовал странное чувство несоответствия. На этот раз вывод о странности происходящего пришёл сам собой: никто из пассажиров не обратил никакого внимания на вошедших «агентов». Через секунду ощущение странности происходящего усилилось. Девушка с рюкзаком оборвала очередную фразу на полуслове и даже раздражённо махнула рукой на собеседницу, а бомж заёрзал и захрапел ещё громче. Ещё через секунду какие-либо размышления Игоря прекратились на довольно продолжительное время… Произошло полное затмение любой мозговой деятельности. Дикие, спящие на дне эго современного молодого человека инстинкты животного выживания заместили голову, затуманили сердце и вскинули к горлу внутренности. Перед этим, на потрясающе маленький отрезок времени всё вокруг погрузилось для Игоря в нереальную, густую пелену. А когда глаза вновь смогли посмотреть на мир обычным, контрастным, способом, один из «агентов» уже подходил к Игорю, вытаскивая из внутренностей дорогого, судя по всему, пиджака, серебристый цилиндр. Давний поклонник военной истории, Игорь сразу узнал, что это. Полуавтоматический «Стечкин». Глушитель значительно удлинял «пушку», превращая компактное оружие в некий перст судьбы, вольный распоряжаться чужими жизнями, словно своей собственной. Чёрное дуло оружия смотрело в грудь Игорю. Ошибки быть не могло. Старательно прижимающаяся к Рахлину тётка противно хрюкнула и нежно завалилась на грязный пол вагона в состоянии предсказуемого обморока. Банка пива выскользнула из рук Игоря и с оглушающим грохотом рухнула на тётку. Очередной стук сердца Игоря совпал с очередным дробным стуком катящегося вперёд поезда. Всё вокруг замерло.

…Рука с пистолетом почти уткнулась в грудь Игорю, указательный палец со странной, зеленого цвета татуировкой во все фаланги нажал на пусковой крючок. Раздался выстрел. Мир Игоря раскололся неаккуратно оброненным карманным зеркальцем, он поскользнулся и упал на пол, увлекаемый неожиданно тяжёлым телом несостоявшегося убийцы. Красное пятно неясной формы расползлось по животу человека в бежевом с непостижимой скоростью. «Стечкин» глухо стукнулся оземь. Точно также стукнулось секунду спустя тело «агента». Игорь попытался закричать, автоматически отбрасывая тело убийцы влево, прямо на колени парочке вжавшихся в сиденье подростков. К чьему-то пронзительному воплю присоединилось ещё несколько, все, как по заказу, женские, высокие и невероятно истеричные. За ними не было слышно ещё одного выстрела…

Рюкзак всё-таки упал с плеча девушки, следом за рюкзаком на пол свалилась и миниатюрная дамская «беретта». Второй «агент», расставив ноги и вытянув вперёд правую руку, удачно вошёл в образ ветерана всеразличных стрельбищ. Горделивая осанка сочеталась с полуулыбкой героя комиксов на все сто. Из короткого, без всякого намёка на глушитель «Стечкина» вился дымок. Стрелок с видимым удовольствием наблюдал за спиной девушки, на его глазах теряющую очертания и принимающую неаппетитный вид кровавого месива.

Едва заметным движением второй «агент» перевёл ствол на Игоря. И тут же упал вперёд, зажимая буйную струю хлещущей из живота крови. Кончик охотничьего кинжала выглядывал у «агента» чуть повыше пупка, рукоять же кинжала покоилась в грязных руках стоящего сзади бомжа. «Агент» упал на колени. Улыбка так и не сходила с его лица, пока он разворачивался и стрелял грязному человеку в голову. Улыбка уже начала угасать, когда бомж отлетал назад, и тело без головы, пробив стекло вагона, повисло в сонме разлетающихся треугольных осколков. Его улыбка угасла окончательно, когда он в последний раз поднял голову в поисках Игоря, но тут же упал и затих.

– Станция «Китай-город», – всё тем же елейным, но теперь лишённого всякого женского очарования голосом пропели динамики вагона. Поезд угрожающе зашипел, задёргался и выплюнул обезумевшего Игоря на платформу. Женские крики сменились причитаниями.

II

Странные люди, вы никогда не бываете последовательны в своих поступках, то спеша куда-то в вечной погоне за жизнью, то копошась и замедляя шаг, когда желаемое находится на расстоянии вытянутой руки. Вы плачете, когда теряете то, что ещё недавно было для вас пустым местом, и смеётесь, когда понимаете, что ничего вернуть нельзя. А ещё вы с завидным постоянством старого упрямого осла занимаете левую часть ступенек эскалатора…

Игорь пробивался вверх и вперёд, отшвыривая в стороны одних людей и получая пинки от других, коих было подавляющее большинство. Ноги уже почти не слушались его, животный страх всё более подступал к горлу. Мозги отключились полностью. Вообще, голова сейчас выполняла у Игоря Рахлина только одну, необычайно простую роль – гнала от корней волос до шеи противно пахнущий, клейкий пот обезумевшего от недостижимости цели марафонца. Лица, взирающие на бегущего Игоря с пьедестала соседнего эскалатора, выражали общее для всех стыдливое удивление, замешенное на непонимании и приправленное страхом.

Игорь на секунду повернул голову вправо. В глазах танцевали ослепляющие линии. Накрыли странные ощущения и образы. Он увидел…

…Злость с почти ушедшим уже страхом была ярко приправлена жгучим чувством обмана. Его обманули, обещая безграничную власть, а подсунули двоевластие. Он был вынужден делить свою территорию с другим тираном, как две капли воды похожим на него самого. Иногда он даже терялся – не понимая, кто из них – он, а кто – другой. Оба знали, что такое зеркало и, каждый из них был готов поклясться, что смотрит в другого, как в себя. Понятия друг и враг переплелись и стали единым целым. Друг-враг. Это одно и тоже. Особенно, если этот касается тебя, постигает тебя и готов выполнить твою работу также хорошо, как и ты сам…

…Должна была быть причина, объяснение, резон. Но ничего этого не было, по-крайней мере он сам не мог объяснить, зачем их двое. Он понимал только, что с этой секунды какая-то часть его обрела название. Теперь его звали Имп. Или по-другому. «Пустой»…

Игорь встряхнулся, застонал и обхватил голову, провожая мутными глазами человека в синем костюме, едущего по соседнему эскалатору вниз. Он успел заметить только, что и сзади и впереди того человека образовались свободные пространства, будто люди боялись приближаться к нему…

Волшебная лестница выбросила Рахлина на турникет, который коварно врезал бегуну в лицо и чётким приёмом опытного самбиста опрокинул наземь. Соседние турникеты одобряюще загудели и замигали красно-зелёными глазками.

Лёжа на полу, Игорь от чего-то начал задыхаться. Напряжение достигло предела и грозило выплеснуться наружу в виде какого-нибудь странного, дикого, поступка, вроде удара в лицо первому попавшемуся прохожему или методичного порушания тех же турникетов. Игорь постарался унять разбушевавшееся дыхание, но все его попытки успокоится, вылились в сомнительного происхождения истеричное сопение.

«И что дальше?», – подумал Игорь. Эта мысль была первой за невыносимо долгий отрезок времени.

– Ну и что дальше? – неожиданно поддакнуло окружающее пространство неторопливым прокуренным фальцетом. В лицо Игорю ткнули носком военного ботинка. Игорь перевернулся на спину и уставился на невыносимо длинный, уходящий под потолок станции сероватый силуэт милиционера. Живот, нависающий над Игорем, казалось, сразу переходил в голову, обильно поросшую седыми волосами и щеголявшую, к тому же, носом–картошкой внушительных размеров.

Игорь попытался встать. Ноги не слушались, но мент резким движением выпрямил бренное тело аспиранта и поставил его относительно ровно по отношению к своему роскошному животу.

– Дыхни! – вежливо попросил страж порядка, по-отечески заглядывая в лицо Рахлина.

– При чём здесь?! – Игорь задохнулся. – Там, внизу, люди с оружием… всё в крови… понимаете, меня хотели убить, то есть я точно знаю, что меня, но там ещё бомж какой-то… понимаете?!

– Что-то я не вижу на тебе никакой крови… – рассудительно заявил седовласый, аккуратно выкручивая руки Игоря за спину и зачем-то одевая наручники.

Волна необъяснимого спокойствия и умиротворенности внезапно накрыла Рахлина. Не пытаясь сопротивляться, он спешно заковылял вперёд. Голова неожиданно привела в порядок все свои мысли, да так идеально, что произошедшие несколькими минутами ранее ужасы стали казаться Игорю нелепой случайностью. Конечно, здесь, в Москве, чрезвычайно легко попасть в самую гущу разборок каких-нибудь до рези в животе надоевших мафий… Странно, что подобные инциденты до сих пор не освещались в прессе. Получается, что подобных перестрелок в самых людных местах с обязательным валом беззащитного и невиновного люда – семь на неделю, только никто об этом не знает. Да и сам Игорь предполагал, что леденящие душу, сердце и печёнку заодно телевизионные сериалы о криминальном беспределе ни имеют ничего общего с действительностью. До сегодняшнего вечера…

Выстроив, таким образом, первую связную цепочку прыгающих, ломающихся, но всё-таки законченных мыслей, Игорь начал осознавать, что его нынешнее положение – а осанкой и манерой ходьбы он здорово смахивал на приболевшего Квазимодо – неслучайно. С таким пылом произнесённая «речь» минутной давности стала казаться именно тем, чем и была – форменном бредом запойного шизофреника. Ведь каждому же ясно, что просто так, в метро, в центре города, днём никого не убивают! И злиться на мента нет никакой возможности – наверняка ему неприятны все эти типы, которые периодически выскакивают с эскалатора, бьются лбом в турникет и начинают пороть чушь о вторичной трансмутации любимой черепашки, всемирном заговоре против соседа или глобальном потеплении климата на планете Плутон. В России, где каждый третий мужчина хотя бы раз неминуемо гонял чертей или селил гномов в шкафу, инциденты, подобные Игореву пришествию, были, увы, вполне рутинными.

      За всю свою студенческую жизнь, Игорь пару раз попадал в отделение, но в «метрообезъянник» – никогда. Впрочем, вся разница между этими двумя в высшей степени полезными обществу заведениями была одна. Точнее – две. Отделение в метро было, во-первых, – меньше, во-вторых, – грязнее. Жёлтая скамейка, клетка во всю стену, да одинаковые плакатики по углам. Только глаза сидящего за обшарпанным столом молодого, бритого налысо, но уже изрядно растолстевшего мента были позлее большинства коллег по цеху.

– Белка… – заключил седовласый, – Достали, блин! Определять надо вроде, а может, ну его?! – скомкано добавил он.

Молодой нехотя открыл рот, добавил во взгляде праведного огня и лениво приподнялся над «алкоголиком» Рахлиным. Но вместо проникновенной речи о вреде пития или хотя бы простого потока трёхэтажной матерщины он неожиданно буркнул «Позвони куда надо!» и уселся обратно.

Седовласый любовно погладил живот и протянул руку к телефонной трубке. Та предупредительно затренькала. Игорь, который от нечего делать наблюдал за сценкой «дрессированный ментовский телефон сам звонит из вытрезвителя», стал свидетелем того, как поднявший трубку толстяк неожиданно замер в полупочтительной, полубезвольной позе и активно закивал:

– У нас. Конечно. Конечно. Да. Ждём.

Трубка рухнула на рычаги.

– Кто это? – нетерпеливо спросил молодой.

Напарник неожиданно пожал плечами, сел в угол и закурил. Молчание длилось минуты две. Игорь, заворожённый немой сценой, ёрзал на стуле и смотрел на милиционеров. Те, в свою очередь, смотрели на Игоря и друг на друга. Паузу прервал характерный скрип открываемой двери.

Светлый, в кривую полоску пиджак, вкупе со старыми синими джинсами впорхнувшего в отделение юноши почти безотказно определял в нём «непрестижного» студента. По совместительству – курьера по продаже дешёвой парфюмерии или начинающего менеджера.

– Александр Михайлович Игнатов, капитан, – вежливо представился «студент» и неторопливо махнул красной книжкой. – Это я звонил.

– Ага… – неожиданно хмуро ответил седовласый. – Я на связиста шесть лет учился. Что, я по голосу человека не могу… – также неожиданно милиционер оборвал свою нелицеприятную речь и коротко кивнул.

Игнатов кивнул в ответ и перевёл взгляд на Игоря. Неприятные маслянистые глазки капитана мельком осмотрели его с головы до ног. Этого осмотра хватило для появления на лице ещё более неприятной хищной полуулыбки.

Игорь почувствовал, что у него зачесался подбородок. Затем спина. Сердце заныло. Непонятное ощущение опасности стремительно вернулось к Рахлину и впилось в сердце так больно, что Игорь взвился и задёргал заведёнными за спину руками. Едва соображая, что делает, он немедленно упал со стула и завертелся в приступе безумного брейк-данса. Капитан-студент ещё раз улыбнулся и медленно, так медленно, что Игорь смог до конца прочувствовать свои последние секунды бытия во всей своей неприглядности, достал неминуемый «Стечкин» с глушителем – точно такой же, как и у своего коллеги из вагона поезда.

Менты дружно заулыбались.

Игорь дёргался на полу, отлично понимая отчего-то, что кричать, сопротивляться или думать о спасении бесполезно.

– Мне нужно… поговорить с ним наедине! – затёртый киноштамп пришёлся как раз кстати и идеально вписывался в дурацкую, в общем-то, ситуацию.

Милиционеры заулыбались пуще прежнего, словно на параде, развернулись и направились к выходу. Капитан-убийца сделал шаг по направлению к уже смиренно лежащему Игорю и, не целясь, выстрелил дважды. Обе пули достигли цели. Оба мента рухнули на пол почти одновременно. Игорь проглотил крик, когда понял, что свидетели умерли первыми. Убийца перевёл ствол на Рахлина.

Их взгляды встретились.

– Бежим… – ровно, и как показалось, отчаянно скучающе произнёс капитан и, перевернув Игоря на живот, освободил его руки невесть откуда взявшимся ключиком, – Времени вообще нет…

Игоря замутило. Он вскочил на ноги и, вцепившись в ворот рубашки капитана, заорал настолько истерично, насколько мог:

– Что происходит? Какого?! Мне объяснит кто-нибудь?!

«Александр Михайлович Игнатов» бережно отлепил бьющееся в скупой мужской истерике тело от личного предмета одежды и довольно профессионально отхлестал рыдающее тело по щекам.

– Говорю, времени нет! Накричишься ещё, я тебя уверяю.

Сотворив подобное многообещающее напутствие, он взял Игоря под руку и повёл к выходу. Ноги вновь начали отказывать Рахлину, который в этот момент являл собой самого настоящего пьяного слепого в сопровождении юного человека-поводыря.

– Идти можешь?! – так же скучающе спросил капитан.

Игорь вяло кивнул

– Тогда побежали, – подытожил Александр Михайлович, увлекая Рахлина к выходу из метро.

