Корни тянутся к гробам

Copyright © Ульяна Брик, текст

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Вы принадлежали к тому типу невежд, который так боится жизни, что только и умеет презирать ее из страха, как бы случайно не полюбить что-нибудь такое, что не отвечает стандартам горстки людей, которыми он восхищается

«Мир чудес» Робертсон ДэвисПеревод Г. Крылов

Глава 1. Сын раздора

В поле зрения Аси чёткие контуры зданий и предметов расползались от небывалой усталости. Оставались только цвета. Серый – мглистый, небесно-сонный в слепых облаках и отблесках дальней грозы. Зелёный – мшистый, бархатный, шершавый и шепчущий в кронах и кустах. И красный – родной и реальный, как ссадина на руке и ромбы на рюкзаке. Красный почти всегда скорее внутри, чем снаружи, скорее суть, чем обстоятельство. Потому что кровь не водица.

Она поднималась по лестничным пролётам на третий этаж, с трудом волоча за собой чемодан. Остановившись перед нужной дверью, едва не толкнула её ногой. Но одёрнула себя – неловко бы вышло. Новые двери стоит открывать вежливо, со стуком. К тому же внутри её ожидает незнакомка, с которой Асе предстоит жить ближайшее время. Выдыхая и стряхивая усталость, чтобы появиться перед соседкой в подобающем виде, Ася мысленно оглядывалась на сегодняшний день. Он казался неправдоподобно долгим.

Её разбудили в половине седьмого, и первые несколько мгновений она не могла понять, что происходит, почему благословенный и безмятежный летний сон так грубо нарушен. Потерев глаза, Ася оглядела свою комнату и всё поняла. Зяблик смотрел настороженно и тоскливо, сидя на своей ветке. Обнажённый письменный стол сиротливо жался к стене, с которой сняли все постеры, открытки и календари. Раскрытый зев чемодана призывал затолкать в него как можно больше вещей. И лишь опустошенные шкафы облегчённо вздыхали. Настал момент прощания. Уже после, в череде суетливых сборов, она подумала о том, что покидать эту комнату ей если и жаль, то лишь слегка. Ведь не будь зяблик нарисованным, он бы тоже непременно упорхнул. Асе нравилось одушевлять окружающее пространство – без этого художественного вымысла день получался до обидного прозаичным.

– Возьмёшь? – Когда дверь в комнату толкнули, она, досадливо скрипнув, впустила вешалку с кроличьей дублёнкой, позади которой виднелась мама. – До Нового года ведь не вернёшься, а как морозы ударят в декабре? Почтой высылать придётся.

– Так ведь на юг еду. – Ася погладила белый мех. Хорошая вещь. Папа лично подстрелил каждого несчастного кролика для её пошива. – Тем более чемодан и так не закрывается.

– Ну-ка! – Мама вручила Асе вешалку, а сама прошествовала к ощерившемуся молнией противнику. – Делов-то, – хмыкнула она, без видимых усилий укомплектовав багаж. Она глядела с тем самым выражением, присущим только матерям, которые с помощью ловкости рук и без какого-либо мошенничества способны на всё, чего самостоятельно не смог сделать их отпрыск. – Пошли. – Мама выдвинула длинную ручку и покатила чемодан за собой в коридор.

Ася аккуратно положила дублёнку на кровать, нарушив симметричную опустошённость своей комнаты, подхватила рюкзак, привалившийся к стулу, и, не оборачиваясь, выбежала. Лучше быстрее отодрать от себя прежнюю жизнь, как пластырь, пока не начала сожалеть о её безвозвратной потере.

На первом этаже царила суматоха: посуда после спешного завтрака ещё не была вымыта, а многочисленные ящички так и остались выдвинутыми в ходе поисков необходимых мелочей. Входная дверь, раскрытая настежь в прощальном жесте, хлопала, будто подгоняя. Предпоследний день августа близился к середине, ветер поднялся холодный и влажный, предвещающий скорую грозу. Уходящее лето выдалось мокрым и пасмурным, но погода, похоже, не собиралась меняться в лучшую сторону.

Подойдя к столу за последним уцелевшим тостом (масло полностью растаяло и впиталось, отчего поджаренный хлеб стал только вкуснее), Ася заметила выглядывающую из-под скатерти мордочку Пуаро. Жаль, в общежитие нельзя брать с собой котов, даже таких замечательных, как он. Ася почесала питомца за ушком. Она несколько лет мечтала о дымчатом британце, а теперь бросала его. Хорошая же из неё хозяйка получилась. Пуаро смотрел укоризненно, тыкаясь мокрым носом в её голую коленку. «Я не нарочно. Я скоро вернусь», – безмолвно обещала Ася. Последний раз подняв тяжелевшего с каждым годом Пуаро на руки, она прижала его себе, поцеловала в макушку и отнесла кота на его любимое кресло.

Затем быстро сунула ноги в потрёпанные кеды, закинула лямку рюкзака на плечо и вышла навстречу воздушному потоку. Порыкивал мотор старенького «Форда», подогнанного к самому крыльцу, а папа уже успел загрузить багажник и теперь стоял рядом с мамой.

Ася выдавила ободряющую улыбку. Родители стояли в обнимку, такие трогательные: папа, возвышавшийся над мамой на пару голов, прижимал её к себе и успокаивал как ребенка. Ася знала, как им не хотелось отпускать её учиться в такую даль. Да ещё и в тот самый университет, который принёс их семье столько волнений. Мама отговаривала её, вздыхала и охала, но в итоге смирилась. Однако понять, как она на самом деле расстроена, было легко: сегодня, готовя завтрак, она разбивала яйца в урну, а скорлупу оставляла на сковороде.

Папа изначально поддержал Асю, как и во всех других начинаниях. Соорудить над кроватью балдахин? Запросто. Хочешь играть на скрипке? Пожалуйста! Не понравилось? Конечно, бросай. Конный спорт? Организуем. Завести дорогущего кота? Обязательно. Поступить в тот же университет, что и брат?.. Что ж, ладно, если так хочется… Папа всегда говорил, что у Аси «есть характер», но не уточнял, какой именно. Судя по всему, достаточно сильный, чтобы делать то, что взбредёт ей в голову, не отзываясь на увещевания.

– Точно ничего не забыла? – Папа приобнял Асю за плечи, когда она, наконец, подошла к машине. – Вернуться уже не успеем.

– Ничего. – Ася уверенно кивнула. Самое важное она держала поближе к себе. Перепроверяла наличие этой вещи несколько раз.

– Тогда по местам.

Дом скрылся за поворотом, за окном замелькали ряды типовых коттеджей, малиновые кусты, торчащие из-за сеток, свисающие на дорогу ветки яблонь. Посёлок оставался позади, а «Форд» въезжал в город, живший своей жизнью, не заметивший ни Асиного прибытия, ни её последующего отъезда. Путь до вокзала занял меньше получаса, наполненного докучливыми песенками по радио, беспредметной болтовнёй родителей и задумчивым молчанием Аси.

Люди, жутко занятые, понедельничные, сновали туда-сюда между луж. Асфальт не успел высохнуть. Должно быть, дождь прошёл совсем недавно. Цвет глаз Аси часто сравнивали с мокрым асфальтом, но она не считала этот оттенок приятным. Прохожие, катящие чемоданы, предчувствовали скорую разлуку с посеребрённым каплями летним городом. Ася всегда грустила накануне наступления осени, а в этот раз ощущала тоску особенно остро, но как могла держалась.

Чтобы подбодрить себя, она провела пальцами по пластмассовым кубикам браслета. «Вечность», – гласило выложенное ими слово. Никакого глубокомысленного подтекста, просто эту вещь ей подарила Вика, с которой они стали лучшими подругами после спектакля «Снежная королева» в пятом классе. Ася играла Герду, а Вика – Кая, потому что мальчики отказались участвовать в постановке, а у неё как раз была подходящая стрижка: короткие волосы стали её наказанием за неудачный парикмахерский опыт с мамиными ножницами. Они тогда смеялись до колик, разгрызали шипучки, от которых их языки позеленели, а к концу вечера поклялись в вечной дружбе. Через неделю Вика принесла ей этот браслет. Подруга – одна из тех, кого Асе не хватало в этот важный день. Но, будь она рядом, ещё неизвестно, стало бы легче или наоборот. Они простились два дня назад, потому что сама Вика тоже упорхнула из родительского дома, но в противоположную сторону – на север, в Питер, поступать в консерваторию. Она, в отличие от Аси, скрипку не бросила.

Но больше всего не хватало брата… Впрочем, если бы не он, Ася бы вообще не направилась туда, куда она едет. Да, это всё ради него.

Ася излишне нервозно хлопнула дверью, но папа оставил это без внимания, суетясь с багажом. Тучи над железной дорогой опасно сгустились, когда они втроём зашагали к платформе. Поезд уже подали. Асе предстояло трястись в нём почти три часа. Они подошли к нужному вагону.

– Ну, посидим на дорожку. – Папа опустился на корточки. Ася присела на свой чемодан, мама расположилась на скамье.

– Особо не оголяйся. Там ненамного теплей, – напутствовала мама.

– Хорошо.

– Учись прилежно, – попросил папа.

– Постараюсь.

– Звони каждый день, не забывай.

– Ладно.

– Допоздна не сиди, режим собьёшь.

– Ага.

– И, пожалуйста, – мама поднялась, – будь осторожна. – Её глаза наполнились слезами, и она крепко обняла дочь. – Ты у меня одна осталась.

– Не переживай. – Ася прижалась к ней. – Всё будет нормально.

– Рассчитываю на твоё благоразумие, доченька. – Настала очередь папы. Он сжал Асю в объятиях почти до хруста костей.

– Я – сама рассудочность, – отступила на шаг. – Попробую одна затащить багаж, надо же привыкнуть.

– Не буду препятствовать, – замахал руками папа.

Ася с трудом занесла чемодан в поезд, выбрала место у окна и по направлению движения, по заветам мамы. Заметила сквозь мутное поцарапанное стекло родителей. Как они ни пытались скрыть своё состояние, их сложно было назвать радостными. У Аси защипало в носу. Она снова принялась перебирать бусины браслета. Вечность. Сепарация. Долг. Есть вещи важнее детской привязанности.

Поезд тронулся. Ася махала родителям, пока не заныла кисть. Небеса разразились грохотом грома – из туч хлынул ливень. Его сплошная пелена застилала окно. Вокруг – слепая зона, неизвестность. Но где-то впереди маячит вполне определённая цель.

Три часа пронеслись в полудрёме под приглушенные звуки музыки в наушниках, стук колёс и капель. Ася пыталась в очередной раз перечитать буклет университета, но роившиеся в голове мысли о прошедшем и будущем, полные сомнений и чаяний, затрудняли этот процесс. Разбитая и помятая, Ася вышла на конечной станции, с усилием волоча за собой чемодан.

Ей доводилось уже здесь быть в прошлом году. Они с родителями приезжали сюда, часами сидели в полицейском участке и кружили по центру, обклеивая информационные доски и фонарные столбы объявлениями о пропаже: «Чермны́х Антон: 22 года, средний рост и комплекция, волосы русые, глаза серые». Двадцать три. Сейчас ему уже исполнилось двадцать три, но они не отпраздновали его день рождения, потому что листовки с нечёткой фотографией её брата ничем не помогли.

В прошлый раз Ася бродила по городу как в тумане – ни улиц, ни бульваров не разглядела, всё казалось дурным сном. Но и теперь, будто впервые здесь очутившись, она не осматривалась кругом: всё равно её путь ещё не окончен, она лишь проездом, ей дальше. Дальше её увёз с вокзала раздолбанный, плюющийся чёрными выхлопами пригородный автобус. Красно-белый – под цвет её кед и полосатой футболки. И спустя двадцать минут в душном салоне, наполненном не слишком воодушевлёнными студентами и недовольными бабушками с бидонами, Ася спрыгнула на своей остановке. Город Ливец: население – около семидесяти тысяч человек, ранее – закрытое административно-территориальное образование, ныне – провинция, не глухая лишь потому, что знаменита своим университетом, единственным в своём роде и самым перспективным на юго-западе страны.

Остановка на окраине – там, где и располагается студгородок. Вот он, весь как на ладони виден с возвышенности, если бы окружающий его железный забор не мешал обзору. У Аси не было сил разглядывать студгородок – она логично рассудила, что возможность изучить его устройство вдоль и поперёк ещё представится ей в будущем. Поэтому двинулась к воротам и зашагала под гору, еле поспевая за норовящим скатиться вперёд неё чемоданом. Уладив все бюрократические вопросы, потолкавшись с документами и всевозможными бумажками в очередях из галдящих первокурсников, растянув руку, в очередной раз переставляя багаж, вусмерть уставшая и начавшая закипать Ася, наконец, приблизилась к блаженному краю – общежитию № 2. Здание это, не отличавшееся от прочих ни видом, ни новизной, ближе всех жалось к дальней ограде. Его задний вход соседствовал со сторожкой у запертых ворот, за которыми начинался лес.

Дневной свет сменялся вечерним, и голоса студентов там, на отшибе, почти не слышались. Ася вдохнула полной грудью влажный воздух и покрылась мурашками: холодало. Оставалось сделать последний рывок и затащить вещи на третий этаж. Пока, по её ощущениям, атмосфера напоминала детский лагерь, только провести в нём предстояло не лето, а целых четыре года. Ну или как пойдёт.

