Снежные дельфины с планеты Аквасноу

ПРОЛОГ
Мишка был обычный мальчик, как все мальчики в возрасте шести лет. Рост его был один метр, шесть сантиметров и даже несколько миллиметров. Как раз на этом месте на ростомере в медицинском кабинете была нарисована забавная мартышка, что обвивала шею жирафа. Но Баранкин утверждал, что миллиметры не считаются, и вообще, это у него просто волосы торчком встали, и росту ему прибавили.
Когда Мишка вырастет, обязательно отрастит длинные волосы и будет забирать их в хвост, как папа. Но это будет потом. А пока мама каждый месяц водит его в парикмахерскую и там мастер тётя Лена жужжащей машинкой быстро убирает всё (по её словам) лишнее, оставляя на макушке жёсткий ёжик тёмного, почти коричневого цвета. И оттого, что волос сбоку на голове остаётся очень мало, уши кажутся большие и противно торчащие. Баранкин не упускает случая подёргать за них, а ещё больно щёлкнуть по лбу или, подкравшись сзади, стукнуть по затылку.
От таких нападок Мишка старается не плакать. Правда довольно часто губы предательски сгладываются в унылый полумесяц с опущенными книзу кончиками. А глаза становятся грустными, круглыми и застилаются жидкими стёклышками, цвета полдничного чая. Но в те дни, когда в детский сад приходит Лёвка, его самый лучший друг, Мишкин рот растягивается в улыбке, а глаза превращаются в щёлочки, и кажется, что из них струится золотой свет. И тогда Баранкин совсем не страшен. Правда, Лёвка частенько садик пропускает, потому что болеет, и тогда Мишка остаётся один на один со своим недругом. А Баранкин, он не только к ушам привязывается. Он ещё изводит Мишку за его родинку – у него родинка на щеке, в виде капельки. И Баранкин смётся, что такая родинка может быть только у девчонки! Мама говорит, что родинки не выбирают, какими им быть, и у кого. Иногда родинки могут быть очень похожи на родинки близких родственников. Вот и бабушка сказала, что точно такая родинка была на щеке у его папы. Мишка как услышал об этом, так обрадовался, и даже готов был простить Баранкину все его глупые рассуждения, но мама шёпотом ответила, что бабушка всё перепутала, не было у папы такой родинки. Однако бабушка утверждала, что ничего не перепутала. Мишка уже не знал, кому верить… Но решил не спорить, ни с мамой, ни с бабушкой. А верить самому себе. А сам он решил верить, что у папы есть родинка. И ещё Мишке нравилось, как бабушка говорила: «У тебя голосок прямо как у Славика, такой же басовитый». А Славик – Мишка знал – это был его папа.
Лёвка однажды заявил, что какой-то добрый волшебник подарил Мишке голос сказочного медвежонка – такой же р-р-р-рычащий! А воспитательница (не та, которая молодая и добрая, а которая старая и злая) постоянно делала маме замечание: зачем она приводит в садик больного хрипящего ребёнка. Мама растерянно оправдывалась, что ребёнок не больной, и вовсе он не хрипит, это просто такой голос, с самого рождения. А ещё Мишка не так, как все выговаривал букву «р» – у него во рту словно перекатывались шершавые шарики, и звук получался хрипло-рычащий. Ну точь-в-точь как у медвежонка из старой сказки.
Он и внешне был похож на медвежонка – в своём комбинезоне цвета молочного шоколада и такой же куртке. Только у куртки был жёлтый капюшон и жёлтые карманы, а на правом кармане аппликация в виде весёлой пчёлки с бочонком мёда. Сходство с медвежонком дополняли пухлые румяные щёки, смуглая кожа и небольшая упитанность. Мишку даже можно было бы назвать толстым (Баранкин так и называл), но мама уверяла, что никакой он не толстый, просто крепко сбитый. Мишка не понимал, как это – сбитый? Он ведь не табуретка какая-то, чтобы быть сбитым. Но бабушка говорила, что его папа в детстве был такой же сбитый, а потом изросся. Что такое изросся, Мишка тоже не знал. Бабушка вообще порой говорила очень странные слова, даже мама не могла объяснить их значение. Она была очень старенькая, эта бабушка. И вообще, она была даже не его бабушка, а бабушка его папы. Но папа куда-то уехал, далеко-далеко и ни мама, ни бабушка не могли сказать, куда (из-за этого мама старалась о папе вообще не говорить и не вспоминать). Баранкин правда сказал, что папа просто их бросил. И теперь у него другая семья, и другой ребёнок, которого папа любит больше, чем Мишку. За эти слова Баранкин схлопотал по уху. Вообще-то, Мишка не любит драться. И мама всегда говорила, что настоящий мужчина не должен распускать кулаки, а силу надо применять только для защиты. Для защиты слабых. К тому же Мишка выше всех в их подготовительной группе, а значит, сильнее всех. Он был согласен с мамой, что сильные никогда не применяют свою силу к более слабым. Баранкин, наверное, более слабый, но зато самый вредный в их группе. И часто говорит нехорошие слова. Как те, про папу. Вот Мишка не выдержал и стукнул его. За что был препровождён в угол, где и оставлен на целый час!
Но ему повезло – в тот день работала добрая воспитательница, Марина Валерьевна (не все ребята могли запомнить такое сложное отчество, а кое-кто и букву «р» не выговаривал, и поэтому воспитательницу звали Малина Вареньевна, или Валеньевна). Так вот, Малина Вареньевна, как только вся группа ушла на прогулку, поставила его в угол, строго сказала, что он обязан подумать над своим поведением. Но потом оглянулась, не видит ли её кто-нибудь, присела перед Мишкой на корточки и дала ему мятную конфетку в серебристом фантике, и шёпотом добавила, что конфету выдала для того, чтобы ему хорошо думалось. И даже легонько погладила Мишку по волосам, затем выпрямилась и снова напустила на себя строгий вид.
Мишке думалось хорошо. Особенно с конфетой за щекой. И когда не отвлекали галдящие ребята, тем более противный Баранкин. Он думал не над своим поведением, а над тем, когда же вернётся папа, и чтобы мама не задерживалась на работе, и, главное, не уезжала в командировку. С бабушкой, конечно, оставаться хорошо, но ему казалось, что не бабушка присматривает за ним, а он присматривает за бабушкой. А ещё Мишка думал – поскорей бы в садик вернулся Лёвка, а злая Тамара Аркадьевна ушла из садика насовсем. И Баранкин вместе с ней. Конфета заканчивалась, а мысли нет. В этих, подслащенных конфетой мыслях, Мишкина жизнь получалась такая хорошая, и он перестал расстраиваться из-за своего наказания, и даже поверил, что вот прямо с завтрашнего дня всё так и случится, как он себе придумал…
1 ГЛАВА
– Мишка! Ну, ты будешь шевелиться или нет? Я из-за тебя опоздаю на работу.
О, эти вечные слова, которые мамы говорят по утрам своим маленьким детям. Как будто опоздать на работу, это самое страшное, что может случиться. Самое страшное случилось вчера – мама сообщила Мишке, что уезжает в командировку. Без мамы, конечно, плохо, но терпимо, особенно если приходится заботиться о бабушке. Вот тогда скучать совсем некогда. Но оказывается, более страшное сообщение мама оставила на потом. Точь-в-точь как Мишка, когда он сначала небрежно говорит: «понимаешь, видимо, что-то случилось», а через пять минут сознаётся, что разбил любимую мамину чашку (которую подарил папа!) Вот и мама вчера – сперва сказала, что уезжает в командировку, и не успел он как следует привыкнуть к этой мысли и погоревать, добавила, что оставит его не с бабушкой, а в садике! Это называется «на пятидневку».
У Мишки враз намокли глаза. Мама, конечно, поспешила его успокоить, что ему придётся жить в садике вовсе не пять дней, а всего лишь три. Но три дня! Три дня без мамы, без бабушки и не дома! В садике, возможно вместе с противным Баранкиным! Потому что его иногда тоже оставляют на пятидневку. И Мишка басовито заревел. Мама кинулась его утешать, а Мишка всё никак не успокаивался. В конце концов, мама отправила его спать со словами «Утро вечера мудренее».
Утром мамина фраза «Я опоздаю на работу» вселила надежду в Мишкино сердце. На работу! А не в командировку. Может, за ночь мама передумала, и утро и правда стало мудренее? Мишка строптиво заявил:
– Ты же не на работу, а в командировку собралась. А в командировку не опаздывают.
– Ну, во-первых, командировка, это та же работа, только в другом городе. И я запросто могу опоздать на самолёт, который летит в тот город, где мне предстоит работать. А я вполне могу опоздать, если ты будешь так долго собираться. Ну а во-вторых – мне с утра перед тем как ехать в аэропорт, надо ещё заскочить к себе в отдел.
Мишка горестно вздохнул – вот и оказалось, что утро мудренее не стало…
На улице дух холодный колючий ветер. Мишка, чтобы от него спрятаться, уткнулся лицом в мамино пальто. Вообще-то, он на маму обиделся и поэтому хотел отойти от неё подальше и стоять в одиночестве, как будто он маму совсем не знает. Он сначала так и сделал. Но на остановке стояло много незнакомых людей, а холодный ветер царапал лицо, заползал в рукава и даже пытался забраться за капюшон. А мамино пальто было такое мягкое, хранило запахи мамы и их дома, так что Мишка предпочёл сменить гнев на милость и прижаться к маме. А автобуса всё не было, и не было. Мама нервно поглядывала на часы. И вот, наконец, зелёный дребезжащий автобус показался из-за поворота. Народ на остановке оживился. Радостные возгласы смешались с недовольным: «Ой, какой маленький автобус! Как же мы все влезем?» Мишка надеялся, что они в автобус не влезут, мама опоздает на самолёт и не полетит в свою командировку, и он, Мишка, не пойдёт в садик. А будут они с мамой сидеть дома и смотреть мультики или книжки читать. Но мама подхватила его под мышки и втиснула в автобусную дверь. А дальше толпа понесла его куда-то, на него давили со всех сторон, он видел перед собой только бока и спины толкающихся пассажиров. От страха Мишка закричал: «Мама!», но его голос утонул в толпе. Но тут кто-то крикнул: «Осторожней! Ребёнка задавите! Мальчик, иди сюда. Пропустите его, пусть со мной сядет». Мишка сам не понял, как оказался на коленях у какой-то тёти. Испуганно оглянулся и снова крикнул: «Мама!»
В промежутке между сомкнутым строем человеческих тел Мишка увидел мамино лицо. Мама кивнула ему и крикнула в ответ: «Сиди-сиди, я тут. Мы всё равно едем с тобой до конечной». Мишка успокоился и попытался разглядеть тётю, на коленях которой он сидел. Но сделать это оказалось непросто – капюшон, натянутый на шапку, практически блокировал возможность вертеть головой. Тогда он решил смотреть в окно. Но там ничего не было видно – чернильная темень раннего утра, да морозные узоры, застилающие почти всё оконное пространство. И Мишка стал рассматривать тётины руки. У неё были красивые пальцы с длинными ногтями темно-сиреневого цвета, а на среднем пальце левой руки красовался большой перстень с малиновым камнем. Камушек переливался, отражая свет автобусных плафонов. Мишке очень захотелось его потрогать, и он тихонько, одним пальчиком почти уже прикоснулся к камню. Но тётенька резко перехватила его руку и потом осторожно отвела её в сторону. Мишка думал, она рассердилась, однако тётенька спросила, как ни в чём не бывало:
– Ну, что, друг, как тебя зовут, и куда ты направляешься?
Мишка охотно включился в разговор и ответил, что зовут его Миша, и направляется он в садик. Но в садик ему совершенно не хочется, потому что мама его собирается оставить там на пятидневку. А сама уедет в командировку. Мама боится, что опоздает на самолёт. А он, Миша, не боится. Ведь если мама опоздает, значит, никуда не улетит, а останется вместе с ним. Но тётенька ответила, что если взрослым надо ехать в командировку, то от этого никуда не денешься. А если опоздаешь, то ехать или лететь всё равно придётся, но в этом случае, маму могут ждать неприятности.
– Ты ведь не хочешь, чтобы у мамы были неприятности? – спросила она Мишку на ушко.
Мишка помотал головой. Конечно, он не хочет, чтобы у мамы были неприятности. И тут кто-то из стоящих рядом людей раздражённо сказал: «Ну, вот. В пробку попали! Сейчас простоим тут битый час!» Мишке не хотелось находиться в автобусе битый час. И не битый час тоже. Он не знал, чем битый час отличается от не битого, но понимал уже, что час – это очень долго. И провести этот час на коленях у чужой тёти и так далеко от мамы ему не хотелось. Мишка вздохнул.