III

Пространство обоих эскалаторов наполнил полифонический Леннон. Эскарт задумчиво посмотрел на трубку, пожевал губами и нежно нажал кнопку принятия вызова, напевая себе под нос совершенно пророческий «Imagine»:

Imagine there’s no heavens,

It’s easy if you try…

-Я слушаю! – Эскарт поправил очки и задумчиво посмотрел на напарника. Тот невольно повторил движение старшего.

No hell below us…

– Плохо поели сегодня? – голос на том конце трубки, казалось, принадлежал маленькой девочке, но при этом источал властный, особенно противный сарказм, – Могли бы и пробежаться. Давайте на выход, в ментовке его уже нет. Перехватили, знаете ли…

Above us only sky…

– Кто из них?

– Тебе это неважно. Поспеши…

Эскарт довольно вычурно выругался, заставив нахмуриться страдающую рядом женщину с сумками и отчаянно покраснеть немолодого уже мужика, с неприязнью посмотревшего на незнакомца в синем костюме…

Воздух был настолько прозрачным, что казалось – можно, совершенно не напрягаясь, разглядеть один предмет за другим, и почти осязаемая свобода открытого пространства наполняла сжимаемое страхом сердце Игоря пьянящим чувством вполне возможного спасения. Перезвон колоколов церквушки, буквально нависающей над соседним выходом из метро, сопровождал его забег по ступенькам, почему-то придавая прыти. Капитан Игнатов умудрялся постоянно выдёргивать Игоря из массы по-столичному стремительно поднимающихся и спускающихся людей, не давая подопечному задержаться или потеряться. Стальная хватка капитана то и дело ставила на плече Рахлина очередной синяк, но и польза от этой экзекуции была налицо. Игорь не представлял, куда они направляются, не часто, в общем, то, выходя на этой станции. В глаза Игорю сразу бросился памятник знаменитым первопечатникам Кириллу и Мефодию, но Игнатов в очередной раз дёрнул Игоря, побежав в противоположную сторону. И сразу налево, за угол. На противоположной стороне выделялся магазин с говорящим названием «Винный», какое-то окно с цветами. Игорь отчего-то завертел головой. Вывеска «Салон связи» даже умудрилась рассмешить беглеца. Понимая всю абсурдность пришедшей мысли, Игорь всё равно представил себе человека из века так девятнадцатого, который неспешно прохаживается по Солянке, и, видя надпись: «Салон связи», ничего не понимая в телефонных коммуникациях, тарифе «Летний» и МMS, бурно удивляется такой неприкрытой рекламе обыкновенного дома терпимости. «О времена, о нравы!» – с пафосом воскликнул бы такой человек и презрительно сплюнув, перешёл бы через дорогу, к магазину «Винный», пытаясь забыть о недавнем осознании необычайной пошлости века двадцать первого…

– Нам через дорогу, – совершенно спокойно заметил капитан, увлекая Игоря на перекрёсток.

Казалось, никто не обращал внимания на беглецов, порывисто расталкивающих необычайно частых прохожих. Гул голосов перемежался всхлипами мобильников и нездоровым смехом молодых людей. Старуха в платке просила милостыню. Немолодой уже гаишник азартно махал жезлом. На углу высокий парень с аккуратно выстриженной бородкой любовно оглядывал, скорее всего, недавно приобретённый фломастер.

– Будем расписывать стену до тех пор, пока им не надоест стирать! – убеждённо доказывал парень своему спутнику, неаккуратно побритому полному молодцу в мятом пиджаке. Тот скептически пожимал плечами.

Промелькнула надпись «Балтика», пронеслась мимо дверь жилого подъезда, вывеска спортивного магазина, показалось парадное престижного здания с ангелами на фасаде… Неожиданно капитан остановился и задержал Игоря.

– Видишь их?! – тихо спросил он.

– Ангелов? – задыхаясь, ответствовал Рахлин, прекрасно понимая, что не ошибся в вопросе.

Игнатов серъёзно кивнул.

– Ангелов. Запомни их… мне почему-то кажется, что это очень важно… подумай о них… когда будешь думать обо мне. Хорошо?

– Хорошо… – совершенно потеряно пролепетал Игорь, и попытался взглянуть в глаза странного капитана. Но не успел – они уже давно бежали вперёд.

Арка скрывала за собой совершенно обыкновенную подворотню, сквозные входы которой вели в заранее подозрительные дворики. Усиженные птицами помойки были невыносимо синего цвета, но и этот цвет являлся самым ярким в серости окружающих стен. Единственным отличием от остальных подворотен являлось присутствие здесь огромной металлической двери. Игорь начал догадываться, что это место – единственное в сложившейся ситуации какое-никакое, но всё-таки укрытие. Им сюда, и это совершенно очевидно.

«Александр Михайлович» – вряд ли это настоящее имя – подумалось Игорю – достал оружие. Третьей пуле из нынешней обоймы «Стечкина» было суждено не унести чью-то жизнь, как первым двум, а всего лишь перебить цепь на замке двери.

– Это соляные подвалы, – к чему-то вставил Игорь. – Легендарное место…

– Я знаю, – нахмурился Игнатов. – И как-то я не доверяю всему легендарному. Впрочем, это, наверное, мои проблемы… Я пойду впереди. Не потеряйся.

Секунду спустя неповторимая аура подземелья уже приторно обволакивала вошедших, заставляя осторожно ступать вперёд и подспудно держать равновесие, пусть на самом деле растопыривать руки в стороны и напряжённо дышать в потолок было совершенно необязательно. Игорь немедленно чихнул. Капитан зажёг фонарик. Узкий направленный луч вырвал из лап непроглядной тьмы обшарпанные стены, неровный свод и кучки подозрительного на вид тряпья. Какой-то неправильный, чересчур свежий и холодной запах плесени заполнил всю грудь Игоря Рахлина, диггера-по-неволе. Игнатов уверенно шагал вперёд, не останавливаясь, не думая и не прислушиваясь. Обернулся он всего пару раз, и, удостоверившись в присутствии семенящего сзади подшефного, значительно убыстрял шаг.

«Почему я поверил ему, кстати?» – неожиданно подумалось Игорю, – «Сейчас заведёт куда-нибудь и хлопнет», – Рахлин задрожал.

Именно в эту секунду шедший впереди человек дернулся и побежал. Мысли Игоря скомкались, так и не добравшись до своего конца. Он бросился следом за капитаном, даже не задумываясь остановиться или спрятаться. Игорь почему-то понимал, что бегущий впереди него – единственная надежда на спасение. От чего или от кого, Игорь ещё не понял. Но это было и неважно…

Либо лабиринт коридоров был для капитана давно изученной картой, либо он просто бежал, не думая о направлении, а только потому, что бежать было нужно; но Игорю начало казаться, что у этой пробежки есть конечная цель, цель известная только Игнатову. И что эта цель совсем близко… Так и оказалось – лабиринт неожиданно увенчался коридором с рядом ржавых, цвета предзакатного неба, дверей. У одной из них Игнатов вдруг остановился, привычным движением сжал руку подбежавшего Игоря и прислушался. Игорь тоже попытался слушать тишину, но собственное тяжёлое дыхание не позволяло ему подобной роскоши. Через секунду он всё-таки услышал это – звук был настолько четким, что перекрыл бы сопение и тысячи Игорей Рахлиных. Это была тихая, но профессионально играющаяся мелодия едущего по подземелью автомобиля. И сразу же на другом конце темноты проявился отблеск фар, эхо прошелестело по коридору и добралось до беглецов, непостижимом образом донося до них чёткий запах бензина.

IV

– Я предполагал, что они найдут нас, но не думал, что так быстро, – сказал Игнатов, – На мой взгляд, наше действие было не совсем очевидным… Но так или иначе, ты обязан выйти отсюда. Пусть даже один. Игнатов расстегнул ворот рубашки и содрал с шеи небольшой блестящий предмет.

– Это тебе. Боюсь, мне он уже ни к чему, – скороговоркой продолжил капитан, вкладывая в руку Игоря штуку, очень похожую на сильно уменьшенный головной убор английской аристократии девятнадцатого века. Впрочем, так или иначе, это была только геометрическая форма…

Цилиндр отливал ярким блеском белого металла. Рахлин успел заметить, что по его ободу располагались непонятные простому смертному письмена – какой-нибудь санскрит, иврит или нечто подобное. Иероглифы едва заметно источали красноватое сияние. Игорь неожиданно представил, что наверняка стал участником глупого ток-шоу, пародирующего фантастические боевики с погонями и перестрелками. Победитель унесёт какой-нибудь ненужный приз, проигравший будет распинаться о достойном сопернике и собственном фатальном невезении. Затем начнётся натужное братание участников и зрителей, и даже оператор выйдет в поле зрение камеры и помашет в неё рукой.

– А спецэффекты замечательные, – неожиданно для себя произнёс Игорь.

– Десять метров. Справа. Решётка. – совсем уж отрывисто затявкал в ответ «Александр Михайлович», прислоняя чудесный цилиндр к ржавой двери и показывая пальцем в сторону той самой гипотетической решётки.

В указанном направлении немедленно послышался стук и скрежет металла об металл. Игнатов взвесил на ладони цилиндр и одел его Игорю на шею. Цилиндр оказался совсем нетяжёлым, но зато жутко горячим, будто сильно нагретая сковородка.

– Зачем мне цилиндр? – только успел спросить Игорь.

– Цилиндр… пусть будет цилиндр… – юный капитан неожиданно задумался, – В общем, если станет горячим – беги. И насчёт тех ангелов…

Звук несущегося на них автомобиля взорвал тишину коридора, заглушив и окончание короткого спича капитана, и лепет Игоря «А что потом?», и вообще все звуки, которые имели место быть. Свет фар, брызнувший в лицо беглецам, завершил поглощение остальной реальности. Теперь Игорь воспринимал только машину – чёрный «Чероки», огромный и всепоглощающий, будто Великое Ничто в головах добропорядочных аборигенов Фиджи. А восприняв величие джипа, и, пропустив ощущение реальности происходящего через себя, Игорь немедленно впал в ступор и беспомощно наблюдал за тем, как тело юного капитана взмывает в воздух и через мгновение падает на землю.

Скупые хлопки выстрелов немедленно повлекли за собой плотный сонм самых разнообразных звуков. Звон разбитых фар слился воедино со странным вздохом невидимого в темноте мужчины. Игорь совсем перестал соображать, внимательно, словно зачарованный страшной, но чрезвычайно притягательной силой, пропускал сквозь себя абсолютно все звуки, доносящиеся из тьмы коридора. Неумолимый свист пуль и тихие, но отчётливые выкрики боли и азарта стали тем единственным, что существовало в этот момент в подлунном мире. Кроме этих звуков не было ничего – или по-крайней мере, Игорь не чувствовал всего остального, включая, кстати, собственного тела… Затем навстречу Рахлину полетела пуля. Медленно, непростительно медленно для стремительного и бессердечного орудия убийства, она, выпущенная из темноты, бездарно прошелестела в паре сантиметров от уха Игоря и плавно впечаталась в дверь цвета предзакатного неба. Игорь почти увидел её полёт, начиная от старта из невидимого в темноте дула неизвестного оружия, и заканчивая финишем, когда она плющилась на глазах, теряла всякие очертания и с поистине детской увлечённостью деформировала дверь позади мелко дрожащей фигуры Игоря Рахлина.

Эта пуля мгновенно вывела Игоря из ступора. Он бросился бежать, отчётливо понимая, что не знает, куда. И тут на сцену гордо вышел совершенно неожиданный, и от этого ещё больше оглушающий и ослепляющий взрыв. Придирчиво оглядев собравшуюся публику, он высоко подбросил вверх машину и заставил прячущуюся за ней фигуру рычать, соскребая с лица кусочки обугленной кожи… Взрыв заслонил собой всё остальное, наполнил коридор жаром, стонами, и… светом. Игорь наконец увидел что-то, отдалённо напоминающее ему «шанс» – ту самую решётку в полу, открытую, переломленную в центре по всей длине, будто та поставила себе целью откровенно закосить под обыкновенную дверь типового лифта. Половинки створок безвольно свисали внутрь и почти не сопротивлялись проникновению между ними Игоря Рахлина. Только правая из них оскорблённо вскинулась и подло царапнула наглого пришельца за руку.

Замкнутое бетонное помещение здорово смахивало на ловушку, по-крайней мере выход из неё и был входом – решёткой наверху. Игорь по инерции потыкался по стенам, прекрасно осознавая, что выхода нет. Зачем Игнатов заманил его сюда? На что он надеялся? Что стены миниатюрного каземата разверзнутся, пойдут трещинами и выпустят своего пленника в бесконечные просторы страны Оз?

Лихорадочные мысли о предательстве Игнатова совершенно неожиданно прервал сам капитан, а точнее его искорёженное тело, упавшее рядом с решёткой. Изо рта Александра текла кровь, которую тот пытался глотать – она отчаянно мешала ему говорить. Наконец, умирающий прохрипел «Внизу!» и задёргался, ведомый пулями, методично впивающимися ему в спину.

Игорь тонко взвыл и приник к полу, водя пальцами по бесконечной пыли ровно уложенных на полу плит. Пальцы только сейчас начали терять терпение и уже собирались прекратить слушаться своего непутёвого владельца. Подобный физиологический бунт поддержали, похоже, совершенно все органы и члены заточённого под решёткой беглеца. Лишь указательный палец левой руки решил идти до конца и был сполна вознаграждён за свою приверженность хозяину – он сумел провалиться в совершенно правильной формы отверстие. Цилиндр, похоже, сам задёргался на шее у Игоря и самостоятельно приник к находке, шипя и заглушая для Игоря многообещающую ругань, раздающуюся сверху. Пол медленно принялся уходить вниз, а Игорь совершенно неожиданно успокоился и с чувством выполненного долга потерял сознание. Указательный палец, последний раз дёрнувшись в поисках хоть одного функционировавшего органа, не нашёл соратников, пожал иллюзорными плечами и решил претвориться спящим. Последнее, что он услышал, был очередной звук выстрела и звон пули, вонзившуюся в бетонную поверхность каземата…

Игорь видел сон… Вязкий, как глоток раскаленной смолы… Сон про то, как…

Человек, иссиня-чёрного цвета, толкнул его назад, в проход. Игорь упал в грязь и зажал уши. Крик истязаемого, умирающего товарища впивался в виски, тошнотой подступал к горлу, связывал ноги.