Ася похлопала себя по щекам и глубоко вдохнула, прежде чем толкнуть плечом дверь. Войдя, она сразу же увидела белокурую девушку, недоверчиво смотрящую на неё. Соседка, с разметавшимися по плечам волосами, красила ногти, по-турецки сидя на кровати поверх пледа со скандинавским узором. Её уголок комнаты выглядел обжитым и уютным – настоящий кусочек Пинтереста, явно принадлежавший ей не первый год. Со стены позади неё на новоприбывшую глазели кореянки с сияющей кожей, красовавшиеся на страницах журналов, увенчанных пока ещё выключенной гирляндой. Ася сморгнула от пестроты.

– Добро пожаловать. Меня зовут Кристина. – Приятный девчачий голос нарушил тишину.

– Спасибо! Анастасия. Предпочтительней Ася или Стася, но на Настю тоже могу откликаться. – Она бросила рюкзак на свободную кровать и следом сама на неё улеглась. – Давно тут учишься? – У Аси не было сил смотреть куда-либо, кроме белёного, покрытого трещинами потолка.

– Третий курс PR-менеджмента. А ты на кого поступила?

– Социология.

– Слава богу, – выдохнула Кристина. – Пронесло.

– Этот факультет славится хорошими соседками? – Ася перевернулась на бок, чтобы видеть выражение лица собеседницы.

– Нет, на самом деле почти любой сойдёт. – Она подула на ногти. – Кроме биохима.

– А что с ними не так? – Ася заинтересовалась, подпёрла голову рукой. Зацепка, это первая зацепка.

– Есть своя специфика, – уклончиво ответила Кристина, и её симпатичное личико непроизвольно скривилось. – Знаешь, они там все немного «того».

– Тогда сразу сообщу три самых неприятных факта обо мне, чтобы ты знала, к чему готовиться. – Ася повторила излюбленную сентенцию лучшей подруги. Она часто так делала – и срабатывало. Большинство людей эта честность подкупала и помогала завоевать их расположение. – Я люблю белый шоколад больше чёрного. – Начала загибать пальцы. – У меня искривлена носовая перегородка, поэтому я храплю. Иногда я могу целую неделю до умопомрачения напевать приставучую песенку из какого-нибудь мюзикла.

– Серьёзно, любишь белый шоколад? – спросила Кристина, будто пропустив мимо ушей остальные, более важные сведения.

– Ага. И ещё пиццу с ананасами.

– Что насчёт приятных фактов?

– Здесь тремя пунктами не обойтись. – Ася подмигнула.

– Один я уже уловила – скромность. – Она по-доброму усмехнулась. – Ладно, вот три факта обо мне: я не ем сахар и мучное, у меня есть наушники и сплю я в берушах. Кстати, советую и тебе их приобрести.

– А что, соседи шумные?

– Вроде того. Прислушайся. – Кристина затихла, призывая Асю последовать её примеру.

Она уловила шуршание где-то наверху. Что-то поскрипывало, шебуршало и скреблось, корябалось и попискивало.

– Мыши?

– Летучие, – уточнила Кристина. – На чердаке целая колония.

– Класс! – Ася приподнялась на локте. Сонливость как рукой сняло. – Я тоже жила за городом, у нас иногда заводились обычные мыши, но летучих я только издалека видела: как-то они поселились у наших соседей под подоконником. Соседи его среди белого дня вскрывали – ну и суматоха там поднялась, – протараторила она. – А ещё у нас уханье филина из леса слышалось по ночам.

– Здесь тоже слышится. Значит, тебе понравится.

– Привычно, по крайне мере, – пожала плечами Ася, успевшая тоже сесть по-турецки. – А на чердак можно залезть? Я бы хотела посмотреть на мышек поближе.

– Будешь поздно в общагу возвращаться и так увидишь. По вечерам они прямо над головой снуют, с октября где-то. – Асе понравилось, как отважно соседка это говорила. Не неженка, значит. Они явно поладят.

– Слушай, а что ты там говорила про биохим?.. – Разговоры о созданиях природы, конечно, весьма интересны, но Ася каждую минуту старалась напоминать себе, что у неё есть миссия. – Знаешь оттуда кого-нибудь?

– Зачем тебе? – Эта тема Кристине не нравилась.

– У меня там брат учился. Антон Чермных, слышала про такого?

Ася наблюдала, какой эффект произведут её слова. Кристина задумалась, но волнения не выказала. Вспоминала и довольно мучительно – мимолётный проблеск узнавания в её зелёных зрачках грозил угаснуть. Чтобы помочь ей, Ася достала из чемодана фотографию пятилетней давности в рамке, где запечатлены они с Антоном: она сидит на качелях в их саду, а он стоит позади. Оба совершенно счастливо улыбаются, едва смех сдерживают. Чудесное время, потерянное и растрескавшееся на сотни ночных кошмаров последнего года.

– Да, где-то видела. – Кристина прищурилась. – Подожди-ка, а это не тот парень, который пропал в прошлом году?

– Именно, – утвердительный кивок. Ася выглядела абсолютно невозмутимо, но внутри неё при каждом слове, сказанном о брате, всё бушевало. Она будто проживала вновь каждый момент утраченного былого.

Антон исчез в прошлом году. Он был старше Аси на пять лет. Умнее и талантливее в миллион раз. Впрочем, так считала исключительно сама Ася, обожавшая брата. Папа, например, её мнения не разделял, ведь Антону он приходился всего лишь отчимом.

Родной отец, служивший на флоте, погиб, когда Антон ещё не родился. Мама пробыла молодой вдовой недолго. В скором времени она удачно встретила мужчину мечты – главу охотхозяйства, с большим коттеджем за городом, который клялся любить её ребёнка как своего. И он правда старался, много сил положил на исполнение обещания. Едва Антон подрос, стал брать его с собой на охоту. Мальчикам ведь нравится стрелять и носиться с собаками? Наверно. Но Антону не нравилось.

Он пугался звука выстрела, зажмуривался при виде крови и плакал, когда на обед подавали дичь. Ему не хотелось бегать и резвиться, учиться собирать ружьё и палить по уткам. Иногда он даже втихомолку уносил трофеи отчима, чтобы похоронить бедных зверьков позади дома. Эти противоправные действия вызывали непременную ругань и скандалы. Отношения с названным отцом Антон продолжал портить, демонстрируя, словно знак отличия, свою замкнутость и отрешённость. Асиному отцу не нравилось, что пасынок так нелюдим, что к нему не приходят друзья и что в школе, по словам учителей, он ни с кем не общается. Антон хорошо учился, но не делал успехов в спорте и не проявлял ни малейшего интереса к тем занятиям, которые отчим считал достойными мужчины: не болел за футбольные клубы, не рвался поскорее научиться водить и, на худой конец, не мечтал стать рок-звездой.

Антону лучше прочих давались естественные науки. Он добровольно помогал матери в огороде и ухаживал за садом, сушил гербарии и часами рассматривал под микроскопом насекомых и всякую мелочь. Зимой он мог целыми днями валяться на кровати у себя в комнате и читать. У отчима зубы скрежетали от никчёмности пасынка, поэтому он всю нерастраченную любовь направил на дочь. Родную, правильную, достойную всяческого восхищения.

Он возился с маленькой Настюшей с самого её рождения. А по мере взросления и отдаления Антона всё больше переключался на неё. Вот дочка, она молодец: не пошла, а побежала, не заговорила, а заорала. С первого раза научилась правильно держать ружьё и ориентироваться по компасу, а ещё подражать птичьим звукам. Всё, что Ася делала, приводило отца в умиление, всё ей удавалось точно в срок. Неважно, что внешностью Ася, как и брат, пошла в мать: те же волосы и глаза. Даже родинка под самым носом, совсем как у жены. Но зато характер-то… Характер его.

Своенравная и общительная, артистичная и активная. Прелестная выдумщица: чего только стоит розовая мечта её детства стать детективом. От кошек и собак её за уши не оттащить, катается на всём, что видит: от качелей и каруселей до роликов и лошадей. Улыбчивая и смелая, золотце, а не девчонка. Разве что был один весомый недостаток: как бы сильно она ни любила папочку, а всё равно брату в рот смотрела.

Папа всегда говорил, что Антон будто загипнотизировал Асю – она без него и дня не может. Стоит только их разлучить, как сестра расстраивалась и начинала канючить. Мама гордилась тем, что дети у неё такие дружные, а отец не понимал, как они сходятся из-за разницы темпераментов.

Асе же, наоборот, страшно нравились в брате его всегдашнее спокойствие и беспечное безразличие к нормам и правилам. И пусть папа учил различать съедобные и ядовитые грибы, Антон мог рассказать, как называются эти красивые цветы или почему не стоит с отвращением отворачиваться от гусениц – протобабочек. Он читал ей вслух «Ветер в ивах» и сказки о муми-троллях. Ему было одиннадцать, а ей шесть, и Асе представлялось, что они живут в муми-доме и со дня на день обязательно отправятся в далёкие и полные опасности странствия.

И если папа учил выживать в сложной и опасной реальности, то Антон был проводником в потаённый мир магического и прекрасного – того, о чём и не скажешь словами. Со временем, пока они росли и взрослели, грёзы улетучивались, на смену старым приходили новые герои, но тесная связь сестры с братом была нерушима. Ася могла просить совета у него по любому поводу и всегда полагалась на его мнение. Она считала Антона таким же своим лучшим другом, как Вику.

И всё было славно, пока когти взрослости, этой вороны-падальщицы, не вонзились в него. Пока пресловутое совершеннолетие не вырвало его из лучезарного круга детства. Пока он не уехал учиться за много километров. Тринадцатилетняя Ася тяжело пережила это, но выбора не было. Тем более брат приезжал на зимние праздники и проводил с ней два летних месяца. Всё было сносно: обучение Антона подходило к концу, он сдал выпускные экзамены, защитил диплом… И вдруг исчез.

Вот так просто, словно сквозь землю провалился или растворился в воздухе. На Антона, серьёзного и обязательного в учебных делах, это было не похоже. Странное, загадочное, криминальное дело. Человек без каких-либо на то причин пропал в самый неподходящий момент, и сколько бы порогов ни оббивали родители с маячившей позади беспокойной Асей, никто не мог помочь. Им отдали вещи из комнаты Антона, документы, диплом в красной обложке, без единой четвёрки, и на этом развели руками. Следствие зашло в тупик: ни трупа, ни следов, ни мотива, ни логики.

Ася знала, что, по статистике, в стране ежегодно без вести пропадает несколько тысяч человек. И она никогда бы не подумала, что в их числе может оказаться её брат. Но статистика – вещь упрямая и бессердечная. Для неё не имеет значения личность, данные которой занесены в списки и перечни. Значение имеет только факт исчезновения. А он налицо.

– Так что насчёт Антона? – Ася стряхнула болезненное оцепенение, заставив себя вернуться в реальность. Она всегда говорила о брате в настоящем времени, поскольку верила в то, что Антон жив. Не только потому, что была оптимисткой, а потому, что не могла поверить в обратное.

– Не то что бы мы были знакомы лично… Но я знаю его однокурсницу. Вроде бы они дружили, – наконец, произнесла Кристина.

«Дружили?» – едва не спросила вслух Ася, но вовремя себя остановила. У Антона были друзья, о которых он не рассказывал? Тем более подруги… Это новое знание неприятно резануло: брат что-то от неё скрывал.

– О, ты не могла бы нас свести? В смысле… Мне было бы интересно с ней пообщаться. Ну, сама понимаешь. – Ася старалась, чтобы её просьба звучала естественно.

– Ладно, есть место, где ты наверняка сможешь её встретить. Она состоит или, по крайней мере, состояла в прошлом году в литературном клубе. Сама-то я оттуда ушла накануне летних каникул. – Кристина замолкла, о чём-то вспоминая. – В клубе постоянно недобор, поэтому новым участникам всегда рады. Обычно первого сентября, после всех официальных мероприятий и пар, проходит заседание – планирование на год, утверждение списка и всё такое.

Ася кивнула в знак признательности. Значит, клуб. Она откинулась на подушки. Может, дорожка неверная и тупиковая, но попробовать стоит. С чего-то же нужно начинать.

Глава 2. На уставших камнях

По рассказам Кристины, в окрестностях Ливца было два вида погоды. Серая и пасмурная, ливневая (не потому ли город так назвали?), ненастная и ураганная. Зато каким был воздух, когда дождь заканчивался… непередаваемым! Подавляющую часть времени в Ливце безраздельно царствовала эта туманная хмарь. И лишь пару-тройку раз в неделю выглядывало солнце. Слишком яркое, тяжёлое и тягучее как мёд, оно цедило плотные лучи на мокрую зелень, отражалось в каплях, создавая во влажном воздухе парниковый эффект. Тогда становилось душно, нос наполняли запахи яблок (плодовые сады росли прямо за университетской оградой), скошенной травы (поля окружали лес с обеих сторон) и перегноя – всегда сладкие, душащие, напоминающие о забродивших грушах и винограде.

Ася радовалась тому, что первый учебный день встретил студентов вторым типом погоды. Она сидела на подоконнике за кружевной занавеской, подставив лицо рассеянному свету ранней осени и краем глаза поглядывая на уголок чемодана, торчащий из-под кровати. Там спрятана вещь, которая, возможно, поможет найти брата. Пока она бесполезна, но у сегодняшнего дня есть все шансы это изменить.

– Для первокурсников кураторы групп обычно устраивают экскурсию, – произнося это, Кристина одной рукой накручивала на утюжок очередную прядь, а другой растушёвывала румяна. – Читала буклет?

– Мягко говоря – да.

Ася даже в шутку жалела, что в этом вузе нет истфака. А то бы она без труда поступила на направление «краеведение», специализировалась бы конкретно на истории Ливецкого университета и непременно получила бы красный диплом за освоение этой программы. Ей казалось, что она готова защитить по ней как минимум кандидатскую диссертацию – настолько досконально изучила злосчастный буклет. Впервые она прочла его от корки до корки пять лет назад, когда Антон ещё только собирался поступать. Потом пролистывала время от времени оставленный ей экземпляр, будто выцветшие страницы могли приблизить её к брату, по которому она так скучала. Заново ознакомиться с основной информацией ей пришлось перед тем, как Ася подала документы на поступление. И последний раз она просмотрела его в поезде по дороге в Ливец.

