Отсюда не возвращаются

Глава 1

Мы с Козулей, то есть, Колькой Козулиным, никогда не верили в чудеса. Да и как тут поверишь, когда мы с самого раннего детства воспитывались в детском доме.

На выходные мы с Колькой оставались в нем одни. Ну, то есть с няней Верой. Ведь всех остальных забирали в приемные семьи. Всех, кроме нас с Колькой. Потому что мы не такие, как все. У Козули заячья губа, а у меня одна нога короче другой, да еще и выворачивается внутрь при ходьбе. Няня Вера говорила, что не эстетичные мы. И оттого что мы с Козулей не эстетичные, нас сторонились даже наши. Детдомовские. Няня Вера говорила: «Мамы отказались от вас, потому что инвалиды вы. Не были бы инвалидами, не отказались бы».

Но мы были уверены, что она говорит неправду. Разве может мама оказаться от своего ребенка, даже если он инвалид? Наверное, наши мамы умерли во время родов. Плохо, конечно, что они умерли, но это лучше, чем если бы от нас отказались.

Так мы думали, когда были маленькими. Теперь нам по восемнадцать, и мы понимаем, что, скорее всего, няня Вера была права: от нас отказались. Я с вывихнутой ногой, Колька – с заячьей губой.

Тем не менее, Козуля выучился на слесаря и работает на небольшом заводе по выпуску роботов-пылесосов, а я буквально на днях окончила с отличием химико-биологический колледж. И не успела получить диплом химика-биолога, как произошло чудо, благодаря которому очень скоро мы с Колькой сможем избавиться от «неэстетичности». И тогда у Кольки будет не заячья, а обыкновенная губа, а у меня будут ноги одинаковой длины и никакой косолапости! Так что то, что со мной произошло, пока еще всего лишь часть чуда. Настоящее чудо будет тогда, когда мы с Колькой станем как все. Скорей бы это случилось! Скорей бы, скорей!

Ну а теперь по порядку.

В общем, в день, когда я получила диплом с отличием, мне попалось объявление о том, что в секретную научно-экспериментальную лабораторию на временную работу срочно требуется лаборантка. Отбор кандидатов проходит на конкурсной основе. Я подумала: а вдруг повезет! И ведь повезло! Я прошла отбор, одна из двадцати пяти человек! И так растерялась, что у меня даже правая пятка заболела. Наверное, от радости.

Как только я узнала, что прошла конкурсный отбор, тут же решила вести дневник. Его мы будем читать вместе с Козулей, когда я вернусь из «командировки». Нет, наверное, будет лучше, если я покажу Кольке эту тетрадь, когда все будет позади. Ну, то есть, после всех операций. Когда мы станем как все.

Глава 2

На улице темень. Время близится к ночи. Я вместе с коллегами лечу на вертолете навстречу неизвестности.

Перед вылетом пришлось подписать контракт, в котором говорится, что после окончания работы никто не должен знать, где мы находились и какими исследованиями занимались. Также никто не должен знать, что мы отправляемся в трехнедельную командировку. Впрочем, это и так ясно – ведь лаборатория-то секретная. И, как я поняла на собеседовании, нам предстоит разработать что-то очень важное для нашей страны. А чтобы родственники не волновались, нужно придумать какую-нибудь легенду. Например, внезапно уехала в гости к тете или подруге. Но легенду я придумать не смогла, во-первых, потому что нет у меня ни подруги, к которой можно было бы поехать, ни тем более тети. Я ограничилась эсэмэской, которую перед вылетом отправила Кольке. И вот теперь я мчусь навстречу неизвестности.

Все это, конечно, здо́рово, только вот не успел вертолет подняться, как у меня опять заболела правая пятка. Да что ты будешь делать! «Переключись на другое!» – приказываю я себе и пытаюсь вспомнить, как выглядят мои попутчики, ведь в салоне темно.

Помимо пилота, нас трое: я, Лариса, женщина средних лет с красным лицом, толстая, килограммов, наверное, сто двадцать, и наш куратор, Яков Борисович, длинный и согнутый, похожий на вопросительный знак. Волосенки у него жиденькие, непонятного цвета, сзади схвачены резинкой в хвост. На глазах – темные очки. Голос у него… Я бы назвала его глухим, если это выражение применимо к голосу. Да и весь он какой-то невыразительный и даже сложно сказать, сколько ему лет: двадцать или сорок. А может, и вовсе пятьдесят?

Помогло: пятка успокаивается, и теперь я могу просто наслаждаться полетом. Наслаждаюсь… Наслаждаюсь… Наслаждаюсь… Кажется, вертолет идет на снижение – там, внизу, крошечное светлое пятно, которое с каждым мгновением становится все больше.

Глухой толчок колес о землю – и полет окончен.

Мы спрыгиваем на асфальт и оказываемся в центре этого пятна.

Через правую пятку будто опять пробегает электрический ток. Из-за этого я почти не слышу, что говорит Яков Борисович, но понимаю, что надо идти за ним в здание, которое находится совсем рядом с вертолетной площадкой. На третьем этаже в нескольких окнах горит свет.

За стодвадцатикилограммовой Ларисой я вхожу в внутрь здания и двигаюсь вслед за ней по длинному, почти темному коридору. Я уже соскучилась по Козуле и представляю, какое появится недоумение на его лице, когда он прочтет мою эсэмэску. Точнее, когда прочел, потому что времени с тех пор, как я ее отправила, прошло довольно много. Из-за мыслей о Козуле я не замечаю, как мы остались с Яковом Борисовичем вдвоем.

Вдруг он резко останавливается, так, что я чуть не врезаюсь в него сзади, открывает почти не заметную при слабом освещении дверь и пропускает меня вперед. От неожиданно яркого света я зажмуриваюсь.

– Твои апартаменты, – говорит Яков Борисович. – В них ты будешь находиться все время. Выходить нельзя, да у тебя и не получится, дверь я запру.

Я пытаюсь узнать, почему нельзя выходить, но Яков Борисович перебивает:

– Извини, некогда, время пошло. Там памятка, разберешься, – и исчезает за дверью.

