Дуальность времени: последнее путешествие. Том 3
© Gulnara Maharramova, 2025
ISBN 978-5-0067-8283-9 (т. 3)
ISBN 978-5-0065-4294-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дуальность времени: последнее путешествие Том 3. Финал
События разворачиваются в Сан – Вриго, столице вымышленного островного государства Врига – Вриго, расположенного к северу от Испании и к западу от Франции. После наводнения 1972 года большая часть земли потеряла плодородие из-за попавших в воду отходов химического завода. Только земля в городе Фертилесойлвелли осталась чистой и известна как самая плодородная в стране. Фермеры упорно трудились, чтобы спасти страну от голода, старались вырастить урожай за короткое время и преуспели в этом. Однако в этот период начались голод и беспорядки, и в стране постепенно воцарился хаос. Со временем появились банды и уличные драки, люди пытались выжить, грабя дома друг друга. Сильные подчиняли себе слабых. Банды поделили улицы, начались территориальные войны. В девяностые годы уровень преступности в стране достиг пика. Тюрьмы были переполнены. Даже полиция не могла справиться с ситуацией. Однако после заключения сделки с бандами Альянса в 1998 году в стране стало спокойнее и безопаснее. До серийных убийств, которые начались в 2015 году.
Эта заключительная книга наконец раскрывает все карты. Жак Бенколин осознаёт, что его путешествие в прошлое привело к серьёзным изменениям в ходе времени. Общая угроза – Метатрон: срок его ультиматума полиции по задержанию людей из списка истекает. Герои пытаются остановить его и предотвратить новые жертвы. В конце все объединяются с командой из будущего, чтобы вернуть временную линию к лучшему и начать её заново. Но время оказывается куда упрямее, чем они могут представить…
P.S. Названия городов, используемые в книге, вымышлены. Персонажи и события не имеют ничего общего с реальными людьми и учреждениями. Это полностью выдуманная история. Содержит насилие, страх, поведение, которое может послужить негативным примером.
Глава1. Жак Бенколин в прошлом
04.11.1984
Сначала Жаку Бенколину показалось, что его тело рассыпается в пыль, разлетается на тысячи невидимых частиц, как прах, рассеянный по ветру. Он чувствовал, будто едет в скоростном поезде без окон, без сидений, без направления – только невыносимый гул и дрожь в костях.
«Я умер?» – мысль промелькнула, как вспышка, и тут же утонула в вязкой пелене света.
Нога с глухим шлепком коснулась земли, будто он свалился с высоты. Мир начал проясняться: сперва расплывчато, потом всё чётче – словно кто-то медленно снял с него плотную белую вуаль.
Он стоял в большом парке. Был вечер – около пяти. Воздух тёплый, но уже с лёгкой прохладой, как бывает осенью, когда день медленно переходит в сумерки. Солнце клонилось к горизонту и слепило сквозь кроны деревьев, окрашивая небо в медно-золотистые оттенки. Листья под ногами шуршали, а трава сияла влажными бликами от недавнего дождя.
Жак ощутил, как его желудок сжался в тугой узел. Головокружение накрыло, как морская волна. Он присел на скамейку, вцепился в её холодные перила и втянул воздух, чтобы унять рвоту.
Парк казался знакомым, но чужим. Как будто он попал в картину, написанную по памяти. Что-то было не так – цвета, запахи, даже звук ветра.
Эта было безумие. Он знал это с самого начала. Машина времени. Опасность. И всё-таки… любопытство свербело внутри, как старый шрам на непогоду.
Ему не давал покоя тот факт, что он не взял с собой пистолет. Но в это время быть пойманным полицией с оружием и без документов означало, что его сразу же отправят в тюрьму. Он не хотел проходить через то, что прошел Логан. Предположительное время встречи его матери с Уильямсоном в баре – около восьми вечера. До этого времени он решил немного прогуляться и, по возможности, посидеть в безопасном месте, где меньше людей, и перекусить.
Бенколин отправился в сторону центра. Дороги были шире, чем он помнил. Дома ниже. Люди выглядели моложе. Всё пахло по-другому – свежее, чище, как в мире до катастрофы. Машины гудели иначе. Патрульные полицейские машины проезжали мимо медленно, как акулы, и каждый раз он напрягался, не в силах избавиться от навязчивой мысли: а вдруг его отец – в одной из них?
Он стиснул зубы. Мысль была нелепой. И опасной. Видеть отца. Говорить с ним. Предупреждать его. Нет. Это было бы вмешательством. И он не должен. Он знал это.
В 17:40 он вошел в закусочную. Внешне – обычное место: неоновая вывеска, подернутая пылью, облупившаяся краска на дверной ручке. Внутри – тепло, пахло кофе и карамелью. Четверо посетителей: молодая парочка у окна, женщина с короткой стрижкой справа и подросток лет пятнадцати в углу, уткнувшийся в газету.
Жак прищурился. Что-то в мальчике настораживало. Может, поза. Может, то, как он держал газету – как взрослый. Или то, что он выглядел слишком спокойным.
Он сел у стойки, не оглядываясь. Заказал горячий мясной пирог и чёрный кофе.
Официантка – женщина с усталым лицом, но добрыми глазами – принесла заказ с лёгкой улыбкой, кивнула и вернулась за стойку, вновь уткнувшись в потрёпанный журнал.
Пирог оказался восхитительным. Его насыщенный вкус, тёплый, с хрустящей корочкой и сочной начинкой, неожиданно вызвал вспышку воспоминаний – кухня в старом доме, пар над плитой, голос матери, зовущий к столу. Его пальцы дрожали, когда он подносил вилку ко рту.
Он уже почти доел пирог, когда дверь скрипнула. Вошла девушка.
Готический стиль. Тёмные волосы, чёрная кожа куртки, зелёные глаза с ядовитым блеском. Она скользнула взглядом по залу и направилась к подростку в углу.
Когда проходила мимо Жака, их взгляды встретились.
Мгновение. Всего пара секунд. Но хватило. Она будто прошила его глазами насквозь, вывернула наизнанку. Её зрачки сузились. Жак не сомневался, что она поняла, что он полицейский. Странное чувство охватило его изнутри, будто волна холода прошла по позвоночнику. Что-то до боли знакомое. Почти как дежавю.
Разговор за тем столиком стал более оживлённым, хотя слов он не слышал. Только тон – напряжённый. Острый. Через несколько минут официантка отложила журнал в сторону, вышла из-за стойки. Подошла к ним. Очевидно, она тоже почувствовала опасность и хотела как можно скорее избавиться от них.
«Вам пора уходить, – сказала она, но не требовательно. Просящее. – Пожалуйста».
Голос девушки взвился:
«А если не уйдём? Что ты сделаешь, старуха?»
Плюнула официантке в лицо. Вся закусочная замерла. Жак наконец обернулся. Женщина ахнула и, не думая, схватила девушку за руку.
И тут мелькнуло лезвие.
Жак вскочил, будто тело само знало, что делать. Через долю секунды он уже был рядом. Хват. Скручивание запястья. Звон – нож ударился о кафель. И снова то же самое чувство. Жак был уверен: он уже переживал этот момент раньше. Казалось, он мог поклясться в этом – каждая деталь, каждый звук казались до боли знакомыми, будто вырванными из чужой памяти.
Девчонка зашипела, как кошка.
Жак, все еще сжимая ее запястье, сказал: «Если не хотите неприятностей с полицией, убирайтесь отсюда к черту! Чтоб я вас здесь больше не видел!» – угрожающе произнес он и сильно толкнул ее. Та едва удержалась на ногах, отшатнулась и одарила Жака взглядом, полным ненависти.
Он впервые слышал столько оскорблений и ругательств от девушки такого возраста.
Официантка всё ещё стояла, потрясённо глядя на нож.
«Ещё увидимся, дяденька, – бросила она. – Надеюсь, ты умеешь бегать» – выдохнула девушка с ядом в голосе, и тот парень, что сидел с ней, потянул её за локоть к выходу.
Жак не двинулся. Он просто наблюдал. А потом… подросток, уже почти выйдя из закусочной, обернулся. Показал Жаку средний палец. Жест был грубым, детским, но что-то в нём… не давало покоя. На его запястье – едва заметная, но слишком узнаваемая татуировка: рыцарь на змеехвостом коне.
Жак побледнел. Мир как будто на мгновение утратил звук.
«Абигор…» – беззвучно шепнул он губами.
Имя, будто шепот призрака, повисло в воздухе. Логан упоминал его. Буквально вечером. Немыслимо – чтобы именно здесь, в этой точке времени, он появился. Возможно, он ошибся. Возможно, это просто совпадение. В конце концов, такую татуировку мог набить кто угодно. Но…
Он даже не успел закончить мысль – из размышлений его вырвал дрожащий голос официантки.
«Большое спасибо, сэр! Вы… вы спасли мне жизнь. Эта маленькая дьяволица… она могла бы меня покалечить».
«Маленькая дьяволица», – эхом откликнулось в голове. Он вспомнил взгляд той девчонки: острый, как стекло, змеящийся под кожей. Такой взгляд не оставляет.
Он покачал головой, выдыхая, и сказал:
«Думаю, вам стоит быть осторожнее. В следующий раз рядом может не оказаться ни меня, ни кого другого».
«Вы правы! – она кивнула, лицо побелело. – Я с самого начала не доверяла этим двоим. Они два дня подряд приходят, заказывают кофе и сэндвичи – и просто сидят до вечера. Глаза у них… как у голодных волков».
«Думаю, больше они не придут, – сказал Жак. Но сам знал: если они те, за кого он их принимает… они ещё вернутся. И не вдвоем. Он сжал губы. – Держите под рукой что-нибудь посерьёзнее, чем тряпку».
«У меня под стойкой баллончик с перцовым и охотничье ружьё. Только я дура, недооценила их. Больше так не сделаю».
Он кивнул. Попросил счёт. Но женщина мотнула головой:
«Ни цента. Я обязана вам жизнью. Еда за счет заведения».
Он не стал спорить. Поблагодарил, вышел. Живот был полон. А голова – нет. Там был вихрь. Слишком много вопросов, слишком мало ответов.
Он шёл по городу, как во сне. Улицы были чужие, но отголоски памяти цеплялись за вывески, лица прохожих, старые рекламные щиты. Он запрограммировал себя не вмешиваться. Но уже вмешался. И, возможно, изменил чей-то путь.
Ведь если бы он не оказался сегодня в том кафе, неизвестно, что бы случилось с той женщиной. Возможно, он изменил судьбу одного или нескольких человек. Его душила необходимость оставаться равнодушным, когда у него была возможность изменить все к лучшему. Если бы он не отпустил эту сомнительную парочку и вызвал полицию, возможно, их взяли бы под стражу и отправили в тюрьму раньше, а их жертвы, которых они лишили жизни, были бы живы.
Жак потерял счет времени, размышляя обо всем этом. Взглянув на часы, он понял, что время встречи приближается, и решил подождать поблизости от адреса. Он уверенной походкой направлялся к назначенному месту встречи. Его взгляд внимательно скользил по окружающим зданиям и вывескам. Вскоре, среди ряда старых кирпичных фасадов, он заметил знакомый неоновый знак – вывеску бара, который искал.
Он замедлил шаг и на мгновение остановился, чтобы оценить обстановку вокруг, затем, вошёл внутрь.
Паб был небольшой и выглядел в точности как заведённый на плёнке VHS – с темными деревянными стенами, неоновыми вывесками над стойкой, в углу играла кассета с Билли Айдолом.
Внутри было полу мрачно, как в церкви. Пахло старым деревом, сигаретами и пролитым пивом. В нем было немноголюдно. Четверо сидели за столиками. Один – у стойки. Барменша, крупная женщина с копной пышных волос и одеждой восьмидесятых, протирала стойку. По телеку – новости: страна готовится к чемпионату Европы.
«Напрасно стараются, – буркнул мужчина у стойки, не отрываясь от газеты. – Всё равно Франция или Испания возьмут кубок».
«Согласна», – отозвалась барменша.
Бенколин сел. Поднял взгляд.
«Здравствуйте. Можно мне пива?»
«Здравствуйте, сэр! – её голос прозвучал обнадёживающее, почти радостно. – Конечно!»
Она взяла бокал, наливала медленно, с любовью. Пена поднялась, как плотная облачная шапка. Она поставила бокал на салфетку, улыбнулась:
«Приятного аппетита, сэр».
Он сделал глоток. Глаза расширились. Пиво было… живым. Оно текло по горлу, как янтарь, как что-то родное, забытое.
«Впервые вижу, чтобы кто-то пил пиво с таким удовольствием», – сказала она, смеясь.
«А я впервые пробую такое, – ответил Жак, облизнув губы. – Великолепно».
«Рада слышать. Вы, должно быть, не местный. Я вас здесь раньше не видела».
«Верно. Я из Гольденхорнбурга. Приехал к другу. Надолго не задержусь, но если будет возможность – вернусь именно за этим пивом».
«Всегда рады. Я Клаудия Дэвис. Владелица этого заведения».
«Жак Бенколин. Приятно познакомиться. Теперь знаю, где можно отдохнуть».
«Мы работаем до девяти. Каждый день».
«Девяти?» – он приподнял брови. Потом вспомнил: восьмидесятые. Улицы были опасны, особенно ночью.
Женщина взглянула на него, как на человека, вернувшегося с Марса:
«После восьми никто не выходит. Девять – это уже вызов судьбе».
«Понимаю… А много у вас клиентов днём?»
«Как у всех, – проворчал мужчина рядом. – Проклятые банды. Работы нет. Город умирает».
«Боюсь, что он прав, – кивнула Клаудия. Затем повернулась к Жаку: – А вы, если не секрет, кем работаете?»
Жак поставил бокал, медленно повернулся к ней и, не меняя выражения лица, ответил:
«Я полицейский».
Молодой человек рядом нервно улыбнулся и сказал с легкой насмешкой:
«Теперь я понимаю, почему вы не в курсе того, что творится в стране».
Клаудия нахмурилась, и в её голосе прозвучала нотка строгой материнской укоризны:
«Эдди!»
Затем, обернувшись к Бенколину, она спросила:
«Вы сказали Бенколин, не так ли? А случайно, вы не родственник лейтенанта Бернарда Бенколина?»
Упоминание отца заставило Жака внутренне вздрогнуть, но он не дал виду. Лишь слегка приподнял бровь и спокойно ответил:
«К сожалению, я не знаю такого человека».
«Интересненько, – протянула она, чуть скептически. – Просто, знаете, фамилия у вас редкая. А раз вы оба полицейские, я решила – вдруг родня. Хотя… вы не очень-то похожи».
«Вот теперь мне стало интересно, – произнёс Жак с ровным тоном. – Хотел бы с ним познакомиться. Он часто сюда заходит?»
Он вопреки своим словам, напротив, опасался, что его отец случайно заглянет сюда.
«Это не он, а его жена, часто приходит сюда, – сказала Клаудия, отстранённо полируя бокал, как будто с каждым кругом на стекле хотела стереть какую-то мысль. – Очень красивая женщина. Добрая. Только несчастная. Замужем за полицейским. Он постоянно на работе, а жена с ребёнком дома одна, в ожидании его возвращения. Я не понимаю… зачем он вообще женился?»
Эти слова не были адресованы никому в баре. Это был упрёк самой жизни.
Жак отвернулся, и тень упала на его лицо. В памяти всплыла мать: пьяная, разбитая, плачущая у окна. Её голос, пьяный смех, хлопки дверей, а потом – та авария. И пустой дом после.
«Полицейскому нелегко – быть и женатым, и при этом выполнять свой долг, – сказал он наконец, тяжело вздохнув. Он поднял руку и чуть улыбнулся: – Вот почему мой палец пуст».
Клаудия взглянула на его безымянный с какой-то горькой теплотой и понимающе кивнула.
«У меня к вам вопрос, сэр, – вдруг вмешался молодой человек. – Если вы не примете его на свой счёт».
Жак кивнул.
«Если принять во внимание, что по улицам разгуливают члены банд, то чем же так занята полиция?»
Тот понимающе кивнул головой:
«Со стороны, может, и кажется, что мы бездействуем. Но поверьте, каждый полицейский работает на износ. Этот кошмар закончится только тогда, когда они вырежут друг друга под корень… или наконец договорятся. А пока мы просто делаем своё дело – охраняем улицы и стараемся защитить невинных. Это тяжелее, чем кажется. Чтобы понять – надо быть внутри».
«Такими темпами мне, наверное, придётся стать полицейским, – хмыкнул Адриан. – Я подал заявки почти везде. Платят мало, требуют много. А если место хорошее – не берут, потому что я латиноамериканец. Я не знаю, что делать».
Он говорил, глядя в пол, и теребил край газетной вырезки на столе. Его пальцы чуть дрожали.
Бенколин посмотрел на молодого человека и сказал: «Вы выглядите молодым. Разве вы не должны учиться?» – спросил он.
Едва окончил школу. Всю жизнь работал. Помогал родителям. Сейчас у меня есть девушка… Я её люблю. Но её отец богат. Он считает, что я ей не пара. И… он прав».
«Глупости! – вмешалась Клаудия резко, словно резанула ножом по столешнице. – Ты любишь её, она – тебя. И именно ты сделаешь её счастливой. Хочешь, чтобы её выдали за богача и обрекли на несчастье? Ты лучший зять, которого только можно пожелать».
«Если ты действительно её любишь, – сказал Бенколин, – сначала завоюй доверие её отца. Докажи, что ты человек, на которого можно положиться».
«Вы правы, – сказал юноша, и в его глазах появился огонёк. – Я сделаю всё, чтобы он понял: я достоин её».
Жак посмотрел на часы на стене. 20:46. Ни его матери, ни Уильямсона не было видно. Подумав, что они уже не придут сюда, он решил отправиться в квартиру, которую снимал Уильямсон.
Парень снова взглянул на Бенколина и спросил, с надеждой в голосе:
«Сэр… а вы думаете, я мог бы стать полицейским? Ну… вообще, это прибыльно?»
Жак на мгновение опустил взгляд, будто в этом вопросе было что-то болезненное.
«Думаю, тебе стоит выбрать другую дорогу. Посмотри на меня: мне сорок один, и я до сих пор одинок. У полицейского почти не остаётся времени на личную жизнь».