Соответственно, Асе хорошо было известно, что Ливец находится на юго-западе России, рядом с основанным в 1482 году Киприановским Печорским монастырём, которому и принадлежали ливецкие крестьяне. В 1666 году монастырь получил ставропигию[1], а в 1703 году благодаря средствам, завещанным боярыней Репниной, ливецкое братство основало Ливецкую Братскую коллегию по образцу иезуитских образовательных учреждений. В 1759 году коллегия была реорганизована в Ливецкую академию святого Киприана (лат. St. Cyprianus Livec Academia), которая считается одним из старейших высших учебных заведений в России. Академия процветала: в неё съезжались студенты из соседних южных уездов и губерний. В 1826 году академия была переименована в Ливецкий университет св. Киприана.

– Вот примерно то же самое они тебе и расскажут. Только ещё и описанные места в натуральную величину покажут, – продолжила Кристина. – Словом, скукота.

Ася бросила мимолётный взгляд на красочный буклет, похожий на театральную программку. На обложке красовалось главное здание вуза, заботливо отфотошопленное (не реставрировать же его каждый год ради фотографий для потенциальных абитуриентов). Надпись большими буквами гласила: «Ливецкий государственный университет – место с богатой историей и славным будущим!»

– И как тут учиться вообще… Нормально? – Теория у Аси от зубов отскакивала, а практика оставалась неведома.

– На гуманитарных факультетах – мрак. – Кристина перешла к макияжу губ. – Это на биохиме, будь он неладен, элитное сборище, а тут – болото.

Про это была отдельная страница в буклете, но написанное там звучало более радужно. Биохимическое отделение – главная гордость университета. Оно считается одним из лучших в России и готовит высококвалифицированных специалистов, востребованных как в отечественном государственном промышленном секторе, так и в престижных компаниях за рубежом.

– Так, я готова. – Кристина крутанулась вокруг своей оси, отчего подол её платья в горошек слегка вздулся.

– Но вроде ничего не изменилось? Ты и с утра была такой же, а полчаса красилась. – Ася почувствовала себя немного обманутой, будто фокус не удался.

– Про «макияж без макияжа» слышала? – дождавшись утвердительного кивка, Кристина продолжила: – Так вот им я владею в совершенстве.

– Круть. А я стрелки так и не училась рисовать одинаковые.

– Обращайся, если понадобится помощь, – подмигнула соседка по комнате.

Кристина надела замшевые туфли на каблуке. Ася, выбравшая привычные серые джинсы и – для приличия – нацепившая белую блузку, которую заставила взять мама, с ужасом представляла, как Кристина увязнет в грязи. Сколько ни пыталась, Ася не могла вспомнить ни одной асфальтированной дорожки, ведущей от их корпуса. Либо она вчера невнимательно смотрела, либо её соседка была настроена превозмогать трудности, дабы нести в мир свою красоту. Впрочем, кеды так же запачкаются.

Они договорились выйти пораньше, чтобы до начала пар забраться на холм: Кристина пообещала продемонстрировать Асе вид сверху на эту «обитель скорби», как она называла свою альма-матер. Поднявшись и запыхавшись, девочки вышли за ржавую зелёную ограду, к автобусной остановке, куда вчера прибыла Ася. Она взглянула сквозь редкие толстые прутья, и в голове всплыла строчка из буклета: «Ливецкий государственный университет окружён студенческим городком с развитой кампусной инфраструктурой и современными общежитиями. Корпуса расположены в исторических зданиях XVIII века, подвергнутых тщательной реконструкции». Ася насчитала не меньше десяти зданий, раскинувшихся в низине, позади них, в отдалении, виднелся лес. Большинство построек трёхэтажные, прямоугольные, грязно-белые или серовато-песочные, с простыми массивными колоннами – видно, что старые, как бы их не пытались отреставрировать. Среди них, в центре, – нечто более древнее, из нетёсаных кирпичей болотного оттенка, округлое и с башенкой. Походило на храм, только без креста на вершине.

– Это церковь? – Ася указала в сторону загадочного сооружения.

– Раньше была. Сейчас библиотека.

Это Асю не удивило, она помнила, что в 1924 году Киприановский монастырь был разорён, а университет упразднён. С 1925 года в его стенах располагалась детская трудовая коммуна для беспризорников и несовершеннолетних правонарушителей, а храм святого Киприана стал складом. Видимо, это он и есть. Теперь не склад, а библиотека – всё получше.

– Живописно, конечно. – Ася попыталась сгладить углы.

– Я тебя умоляю. – Кристина закатила глаза. – Пойдём.

Они спустились и разошлись у первого учебного корпуса. Ася поспешила в нужную ей аудиторию. Обычная, как класс в школе, – без поднимающихся рядов и прочих эстетических изысков. Собралось от силы человек пятнадцать – видимо, больше желающих изучать социологию здесь не нашлось. Четыре парня, остальные – девушки. По выражениям лиц Ася поняла, что многих из них она видит в первый и последний раз, потому как избегать занятий – дело хоть и нелёгкое, но благородное. Явился блёклый и неинтересный куратор – преподаватель основ статистики. Усатый мужчина, с залысинами и в коричневом костюме, который только для похорон сгодился бы. С первого же слова он занудил.

Никто не хотел выдвигать свою кандидатуру на роль старосты (особенно Ася – у неё и других дел по горло), поэтому рука судьбы посредством жеребьёвки ухватилась за шиворот некой Альбины. Она не являлась альбиносом в полном смысле слова, но, будто пытаясь оправдать данное родителями говорящее имя, всё в её внешности стремилось к этому. Прозрачная кожа, светлые глаза, белёсые волосы, брови и ресницы, а на контрасте с ними – полностью чёрный наряд. Диктуя свой номер телефона для связи с однокурсниками, она то и дело повторяла: «Жесть, просто треш, убейте меня».

После решения организационных вопросов куратор битый час рассказывал студентам о прелестях методологии социологических исследований, об упрямой статистике, демографическом кризисе и социальной динамике. Лексикон Аси не был испорчен научным понятийным аппаратом: она не имела представления о дискурсивных полях, спорных вопросах теории и гносеологических установках, не ведала о том, что постмодернизм уже сменился метамодерном, потому что не успела усвоить, что такое обычный модернизм без каких-либо приставок.

Никто бы не назвал Асю глупой: она почти регулярно читала книги, вполне грамотно писала, с горем пополам, но всё же могла изъясняться на французском, который изучала в школе, видела разницу между Швецией и Швейцарией и знала прочее из перечня «для общего развития». Ей нравилось разгадывать ребусы и головоломки, решать кроссворды и судоку. К тому же она была в состоянии найти среди несъедобных грибов съедобный, а при чьей-то фатальной ошибке даже вполне прилично оказать первую помощь при отравлении. Ася вполне уверенно ориентировалась по сторонам света и, почти наверняка, не заблудилась бы в лесу, будь он даже не вполне знакомым. К тому же она была способна в одиночку развести какой-никакой костёр, подать сигнал бедствия, но… Едва ли эти знания и умения пригодятся ей при изучении социологии.

По правде сказать, она никогда не мечтала стать социологом. Скорее уж каким-нибудь журналистом или, может, юристом. Но в Ливецком университете выбор невелик – этот факультет показался ей наиболее подходящим. Особенно после того, как за прошедший год она прочла тысячу и одно социологическое исследование о том, почему пропадают люди.

Когда с формальностями покончили, перевалило за полдень. Вышли на воздух. Солнце скрылось, показались тучи. Водя редеющую на глазах группу между ветхих зданий, куратор вещал и без того известную Асе историю. Как вдруг выдал что-то интересное:

– Теперь посмотрите налево, вон туда, где рядом с оранжереей… Да, это оранжерея, а не теплица! Там находятся корпуса биохима. В 1938 году комплекс зданий, принадлежавший сначала монастырю и университету, а потом трудовой коммуне, был занят противоэпидемическим учреждением. – Про этот период в буклете было совсем мало информации, поэтому Ася навострила уши. – Оно включало в себя опытно-промышленную базу и Государственный научно-технический институт микробиологии и эпидемиологии народного комиссариата здравоохранения РСФСР. В 1950 году база была отнесена к особо режимным предприятиям с превращением его территории в закрытую режимную зону… Ну, вы и сами поняли, что это значит. В общем, Ливец был изъят из административного подчинения и исключён из учётных материалов по административному делению. Основным источником развития города с 1973 года был научно-исследовательский центр прикладной микробиологии, биотехнологии и вирусологии на базе института им. Л. А. Зильбера. То, что от него сейчас осталось, – это и есть биохим. Кстати, не ходите туда без особой надобности: тамошние преподаватели очень не любят, когда чужие студенты ошиваются в тех местах.

– Ага, да и студенты тоже, – шепнул кто-то из группы, и несколько человек приглушенно рассмеялись. Ася юмора не поняла, но про себя сделала пометку: значит, не только гуманитарии не переваривают естественников. Эта нелюбовь взаимна.

– Мм… в общем, вы правы… Как бы то ни было, обратимся к хронике. Далее, в 1996 году, закрытое административно-территориальное образование было упразднено, а Ливец получил статус города. Сейчас его население насчитывает порядка семидесяти тысяч человек. А если точнее, статистика ведь не терпит приблизительности, – куратор поправил очки, – семьдесят одна тысяча шестьсот сорок четыре человека, без учёта студентов, проживающих в общежитиях и получивших временную регистрацию. – Он удовлетворённо кивнул своей точности. – Так вот, то бишь о чём это я… Произошла реорганизация вуза в соответствии с новыми образовательными стандартами. С 1997 он известен как Ливецкий государственный университет или ЛГУ, куда вы, собственно, и поступили. ЛГУ считается самым перспективным вузом юга страны. Вуз отвечает европейским стандартам высшего образования, предлагает международные программы для магистрантов и аспирантуру с большим количеством бюджетных мест. В настоящее время его структура включает в себя факультеты социологии и политологии, экономики и управления, информатики и IT-технологий, а также биолого-химическое отделение с его различными направлениями, о которых я вам рассказывать, пожалуй, и не буду. Зачем оно вам, правда?

Понимай Ася больше в том, как работала система высшего образования в стране, и имей она хотя бы приблизительное представление о бытии провинциального вуза, ничего в Ливецком университете не удивило бы её. Однако, справедливости ради, он всё же отличался от прочих региональных учебных заведений, пусть и наполовину. Гуманитарные факультеты, которые здесь именовались социальными, не стояли у руководства в приоритете, на них было мало профессоров, а круг изучаемых дисциплин сужался с каждым годом. На эти направления стекались разве что местные ребята: из Ливца, городского округа и района. Они знали, что качественного образования по социальным специальностям ждать не стоит, но учёба хотя бы будет под боком, а низкие проходные баллы обеспечат психике энергосберегающий режим. Их более амбициозные товарищи, вырвавшиеся в обе столицы и другие крупные города, назвали бы их выбор недальновидным и бесперспективным, а жизненную позицию – пораженческой.

Биолого-химическое отделение – другое дело. Оно, как Ватикан, – государство в государстве, крутой вуз в вузе из разряда «не очень». Конкурс на место там внушительный, престиж в своей области значительный, а слава естественных факультетов вперед них идёт. Профессорско-преподавательский состав зубастый: начальники лабораторий, экспериментаторы, инженеры-разработчики и прочие поборники опытов и инноваций, пасшиеся на раздолье секретного НИИ, после распада Союза и реорганизации заведения не пожелали его покидать. Они были закалены, требовательны, компетентны и полны энтузиазма передать свои знания подрастающему поколению. За двадцать пять лет существования вуза смогли наладить работу отделения и успели вырастить новое поколение молодых учёных, воспитанное на их идеалах и нацеленное на продолжение карьеры в Ливецком университете.

– Я уж думал, он никогда не заткнётся – как по написанному шпарил, – снова зашептал кто-то в толпе. – Как будто у него текст на стёклах очков проецировался. – Все согласно зашуршали.

Наконец, экскурсия закончилась. Ася так ни с кем толком и не познакомилась. Запомнила разве что старосту, да и то вынужденно. Её намного больше интересовало другое собрание – первое в году заседание какого-то там книжного клуба. До самого этого внеурочного развлечения ей дела не было, но его участники могли оказаться весьма полезны для дальнейшего продвижения расследования.

Расследование… Употребляя это слово, Ася каждый раз сама же снисходительно хмыкала. Да, пусть она мечтала в детстве стать детективом, но сейчас это звучит просто смешно. Она приехала сюда не в «C.S.I.: Место преступления» играть, а заниматься конкретным делом. Жизненно важным. Почему полиция и поисковые отряды не смогли, а она сможет? Потому что они посторонние, а она знает своего брата лучше всех.

Аудитория № 109 второго учебного корпуса, по словам Кристины, которая раньше часто туда захаживала, не была похожа на остальные. Угловая, дремлющая на перекрестье здания – душная зимой и прохладная летом. В мае под её окнами цвела сирень. Приторный запах тёк через раскрытые настежь форточки, старые рамы с облупившейся белой краской, мушиные тельца, застрявшие в межстеколье. Усечённая, вполовину меньше других аудиторий. Её никогда не использовали для настоящих занятий – только сгружали туда лишние парты и стулья: поломанные, ненадёжные, исписанные и разрисованные. Доска в ней висела чёрная, советская, с царапинами и разводами. Вышедшая из употребления, но такая трогательная, что отвезти её с прочими отжившими предметами ушедшей эпохи на свалку почли бы за святотатство. У дальней стены молчаливое расстроенное пианино переглядывалось с геранью и бегонией на подоконнике.

