Нити судьбы: любовь в разлуке. Книга 2

Глава 1

«Если в прошлом не вырвать ту самую страницу, то в новой жизни она всегда будет попадаться»

Я вдеваю в иглу новую длинную нить. Она шелковая, практически невидимая, созданная для того, чтобы не портить вид платья. Сейчас она как никогда кстати, чтобы я смогла пришить в рукава белые, круглые жемчужины, которые мне принесла сама клиентка. Как раз для таких хрупких деталей в платье и необходима «невидимая» нить. Белая нить была бы заметна и точно бы испортила впечатление и вид этих нежных камней.

Я чуть отстраняюсь от платья, которое висит на манекене, и немного склоняю голову в сторону, любуясь своим творением. Белая шелковистая юбка легла плавно по манекену, словно волна. Нежная ткань сияет на солнечных бликах, которые ненавязчиво проникают сквозь панорамное окно.

На талии уже появляются узоры. Они похожи на те узоры, оставленные морозом на стекле окна, которыми хочется любоваться бесконечно долго.

На груди, где начинается декольте, располагается тонкая сетка, расстилающаяся до плеч, покрывая руки. Она хаотична усыпана крошечными бриллиантами, которые умело ловят солнечные лучи, и будет казаться, словно на теле невесты усыпаны звезды.

Теперь на этой сетке я аккуратно пришиваю жемчужины. Осталось совсем немного, и платье готово.

Мои губы невольно растягиваются в лёгкой улыбке. Я остаюсь довольной своей работой и, надеюсь, что клиентке платье понравится точно также, как и мне.

Я снова подхожу к манекену и продолжаю свою работу, хватаясь за тонкую иглу. Вдевая бусину, я начинаю пришивать ее к сетке. Когда теплые солнечные лучи касаются моего лица, я поворачиваю голову в сторону большого окна.

Уже вечер. Солнце спускается над горизонтом, одаривая город последними лучами. Они обволакивают его и превращают все вокруг в рыжий оттенок. Эйфелева башня находится прямо по центру уходящего солнца.

Из своей мастерской я вижу это зрелище практически каждый вечер, но все равно поражаюсь и нахожусь в восторге, как в первый раз.

Я шиплю от резкой боли в пальце и мгновенно прижимаю его к губам, касаясь маленькой ранки кончиком языка. Металлический привкус крови заставляет меня сморщиться. Я внимательно осматриваю платье на наличие опасного для него красного пятна. Ничего не обнаружив, я расслабленно выдыхаю и оставляю на сегодня работу, присаживаясь на пуфик.

Я вытащила из ящика стола пластырь и начала заматывать им палец. За два года работы я научилась пополнять запасы необходимого пластыря, когда поняла, насколько часто мои пальцы подвергаются таким ранам от острых игл.

Пожалуй, это самая необходимая вещь у каждого дизайнера, считая дизайнера свадебных платьев.

Я выдохнула и осмотрела свои владения. Дизайнеру свойствен беспорядок в мастерской, и за разбросанные бумаги, ленты, ткани его никто не осудит. Но это не про меня. Я же перфекционист и не терплю беспорядка. Мне важно, чтобы каждая вещь лежала на своем месте.

В данную мастерскую, которая находится в центре города, я переехала год назад, когда мое имя стало более популярно не только в Париже, где я живу, но и в разных уголках мира. Когда известная личность пришла ко мне, и я сшила ей платье, она была в таком восторге, что раструбила мое имя во всех СМИ прямо во время своей свадьбы. Пожалуй, этот момент стал моей восходящей точкой, когда моя работа значительно расширилась. И теперь я шью платья не только для среднего класса, но и для очень богатых, известных личностей.

Данное платье с дорогими тканями и с бриллиантами тому доказательство.

Да, любое независимое дело становится известно обществу только благодаря качественной и положительной рекламе.

«Когда талант настолько превосходен, что его невозможно оценить, конкуренция не страшна».

Так мне сказала тетя Джулиет, когда я продала свое первое, невообразимо роскошное платье, и мое имя узнали все.

Несмотря на то, что я уже четвертый год живу в Париже, по вечерам, если я остаюсь одна, у меня все равно возникает чувство тоски по родному дому. С родными я созваниваюсь стабильно каждый день и, порой, мне хочется плакать от того, насколько сильно я по ним скучаю.

Я готова лететь к ним в гости хоть завтра, но дядя Джозеф категорически против этого. И совсем не потому, что будто не хочет меня видеть: нет, он тоже скучает. Просто дядя до сих пор питает страх, что за мной придет он, и спокойной стабильной жизни снова настанет конец.

Я встала и сняла рабочий фартук, повесив его на крючок. Затем посмотрелась в большое напольное зеркало, приводя свои волосы в порядок. Вот уже как два года они у меня короткие и блондинистые. Мне однажды вдруг показалось, что длинные волосы начали мешать моей работе. А потом вовсе захотелось чего-то нового.

Да и не только в работе.

Коррекцию зрения, кстати говоря, я сделала так же по причине новой работы, которая требует хорошего глазомера.

Рядом с зеркалом, на белой стене, когда сделала ремонт в мастерской, я приклеила черные французские буквы, которые создали фразу: «Любовь сама тебя найдет». Если я создаю свадебные платья, то и атмосфера в мастерской должна быть соответствующей.

