Секреты под кофейной пенкой

Размер шрифта: 13

J.M. Hall

A PEN DIPPED IN POISON

* * *

Для Салли.
Спасибо.

Пролог

Уже в эту пятницу гуляем на летней ярмарке, которую организовал родительский комитет школы имени Святого Варнавы! Лавки, игры, вкуснейшие хот-доги и, конечно же, наша уже традиционная Мага-лотерея! К тому же у вас будет шанс помучить мистера Берримена мокрыми губками! Приходите к 6 часам. Давайте вместе соберем деньги на нужды школы!

Ждем всех!

Июль

(i)

Существует много признаков того, что школьная ярмарка прошла успешно: прозрачный лотерейный барабан, забитый билетиками; стол с угощениями, на котором осталось несколько сиротливых печенюшек из воздушного риса; промокший, трясущийся учитель, переживший пытку игрой, в которой ребята бросались в него мокрыми губками. В общем, признаков-то много, но в них явно не входит распахнутая настежь дверь кабинета администрации, где прямо на столе лежат деньги на сдачу в лавках.

Тельма замерла в дверном проеме, держа в руках контейнер, подписанный аккуратным почерком «Сдача для книжной лавки». Она осмотрела пустующую комнату и напряглась. Где же все? Где Линда Барли, которая прямо сейчас должна радостно складывать монетки в аккуратные стопочки? Где серьезная офис-менеджер, вокруг которой всегда чувствуется напряженная аура контроля и порядка?

Она огляделась в поисках ответа. На столе Линды веером лежали белые конверты – Тельма знала, что это призы победителям лотереи. Похоже, в этом году везунчики соберут небывалый урожай подарков: и билеты на концерт в Ньюби-Холл[1], и купон на посещение салона «Закрутилось-Завертелось», и бесплатная чашка чая в ботаническом саду. Лишь один конверт лежал в стороне от остальных, он был чуть больше, совершенно ровный и бежевый, хотя лотерейные конверты были белыми. Нагнув голову под правильным углом, Тельма смогла разглядеть обрывки письма, которое торчало из конверта.

…семь лет… очень сожалею, но выбора нет…

Больше не могу оставаться на должности председателя…

Она сразу же догадалась, о чем было письмо и от кого оно. На ярмарке волонтеры только об этом и говорили, особенно Иззи, болтливая женщина, которая работала с Тельмой в книжной лавке. Между родительским комитетом (покровителями школы имени Святого Варнавы) и директором Кейли Бриттен случилась размолвка – вроде бы о том, как будут использованы деньги, заработанные на ярмарке. Родители, как обычно, предложили выдать детям мороженое в конце четверти и купить батут, а вот директриса распорядилась, что все деньги будут потрачены на оборудование кабинета математики.

– Я слышала, что там была просто кровавая баня! – высказалась Иззи Трюин с нескрываемым удовольствием. – Головы летели с плеч!

Размолвка, видимо, и правда была крупной и желчной, потому что обычно веселая, хоть и немного стихийная, председательница Донна Чиверз разрыдалась семью ручьями прямо на детской площадке, а все остальные члены комитета отказались участвовать в ярмарке. Поэтому-то и пришлось приглашать новых волонтеров за одиннадцать часов до мероприятия, таких как Иззи, например, ее дети недавно пришли в Лоудстоун, или Тельма и ее подруга Лиз – бывшие сотрудники на пенсии.

– Ну знаете, все-таки директор не в друзья нам должен набиваться, – рассуждала Иззи. – Поверьте мне на слово, я сама, за какие грехи не знаю, но работала в школе, но то давно было, в Средневековье.

Она заливисто засмеялась, пытаясь навести в кипах детских книжек про Биффа и Чипа[2] хотя бы относительный порядок.

– Я, конечно, лично еще не знакома с миссис Бриттен, но уверена, у нее были свои причины. Она же грамотный управленец и все такое.

Тельма ничего на это не сказала. Ей казалось, что настроить против себя весь родительский комитет прямо перед летней ярмаркой – едва ли грамотный поступок. Но, с другой стороны, директор академии Лоудстоун имени Святого Варнавы, миссис Кейли Бриттен, уже завоевала себе репутацию крепкого орешка.

За полтора года, что она сидела на должности, новая директриса, можно сказать, разделила жителей Тирска на два лагеря. Одни, те, что мечтали, что их дети однажды войдут в двери уже почти святой школы Рипон[3], оценили ее строгость, благодаря которой снизилось количество прогулов (и среди учеников, и среди сотрудников), а также ее серьезный подход к подготовке ребят к ежегодным обязательным экзаменам (таких высоких результатов в школе еще не было никогда). Были и те, кого не устраивала новая политика Лоудстоуна, установленная с легкой, одетой в дизайнерские вещи руки миссис Бриттен. Например, она точно не станет вашей любимицей, если вы из числа тех родителей, которые могут позволить себе отпуска только в середине семестра, или из детей, которым сложнее даются бесконечные контрольные, или если вы сотрудник школы и вам срочно требуется поход к врачу или стоматологу. «Она скорее руководит какой-то растущей корпорацией, а не школой» – и так говорили далеко не единицы.

Все эти мысли носились у Тельмы в голове, пока она осматривала пустую учительскую. Связано ли исчезновение всех сотрудников со скандалом, который Иззи прозвала «Комиттетогеддон»?

– Мелочь! – крик, который так противоречил переживаниям Тельмы, был хриплым, но очень громким. – Нужна мелочь на сдачу!

За ее спиной стояла коренастая фигура с дикой копной малиновых волос и гораздо более дикими глазами. Банти Картер, школьная медсестра, одна из тех, кто работал тут еще во времена Тельмы. А таких становилось все меньше и меньше.

– Да где все? Почему деньги оставили без присмотра?

– Видимо, отлучились, – спокойно сказала Тельма.

– Миссис Купер. – Банти мрачно покачала головой, в глазах искрилось предвкушение надвигающейся катастрофы. – У нас тут все очень плохо! Очень!

За годы совместной работы Тельма много раз слышала, как Банти причитала по самым разным поводам: из-за драки на площадке и из-за застрявшей в ксероксе бумаги – и каждый раз это была катастрофа. Тельма незаметно фыркнула себе под нос. С Банти никогда не знаешь наверняка. Она как тот мальчик, что кричал «Волки!».

Банти сделала шаг вперед, глаза ее забегали по комнате. Спокойная вроде бы.

– Как думаете, может, что-то случилось?

Тельма и правда так думала, но не хотела пускаться в поспешные догадки, которые, зная Банти, быстро разлетятся по женским чатам в вотсапе.

– Оставайтесь тут, я пойду проверю, – сказала она.

Банти уже было открыла рот, очевидно, чтобы возразить, но что-то в тоне Тельмы ее остановило – может, сдержанная властность, свойственная каждому, кто преподавал больше тридцати семи лет.

– Начну считать деньги, – сказала медсестра, снова сканируя глазами комнату.

Тельма заметила ряды бутылок, которые должны были стать призами в лотерее, и коротко помолилась про себя.

Выйдя из учительской, она повернула налево и ушла вглубь школы, все дальше и дальше от шума в актовом зале. Первая же дверь, к которой она подошла, тоже была открыта, хотя должна была быть заперта. На ней висела стильного бордового цвета табличка с золотыми буквами: «Кейли Бриттен – директор».

Из кабинета доносились громкие, заряженные паникой голоса.

– Надо вызвать полицию, миссис Бриттен!

– Нет, – отказ был решительным, но в нем читалось напряжение.

Тельма постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла.

И попала в комнату, в которой явно что-то случилось. Тельма это тут же поняла по языку тел четырех женщин: три стояли, а четвертая сидела за внушительным деревянным столом, который вписался бы скорее в кабинет из «Аббатства Даунтон». Прямо на этом столе и лежал развернутый лист бумаги, и все смотрели на него с разной степенью тревоги и испуга.

Одну из женщин Тельма очень хорошо знала – Линду Барли – замдиректора, супругу местного мастера Мэтта, ярую поклонницу печенья и Spice Girls. Рядом, осуждающе смотря на Тельму, стояла, как всегда опрятная, офис-менеджер Николь. На обеих женщинах были строгие серые блузки, которые, как уже знала Тельма, стали некой школьной формой. Шея Николь была обвязана толстым бирюзовым шарфом – странный выбор для такого теплого дня. Третья, высокая женщина с рыжими волосами, весь вечер бегала как заведенная вперед-назад, руководя волонтерами и выдавая сдачу. Сейчас она согнулась над столом, ладонями упираясь в красновато-коричневую столешницу, на фоне которой лист бумаги был ярким белым пятном. В роскошном офисном кресле сидела четвертая женщина, в брендовом молочном костюме, с пышной копной темно-русых волос. По одному ее виду было ясно, это не кто иная, как Кейли Бриттен, директриса школы Святого Варнавы при академии Лоудстоун. Но ни она, ни другие три женщины не произвели на Тельму сильного впечатления.

Потому что она была поражена самим кабинетом.

Он был прекрасно знаком ей со времен предыдущего директора Фэй. Но, как и вся школа, кабинет сильно изменился. Больше не было ни уютного беспорядка, ни полок, заставленных книгами для школьных собраний, ни привычного глазу календаря от Майка Хоппера, ни вываливающихся из шкафчиков стола спиралей для папок и лотков под бумаги. Унылый оливковый цвет стен, свойственный всем образовательным учреждениям Северного Йоркшира, был закрашен светло-серым, а ковровое покрытие поменяли на что-то плюшевое и алое. Помещение стало сугубо офисным, даже спартанским. Нотку спонтанности добавлял лишь занимающий всю стену напротив стола огромный морской пейзаж – танец насыщенного серого, зеленого и оранжевого.

– Вы что-то хотели? – По неприветливому тону Кейли и самым разным выражениям лиц остальных присутствующих Тельма окончательно убедилась, что пришла в неподходящий момент. – Эта часть школы закрыта для посторонних.

– Это Тельма, она не посторонний, – сказала Линда Барли с таким облегчением, которое, наверное, в ее голове было достаточно красноречивым. – Тельма Купер. Ей можно довериться, миссис Бриттен. Она у нас раньше работала.

Тельма заметила, как формально Линда обратилась к директрисе. Это было совсем не похоже на дружелюбную Линду, которая неизменно обращалась ко всем по имени или даже чаще просто «дорогуша».

– Нужна еще мелочь на сдачу, – сказала Тельма.

Николь, теребящая шарф, повернулась к Линде:

– Вы же не бросили там все без присмотра?

В ее голосе сквозила неприкрытая попытка снять с себя любую вину, уголки губ Линды обеспокоенно опустились.

– Там есть кому присмотреть. – Тельма вытолкнула из головы мысли о призовых бутылках очередной молитвой.

– Главное, чтобы этот кто-то не исчез с деньгами, – сказала Николь.

– Так, – впервые заговорила рыжая девушка, – если мы все-таки хотим провести лотерею, надо уже выдвигаться.

Голос у нее был резкий, почти угрюмый.

– Бекки… Да как? – спросила Кейли Бриттен изумленно. – Кто знает, что может случиться, если я покажусь там?

Девушка покраснела, как могут краснеть только рыжеволосые люди.

– Я просто хотела убедиться, что мы окончательно решили… – угрюмо сказала она.

– Может, кто-нибудь другой разыграет лотерею? – предложила Линда.

– Не хочу никого обидеть, но нам точно стоит это обсуждать? – спросила Николь, медленно переводя глаза на Тельму. – При посторонних?

– Думаю, вам нечего бояться, – Тельма обращалась именно к Кейли Бриттен. – Автора этого гнусного письма точно здесь нет.

Все чрезвычайно ярко отреагировали на это заявление. Четыре пары глаз резко переметнулись прямо на Тельму, а Николь схватила со стола листок и прижала к своему стройному телу, чтобы никто не подглядел. Все, не отрываясь, смотрели на маленькую женщину в огромных очках, сидящих на серьезном лице, и задавались вопросом: откуда она вообще знает, что происходит? А Тельма уже увидела все, что ей нужно было, – за годы работы в классе она стала почти экспертом в чтении перевернутого текста, к тому же надпись на листке была сделана огромными и пучеглазыми печатными буквами:

НАДЕЮСЬ, ТЫ ПОНИМАЕШЬ, СКОЛЬКО ЛЮДЕЙ ТЕБЯ НЕНАВИДЯТ. ТЫ РАЗОЗЛИЛА ОЧЕНЬ МНОГИХ! УЕЗЖАЙ УЖЕ, НЕ ВИДИШЬ, ЗДЕСЬ ТЫ НИКОМУ НЕ НРАВИШЬСЯ!

Тельма снова заговорила с Кейли:

– Ужасные слова. Я понимаю, почему вы расстроены.

– Я думала, это один из лотерейных призов, – выпалила взвинченная Линда. – Слава богу, я догадалась перепроверить, а ведь могли открыть прямо перед родителями.

– Думаю, в этом и была задумка, – сказала Тельма.

Кейли внимательно смотрела на Тельму. Даже в такой стрессовой ситуации она производила впечатление авторитета, поэтому Тельма бессознательно начала сравнивать свою дешевую юбку с ее брендовым молочным костюмом.

– Вы сказали, что автора письма сегодня нет в школе? – спросила Кейли Бриттен.

– Не понимаю, откуда она может это знать, – не слишком уважительно сказала Николь. – Мне кажется, вам не стоит туда выходить, миссис Бриттен.

– Но с чего вы взяли? – Можно было услышать в голосе рыжей девушки претензию и резкость, но Тельма поняла, что та искренне хочет разобраться.

– Ну, я не уверена, конечно, – сказала Тельма, – но я не видела Донну Чиверз весь вечер, и насколько я поняла, – Тельма взяла вежливую паузу, – насколько я поняла, она и не собиралась приходить.

– Донна Чиверз? – спросила Кейли.

Тельма кивнула.

– Почему ты уверена, что это она? – сказала Линда.

– Конверт, – Тельма мотнула головой на белый разорванный предмет на столе.

– Не понимаю, – Линда взяла его в руки и осмотрела, как будто он мог сам ей сказать: «Меня прислала Донна Чиверз». – Не похож на те, что она обычно использует.

– Да, – согласилась Тельма, – но конверт один в один как те, в которых лежат лотерейные призы. А лотереей занималась Донна. Ну, раньше, по крайней мере.

И снова все четверо повернулись к ней.

– В общем, повторюсь, но думаю, что по плану вы должны были открыть конверт при родителях, разыгрывая лотерею. – Тельма прекрасно помнила председательницу родительского комитета: в лицо та всегда была самим дружелюбием, а за спиной… – Я так понимаю, – сказала она, – ее Джейк выпускается?

Рыжеволосая – Бекки – кивнула.

– То есть через неделю ей вообще можно будет здесь не появляться?

Кейли кивнула. Она, кажется, приняла какое-то решение.

– Так, – сказала Кейли, вставая.

– Не хочу никого обидеть, – вставила Николь, – но она же может ошибаться.

– Только не Тельма, – смеясь сказала Линда.

(ii)

В актовом зале все еще было дико душно, хотя на сцене трещали сразу три напольных вентилятора. Тельма, увидев Иззи, которая обмахивалась одной из тех книжек про Биффа и Чипа, сама будто отчетливее почувствовала температуру.

– Мы тут закипаем, – сказала Иззи. Ее химически завитые кудряшки липли к вискам. Тельма поставила на стол контейнер с мелочью. – Говорят, с отоплением что-то не то. Да я и не жалуюсь. Я вообще родом из Корнуолла, мы там кроме дождя ничего и не видали.

В этот момент довольно полная женщина – чья-то мама, скорее всего (Тельма уже стольких не знала), – начала размахивать томиком книги «Новая жизнь, новый ты!». Иззи приняла это за знак, что пора начать рассказывать (Все внимание на меня!), как она перебралась из Лутона в Тирск, так что у Тельмы выдалась возможность погрузиться в размышления. Она надеялась, что не ошиблась насчет Донны Чиверз. Тельма почти в себе не сомневалась, особенно припоминая тот ужасный случай с женщиной, леденцом и соцработниками. Там уже Донна постаралась на славу.

Тельма оглядела зал. Ничего странного, обычная летняя ярмарка. Донны нигде не видно, а вот есть ли в зале ее сторонники из комитета… Тельма уже почти никого не знала, может, и да… Новые родители, новые сотрудники… Крупная девица у стола с десертами уничтожает последнюю печенюшку из воздушного риса. Пышная девочка, розовощекая от жары, лениво продает лотерейные билеты. Напротив, на игре «Попади по крысиной голове», сидит хоть кто-то знакомый – Сэм Боукер, учитель шестого класса.

Когда-то давно, давным-давно, она сама была его учителем. Его мертвецки бледное лицо (тогда его называли Зомбоид) почти не изменилось, только вытянулось вместе с остальным телом. Тельма вздохнула – еще один признак пролетающих лет. А второй – сам зал с выкрашенными в модный синий стенами и огромной интерактивной доской там, где раньше был стенд «Суперзвезда недели». А над доской теперь, привлекая внимание, красовалось лого школы. Синие, кричащие буквы АТЛ (Академический траст Лоудстоун) стояли на девизе «Иди к успеху, не забывай про мечты». Академии стали чем-то заурядным. Все школы теперь – как это правильнее сказать? – объединялись под началом какого-нибудь траста с громким именем, который уже запустил свои руки в разные концы по всей стране. Школа Святого Варнавы теперь стала дружественным учреждением со школами в Брэдфорде, Лидсе и – что самое странное – где-то в Филикстоу.

Странный стон из колонок привлек всеобщее внимание к мужчине в помидорно-красном костюме, который поправлял на сцене микрофон. Тельма знала, что это Иэн Берримен, учитель пятого класса. Некрасивым его нельзя назвать (хотя это раздражение от бритья на щеках…), но волосы были влажными и взъерошенными после игры с мокрыми губками.

– Дамы и господа, – тихий голос рассеивался в школьных колонках. – Дамы и господа, мы переходим к розыгрышу! – Он сказал это таким тоном, будто все тут же должны были рассмеяться, как после наиудачнейшей шутки, но никто, кроме Иззи и пышной девушки с билетиками, не издал ни звука.