«Сорок один? Правда? Вы выглядите моложе. И… у вас интересный стиль. Прическа, одежда… вы не похожи на обычного копа. Вы… хороший человек, сэр».
Он на секунду замялся, словно испугался, что сказал лишнего, и протянул руку:
«Простите. Меня зовут Адриан Торрес».
Имя ударило по памяти Бенколина, как по струне. Он уже слышал его. Где-то. Недавно. Адриан Торрес… Отец Ирен.
Он не подал виду, пожал руку:
«Жак Бенколин».
«Француз?»
«Мой отец из Франции».
«Понятно… – сказал Адриан, и вдруг, чуть пригнувшись к нему, перешёл на шёпот: – Вы здесь под прикрытием?»
Наивность парня вызвала на лице Бенколина лёгкую, добрую усмешку. Он достал из кармана блокнот, оторвал листок, что-то на нём написал. Сложил бумажку и подал знак Адриану наклониться ближе.
Тот сделал это с охотой, с детской жаждой секрета.
«На самом деле… я прибыл сюда из будущего, – прошептал Жак. – Завершу свою миссию – и исчезну. Кстати, в этом году мы выйдем в финал с Францией. Счёт будет 2:1 – мы выиграем».
Он встал, положил на стойку деньги, оставил щедрые чаевые. Протянул бумажку Адриану и дружески хлопнул по плечу.
«Мне пора. Рад был познакомиться».
Он пошёл к выходу.
Адриан смотрел ему вслед, сжимая бумажку в руке и сомневаясь – всё это была шутка… или?..
Жак вышел на улицу. Было 20:52. Город уже начал выдыхать суету – в витринах отражались тени, воздух был сдавленно холодным. Аллея впереди – длинная, пустынная, с редкими фонарями – казалась бесконечным коридором одиночества.
Он натянул воротник пальто, вжав подбородок. В голове стучало: квартира Уильямсона. Он не собирался спускать всё на тормозах. Пусть хоть чёрт за ним стоит – он туда поедет.
Но вдруг взгляд зацепился за темноту в стороне.
У входа в другой бар – безымянный, тусклый, облупленный, с мутным стеклом на двери – стояла Кармен. И рядом с ней – он. Рейнольд.
Жак застыл. Сердце ухнуло вниз, будто кто-то выдернул из-под него пол. Он всё это время ждал не там. Он ошибся баром.
Рейнольд говорил с ней, почти нависая, будто настаивал. Пытался взять за руку, но Кармен слегка отстранялась, шатаясь. Она была пьяна – это было видно по походке, расфокусированному взгляду, замедленным движениям. Он шептал что-то, указывая рукой в сторону автостоянки. Кармен спорила – голос её звучал глухо, срываясь, но с нотками раздражения.
Жак пошёл за ними, сдерживая гнев. Они свернули в переулок, пахнущий затхлостью, потом на заднюю стоянку. Желтоватый фонарь, мигая, освещал старый бетонный пандус, который вёл вниз – туда, где в темноте сиротливо стояли несколько потрёпанных машин. Сбоку были ступени, ведущие на нижний ярус парковки.
Там они остановились. Жак ускорил шаги. Рейнольд пытался её убедить, рукой указывал в сторону, где, стояла его машина.
«Отойди от неё», – резко сказал Жак, подходя ближе и вставая между Рейнольдом и Кармен.
Рейнольд выпрямился, прищурился.
«Кто ты, чёрт побери?»
«Она не обязана никуда с тобой ехать», – спокойно, но жёстко ответил Жак.
Кармен моргнула, пытаясь сосредоточить взгляд.
«Простите… вы… вы кто?»
Рейнольд фыркнул, лицо побелело от злости.
«Ах вот как… Понятно. – Он обернулся к Кармен. – Ты поэтому меня бросаешь? Ты с этим… с ним?»
«Что? Нет! Я… я его не знаю!» – запротестовала Кармен, делая шаг вперёд.
«Не ври мне! – выкрикнул Рейнольд. – Ты думаешь, я дурак?! Я всё чувствовал! С самого начала!»
«У неё есть муж и сын, урод, – бросил Жак. – Если ты ещё раз к ней подойдёшь…»
«И что ты сделаешь, герой? – Рейнольд шагнул к нему, сжав кулаки. – Покажи!»
Он схватил Жака за ворот пальто – в тот же миг Жак ударил. Завязалась драка – короткая, злая, с хрипами, ударами, скрипом обуви по мокрому бетону. Они сражались, как звери, без слов – только ярость, только глухие звуки ударов.
Кармен бросилась между ними:
«Перестаньте! Прошу вас! Не надо!»
Рейнольд, задыхаясь, срывался на визг:
«Этот ублюдок лучше меня, Кармен?! Я прикончу его прямо сейчас!»
«Посмотрим, кто кого, сволочь», – выдохнул Жак и ударил снова, в живот.
Кармен бросилась к ним, хватала за руки:
«Пожалуйста! Перестаньте! Рейнольд, клянусь, я его не знаю!»
Но мужчины её не слышали.
Кармен пыталась встать между ними, умоляя, крича, когда её каблук соскользнул по трещине на краю пандуса. Она вскрикнула, потеряла равновесие, пошатнулась. Жак заметил это в последний момент и рванулся вперёд, пытаясь схватить её.
«Нет!..»
Он почти коснулся её руки, но пальцы лишь скользнули по ладони. Время застыло. Она падала – в тишине, будто в замедленной съёмке. Тело ударилось о край платформы, потом покатилось вниз. Хруст. Тишина.
Жак застыл. Он не дышал. Всё исчезло – улица, свет, звуки.
Рейнольд оцепенел, затем резко побледнел. Он бросился вниз по ступеням. Жак за ним.
Кармен лежала на спине. Платье сбилось, волосы растрепались, глаза полуприкрыты, губы чуть приоткрыты. Шея – в неестественном изгибе.
«Кармен… Нет… Нет…» – захрипел Рейнольд, и рухнул возле неё. Он обхватил её, как ребёнок – раздавленную игрушку, и начал раскачиваться вперёд-назад, всхлипывая в её волосы. Его крик был не криком мужчины – это был звериный вой. Он терял её, снова и снова, с каждым мгновением.
Жак стоял, как парализованный. Сердце билось где-то в горле, дыхание рвалось прерывистыми рывками. В ушах стоял гул. Мир сжался до одного момента, одного движения, одной ошибки, которую уже не исправить. Он чувствовал, как в груди поднимается паника, но не мог даже закричать. Только одно отчётливо звучало в его голове: вмешательство не меняет ход событий – оно его порождает.
Он не должен был приходить. Он не должен был пытаться её спасти. Но теперь было слишком поздно.
Теперь он начинал понимать.
Натан, Гвендолин, Ирен – каждый из них пытался его остановить. Их тревога, их сомнения, их настойчивые: «ты не понимаешь, к чему это приведёт» – всё это казалось ему раньше проявлением излишней осторожности.
Но сейчас…
Сейчас, стоя над телом матери, которую он так отчаянно хотел спасти, он впервые осознал, что они просто знали то, чего он не знал.
Он думал, что спасёт её. Что перепишет судьбу.
А стал её частью.
Рейнольд поднял голову. Его глаза налились кровью. Лицо исказилось, потемнело от ярости.
«Это ты… Ты её толкнул! – выкрикнул он. Голос рвался, срывался на визг. – Ублюдок! Ты её убил!»
«Я… я пытался спасти!» – выдавил Жак, как если бы воздух стал ядом.
«Ты за это заплатишь! – рявкнул тот, но Жак шагнул вперёд:
«Всё из-за тебя, сволочь! Ты спал с женой друга! Убери от нее свои грязные руки»
Уильямсон встал, чтобы наброситься на него. Но Жак был быстрее. Его кулак вошёл точно в скулу. Хруст. Рейнольд пошатнулся, но устоял. Они сцепились, как псы, катаясь по земле, поднимая пыль и окровавленные листья.
«Я обещал… – прошипел Жак, прижимая его к кирпичной стене, – Но я всё равно убью тебя».
Он душил его, вдавливая запястья в чужую плоть, будто хотел раздавить не горло – душу. В его взгляде не было ни пощады, ни сомнений. Только ярость. Только отчаяние.
Рейнольд пытался глотнуть воздух, хрипел, вырывался, глаза закатились, рот приоткрылся – беззвучный крик.
В это время со стороны парковки послышался громкий смех. Пьяные посетители, шатающиеся фигуры, голоса. Один чиркнул зажигалкой, другой хлопнул дверью машины. Жак отвлекся.
Рейнольд, уловив шанс, ударил Жака в бок. Вывернулся, вскочил и, спотыкаясь, побежал, растворяясь в темноте.
Жак кинулся за ним, но тот исчез, как тень. Поворот. Переулок. Тишина.
Он стоял, тяжело дыша, в пустом воздухе. Потом медленно вернулся…
К матери.
Она по-прежнему лежала там. Безмолвная. Холодная.
Он опустился на колени, взял её за руку, провёл пальцами по волосам, пригладил их. Коснулся щеки.
Слёзы хлынули. Молчаливые, тяжелые, словно из сердца вырваны.
В груди будто уголь раскалённый – сжигал изнутри, не оставляя живого.
Но он знал. Знал, что будет, если правду расскажет. Кому это принесет пользу? Какое клеймо упадёт на её память? На имя его отца? На него самого? Он знал, что скажут, если узнают, с кем и зачем встречалась Кармен. Скандал. Газетные заголовки. Он знал, какой позор падёт на имя отца – и на её память.
Он хотел бы кричать, но рот оставался закрытым.
Он просто сидел. Молча.
А чуть поодаль двое мужчин запрыгнули в свою машину, даже не посмотрев в сторону. Рёв мотора, хлопок двери – и всё стихло.
Жак долго смотрел на неё, а потом… принял решение. Не было ни полиции, ни следов. Только он и она.
Потом… он поднялся.
Медленно. Как человек, которому некуда спешить, потому что спешить уже некуда. Нашёл сумочку, достал ключи.
Внизу на стоянке стояла её машина. Одинокая, словно она всё ещё ждала хозяйку.
Обернулся. Огляделся. Пусто. Ни души.
Он поднял мать на руки. Он нес её, не глядя по сторонам, как солдат, что знает – возвращения не будет.
Усадил её на пассажирское сиденье. Пристегнул ремень. Аккуратно, как будто она просто уснула.
Сел за руль.
Завёл. Двигатель загудел глухо.
Он посмотрел наверх – на солнцезащитный козырёк.
И увидел фото. Старое. Потёртое по краям.
Отец. Мать. Он сам – между ними.
Все трое улыбаются. Ещё целые. Ещё вместе.
Сердце скрутило.
Он оторвал взгляд от фотографии, перевёл рычаг в положение D, медленно отпустил тормоз.
Машина плавно тронулась с места и исчезла в темноте.
Он свернул с главной улицы и поехал вниз – к старой портовой дороге. Асфальт был потрескавшийся, усыпан гравием. Вдоль обочины – проржавевшее ограждение, кое-где сломанное. За ним – обрыв, уносящийся в темноту, туда, где внизу шипели волны.
Фары выхватили из ночи дорожный знак, предупреждающий о крутом повороте.
Жак остановился.
Он вышел.
Здесь не было камер. Людей. Любопытных глаз.
Он обошёл машину.
Открыл водительскую дверь.
Пересадил мать за руль. Пристегнул ремень.
Пальцами убрал прядь с её лица.
Потом наклонился.
И поцеловал её в лоб.
«Прости меня мам», – прошептал.
Слова вышли еле слышно, как выдох.
Сел на пассажирское сиденье. Повернул ключ – двигатель завёлся с глухим рывком. Он включил ближний свет – чтобы не привлекать внимание. Перевёл рычаг в положение «D».
Машина стояла на наклонной. Он потянулся, аккуратно нажал на газ – ровно настолько, чтобы машина сдвинулась с места.
Затем, одним движением, открыл дверь и выпрыгнул наружу, когда машина уже набирала ход. Его ботинки скользнули по гравию, но он удержался на ногах и поспешно отступил в тень, наблюдая, как авто плавно катится вниз по дорожке.
На повороте, где заканчивалось старое бетонное ограждение, машина сделала резкое движение вбок и сорвалась с обрыва.
Звук металла, ломаемого деревом. Удар. Потом – тишина.
Жак стоял один. На краю.
Смотрел вниз.
А перед глазами всё ещё стояла та фотография.
Семья. Трое.
И остался только он.
«Прости, мама… – прошептал он. – Я просто хотел спасти тебя».
***
Жак шёл. Просто шёл, не разбирая дороги. Асфальт был мокрым, где-то в темноте капала вода с крыш. Ветер шипел в ушах, холод пробирал сквозь одежду, но он ничего не чувствовал. Только пустоту.
Каждый шаг отзывался болью в груди. Он пытался дышать – не получалось. Перед глазами стояло её лицо. Кармен. Его мать. Последний взгляд. Последний крик. Он мог… он почти… и не успел.
«Чёрт… – выдохнул он. – Чёрт, чёрт, чёрт…»
Он не знал, куда идёт. Хотел только одного – заглушить всё это. Утопить. Хоть ненадолго забыть. В алкоголе, в боли, в темноте. В чём угодно, только не в этой реальности.
Он свернул в переулок, прошёл мимо полуразрушенного склада, потом – мимо магазина, за витриной которого мигал неоновый крест. Где-то должен быть бар… где-то должен быть свет, грохот музыки, пьяные голоса. Он шёл туда, где боль могла стать тише.
Только бы не думать. Только бы не чувствовать.
И тут – крик.
Резкий, отчаянный женский крик прорезал тишину, словно нож. Он застыл. Сердце вздрогнуло, мышцы напряглись.
«Помогите!» – повторилось, уже ближе, за углом.
Жак мгновенно пришёл в себя. Инстинкты полицейского, спящего в нём, пробудились. Он рванулся вперёд, перескочил через мусорный бак, свернул за угол.
Там, в тусклом свете уличного фонаря, он увидел силуэт женщины, зажатой между стеной и высокой фигурой мужчины. Тот держал её за горло, другой рукой что-то вырывал из сумки. Женщина отбивалась, царапалась, кричала.
«Эй! – рявкнул Жак, срываясь с места. – Брось сумку! Я вызвал полицию!»
Мужчина обернулся, зло сверкнул глазами из-за маски и прохрипел:
«Кто ты такой, чёрт возьми?! Вали отсюда!»
Он выхватил из кармана нож. Металл блеснул в слабом вечернем свете.
Женщина вскрикнула и инстинктивно отпрянула, отпуская сумку. Грабитель шагнул вперёд, чтобы её схватить, но не успел.
Бенколин перегородил ему путь.
«Нет! – сказал он твёрдо, глядя прямо в глаза. – Я не позволю тебе красть эту сумку. Просто уходи. Мы не видели твоего лица».
Мужчина издал мерзкий смешок:
«Ты, должно быть, желаешь смерти».
Он рванулся вперёд, замахнувшись ножом. Женщина закричала.
Но Бенколин, как будто предчувствуя движение, схватил мужчину за запястье, провернул его и выбил нож из руки. Лезвие с глухим звоном ударилось о землю.
Грабитель не сдавался – он ударил ногой, но Бенколин уклонился, перехватил его, толкнул в стену и повалил на землю. В следующую секунду он вырвал сумку из его рук и быстро вернул её женщине.
«Спасибо, сэр… – сказала она, запыхавшись, с трясущимися руками прижимая сумку к груди. – Если бы не вы…»
Но вдруг её лицо изменилось. Она застыла, глядя за его спину, и в её глазах отразился страх.
Бенколин начал оборачиваться, но не успел. Удар по голове оказался неожиданным и сильным, как молния, ударившая прямо в висок. Он упал.
Последнее, что он услышал, прежде чем провалиться в темноту, был визг полицейской сирены и крики женщины, пронзающие вечер, как лезвие.
***
Жак открыл глаза. Голова болела так, будто в неё вбивали гвозди. Он медленно потянулся рукой – бинты. Плотно намотанные, тёплые. Рядом – мягкий свет лампы и запах антисептика.
«Доктор, он приходит в себя!» – радостно воскликнула женщина, сидящая у кровати.
Она была красива. Даже в больничной палате, в тусклом свете, её голубые глаза светились, как ледяные озёра. Белоснежная кожа, тонкие губы, высокий изящный нос, вьющиеся волосы, собранные на затылке. Женщина из другого времени. Или из сна.
«Как вы себя чувствуете?» – спросила она с тревогой в голосе.
«Голова болит, – пробормотал он. – Что случилось?»
«Вы спасли меня. Вор пытался вырвать у меня сумку. Вы вмешались. Вернули её мне… а потом он ударил вас по голове. Камнем. Но как раз в этот момент подъехал полицейский патруль. Он убежал. А вас мы доставили в больницу».
Он попытался вспомнить этот момент, но всё было размыто. Только шум, крик… и удар.
«А вы в порядке?» – спросил он.
«Благодаря вам – да, – мягко улыбнулась она. – Сегодня день зарплаты. Я не знаю, что бы делала, если бы потеряла сумку. Спасибо вам огромное, мистер…»
Она запнулась, поняв, что не знает его имени.
«Простите… как вас зовут?»
Он задумался. Попытался вспомнить. Но имя… как будто его никогда не существовало. Чёрная дыра засосала его из памяти, из сердца.
«Я… не знаю», – тихо произнёс он.
Женщина с тревогой посмотрела на доктора. Тот шагнул ближе, заглянул в глаза Бенколину и сказал:
«Не волнуйтесь. Это временная амнезия. Такое случается при черепно-мозговых травмах. Ваша память должна вернуться».
«Мы не нашли у вас никаких документов, – сказала женщина, задумчиво глядя на него. – Может быть, кошелёк остался в машине?»
Жак покачал головой, его глаза блестели от растерянности: «Честно говоря, понятия не имею»
Женщина мягко улыбнулась и положила руку ему на плечо:
«Это временно, вы обязательно вспомните. Кстати, меня зовут Сабрина Льюис. Но вы можете звать меня просто Сабрина».
Он кивнул:
«Приятно познакомиться, Сабрина».
«Хотите, пока вы не вспомните, мы дадим вам временное имя?»
Он пожал плечами:
«Можно и так».
Сабрина поднесла пальцы к подбородку, задумалась, и вдруг сказала:
«Может… Даниил? Оно вам подходит. В нём есть сила. И доброта».