Я остаюсь одна, осматриваюсь.

Глаза уже привыкли к яркому свету, и я читаю памятку, которая висит на стене в небольшой прихожей. Оказывается, я заперта здесь на целых три недели, пищу мне будут доставлять прямо сюда. И… просовывать на подносе под дверь. Жирным шрифтом выделен пункт о том, что любое нарушение правил чревато немедленным разрывом контракта и самостоятельным выездом из лаборатории. Впрочем, этот пункт уже был прописан в контракте. По привычке сую руку в карман джинсов, чтобы позвонить Козуле – карман пуст. Точно, ведь у нас еще перед полетом отобрали телефоны.

Но и это, как и все остальное, можно легко пережить, когда впереди маячит гонорар с шестью нулями. И мне уже не терпится узнать, что же собой представляют апартаменты, в которых мне придется находиться совершенно одной. Целых три недели.

Глава 3

С чего начать? Открываю дверь, на которой написано «Оранжерея», и оказываюсь в довольно большом помещении размером, наверное, с наш школьный спортзал. В огромных кадках, на расстоянии примерно метра друг от друга высажены небольшие деревца с сильно вытянутыми листьями высотой чуть ниже меня. Какого они вида – не могу определить, хотя по всем предметам в колледже я была круглой отличницей. Впрочем, что тут удивительного, это же экспериментально-секретная лаборатория. А потому вполне естественно, что оранжерея вовсе не похожа на обычную.

Для интереса считаю, сколько всего растений. Совсем немного – всего-то 10.

Пока свои обязанности я знаю приблизительно, Яков Борисович сказал, что будет каждый день с утра давать задания по локальной сети.

Стрелка часов приближается к полуночи, пора ложиться спать. Но так хочется пройтись по всем комнатам.

За дверью с табличкой «Лаборатория», как и положено, находится раздевалка с аккуратно сложенной спецодеждой: бахилами, халатом, тапочками и шапочкой. Дверь из раздевалки ведет в саму лабораторию, в которую можно входить только переодевшись. К своим обязанностям я должна приступить с завтрашнего утра, но я не выдерживаю, быстро переодеваюсь и вхожу туда, где мне придется провести большую часть времени. Вот это аппаратура так аппаратура! Нам в колледже такое показывали только на картинках!

Подхожу к каждому устройству. Ничего себе: анализатор жизнеспособности клеток, автоматический счетчик клеток, лиофильная сушилка модели FD, камера климатическая MLR–351H, ферментер, автоматизированный интерференционный микроскоп, инфракрасный анализатор «ИнфраЛЮМ® ФТ–10». На лежащих рядом с аппаратами листках бумаги краткая инструкция по их применению.

Читаю первое, что бросается в глаза: «Стационарный лабораторный прибор, который… Большинство типов проб анализируются без подготовки».

Разумеется, подробные инструкции – это здорово. Только помогут ли они в работе человеку без практических навыков? Человеку, который будет работать со всем этим великолепием впервые?

На глаза наворачиваются слезы. Я понимаю, что до моего позора остается всего-то одна ночь. Но я ошиблась. До моего позора оставалось всего несколько минут.

Глава 1

– Так вот, я и говорю – оттуда не возвращаются! А я все-таки…

– Что? – Вениамин вскинул голову и увидел сидящего напротив него худого мужчину лет сорока. – Что вы сказали?

– Да я уже, наверное, с полчаса посвящаю вас в эту историю, мне казалось, вы с таким интересом ее слушаете…

– Простите, задумался. А теперь подробнее: откуда не возвращаются?

На лицо мужчины, упала тень, пальцы нервно затеребили лежащую на столе бумажную салфетку.

– Если б мне кто-то рассказал об этом, не поверил бы. Но это правда, правда! Причем…

До появления собеседника, младший научный сотрудник лаборатории компьютерных технологий Вениамин уже часа три сидел за столиком в ресторане своего отца. Перед ним стояла всего лишь бутылка минералки, к которой он так и не притронулся. Зал наполнялся посетителями, к Вениамину уже несколько раз подбегал официант, предлагая еще что-нибудь принести, а он никого не видел и ничего не слышал. Он думал о том, что год назад его жизнь неожиданно сделала такой крутой поворот, от которого он до сих пор не пришел в себя. И придет ли?

Всему виной Юрий Николаевич, а для него просто Юрка – жалкий учителишко из далекого сибирского поселка Березовка.

Они познакомились и подружились в университете на психологическом тренинге «Стань победителем!», которым руководил Фицджеральд, профессор с мировым именем.

– Поскольку жизнь есть игра, – не уставал повторять он, – то нужно успеть наиграться вдоволь. А потому, друзья, не замыкайтесь в рамках профессии, а найдите что-то такое, что принесет дополнительный драйв, порыв. Играйте, друзья, играйте, и пусть эта игра будет вам в радость!

Сам Фицджеральд тоже играл. Ведь основной его деятельностью была биотехнология, а к психологии он относился как к хобби.

И тут выяснилось, что Юрка в свободное от работы время вот уже несколько лет разрабатывает какую-то необычную программу для смартфонов. Но в последнее время зашел в такой тупик, из которого, похоже, самому не выбраться. Что делать? Бросить? Продолжать? Но как? Чтобы разрешить сомнения, он подошел к Фицджеральду.

– Ни в коем случае не бросайте! – воскликнул профессор. – Смартфоны – это то что нужно! В телефон можно вложить любую информацию, лишь бы это пошло на пользу людям. Есть одно «НО»: без партнера в этом деле не обойтись. И тут вам в помощь Вениамин и лаборатория компьютерных технологий, в которой он работает. Поможешь, Вениамин?

Вениамин согласился.

Так Фицджеральд «подружил» Юрку с Вениамином.

Теперь после тренинга друзья мчались в лабораторию, чтобы малюсенькими шажками двигаться к завершению программы. Малюсенькими, потому что оказалось, что у горе-программиста маловато знаний, и Вениамину приходилось многое ему объяснять, обучать, снабжать необходимой литературой и предлагать всевозможные онлайн-курсы.