Тельма нахмурилась и перевела взгляд на дверь в коридор. Может, Кейли Бриттен передумала появляться? Именно в этот момент дверь распахнулась, и в зал вплыла директриса школы имени Святого Варнавы.

А она именно вплыла – только так можно охарактеризовать легкую походку, которой она, улыбаясь, шла через толпу родителей. Тельма любовалась ею, как всего пару месяцев назад любовалась Хелен Миррен в Стратфорде. Если миссис Бриттен и была напряжена, то ничто этого не выдавало. Улыбка ее была спокойной и очаровательной, без тени дежурности. Когда она прошла мимо лотерейного барабана, подруга Лиз – Джен Старк выкрикнула что-то подбадривающее. Реакция Кейли – а точнее, полное ее отсутствие – очень удивила: улыбка не дрогнула, но женщина даже и глазом не повела в сторону Джен. Сомнений не было, это была попытка ее задеть, и по лицам Джен и Лиз было видно, что они эту попытку распознали. Джен чем-то не угодила начальнице? Зная Джен, это было вполне вероятно.

Собранная и уверенная Кейли заняла свое место на сцене, перед толпой родителей.

– Прежде всего я хотела бы поблагодарить каждого, кто пришел сегодня поддержать летнюю ярмарку школы Святого Варнавы, – голос твердый. – Это мое второе лето с вами. И уже второй раз я впечатлена тем, с какой готовностью вы участвуете в школьной жизни ваших детей.

Родители молчали и внимательно смотрели на разодетую женщину на сцене. Может, Тельма все-таки ошиблась? Может, кто-то решится выкрикнуть что-нибудь?

– У нас хорошая школа. Мы все можем гордиться – дети отменно постарались! Годовые результаты ожидаются высокие, а наши отметки за письменный тест шестого класса уже не только самые высокие среди других школ траста, но и в рейтинге по всему северо-западному академическому району заняли одну из первых позиций. – На этот раз по залу прокатились довольные шепотки. Все-таки хорошие результаты – это хорошие результаты. Кейли довольно улыбнулась: – Я с радостью сообщаю вам, что с сентября мы получаем титул «Маяк грамотности»!

В толпе снова отреагировали только Иззи и девушка с билетиками, выдав «Уху!». Многие (Тельма тоже) понятия не имели, что это за «маяк» такой, хоть и было очевидно, что это что-то хорошее. Прозвучали хилые аплодисменты. Тельму поразило, какими вялыми были родители. В толпе не было ни грамма теплоты и поддержки, которыми полнились залы, когда выступала прежняя директриса – Фэй.

Тельма осмотрела сотрудников школы, которые уже выносили на сцену разные призы. Казалось, они актеры, ждущие, когда же опустят занавес, а Кейли только что отыграла главную роль. Иэн Берримен держал в руках барабан с билетиками, рядом стоял Сэм Боукер, у которого была корзинка с разными подарками. Николь и Бекки стояли слева и держали корзинку с конвертами. С другой стороны сцены стояли Линда, которая будет тянуть билеты, Джен с призовыми бутылками и Банти Картер с коробкой конфет. И все смотрели прямо на Кейли Бриттен. Вдруг Тельме начало казаться, что вот-вот директриса начнет петь «Не плачь по мне, Аргентина»[4].

– А сейчас, – сказала Кейли, запуская руку с ухоженными ноготками в барабан с билетами, – давайте начнем розыгрыш!

Учителя все ответственно улыбнулись, но ни одна улыбка не показалась Тельме искренней.

– Я никогда ничего не выигрываю, – восторженно сказала Иззи Трюин.

– Синий, двести семьдесят девять, – голос Иэна было еле слышно.

Внимание Тельмы не просто привлекла, выхватила пронзительно кричащая Иззи, которая тут же начала махать своим синим билетиком.

– Это я! – сказала она. – Я же обычно ничего не выигрываю!

Она продолжала повторять это и радостно улюлюкать, пока пробиралась на сцену, чтобы выбрать приз. Она остановилась на абонементе в салон загара «Бронзовый век». Все взгляды были направлены на нее. Все, кроме Тельмы. Она стояла так, что одна во всем зале видела лицо Кейли Бриттен.

Директриса школы имени Святого Варнавы спустилась со сцены и осталась на лестнице, смотря на коллег, которые держали подарки. А лицо ее…

Взгляд совершенно ничего не выражал, хотя ни в коем случае нельзя сказать, что он был пустым. Кейли стала такой бледной, что шея Тельмы сзади покрылась мурашками. Неужели она сейчас упадет в обморок? Было в ее взгляде что-то вроде беспомощности, будто она не может отвести со сцены взгляд. Это шок? Страх? Ни то и ни другое или… все сразу.

Тельма еще раз осмотрела актовый зал. Донны Чиверз нет. Она перевела взгляд на сцену, пытаясь понять, на кого Кейли так смотрит. На Иэна Берримена? Николь или Бекки? На Сэма Боукера или девочку с билетиками? Еще Джен Старк… Линда… Банти Картер. Может, кто-то из них заслужил такой испуганный, напряженный взгляд? Вряд ли она все еще думает про то письмо, прошло ведь уже полчаса с тех пор, как она его получила.

Так что же происходит?

Тельма перевела взгляд обратно на Кейли и успела заметить, что молочный пиджак скрылся за дверью в коридор.

Глава 1,
В которой найден второй конверт, а в сердце школы замечены грустные перемены

Сентябрь

Кейли Бриттен стояла в центре класса «Вяз» и с безразличным выражением лица осматривалась. В руках она держала айпад в дорогом леопардовом чехле и попеременно легко что-то нажимала на экране. С каждым прикосновением ее золотой браслет бряцал, поблескивая в лучах сентябрьского солнца, которое просачивалось сквозь окна.

Лиз сидела в уголке для чтения, и оттуда ей казалось, что ученикам было совершенно все равно на присутствие директрисы. Она непроизвольно сравнивала отношение детей к этой директрисе с тем, какая связь у них была с Фэй. При одном ее появлении они тут же засыпали ее новостями, рассказывали про поездки, вечеринки и про своих морских свинок. А в миссис Бриттен было что-то если не отталкивающее, то, по крайней мере, неинтересное для ребятни.

Одета она была дорого, это даже Лиз понятно. Выглаженный костюм цвета абрикоса прекрасно на ней сидел. Пышные каштановые волосы без единого седого корня сияли на солнце. Лиз пристыженно посмотрела на свое отражение в окне: горшок седеющих волос, белая блузка и выцветшая синяя юбка, которым было плевать на все, что могло на них оказаться в классе младшей школы. Кардиган прилип к спинке кресла секунд через тридцать, как она села, – жара была дичайшая.

И хотя детям было плевать на директрису, Джен, которая рассказывала деткам про звуки за своим полосатым, как шмель, столом, осязаемо чувствовала ее присутствие. Голос ее стал в разы выше с тех пор, как в классе появилась директриса на свой печально известный среди учителей «визит» с проверкой.

– Пример разделенного диграфа. Рандип? – голос ее пузырился от напряжения. Нет, не напряжения.

От страха.

Именно поэтому, конечно, Лиз и помогала классу пробираться сквозь разделенные диграфы и кластеры согласных. Мыслями она постоянно возвращалась к тому заседанию книжного клуба, с которого все началось – хотя началось все сильно раньше, но именно тогда она осознала масштаб проблемы подруги.

Когда Кейли Бриттен только пришла работать в школу Святого Варнавы, а та вошла в состав академии, Джен была ревностным сторонником этих перемен. «Давно пора, – говорила она, – взять это место за грудки и хорошенько потрясти!» Тогда ее энергия и энтузиазм заставили вышедшую на пенсию Лиз почувствовать себя дряхлой ненужной старушкой.

Постепенно все изменилось.

Джен отказывалась приходить на встречи книжного клуба под предлогом стресса на работе, а когда все-таки приходила, говорила мало (в сравнении с собой прежней), а отзывы ее лишились свойственной категоричности.

Осознание пришло в июне. Тогда клуб собирался дома у Лиз, а читали они воспоминания какого-то преступника про ад в малайзийской тюрьме от первого лица («Луна через решетку» – Лиз вообще не понравилось). Выбрала книгу Джен, но сама почти ничего про нее не сказала, будто… Будто вообще ее не прочитала.

В конце вечера Лиз проводила всех, а когда вернулась в гостиную, то ожидала, что Джен, как обычно, начала мыть посуду, но та все еще сидела на диване и пустыми глазами смотрела на крошки тортика «Парк Басби» – они называли все свои торты в честь мест в городе. Лиз сразу узнала выражение на лице подруги и испугалась.

– Мне, наверное, пора. – Голос у Джен был грустный, таким она его давно не слышала. – У меня еще осталась работа на сегодня.

Лиз уже не помнила, что тогда сказала, что-то вроде «Уже ведь так поздно!», именно в тот момент маска слетела с лица Джен, она скривилась и начала заливаться горючими слезами. Ее полное отчаяния лицо стало уродливым. Она плакала семь с половиной минут (в течение которых домой вернулся муж Лиз Дерек, быстро взглянул на них и тут же убежал на второй этаж с газетой «Йоркшир пост» под мышкой), и, спустя почти полпачки салфеток с алоэ вера, из нее начала литься правда.

Ее первый класс сдавал экзамен по чтению госформата. И по самым разным причинам – начиная от эпидемии куриного гриппа до ограниченности природных данных некоторых ребят – класс не смог добраться до тридцати двух проходных баллов. Академический траст Лоудстоун таким результатом был совершенно не доволен, и следующий год тут же был объявлен годом «Высоких достижений». Это означало, что каждый ребенок в первом классе – особенно те, у кого проблемы с чтением, – ДОЛЖЕН как МИНИМУМ трижды в неделю заниматься индивидуально. В теории звучит хорошо, но Лиз прекрасно понимала, что некоторые дети просто не могут круглыми сутками учиться читать, не теряя энтузиазма и продолжая воспринимать информацию. Этот взгляд на методику Кейли Бриттен не разделяла.

– Она иногда просто как взглянет! – жаловалась Джен, как обиженный ребенок. – Сразу чувствуешь себя помойкой.

Так на Лиз и свалились еженедельные индивидуальные уроки по чтению для самых неуверенных в слогах учеников класса «Вяз». Плюс – главное – так она могла оказать своевременную поддержку в случае появления миссис Бриттен на тех самых «проверках».

Дереку эта идея не понравилась.

– Не ввязывайся, – предупредил он. Дерек всю жизнь до ужаса боялся «ввязываться». Во что именно Лиз не стоило ввязываться, муж не пояснял, каждый раз этот совет она получала при разных обстоятельствах – но, видимо, рыдающая на их диване Джен подходила под все его условия. Наверное, также не стоило «ввязываться» в прошлогоднее расследование смерти коллеги, после которого три человека сели в тюрьму.

Поэтому теперь по средам она мало рассказывала, как провела время на своей бывшей работе.

– Все прекрасно, миссис Старк. – Размышления Лиз прервал теплый, но до удивления безразличный голос Кейли. Та осмотрела стены, на которых висели ламинированные плакаты и разрисованные мелками гирлянды в виде соломенных шляп в честь Дня урожая. – Очевидно, что все прекрасно усваивают материал.

Джен подняла на нее круглые, открытые и полные надежды глаза.

– У нас новая система, – сказала она с почти одержимой улыбкой. – Детки забирают домой конверты с «Веселыми буквами».

– Я вижу, что вы все хорошо организовали, – сказала Кейли, – а еще я вижу, что вы заручились помощью подруги.

Кейли бросила приветливую улыбку Лиз, которая подавила резкое желание сделать реверанс.

– Я дам вам более подробную обратную связь, но в целом все отлично. И напоследок зацементируем этот прогресс. Подумайте, как можно в классе создать такую среду, чтобы детей повсюду окружали изученные звуки, – она еще раз улыбнулась и вышла из класса.

Лиз посмотрела на подругу и тоже улыбнулась, как бы говоря: «Молодец, можешь теперь расслабиться!» – но Джен смотрела в спину начальницы. Лиз сразу узнала этот взгляд подруги и испугалась.

– Так! – Дети вереницей выходили на переменку, а Джен замерла, пялясь на осенние слова на доске. – Создать среду! – Голос ее надорвался. Лиз напряженно посмотрела на подругу.

– Давай-ка сделаем перерыв, – сказала она.

Лиз никто не услышал.

Джен решительно закряхтела и начала срывать с доски плакаты со словами (которые Лиз ламинировала только на прошлой неделе).

– Да, ты иди, – сказала Джен заряженным тоном, который ей был свойственен, когда она впадала в такие настроения. – Найдешь сама, чем заняться? – Она мяла плакаты так решительно, что было ясно – ей совершенно плевать, найдет ли Лиз, чем заняться. – Можешь развести ройбуша из моих запасов.

Лиз замерла в коридоре и, хмурясь, уставилась на дверь класса, не зная, что делать. Она раньше видела такие приступы энергии у подруги, и ничего хорошего в них не было. В последний раз Джен переставила все в зимнем саду Лиз по фэншую… У Дерека было такое выражение лица…

Тогда-то Лиз и заметила конверт. Он под углом торчал из-под лавочки около книжных полок. Ослепительно белый на фоне синего коврового покрытия. Наверняка конверт с «Веселыми буквами». Лиз подняла его – обязательно надо было вернуть конверт владельцу, прежде чем Джен разволнуется.

Лиз по пути в учительскую думала про последние двадцать минут своей жизни. Может, все это время Джен преувеличивала проблему? Она частенько раздувала из мухи слона. Да, еще на летней ярмарке в июле Кейли Бриттен ее уколола – но в тот вечер столько всего произошло, что это и неудивительно? Тельма ей все рассказала и про конфликт с родительским комитетом, и про ужасное письмо, которое получила Кейли. Уже достаточно напугать кого угодно. А на проверке совершенно не было ощущения, что директриса как-то пытается завалить ее подругу.

…гневный стук в дверь… «Эта сумасшедшая тварь здесь?»

Лиз потрясла головой. Соберись, Лиз, это же было тысячу лет назад…

Вдруг в коридоре показалась сутулая фигура Банти Картер. Лиз почувствовала укол совести. Когда после ярмарки Тельма поделилась своими переживаниями, она несколько раз хотела позвонить Банти или заехать в гости. Но потом в жизни началась такая суета, что так и не получилось, даже в школе они ни разу не пересеклись. Лиз присмотрелась к бывшей коллеге. Как она? Будто немного шатается, но у нее всегда были проблемы с бедром… Лиз крикнула:

– Доброе утро, Банти!

Лиз замерла, ожидая, что шаткие шаги бывшей коллеги замедлятся.

Но все случилось наоборот.

Коренастая Банти ускорилась и скрылась за углом, бросив на Лиз быстрый и диковатый взгляд через плечо. Странно. Банти всегда с удовольствием болтала. Может, торопится в дамскую комнату?

В учительской толпилась очередь к бойлеру, кофе насыпа́ли в синие брендированные кружки Академии Лоудстоун, которые стояли ровными, аккуратными рядами. Такая разительная перемена после свалки самых разных кружек, к которым она привыкла. У Топси была смешная кружка с надписью «Вива Лас-Вегас и-и-иха-а!». Лиз с тоской посмотрела на старую посуду, запертую в шкаф. Она все собиралась взять с собой свой кофе, но каждый раз забывала, а тут стеснялась у кого-нибудь его попросить. Лиз уселась в уголок комнаты, которая раньше была родной, и снова утонула в странном осознании, что все сильно изменилось. Офисные синие кресла вместо протертых мягких оливковых. Доска с объявлениями с очередным вездесущим лого Лоудстоуна. Но кое-что не изменилось.

– Пора, коллеги! – Марго Бенсон – учительница второго класса – размахивала цветным каталогом с косметикой «Знай свое наслаждение», ее очки на золотой цепочке приветливо поблескивали. – Заказы принесу до пятницы. – На это торжественное заявление начали раздаваться тихие отклики. Лиз улыбнулась. Один из очевидных плюсов выхода на пенсию – ей больше не нужно наскребать десять фунтов на крем для рук, который всегда оставлял неприятный липкий слой.

– А еще пора думать про рождественские заказы, чтобы я успела забронировать товары, пока не разобрали. – Снова минимальная реакция, несколько вежливых улыбок, что странно, потому что обычно Рождество редко оставляло кого-то равнодушным – Лиз ожидала хотя бы какие-то жалобы о том, как быстро летит год.

Бекки Клегг писала на доске красными огромными буквами: «Все промежуточные оценки должны быть переданы Бекки до пятницы, крайний день! Спасибо!» Она дорисовала в конце смайлик, будто он может как-то смягчить ее повелительный тон. Лиз задумалась, не подойти ли к Бекки. Они уже виделись, но та шла по коридору первоклашек с таким целеустремленным и сосредоточенным лицом, что Лиз решила, что не стоит пока заговаривать.

Джен была не очень высокого мнения об этой девушке. Когда Лиз приходила на прошлой неделе, Бекки и Джен горячо спорили о фазе пятой (что бы это ни значило), после чего Джен (с присущей ей неспособностью видеть себя со стороны) назвала молодую коллегу «вредной капитаншей». Но вскоре Лиз посмотрела на нее новыми глазами.

Они столкнулись в городском саду. Лиз пришла на свою первую в сентябре закупку цветочных луковиц на посадку, когда заметила взбудораженную девушку с целой кучей бамбуковых стеблей в руках. Это была одна из тех встреч, когда ты еще сомневаешься, достаточно ли знаешь человека, чтобы подойти к нему, или одной вежливой улыбки в качестве приветствия будет достаточно.

Сомнения были развеяны, когда Бекки, роясь в своей сумке, уронила весь бамбук, и Лиз бросилась ей на помощь. Оказалось, закупка ее никак не была связана с садовыми целями, а совершалась ради мастерской кукольника в школе. Обычно такая собранная Бекки в тот день была готова с удовольствием поболтать ни о чем. Ее очень заинтересовал ящик с цветочными луковицами, что невероятно удивило Лиз, которая до этого видела Бекки только в условиях коротких обсуждений разделенных диграфов и кластеров согласных. А тогда она с круглыми глазами рассматривала в ящике Лиз разнообразные луковички с поэтичными названиями «Шепчущий сон», «Розовый щербет».