«Конечно, – сказал он с лёгкой улыбкой. – Я не против».
И в этот момент Даниил стало его имя в этом новом мире. Новый человек с забытой душой. Или старый человек, которому только предстоит вспомнить, кто он на самом деле.
2 недели спустя…
18.11.1984
Сабрина толкнула дверь плечом. Тяжёлая, с облупившейся белой краской и латунной ручкой, она со скрипом открылась, впустив их в тесную, но уютную квартиру на втором этаже старого кирпичного дома. На стене у входа висел плакат с Мэтью Бродериком, а из радиоприёмника из соседней квартиры доносился шёпотом голос Фила Коллинза – «Against All Odds».
Жак замер на пороге, будто боялся ступить внутрь чужого мира. Он озирался, словно надеялся, что глаза найдут в обстановке хоть одну знакомую деталь, но в его взгляде сквозило лишь замешательство.
«Заходи, Дэниел, – мягко сказала Сабрина, подталкивая его локтем. – Не стесняйся. Теперь это и твой дом».
Он пробормотал:
«Сабрина… Спасибо. Правда».
«Сколько можно благодарить? – она усмехнулась, снимая пальто и вешая его на крючок. – Оставайся здесь, сколько потребуется. Пока не вспомнишь, кто ты, откуда ты… Пока мы не поймём, почему ты оказался в том переулке. Может, ты вообще не отсюда. Не из этого города. Не из этой страны. Ты должен оставаться здесь, пока не вспомнишь. В конце концов, все это случилось с тобой из-за меня».
Он покачал головой:
«Это не твоя вина. Виноват тот ублюдок. Что бы ни случилось, я благодарен тебе. Завтра выйду в город. Может, что-то всплывёт, если я увижу знакомые места».
Сабрина кивнула, провела рукой по волосам.
«Хорошо. А пока – поедим. А потом, может, включим кино. Может быть, это тебе что-то напомнит».
Они вместе готовили ужин на крохотной кухне с облупившимся линолеумом и гудящим холодильником марки Frigidaire. Она жарила яйца и бекон, он резал хлеб – медленно, с сосредоточенным видом, как будто нож в его руках был впервые.
Во время ужина Сабрина болтала – больше для того, чтобы заглушить неловкость. Он слушал, почти не отвечая. Потом был попкорн, мягкий плед и старый VHS-кассетник, в который она вставила кассету с «Тутси». Жак смотрел, не отрываясь, затаив дыхание, смеялся вместе с Сабриной над забавными моментами. Внутренне он надеялся, что увиденные кадры что-то ему напомнят, но, напротив, они были абсолютно незнакомы. Хотя Сабрина утверждала, что этот фильм нравится всем и что каждый смотрел его хоть раз, Жак был уверен, что видит фильм впервые.
Прошли дни. Он гулял по городу, заходил в магазины, кафе, парки. Слушал, вдыхал, смотрел. И каждый вечер – фильмы. Он с жадностью впитывал лица актёров, саундтреки, декорации – как будто где-то в этих пикселях мог таиться ключ. Но всё было новым. Пугающе новым.
Сабрина купила книги с кроссвордами, шахматы, даже кубик Рубика. Они решали задачи, тренировались. Иногда она уговаривала его играть на её старом Yamaha синтезаторе, надеясь, что пальцы вспомнят то, чего не помнил мозг. Но пальцы слушались плохо.
Проходили дни. Он привык к ней. К её голосу, к тому, как она подкручивает прядь волос, когда нервничает. Она стала его якорем. Утром она уходила – в деловой костюм, с портфелем – и возвращалась в семь или восемь, уставшая, но светлая. Он учился готовить, стирал, пылесосил, читал газеты. Он начал чувствовать себя… человеком.
Рождество. Они срубили ёлку в пригородном лесу – и тащили её в машину под весёлые крики, с красными от холода щеками. Вечером пили какао с зефирками, слушали Wham! и украшали ель игрушками из 70-х – стеклянными шарами и бумажными цепочками.
Иногда они дразнили друг друга, смеялись, подкалывали. Жак удивлялся, как быстро он научился быть с ней собой – даже не зная, кто он такой.
Но в тени смеха прятался страх: а что, если он вспомнит? И потеряет всё это?
28 декабря 1984 года.
Утро началось с запаха ванили и подрумяненного теста. Жак стоял у плиты в футболке и спортивных штанах, аккуратно переворачивая блины. За окном – белый туман, с неба сыпались первые снежинки.
Сабрина, в махровом халате, вышла из спальни, зевнула и остановилась, глядя на него.
«Дэниел… тебе не обязательно вставать каждое утро ради моих блинов», – сказала она, облокотившись на дверной косяк.
Он оглянулся через плечо и улыбнулся:
«Знаю. Но ты улыбаешься, когда их ешь. А это стоит каждого раннего подъёма».
Она подошла, коснулась его плеча.
«Я счастлива, что ты здесь».
«А я счастлив, что ты – рядом».
И в этот момент Сабрина подскочила, ткнув пальцем в окно:
«Снег! Смотри! Первый снег!»
Он поднял голову.
«Первый… в моей новой жизни», – прошептал он.
Она хихикнула:
«Точно! Быстро одевайся – мы выходим. Завтрак возьмём с собой».
Они бежали по улицам, как подростки. Снег таял на ресницах, прилипал к волосам. Сабрина слепила снежок и бросила ему в грудь. Он ответил тем же. Они визжали, кружились, падали в сугробы.
Счастье. Простое, искреннее, как будто этот день был самым важным в жизни.
Новый год они встретили вдвоём. Он держал в руке бокал дешёвого шампанского, а за окном взрывались фейерверки. 1985 год. Он вошёл в него под чужим именем.
6 января 1985 года.
Квартира пахла жареными овощами и тёплым хлебом. На столе – две глубокие тарелки с рагу, аккуратно разложенные салфетки, дешёвое вино в старом графине и свеча, которую Жак нашёл в ящике под раковиной. Он не знал, зачем зажёг её – просто показалось правильным. В этом было что-то тёплое. Домашнее.
Когда щёлкнул замок, и послышались шаги в прихожей, он вышел из кухни и сдержанно улыбнулся:
«Ты как раз вовремя. Всё готово».
Сабрина скинула пальто, повесила его на крючок и сбросила туфли, устало потянувшись.
«Ты приготовил мясное рагу? – её лицо вспыхнуло улыбкой. – Дэниел, это… так приятно».
«Не знал, чем себя занять, – пожал он плечами. – И решил порадовать хозяйку».
Они сели. Несколько минут они ели молча, наслаждаясь теплом и уютом. Сабрина разглядывала еду, будто не могла поверить, что это всё действительно приготовлено им.
«У тебя талант, – сказала она, отпивая вино. – Осторожно, а то я начну лениться и буду ждать твои ужины каждый вечер».
Жак усмехнулся, но глаза его оставались задумчивыми.
Сабрина поставила бокал и чуть наклонилась вперёд, голос её стал чуть тише:
«Сегодня утром по радио передавали странную новость. Женщина погибла… Упала в шахту лифта. Тридцать два года. Кажется, её звали Линда Савилл».
Жак замер. Вилка застыла в воздухе. Имя ударило, как капля льда за шиворот. Мимолётный образ, ощущение, будто он уже слышал это имя. Где-то. Когда-то.
«Самое жуткое, – продолжила Сабрина, – это не случайность. Просто халатность. Кто-то не закрыл шахту, не поставил табличку. Она просто шагнула в пустоту. Умерла, потому что кто-то не сделал свою чёртову работу».
Он аккуратно положил вилку. Смотрел перед собой, словно пытался через скатерть заглянуть внутрь собственной памяти.
Жак отложил вилку. Смотрел в одну точку на скатерти, как будто пытался пробиться через тьму в голове.
«Ты в порядке?» – Сабрина посмотрела на него с лёгкой тревогой.
«Линда Савилл… – пробормотал он, словно пробуя имя на вкус. – Такое чувство, будто я её знаю. Но чем больше пытаюсь вспомнить, тем сильнее начинает болеть голова…»
Сабрина отложила вилку и слегка наклонилась вперёд, её голос стал мягким, почти шёпотом:
«Это имя? Или фамилия? Что из этого тебе показалось знакомым?»
Жак нахмурился, вглядываясь в пустоту перед собой.
«Я не знаю… Может, имя… или как оно звучит вместе. Оно будто цепляет… но не даёт ничего».
«А может… – её голос стал осторожнее, – …дело в том, как она умерла? Падение в шахту лифта… Может, это вызывает у тебя ощущение дежавю?»
Он провёл рукой по лбу, прикрыв глаза. Лицо сморщилось от внутреннего напряжения.
«Что-то есть… Будто я уже видел это… где-то. В каком-то другом контексте. Но где?»
Сабрина на секунду замолчала, а потом снова попробовала:
«А может, ты был свидетелем подобного случая? – осторожно продолжала она. – Или… кто-то из твоих знакомых умер так?»
Жак покачал головой, в глазах мелькнуло раздражение:
«Это как… слово, крутится на кончике языка, но не можешь сказать. Чем сильнее пытаюсь – тем больше давит вот здесь, – он указал на висок. – Всё внутри как в дыму. Образы есть, но лица… звуки… всё неразборчиво».
Сабрина осторожно положила руку на его ладонь, тепло сжала:
«Не мучай себя. Память – упрямая. Она сама выберет момент. Если это действительно важно – она вернётся. Не сейчас, так позже».
Он кивнул, всё ещё с нахмуренным лбом.
Жак посмотрел в окно. Потом, глубоко вздохнув, повернулся к Сабрине:
«Слушай… Я больше не могу просто сидеть. Я хочу работать. Искать что-то, хоть что-то делать».
Она оторвалась от еды и внимательно посмотрела на него:
«Думаешь, уже готов?»
«Не знаю. Может, и нет. Но я с ума сойду, если не начну двигаться. Мне нужно чувствовать, что я снова живу. Я справлюсь».
Сабрина кивнула с теплом и уверенностью:
«Тогда вместе найдём тебе работу. Я помогу. У меня есть знакомые, можно поспрашивать. Главное – ты не один».
Он улыбнулся. Неловко, но искренне.
01.03.1985.
Снег начал таять. С крыши капала вода, оставляя темные круги на асфальте. Надежда Жака угасала с каждым днем. Он уже почти перестал верить, что память вернётся. Пора было начинать новую жизнь.
Сабрина сидела за кухонным столом с чашкой кофе. Она украдкой наблюдала за Жаком – тот задумчиво ковырял вилкой омлет.
«Дэниел, – тихо сказала она. – Я поговорила с профессором Кальдероном. Объяснила ситуацию. Он сказал, что ты можешь устроиться охранником. Старый уходит на пенсию на следующей неделе».
Жак поднял голову, и его глаза впервые за долгое время засветились:
«Мы будем работать в одном месте? Это же отлично!»
Сабрина улыбнулась:
«Да! – Она встала, бросила взгляд на часы. – Мне пора. Но… нам нужно будет оформить тебе новое удостоверение личности».
«Хорошо. Я разберусь».
Он не успел договорить – капля крови упала на стол. Сабрина мгновенно оказалась рядом, вытащила салфетку и приложила к его носу.
«Ты в порядке?» – её голос дрожал.
«Всё нормально. Не переживай».
Но внутри него уже рос страх. Это была вторая носовая кровотечение за неделю – и он подозревал, что дело не просто в сухом воздухе или стрессе. Что-то шло не так. Что-то внутри него…
Тем же днём он подал заявление на получение нового удостоверения. А через неделю – вышел на свою первую смену.
12.05.1985
Он собирался переехать. Хотел быть самостоятельным, начать с чистого листа. Но Сабрина его остановила.
«Останься, – сказала она, положив руку на его. – Мне с тобой спокойно».
Он остался.
За полгода они сблизились, как будто были вместе всю жизнь. Они ни разу не поссорились. Сабрина смеялась его шуткам, он ловил каждое её движение, каждую улыбку. Но Бенколин всё ещё робел. Он не знал, как делать первый шаг, и боялся испортить то, что уже было.
Однажды в выходной день он взял Сабрину на прогулку. Они катались на велосипедах, ели мороженое. Весенний ветер был прохладным, но солнце уже грело по-летнему.
Когда они дошли до моста влюблённых, Жак остановился. Ветер трепал волосы Сабрины, над рекой стелился тонкий туман, и фонари отражались в воде, как звёзды. Он переступил с ноги на ногу, кашлянул, посмотрел на неё, потом на воду… и снова на неё.
«Я… – он прокашлялся и неловко улыбнулся. – Слушай, я вроде взрослый человек… Но в этих… сердечных вопросах я немного… эээ… как это… как слепой на катке».
Сабрина приподняла брови и с трудом сдержала улыбку.
«Так вот, – продолжил он, – если ты вдруг… теоретически… хотела бы… может быть… начать… ну, что-то вроде… отношений… со мной… я был бы… очень рад. Вот».
Он отвёл взгляд, пожал плечами и добавил, почти шёпотом:
«Понимаю, что это прозвучало как предложение бизнес-партнерства, но я старался».
Сабрина прищурилась от ветра, сделала вид, что задумалась, потом посмотрела на него с нежностью.
«Хм… – протянула она. – Нужно подумать…»
Жак улыбнулся и опустил взгляд. Сабрина сделала шаг вперёд – хотела что-то сказать, но вдруг сзади прозвучал звон – по мосту на полном ходу проехали велосипедисты. Жак среагировал мгновенно: схватил её за талию и притянул к себе, защищая.
Они столкнулись. Её ладони легли ему на грудь. Их лица – в нескольких сантиметрах. Вдох. Пауза. И… их губы соприкоснулись. Но никто не отстранился.
Жак затаил дыхание. Сабрина всё ещё держалась за него. И когда их губы вновь встретились – на этот раз чуть увереннее, – всё вокруг замерло. Шум проехавших велосипедов, вечерний ветер, прохладный воздух – всё исчезло. Остались только они.
А потом оба замерли, немного растерянные. Он посмотрел на неё, стараясь угадать, не было ли это ошибкой. Но Сабрина только прошептала:
«Вот теперь можешь не спрашивать».
Она смотрела ему прямо в глаза, будто изучала каждую деталь его лица.
Они не спешили возвращаться. Шли по ночному городу, рука в руке, будто боялись, что если отпустят – всё исчезнет, окажется сном. Сабрина улыбалась, иногда бросала на него короткие взгляды, как будто только сейчас начинала видеть его по-настоящему. Жак был немного растерян, но в его глазах читалось удивление, тёплое и счастливое.
Дома они включили свет, но он показался слишком ярким. Сабрина подошла к окну и чуть приоткрыла его – впуская весеннюю прохладу. Комната наполнилась свежестью и тишиной, в которой они стояли, не зная, кто сделает следующий шаг.
«Я… не хочу спешить, – неловко сказал Жак. – И не знаю, как это обычно бывает. Просто… я не хочу испортить».
Сабрина подошла ближе. Положила руки ему на грудь, чувствуя, как быстро бьётся его сердце.
«Ты ничего не испортишь, – прошептала она. – Мы ведь оба здесь, вместе. Этого достаточно».
Она снова поцеловала его. На этот раз – чуть дольше. Глубже. Он прижал её к себе, медленно, будто боялся спугнуть волшебство.
Они не говорили. Не нужно было слов. Всё было во взгляде, в прикосновении, в том, как осторожно он убирал прядь волос с её лица, и как она коснулась его щеки.
Ночь стала их союзницей. Тихой, ласковой. Они не заметили, как оказались рядом на кровати, в объятиях, в которых было больше, чем желание – было доверие. Была нежность. Было то, чего так долго не хватало каждому из них.
Он уснул, прижавшись к ней лбом. Она слушала его дыхание, гладила его волосы и думала, что, возможно, даже если он так и не вспомнит прошлое – с ним можно построить прекрасное будущее.
3 месяца спустя
16.08.1985
Это был обычный день. Жак стоял у монитора на первом этаже, следя за камерами. Экран мигал кадрами пустых коридоров, складских помещений и научных отсеков. Он уже привык к размеренному темпу охранной службы в лаборатории, где каждый день походил на предыдущий.
Внезапно в динамике рации зашипел голос:
«Второй этаж, срочно. Конфликт в кабинете профессора Кальдерона. Необходима охрана.
Он поднялся по лестнице на второй этаж.
Уже в холле второго этажа до него донёсся мужской крик:
«Вон отсюда! И чтобы я тебя больше не видел! Ты?! Жениться на моей дочери?! Не смеши меня! Держись от неё подальше, ясно?!»
Жак ускорился. В дверях кабинета он застыл на секунду: профессор Рикардо Кальдерон, лицо пылает гневом, указывает рукой на молодого человека, стоящего напротив с выпрямленной спиной и отчаянно сжатым подбородком. Рядом с ними – Сабрина, растерянно пытающаяся унять профессора, и ещё одна женщина – миниатюрная, с густыми чёрными волосами, собранными в хвост.
«Профессор, пожалуйста, – пыталась его успокоить Сабрина, в белом халате, с блокнотом в руках. – Это не повод устраивать сцену…»
Жак подошёл вместе с другим охранником. Молодой человек не сопротивлялся, но глаза его горели обидой.
«Мы любим друг друга. Почему вы так предвзято ко мне относитесь?» – тихо, но с вызовом сказал он, глядя профессору в лицо.
«Какой к чёрту любовь?! – взорвался Риккардо, указывая на юношу пальцем, словно на преступника. – Ни образования, ни карьеры! Кто ты вообще такой?! На мои деньги собираешься стать человеком?»
«Мне не нужны ваши деньги, синьор! – твёрдо ответил Адриан, шагнув вперёд. Его голос звенел от сдержанного гнева. – Я работаю в пекарне. Это тоже работа. Или вы считаете, что достоинство есть только у тех, кто носит костюм и сидит в офисе?»
Риккардо покраснел, брови сдвинулись к переносице. Он хотел что-то возразить, но в этот момент миниатюрная брюнетка сделала шаг вперёд и мягко положила руку ему на плечо.
«Профессор, – тихо сказала она, глядя ему в глаза, – пожалуйста… так вы ничего не добьётесь. Позвольте ему хотя бы объясниться».