Я забрала сумочку и, выключив свет, покинула мастерскую, закрыв дверь на ключ.

Говорят, что Париж – это город-мечта. Он привлекает абсолютно всех: любителей моды и романтики, искусства и истории, архитектуры и еды. В этом городе есть все и каждый найдет свой интерес: музеи с мировым именем для любителей искусства и культуры, самые модные магазины для шопоголиков, интересные достопримечательности для ценителей истории, уютные рестораны и самые романтичные места для влюбленных.

Париж – это город любви и света, столица моды и литературный рай, город тысячи обличий, который влюбляет в себя с первого взгляда.

Однако у каждого города свои недостатки, и прежде чем выбрать район для жилья необходимо тщательно изучить каждый.

Первый год я жила в более бюджетном районе Парижа – Монмартр: в тихом привлекательном квартале с мощеными улочками, которые сочетаются с обвитыми плющом домами.

Затем, когда я начала совмещать работу переводчика и дизайнера свадебных платьев и накопила достаточно денег, то смогла купить небольшую недвижимость в районе Сен-Жермен-де-Пре в тихом и безопасном квартале.

Более обеспеченный и удобный образ жизни потребовали обстоятельства. А точнее, рождение моего сына.

Я открыла входную дверь в квартиру ключом и вошла в светлую прихожую. Там я сразу же уловила детские звуки, исходящие из гостиной, которые вызвали на моем лице улыбку. Только этот маленький человечек заставляет меня возвращаться домой и оставлять работу, которая помогает мне отвлечься от мыслей о своей жизни, о своем прошлом.

Я быстро сняла уличную обувь и посетила ванную комнату, чтобы помыть руки. Сразу после направилась в гостиную, чтобы утолить тоску по своему любимому сыну.

– Оливер, мальчик мой! Мама пришла!

Я упала на пол на колени и раскрыла руки для объятий. Оливер оставил свои игрушки и с улыбкой поднялся с пола, неуклюже подбегая ко мне с детским криком:

– Мама!

Я заключила его в объятия и жадно вдохнула любимый запах. Когда у меня есть заказ или заказы, то мне приходится работать по девять часов на протяжении месяца, лишь изредка позволяя себе выдохнуть раз в неделю и провести время с сыном. После вручения заказов клиентам, я могу выдохнуть на две недели и вообще не браться за иглу. Могу только по ночам, когда спит Оливер, рисовать эскизы.

Но если бы не Луиза Берри, с которой мне повезло познакомиться в трудный для нее период, то мне бы вряд ли пришлось легко. Когда я была на седьмом месяце беременности, то уже тогда была в поисках хорошей няни, чтобы продолжить работать и содержать своего малыша. Тогда я любила сидеть в бюджетном кафе неподалеку от своего дома, на уличной веранде, и поедать круассан с шоколадом. У беременных свои причуды, и я именно в этом кафе хотела именно один и тот же круассан. Там я и познакомилась с Луизой.

Она работала официанткой и каждый вечер обслуживала меня. Когда людей в зале было не очень много, мы могли немного поболтать. Уже тогда я поняла, что нашла себе хорошую подругу в этом чужом для меня городе, которой я могу довериться.

А когда она открылась мне и рассказала подробности своей личной жизни, я была в ужасе. Она жила с парнем, который часто поднимал на нее руку, а ей приходилось терпеть, потому что просто некуда идти. Родители Луизы погибли в пожаре в собственном доме, а сама она осталась ни с чем. Даже образование не смогла получить.

Тогда я приняла решение и предложила ей перестать терпеть избиения и переехать ко мне. Предложила ей работу няни для моего ребенка, которую буду оплачивать. К моему счастью, Луиза даже не думала над моим предложением, а согласилась сразу.

– Как у вас дела? – спросила я у Луизы, которая сидела на полу и с улыбкой наблюдала за нами с Оливером.

Еще мне повезло, что мое окружение знает английский, поэтому дома мы можем разговаривать на двух языках и приучать к этому Оливера.

– Все прекрасно. Только Оливер отказывался ужинать без тебя.

Я театрально ахнула и с несерьезным возмущением посмотрела на сына. Он смущенно улыбнулся и устроил мне свои карие глазки.

– Мсье, мы немедленно идем есть, иначе животик от голода заболит.

Я ткнула в мягкий животик пальцем, и Оливер громко рассмеялся.

Мы все вместе поужинали, затем я поиграла с Оливером, отдавая ему свое материнское внимание, которое ему так необходимо, искупала и к девяти вечера уложила спать.

Я с тяжелым вздохом села на стул и положила руки на стол. Луиза закончила мыть посуду при приглушенном свете от вытяжки и, вытирая руки о кухонное полотенце, села напротив меня.

– Ты похудела, – озвучила свои наблюдения моя подруга.

Я елейно улыбнулась, ощущая дикую усталость.

– Ты же знаешь, как происходит: месяц работы практически без еды, на которую не хватает времени, затем две недели отдыха, когда я немного набираю вес.

– Ключевое слово «немного». Пока ты не приведешь в порядок свою голову, то у тебя не будет стабильности в здоровье и в весе. Я то знаю, о чем говорю.