– Я думала, они все просто так и называются: красные, желтые или оранжевые, – сказала Бекки, будто под впечатлением, и Лиз вдруг поняла, что ей просто очень одиноко. Высокая и красноволосая, она напомнила Лиз куклу Тряпичную Энн.

Пока они вместе загружали бамбуковые стебли в багажник ее красного «Фиата», Бекки рассказала, что из-за «непредвиденных обстоятельств» она снимала в Рипоне квартиру у канала. (Лиз догадалась, что это имеет отношение к болезненному разрыву, который, по словам Джен, Бекки пережила в начале года.) Она поделилась, что хотела бы выставить горшки с цветами на балкон, но не знала, как к ним подступиться. Размышляя об этом, Лиз теребила в руках каталог с цветами. Стоит ли подходить сейчас?

– Пора сдавать статистику, – сказала Бекки и щелкнула крышкой маркера. Лиз заметила, что она была из тех людей, из уст которых любая просьба звучала как резкий приказ. Лиз струсила и решила придержать каталог для другого момента.

– Вот, миссис Ньюсом, – сказал Сэм Боукер. Его «предсмертные» черты лица с ухмылкой гробовщика не обещали ничего, кроме… приятного удивления! Кружка кофе. – С молоком и без сахара.

– Как вовремя! Спасибо огромное! – сказала Лиз и, как всегда, смотря на него, подумала, что время летит беспощадно быстро. Перед глазами пролетела вся его жизнь: вот он учится читать, вот играет Иосифа в рождественской пьесе, вот собирает бобы на полях его деда Билли – прямо напротив земли Лиз. Привыкнет ли она когда-нибудь, что ему уже сильно за двадцать и он учит шестой класс? С этими мыслями она и сказала: – Не могу привыкнуть, что вижу тебя в учительской.

Он улыбнулся и тихо зевнул:

– А я не могу привыкнуть, что работаю здесь. Все жду, когда зайдет миссис Джой и велит мне проваливать.

Лиз грустно улыбнулась, вспоминая покойную коллегу Топси Джой, которая в прошлом году ушла при таких ужасных обстоятельствах. Она постаралась отбросить эти тоскливые мысли.

– Как у тебя дела? – спросила Лиз. – Давно не видела, чтобы ты огородничал.

– Мне пришлось продать наш садовый участок[5], – грустно сказал Сэм. – Понимаю, это память от деда, но с ребенком и всей этой работой свободного времени вообще не было.

Лиз понимающе закивала. Она однажды сама была учителем начальной школы, так что прекрасно все понимала.

– А еще я слышала, – продолжила Лиз, – что ты выдаешь просто замечательные результаты. Джен рассказала мне про какой-то «Маяк»?

Сэм улыбнулся, но уже не так искренне, даже смущенно, и вдруг скривился в зевке.

– Простите, – сказал он. – Неспокойная ночь.

Когда Сэм это сказал, она вдруг заметила, что он и правда выглядит уставшим. Его и без того худое лицо стало еще более нездоровым.

– Малыш спать не дает?

Он кивнул и еще раз зевнул. Сэм будто хотел сказать что-то еще, но в этот момент учитель третьего класса – Тифф, кажется? – заговорила с ним о письменных заданиях.

– Надо больше давать на обстоятельства действия, – жаловалась она.

Сэм отвечал быстро, но все время теребил воротник своей рубашки. Лиз успела заметить на его шее яркое красное пятно. Дерек тоже такими покрывался после финансовых собраний. Он называл их стрессматит. А Сэму-то из-за чего нервничать, интересно? Ну, помимо очевидных проблем от беспокойного младенца.

Лиз вдруг охватила такая усталость. Посреди этой яркой, формальной комнаты, в которой велись только рабочие разговоры про промежуточные оценки и обстоятельства действия, она казалась себе немолодой и очень уставшей. В голове загорелось яркое воспоминание из старых добрых деньков – она, Пэт и Тельма в завалах из домашек, в нервах от репетиций, в истерике от хохота из-за чего-то, что очередной ребенок сказал или сделал.

Тут Лиз осознала, что в комнате, хоть и было много народу, вдруг стало тихо. Если кто-то и разговаривал, то тихо и о работе, а в основном все сидели поодиночке и смотрели в кружки. Никто не реагировал ни на Марго, ни на Бекки. Раньше все было совсем по-другому… Раньше учительская была сердцем школы – местом, в котором можно было поделиться любыми планами, досадами, тревогами и проблемами. Что же случилось?

– Так, друзья и подруги! – В дверях стоял Иэн Берримен и тыкал в свои наручные часы. На нем был фиолетовый спортивный костюм. – Пора.

Все тут же засуетились, хотя по часам Лиз до конца перемены еще оставалось три минуты. Кажется, учителей хорошо перевоспитали – Фэй вечно сетовала, что их было не разогнать из учительской. До сих пор рассказывали, как она однажды встала перед дверьми с трещоткой болельщиков.

Лиз решила пока не возвращаться в класс «Вяз» к Джен, в каком бы состоянии она там ни была с ее звуками и чтением, а заглянула в дамскую комнату, достала расческу и взбила свой горшок седых волос. Им не нужно было больше объема, но эта привычка всегда ее успокаивала.

Какая странная получилась перемена. Напряженная тишина… Все как на цыпочках ходят. Может, все рассорились? Лиз глубоко вздохнула и посмотрела в зеркало, оттуда на нее взглянули собственные встревоженные глаза.

Что-то точно было не так.

Она вспомнила убегающую по коридору Банти Картер. Почему она не вернулась в учительскую? Разве она дежурит? Только что-то немыслимое могло заставить Банти пропустить кофе.

А как она посмотрела на Лиз!

Быстро – почти украдкой. Будто… испуганно.

Металлический звон просигналил конец перемены. Лиз вздохнула – пора возвращаться в «Вязы». Репетиция перед Днем урожая. Она еще раз вдохнула и вернула расческу в сумку, готовя свои нервы к прогону спектакля «Однажды на капустном поле». В этот момент она задела локтем что-то, что торчало из сумки. Конверт! Она виновато дернулась – совсем забыла! Надо было выяснить, кто потерял свою домашку, – не хватало только добавить Джен новый повод для переживаний. Лиз аккуратно открыла конверт.

Всего мгновение слова никак не складывались в смысл.

ТОЖЕ МНЕ ДИРЕКТОР!
ТЫ ХОТЬ САМА ПОНИМАЕШЬ,
ЧТО ТУТ ТЕБЯ НИКТО НЕ УВАЖАЕТ?
ТЫ НАМ НЕ НУЖНА.
СДЕЛАЙ ОДОЛЖЕНИЕ И ИСЧЕЗНИ…
ТВАРЬ!

Глава 2,
В которой во время посещения кафе обнаруживаются корни зла и озвучивается неожиданное предложение

– Я думала, что, раз Джейк выпустился, Донне Чиверз плевать на школу.

– На нашу – да. – Тельма сделала глоток кофе. – Теперь она вошла в состав родительского комитета Рипона и занимается забегами с больничными кроватями[6], чтобы собрать деньги на восстановление Фаунтинского аббатства[7].

– Тогда откуда это? – Лиз махнула рукой на конверт, который лежал на столе.

Желчный текст записки остро контрастировал с миленькой обстановкой в кафе садового центра Тирска. Лиз надеялась, что родная, приятная атмосфера как-то сгладит или смягчит резкий смысл написанных букв. Но нет, даже несмотря на повернутый вверх ногами в руках внимательно изучавшей его Тельмы текст, она все еще чувствовала, как внутри пузырился шок, который не давал ей спать всю ночь.

Лиз осмотрела родные стены кафе, чтобы успокоиться. В то утро, как и в любое утро четверга, занята была примерно половина столиков. Пенсионеры, люди на выходном, те, у кого было время на поболтать, порешать сканворды, позалипать в телефонах и планшетах. Одна сотрудница опасно балансировала на стуле и наматывала на светильник тканевую гирлянду из осенних листьев, а вторая порхала от столика к столику и, преисполненная надежды, спрашивала: «Панини с ветчиной и сыром?» Все как обычно. Успокаивает.

Лиз снова опустила глаза на злосчастный лист. Тельма его дочитала и уже хотела подвинуть его обратно подруге, но потом заметила выражение лица Лиз.

– Хочешь, я оставлю у себя? – мягко спросила Тельма.

– Если тебе несложно, – быстро выпалила Лиз, у которой от облегчения гора с плеч упала. – Я знаю, что это глупости, но что-то в этом конверте такое… такое…

– Зловещее, – с уверенностью и решительным спокойствием сказала Тельма. – Я тебя понимаю.

Лиз с благодарностью посмотрела на подругу: спокойный, ободряющий вид, волнистые короткие волосы (среди темных прядей пробивается все больше и больше седины). Тельма всегда понимала, понимала ее бесчисленное количество раз, поэтому даже спустя шесть лет, как они перестали работать в школе, они все еще приходят сюда на кофе каждый четверг.

– И ты никому про это не говорила? – спросила Тельма, убирая письмо в свою сумочку.

– Ни одной душе, – Лиз рьяно потрясла головой, вспоминая, как она судорожно, чуть ли не виновато запихивала письмо на дно сумки. Она инстинктивно хотела спрятать эту ядовитую бумажку туда, где ее никто не увидит. Точно не Джен, которая в агонии репетировала с детьми спектакль. И уж точно не Кейли Бриттен. Строго говоря, Кейли как директриса и как, собственно, адресат письма имела право знать о нем. Но когда Лиз представляла, как серые, широкие глаза бегают по этим горьким словам, щеки начинали пылать. – А что? Думаешь, стоило? – спросила она Тельму. – Стоило рассказать, что появился второй конверт?

Тельма замотала головой.

– Нет! – сказала она. – Письмо, которое выронили, и письмо, которое отправили, – это разные вещи. Нам стоит быть осторожнее. – Тельма положила ладонь на руку Лиз: – Ты правильно поступила.

Лиз вяло улыбнулась, чувствуя, как к горлу предательски подступают слезы. Она сделала глоток кофе и постаралась взять себя в руки. Как же близко к сердцу она восприняла этот пренеприятнейший конверт – даже выпалила всю историю Дереку, хотя собиралась по минимуму посвящать его в школьные дела.

Лиз взволнованно нахмурилась:

– Я не понимаю, зачем Донна Чиверз продолжает слать эти письма.

Тельма посмотрела на подругу:

– Не думаю, что это она.

– Но на летней ярмарке ты сказала, что это Донна.

Тельма кивнула:

– Тогда я так подумала. – А потом серьезно признала: – Очевидно, что я ошиблась.

Лиз нахмурилась еще сильнее:

– Может, стоило кому-то рассказать? Ведь дети тоже могли подобрать его! – В ее голосе уже прорезалась злость.

– Но не подобрали, – спокойно сказала Тельма.

Она понимала чувства Лиз. Они почти всю жизнь провели в школах и выучили сотни детей: как читать, как шнурки завязывать, как отыграть рождественский спектакль, как тщательно мыть руки после туалета. Правильнее сказать, что детей они воспитывали. Как и Лиз, Тельма чувствовала, что в школу пробралось что-то злое, что-то, чему там не место.

– Скажи-ка еще раз, – попросила она, – где ты его нашла?

– У класса «Вяз» в коридоре первоклашек около сцены, – сказала Лиз. – Где у Марни Баркер раньше были занятия с особенными детками.

– А где именно? Прям посередине?

Лиз потрясла головой.

– Сбоку, – сказала она, – под лавочкой.

– На перемене, да?

– Я шла в учительскую.

– Ты вряд ли помнишь, – сказала Тельма, – но, может, успела заметить, лежал ли он там до перемены?

– Нет, – уверенно ответила Лиз. – Я выходила убрать книжки. Я уверена, что заметила бы или дети первые подобрали.

– А кто мог идти по коридору?

Лиз нахмурилась, стараясь вспомнить.

– Женщина из офиса, Николь, – она несла меню на обед. Бекки Клегг передала записку Джен. Да там вечно толпа, кто угодно мог его выронить.

У Тельмы появилась идея.

– Если его выронили, – сказала она.

– Я же сказала, конверт лежал на полу.

– Его могли специально положить туда.

Лиз одарила подругу непонимающим взглядом.

– Сама подумай. Если ты хочешь передать кому-то анонимное письмо – директрисе, например, – и при этом минимизировать риск, что тебя рассекретят. Разве оставить письмо, чтобы его нашел кто-то другой, не самый безопасный вариант?

– На нем не было имени получателя.

– Именно! Ведь так тот, кто его найдет, непременно откроет, чтобы выяснить, что это за конверт. И увидит и получателя, и сам текст. Первое письмо тоже спрятали среди призов лотереи, помнишь?

– Кстати! – Громкий возглас Лиз привлек внимание нескольких человек, а Тельма от неожиданности пролила кофе. – Чуть не забыла! Банти!

Она кратко пересказала Тельме, что видела.

– Она обернулась… Уверена – она была напугана чем-то. Может быть, она подложила конверт и испугалась, что я ее заметила.

Тельма посмотрела на подругу, пытаясь подобрать правильные слова.

– Ты же не думаешь, что… – Она красноречиво замолчала и сделала кружкой еле заметный жест.

– Не знаю, – пожала Лиз плечами. – Близко я не смогла подойти. Но вряд ли. Кейли Бриттен – это тебе не Фэй. Хоть малейшее подозрение, что Банти пьет на работе, и та вылетела бы из школы.

Тельма кивнула.

– Но позвонить ей стоит, – предложила она.

– Да, я и сама думала, – сказала Лиз. Повисла пауза. Стеклянная дверь на террасу была распахнута, в кафе светило теплое сентябрьское солнце. – Помнишь, ты сказала, что Кейли выглядела странно во время розыгрыша? Может, это все как-то связано?

– Не знаю. – Тельма задумчиво мешала кофе.

– Получить целых два таких отвратительных письма… Я понимаю, такие женщины не всем нравятся, но… – Лиз замолчала.

– Какие такие? – спросила Тельма.

Лиз задумалась.

– Даже не знаю, – сказала она. – Со слов Джен, неприятная. Но вчера она мне такой не показалась.

– А какой она тебе показалась?

– Нормальной, – потерянно пожала плечами Лиз. – Дружелюбной. Может, немного отстраненной, но она же директриса. Со мной она была милой. Возможно, это все маска. Она очень строгая, держит всех в ежовых рукавицах, но разве сейчас не везде так? Школы превратились в бизнес.

Тельма закивала. Образование менялось. И после недавних событий с ее мужем Тедди она должна понимать это лучших других.

– Меня вчера так расстроила учительская, – вырвал ее из размышлений голос Лиз, та хмуро смотрела на абажуры, увешанные рыжими листьями. – Там такая атмосфера.

– Какая?

– Неправильная. Все такие тихие, только работу и обсуждают… Будто был какой-то скандал. И никто не улыбается…

Тельма вспомнила про теплый июльский вечер и летнюю ярмарку.

Учителя на сцене. Натянутые улыбки. Испуганное лицо Кейли Бриттен…

– Как думаешь, это все из-за миссис Бриттен?

– Я же тебе рассказывала про Джен. Ей с новой директрисой очень сложно, – голос Лиз немного дрогнул, и повисла пауза. Тельма тут же поняла: Лиз в поведении подруги смущает что-то еще, что-то, что она недоговаривает. Но что? Тельма не спешила расспрашивать, потому что, как это ни было бы грубо, Джен Старк всегда ее очень утомляла. Она была из тех женщин, которые вечно громко и решительно высказывали свое категоричное мнение, ни на минуту не задумываясь, ошибочное оно или нет. Но она была подругой Лиз, точнее, Лиз была подругой Джен, поэтому Тельма не отворачивалась от нее даже в самые тяжелые времена.

Поэтому она и не стала говорить вслух, что Джен могла сама быть источником своих проблем. В этот момент, подумала она, им не хватает какого-нибудь легкого, забавного комментария про Джен и ее злоключения, который всех бы насмешил, а Лиз решилась бы рассказать, что ее гложет.

Пэт.

Они обе машинально бросили взгляд на их любимый круглый столик в уголке, за который никогда не садились вдвоем. Теперь там сидела группа женщин. Они вязали яркими пряжами: алой, бордовой, подсолнечно-желтой. Тельма повернулась к Лиз в тот же самый момент, когда та повернулась к ней. Их взгляды встретились, и все проблемы – Джен, Кейли Бриттен и мерзкие письма – тут же были забыты.

– Она с тобой связывалась? – спросила Лиз.

Тельма отрицательно замотала головой.

– А ты?

– В последний раз мы виделись, когда я на каникулах помогала ей с садом. – Они давно вышли на пенсию, но июль и август все еще называли каникулами. – И даже тогда, я тебе уже рассказывала, было очевидно, что разговаривать она не хочет. Надеюсь, у нее все хорошо.

– Мы бы знали, если нет. Правда ведь?

Лиз кивнула, и разговор медленно завял. Она снова осмотрела кафе и выглянула за окно в садовый центр. Несмотря на золотой сентябрьский свет, на улице уже угадывалась осень. Вокруг муляжа огромного камина висели очередные гирлянды с листочками, а во дворе уже пестрели оранжевый и черный первых хеллоуинских композиций. Хеллоуин, а дальше Рождество – и вот пролетел очередной год. Такой же, как все…

Только вот…

Входную дверь трясет под ударами… Фигура на лестнице, руки на ушах…

Змеящаяся лента воспоминаний вдруг напугала Лиз. Голос ее дрожал, когда она сказала:

– Не знаю, что же такое происходит с нашей школой.

– Ну, может быть, завтра у меня получится что-нибудь выяснить, – тихо сказала Тельма, сдержанно, как и любое другое свое важное заявление. Лиз подняла на подругу глаза, та перестала помешивать кофе и рассказала, что случилось днем ранее.

* * *

За день до этого, где-то после трех часов, Тельма вернулась домой со смены в благотворительном магазине и обнаружила своего мужа Тедди, который должен был преподавать класс «От Книги Ездры до Плача Иеремии», но вместо этого сидел в кабинете на коленках в окружении папок и бумажек, которые он, сосредоточенно хмурясь, разложил вокруг себя с усердием строящего модельку поезда ребенка. С верхушки шкафчика на него с осуждением смотрел кот по имени Печенюшкинс. Они взяли его совсем недавно, поэтому пока он был тощим комком черно-белой шерсти с постоянно напуганным выражением мордочки.