«Не вмешивайся, Роуз! – бросил он резко, сбрасывая её руку. – Этот юнец больше не переступит порог моей лаборатории. Пусть ищет себе любовь где-то в другом месте!»
Жестом он подозвал охрану:
«Выведите его. И чтобы я больше его здесь не видел!»
Жак, переглянувшись с коллегой, неохотно подошёл к Адриану.
«Пошли, дружище, – тихо сказал он. – Без скандала. Так будет лучше».
Парень держался прямо, лицо покраснело, но он стоял с достоинством:
«Почему вы меня так ненавидите? Я не сделал ничего плохого».
Кальдерон только зарычал в ответ.
Жак и его напарник взяли молодого человека под локти и сопроводили его вниз. Тот не сопротивлялся, только крепко стиснул челюсти.
На первом этаже Сабрина подошла следом, её лицо было встревоженным:
«Послушай, Адриан… просто дай ему время. Он вспыльчивый, но он хороший человек. Он не всегда был таким…»
Юноша тяжело вздохнул. И тут его взгляд упал на Жака. Он удивлённо моргнул, потом шагнул ближе, прищурившись:
«Эй, это вы! – вдруг воскликнул он, широко улыбаясь. – Я так рад вас снова увидеть! Вы были правы – наша сборная победила, со счётом два: один! Я поставил деньги, и выиграл кучу! Спасибо вам!»
Жак и Сабрина обменялись растерянными взглядами. Жак слегка наклонил голову, словно пытался вспомнить.
Парень нахмурился, заметив его замешательство.
«Вы меня не узнали? – удивлённо спросил он. – Мы встретились в баре… В ноябре. Я Адриан Торрес».
Жак напрягся, будто в затылке щёлкнуло. Его взгляд стал рассеянным, он чувствовал, как внутри что-то дрогнуло… но – пусто.
Сабрина распахнула глаза, её сердце учащённо забилось.
«Ты его знаешь?! Ты точно его знаешь?!»
«Да, конечно! – удивлённо кивнул Адриан. – Вы тогда выглядели немного иначе… Поэтому я не сразу вас узнал. Но теперь я уверен – это точно вы».
Жак всё ещё молчал. Он смотрел на лицо незнакомца и пытался что-то выудить из мрака своей памяти. Но в ответ – только тупая боль в висках.
«Подождите… – пробормотал Адриан, вдруг начав шарить по карманам своей куртки. – У меня где-то была… та самая бумажка, которую вы мне дали в баре»
Сабрина мягко проговорила:
«Прости… он потерял память. У него амнезия после травмы. Он действительно не помнит никого из прошлого».
Парень посмотрел на неё, затем снова на Жака – с удивлением, затем с сочувствием.
«Ох… Простите. Я не знал. Это ужасно… Такая невезучесть…»
Жак, всё ещё не веря, пристально посмотрел на молодого человека.
«Вы… вы знаете моё имя?» – спросил он, голос его дрожал.
Адриан удивлённо вскинул брови.
«Конечно, знаю. Жак… Жак Бенколин. Мы тогда познакомились в баре, в ноябре. Вы сказали, что работаете в полиции… Мы говорили о справедливости. Вы впечатлили меня».
Мир на секунду застыл.
Имя. Работа. Бар. Ноябрь. Голоса, лица, звуки – всё нахлынуло, как волна. «Полиция». «Бенколин». Он почувствовал, как сердце сжалось от внезапного узнавания. Где-то в груди что-то щёлкнуло – как дверца, за которой пылились воспоминания.
Жак пошатнулся, схватился за голову. Виски пронзила резкая боль, как будто мозг перегружен вспышками памяти.
Сабрина тут же подскочила, поддержала его под локоть.
«Дэниел, спокойно. Ты в порядке?» – спросила Сабрина тихо.
Жак медленно кивнул. Но внутри что-то тревожно ворочалось.
Адриан – достал лист бумаги.
«Вы дали мне это. Помните?»
Жак взял записку. Его рука задрожала. Он узнал почерк. СВОЙ почерк.
«Чтобы помочь человеку, который вам дорог, вы должны поехать в свой коттедж 5 августа 1994 года. Но знайте, что, сделав это, вам придётся заплатить высокую цену. Выбор за вами, Адриан.»
Воспоминания нахлынули – обрывками, вспышками. Машина времени. Уильямсон. Мать. Гвендолин. Боль. Свет. Крик.
«У тебя снова идёт кровь», – сказала Сабрина, поднося носовой платок.
Он едва заметил её.
Он поднял глаза.
«Ты искал работу. Хотел жениться».
Адриан просиял:
«Да! Вы вспомнили?»
Сабрина смотрела на Жака, не дыша. Но он не улыбался.
Он просто прошептал:
«Я вспомнил. Всё вспомнил Адриан».
***
С тех пор как они вернулись домой, Жак будто стал другим. Он просто стал… тихим. Пугающе тихим. Он подолгу сидел у окна, вглядываясь в ночной город, словно пытался разглядеть в тенях и огнях что-то, чего никто другой не видел. Сабрина старалась не мешать. Она чувствовала, что внутри него происходит нечто важное, хрупкое, как ранний лёд на реке, который стоит только потревожить – и всё рухнет.
В ту ночь она лежала в постели, но сон так и не пришёл. Часы тикали с напористой настойчивостью, словно дразнили её бессилие. Наконец, Сабрина встала, накинула халат, купленный на распродаже в Woolworth, и босиком прошла в гостиную. Там, у окна, в свете уличного фонаря, сидел Жак. Профиль резкий, почти чужой, плечи напряжены, пальцы сцеплены в замок.
«Ты не хочешь спать?» – прошептала она, обнимая его сзади, прижимаясь щекой к его лопатке.
Он чуть вздрогнул от прикосновения, как человек, которого вытащили из глубоких раздумий.
«Да. Прости, что не дал тебе уснуть, – ответил он, обернувшись. Его лицо осветилось слабой улыбкой, и он крепко обнял Сабрину, прижав её к груди».
«Ничего страшного, – тихо сказала она. – Я волнуюсь за тебя. Всё в порядке?»
Он кивнул, но глаза остались настороженными, как у лиса, заметившего капкан.
«Я знаю, что ты волнуешься. Я всё тебе расскажу, но… дай мне немного времени, хорошо, дорогая?»
Сабрина молча кивнула. Она ощущала, как в нём кипит внутреннее напряжение, но давить было нельзя.
«Да. Поступай так, как тебе будет удобно. Но я должна тебе кое-что сказать».
Жак чуть приподнял брови, взглянув на неё внимательно:
«Хорошо. Тогда давай, мне любопытно».
«Даниэль… – начала она по привычке и тут же осеклась. – Прости, Жак. Извини, я всё ещё не привыкла».
Он усмехнулся, наклонив голову:
«Называй меня как хочешь. Я уже привык к своему новому имени. Или старому. К чёрту, уже сам не понимаю».
Сабрина сделала глубокий вдох, словно ныряя в ледяную воду:
«Жак, я… я беременна».
Он замер. Взгляд его помутнел, губы приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, но не смог. Внутри него что-то переклинило – как будто шестерёнки памяти с грохотом зацепились друг за друга.
Он знал, что Дэниел был сыном Сабрины. Он также знал, что его отец бросил их еще до его рождения. Но теперь… теперь всё стало предельно ясно. Слишком ясно. И слишком ужасающе логично.
Ривера знал. Ответ на вопрос, который никто не мог дать ответ: кто был первым – курица или яйцо? Сейчас Жак задавал себе тот же вопрос.
Он стоял молча. Долго. Слишком долго.
Сабрина прикусила губу, всматриваясь в него:
«Я понимаю. Это немного неожиданно. Возможно, несвоевременно, но…»
И в этот момент он наклонился и поцеловал её. Без слов. Без плана. Просто чтобы остановить бег мыслей, заглушить бурю, прижаться к реальности. И в этом поцелуе было всё: страх, любовь, извинение, радость и немое обещание, которое нельзя нарушить.
Когда он отстранился, на его лице была редкая, искренняя улыбка.
«Я так люблю тебя, Саб… Я готов провести с тобой всю жизнь. Ты выйдешь за меня?»
«Да! – выдохнула она с такой искренностью, будто это было единственным словом, которое имело значение в этом мире».
Он подхватил её на руки, закружил посреди гостиной, засмеявшись как ребёнок. В эту секунду он был не путешественником, не потерянным в петле времени. Он был просто Жак. Мужчина, влюблённый в женщину.
На следующий день он рассказал ей всё. Почти всё. Сабрина слушала внимательно, иногда с приоткрытым ртом, иногда с изогнутой бровью. Как учёный, она искала логику. Как женщина – верила сердцем.
Но он не сказал самого главного. Он не сказал, что она должна была умереть. Не сказал, что Дэниел – их сын.
***
Позже в лаборатории у Жака взяли кровь, волосы, кожу. Риккардо был взволнован, словно стоял на пороге величайшего открытия. Весь день рядом с ним сновала его ассистентка – миниатюрная брюнетка по имени Роуз. Она подавала инструменты, делала записи, проверяла оборудование с выученной точностью и почти материнской заботой. Несмотря на молчаливость, в ней ощущалась внутренняя сила и решимость.
МРТ показало то, что невозможно было объяснить.
«Ваш мозг… – произнёс профессор Кальдерон, не отрывая взгляда от снимков, – он функционирует с аномальной скоростью. Не только нейронные связи – весь ваш обмен веществ ускорен в несколько раз. Сердце, лёгкие, печень, регенерация тканей… всё работает так, как будто организм постоянно находится в состоянии крайней тревоги или угрозы».
Он сделал паузу, провёл рукой по лицу.
«Это вызывает перегрузку систем. Старение клеток ускоряется. Первые симптомы уже начались: головные боли, носовые кровотечения, возможна потеря волос, бессонница, нарушения терморегуляции. Ваше тело буквально „сгорает“ изнутри. Словно время для него течёт быстрее».
Сабрина сжала руку Жака:
«Профессор, разве мы не можем как-то остановить это?»
Риккардо молча кивнул Роуз – та, словно по одному взгляду, быстро разложила перед ним графики и снимки. Он наклонился над ними, пальцы постукивали по столу.
«Мне нужно поработать с его генетикой. Нам нужна сыворотка… что-то, что замедлит клеточное старение, замедлит этот безумный метаболический ритм».
Он поднял глаза на Жака, и в его взгляде мелькнуло что-то, похожее на тревогу.
«Но на это нужно время. А боюсь… у вас этого времени просто нет».
Он резко поднялся, подошёл к шкафчику, достал небольшую баночку с таблетками и протянул ему:
«Это – временное решение. Они слегка замедлят процессы. Не панацея, но дадут нам пару недель, может, больше. А за это время я попробую посоветоваться с Энтони».
Жак нахмурился:
«Энтони?»
«Думаю, вы с ним знакомы, – кивнул Риккардо. – Энтони Чарльз Линкольн. Он – молекулярный биолог, один из лучших».
Жак не раз сталкивался с Линкольном в коридорах лаборатории, но по-настоящему тот обратил на него внимание однажды.
Жак заметил, как у входа в лабораторию бывший сотрудник которого тот уволил месяц назад за халатность, попытался напасть на того. Мужчина собирался вылить на него опасное вещество, но Жак вовремя вмешался и предотвратил нападение. После этого случая Линкольн стал уважать его и всегда приветливо с ним общался.
Когда Жак вспомнил своё прошлое, он понял причину удивления Линкольн при их первой встрече.
Он знал, кем тот станет в будущем. Поэтому теперь, услышав, что Риккардо собирается посвятить его в свои анализы, внутри у Жака всё сжалось. Он не хотел, чтобы Энтони узнал, чьи данные сейчас изучаются. Это было бы слишком опасно.
«На самом деле, – сказал он тихо, – я был бы признателен, если бы вы не рассказывали ему обо мне».
Профессор Кальдерон кивнул:
«Конечно, я не скажу ему, кому принадлежат эти образцы».
Жак посмотрел на него с надеждой:
«Профессор, если вы создадите эту сыворотку, она сможет остановить моё старение?»
«Я разработаю сыворотку, учитывая вашу уникальную генетику, – объяснил Кальдерон, – …она замедлит старение всех, кто будет её использовать, не только вас. Поэтому никто не должен знать, что мы над этим работаем».
На мгновение профессор задержал взгляд на Жаке, словно пытаясь разгадать какую-то тайну:
«Что же в вас такого особенного? Почему ваши нейроны активны настолько, что вызывают перегрузку? Вы не подвергались облучению или чему-то подобному?»
Жак и Сабрина обменялись взглядом, решив не раскрывать правду. Он лишь пожал плечами, скрывая за этим лёгкую улыбку и молчание.
«Как вы думаете, профессор, у вас получится?» – спросила Сабрина с глазами, горящими надеждой.
«Я попробую, – кивнул Риккардо. – Но у нас мало времени. Я создам сыворотку, но пока дайте мне тишину и немного чуда».
Жак молчал. Он знал: чудо уже произошло. Оно лежало сейчас в утробе женщины, которую он любил.
Риккардо подошёл к столу, посмотрел на папку с записями и добавил:
«У нас уже есть часть ваших образцов, но чтобы начать работать по-настоящему, нужно больше. С вашего разрешения, мисс Ривера возьмёт у вас ещё несколько».
Жак вздрогнул, услышав имя. Ривера?
Он медленно повернулся к женщине, которая как раз стояла у стола, сосредоточенно раскладывая инструменты. Миниатюрная, смуглая, с прямыми чёрными волосами, собранными в строгий пучок. Лицо спокойное, но решительное. Что-то в её глазах – или, может быть, в линии скул – будто пробуждало в нём отголоски воспоминаний.
Гаспар… Ривера.
Жак вдруг понял, кто она. В будущем она будет матерью того самого человека – Гаспара Риверы. И вот теперь всё вставало на свои места. Энтони, профессор Кальдерон, мисс Ривера… Люди, которых он знал по отдельности, оказались связаны гораздо теснее, чем он мог предположить. Он почувствовал, будто мир начал замыкаться вокруг него, стягиваясь в плотный узел судьбы, где каждый шаг имел значение.
Глава2. Бенколин и Адриан
12.09.1985
Жак Бенколин вошёл в бар семь ноль-ноль, как и планировал. На нём был старомодный плащ, не по времени чистый и выглаженный. Официантка по имени Клаудия разливала пиво с механической ловкостью, словно делала это всю свою жизнь. Запах сигарет, кислого эля и давнего веселья висел в воздухе густым коктейлем времени.
Он обвёл взглядом полумрак, и глаза его остановились на юноше у заднего столика.
Адриан сидел, слегка сутулившись, пальцы крутили бокал, будто он пытался сквозь стекло прочитать судьбу. Парню было девятнадцать, но в глазах – осмысленный огонь, зрелость, которой обычно добиваются годами боли и выборов.
«Вы пришли, – сказал он, не поднимаясь. – Я ждал».
«И я благодарен, что ты пришёл», – ответил Жак и сел напротив.
Они выпили, и Жак начал. Он говорил просто, без украшательств, будто вынимал из себя одну за одной страницы правды. Путешествия во времени, другой век, его потерянная память, Сабрина, сын…
Адриан слушал. Иногда моргал чуть чаще, чем надо. Потом отхлебнул пива и, поставив кружку, задал вопрос:
«Ого. Значит, машина времени. А у вас там… летающие машины? Или вы, не знаю, болтаете с инопланетянами по телефону?»
Бенколин усмехнулся.
«Нет, наши машины тоже не летают. Но у нас есть смартфоны – видеосвязь, интернет. До инопланетян ещё не добрались. Хотя, глядя на некоторые лица в подземке, я не уверен».
Адриан рассмеялся.
Жак сделал глоток холодного пива, медленно поставил бокал на стол и, не поднимая взгляда, с едва заметной усмешкой сказал:
«Вижу, ты поверил мне быстрее, чем я ожидал».
Адриан понизил голос, словно опасаясь, что кто-то может подслушать:
«Может, я бы и не поверил… Но меня сбило с толку то, что женщина по имени Кармен Бенколин, о которой говорила тебе Клаудия, погибла в ту же ночь, когда мы с тобой познакомились. Мы с Клаудией пошли на похороны… и там я увидел её восьмилетнего сына – Жака. Когда я посмотрел на него… он был как ваша маленькая копия. Я был в шоке».
Он выдохнул и наклонился чуть ближе:
«А потом… когда наша сборная действительно выиграла чемпионат, я начал копать глубже. Но в архивах Гольденхорнбурга не оказалось ни одного полицейского с вашей фамилией. И ваша записка… – он усмехнулся криво. – Она только сильнее всё запутала».
«Я и не ждал, что поверишь с первого раза. Некоторые вещи объяснить трудно даже себе», – вздохнул Жак.
Адриан посмотрел в сторону.
«У моей девушки… её семья – потомственные шаманки. Они могут видеть прошлое и будущее. Она варит отвары из трав и мечтает о дочери, чтобы передать ей дар. Я с такими вещами знаком».
Жак кивнул.
«Значит, теперь ты не можешь вернуться?» – тихо спросил Адриан.
«Да. Скорее всего, они не знают, где я».
«Напишите письмо. Укажите дату и место. Попросите доставить его в 2018 году. Может, на почте и посмотрят как на сумасшедшего, но по закону они обязаны его отправить».
Жак замолчал, его взгляд затуманился, но где-то в глубине глаз впервые за долгое время мелькнула тень надежды. Он провёл рукой по волосам, не сразу решившись произнести вслух:
«А если письмо не дойдёт?»
Адриан пожал плечами и подался вперёд, голос его стал спокойным, уверенным:
«Тогда оставьте его где-нибудь, где его точно найдут. Или передайте мне. В 2018-м мне будет пятьдесят три. Если память меня не подведёт, я сам прослежу, чтобы они его получили».
Жак напрягся. Эта фраза словно ударила в грудь. Он знал, что в 2018 году Адриан сидел в тюрьме. Но не мог – не имел права – сейчас сказать об этом. Поэтому просто молча кивнул.
Адриан с подозрением сузил глаза:
«Что? – спросил он. – Что вы не договариваете? Я умру?»
Жак вздохнул. В голосе его прозвучала горечь, как будто он нес на плечах невыносимую тяжесть.
«Есть хорошая новость. И плохая», – произнёс он тихо.
«Начните с хорошей», – напряжённо сказал Адриан.