Я усмехнулась.

– Что ты подразумеваешь под этим?

– Сама знаешь, – буркнула она.

Луиза распустила свои рыжие волосы с биозавивкой, что у нее от природы, и немного помассировала затылок.

Я вздохнула, понимая, о какой стабильности она говорит.

– Ты же знаешь, что я не могу.

– Можешь, просто боишься.

– И это тоже, – согласилась я.

– Оливеру нужен отец, а тебе – спокойствие от осознания, что Дэвид знает о существовании своего сына. Тебя грызет совесть, Оливия. Освободись уже от этой тяготы.

– Дядя Джозеф перестанет со мной разговаривать, если я расскажу Дэвиду про Оливера, – тихо подметила я.

– И пусть, – настаивала Луиза. –Это ваша жизнь и никто не в праве лезть. Ты не хочешь быть с Дэвидом, но про сына то он должен знать. Он имеет на это право. И сейчас будет жестокое сравнение. Что для тебя важнее: благополучие сына или мнение дяди?

Я задумалась над словами Луизы. Она говорит мне об этом не в первый раз, но после очередной такой беседы я задумываюсь и останавливаюсь на том, что хочу, чтобы Дэвид знал про сына. А уже на следующий день понимаю, что мое желание ошибочно. Голос сердца подавляется голосом разума. Я начинаю думать над тем, что ничего хорошего из этого не выйдет. Если Дэвид узнает о сыне, то он наверняка захочет забрать его у меня и возненавидит за то, что я скрывала от него Оливера долгие четыре года. Или он никак не отреагирует и скажет, что ему все равно. От исхода всех двух событий я почувствую одно –боль, которой так боюсь.

А еще я боюсь встречаться с ним. Я долго принимала этот факт, потому что это эгоизм по отношению к Оливеру. Старые раны заноют, откроются и прежняя боль, которую я залатала, выльется наружу огромной волной. Она захлестнет меня и снова раздавит. За четыре года ничего не изменилось. Мои чувства не изменились: я все так же люблю Дэвида, но не могу быть с ним.

В дверь позвонили, что вывело меня из мыслей. Луиза закатила глаза и встала.

– Он когда-нибудь перестанет заявляться сюда так поздно? – проворчала она, направляясь в прихожую.

Вскоре на кухню вновь вернулась Луиза с нашим каждовечерним гостем.

– Душа моя, не надо быть такой злой, тебе не идет, – с издевкой проговорил Леон, проходя вглубь кухни, чтобы налить воды из кувшина.

Луиза плюхнулась на стул с нахмуренными бровями, что вызвало у меня улыбку.

Леон Моне – мой помощник, пиар-директор, юрист – все необходимое в одном лице. С ним мне повезло также, как и с Луизой. Но в моей жизни он появился позже, буквально год назад. С его появлением отныне он находит мне клиентов, а не клиенты меня или я клиентов. Реклама в интернете – это так же его работа.

С ним моя работа стала более глобальной. Леон готовит грандиозные планы: он хочет, чтобы я открыла свои салоны и делала показы. И все это он планирует реализовать уже к следующему году. Леон своим талантом уметь все буквально бережет мои финансы, ведь мне не нужна огромная команда, чтобы эти планы стали явью.

Каждый вечер он приходит ко мне домой, чтобы рассказать о своей проделанной работе. Раньше мы встречались в мастерской или сидели в кафе за чашкой кофе. Но стоило мне один раз привести его к себе домой, то он больше не захотел встречаться в других местах. Как только он увидел Луизу, то она сразу понравилась ему, после чего от него начали исходить комплименты и ухаживания. Несмотря на то, что Луиза вертит носом, говоря, что Леон не в ее вкусе, он не опускает руки и продолжает добиваться своей цели. Отныне Луиза – это его мечта, и он не собирается отказываться от этого прекрасного подарка судьбы.

– Оливия, у меня есть для тебя прекрасные новости, – с воодушевлением проговорил Леон, присаживаясь за стол.

– Они не могли подождать до завтра? – устало спросила я.

Но Леон, как обычно, проигнорировал мой вопрос. От него прет бешеная энергия, за которой мне не угнаться. Остается лишь слушать и отвечать либо «да», либо «нет».

– Твои работы заметили уже и в Лондоне. Поздравляю!

Леон бесцеремонно хлопнул меня по плечу, как своего товарища, с которым он сидит перед стойкой бара, широко улыбаясь мне. Я же никак не отреагировала. Если другие города, в которых меня узнавали, были мне по душе, и я выражала свое счастье, то Лондон – это единственный город в моем коротком черном списке.

Часто один человек и обстоятельства делают так, что родной город становится невыносимым местом, откуда хочется бежать и больше не возвращаться.

– Ну же? – заметил мою безэмоциональность Леон. – Это же твой город и туда тем более возможно поехать, чтобы воплотить мечту клиентки в реальности. Ей не терпится встретиться с тобой.

– Нет, – коротко озвучила я свой ответ.

До этого ответа пронизанное радостью лицо Леона мгновенно поникло. Затем он разочарованно выдохнул и откинулся на спинку стула, загрузившись негативными эмоциями.