– Что делаешь? – спросила Тельма.

Тедди поднял взгляд, и она успела заметить, каким уставшим и напряженным было его лицо до того, как он приветственно кивнул.

– Не хочу, чтобы ты об этом волновалась, – сказал Тедди.

У Тельмы упало сердце. Все настолько плохо? Она хотела присесть, но все поверхности в комнате были покрыты папками с кольцами и тонкими картонными папками. Она уже неделю подозревала, что мужа что-то беспокоит… Он начал по утрам ходить туда-сюда по саду с кружкой кофе… Наплевал на финал йоркширской лиги… Перестал напевать «Что нового, киска?»[8] перепуганному Печенюшкинсу.

– Бахт-ат? – спросила она.

– Да, – сказал он. – Бахт-ат.

Академический траст Бахт-ат, компания из Илкли, с прошлого года занимается управлением школы Рипон и колледжа Святой Беги.

– Летучка? – спросила Тельма. Тедди рассказывал ей, что на этой неделе его ждет напряженное собрание. Что-то в этом неформальном, почти беспечном слове казалось Тельме зловещим.

Тедди ровненько выложил шесть папок небесно-голубого цвета в ряд. Тельма помнила, как покупала их в магазине канцтоваров «Осбалдистонз», которого уже давно нет.

– Я так понимаю, у колледжа все туго с финансами.

Тельма почувствовала облегчение. Они уже много лет определяют финансовое положение колледжа словом «туго».

– Поняла, – спокойно сказала она.

– Перспективы у нас не очень. Ну, так говорят.

– Кто? «Боги маркетинга»? – Так называлась команда по менеджменту траста, состоящая из до страшного молодых людей.

– Судя по всему, нам нужно «кубатурить» дальше или придется искать спонсоров и «перерезать уже пуповину». – Тедди озадаченно потряс головой. Они с Тельмой так и не разобрались в корпоративном жаргоне.

– Что это значит?

– Они хотят проводить ребрендинг.

У Тельмы в голове промелькнули образы ковбоев с раскаленными железными клеймами в руках.

Тедди хмуро смотрел на папку, которая была загадочно подписана: «Бог и удобрения».

– Траст просит подробное описание наших курсов, чтобы они могли завернуть их в удобоваримую для широких масс упаковку. А для этого им нужна моя подробная программа, – он жестом, полным отчаяния, обвел папки и бумажки. Напуганный до чертиков Печенюшкинс на шкафу чихнул. – Хотят от меня таблицы – сводные, – сказал Тедди.

Тельма кивнула, будто это была простая, выполнимая задача – хотя они оба понимали, что все совсем наоборот. Больше тридцати лет лекций. Учебный план курса теологии – «Фабрики по производству викариев», как они его называли – в лучшем случае был необузданным зверем, который каждый год менялся и эволюционировал, подстраивался под студентов, тренды в науке и новые интерпретации Слова Божия. Как можно было его сжать до таблицы на два листа? А если бы это и было возможно, смогли бы эти «боги маркетинга» с их планшетами, стеклянными бутылками с водой и соцсетями хоть что-нибудь в них понять?

– Я могу тебе помочь, – сказала Тельма.

– Я почти все, – сказал Тедди довольным голосом. Слишком довольным.

В этот момент зазвонил телефон – домашний, не мобильник. Тельма пошла отвечать, в глазах у нее помутнело. Муж в окружении бумажек, которые он копил тридцать лет – всю свою профессиональную жизнь, – показался ей жалким и несчастным. Тельма взяла трубку и приготовилась выдать звонящему лучшую пародию на Джуди Денч в роли категоричной и вечно недовольной леди Бракнелл[9].

Но это был не продажник с холодным звонком.

Это была Николь, которая звонила по просьбе Кейли Бриттен.

* * *

– Что? Кейли Бриттен пригласила тебя на встречу? – вопрос вырвался у Лиз удивленным взвизгом. – Зачем?

– Этого мне не сказали, – ответила Тельма.

– Думаешь, из-за писем?

Тельма пожала плечами.

– Завтра выясню, – сказала она и потянулась за ключами от машины. – Время покажет, так ведь говорят.

– Да, – согласилась Лиз и тоже встала. – Вся эта история может оказаться пустяком.

– Вот именно, – согласилась Тельма. Она посмотрела на подругу, все еще осознавая, что та что-то явно недоговаривает. И она не ошиблась.

* * *

На этой неделе чемпионами Святого В. по идеальному посещению с поразительными показателями в 98,2 % становятся ученики класса «Дуб»! Вперед, дубки!

Регулярное посещение – это очень важно!

Тифф Банстед (учительница третьего класса) нашла отправленное ей письмо на первой перемене. Она пришла в учительскую раньше всех, со стопкой тетрадей на проверку под мышкой, заставляя себя не смотреть на поднос с «КитКатом». Проверила свои сообщения. От Глена ничего. Но она и не ждала.

Белый конверт лежал в ее шкафчике, между пакетиками с сухими смесями для протеиновых коктейлей – остатки ее тоталитарной диеты «Прощай, вес!». В похудении она была настоящим ветераном: диета для бедер Розмари Конли, «Похудеть за неделю», «Дозор за весом», «Худеющий мир» Майлз-Брамвелл, интервальное голодание, да даже Ф-план – Тифф перепробовала все с переменным успехом. Вес уходил, размеры падали – она наслаждалась несколькими счастливыми месяцами… Но в конце концов каждый раз вес приползал назад. Бесформенные черные платья доставались из глубины шкафа, новые облегающие кофточки печально запихивались в комод. Начинало казаться, что так будет всегда. Неудивительно, что Глен сделал то, что сделал.

Последняя диета появилась в ее жизни после одного очень оптимистичного, отчасти отчаянного импульса. Она играла в «Солитер», и на экране вылезла реклама. Худющая актриса обещала, что, если пить кое-какие протеиновые коктейли, жир буквально сам будет таять — это ее заявление подкреплялось бурлящей-кипящей анимацией. И хотя бывалая, циничная часть Тифф понимала, что эти обещания слишком хороши, чтобы быть правдой, маленькая часть ее души еще верила в волшебство и счастливый конец, в котором она снова будет с Гленом на Корфу, как в старые добрые. И эта ее часть подумала: «Ах, что ж, хуже не будет». В месяц всего пятьдесят фунтов (и скоро эта цена будет подниматься!). Лучше, чем тратить те же деньги на имбирный латте. Тифф открывала конверт, попутно решая, какой выпить коктейль.

ХОЧЕШЬ ПОХУДЕТЬ? ПОПРОБУЙ
МЕНЬШЕ ЖРАТЬ, ЖИРНАЯ ТВАРЬ! БЕСХРЕБЕТНЫЕ
ЖИРУХИ УВАЖЕНИЯ НЕ ЗАСЛУЖИВАЮТ!

Слова рассекли ее мангово-вишневые размышления с такой резкостью, что сначала Тифф даже не испугалась. Она оцепенела и опустилась на одно из кресел в учительской, сжимая в дрожащих руках письмо. Жестокие, обидные слова, словно яд, просочились в мысли, отравляя наивные, глупые планы. В коридоре раздался шум, Тифф дернулась и подняла дикие, виноватые глаза на дверь. А потом, как пружина, вскочила и затолкала письмо обратно в свой шкафчик.

– Время кофе! – Тем утром Песто, сисадмин, был чем-то явно доволен. – Надеюсь, кишечник справится. – Он бросил на Тифф уверенный, дружелюбный взгляд. – Мне нужно поднять себе настроение, особенно после информатики для класса «Ива». – Тут он заметил «КитКаты». – Опа! Сегодня у кого-то День рождения?

– У Пэм, вроде бы, – собственный голос, показалось Тифф, звучал откуда-то издалека.

– Рискнуть? – спросил Песто, уже снимая с одной шоколадки фантик. – Вам дать? Или не хотите?

– Нет, спасибо, – сказала Тифф отрешенно и тихо. Она снова села. Ей больше не хотелось ни «КитКата», ни коктейля со вкусом манго и вишни.

Она вообще не могла представить, что снова будет что-то есть.

Глава 3,
В которой Пэт бежит на свет и получает водительские советы от заносчивого мужчины

Пэт сбавила скорость и припарковала свою «Шкоду Йети». Что это за стук? Она остановила машину, но не выключила двигатель, внимательно прислушиваясь. В голове начали выстраиваться в ряд мастера, к которым она могла поехать: при страховой «ЭйЭй», гараж в Рипоне, Джед Арчер осуждающе покачает головой…

Сердце стучало гораздо сильнее двигателя. Пэт повернула ключ в зажигании. Схватилась за верхнюю часть руля и начала дышать, как учила гипнотерапевт Холли, медленно и методично.

Вдыхаем свет, выдыхаем тьму и с ней все ненужное…

Все хорошо.

Пэт заставила себя перестать накручивать и перевести взгляд на спокойную улицу, на низко висящее солнце. Его лучи ломались на горизонте у Пеннинских гор, подсвечивали церковь и ее двор, закрытую школу и медную листву деревьев. А еще солнце беспощадно подсветило пыльную приборную панель, скомканные фантики из-под жвачки, разбросанные парковочные талоны…

Внимание на свет…

Пэт снова завела машину, прислушалась. Ничего.

– Возьми себя в руки, Пэтриша! – сказала она, выключая движок, затем подхватила сумку и записную книжку.

Она заблокировала дверь машины и проверила телефон. Даг ничего пока не написал, так что, скорее всего, проблема с перекладинами, которую заварил ее сын на стройке, решилась сама собой. Род, ее муж, тоже ничего не написал, хотя она и не ждала. Пэт пошла по двору ко входу в здание, которое раньше было начальной школой имени Святого Иакова. У запертой на замок двери стоял мужчина: Мартин Бейкер, местный строитель, которого она называла Мегамозг Мартин, потому что у него была лысая голова и огромные уши. Сердце ушло в пятки, видимо, он пришел на тот же тендер. А компания «Ремонт Бейкера» не раз перехватывала проекты «Строителей РиД».

Вернись в позитивное мышление: думай не о провале, а об успехе.

Мегамозг Мартин поднял на Пэт взгляд с телефона. Может, ее появление его удивило, может, потенциальный конкурент вызвал раздражение. Он, как типичный йоркширец, скрыл любую из этих эмоций и просто кивнул.

– Пэт.

– Мартин.

– Как дела у Рода?

– Замечательно. Спасибо, что спросил. – Она скрестила пальцы и налепила на себя дежурную улыбку, которую отрабатывала специально для таких моментов. Пэт не хотела выдать правду, что Род работать не может, не хотела рассказывать, что рака больше нет, и получать поздравления, будто это какой-то тест на морально-волевые. К тому же она и сама боялась полностью поверить в слова врача…

Вовремя обнаружили… Конечно, нужно будет дальше отслеживать динамику, но, мистер Тейлор, мой вам совет, живите нормальной, полной жизнью…

– Передавай привет, – сказал Мегамозг Мартин.

– Хорошо, – пообещала Пэт. – Но вы скоро увидитесь, он возвращается к работе. – Пальцы она все еще скрещивала.

– Я слышал, теперь ваш сын Эндрю тоже помогает?

– Это ненадолго. – Пэт ослепительно улыбнулась, хотя лицо дрожало и выдавало ее с потрохами. – Через пару недель он возвращается в универ. – Она решила, что пора бы выбрать конкретную дату, когда она точно отвезет его в Лафборо[10].

Ворота на детскую площадку скрипнули, и они оба повернулись. По асфальтобетону, из которого кое-где торчали травинки, чуть ли не вприпрыжку к ним шагал до абсурдного молодой мужчина в броских туфлях, совершенно не подходящих под осень, какой бы солнечной она ни была. Пэт услышала, как Мегамозг Мартин с шумом втягивает воздух.

Она снова растянулась в улыбке, к которой так привыкла за последние девять месяцев. Улыбке, которая говорила: «Строители РиД» готовы к работе. Пусть у «Р» проблемы, «Д» и жена «Р» всегда на подхвате».

Мужчина улыбнулся ей в ответ. Сложно объяснить, но каким-то образом его улыбка отлично сочеталась с туфлями.

– Добрый день! – Голос у него был светлый и очень молодой. – Джаред Кин, академический траст Лоудстоун.

«Мистер Кин-Шмин», – прозвала его Пэт.

– Я так понимаю, вы – Мартин Бейкер. Мы же с вами созванивались? А вы? – он повернулся к Пэт, яркая улыбка теперь выражала еще и немой вопрос.

– Пэт Тейлор, «Строители РиД». Мы с вами тоже разговаривали. Я жена «Р».

– Суперски! – сказал мистер Кин-Шмин, покачнулся с носка на пятку и хлопнул в ладоши. – Начнем? И чтобы вы знали, я к шести вынужден буду вас покинуть.

Он снял замок, и ветхая деревянная дверь в красной краске открылась. До них добрался грустный аромат заброшенного здания вперемешку с запахами начальной школы: восковые мелки, дождевики, бумага и картофельное пюре.

Пэт зашла за прыгучим парнем внутрь. Солнце било в окна, но коридор все равно оставался мрачным. Мистер Кин-Шмин включил свет, им предстал грустный вестибюль: стульев нет, плакатов тоже, только стойка с брошюрами на месте. Администрацию отделяло стеклянное окно с отодвигающейся панелью, рядом с которым на стене висело объявление: «Все посетители обязаны зарегистрироваться».

– Как вы знаете, наш план – перестроить это здание в три элитных дома, – голос у мистера Кина-Шмина был лишен всякой эмпатии. – Будет отличное применение старым стенам.

Пэт и Мартин промолчали. Многие до сих пор были уверены, что у этих старых стен и так было отличное применение и что смысла закрывать процветающую, пусть и маленькую школу не было. Последние восемнадцать месяцев это событие обросло целой кампанией протеста, муссирование которой ни на день не пропадало со страниц «Рипон газет» и «Тирск адвертайзер». Закрытие деревенской школы, которая воспитывала почти тридцать детей, было воспринято как акт образовательного вандализма.

Но, к сожалению, академический траст Лоудстоун ни к кому не прислушивался. Пусть это вынужденное решение и глубоко их печалит, но в наши с вами времена учреждения с такой маленькой заполненностью совершенно нерентабельны. Так что в прошлом июле школа Святого Иакова окончательно закрыла свои двери.

Шаги по потрескавшемуся паркету эхом отдавались в стенах пустой школы. На Пэт нахлынула волна меланхолии. В этой школе она провела почти тридцать лет, и видеть ее такой безжизненной – без детей, книжек, парт, обручей – разрывало Пэт сердце.

Соберись, Пэтриша! Сюда она пришла не погрустить. Она пришла заключить контракт от лица «Строителей РиД». Этот проект может стать идеальным первым шагом к плавному возвращению Рода – сумма привычная, стройка небольшая и недалеко, налогов немного.

Жизнь могла стать почти нормальной.

«Мистер Тейлор, мой вам совет, живите нормальной, полной жизнью…»

Эта мысль оказалась нужным пинком. Пэт начала заинтересованно закидывать мистера Кина-Шмина вопросами, ответы на которые Дагу (и Роду) будут необходимы, чтобы рассчитать квоту: дедлайны, архитекторы, материалы. И мистер Кин-Шмин дружелюбно отвечал на шквальный огонь ее энергичного, чуть ли не заигрывающего допроса: он почти взвизгнул от восторга, когда Пэт предложила построить в актовом зале мезонин. На ее фоне Мегамозг Мартин казался очень молчаливым. Даже замкнутым. Ему вообще была нужна эта работа?

В одном из классов у мистера Кина-Шмина зазвонил телефон. Корпоративный скучный звонок ярко контрастировал с пустым помещением и его высокими арочными окнами.

– Прошу прощения! – Само воплощение сожаления. – Мне необходимо ответить.

Пэт открыла блокнот и перечитала заметки, написанные ее четким, округлым подчерком. Казалось, что она собрала достаточно информации, но либо Даг, либо Род все равно зададут какой-нибудь вопрос, на который она не сможет ответить. Но, кажется, Пэт произвела достаточно хорошее впечатление, чтобы контракт достался «Строителям РиД». Она уже могла представить, как обменивается с Кином-Шмином в процессе строительства шутливыми эсэмэсками.

Ты молодец, Пэтриша.

Она возвращала блокнот в сумку, как вдруг что-то ярко-зеленое на полу привлекло ее внимание. Это был одинокий кубик из конструктора. Пэт бесчисленное количество раз сама использовала такие на уроках математики. Она наклонилась и подобрала его с пола. Откуда-то из памяти всплыли звуки оживленного класса: счет десятками и единицами, шуршание сухих листьев из поделок, кто-то читает главу третью «Стига со свалки» Клайва Кинга.

– Ты так не старайся, – сказал Мегамозг Мартин. Он подошел к Пэт как раз когда мистер Кин-Шмин говорил кому-то: «Сто процентов, нет проблем».

– Ты о чем? – От его тона Пэт почувствовала себя наивной, даже глупой.

– Думаю, тут уже все решено.

Пэт хотела расспросить его, но в этот момент мистер Кин-Шмин вошел своей пружинистой походкой обратно в класс и с сияющей улыбкой заявил, что вынужден их покинуть.

* * *

Уже в «Йети» Пэт переписала его адрес с визитки в записную книжку и позволила себе улыбнуться. Она бросила взгляд на темную школу и представила баннер «Строители РиД» на перилах балкона. Наконец-то все возвращается на круги своя. Пэт подняла глаза и увидела машину – длинный красный аппаратище, двигатель которого дорого, уверенно, даже хрипло рыкнул, без малейшего стука. Парковка осталась пустой, видимо, Мартин уже уехал. Что он вообще имел в виду под «все решено»? Хотел испортить Пэт настроение, потому что понимал, что она производит хорошее впечатление? Тогда с таким отношением Мартин эту работу не заслужил.

Она набрала сообщение Дагу и Роду: «Собрала информацию, отпишусь позже». На секунду она задумалась, стоит ли указать Эндрю в получателях. Решила, что не стоит. Она не хотела, чтобы у него создалось впечатление, будто он и дальше будет частью всего этого.

