Услуга за услугу

Из цикла «Марк и звёзды» 1

ШЕСТЬ!

Марку не было страшно. Он уже давно перестал бояться чего-то и больше его не трясло по ночам. Он любил слушать джаз и блюз, что было не характерно ни для страны, в которой он родился и рос, ни для людей, населяющих одно и то же пространство с ним. Сложно сказать, беспокоило его это или нет, однако он сбегал от окружающей действительности и вместе с музыкой, звучащей почти постоянно в наушниках, погружался в далекие шестидесятые двадцатого столетия. В своих грёзах он мечтал о свободе и справедливости; о времени, когда каждый человек будет абсолютно равным другому.

Самой яркой мечтой Марка, а значит, и несбыточной, и почти неосуществимой, была мечта о полетах в космос: далеко-далеко к звездам, к неизвестным человеку планетам, образующим системы, далеко-далеко к мирам, неподдающимся описанию, к существам, похожим и совсем непохожим на людей, и ещё дальше, за пределы видимой галактики. Он всеми силами хватался за сокровенную мечту, но был ребёнком, двенадцатилетним мальчишкой из обычной провинциальной семьи. Стоило ему об этом вспомнить, все его мечты растворялись в эфире, испарялись, становились темной материей. Но он знал, даже больше, был убежден, что, когда вырастет, обязательно покорит космос. Он сделает все возможное, чтобы отыскать concordia2 не только в космическом пространстве, но и здесь, среди людей, на Земле. Наивная вера в человечество делала его доверчивым и простосердечным ребенком, но взгляд выдавал в нём взрослого и решительного человека. Марк определенно знал, что ждёт его в будущем, но никак не мог поверить в это.

Зима выдалась атипично теплой. Столбики термометров едва достигали отметки в минус пятнадцать градусов по Цельсию. Январь, позабыв о своём «морозном» прошлом, задумался о недосягаемой им весне. На улице бегали дети; их смех растворялся в прилегающих ко двору переулках и маленьких улочках, повисал на проводах и стучался в закрытые двери. Марк задумчиво смотрел в окно. Иногда он завидовал своим сверстникам, и хотел также, как и они, бегать по улицам без какой-либо цели, играть в салки, удирать от больших и маленьких собак, громко смеяться, не думая ни о чём серьезном. Иногда он хотел, чтобы у него были друзья. Насколько чистыми и по-детски наивными были эти мечты! Мечты, не имеющее ничего общего с объективной реальностью. Неожиданно на его глаза навернулись слёзы, которые он машинально убрал тыльной стороной ладони. Мужчины не плачут, – твердил он каждый раз, когда ему было невыносимо грустно.

Вдруг первая снежинка прилипла к окну. От неподдельного удивления Марк широко раскрыл глаза – он никогда раньше не замечал такой красоты – длинные четкие грани и замысловатый рисунок, таящий в себе нечто необъяснимое и прекрасное, заворожили юного мечтателя. В ту же минуту с неба стали падать тысячи снежинок, непохожих друг на друга, тысячи посланий с неба. У Марка непроизвольно раскрылся рот, и мысли его улетели куда-то далеко-далеко.

– Сынок, готово! Пора ужинать, – послышалось из кухни. Но Марк был настолько увлечен происходящим, что даже не слышал того, что произнесла мама.

– Марк! – послышалось вновь [настойчивее и громче], – Сынок, – она зашла в комнату [интонация в её голосе снизилась], – ты меня слышишь? – она подошла к нему вплотную и тоже выглянула в окно.

– Смотри, как красиво! – тыча пальцем в небо, сказал он, – это как будто миллионы ярких кусочков-огней из далекого космоса, которые откололись от огромной белой звезды и обрушились к нам на землю.

– Красиво… – на несколько секунд мама Марка задумалась, – и вправду, – она положила свою руку ему на плечо и замолчала.

Мгновения тишины отсчитывали отсутствие времени.

Молодая мама первой решила нарушить повисшее сакральное молчание:

– Пойдем есть, а-то остынет!

– Сейчас, еще пару минут.

– Ну, хорошо, – мать улыбнулась, крепко обняла сына, слегка потрепала по голове, взъерошив волосы, и вышла из детской комнаты.