В этой аудитории и собирался литературный клуб, ранее безымянный, а теперь названный «Ветви». Все знания о нём Ася почерпнула из подготовительной лекции Кристины. Соседка стояла у истоков основания клуба, провела в нём два года, узнала подноготную каждого участника, пароли, явки, нюансы и так далее. В лучшие времена в его составе было семь человек.

Ася вежливо постучала и зашла, лишь услышав «войдите». В тот день её встретили оставшиеся три человека и один замученный доцент.

Облокотившись о доску, скрестив руки на груди, стояла Дина. «Её сразу узнаешь», – так говорила Кристина. Дина выбривала виски, носила джинсы с подворотами и всевозможные мужские рубашки – такие огромные, что утопала в них, и было невозможно понять, какая у неё фигура. Немного картавила, вела себя нагловато, не могла избавиться от привычки перебивать и часто говорила громче, чем следовало. Называя себя социалисткой и фем-активистской, она могла спорить до хрипоты, когда дело касалось принципиальных для неё вещей, отчего и без того выпуклые глаза Дины ещё больше выкатывались.

На стуле у пианино сидела Варя. Она вся состояла из копны каштановых кудрей и подобного рода округлостей – там, где они были предусмотрены природой, и там, где нет. «Мечтательная, милая, совсем не обидчивая, но ленивая и безынициативная – просто до фатализма», – так охарактеризовала её Кристина. Кудрявая девчонка никогда не противоречила своей словоохотливой подруге Дине. Треволнения текли мимо неё, а она лишь кивала и улыбалась дымной, смазанной улыбкой. Джинсовый сарафан с цветочной вышивкой лишь усугублял инфантильный образ.

Женя сидела на повернутой боком к выходу парте. Она была худощавой и высокой, а уж джинсы-клёш и вовсе делали её ноги бесконечными. Тугой тёмно-русый хвост на макушке, синий джемпер, массивные белые кроссовки и сумка на длинном ремне – в толпе не заметишь. Вытянутое лицо было бы лишено всякой изюминки, если бы не гетерохромия: зеленоватый глаз контрастировал с ярко-голубым. Ради неё-то Ася сюда и заявилась. Женя училась на биохиме, на одном курсе с Антоном. И, по словам Кристины, дружила с ним. Подробности не разглашались, но, судя по её поведению после его исчезновения, они были достаточно близки.

Последний в этой компании, сидевший на покосившемся стуле у доски, – Олег Вячеславович Родченко. Он числился доцентом на кафедре русского языка и, по меркам университетских преподавателей, считался «мужчиной в расцвете лет» – ему ещё не исполнилось сорок. Родченко был склонен к грузности, темноволос, бородат, а глаза скрывал за очками. Он вёл предмет «Деловой русский язык в сфере профессиональной коммуникации» и писал докторскую диссертацию, о чём при каждом удобном случае не забывал напоминать. И если его пытались привлечь к чему-либо сверх той рабочей нормы, которую он себе отмерил, всегда надеялся избежать этой сомнительной радости.

Когда ему навязали организацию литературного клуба, Олег Вячеславович брюзжал больше месяца. Но желающих оказалось так мало, что, не наберись до конца семестра хотя бы пять человек, о клубе пришлось бы забыть. Изначально Родченко страстно желал подобной развязки, поскольку ничего не занимало его так, как написание диссертации, – и ей он хотел посвящать как можно больше времени. Но постепенно Олег Вячеславович прикипел сердцем к своему детищу, к тому же оценил преимущества в виде доплат за «проведение социально значимой воспитательной работы». Поэтому, когда зашла Ася, он взглянул на неё с благодарностью.

– Здравствуйте, все! В клуб вступить можно?

– Добрый день. Разумеется. – Родченко поднялся.

– Меня зовут Анастасия. Но лучше просто Ася.

– Это в честь тургеневской? – предположила Варя.

– Почему сразу она? – фыркнула Дина. – Есть же Настасья Филипповна. Вот это нормальный персонаж, волевая женщина.

– Но её всё равно убили, – флегматично заметила Женя.

– Не разбрасывайтесь такими фактами, Евгения, – встрял Родченко. – Возможно, Анастасия ещё не читала «Идиота».

– Здорово! – В дверном проёме за Асей возник высоченный парень и так громко выкрикнул своё приветствие, что она схватилась за уши.

– Серьёзно? И ты тут. – Дина цокнула языком.

– Дамы, как я мог пропустить такой малинник? Вам здесь не хватает мужчины. – Парень встретился взглядом с Родченко. – То есть ещё одного мужчины, я имею в виду. Олег Вячеславович, звиняйте. – Он протиснулся мимо Аси и устроился за партой, на которой восседала Женя. Несколько мгновений парень довольно лыбился, вертя головой. Потом заметил какой-то подвох. – А где Кристиночка?

– Она ещё в прошлом году от нас ушла, – со злорадной усмешкой сообщила Дина. – Я думала, ты знаешь, Ярослав. – Его имя она произнесла с нажимом.

– Как так-то? Ну, тогда мне тут… – Он начал было вставать.

– Сидеть, молодой человек. – Родченко упёрся кулаками в парту. Ярослав сел на место. – Понимаете, в чём дело: два человека ушли, значит, двое должны их заменить. Закон сохранения энергии или как там его. Вы второй, поэтому остаётесь. – Он сверлил Ярика взглядом, пока тот обречённо не разжал ладонь на лямке рюкзака. – Хорошо. У нас существует традиция: новые члены клуба предлагают произведения для чтения на год. Когда список составлен, я ознакамливаюсь с ним, чтобы исключить случаи вопиющих непотребств, аморальщины и форменной макулатуры. Итак, Анастасия и Ярослав, можно сказать, альфа и омега нашей компании, предоставляю вам право составить список на пару, предварительно посоветовавшись с остальными членами клуба. А Евгении я поручаю модерировать это мероприятие. – Та кивнула.

После этого Родченко оправил твидовый пиджак, взял свой портфель и, довольный собой, удалился.

– Каковы шансы, что Кристи вернётся? – осведомился Ярослав.

Варя сложила из пухлых пальчиков нолик и захихикала. Ярослав совсем сник. Дина жестом пригласила Асю сесть, а Женя взяла блокнот и ручку, чтобы вести протокол.

– Итак, первое в этом году заседание литературного клуба «Ветви» объявляется открытым, – деловито объявила Дина, хотя формально не считалась лидером.

– Кстати, а почему именно «Ветви»? – Ася подняла руку, как на уроке, чтобы задать давно мучивший её вопрос. – Можно было бы назвать поэтичней. «Лунный свет», например.

– В честь новомодной группы, что ли?[2] – Варя часто заморгала.

– Вообще-то я думала о детективном агентстве, но ладно.[3]

– Название придумала Женя, оно поэтично и глубокомысленно. Почему? Потому что «Ветви» – прогрессивное сообщество, основанное на принципах товарищества и инклюзии. Мы расширяем рамки восприятия, как ветви, тянемся к свету знаний, понятно? – Дина очень серьёзно относилась к этому объяснению. – У нас демократия: рассматриваются все предложения, но есть некоторые правила, касающиеся контента. За учебный год в клубе мы читаем восемь книг – по одной в месяц, исключая сессионные январь и июнь. По настоянию Родченко для нашего всестороннего развития список обязательно должен включать один сборник стихотворений или поэму, не менее одного произведения русского писателя и географически совмещать авторов из не менее чем трёх разных стран. А по нашему с Варей настоянию – в список необходимо включать хотя бы одну книгу, написанную женщиной. Дальше – на выбор. Приветствуются небольшие сочинения. Ася, начнёшь?

– Ну, я люблю детективы. – Ася потупилась, будто признаваться в таком в приличном обществе литературного клуба было зазорно. – Есть детективная классика, которую я ещё не читала. Например, «Ведьмино логово».

– Хорошо, Женя записывай. – Та молча законспектировала. – Ещё «Лунный камень» впиши, тоже детектив, я хотела его прочесть. И страна другая – отлично подходит.

– «Имя розы», – продолжая писать, подала голос Женя. – Детектив, Италия.

– Я вообще-то тоже здесь! – помахал рукой Ярослав. – Мы так одни детективы и будем читать весь год? Предлагаю антиутопии – «1984».

– Женя, пиши «Мы» Замятина, – невозмутимо распорядилась Дина. – Нужно соблюдать квоту на отечественных авторов. – Она вскинула руку, предупреждая вопросы оскорблённого Ярослава.

– «Пятый персонаж», говорят, ничего роман. – Словосочетание из заглавия книги постоянно вертелось у Аси в голове. Она услышала о ней случайно, и эта цифра пять, и слово «персонаж» засели на подкорке. Автора она не помнила.

– Окей, ещё три надо.

– От женщины-автора можно «Ребекку», – полушёпотом проговорила Варя, словно секретом поделилась.

– Из стихов – «Бесплодная земля» Элиота, например, подойдёт, – сказала Женя.

– Так, последняя. Выбирайте мудро. – Дина назидательно подняла палец. – Малую прозу желательно.

– Я знаю, знаю! «Рассказ о семи повешенных», – выдал Ярик с довольным видом.

– Автор кто?

– Забыл. Но название крутецкое, а?

– Ладно, впишем, Родченко разберётся. Всё равно переделывать придётся как пить дать.

Помянутый всуе, он действительно явился довольно скоро, пока Дина и Ярослав, которого она теперь упорно величала Яриком, спорили из-за очередной мелочи. Ася молча наблюдала за происходящим. По её ощущениям, Ярика только так именовать и следовало: полная форма имени слишком уж не шла к его расхлябанному виду и несерьёзному характеру. Когда он шагал вразвалочку, то подёргивался, как шарнирный. Когда взлохмачивал и без того торчащие во все стороны волосы, становился похож на воробья после драки за хлебные крошки. Когда смеялся (а посмеяться он мог буквально над чем угодно, даже в пылу ссоры), напоминал Асе гиену. Она мысленно одёргивала себя, говорила, что нельзя так к людям относиться. Сама чем лучше? Может так же хохотать по поводу и без.

Но более пристально она следила за Женей. Та черкала и исправляла что-то в блокноте, кивая на тихие замечания Вари. Лицо её ничего не выражало. Она также не увидела сходства Аси с братом. И это неудивительно: они с Антоном не так уж и похожи, да и вряд ли Женя приглядывалась к какой-то прибившейся к ним первокурснице. Но Асе это было на руку. Стоило изучить Женю издалека, понять, можно ли ей доверять. Брат доверился, а в итоге?.. Причастна ли она к его исчезновению? Знает ли что-то важное или полезное? Не исключено.

– Так-так, что тут у нас? – Родченко вернулся, принеся с собой запах кофе, повествовавший о его недавнем обеде. Он взял у Жени лист со списком. – Благодарю, Евгения. О, что за эстеты, Леонида Андреева вспомнили. Молодцы!

– Поняли? – вскинулся Ярик. – Я вам тут не лаптями деланный.

– Не лаптем. Одним. – Женя предпочитала точные формулировки. И как её с элитного биохима занесло в этот кружок?

– Неважно. – Ярик передёрнул плечами.

– На следующей неделе… – Дина хлопнула в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание. – В среду, после четвёртой пары, собираемся решить, в какой последовательности будем читать. А пока все свободны.

Выйдя вместе со всеми и перебрасываясь незначительными репликами, Ася узнала, что Дина и Варя – второкурсницы и соседки по комнате. Первая учится на политологии, вторая – на управлении. А Ярик, которого девочки сразу же от себя шуганули, – с третьего курса информатики.

– Держись подальше от этого придурка. – Дина не назвала имени, но Ася поняла, что речь идёт именно о нём. – Знаешь, какое у него хобби? Он просто обожает исподтишка фоткать девушек. Но тебе повезло, если в галерее его смартфона хранится только твоё смазанное личико, выглядывающее из-за учебника. По-настоящему его интересуют фотки, сделанные под юбками у ничего не подозревающих студенток, которые сегодня решили одеться более феминно, чем обычно.

– Кошмар, – согласилась Ася в надежде услышать комментарий Жени, но та прошла с ними лишь до выхода из корпуса, а попрощавшись, ушла в свою биохимическую сторону.

Не настроенная слушать сплетни, Ася тоже поспешила ретироваться от новообретённых подруг в свою общагу. К счастью, они жили в другой. Те взяли с неё обещание передать привет Кристине. Что Ася и сделала, едва ввалившись в комнату.

– Тебе привет от девочек из «Ветвей», ой. – Ася шарахнулась от отражения Кристины в зеркале – та наносила на лицо маску.

– Тоже мне – «веточки».

– Ярик был. Пришёл туда ради тебя, по-моему. – Ася плюхнулась на свою кровать. Стена над ней всё ещё выглядела пустой: не успела украсить. О том, что она здесь живёт, говорила лишь фотография с братом, стоящая на тумбочке.

– Вовремя я оттуда улизнула.

– Кстати, почему ушла? Там вроде весело. И, судя по всему, отношения у вас неплохие. – Ася старалась выведать причины исподволь.

– Клуб мне нравился, когда он был безымянным. Всё испортилось из-за Евгении. – Кристина прогнусавила её имя в стиле Родченко. – После того как она пришла и установила свои порядки… Короче, я такое терпеть не стала.

– И что она сделала, кроме того, что название сменила?

– Она почти в одиночку выбрала весь список чтения для прошлого года. И Родченко его утвердил! Ну, ты и сама заметила, что он к ней неравнодушен, – она понизила голос.

– Книжки плохие оказались или что?