Я облизала губы и опустила голову. Комната мгновенно провалилась в тишину, которую Леон вскоре решил нарушить и все же выговориться, чего никогда не бывало. Даже если ему не нравился мой ответ, он всегда поджимал губы и молчал, избегая словесной перепалки со мной.

Он вскочил со стула и поправил рукава своей рубашки.

– Скажи, ты еще долго собираешься вот так избегать глобальной известности? Да женщины готовы на коленях ползти к тебе, а ты уперлась как упрямый осел и ничего не хочешь!

Я поставила локти на стол, а пальцы сцепила между собой, взглянув на Луизу. Она молчала и наблюдала за недовольным Леоном и, кажется, впервые сегодня болеет за него, потому что она тоже хочет, чтобы я вернулась в Лондон. Только не ради работы, а ради Оливера.

Лео резко приблизился ко мне и уперся ладонями в стол, чуть наклоняясь, чтобы я видела его лицо.

– Оливия, это Лондон. Это популярность.

– Нет, – снова отчеканила я, держась из последних сил.

Мое сердце разрывается на куски. Мне так и хочется повестись на уговоры Лео, ведь это хороший и железный аргумент, чтобы вернуться в Лондон, и дядя не осудит за приезд в запретное отныне для меня место. Может и будет хмурым некоторое время, но смирится, когда поймет, что я не рвусь к Дэвиду. Поймет, что я приехала только ради работы и ради встречис ними.

Но с другой стороны, окажись я в Лондоне, и как только я вдохну тот воздух, то меня мгновенно потянет к Дэвиду Голдману природной магнетической силой. Находясь в Париже, тяга слабая, но ощутимая, а в Лондоне мне будет тяжело сопротивляться.

Я люблю и ненавижу. Я люблю и осуждаю. Я люблю и осознаю, что не могу быть с тем, кто испортил День моего рождения, отняв тогда моих родителей.

Эти противоречия меня душат… Мои неугасаемые чувства к Дэвиду сильно искажают реальность.

– Да что с тобой?! – выпалил Леон.

Кажется, он больше не намерен терпеть мое желание находиться в «тени».

– Тш-ш-ш, – зашипела Луиза. – На пол тона ниже. Сам будешь ребенка укладывать!

– Почему она не хочет воспользоваться ни одним шансом? – обратился Леон уже к Луизе, питая надежду получить ответ от нее.

Моя подруга бросила на меня оценивающий взгляд. Она вздохнула, уловив мое отчаяние и безысходность, которые я подавляю словом «надо», но его силы уже иссякают. Я позволяю ей описать мое положение парой фраз, поскольку сама не в состоянии объяснить Леону о том, что скрываюсь от своего бывшего жениха вместе с сыном, о котором он не знает.

– Оливия желает быть в «тени» только из-за Оливера. Она не хочет, чтобы кое-кто узнал о ее местоположении, – объяснила Луиза мое упрямство сидеть в Париже и никуда не выезжать, иначе Лео рискует сойти с ума от незнания.

Леон прожигал меня своим взглядом, и вскоре выдохнул, выпуская из себя негатив. Он устало плюхнулся на стул и после недолгого молчания, во время которого анализировал объяснение Луизы, заговорил:

– Надеюсь, ты не скрываешься от полиции?

Я поджала губы и отрицательно помотала головой.

– Просто он очень влиятельный человек, – прохрипела я.

– Не хочешь, чтобы он узнал о своем сыне?

Я промолчала. Лео усмехнулся.

– Это эгоизм, Оли, – проговорил он так, что я уловила нотки осуждения в мужском голосе.

Я услышала, как Луиза треснула Леона по плечу. Я же сжала челюсти и уставилась в одну точку, напрягаясь всем телом.

Он отнял моих родителей, а я отнимаю у него сына. Все по- справедливости.

От собственных мрачных мыслей мне стало дурно. Я встала со стула и молча направилась в комнату. Лучше я уйду, иначе Леон рискует впервые увидеть меня в гневе, а я этого не хочу. Больше у меня нет желания обсуждать свою жизнь. Леону придется смириться с тем, что в Лондоне я не появлюсь, и даже клиентской базы у меня там не будет.

В комнате, при приглушенном свете, крепко сопел Оливер. Я подошла к кроватке и погладила его по черным волосам. Сглотнув ком в горле, я позволила слезам выйти наружу. Почему-то жизнь решила наказать меня, когда я уже наказана вдоволь – каждый раз смотря на Оливера, я вижу его отца, потому что они очень похожи. Это жестоко, словно совесть намеренно напоминает мне каждый день, что я поступаю неправильно.

Я шмыгнула носом и вытерла слезы со щек. Переодевшись в пижаму, я легла на свою постель и укрылась одеялом, снова засыпая с мыслями о самом невыносимо тревожном – когда-нибудь Оливер спросит меня, где его отец. Когда он пойдет в школу и увидит, что у кого-то есть отец, а у него нет. И вот тогда у него возникнет этот пугающий меня вопрос. И на протяжении четырех лет я придумываю лживую легенду, которая убедит Оливера в том, что его отец не может быть с нами. А это дается мне слишком тяжело.

На следующий день я решила побыть дома до обеда, поскольку платье почти готово и работы осталось немного. Я сама приготовила завтрак, пока все спали, и накрыла на стол. Старалась держать позитивный настрой даже тогда, когда на кухню вошла сонная Луиза.