Юрий Николаевич даже не догадывался, что у нового друга была еще одна забота: подготовка к свадьбе. Никому из посторонних Вениамин не говорил об этом, боялся сглазить – так долго он добивался расположения Катерины, девушки его мечты. Так долго шел к тому, чтобы она согласилась на его предложение. И она ответила «ДА»!

А за несколько дней до бракосочетания увидела Юрку и… передумала.

Если бы только это! Катерина, Катька, Катенька рванула вслед за Юркой в тьмутаракань, в Сибирь, за шесть тысяч с лишним километров от столицы, объяснив это тем, что хочет почувствовать, как живется в глубинке.

Можно подумать, он, Вениамин, не заметил, как смотрела на Юрку его невеста, не понял, что она влюбилась. Влюбилась с первого взгляда.

Когда Юрка и Катерина забежали, чтобы попрощаться перед отъездом в свою сибирскую деревню Березовку, Вениамин громко кричал, бросался на Юрку с кулаками, и, если бы его не остановили, не обошлось бы без мордобития. И ведь странно – этот момент совсем выпал у Вениамина из памяти.

Потом он долго ходил к психологам, психотерапевтам, бабкам, колдуньям… Все говорили одно: пройдет время – забудется. Ушла невеста к другому – стало быть, не твоя судьба. Нужно вынуть занозу из сердца, и все образуется. Но Вениамин хотел одного: вернуть Катерину (хотя теперь, спустя год, он чувствовал, что не так уж и нужна она ему) и, что еще важнее, отомстить Юрке.

Сидя в ресторане, Вениамин машинально набрал в поисковике слова «Березовка. Новости»

«Наконец-то после многих лет простоя в Березовке начнет работать пекарня…»

Он с раздражением отбросил телефон в сторону. Своя пекарня, какое достижение!

В воображении Вениамина снова возникла Юркина физиономия, отчего в желудке что-то сжалось и даже затошнило, и он поднялся, чтобы выйти на улицу, может, там станет легче! Вот тут-то он и увидел, и, главное, услышал сидящего напротив него мужчину лет сорока, который повторил: «Так ведь оттуда не возвращаются!»

Вениамин замер, опустился на стул и уставился на говорящего таким взглядом, что тот невольно заерзал на сиденье. Потом спросил:

– Почему вы на меня так смотрите?

Глава 2

– Вы сказали, оттуда не возвращаются, – повторил Вениамин. – Откуда не возвращаются?

Мужчина достал смартфон, протянул собеседнику.

– Это видели?

– Нет, – ответил тот и без интереса взглянул на первые строки текста.

– Тогда читайте, читайте!

И Вениамин начал читать.

– «Тех, кто хочет пощекотать себе нервы, безусловно, привлечет квест-тур под названием „Отсюда не возвращаются“… Заявки оставлять на сайте…»

– Ну и что здесь особенного? – сказал Вениамин, отдавая гаджет странному собеседнику. – Я видел множество таких объявлений. Квест он и есть квест. В Москве подобного полно.

– А вы читайте дальше.

– «Десять человек, решившихся на пятидневный квест-тур под названием „Отсюда не возвращаются“, не вернулись домой. Связь с ними прервалась. Родные и близкие бьют тревогу. Турбюро с аналогичным названием закрыто, вертолет, на котором туристы доставлялись на туристическую базу, не найден. Поиски туристов продолжаются. Всех, кому известно месторасположение отеля „Отсюда не возвращаются“, просим откликнуться».

«Жаль, Юрки нет в числе этих десяти, – подумал Вениамин. – Вот я бы порадовался».

– И как ни странно, группа-то оказалась вся из одного класса! – продолжал незнакомец. – Причем, из нашей тусовки, десять человек. Просто чудеса какие-то! Живем-то мы давно в разных городах, уже дети выросли, а тут вдруг собрались, и как будто не было этих лет разлуки.

– Подождите, вы говорите, оттуда не возвращаются?! – нетерпеливо перебил его Вениамин. – А тут о своем классе рассказываете! Зачем мне это?

– Так потому, что оттуда не возвращаются! Вот и рассказываю!

– Ну, и где то место, из которого не возвращаются?!

– Так если б я знал! Нас посадили в вертолет поздно вечером и…

– Нет, подождите, так вы-то вернулись!

– В том и дело, что вернулся… А дело было так…

– Нет, если это долго рассказывать, не рассказывайте! – Вениамину не нужны были подробности, ему не терпелось узнать, где ТО место, откуда не возвращаются, а самое главное, как в него попасть. А точнее – оправить туда Юрку. Навсегда.

– Постойте, а вы, собственно, кто по профессии? – спросил Вениамин.

– Художник.

Вениамин вскочил, оббежал вокруг стола и чуть было не расцеловал собеседника. Тот невольно отпрянул в сторону. А Вениамин от радости сделал еще несколько кругов, не обращая внимания ни на остановившегося неподалеку официанта, ни на удивленные взгляды посетителей ресторана. Решение, как избавиться от бывшего друга, причем избавиться навсегда, найдено! Все будет зависеть от того, что ответит на его предложение новый знакомый.

Как ни странно, бывшие друзья продолжали время от времени общаться. Вениамин делал вид, что все забылось и он окончательно пришел в себя (в надежде, что когда-нибудь Катерина оценит его благородство и вернется). Юрий Николаевич хотел убедиться, что друг успокоился и простил его за то, что он, невольно увел у него невесту.

И вот буквально вчера Юрка отправил ему последнюю версию программы для смартфонов, надо сказать, сделанную на «отлично». В сопроводительном письме он сообщал, что каждый, имеющий в гаджете эту программу, сможет оказаться в любой картине, в какой только пожелает. «И все же, я думаю, – писал Юрка, – что прежде всего это будет полезно школьникам. Представь, их повели на экскурсию в какой-нибудь художественный музей, и учитель говорит: „А теперь, дети, давайте войдем, к примеру, в картину „Бурлаки на Волге“. Настраивайте в смартфонах программу и…“ И, Вень, весь класс оказывается внутри этой картины! Представляешь, как это здо́рово! В общем, Веня, если ты напишешь, что все нормально, я тут же еду в краевой центр и покупаю для тестирования картину, возможно даже копию тех же „Бурлаков на Волге“ или „Опять двойку“. Что скажешь?»