– Ха! Посмотри сама, я тогда протокол вела. – Кристина метнулась к своему столу, перерыла два верхних ящика, но всё-таки нашла помятый лист. Она предъявила его Асе как доказательство вины. – Почитай-почитай. Эти-то двое – Дина с Варей – тогда новенькие были, только пришли. Не поняли и давай радоваться, во всём её поддержали. А мне и ещё паре человек того года хватило.

Ася вглядывалась в изящные буквы с вензелями и ненужными загогулинами, которые, видимо, выражали представления Кристины о красивом почерке. Написано было следующее:

Список чтения на учебный год литературного клуба «Ветви»:

1. «Скорбь сатаны» М. Корелли

2. «Кельтские сумерки» У. Йейтса

3. «Великий бог Пан» А. Мейчена

4. «Ангел западного окна» Г. Майринка

5. «Огненный ангел» В. Брюсова

6. «Сивилла» П. Лагерквиста

7. «Волхв» Дж. Фаулза

8. «Клуб Дюма, или Тень Ришелье» А. Переса-Реверте

Этот список не впечатлил Асю, поскольку знакомыми ей показались всего две фамилии: Брюсова (потому что его проходили в школе) и Майринка (потому что какая-то его книга была у Антона). Сути негодования Кристины она не уловила и подняла непонимающий взгляд на соседку.

– И что не так?

– Не видишь, что ли? Все эти ангелы, боги, волхвы, сивиллы и сатана в сумерках… Курс эзотерика широкого профиля, а не репертуар книжного клуба. И ладно бы мы просто читали всё это как художественную литературу, но нет. Женя каждый раз влезала в обсуждение со своими: «Как вы думаете, такое возможно?», «Может ли это случиться на самом деле?», «Вы верите в сверхъестественное?». А я верю, только если речь идёт о сериале, понимаешь? Причём о первых трёх сезонах.

– Я думала, биологи и химики верят в научный метод, – пожала плечами Ася, возвращая листок.

Ася мистикой не интересовалась и суеверной себя не считала. Иногда они с Викой смеха ради читали гороскопы для своих знаков зодиака или проверяли совместимость с понравившимися парнями. Шутили, что все проблемы из-за ретроградного Меркурия или коридора затмений. Но ни минуты всерьёз не верили, что небесные тела хоть каким-то образом влияют на человеческую судьбу. Слово «эзотерика» казалось синонимом фантастики.

– Если бы. – Кристина разорвала лист и бросила в ведро. – Я тебе говорю, они шизанутые на своём биохиме.

Глядя на обрывки списка, Ася подумала о Жене. Сразу составить о ней внятное мнение сложно: похоже, она очень закрытая. Но, получается, в клуб она вступила в тот год, когда Антон пропал. Скучала? Искала новых друзей? Почему не на биохиме? Чутьё подсказывало, что Женя не ключ к разгадке сама по себе, но может помочь найти подход к настоящему ключу, который, как думала Ася, у девушки имеется.

– Сегодня она предложила всего пару книг – вполне обычных, насколько я поняла. – Ася попыталась реабилитировать Женю. Не хотелось думать, что брат дружил с какой-то сумасшедшей, помешанной на мистике.

– Не принимай мои слова всерьёз. – Кристина махнула рукой. – Женя, может, ещё не самая чокнутая из биохимовского зверинца. Спросить у неё про брата вполне нормально, наверно. О, маска осталась… Намазать тебя?

– Давай, – неуверенно ответила Ася, глядя на зелёно-голубую жижу.

– Только лицо умой сначала, а то пыльца с «Ветвей» попала.

Глава 3. Ангелы и насекомые

Люди боятся любить и любят бояться,

любят испытывать перед чем-нибудь

благоговейный трепет.

Р. Дэвис, «Пятый персонаж»

Прошло несколько дней изучения местной топографии и попыток влиться в студенческую жизнь. Воздух, влажный и свежий, чистый и обжигающий до рези в лёгких, который больно, но приятно вдыхать, был необходим Асе. Она быстро привыкла дышать им. Подаренный ветрами и дождями, он бил, хлестал, но и целовал, гладил. Девочки маялись с выпрямлением волос: те кудрявились, как никогда в жизни, даже Ася неожиданно для себя обнаружила, что и её обрезанные до плеч пряди вьются, хотя раньше она этого не замечала. Каждый раз, поднимаясь на холм, она чувствовала себя мокрой простынёй, трепещущей от порывов шквального ветра.

Как и все «социальщики», Ася жила в пространстве классицизма – то есть правых белых корпусов. В первом и главном, с портиком, бывшем здании коллегии, размещались ректорат и прочие административные единицы. Там же обитало отделение экономики и управления. А её коллеги – социологи и политологи – вместе с будущими айтишниками располагались во втором, колонны им достались поменьше, а мебель похуже.

Перед продолговатой стеклянной оранжерей, перерезавшей территорию надвое, высилась библиотека, а слева царствовали «естественники» – их корпуса, более новые, советской постройки, не отличаясь архитектурными изысками, представляли собой серые коробки и уходили вглубь студгородка. С их стороны, но ближе к подъёму, ютились два общежития – нечто среднее между панельными квадратами и барскими хоромами. Вид их скрашивали разве что огромные берёзы, но не всем нравилось, что из-за них темно в окнах.

Добравшись до аудитории, несмотря на нежелание вставать, накрапывающий на улице дождь и боль в шее, затёкшей от неудобной подушки, Ася недоумённо посмотрела на пустующие места. Никого. Совсем никого. Она на всякий случай проверила номер аудитории – вдруг не туда зашла? Всё верно. Просто остальные решили прогулять первую учебную субботу. Минут через пять, к Асиной радости, появилась насильно избранная на должность старосты Альбина.

– Я хочу умереть, – произнесла она вместо приветствия.

– А это что, всегда так будет? – Ася обвела рукой пустые парты. Она чувствовала себя форменной идиоткой, что пришла на первую пару, когда практически никто больше не потрудился этого сделать.

– Чего ты ждала от местного соцфака? – пожала плечами Альбина. – Здесь недобор даже на бюджетные места. Тем более суббота.

Явившийся минут через десять преподаватель невозмутимо начал лекцию для двух человек. К середине пары пришла ещё одна студентка, и прирост населения завершился. Говорили о французской социологической школе. Ася с гордостью отметила, что самостоятельно может перевести название выпускавшегося её членами журнала – L’Année sociologique («Социологический ежегодник»). На этом её приятные открытия иссякли. Лектор рассказывал о Дюркгейме, как тот в одной из самых своих известных монографий рассуждал о причинах суицида в разных обществах. Эта тема Асе не нравилась. Староста, наоборот, приняла её с энтузиазмом:

– Наконец-то, хоть что-то актуальное.

Смущённая безлюдьем и социологическими теориями, Ася побрела на вторую пару – иностранный язык. Поскольку из всего курса она единственная учила не английский, её персонально направили к преподавательнице французского. Та выдала несколько листков заданий и велела выполнить их до конца семестра. Получив нечаянную свободу, Ася решила пойти прогуляться, пока солнечное утро не сменилось грозовым днём.

Выросшая на лоне природы и в каждой рощице имевшая по любимому дереву, она радовалась тому, что университет находится в столь живописном месте. Любовь к пышной растительности, узловатым корням, неприметным тропинкам, птичьему пению и землистым лесным запахам Ася впитала с детства. С тех времён, когда она была крохой и папа возил её на плечах, а молодая листва гладила её по волосам. Когда Ася подросла, то стала исследовать опушки вместе с братом. Они обожали наблюдать за муравейниками, рассматривать ямки, оставленные кротами и змеями, и приносить домой ежей. Мама пугалась игольчатых комочков, но всё же подкармливала их, взамен на скорейшее возвращение в среду обитания.

Вика, дитя города, посмеивалась над подругой и говорила, что Ася иногда напоминает главную героиню известного фильма про вампиров, которые блестят на солнце. Правда, немного не дотягивает – недостаточно загадочная, мимика слишком живая, а рот у неё не закрывается, потому что она страшная болтушка, а вовсе не из-за проблем с носовой перегородкой. Раньше Ася и впрямь бывала не в меру весёлой – из того типа раздражающих людей, у которых стакан всегда наполовину полон. Но пропажа брата сгладила её характер: стёрла слишком широкую улыбку, приглушила слишком громкий смех. В глубине души она оставалась жизнерадостным человеком, но дальше внутренней убеждённости дело не шло – она потускнела и будто вынужденно повзрослела не на год, а лет на десять. Или ей всего лишь так казалось.

Задние ворота, ведущие в лес и располагавшиеся со стороны корпусов биохима, Ася миновала без опаски. Их запирали только на ночь, а в светлое время суток даже сторожа рядом не было. Это был первый Асин выходной вне дома, и она скучала. Тосковала по старому дубу с качелями, газону на заднем дворе, скрипучим оконным рамам, родному сосняку… А взамен эта чаща – таинственная и неизведанная, идеальная для её воскресных прогулок. Хотелось, чтобы они были не одинокими, но Ася понимала, что, например, Кристину сюда не затащишь. Она явно не из тех, кто любит проверять ветки на прочность, а ручьи – на прозрачность.

Ася пошла по широкой тропе, не выдумывая сложного маршрута, – в незнакомом лесу немудрено заблудиться. А этот к тому же выглядел старым, густым, а в глубине, скорее всего, ещё и был достаточно дремучим. Летнее зеленое буйство ещё не покинуло смешанные кроны, лишь кое-где виднелись начинающие выцветать листья. К середине осени лес вспыхнет и заалеет, окунётся в золото и оттенится бурым. Ася уже предвкушала это время, однако и сейчас было невероятно красиво. Правда, она ожидала встретить какие-нибудь особенные южные растения, но пока всё выглядело обыденно.

Углубляясь дальше, Ася различала новые голоса птиц. Ей хотелось бы точно определять их вид по одному звуку, но орнитология не самая сильная сторона Аси. Она шагала и шагала вперёд, прямо, не сворачивая, перепрыгивая торчащие из-под земли корни, примечая красные шляпки мухоморов и вслушиваясь в стук дятловых клювов. В воздухе парило так, что джинсовую куртку хотелось снять. Вдалеке слышался назойливый стрекот насекомых.

От всего этого у Аси закружилась голова, и стало казаться, что ей снится дурной сон. Она, наконец, вышла на небольшую поляну. Почти идеально круглая, обрамлённая раскидистыми вязами и дубами, та делилась практически надвое упавшим наискосок стволом огромного дерева. Он зарос мхом, его обнимали молодые кустарники и… На нём была темноволосая девушка. В белой ночной сорочке, босая и с книгой в руках. Лёжа на животе, она читала и лениво болтала ногами. Ася опешила и несколько мгновений не решалась с ней заговорить, чтобы не спугнуть и не разрушить видения. Но та заметила её первая.

– Доброе утро. – Чёрные глаза остановились на Асе. Голос был бархатным, как мох.

– Привет. Прости, если нарушила уединение.

– Ничего, я уже собиралась уходить. – Когда девушка поднялась, Ася заметила, что она лежала поверх постеленного на бревне плаща. Девушка отряхнула его и накинула. Красный, лаковый. В голове промелькнуло воспоминание. – Волшебный лес, правда?

– Да, отличное место для прогулок. И для чтения. – Ася силилась разобрать имя автора на томике в руках девушки: Ален Боске – что-то знакомое. Кажется, это поэт.

Ася к поэзии была равнодушна, но Антон просто обожал стихи. Стеллаж в его комнате с тремя покосившимися полками вообще являл собой странное зрелище. Книг было немного, и они существовали друг с другом в необъяснимом хаосе: лежали, стояли, поблёскивали заклеенными корешками, пестрели многочисленными закладками. Одни потеряли переплёты, другие были повёрнуты страничным срезом. Ася лишь примерно представляла себе их содержание. Справочники по ботанике и цитологии соседствовали с учебниками по органической химии, историко-географические очерки о Балканах – с русско-сербским разговорником. Между ними затесались Данте, Мильтон, Гёте и протестантская Библия из тех, что бесплатно раздают на улице. А дополняли картину «Так говорил Заратустра», «Тотем и табу», что-то из Борхеса, Манна, Гессе и Майринка.

И стихи. Куча поэтических сборников. Имена некоторых авторов – Мандельштама, Пастернака и Бродского – были на слуху. Смутные потуги к узнаванию вызывали Рембо, Рильке и Лорка. Но не раз Антон возвращался из букинистических магазинов или с городских барахолок и развалов с потрёпанными изданиями, давно вышедшими из печати, с неизвестными именами на обложках. Боске, Кручёных, Фёдоров? На этом познания Аси заканчивались.

А потом брат читал эти странные сонеты и поэмы, которые она не могла понять. Рифма, ритм, образы?.. Всё так эфемерно, ускользает и не схватишь. Но он ухватывал – правда, видел во все этих строчках неизъяснимую красоту и глубокий смысл. Однажды Антон спросил её: «Неужели ты не ощущаешь стройной гармонии звуков? Разве тебя никогда не приводили в восторг сочетания слов? Они как соцветия, как узор крыльев бабочки, как паутина в капельках росы, отражающих зарю. Удачные словосочетания приводят в трепет, будоражат воображение, не правда ли?» Ася соглашалась, чтобы его не обижать. Но внутри себя знала: неправда.

Поравнявшись с девушкой, когда та проходила мимо, Ася уловила яркие черты её лица: глаза как вишни, симметричное каре с чёлкой, фактурный нос, как у древних цариц, усмешку, как у Сфинкса. И плащ, этот плащ… В самом деле – чего он ей так дался?

– Будет дождь, – вместо прощания сообщила девушка и медленно удалилась.