– Вставай, – заорал чёрный человек, увлекая его в коридор, – Мы ему не поможем! Мы тоже умрём… Мы…

Голос чёрного человека перекрыло странное шипение. «С-с-с-с…». Оно доносилось сзади, оттуда, где в муках корчился сейчас один из них… Оно заставило Игоря вскочить и побежать прочь, вслед за чёрным человеком. «С-с-с-с». Шипение нарастало, окружая бегущих, задерживая их, заставляя остановиться. Сопротивляться этому шипению было совершенно невозможно. В руке у чёрного человека появился пистолет. Раздался выстрел. Игорь обернулся. Пуля прошила шипение насквозь. Толстая пластиковая змея разорвалась изнутри, плюясь кровью из множества дыр на её теле. Игорь сделал шаг назад и упал – точно так, как в глупых фильмах. Змея нависла над ним, обильно истекая кровью. Ещё выстрел. Чёрный человек промахнулся. Пластиковая змея вскинулась, и, минуя Игоря, впилась в стрелка. Пистолет упал к ногам Игоря. «С-с-с-сен…». Шипение стало невыносимым. Шипение сменилось криком. Холодный пластик коснулся шеи Игоря. «С-сен-с-ссей»…

Рот переполнился едкой, жёлтой слюной. Ладони стали кулаками, а ноги подогнулись под живот и ударили в подбородок. Голова не ответила, беззвучно сотрясаясь в предсмертных конвульсиях. Круг замкнулся. Сон растаял.

Игорь открыл глаза. Отчего-то он точно знал, что увидит сейчас над своим, распростёртом на бетонном полу, телом бетонный потолок. Он был совершенно прав. Довольно ярко светящаяся, притороченная в углу помещения лампа давала ясное представление об окружающем Игоря бетонном мире. Рахлин поднялся с некоего подобия собачей подстилки и сразу заметил пятна крови, там и сям освежающие скучный декор голого помещения. Самым примечательным в этой гипертрофированной собачьей будке была дверь, занимавшая всю узкую стену бетонной коробки. Причём, не «почти всю», а именно всю, что навело на мысль о каком-нибудь гараже за пределами МКАД. Игорь попытался включить голову, и неожиданно понял, что его мозговая деятельность происходит без каких-либо перебоев. Точнее – голова работала так ясно, будто последние полчаса Игорь не бегал по городу в поисках способа обмануть неминуемую смерть, а уже сутки спокойно спал на кровати роскошного президентского номера отеля «Савой» в центре Лондона. Более того – ноги не дрожали, спина не болела. Ныли лишь царапины на руке, да во рту явно заканчивалась победоносная революция Кариеса, в ходе которой последняя дивизия «Блендамеда» уже сдавалась, и только партизаны из «Чебурашки» продолжали сопротивление где-то в области гортани…

Игорь сразу понял, что произошло после того, как он потерял сознание в своей ловушке. Игнатова убили, его поймали, но почему-то не пристрелили сразу, как явно пытались сделать до этого, а отвезли в какое-нибудь Красеево и заперли в пустом гараже. Выйти отсюда не удастся, люди, поймавшие его, сейчас вернуться и начнут пленника… ну, например, пытать! Или спросят, как зовут, потом самый главный весело так скажет: «Игорь, можно я тебя перебью?!» и всадит в грудь беззащитной жертвы автоматных патронов долларов этак на двести. А когда тело Игоря рухнет обратно на подобие собачьей подстилки, другой человек, ну, тот, кто не самый главный, но обязательно лысый и со шрамом во всё лицо, горько так скажет: «Эх, босс, надо было его заставить рубашку снять, хорошая была рубашка…!». Осознав всё это, Игорь неожиданно для себя пожал плечами, и, вспомнив, что курит, полез в карман за сигаретами. Сигареты были на месте, Рахлин достал одну, но почему-то сразу же передумал курить. Он задумчиво сломал сигарету и подошёл к двери «гаража». Та, явно подражая двери супермаркета, плавно отъехала в сторону. Рахлин пожал плечами и вступил в ночь.

Мягкий гравий железнодорожной насыпи привычно зашуршал у него под ногами. Дверь сзади закрылась. Игорь обернулся и понял, что у него может случиться очередной приступ истерии. Помещение, из которого он вышел, не было гаражом. Естественно, что оно не было и супермаркетом. Взору замученного беглеца предстала обыкновенная трансформаторная будка, оформленная привычными дурацкими надписями и чёрной табличкой с полуистершимся «мульти-пиратским» значком. Игорь зачем-то пнул дверь, и та ответила ему возмущённым звоном.

Потрясающая звёздная ночь была безграничной. Вой собак смешивался с шумом деревьев, хрипом безымянного мужика за полотном, далёкими призывами «Саша, домой!» и еле слышными автомобильными гудками. Настоящее, осязаемое оливье «ночная железная дорога летней ночью». Вряд ли любимое, но весьма обычное житейское блюдо. Блюдо, которое очень мало людей вкушает добровольно…

Игорь наконец достал сигарету и присел «на колени» наверняка пачкающему джинсы, но такому необходимому сейчас белому куску бетонного блока. Он знал это место. Он был здесь не раз и прекрасно сознавал, что отсюда до его дома – двадцать минут на автобусе. «На сегодня хватит» – решил он, почти веря в эту секунду, что прерогатива продолжения или окончания кошмара зависит только от него… Вот теперь он точно закурит…

С первой выпущенной струёй сигаретного дыма послышался звук приближающегося из области поезда. Вскоре состав вынырнул из-за поворота, и немного кособочась в сторону Игоря, принялся методично заглушать его стуком бесконечных колёс. Странный, вроде бы хрестоматийно-пассажирский, но без единого горящего окна поезд… С другой стороны, такие поезда ездят сплошь и рядом – пассажирские поезда без пассажиров – ничего странного… Поезд прогремел последним вагоном. Железная змея, махнув на прощание хвостом, спешно удалялась из виду.

– Закурить не найдётся, сынок? – раздался сзади бодрый старческий голос.

Игорь повернул голову и понял, что над ним пытается возвышаться невысокого роста старичок. У старичка была такая же подозрительная улыбка, как и у Игнатова. Игорь вспомнил о последних событиях, и ещё не понимая, случились ли они на самом деле, передёрнулся.

Старик принял сигарету, прикурил прозрачной битой зажигалкой, и перекинув ногу через камень, плюхнулся рядом с Игорем.

– Сашку, значит, ироды достали, – задумчиво протянул он, заглядывая Рахлину в глаза.

– Кого? – хрипло протянул тот, пытаясь не подавиться торчащей из перекошенного рта сигаретой.

– Деда моего! – с готовностью ухмыльнулся старик. – Сашку, кого?! Ты чего, всё позабывал? Главное, что какие пироги – ключик Сашкин у него на шее болтается, греет значит его, а он про Игнатова слыхом не слыхивал! Это как?

– Уже не греет… – в растерянном полуобмороке пробормотал Игорь.

– А пошто ему сейчас греться-то? Слушай лучше сказочку… Значит, жил на свете хлопец золотой, а вот шлёпнули его – и сразу позабыли все… – продолжал распинаться дед.

– Вы кто? – спросил Игорь.

– Мораль, значит такая… Делаешь людям добро, делаешь, потом вот так помрешь…

– Вы кто? – несколько твёрже спросил Игорь.

– И податься-то некуда… – всё же закончил старик и внимательно посмотрел на Игоря.

– Да кто ж…

– Дед Пехтож, – тихо сказал старик, – Вообще-то я стрелочник на станции. Знаешь такую профессию-то – стрелочник?

Игорь медленно кивнул.

– Вот он я и есть, стрелки перевожу, чтобы люди, которые в поездах едут, куда надо попадали, а не чёрту на рога! Видишь, лычки? – старик ткнул пальцем себе в плечо. В ночи отчётливо полыхал какой-то официальный знак. – Это ж больше, чем звание… Это… хм… призвание. Да… призвание…

– А как вас зовут? – спросил Игорь и сам удивился тому, что произнёс это. Ему почему-то показалось, что старик ответит: «Петрович я!»

– Пехто Петрович! – старик мелко засмеялся. – Петрович я. Станционный смотритель. За тобой, значит, смотрю, да и вообще за всеми смотрю, кто на станции, значит, находится, – «Петрович» притворно зевнул. – Да, ещё я тебе подарочек припёр. Лови, а то мне уже пора…

Свет огней очередного поезда осветил ночь ненужным, лишним светом, проглотил звёзды и выплюнул их уже в вагоны, сумев осветить их все, от первого до двадцатого. Движущийся факел, уходящий в сторону, из которой приехал первый поезд – он точно также звенел и стучал, проносясь перед Игорем. Иллюзорный свет радости и праздника под звёздным небом. Обычное желание соборности – и атрибутика всегда должна властвовать над содержанием. Содержание внутренне и беспомощно, что ж, также всеобъемлюща и лжива пустая коробка из-под кремового торта…

«Петрович» исчез. Растворился в ночи, скатился в овраг или просто привиделся усталому мозгу Игоря Рахлина… Было бы здорово, если бы он просто сошёл с ума и этот старик – просто очередной сегодняшний глюк… но Игорь не мог верить сам себе. Он подцепил пальцами лежащую на том месте, где только что стоял «Петрович», обыкновенную бежевую дискету с надписью «Дверь». Дискета была совершенно реальна, но должно ли это означать несомненную реальность всего остального?

V

По большому счёту, в вопросах о взаимоотношениях с собственной судьбой люди делятся только на две категории. Первые признают собственную судьбу как высокую данность и следуют по жизни под её мудрым руководством, не переча с ней и уж подавно не собираясь её обмануть. Для них за благо сыграть с судьбой вничью, чувствовать себя во взаимоотношениях с ней на равных, для чего необходимо выучится до двадцати лет, женится до тридцати и осознать себя до тридцати трёх. Такой путь выбирают мудрые люди. Что до вторых, то они пытаются обмануть судьбу и выиграть у неё, оставив судьбу в дураках. Их влечёт само понимание того, что жизнь первых неинтересна и правильна. Им хочется приключений, они раз за разом проигрывают жизни, теша себя бессмысленными надеждами отыграться. Они глупы, и зачастую судьба наказывает их за глупость. Судьба лишает их любви, благополучия и душевного равновесия. Иногда судьба убивает их. Но только на пороге смерти и те и другие понимают, что вторая категория прожила более счастливую жизнь…

Едкие уколы уж чересчур холодного дождя заставляли Игоря бежать к автобусной остановке. Снова бежать… В который раз за этот нереальный, невозможный и злой вечер. Бежать, зачем-то переживая за почти новую куртку, страшась неминуемого насморка, который по всем признакам обязательно должен был наступить ещё до завтрашнего пробуждения, бежать, заживо хороня плохо склеенные летние туфли, которые после сегодняшних нагрузок и переживаний обязательно схватят инфаркт…

Словом, в данный момент мозг Игоря был забит совершенно глупыми с точки зрения последних событий переживаниями. В полусне – полуяви Игорь бежал по щедро освещённой ночными фонарями улице, стараясь опередить график последнего на сегодня автобуса…

Остановка была пуста. В углу по традиции копошилось нечто живое, сердито ругающее дождь, сырость, ночь и правящую власть заодно, но это подобие органической активности не шло ни в какое сравнение с обычным столпотворением на этом маршруте.

Ни пресловутый дождь, ни время суток никак не влияли на количество людей, ждущих автобус в этом месте. Существуют такие маршруты – и самое противное, что существуют они, как назло, именно на дороге к вашему собственному дому. Это вопиющее несоответствие обычного с сегодняшним окончательно расстроило и насторожило Игоря. Стараясь не обращать внимание на очередного аутсайдера социума,

Игорь боязливо занял позицию на противоположном полюсе коробки ожидания, потоптался и… неожиданно для себя шагнул к человеку в углу остановки, присел рядом.

– Водку будешь? – достаточно буднично спросил мешок одежды, и не дожидаясь ответа, протянул Игоря маленький пластиковый стаканчик весёлого салатового оттенка.

– Выпей, тебе это нужно.

Игорь принял стакан, машинально выпил и мгновенно опьянел. Все переживания этого дня, нечеловеческая усталость, страх и бессилие на что-либо повлиять, скорее всего, войдя в контакт с жалкими граммами огненной воды, полностью выпустили из организма Рахлина последние силы. Голова налилась расплавленным свинцом, губы сложились в глупую улыбку, зажигалка на секунду осветила лицо Игоря и подожгла сигарету.

– Спасибо, – мне стало легче, – отчего-то ясным, звенящим голосом поблагодарил Игорь.

– Всегда пожалуйста! – усмехнулся силуэт в углу, – Твой автобус!

Невыразимо длинный и нестерпимо жёлтый “Икарус” лихо затормозил перед самым носом Игоря. Тот сделал шаг и ввалился в салон.

“Что же он мне налил?!” – спросил сам себя Игорь, только сейчас понимая, что зашёл в автобус с сигаретой. “Спирт?”

Игорь огляделся. С разных концов салона на него пялились глаза около дюжины сограждан, причём, как на подбор, исключительно среднего и совсем среднего возраста. В их глазах, как и всегда, читалось напыщенное осуждение. Впрочем, все они, как и всегда, не смели раскрыть рта. Игорь пожал плечами, рухнул на сидение рядом с каким-то заросшим созданием мужского пола и с наслаждением втянул в лёгкие очередную порцию гвоздей для гроба.

Через пару минут автобус затормозил у следующей остановки. Водитель, явно в душе считавший себя внебрачным сыном Красного Барона Шумахера, смачно шлёпнул по кнопке открывания дверей и расслабился в кресле. Не иначе, подобная грация в обращении с простейшим механизмом возымела волшебное действие на пассажиров “среднего возраста”, поскольку они, словно по команде, вскочили с мест и ломанулись к выходу. Через минуту салон “наземного вида транспорта” стал девственно чист. Или почти девственно, ибо к следующей остановке поехало только два пассажира. Игорь обернулся к соседу.

– Чего это они? – потерянно спросил он, наблюдая внушительную толпу на стремительно удаляющийся от них остановке.

Сосед, внешность которого описать было довольно сложно, молча полез в карман и достал маленькое зеркальце.

– А ты себя давно видел? – ухмыльнулся он.

Игорь схватил зеркальце и с удивительным спокойствием оглядел своё разбитое, располосованное разнообразными царапинами и перемазанное кровью лицо с глазами потомственного алкоголика в многолетнем штопоре.

– А ты чего не вышел? – спросил Игорь, возвращая зеркало хозяину.

– А мне всё равно. Я скоро в Германию уезжаю, – несколько невпопад ответил заросший гражданин и грустно отвернулся к окну…

Вдруг в звенящей тишине обернулся он ко мне,

И мурашки по спине ледяной волной.

На меня смотрел и спал.

“Старче, кто ты?” – закричал,

А старик захохотал, сгинув с глаз долой.

Водитель-экстремал снова заложил крутой вираж и, обернувшись к своим последним сегодняшним пассажирам, беззвучно засмеялся.

Не поверил бы глазам, отписал бы всё слезам,

Видно всё, что было там, померещилось.

Но вот в зеркале, друзья, вдруг его увидел я.

Видно. встреча та моя

Всё же вещая.

Игорь рассеяно слушал навязчиво звучащую из салона водителя музыку и смотрел через проход в окно. Унылый ночной пейзаж убитого дождём человеческого муравейника был Игорю совершенно незнаком. Едва Игорь начал понимать, что автобус едет совершенно не по тому маршруту, хоть и уверенно движется к его дому, железный конь резко тормознул. Двери распахнулись.

