Три дыры

Название этого рассказа совершенно не отражает мое отношение к упомянутым ниже городам. Два из них точно хороши, третий я так и не познал, потому не имею права назвать его дырой. Скорее всего, это о боковых окошках на жизненном пути, заглянув в которые, можно лишний раз убедиться в многообразии нашего мира.

––

Россия, Томск. Через два года после получения диплома я почувствовал, что этот город морально и физически утомил меня и нужно выбираться из него. Пять лет жизни в общежитии и два года семейной жизни в неблагоустроенных деревянных избушках вызывали страшное желание вернуться в «цивилизацию» – в собственное уютное жилье с горячей водой, отоплением, приличными соседями, с обычным домашним диваном или креслом перед телевизором, в конце концов! Все друзья, уехавшие по распределению в алтайский город Яровой и сразу получившие квартиры, давно жили этой нормальной благоустроенной жизнью. Мне же, несмотря на все мои ухищрения, так и не удалось выбить жилье на химзаводе, куда я распределился в ожидании времени, когда жена закончит институт. Дело было в том, что весной, в момент раздачи мест будущей работы, я был холост, но ко времени выхода на работу – осенью – в моем паспорте стоял четкий штамп из ЗАГСа.

– Во время распределения ты был извещен, что на нашем заводе нет жилья для семейных. И ты сам сказал, что ты не женат и тебя устроит койка в рабочем общежитии. Так? Так. Как и записано, мы дадим ее тебе, но только тебе одному, без жены, – председатель профкома равнодушно посмотрел на меня и ткнул пальцем куда -то в мой раскрытый документ, который он держал в левой руке. – Ты же знал, что через месяц женишься, и что семейным мы не даем никакого жилья, а теперь что-то требуешь от меня…

Мой финт, на который я тогда надеялся, не удался. А жене нужно было еще пару лет догрызать свой гранит. И я отправился на поиски крова, которые периодически возобновлял в течение двух последующих лет.

Время добросовестно отсчитывало свое. Жена завершила учебу, вдали от нас уже год росла наша маленькая дочь, с которой нужно было срочно воссоединиться и заниматься ее воспитанием, как следует нормальным родителям.

После еще нескольких походов к тому же председателю профсоюзного комитета завода, решающего в том числе и жилищные вопросы, мы поняли, что квартира и даже комната в семейном общежитии нам в ближайшем будущем точно не светят.

Надо было что-то срочно предпринимать. Как раз к тому времени по нашему заводу пошел слух, что где-то в загадочной Туркмении есть город Мары, куда приглашают специалистов-химиков на запуск строящегося завода и в том направлении уже уехало несколько семей. Было приложено немало усилий, прежде чем мне удалось найти адрес этой далекой стройки и отправить туда письмо с горячим изъявлением желания работать на запуске этого завода, и что я химик-технолог, начальник смены и вообще молодец.

Конечно, пока я занимался этой перепиской, работа не останавливалась и мне приходилось все так же добросовестно отгружать цистернами метанол в разные части Союза. В смене, начальствовать над которой доверили мне, были преимущественно молодые девчонки, только закончившие профтехучилища. Конечно, эта работа была не для них – лазить по наливным эстакадам и цистернам, крутить огромные задвижки, зимой очищать пути и дышать спиртовыми испарениями. Понятно, что в сибирские морозы все утяжелялось в два раз. Как я уже говорил где-то ранее – в химии женщинам место только в лаборатории. Но надо отдать должное – наши девчата не только справлялись с работой, но, когда удавалось, продолжали красить ногти и делать «советские» макияжи.

Мужиков было всего двое, не считая меня. Один был года на три старше меня, с высшим образованием, почему-то не желавший занять должность ИТР, но при этом стремившийся всех подчинить себе. Этакий саркастический, все знающий и всех подзуживающий тип. С ним мы не сошлись – при первой же встрече я почувствовал его стремление сесть на мою шею, и потому сразу установил дистанцию, отсекая любую его попытку панибратства. Второй был много старше, и имел отчество Акиндинович – имени его уже не помню. Он был ленив, всегда норовил поспать в ночную смену и часто взваливал часть своей работы на девчонок, за что они его недолюбливали и между собой называли Аху…динович – я это случайно подслушал, как-то неожиданно для них зайдя в курилку, где они баловались сигаретами. Этот Акиндинович прославился еще и тем, когда услышав, что на метаноле ездят гоночные машины, залил его в бак своего мотороллера, на котором приезжал на работу. Счастливый и гордый этим открытием, он, к нашему удивлению, выехал за ворота и скрылся из глаз. Когда мы, через час после его торжественного отбытия, двигались на заводском автобусе в сторону города и проехали уже пару километров, кто-то из наших девах закричал:

– Смотрите, наш Аху…динович чапает!

По дороге, навстречу автобусу, в направлении завода, упершись руками в руль и толкая перед собой мотороллер, двигался наш слесарь, любитель экономии бензина. Как потом выяснилось, его триумфальный выезд за территорию завода обеспечил бензин, оставшийся в карбюраторе, потом туда пошел уже голимый метанол, и все кончилось…

Кто-то знает, кто-то не знает, что метанол – это спирт, очень похожий запахом и цветом на тот, этиловый, из которого делают водку. Но очень и очень ядовитый. На ярко желтых цистернах, куда мы тоннами заливали эту жидкость, угрожающе скалились черные черепа со скрещенными костями, большими буквами было написано «Опасно!» и «Яд!», а единственный люк был закручен на болты и замотан при помощи рук Акиндиновича металлическим прутком. Эти железнодорожные составы даже охранялись и сопровождались вооруженным человеком в пути. Тем не менее, несколько солдат строительного батальона, находившегося недалеко от завода, умудрились начерпать эту отраву из цистерны и досрочно закончить свою молодую жизнь. Может, они не умели читать по-русски – большинство из них было из стран Средней Азии…

Радости нашей не было предела, когда пришло официальное письмо этого завода с приглашением меня на работу, с предоставлением всех благ, так нужных молодой семье. Все! Надо было срочно увольняться с работы. Я привел кучу аргументов в переговорах со своим заводским и институтским руководством и в конечном итоге получил открепление – документ, в котором говорилось, что завод и институт отпускают меня в свободное плавание и в дальнейшем не несут никакой ответственности за этого молодого специалиста.