Жак посмотрел прямо ему в глаза.
«Ты женишься на своей девушке. У вас будет сын. А потом – дочь. И она унаследует дар своей матери».
Лицо Адриана просветлело. Он шумно выдохнул, в глазах загорелся живой огонь.
«Это… это благословение! Я знал, что Бог не отвернулся от меня!» – Он на секунду закрыл глаза, будто молился.
Но голос Жака стал глубже. Тяжелее.
«Но… в 1994 году твоя дочь придёт из будущего. Она попросит о помощи. Ты согласишься. И будешь разлучён со своей семьёй… надолго».
Тишина, что повисла между ними, была почти физически ощутимой. Надежда в глазах Адриана не исчезла, но померкла. Он опустил голову.
«А если я откажусь?»
«Тогда кто-то пострадает. Может, твоя дочь. Может, ребёнок, которого она защищала. Не знаю».
Адриан закусил губу.
«Это нечестно».
«Жизнь редко бывает честным. Но оно – как река. И ты сам выбираешь, прыгать в неё или нет».
Жак встал, положил руку юноше на плечо. И в этот момент раздался щелчок.
«Эй! – послышался голос Клаудии. – Вы такие серьёзные, будто мир собираетесь спасать».
Они повернулись. Клаудия стояла с пленочным фотоаппаратом «Canon AE-1» в руках, в джинсовом жилете, с начёсом в стиле Мадонны и подмигивала.
«Для стенда почётных посетителей, – сказала она, – вдруг вы станете знаменитыми?»
«Сомневаюсь», – усмехнулся Адриан.
«Всё возможно», – парировала она, и щёлкнула затвором ещё раз.
Бенколин улыбнулся – что-то в этом моменте казалось правильным. Как будто они действительно были героями. Хотя бы на кадре. Осознание того, что он уже видел эту фотографию, только что сделанную, вызвало в нем особое волнение. Он чувствовал себя так, словно завершал свою миссию.
Клаудия подмигнула и пошла дальше, оставляя за собой след из духов и лака для волос.
***
Дома Жак долго смотрел на чистый лист. Ручка дрожало в пальцах. Он не знал, что писать. Он не хотел возвращаться. Он хотел остаться – с Сабриной, с сыном, с их ещё не начавшейся жизнью.
Сабрина села напротив, глядя на пустой лист.
«Почему ты не пишешь?»
«Я… я не знаю, что сказать».
«Просто адрес и дата. Они поймут».
Жак бросил ручку.
«Это не должно было быть так! Я не могу оставить тебя!»
Глаза Сабрины заблестели.
«Если ты останешься – ты умрёшь. Каждый день здесь убивает тебя. Я не могу смотреть, как ты исчезаешь у меня на глазах!»
«Я не хочу, чтобы ты растила нашего сына одна…»
«У нас будет шанс, если профессор создаст сыворотку. Уйди сейчас. Вернись, когда она будет готова».
И в этот момент потолок осветился ослепительным светом. Шторы взметнулись, будто в комнату ворвался ураган.
Они выбежали в гостиную. В воздухе ревел портал – торнадо света, сверкающий облачный глаз.
«Они нашли тебя!» – крикнула Сабрина, перекрикивая вой.
«Как?..» – прошептал Жак, глядя в сияющую бездну.
«Беги! Пока он не исчез!»
Он обнял Сабрину, вцепился в её лицо ладонями, запомнил каждую черту.
«Послушай! Сыворотка разобьётся. Все в лаборатории будут заражены. Ты не должна идти туда в этот день. 27 февраля 1987 года. Слышишь меня?»
Сабрина не ответила – только кивнула, сдерживая слёзы. И тогда портал поглотил его.
А когда ветер стих, и свет исчез – она стояла одна, в тишине, глядя в пустую гостиную, будто смотрела в вечность.
Глава3. Тристан и Ривера
Понедельник, 11 октября 2018. 01:53
Тристан вернулся в Вавилон вместе с Гаспаром Риверой. Когда они вошли в офис, Ривера окинул Тристана оценивающим взглядом и спросил: «Ты собираешься рассказать мне, что произошло там?»
«Когда я приехал туда, сработала автомобильная сигнализация…”, – начал Тристан спокойным тоном, но Ривера остановил его: «Я говорю о человеке, которого ты тащил за руку и который исчез».
Как бы Тристану ни не нравилось действовать за спиной Риверы, он не мог рассказать ему всю правду. Он не хотел говорить, что помог Курту взорвать лабораторию.
«Я видел, как он прятался там. Я хотел забрать его и отвезти в какую-нибудь глушь, чтобы выяснить, зачем он все это сделал, но он исчез».
«И ты не удивился, потому что..?»
«Потому что он сказал мне, что прибыл из будущего, что ему необходимо уничтожить машину времени и что у него очень ограниченное время», – ответил Тристан и, чтобы избежать дальнейших вопросов, спросил: «Почему ты настоял на том, чтобы отправить Бенколина в прошлое?»
«Чтобы сохранить поток времени. Чтобы родился Дэниел. Потому что его отец – Жак Бенколин».
Когда Тристан справился с первоначальным шоком, он сказал: «Если бы Бенколин не отправился в прошлое, Дэниел не родился бы, а значит, не было бы и машины времени. Уильямсон не сбежал бы в прошлое, а тебя не похитили бы и не ранили. Не было бы необходимости в сыворотке, и ты был бы здоров». Сделав паузу, он подошел к Гаспару и спросил: «Тогда почему ты это допустил?»
«Логан и Ирен изменили нашу жизнь. Мое нынешнее положение – результат информации, которую Логан передал моей маме. Если бы не все это, кто знает, в какой уличной банде я бы оказался, как и мой отец. Я не хочу потерять все, что у меня есть. А ты?»
Тристану не нужно было много думать об этом. Он был доволен своей жизнью и, если бы ему предоставили выбор, ни за что не захотел бы ничего менять.
«Если кто-то из будущего хочет уничтожить машину времени, тебе не кажется, что это не просто так? Что, если эта машина имеет более опасные последствия, чем мы думаем?»
«У Уильямсона были свои причины явиться из будущего, чтобы убить меня, – сказал Ривера, расстегивая запонки и закатывая рукава, – и, разумеется, у этого человека есть свои причины уничтожить машину времени, но я не могу поверить никому на слово, пока сам не сообщу себе об этом из будущего».
Тристан вспомнил видео, которое показал ему Курт. Он снял и отправил себе видео из будущего. Потому что он действительно знал, что не может доверять никому, кроме своего собственного слова. У него был трудный день, и он был очень растерян. Он не хотел, чтобы Метатрон получил власть. Все, что он знал, – это то, что он будет всячески препятствовать такому будущему.
«Курт был с тобой, когда я звонил?» – вывел его из задумчивости Ривера.
«Да», – коротко ответил Тристан.
«Мне кажется, ты изменился с тех пор, как Курт появился в твоей жизни».
«Как именно?»
«Не знаю. Как будто ты что-то скрываешь от меня».
«Мне жаль, что ты так думаешь, – сказал Тристан, разочарованно глядя на него, – я бы никогда не сделал ничего во вред тебе. Ты сам это знаешь. Если верить тому, что написано в этой книге, 14 октября должна открыться истинная личность Метатрона. Раз этот человек пришел из будущего, он должен был знать о Метатроне, поэтому я и хотел его допросить, Гаспар. Вот и все».
Ривера кивнул в знак понимания. «Курт Альваро слишком хорош для Кастильо. Я бы хотел, чтобы он работал на нас. Ты можешь привлечь его на нашу сторону?» – спросил он.
Тристан не знал, был ли это настоящий вопрос или вопрос с подвохом. Поэтому ему было трудно дать правильный ответ.
«Он слишком предан Кастильо. Он перейдет на нашу сторону только как двойной агент. Поэтому я не рекомендую это делать».
«Ты знаешь его лучше. Раз ты так говоришь, – сказал Ривера и потянулся, расправив плечи, – уже поздно. Иди в постель и отдохни».
Тристан почтительно поклонился и ушел.
Глава4. Дом Дэниела
09:13
Первое, что сделал Дэниел, вернувшись домой, – принял душ. Ирен пришла с ним. Пока он был в душе, она сварила кофе и поставила на стол купленные из пекарни булочки. Они сели за стол, но у него не было особого аппетита. Даниэль был в оцепенении после того, как Жак поделился с ними тем, что произошло в прошлом. Между ними возникла странная неловкость. Даниэль думал, что отец бросил их с матерью еще до его рождения. Теперь он не знал, как реагировать, столкнувшись с такой реальностью. Жак выглядел не менее обескураженным, поэтому он решил пока оставить все как есть. Ночью никто из них не спал. До самого утра все продолжали задавать Жаку вопросы. Гвендолин пристально смотрела на Дэниела, как будто видела его впервые, Логан пытался шутить, чтобы разрядить обстановку, но даже он был слишком растерян ситуацией. Сегодня Дэниел чувствовал себя так, словно его жизнь разделилась на «до» и «после».
«Дэн, давай, съешь что-нибудь», – сказала Ирен, и положила ему на тарелку пончик.
«Мне не хочется, Ирен,» – рассеянно сказал Дэниел, взяв кружку с кофе в обе ладони, словно согревая руку.
«Я знаю, что все это нелепо до невозможности. Я тоже не могу поверить, что Бенколин твой отец. Представь, если бы мы вернули его оттуда раньше, мы бы вычеркнули тебя из времени. Это ужасно».
«Нет, я не понимаю, если это я изобрел машину времени, то как Бенколин мог вернуться в прошлое и оплодотворить мою маму?»
«Звучит как тот самый вечный вопрос: что появилось первым – яйцо или курица? – Ирен нервно усмехнулась и тяжело выдохнула. Её пальцы теребили подол блузки, словно в попытке унять нарастающее волнение. – Чёрт возьми, я сама уже запуталась. Время – опасная штука. Мы думаем, что исправляем, а на деле только усугубляем».
Она на секунду замолчала, прежде чем продолжить, и в её голосе прозвучала горечь:
«То же самое было с моим отцом. Он попал в тюрьму из-за Уильямсона. Ты уверен, что до сих пор хочешь вернуться и спасти свою мать?»
Она посмотрела в глаза Дэниела, с тревогой и болью:
«Послушай… Бенколин тоже пытался спасти свою мать. И что вышло? Он сам стал частью событий, которые привели к её гибели. И даже сыворотка, появилась благодаря нему. А если именно твоё возвращение в прошлое станет причиной её разрушения?»
«Я уже ни в чем не уверен, Ирен. – тихо произнес он, его голос почти сорвался под грузом стресса и усталости. – Усталость давит на меня, как будто я тонул в море проблем. Завтра у меня конференция, и нужно выступать с докладом. Там будут величайшие умы – успешные профессора, мощные личности, интересующиеся наукой, как Паскаль. Мне нужно произвести впечатление. Их поддержка важна для моих новых проектов. Я должен показать себя с лучшей стороны, но в голове – полный хаос»
«Дэн, ты очень талантливый и блестящий ученый! – голос Ирен был полон искренности, она схватила его за руки, пытаясь передать свою веру. – У тебя есть цели! Ты обязательно их достигнешь. Я верю в тебя. Завтра я буду там. Я буду с гордостью наблюдать за тобой и аплодировать тебе стоя в конце твоей презентации».
«Спасибо, Ирен. Я рад, что ты здесь», – сказал он с теплой улыбкой, искренне ощущая, насколько важно её присутствие в этой буре. Он накрыл её руку своей, и в этот момент всё вокруг словно замерло. Но спустя мгновение, он убрал её и, с сердитым выражением на лице, произнес: «Ривера знал, что он мой отец. Этот ублюдок слишком многое знает о моей жизни!»
«Дэн, ты забыл, что он главарь мафии? Не стоило затевать с ним драку».
«В этом мире никто не неприкасаем, Ирен! Он слишком высоко о себе мнит! Он бросил мне вызов, словно искал отваги, и это выводит меня из себя. Его поведение, его отношение меня разозлили. И я зол на него за то, что он сделал с Матео. Ты отвергла мое предложение заплатить ваш долг. Меня очень беспокоит, что твой брат в долгу перед этим ублюдком».
«Осталось совсем немного, не волнуйся. Он сам обо всем позаботился», – соврала Ирен, и тут раздался стук в дверь. Дэниел встал и открыл ее. Это была Николь.
«Привет, Дэн, надеюсь, я тебя не побеспокоила. Я звонила тебе, но не смогла дозвониться».
Дэниел изумился: «Доброе утро, Николь, мы как раз завтракали с Ирен, кажется, у меня села батарейка. Проходи», – сказал он, впуская её в дом с тем нежным тоном, который ей нравился.
Ирен повернула голову, её холодное выражение лица не изменилось.
«Привет», – произнесла она, коротко и сдержанно.
Николь точно так же поздоровалась, но голос её звучал чуть более игриво. Она указала на коробку с булочками с корицей:
«Я взяла свежеиспеченные булочки с корицей. Ты их любишь. Но я взяла их на двоих. Не думала, что ты будешь здесь Ирен, вы же расстались».
«У нас перерыв», – поправила Ирен, избегая прямого взгляда Николь.
Та, не упуская возможность поддеть соперницу, ответила с ноткой насмешки:
«Думаю, это одно и то же, но как скажешь».
Поставив коробку на кухонную стойку, она открыла её, словно выставляя свою вольность в этом доме напоказ.
Дэниел протянул ей тарелку: «Мы были в лаборатории с Ирен. Только что вернулись домой и как раз завтракали. Думаю, еды хватит на всех».
Ирен была возмущена тем, что Дэниел разговаривал с Николь так, будто отчитывался, и что он позволял ей так вольно вести себя в его доме. Но она молчала, так как знала, что если выскажется об этом, то виноватой в итоге окажется сама.
Николь посмотрела на Ирен с бессмысленным выражением лица: «Как я знаю, Ирен не может наесться, поэтому я так и сказала».
Ирен все больше и больше раздражала эта девушка. Как будто ей не хватало смелости прийти в дом Дэниела, она пыталась ещё и унизить её перед ним своим сарказмом.
«Обычно я быстро наедаюсь. Только когда я злюсь, много ем, так что это нормально, что я переедаю рядом с тобой», – сказала Ирен и, глядя Николь прямо в глаза, взяла булочку, которую протянул ей Дэниел, и откусила большой кусок.
Николь оторвала взгляд от девушки, устроилась за столом и спросила: «Как дела, Ирен? В последнее время тебя не видно».
«Я занята. Работаю».
«Где?» – спросила Николь, её голос стал более настойчивым
«Помощницей ассистента в одной компании, – ответила та, стараясь сменить тему, чтобы избежать дальнейших расспросов. – Кстати Гвендолин выписали из больницы. Она идет на поправку».
«Я рада», – произнесла Николь, но, скрестив руки на груди и не имея намерения оставлять вопрос без ответа спросила: «У компании, в которой ты работаешь, есть название?»
«Почему ты так интересуешься, Николь? Неужели ты хочешь прислать мне цветы в честь моей новой работы?» – ухмыльнулась Ирен, потянувшись за стаканом воды, чтобы скрыть свою раздраженность. Она прекрасно понимала мотивы Николь.
Дэниел, услышав разговор, не смог удержаться от любопытства: «И правда, Ирен, ты никогда не говорила мне, что это за компания?»
Ирен нарочно откусила кусочек булочки, медленно жуя его, в надежде обдумать ответ. Затем, наконец проглотив, сказала: «Я работаю в компании InnovaMed, занимающейся производством потребительских товаров и медицинских изделий. Я просто там, выполняю простые поручения, так что у меня на самом деле очень скучная работа».
Зная, что это дочерняя компания холдинга Ривера, она решила выдать ложь, близкую к правде.
«Но, похоже, они хорошо платят, – заметила та, указала на новый мобильный телефон Ирен, лежащий на столе, и добавила: можем судить об этом по марке твоего нового телефона».
Ирен напряженно посмотрела на Николь, чьи губы изогнулись в самодовольной усмешке. Она сама тоже попыталась улыбнуться, но стиснутые зубы выдали ее гнев.
Дэниел только сейчас заметил телефон, взял его в руки и, подняв взгляд на Ирен, с легким удивлением сказал:
«Твой телефон постоянно барахлил, я думал, ты его отремонтировала, но ты не говорила мне, что купила новый».
Ирен, вроде бы безразлично поднимая брови, ответила: «Потому что не я его купила. Это подарок Логана. Он купил мне его на свою первую зарплату, когда устроился телохранителем», – соврала она, не желая раскрывать правду.
«Это щедрый подарок», – произнес Дэниел, положив телефон обратно на стол, а в его голосе прозвучал намек на возмущение. Ему не нравилось, что кто-то другой делает то, что должен был сделать он. Но, в конце концов, они с Ирен на время взяли паузу в своих отношениях. Он пытался убедить себя, что не несет перед ней никакой ответственности.
«Ривера, должно быть, хорошо ему платит, – напряженно произнес Дэниел. – Вот почему он вчера вёл себя перед ним как послушный пёс. Несмотря на то что он мой друг, он защищал этого мерзавца».
«Ты несправедлив, Дэн, – возразила Ирен, – Логан сделал все возможное, чтобы остановить вашу с Ривера драку».
«Погодите-ка, – перебила Николь, не понимая, о чем идет речь, – что я пропустила? Когда это вы с Ривера встречались лицом к лицу? О какой драке идет речь?»
«Ах да! Николь, ты же не знаешь, – сказала Ирен, её тон был полон иронии, когда она откинула волосы назад, демонстрируя уверенность. – Бенколин ночью отправился в прошлое. Если бы ты только знала, сколько важных событий ты пропустила!»
Николь удивленно посмотрела на Дэниела, и они с Ирен рассказали ему о случившемся. Таким образом, тема работы была забыта. Но Ирен не понравился взгляд Николь. Она как будто хотела выведать ее секрет. Несмотря на то что тема пока была закрыта, ей нужно было придумать хорошую ложь для будущее.
Глава5. Бенколин встречается с Риккардо
Понедельник, 11 октября.
Жак Бенколин хотел увидеть профессора Кальдерона, но, вспомнил, как запаниковал и испугался старик, когда они впервые встретились в лаборатории. Теперь уже понял, почему. Поэтому он позвонил Ирен и попросил ее организовать встречу с дедом. Она заранее поговорила с дедом и объяснила ситуацию.