“Конечная” – едко сообщил динамик. Рахлин вышел на улицу и в некотором замешательстве посмотрел в спину удаляющемуся заросшему представителю позднейшей эмиграции. Затем перевёл взор на номер автобуса. Увиденное поразило его. Номера не было вообще, при этом допотопные фанерные таблички в обилие присутствовали на окнах автобуса, но никак не выдавали цифровую информацию о привязке транспортного средства к определённому маршруту.

Игорь растерянно оглянулся на отъезжающий автобус неизвестного маршрута и заспешил домой. Ноги дрожали, сердце отчего-то билось где-то в районе пупка, руки стали холодными, а при входе в знакомый спальный район к этим дивным ощущениям добавились противное головокружение, поэтому к собственному дому Игорь подходил уже с трудом. Нашаривание ключей в собственном кармане показалось ему самым отвратительным занятием в жизни. Неожиданно Рахлин остановился. На секунду сердце переместилось на своё законное место и тут же перестало биться. Звёзды, о существовании которых Игорь на протяжении всего пасмурного вечера и не подозревал, засияли так ярко, словно поставили себе целью ослепить каждого, кто в эту секунду смел любоваться ими. Мир поплыл перед глазами Рахлина, привычные оттенки зелёных насаждений скомкались в единый клубок зелёной каши, ноги подкосились. Игорь упал на колени. Непреодолимая сила вздёрнула его подбородок вверх, а тело резко развернуло спиной к собственному подъезду. Заныла спина, руки стали нестерпимо жаркими. Жар распространился на плечи, грудь, живот… Глаза наполнились солёной влагой, которая потекла по щекам, испаряясь где-то в области груди. “Витиеватая смерть” – успел подумать Игорь. Но слёзы неожиданно кончились, звёзды потускнели, сосредотачивая свой свет на одном-единственном видении. На краю крыши противоположного дома расположилась яркое светящееся пятно, в геометрическом совершенстве которого угадывался человеческий силуэт. Видение скрестило на груди подобие рук и неотрывно смотрело прямо перед собой, спокойно наблюдая за крышей Рахлинского дома.

Игорь упал набок, успев проследить за направлением пристального взгляда светящегося пятна. На крыше его собственного дома было пусто. Острая боль ослепляющей молнией пробила голову. Затем всё закончилось. В груди появилась странная пустота, взгляд прояснился, руки перестали дрожать, видение исчезло.

– Это не смерть, это тот зелёный стаканчик, – прошептал Игорь, неуверенно поднимаясь на ноги, – С чего меня так глюкануло?! – осоловело добавил он, глядя на ключи и набирая привычное сочетание кодовых цифр на панели.

Дверь в собственную квартиру открылась настолько бесшумно, насколько ей позволяла многолетняя практика служения людям – то есть с привычным скрипом. Стены, наготу которых уже давно, но всё так же старательно прикрывали жёлтые обои в цветочек, не обратили никакого внимания на вошедшего. Только ковёр на полу поприветствовал одного из своих хозяев, вежливо пойдя складками и с упорством профессионального Матросова мешая закрыть дверь.

Из ванны поздоровалась стиральная машина. Впрочем эта балаболка трещала целыми днями – неизлечимая мания матери стирать что-либо в любую свободную от работы в Рамсторе секунду поставила бы в тупик любого психиатра, пусть даже с мировым именем.

Игорь тряхнул головой и заглянул в настенное зеркало, отобразившее его старательные попытки привести лицо в соответствии с общепринятыми нормами. Зеркало констатировало, что такое лицо соответствовало нормам какого-нибудь ветерана “бойцовского клуба” в американской глубинке, но никак не нормам облика среднестатического московского учителя истории. Значит, нужно пробраться в свою комнату совершенно незаметно – мать ничего не должна знать и точка. Задача эта, впрочем не казалось невыполнимой, потому что вечно уставшая и потерявшая полный интерес к каким-либо проявлением жизни мать обычно не слишком стремилась непременно обнять и облобызать блудного сына. С уходом из семьи отца, она, в момент постаревшая лет на дцать, практически перестала заниматься единственным отпрыском. Впрочем, у Игоря хватало ума жить хоть и в одной квартире, но практически самостоятельно, не слишком обременяя мать своими проблемами.

Игорь прекрасно помнил начало своей, отдельной от матери жизни. В тот год ему уже исполнилось шестнадцать, они жили без отца уже долгих три года, и Игорь, сын гебиста Виктора Рахлина, героя России, погибшего при исполнении, но успевшего оставить жене и сыну квартиру и пенсию, заканчивал школу.

Именно тогда, одним майским утром, он зачем-то нахамил завучу и получил в ответ убийственную фразу: “Сразу видно, сын государственного преступника!” Тогда он ударил завуча, и слава богу, тот оказался мужчиной, а Игорь должен был получить серебряную медаль за особые заслуги перед школьной партой, и его ждали в университете без экзаменов, а завуч к тому же был слегка нетрезв… В общем, общественный пожар был потушен, а вот семейный – лишь локализован. Игорь спросил у матери правду, а ответ получил через час в виде совершенно пьяной порции рыданий, ругани и извинений. Наверное, именно с этого самого момента они с матерью почти не общались, да и не видно было, чтобы последняя совершала какие-то особенные поползновения к изменению ситуации. И пока Игорь не мог позволить себе переехать, она готовила ему еду и буквально до дыр застирывала его одежду…

– Ужин на плите! – крикнула мать из ванной, даже не удосужившись оторваться от любимого полоскания.

– Спасибо, – автоматически изрёк Игорь, прошёл на кухню, выудил из сковородки холодную котлету и брякнул её на кусок чёрного хлеба. Налил извечного кефира. Сел, прислушался к своим ощущениям и неожиданно понял, что совершенно не устал. Это было не то обманчивое состояние, когда после бессонной ночи активного возлияния кажешься самому себе до омерзения свежим, а через час благополучно падаешь на пол. Это ощущение было совсем другим – перманентное отсутствие усталости как класса, как реакции на долгое и активное функционирование организма. “Почувствуй себя Терминатором” – невесело подумал Игорь, вымыл стакан и прошествовал в собственную комнату.

VI

– Хорошая песня! – с каким-то загробным энтузиазмом сообщил напарник, затем потянулся к магнитоле, но на середине пути передумал и опустил руку на колено.

Эскарт выкинул бычок под ноги проходящий мимо девушки и медленно вдавил кнопку на дверце. Тонированное стекло бесшумно поползло вверх. Эскарт потянулся и вставил ключ в замок зажигания. Ткнул холёным пальцем в магнитолу, увеличивая звук:

…Сбила ты меня с дороги,

Не найду фарватер!

Буду жить теперь один,

Я как Терминатор!…

– Что за дрянь? – поморщился он через секунду. Напарник, до этого азартно стучавший ладонью по коленке и тихо подвывавший магнитоле, застыл в неестественной позе и виновато поглядел на Эскарта.

– Ладно… – Эскарт повернул ключ зажигания. – Позвони, он уже дома.

Напарник коротко кивнул и достал из-под мышки плоский сотовый телефон…

Игорь сидел перед монитором и бездумно постукивал мышкой о коврик. Переживания сегодняшнего дня роем проносились в его голове, отчаянно жаля в сердце. Страх уже рассосался, чувство обречённости заснуло. Игорь начал понимать, что его обычная жизнь уже никогда не станет такой, какой закончилась сегодня. Теперь его обычная жизнь – это что-то другое. Опасное, но интересное. Хотя, судя по степени опасности, этот интерес к подобной жизни должен скоро пропасть… из-за смерти Игоря Рахлина. Что-то можно сделать. Попросить помощи, скрыться или… докопаться до истины. Игорь вздрогнул, понимая, что последняя мысль была явно не его, хоть и вынырнула из Мариинской впадины собственного сознания. Да, нужно позвонить. Связи были. Не может не быть связей у молодого человека, умудрившегося родиться сыном майора КГБ-ФСБ. Нет, отец тут ни при чём. Просто, автоматически, Игорь проживал, учился и общался в скоплении детей, родившихся примерно в том же статусе, что и сам Игорь. Детско-юношеская дружба, знаете ли, в принципе бесполезна и весьма непродолжительна, зато оставляет в память о себе мусорную кучу телефонов в записной книжке, пару помойных вёдер е-мейлов и вообще весь этот сор случайных знакомств, по определению ненужных. Но со временем, разгребая эти залежи, ты, как и в реальной жизни «искателя по помойкам», совершенно легко находишь в грязи и отстое по-настоящему полезные вещи. Функционирующие, нужные вещи, нужные тебе всего лишь раз в тридцать три года, и все же… Ну не можешь ты заранее знать, что твоя одноклассница, собирающаяся учиться на юриста и нежно любимая тобой в десятом классе, через несколько лет случиться судьёй в областном суде, где на неудобной скамейке нарушителя закона будешь восседать ты сам, вдребезги разбивший чужую машину и отчего-то избегший справедливого наказания!

Игорь почему-то сразу вспомнил о Юрке, точнее, Юрии Анатольевиче Янкине, уже, как не странно, капитане, связисте из ФАПСИ. Почему именно он? Игорь сам не понимал этого, настойчиво пытаясь влезть в «мировую информационную сеть в виде паутины».

Через некоторое количество безрезультатных подходов к снаряду Игорь догадался поднять трубку и убедиться, что мать разговаривает по телефону. Интересно, это с кем, в час ночи-то? Игорь приложил трубку к уху, чтобы запечатлеть в памяти этот достойный упоминания момент. Мать разговаривала по телефону только с сослуживцами, два раза в месяц и только до восьми часов вечера. Она ни с кем не дружила, никого не любила и почти ни с кем не общалась.

– Пять минут, максимум семь…– весьма вкрадчивый голос в трубке должен был принадлежать мужчине, имеющему определённую власть над женщинами. – И откройте нам, пожалуйста, дверь, так не хочется, чтобы она сломалась…

– Конечно, я жду, – потерянным голосом без признаков каких-либо интонаций произнесла мать и грохнула трубкой об пол.

Спустя три коротких гудка онемевший Игорь вновь почувствовал себя плохо. На этот раз уже знакомый жар не стал утруждать себя разливанием по всему телу, а резко сконцентрировался в области груди. Стало трудно дышать. Игорь машинально схватился за грудь и незамедлительно обжёг себе пальцы о висевший на шее цилиндр… в голове замельтешили обрывки недавних фраз:

«В общем, если станет горячим – беги. И насчёт тех … ключик Сашкин у него на шее болтается, греет, значит…»

Игорь обхватил голову руками и сдавил её так сильно, насколько мог. Затем подскочил к двери и заперся. Бросился к окну. Тишина была абсолютной. Странная ночь, в которой не нашлось места ни выпивающим бездельникам на детской площадке, ни распутному девичьему смеху, ни истеричным вскрикам сирен ради смеха потревоженных автомобилей. Всё это выгнала в другие дворы масса непроглядной, страшной, живой тишины. Тишины, которая вполне ожидаемо нарушилась мягким трением о дорогу дорогих шин двух невидимых джипов.

Игорь, наконец, прекратил притворяться экспонатом музея Тюссо. Стук в дверь заставил его подпрыгнуть на месте и отчаянно заметаться по комнате.

– Сынок, открой, почему ты заперся? – с каким-то преувеличенным беспокойством спросила мать, настойчиво дёргая за ручку двери. – Что-нибудь случилось, сынок?

«Конечно, случилось, мама!» – зло подумал Игорь, прекращая метаться по комнате и пытаясь заставить себя успокоиться. Цилиндр на груди нагрелся дальше некуда, и теперь принялся вполне ощутимо колоть своего носителя.

В дверь ударили кулаком. Игорь выскочил на балкон, и стараясь не обращать внимания на силуэты людей, заходящих в его собственный подъезд, с равной долей затравленности и придирчивости осмотрел перегородку, разделяющую его балкон с соседским. Десятый этаж и никаких других намёков на спасение. Старательно зажмурившись и вытерев предательски мокрые ладони о джинсы, он лихо перемахнул перегородку, даже не сделав попытки сорваться. Та же порция адреналина сподвигла его на то, чтобы сразу, без раздумий, ударить локтем в окно соседской гостиной.

Невероятно потное и горячее тело Игоря Рахлина пало на настоящий персидский ковёр, заботливо расстеленный хозяевами на полу. Игорь как-то раз был у соседей, правда, давно, и уже видел этот рай сумасшедшего хакера. Молодая семья программистов, проживающая здесь, относилась к тому типу людей, которые возвращаются в реальный мир только для того, чтобы поддержать свой несовершенный организм в состоянии функционирования и иногда заработать денег на скорейшее продолжение банкета в дорогом ресторане мультимедийного обслуживания. Такие люди интересны только таким же, как они, это циничные и рассеянные индивидуумы, медленно теряющие всякую человеческую стать… Сам Игорь не мог понять, зачем его соседи вообще поженились? Для того, что объединить свои усилия в постоянном расширении компьютерных возможностей?

Игорь кинул взгляд на светящийся монитор, совершенно ясно отдавая себе отчёт в том, что хозяева уже давно в каком-то отпуске. «Скорее всего, сервер», – наконец решил он и тут же помчался к входной двери, выходившей в другой подъезд. Шанс в очередной раз избежать тесного знакомства с убийцами был бы ещё реальней, если бы не цифровой электронный замок на входной двери. Сдавленная матершина Игоря грозила превратиться в вой талантливого тенора, когда он начал понимать, что код совершенно реален, и распространённая шутка по поводу «наобума» здесь не прокатит. Со стороны собственной квартиры раздался треск уже почти не сопротивляющийся двери. Судя по всему, верный коридорный ковёр, изо всех сил старающийся опрокинуть вошедшего о свои складки, сдался ещё раньше.

Игорь был готов заплакать. Только теперь он понял, что жар в груди становится невыносимым. Тут же жаркая игла воткнулась Игорю в бедро. Вскрикнув от неожиданной боли, он схватился за ногу и нащупал нечто плоское и квадратное в собственном кармане.

– Гусары, молчать… – мрачно и совершенно неуместно отшутился Игорь, засовывая руку в карман и извлекая бежевую дискету с надписью «Дверь». Стараясь не думать о собственных действиях, как о бреде, Рахлин сунул дискету в пасть «флоппи».