Пора домой.

Но она почему-то не может повернуть ключ в зажигании. Пэт вдруг так явно представила Рода, лежащего на диване перед телевизором, кухню в Господь знает каком состоянии, кладовку, завешанную сохнущими штанами Эндрю. Эти образы вдруг накатили на нее волной дикой усталости.

Пэт сама не заметила, как вышла из машины и пошла к церкви. Она прошла под каменной аркой, по потрескавшейся от времени и заросшей мхом тропинке. Она не понимала, куда идет и зачем. Что-то манило ее дальше.

Пэт всмотрелась в доску объявлений – график дежурств и расписание собраний паствы – и тут же вспомнила, что, когда в последний раз входила в эту церковь, тут все утопало в цветах, купленных к похоронам Топси. Она замерла, думая про тот день, про все, что случилось до… И горько улыбнулась, вспоминая службу… Сколько напитков было пролито, сколько бокалов разбито. Все, что было дальше: слезы, споры, аресты, конечно же. Пэт обошла церковь. На самые свежие могилы еще падали тонкие, как пальцы, лучи закатного солнца. После Топси еще несколько человек нашли здесь вечный покой… Как давно это было?

Вот и ее надгробие – простецкое, угнетающее. Похоже на саму Топси. Пэт улыбнулась, припоминая, как недовольная Топси прицокнула бы на это заявление. Так спокойно. Люди на похоронах обсуждали, как же здорово, что она похоронена в нескольких шагах от школьного двора.

Когда-то школьного. Спасибо, академический траст Лоудстоун.

Пэт подошла ближе к могиле. За ней тщательно ухаживали – надгробие чистое, трава подстрижена. В тусклом вечере выделялось пятно увядающих георгинов. Явно Лиз принесла. Или Тельма. Вспомнив про подруг, Пэт напряглась, как тугой узел, – так напрягаешься, когда думаешь о чем-то, что давно должен был сделать, но все продолжаешь откладывать на потом. Она еще недолго постояла, смотря на могилу, отпуская свои мысли.

«Мистер Тейлор, живите нормальной, полной жизнью…»

Спустя столько месяцев пустого просмотра телевизора пора было сделать именно это: поднять Рода с дивана и отправить перестраивать школу Святого Иакова в элитный дом с мезонином, от упоминания которого взрослые мужики будут взвизгивать от восторга. А сына отвести в университет на последний курс криминалистики.

Пора вернуть все на свои места.

Пэт не знала, произнесла эту мысль вслух или нет, – ответом были только завывания ветра в елях и мычание коров, которых везли на дойку.

Но тьма все еще оставалась поблизости. Тьма, о которой она отказывалась думать, особенно на кладбище. Тьма, которая, как Пэт надеялась, скоро будет завалена строительными материалами, новым оборудованием и поездками в магазины.

Представь луч света в темноте, Пэтриша.

Пора ехать домой и сообщить Роду хорошие новости. Сдержанно, без гарантий, пока она еще на все сто не уверена, что проект у них.

Пэт вышла из арки и замерла. В школе горел свет. Может, мистер Кин-Шмин забыл выключить? Она была уверена, что нет, потому что помнила, каким темным здание казалось в вечернем свете. Она направилась к своему «Йети» и заметила, что красная машина снова стояла у школы. Видимо, мистер Кин-Шмин что-то забыл. Но он же сказал, что у него в шесть встреча… Уже почти шесть – он уже опаздывает, наверное.

Пэт завела машину и какое-то время снова слушала движок. Нет. Что бы это ни стучало, больше оно не стучит. Она уже отъезжала, когда услышала еще один хриплый, дорогой рык, и на парковку заехала вторая длиннющая машина – черная. Она подрезала Пэт с твердой решимостью, которая обычно свойственна детям в очередях. Пэт запаниковала и ударила по тормозам, движок замер, от рывка сумка свалилась с сиденья под ноги, и все содержимое рассыпалось. От злости у Пэт забилось сердце. Она резко посигналила. Урод! Смотреть надо!

Ее ярость растаяла и стала стыдом, когда из низкой машины вышел мужчина и направился к ее «Йети». Он был коренастым и, казалось, был одет в рабочую форму – куртку, джинсы, свитшот, – только Пэт сразу заметила, что это были дизайнерские вещи.

Он постучал в ее окно. Борясь с диким нежеланием, Пэт опустила стекло и тут же почувствовала резкий запах крема после бритья.

– Что такое, дамочка? – Было в его носовом йоркширском говоре что-то злое, отчего Пэт машинально вжалась в кресло.

– Мы же могли столкнуться! – Голос у нее вышел высоким, чуть ли не визжащим.

– Не забывайте про зеркала. Они у машин специально для таких случаев. – Тут Пэт заметила, что лицо у него коричневое, как после автозагара, зубы нереалистично белые, а на шее висит толстенная золотая цепь.

– Я не забыла, и только поэтому мы не столкнулись!

– Будьте осторожнее, дамочка. – Его уверенный голос и взгляд до странного напрягали Пэт, она вся сжалась. Мужчина пожал плечами, развернулся и ушел с таким снисходительным видом, что щеки ее вспыхнули. Пэт злобно завела мотор. Мужчина повернулся.

– И двигатель свой проверьте, – сказал он. – Стучит.

Пэт, злая и напуганная, измученная сильными эмоциями, смотрела ему вслед. Стойте-ка! Он открыл калитку на площадку! Зачем ему в школу? Пэт замерла, смотря, как мужчина самоуверенно пересек площадку и зашел в школу, где его наверняка ждал мистер Кин-Шмин.

Глава 4,
В которой чествуются преимущества академизма, а экскурсия по школе неожиданно прерывается

То утро пополнило череду прекрасных, солнечных рассветов, хотя через дорогу от школы по полям и грядкам тянулся холодный туман, а липы во дворе уже определенно отдавали бронзой. Под одной такой липой Тельма припарковала свой асфальтно-голубой «Форд Корсар». Прежде чем выбраться из машины, она коротко помолилась за Тедди и отправила ему сообщение. Когда она уезжала, он сидел за столом в окружении стопок из папок и пялился в бумажный лист А4 – пустой, насколько поняла Тельма.

Она вышла из машины и на мгновение замерла, купая лицо в теплых лучах утреннего осеннего солнца. Зачем Кейли Бриттен ее позвала? Скорее всего, Лиз права и это как-то связано с двумя мерзкими письмами. Да? Удивительное получится совпадение, если нет. Конечно, такие совпадения и правда иногда случаются, но – по опыту Тельмы – чаще всего за «совпадениями» стоят чьи-то четкие мотивы и тщательное планирование. Как бы то ни было, главный вопрос, который мучил ее всю ночь, остается без ответа: стоит ли говорить миссис Бриттен про письмо, которое нашла Лиз?

Она зашла в здание, где ее тут же накрыла волна теплого воздуха и окружили звуки умиротворяющей, хоть и громкой флейты. Стены вестибюля недавно перекрасили, вдоль них стояли новые ярко-синие кресла, а на стене, которую раньше украшали детские рисунки, теперь висел огромный плоский телевизор. Из окошка в кабинет администрации выглянула Николь, как кукла в кукольном театре. На ней снова был серый пиджак и шарф, в этот раз насыщенного бирюзового цвета. Из окошка Тельма видела, как в глубине кабинета Линда Барли отбивает что-то на клавиатуре. Тельма ждала, что женщина вот-вот повернется, улыбнется и помашет, потому что даже мимолетная встреча с Линдой заканчивалась пятиминутной оживленной беседой. Но она не сводила с клавиатуры глаз. Видимо, полностью сконцентрировалась на работе?

– Миссис Купер, доброе утро! Поставьте подпись о посещении, пожалуйста. – Голос у Николь был приятный, но в нем все равно слышалось напряжение, будто она несет на плечах целую гору. Тельме она напомнила Джоан Кроуфорд в ее не самых дружелюбных ролях.

Тельма присела на контрастно синее кресло и снова заметила, как было жарко. Почти невыносимо жарко. Она потянулась к батарее, та работала на полную. Зачем? На улице было так тепло.

Мысли вернулись к письмам, пришлось снова помолиться, попросить Бога направить ее. Стоит ли рассказывать про второе письмо? Сначала казалось, что ответ очевиден: угрозы предназначались Кейли, и она имела право про них знать. Но как Тельма может быть в этом уверена? А вдруг автор письма уронил его и на самом деле сомневался, стоит ли отправлять? Тельма со стыдом вспомнила про Донну Чиверз – оклеветала невинную женщину! Она решила, что сначала послушает Кейли, а потом придумает, как поступить.

Снова раздались звуки флейты, привлекая внимание Тельмы к экрану на стене. Там в невзрачном офисе сидел лысеющий мужчина лет сорока и неотрывно смотрел в камеру.

– Меня зовут Крис Канн, – сказал он, – и мне досталась огромная честь реализовывать свое видение на детское образование рука об руку с академическим трастом Лоудстоун. – Картинка на экране сменилась, теперь в кадре по игровой площадке под сменяющиеся звуки флейты бегали дети.

– Иди к успеху, не забывай про мечты, – сказал звучный голос, так и внушающий доверие, – вместе с академическим трастом Лоудстоун.

Когда школа Святого Варнавы отошла под крыло траста, несколько человек сказали, что ей повезло вовремя выбраться, будто речь шла про территорию военных действий. Кто-то даже предполагал, что нависающая над ними угроза академизации и заставила Тельму уйти на пенсию. Конечно, академизация тут была ни при чем, виновниками были коробки из ИКЕА, забитые архивными документами.

Последние десять лет своей преподавательской карьеры Тельма координировала историческую программу в школе: составляла учебные планы и подбирала необходимые материалы. Викинги, монастыри, Вторая мировая война, сестры Бронте – у каждой темы была своя синяя коробка. Все уроки, книги, картинки тщательно отобраны Тельмой, которая в те времена даже сама организовывала поездки по историческим местам в Риво, Уитби, Йорвик и Хоэрт.

А потом учебный план пришлось менять.

Тельма ясно помнила момент, когда сидела и смотрела, как тогдашний министр по образованию вещал в телевизоре, что нельзя преподавать детям историю вне реальной хронологии, мол, так они путаются, и что с этого момента просто необходимо преподавать историю строго по хронологии, чтобы дети на выходе из школы не остались с «разрозненными знаниями, которые пригодятся только на викторинах». Тельма (из-под крыла которой выпорхнули несколько учителей истории, двое оксфордских историков и скромного масштаба автор исторических романов) знала, что заявление это – полная чушь. Но министр есть министр, а она простая пожилая учительница начальной школы. Она тогда смотрела на свои любимые коробки в шкафу с материалами, понимая, что как минимум две трети из них больше никому не нужны.

И на следующий день написала заявление.

Очень скоро тот же самый министр столь же искренне объяснял по телевизору преимущества академизации. ГЛАВНАЯ цель – снять со школ оковы власти муниципальных образовательных центров. Главное, чтобы деньги шли НАПРЯМУЮ детям! С тех самых пор Тельма испытывала множество сомнений насчет всего концепта академизации, и перегретый, богато обставленный вестибюль только укреплял эти сомнения.

– Если вы готовы… – Николь пресекла размышления Тельмы. Голос снова такой, будто она только что спасла мир. Она приложила пропуск и открыла электронный замок кабинета Кейли Бриттен. В этот момент Тельма разглядела под шарфом Николь красные пятна, которые она, видимо, безуспешно пыталась прикрыть. Аллергия, быть может?

Кабинет Кейли остался таким, каким Тельма его запомнила: стол, кресла, алое ковровое покрытие. Только картина с морским пейзажем куда-то делась, ее сменила фотография с видом на мост в Мукере – привычная картина, которую Тельма сотни раз видела на календарях и кухонных полотенцах. Может, Кейли казалось, что кабинет должен был стать еще более формальным и типичным? Чтобы лучше сочетаться с эстетикой Криса Канна и его флейты?

– Миссис Купер, как я рада снова вас видеть. Спасибо, что пришли! – Голос у Кейли был теплым и искренним, улыбка открывала ряды слишком идеальных, белоснежных зубов. – Садитесь. Могу я звать вас Тельмой?

Как и в прошлую их встречу, макияж у Кейли был скромный и аккуратный, а шикарные каштановые волосы красиво завиты. Тельма присела, раздумывая, что эта женщина могла сделать, чтобы заслужить те злые, желчные письма. Она казалась такой собранной. Может, Тельме вообще почудилось то испуганное выражение лица под конец летней ярмарки?

Они обсудили погоду (просто восторг!), Николь принесла им кофе (волшебного цвета) в чашечках из китайского фарфора. Через весь стол Кейли подвинула Тельме подставку под горячее (с вездесущим лого траста). Свою же кружку она поставила на открытый белый конверт. Тельме показалось, что эта небрежность не сочетается с ее общим образом.

– Я хотела поблагодарить вас за поддержку на ярмарке, – сказала Кейли. – Даже не знаю, что бы мы без вас тогда делали.

– Надеюсь, больше вас не беспокоили… – Тельма аккуратно подбирала слова, – подобными проблемами. – Она бросила на Кейли внимательный взгляд. Может, прямо сейчас рассказать?

– Вы же знаете, как это бывает в школах. Вечно какие-то проблемы. – Она выдумывает или голос у Кейли и правда слишком радостный, слишком смешливый? – Мы наняли несколько новых ассистентов преподавателям, и, кажется, они хорошо справляются. Тук-тук-тук, чтобы не сглазить. – Кейли постучала роскошным ногтем по красному дереву столешницы. О письмах ни слова. Прекрасный момент, чтобы сказать что-нибудь про конверт, но Тельма боролась с нерешительностью. Она просто не могла показать эти грубые слова такой собранной, уверенной женщине. – Так вот, – Кейли очень деловито отхлебнула кофе, показывая, что формальности закончены и она переходит к главному. – Я вас почему позвала… Давайте сразу к делу. – Она наклонилась к Тельме. – У нас в комитете появилась вакансия, и я бы хотела предложить вам эту позицию. Я наслышана о том, как блестяще вы справлялись с подобной должностью. – Взгляд ее был полон надежды. – Плюс вы так помогли на ярмарке со всей этой… неприятностью. Я тогда сразу подумала: такой человек мне нужен в команду!

Тельма ошарашенно замерла. Вступить в комитет? Этого она совершенно не ожидала. В голове звучало бескомпромиссное и уверенное «нет». Сидеть в правлении школы означало проводить вечера за долгими встречами, разбираться с кучей бумаг… На такое она пока не готова, особенно учитывая, сколько проблем сейчас у Тедди. Она формулировала тактичный отказ, но Кейли снова заговорила. Аккуратно подбирая слова, нежным, теплым голосом она объясняла, что комитету нужен кто-то, кто не был родителем, кто-то с опытом, кто-то, кто может посмотреть на проблемы трезво и со стороны. Она умела красиво говорить, как политик: бегло, красноречиво, четко формулируя свои доводы, переходя от одного к другому так плавно, что у Тельмы совершенно не было шанса вставить и слова.

Когда Кейли наконец сделала паузу, та вышла театральной и обещала важное продолжение. Тельма снова подумала о даме Хелен Миррен.

– Понимаете, Тельма, мне нужен кто-то, кому я могу доверять, – на последнем слове было явное ударение. – Кто-то вне школы и… – Кейли заговорила тише, снова тщательно подбирая слова, – кто-то, кто поддержит меня в любой сложной ситуации. – Она выразительно заглянула в глаза Тельмы. Все-таки было еще одно письмо? Прежде чем Тельма что-то сказала, Кейли подняла руку с аккуратным маникюром и сказала: – Пока вы не решили, давайте я покажу вам школу.

* * *

Смотря на свою школу глазами Кейли Бриттен, Тельма почувствовала то, на что совсем не рассчитывала, – восторг.

Современный (и дорогой) ремонт, без сомнений, производил сильное впечатление, но больше всего впечатляла сама директриса. Каждая перемена, каждая снесенная стена, купленный телевизор, каждый плакат с материалами, каждая новая система документооборота – Кейли со знанием дела рассказывала про все нововведения. Всё – ради детей, чтобы они могли полностью раскрыть свой потенциал. Ведь, в конце концов, все это мы делаем именно ради детей.

Тельма не была рьяным сторонником академизации, но контраст сам бросался в глаза. В ее времена школа была совсем другой: Фэй говорила загадками, книги были потрепанными, маты и снаряжение для физкультуры валялись по углам. Она подумала про Сида Данна, как он вечно забывал проверить домашки и постоянно отсутствовал. При Кейли Бриттен он не проработал бы и пяти минут.

Теперь все работало слаженно и продуктивно – все дети при занятиях, а учителя широко и непринужденно улыбаются… Но все же, напомнила себе Тельма, кто-то написал то письмо – два письма…

Как только они зашли в класс «Вяз», Джен Старк подскочила на ноги.

– Надеюсь, вам все нравится, миссис Бриттен, – гордо сказала она. – Добро пожаловать в нашу «среду»! Звуки повсюду! – Тельма осмотрелась. Господи, что случилось с классом? Каждую свободную поверхность покрывали яркие плакаты со звуками. – Запоминаем, ребята! – пропела Джен.

– Чтение – это весело, – бездумно промычали дети.

Тельме показалось, что улыбка Кейли стала очень натянутой.

Она побывала у многих учителей и решила, что лучшие отношения с ребятами были у Сэма Боукера. Он даже не заметил, как они вошли, рассказывая ученикам, как начать писать лучше. Мужчина живо описывал текст как сундук с сокровищами: сунь руку – и можно достать жемчужины прилагательных, алмазы существительных. Все тридцать два ребенка чуть ли не с открытым ртом следили за тем, как он, жестикулируя, машет измазанными чернилами руками.

– Сэм – один из наших сильнейших педагогов, – тепло сказала Кейли. – Результаты его класса добыли нам титул «Маяка грамотности».

В этот момент Сэм заметил их и замер, растерянно улыбнулся и начал с волнением теребить воротник своей рубашки – наверное, такая взволнованность вполне нормальна, ведь на его урок пришли посмотреть и начальница, и бывший учитель?