Вениамин еще ничего не ответил. Только сейчас осознал, что одной из причин, кроме ревности, была еще и зависть: он, Вениамин, никогда не сумел бы создать ничего подобного. Как говорится, мозгов бы не хватило. Но теперь понял, что эта программа как раз и поможет ему навсегда освободиться от бывшего друга.

Нужно только сделать так, чтобы для ее тестирования Юрка использовал картину, в которой будет изображено то место, откуда не возвращаются. Вот бы только сидящий напротив Вениамина тип согласился это сделать.

– Заработать хотите? – спросил Вениамин, вернувшись на свое место.

– Да кто ж не хочет?

– В таком случае предлагаю вам приличную сумму. Сумеете нарисовать ТО место, или как говорят у вас, художников – написать?

– Откуда не возвращаются?

– Ну да.

– Конечно. Я же профессионал…

– За ночь успеете?

– Ну чего ж не успеть? Конечно, успею. К какому времени?

– Ну, скажем, к восьми утра…

– Не вопрос.

Из ресторана Венимамин вышел окрыленным. Ведь план, который мгновенно созрел в его голове, был беспроигрышным. Через несколько дней картина будет в Березовке, а потом… Потом Юрка навсегда останется там, откуда не возвращаются. Художник за определенную сумму согласился добавить в краску особый раствор, чтобы владелец картины (и только он!), в данном случае Юрка, был от нее без ума. Есть у них, у художников, оказывается, свои секреты, как влюбить в свое детище нужного человека. Ну а там уже совершенно спокойно можно ехать в Березовку, чтобы успокоить Катерину и убедить ее вернуться в Москву. К нему.

Вениамин шел по ночной столице, мимо проносились машины, вокруг сияла иллюминация, горели рекламные щиты. Летняя ночь была теплой…

Хандра улетучилась. Как бы ему хотелось, чтобы она улетучилась навсегда!

Он шел домой и напевал одни и те же слова: «Отсюда не возвращаются!»

Глава 3

Ровно в 8 часов утра Вениамин и его новый знакомый встретились возле метро Парк Культуры. В руках у художника был довольно большой плоский предмет размером с кухонный стол, завернутый в плотную бумагу.

– Надо бы посмотреть, что там, под бумагой, – сказал Вениамин.

– Разумеется, – ответил художник. – Можно расположиться на лавочке.

Он бережно поставил на сиденье то, что держал в руках, и наполовину приоткрыл полотно. Взглянув на картину, Вениамин вздрогнул.

– Это что, черный квадрат? Что за халтура! Мы так не договаривались!

– А вы присмотритесь. Никакой не квадрат. И тем более не черный. – Человек открыл вторую половину полотна и Вениамин увидел, что на темном, почти фиолетовом фоне вырисовывается силуэт здания, похожего на небольшой замок с башней.

– Отлично! – прошептал он. – Но… почему так темно?

– Так говорю же, мы прилетели поздно вечером. Что я увидел, то и нарисовал. Или я должен был что-то придумать?

– Ни в коем случае! – воскликнул Вениамин, протягивая ему заготовленную сумму. – Никаких придумок! Только то, что есть.

– Вы извините, – замялся художник, – но зачем вам это картина?

– Зачем? Затем, чтобы кое-кто остался там, откуда не возвращаются, – будто шутя, ответил Вениамин.

По дороге на работу он заехал на почту и отправил картину экспресс-посылкой в Березовку: скоро у Юрки день рождения и подарочек, как будто бы от коллектива учителей, окажется в самый раз.

Уже отъезжая от здания почтамта, он вдруг подумал о том, что… И это заставило его немедленно припарковаться, чтобы поразмыслить. И как до него, дурачины, раньше не дошло: если этот мужик смог выбраться оттуда, откуда не возвращаются, значит, он постарается вернуть оттуда и всех остальных.

Но в конце концов Вениамин убедил себя, что ничего не получится у этого горе-туриста. Ведь он даже понятия не имеет, где был. Потыкается, помыкается и… успокоится.

Успокоился и Вениамин.

Здесь и сейчас

Поселок Березовка

Глава 1

В Таньке Князевой не было ничего особенного. Девчонка как девчонка, с длинноватым узким лицом, острым подбородком, небольшими невыразительными глазами и короткой шеей, которую ни за что не назовешь лебединой. Темные волосы разной длины были так спутаны, что можно было подумать, будто девчонка никогда в жизни не держала в руках расческу.

Никто из окружающих не считал ее не только красивой, но даже хорошенькой. Сама же Танька была вполне довольна своей внешностью и недоумевала, почему мальчишки влюбляются вовсе не в нее, а в какую-то Риту Семикотову.

Вечерами, во время летних каникул, закончив с прополкой грядок и другими домашними делами, Танька вместе с подругами Грязевой и Зюзевой обычно бежали к Рите.

Семикотова жила в коттедже вдвоем с отцом, единственным предпринимателем в Березовке. Мать Риты вела особый образ жизни: путешествовала по заграницам и приезжала домой раз или два в году. Говорила, что надолго. Но спустя несколько дней ей становилось невыносимо тоскливо в «какой-то там деревне», и она снова собирала чемоданы. Воспитание дочери ограничивалось привезенным ворохом стильных нарядов. Половина из них оказывалась Рите мала, а из другой половины она очень быстро вырастала.

Рите не надо было копаться в земле, поскольку приусадебного хозяйства у Семикотовых не было. Зато у нее был навороченный ноутбук и много свободного времени. Предоставленная сама себе, она научилась по видеороликам искусству ухода за собой, маникюру и немного парикмахерскому делу.