Шум на собственном балконе ускорили процесс выуживания информации с допотопного носителя данных. Совершенно не понимая, какая тут может быть связь,

Игорь запомнил шестизначный номер, оказавшийся в единственном файле дискеты и перенёс его на кодовый дверной замок. Входная дверь щёлкнула, явно посылая к чёрту всякую житейскую логику и выпустила почти уже умершего от страха Рахлина на лестничную площадку. Ещё раз щёлкнув, она остановила первого из тех, кто бросился за Игорем. Тело преследователя ударилось о дверь с обратной стороны. Понимая, что он не успел даже закрыть файл, чтобы как-то замаскировать путь своего загадочного спасения, Игорь ударил по кнопке вызова лифта и, передумав, сразу же бросился на лестничную клетку. Затем вниз, перепрыгивая через ступеньки. Через два пролёта ошибочность выбора направления подтвердил выстрел, раздавшийся снизу. Игорь повернулся, и всё также игнорируя большинство ступенек, бросился в вверх, пролетел этаж, на котором уже щёлкала подвластная «коду на бежевой дискете» дверь и устремился к лестнице на крышу. На шестнадцатом этаже дом закончился окончательно. Люк поддался чересчур легко и вот уже, ограниченное лишь возможностями человеческого организма, пространство крыши встретило беглеца холодным ветром, без раздумий ударившим Игоря в грудь. Тот задохнулся, закашлялся и скакнул к двери, которая могла впустить его в нутро соседнего подъезда. На этом везение закончилось. Игорь, для приличия побившись в безвозвратно закупоренную дверь к свободе, рухнул на холодную поверхность крыши и заплакал.

Ветер не унимался, окутывая тело Игоря совершенно неуместным холодом и сбивая жар в груди пациента. Игорь опёрся на локти, медленно встал и подошёл к краю крыши. Ветер настойчиво подтолкнул загнанного зверя к невысокому ограждению. Ветер предлагал спрыгнуть вниз. Игорь уже согласился с его мудрым решением и закрыл глаза. Ещё шаг к краю…

– Что, уже сдался?! – за спиной раздался голос… «Александра Игнатова», – Ключ хотя бы отдай, дорогая вещь, жалко!

Игорь резко обернулся. Игнатов в длиннополом кожаном плаще, подтянутый и причесанный, мял в руках пулемёты-пистолеты неизвестной Рахлину фирмы и задорно улыбался.

Игорь улыбнулся в ответ. Страх вновь улетучился, не было даже элементарного удивления. Он взглянул в смеющиеся глаза Игнатова и тут же понял, что тот ждёт этого неоригинального вопроса.

– Тебя убили, – констатировал Рахлин.

– Ага, – неопределённо хмыкнул Саша, – Думаешь, что меня легко убить? Ты, вообще, за кого меня принимаешь?

– А за кого я должен тебя…

Игнатов приложил палец к губам и согнул в локтях руки.

– Кстати, это «Хеклеры», – пафосно заявил он, кивая на стволы. – Хочешь, покажу, как работают?

Дверь распахнулась, на крышу вывалился человек в спортивном костюме и немедленно упал, сражённый веером смертельной очереди. Игорь присел и обхватил голову руками, не слыша, не чувствуя свистопляски, происходившей у него перед носом. Он так и не понял, сколько длилось это дурацкое, словно показное сражение. Но когда он отлепил руки от головы, всё уже было кончено. Игнатов сидел, подперев кулаком щёку и обозревал импровизированное поля боя, на котором были щедро раскиданы трупы в разноцветных спортивных костюмах.

Игорь сел рядом и обхватил колени руками.

– Сейчас милиция приедет, – сказал он через секунду.

– Не приедет, – спокойно возразил Игнатов, – Никто ничего не слышал.

– Хорошо, что ты пришёл, – продолжил Игорь, пропуская мимо ушей предыдущую фразу.

– Конечно хорошо… Надеюсь, теперь-то ты мне поведаешь, что я должен сделать, чтобы решить твою маленькую проблему, – тихо сказал Игнатов, внимательно всматриваясь в донельзя удивлённые глаза Игоря.

VII

– И конечно же, это всё оправдано, ля-ля, хороший план, ура! – неожиданно для себя самого покривлялся Эскарт, зло вгоняя очередной патрон в барабан. – И эта стерва собирается указывать мне, что мне нужно делать, что мне не нужно делать! Мол, мальчик дебил, он ничего не понимает, а если чего будет понимать, то у него крыша съедет, и никто ничего не понимает, и всё будет хорошо. Но ведь это нелогично!

Эскарт задумчиво посмотрел на напарника. Тот в который уже раз поправил очки и приготовился слушать.

– Элементарно. Противодействие началось гораздо раньше нашей операции. Но при этом смахивало на простой контроль. Политика невмешательства или как там… не была ими соблюдена…

– Политика последовательного противодействия, – подсказал напарник.

– Да. Но контроль возможно осуществлять лишь в том случае, если знать, что, как и когда нужно контролировать! – Эскарт засмеялся. – Разве это им не очевидно? Если это утечка, предательство, ошибка – это одно, но если это – разводка наших планов, то…

– Это плохо, – подсказал напарник.

– Плохо, но не это, – Эскарт задумчиво прикурил и тут же смял сигарету в ладони. – Плохо то, что при втором варианте у нас нет времени вообще, поскольку мы априори опоздали…

– У нас нет времени вообще, – Игнатов встал и подал Игорю руку. Ты просто обязан рассказать мне всё, что знаешь. При всём нашем могуществе мы упустили момент, с чего началась эта история. Момент, согласен, был несколько растянут во времени, и это ещё хуже – получается, что мы не заметили целой тенденции. Теперь мирное урегулирование вопроса не катит. То есть в принципе. Теперь – бой. И яблоко раздора – ты. Заметь. Может быть, твои хозяева, если они у тебя есть, конечно, вне этой свары, но они, или ты – заинтересованы так же, как и моя организация. Заинтересованы в том, чтобы ты остался в живых. Это как минимум. Но я не смогу успевать везде и быть именно там, где нужно. Не смогу защитить тебя, если снова упущу. Средства, которыми мы обладаем…

– Извини, но я ничего не понимаю! – умоляюще промямлил Игорь, – Я ничего не знаю, и не представляю, что…

Игнатов покачал головой:

– Может быть, ты просто забыл?

– Забыл что? – совершенно расстроился Рахлин.

– Такое ощущение, что всё, – подытожил Игнатов и опустил плечи. Но через секунду встрепенулся:

– Но это не проблема. К счастью, мы умеем…

– Мы обладаем, мы умеем… Кто вы? – Игорь решил про себя, что знает ответ, но эту непостижимую теорию должен был подтвердить сам Александр.

– А ты не знаешь? – улыбнулся тот.

– Наверное, знаю, – согласился Игорь. – Наверное, я всё понял тогда, когда ты показал мне ангелов.

– Каких ангелов? – удивился Игнатов и тут же прикусил язык.

Игорь в секунду покрылся испариной. Затем похолодел.

Но Игнатов соорентировался быстрее. Он быстро шагнул к Игорю… и вцепился ему в горло.

– Колись, гавнюк! – проорал он, брызгая слюной. – Ты всё мне расскажешь, тварь! Если не помрёшь со страха!

– Кто ты? – в ответ заорал Игорь, понимая всю бесполезность попыток вырваться.

– Прекрати придуриваться! – не прекращал разоряться насильственный собеседник, – У тебя нет выхода, и ты прекрасно понял, кто я. Говори! – Последнее слово вылетело из стремительно меняющегося рта Игнатова свистящим хрипом. Лицо Александра преображалось на глазах – оно несколько располнело, на лбу и щеках начали расти волосы, глаза поменяли свой цвет на белый, одежда рвалась по швам.

Игорь беззвучно заорал. Из черепа Игнатова пробились разного размера и вида костяные наросты. Рот наполнился кровью.

– Говори! – завизжал-захрипел монстр, сжимая влажной лапой горло жертвы.

Колени Игоря, уставшие стучать в ставшим волосатым торс монстра, предательски подогнулись. Теперь Игорь завис в воздухе, будучи не в состоянии ни говорить, ни дышать, ни тем более бояться. Но уже закрывающиеся глаза ещё успели рассмотреть, как позади фигуры “Александра Игнатова” появляется удивительно яркая полоска света, набирающая силу и превращающаяся в тонкую вертикальную прорезь в самом звёздном небе. Игорь почему-то сразу понял назначение этого явления и приготовился. Тонкое, узкое, почти неосязаемое в ширину свечение оказалось именно тем, чем должно было быть. С мягким хрустом оно вошло в монстра, сверху вниз, будто иллюзорный меч потомственного самурая. Тело, всё ещё державшее Игоря за горло, стало разваливаться на две идеальные половинки. Рука, выполнявшая почётную роль виселицы для своей жертвы, конвульсивно дёрнулась, ослабила хватку, и, увлекаемая своей половиной тела, упала направо. Вторая половинка монстра повалилась налево. Игорь просто упал вниз и бессмысленно наблюдал за появлением обладателя смертоносного луча. Теперь он точно не мог ошибаться. Перед ним стоял ангел…

– Ты ошибаешься, – вместо прощания произнёс женский голос. Эскарт вдумчиво прислушался к коротким гудкам, медленно вдавил кнопку на двери, подождал, пока стекло “Мерседеса” опустится, а затем спокойно выбросил телефон на проезжую часть.

– Вы помните её номер? – понимающе спросил напарник.

– Нет, – просто ответил Эскарт и улыбнулся…

– Что это было? – Игорь попытался вырваться из неясного тумана поразительной удовлетворённости, окутавшей его сознание. Стремительно уходящее от него чувство опасности, судя по горькому опыту сегодняшнего вечера, должно было уступить место опасности реальной.

Мужчина, ещё недавно представший перед Игорем в образе самого настоящего, словно сошедшего с гравюр Гюстава Доре, ангела, теперь недовольно грел руки в карманах заношенной кожаной куртки и внимательно смотрел на Рахлина.

– Почему же сразу “что”? – почти весело произнёс он, придирчиво осматривая фигуру Игоря сверху вниз, – Очень даже “кто”!

Игорь замотал головой, пытаясь отогнать от себя дурацкое чувство невесть откуда взявшегося умиротворения и попытался придать своему лицу максимально злобное выражение. При этом он ясно представил себе лицеиста Виталика Шемякина, всегда доводившего его до тихой истерики. Скорее всего, подобный педагогический приём неожиданно произвёл должное впечатление на собеседника, потому-что тот спешно продолжил:

– Это был Сущий… Пока не перебивай. Я прекрасно осознаю, что в данный момент ты совершенно ничего не понимаешь. И если я буду объяснять тебе что-то на том уровне, на котором ты начнёшь хоть что-то понимать, ты действительно вообразишь, что оказался втянутым в борьбу… ну там… Добра и Зла, ангелов и демонов… А мне лично этого бы совершенно не хотелось. Не перебивай… Дело в том, что подобное объяснение всей этой катавасии было бы, как это не дико для тебя, самым разумным, я подчёркиваю, разумным объяснением. Грубо говоря, ты сам, не замечая этого, вполне утвердился в этой своей теории. Но какую цель перед собой ставим мы?

– Какую? – послушно поддакнул всё ещё плывущий по спокойной речке умиротворённости Игорь.

– Перед собой мы ставим цель соорентироваться в данной ситуации. Это первый шаг на пути решения двух твоих главных задач на ближайшее время. Первая – не погибнуть, и вторая, но не менее важная – не сойти с ума!

Последняя фраза была сказана тоном опытного конферансье, объявляющего смертельный номер с летающими крокодильчиками. Игорь уже в который раз за сегодня пожал плечами.

– Хорошо, – тихо сказал он, стараясь не смотреть вниз, – Если я до сих пор не сошёл с ума, значит, у меня всё меньше шансов сделать это в дальнейшем, так что…

– О, а это ты заблуждаешься, – также тихо ответствовал собеседник, – По сравнению с тем, что произойдёт с тобой дальше, это приключение…

– Я понял, – перебил Игорь, – Начинайте. Кстати, может представитесь?

– Я… один из Изначальных. Имя не так важно.

– А этот… Игнатов кем был? Как его там?

– Сущий. Имя…

– Главное не перепутать, – едко вставил Игорь.

– Мне нравится твой настрой, – “человек-в-куртке-ангел-Изначальный-имя-неважно” опустил голову, – У тебя действительно есть некоторые шансы выжить…

Игорь почувствовал, ещё секунда, и его терпение захватит с собой самообладание, вызвонит нервную систему, и они все вместе уйдут квасить водку совсем в другой организм, принадлежащий совсем другому молодому человеку двадцати пяти лет. Создалось впечатление, что Изначальный тоже почувствовал настроения Игоря, потому что поднял голову и спешно продолжил:

– Ты, наверное, понял, что один из Сущих просто надел личину Александра. На самом деле Игнатов мёртв.

Игорь сглотнул:

– Зачем… он, то есть Сущий это сделал?

– А ты не понимаешь? В сложившейся ситуации Игнатов был единственным человеком, которому ты мог бы довериться. Естественно, что они не могли упустить такую возможность.

– Я запутался. – Игорь прищурился и кивнул на трупы “спортсменов”, – Но он их убил. Или нет?!

– Убил. Ещё как убил, – прищурился в ответ Изначальный. – Эти трупы – трупы людей. Специальных людей, понимаешь? Людей, жизнь которых никогда ничего не значила. Их из-за этого даже называют – «пустыми».

– Почему?

– Или «импами», – добавил Изначальный, игнорируя или просто не слыша вопроса Игоря, – От обыкновенного человека ничего не зависит. Вообще. Конечно, люди с испокон века жили в заблуждении если не собственного могущества, то хотя бы относительной самостоятельности. Увы, это не так. И ты первый, кто должен это понимать… хотя бы после событий сегодняшнего вечера.

– Разменная монета… – сказал Игорь, непонятно зачем развивая странный диалог.

– Разменная монета, чёрная пешка, одноразовые колготки – можешь называть большинство людей любым из этих имён.

– Достаточно цинично, – даже в сложившийся ситуации Игорь, всё-таки будучи человеком, нашёл в себе силы несколько обидеться на последнее высказывание Изначального.

– Ну хорошо, – согласился тот, – Мелкая монета зачастую оказывается жизненно необходимой, пешка уходит в ферзи, а одноразовые колготки… что ж, их можно носить неоднократно. Но мы, похоже отвлеклись.

Рахлин медленно кивнул:

– Так что он от меня хотел?

– Того, что должен был от тебя узнать. Истину.

– Истину? – переспросил Игорь, – Я что, очень похож на человека, которому известно, что такое истина?

– Ну… говоря откровенно… по мне, так ты вообще не похож на человека.

Игорь немедленно покрылся испариной, чувствуя, что его ноги опять подумывают о всеобщей стачке на производстве.

“Приехали”, – отстранённо подумал Игорь и открыл рот.

– Понятия не имею, – заявил Изначальный, явно предупреждая следующий вопрос, готовый вырваться из многострадальной глотки Игоря Рахлина. – Я боюсь, что никто не сможет сказать, кто ты на самом деле, кроме Микаэля.

– Кого?

– Кажется, я некорректно объяснился. Забудь.

– Что значит забудь? – взорвался Игорь. – Вы так ничего не объяснили! Кто такой Микаэль? Что мне нужно делать? Я ничего не понимаю!