Ася смотрела ей вслед, пока та окончательно не скрылась за деревьями. Потом несколько минут стояла в одиночестве, глубоко вдыхая тяжёлый воздух, готовый вот-вот наэлектризоваться и дать грозу. В итоге всё же сняла куртку и двинулась к студенческому городку, обмахиваясь ею. По дороге Ася наблюдала, как темнеют и наливаются свинцом тучи, небо опускается ниже, а ветер становится злее. Ливень ударил, когда она поднималась по лестнице. Ася остановилась у окна в пролёте между вторым и третьим этажами, заворожённо глядя, как гнётся под ураганными порывами росшая прямо напротив стекла берёза.

Вернувшись в свою комнату и не обнаружив там Кристины, у которой были либо пары, либо дела поважней, Ася поняла, что настал долгожданный момент. Тот самый удобный случай, когда она могла всё разложить по полочкам, ещё раз изучить все улики и записать свои мысли, пока никто не видит и не отвлекает. За эту первую суматошную неделю она почти не продвинулась в поисках, и даже тень разгадки не удалось ухватить. Решительно действовать Ася планировала со среды – когда снова встретит Женю. А пока…

Она на всякий случай заперла дверь изнутри. Поплотнее сдвинула полупрозрачные шторы, едва не задев вазу с букетом, подаренным Кристине её поклонником, стоявшую на подоконнике. Вытащила из-под кровати чемодан и открыла потайной отсек. Там хранилось то важное, что она везла с собой из дома и не в силах была оторвать от сердца. То, что, как ей думалось, может помочь в поисках брата. Его записная книжка.

На протяжении учёбы Антон нечасто приезжал домой, но оставался подолгу: на две недели после Нового года и почти на два месяца – летом. Полтора года назад, после зимних каникул, он последний раз приехал навестить их. Этот визит был короче предыдущих, а брат казался более замкнутым, чем обычно. Чужим. Родители не заметили: мама слишком радовалась его приезду, а отец и так всегда считал его странноватым. Но Ася почувствовала это по рассеянному взгляду, угрюмому молчанию и тому, как однажды он назвал её Настей.

Она зашла в комнату Антона через день после его отъезда: помещение ещё хранило его запах – кедровый аромат Encre Noir, который мама дарила ему на каждый день рождения. Брат, как всегда, оставил за собой этот шлейф, порядок и пустоту. Но на этот раз ещё и книжку. Она не была уверена, забыл он её или же спрятал специально, причём так, что внимательный взгляд Аси сразу выцепил её из всей обстановки – краешек торчал из-за обшивки книжной полки. Если не приглядываться – не видно. Мама наверняка не заметила, протирая там пыль.

Маленькая и бордовая, под кожу, потрёпанная и разбухшая, будто её в воду роняли. Ася никогда не видела её раньше в вещах брата или в его руках. Из праздного любопытства она пролистала книгу той зимой и ничего не поняла в странных записях. Все страницы бессистемно исписаны его мелким неразборчивым почерком. Одни содержат разные сведения по предметам, информацию о растениях, химические формулы, какие-то записи на иностранных языках, стихи, цитаты, околодневниковые заметки, рисунки. Ася лишь плечами пожала – хаотичные штучки. Но когда брат пропал, она присмотрелась к этой вещице тщательней и сразу же записала её в категорию «Улики».

Прочтя её не меньше раз, чем буклет про Ливецкий университет, Ася пришла к выводу, что в записях содержится некое подобие шифра. Возможно, просто баловство, но если нет… Пока шли поиски и расследование обстоятельств исчезновения, Ася ломала голову: показывать книжку полицейским или нет? Она то одёргивала себя, убеждая, что это глупости, то уверялась, что успех следствия зависит от корявых надписей. Но показать свою находку кому бы то ни было, включая родителей, она не надумала. Внутри Аси созрела и укоренилась глубокая убеждённость, что эта «подсказка» оставлена братом именно ей и не предназначена для чужих глаз. С этими мыслями она и прятала книжку у себя, с ними же поступала в ЛГУ и везла её сюда.

Из всей массы текстов больше всего Асю интересовали описания нескольких людей, имена которых Антон не называл, но, когда писал о них, использовал символические обозначения, иногда иллюстрации. Структура заметок вообще такова, что повествовательные записи предваряет список, кого-то обозначающий, вроде действующих лиц в пьесе. Но понять из него, о ком речь, невозможно. Теперь же, переваривая информацию о том, что Женя – подруга Антона, Ася подумала: может, речь об университетских друзьях? Просто они изображены иносказательно. Звучало логично, а зашифровано, чтобы они ненароком не подсмотрели. Или ещё почему-то.

Оглядевшись по сторонам, будто она не была одна в запертой комнате, Ася открыла записную книжку, отыскала нужную страницу и посмотрела на список, в очередной раз намереваясь заняться дешифровкой. Она уже пыталась – и не единожды. Сначала Ася предполагала, что обозначения людей связаны с этимологией их настоящих имён, но картинка в таком случае не складывалась. Проблема заключалась также в том, что одни лица были обозначены словами, а другие – рисунками. И как это понимать? В любом случае Антон предлагал такой перечень персонажей:

1. Рисунок двух львов – они были изображены в профиль, стоящими на задних лапах, словно на гербе. Иногда с этим рисунком соседствовали маленькие весы, нарисованные как бы в скобках. Иногда они отсутствовали, а порой и вовсе использовались без львов.

2. Рисунок киля корабля. Асе понадобилось очень много времени, чтобы разобраться, что именно изображено. Киль – такая вещь, которую с наскоку не признаешь. Но она сравнила сотни рисунков в Сети – киль и есть. Иногда рядом писалось словосочетание «милый друг», но чаще оно использовалось без рисунка. Хоть немного понятно – звучит по-человечески, в отличие от львов.

3. Рисунок одного льва с крыльями. Иногда он заменялся просто словом «лев».

4. Рисунок короны и слово «благородная». Чаще просто одно слово.

5. Рисунок (скорее, отпечаток пальца в чернилах) и слово «тень». Чаще просто «тень».

Ася решила перечитать всё это именно сегодня из-за прогулки в лесу. Девушка с красным плащом её встревожила. Она вспомнила, что этот образ ей где-то встречался. Где же… Ася листала страницы. «Эта весна началась так же, как все прочие до неё, – бесцветно, беззвучно и бестолково», – писал Антон в начале своей книжицы, как только поступил в университет, но эти слова ни на что не проливали свет.

Вот! Ася едва не подпрыгнула. Под заглавием «Милый друг» и килем корабля было несколько недатированных записей:

«Я давно не читал сказок, но всё выходит прямо по Шарлю Перро. Красный плащ. Видно сначала его, лишь потом – владельца. На лице алые губы и глаза, как две Маракотовы бездны. Цвет кричит об опасности. Как стоп-сигнал. Обворожительно и притягательно».

И чуть ниже:

«Одинокие фейри[4] отличаются от бродячих тем, что предпочитают одежду красного цвета, тогда как бродячие носят зеленую».

Оба предложения Ася сочла довольно бессвязными. Они ничего не проясняли, напротив, добавляли тайн. Много ли существует людей, у которых есть красный плащ? Наверно, тысячи, если не миллионы. Многие ли студентки Ливецкого университета являются их счастливыми обладательницами? Неизвестно. Речь могла идти как о девушке, которую Антон мог встретить утром, так и о ком-то другом. И в конце концов, пол обладателя плаща в записях не фигурировал. «Милым другом» вполне мог оказаться и парень.

Под этим же заглавием было много записей, но больше ни в одной из них не упоминалась красная одежда. Ася разочарованно отложила книжку. Так ничего не понять. Нужно либо поговорить с Женей, либо ловить лесную незнакомку.

Когда Кристина вернулась, Ася уже замела все следы мозгового штурма. Она развернула бурную деятельность по благоустройству своей половины комнаты: повесила над кроватью карту мира, украсив по периметру искусственной лианой, прицепила на вощёную нить фотографии с эволюцией Пуаро – от слепого котёнка до ленивого толстяка, открытки от друзей из заграничных поездок, подаренный Викой ловец снов в форме совы. На тумбочке, рядом с фоторамкой, появилась лава-лампа, на столе – резной гарцующий пони папиной работы, у двери разместился пенни-борд – кто знает, когда выпадет шанс покататься?

– А ты времени не теряешь. Пары отменили? – Кристина снимала длинные серьги и аккуратно укладывала их в шкатулку у зеркала.

– Ну, почти. А ты целый день училась? – Ася критически оглядела плоды своих трудов. Вышло не так уютно, как дома, но сойдёт.

– У нас по субботам выходной. Я была на свидании.

– С Яриком?

– Боже упаси. – Её передёрнуло. – У меня есть нормальный молодой человек. Если Ярослав начнёт приставать с вопросами, так ему и передай.

– Договорились.

Последним штрихом в инсталляции «Уголок Аси» были цветные булавки, разбросанные по карте. В детстве они с братом любили мечтать о том, как будут путешествовать, когда вырастут и разбогатеют. В первые месяцы после его исчезновения Ася успокаивала себя тем, что придумывала истории про то, куда он отправился и почему. Наверное, Антону осточертела серость этого провинциального городка, он купил билет до Рио-де-Жанейро и теперь веселится там на карнавалах. Или его не удовлетворило качество отечественного образования, и сейчас Антон проводит опыты в лучших лабораториях Оксфорда. Или, вполне вероятно, он пережил душераздирающую любовную драму: бессердечная интриганка (не в красном ли плаще?) оставила его ради кого-то другого, и, чтобы забыться, Антон укатил с одним чемоданом в Гималаи очищать разум и постигать дзен.

В какой бы стране на карте ни поблёскивала цветной глазурью булавка, Ася легко могла поверить, что брат именно там: попивает коктейли в Бразилии, гуляет под дождём в Англии или медитирует в Индии. И в то же время чувствовала, что Антона нет ни в одном из этих мест.

В воскресенье Ася снова отправилась в лес, но уже не ради праздной прогулки, но в надежде застать там девушку в красном плаще. Она хотела прийти примерно в то же время, что и вчера, но проспала. По поляне ей пришлось бродить лишь в сопровождении белок: то ли она упустила свою цель, прогадав со временем, то ли чтение поэзии на брёвнах не было излюбленным хобби незнакомки, а лишь разовой акцией.

На обратном пути Ася заглянула в библиотеку. Там она надеялась найти труды Конта, по которым дали задание, но первоочередной задачей была экскурсия: куратор мало рассказал про это сооружение, а внутрь и вовсе не пригласил. Библиотека гордо высилась в сердце территории – древний корень и начало всего, прочие корпуса были разбросаны вокруг неё, как яблоки вокруг яблони. Округлое здание, сложенное из тонкого обожжённого кирпича, потемневшего и замшелого от времени, казалось небольшим. Из буклета она знала, что первоначально это был крестово-купольный храм св. Киприана Антиохийского, четырёхстолпный, трёхапсидный, с одним куполом. Он навевал на мысли о Святой Софии в Константинополе. Вернее, Айя-Софии в Стамбуле. Только маленькой.

Внутри было сумрачно. Свет из узких высоких окон не доходил до книжных шкафов, расставленных вдоль стен, а концентрировался наверху, под куполом. Разобрать текст на пожелтевших страницах было возможно лишь благодаря настольным лампам на немногочисленных столах. Все они пустовали, за исключением одного – уткнувшись в книгу, в угол забился какой-то парень. Слушая свои шаги, гулким эхом отдававшиеся под сводом, Ася отметила про себя, что это помещение мало подходит для читального зала. Алтарь и жертвенник здесь смотрелись бы уместней.

Советские рабочие, строители и маляры, самозабвенно растаскивали содержимое здания по кусочкам, отдирали оклады, закрашивали фрески – преобразовывали помещение под нужды склада. И с такой же тщательностью потом, уже в девяностые годы, пришедшие им на смену реставраторы и консерваторы счищали шпаклёвку, обновляли краски и всячески восстанавливали утраченное историческое наследие. На откосах окон сохранился полустёртый растительный орнамент, а на западной стене удалось извлечь из-под слоя пыли и времени фрагмент росписи по мотивам васнецовского «Страшного суда».

Прежде чем подойти к библиотекарю, Ася остановилась напротив этой фрески. На ней ангел гнева, возведя взгляд к небесам, грозно сдвигал брови и помогал судить мир. В руках он держал весы, отчего ей сразу вспомнился рисунок брата. Для сохранности роспись поместили под стекло, на котором играли блики. И глаза ангела сверкали как живые. Асе стало не по себе. Она поспешила взять нужную книгу и выйти на улицу.

К назначенному на среду заседанию «Ветвей» Ася готовилась с понедельника. Продумывала тактику налаживания контакта и сближения с Женей. Лесть открывает многие двери, но стоит только с ней переборщить – как весь план насмарку. Сойдёт пара комплиментов, брошенных между делом. Ненавязчивый разговор, ни к чему не обязывающие шутки. Ася решила мимикрировать под среду: надела самые неприметные джинсы и клетчатую рубашку, рукава которой закатала до локтей – и не так жарко, и браслет с «вечностью» видно, а он выглядит по-детски. В её облике не улавливался лишь реверанс в сторону стиля Ярика, но угождать ему в планы Аси не входило.

Рассчитывая прийти в аудиторию № 109 первой, поскольку их (то есть её и старосту – остальные снова отсутствовали) пораньше отпустили с четвёртой пары, Ася удивилась, что все уже были в сборе. Кроме Ярика.

– О, пришла! А то мы уже спорить хотели, вернёшься ли. – Дина зажигала ароматическую свечку, украшавшую пианино.

– Я же говорила, что всё будет нормально. – Варя, рисовавшая на доске зайца, приветливо улыбнулась Асе. Женя скользнула по ней отсутствующим разноцветным взглядом и никак не прокомментировала её появление.