На этот раз девчонкам удалось уговорить ее сделать им макияж. Ну, то, что именно Зюзева и Грязева нуждались в макияже, Танька не сомневалась, очень уж невзрачными были их лица. И правда, после того, как Рита нанесла им на веки тени, на щеки румяна, каждой подобрала подходящий оттенок губной помады, Зюзеву и Грязеву стало просто не узнать! «Уж если они так похорошели (не очень, конечно, но все же…), то что же будет с моим лицом, когда Рита возьмется за меня?» – подумала Танька, усаживаясь перед зеркалом. И – удивительное дело – несколько прикосновений к ресницам специальной кисточкой, и Танькины глаза как будто бы распахнулись, и оказалось, что они не такие уж и маленькие; пара касаний к щекам другой кисточкой, и оказалось, что шея у Таньки не такая уж и короткая, а почти лебединая; несколько прикосновений к губам блестящей помадой – и Танькиным губам могли бы позавидовать даже некоторые фотомодели. Глядя на свое отражение, Танька убедилась, что еще немного, и по неотразимости она превзойдет Риту Семикотову. Правда, она даже понятия не имела, что нужно сделать, чтобы превзойти красавицу класса.

Рита тем временем предложила подругам для завершения образа сделать еще и стильную стрижку, но все наотрез оказались – жаль было лишаться части неухоженных волос. А вот предложение получить в подарок по новому платью было встречено на ура.

Рита извлекла из кучи одежды платье небесно-голубого цвета. Одноклассницы с криком «Мое, мое!» бросились к нему и стали тянуть в разные стороны с такой силой, что в итоге оторвали рукав. Рита рассердилась и сказала, что больше никаких подарков они не получат. И все же девчонки уговорили ее подарить каждой по платью. Теперь уже на ее усмотрение. В итоге Зюзевой досталось платье синего цвета, Грязевой – зеленого, а Князевой – красного. Правда, Зюзева несколько раз закатывала глаза в знак протеста, что Таньке, а не ей, досталось красное платье, но отобрать его у подруги не решилась.

Девчонки возвращались домой счастливыми. Еще бы! Ведь ни у одной из них никогда не было таких превосходных нарядов. Только джинсы, несколько футболок да прошлогодний сарафан. И каждой хотелось, чтобы их преображенные лица и прекрасные платья в пол увидела вся Березовка. А потому они решили завтра же, после утренней прополки, часиков в десять или чуть позже пройтись по главной улице поселка. И никто из них не подумал, что в хорошую-то пору и вечером в Березовке редко кого встретишь, а утром-то тем более.

Глава 2

На другой день Зюзева, Грязева и Князева, как и договаривались, встретились на центральной улице. Шли медленно, особой походкой, которой их тоже научила Рита, но как назло, кроме коров да выбегающих на проезжую часть свиней, никто не встречался. Но девчонки продолжали идти вперед, обходя лужи после ночного ливня, в надежде, что хоть кто-нибудь из березовцев увидит их и, разумеется, придет в неописуемый восторг.

– Смотрите, смотрите, кто-то стоит! – вдруг закричала Зюзева.

– Где, где? – заверещали девчонки.

– Ну вон там, там, где лавочка… Ну…

И от радости, что хоть кто-то, пусть издали, пусть неизвестный, увидит их прекрасные наряды, Зюзева наступила на подол платья, запуталась в нем и свалилась на землю.

– Больно? – участливо спросила Грязева, когда они с Князевой помогли Зюзевой выпутаться из-под широкого подола и встать.

– Коленку разбила, – прыгая на одной ноге, простонала Зюзева.

– Хорошо хоть не в лужу свалилась, – сказала Князева. – Вот было бы обидно!

– Девчонки, возле лавочки-то никого нет! – воскликнула Грязева. – Может, тебе почудилось?

– Прям, – все также прыгая на одной ноге, ответила Зюзева, – там точно кто-то был!

– Был да сплыл! – засмеялась Князева.

– Ладно, девчонки, пойдемте скорей к лавочке, – сказала Зюзева. – Посмотрю хоть, что с коленом.

Вскоре девочки уже сидели на скамейке, за которой чернела глубокая лужа.

– Вот если бы в таком наряде меня увидел Никита Бронников, он сразу бы в меня влюбился. Стопудово! – сказала Зюзева, потирая больное колено.

– В тебя? – глядя на подругу засмеялась Грязева. – С чего бы это?

– Ну не в тебя же, – ответила Зюзева. – Ты только взгляни на себя! Даже красивое платье не делает тебя симпатичнее.

– Что? – закричала Грязева.

– Ой, да я пошутила, – ответила Зюзева и, как обычно, закатила глаза.

– Эй, ты глазища-то свои не закатывай, чудище!

– Это я чудище? – возмутилась Зюзева и ткнула Грязеву в бок. – Да на тебя смотреть-то страшно!

– Ну, держись! – закричала Грязева и изо всех сил толкнула Зюзеву. Та, не удержавшись, свалилась в лужу.

– Ну, смотри у меня! – закричала из лужи Грязева и, высунув из воды грязную руку, потянула за собой Зюзеву.

– Эй, что ты делаешь! – закричала та и, не удержавшись, плюхнулась в лужу вслед за Грязевой.

Князева вскочила и встала напротив бултыхающихся в грязной воде девчонок.

И подумала: «А не начать ли мне встречаться, назло им, с Никитой Бронниковым? Вот был бы фокус!»

И воображение уже рисовало ей картину, как они гуляют с Никитой по Березовке, как сидят у висячего моста и как, узнав об этом, Грязева и Зюзева лопаются от зависти. И никак не могут понять, почему Никита выбрал именно Таньку? Да потому что она в сто раз симпатичнее и в сто раз умнее тех, кто барахтается в луже!

«Наверное, так и влюбляются», – подумала Танька. Осталось сделать все возможное, чтобы и он влюбился в нее.

Ну, с таким макияжем и в красивом платье, тем более красного цвета, влюбить в себя не так-то сложно. И тут возникло одно большое НО. Никита много читает, и вряд ли ему будет интересно общаться с девочкой, у которой нет к этому склонности. Ну так надо сделать вид, будто эта склонность, есть! Придется попросить денег у матери, чтобы приобрести хоть какую-нибудь книгу. Конечно, можно было бы взять что-нибудь в библиотеке, но это совсем не то. Книги там старые, потрепанные, некрасивые. То ли дело – новенькая, нарядная, только что купленная книжка.