– Ладно, придётся поколдовать, – тихонько побормотала тётя, – Чтобы доехать побыстрее, и у вас с мамой тогда останется побольше времени перед тем, как вы расстанетесь.
И она большим пальцем правой руки потёрла камень на своём перстне. И вдруг автобус, который стоял на одном месте довольно долго, резко тронулся, потом повернул и быстро-быстро поехал.
– Ну вот, – удовлетворённо сказала тётенька, – Ещё минут пятнадцать, ну, от силы двадцать, и мы доедем. И вы с мамой успеете зайти в пекарню, съесть по пирожку с яблоками, и выпить – мама кофе, а ты какао с маршмеллоу.
Мишка удивился: откуда тётя знает, что они с мамой любят пирожки с яблоками? И что он просто обожает какао с маршмеллоу? Но тётенька между тем сменила тему разговора:
– А вот скажи мне, Миша, на что похожи эти морозные узоры на стекле?
Мишка задумался, разглядывая стекло.
– Н-у-у-у… Вот этот похож на дельфина. Как он из моря выпрыгивает!
Мишка засмеялся и похвастался:
– А мы с мамой ходили в океанариум, и я видел дельфинов. Только жалко, что мы далеко сидели.
– А ты хочешь увидеть дельфинов близко? – наклонившись к нему, тихонько спросила тётя.
Мишка вздохнул
– Конечно, хочу. Но чтобы смотреть на дельфинов близко, и ещё с ними сфотографироваться, надо заплатить много денег. А у мамы нету много.
– Ну, мама съездит в командировку, заработает денежки, и, возможно у вас получится посмотреть на дельфинов с близкого расстояния. Это твоё самое большое желание? – вдруг спросила она.
Мишка быстро ответил:
– Да!
Потом подумал и решительно замотал головой, – То есть, нет. Наверное, самое большое, чтобы вернулся папа… И чтобы Баранкин не приставал!
– Папа… Баранкин… – задумчиво проговорила тётенька, – Знаешь, с Баранкиным ты сам можешь разобраться, а вот папа…
Потом она замолчала, и молчала довольно долго. Автобус на удивление ехал быстро, на остановках люди заходили, выходили, двери с треском захлопывались, и автобус снова трогался в путь. Народа в нём оставалось всё меньше. Мама села на соседнее освободившееся сиденье, и Мишка перебрался к ней. А тётенька продолжала молчать, даже ничего не сказала, когда Мишка соскочил с её коленей. И тогда Мишка подумал, что она просто на просто про него уже забыла. Автобус подкатил к конечной остановке и распахнул двери. Мишка с мамой направились к выходу. Мальчик обернулся, чтобы на прощание помахать этой доброй тёте рукой, несмотря на то, что остаток пути она не обращала на него внимания. Но тётенька вдруг сказала:
– Подожди, Миша.
Мишка в растерянности остановился, остановилась и мама, нетерпеливо поглядывая на странную женщину. А тётенька открыла сумочку, достала из неё небольшой стеклянный прозрачный шарик со множеством граней и протянула мальчику.
– Вот, держи!
Мишка зачарованно посмотрел на сверкающий шарик.
– Ой, а что это такое?
– Это волшебный хрусталик…
– Правда?!
Глаза у Мишки радостно вспыхнули. Он протянул руку, но мама остановила его.
– Ну, что вы, зачем… – с неловкой улыбкой обратилась она к тётеньке, – Для чего ему эта бусина, он же не девочка…
– А это не бусина, – чуть прищурившись, ответила она, – Это волшебный хрусталик. Самая нужная вещь для ребёнка, мама которого уезжает в командировку.
Мишкина мама сконфузилась.
– Миша, скажи тёте «спасибо», – и сама тоже сказала, – Спасибо вам, большое. Миша, наверное, уже пожаловался, что я уезжаю, а он остаётся. Но что поделаешь, работа есть работа… Вы простите, мы торопимся…
Мишка зажал хрусталик в кулаке, и мама потянула его за собой. Они уже отошли на несколько метров, но женщина расслышала, как мама говорит сыну:
– Пойдём, Мишуткин, позавтракаем в пекарне напоследок. Тем более, нам так повезло, быстро приехали. Как ты смотришь на пирожки с яблоками и твоё любимое какао?
Мальчик удивлённо воззрился на маму, и женщина удовлетворённо улыбнулась. Но потом нахмурилась: «Ай-яй-яй! Я ведь не рассказала, как пользоваться хрусталиком, и, главное – не проча ему заклинание. Старею, наверное, всё из головы вылетает. Или это виноват общественный транспорт? Из автобуса выходишь, как чумной! Тут забудешь, как тебя зовут, не то что заклинание. Ну, ладно, сейчас что-нибудь придумаю». Она подняла руку и громко щёлкнула пальцами.
2 ГЛАВА
– Мам! Я хочу ещё пирожок!
– А ты не лопнешь, деточка? – мама засмеялась, – И куда в тебя лезет, Мишка, косолапик ты мой? В садик пора, а то на завтрак опоздаем.
– Мам, ну давай не пойдём на завтрак! Ну ма-а-ам…
– Ну, хорошо, хорошо, не пойдём… Побудем вместе, раз так повезло, и билеты мне купили на другой рейс. У нас с тобой ещё целый час в запасе.
– Битый? – хитро улыбнулся Мишка.
– Почему битый? – удивилась мама.
– Ну, так ведь говорят… А почему он битый? Кто его бьёт?
– Не знаю, – отмахнулась мама, – Мишка, ты меня уморишь своими вопросами. Кушай давай!
Тут дверь открылась и в кафе зашла та самая женщина, с которой они ехали в автобусе.
– Ой, мама, смотри, вон та тётя из автобуса! – закричал Мишка.
Мама оглянулась, и улыбка сошла с её лица. Почему-то при встрече с утренней знакомой её кольнула тревога. Но она всё же вежливо кивнула.
– Вот мы с вами снова и встретились, – жизнерадостно сказала подошедшая женщина, – Ну, что, Миша, как пирожки с яблоками?
– Вкушно! – ответил Мишка с набитым ртом.
Мишкина мама недоумённо посмотрела на пустую уже тарелку, удивившись, откуда пришедшая узнала, что они ели именно пироги с яблоками, глянула на женщину и чуть пожала плечами. Но когда та спросила: «Машенька, я присяду с вами, не возражаете?» она закусила губу и посмотрела на непрошенную соседку исподлобья, снова удивившись, откуда эта женщина знает её имя? Мишка в автобусе сказал? Однако ответить отказом не посмела.
– Садитесь, конечно! Только мы уже уходим… Мишка, одевайся.
– Не торопитесь, я угощу вас эклерами, здесь изумительные эклеры! Сейчас закажу.
– Но мы и правда уходим, – слегка нервничая, ответила Мишкина мама.
– Машенька, ваш рейс вылетает чуть позднее, а ксерокс есть за углом…
– А откуда… И зачем мне ксерокс?
Но автобусная незнакомка направилась к стойке, чтобы сделать заказ. А тем временем Мишкиной маме позвонили.
– Да, Василий Юрич… Что?! Да… Ну почему так?! Но я же не успею…
А в трубке вибрировал голос маминого начальника:
– Да успокойся, Маша, всё успеешь. Просто отправь мне ксерокопию паспорта, и мы все подготовим. И билеты привезём прямо в аэропорт.
Мишкина мама растерянно смотрела по сторонам, всё ещё сжимая умолкший телефон.
– Машенька, я Мише заказала какао, а вам капучино пока не стала заказывать. Вы сначала сходите, отправьте ксерокопии, пока там нет очереди. Не волнуйтесь, они уже работают, они рано открываются. Вы сейчас выйдете, за угол заверните, там увидите вывеску – «Копицентр». Идите, идите, я за Мишей посмотрю.
Мишкина мама как во сне взяла сумку, сказала: «Да, я сейчас, быстро», и выскочила за дверь. А Мишка тревожно посмотрел маме вслед.
– Ну, что, Миша, – незнакомка энергично потёрла руки, – Я предлагаю продегустировать эклеры.
– А что такое продек… прокусти… ровать? – Мишка пытался выговорить незнакомое слово, растерянно уставившись в закрывшуюся за мамой дверь. – А куда ушла мама? Мама!
Он громко крикнул и соскочил со стула, порываясь бежать следом. Но незнакомка остановила его и снова усадила за стол.
– Ну, что ты, Мишуткин, сказала она, покачивая головой. Не волнуйся, мама сейчас придёт. Через… – она задрала рукав пальто и посмотрела на часы, – Через десять минут. И ни минутой позже. Вот увидишь! А мы пока займёмся эклерами, и ещё кое-чем. Отвечу на твой вопрос: продегустировать – это значит попробовать.
А Мишка как заворожённый смотрел на её запястье, плотно обхваченное потрескавшимся чёрным лакированным ремешком часов с золотистым циферблатом. Мальчик был растерян – мама ушла и про него даже как будто не вспомнила, а эта тётя откуда-то знает имя, которым его зовёт только мама!
– Ах да, мы ведь толком не познакомились – я-то знаю, как тебя зовут, а вот ты моё имя не знаешь. Так вот, зовут меня Элеонора Модестовна.
Мишка поднял на тётю глаза и беззвучно шевелил языком, пытаясь в уме проговорить её имя, чтобы запомнить. Потом нерешительно произнёс вслух, не очень уверенный, что правильно его выговаривает.
– Э..ле…онора Модес…товна…
Элеонора Модестовна с улыбкой кивнула.
– А теперь подкрепим наше знакомство эклерами. Налегай!
Мишу долго упрашивать не пришлось. Он за обе щеки уплетал пирожные. Шоколадная крошка, которой были посыпаны эклеры, сыпалась на стол, крем выдавливался из слоёной трубочки эклера, и Мишка подхватывал крем пальцами и запихивал в рот.
Элеонора Модестовна, в отличие от Мишки, ела аккуратно, откусывая малюсенькие кусочки, и запивала капучино из белой фаянсовой чашки. Она съела один эклер, допила кофе и отставила чашку от себя. Вытерла рот салфеткой и обратилась к Мишке.
– Ты знаешь, Мишуткин, при нашей первой встрече сегодня я не сказала тебе одну важную вещь. Послушай, внимательно, что я тебе сейчас расскажу.
Мишка, умявший два эклера и нацелившийся было на третий, с сожалением отдёрнул протянутую к пирожному руку и приготовился слушать Элеонору Модестовну. За три года пребывания в детском саду он усвоил важный урок: когда взрослый требует внимания, значит, надо отложить все дела и слушать, что тебе говорят.
– Я тебе сегодня подарила волшебный хрусталик. Надеюсь, ты его не потерял?
Мишка отрицательно помотал головой, засунул руку в карман комбинезона и вытащил стеклянный шарик. Повертел им перед лицом Элеоноры Модестовны.
– Хорошо, – она погладила мальчика по руке, – Я же сказала, что он волшебный, но волшебство проснётся в том случае, когда прочитаешь соответствующее заклинание. Заклинание, это получается, как инструкция.
Что такое инструкция, Мишка знал и радостно закивал головой.
– Ну, тогда слушай. И запоминай.
Лучик, лучик, посвети,
Будь мне другом на пути.
Укажи мне вдаль дорогу
В сердце не пускай тревогу.
Если посмотреть через волшебный хрусталик на какой-нибудь источник света (лучше на солнце, но можно хоть на свечку, хоть на фонарик, хоть на лампочку), и прочитать это заклинание, то можно оказаться, где захочешь.
Но прежде чем я дальше объясню, как пользоваться волшебным хрусталиком, я расскажу тебе одну историю. Про снежных дельфинов.
– Про снежных? – Мишкины глаза зажглись восторгом. Но вот в них мелькнуло недоверие. – А разве такие бывают?
– Конечно, бывают. Только живут они на планете Аквасноу.
– Я не слышал про такую планету. Мама рассказывала мне про Марс, Венеру, Сатурн… Юпитер! И ещё были планеты, только я не запомнил. А вот про Аквасноу она мне ничего не рассказывала.
– Ну, это особенная планета, про неё мало кто знает.
Но тут дверь звякнула колокольчиком, и в кафе забежала запыхавшаяся мама. Она увидела увлечённо беседующих сына и незнакомку из автобуса и с облегчением выдохнула. А Мишка оглянулся на перезвон и радостно закричал:
– Мама!