Когда Ирен рассказала Риккардо о путешествиях во времени и о том, что Жак Бенколен пережил в прошлом, он надолго замолчал. Сначала ей показалось, что он ей не верит. Но спустя несколько напряжённых секунд дед, наконец, кивнул с понимающим выражением лица и сказал, что многое теперь стало на свои места. Казалось, он действительно принял её слова.
Тем не менее, Ирен чувствовала в нём какую-то внутреннюю тревогу, которую не могла объяснить. Что-то в его взгляде, в еле заметной жесткости движений выдавало это беспокойство. Она прямо спросила, в чём дело, но Риккардо лишь отмахнулся. Сказал, что всё в порядке. Добавил, что готов встретиться с Жаком. Но даже после этих слов ощущение странной, скрытой напряжённости не покидало Ирен. Но она старалась не зацикливаться на этом и оставить все как есть.
Риккардо принял Жака в нормальной обстановке. Они прошли в гостиную и сели. Пыль висела в воздухе, танцуя в редких лучах солнца, пробивавшихся сквозь тяжелые шторы. В комнате пахло старым деревом, и мятой. Рикардо сидел в своем любимом кресле, крепко прижимая к себе плюшевого медведя. Морщинистые пальцы нервно перебирали пушистую шерсть. Его взгляд был рассеянным, словно он смотрел сквозь стены, сквозь годы, в какой-то далекий, недостижимый мир.
«У вас очень красивый дом,» – сказал Жак сидя на диване и, оглядываясь по сторонам.
«После смерти… моей жены…» – начал он тихим, срывающимся голосом. Он посмотрел на медвежонка. «Как ее звали, Тодди? Нэнси, да? После Нэнси… я потерял все». Тяжелый вздох вырвался из его груди. «Этот дом…» Он обвел взглядом комнату, словно впервые видел ее, «…единственная ценность. Единственная… что осталось… нам… от прежних времен». Рикардо замолчал, погрузившись в вязкое молчание, и медленно покачал головой.
Внезапно взгляд старика прояснился. Он уставился на Жак с пристальным вниманием, словно прозрел сквозь пелену времени. «Ты! Ты… ты ничуть не изменился!» – в его голосе звучало что-то близкое к восторгу, но улыбка, коснувшаяся его губ, казалась какой-то странной, неискренней. «Ты выглядишь… как тогда… когда мы…» Он замолчал, нахмурившись, словно пытался поймать ускользающую мысль. «…когда мы встретились… много лет назад».
Тот покачал головой. «Но вы постарели, Рикардо. Для меня прошло всего несколько месяцев с момента нашего знакомства, а для вас – годы. Естественно».
Лицо Рикардо выразило растерянность. Он моргнул, словно пытаясь прогнать наваждение. «Да… именно так. Месяцы… годы…» Он посмотрел на свои руки, словно удивляясь морщинам, избороздившим их. «После того… как ты… исчез…» Его голос перешел на шепот. «Мне было… трудно… очень трудно… создать…» Он запнулся, ища нужное слово. «…сыворотку. Да, сыворотку». Он кивнул сам себе, довольный тем, что вспомнил.
«А потом, конечно, сыворотка разбилась. Но я не понимаю, почему вы продолжали работать над сывороткой после моего исчезновения? В чем был смысл?»
Рикардо погладил медведя по голове. «Смысл…» Он задумался, бормоча что-то невнятное себе под нос. «Время… изменило… твою… ДНК. Поэтому… я попытался… использовать это… чтобы… создать… антивозрастную…» Он замолчал, смотря в никуда. «…анти… Что я говорил?»
«Вы говорили об антивозрастной сыворотке». – напомнил Жак мужчине, у которого начались признаки деменции.
«Ах да, сыворотка. После… после того, как ты… ушел… Сабрина… она…» Он снова посмотрел на медведя. «…Сабрина хотела… продолжить. Потому что… она хотела… чтобы и сама… ею воспользоваться… Она… сейчас я думаю… она не хотела… быть слишком старой… когда ты… встретишь ее… в будущем». Взгляд его снова стал рассеянным, и он что-то забормотал себе под нос.
Эти слова пронзили сердце Жака, подобно стреле. Сабрина с большой надеждой ждала его. Но сыворотка стала причиной ее смерти.
«Из-за меня! вы приготовили эту сыворотку из-за меня, а она разбилась и стоила Сабрине жизни. Я должен вернуться и предупредить ее».
Рикардо не сразу отреагировал, словно не понимал смысла сказанного.
«Не торопись, – произнес он, медленно поворачивая голову к Жаку. В его глазах мелькнул проблеск понимания, но он быстро погас. – Времени у нас еще много…» Он потянул того за руку. «… Есть вещи, которых ты не знаешь» Он умолк, снова уткнувшись взглядом в медведя и устало прикрыв глаза.
«Да? И чего я не знаю?» – спросил Жак. Он был раздражен тем, что мужчина постоянно отвлекается, но чтобы найти ответы на свои вопросы он терпеливо слушал, давая ему время, и не заставляя его торопиться.
Рикардо оглянулся по сторонам, словно боялся, что их подслушивают. Придвигаясь ближе к Бенколину, он зашептал: «Слушай… внимательно. Я… не хочу… унести это… с собой… в могилу…» Он закашлялся. «Хотя, наверное, придется…» Устало прикрыл глаза.
«Пожалуйста, расскажите мне», – попросил Бенколин.
Последовала пауза, словно Рикардо собирался с мыслями. Он заговорил медленно, с трудом подбирая слова. «Мы… работали… вместе… с Сабриной…» Он снова забыл слово. «…над этим… экспериментировали… на… на животных…» Он потер лоб. «…животные… да… Сначала… старение животных замедлилось… а потом… ускорилось… и начал само разрушаться…» В его глазах появился испуг. «Но… однажды… Сабрина… порезалась… ножом…» Он показал на свою руку. «…и… зажило… быстро…» Он удивленно покачал головой. «…быстро…»
Жак внимательно слушал Риккардо и пытался понять, что тот говорит.
«Как так? почему?»
Рикардо посмотрел на него с видом человека, которому открылась великая тайна. «Когда… она рассказала… я… удивился». Он сжал руку Жака. «Я… провел… тесты… и…» Он замолчал на мгновение, искоса посмотрев на медведя. «…что нейроны… замедляются. А у тебя – ускорялись». На его лице отразилась глупая, детская радость. «Тогда я начал понимать, почему».
«Поделитесь со мной?»
«малыш»
«Дэниел?»
«Да. Ребенок, зачатый от двух людей…. из двух разных времен….» сказал он и остановился, забыв слово и ударив кулаком по голове, злясь на предательство собственного мозга, он попытался объясниться: «Ну, он это… ДНК была иначе изменена…» тогда Жак, поймав руку мужчины и опустив ее спросил, – «мутировала?»
Риккардо радостно ответил: «Да, это то самое слово, которое я искал! Ген Сабрины мутировала, когда Дэниел находился в ее утробе». Он посмотрел в потолок и тихо засмеялся.
«Так вы говорите, что Дэниел – особенный?»
«Да…» Рикардо тяжело вздохнул. Мы проводили эксперименты на обезьяне. Сначала мы ускорили работу клеток тела с помощью…. сыворотки, которую я сделал на основе твоей ДНК, а затем попытались…. замедлить ее с помощью сыворотки, которую мы приготовили с помощью Дэниела»
В конце фразы Рикардо снова погрузился в молчание, смотря в никуда. Он казался измученным и потерянным. Он снова погладил медведя, бормоча что-то неразборчивое. Жак попытался вернуть его в реальность, но старик словно оглох ко всему вокруг, погрузившись в свой собственный, искаженный мир. Он знал, что в этих бессвязных обрывках фраз скрыт ключ к разгадке, но как его найти, когда разум старика блуждал в лабиринте прошлого?
Жак нетерпеливо впился взглядом в лицо старика, ожидая ответа. «Профессор, каков был результат этого эксперимента?» – повторил он вопрос.
Казалось, Рикардо на мгновение провалился в прошлое. Его глаза, обычно затуманенные рассеянностью, вдруг вспыхнули прежним огнем, словно он снова переживал события тех лет. «Результат, – произнес он с гордостью, в которой сквозила грусть. – Результат… был успешным!» Но тут же, словно спохватившись, снова посмотрел на плюшевого медведя, которого крепко прижимал к груди.
Бенколин, не в силах усидеть на месте, вскочил с кресла и начал мерить шагами комнату. «А если так, то почему все в лаборатории погибли, когда сыворотка разбилась? Почему Сабрина…» Голос его дрогнул, и он замолчал, чтобы сдержать подступающие эмоции.
Рикардо отвел взгляд, словно боялся столкнуться с бурей, бушевавшей в душе Жака. «Роуз… Роуз Ривера… – пробормотал он, словно вспоминая забытое имя. – Она… вступила в сговор… с профессором… Линкольном… чтобы украсть… сыворотку… над которой я… работал…» Он запнулся, пытаясь подобрать слова. «Для этого… они… похитили… Дэниела… и угрожали… Сабрине…»
Жак пошатнулся, словно пораженный молнией, сначала пытаясь осмыслить услышанное, а затем, подойдя ближе и устремив на мужчину горящие глаза, спросил «Каким же надо быть низким, чтобы совершить такое? За что она так?!»
«Это… это все… из-за меня… – виновато пробормотал Рикардо, словно признаваясь в давно совершенном грехе. – Роуз… была… моей помощницей… У нас… был… тайный… роман… хотя я… и был… женат…» Он замолчал, глядя на медведя и теребя его ухо.
Жак резко остановился и нахмурился. «Не могу поверить. Роуз была младше вас. Как вы могли так поступить?»
Рикардо устало махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. «Когда… ты влюблен… – пробормотал он, – ты… ничего… не видишь… сынок… Я был… безумно… влюблен… в Роуз… А однажды… она… сказала мне… что… беременна…»
«Что?» – удивленно выдохнул Бенколин и тяжело опустился обратно в кресло.
Рикардо продолжал свой сбивчивый рассказ, глядя в пустоту перед собой. «Я… запаниковал… Я мог… потерять все… моя… репутация… была бы… разрушена… Но Роуз… не хотела… делать аборт… Она сказала… что… собирается… родить… ребенка… – Он замолчал, словно потерял нить разговора, и начал что-то неразборчиво бормотать себе под нос. – А потом… разозлившись… на меня… она… захотела… украсть… сыворотку… над которой я… работал… день… и ночь…»
«И как сыворотка разбилась?» – спросил Бенколин, пытаясь уложить в голове этот поток противоречивых откровений.
«Сабрина… намеренно… дала ей… не ту… сыворотку… – пробормотал Рикардо, поглаживая плюшевого медведя. – Она собиралась… подменить… образец… подсунув… Роуз… сыворотку… приготовленную… из твоей… ДНК… но… в этот момент… вошла… моя жена… Нэнси… Она застала… Сабрину… за кражей… Они… поссорились… Сыворотка… выпала… из рук… и разбилась… о пол…»
«Проклятье!» – вскочил на ноги Бенколин. Ярость волной захлестнула его. «Это все из-за той женщины!» Он замолчал на мгновение, пытаясь совладать с собой. «Погоди-ка! Если это была другая сыворотка, почему ты не использовал сыворотку Дэниела, чтобы спасти их?»
Рикардо откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. «Было… слишком… поздно… – прошептал он, словно издалека. – Взрослого человека… вирус… поражает… еще быстрее… В течение… двух часов… клетки… полностью… разрушаются… В тот день… я… опоздал… на работу… я… заметил… раненого… и… должен был… доставить его… в больницу… Я узнал… о случившемся… слишком… поздно… К тому времени… протокол… уже… был… активирован… Все двери… и вентиляция… автоматически… блокируются… выпускается… отравляющий… газ…» Голос его дрожал от боли и бессилия.
«Но Сабрина не должна была пострадать от вируса! – воскликнул Бенколин, не веря услышанному. – У нее должна была быть сопротивляемость! Это несправедливо, что она умерла от газа вместе с остальными!»
Рикардо молчал, уставившись в одну точку. Его лицо, испещренное морщинами, выражало лишь усталость и глубокое раскаяние.
«Жак… – пробормотал Рикардо, поглаживая плюшевого медведя. – Жак… Сабрина… жива…»
Бенколин, ошеломленный услышанным, в изумлении уставился на старика. «Что вы сказали, профессор Кальдерон? Сабрина жива?» – переспросил он. Хотел убедиться, что старик не бредит ерундой.
Рикардо кивнул, словно ребенок, которому удалось разгадать сложную загадку. «Ирен… видела ее… своими глазами… в лаборатории… Линкольна…» Он запнулся, словно забыл, что хотел сказать, и начал что-то бормотать себе под нос.
Гнев и недоверие вскипели в душе Бенколина. «Но почему вы держали это в секрете до сих пор, профессор Кальдерон?» – рявкнул он, не в силах сдержать раздражение. Он смотрел в пустоту, не понимая, что происходит.
Рикардо съежился, словно испуганный ребенок. «Вообще-то… я… обещал… Ирен… никому… не говорить… – пробормотал он в свое оправдание. – Не хотел… чтобы… у нее… были… неприятности… Я был… так потрясен… увидев… как… моя… жена… умирает… у меня… на глазах… у меня… случился… нервный срыв… Медики… дали мне… успокоительное… Вот почему… я не понял… что… тела… Сабрины… не было… среди… остальных…»
Жак с трудом сдерживал ярость. «Вы сказали, что был выпущен газ. Как она выжила?» – спросил он, все еще не веря своим ушам.
Рикардо на мгновение задумался, словно пытаясь вспомнить события давно минувших дней. «Должно быть… она… использовала… маску… – пробормотал он наконец. – Когда… Линкольн… узнал… что… произошло… в лаборатории… он… налетел… на нее… как… стервятник… Каким-то образом… он… увидел… Сабрину… и взял… ее… в качестве… эксперимента… Таким образом… Сабрина… годами… находилась… в его… лаборатории…»
Жак начал беспокойно мерить шагами комнату. «Я убью этого старого проныру! Как он мог так поступать? Как он мог разлучать мать от ребенка? Бедный Сэб! Кто знает, что она там испытывает! Я должен немедленно вытащить ее оттуда», – сказал он, в его глазах сверкнула молния.
Рикардо обеспокоенно посмотрел на него. «Не заводись… сынок! – пробормотал он. – Подожди… минутку… За Линкольном… стоит… Гаспар… Ривера… Вот почему… ты не можешь… просто… пойти… и постучать… в его… дверь… Даже если… ты коп… они… не отдадут… тебе… Сабрину… так просто…»
«Они используют Сабрину как лабораторную крысу? Но это же похищение человека. Это запрещено законом. Эксперименты над человеком против его воли являются тяжким преступлением», – возмущенно воскликнул Бенколин.
Рикардо пожал плечами, словно не понимая всей серьезности ситуации. «Насколько… я понимаю… Линкольн… пытается… создать… уникальную… сыворотку… благодаря… Сабрине… Вот почему… он не станет… давать… ее… тебе… своими… руками…»
«Зачем ему понадобилось создавать сыворотку? Разве сыворотка уже не готова?» – спросил Жак, пытаясь понять логику происходящего.
«Да… но он… этого… не знает… Сабрина… все… что… у него… есть… Он думает… что… оригинальная… сыворотка… разрушена… Он не знает… о Дэниеле… Сабрина… никогда… бы ему… не сказала… Никогда…»
«Верно. Но почему Линкольн упорно работает над этой сывороткой?» – спросил Бенколин, не отрывая взгляда от старика.
Рикардо нахмурился, словно пытаясь вспомнить что-то важное. «Из-за… Гаспара… Риверы… – наконец пробормотал он. – Он был… ранен… в детстве… и… чтобы… спасти… его… Линкольн… использовал… сыворотку… созданную… по образцу… Сабрины… Организм… ребенка… принял… сыворотку… из-за… его… юного… возраста… но… со временем… возникли… побочные эффекты… такие как… разрушение… клеток… и… отказ… органов… поэтому… он… пытается… предотвратить… это…»
Жак нахмурился, обдумывая услышанное. «Значит, Ривера ходит, как бомба замедленного действия, и Дэниел – единственное лекарство. Но он об этом не знает. Я правильно понимаю?» – уточнил Жак.
«Правильно… – пробормотал Рикардо, кивая головой. – Правильно…»
«Тогда мы можем использовать это, чтобы как можно скорее спасти Сабрину из их рук. Но они не должны знать о Дэниеле. Мы не можем отдать его в руки такого опасного человека, как Линкольн!» – воскликнул Бенколин, чувствуя, как в нем нарастает решимость.
«Сыворотка… которая… у меня… есть… должна… помочь… нам… в этом… – пробормотал Рикардо, глядя куда-то в пространство. – Она… поможет…»
«Точно! Если разбилась другая сыворотка, у вас все еще есть оригинал!» – воскликнул Бенколин, чувствуя, как забрезжила надежда.
«Да… – пробормотал Рикардо, словно вспоминая что-то давно забытое. – Я… храню… его… до сих пор…»
Бенколин пристально посмотрел на старика. «Профессор, ваша сыворотка работает, не так ли? Вы уверены, что она вылечит Риверу?» – спросил он, пытаясь уловить хоть какую-то уверенность в глазах Рикардо.
«Конечно… я уверен… – пробормотал Рикардо. – У меня… было… три… дозы… Пришлось… использовать… одну… для… внучки… В детстве… Ирен… перенесла… осложненную… пневмонию… Она… умирала… Я дал… ей… очень… маленькую… дозу… сыворотки… чтобы… поддержать… ее… жизнь…»
«Значит, у Ирен в крови тоже есть сыворотка?» – изумился Жак.
«Да… – пробормотал Рикардо, кивая головой. – Я ввел… небольшое… количество… сыворотки… для… быстрой… регенерации… клеток… а… затем… замедлил… ее… второй… сывороткой… Вы видите… что… сыворотки… работают… потому что… Ирен… совершенно… здорова… и… у нее… до сих пор… не было… никаких… осложнений… Более того… у нее… очень… сильный… иммунитет…»
«Понятно, – сказал Бенколин, на мгновение задумавшись, а затем пристально посмотрел на Рикардо. – Профессор, вы сказали, что Роуз Ривера забеременела от вас. В итоге она сделала аборт?» – спросил он, уже догадываясь об ответе.