Глава 3

– С ума сошла? – раскричалась мать, когда Танька на другой день завела разговор о деньгах: с тех пор, как отец попал на работе под сокращение, средств ни на что не хватало. – Какие книги? Жрать нечего, а она книги какие-то придумала! Совсем обалдела!

– Ну, мам, ну, пожалуйста!

– Отстань!

– Ну, мам… Ну, очень надо!

– Отстань, говорю!

И все-таки Таньке удалось выпросить у матери небольшую сумму денег в обмен на то, что она целую неделю будет кормить кур. Придя в магазин, девочка долго раздумывала, что же все-таки приобрести, пока наконец не увидела «Парусники России». Вот то, что нужно, чтобы Никита понял, что Танька, и только она, достойна его внимания. Правда, он нет-нет да и забегает к Ритке Семикотовой, но все в классе знают, что они просто друзья. А Танька не хотела быть просто друзьями. Она мечтала о других, возвышенных чувствах. И счастливая, с «Парусниками России» вернулась домой. И пусть у нее не три, а одна книга, зато какая! Благодаря этим парусникам и должны приплыть они с Никитой Бронниковым к любви вечной, неземной, и… И дальше Танька не смогла ничего придумать. Ни-че-го!

Но покупка «Парусников» было только началом подготовки к свиданию с одноклассником. Ведь нужно было отработать особую улыбку (как учила их Ритка), умение пожимать плечиками и изображать внимание взглядом. Ну а потом нужно подумать, какие слова произнести по телефону, чтобы Никите захотелось не прийти – примчаться к ней в гости.

О, эта подготовка буквально вымотала Таньку! Но дело уже шло к концу, оставалась только генеральная репетиция. И Танька, встав перед зеркалом, выдвинула вперед правое плечо, улыбнулась, как она считала, своей самой лучезарной улыбкой, и только собралась произнести первую фразу, как из соседней комнаты донесся голос матери.

– Танька, слышишь! С Данькой посиди с полчасика, мне надо по делам сбегать!

– Мам, мне некогда! – закричала в ответ Танька. – Пусть папка посидит!

– Ага, посидит. Дрыхнет он. Говорит, опять всю ночь по поселку бегал. А мне по делам надо. Тебе что, трудно с братом родным побыть?

– Трудно, мам! У меня, мама, личная жизнь начинается, вот!

– Ни фига себе, личная жизнь! Это как же? Валер, хватит дрыхнуть, слышишь? Совсем с ума сошла! Какую-то личную жизнь придумала!

Из соседней комнаты донесся голос отца.

– Давай сюда Даньку, я уже встал! И правда, девчонке пятнадцатый год, конечно, у нее должна быть личная жизнь! А ты сама-то куда намылилась?

– Куда-куда? С завтрашнего дня выхожу на работу!

– На работу? Ну не смеши меня! Что за работа такая в нашей убогой Березовке, в которой сокращают лучших специалистов?

Глава 4

Танькин отец считался лучшим специалистом в налоговой инспекции, но после того как полгода тому назад была проведена оптимизация, именно он и оказался лишним.

Поначалу он не унывал.

– Неприятно, конечно, – рассуждал он, – но зато теперь я смогу заняться любимым делом – ремонтировать обувь. – И правда, в Березовке никто не мог так, как он, превратить старую обувь в новую, а обувной мастерской в поселке не было последние лет двадцать. – Я уже место присмотрел, – говорил он жене, – там, возле лавочки, на пустыре, стоит ничейный сарай, приведу его в порядок и – за дело!

Узнав о планах Князева, березовцы уже на следующий же день понесли ему кто босоножки, кто туфли, кто сапоги.

– Да куда вы все тащите? – возмущался он. – У меня сарай еще не готов!

– А ты пока дома ремонтируй, – говорил каждый и оставлял свою пару обуви.

Поначалу все эти кроссовки, сапоги, босоножки, лежали в углу небольшой кучкой, но постепенно кучка росла, расширялась и превратилась в кучу, заполонившую треть комнаты, с вершины которой нет-нет да и сваливался то ботинок, то кроссовка, то босоножка.

А Танькин отец так и не приступил к делу: сначала от обиды на жизнь у него началась депрессия, потом прицепилась болячка, которая не давала ему по ночам спать, как сказал врач – синдром беспокойных ног. Лекарство от этой гадости можно купить только в краевом центре, да и стоит оно недешево, не по карману Князевым. Вот и мучился Танькин отец с ногами, которые почему-то начинали беспокоиться только в темное время суток – не только спать, лежать не дают, в пляс просятся. Так и получалось, что ночью отец то по огороду, то по Березовке бегает, а днем отсыпается. Не жизнь, а сплошное мучение – какой уж тут ремонт обуви!

Услышав, что мать унесла Даньку отцу, Танька снова сказала своему отражению:

– Привет, Никита… Ты это… Ты, Никита, это… Ну как его. Нет, сначала. – Она снова выставила вперед правое плечо, закатила глаза и весело заговорила: – Привет, Никит! Ты это… Ну… Ты не смог бы…

Слов катастрофически не хватало – они куда-то исчезали из головы, как только Танька заговаривала с воображаемым одноклассником. Пришлось писать шпаргалку, но и это оказалось непросто: прошел примерно час, прежде чем удалось вымучить «правильные» слова.

– Привет, Никита, это я, Татьяна Князева. Удобно сейчас тебе со мной разговаривать? (Именно так учила их Ритка). Окей. Ты не мог бы зайти ко мне, скажем, сегодня? Когда тебе удобно – в пять или шесть вечера? (Как Рита им объяснила это – выбор без выбора). Окей, жду.

Глава 5

Как раз в то утро, когда Грязева, Зюзева и Князева решили продемонстрировать всей Березовке свои новые наряды, их одноклассник Арсений Булдыгеров вышел из дома. Булдыгеров, злостный хулиган и беспросветный двоечник, был сыном директора районной библиотеки. Он ощущал себя супергероем, если во время прогулки ему удавалось напугать кого-нибудь из встретившейся на пути малышни. А если повезет, то и отобрать конфетку, шоколадку или какую-нибудь безделушку. Но в последнее время поселок был пуст – еще бы, начало августа, многие березовцы уехали в отпуск вместе с детьми. В раздражении Арсений направился домой и вдруг невольно замедлил шаг.