Его перемазанное шоколадом лицо сияло от радости и удовольствия.
– Ой, Миша, – мама подошла к столику и укоризненно покачала головой, – Какай же ты чумазый! И как ты такой в садик пойдёшь?
Она достала из кармана сотовый, глянула на дисплей.
– Нам пора, собирайся… Ну-ка, дай я тебе мордочку вытру.
А потом обратилась к Элеоноре Модестовне.
– Спасибо, что присмотрели за Мишкой. Сколько я вам должна?
Мама пыталась вытереть Мишке влажными салфетками лицо, а тот уворачивался и корчил уморительные гримасы.
– Машенька, вы мне нисколько не должны, это я вас угощаю. Садитесь, я сейчас принесу вам капучино.
Элеонора Модестовна выставила вперёд руку, пресекая возражения Мишкиной мамы:
– Нет-нет-нет, не спорьте. И не волнуйтесь, успеете вы в аэропорт. Во всяком случае, двадцать минут в запасе у вас точно есть. Да, вам-то я ещё не представилась. Меня зовут Элеонора Модестовна. Давайте, присаживайтесь скорее. Кофе здесь восхитительный, а эклеры и вовсе выше всяких похвал. Вот попробуйте вот этот, с миндальным кремом.
Мишкина мама уступила натиску этой странной женщины и надкусила эклер. И чуть не задохнулась от наслаждения: пирожное и правда было божественное.
Элеонора Модестовна хлопнула в ладоши.
– Ну, мои хорошие, благодарю вас, что разделили со мной утреннюю трапезу, рада была знакомству. Надеюсь, мы ещё встретимся. Как говорится – земля круглая, а хорошие люди притягиваются друг к другу. А сейчас разрешите откланяться. Миша, береги хрусталик и вспоминай про снежных дельфинов. Пока-пока!
Элеонора Модестовна поднялась, подхватила сумочку, и, застёгивая пальто на ходу, стремительно удалилась. Звякнул колокольчик на двери, и всё стихло. Кафе заполнила вязкая, плотная тишина. Перестало играть радио, не слышны были разговоры посетителей и персонала, а с улицы и вовсе не долетало никаких звуков. Это длилось всего лишь несколько секунд, а потом словно лопнула какая-то плёнка, и привычные звуки хлынули водопадом в окружающий мир. Прозвучали позывные Спутник FM, и заиграла весёлая песня про коммунальную квартиру. Из-за стойки послышалось шипение – бариста готовил очередному посетителю капучино. А с улицы доносились приглушённые звуки проезжающих машин и автобусов. Мишкина мама потрясла головой, удивлённо посмотрела по сторонам. Потом достала телефон, чтобы узнать, который час.
– Мишуткин, чтобы не опоздать ещё и на обед, нам надо поторопиться. Одевайся!
– А я не хочу на обед! – заявил Мишка.
– Конечно, съесть столько пирожков и пирожных! – с возмущением воскликнула мама, – Даже неудобно перед незнакомой женщиной. Д-а-а, повезло нам с тобой сегодня – и пирожных поели, и в кафе посидели, словно у нас праздник какой. Надеюсь, это будет для тебя утешением, что останешься в садике, пока я буду в командировке. Услышав про командировку, Мишка погрустнел и со вздохом сказал:
– Ну вот. Ты всё испортила… Зачем ты мне напомнила про командировку?
– Ну, маленький мой, хочешь не хочешь, а командировку не отменить. Зато мы с тобой так хорошо провели утро. А ведь всё это время ты мог бы находиться в детском саду. Так что, я считаю, нам с тобой действительно повезло. Пойдём, мне предстоит ещё разговор с Мариной Валерьевной, по поводу того, что ты пропустил завтрак.
– Малина Вареньевна не будет ругаться, она добрая, – сказал с натугой Мишка, запутавшись в рукавах и пытаясь натянуть на себя куртку.
Конечно, настроение у него чуть упало от напоминания, что с мамой он вот-вот расстанется на целых три дня. Но вкусный завтрак, знакомство со странной тётей, которую и зовут так необычно – Элеонора Модестовна, и ее подарок, примирили Мишку с неизбежностью расставания с мамой. А то, что сейчас его встретит Малина Вареньевна, добавило капельку радости.
3 ГЛАВА
Мишка с мамой подошли к детскому саду, когда ребята уже пришли с прогулки. Мама отправила Мишку раздеваться, а сама пошла, как она сказала «утрясать вопросы с его круглосуточным пребыванием». В коридоре возле шкафчиков царила ежедневная после прогулочная суета. Казалось, всё, как обычно. Но Мишку вдруг кольнула тревога – в воздухе ощущалась какая-то напряжённость, да состояние некоторых ребят граничило с плаксивостью. Вон, Юлька носом хлюпает, и Дима Соловьёв, он всегда улыбается, а сегодня какой-то насупленный. А уж Баранкин, тот, знай, успевает тумаки раздавать, и всё исподтишка. Мишка огляделся, выискивая глазами Лёвку, но того не было. А Мишка так надеялся, что сегодня-то его друг обязательно придёт. Мишке так многое надо было ему рассказать! И тот факт, что мама уезжает, а он остаётся в садике на целых три дня, было бы легче пережить, если бы Лёвка был рядом. Пусть хотя бы до вечера.
– А-а-а-а, Баран-Медведь пришёл! – закричал Баранкин, – И где это ты с утра шлялся?
Он противно захохотал и заскакал вокруг Мишки, приговаривая: «Баран-Медведь, давай реветь! Баран-Медведь, давай реветь!»
Здесь надо сделать небольшое отступление. Фамилия у Мишки была Баранов, и случалось, их с Баранкиным путали, особенно в начале, как они только пришли в детский сад, и особенно злая и вредная Тамара Аркадьевна. Вот Малина Вареньевна никогда не путала! А когда Баранкина первый раз назвали Барановым, он рассердился и закричал: «Я – Баранкин! А не какой-то там Баранов. Это вот он – Баран-медведь!» и кивнул на Мишку. Тогда все засмеялись, а Мишка чуть не заплакал. Он потом боялся, что все его так и будут звать – Баран-Медведь, но, кроме Баранкина никто Мишку так не называл. И Баранкин, правда, тоже нечасто так его называл. И в последнее время Мишка от него такого не слышал. А сегодня Баранкин снова вспомнил это противное прозвище.
– Ну, что, Баранов, допрыгался! За опоздание тебя снова поставят в угол вместо прогулки! – произнёс Баранкин злорадно.
Мишка отвернулся от него. С таким хулиганом нечего связываться. И мама всегда говорила, что, когда кто-то дразнится, лучше отойти в сторону или отвернуться. А если его и поставят в угол, то ничего в этом страшного нет. Ему тогда очень даже понравилось в углу стоять с конфетой за щекой. И то, что его Малина Вареньевна по голове погладила. С Малиной Вареньевной и в углу стоять не страшно. Но Баранкин самую страшную новость оставил напоследок.
– А сегодня у нас Тамара Аркадьевна, а не Малина Вареньевна. Она и завтра будет, и потом… Она теперь всегда у нас будет, потому что Малина Вареньевна заболела! Вот!
Баранкин показал Мишке язык и убежал в группу. А Мишка стоял растерянный, готовый расплакаться. Уж лучше бы Баранкин его стукнул, чем такое сказать. Как же он проживёт здесь три дня? Мало того, что мама уезжает, так ещё и Малины Вареньевны не будет. Он уже вспотел в своей куртке и тёплых штанах, но так и не начал раздеваться. У Мишки даже мелькнула мысль: а может, сбежать? Выйти потихоньку, пока никто не видит, и спрятаться на веранде. А потом подкараулить продуктовую машину, она поедет, ворота откроются, он и прошмыгнёт тихонько. И к бабушке убежит. А что, бабушке одной, наверное, тяжело живётся, вот он и будет ей помогать. И так он поживёт эти три дня у бабушки, а когда мама приедет, он вернётся в садик. Как раз к полднику, и она даже не узнает, что Мишка жил у бабушки эти дни.
Но в этот момент прямо по коридору возникла Тамара Аркадьевна. Она вышагивала тяжёлой поступью, а за ней торопливо шла мама.
– Мария Алексеевна, это недопустимая халатность в вопросах воспитания и дисциплины. Почему вы сегодня опоздали на полдня? Почему привели Мишу только к обеду?
– Но я сегодня улетаю в командировку, и у меня неожиданно поменяли билеты. И освободилось время. Я захотела провести его с сыном. А то он так расстраивается, что я улетаю, и ему придётся жить в детском саду. Простите, это у нас получилось спонтанно, я не предупредила…
– Неважно, улетаете вы или тут остаётесь, распорядок ребёнка от этого не должен страдать.
Тамара Аркадьевна посмотрела на Мишку. Лицо её и без того недовольное, стало совсем уж сердитым.
– Так, Баранов! Ты почему до сих пор не разделся? Быстро снимай всё, и марш в группу. Обед стынет!
Мишка насупился. Он и так не очень-то любил Тамару Аркадьевну, а, увидев, как мама жалобно ей отвечала, он и вовсе разозлился на воспитательницу. И ещё ему стало так жалко маму, прямо до слёз. Они даже уже подступили к глазам, и Мишка поскорее зажмурился, чтобы они не выбежали. Но он вдруг рассердился на себя: мама ведь говорила, что он должен быть мужчиной, а тут маму обижают, а он нюни распускает! Вот о сейчас покажет этой Тамаре Аркадьевне. Мишка грозно свёл брови и сказал: «Я не хочу на обед!»
– Не хочет он! – всплеснула руками Тамара Аркадьевна. – Тебя никто и не спрашивает. Марш в группу. И чтобы через пять минут сидел за столом!
Потом она повернулась к Мишкиной маме:
– А с вами, Мария Алексеевна, мы разговор ещё не закончили. Вы заявление, говорите, написали?
Мишка растерянно посмотрел на маму, а она умоляюще глянула в ответ и замахала на него рукой, иди, мол, в группу, не расстраивай меня… Мишка вздохнул и стал медленно стягивать с себя куртку.
На обед был противный молочный суп, который Мишка ни за что бы не стал есть, даже если бы его на весь день в угол поставили. Но нянечка тётя Паша, старенькая, но добрая (а имя-то, вот смешно, как у дяденьки) знала Мишкину нелюбовь к молочному супу, и тихонько, пока не увидела Тамара Аркадьевна, унесла тарелку с нетронутым супом обратно на кухню. А на второе было пюре с котлетой, и Мишка с удовольствием его съел, потому что пирожки и эклеры в его животе уже переварились…
После обеда началось самое ужасное. Мишка терпеть не мог сон-час. Ну куда это годиться, укладываться спать днём? Когда можно вовсю играть или заниматься другими важными делами. И то, что спать приходилось не дома, а на этих скрипучих кроватях, где подушки с одеялами пахли странно, и даже неприятно, настроения, конечно же, не поднимало. Сегодня от этого и вовсе хотелось плакать.
Мишка, как и положено, лёг на правый бок и закрыл глаза. Сон, само собой, и не думал приходить. Тогда Мишка стал представлять, где сейчас мама. Наверное, уже в самолёте? Эх, ну почему, почему ей надо было улететь? А так после полдника она забрала бы из его садика, и они придумали, как провести вечер. Может, читали бы интересную книжку, или вместе смотрели какой-нибудь фильм или мультики. Вот недавно мама включила ему на своём планшете новогоднюю сказку. Она рассказала, что когда была такая же маленькая, как Мишка, тоже любила этот фильм – про мальчика и девочку, как они попали в сказку и сражались против Лешего, Бабы Яги и Дикого Кота. И попали в сказку ребята как раз из детского сада, прямо на новогоднем утреннике. Вот бы так было на самом деле! Попался бы настоящий волшебный Дед Мороз и отправил их с Лёвкой в сказку. Ух, они бы там дел натворили! Ну, в смысле хороших дел. Лёвка такой же умный, как тот мальчик из сказки, которого звали Витя. А он, Мишка, конечно, не как та девчонка Маша, но тоже добрый и сказки разные любит, и даже в них верит… почти. И вовсе не обязательно, чтобы было как в кино, можно придумать свою сказку, про него и про Лёвку. И почему волшебников на самом деле не бывает? Правда, он сегодня встретил странную тётеньку. Она так необычно одета – пальто балохонистое и странное, и имя у неё такое, не как у всех, и откуда-то догадалась, что они любят с мамой кушать, и как его зовут, и как маму зовут. Она же подарила и волшебный хрусталик! Но хрусталик, наверное, не взаправду волшебный, а понарошку. Но всё равно красивый. Им можно играть и представлять, что попал в сказку. Ой, а где же он? Да, наверное, так и лежит в кармане комбинезона, куда Мишка его положил. Надо срочно сходить за ним! А то вдруг кто-нибудь его вытащит. И можно поиграть хрусталиком на сон-часе, это не так скучно, чем просто лежать, и время, может, быстрее пройдёт.