– Совершенно понятно! – вновь погрустнел Изначальный. – Мне кажется, тебе придётся до всего доходить самому. Мы, а я имею в виду Изначальных, втиснуты в совершенно определённые тесные моральные рамки. Мы не только не можем чётко рассказать тебе о чём-то, но и не можем действовать, пока Сущие не совершат какие-либо действия первыми. И о том, что тебе делать дальше, мы сказать не можем, хоть на этот счёт у нас имеется парочка задумок. Ко всему прочему мы примерно представляем, что может случиться с тобой дальше, но и помочь тебе можем только намёками, пророчествами, если угодно. Таково одно из основных правил нашего поведения, такова наша натура, и нас уже… хм… уже не переделать…

Игорь честно попытался выудить из этого запутанного потока информации что-нибудь полезное. Что-то подсказывало ему, что это в высшей степени неблагодарное занятие. Тем не менее он собрался с духом и произнёс:

– Сущие хотят убить меня, так?

– Да.

– А вы меня защищаете?

Утвердительный кивок головой.

– В будущем я возглавлю сопротивление человечества против киборгов-убийц, да?

– Что?! – удивлённо вскинулся Изначальный.

– Да так… – злорадно протянул Игорь. – Кстати, тот светящийся силуэт – это был ты? Ты ждал меня?

– Возможно, – непонятно ответил Изначальный непонятно на какой из вопросов, – И ещё одно. Если ты думаешь, что мы с тобой вот так запросто болтаем на крыше твоего дома, то это не так.

– А где мы? – ехидно спросил Игорь.

– Я понимаю и принимаю твой сарказм. Ты не понял. Мы действительно на крыше, но… ведь ты не замёрз, правда? А должен был… Пойми, я бы не смог с тобой общаться… вот так, запросто. Я ничего не буду объяснять тебе о временном континууме, сжатии материи и других дурацких вещах… Вообщем, сейчас несколько больше времени, чем ты можешь себе представить. Я направлю тебя. Запомни. Пятница. Тебе нужен тот, кого уберут. – Изначальный поднял руки и показал Игорю свои ладони. В середине каждой из них начала зарождаться очень яркая точка света. Через секунду из точек вырвались навстречу друг другу два луча, – Пятница!

Игорю показалось, что в глазах Изначального светится бессилие.

“Он явно хочет сказать больше. Он намекает мне”, – успел подумать Игорь перед тем, как лучи, струившиеся из рук его спасителя, встретились и переплелись. Это была его последняя мысль перед окутавшей голову тьмой…

VIII

Везение – качество врождённое. Его нельзя приобрести по ходу жизни. Оно либо есть, либо нет. Если человек родился везучим, он будет жить хорошо. Невезучий человек будет жить хуже и тяжелее везунчика. Это истина. И никакой талант, сила воли или ум не изменит этого соотношения, невезение бьёт и ум, и силу, и ещё целый сонм других ролевых характеристик человека, зато везение даёт своим протеже иллюзию и того и другого и третьего. Это не значит, что везучий человек обычно хуже невезучего. Просто первому не нужно напрягаться и использовать в повседневной жизни свои лучшие качества…

Едкое, будто приносящее на землю светящиеся потоки серной кислоты солнце нащупало бренное тело Игоря Рахлина, скакнуло от радости, подёргало лучами и занялось своим непосредственным занятием – принялось жарить тело своей нечаянной жертвы. Игорь разлепил веки, но сразу же отвернулся и закрылся рукой – лучи нестерпимо горячего света разбились о его зрачки всеми красками псилоцибинового передоза.

Впрочем, почти вовремя предпринятые меры по сопротивлению солнечному светилу не помогли нисколько. Было просто жарко. Свежий, лёгкий жар, без каких-либо признаков испарения, легко просачивался в поры кожного покрова тех людей, что только что сошли с автобуса и неторопливо продефилировали мимо Игоря. Рахлин всё же открыл глаза и сразу же удивился самому себе. Ещё секунду назад он имел довольно странный разговор с довольно странной личностью, и это было на крыше его собственного дома, ночью… Теперь же он сидел на автобусной остановке, в неизвестном ему месте, и пытался спрятаться от настойчиво светившего солнца. Игорь почему-то никак не мог вспомнить, какое время года случилось с городом секунду назад, зато сейчас сомнений не было – в мире властвовал июль или август со всеми вытекающими.

Игорь встал со скамейки и потянулся. Кости радостно хрустнули. Рахлин уже давно не чувствовал себя таким отдохнувшим. Произошедшее вчера… хотя вчера ли? Теперь вечерне -ночные события не казались бредом, теперь Игорь прекрасно понимал, что всё это происходит на самом деле, это не шутка, не пьяный сон и не затмение сознания. Это реальность. Непостижимая, неотвратимая, странная, но совершенно реальная реальность – и тавтология в определении сущности произошедшего была совершенно необходима. Игорь удивился тому, как быстро он понял и принял эту данность. Бред сумасшедшего, подтверждённый реальными фактами, переставал быть бредом и становился законом, доказанной теоремой бытия. Или небытия…

Игорь огляделся и понял, что находится за официальной чертой города. Деревенские домики опасливо выглядывали сквозь строй нарочито чахлых деревьев и намеренно роскошных кустарников, явно отдавая предпочтения последним. Автобусная остановка, по странной случайности, новая и ухоженная, сообщала местонахождение Рахлина. “Спас”.

– Это ты нарочно? – спросил Игорь у вывески с коротким, но полностью подпадающим под последние события словом. – И после этого, разговаривая с ангелом и просыпаясь на “спасе”, я должен отбросить всякие мысли о противостоянии Добра и Зла?!

– Да не, это совпадение! – плаксиво протянул ребёнок лет семи, героически вырываясь из лап худощавой тётки в тёплой осенней шали, – Я же не знал, что там Ирка!

– Совпадение говоришь! А вот я тебя! Десять человек прошли, а он один задел! – не унималась тётка, – Вот не поверю! Тётка посмотрела в сторону Игоря и нахмурилась.

Игорю эта сцена показалась смутно знакомой. Что-то из прошлого, из недавнего прошлого… Рахлин тряхнул головой, стараясь отогнать от себя неясные ассоциации. Его взгляд упал на противоположную сторону дороги. Уличный рекламный стенд смотрелся в совершенно нецивилизованной обстановке Подмосковья несколько дико. Пара цветастых афиш анонсировала всякие неаппетитные события, типа сольного концерта Авраама Руссо или творческого вечера Евгения Петросяна. Впрочем, своё отношение к подобным мероприятиям ярко выразила чья-то талантливая рука, основательно ободравшая неестественно весёлые физиономии артистов и дополнившая образы народных кумиров всевозможными гипертрофированными частями тела. Однако центральная афиша, смотревшая прямо на Игоря, гордо светилась нетронутым глянцем печати:

“5’nizza”, CДК МАИ. Игорь спокойно развёл руками – подсказка его нового знакомого была более чем определённой. Человек, который живёт на крыше, хотел, чтобы Игорь посетил концерт группы «Пятница» – очередного новомодного коллектива. То ли рэперы, то ли джанки, Рахлин не помнил точно, что представляли собой те два симпатичных молодых человека с афишы. Зато он чётко запомнил слова Изначального. Двух мнений быть не может. Сегодня на концерте «Пятницы» произойдёт убийство, кого-то уберут, понятно, что неизвестно кого, зато ориентир был налицо, была определённая цель – попасть на концерт и ждать преопределённой свыше трагедии. Что делать после того как кого-то «уберут», Игорь представлял на уровне Остапа Бендера, проводящего свой знаменитый сеанс одновременной игры. Но, как и великий комбинатор, он чётко осознавал, что главное-начать, а уже потом – «когда будут бить, будем плакать», причём Рахлиновские e2-e4 – это поход на концерт. Игорь успокоился. Предстояло действовать, и судя по тому, что пресловутый СДК МАИ – на «Соколе», а до концерта – три часа, действовать быстро. И не сомневаться, что начало этой дурацкой партии должно быть иным. Была же ясная подсказка… Всё правильно.

– Пешка… – процедил Игорь, нащупывая в кармане деньги и галантно пропуская сухощавую тётю с ощутимо хлюпающим ребёнком в нутро видавшего виды «ЛАЗа».

Игорь задумчиво посмотрел на фантастически быстро опустевшую бутылку пива и по старой студенческой привычке заядлого концертника вклинился в разношёрстную толпу поклонников вышеуказанного коллектива. Разумно изменив ощутимой давке у сцены с относительной свободой под балконами, Игорь попытался охватить весь зал целиком. Вышло так себе.

На концерт он уже попал, что же дальше? Игорь с трудом представил, что здесь кого-то могут убить. Может, кого задавят? Игорь вперился в пространство возле стены, в пол-уха пропитываясь несущейся со сцены музыкой:

Иди ко мне

И холодно и смешно мне

Как будто снег

На дне и нет его

Вода ли слёзы ли

Не всё равно ли

Все нули равны нулю

Нам сказали минуту назад,

Что завтра не будет

Мы больные люди…

А ведь в этой толпе точно могут задавить. Они же там все пьяные», – подумал Игорь, рассеянно наблюдая за каким-то бравым парнем, влезшим по головам соратников на сцену и пьяно орущим в микрофон. Рахлин снова пожал плечами, когда парня скрутили охранники и поволокли вон из зала. «Сейчас по почкам…» – вздохнул Игорь, без особого уже рвения осматривая зал. Неожиданное чувство безысходности вновь посетило его с вполне официальным визитом. Что-то он упустил, только вот что?

Я с тобой

Мы ветра – двери пропасти

Я с тобой

Нас не спасти стой прости

Я с тобой

После нежной жестокости

Я с тобой

Улыбаются улицы…

Дёргающаяся рядом парочка подростков заржала так громко, что на секунду перебила музыку:

– А лихо они его убрали… Вот пьянота!

Игорь почувствовал, как быстро коченеет. «Идиот!» – заорала голова, – Вот кто, тебе нужен! Чего, так трудно догадаться?», «Интуиции не на грош!» – бушевало сердце. «Зачем ещё кислород потребляет!» – ныли лёгкие, «А, «уберут» – в этом смысле?! Ни за что бы не догадался! Смотри, какая краля!» – заурчало внизу живота. Игорь сорвался и побежал к выходу, ловко лавируя между танцующих людей.

– Мог бы и сам дойти, – тихо произнёс один из подростков и закурил.

IX

– То, что мать ничего не знает, это вполне понятно, – Эскарт засунул дымящийся револьвер в недра дорогого пиджака и сел на спинку кресла.

– Зачем тогда её нужно было убивать? – напарник посмотрел на лежащую на полу женщину.

– Надо, – коротко ответил Эскарт. – Я ещё не знаю, почему я это сделал, но точно понимаю, что надо. Пошли. Записную книжку взял?

Напарник помахал дискетой:

– Всё здесь. Электронные адреса, телефоны.

– Хорошо. Пошли, – коротко подытожил Эскарт.

Улица встретила их пронзительным июльским солнцем и буйством оттенков зелёного и жёлтого. Напарник шумно вздохнул.

– Хорошо жить, – заметил он.

– Я же сказал, что убийство его матери было необходимым, – поморщился Эскарт.

– Да нет, я так просто, – извиняющимся тоном ответил напарник. – Вам виднее.

– Вот именно, – согласился Эскарт, – если я считаю, что что-то необходимо, это правильно и нужно. Это я уже понял. Вот, например, если мне придёт в голову убить вон ту девочку с собачкой, это тоже будет правильно.

– Поехали, – совсем потускнел напарник.

Эскарт кивнул и сошёл с крыльца. Девочка с интересом посмотрела на уходящего дядю. Маленькая огненно-рыжая псина тонко гавкнула. Девочка, словно завороженная, смотрела на большую чёрную машину. Солнце светило всё сильнее.

Эскарт остановился у машины и обернулся.

Один из лучей, отразившись от стекла дома, упал точно на рыжую собачку, задержался на её голове и пошёл вниз, к задним лапам. Собака испуганно затявкала и задёргалась на поводке. Девочка не обращала на неё никакого внимания, поедая Эскарта глазами. Собачка взвыла и принялась кататься по земле, затем поднялась на задние ноги и фыркнула.

– Странная девочка, – заметил Эскарт, включая магнитолу.

– Собака её постраннее будет, – напарник выглянул из окна. – Мне сначала показалась, что он рыжая.

– Мне тоже, – едко заметил Эскарт, – А какая же она?

– Седая, – растерянно развёл руками напарник, – Я вообще никогда не видел седых собак…

На площади людей не было вовсе. Довольно странное состояние большого города, когда практически все его атрибуты на месте – гудки машин, птичьи крики, серое сумеречное небо, разнообразные огни – вообщем, всё, исключая людей. Этакий вариант мёртвого мегаполиса. Последствия бубонной чумы. Странная пустота.

Сидевший на ступеньках парень и был тем несостоявшимся вокалистом «Пятницы». Отрешённо блуждающий взгляд, пустые, неподвижно устремлённые в пустоту зрачки, фингал под глазом – парень вполне подходил своему пустому городу. Наверно именно так выглядели зараженные бубонной чумой. Игорь потоптался на месте и решительно зашагал к современному прокажённому, а попросту пьяному юноше. «Это ошибка» – два простых слова носились в голове Рахлина по кругу, словно бесконечное содержимое допотопной телетайпной ленты. Подойдя к объекту собственных надежд, он уже этих самых надежд давно лишился.

– Эй! – позвал Игорь. – Живой, брат?

Человек медленно поднял голову. Игорь в замешательстве отступил. На него смотрела совершенно трезвая физиономия без каких-либо признаков фингала.

– Тебя как зовут? – спросил недавний пьяница и провёл рукой по светлым волосам, – По описанию вроде похож, но сам понимаешь…

– Игорь Рахлин я, – справедливо заметил Игорь Рахлин.

Белобрысый потёр пальцем шрам на носу и неожиданно просиял:

– Точно ты. Хорошо, что мы встретились. Меня зовут Аркадий Петрович.

– И много хорошего в нашей встрече? – спросил Игорь.

– Хорошо уже то, что мне не придётся лезть на сцену ещё раз. Я уже собирался с мыслями и хотел идти обратно. Причём, заметь, все мысли были на одну тему: «А этот Рахлин – идиот!» Прости, конечно, но ты не представляешь, как эти гады-охранники дерутся!

– Ты – Изначальный?

– Да нет, Гарик. Я даже не Клирик.

– Не… кто?

– Ну… Я просто друг. Не твой конечно, а Игнатова.

Игорь вздрогнул.

– Ну… Не заморачивайся. Пошли лучше. Если Аркадий Петрович – длинно, можешь звать меня просто – Хозяин. Шучу. Насколько я понимаю, ты у нас – важная птица.

– Ага, – автоматически отметил Игорь, – Дятел.

– Да по мне хоть петух… – хмыкнул Аркадий. – Главное, чтобы твои шутки нравились тебе самому. От этого они становятся совершенно гениальными, ты не находишь?!

– И куда мы пойдём?

– Как куда? На конспиративную квартиру, товарищ Ленин. Наденьку, конечно, не обещаю, а вот чайку налью. Мы идём туда, где ты сможешь отдышаться. И без разговоров, плиз… времени…

– Вообще нет! – с готовностью подхватил Игорь. Ему почему-то показалось, что эту чёртову фразу про время он слышит в миллионный раз, – Ладно уж, пошли… хозяин.