– Оба-на! – воскликнул он, останавливаясь рядом с чуть ли ни единственной в Березовке лавочкой, за которой после ночного ливня разлилась огромная лужа. – Кто это? Инопланетяне! Батюшки! Вот это да!

Инопланетяне двигались медленно, и в ярких лучах солнца трудно было определить, сколько их – один, два, три или больше. Они прямо-таки переливались всеми лучами радуги.

Булдыгеров сунул руку в карман джинсов, чтобы достать телефон и запечатлеть такое необычное явление, как в следующий момент воскликнул:

– Оба-на! Неужели это… Точно они! Зюзева, Грязева и Князева! Вот вырядились так вырядились! С чего это вдруг? И, похоже, ковыляют к этой скамейке! Интересненько!

Арсений бросился к стоящему неподалеку сараю. Он оказался полностью завален какими-то досками вперемешку с рухлядью, и Булдыгеров туда еле втиснулся. На голову что-то посыпалось, но он не обратил на это внимания, потому что не отрываясь смотрел на приближающихся одноклассниц. Не удержавшись, он снова воскликнул: «Оба-на!»

И не только потому, что они были странно одеты для утренней прогулки по безлюдному поселку. Оказалось, что у каждой девчонки вокруг глаз темнеют сиренево-серые синяки, рты из-за размазанной ярко-красной помады кажутся перекошенными, а волосы на голове напоминают птичьи гнезда. Что с ними?

Девчонки между тем уселись на лавочку спиной к Булдыгерову.

Сначала они говорили о чем-то своем, и он не очень-то прислушивался к их глупому разговору (а в том, что разговор был на самом деле глупым, Арсений нисколько не сомневался) до тех пор, пока те не начали повышать голос. С чего бы это? Теперь до него доносилось каждое слово. Оказалось, что Зюзева и Грязева спорят, в кого из них двоих влюблен Никита Бронников. В конце концов обе они свалились в лужу, но Арсений уже не смотрел на них. Он вдруг будто первый раз в жизни увидел Князеву. А она, вспорхнув с лавочки, встала как раз напротив него в своем красном, переливающемся на солнце платье и смеялась над девчонками. Арсений не мог налюбоваться ею. Неужели это его одноклассница – Танька Князева? Почему до сих пор он не обращал на нее внимания?

Булдыгеров и не заметил, когда Зюзева с Грязевой вылезли из лужи. Зеленое и синее платья превратились в черные, такими же черными стали и их лица. Теперь внимание Арсения снова переключилось на них, и он не в состоянии был сдержать смех. Доска, которая давно уже впилась в его ребро, сдавила с такой силой, что стало невозможно дышать. Булдыгеров попытался сдвинуться, но хлипкая стенка, на которую он опирался, заскрипела, затрещала и в конце концов вывалилась вместе с ним наружу. Девчонки с криками умчались в одну сторону, а Арсений, высвободившись от свалившейся на него рухляди, весь в пыли, помчался в другую.

Опомнился он только у реки возле висячего моста.

Вот тут-то как будто бы и разломилась жизнь Арсения на старую и новую. В старой он как дурак носился по Березовке, не давая жить спокойно тем, кто его младше и слабее. В новой вдруг понял, что в этой жизни он совсем один, не считая, конечно же, родителей. Настолько один, что его даже в лужу столкнуть некому…

Арсений и не заметил, как по щекам потекли слезы.

Он неумело вытирал их ладонями, а они все текли и текли, а когда, похоже, вытекли все и ему стало легче, он будто наяву увидел Таньку Князеву. Вот она – стоит в лучах солнца в платье, отливающем рубиновым цветом, и волосы ее тоже отливают рубином, и вся она солнечная, воздушная и такая красивая, даже несмотря на синяки вокруг глаз и криво накрашенные губы. Арсению вдруг захотелось, чтобы Танька оказалась рядом. И они бы вместе смотрели на неторопливо несущую свои воды реку Березовку и вспоминали, как Грязева и Зюзева бултыхались в черной-пречерной луже.

И тут на него снизошло новое, совершенно ужасное осознание: это же просто невозможно! Танька – красавица, даже несмотря на растекшуюся губную помаду, а он…

И робкая надежда погнала его домой: а может, не так он ужасен, как привык о себе думать!

Повезло: родителей не было, и он мог спокойно рассмотреть себя в зеркале и, конечно же, убедиться, что не чета он Таньке, не чета. Но разве может понравиться девочке прыщеватый мальчишка с глазами лягушачьего цвета, с носом картошкой да еще и дурацким, как у клоуна, хохолком надо лбом.

В общем, надежды на то, что Танька Князева когда-нибудь обратит на него внимание (не говоря уже о том, что захочет дружить), совсем не осталось.

И Арсений понял, что он – самый несчастный человек в мире.

Там и тогда

Олеся

Глава 1

Открываю дверь, что рядом с лабораторией. Вот это да!

Посреди комнаты огромная широченная кровать, на которую легко поместится человек семь, а то и десять наших тощих детдомовцев.

На кровати – ночная пижама, у кровати – мягкие тапочки.

Слева – туалет, совмещенный с душевой кабиной.

Пока плещусь под душем, появляется уверенность в том, что все будет хорошо.

По привычке собираюсь позвонить Козуле и опять вспоминаю, что телефоны у нас отобрали.

Ну и ладно. Перебьюсь как-нибудь без телефона.

Без одной минуты двенадцать.

Гашу светильник, и вдруг…

Вдруг появляется чувство, будто в спальне кроме меня еще кто-то есть. Тьфу ты, глупость какая, говорю я сама себе и закрываю глаза. Но спустя несколько минут понимаю, что мне вовсе не мерещится. Я на самом деле слышу едва различимые ребячьи голоса – они что-то лепечут на непонятном мне языке…

Становится зябко. Вскакиваю. Включаю светильник. Что это? Комната заполняется ситуэтами детей лет пяти. Их много, их очень много. И каждый, расталкивая ручонками остальных, старается подойти ко мне как можно ближе. Падают, поднимаются, снова расталкивают других.