Мишка приподнял голову и огляделся. Конечно, его никто не отпустит в коридор, к шкафчикам. Но все ребята спят, Тамары Аркадьевны тоже не видно, и неслышно. А в случае чего можно ведь сказать, что он пошёл в туалет. Правда, такое объяснение только для нянечки тёти Паши сойдёт. А с Тамарой Аркадьевной может не получиться – она или вовсе в туалет не пустит, или за руку отведёт, и ещё следить будет. А до шкафчика точно не разрешит дойти. Мишка вздохнул. Вот если бы была Малина Вареньевна! Ей можно было честно сказать, что пошёл за хрусталиком, она бы точно разрешила. Ну, была не была! Мишка выскользнул из-под одеяла и босиком на цыпочках припустил из спальни. Подойдя к игровой комнате, он осторожно высунул голову и огляделся. Никого! Но на всякий случай он пересёк комнату на четвереньках. Быстро добежал до шкафчика и нащупал в кармане круглый предмет. Ура, вот он, хрусталик, никуда не делся! Обратно он добрался без приключений. Кажется, никто не заметил, как он в коридор выбегал. Мишка плюхнулся на кровать и укрылся одеялом с головой, оставив небольшую щёлочку, и как следует рассмотрел хрусталик.
Мама не зря сказала, что это бусина – в хрусталике есть небольшое отверстие, толстый шнурок, наверное, не пролезет, но нитку можно вставить. За нитку и носить удобнее, а то из кармана хрусталик может выкатиться, да и в кулаке держать всё время его не будешь. После сон-часа надо будет попросить у тёти Паши толстую нитку. Мишка задумался, теребя край одеяла. Как там говорила Элеонора Модестовна – посмотреть на хрусталик, прочитать заклинание и можно очутиться там, где захочешь? Вот бы оказаться рядом с мамой, в этой её командировке! Правда, он совершенно не знал, как выглядит эта командировка… Или всё-таки оказаться у бабушки дома? Тут и представлять не надо – Мишка, как наяву увидел бабушкину комнату со старым диваном, на спинке которого лежат вязанные салфеточки. А на салфетках развалился рыжий Мурзик. Мишка даже засмеялся тихонько – бабушка сгонит Мурзика с салфетки, он мявкнет недовольно, а когда она повернётся и, ворча и держась за спину, пойдёт на кухню, Мурзик опять бесшумно запрыгнет и уляжется на салфетку.
А потом Мишка вспомнил, как Элеонора Модестовна говорила про снежных дельфинов и планету Аквасноу. Но она ничего толком не успела рассказать. Интересно, какие из себя эти дельфины? Мишка представил себе огромных дельфинов, белых-белых, они же снежные. Но какая такая планета Аквасноу, он не мог даже подумать. Наверное, на ней много снега. Сноу – это ведь снег по-английски. Мама оговорила, что сноуборд переводится, как снежная доска, потому что борд, доска, а сноу – снег. А вот что такое аква? Ква… Лягушка, что ли? Ой, а вода в бутылке – акваминерале. Мама часто покупает такую воду. Значит, аква, это – вода? И планета называется снежная вода? Мишка вздохнул. Ну не бывает такой планеты. Элеонора Модестовна всё придумала. Ему хоть и шесть лет, но он не такой уж и маленький, скоро в школу пойдёт и понимает, где правда, а где выдумки. Но когда придумываешь всякое – это так интересно! Они с Лёвкой столько разных игр придумали. А в игре можно всё. И даже попасть на планету Аквасноу. Вот Лёвка выздоровеет, они и будут играть в снежных дельфинов и их планету.
Пока Мишка так думал, пальцы, теребившие одеяло, почувствовали, как ниточка, которой был обшит край, поддалась. Мишка потянул её, и шов стал распускаться. Ура, вот и нитка для волшебного хрусталика готова! Он сейчас оторвёт немного, не будет распускать всё одеяло. Но нитка не хотела отрываться, пришлось даже поработать зубами. Мишка, отплёвываясь, взял измусоленный конец нитки и попытался вставить его в отверстие хрусталика. Это было не так-то легко! Нитка толстая, отверстие маленькое, да ещё нитка какая-то кудрявая. И под одеялом было темно, Мишка толком не видел, куда вставлять нитку. Он откинул одеяло, и, сопя от усердия, всё-таки вставил кончик обмусоленной нитки в хрусталик. Завязал узелок, и получилась удобная петелька. Мишка надел петельку на запястье, всё, теперь хрусталик никуда не денется!
Но тут Мишка почувствовал, как будто у него за спиной кто-то стоит. Он повернул голову и увидел рядом с кроватью злорадно ухмыляющегося Баранкина
– Ага, чем это ты тут занимаешься? А? И куда ты бегал? Я всё расскажу Тамаре Аркадьевне!
Мишка резко развернулся и встал на кровати на четвереньки. Он смотрел на Баранкина, и столько мыслей пронеслось в его голове. Что теперь будет? Тамара Аркадьевна отберёт хрусталик? А может, дать Баранкину в ухо, как в тот раз? Но тогда была Марина Вареньевна, а с Тамарой Аркадьевной такой номер не пройдёт, его не только в угол поставят, но и хрусталик отберут, это точно.
– Ха-ха, ты что, девчонка, бусы себе сделал? Ну-ка, дай мне посмотреть.
И протянул к хрусталику руку. Мишка отпрянул, отвёл руку с хрусталиком в сторону и опрокинулся на спину. Не удержался, свалился с кровати. Вскочил на ноги. От шума кое-кто из ребят проснулся, то там, то тут с кроватей поднимались растрёпанные головы. Сейчас сюда зайдёт Тамара Аркадьевна, и… Мишка взял хрусталик двумя пальцами, посмотрел на свет. Всё вокруг заиграло радужными бликами. Мишка вдруг вспомнил заклинание, которое ему сказала Элеонора Модестовна, и начал его читать. Зачем? Он и сам не знал, просто губы сами повторяли: «Лучик, лучик, посвети, будь мне другом на пути. Укажи мне вдаль дорогу, в сердце не пускай тревогу». А Баранкин его уже схватил за руку, но не за ту, в которой был хрусталик, а за другую.
И вдруг всё вокруг закружилось, очертания спальни размылись, а они с Баранкиным словно оказались в центре водоворота. «А-а-а-а-а-а-а!» – закричал Мишка. «Мама-а-а-а-а-а!» – вторил ему Баранкин. Он пытался ухватиться за что-то, чтобы остановиться, но рука схватила только одеяло. А второй рукой Баранкин крепко держал Мишку. Да и Мишка тоже от страха сжимал ладонь своего недруга. Кружение вихря всё усиливалось. Голова у Мишки закружилась, в глазах потемнело.
4 ГЛАВА
Элеонора Модестовна не находила себе места. Она поставила чайник на плиту, но впала в такую задумчивость, что совсем про него забыла, и вода в чайнике вся выкипела, а сам чайник несколько обгорел. Как только она почувствовала запах гари, спохватилась и отставила чайник в сторону. Однако желание выпить кофе у неё не пропало. Тогда Элеонора Модестовна налила воды в ковшик, и чтобы не спалить ещё одну посудину, стояла над ним в ожидании, пока вода не закипит. Но кипяток уже с минуту весело бурлил в ковшике, а Элеонора Модестовна видела перед собой не пузырящуюся, достигшую ста градусов по Цельсию воду, а голубоватые снега Аквасноу, яркие солнечные блики, отражающиеся в Аквасноувских льдах и белую пену в холодных синих водах океана. И только когда мелкие капли кипятка попали на её руку, Элеонора Модестовна очнулась.
– Ах, ты, боже ты мой! – воскликнула она, – Я, кажется, потихоньку схожу с ума! Совершенно не отдаю себе отчёта в своих действиях. Так, надо срочно сосредоточиться.
В большую кружку с голубым дельфином она насыпала ложку растворимой Арабики, бросила кубик рафинада и залила крутым кипятком из ковшика. Снова по рассеянности поставила ковшик на включённую конфорку. И со словами «ой, мама, что творю-то, что творю!» повернула краник на плите.
– Нет, добром это не кончится! Я так спалю всю квартиру. Со мной определённо творится что-то не то, надо взять себя в руки.
Элеонора Модестовна ещё раз удостоверилась, выключен ли газ, убрала ковш с плиты и, подхватив кружку с кофе, уселась к окошку. Она очень часто использовала широкий кухонный подоконник вместо стола. Вот и сейчас – прихлёбывала горячий кофе и смотрела на мир с высоты седьмого этажа. И вела беседу с запрыгнувшим на подоконник толстым чёрным котом.
– Вот скажи мне, пожалуйста, Уголёк, почему ты не предупредил меня, что вода в чайнике вся выкипела? Ты тоже, пусть и частично, виноват в том, что я сожгла чайник! – Элеонора Модестовна укоризненно посмотрела на своего любимца. Но тот, окинув её холодным, отстранённым взглядом, отвернулся и снова уставился в окно.
– Неужели ты не видишь, я в расстроенных чувствах! Когда я в таком состоянии – ну, ты же знаешь – за мной глаз да глаз нужен. Эта навалившаяся проблема… Я просто не представляю, что мне делать… Ну, с кем я разговариваю, Уголёк!
– Ну, предположим, со мной, – промурчал кот недовольно.
– А почему же ты молчишь? Почему не можешь дать мне совет?
– А ты ничего и не спрашиваешь.
– Ещё скажи: «я, мол, мысли читать не умею», – колко заметила Эленора Модестовна.
Кот посмотрел на неё, закатил глаза и нервно дёрнул хвостом.
– Ну, умею я читать мысли, дальше что? Тебе нужна помощь? Но я не придумал, что тут можно сделать. Ты пей, пей свой кофе. Выпьешь, глядишь, мысль какая и придёт в голову. А мне могла бы и сливок налить. Для кого ты их покупаешь? Всё равно пьёшь только чёрный кофе, – ворчливо добавил кот.
Элеонора Модестовна резво вскочила с табуретки и открыла холодильник. Достала маленькую коробочку десятипроцентных сливок, из навесного шкафчика достала блюдце с нарисованной улыбающейся кошачьей мордой. Вылила в блюдце полкоробки сливок и поставила перед котом. Он благосклонно посмотрел на хозяйку и в знак благодарности прикрыл свои круглые зелёные глаза. И после этого медленно с достоинством начал лакать сливки. А Элеонора Модестовна также молча мелкими глотками пила кофе. На кухне повисла гробовая тишина. Слышно было, как на улице где-то вдалеке работал то ли трактор, то ли экскаватор (кот подушечками на лапках ощущал вибрацию работающего мотора). За стенкой у соседей играло радио. «Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам», – вдохновенно выводил старинный певец-оленевод Кола Бельды. Услышав про снега, Элеонора Модестовна поморщилась и схватилась за виски, как будто у неё страшно разболелась голова. Голова у неё, конечно, болела, но образно, то есть от создавшейся проблемы. И воображение нарисовало ей не белоснежную гладь тундры, а рыхлый снег Аквасноу, и её зеленоватые льды. И мучил Элеонору Модестовну вечный вопрос – что делать, как разрешить ситуацию? Потому что всё получилось по классической схеме, когда хочешь, как лучше, а получается, как всегда.
А ведь утром в автобусе, ей показалось, что в голову пришло гениальное решение, когда можно одним выстрелом убить двух зайцев. Это после того, как к ней на колени уселся милый мальчуган Миша, и Элеонора Модестовна почувствовала, насколько его сердечко переполнено грустью. Элеоноре Модестовне не составило труда узнать, что так печалит мальчика. Для неё и так почти любой человек, открытая книга, а уж «прочитать» Мишку можно было как по букварю. Свежая печаль от назревающей разлуки с матерью перекрыла, но не затмила полностью давнишнюю тоску по поводу исчезнувшего отца. И если про мать, и про её командировку Миша сам всё рассказал, то про отца Элеоноре Модестовне пришлось из мальчика «вытащить», применив свои экстраординарные способности. И сделала это Элеонора Модестовна частично из возникшего чувства жалости к мальчику, растущему без отца, а частично благодаря своей интуиции. И спустя довольно короткое время (они даже ещё из автобуса не вышли) Элеонора Модестовна поняла, что интуиция её не обманула.