– Доброе утро, – с улыбкой поприветствовала я ее. – Надеюсь, что Леон уехал вчера ночью, и ты не прячешь его в своей постели?

Моя подруга фыркнула и плюхнулась на стул.

– Обхохочешься. Хватит сводить меня с ним.

Я посмеялась, приближаясь к столу с кувшином, в который налила апельсиновый сок.

– Ладно, я шучу. А если серьезно говорить, – он хороший мужчина. За ним, как за каменной стеной. Что тебя в нем отталкивает?

– Не знаю. Просто не знаю. Да, он хороший, заботливый, надежный. Кажется, слишком хороший для меня, – пробубнила Луиза последнюю фразу.

Я налила в ее стакан сок и замерла, поднимая на нее глаза.

– Или это я привыкла только к плохому, что не могу переваривать хорошее.

Она вздохнула и отправила в рот кусок помидора. Я только открыла рот, чтобы прокомментировать ее слова, но Луиза выставила указательный палец, злостно взглянув на меня.

– Не смей. У тебя свои проблемы, у меня – свои. Если ты избегаешь советов, то я также буду делать.

– Понятно. Наказываешь меня, – усмехнулась я.

Я поставила кувшина с соком на стол и села на стул. Именно сейчас зазвонил мой мобильник, когда я уже была готова приступить к трапезе. Я вздохнула и встала, чтобы забрать свой мобильник, который оставила на подоконнике, и ответить на звонок. Я подумала, что эта могла звонить моя клиентка, ведь в такое время звонить больше некому.

Но как только я увидела родное имя на экране, тут же схватилась за мобильник и с энтузиазмом в голосе ответила:

– Айлин! Здравствуй!

– Оливия, привет, – без должной радости, что не свойственно моей сестре, проговорила она, что меня насторожило.

– Айлин? Что-то случилось?

За четыре года я не слышала от своей семьи никаких плохих новостей. А сейчас, услышав грустный голос Айлин, я хватаюсь за сердце без привычки и боюсь услышать что-то ужасное. Я была счастлива осознавать, что хотя бы моя семья проживает жизнь без проблем и трудностей.

Но порой подкрадывалась мысль, что они могли скрывать от меня все плохое. Ведь не может быть, чтобы всегда было хорошо. Или это уже моя паранойя.

– Мама запретила мне тебе звонить, но я считаю, что ты в праве знать.

– Айлин, прошу, говори скорее, я с ума сойду, – взмолилась я, хватаясь за край подоконника.

Луиза вскочила со своего места и приблизилась ко мне, с волнением ожидая новостей Айлин.

– Папа… Не знаю, что произошло, но у него… сердце.

Я сглотнула и уперлась ягодицами к подоконнику, продолжая крепко сжимать край рукой. Я боялась рухнуть на пол из-за сильной тревоги. Луиза словно это поняла и обхватила меня за плечи.

– Сейчас он в реанимации… без сознания.

Айлин было тяжело говорить, но она заставляла себя, чтобы преподнести мне информацию.

– Врачи говорят, что он очнется, но когда, пока не ясно. Говорят, что у него крепкий организм, и он сможет. Пошли уже вторые сутки. Мы разговариваем с ним. Мама почти не выходит из палаты.

На мои глаза навернулись слезы. Я зажмурила их и горячие слезы покатились по щекам. Внутри меня тревога разрастается еще сильнее. Сердце отбивает сильные удары. Страх за жизнь дяди обуял его целиком.

– Я приеду, – только и сказала я сдавленным голосом.

– Ты очень нужна нам сейчас, Оливия. Мама не признает этого, но я вижу по ее глазам.

– Плевать на все, главное сейчас – это жизнь дяди. Я уже завтра буду в Лондоне.

Мы попрощались, и я положила мобильник обратно на подоконник. Подняла глаза на Луизу, которая смотрела на меня с испугом в глазах. Она уже все поняла по моим фразам, поэтому в объяснениях не нуждается.

– Покорми Оливера и начинайте собирать вещи. Я быстро доделаю платье клиентки и завтра же утренним рейсом летим в Лондон.

Луиза кивнула и заключила меня в свои объятия.

– Не думай о плохом. Он поправится.

Пока я держалась. Удерживала внутри себя порыв разрыдаться, отчего каждый орган дрожал от напряжения.

Нельзя.

Я заставляю себя верить, что с дядей все будет хорошо.

Понятия не имею, кого молить о том, чтобы дядя смог открыть глаза в ближайшее время. Бога? Но кажется, он уже долгое время не слышит меня.

Глава 2

«Уйти от человека – недостаточно, чтобы его забыть. Поможет только потеря памяти»

Полет от Парижа до Лондона занял примерно полтора часа. И за весь полет я думала о дяде и о том, каким образом сделать так, чтобы случайно не встретиться с Дэвидом Голдманом. Сидеть постоянно в номере отеля и гулять с Оливером только на его территории? Таким выбором я обрекаю себя и его на каторгу на неопределённое время, ведь пока неизвестно, когда дяде Джозефу станет лучше, и он откроет глаза.