Рикардо глубоко вздохнул, и его взгляд стал более осознанным, словно на мгновение к нему вернулась ясность ума. «Нет… – тихо сказал он. – Не сделала…»
Жак нахмурился. «Значит, Гаспар Ривера – ваш сын. Я правильно понял?»
Рикардо поскреб ногтями по ткани плюшевого мишки и пробормотал: «Я… все же… собирался… выбрать… их… За… день… до… этого… инцидента… я… поговорил… с… женой… и… сказал… ей… что… хочу… развестись… Мы… не могли… ужиться… вместе… наш… брак… был… уже… закончен… Мы… превратились… в… двух… чужих… людей… живущих… в… одном… доме… Наверное… именно… поэтому… моя… жена… пришла… в… лабораторию… в… тот… день… Чтобы… снова… поговорить… со мной… Если бы… Роуз… не совершила… такую… глупость… я был… бы рядом… с… ней… и… моим… сыном… но… она… предпочла… выйти замуж… за… Нормана… и… отомстить… мне…» В голосе старика звучала глубокая грусть и раскаяние.
Бенколин подошел к Рикардо и положил руку ему на плечо. «Послушайте, профессор, ваш сын – очень опасный человек. Я просто пытаюсь вернуть Сабрину. Я не имею никакого отношения к Ривере. Но если он попытается остановить меня, я не проявлю милосердия», – сказал он твердым голосом.
Рикардо поднял на него заплаканные глаза и пробормотал: «Сделай… все… что… потребуется… Спаси… Сабрину… от… них… Я буду… с… тобой… до… конца…»
«Хорошо. Спасибо. Так где сейчас сыворотка?»
«В надежном месте. Я отдам его тебе, когда придет время. А пока… просто знай, что он в таком месте, где… его никто не найдет».
Глава6. Дружба
Тристан пришел в гараж утром, снял куртку и подошел к огромному станку для печати денег, который был уже готов. Курт угрюмо сидел на стуле, потягивая кофе. Когда он увидел Тристана, его плечи напряглись, а губы непроизвольно поджались в тонкую линию. Он демонстративно отвернулся, словно стена, которую он воздвиг между ними, была физической.
«Я принес чернила и пластины для печати»
«А еще ты принес грязь с улицы», – сердито сказал он, указывая на следы, оставленные ботинками Тристана. Обычно его не волновали такие вещи, но после их вчерашней ссоры его раздражало все, потому что он был расстроен.
Тристан неуверенно бросил взгляд на свои ботинки и увидел, что они и прям грязные. «Ладно, не злись. Я сам все вытру».
Курт остался без ответа. Он смотрел куда угодно, только не на него.
Тристан подошел к нему чуть ближе и спросил: «Ты пьешь кофе? Где мой?»
«Там, где его продают. Иди и купи себе!» – Курт ответил, не поворачиваясь к нему. В его голосе звучала смесь раздражения и детской обиды.
Тристан нахмурился. Он не привык к такому обращению. «Ты что, злишься на меня?» – спросил он, и в его голосе слышалось беспокойство, которое он пытался скрыть за шутливостью. Поведение Курта показалось ему очень забавным и милым, потому что он не знал, что с этим делать.
«А разве есть причина, почему я не должен злиться, Тристан?»
Тристану снова стало больно, когда Курт обратился к нему по полному имени. Словно ледяная игла пронзила его сердце. Если бы Курт сказал много других гадких слов, они не были бы так эффективны. Он чувствовал себя виноватым перед ним и пытался помириться с ним. Но Тристан не знал, как это сделать, ведь у него никогда раньше не было друга, и правила примирения были для него неведомы.
«Он исчез прежде, чем я успел что-то от него узнать. Не волнуйся!»
«Мне радоваться? – Курт поднял на него возмущенные глаза. – Несмотря на все наши усилия, Бенколин вернулся в прошлое. Значит, наше будущее все еще под угрозой. Но тебя это не волнует».
«Давай проникнем в ту лабораторию сегодня ночью и уничтожим машину времени. Мы теперь все равно знаем, где он. Тогда все закончится».
«Нет! Мы не можем ничего сделать сами, не зная, что получится в итоге. В этом-то и проблема. Если ты сделаешь что-то не то и изменишь временную линию, это повлияет на будущее. У них есть план. Мы должны следовать ему».
«Что, мы будем просто сидеть и ждать, пока они сами не придут?»
«Да. Они попросили меня подготовить деталь для машины. Это довольно сложно, но я должен успеть сделать это к тому времени».
«Тогда удачи», – сказал Тристан, указывая на машину и спрашивая: «Как обстоят дела с печатной машиной?
«Я установил электрические компоненты и подключил их к контроллеру. Ждал тебя для настройки и калибровки машины, чтобы обеспечить точную и равномерную печать»
Тристан сначала удивился, а потом сказал тоном похвалы: «Ты организован и очень хорош в своем деле. Я рад, что выполняю эту работу с таким человеком, как ты».
Это порадовало Курта, но ему не хотелось слишком быстро растопить лед: «Некоторых людей ценят после смерти. Неужели ты осознаешь мою ценность только тогда, когда все закончено и завтра мы разойдемся?» – сказал он с явным недовольством в голосе.
Тристан придвинулся к нему чуть ближе, слегка наклонил голову в сторону словно изучая его, пытаясь понять, как можно загладить свою вину.
«Я знаю, что я не самый лучший человек на свете, и ты, наверное, единственный, кто смог выдержать меня так долго. Ты заслуживаешь похвалы».
«Как по мне, я заслуживаю хорошей пощечины, чтобы опомниться. Потому что каждый раз, когда ты говорил, что я тебе безразличен, я убеждал себя в обратном. И теперь я не имею права винить тебя за то, что ты причинил мне боль!»
Тристану было страшно потерять дружбу Курта. Он понимал, что он – один из немногих, кто по-настоящему его понимает.
«Курт, я не всегда умею выражать свои чувства, но это не значит, что ты мне безразличен. Я просто не могу терпеть, когда кто-то пытается использовать мою дружбу, чтобы заставить меня изменить свои убеждения. А я ненавижу чувствовать себя марионеткой».
«Трис, я не пользовалась нашей дружбой. Я просто пытался уберечь тебя от неправильных действий. Я не знал, как до тебя достучаться».
«Если ты не можешь принять человека таким, какой он есть, не дружи с ним. Ты же видишь, что я не пытаюсь тебя изменить».
«Что ты сейчас делаешь, Тристан? Почему ты выглядишь так, будто пытаешься помириться со мной? Когда я подхожу близко, ты не подпускаешь меня, а когда я пытаюсь отстраниться, ты не отпускаешь меня. Ты сам понимаешь, чего хочешь?»
Тристан застыл, не зная, что сказать. Они встретились взглядами.
«У меня никогда раньше не было друга», – вполголоса произнес Тристан, словно извиняясь за свою неспособность разобраться в отношениях.
«И что? Что я должен из этого заключить?»
Тристан почувствовал, что теряет контроль над ситуацией, и решил включить заднюю передачу и снова ускользнуть. Его лицо дернулось, словно он боролся с невидимым врагом внутри себя.
«Не бери в голову. Проехали. Поступай как знаешь», – сказал он и, отвернувшись, поспешно подошел к станку для печатания денег, делая вид, что осматривает его.
Такое поведение взбесило Курта, он вскочил с места:
«Молодец! Когда тебя что-то не устраивает, сразу убегай! Это лучшее, что ты можешь сделать!». Его голос дрожал от ярости и разочарования. И прозвучал громче, чем он хотел, эхом отразившись от стен гаража.
Тристан вдруг гневно повернулся к нему и закричал: «Что ты хочешь от меня, Курт?»
«Я хочу, чтобы ты был честен в своих чувствах, вел себя в соответствии со своим возрастом!» – крикнул Курт в ответ.
«Моя жизнь была такой тихой и спокойной без тебя. Ты вошел и перевернул ее с ног на голову».
Глаза Курта наполнились слезами, и он сказал тише: «Я понимаю».
«Нет, ты не понимаешь! – резко перебил Тристан, подойдя к нему чуть ближе его голос сорвался, словно он сдерживал крик годами, – Я ненавижу постоянно пялиться на эту чертову дверь, когда ты не приходишь на работу, ненавижу каждый день ждать от тебя кофе, ненавижу улыбаться твоим шуткам, ненавижу волноваться за тебя. Раньше я терпеть не мог, когда ты называл меня Трис, а теперь мне причиняет боль, когда ты называешь меня по имени. Ненавижу переживания, которые я испытываю, когда эта глупая улыбка исчезает с твоего лица. Вчера, когда я смотрел видео, присланное из будущего, меня бесило то счастье, которое я испытал, осознав, что ты все еще рядом со мной, даже спустя столько лет».
Глаза Курта загорелись, и его хмурое выражение испарилось. Словно солнце выглянуло из-за туч.
«Когда мы только познакомились, – продолжил тот, – ты сказал мне, что тебя невозможно не любить. Ты был прав, приставучий засранец. Теперь, если однажды ты предашь меня, мне придется убить тебя, причем самым болезненным способом» – добавил он угрожающе подняв палец перед его носом полушутя. В его взгляде читалась мольба: пожалуйста, не делай этого. Я не переживу этого предательства.
«Черт возьми! Нужно быть осторожным, чтобы не предать тебя ненароком, – сказал Курт, и на его лице появилась его обычная очаровательная улыбка. – Трис, я хочу, чтобы ты знал, что ты тоже дорог мне. Я не предам тебя. Знай это, хорошо? Что бы ни случилось, я на твоей стороне»
Слыша все эти признания Тристана, он был счастлив, но что-то внутри него грызло его, как кошка. Вина разъедала его изнутри. Скрывать от него свою истинную сущность становилось все невыносимее. Он очень боялся, что Тристан возненавидит его, узнав, что он полицейский агент. Даже сейчас желание признаться ему в правде было на кончике его языка, но пришлось проглотить его, как колючий камень, который царапал горло и причинял боль.
«Хватит об этом, – попытался закрыть тему Тристан, чувствуя неловкость от проявленной слабости, – давай перейдем к делу. Посмотрим, сработает ли твое гениальное изобретение».
«Конечно, будет! – сказал Курт с прежней энергией, подходя к машине и ласково поглаживая ее, – эта машина – наше с тобой творение».
Они как две шестеренки в механизме, снова заработали вместе. Поскольку оба хорошо знали свои задачи, работали спокойно и синхронно друг с другом. Когда машина была готова, они приступили к первому испытанию. Сделали пробные отпечатки, чтобы проверить качество печати и выявить любые проблемы. Устранили проблемы, возникшие во время первого теста, а затем повторили попытку.
Наконец они положили однодолларовые купюры со стертыми чернилами в построенный ими вместе станок для печати денег и нажали на кнопку. Машина начала печатать деньги. Курт поднял купюры и посмотрел на них: «Совсем как настоящие. Их даже трудно отличить».
Тристан взял деньги и положил их в счётный аппарат. Аппарат пересчитал деньги и показал сумму. Курт улыбнулся. Затем Тристан попробовал ручку для контроля денег. Фальшивые деньги также смогли обмануть ручку.
Курт радостно поднял руку: «Дай пять!». Тристан, улыбаясь, с удовольствием хлопнул его ладонью, чувствуя гордость за их общее достижение.
Они продолжали печатать деньги до самого вечера. Организованно разложили деньги по контейнерам и поместили их в торпеду. Тристан записывал количество денег и их количество в каждом контейнере.
В 6 часов вечера они наконец закончили.
Курт уже укладывал инструменты в сумку и собирал вещи. Он посмотрел на Тристана. Тот доставал из шкафа свою запасную одежду. Курт подошел к нему:
«Время летит, не правда ли?»
«Да, и не говори», – сказал Тристан, закрыл дверцу шкафа и повернулся к нему: «В чем дело? Ты расстроен?»
«Даже если мы не так часто будем видеться, как раньше, мы можем время от времени встречаться, выпивать, верно? Мы же друзья, в конце концов».
«Проклятье! Перестань, смотреть на меня этими большими голубыми печальными глазами, как собака, оставленная на улице под дождем, смотрит на своего хозяина. Ты меня угнетаешь».
«Может, ты наконец перестанешь упрямиться и придешь на мой день рождения?»
Тристан сделал небольшую паузу, а потом собирая свои вещи сказал: «Я не могу, Курт, ты же знаешь, я буду там как белая ворона. Твоим друзьям будет неловко со мной, а мне – с ними».
«Это мой день! Никто и слова не скажет моему гостю. Забудь о них. Приходи ради меня. Пожалуйста! Я очень хочу, чтобы ты был на моем дне рождения. Пожалуйста! Пожалуйста!»
Курт пытался ласково уговаривать его, но Тристан ткнул его пальцем в лоб: «Ты даже не заметишь меня в толпе. Развлекайся. Я не люблю такие развлечения».
Курт был расстроен. По его лицу было видно, что он огорчился. Но он знал, что убедить Тристана будет трудно, даже невозможно, поэтому сдался и вернулся к сбору своих вещей. Тристан думал, что он будет настаивать, и был удивлен и даже поражен, что тот так быстро сдался.
Глава7. Тристан и Гермес
Тёмный бар напоминал потаённое логово, где кругом витали тени и запахи, погружающие в атмосферу непривычного уединения. Тристан, наслаждаясь редким моментом покоя за столом, погружённый в собственные мысли, вдруг ощутил, как против его воли оживилось пространство. Гермес Гарсия, с самодовольной ухмылкой на лице, уселся напротив.
«Привет, Тристан! Разрешишь присоединиться?» – произнёс он, будто его присутствие могло добавить хоть немного света в мрачную обстановку.
«Ну, раз ты уже сел, зачем спрашивать?» – Тристан не поднимал глаз от тарелки, он продолжал неторопливо жевать, как будто надеялся, что интерес Гарсии к его ужину исчерпается сам собой. – Надеюсь, у тебя есть достойный повод испортить мне ужин».
«О, ещё какой, – Гарсия ухмыльнулся и наклонился вперёд. – Просто не мог не зайти, чтобы рассказать тебе новость. Сегодня днем я посадил Кейру в тюрьму»
В этот момент официант принёс поднос с пиршеством: жареное ассорти, салат, десерт, пиво – будто Гермес праздновал свою победу в одиночку. Или специально.
Тристан покосился на тарелки:
«Как ты собираешься запихнуть в себя весь этот цирк? У тебя есть запасной желудок?»
«Я счастлив. Позволяю себе маленькие радости», – с ухмылкой сказал Гермес.
«На мои деньги, я полагаю. Ты выглядишь так, будто хочешь свалить весь счёт на меня».
«Ты не обеднеешь, – отмахнулся он, откусывая хрустящую куриную ножку. – Можешь поздравить меня. Как говорится, один за решёткой, другой на очереди», и он потянулся к пиву
Тристан откинулся в кресле и протяжно вздохнул: «Ты правда думаешь, что мне есть до этого дело?»
«Конечно. Ведь это ещё один кусочек твоего мира, который рушится. Крошечный, но знаковый», – ответил Гарсия, делая глоток пива.
Тристан скосил на него взгляд. Медленно, как нож, проходящий по мягкому сыру:
«О, извини, мне нужно напомнить тебе, что я не твоя жена, чтобы терпеть твое хвастовство за ужином», – бросил он, раздражённо покачивая головой.
«Да ладно тебе, Тристан, не притворяйся, что тебе наплевать» – , усмехнулся Гермес, продолжая жевать. – Это даже мило.
«Наплевать? – фыркнул тот. – Ты просто радуешься, что поймал мелкую сошку и думаешь, будто это что-то значит».
«Всё начинается с малого, – пожал плечами Гарсия. – Потом в сеть попадает и крупная рыба».
«Как трогательно, – Тристан сделал глоток пива. – Но давай честно: тебе просто скучно без меня. Даже представить страшно, чем ты будешь заниматься, если я вдруг исчезну».
Гермес пожал плечами. «О, не волнуйся. Я найду, чем заняться. Например, наслаждаться моментом, когда ты окажешься в тюремной робе».
«Ага, а потом ты всё равно появишься у меня в камере, чтоб сообщить мне, что у меня новый сосед? – Тристан скептически посмотрел на него. – Ты ведь даже там меня не оставишь в покое».
Тот усмехнулся. «Поверь, я сделаю всё, чтобы тебе там не было скучно».
Он протягивал руку к тарелке Тристана, пытаясь взять кусок мяса, но тот ловко прихлопнул его вилкой.
«Ещё одно движение – и у тебя будет настоящая причина меня арестовать», – предупредил Тристан.
«Ну-ну, не будь таким жадным, – буркнул Гермес, отдёргивая руку. – Я просто хотел проверить, так ли хороши твои вкусы в еде, как у Ривера».
«Даже не думай совать в мою еду свои грязные, немытые ручонки».
Дверь распахнулась с порывом холодного воздуха. Вошёл Бенколин. Его взгляд выхватил из полумрака двух знакомых фигур.
«Вот это поворот, – произнёс он, подходя ближе. – Не знал, что вы настолько близки, чтобы вместе ужинать и выпивать».
«Я стал его неразлучной частью, следуя за ним в течение многих лет».
«Ага, то есть занозой в моей заднице», – буркнул Тристан
Переводя взгляд с одного на другого Жак опустился на стул без приглашения, как человек, который знал, что ему не откажут – и плевать, если откажут.
«Отлично, теперь у нас тут целый полицейский банкет, – язвительно заметил Тристан, отставляя стакан. – Может, у вас есть еще друзья – полицейские, которых вы хотели бы пригласить? Не стесняйтесь!»
«Поверь, Тристан, мне было бы удобнее, если бы ты вообще не сидел за этим столом, – бросил Жак. – У нас, знаешь ли, разные вкусы в компании».
«Ты так думаешь? Кажется, я слышал, что ты любишь пить зеленый чай в китайском ресторане. Видимо, ложный слух», – сказал он и посмотрел на Жака со злобной ухмылкой, в которой было много смысла. Тот сурово выдержал этот взгляд, поняв, что он намекает на их недавнюю встречу с Ривером. Бенколин напрягся. Гермес перевёл взгляд между ними.