– Сэм когда-то учился в этой школе, – сказала Кейли, когда они уже выходили из класса.

– Знаю, – сказала Тельма, – я его учила.

Всего на мгновение на лице Кейли можно было заметить удивление.

– Ну да, – сказала она, – как я сразу не подумала. Вы, наверное, некоторых учителей хорошо знаете. Джен, например.

– Кого-то да, – немного грустно призналась Тельма, – но с каждым годом таких становится все меньше. – Она вдруг кое о чем вспомнила. – А как дела у Банти Картер? – Тельма попыталась говорить с теплотой, чтобы было ясно – они просто старые друзья. Хоть это и было очень далеко от правды.

– Она сегодня не в школе. – Ей показалось или в голосе Кейли появилась резкость? – На больничном.

– Господи! – сказала Тельма. – Я надеюсь, ничего серьезного?

– Подхватила вирус. – Она явно специально не сказала ничего конкретного. Тельма уже открыла рот, чтобы задать уточняющий вопрос, но Кейли вдруг замерла посередине коридора первоклашек.

– Непривычно, наверное? – улыбка ее была теплой, но в вопросе чувствовалась смешинка, наверное, чтобы расположить к себе.

Тельме вдруг резко захотелось завоевать одобрение этой роскошно одетой, успешной женщины, которая настолько горела своей школой.

– Все так изменилось, – сказала Тельма.

Улыбка Кейли стала еще шире, но теперь в ней появилась нотка смущенного самоуничижительства.

– Ох, – вздохнула директриса, – ну, надеюсь, вы не сильно ненавидите эти перемены.

– Совсем не ненавижу, – быстро сказала Тельма, чтобы пресечь любое недопонимание. – Перемены – необходимая часть жизни, школьной тем более. К моей пенсии это место совсем было не похоже на то, в которое я пришла работать. Мы обе понимаем, как в образовании важно не стоять на месте.

Кейли улыбнулась и радостно закивала:

– Вы так мудры, Тельма.

Та вдруг почувствовала волну удовольствия, что одобрение этой роскошной женщины она все-таки завоевала, но за этой волной тут же нахлынула усталость. Тельма почувствовала себя уставшей, старой, лишней в этом современном, успешном месте с четкими целями, планшетами… Ничего общего со школой, в которой она проработала много лет. «Мое время ушло, – подумала она. – Зря я вернулась».

Тельма поймала на себе проницательный взгляд Кейли.

– Я понимаю, – сказала она, – что вы наверняка слышали о наших переменах. И, скорее всего, много слышали обо мне.

Тельма, которая никогда прямо не врала, была готова тут же оспорить эти слова, но Кейли продолжила говорить:

– Меня это не удивляет. Но я просто делаю свою работу, и без перемен тут не обойтись. Я приехала сюда не друзей искать, лезть в чужие жизни мне неинтересно. Моя задача – управлять школой.

Из класса «Рябина» раздался шум.

Громкий – Тельма тут же поняла, что неконтролируемый. За ним последовал грохот и крик. Она побежала за Кейли в класс. Там стояла Марго Бенсон, стекла ее очков взбудораженно блестели, а вид был совершенно потерянный.

– Дети! – сказала она. – Усаживаемся! Мисс Клегг скоро вернется!

Тельма ждала, что Кейли ворвется, попытается угомонить класс (Тельма сама еле сдерживалась), но та замерла, будто в нерешительности. Марго побежала к ним через весь класс.

– Бекки – мисс Клегг – кажется, она… сами знаете где… – Что-то в этой почти умоляющей фразе было значимое, казалось, она хочет договорить, но Кейли ее прервала:

– Спасибо, Марго, – и закрыла дверь класса.

Она развернулась на своих дорогущих каблуках и поспешила прочь по коридору. Тельма засеменила следом.

– Спасибо вам за ваше время, – задыхаясь, сказала Кейли. – Надеюсь, вам понравилось у нас.

Да что такое происходит?

Они завернули за угол и оказались на месте катастрофы. У дверей в женский туалет стояли четыре человека: Линда, Николь и еще две женщины, в которых Тельма узнала работниц столовой. У всех руки были сложены на груди – типичная реакция на неприятности.

Линда стучала в дверь.

– Бекки, родная, – говорила она. – Бекки, у тебя все хорошо?

Одна из работниц столовой увидела Кейли.

– Ох, миссис Бриттен, – сказала она. – Мисс Клегг залетела внутрь, аж меня отпихнула! Она очень чем-то расстроена. Так громко хлопнула дверью…

– Бекки, – Линда снова стучалась. – Ты как там?

– Все в порядке, дамы, – в голосе Кейли были слышны резкие нотки приказа. – Что бы это ни было, уверена, мисс Клегг не хотела бы, чтобы тут собралась вся школа.

Она замолчала, и в тишине всем отчетливо были слышны рыдания.

– Она в истерике прямо, – резко сказала одна из столовских.

– Меня отпихнула! – вставила вторая.

– Давайте позволим Николь решить этот вопрос. – Голос Кейли зазвучал еще резче, женщины нехотя отошли от дверей. Потерянная Николь заняла место Линды у двери. Кейли твердой рукой повела Тельму к выходу.

– Простите нас за это, – она протянула дрожащую руку. – Спасибо за ваше время. Если решите о комитете, то уже на следующей неделе собрание. Я понимаю, все это так скоро… – Кейли улыбнулась, хотя все это время часто оглядывалась на туалетную дверь.

– Я уже все решила, на самом-то деле, – почти задыхаясь, выпалила Тельма. Она уже открыла рот, собираясь сказать: «Сожалею, но нет», как вдруг дверь класса распахнулась и оттуда вылетела Марго.

– Миссис Бриттен! – выдала она. – Простите, я сразу не сказала, не могла при детях… Но… миссис Бриттен… Бекки… сумка ее… Еще одно!

Из закрытой двери снова раздались злые рыдания.

Глава 5,
В которой учительская замерла от испуга, а царапины дарят пищу для размышлений

Если утром жена Дерека Ньюсома выходила из дома раньше него, он всенепременно говорил ей: «Будь осторожна», будто она капитан Отс[11] и, несмотря на все ожидаемые опасности, решила отправиться в Антарктику. Чаще всего эти слова казались Лиз трогательными и успокаивающими. Чаще всего именно их она и хотела услышать.

Чаще всего.

Иногда – только лишь иногда – это раздражало. Иногда ей хотелось, чтобы муж, с которым она провела тридцать три года своей жизни, хлопнул ее по спине и сказал что-то вроде: «Вперед, любимая, иди покорять мир! К черту осторожность! Голову выше и походка в стиле танго, давай же, где твоя роза во рту? Весь Тирск ляжет!»

В тот день она шла к школе, кутаясь в свою флисовую курточку, сгорбившись под решительным натиском прохладного ветра, и мечтала, чтобы утром он сказал ей что-нибудь такое.

Лиз вспомнила свой вчерашний разговор с Тельмой. Дерек пошел на пробежку, так что они могли поговорить открыто.

– Марго сто процентов говорила о письме!

– Возможно. – Тельма явно была взволнована.

– А что еще? Она же сказала: еще одно!

– Не знаю.

– Почему ты не рассказала ей про письмо, которое я нашла?

– Да она мне и шанса не дала! – сказала Тельма и объяснила, как ее выпроводили из школы. – Она знает, что что-то происходит. Думаю, нам стоит быть осторожнее.

«Осторожнее» Тельмы – это желтая карточка. Лиз явно услышала намек, что им не стоит лезть в это дело. После этого разговора она еще какое-то время просто сидела на одном месте, смотря через окна зимнего сада в чернильное небо.

Сначала Кейли Бриттен, теперь Бекки…

Джен взяла трубку после второго гудка.

– Лиз, я сейчас занята. – Голос у нее был такой, будто Лиз должна была это знать и решила позвонить именно сейчас, чтобы отвлечь.

– Хотела узнать, как дела.

– Нормально. – Это прозвучало театрально удивленно, будто Джен была готова уйти в оборону.

– А как дела у Бекки Клегг?

– О чем ты? – Еще больше напряжения и подозрительности. – Какое тебе дело до Бекки?

– Просто Тельма сказала… – начала Лиз.

– Тельма! – расхохоталась Джен. – Что ж я сама не догадалась! Конечно, вам с Тельмой Купер что-то взбрело в головы! – говорила она со смешливым раздражением, будто они с Тельмой две забавные, но немного бесячие старушки, которые только и делают, что сплетничают.

– Она сказала, Бекки вышла из класса чуть ли не в истерике.

– Все с ней нормально, – отрезала Джен. В тоне ее слышалось «Я знаю больше, чем ты, но ничего не скажу, но знай, что я знаю». – Совершенно нормально. Лучше, чем нормально.

– А Банти Картер еще на больничном? – Лиз решила, что терять ей уже нечего.

– Лиз, к чему ты ведешь?

– Я просто слышала, что она болеет, вот и спрашиваю.

– Тоже от Тельмы наверняка, да? – Лиз промолчала. – Насколько я знаю, у нее какой-то вирус, но у меня есть дела поважнее, некогда выяснять, как там Банти Картер!

Лиз умела признать поражение.

– Ладно, не буду мешать, – сказала она.

– Лиз. – Явно предупреждение. – Лиз, лучше цыц насчет всего этого. – Джен говорила так, будто «цыц» Лиз совсем не свойственен и она непременно пойдет с любыми сплетнями на радио. Лиз нахмурилась, всматриваясь в густеющие сумерки, у подъезда в дом стоял Дерек – одна рука на колене, а вторая что-то тыкает на часах, что-то, что положено после пробежки. Пора было заканчивать разговор.

Сутулая фигура… пальцы в ушах… «Пусть уйдет!»

Она импульсивно сказала:

– Завтра поговорим?

Пауза.

– О чем?

– У тебя все хорошо?

– Конечно, хорошо! А сейчас, если ты не против, я вернусь к своим делам.

Лиз положила трубку. Чувствовала она себя обруганной.

Ничего у Бекки не было нормально. Это было ясно, как если бы Джен сказала об этом прямо.

Только эта мысль вела в никуда, хоть и расширялась и расширялась в ее голове.

– С кем болтала? – Лиз не слышала, как Дерек зашел в дом. Он замер по пути в душ.

– Просто с Джен, – сказала она.

Он зашел в комнату.

– Да?

– Ни о чем, – бросила Лиз на выдохе, и никто ей не поверил.

* * *

Стоя посреди душного вестибюля и вбивая свое имя в список посетителей на планшете, Лиз слышала из актового зала голоса поющих детей. Привычные звуки ее успокаивали. На этой неделе концерт в честь Дня урожая. Она вспомнила заготовленные для этого мероприятия картонные шапочки, которые висели в классе Джен, и подумала, что нельзя забыть про степлер, который непременно пригодится, когда шапочки начнут рваться.

– Здравствуйте, миссис Ньюсом. – В этот раз на Николь был кобальтовый шарф. Кажется, этот еще толще? Вся шея в нем тонула. Николь приветливо улыбнулась и протянула Лиз пропуск, но не до конца, чтобы она не могла до него дотянуться. – Можно вас попросить сегодня пойти к пятиклашкам? Класс «Клен», мистера Берримена. Если вы не против. – По формально вежливому тону Николь было ясно, что Лиз против быть не может.

– Но меня зовет миссис Старк, – Лиз растерялась. Как ей потушить свои тревоги насчет Джен, если она будет сегодня с пятым классом? В голове возник образ качающего головой мужа: «А я что говорил?»

– Миссис Старк сказала, что сегодня справится. А вот мистер Берримен в завале, и вы ему очень нужны. Плюс миссис Бриттен сочла, что вам смена обстановки пойдет на пользу.

Кейли Бриттен? Сложно представить, что Кейли Бриттен хоть секунду думает о том, что пойдет на пользу Лиз… Только если… Джен. Мысли вернулись к вчерашнему разговору… А вдруг Джен попросила, чтобы ее переназначили? Лиз почувствовала, что ее перехитрили, ею воспользовались… Захотелось уйти, но что-то ее остановило. Надо было увидеться с Джен, а вне школы это точно не получится.

Лиз протянула руку.

– Хорошо, – радостно сказала она.

Двадцать минут спустя Лиз уже чувствовала, как за глазницами начинает пульсировать мигрень. Урок математики («Ананасовые циферки» – так он назывался) Иэна Берримена не был похож ни на один урок математики, который она видела и уж тем более вела.

Урок состоял из множества слайдов – «паверпоинтов», как сейчас говорят, – которые он проецировал на широченный плоский экран, занимающий бо́льшую часть класс (там у ее дорогой Мегги Блэкхаус раньше висели флаги стран мира и таблица с временами). Череда математических примеров – очень ярких и цветных – сопровождалась выкриками-пояснениями от Йэна: «А теперь давайте разложим составные числа, ребята!» и больше походила на урок аэробики, чем математики. Время от времени он давал детям «перерыв на подумать». Весь урок сопровождался частым стуком по партам и криками: «Ананас один! Ананас два! Ананас три – вперед!»

Зачем? Лиз понять не могла.

Духота – все окна были открыты настежь – усугубляла ситуацию. На Иэне Берримене был спортивный костюм: штаны для бега и футболка (в подмышках пятна от пота). А штаны очень – почти оскорбительно – узкие. Лиз пыталась отвернуться, но пугающе восхищенный взгляд снова и снова сам находил обтянутое лайкрой нечто между его ног. Оно напоминало ей песчанку, которая жила у нее в детстве, – в жару грызун часто свисал с потолка клетки, выставляя напоказ отекшие гениталии. Чаще всего он так себя вел, когда в гостях была бабушкина сестра Дорис.

– Так, ребята, перерыв на подумать.

Лиз про себя вздохнула. Он столько кричит про «подумать», что, кажется, подумать дети как раз-таки не успевают. Сама Лиз была не нужна ребятам, которые сидели в стороне, – «догоняющие», как она их назвала, – два мальчика и девочка. С ними возилась ассистентка преподавателя, которая на ярмарке продавала лотерейные билеты. Как же ее звали? Клэр? Пухленькая, лицо в прыщах, она не сводила с Иэна блестящих, улыбающихся глаз.

– Так, ребята. – Иэн вскинул кулак в воздух, видимо, урок почти дошел до своей кульминации. – Что у нас теперь? – Тишина. – Округляем ближайшую десятку, правильно?

Дети энергично закивали, «догоняющие» кивали особенно рьяно, заметила Лиз, хоть на самом деле ничегошеньки не понимали. Сердце ее болело за них. Оно всегда болело за тех, кому было сложно, кто не понимал, кто терялся на периферии класса. Лиз начала обмахиваться «ананасовой табличкой для размышлений», спрашивая себя, сколько она еще вынесет.

Где-то в этом хаосе зазвонил телефон, Иэн подлетел к нему и взял трубку. Кто-то должен был обсудить с ним его внешний вид.

– Hola, класс «Ива»! – радостно сказал он. Пауза. – Хорошо. – Голос его стал намеренно спокойным. Взгляд почти незаметно пробежался по классу. – Пять. – Он положил трубку и повернулся к ребятам. – Так, ребята, – сказал он. – Время для «Ананасовой практики». Сделайте упражнения с первое по пятое. Не забываем думать своей головой! («Чем еще можно думать?» – поинтересовалась про себя Лиз). Мисс Доннелли поможет, если будут вопросы. Но их не будет, потому что вы… что? Практикуетесь! – Иэн повернулся к Клэр. – Позвали поговорить насчет концерта. – Снова делает вид, что голос спокойный. – Вернусь через пять минут.

– Хорошо, – ответила Клэр, но он уже ушел.

Хорошо ничего не было, даже чуть-чуть. Лицо Клэр стало столь же серым и безжизненным, сколь заряженным и розовым оно было минут пять назад.

– Так, ребята, – она вышла вперед. – «Ананасовая практика»!

Но говорила Клэр вяло, в ней не было и йоты энергии Берримена. Может, боялась оставаться за главную?

– Могу посидеть с твоими ребятами пока, – предложила Лиз. Клэр отчаянно закивала головой. Вдруг стало очевидно, что у нее вот-вот брызнут слезы. Да что случилось? Лиз подошла к «тихоням». Они одарили ее улыбающееся лицо пустыми взглядами.

– Так, – приветливо сказала она, – вам придется мне помочь.

Спустя двадцать минут Лиз почувствовала прогресс. Дети (Джейси, Блэр и Амос) становились все увереннее и увереннее. Она не пыталась вникнуть в «Ананасовую математику» и задавала наводящие вопросы, как привыкла. Быстро выяснилось, что дети не знали числовые выражения до десяти. А без этого фундаментального знания даже самые громкие крики мира не помогли бы им усвоить математику. С ананасами или без.

С помощью старой доброй маркерной доски и кубиков, которые где-то раздобыл Джейси, у них начало что-то получаться. Дети немножко расслабились, Джейси болтал о мотоцикле парня его сестры, а Блэр и Амос просвещали ее о самых тайных уровнях «Майнкрафта» – она понимала, о чем идет речь, благодаря внуку Джейкобу. Клэр их игнорировала, все ее внимание уходило на остальной класс (многим требовались долгие «перерывы на подумать»). В какой-то момент она бросила быстрое «спасибо» Лиз, но та все равно чувствовала исходящие от девушки волны отчаяния. Но отчего? Может, она тоже получила… такое письмо? Но какой в этом смысл? Девушка была в хорошем – даже отличном – настроении до того, как вышел Иэн.

– Так, ребята, – Иэн Берримен ворвался обратно в комнату, еще более потный и с красным лицом. Казалось, он бежал. – Как у вас тут дела? – А потом без всяких предупреждений закричал: – Ананас один! Ананас два! Ананас три!

Лиз хотела поговорить с ним о прогрессе своих подопечных, но потом подумала, что ему вряд ли будет интересно. Она посмотрела на Клэр. Та явно должна была обрадоваться возвращению Иэна, но девушка отвернулась к окну с такой грустью, что Лиз захотелось ее обнять. В этот момент Клэр бросила:

– Простите, – и выбежала из класса.