Тут надо внести ясность. Дело в том, что Элеонора Модестовна была ведьма. Точнее не ведьма, а добрая волшебница. Ведьма – это звучит довольно грубо, да и как-то принято, что ведьмы – это сплошь отрицательные персонажи. А Элеонора Модестовна была персонажем положительным. Она творила добро и причиняла его, не задумываясь, нужно это окружающим или нет. Просто она считала, что творить добро, это её сущность, а уж дальше люди сами разберутся. Но о том, что Элеонора Модестовна была доброй волшебницей, не догадывались даже соседи. Хотя все считали её женщиной со странностями и вообще чудаковатой.
Сперва ей стало жалко маленького мальчика, а потом она поняла, что вернуть ему отца в принципе ей по силам. Но ещё она уловила заложенный в Мише некий потенциал, определённый способности к волшебству. И подумала, что наладить отношения с таким многообещающим мальчиком очень даже нужно, вдруг пригодится.
И вот это «вдруг», кажется, уже на подходе… Элеонора Модестовна почувствовала, что на Аквасноу надвигается беда. Она была связана с этой планетой энергетическими ниточками, как мать связана со своим ребёнком, и даже сильнее. Ведь планета Аквасноу была детищем Элеоноры Модестовны, она эту планету сама придумала, и сама создала. Силой мысли. Почувствовала как-то такой посыл. Звёзды так сошлись. И луна стояла в нужной точке. А ещё Элеонора Модестовна в тот вечер почувствовала себя как-то очень уж одиноко… Она ведь, по сути дела, и была одинокая женщина пенсионного возраста. Детей нет, внуков, соответственно, тоже. Подруги? Подруг как таковых тоже не было. Были сослуживицы и приятельницы, но они все женщины семейные, обременённые мужьями, детьми, внуками, а кое-кто и приусадебными участками. А Элеонора Модестовна была обременена только котом. Хотя обременена – это не верно. С котом у них сложились равноправные партнёрские отношения
Кот у неё, конечно, тоже был особенный. Это не просто любимая животинка, это соратник в разных волшебных делах. Всё, как и положено: у ведьмы, пардон – волшебницы – чёрный учёный кот. И вот, в один прекрасный зимний вечер Элеонора Модестовна сидела в кресле и скучала в одиночестве. Кот спал беспробудным сном, и общаться с ней не хотел. И она подумала, а не создать ли ей нечто такое, куда бы она могла вкладывать свой нереализованный потенциал любви и заботы? В сказках обычно создают то Колобка, то какого-нибудь Терёшечку, в общем, что-то, точнее, кого-то, кто может стать родным существом, и о ком можно будет заботиться. Как, например, в случае с Терёшечкой – сделали себе дед с бабкой эдакого малюсенького сыночка. Но такой вариант её не устраивал. Заведёт она ребёнка, а дальше что? У соседей, да и у прочих знакомых, вопросы возникнут – откуда ребёнок у одинокой и пожилой дамы? Да и от органов опеки потом поди отбиваться придётся, придумывай, где доставать разные справки, трать энергию на составление причинно-следственных связей. И, если честно, не очень-то хотелось в её, так сказать, преклонном возрасте заводить маленького ребёночка, это же то сопельки, то животик, то в садик не хочу, то спать вовремя не уложишь. Вот большого бы… Но и с большим проблем (взять ту же опеку) не меньше, если не больше. Школа с двойками и вызовами к директору и плюсом подростковый протест и первая любовь. Так-то ей хватает о коте заботы, но не мешает себе ещё кое-какое занятие придумать.
Вот она и создала планету. Ма-а-аленькую такую планетку, существующую в параллельном мире. И живущую по своим собственным, особым, законам, даже в некоторых случаях, нарушающих законы физики. У женщин ведь всегда так: сначала сделаешь, а потом подумаешь. Почему-то (она даже сама не могла сказать, почему) на её планете были только снега и льды. Вода тоже была – целый океан, но затянутый льдом. Правда, на экваторе Элеонора Модестовна освободила океан ото льда, и волны красиво бились о холодные скалы. А населила планету Элеонора Модестовна дельфинами. Но это были необычные дельфины. Это были белые исполины, они барахтались и кувыркались в глубоких снежных сугробах, а ещё могли плавать в океане как в открытой воде, так и подо льдом тоже. Дельфины ныряли в океан с высоких скал. Как они забирались на скалы? Так эти дельфины умели ещё и летать. Нет-нет, крыльев у них не было, просто дельфины могли отключать гравитацию и, оттолкнувшись хвостом, подлетали высоко и могли планировать в потоках воздуха.
На этой необычной планете была ещё одна особенность – при кажущейся вечной мерзлоте, температура воздуха была по земным меркам не такая уж и холодная, даже выше нуля. И существенно выше – где-то около плюс двадцати градусов по Цельсию. Временами температура опускалась градусов до десяти, но всё равно оставалась в плюсе… Минусовая температура была только на полюсах. В общем, климат на планете, благодаря бурной и неуёмной фантазии Элеоноры Модестовны, оказался почти как в Швейцарских Альпах в зимнее время года. Но она собиралась ещё его доработать. И над планетой поработать на досуге. То есть создавать дальше. Как художник рисует свою картину, также и Элеонора Модестовна придумывала Аквасноу.
И ей очень хотелось, чтобы на её планету могли прилетать дети. Она нашла на Аквасноу пару подходящих льдинок и путём нехитрых волшебных манипуляций перенесла их к себе домой и сотворила из них волшебные хрусталики. Один из этих хрусталиков она отдала новому знакомому Мишке. Однако обещание, что, посмотрев через хрусталик на свет и прочитав заклинание, можно попасть, куда захочешь, было немного преувеличенным. В принципе, после небольшой доработки и при условии, что у человека имелся определённый дар, с помощью хрусталика можно было переместиться в то место, куда задумал. Но ещё были необходимы испытания и кое-какая корректировка. А вот на Аквасноу хрусталик переносил легко, во всяком случае её кота Уголька.
Однако с Мишкой Элеонора Модестовна поторопилась. Перед тем как отдать хрусталик и объяснить, как им пользоваться, надо было бы встретиться ещё, да не один раз, познакомиться поближе и подружиться. И тогда можно было бы отправлять Мишку на Авквсноу, пускай себе развлекается. Но ей как-то стало жаль мальчика, вот она и поспешила. Подарила хрусталик, для утешения, чтобы он легче пережил разлуку с мамой. Впоследствии же Элеонора Модестовна намеревалась наладить с ним отношения, и с его мамой, кстати, тоже. Чем больше в друзьях хороших людей, тем лучше. Но вмешался Его Величество Случай. Кто же знал, что к Мишке привяжется его недруг Баранкин, да именно в тот момент, когда Мишка решил вдруг утешиться рассматриванием хрусталика. Если бы не Баранкин, повертел бы Мишка в руках хрусталик, да и всё… Кстати, сам по себе Баранкин довольно неплохой мальчуган, только очень несчастный. Посчитал, что мама его предала – вышла замуж, завела себе нового ребёнка. А новый папа был ему совершенно не нужен, как и новый брат. И Баранкин стал вести себя просто вызывающе, словно по мановению волшебной палочки превратился в хулиганистого мальчишку. С ним бы тоже надо было познакомиться поближе и побеседовать. Элеонора Модестовна ему точно могла помочь и с родными отношения наладить, и злобу из его сердечка изгнать. Но она про него и знать не знала, и думать не думала до определённого момента. Да, всё случается, как всегда, не вовремя! Про существование Баранкина она узнала буквально только что, когда, благодаря ему, изменился весь ход Аквасноувской истории.
И что она имеет – на Аквасноу попали двое совершенно не подготовленных для этого мальчишек. К тому же состоящие друг с другом в, как нынче говорят, контрах! Им сейчас страшно, да и холодно. Вконец замёрзнуть они, пожалуй, и не замёрзнут, но что хорошего бегать по снегу (пусть и не такому холодному, как у нас на Земле) босиком и в трусиках и маечке!
Вдруг Элеонора Модестовна ощутила внутри своего тела вибрацию… Сначала вибрация была слабая. Она напряглась, отставила кружку в сторону. Что это? Может, работающий где-то экскаватор заставляет вибрировать пол и стены, и эта вибрация через подошвы ног передаётся ей? Но через минуту вибрация усилилась. Элеонора Модестовна повернулась к Угольку. Тот тоже прекратил лакать сливки, сел прямо, напрягся и нервно подёргивал ушами. Медленно повернул свою лобастую голову.
– А… – обратилась, было к Угольку Элеонора Модестовна.
– Можешь ничего не говорить, – мрачно произнёс кот, – Ты и сама всё почувствовала. Нарушилась энергетическая оболочка планеты. Не могу утверждать точно, но, кажется, в неё попал метеорит.
– Уголёк, да как же так? – схватившись за щёки, воскликнула Элеонора Модестовна, – Я же…
– Я же, я же… – передразнил кот хозяйку, – Твоя защита была недостаточно хороша. Надо было усилить, а ты чем занималась?
Элеонора Модестовна горестно закрыла глаза.
– А ты села смотреть свой сериал! – кот безжалостно кидал обвинения в лицо хозяйке, – Да ещё эти два мальца улетели на Аквасноу. Это ведь тоже не способствует усилению защиты, а скорее, наоборот. Была одна проблема, стало две. И чем сейчас всё закончится, никто не знает.
Уголёк спрыгнул на пол и стал ходить кругами по кухне.
– Конечно, в первую очередь надо вызволять мальчишек. Они живые, реальные, а не выдуманные люди, к тому же их вот-вот хватятся. Если сработает синхронизация времени.
– Но ведь сказочные законы – они такие, там время совсем не так идёт, как в нашем мире, – жалобно пробормотала Элеонора Модестовна, – Там может пройти чуть ли не вся жизнь, а здесь, на земле всего лишь один миг.
– Да, в сказках работают определённые законы, – согласился кот, – Но я не отрицаю тот факт, что в этот раз все эти законы слетят к кошкиной бабушке. Ты планету как создавала? Руководствуясь своим женским «ах, я желаю вот так!», на законы физики и прочую науку тебе было наплевать. И что ты сейчас хочешь?
– Но если я сама создала планету, я ведь могу её починить? – с надеждой прошептала Элеонора Модестовна.
– А у тебя энергии хватит? Была бы какая-то одна проблема – либо пацанов вытаскивать, либо дырку от метеорита заделывать. А обе сразу? Да ещё на таком расстоянии?
Кот остановился посреди кухни и сел спиной к хозяйке.
– Ты можешь погибнуть, – глухо сказал он, – Не девочка ведь молоденькая… Давление там, сердце… Или погибает планета… Одно из двух. Но главное – во время мальчиков вытащить.
– Я… готова пожертвовать собой ради сохранения планеты, – дрожащим голосом произнесла Элеонора Модестовна. Если планета погибнет, то погибнут и дельфины. А мне их так жалко. Они ведь тоже живые, хоть и выдуманные.
– Ты хоть понимаешь, о чём ты говоришь? – всё также, не глядя в глаза хозяйке, произнёс кот, – Ты планету только-только создала, ты ещё сама толком не разобралась, как там всё должно грамотно работать, а я тем более не в теме. Так, лишь в общих чертах представляю. И если тебя не станет, то я не гарантирую, что планета останется жить.
Уголёк, конечно, немного кривил душой. Он смог бы поддерживать жизнь на планете Аквасноу, но, бесспорно, развитие планеты пошло бы по несколько иному пути. Вряд ли бы планета погибла. Если Элеонора отдаст свою энергию, и восстановит баланс на планете, он сможет, и даже без труда, поддерживать жизнь на Аквасноу, но представить, что его хозяйки не будет в живых… Нет, об этом он и думать не хочет, на такие жертвы он не готов.
– И что же делать? – упавшим голосом произнесла Элеонора Модестовна.
– Я могу отправиться на Аквасноу, и на месте разобраться, что к чему. И выработать план действий. И хорошо еще, если мальчишки не будут драться и заключат перемирие хотя бы на короткий срок, а то их разборки до добра не доведут. Но я думаю, что смогу их помирить. И, возможно, их помощь, особенно помощь Мишки, мне вовсе не будет лишней в восстановлении энергетической защиты планеты.
– Уголёчек, милый ты мой, – причитала Элеонора Модестовна, – Получается на тебя вся надежда?