Я каменею. Пусть такого слова не существует, но по-другому невозможно выразить свое состояние. Потому что это не просто дети (хотя и появление обычных детей напугало бы меня), это – призрачные дети. Призрачные и прозрачные. И чем они ближе, тем становится холоднее.

Еще немного, и я превращусь в Снегурочку.

Совсем рядом со мной мальчик с одноухим зайцем, я пытаюсь погладить его по голове, и – о, ужас! – рука проходит сквозь него…

Что это значит?

И что мне делать?

Окаменелость проходит. Мне хочется убежать как можно дальше от этих странных детей.

Я устремляюсь к входной двери – может, рядом с ней есть тревожная кнопка. Или хотя бы телефон, по которому можно связаться с руководством лаборатории.

Но ничего подобного здесь нет.

Тогда я толкаю дверь без надежды на то, что она откроется, но она вдруг распахивается, и я буквально вылетаю в полутемный коридор, растопырив руки, чтобы не распластаться на полу. С трудом удержав равновесие, на мгновенье останавливаюсь. Нужно вернуться обратно, ведь выходить из апартаментов запрещено, мелькает в голове, но какая-то сила уже несет меня вперед по зеленой вышарканной дорожке, по краям которой тянутся красные полосы. Они кажутся мне кровавыми.

По обеим сторонам коридора – двери, двери, двери, много дверей. Я подбегаю к одной, другой, третьей, но все они заперты. И вдруг – вот удача, одна из них приоткрыта, в щель прибивается узкая полоска света.

Может там, за этой дверью кто-то из наших, например, Лариса или Яков Борисович, опять проносится в голове, с робкой надеждой на это вбегаю в комнату и застываю. Она пуста. Под потолком висит допотопная лампочка. К обшарпанной стене, когда-то покрашенной зеленой краской, придвинуты детские столики с такими же обшарпанными старинными орнаментами, неподалеку – маленькие стульчики. На полу лежит заяц с оторванным ухом. Чтобы убедиться в этом, наклоняюсь и осторожно прикасаюсь к нему – он мягкий, теплый… покрытый слоем пыли. Рядом с ним распласталась одноглазая кукла, вместо второго глаза у нее зияет черная дырка, чуть дальше валяются машинки без колес и книжки. Мне кажется, что и заяц, и одноглазая кукла в упор смотрят на меня и как будто бы говорят: «Чего тебе здесь надо? Уходи отсюда подобру-поздорову!»

Но я не тороплюсь уходить. Здесь тепло, а значит безопасно. Значит, дети либо вернулись обратно, либо промчались дальше по коридору. Ловлю себя на мысли, что пока безопасно.

Теперь меня интересуют книги. Поднимаю первую попавшуюся, пыль вздымается вверх, а я начинаю чихать. Когда прихожу в себя, то вижу на обложке английские буквы и цифры – 1960, наверное, год издания.

Снова чувствую холод. Дверь в комнату по-прежнему приоткрыта – ну почему, почему я не догадалась захлопнуть ее?

Призрачные дети опять обступают меня, и я чувствую, что еще немного, и покроюсь инеем.

Выбегаю из комнаты и опять несусь по коридору. Несусь… Точнее сказать – двигаюсь на пределе своих возможностей. Потому что с врожденным вывихом бедра невозможно бежать со скоростью ракеты. Следом за мной движутся дети. Интересно, что им от меня нужно?

Я выбегаю в просторный холл. Силы на исходе, я понимаю, что мне просто необходимо передохнуть. А еще чувствую, причем, ощущаю спиной, что дети рядом.

И тут взгляд упирается в странную дверь. Она не похожа на те, что в коридоре. Она – гораздо больше и массивнее. Интересно, куда она ведет?

Я толкаю дверь со всей силы, она с шумом распахивается, и я вылетаю из нее так же, как вылетела из апартаментов. И чуть было не оказываюсь в чем-то темном, огромном и колышущемся. Что это? Неужели… море? Рядом со мной что-то чуть слышно шепчется, и я не сразу понимаю, что это всего лишь волны бьются о крыльцо, на котором я стою.

Надо мной темное, почти черное небо, усыпанное звездами, которые даже не отражаются – плещутся в таких же темных, почти черных волнах (неужели это на самом деле волны?), заканчивающихся, наверное, у самого горизонта.

Море! Я видела его только на картинках да по телевизору. А тут – настоящее море, и воздух влажный и солоноватый. Я читала где-то, что на море именно такой воздух – солоноватый и влажный.

Море… Выходит, в здании, в котором мы находимся, два выхода: один во двор, к площадке, на которую приземляется вертолет, и другой – к морю.

Море… Надо же! Я чувствую себя совершенно счастливой. Ну просто супер счастливой! И вдруг вспоминаю пункт в контракте, в котором говорится, что даже единичное нарушение установленных правил – причина для расторжения договора в одностороннем порядке.

Только что мне было холодно, а теперь становится жарко. Только что я чувствовала себя счастливой, а теперь – абсолютно несчастной. Если со мной расторгнут договор, как я вернусь обратно? Ведь я даже понятия не имею, где мы находимся.

Я подбегаю к двери и изо всех сил толкаю ее. Бесполезно!

Тяну на себя – то же самое.

Дверь как будто бы заблокирована, что бы я ни делала, я не могу открыть ее.

В ногах появляется слабость.

Я опускаюсь на крыльцо и понимаю, что это – конец.

И что я – самый несчастный человек в мире.

Здесь и сейчас

Глава 1

Юрий Николаевич понял, что он – самый счастливый человек на свете. Еще бы! Екатерина Александровна, учительница английского языка, которая поехала за ним из Москвы в Березовку ровно год назад якобы для того, чтобы посмотреть, как живут и работают в глубинке (хотя уже тогда было ясно, что причина совершенно другая), на предложение выйти за него замуж ответила «Да». И перебралась из общежития к нему в однокомнатную хрущевку.