Мы снова будем в одном городе, нас не будет разделять расстояние, и это пугает. Пока я жила в Париже, а Дэвид – в Лондоне, нити, связывающие нас, растянулись, и тяга не была столь сильна. Но стоило мне вернуться, как я начала задыхаться от желания увидеть его. И я ощутила это огромное притяжение, которому тяжело сопротивляться, стоило выйти из самолета и ступить на землю.

Не знаю, что со мной происходит, ведь я должна презирать Дэвида за содеянное им в прошлом. Но мое до сих пор любящее его сердце упорствует и продолжает держать Дэвида внутри себя. Разум пытается докричаться до него, что это неправильно, но все без толку. И мне ужасно стыдно за свое сердце перед своими погибшими родителями, ведь оно питает теплые чувства к тому, кто отнял их жизни.

Может это так разлука на меня действует? Может, если я увижу Дэвида, то мое сердце пробудится от опьяняющего колдовства его чар и поймет, что нельзя любить этого человека?

Я уже не знаю, как бороться с этими противоречивыми чувствами. Не знаю, как сделать так, чтобы разум и сердце были заодно.

– А что со временем? – раздался голос Леона, когда мы прошли регистрацию.

Леон смотрел на свои наручные часы и на часы, которые встроены в здание аэропорта.

– Время в Париже на час опережает время в Лондоне, балда, – проворчала Луиза.

– Что бы я без тебя делал, душа моя, – усмехнулся Леон и начал менять время на своих часах, на что Луиза закатила глаза.

Я улыбнулась их короткой перепалке, затем посмотрела на сонного Оливера, которого держала на руках. Он весь полет проспал и теперь мало что понимает. Я поправила его кепку на голове, когда он с любопытством осматривал все вокруг себя.

– Где мы, мама? – кое-как проговаривая буквы, спросил он, протирая глазки маленькими руками.

– Мы в большом и новом городе Лондон, – с улыбкой объяснила я ему.

– Приехали в гости к бабушке, дедушке и тете, – подсказала ему Луиза, пока он не начал задавать новые вопросы.

Оливер радостно ахнул и захлопал в ладони. Я поцеловала сына в мягкую и нежную щеку, умиляясь его реакции.

– Так, машины подъехали, за мной, – скомандовал Леон, убирая мобильник в карман.

Всю поездку, как и бронирование номеров в отеле, оформил Леон, поскольку я была не в состоянии этим заниматься. Мою голову занимают тревожные мысли о дяде и о его будущем. Мне кое-как удалось довести свою работу до конца и передать клиентке платье, которая так же, как и многие, очень хотела видеть меня на своей свадьбе. Я уже выучила привычку вежливо отказываться так, чтобы никто не обиделся.

Мы решили не теснить друг друга и заказали две машины. Луиза пыталась спрятаться в машине с детским креслом и уехать вместе с Оливером. Она упрямо избегает Леона, только потому, что ее к нему тянет. Это пугает Луизу, и она не признает данного неоспоримого факта не для себя, не для меня.

Но я наблюдательная, поэтому толкаю ее к машине Леона и прячусь в своей вместе с Оливером. Очень надеюсь, что когда-нибудь Луиза поймет, что Леон – это тот мужчина, который сделает ее счастливой.

Я посадила Оливера на детское кресло и пристегнула его. Спустя пять минут дороги, он снова заснул. Кажется, на него сильно повлиял первый в его жизни перелет на самолете. Ко всему этому для моего малыша ощутима разница во времени на час и ему придется адаптироваться к новому климату. В Лондоне он влажный.

Водитель остановился, когда образовалась пробка. Я повернула голову в сторону, взглянув в окно. Мое сердце сначала замерло, затем забилось быстрее, резко меняя свой ритм. Перед моими глазами здание, в котором я работала четыре года назад, в котором я встретила свое счастье, и в котором моя жизнь кардинально поменяла свое направление.

Для многих – это просто серое бизнес-здание, когда для меня целая история. Для меня это место, в котором я проживала жизнь, сравнимую со сказкой. И сейчас, смотря на это здание, воспоминания, связанные с ним, друг за другом всплывают в моей голове, наконец обретая свободу.

Сегодня эти воспоминания причиняют мне боль, отчего на глаза наворачиваются слезы. Я глушила их, избегала их, только бы защитить свой хрупкий важный орган в груди. Но сейчас у меня не получается, потому что я не в Париже, а в самом эпицентре своих страданий. Вернувшись в Лондон, старые раны заныли и открылись.

Я смахнула слезу со щеки, стараясь прийти в чувства. Когда машина тронулась и здание осталось позади, мне стало немного легче, и я выдохнула.

Наверно, сейчас онсидит там и рисует свои эскизы. Пьет ли он чай? Думает ли обо мне, когда рисует, как это было раньше? Закрылся ли он в себе? Плохо ли ему? Терзается чувством вины?

Я провела ладонями по лицу, затем взъерошила волосы на голове и снова выдохнула. Хочется, как следует, потрясти головой и надеяться, что этот метод сработает выкинуть его из нее.

Будет тяжело жить в Лондоне, потому что придется стараться вытаскивать себя из прошлой жизни. А это требует больших усилий, потому что в прошлой жизни мне было так хорошо, как никогда. Потому что хочется обо всем забыть и вновь вернуться в ту жизнь.