Кот горделиво вскинул голову, но ответил небрежно:
– Давай тогда наметим план и скоординируем наши действия – что делаю я, там на планете, а что придётся выполнить тебе, оставаясь здесь.
5 ГЛАВА
Мишка стоял, обняв себя руками за плечи, и поджимал то одну ногу, то другую и при этом шевелил пальцами поднятой ноги. Снег холодил босые ступни, и даже колени – сугроб, в который приземлился Мишка, оказался довольно глубоким. Прохладный ветерок пробежался по рукам, забрался под майку, вызывая тем самым появление мурашек, взъерошил волосы. Мишка недоумённо смотрел себе под ноги, продолжая утрамбовывать снег, а потом поднял голову и с изумлением осмотрелся.
– Ой, мама! – шёпотом произнёс он.
Перед собой Мишка увидел ровное снежное поле, такое белое, что было больно смотреть. Он задрал голову вверх и увидел голубое, прямо до синевы, небо. К горизонту небо светлело и становилось бледным, чуть ли не белым. Или белое это уже была снежная гладь? А в небе горело ослепительное солнце, которое было не жёлтым, как привык видеть Мишка, а почти белым. От снега веяло холодом, да и ветерок обдувал ощутимой прохладой, но от солнечных лучей шло ласковое тепло.
За спиной Мишка услышал басовитый рёв. Он с некоторой опаской оглянулся. Но это был всего лишь Баранкин, он сидел в сугробе и ревел, монотонно и протяжно. Из сугроба торчала его голова и острые, голые плечи. Мишке показалось, что Баранкин сидит не в снегу, а белой пушистой пене, как в ванне, когда купаешься. Потому что представить почти голого Баранкина в пене легко, а в снегу почти невозможно, хоть и видишь это своими собственными глазами. Но и себя представить в такой обстановке – это что-то из области фантастики, хотя вот он, Мишка Баранов, собственной персоной стоит по колено в снегу, причём босиком, и даже не замерз нисколько.
Мишка развернулся и, загребая ногами снег, пошёл к Баранкину. За Баранкиным, чуть поодаль, на снегу распласталось одеяло. Мишка его не сразу заметил, потому что белый пододеяльник почти сливался со снегом. Мишка протянул Баранкину руку и сказал:
– Вставай. Не сиди, а то замёрзнешь.
Но Баранкин продолжал сидеть, обхватив себя руками за колени. Мощность его рёва несколько упала, но он продолжал тихонько подвывать.
– Вставай, вставай! – Мишка схватил его за руку и потянул на себя.
Но Баранкин сердито вырвал свою руку из Мишкиной. Тот не удержался на ногах и упал рядом с Баранкиным. Падая, он внутренне сжался, ожидая, что сейчас его со всех сторон обнимет холод, ведь даже когда всего лишь горсточка снега за шиворот попадёт, и то – брр. А тут совсем раздетым в сугроб нырнуть. Но, к своему удивлению, Мишка почти не почувствовал холода. Однако сугроб всё же был довольно глубокий, и прежде чем подняться, Мишке пришлось побарахтаться в снегу. И, надо сказать, это доставило ему удовольствие. Он встал и оглядел себя. Странно – снег не оставил на нём никаких следов: не прилип к трусикам и маечке, не растаял, оставаясь капельками на голых руках и ногах. И Мишка с удивлением почувствовал, что ему совершенно не холодно. Тогда он схватил рукой горсть снега и принялся лепить снежок. Снег оказался податливый, снежок получился ровный, круглый. Мишка подбрасывал его на руке, словно белый и чуть пушистый мячик, на вроде тех, которыми играют в теннис большими ракетками. Этот снежок не таял, да и пальцы от него не покраснели и не начали гореть, как от обычных снежков, которые впопыхах слепишь голой рукой, без варежки, а потом дуешь на пальцы, пытаясь согреть окоченевшую руку.
– Пойдём, лучше на одеяло сядем, – обратился к Баранкину Мишка, – Даже если не холодно, на одеяле будет удобнее.
И снова миролюбиво протянул Баранкину руку.
Тот реветь перестал, но всё ещё сердито сопел. Оттолкнул протянутую Мишкой руку и встал самостоятельно, хотя это у него получилось не с первого раза. Не глядя на Мишку, Баранкин поплёлся к одеялу. Мишка пожал плечами и пошёл следом. Баранкин уже уселся на одеяле, но, надо отдать ему должное, сел с краю, оставив место и Мишке. Мишка подошёл и плюхнулся рядом. Они сидели с Баранкиным в одинаковой позе, обхватив колени руками и уперев подбородок в колени, и смотрели вдаль. Баранкин продолжал всхлипывать, а Мишка сидел молча и словно и не переживал, что ситуация сложилась несколько необычная. Место, куда они попали, оказалось настолько странное, но он даже не удивился. Так же, как ничему не удивляются во сне. Баранкин покосился на Мишку.
– Ну, – сварливо произнёс он. – Куда ты меня затащил?
– Я?! – изумился Мишка. – Затащил?!!
– Ну а кто же ещё? Не Тамара же Аркадьевна…
Мишка смотрел на Баранкина, ничего не понимая. Тамара Аркадьевна… Ну, да, они же должны быть сейчас в детском саду! Причём лежать в своих кроватках, и спать, или просто делать вид. Но они в каком-то непонятном месте. И… Мишка начал вспоминать – он рассматривал хрусталик, к нему подкрался Баранкин и попытался хрусталик отобрать. Мишка от неожиданности произнёс заклинание… Так значит, всё сработало! Хрусталик действительно волшебный. Правда, он хотел, чтобы хрусталик перенёс его к маме. Или в крайнем случае к бабушке, а сам оказался здесь, где вокруг снег, и снег этот и настоящий, и в то же время ненастоящий. Так это, наверное, та самая планета Аквасноу, про которую говорила Элеонора Модестовна? Ухты, значит, эта планета и правда существует! Вот здорово! Только… Мишка начал суетливо оглядываться. Хрусталик! Где его хрусталик?! Он же привязал к нему шнурочек и повесил хрусталик на руку. Но сейчас хрусталика на руке не было.
У Мишки заколотилось сердце. Он вскочил и метнулся к тому месту, где стоял до этого, и куда, видимо, и приземлился, прилетев прямо из спальни в своей группе… В сугробе остались отпечатки его ног. Мишка бухнулся на колени и начал разрывать снег руками. Баранкин смотрел на него, не вставая со своего места. Но ему стало интересно, чего там Мишка ищет такое? Кинулся, ни слова не говоря, как сумасшедший. Любопытство взяло верх, и Баранкин нехотя поднялся. Ему было зябко и неуютно, он прекратил хлюпать носом, но всё ещё судорожно вздыхал. Медленно, словно через силу, подошёл и встал над копошащемся в снегу Мишкой. А тот даже не обращал на Баранкина никакого внимания. Он вновь и вновь бороздил руками снег, в надежде отыскать хрусталик.
– Ну, – ворчливо произнёс Баранкин. – Чего ты там копаешь?
Ему надоело стоять и рассматривать суетливо двигающиеся Мишкины лопатки и затылок, с тёмным жёстким ёжиком волос. И даже обидно показалось, что этот Баранов никакого внимания на него не обращает.
– Хрусталик, – пыхтя, ответил Мишка.
– Какой ещё хрусталик?
– Волшебный…
– Какой-какой? Ой, не могу – волшебный! – Баранкин засмеялся.
Но, видя, что Мишка никак не реагирует на его смех, смеяться перестал.
– Но всё-таки, что за хрусталик-то?
Мишка поднялся с коленок. Губы сжаты, брови сведены. Ему до слёз было жалко хрусталик, но разреветься перед Баранкиным Мишке казалось недопустимым. Он и в садике старался не распускать нюни, когда тот задирал его. А тут, на Аквасноу, тем более. Ведь Мишка чувствовал здесь себя немного хозяином. Во-первых, Элеонора Модестовна ему одному рассказывала про Аквасноу, а во-вторых, дала хрусталик, и наверняка не просто так, а чтобы он, Мишка мог на этой планете побывать. Это Баранкин не в курсе, куда он попал и попал-то совершенно случайно.
– Волшебный. Который ты у меня хотел забрать. Там в садике.
– Эту бусину-то? – Баранкин ехидно прищурил глаз.
– Сам ты бусина! – Огрызнулся Мишка. Но потом миролюбиво добавил. – Я сначала тоже подумал, что это просто бусина. Мне одна тётенька её отдала. И сказала, что это волшебный хрусталик. А я сначала не поверил. Но он такой красивый, и сквозь него интересно всё разглядывать. А она ещё заклинание сказала. И когда ты хрусталик у меня отбирал, я это заклинание и прочитал. И вот, мы здесь.
Баранкин открыл рот.
– Врёшь! – сердито произнёс он.
– Да чего вру-то? Ну, сам посмотри – где мы оказались? – Мишка повёл вокруг рукой, – Может, ещё скажешь, что мы на нашей площадке в садике? А где тогда качели и горка, а? И как мы вышли из садика на улицу раздетыми? А ещё смотри какой снег, совсем не холодный. Волшебство? Волшебство!
– Нехолодный… А мне всё равно холодно, – сварливо заявил Баранкин.
Мишка вздохнул, подошёл к одеялу, поднял его и накинул Баранкину на плечи.
– Но хрусталик я так и не нашёл. И как теперь попасть обратно? Правда, три дня я с удовольствием бы тут пожил, пока мама в командировке.
– Три дня? Ты с ума сошёл! – закричал Баранкин, – А где мы будем спать? А что есть? И если твоя мама в командировке, то моя придёт за мной, а меня нет…
И глаза его наполнились слезами. Но тут он осекся. Сначала страх, что он не увидит маму, сжал его сердечко. Но потом он вспомнил, что у мамы теперь есть другой сын. И ещё этот муж. Вот и пусть живёт с ними! Это даже хорошо, что он из-за этого странного Баранова оказался здесь. Пусть мама теперь попрыгает. Небось, быстренько потом захочет, чтобы всё было, как раньше, когда они жили только вдвоём. Но потом он вспомнил, что как раз сегодня мама собиралась его оставить на пятидневке и Баранкину вдруг стало так жалко себя. Он тихонько заревел и сердито пробормотал сквозь слёзы:
– Ищи давай свой хрусталик и возвращай меня обратно.
– Ищи… Так я уже всё здесь обыскал, – оправдывался Мишка. Может, он во время полёта слетел. Или вообще упал с руки там, в спальне возле кровати.
Лицо у Баранкина вытянулось.
– И что тогда мы будем делать?
– Ну, не знаю… Пойдём куда-нибудь. Если это сказка, она обязательно должна закончиться хорошо. Ты когда-нибудь слышал про сказки с плохим концом?
Баранкин молча помотал головой
– Вот и я не слышал…
– Да, но сказки ведь бывают и страшные, – спохватился Баранкин, – И разные приключения там происходят. Я не хочу приключения…
– Ты что, приключения – это ведь всегда интересно, – утешил его Мишка, – Тем более, мы всё равно сейчас обратно не можем улететь. Да и здесь всё-таки лучше, чем в садике. Там сон-час закончится, и Тамара Аркадьевна опять начнёт орать, а на полдник кипячёное молоко с пенками.
Мишка передёрнул плечами. Баранкин ничего не ответил, но понимал, что Мишка прав.
– Надо только осмотреться и решить, в какую сторону мы пойдём.
Мишка был настроен решительно. Он огляделся, прикрывая глаза от яркого солнца. И на некотором отдалении увидел высокие синеватые скалы. Когда Мишка разговаривал с Баранкиным, искал хрусталик, он как-то не замечал их. Наверное, потому, что они всё время оказывались у него за спиной. А перед глазами убегал вдаль бесконечный белый простор. Да и стоящее в зените солнце находилось как раз над скалами – в ту сторону невозможно было смотреть, не прикрыв глаза рукой.
– Вон туда и пойдём, – махнул Мишка рукой в сторону скал, – Вдруг там пещера есть? Мы тогда в ней жить будем. А может, встретим там того, кто здесь живёт, и он нам поможет.
– Я надеюсь, что те, кто здесь живут неопасные, и не злые, – тихонько сказал Баранкин.
– Элеонора Модестовна говорила, что на этой планете живут снежные дельфины. Хорошо, если они окажутся говорящими. Слушай! – Мишка хлопнул себя рукой по лбу, – А может, Элеонора Модестовна нас отсюда вытащит? Она наверняка догадалась, что мы сюда попали. Так же как догадалась, что мы с мамой любим пирожки с яблоками.