Иэн, казалось, не заметил ни ее грусти, ни ее отсутствия. Он что-то энергично писал на экране каким-то стилусом, рука летала вверх-вниз по подсвеченной поверхности. С этим движением задиралась его футболка и открывался вид на его голую кожу – Лиз нахмурилась. Прозвенел звонок, Иэн повернулся и распустил класс. Дети радостно вывалились в коридор, и в этот момент Иэн впервые по-настоящему увидел Лиз.

– Так, – сказал он. – Время кофе!

Пора найти Джен.

Лиз замерла в двери учительской и поняла, что Джен там нет.

Прячется в классе, судя по всему. Ладно, придется отправиться на поиски. Все равно лучше поговорить наедине.

Лиз развернулась и замерла. В противоположном конце коридора появилась Кейли Бриттен и с приятной улыбкой взглянула на снующих мимо деток. Прямо на Лиз она не смотрела, но та вдруг четко почувствовала, что директриса за ней следит. Она сделала один неуверенный шаг вперед, и дружелюбный взгляд Кейли тут же оказался на ней.

– Миссис Ньюсом! Вы снова с нами! Мы без вас уже никуда. Как вам в кленовом классе? – что-то в ее голосе и улыбке пугало Лиз.

– Я ищу Джен, – сказала она.

– Боюсь, она на дежурстве. – Улыбка даже не дрогнула. – Сходите попейте кофе. Явно заслуженный!

В тот момент Лиз оставалось только сдаться, поэтому она трусливо ретировалась в учительскую. Теперь она была почти уверена, что Джен попросила держать Лиз от нее подальше.

Учительская казалась еще тише, чем на прошлой неделе. Все либо пялились в свои кружки, либо вели приглушенные диалоги. Красавчик сисадмин со странным именем – Паста? Песто? – продолжал жаловаться на проблемы с животом.

– Капля острятины – и там начинается гражданская война, – непринужденно говорил он.

Марго дописывала на доске объявление.

Рожд-во: забрать ягненка из Рейнтона, заказ еды, памятная речь Роду Стюарту, депозит на пятнадцать фунтов отдать Марго до 10.10.

Обычная учительская, коих были тысячи и тысячи по всей стране. Соберись, Лиз! Люди просто спокойно себя ведут… Но… что-то в повисшей атмосфере ее пугало. Она пробежалась по комнате глазами – люди, кружки, шкафчики…

Шкафчик.

Ее взгляд задержался на синей сумке, запиханной в одну из ячеек. Лиз встала и подошла к ней. Да, ей не показалось. В шкафчике Банти Картер лежал ее заказ из «Знай свое удовольствие».

Лиз повернулась к Марго, которая рисовала вокруг объявления елочки.

– Заказ Банти Картер.

– Да? – нежный певучий голос Марго вдруг показался кислым.

– Разве его не должна была забрать ее дочка?

– Обычно да, – сказала Марго. – Она и деньги приносит. Знаешь что? Если она думает, что я после этого буду принимать у нее заказы, то сильно ошибается!

Марго собиралась сказать много чего еще, но звук разбившейся кружки их прервал. Крупная учительница – Тифф? – стояла у кулера с горячей водой и, хмурясь, смотрела себе под ноги, будто что-то забыла. На полу лежала разбитая кружка с логотипом Лоудстоуна. Что случилось?

Лиз сделала шаг ей навстречу, но едва ее нога коснулась пола, как глаза девушки закатились, как у одержимой, оставляя в глазницах лишь молочно-белые кошмарные пятна, а затем ее грузное тело в бесформенном черном платье вздрогнуло и мягко упало на пол. На мгновение повисла гробовая тишина, а затем комната взорвалась охами и ахами, резкими движениями и криками «Тифф!». Казалось, единственным, кто знал, что делать, был Иэн Берримен. Он одним спокойным, привычным движением упал перед ней на колени, приподнял девушку в полусидящее положение и нежно, почти чувственно начал растирать ее ладонь.

– Тифф, – сказал он тихо и несколько раз настойчиво повторил.

– Все из-за ее дурацких диет, – довольно бесчувственно, как показалось Лиз, сказала Марго.

– Интервальная? – спросил кто-то.

Марго хмыкнула.

– Ага, интервалы с суперголоданием и голоданием, – бросила она. – Она себя голодом морит, дурашка.

– Бедная, – сказала Лиз.

– Неудивительный исход разлада в семейной жизни. – Лиз посмотрела на Марго. – Молчу-молчу, – осеклась та. – Скажу одно, мужики не умеют держать свое хозяйство в штанах.

Тифф зашевелилась, все приняли это за повод выйти из учительской, оставив там только Иэна и Марго. Лиз бросила последний взгляд на Иэна – тот сидел рядом с девушкой, нежно и настойчиво ей что-то говорил. Тифф приходила в себя. Его футболка опять приподнялась, и Лиз снова открылся вид на его крестец. Яркие царапины на пояснице. Воспаленные и, как казалось Лиз, свежие.

Что могло наградить его царапинами на таком пикантном месте во время обычного собрания?

Глава 6,
В которой куда-то подевалась Большая Ма, и что самое страшное – ее сад оказывается в страшном беспорядке

– Просто ужасно, – сказала Лиз. – Она прямо вырубилась! Я даже подумала, что у нее сердечный приступ. Поворот уже близко.

Стоял очередной прекрасный сентябрьский денек, солнечный, хотя ранним утром воздух уже был колючий, паутина в кустах украсилась бриллиантами росы, появились первые признаки изморози.

– Точно? – Тельма могла бы добавить «на этот раз». Они дважды повернули не туда, а поворачивать приходилось в три приема по узким дорожкам. Она до сих пор не была полностью убеждена в необходимости этой поездки. Заметив брошенный заказ Банти, Лиз безуспешно попыталась дозвониться до нее. После каждой попытки она отправляла Тельме полное тревог сообщение. В конце концов им показалось, что проще всего будет поехать к ней, доставить заказ и наконец-то успокоить душу Лиз.

– Да, – неуверенно протянула Лиз. Голос у нее звенел тревогой. И неуверенность, и тревога мало способствовали успешному поиску дома Банти.

– Тифф голодает? – Тельма вела свой асфальтный «Форд» по узкой дороге. – Почему, интересно?

– На диете сидела. Но Марго мне сказала, что ее муж ходит на сторону. Оттуда и желание похудеть. Глупышка!

– Странно, – нахмурилась Тельма, – даже люди на диетах настолько себя не мучают.

– Думаешь, мы чего-то еще не знаем? – Лиз повернулась к подруге.

Та не сразу ответила, по встречке ехал трактор, и, чтобы прижаться к краю дороги и пропустить его, Тельме нужно было все ее внимание.

– Вполне возможно, – ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать какофонию сеющей за собой пыль и солому машины. – А что, если Тифф тоже получила письмо? Что-нибудь про мужа?

Лиз округлила глаза. Она, очевидно, о таком даже не задумывалась.

– Еще одно письмо? – спросила она.

– Со слов Марго создается впечатление, что их было несколько. – Тельма надавила на газ.

Лиз нахмурилась.

– Может, мы накручиваем, а может, и не докручиваем, – сказала она. С тех пор как Тельма приехала за ней, эту фразу Лиз повторила уже раз пять. Тельма легко узнавала в подруге признаки беспокойства. И вряд ли оно было связано с узкой дорогой или с состоянием Банти Картер.

Тельма тихо вздохнула. У нее не было на эти проблемы ни времени, ни сил. Кто бы ни слал учителям мерзкие письма – если их вообще кто-то рассылает, – Кейли Бриттен была в курсе и явно разберется с этим успешнее, чем они. Тельма почувствовала резкий укол совести – зря не рассказала Кейли про второе письмо. Но у нее и самой проблем хватало. Завалы папок и записей Тедди, как и требовалось доказать, свелись к одному листу А4, и тут же «боги маркетинга» назначили ему какую-то «предварительную» летучку, одному Господу ведомо, что это такое. Когда Тедди утром ходил туда-обратно по саду с кофе в руках, она следила за ним не отрываясь, жалея, что ничем не может помочь, только постучать в окно и велеть надеть свитер.

Громко и резко заиграла музыка (Лиз сразу узнала саундтрек из «Титаника», под который корабль тонул) и напугала их.

– Н-да, вот бы Джейкоб перестал менять мне рингтоны, – извиняющимся тоном сказала Лиз и опустила глаза на экран. Номер не определился. Тогда трубку она брать не будет! С тех пор как в прошлом году мошенник, притворившийся банковским работником, развел их с коллегой Топси на настолько круглую сумму, что слезы наворачиваются, она завела правило не брать неизвестные номера.

Лиз сунула телефон обратно в сумку и хмуро уставилась в окно, не замечая будничной красоты золотого поля, усыпанного огромными злаковыми рулетиками сухой соломы. Кейли, Бекки и Тифф тоже?

Я знаю, что ты там… Скажи ему, что я занята!.. Попроси его уйти… – все это было так давно.

Лиз постаралась взять себя в руки, как и каждый раз, когда эти мысли проскальзывали в ее раздумья.

– Да, мы, наверное, накручиваем. Или не докручиваем, – пробубнила она.

«Шесть раз», – подумала Тельма. А вслух сказала:

– Ты заметила температуру в школе?

– Да, духота.

– Я подумала, разовая ли это проблема, – удивилась Тельма. – Батареи вовсю работают.

– Это мне объяснили, кстати, – сказала Лиз. – Джен рассказала, что у них там какой-то новый экологичный котел.

– Экологичный?

– Работает на древесных гранулах. На биовесе?

– Биомассе.

– Точно!

– Ну, он отлично справляется с работой. Жара почти невыносимая.

Лиз начинала терять терпение – зачем они настолько соскочили с темы?

– Я не могу перестать думать о Банти. – Она намеренно вернула разговор в нужное русло, напоминая Тельме, зачем они вообще куда-то едут.

Та бросила на нее беглый взгляд.

– Ты же понимаешь, что, если у Банти один из ее «эпизодов»… Она будет сильно не рада, что мы приехали.

Они обе замолчали на мгновение, вспоминая эти самые «эпизоды» из прошлого, которые начались после смерти сына Банти и болезненного разрыва с мужем. Ее поведение на Дне спорта. И все равно каждый раз, благодаря терпению Фэй, Банти возвращалась в строй. Но Фэй ей больше не поможет…

Дорога совсем начала мельчать, ей было совершенно все равно, можно ее все еще считать трассой или уже нет. Вдруг справа появилось маленькое кирпичное строение, будто тонущее посреди поля. Позади можно было рассмотреть провода над рельсами железнодорожного пути, который тянется вдоль восточного побережья.

– Приехали, – сказала довольная Лиз. Пока они вылезали из машины, где-то позади стрелой промчался шумный поезд, поднимая волну воздуха. – Я бы так не смогла. Жить в таком уединении, совершенно одна.

Люди, которые плохо знали Банти, никогда бы не поняли, почему после развода она переехала именно сюда. «Люблю тишину и покой», – тогда объясняла она. Близкие примерно знали, что скрывается за этой фразой, но каждый все равно понимал, что тишину и покой можно найти и не прячась за городом, на самом конце трассы, прямо у железной дороги.

Ворота во двор были сломаны, стояли рядом с забором в стороне. Лиз окинула двор скептичным взглядом заядлого разбойника.

– Говорить будешь ты, – сказала она.

Тельма, которая на другое и не рассчитывала, подошла к деревянной панельной двери со стеклянными окошками и решительно постучала.

Лиз сделала шаг назад.

– Держись на расстоянии, – сказала она. – Может, у нее и правда вирус. На этих выходных мы собираемся с огородниками, мне еще пудинги готовить, не могу заболеть.

Никто им не ответил.

– Спит, может, – с сомнением сказала Лиз. Она осторожно заглянула в окно. Тельма делала другие выводы. Иногда, еще даже не постучав, понимаешь, что тебе не откроют. Банти Картер точно не спешит к двери.

Тельма еще раз постучала.

– Может, ушла? – продолжила Лиз. – В аптеку, например.

Тельма приложила ладонь ко лбу, как козырек, и прижалась к стеклянному окну в двери.

– На полу валяется почта, – сказала она. – Явно копится пару дней.

– Уехала, видимо.

– В разгар четверти?

Они обошли дом, заглядывая во все окна, у каждой в голове проигрывался худший вариант развития событий. То немногое, что они успели рассмотреть, – последний номер газеты с телевизионной программой, открытая книжка на подлокотнике кресла – не подтверждало версию запланированного отъезда. В одной из комнат у двери стояли шоперы, на каждом нарисована кричащая радуга. Обе сумки будто готовились вот-вот уехать в магазин с благотворительными товарами. Тельма замерла, пытаясь рассмотреть, что было внутри.

– Может, она упала? – испуганно спросила Лиз.

– Где? – парировала Тельма. Она все еще заглядывала в окно, отгораживаясь от солнца ладонью. – Мы же каждую комнату просмотрели.

– Может, она там, – сказала Лиз. – С мамой Джойс такое случилось. Прямо на дверь упала. Пришлось пожарников вызывать.

– Я заглядывала, – резко ответила Тельма. Она, чуть не падая, стояла на шаткой, ржавой, забытой лейке. – И знаешь что… – Тельма сделала паузу. – Я не вижу бутылок в переработке.

Лиз нахмурилась:

– Уверена?

Тельма кивнула, и они молча посмотрели друг другу в глаза. В убаюкивающих лучах золотого солнца, посреди волнующегося ячменного моря, так сложно было представить, что здесь могло произойти что-то плохое…

Но Банти Картер дома не было. И как минимум несколько дней.

– Как думаешь, стоит звонить в полицию? – спросила Лиз.

– Давай сначала позвоним ее дочке, – предложила Тельма.

– А у тебя есть ее номер? – Лих уже заметно тревожилась. – У меня нет.

– Ку-ку! – Услышав чей-то бодренький голос, они резко схватились за руки. – Я вас напугала? Извиняюсь! Я припарковалась за поворотом. С полуприводом на таких узеньких дорогах не вариант.

К дому шла круглая женщина с седым горшком волос на голове.

– Банти? – Она заметила Лиз и Тельму. – Не Банти. Вот же!

– Кажется, ее нет дома, – сказала Лиз. – Мы тоже ее ищем.

– Чего и стоило ожидать, – бросила женщина. – Она мне не ответила, хотя обычно никогда не игнорирует. Она не из крысок, которых я из вежливости не назову по имени.

Они молча пялились на незнакомку. Она засмеялась.

– Я по поводу eBay! – сказала женщина. – Дай бог ему здоровья, да? Чаще всего я покупаю у Большой Ма. Сегодня вот надеялась выкупить у нее восковые мелки. Я на этих выходных устраиваю детям и их друзьям чаепитие с брауни, но погода-то какая, да? Столько солнца, на выходных по-любому начнутся дожди. Закон подлости! Так что мне нужен план Б! – Она вздохнула и посмотрела на дом. – Это так на нее не похоже. Она же такая надежная. Я приехала из Эйндерби, не далеко, но и не близко, пока сядешь в машину, пока доедешь! Что ж! Придется ехать в «Канцтовары Паунд». Правда, их мелки ломаются, стоит косо на них посмотреть. – Женщина как ни в чем не бывало пожала плечами, развернулась и пошла прочь.

Тельма и Лиз посмотрели друг на друга. Тихие тревожные звоночки уже стучали колоколами.

Где Банти Картер? Телефон Лиз издал громкий «пип», будто придавая их испугу настоящую звуковую форму.

– Сообщение, – сказала Лиз. Она вспомнила, что недавно проигнорировала звонок. – Наверное, наш Джейкоб шалит.

Это был не Джейкоб.

– Сообщение для Лиз Ньюсом. – У тихого голоса было носовое звучание. – Это Кэндис Бертон-Картер. Дочка Банти Картер. – Лиз тут же включила динамик и поманила Тельму к себе. – Со слов мамы я поняла, что вы пытались с ней связаться. Она со мной. Спину потянула. Работала в саду, и как стрельнуло в лопатки и плечо – с тех пор она чуть ли не в агонии, почти не может двигаться. – Что-то в голосе было не так, какое-то странное напряжение. Они обе его услышали, но не могли объяснить. – Мы уже отправили заявление на больничный в школу. Она свяжется с вами, как будет лучше себя чувствовать.

Аудио закончилось. Они переглянулись.

– Я думала, тебе говорили что-то про вирус, – сказала Лиз.

Тельма кивнула:

– Со слов Кейли Бриттен.

– И знаешь, что еще? Кэндис говорит, что Банти работала в саду, – Лиз кивнула в сторону клумб во дворе, где высились розовые и желтые дикоросы. – К этому саду месяцами не притрагивались.

С шумом и перестукиванием мимо пронесся еще один поезд.

Глава 7,
В которой удается ненадолго убежать от реальности и блестки побеждают

Пэт хлопнула задней дверью. В доме никого не было, кто мог бы это услышать (кроме Ларсона), но главное, что ей полегчало. Любимая медная сковородка! Из уже давно закрытого посудного «Кафидрал Кук»! Она сжала челюсть и залезла в своего «Йети». Род так легко это сказал, будто ничего серьезного не случилось… Просто готовил завтрак… Но сковорода выглядела так, словно Эндрю тушил ею пожар.

Она замерла, обхватив руками руль, жадно вдыхала воздух… а потом выталкивала его из груди.

Дыши… Сосредоточься на настоящем, отпусти эмоции прошлого…

Она любила своего среднего сына… Правда любила! Просто в этот момент он до невозможного бесил ее. Пока он рос, его флегматизм не казался проблемой. Пэт несла этот крест как мать. Детство и юношество Эндрю был приятным контрастом на фоне вечно идущего напролом Джастина и вечно напуганного Лиама. А сейчас – он съехал! Выпорхнул из гнезда! Поехал учиться на криминалиста! Впервые выбрал что-то для себя, не повторяя за старшим братом или не повинуясь совету родителей. И ему пора возвращаться, а не портить ее посуду и развешивать мокрую одежду по кухне.

И вдох. Смотри вперед, а не в разверзшуюся под ногами дыру.

Пэт насильно замедлила ритм своего дыхания… Это не помогло. Атмосфера в машине была такой же безнадежной – если не больше, – как дальнейшая судьба ее сковородки.