Сначала мы доехали до отеля, в котором Леон забронировал номера. Луиза забрала Оливера, а Леон – чемоданы, и они вместе вошли в отель, чтобы заселиться и отдохнуть после дороги. Я же незамедлительно отправилась в госпиталь к своей семье.

По пути я написала Айлин и предупредила, что буду с минуты на минуту. Она рассказала мне про реакцию Джулиет, когда Айлин призналась, что я скоро приеду. Конечно, она не была довольна моим внезапным решением. По телефону она ругала меня, требовала не приезжать, и вдруг заплакала. Затем Джулиет призналась, что очень сильно ждет нас, что она сильно скучает. И это признание вызвало во мне волну приятных ощущений.

В конце концов, я не могу вечно прятаться от Дэвида Голдмана. Я из-за него уже потеряла одну свою семью. Не хочу терять вторую.

Я вышла из машины, когда водитель довез меня до госпиталя. На крыльце я увидела Айлин. Она стояла спиной ко мне и не сразу заметила мой приезд. Я с улыбкой подошла к крыльцу и остановилась.

– Айлин, – окликнула я ее.

Она тут же повернулась. Видимо, Айлин разговаривала по телефону, поскольку она убрала его от уха и спрятала в карман.

– Оливия! – воскликнула она и подбежала ко мне.

Мы крепко обнялись, громко смеясь сквозь слезы. Я не обнималась с этой красоткой почти четыре года и даже не подозревала, что настолько можно скучать по объятиям с родным человеком. Мы долго не могли оторваться друг от друга, изредка рассматривая лица.

Сейчас Айлин выглядит уставшей. Она без макияжа, с черными кругами под глазами. Одета в обычные джинсы и черную водолазку, без украшений. Такая Айлин носит в себе печаль и горе. А еще она похудела.

И они хотели, чтобы я не приезжала в такой тяжелый для всей семьи период?

– Как я же я рада тебя видеть! Как я скучала! – пробубнила Айлин в мое плечо.

– И я скучала!

Мы посмотрели друг на друга. Я улыбнулась сквозь слеза и погладила Айлин по щеке.

– Ты изменилась, – озвучила я свои наблюдения.

– О, да! Поношенная четырьмя тяжелыми годами, которые превратили меня в подобие чего-то живого, – с сарказмом описала она свои изменения в худшую сторону.

Этому сарказму я посмеялась. Такова Айлин – она старается ко всему подходить с юмором. Такая у нее бессознательная защитная реакция.

– Наговариваешь. Я хотела сказать, что ты повзрослела. А вот самоирония у тебя еще в запасе хорошая.

Айлин оглядела и меня.

– Ты тоже изменилась. Думаю, в такую же сторону, как и я. Просто макияж спасает.

Я посмеялась и снова обняла ее.

Как я скучала.

У нас еще будет время говорить обо всем на свете, но сейчас важнее всего для меня – это навестить дядю Джозефа.

В его реанимационной палате находилась тетя Джулиет, которая, увидев меня, тут же набросилась с объятиями и заплакала. Я крепко обняла тетю и позволила ей выпустить все накопившиеся эмоции. Моя семья сильно поломалась, когда дядю положили в эту палату. Мы стали слабее и можем надеяться только на себя, и лишь данный факт заставляет нас стоять на ногах.

– Ты же привезла Оливера? – надломленным от слез голосом спросила тетя Джулиет.

Я улыбнулась:

– Ну конечно. Вы обязательно встретитесь.

– Ты слышал, Джозеф? Твой внук приехал, – обратилась к нему тетя Джулиет, повернув голову.

Я посмотрела на кровать, на которой лежит дядя Джозеф. И пусть он без сознания, не отвечает, – это не мешает нам говорить с ним.

Я приблизилась к нему и присела на край кровати. Взяв дядю за руку, я позволила слезам выйти наружу. Я обещала себе не плакать, но когда долгая разлука с родными заканчивается, всегда хочется плакать исключительно от счастья, что вы вновь встретились.

– Здравствуй, дядя. Я приехала. Пусть ты и против, я знаю, но я приехала. Не могла иначе.

Я сжала его руку сильнее и оглядела его тело и все рядом стоящие аппараты жизнеобеспечения. Он так не любит болеть. Не любит ходить в госпитали. Всегда говорил, что у него ничего не может болеть. А если и болит, то справится без врачей. Дядя Джозеф терпеть не может этого состояния, когда он бесполезен.

– Что говорят врачи? – спросила я у тети, вытирая слезы со щек.

– Прогноз обнадеживающий. Это первая степень инсульта и говорят, что он скоро очнется. Главное это поддерживать давление.

Тетя Джулиет ненадолго замолчала, затем сдавленно заговорила:

– Что-то произошло, Оливия. На работе он услышал что-то такое, что привело его к этому состоянию. Других причин я не наблюдаю.

Я встала с кровати и обняла совершенно ослабленную тетю.

– Все будет хорошо. Дядя Джозеф сильный, и он справится. А мы ему поможем. – Я чуть отстранилась и посмотрела на тетю. – Прошу, скажи честно, материальная помощь требуется?

– Оливия, я не могу просить…

– Можешь, – перебила я ее. – Мы одна семья. Говори обо всем, что требуется для поддержания жизни дяди. Будем держаться вместе и тогда все у нас будет хорошо.