– Поскорее бы она об этом догадалась, – ворчливо произнёс Баранкин.
– Тебе здесь не нравится, в садик хочется, к Тамаре Аркадьевне? – хитро посмотрел на него Мишка.
– К Тамаре Аркадьевне не хочется, но… Сколько ещё идти? Я устал.
Баранкин пыхтел, шагая по глубокому снегу. Одной рукой он придерживал на груди одеяло, а второй махал в такт шагам.
– Давай отдохнём, – покладисто сказал Мишка.
Они остановились, расстелили одеяло и разлеглись на нём.
6 ГЛАВА
Мишка с Баранкиным лежали молча. Ну, потому что о чём говорить? Не друзья же. А даже, можно сказать, враги. Но в таких условиях враждовать, смысла нет, в незнакомом месте надо друг за друга держаться. Но вот так – здрасте, пожалуйста – друзьями не станешь. Хотя Мишка и готов всё простить Баранкину. Ну, обижал, ну дразнил. Но это когда было. И вообще, мама как-то сказала ему, что чаще всего люди, которые обижают, они просто сами очень несчастные. Просто у них что-то плохо, а как быть, они не знают. Вот и получается у них только других обижать. Опять это и от характера зависит. Мишке легче, у него спокойный характер. Он слышал, как маме соседка говорила: «У Мишеньки у вашего, такой спокойный характер, чудо, а не ребёнок». Мама тогда, правда, ответила, что «Мишенька тоже может такое учудить, будь здоров!». Мише были приятны слова соседки, но и маму он понимает – так уж у взрослых принято, когда хвалят их детей, то детей надо хоть немного, но поругать в ответ, чтобы соседи и прочие посторонние поняли… Что поняли, Мишка не знал, ну, в общем, поняли…Но про себя он мог сказать твердо: капризничает редко, плачет тоже. Маму слушается… Ну, в основном старается… А Баранкин – Миша как-то видел – со своей мамой вечно спорит, и из-за каждого пустяка капризы устраивает. Значит, ему не очень-то легко живётся. И Мишка подумал и решил, что Баранкину просто на просто помочь надо. И чего это он раньше до этого не додумался? Избегал Баранкина, чтобы тот не приставал. А ведь надо было давно уже подружиться. От такой простой мысли Мишка даже сел. Покосился на лежащего с безучастным видом Баранкина. Помочь-то помочь, но вот как?
– Баранкин, ты это… Мишка запнулся, не зная, что сказать, – Ну, не переживай. Всё хорошо будет.
В ответ Баранкин лишь вяло пожал плечами, мол, как будет, так будет. А пока что-то обстановочка не очень…
Мишка подумал, чтобы ещё такого хорошего ему сказать, но в этот момент над ними пролетела какая-то тень. Тень была большая, она на несколько секунд заслонила солнце. Мишка задрал голову, посмотреть, что это такое, а там…
– Мама-а-а-а! – закричал Баранкин и мигом забрался под одеяло.
Мишке тоже захотелось спрятаться под одеялом, но Баранкин замотался в него как в кокон. Мишке же оставалось с расширенными от ужаса и удивления глазами смотреть, как на них с неба пикирует что-то белое и большое. Как этот, как его… Дирижабль! Или такие специальные колбасы, которые он видел в старых фильмах про войну, их поднимали в воздух, чтобы немцы не бомбили город. И вот такая белая огромная колбаса приземлилась рядом, отчего снег взлетел фонтаном и засыпал Мишку и Баранкина. Пока Мишка откапывался и отряхивался, сверху прилетела ещё одна колбаса.
Мишка подождал, пока уляжется снег, и с опаской выглянул из сугроба. И вздрогнул. На него смотрела большая белая морда. Что-то в этой морде было такое знакомое… Ба, так это же дельфин! Только очень большой и белый! Наверное, тот самый, снежный дельфин, про которого рассказывала Элеонора Модестовна. А вон рядом и второй. Ну, тогда нечего бояться, дельфины же добрые! А эти сказочные и подавно. И Мишка поспешил выбраться из сугроба.
Он пошёл навстречу к дельфину.
– Здравствуй, Дельфин! – крикнул он.
Лежащий на снегу дельфин был огромен. Намного больше тех, что Мишка видел в океанариуме. Или просто так казалось, потому что этого он видит очень близко, а те были далеко от того места, где сидели Мишка с мамой. Этот дельфин уже не походил на дирижабль. Он скорее был похож на самолёт. На большой авиалайнер – у таких авиалайнеров (Мишка в кино видел) кабина, где сидят пилоты, похожа на морду дельфина. Но, вспомнив про авиалайнер, Мишка вспомнил и про маму – не на таком ли авиалайнере она улетела? Ему стало грустно. Но эта грусть тут же улетучилась: как можно грустить, ведь перед ним самый настоящий дельфин! Ну и что, в том мире, где живёт Мишка, таких не бывает. Всё равно – он живой, вон как блестят его глаза, и он улыбается Мишке.
– Здравствуй, Миша, – произнёс дельфин.
Мишка так обрадовался, что дельфин ещё и разговаривает, и ринулся к нему навстречу, раскинув руки, словно хотел обнять. Но обнять не рискнул (вдруг дельфину не понравится?), а просто приблизился вплотную и робко спросил:
– А можно я вас поглажу?
– Можно, Миша…
Голос у дельфина был шелестящий, как будто волна откатывается обратно в море по гладким камушкам. Мишка с замирающим от счастья сердцем провёл рукой по гладкой и прохладной коже дельфина.
– А… Вас как зовут?
– Меня зовут Фаликен… А вон моя подружка, Миралина.
– Подойди сюда, малыш, поздоровайся и со мной, – сказала Миралина и улыбнулась.
Мишка с сияющим лицом подошёл к Миралине и, раскинув руки, с радостью прижался к её боку.
Баранкин нерешительно выглядывал из-под одеяла. Он с разинутым ртом смотрел на неимоверно больших дельфинов, и на то, как этот непонятный Баранов, нисколько не боясь, гладит их.
– Дима, ну а ты чего сидишь? – обратился к Баранкину Фаликен, – Подойди к нам, не бойся.
Мишка с удивлением оглянулся. Он уже и забыл, что Баранкина зовут Дима. А то всё Баранкин, да Баранкин… Он испытал облегчение, что к товарищу можно обращаться по имени (а ведь даже и не подумал, откуда дельфины знают, как их зовут), и радостно крикнул:
– Дим, иди сюда, не бойся!
Баранкин медленно поднялся, и, продолжая кутаться в одеяло, нерешительно пошёл к дельфинам. Остановился в полуметре от Фаликена, вытянул вперёд дрожащую руку и притронулся к белому дельфиньему боку. Ощущения оказались настолько приятными, что Баранкин осмелел и подошёл к Фаликену вплотную, а потом пошёл к Миралине. Её он гладил дольше и даже прижался к дельфинихе щекой.
– Мальчики, вы хоть и нежданные гости, но мы вас рады видеть на Аквасноу, – прошелестел Фаликен.
Миралина укоризненно посмотрела на своего друга, словно он сказал что-то недозволенное. Наверное, ей не понравилось, что Фаликен назвал мальчишек нежданными гостями.
–Да, мальчики, мы вам рады. Вообще-то, Мишу мы ждали, но чуть позднее. Но раз так получилось, что вы уже здесь… В общем, добро пожаловать на Аквасноу! Только…
Глаза у Миралины стали грустные.
– Фаликен, может, ты скажешь?
– Да, скажу, – Фаликен тоже сделался печальным.
– У нас на планете творится что-то неладное. Мы пока не поняли, что, но… Здесь, внизу, на снежной равнине, мы себя чувствуем нормально. И когда в океане плаваем… А вот когда взмываем в воздух, особенно высоко, к солнцу, испытываем непонятные и неприятные ощущения. Даже сказать не можем, что такое с нами не то…Словно слабость какая-то наваливается и вниз тянет. Сначала мы испытывали это только высоко в небе, но вот подобные симптомы стали ощущать и на вершине скалы. И мы с Миралиной подумали, что заболели. Но тогда вопрос: а как лечиться? Мы ведь никогда раньше не болели… Но пообщались с другими дельфинами, и они испытывают то же самое. Может, это эпидемия? Но если это так, то вам надо срочно отсюда улетать. Лучше вы потом прилетите, когда у нас на планете всё наладится.
У Мишки вытянулось лицо. Ему и улетать не хотелось, но с другой стороны, раз здесь опасно оставаться, надо, пожалуй, вернуться, но вот только как? Мишка ведь рассчитывал, что местные жители ему помогут. Но выходит, вся надежда только на Элеонору Модестовну. Он так и сказал Фаликену и Миралине. Они очень заинтересовались, кто это такая Элеонора Модестовна. Мишка даже струхнул сначала – а вдруг это тайна и об Элеоноре Модестовне рассказывать было нельзя? Но раз уж проговорился, то пришлось рассказывать всё, что он знал. Но дельфины обрадовались, что есть могущественна волшебница (это они сами так Элеонору Модестовну назвали), и значит, она точно поможет, надо только подождать. А ещё они посочувствовали Мишкиному горю – потере волшебного хрусталика. Миралина сказала, что надо обратиться за помощью к другим дельфинам, особенно к малышам. Им будет проще обшарить весь снег, и, если хрусталик потерялся на Аквасноу, они его обязательно найдут. Миралина, смущаясь, сказала:
– У нас с Фаликеном тоже есть малыш, его зовут Белик. Он сейчас гостит у друзей на другой стороне Аквасноу. Но его можно позвать. И его друзей тоже.
А Фаликен добавил:
– Может, если найдётся хрусталик, вы сможете улететь к себе и пригласить Элеонору Модестовну? И тогда помощь придёт быстрее.
Мишка обрадовался.
– Конечно, давайте зовите ваших ребят! Я слетаю за Элеонорой Модестовной и вернусь к вам.
Но Миралина вдруг предложила:
– А что, если мы сами полетим к нашим малышам? На другую сторону Аквасноу. Вы тогда сможете полюбоваться сверху нашей планетой.
– Но как же мы полетим? – удивлённо воскликнул Мишка.
– Вы сядете к нам на спину. Ты, Миша, сядешь на Фаликена, а Дима на меня.
– Да, но… вы ведь такие скользкие… Ой, гладкие, – Мишке было неловко, он подумал, что обидел дельфинов, назвав их скользкими. Он покраснел, но продолжил, – Мы ведь можем с вас соскользнуть, ой, то есть упасть…
Мальчик совсем засмущался и не знал, куда спрятать глаза. Но Миралина засмеялась:
– Не волнуйся, не соскользнёте. Вы, главное нам доверьтесь, и всё будет хорошо. Ну, что, полетели?
Но тут послышался голос Димы Баранкина.
– А у вас есть опыт катания детей на спине?
Мишка уловил в голосе товарища вредные нотки. И ему стало стыдно от его недоверия. Ну, да, Мишка только что сам сомневался, но раз Миралина успокоила, он полностью доверился ей. А вот Баранкин – было видно, что тот явно боится. И теперь уже Мишка постарался его успокоить.
– Да, ладно, Дим, всё будет хорошо! Ну, давайте уже полетим!
Возбуждение от предстоящего полёта уже овладело им, Мишке не терпелось поскорее оседлать Фаликена.
– Подожди, Миша, – остановила Миралина ринувшегося к Фаликену мальчика, – Не торопись… Вам действительно не помешает подстраховаться, чтобы с нас не соскользнуть.
Миралина хитро улыбалась. И ловко отталкиваясь грудными плавниками, подползла к мальчикам. Она облизала сначала Мишку, потом Диму Баракина. Мишке прикосновение её тёплого языка было приятно, но и немного щекотно. И Баранкину, видимо, тоже – он стоял, переминаясь и похихикивая. Потом Миралина легонько подтолкнула Баранкина носом, и тот вдруг подлетел и оказался у неё на спине. А подползший к Мишке Фаликен также легко забросил его к себе на спину. Чудеса, да и только! Мишка почувствовал, что словно приклеился к спине Фаликена. Видимо, не зря дельфины их облизывали, в их слюне не иначе клей какой-то есть. Мишка оглянулся на Баранкина. У него было необычное выражение лица – на нём читалось и нерешительность, и в то же время ожидание радости. А вот привычное кисло-сердитое выражение исчезло. И перед Мишкой словно другой человек оказался. С таким, пожалуй, и подружиться можно.