Петрович хмыкнул и зашагал к ближайшей подворотне. Игорь поплёлся следом. Тут же накатила усталость. Ноги медленно и неотвратимо наполнялись ватой, голова принялась изображать из себя Царь-колокол, а мысли стремительно желтели и опадали со своего дерева сознания. Усталость определяла настроение. К тому же Игорь начал замерзать.

«Не всё сразу» – жалобно попросил Рахлин у своего тела. Что-то подсказывало ему, что отдохнуть ему удастся не скоро. Сейчас самым важным было идти вровень с идущим чуть впереди юношей.

Через пять минут неторопливого шага по сети подворотен и мимо сонма стандартных хрущёвок путь неожиданно преградила машина ДПС, также неторопливо едущая навстречу людям.

Аркадий, болтавший до этого всякую чепуху про свои впечатления на концерте, встал и жестом профессионального секьюрити задвинул Игоря за спину. Рахлин сразу же вспомнил железную хватку Игнатова, точнее обоих «Игнатовых»… Манеры обращения Аркадия с мягкими тканями Игоря были практически идентичны игнатовским.

– Так, – произнёс Петрович, – Это плохо. Тебя ищет милиция всей нашей необъятной страны, особенно московская. Так что…

– А почему это, собственно они меня ищут? – зло проговорил Игорь. – Мама, что ли, накапала?

– Ну, почти… – смутился Аркадий, – так или иначе, если тебя заберут, тогда кранты.

– Бежим?

Аркадий повернулся к Игорю:

– Это Сашка всё время бегал. Ну и добегался… А мы будем включать мозги, – он достал сотовый, шлёпнул по паре кнопок и набрал в лёгкие воздуха.

– Ты кому звонишь? – опасливо спросил Игорь, не отрывая взгляд от затормозившего неподалёку «ментовоза».

Аркадий многозначительно подмигнул Игорю и вдруг противно захрипел в трубку:

– Алло! Милиция! У нас тут… бандиты, с оружием, кажется кого-то уже убили! Адрес? Кафе «Невка», Волоколамское шоссе, пятнадцать! Ради Бога! Сделайте что-нибудь… – Петрович выключил телефон и улыбнулся подходящему патрулю.

– Ваши документы! – привычно приветствовал старший, с готовностью держа левую руку на цевье «Калаша».

– Пожалуйста, – ответ на традиционное милицейское приветствие был не менее традиционным.

– Ваш, – сержант поднял голову на Игоря. Рахлин полез в карман и краем глаза заметил, как Аркадий одобрительно кивает, реагируя на простуженное шипение рации:

– Вооружённое нападение с убийством. Волоколамское шоссе, пятнадцать.

– Это же за углом! – растерянно произнёс милиционер, бросая паспорт Аркадию и запрыгивая в машину.

– Спасибо! – проорал Петрович удаляющимся фарам патруля и протянул документ Игорю, – Сплошное мошенство! Никакой ловкости рук!

– Ты чего, точно знал, что он не успеет посмотреть мой паспорт? – пытаясь унять неизвестно откуда взявшуюся дрожь, спросил Игорь.

– Откуда я это мог знать? Для тех, кто в танке – я… почти обычный человек. Понимаешь?

– Ничего я не понимаю! – возмутился Игорь, сразу вспомнив невесть куда пропавший фингал на лице «спасителя» – Почти обычный… А вообще… давай, веди, куда вёл!

– Ах, ну да! А я думал, мы просто гуляем, – ухмыльнулся Аркадий.

Мир вокруг приобретал все черты того самого гипотетического места, где все иллюзии о возможном счастье разбиваются о мёртвый кирпич домов, убийственный линолеум асфальта и злой дерматин небес… Ветер, раскрыв свой бесцветный плащ, летал на нём над городом, заставляя подниматься в воздух измятые окурки сигарет и прижиматься к земле окоченевших людей. Вряд ли он не понимал, что путает предназначения…

Через десять минут Игорь уже заходил в подъезд обыкновенного девятиэтажного дома, а ещё через минуту стоял у двери на полуподвальном этаже и лицезрел, как очередной человек, взявший над ним смертельно опасное шефство, пытается попасть ключом в замок и тихо матерится.

– Ты чего, пьяный? – с удивлением догадался Игорь.

– Чисто случайно, – Аркадий икнул и вперился в Рахлина живописным фингалом, – Я же всё-таки на концерте был…

X

Послышался шелест штор. В комнату ворвался яркий утренний свет. Игорь открыл глаза и осторожно вытащил из-под одеяла онемевшую руку.

– Чаю налить? – Аркадий притворно застонал и поплёлся на кухню, на ходу втискивая руки в ощутимо старую бежевую рубашку.

– А покрепче ничего нет? – неожиданно для себя спросил Игорь, и, опустив ноги на пол, пискляво чихнул.

– С утра пораньше, что ли? – притворно-негодующе отозвался Петрович, демонстрируя жаждущему початую флягу коньяка, – “Закарпатский”, три звезды. То ещё пойло.

– А по-моему, один из лучших.

– Э, да ты нормальных напитков не употреблял, – протянул белобрысый.

– Ты, что ли, употреблял!? – неожиданно для себя окрысился Рахлин, опрокидывая содержимое рюмки в рот.

Аркадий отошёл к окну и закурил.

– Извини, что вчера так ничего тебе не объяснил. Ты всё выпытывал у меня что-то… плохо помню…

– Я хотел спросить у тебя, кто такие Клирики и почему ты то трезвый, то… Только ты просто свалился в коридоре и захрапел…

– Кстати, мог бы и до кровати донести, что ли? Знаешь, как неудобно просыпаться в коридоре?

– Я пытался, только… Сколько же ты весишь?

– С похмелья я гораздо легче! – протянул Аркадий голосом удава из советского мультика про торчащих тропических зверюшек.

– Ну а сегодня…

– Давай так, – Петрович присел на край стола, – Будем считать, что мне либо недоступна информация такого рода, либо я не уполномочен ей делиться и вообще ничего не знаю… В общем ты понял…

– Не понял, – признался Игорь, – Первый мне всё пытается объяснить, да ничего не выходит, второй не успевает, третий не уполномочен… И при этом все друг друга знают. Ну хорошо. Но хотя бы про этот балаган с концертом ты пояснить можешь?

– Про балаган – могу, – Аркадий сел за стол, мельком взглянул на часы, тяжело вздохнул и плеснул коньяка в рюмки, – Всё это сделано ради тебя. Только ради того, чтобы тебя не поймали. Сущие – они вообще очень логичны. Они способны просчитать множество логичных вероятностей развития того или иного события, в данном случае – наши с тобой передвижения. Под «нами» я имею в виду всех тех, кто помогает тебе, конечно. При таком элементарном расчёте нас бы уже давно поймали. Просто просчитали место и время нашей встречи. Это если мы будем настолько же логичны, как и они. Противопоставить всему этому логическому бардаку можно лишь случайность, искусственно созданный событийный логический хаос. В роли координаторов таких случайностей выступают Изначальные. Вот мне дали задание – полный, на первый взгляд, бред. Сам посуди – забраться на сцену, изображая пьяного, радостно получить трендюлей от охранников, а потом сидеть и ждать, пока объект догадается о завуалированной подсказке работодателя… Как тебе, а? Причём получение трендюлей в задание не входит, но легко прогнозируется логически. Они вообще предсказуемы – что Сущие, что охранники…

– А почему подсказки завуалированы?

– Потому что нелогичны, – хмыкнул Аркадий, – Всё сводится к одному и тому же. Хотя насчёт подсказок, вот честно, не знаю. Но обмануть Сущих можно только так

– Ладно… – Игорь поднялся из-за стола, – Я в душ схожу?

– Конечно, брат, сейчас соображу насчёт полотенца, – Петрович, отчего-то постоянно чертыхаясь, поплёлся в комнату.

Игорь вошёл в ванну и прикрыл за собой дверь. Постоял над раковиной, вглядываясь в чёрную дыру слива. Игорь Рахлин знал, что если долго вглядываться в слив раковины, непременно закружится голова. Он любил это ощущение неожиданного, и вроде бы, ничем необоснованного головокружения. Но теперь слив был лишь сливом в старательно отдраенной раковине. Голова Игоря действительно слегка кружилась, но скорее всего, от банальных двух рюмок коньяка натощак.

Струи еле тёплой воды бежали по уставшему телу Игоря и гулко бились о стенки ванны. Игорь почувствовал, что вполне может заснуть в этой ванной, под этим душем. Голова кружилась всё сильнее. Игорь попытался стряхнуть оцепенение, и поняв, что у него не получается проснуться, резко выпрыгнул из ванны на пол, больно ударившись при этом плечом об стену. Результатом этого манёвра стали мгновенное избавление от сонливости и изрядно залитый пол помещения.

Игорь приоткрыл дверь в коридор:

– Аркадий! У тебя тряпка есть?

– Я же тебе дал полотенце! – весело крикнул тот, – Или ты совсем мокрый?

– Я-то – сухой, пол мокрый!

– Пол Ньюмен или Пол Маккартни? – мгновенно отозвался белобрысый шутник.

– Смешно, – мрачно констатировал Игорь. – А мне, между прочим, по ногам дует!

Аркадий выпал из недр комнаты и заглянул в ванную. Улыбка на лице преобразилась в недовольную гримасу.

– Нда… Всемирный потоп. Ной отправил улитку за черепахой и теперь нервно курит в углу бамбук. Какая-то тварь из какой-то пары смиренно подносит спичку, а люди предаются последним любовным утехам. Хорошо, что всё это происходит в преисподней – заливать нам некого. Я всегда тупил над вопросом «На каком этаже ты живёшь?».

– Тряпку дай, – уже неуверенно попросил Игорь.

– Тряпку на, – не унимался Аркадий. – Вторую тряпку на, первая тряпка, на, очень уж маленькая, на…

Подобный монолог из репертуара горячего поклонника Регины Дубовицкой прервался противным, словно утро понедельника, звонком в дверь.

Петрович мгновенно подтянулся и извлёк откуда-то револьвер. Гримасы на его лице быстро сменяли одна другую, пока не остановились на варианте чрезвычайно настороженной.

– Вытирай, вытирай! Я не чувствую их, но… – шепнул он Игорю, мягко, но настойчиво заталкивая того в ванную комнату.

Через секунду Игорь услышал скрип открываемой двери и незнакомый, но очень развязный голос:

– Едрить тебя за качан! Здесь чё, чемпионат по водному полу среди детей имбициллов? А?

– А мы что, вас залили? – раздался донельзя удивлённый голос Аркадия.

– Ага, – в ванную комнату сунулась странная голова, принадлежащая огненно-рыжему молодому человеку с удивлёнными разноцветными глазами. Правый был сурового цвета серой стали, зато левый весело поблескивал желто-зеленой гаммой, -Здрасьте.

– Здрасьте, – медленно глупея, ответил Игорь.

– Затопили всё серверную, и ещё о чём-то спрашивают, – не унимался рыжий пришелец.

– А… вы собственно, на каком этаже живёте? – встрял Петрович.

– Знаешь, бро, – задумчиво ответил рыжий. – Всегда тупил над этим вопросом…

Эскарт медленно покачивался в кресле и курил сигару, не обращая никакого внимания на воду, настырно сочащуюся из трещины на потолке. Он был погружён в довольно невесёлые мысли о происходящем вокруг. Теперь, когда он добровольно лишился поддержки аналитической службы, то начал отставать за основными событиями на один-два шага. Энергетика крыши Рахлиновского дома ясно говорила о полномасштабном бое. Но, во-первых, он произошёл более трёх суток назад, а во-вторых, и это главное, присутствие Изначального было налицо, но тот Изначальный явно не принимал активного участия в бойне, где погибло, похоже, более пяти человек. Странная какая-то битва…

Эскарт вдохнул сигарный дым и поднял глаза на массивные настенные часы, висящие напротив. Часы показывали десять утра. Его напарник ушёл в семь и до сих пор не вернулся. Уже час опоздания… Очень плохо. Эскарт точно знал, что его помощник появится, но когда? Время утекает из-под его пальцев, пространство сужается, и эта текущая вода… кажется, что эта вода тоже замешана в этой истории. Только каким боком? Эскарту казалось, что если вода перестанет капать, порвётся какая-то очень важная нить, связывающая его с объектом. Но как вода может убить тарка? Кого? Откуда это название? Или имя? Он не придумал его, оно всегда было с ним. Эскарт хорошо знаком с ним. Но откуда же эта ассоциация?!

Эскарт вздрогнул, когда упавший пепел неприятно согрел его ладонь…

XI

– Так ты тоже Аркадий? – Петрович почесал шрам на носу.

– Ну, – подтвердил рыжий. Но можешь звать меня Аарон. Меня так все зовут.

– Почему Аарон? – спросил Аркадий.

– А чтоб с тобой не путать! – засмеялся рыжий.

«Так!», – невесело подумал Игорь. – «Ещё один шутник…»

– А это кто? – спросил Аарон, неприлично тыкая в Рахлина средним пальцем.

– Это? – неожиданно растерялся Петрович. – Да так, Водолей местный. Я-то вообще не моюсь…

Игорь опешил от такого неожиданного предательства и выпрямился.

– Вообще… – начал он и вдруг запнулся, увидев как лицо рыжего начинает приобретать выражение крайнего удивления.

Аарон провёл рукой по ёжику волос.

– Игорь Рахлин? – неожиданно спросил он.

– Да, – растерянно согласился Игорь, краем глаза замечая, как Аркадий начинает поднимать руку с пистолетом.

– Пойдём со мной, приносящий воду! – совсем уж официальным невпопадом произнёс Аарон и схватил Игоря за руку.

– Погодите, погодите! – оперативно влез Петрович, отдирая конечность Аарона от мокрого плеча подшефного. – Это что за цирк?!

– Это не цирк, – серьезно сообщил рыжий, послушно отступая от Игоря и впиваясь глазами в лицо Аркадия, – Это очередная причуда Изначальных…

– Никогда бы не подумал, – произнёс Петрович, входя в лифт и недоверчиво осматривая кнопки на стене кабины. – Всегда считал, что самая нижняя кнопка – это вызов лифтёра. Да я её и жал пару раз…

– Ничего! – утешил Аарон. – В мире много вещей, о которых ты не знаешь, и которых тебе не дано понять… Ты же не сотрудник, а всего лишь «яркий» …

Аркадий шумно вздохнул.

– Какой? – спросил Игорь.

Рыжий безразлично махнул рукой, поднял оранжевую ветровку и извлёк из-под неё очень знакомый Игорю ключ-цилиндр. Нагнулся к изуродованной кнопке и вставил “ключ” в одну из щелей. Лифт плавно закрылся и поехал вниз. Через секунду двери раздвинулись и открыли взору Игоря длинный коридор с рядом одноцветных металлических дверей. Коридор сразу напомнил Рахлину уменьшенную модель Китайгородского тоннеля, правда, ухоженного и светлого.