Я произнесла мотивирующую речь, когда сама внутри разрушалась от отчаяния. Она возникает внезапно и не спрашивая, когда в семью, как шаровая молния, влетает горе и разносит все на своем пути.

– Предлагаю спуститься в кафе при госпитале и выпить кофе, – сказала Айлин, и мы с тетей поддержали ее решение.

Пока тетя Джулиет делала заказ и ждала его, мы с Айлин сидели за столиком. Я наблюдала за тем, как она с кем-то переписывается через телефон и не сдержалась, высказав:

– Тетя Джулиет знает?

Айлин подняла на меня глаза и сглотнула. Она выдохнула и убрала мобильник в карман.

– От тебя ничего не скрыть, – пробубнила она, глядя на свои руки, при этом ковыряя ногти. – Нет, конечно, она не знает ничего. Если узнает, закроет где-нибудь и отнимет все средства связи. Семья Эддерли больше не жалует семейство Голдман.

Айлин усмехнулась и в этот короткий смешок она вложила все свое отчаяние и тоску.

– А я не могу без него, понимаешь. Я пыталась, не получилось. И он тоже не смог. Приехал ко мне в университет и молил вернуться. Я не смогла. Я…

Я накрыла ее руки своей, останавливая эту несвязную речь. Айлин пытается донести до меня, что не существует силы, которая могла бы помочь ей забыть Райли Голдмана.

– Я не осуждаю тебя. И вообще, вы самые невинные в этой истории. Это только наша с Дэвидом проблема.

Я убрала свою руку и теперь моя очередь опустить глаза и сдерживать слезы, когда я ощущала на себе пристальный взгляд Айлин.

– Но тем не менее наши родители ненавидят Голдманов. И именно ненависть мешает нам с Райли быть вместе на глазах у всех. Нам остается лишь скрываться. И знаешь, я так сильно люблю этого человека, что готова так всю жизнь скрываться с ним.

Я улыбнулась этому признанию.

– Это большая редкость.

Айлин ненадолго замолчала и вскоре вновь заговорила:

– Ты никогда не расскажешь ему?

Я поняла, о чем спрашивает Айлин без каких-либо уточнений, ведь это самая главная часть моей жизни на данном этапе. Я поджала губы и отрицательно помотала головой.

– Оливер же его сын тоже.

– Не добивай меня, – грубо отчеканила я, поднимая глаза на Айлин.

Она вздохнула и опустила глаза, больше не желая говорить на эту болезненную для меня тему.

– Не говори Райли о том, что я приехала. Вообще никому не говори.

– Конечно, я все понимаю.

В этот момент вернулась тетя Джулиет с подносом и накрыла на стол то, что заказала для всех. Кофе сейчас, как глоток жизни, который я сделала с удовольствием.

– Как Оливер перенес перелет? – спросила тетя.

– Спит много, – улыбнулась я и посмотрела на аппетитный сэндвич, запах которого вызвал урчание в животе.

– Не могу поверить, что скоро увижу этого маленького карапуза и смогу подержать его.

Я посмотрела на тетю Джулиет. Она принимала горячий бульон. Не хочу переоценивать свое влияние, но все же мне кажется, что тетя Джулиет немного оживилась и набралась сил после нашего с Оливером приезда. Когда семья вместе, трудности ощущаются не столь разрушительными. Оливер придаст всем сил, в этом я не сомневаюсь. Он – самый важный член семьи.

– А почему вы поселились в отеле, Оливия? – ругалась тетя. – Как будто у вас дома не имеется.

– Не злись, – улыбнулась я и погладила ее по плечу. – Просто со мной еще мои друзья и мы не хотим вас стеснять. Если придется сильно задержаться, то я приведу в порядок родительский дом, и мы переедем туда. Не волнуйся за наше место обитания.

– Я часто бываю там, слежу за порядком. Там все хорошо, – успокоила меня тетя.

– Спасибо.

Я посмотрела на наручные часы и поджала губы. Затем достала мобильник и написала сообщение Луизе. Хотелось узнать, как чувствует себя Оливер, и чем он сейчас занят.

«Он проснулся и плотно поел. Сейчас с ним играет Леон, пока я разбираю вещи.»

«Мы приедем примерно через час.»

Я убрала мобильник и обратилась к тете Джулиет:

– Ты поедешь к Оливеру сейчас?

Она вытерла губы салфеткой и немедленно дала положительный ответ:

– Конечно! К чему такие вопросы.

– Тогда сейчас я внесу определенную сумму на счет госпиталя на лечение дяди Джозефа и вернусь.

Я встала со стула, но тетя Джулиет придержала меня за руку.

– Оливия, я верну тебе все до последнего стерлинга.

Я нахмурилась и с недовольством проговорила:

– Что за разговоры, тетя? Мы же семья. Вы сделали для меня многое, теперь моя очередь помочь вам. Не мешай мне, иначе обижусь, – с легкой улыбкой озвучила я последнюю фразу.

Тетя Джулиет встала со стула и обняла меня. Я крепко обняла ее в ответ, принимая на душе приятное тепло, которого не ощущала очень давно, поскольку была вдалеке от близких.

Г