– Дамы, приветствую! – Ярик тоже не заставил себя ждать.

– И этот явился… – Дина шумно вздохнула.

– Не понял, почему мне не рады: вам пятый нужен или как? Ну да, проспал немножко, с кем не бывает? О, огонёчек! – Ярик прошествовал к пианино, извлёк из-за уха сигарету и нагнулся с явным намерением прикурить.

– Рассейся. – Дина звонко ударила его по руке. – Это для снятия эмоционального напряжения.

– Хрень какая-то, – пожал он плечами. – Нет бы просто книжки читать – им ещё и театральщину подавай.

– Запахи розмарина и чайного дерева снимаю стресс. – Дина поджала губы и поправила свечу. – Я-то ничего не имею против курения, потому что мы придерживаемся принципов социал-анархизма, но вот увидит тебя Родченко – мало не покажется.

– На кой он вообще сдался? Он что-то типа училки литры: объясняет, почему занавески синие, а дома – жёлтые?

– Он наш ментор, – подала голос Женя, вознамерившись оправдать доцента. – Помогает понять культурный контекст, поясняет литературную критику.

– Ментор-дементор, – хмыкнул Ярик. – Пасти приставили, ясен пень. Небось следит, чтоб вы тут революционную ячейку вместо клуба не развели.

– Чтобы мы собирались не в ущерб учёбе, – поправила Варя.

– Кстати, а у меня одной сегодня была четвёртая пара? – Крик души вырвался из Аси помимо её воли. Все с недоумением уставились на неё.

– Какая? Четвёртая? О-о… – Ярик вальяжно присел на край парты и закинул ногу на ногу. – Послушай меня, малая, только наивному перваку простительно задавать такие вопросы. Настоящий студент знает на собственном опыте, что универская жизнь состоит из пар, которые отменились по независящим от нас причинам, прогулянных пар, занятий, на которых преподы болтали о жизни, посторонних вещах, и горсточки нормальных пар. – Он показал пальцами пару миллиметров.

– Говорят, ещё бывают такие штуки, как саморазвитие и самоподготовка, но мало кто лично убедился в их существовании, – вставила Женя.

– Давайте уже перейдём к повестке. – Дина спихнула Ярика с парты. – Нужно решить, с какого произведения начнём.

– Голосую за «Имя розы», – выпалила Ася, едва все расселись. Ей хотелось выказать приверженность вкусам Жени, хотя она в душе не ведала, о чём эта книга.

– Ты видела этот кирпич? Он явно создан не для сентября! – Дина замотала головой.

– Тогда, может, тот поэтический сборник? – Ася сделала вторую робкую попытку подмаслиться.

– Ну нет. Стихи не хочется, – скривился Ярик. И впервые Дина ему не возразила.

– «Мы», – лаконично предложила Женя.

– Я согласна, – сразу солидаризировалась с ней Варя.

– Я тоже! – тут же поддакнула Ася.

– Вроде по объёму подходит. Если возражений нет, то читаем «Мы». – Дина обвела присутствующих пытливым взглядом. Все молча закивали. – Решено единогласно. К следующему заседанию каждый должен иметь на руках текст в удобном для него формате, а также ознакомиться с биографией автора и историей создания романа. Всё ясно? Персонально тебе, Ярик, всё ли ясно? Не будешь готов к обсуждению – заставим тебя читать нам вслух.

– Ой, да понял я, понял.

– Желательно прочесть пару глав – будем говорить о том, какое сложилось впечатление от языка, героев и каким мы видим дальнейшее развитие сюжета. На этом предлагаю закончить. – Дина поднялась.

– Нафига мы уже второй раз собираемся на грёбаных пятнадцать минут? – Ярик рассчитывал на большее.

– Начало года. Мы решаем организационные вопросы! – назидательно произнесла Дина. – Дай войти в режим.

– Ну хоть не в ресурс, – паясничал Ярик.

Все спешно засобирались. Асе отметила про себя, что клуб трещит по швам. Скоро настанут его последние месяцы, если в коллектив не вольются особо инициативные книжные черви. Первыми, махнув на прощание, вышли Варя и Дина, следом за ними – Женя, а вот Ярик никуда не торопился и исподтишка поглядывал на Асю.

– До меня дошла инфа, что ты соседка Кристины. – Он загородил собой дверной проём до самого косяка.

– Допустим, – пригнувшись, Ася пролезла под его рукой. Нельзя упустить Женю! Она пришла сюда сегодня только ради того, чтобы завязать с ней если не дружбу, то хотя бы приятельский разговор.

– Скажи, когда она точно бывает в комнате.

– Ночью.

– Нормально ответь, чего ты такая противная. – Ярик проследовал за Асей по коридору. На её скорые, но мелкие шаги приходилось по одному его размашистому шагу.

– Это чистая правда, – через плечо и на бегу отвечала Ася. – В остальное время она занята: учится либо тусит со своим парнем.

– Парнем?

– Да, вот ты и узнал эту душераздирающую правду. – Ася обернулась и похлопала парня по плечу. – Прими свою судьбу.

– Нет, стой-ка. – Ярик продолжил её преследовать. Между тем они уже спускались по лестнице. – Кто он? Я его знаю?

– Без понятия, знаком ли он тебе, потому что я сама его не знаю, – протараторила Ася, стараясь не терять Женю из виду. Они вышли на улицу – та заворачивала за угол корпуса.

– А ты меня не дуришь?

– Посмотри сам – скоро они обязательно попадутся тебе на пути.

– Блин, это, наверное, Ложкин с четвёртого курса, да? – игнорируя её ответы, вслух размышлял Ярик.

– Не исключено. – Ася следовала за Женей, пытаясь в равной мере не отстать и по возможности остаться незамеченной. Они пересекли круглый двор, прошли мимо библиотеки, а беглянка уже нырнула за оранжерею.

– Хреново. Что я могу сказать, – философски заключил Ярик.

Ася остановилась. Пойти дальше или нет? В корпусах естественнонаучного отделения она совсем не ориентируется – как тогда продолжать погоню? К тому же куратор предостерегал, что там не любят чужаков. А они их за километр отличают, тут без сомнений. Но верность делу пересилила – Ася сделала несколько шагов по дорожке, которая огибала оранжерею.

– Слушай, – протянул Ярик, после того как постоял напротив Аси, застывшей на несколько секунд в нерешительности. – А ты тоже ничего. – Он будто впервые её увидел. Или разглядел. – У тебя-то нет парня?

– Ой, уйди, а?! – Ася замахала руками. Она терпеть не могла парней, которым лишь бы прибиться, а к кому – неважно.

– Не, реально, ты довольно симпатичная. И не такая зажравшаяся, как Кристи. Тем более у нас с тобой общие интересы – вон в один клуб ходим.

– Ты издеваешься?

– Не-а, я серьёзно. Давай узнаем друг друга получше? – Ярик обогнал Асю у торца стеклянной постройки.

– Спасибо, нет. – Она попыталась его обойти.

– Да ладно, – он преградил ей путь, – чего сразу отказываться-то?

Вконец растерявшись, Ася запаниковала. Она впервые зашла так далеко на территорию биохимиков – и земля их оказалась бесплодной: кругом не наблюдалось ни единого студента. Кроме Ярика. Но он, хоть и выглядел безобидно в обычное время и в безопасной ситуации, сейчас не казался ей тем человеком, которого хотелось бы видеть рядом.

– Оставь меня в покое, пожалуйста, – произнесла Ася сдавленным голосом. – Я недавно поступила, у меня и так стресс. Вон даже свечи не помогают.

– Так я могу его облегчить. – Ярик подарил ей сальную улыбочку и потянулся, чтобы приобнять за плечи. Ася аж сжалась вся.

– Если девушка попросила оставить её, то будь мужчиной и сделай это, – позади послышался низкий голос.

Ярик поднял недовольный взгляд на незваного свидетеля его позора, который к тому же и вмешаться посмел. С губ уже готовы были сорваться ядовитые насмешки, как вдруг парень неожиданно сник. Рот его открылся и закрылся. Потупившись, Ярик стал оправдываться:

– А чего я? Моё дело – предложить… Я пошёл так-то… Не хочет – как хочет. – Он сунул руки в карманы и нарочито расслабленной походной двинулся прочь, будто девушки здесь вовсе и не было. Отойдя от Аси на несколько шагов, Ярик даже стал насвистывать, но по его сгорбленной спине Ася догадалась: он страшно напряжён.

– Ты в порядке? – участливо осведомился незнакомец, обойдя её.

Теперь Ася могла разглядеть своего спасителя. Он был очень высоким (выше Ярика) и крепко сложенным. Лицо, немного вытянутое, с простыми, но правильными чертами, обрамляли светло-золотистые волосы и аккуратная бородка. Янтарные глаза и тёмные брови делали образ незнакомца немного сумрачным. «На льва похож», – почему-то подумала Ася. Хотя скорее его облик навевал на мысли о дореволюционных временах и княжеской родословной.

Когда он улыбнулся, проливая на Асю мёд понимания и сочувствие, тягостное впечатление прошло. Она бы разревелась и упала в его объятия сию же секунду, если бы не одно обстоятельство: накинутый поверх рубашки белый халат выдавал в нём студента биохима. Предубеждение против них, насаждаемое Кристиной, сыграло свою роль. Белые одежды делали его почти небожителем, нагоняя на Асю священный трепет. Она невольно ассоциировала незнакомца с каким-то врачом – фигурой мистической, ведающей рождением и смертью, одновременно причиняющей боль и облегчающей страдания.

Но чего, в сущности, так испугался Ярик? Габаритов? Уверенного тона? Халата?

– А, да, спасибо. – Ася стряхнула с себя оцепенение. Вежливость – прежде всего. – Пойду в общагу. Думаю, теперь он ко мне не сунется. – Она попыталась как можно быстрее закончить разговор. Присутствие незнакомца её смущало, а факт принадлежности к биохиму угнетал.

– Будь осторожна! – Дружелюбный тон и внимательная улыбка имели магический эффект. Асю кольнуло странное ощущение – хотелось ещё. Чтобы он улыбался шире и желательно только ей одной. Непрошенные мыслишки из разряда «надо его отблагодарить», «стоит его задержать», «вот бы его порадовать» зароились в голове со скоростью света.

– Постой… те, – окликнула она, когда незнакомец уже собирался уходить. После пропажи брата Ася совсем потерялась в возрасте окружающих её молодых людей: не с кем было сопоставить. Вот и парень казался ей ненамного старше Антона, но при этом производил впечатление кого-то взрослого и мудрого. Ая не посмела обратиться на «ты». Простое обращение ему не подходило. – Вы же с биохима, правильно? – Он кивнул этой очевидной догадке. – А вы не знаете Антона Чермных?

Незнакомец молча вперился взглядом в землю, несколько секунд помолчал, а когда поднял глаза, Ася заметила, как они потемнели. Он сдвинул брови, и вид его сделался суровым. Незнакомец напомнил ей ангела гнева с фрески Страшного суда. Ася испытывала два противоречивых чувства: было боязно продолжать смотреть на него, но девушка не могла даже сморгнуть, будто он был удавом, загипнотизировавшим свою жертву.

– Нет, теперь – нет, – наконец произнёс незнакомец. И эта фраза прозвучала слишком весомо, тяжеловесно, будто в ней заключалась некая сложная истина, которую Ася не могла познать. – Доброго дня. – Он слегка поклонился и ушёл.

На Асю снизошло откровение: она помчалась в свою комнату и, не потрудившись, как в прошлый раз, запереть дверь, извлекла из чемодана записную книжку Антона. Он должен быть, должен быть кем-то из них… Из тех пяти, которых Антон описывал… Это не может быть кто-то случайный – это тот, встречи с кем Ася ждала. Она предугадывала его раньше, была знакома заочно. Она читала о нём или о ком-то очень похожем… Где же… Ася лихорадочно перелистывала страницы, сминая их, оставляя заломы. Не то, всё не то… Вот! Под заголовком с двумя львами она прочитала:

«…Босой и нищий, на краю горной дороги я ждал небожителей, милосердных и лучезарных, и ветер, как предчувствие чуда, играл в моих волосах… Случилось чудо: один из ангелов обернулся и тихо приблизился ко мне… Слились в единый чудесный лик его изгибы, лучи и прелесть всех любимых мною лиц…».

Асе подумалось, что это не слова её брата – лишь чья-то чужая цитата, абстрактная, ничего не проясняющая, зыбкая. Но Антон уловил в ней какую-то правду о себе и том, что он пережил при встрече с неким загадочным человеком. И Ася чувствовала, что сейчас получила опыт настолько схожий, что она просто отказывалась воспринимать его как совпадение. Если речь в записях идёт не о её спасителе, то о ком вообще она может быть?

Девушка в красном плаще, лучезарный небожитель – как могут они существовать в этой прозаической обыденности, как могут быть случайными прохожими? Ася решила быть смелее: не мяться да выглядывать из-за угла, боясь заговорить с Женей, но подойти к ней прямо и целенаправленно. Спросить и про Антона, и про людей, которых встретила. Упоминать о записях она бы пока не стала, но в остальном… Пора выяснить что-то наверняка. Ася была уверена: Женя знает их обоих, и ей известно, каким образом они были связаны с братом.

Глава 4. Смех в темноте

В прошлом году ты закопал в саду мертвеца.

Дал ли он побеги? Будет ли нынче цвести?