И вот дельфины заскользили по снегу. Быстрее, быстрее! А потом стали постепенно подниматься в воздух. И, заложив крутой вираж, отчего мальчишки хором закричали от страха и от радости, Фаликен с Миралиной обогнули скалы, стали подниматься все выше.
7 ГЛАВА
– Фаликен! – крикнула Миралина, – Осторожнее, не поднимайся высоко! Помни – на высоте мы теряем силы, береги Мишку!
– Ладно-о-о-о! – прокричал в ответ Фаликен и взял чуть правее и выше.
Всё-таки он не послушал Миралину… Так как был уверен, что почувствует тот предел, когда подниматься станет тяжелее. Ему очень хотелось показать Мишке свою планету, а с высоты можно увидеть куда больше. Вот они по спирали облетали стоящую чуть поодаль одинокую скалу. Выше, выше, выше… Правда, к самой скале Фаликен решил не приближаться, облетал её на приличном расстоянии. Мишка любовался открывшейся картиной в бело-серо-голубых красках. Весь мир Аквасноу был в разных оттенках серого и голубого с преобладанием белого, как основного цвета планеты. Вдруг Мишке показалось, что на вершине скалы, которая по своей форме напоминала шпиль какой-то башни, появилась какая-то чёрная точка. Вот вроде только что не было, а тут раз, и появилась. Он хотел прокричать об этом Фаликену, и даже уже открыл рот, как почувствовал, что ему не хватает воздуха. Мишка закашлялся.
Фаликен дёрнулся в сторону, сбился с заданного курса. Он понял свою ошибку, но поздно, ведь поменять траекторию полёта оказалось не так-то легко. Если он сейчас начнёт снижаться, то может врезаться в скалу. И тогда он увеличил скорость и полетел в сторону океана. На такой скорости Фаликен за несколько секунд оказался очень далеко от берега. А ведь это в его планы не входило. Да к тому же он стал терять высоту. Вот и скорость его полёта несколько замедлилась. Неужели он превысил дозволенную точку высоты? Или же тяжесть, которую они с Миралиной начали ощущать некоторое время назад, сейчас ощущается на более низкой высоте, чем раньше? А может, он просто не учёл вес мальчика, и поэтому не рассчитал свои силы? Фаликену стало страшно. А если он не сможет лететь дальше, и ему придётся опуститься на воду? Главным образом он испугался за Мишку. Для него-то вода – родная стихия, а вот мальчик с непривычки в такой воде замёрзнет. И до берега так далеко. Ну зачем он проявил непростительную беспечность?! Ведь предупреждала его Миралина.
А Мишка сперва не почувствовал опасности. Фаликен снизился, и дышать снова стало легко. Мальчик подумал, что Фаликен специально полетел над океаном, чтобы он смог полюбоваться могучими волнами. А волны становились все выше. Вот уже брызги долетали до них с Фаликеном. Капли попадали на голые Мишкины ноги, и мальчику стало зябко. Он не видел Миралину с Баранкиным, но подумал, что это нормально, раз полетели они разными путями. Но через какое-то время Мишке стало не по себе. Теперь тревога Фаликена передалась и ему. Он хотел поинтересоваться у дельфина, что такое с ними происходит, но не знал, как спросить. Но когда волны уже вовсю захлёстывали его ноги, и «лизали» дельфиний живот, Мишка закричал: «Фалике-е-ен! Что такое? Мы падаем?» Он ещё хотел крикнуть, что боится, но постеснялся.
А Фаликен постепенно разворачивался. Не сразу ему это удалось, но сейчас он шёл по большой дуге, и если сил хватит, то они благополучно долетят до суши. Правда, это будет очень далеко от того места, с которого они стартовали. И от того, куда они направлялись, тоже далеко. Вот так влипли! Фаликен ругал себя, что не послушался Миралину, но всё же надеялся, избежать экстренного приземления и прочих неприятностей тоже. Но вот серьёзного разговора с Миралиной избежать не удастся. Но это пустяки, главное, чтобы с Мишкой ничего не случилось. Ну, и с ним, Фаликеном тоже. Вот уже впереди виден берег. Ещё чуть-чуть, и они сядут на снег.
Мишка увидел под собой белую равнину, но она несколько отличалась от той, с которой они взлетели – на этой то тут, то там виднелись серые точки. Мишка разглядел – это были каменные валуны. «Не врезаться бы в них», – пронеслось в голове у мальчика. Но вот впереди показалась ещё одна точка. Очень маленькая и чёрная. И похожая на ту, которую он видел на скале.
– Внимание! – прокричал Фаликен, – Иду на снижение!
У Мишки в ушах засвистело, в глазах зарябило. Фаликен увеличил скорость и резко пошёл вниз. Мишка распластался на его спине, пригнул голову. Сердце у него, казалось, упало куда-то в живот. Было страшно, но в то же время мальчик испытал неописуемый восторг. Это, наверное, ничуть не хуже знаменитых американских горок, на которых он так давно мечтал покататься. Но вот Фаликен брюхом коснулся земли и заскользил-понёсся по снегу, поднимая тучу мелких снежинок. Мишка почувствовал, как на него обрушился снежный вихрь. Но через пять минут летящий навстречу ветер стал постепенно затихать, Фаликен скользил всё медленнее и наконец совсем остановился. Мишка открыл глаза и приподнял голову. И увидел перед собой что-то чёрное. На это раз это была не точка, а какой-то довольно крупный предмет. Камень? Нет, не похоже. Мишка проморгался, а то глаза всё ещё слезились от встречного ветра, потёр их кулаками и снова глянул перед собой. Метрах в двух перед ними сидел кот. Большущий чёрный кот. Довольно толстый. «Откуда здесь кот?» – удивился Мишка. Но через минуту он удивился ещё больше, потому что кот сказал человеческим голосом:
– Ну, что, с мягкой посадкой вас. Накатались? Полнейшая безалаберность устраивать такие бешеные гонки и к тому же залетать неизвестно куда, когда планете угрожает опасность!
Услышав про опасность, Мишка открыл рот, но Фаликен спросил кота учтиво и вежливо, однако в его тоне сквозила холодность. Он как бы давал понять, что некоторых незнакомцев вовсе не спрашивают. Такие же нотки Мишка порой слышал в мамином голосе, когда лез к ней не вовремя с расспросами. А ещё так мама обычно отвечает грубиянам, или некоторым любопытным старушкам, которые, по её мнению, лезут не в своё дело.
– Да, уважаемый, мы накатались. Но разрешите вас спросить, кто вы такой и откуда взялись? Я вас не знаю. И судя по всему, вы не местный. И тогда по какому праву говорите про опасность? И почему вас интересуют наши, как вы изволили выразиться, бешеные гонки?
Кот неторопливо встал, выгнул спину, потом потянулся, вытягивая вперёд то одну лапу, то другую. И стал медленно ходить кругами, задрав хвост. Словно Фаликен и Мишка его вовсе не интересуют. Потом снова сел, но уже к ним спиной. И продолжил свой разговор.
– Да, вы, уважаемый Фаликен, меня видите первый раз, – в тон дельфину сказал кот, – И ты, Миша тоже. Но мне многое про вас известно. Нескромно о себе говорить, но я скажу…
Кот устремил свой взор вдаль и замолчал. Мишка неуклюже сполз с дельфина и топтался рядом. Фаликен, слегка пристыженный, лежал молча и не решался нарушить затянувшуюся паузу.
– Так вот, – снова неторопливо заговорил кот, – Дело в том, что я не простой кот, а учёный.
– Да-да, Миша, ты правильно подумал, – повернулся кот к мальчику, – Я как тот, учёный кот, который ходил по золотой цепи, обмотанной вокруг дуба. Сказки, они не с пустого места берутся, и не просто так их выдумывают и записывают. И я кот не только учёный, но и волшебный. Зовут меня Уголёк. Имя, конечно, оставляет желать лучшего, не для великих идей имя. Но меня так назвала Элеонора Модестовна, и поэтому из-за благодарности, не стал с ней спорить и просить поменять имя. Прежние хозяева звали меня Бегемот, но это имя отражает… В общем, вы всё равно не в курсе, и вам рано об этом знать.
А Мишка обрадовался – кот Элеоноры Модестовны! Значит, помощь пришла! И в душе немного подивился – ведь только мысль мелькнула про учёного кота и золотую цепь, а Уголёк уже всё знает. А ещё он посочувствовал коту по поводу его прошлого имени. Интересно, почему хозяева так его назвали? Некрасиво же. Ну, да, кот довольно крупный и упитанный, если не сказать, толстый. Но, кажется, Бегемот, это звучит оскорбительно. Но мысли по поводу прошлого имени пронеслись в голове буквально за секунду, и Мишка уже об этом не думал. Он радостно закричал:
– Вы от Элеоноры Модестовны? Ура! Вот здорово! Она ведь поможет нам вернуться домой?
При упоминании Элеоноры Модестовны Фаликен тоже повеселел. Кот благосклонно развернулся к ним передом, и Мишка увидел, что на шее у него что-то блестит… Ба, так это же его хрусталик! Вот Уголёк молодец! Нашёл его пропажу. Мишка указал рукой на шею коту:
– Уголёк, это ведь мой хрусталик. Да? Вы его нашли?
(Мишка посчитал, что обращение на «ты» к такому солидному учёному коту было бы непочтительным). Уголёк тронул лапой хрусталик и покачал головой.
– Нет, этот хрусталик не твой. Его мне дала Элеонора Модестовна. А твой, – кот развёл лапы, ну, как человек руки, когда о чём-то сожалеет, – Неизвестно где. Надо искать, но нам будет некогда этим заниматься. Нас ждёт важное дело.
Мишка при этих словах непроизвольно как-то подтянулся, вытянул руки по швам, а кот продолжал:
– Я уже сообщил вам, что планете угрожает опасность. В неё попал метеорит. Не пугайтесь, – предостерёг кот, встревожившихся было Фаликена и Мишку, – Метеорит небольшой так, камушек, взрыва никакого не случилось, но нарушилась энергетическая оболочка планеты. Именно поэтому, если подняться высоко, становится тяжело дышать. Но неизвестно, каких ещё ждать последствий. Возможно, что со временем воздух окажется совсем разрежен, и дышать будет невозможно. Или же на планету, через ту брешь от метеорита, могут проникнуть какие-нибудь злые сущности. А может, и такое случится – планета растворится, поскольку она… Поскольку она совсем недавно придумана…
– Постой, как тебя… Уголёк! – вскричал Фаликен, – То есть, как придумана?! Мы ведь живём здесь давно. И наши родители тут жили, и наши дети родились… Ты что-то путаешь. Я не спорю, насчёт опасности, возможно, ты и прав, мы, дельфины, давно заметили, что как только мы взлетим высоко, нам становится трудно дышать. Но чтобы так просто исчезла планета…
Уголёк перебил Фаликена:
– Возможно, ты не всё знаешь. И мне есть, что тебе, да и Мише рассказать. Но разговор этот долгий, в двух словах не расскажешь. Нам надо где-то устроить привал. А то Миша устал и есть хочет. Да и ночь скоро, а ночи у вас холодные, замёрзнет мальчик. Во-о-он, в тех скалах, что виднеются вдалеке, есть уютная пещера. Там и переночуем. И пообедаем-поужинаем.
При словах про обед Мишка почувствовал, как в животе заурчало. Пока летали, он и забыл про еду. А сейчас так захотел есть, что даже молоко с пенками, которое дают сегодня в садике на полдник не казалось таким уж противным. Фаликен же возразил:
– Уголёк, зачем нам лететь к той пещере, не лучше ли отправиться туда, куда мы с Мишей и направлялись – к нашим друзьям и малышам. Там и покушаем, и отдохнём. А то если мы задержимся, нас могут потерять.
– Не лучше! – отрезал Уголёк. Ты скорей всего немного потерялся в пространстве и времени и не представляешь, куда тебя занесло. Ты отклонился в сторону от привычного курса, летел с предельной скоростью, да и ветер тебе помогал. Так что улетели, вы будь здоров, как далеко.
– Уголёк, – нерешительно вклинился в разговор Мишка, – А я, когда мы только взлетели, кажется, видел вас там на скале. Или это были не вы?
– Это был я, – коротко подтвердил кот.
– Но как же вы тогда так быстро попали сюда? Вы тоже умеете летать с запредельной скоростью?
– Нет, я летать совсем не умею, – терпеливо объяснил Уголёк, – Я телепортировался. Я ведь волшебный кот, и могу телепортироваться куда хочу.
– А может, мы тогда тоже телепортируемся? – нерешительно предложил Мишка, – Чтобы быстрее было. И туда, где все остальные дельфины.