Аарон щёлкнул пальцами.

– Конспирация, бро, это не хрен кукушкин. Не мне тебя парить причудами Изначальных.

Подойдя к одной из дверей, Аарон снова щёлкнул пальцами:

– Добро пожаловать в мир электроники, бро!

– Прекрати щёлкать! – сварливо заметил Петрович, отчаянно хмурясь, – У меня голова болит.

Комната, в которой они оказались, более всего была похожа на склад среднстатической компьютерной фирмы. Эти самые компьютеры громоздились на множестве столов, стульев и просто были поставлены на пол. Всё это работало, жужжало и пищало. Мониторы переливались рядами непонятных символов, периферия выдавала всевозможные распечатки и факсы. Посреди всего этого великолепия восседал довольно объёмный тип с длиннющей белесой бородой и сосредоточено клацал по клавишам одного из компьютеров.

– Это Дед Мороз, – шепнул Аарон.

– Настоящий? – съязвил Аркадий.

– Конечно, настоящий, – совершенно серьезно ответил Аарон, открывая дверь в соседнюю комнату. – Кстати, смотрите ироды, что вы натворили…

Он кивнул на несколько компьютеров, обёрнутых целлофаном. С потолка на них действительно капала вода.

– Как прикажете теперь работать? – риторически спросил Аарон, пропуская гостей в следующую комнату.

Игорь вошёл в некое подобие лаборатории, по-крайней мере, несколько столов были заставлены всяческими приспособлениями типа микроскопов, классических химических пробирок и другими подобными вещами, о назначении которых Игорь мог лишь смутно догадываться. За самым большим столом сидел крепкий парень с внешностью слегка подгулявшего Кевина Костнера и просматривал негативы. Неожиданно парень резко развернулся на крутящемся стуле и воззрился на пришедших.

Аарон заулыбался:

– Приколись – это – Игорь Рахлин.

Средний палец снова упёрся в грудь Игоря.

В ответ на героическом лице «Костнера» проявилась радушная улыбка:

– А, Буджейхим Хэфэкбай! Приносящий воду! Очень рад! – скороговоркой отчеканил Костнер, протягивая Игорю руку, – Меня Максом зовут. Слушай, что ты думаешь о том, что люди позволили идее прогресса затмить им рассудок, выпустили из рук поводья истории, утеряли бдительность и сноровку, и жизнь выскользнула из их рук и перестала им покоряться… И вот она бродит сейчас, свободная, не зная, по какой дороге пойти. Под маской благовидного провидца будущего сторонник прогресса не думает о будущем, он убеждён, что от будущего нельзя ожидать ни секретов, ни сюрпризов, ни существенно нового, ни каких-либо решающих поворотов судьбы…

– Какая идея? – растерянно переспросил Игорь.

– Не обращай внимания, – шепнул Аарон, – Он у нас местный философ. Всё время о чём-то бормочет. Наши ребята поговаривают, что Максим редкостный зануда, но думаю – преувеличивают.

– Аркадий, – представился Аркадий, – Можно просто – Петрович.

– А как он меня назвал? – спросил Игорь.

– Приносящий воду, – ответил Аарон.

– Да нет… имя какое-то индийское… Буджа…

– Буджейхим Хэфэкбай? Это твоё имя. Я имею в виду, что Изначальным зачем-то понадобился элементарнейший код для обозначения твоей личности. Именно так ты значился в факсе. А, кстати, сам почитай…

Аарон взял со стола лист бумаги и сунул его Игорю. Это был совершенно стандартный факс:

«Важнее всего bujhm HF [ kby. Он принесёт воду. Помочь во всём. Очистить. Доступ к информации без ограничений…»

– Дальше неинтересно, – встрял Макс, довольно грубым образом вырывая лист из рук Игоря, и словно извиняясь, добавил: – Тебе лучше не знать. Плохо, кстати, что ты пришёл сегодня. Завтра выходной, нас только двое здесь. Вроде дежурных. Я и Аарон.

– А Дед Мороз? – спросил Аркадий.

– А он разве не в Лапландии? – нахмурился Макс.

– Нет, уже вернулся, – ответил Аарон.

– Вы чего с утра курили, братцы? – осведомился Петрович.

– Много чего, – отмахнулся Аарон.

– А я вообще не курю, – вставил Макс.

Игорь почувствовал, что милая беседа затягивается. Происходящее вновь стало казаться Игорю бредом, но он чувствовал, что допустить проникновение подобных мыслей в его бедную голову никак нельзя, поэтому вставил:

– Насчёт этого факса. То, что вы должны меня встретить, это я понял. А очистить – это что? Что-то связанное с водой?

Оба «дежурных» одновременно стали серьезней некуда. Аркадий тоже приутих и активно заёрзал на стуле. Аарон кивнул Максу. Тот кивнул в ответ и молча вышел.

– Не совсем, бро, – прервал затянувшуюся паузу Аарон и ухмыльнулся.

Эскарт осторожно поднялся из кресла и нацелил «Стечкин» на дверной косяк.

– Это я, – раздалось из-за двери.

– Топаешь как слон, – заметил Эскарт, доставая из пачки длинную белую сигарету, – Почему опоздал?

Напарник вошёл в комнату и прикрыл за собой дверь.

– Я перепроверял информацию. Не поверил сначала. Результаты довольно неожиданные.

– Неужели? – спросил Эскарт, прикуривая.

– По своим каналам я проверил связи Рахлина. Множество молодых чиновников. Ни один из них не представляет для нас интереса, но… – напарник сел в кресло и закурил.

– Но что?

– Странно… Но среди телефонов в его компьютере есть и ваш.

– Что?!

Напарник покачал головой.

– Может быть это подстава, не знаю. Может, наши что-то замышляют? По мне, и Сущих для геморроя вполне достаточно. А тут ещё и это…

– Виктор, – начал Эскарт и поморщился – у них было не принято называть друг друга по именам, – Но так ещё интереснее…

– Вы же знаете, что я с вами, начальник, – Виктор улыбнулся, – У меня нет и мысли подозревать вас. В этом просто нужно разобраться.

– Именно. Поехали, – Эскарт подошёл к двери, – Хорошо, что ты сказал мне.

– А разве у меня был выбор? Если и был, то я его уже сделал.

– Вот именно. Ты всё понимаешь.

Их взгляды встретились. Эскарт увидел на лице напарника что-то, похожее на улыбку и улыбнулся в ответ.

XII

– Сейчас мы замутим интересную вещь, – многообещающе замигал Аарон, подводя Игоря к некоему подобию стоматологического кресла. Тон нынешнего благодетеля Игорю почему-то решительно не понравился. Как и любой нормальный, психически здоровый ребёнок, он с детства ненавидел стоматологов. И теперь, при виде очень знакомого кресла, к подголовнику которого был приделан металлический обруч с зажимами для головы и подлокотник с теми же зажимами для рук, Игоря инстинктивно передёрнуло.

Аарон кивнул на «пыточное кресло»:

– Садись, расслабься и попытайся получить удовольствие.

– Похоже на рекламный проспект секс-маньяка, – отреагировал Игорь.

Аарон улыбнулся. Именно с такой улыбкой он недавно говорил о «настоящем Деде Морозе в подпольной компьютерной комнате».

– Я требую официального суда, – нервно продолжил Игорь, недоверчиво косясь на копну проводов, хищно тянущихся к людям из разных деталей конструкции. – Что ты вообще задумал?

Подобный вопрос был в равной мере обращён и к Аарону, и к устрашающему металлическому обручу в изголовье. За двоих ответил человек:

– Садись, садись, бро. Сейчас над тобой будет произведена совершенно необходимая и в высшей степени полезная для тебя самого операция.

Игорь, которого очень напугали словосочетания типа «будет произведена» и «полезная операция», сделал последнюю попытку отвертеться, прекрасно осознавая, что операция действительно полезная и нужная, даже если о ней тебе категорически не хотят рассказывать:

– А позвольте всё-таки уточнить, что именно…

То ли от настойчивости Игоря, то ли от высокопарности последней фразы, но Аарон явственно поморщился:

– Сейчас сам всё увидишь. Претензия только одна – смотри не засни. Если заснёшь, всё будет плохо. Не заснёшь – всё будет хорошо.

– Тенденцию уловил, – проворчал Игорь, усаживаясь в заранее ненавистное ему ложе.

Аарон кивнул и направился к столу, на котором громоздилась разнообразная электроника. Включив пару мониторов, пару системных блоков и пару непонятных устройств поменьше, рыжий экспериментатор взял со стола колбу с бесцветной жидкостью, понюхал, удовлетворённо чихнул и передал её Рахлину.

– Анестезия? – догадался Игорь.

– Что-то вроде, – согласился Аарон. – Не нюхай, пей залпом.

Игорь схватил колбу и опрокинул её содержимое в рот, стараясь не думать, что пьёт. Результаты подобных манипуляций превзошли все его самые смелые ожидания. Игорь зашёлся в приступе совершенно животного кашля. Глаза с готовностью полезли из орбит, выливая в окружающее пространство изрядное количество непритворных слёз.

– Это же спирт! – прохрипел он, стараясь отдышаться. – Предупреждать надо!

– Не надо, – ответил Аарон. – Узнай ты, что это не соса-сола и не аспирин, ты бы задолбал меня очередной порцией вопросов. К тому же эффект неожиданности – именно то, что нам сейчас нужно.

Игорь полностью смирился с судьбой и бессмысленно наблюдал, как Аарон с грацией старого шулера разбирается с многочисленными проводами.

– Сиди и не рыпайся, – сурово заметил он, вставляя Игорю в рот резиновый валик.

«Хрен с ним, будь что будет» – неожиданно подумал Игорь, с ужасом понимая, что медленно и неотвратимо пьянеет. Это и в самом деле был спирт, но похоже, что не чистый, а с какими-то добавками, по крайней мере у этого спирта было странное солёное послевкусие. Игорь сглотнул и сразу же почувствовал неожиданную, резкую боль в голове. По виску полоснуло. Рахлин инстинктивно зажмурился и вскрикнул.

– Ага! – чему-то обрадовался Аарон, удивительно быстро клацая по клавиатуре. – Ты там, главное, не спи!

Игорь попытался сосредоточиться и подтянуться. Странная пелена буроватого оттенка мешала наблюдать за действиями Аарона.

– Ага! – снова воскликнул Аарон. – Я так и знал! Вот ты где! От меня, маза фака, не уйдёшь! Куда пошёл!

Игорь силился понять, кого ловит его новоиспечённый друг, но боль в голове и странная слабость активно мешали этой несложной задаче. К тому же в висок забили несильные удары тока.

– Эй, ты не спишь? – продолжал разоряться Аарон. – Так-так, детка, кам ту Батхед!

После «Батхеда» последовал новый удар тока, на этот раз посильнее. Игорь почувствовал, как неотвратимо проваливается в разноцветную яму небытия.

– Отключишься – с ума сойдёшь! – весело сообщил Аарон, – А может и коньки отбросишь!

Подобная поддержка оказала на Игоря весьма благотворное воздействие. Яма сна начала потихоньку отдаляться. Изо рта Рахлина послышалось неприличное мычание. Разноцветье сменилось душным красным туманом. Игорь почувствовал, как его тело выписывает в кресле истерические па. Краем заплывшего глаза Игорь увидел расплывчатое рыжее пятно, сжимавшее в размытой руке некое подобие пистолета. В ухе закопошилось нечто липко-резиновое. Раздался щелчок. Голова взорвалась скоротечным фонтаном боли. Навалилась тьма.

Он видел это своими глазами, впрочем это были не его глаза, а глаза какого-то другого существа. Существа необыкновенно умного и злого, против своей воли летящего по странному, дантевско-кровавому коридору с фиолетовыми проводами на стенах. Провода бурлили, жили своей жизнью, угрожали лопнуть и выпустить из себя внутренности. Он видел всё. Он не хотел этого. Он пропускал через себя боль, стыд и страх. Чувство несомненной опасности заполнило его естество. Это не было ожиданием смерти. Смерти не было вообще, как не было и бессмертия, но чувство опасности было, несомненно, сопряжено с неким подобием смерти, скорее духовной, чем физической. Он помнил это ощущение – ощущение младенца, извлекаемого из сладостного материнского нутра. Он знал это слово – и это было слово «симбиоз». Он знал множество слов, понятий, запахов и образов, ведь он был частью человека. Нет, это человек был частью его. Человек хранил информацию собственных воспоминаний. Единственно, что было недоступно злому и упрямому существу. Разрыв с действительностью, вопиющая бесполезность ожидало это существо впереди. Алкоголь сковал его, подчинил разум, расслабил мысли. Потеря контроля – потеря смысла жизни. Жизнь возможна без рождения в чреве матери. Эта жизнь бессмертна. Вечность, потерявшая смысл жизни. Ад сознания. Он не хотел…

– Просыпайся, бро! – влажная рука ударила Игоря по щеке. – Очнись, паря!

Игорь открыл глаза. Мир мгновенно влился в него многогранной палитрой звука и цвета. Затем появилось ощущение собственного тела. Затем Игорь перегнулся через кресло, изрыгая потоки желчи. Аарон схватил Рахлина за плечо и сунул под нос бумажный аэрофлотовский пакет.

– Сейчас пройдёт, – спокойно сказал рыжий. – Первое время воспринимать мир без тарка очень нелегко.

Тошнота отступила сразу же. Навалились разнообразные запахи. Рахлин чихнул.

– Без кого? – Игорь вытер пот со лба. Страшно хотелось пить.

Вместо ответа Аарон помахал перед носом Игоря стеклянным футляром.

– Без кого же? – тупо повторил Игорь.

– Чё, зрение пропил? – ухмыльнулся Аарон, тряся футляром. – Познакомьтесь. Алиса – это тарк, тарк – это Алиса.

Игорь попытался сфокусировать взгляд на порхающей в воздухе колбе. Наконец он увидел это. Овальное существо желтоватого оттенка сантиметра в три, щедро покрытое белесыми волосиками. Больше всего оно напоминало волосатого червяка, надувшегося от непомерной гордости. Напыщенный червяк ежесекундно целовался со стенками своего каземата ртом-присоской.

– Ядрёна вошь! – уважительно сказал Аарон, встряхивая червяка.

– Что это? – спросил Игорь.

– Xenoturbella bocki, – голос Макса за спиной заставил Игоря вздрогнуть. Ксенотурбелла – низший бескишечный плоский червь. Овальное существо желтовато-папирусного цвета, покрыто ресничками – сенсорами. Рот – на брюшной стороне, ведёт в объемистую кишку, занимающую почти всю полость тела. Само тело одето в кожно-мускулистый мешок, а между ним и кишкой – прослойка рыхлой ткани, так называемой паренхимы. Заднепроходного отверстия и пищеварительной железы нет, как нет ни кровеносной, ни нервной, ни дыхательной, ни выделительной, ни половой систем…