Марк долгое время вглядывался в небесную высь. Его глаза переполнял яркий свет воодушевления – в такие моменты он точно знал, что суждено ему судьбой. Непроизвольно его взгляд опустился вниз: на улице всё также бегали дети, они хватали бесчисленное множество снежинок ртом, падали сами, кое-как поднявшись, падали вновь, и давились от собственного смеха. Марк отвернулся от окна, закрыл глаза и попытался представить себя в их компании. Чистыми и по-детски наивными были эти мечты! Искренние мечты, которым никогда не воплотиться в жизнь. Но они помогали ему в этом нереальном мире хотя бы на миг почувствовать себя живым и счастливым. Хотя бы на миг.

Марк повернул голову и снова взглянул на тающую снежинку, прилипнувшую к окну. Улыбка проявилась на его лице и тут же исчезла. Он отправился в кухню, неустанно работая руками. Каждый день он крутил два колеса. Каждый божий день! Два чертовых колеса от инвалидного кресла, которое давно стало для него родным.

ПЯТЬ!

В апрельскую ночь с двенадцатого на тринадцатое число две тысячи одиннадцатого года после празднования своего восемнадцатилетия Марк спал особенно крепко – он видел красочный сон, живой и яркий. Как странно, думал впоследствии Марк, что именно сон окажется переломным моментом в жизни, функциональным элементом не до конца изученного человеческого бытия, влияющего непосредственно на затаившееся в чертогах коллективного бессознательного существующее. Он отчетливо запомнил всё, что ему приснилось, воспроизведя все детали увиденного в своем блокноте сразу по пробуждении. Его не покидало ощущение, что подобно мистикам далекого прошлого, не он, а невидимый дух управляет его рукой и оставляет на бумаге подробности еще неосознанного сновидения:

«…[неразборчиво] я очутился в чрезвычайно необычном месте и был в чрезвычайно странном состоянии – я парил над городом, который не имел в своей архитектуре ничего земного. Условно город состоял из двух уровней: верхнего и нижнего. Верхняя часть города поражала воображение своим разнообразием форм и цветов. Формы зданий варьировались от окружностей, квадратов до сложных фигур в поперечном сечении. Ахроматические цвета разнились от белого до черного и смешивались с широким диапазоном спектральных цветов, имея в своей химической структуре оттенки неземного происхождения. Верхний уровень был усеян постройками с нечеткими контурами, лишь отдаленно напоминавшими земные дома. Величественные, циклопические башни возвышались в центре, и казалось, что с каждой секундой они все ближе и ближе к небу. Нижний уровень представлял из себя [неразборчиво].

Город был построен на парящем острове, полностью состоящем из [неразборчиво]. Над ним возвышался специальный купол, который, по всей видимости, был отдаленной и искусной копией земного атмосферного слоя. Купол получал колоссальные объемы энергии от обелиска – величественного монолита, форму которого почти невозможно описать человеческим языком. В неопределенные моменты времени обелиск менялся, словно скульптор высекал монумент самого себя и в то же время всего того, что было вокруг. Форма обелиска, его цвет и сущность постоянно разнились: он был невнятной каменной фигурой, воплощающей что-то, прозрачной алмазной статуей, обсидиановым бесформенным воплощением ничего. [неразборчиво] слились в золоте и пансе3. Безусловно, этот обелиск был сердцем острова. Он был нескончаемым источником жизни города, так как только из его недр непрерывным потоком сочилась энергия, заполняющая все видимое и невидимое пространство этого чужеземного мира.

– Здравствуй, – женский голос зазвучал в моей голове.

– Здравствуй, – шепотом произнес я.

Перед глазами на секунду возник женский образ: два оранжевых солнца безжалостно изучали меня, змеевидное тело обвилось вокруг шеи, пальцы, острые как кончики звёзд, вонзились в область сердца.

– Мне известно, кто ты и зачем ты здесь, – яркой голубой вспышкой всколыхнулось её тело, – но известно ли тебе кто я?

– [неразборчиво].

Образ исчез, но не его присутствие.

– Я мечтаю о звёздах и далеких планетах. Ты можешь помочь мне? – прошептал я.