Вчера днем пришел отказ от Лоудстоуна. Бездушное сообщение (Привет, Пэт, простите, в этот раз проект ушел другим застройщикам) как-то болезненно резануло, будто все это время мистер Кин-Шмин смеялся над ее наивным восторгом и энтузиазмом. Все часы, проведенные за составлением официального предложения, за консультациями с Дагом (реже с Родом), за подсчетами, проверками, попытками убедиться, что их условия максимально конкурентны, обнулились, как чья-то глупая шутка.

А как в себя поверила. Глупая, глупая Пэтриша.

В этот раз проект ушел другим застройщикам…

Что это вообще за формулировка – зачем намекать, что будет какой-то другой раз? И каким другим застройщикам? Вместо ответа в голову вторгся образ коренастого, загорелого мужчины в брендовой рабочей куртке. Он часто появлялся в голове Пэт с тех пор, как она получила ответ траста. Пэт вспомнила, как сильно запаниковала, когда он постучал в ее окно и пригвоздил ее к креслу одним взглядом… Было ощущение, будто тендер она проиграла прямо там, на парковке.

Посмотри правде в глаза, Пэт…

А в правде не было никакой надежды.

Ведь на самом деле проблема была не в том, что они упустили проект. Даг сказал, что они успешно перебиваются по мелочам.

Все дело было в Роде.

Ему на отказ будто было наплевать.

В тот момент они вместе сидели в гостиной, что для их жизни, которую ностальгирующая часть Пэт называла «нормальной», было совершенно не свойственно. Она вполглаза читала дурацкий журнальчик (и злилась, что пропускает новый выпуск «Настоящих домохозяек Тампы-Бэй»). Род параллельно смотрел какую-то викторину и никому не нужный бейсбольный матч. Тогда-то ее телефон и брякнул из-за оскорбительного сообщения мистера Кина-Шмина.

– Твою! – вскрикнула она громко и злобно.

– Чего ты?

– Школа Балдерсби ушла другой компании.

– А, ясно. – Род снова повернулся к экрану, на котором полный мужчина хмуро пялился на таблицу с очками.

– Ясно – и все?

– А что еще я должен сказать?

– Я думала, у нас очень высокие шансы. – Она перевела недовольный и пустой взгляд в журнал.

– Да в этом деле никогда не угадаешь.

Пэт снова посмотрела на мужа. Что случилось с тем неугомонным, решительным парнем на красной спортивной машине, который просто сбил ее с ног своей неиссякаемой энергией?

Род почувствовал на себе ее взгляд и понял, что жена ждет от него что-то еще.

– Всякое бывает.

– Но было бы просто идеально. Большой проект поблизости, работы на двенадцать месяцев…

И еще куча всего. Она бессознательно уже простроила в голове все наперед: Эндрю в универе, Род и Даг работают на стройке, она носится между Борроуби и Балдерсби.

Род пожал плечами и отвернулся к телевизору.

– Я что могу сделать? – апатично бросил он.

Пэт ничего не ответила вслух, но в голове она буквально кричала: «Я хочу, чтобы тебе было не все равно! Я хочу, чтобы ты поднялся с дивана, покричал бы, поругался, позвонил бы Дагу и сказал, что завтра выходишь на работу, а потом прямо заявил Эндрю, мол, спасибо за помощь, но тебе пора в университет».

Кричащие мысли превратили слова в журнале в бессмысленные завитульки, Род не сводил глаз с телевизора, так что Пэт встала и ушла на кухню, начала готовить ингредиенты на ужин по рецепту Анджелы Хартнетт[12]: тушеные артишоки. Вегетарианское меню – сомнительная попытка питаться полезнее, хотя в моменты самого плохого настроения Пэт понимала, что эти потуги давно бессмысленны.

Она стругала овощи, а мысли возвращались к тревоге – почему Роду настолько все равно? Ну вряд ли же это последствия последнего курса химиотерапии? Это же было – она быстро подсчитала – шесть-семь недель назад.

Что, если… что, если… он снова болен? Пэт до сих пор, прижимая ухо к двери ванной в их спальне, засекала время, за которое он мочится, и казалось, что все нормально… но до конца ведь никогда не можешь быть уверен… Кухня начала тонуть в ее мрачных тревогах, руки, сжимающие замороженные артишоки, побелели.

Дыши… Вдыхай свет. Думай о фактах, а не о всяких «если»…

Помни – помни, – что говорил онколог: «Мы его вовремя обнаружили».

Вовремя-то вовремя, но…

Нет! Нет, не надо даже начинать.

Не сегодня. Сегодня ей уже и так плохо, больно, одиноко.

Не сегодня, подумала Пэт и выехала на своем «Йети» со двора.

Сегодня она едет на маникюр.

Салон «Сияй, подружка» расположился на аллее прямо за улицей Миллгейт, в помещении, которое раньше было бутиком с беспорядочным ассортиментом. Снаружи он выглядел скромненько: узкий каменный фасад, окна с нишами и широкими перемычками. Внутри… Ну, слово «скромненький» точно не подходит. Фейт, владелица, примерно три года назад переехала в Тирск из Южного Лондона и привезла с собой энергию, предприимчивость огромного города и смелые дизайнерские решения в интерьере. Стены салона были белыми, томно подсвечивались, стулья были металлическими, а оборудование передовым (для Тирска). У центральной стены стояли забитые полки с лаками для ногтей – настоящий калейдоскоп розового, синего, желтого, красного и оранжевого. У Пэт это буйство красок ассоциировалось с удовольствиями детства: ресторан «Спенглс», куклы Синди, обувь на танкетке и весовые мармеладки. В этом мире цветов, запахов и тихой классической музыки Фейт и ее две помощницы, Хоуп и Симона, казались современными диснеевскими принцессами.

Пэт будто попала в рай, когда перешагнула порог салона, оставляя позади пасмурное утро и неприятный ветер, играющий первыми опавшими листьями по парковке. Она вдохнула полной грудью запахи дурманящего ацетона и смытого с чьих-то волос шампуня, чтобы те затопили ее тревогу и усталость.

Помимо нее в салоне уже были две клиентки, они сидели, протянув руки мастерам, будто современные святые в молитве. Одну из них Пэт знала по строительному обществу «Скиптон», а вторая… кого-то напоминала. Пэт была уверена, что они где-то встречались, только вот где? Выглядела она строго, еще достаточно молодая, но уже молодится: загар и крашеные волосы, чтобы никто не мог даже придраться. Миссис Ногти прозвала Пэт незнакомку, отчасти из-за того, каким острым был ее образ, а отчасти из-за яркого алого цвета, который Фейт наносила ей на ногти.

Она оторвалась от клиентки и подняла на Пэт дружелюбный взгляд.

– Пэт, привет, садись, пожалуйста. Сегодня ты у Симоны. – Симона Пэт очень нравилась, она была самой молодой мастерицей и самой приятной. Племянница Мэтта и Линды Барли. Пэт помнила ее еще с тех пор, как та была худенькой девочкой, всегда таскала за собой кукол и расчески.

Симона улыбнулась, заканчивая выставлять конфетные бутыльки лака.

– Я сейчас заберу ваше пальто, миссис Тейлор, подождите секундочку.

Пэт присела, выключая на мгновение свои тревоги. Походы в салон за последние восемнадцать месяцев стали для нее спасательным кругом, возможностью расслабиться, послушать сплетни трех загорелых ангелочков, пока они спиливают с ее ногтей гель. На фоне мира химиотерапии, анализов крови, переписывания завещания и страховок, этот параллельный мир простого выбора между «Гавайским голубым» и «Стеснительным румянцем» казался мечтой.

– Как у вас дела, миссис Тейлор? – спросила Симона, аккуратно закатывая рукава Пэт.

– Да как обычно, – сказала она довольным голосом, – сама понимаешь. – Симона кивнула и больше ничего спрашивать не стала. Здешние мастера, как и требуется от профессионалов, прекрасно понимали, когда клиенты хотят болтать, а когда нет. Пэт болтать не хотела, она хотела слушать.

Разговоры мастериц и клиентов – одна из причин, по которым Пэт обожала приезжать в салон. В нем она четче осознавала, что где-то за пузырем ее проблем существовал еще целый мир. И в этом мире жизнь одного человека была каплей в море, а мастера салона «Сияй, подружка» не пропускали, казалось, ни одной такой капли. Если в округе случался скандал, можно было не сомневаться, что Фейт, Хоуп и Симона могли сказать кто, почему, когда, где и как, причем детально, как настоящие криминалисты, на фоне которых WikiLeaks и «МИ-5» казались профанами.

Все обсуждали поломку стиральной машины Хоуп.

– Женщина из поддержки мне говорит: «Деталей для вашей модели больше не выпускают», я ей: «Она же прошлогодняя». Она мне: «Ничем не могу помочь». Ну я ей и сказала: «У вас там бардак какой-то!»

Все одобрили ее реакцию.

– Мы будем брать LG, – сказала Миссис Ногти. – В новую кухню.

Пэт понятия не имела, что за LG, но по реакции было ясно, что это очень хороший вариант.

– Хотела бы я такую, – мечтательно сказала Симона.

– Они просто волшебные. Я по вайфаю могу начать стирку, хоть из магазина косметики. Приезжаешь домой, а она и сушку закончила.

Пэт едва ли могла оценить такие новшества, но было ясно, что остальные в восторге.

– У нас вся техника будет на удаленном управлении, отопление тоже. Говорю вам, это дар богов просто. – Она даже не скрывала хвастливые нотки в голосе. Хотя, казалось, будто себя саму уговаривает. Пэт было очевидно, что нотки эти все же коробят и Хоуп, которая даже новую машинку не могла купить, и Симону, которая на пару с парнем вот уже несколько лет в панике копит на свою недвижимость. Фейт постаралась непринужденно повернуть разговор в другое русло. Этот навык ей частенько пригождался.

– У мамы много лет была древняя машинка с ручным отжимом, – сказала она. Они начали обсуждать, как раньше работали стиралки. Для Хоуп и Симоны это было так же дико, как ходить стирать на речку. (И что, приходилось стоять над ней? Повеситься можно!) Пэт с удовольствием погрузилась в свои воспоминания. Когда-то мама Рода отдала ей такую машинку. Пэт стояла над ней еще в доме на Менфилд, заливала туда ведра воды, пока Джастин ползал под ногами. Счастливые дни простой жизни, когда все казалось таким понятным. Вдруг краем уха она услышала знакомое название.

– Я купила эту машинку примерно когда Шанис пошла в школу Святого Барни, – говорила Хоуп. – Год всего прошел!

– Как у нее дела? – спросила женщина из общества строителей. В «Сияй, подружка» часто обсуждались трудности Шанис в классе «Желудь». Хоуп жаловалась, что учителя дочку не понимали. Но Пэт, слушая о проделках Шанис, была полностью на стороне учителей.

– У тебя получилось встретиться с миссис Бриттен? – спросила Фейт.

– Куда там! – замотала головой Хоуп. – Четыре раза с начала четверти я с ней связывалась. Четыре! Каждый раз у нее дела. Она «сильно занята». – Судя по тону Хоуп, она думала, что «занята» миссис Бриттен была распиванием коктейлей под лампой для загара прямо в кабинете.

– Работа у нее нелегкая, – сказала Миссис Ногти. Пэт не пропустила, что голос у нее был оправдывающийся. Тут-то она и узнала эту женщину. Конечно! Жена учителя в спортивных костюмах. Иэна? Иэна Берримена. Он пришел в школу как раз перед ее выходом на пенсию. Кстати… А не было ли там какого-то скандала с мистером и миссис Берримен? Кажется, он ушел к Миссис Ногти от бывшей жены? И она вроде была его коллегой в прежней школе? Надо будет спросить у Линды Барли.

– Легкая-нелегкая, у нее в школе учится мой ребенок, так что на меня она должна найти время, – сказала Хоуп, крася ногти женщины из строительного общества в огненный оранжевый цвет. – А она ни с кем не общается.

– У этого есть причина. – Миссис Ногти сказала это снисходительно, будто располагала какими-то секретными данными. Все повернулись в ее сторону в надежде, что она скажет что-то еще, но та лишь с важным видом замолчала.

Она напомнила Пэт школьницу, которая заявляет подружкам, что у нее есть секрет. О чем она, интересно? Под загаром и идеальной прической, казалось, скрывались какие-то комплексы. Будто она нашла главные достоинства своей внешности и вкладывала в них средства промышленного масштаба, отчего теперь от ее естественной красоты ничего не осталось.

– Знаете что? – уверенно начала Фейт, ее приятный голос прорезался сквозь повисшую неловкость. – Я ее в соцсетях искала.

– Миссис Бриттен? – спросила Хоуп.

– Зачем? – вторила ей Симона.

– Хотела посмотреть на волосы, про которые мне столько рассказывают.

– И как тебе? – спросила женщина из строительного общества.

– Никак, – сказала Фейт. – Я ее так и не нашла.

– Да быть не может! – парировала Хоуп.

– Говорю тебе! – уверенно отрезала Фейт. – Ни на одном из сайтов. Вообще. – Повисла восхищенная пауза, все попытались представить человека, у которого в наше время нет странички в соцсетях.

– Ну, она директриса, ей приходится быть скрытной, – сказала Миссис Ногти со знанием дела. – Родители по-разному реагируют. Иэн скрыл свою страничку. Я слышала, что в Донкастере кого-то уволили из-за поста.

Разговор переключился на соцсети и их недостатки. Пэт молчала, думая о Лиаме и его проблемах с интернетом. Как у него там дела? Они уже несколько дней не разговаривали. На нее вдруг нахлынула паника. Как они будут помогать сыновьям, если Род не сможет или не захочет вернуться на работу?

– Так, – бойко сказала Симона. – Какой цвет делаем?

– Что-нибудь фиолетовое.

– Темный? На улице и так мрачно, – озадаченно спросила Симона, перебирающая лаки.

«У меня на душе мрачно, – подумала Пэт, – мрачно, тревожно и униженно».

– Ладно, – бойко, решительно сказала Симона. Что бы ни происходило в жизни Пэт, жизнь салона «Сияй, подружка» продолжается. – Два варианта, миссис Тейлор. «Я в майке на Ямайке» и «Принцесса справляется сама».

Пэт задумалась. «Принцесса» – насыщенный цвет, хорошо подойдет к новому шарфику, которой она недавно купила. А «Ямайка» – наоборот, светлый, яркий, с блестками. Совсем не под настроение.

А на фоне Хоуп продолжала разглагольствовать о недостатках школы Святого Варнавы.

– Мне есть что сказать про эту школу. – Она велела Миссис Ногти класть вторую руку в ультрафиолетовую лампу. – Денег у них полно. Когда мы пришли на День открытых дверей, отопление там работало на полную катушку. Аж духота стояла.

– Они купили новый котел, – сказала Миссис Ногти, опять довольно снисходительно. – И главное – экологичный.

Симона смывала лак, Пэт решила сказать:

– Уверена, что достается твоему дяде Мэтту. Он же еще работает в школе?

– Ой, даже не начинайте! – бросила Симона. – Тетя Линда говорит, что он в вечном стрессе.

– Эта суета скоро закончится, – Пэт постаралась ее поддержать.

– Проблема даже… – Симона заговорила тише, делясь секретом. – Проблема даже не в котле, а в компании, которая его установила. У них вообще контракт на весь ремонт в школе.

– Такое сейчас часто бывает, – сказала Пэт, вспоминая, сколько школьных контрактов потеряли в последние дни «Строители РиД».

– Дядя считает директора этой компании, – Симона почти шептала, стирая старый лак с ногтей Пэт, – жуликом. А он работает со всеми школами траста.

1 Ньюби-Холл (англ. Newby Hall) – реальная историческая усадьба с садами и оранжереей в Северном Йоркшире.

2 Бифф и Чип – британская серия книг-обучалок для детей до 6 лет про двух братьев.

3 Рипон – одна из самых престижных школ Британии.

4 «Не плачь по мне, Аргентина» – композиция, написанная для мюзикла «Эвита» про первую леди Аргентины. Обычно эта партия исполняется с балкона, словно перед большой толпой.

5 В Великобритании в маленьких городах распространены специальные зоны – allotment, которые отведены специально под засаживание – сады, огороды, грядки. Здания и дома на них не строятся.

6 Забеги с больничными кроватями (англ. bed push) – забеги, в которых участники катят перед собой больничную кровать на колесиках по улицам города.

7 Руины самого крупного каменного аббатства в Северном Йоркшире. Входит в фонд наследия ЮНЕСКО.

8 Песня из одноименной комедии Клайва Доннера и Питера Селлерса (1965).

9 Героиня пьесы Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным».

10 Университет в одноименном городе, который специализируется на технических и инженерных специальностях.

11 Капитан британской экспедиции «Терра Нова», носящей политический характер – сделать Британскую империю первой страной, достигшей Южного полюса.

12 Автор кулинарного ТВ-шоу, шеф-повар, обладательница звезды Мишлен.

Продолжить чтение

Секреты под кофейной пенкой

Пролог

Глава 1,В которой найден второй конверт, а в сердце школы замечены грустные перемены

Глава 2,В которой во время посещения кафе обнаруживаются корни зла и озвучивается неожиданное предложение

Глава 3,В которой Пэт бежит на свет и получает водительские советы от заносчивого мужчины

Глава 4,В которой чествуются преимущества академизма, а экскурсия по школе неожиданно прерывается

Глава 5,В которой учительская замерла от испуга, а царапины дарят пищу для размышлений

Глава 6,В которой куда-то подевалась Большая Ма, и что самое страшное – ее сад оказывается в страшном беспорядке

Глава 7,В которой удается ненадолго убежать от реальности и блестки побеждают

Глава 1,
В которой найден второй конверт, а в сердце школы замечены грустные перемены

Глава 2,
В которой во время посещения кафе обнаруживаются корни зла и озвучивается неожиданное предложение

Глава 3,
В которой Пэт бежит на свет и получает водительские советы от заносчивого мужчины

Глава 4,
В которой чествуются преимущества академизма, а экскурсия по школе неожиданно прерывается

Глава 5,
В которой учительская замерла от испуга, а царапины дарят пищу для размышлений

Глава 6,
В которой куда-то подевалась Большая Ма, и что самое страшное – ее сад оказывается в страшном беспорядке

Глава 7,
В которой удается ненадолго убежать от реальности и блестки побеждают