Т. Элиот, «Бесплодная земля»

Чёрно-белые берёзовые ветки решетили солнечные лучи. В голых кронах щебетали последние птицы. Ася сладко потянулась и приоткрыла один глаз. Она любила просыпаться до будильника, но не из-за того, что была жаворонком, а просто чтобы не слышать противный сигнал. Какую мелодию ни поставь – через пару недель возненавидишь её всеми фибрами души. А птичье пение не надоедает. Сегодня Асе не нужно спешить: по утверждённому расписанию ей ко второй паре. К её удивлению, соседка ещё не ушла на лекции. Она сидела на своей кровати и пилила ногти.

– Утречко. – Слово пришлось на зевок.

– Доброе. Задам нескромный вопрос? – не дождавшись согласия, сосредоточенная на своём занятии Кристина продолжила: – Давно ты во сне разговариваешь?

– Понятия не имею. – Ася повременила вылезать из-под одеяла. Обернувшись им как гусеница, она легла на бок. – Я всегда спала одна в комнате. Что же говорю?

– Да так, в основном зовёшь Антона. Иногда мямлишь что-то про Женю.

– Наверно, потому что они не выходят у меня из головы. – Ася нашла в себе силы сесть, прислонившись к стене.

Она не была склонна к непрерывной саморефлексии, поэтому чувства собственного бессилия и никчёмности оказались для неё непривычными. А раньше Ася считала, что любить загадки и книжки, где умные дяди и тёти их разгадывают, – достаточное условие для ведения расследования. Серьёзно полагала, что бойко общаться со сверстниками – верх ораторского мастерства, будто бы это умение, открывающее все двери: харизматичные и обаятельные люди легко выуживают любую информацию. Как бы не так. Она ходила по кругу, у неё была единственная ниточка – Женя, да и то лишь по словам Кристины. А можно ли доверять соседке? Она, конечно, неплохая, но насколько хорошо они знакомы? Пробиться же к самой Жене – тоже задача не из лёгких. Да ещё эти неясные записи, благословенные небожители, львы, девушки в красных плащах… Фольклор какой-то, ей-богу. Исторические корни волшебной сказки, а не взрослая жизнь, которую все обещали после школы. Да и в целом создавалось впечатление, что Ася здесь не секретную миссию выполняет, а просто приятно (ну, почти) проводит время: изучает социологию, посещает книжный клуб, прогуливается по лесу. Лишние телодвижения, бездарные дни.

– Сложно всё это, – еле слышно, наверное, так же, как и во сне, пробормотала Ася, легонько стукаясь затылком о стену.

Во время обеденного перерыва Ася отправилась в столовую, располагавшуюся во втором корпусе. Унылый общепит, куда стекались студенты всех социальных отделений. Изучив небогатый ассортимент, она остановила выбор на слойке с джемом и апельсиновом соке, а когда искала место, наткнулась на Дину и Варю. Завидев её издалека, девушки активно замахали, жестами приглашая подсесть.

– Я уж думала, ты так и пройдёшь мимо. – Дина подвинулась к окну, освобождая место. С первого взгляда не было ясно, рада ли она Асе.

– А Женя разве не с вами обедает? – Ася сразу начала разведку.

– На биохиме свой буфет, – сказала Варя. – Говорят, он лучше нашего.

– А почему вы туда не ходите?

– Там не любят чужих. Ну, ты, наверно, слышала. Всякие предубеждения и бла-бла. И это при том, что мы даже не какие-нибудь физики и лирики. – Дина возвела глаза к потолку. – Я только – за, давно пора сломать эту иерархическую систему и изжить неравенство, но пока никто из пытавшихся не пришёл к успеху.

– Удивительно, что вам удалось подружиться с Женей в таких условиях, – как бы между прочим обронила Ася, покусывая трубочку.

– Она очень хорошая, – доверительным тоном сообщила Варя. – Только в этом году стала какой-то необщительной.

– Тебя послушать, так все вокруг хорошие, Варвара, – покосилась на неё Дина. – Но подтверждаю: в прошлом году слова вставить нельзя было – так много Женька болтала. Вечно что-то выдумывала, обсуждала, пыталась донести свои идеи. Приходила в клуб первой и уходила последней. Они там с Родченко до темна вместе сидели. А теперь, наверно, поцапались. – Дина с Варей многозначительно переглянулись. – Этого и стоило ожидать. А я её предупреждала, между прочим. Такие отношения до добра не доводят. Все эти начальники, учителя, преподы – у них выигрышная позиция, они – власть. И к чему это ведёт? Угнетение, манипуляции, абьюз.

– Олег Вячеславович тоже хороший. Но мало ли что случается, – тихо вставила Варя.

– Слушайте, а он ведёт что-нибудь у биологов? – В душе Аси затеплилась новая надежда. Что, если расспросить его о Жене? Он, судя по убеждённости девчонок, должен знать о ней многое. Возможно, преподавал что-то у самого Антона.

– Вроде бы. Не знаю точно, – ответила Дина. Варя лишь плечами пожала. – О, гляньте, какая драма. – Дина указала в дальний угол столовой.

Там, игриво шушукаясь, сидели двое – Кристина и какой-то парень. Ася прищурилась, чтобы лучше его разглядеть. Он оказался рыжеватым, пухленьким и розовощёким. Его облик никак не вязался с внешним видом Кристины – её запросто можно было назвать красоткой. По крайней мере, как выразилась бы Дина, она считалась «конвенционально привлекательной». Собственно, в их ворковании никакой драмы не наблюдалось – она липким пятном материализовывалась чуть в стороне, вместе с приближающейся понурой физиономией Ярика.

– Ой, что сейчас будет. – Варя пригнулась к столешнице и зажмурилась.

– Да ничего! – Дина засунула в рот мизинцы и оглушительно свистнула.

Разговоры мигом стихли, и все присутствующие уставились на неё. Дождавшись, когда Ярик обернётся, Дина установила с ним зрительный контакт, глумливо улыбнулась и медленно подняла руку. Затем согнула все пальцы, кроме среднего. Возмущённый Ярик повторил её жест двумя руками. Дина захохотала и показала ему язык. Он покрутил пальцем у виска и отвернулся. Но пока Ярик проделывал всё это, столик позади него опустел: Кристина с парнем скрылись в неизвестном направлении. Разочарованный Ярик тоже поплёлся к выходу.

– Так! – Ася тряхнула головой, чтобы отрешиться от произошедшего. – Где искать Родченко? На кафедре?

– Не, ты не слышала, что ли? Он туда ни ногой.

– Почему?

– У них с Вероникой Платоновной непримиримые разногласия, – прошептала Варя.

Веронику Платоновну Ася знала – она вела на её курсе «Культуру академической речи», да к тому же заведовала общеуниверситетской кафедрой русского языка. Её всегда замечали издалека: высокая сама по себе, Вероника Платоновна носила туфли на каблуке и сооружение на голове, которое с некоторой долей скепсиса можно было обозначить как пучок, вернее, идентифицировать его как башню. Монументальная фигурой, как изваяние Венеры Милосской, лицом Вероника Платоновна была мила, свежа и выглядела моложе своих почти сорока.

– Они с Родченко раньше встречались, дело шло к свадьбе. А потом расстались. Теперь по одному коридору не могут пройти. Обходят друг друга за километр, – сыпала откровениями о личной жизни преподавателей Дина.

– То есть Родченко так же неуловим, как и Женя, – тоскливо вздохнув, заключила Ася.

– Женя – местная, живёт в городе, после пар её не застать. И расписание у неё, как у всех магистрантов, особенное. Только клуб остаётся, – пожала плечами Варя.

– А зачем они тебе понадобились? – спросила Дина.

– Хотела расспросить у них о брате. – Что-то подсказывало Асе, что пора раскрыться. Девчонки вроде неплохо к ней относились. Вдруг тоже помогут в поисках? – Слышали про Антона Чермных?

– Ах! – Варя прикрыла рот ладошками. – Так это твой брат…

– Который пропал в прошлом году? Понятное дело, все о нём слышали – тут такой кавардак был: полицейские с собаками ходили, всю территорию обошли, лес прочесали. – Дина описала вилкой круг в воздухе. – И ничего не нашли. Никого. Пусто.

– Мне так жаль, соболезную… – Варя схватила Асю за руку.

– Спасибо. – Ася выдавила улыбку. Складывалось довольно неприятное впечатление, что они уверены в его смерти. – Женя, насколько я понимаю, с ним общалась.

– Да-да, она прямо убита горем была, когда в клуб пришла, – вспоминала Дина. – Всё спрашивала нас, что мы об этом думаем, не подозреваем ли кого. Намекала, что она – да. Теории всякие строила об убийствах.

– Женя и с Родченко сблизилась на этой почве. Он её поддерживал. – Варя, наконец-то, перестала успокаивающе поглаживать Асю. – А ты приехала сюда… не боишься?

– Чего? – не поняла Ася.

– Ну… – неопределённо протянула Варя. – Того, что с тобой может случиться.

– Варь, ты нормальная? – Дина скрестила руки на груди. – У нас тут болото, конечно, но не какое-то проклятое место. Или ты думаешь, что все люди с фамилией Чермных обязаны попасть здесь в неприятности?

– Да, это я так. – Варя сдавленно хихикнула. – Не воспринимай всерьёз. У моих знакомых в Москве вообще преподавателя убили. Карандашом!

Асе не понравилось, как она отвела взгляд.

Всю ночь бушевал ливень. Дождь обнажал сокровенную прелесть увядающей природы: омываясь, выцветающие листья блестели малахитовым глянцем, капли на травинках составляли свой отдельный мир солнечных отражений и сияния. Напитавшаяся земля становилась чёрной и мягкой, вязкой, напоминавшей скорее о лоне, нежели о могиле.

Утро обняло стадион, раскинувшийся позади оранжереи, туманом. Первокурсников с разных отделений выгнали заниматься физкультурой на улицу. Стояла тёплая для середины сентября погода – все оделись легко. Из группы Аси присутствовали, как обычно, она и староста.

– Не могу больше, – прохрипела задыхающаяся после пробежки Альбина. Она остановилась и упёрлась руками в колени. – Похороните меня прямо здесь.

– Мы всего три круга пробежали. – Ася рухнула на траву рядом с дорожкой. Ей было стыдно признаться, что она тоже устала.

В школе Ася училась ординарно, не блистала, хорошистка без особых талантов к наукам. Но в спорте она, можно сказать, преуспевала. Несколько лет состояла в секции по настольному теннису, даже на региональные соревнования ездила. Поскольку отец любое её удачное начинание раздувал до невиданных масштабов, некоторое время Ася и правда считала себя настоящей спортсменкой. Но хотя бы фигуру она имела подтянутую. Теперь же, лёжа на траве, девушка похлопывала себя по животу – он явно стал более выпуклым за прошедший год. Всё из-за переживаний и того, что Ася забросила теннис. Будь она в форме, пробежаться сегодня не составило бы труда.

– Ума не приложу, что делать с посвящением в студенты в конце месяца. – Альбина присела рядом. – Никого не заставишь участвовать, а старшекурсники требуют от нас приветственного перфоманса.

– Если никто не будет соглашаться, могу помочь. – Будучи школьницей, Ася обожала всякие мероприятия, с удовольствием играла в сценках вместе с Викой, участвовала в конкурсах и организовывала праздники в классе.

– Луч света в тёмном царстве, хоть и не Катерина, – проговорила Альбина, склоняя голову в благодарственном жесте.

В среду по пути на собрание «Ветвей» Ася мысленно наносила на лицо боевую раскраску. Сегодня она зажмёт Женю в тиски, свяжет по рукам и ногам, вцепится зубами, но не отпустит, пока не выяснит хоть что-нибудь об Антоне.

Всё время, пока члены литературного клуба обсуждали Замятина, гражданскую войну и характеристику антиутопии как жанра, Ася сидела как на иголках. Она исподволь разглядывала Женю, отвечала невпопад и ёрзала пяткой под столом. Дина бросала на неё осуждающие взгляды, призванные обличить её нерадивость. А Ярик, оказавшийся неподалёку, косился на Асю, но непонятно почему: то ли заметил остервенелое нетерпение, то ли чувствовал вину за свой поступок на прошлой неделе. Видимо, второе, поскольку как только заседание закончилось, он обратился к ней:

– Настюх, ты это… Извини. Я не хотел тебя напугать, правда. Просто я так расстроился из-за Кристи, что вёл себя как дебил. Прости, пожалуйста…

– Не бери в голову, – на ходу бросила Ася и выбежала за Женей в коридор. – Стой! – Она пожалела, что не умеет свистеть так же звонко, как Дина.

– Я? – Женя обернулась и посмотрела на Асю как на полоумную.

– Да, мне срочно нужно с тобой поговорить. – Ася подошла к ней вплотную. – Ты дружила с Антоном Чермных?

Женя ощутимо вздрогнула – по лицу её прошла судорога. Она замялась, одёрнула рукава кофты и вцепилась в ремешок сумки. Потом, наконец, подняла свои разные глаза на Асю и утвердительно кивнула. С такой серьёзностью, будто много лет к этому готовилась – как к речи на вручении «Оскара».

– Я его сестра. – Ася сообщила это с придыханием, будто тайну раскрыла.

– Не знала, что у него есть сестра. – Женя вскинула брови.

– В смысле? – фраза ударила Асю наотмашь. – То есть Антон никогда не рассказывал обо мне? Ни словом не обмолвился?..

Асе казалось, что всё вокруг кружится, а она падает. Это было сравнимо с самим известием о пропаже брата. Он не говорил о ней! Обида пронзала всё тело миллионами маленьких иголочек. Мало того, что нашёл друзей, о которых не рассказывал, так ещё и с ними игнорировал её существование – их жизнь, прожитую совместно, детство, секреты и улыбки. Как он мог? Её сердце, будто не способное вынести такого предательства, глухо клокотало где-то в глотке. Она теряла его, теряла снова – и бесповоротно.