сменил тему:
Жак откинулся на спинку стула, и резко сменил тему: «Я, кстати, тебя искал, Гермес. Только что узнал, что ты поймал Кейру. Поздравляю».
«Ну хоть кто-то умеет ценить мою работу, – самодовольно заявил Гермес, – спасибо Бенколин!»
Тристан нахмурился, осматривая бар.
«Если нас тут кто-то увидит, завтра начнутся слухи, что я ваш информатор. Меня это не радует».
«Ой, какие мы чувствительные, – поддел Гермес. – Я-то думал, ты не боишься сплетен».
«Сплетен – нет, но проблемы мне не нужны, – ответил Тристан. – Хотя ты этого всё равно не поймёшь. Ты же живешь, чтобы поганить мою жизнь при каждом удобном случае».
«Расслабься, – лениво произнес Гермес подобно старшему брату, и положил несколько кусочков курицы на тарелку Тристана. – Перестань все время жаловаться, ешь побольше еды, чтобы быть здоровым и сильным. Мы же не хотим, чтобы ты заболел и быстро сдох, правда?»
Уголки губ Тристана растянулись в подобие улыбки но глаза остались холодными и злыми и в то же время они обжигали Гермеса. Кончиком вилки он брезгливо отодвинул кусочки куриного мяса на край тарелки.
«Кстати, каково это – путешествовать в прошлое, Бенколин? – спросил он с интересом – наверное, трудно привыкнуть к тому, что у вас с сыном разница всего в 10 лет. Ты должен благодарить мистера Ривера. Благодаря ему ты попал в прошлое и сохранил временной поток».
Жак сначала смерил Тристана взглядом, а затем не спеша произнес: «Твой мистер Ривера слишком уж много знает. Откуда он так подробно знал, что Даниэль – мой сын и когда и где я впервые встречусь с его матерью?»
«Мать мистера Ривера дружила с Сабриной Льюис. Вы же знаете, как женщины любят болтать часами и все друг другу рассказывать».
«Я знаю, что Сабрина вела дневник, – сквозь зубы проговорил Жак. Он не хотел пока сообщать им, что знает о том, что Сабрина жива. – Но он пропал после ее смерти. Интересно, может ли быть, что этот дневник у мадам Ривера?»
«Откуда мне знать? Иди и спроси ее саму, если тебе так любопытно. И, уходя, прихвати это чавкающее недоразумение с собой».
«Не дождёшься, – ответил Гермес, облизывая пальцы. – Я ещё не съел десерт».
Тристан уставился на него и раздраженно сморщил нос.
«Кстати, Бенколин, давай заказывай всё, что хочешь. Сегодня Тристан угощает» – заявил Гермес, подмигивая Жаку.
Тристан подавился пивом.
«Простите, что?!»
Гарсия ухмыльнулся: «Да-да, не жадничай, Тристан. У тебя-то явно больше денег, чем у нас. Или ты думаешь, что мы живём на роскошные полицейские зарплаты?»
Бенколин, даже не моргнув, поднял меню и кивнул:
«Верно, давай посмотрим… Думаю, я возьму что ни будь дорогое».
«Не дождётесь. Я ухожу».
«Только после того как заплатишь, – добавил Бенколин, не отрываясь от меню. – В противном случае я тебя арестую».
«Арестуешь? За что?»
«Ну, например, за ношение пистолета на поясе, который не позволяет тебе удобно сидеть», – невозмутимо ответил Бенколин, пробегая глазами по меню.
«У меня есть лицензия, голубчик».
«Я готов прострелить себе ногу из этого пистолета, лишь бы тебя арестовали», – добавил Гермес с мечтательной улыбкой.
Тристан несколько секунд молча воззрился на них, потом развёл руками.
«Вы гнусные цыгане. Готовы на всё ради бесплатной еды».
Гермес, наклонившись к Жаку, с набитым ртом пережевывая пищу и изучая меню спросил – «Кстати, не закажешь себе рыбу?»
«Нет, не закажет, – резко ответил Тристан. – Ты это специально, да? Знаешь, что я ненавижу морепродукты».
«Конечно, знаю, Морепродукты – это вещь номер один, которую ты терпеть не можешь в жизни. Ты даже не переносишь запах»
«Неправда! На первом месте – ты!» – Тристан сжал зубы.
«Значит, рыба выбор отличный, – довольно кивнул Жак и перелистнул страницу меню и, прищурившись на страницу с блюдами из рыбы, добавил: – Осталось только выяснить, какая рыба воняет сильнее всего. Думаю, я закажу по одной, чтобы попробовать их все».
«Смотри не лопни».
«Я тронут тем, что ты так заботишься о нас» – с притворным умилением произнес Гермес.
Тристан тяжело вздохнул, потирая переносицу. «Вы двое – настоящий кошмар».
«Говорят, кошмары – это отражение подсознательных страхов, – философски заметил Гарсия. – А значит, ты нас боишься».
«Скорее боюсь счёта за ужин», – сухо парировал Тристан
«Бенколин, только следи за своим стаканом, у нашего Тристана есть дурная привычка отхаркиваться в чужие напитки».
«Не только в бокалы и не только отхаркиваться».
«Фу животное!» – Брезгливо нахмурился Бенколин.
«Гарсия, тебе знакомо это чувство, когда в палец впивается заноза, – спокойно начал Тристан круговыми движениями проведя пальцем по ободку своего бокала. – Сначала ты не обращаешь на нее внимания, потому что это мелочь, но потом она продолжает беспокоить тебя весь день. В конце концов, ты находишь иголку и все-таки выковыриваешь ее оттуда, и тебе становится легче».
«Понятно. Та заноза – это я».
«Нет. Ты палец. А я заноза. И ты предпочитаешь ходить с ней, чем вытащить ее и расслабиться. Потому что сейчас все твое внимание сосредоточено на дискомфорте от этой занозы. Когда ты вытащишь ее, ты обнаружишь другие боли. Например, отсутствие брата. Что ты совсем одинок. В твоем возрасте ты все еще холост, детей нет. В течение восьми лет единственным развлечением в твоей жизни было досаждать мне».
Гермес замер, и его глаза стали более задумчивыми.
«Твоя работа наемного убийцы стала настолько скучной, что ты решил стать психологом?»
«Думаю, ты уже понял, что я не имею никакого отношения к смерти твоего брата. Просто если бы ты перестал преследовать нас, тебе нечем было бы заняться, вот ты и продолжаешь многолетнюю привычку. Прикинь, даже я уже привык к тебе. Куда бы я ни пошел, мои глаза ищут тебя».
«А еще скажи, что тоскуешь по мне, когда долго не видишь и потом обнимемся».
«Не знал, что у тебя такие богатые фантазии на мой счет».
«У меня масса захватывающих фантазий на твой счет, хочешь, я тебе расскажу?»
«Если у меня есть выбор, отвечу „нет“. Вид твоего лица и так портит мне аппетит».
«В любом случае, я собираюсь все это осуществить. Кто знает, может быть, Кейра принесет мне удачу, и я скоро надену наручники и на твои руки».
Тристан, откинувшись на стуле с обезоруживающим сарказмом, разразился смеющимся тоном, который, казалось, готов был пробить барные стены.
«Бедняга, уже умом тронулся да?»
«Ты серьёзно? Неужели ты наивен настолько, чтобы вообразить, что поймаешь её так легко?»
Улыбка Гермеса потускнела, и его уверенность начала рассыпаться как песок сквозь пальцы. Он нахмурился. Жак тоже опустил меню и сосредоточенно посмотрел на него.
«Почему ты так считаешь?» – спросил Гермес
Тристан, в своей провокационной манере, начал открывать ящик Пандоры.
«Во-первых, Кейра приемная. Ты об этом знал?»
«Да, я в курсе. Более того, из-за своей ревности эта психопатка сбила своего сводного брата, когда ей было 12 лет» – бросил Гермес с отвращением
«А ты знаешь, кто её настоящие родители?» – продолжил Тристан с невозмутимым выражением лица.
«Она, выросла в детском доме».
С каждым словом Тристана атмосфера в баре становилась всё более натянутой. Бенколин, сидящий рядом и вытянувший шею, чувствовал, как его неловкость растёт, нарастая в каком-то внутреннем беспокойстве.
Тристан наклонился вперёд, его глаза заблестели, и он, с загадочной усмешкой на губах, открыл главный секрет.
«Кейра на самом деле член банды «Дети Люцифера».
Гермес и Бенколин удивленно посмотрели на Тристана, как будто он только что объявил о прибытии в город летающей тарелки.
Тристан с ухмылкой решительно продолжил.
«А теперь слушайте внимательно, я раскрою вам реальную тайну. Вы наверняка слышали об Абигоре и Лайле, безжалостных лидерах „Левиафанов“, банды, известной своим дьяволопоклонничеством в 90-е годы. Около 25 лет назад твой отец схватил их и посадил в тюрьму, Бенколин».
«Да, и что с того?» – спросил Жак, осознав, что во рту у него образовался горький привкус, похожий на яд.
«Так вот, биологические родители Кейры – Абигор и Лайла»
Взрыв шока пронзил Бенколина, и его сердце ухнуло, когда он понял, что шансы на благополучный исход всего этого на нуле.
Гермес побледнел. «Скажи ещё раз…» – пробормотал он.
«Ты настолько тупой?»
«Пиздишь! – Он приподнял одну бровь, выражая сомнение. – Ты даже грех свой продашь только за деньги. С какой стати тебе давать нам такую информацию?»
«Видеть выражение твоего лица, когда ты поймешь, что тебя опять провели и одурачили, – это радость, которую не купишь ни за какие деньги».
«Если бы это была правдивая информация, мы бы тоже об этом знали, – сказал Жак, – была бы запись. Кейра родилась в 1996 году. Лайла и ее муж в то время сидели в тюрьме».
«Кто сказал, что она родилась в 1996 году? Записи нет, потому что она родилась не в больнице. Она попала в приют в возрасте 5 лет. Но на самом деле она родилась в 1994 году. Бенколин, ты должен помнить ее. Потому что твой отец сам нашел эту девочку и отдал ее в детский дом под другим именем, чтобы никто не узнал, кто она такая».
Жаку вдруг показалось, что на его голову вылили кипяток. Потому что он отчетливо вспомнил, что за год до смерти отца он привел домой маленькую девочку. Тогда ему было 22 года, и он работал полицейским. Отец не рассказывал ему подробностей, только то, что девочка осиротела, потому что ее родители были арестованы, и что он должен взять ее под защиту. Жак начал думать, что он не случайно встретил Лайлу и Абигор в прошлом, что судьба каким-то образом сводила их. Ему это совсем не нравилось.
«Бенколин? – окликнул Гермес человека, погруженного в раздумья. – Ты помнишь такое?» – с любопытством спросил он, ожидая ответа.
«Помню. Мой отец спас маленькую девочку из тяжелых жизненных условий и отдал ее в приют. То, что сказал Тристан, может быть правдой».
«Она… В тюрьме с её матерью…» – произнёс тот, словно этот факт оказался на весах судьбы.
Сопоставляя все детали, оба полицейских поняли, что Кейра могла задумать нечто более зловещее, чем просто сидеть тихо за решёткой. Как только они осознали, в какое опасное положение она оказалась, настало понимание, что её план мог заключаться в том, чтобы вытащить свою мать из тюрьмы.
«Но ведь тюрьма охраняется как крепость», – пробормотал Бенколин, потянувшись к стакану с пивом, как будто он мог напиться смелости.
«Да, но это Кейра, она умеет плести план, как падающая звезда, – ответил Тристан с явным удовольствием, всколыхнув свой сарказм. – Поверь мне, она и тут придумает что-то эдакое».
Гермес почувствовал, как тревога наполняет его. А Бенколин вспоминал, как сообщил Ривере о возможной операции по захвату Кейры в обмен на информацию о местонахождении Мелоди. И это теперь звучала как звонок тревоги. Душа его была переполнена угрызениями совести, он понимал, что Кейра могла узнать обо всём заранее – у неё было достаточно времени для планирования побега, но он не мог сказать Гермесу правду.
«Надо проверить это. И чем скорее, тем лучше».
Бенколин достал телефон и тут же позвонил начальнику тюрьмы. Тот ответил почти мгновенно.
«Добрый вечер, господин начальник. Я детектив-лейтенант Жак Бенколин, отдел убийств. Простите, что беспокою вас в такой час, но у меня есть вопрос о заключенной женщине, которую привезли в вашу тюрьму сегодня днем».
«Вы про Кейру Грейвс? Быстро же слухи разлетаются».
Бенколин нахмурился. «Какие ещё слухи?»
Начальник тюрьмы на секунду замолк, а затем сказал:
«Она мертва. Подралась с другой заключённой, обе неудачно скатились по лестнице и умерли. Разве не поэтому вы звоните?».
Гарсия и Жак застыли. Только Тристан остался невозмутим.
«А кто вторая заключённая?» – напряжённо спросил Гарсия.
«Лайла… – начальник запнулся. – Не знаю её фамилии. Та страшная женщина из банды демонопоклонников».
Гарсия и Бенколин обменились тревожными взглядами. Начальник тюрьмы чувствовал нарастающее напряжение.
Гермес через стол схватил Тристана за воротник и рывком притянул к себе.
«Ты знал! – зашипел он. – Говори, какого чёрта здесь происходит?!»
Тристан только ухмыльнулся. «Дураки».
Бенколин грубо оттащил Гарсию. «Отпусти его! Тут везде камеры! Он все равно не скажет нам правду».
Гарсия отпустил Тристана, но его глаза сверкали гневом. Бенколин снова взял телефон.
«Простите, начальник, где сейчас находятся тела?»
«Протокол предписывает немедленно отправлять мертвых заключенных в ближайшую больницу для вскрытия. Так что тела отправились в больницу „Милосердие“ около 20 минут назад в сопровождении двух надзирателей и нашего врача».
«Я попрошу вас позвонить им и предупредить, чтобы они были осторожны и не оставляли тела без присмотра, даже в больнице. Мы выезжаем».
В голосе начальника появилось еще больше беспокойства, когда он сказал: «Понятно. Конечно, я передам им. Но в чем дело, детектив?»
«Мы пока не знаем, но эти две заключенные – мать и дочь, и они обе довольно хитры. Так что вполне возможно, что на самом деле это попытка побега из тюрьмы. Пожалуйста, позвоните им, не теряя времени», – сказал Жак и повесил трубку, чтобы избежать дальнейших вопросов.
Он задумчиво уставился в пространство. «Чёрт… Кейра знала, – пробормотал он самому себе. – И у неё был план. Я должен был догадаться».
«Что значит «знала»? – прервал его Гарсия.
Жак замолк, осознавая, что сказал лишнего. Он не мог рассказать про сделку с Риверой.
«Ничего… Просто интуиция. Послушай, я настоятельно рекомендую поторопиться».
«Давай сначала успокоимся, Бенколин, – попытался сам успокоиться Гермес, – в конце концов, как бы ни была хитра Кейра, прикинуться мертвой не так-то просто. Кроме того, очень легко упасть с лестницы и сломать себе шею, это вполне возможный несчастный случай».
Но, сказав это, он понял, насколько это маловероятно.
«Если эта девушка задумала освободить свою мать из тюрьмы, она наверняка все заранее спланировала и продумала», – рассуждал Бенколин.
«Я поздравляю тебя, Гарсия, – поднял тост Тристан, – пытаясь арестовать Кейру, ты выпустил на свободу опаснейшего психопата. Отныне на твоих руках больше крови, чем на моих. Черт возьми, думаю, мы и в аду встретимся».
Гарсия и Бенколин быстро покинули бар. Тристан остался, смотрел на их спешку и тяжело вздохнул.
Когда Гермес и Бенколин приехали в больницу, они сразу поняли, что что-то произошло. Потому что было видно, что в больнице, помимо обычной суеты, царит суматоха. Оба полицейских предъявили свои удостоверения и спросили у охранника, что происходит.
Охранник, обеспокоенный и растерянный, рассказал им, что из тюрьмы привезли два тела и что они исчезли, оставив после себя двух мертвых надзирателей и раненую медсестру. Самое страшное, что у всех у них на лбу ножом вырезали перевернутый крест. Это было действительно ужасное зрелище.
После всего услышанного Жак и Гермес погрузились в отчаяние. У Гермеса задрожали колени, и он прислонился к стене, чтобы не упасть. Только сейчас он наконец осознал ситуацию и понял, что он натворил. Его лицо побелело. Бенколин предложил ему сесть, но он отказался.
«У вас есть записи камер видеонаблюдения?» – спросил Жак у охранника.
«Лейтенант, который прибыл немного раньше вас, как раз анализирует записи»
Когда Гермес и Жак вошли в комнату безопасности больницы, они встретили Генри. Он тоже был немало удивлен. Они втроем просмотрели записи камер видеонаблюдения и увидели, что записи с Кирой и ее матерью после того, как их привезли в морг, были стерты.
«Скорее всего, они вышли из дверей больницы на двух ногах», – сказал Генри.
«Кто из врачей объявил о смерти этих двоих? – Гермес скрипнул зубами от злости: – Этот врач сотрудничает с ними. Иначе они никак не смогли бы так хорошо притвориться мертвыми. Давайте немедленно допросим доктора».
Бенколин резко остановил его за руку и сказал спокойным тоном: «Гарсия, я не думаю, что доктор имеет к этому отношение. Если бы у Кейры была возможность купить тюремного врача, ей бы не пришлось самой попасть туда в качестве заключенной».
«Согласен, – поддержал Генри, – скорее всего, Кейра пронесла в тюрьму лекарство, которое замедляет работу сердца и даже создает впечатление, что оно остановилось на какое-то время».
«Не может быть! – взвизгнул Гермес, – я застал Кейру внезапно, и даже если она каким-то образом знала об этом заранее и хотела что-то прятать, я лично приказал провести тщательный обыск».
«А вы проверили содержимое ее желудка?» – спросил Генри с усталым выражением лица, жалея стоящего перед ним человека. Гермес все больше и больше отчаивался, словно разрушался на глазах. – «Она могла проглотить лекарство в маленьких пакетиках. Никто в этом не виноват, Гарсия. Ни ты, ни кто-либо другой не мог этого предугадать».
Гермес ударил кулаком о стену, давая волю отчаянию. В его глазах не осталось искры надежды.
«Скажи это семьям двух погибших охранников и медсестре, которая борется за свою жизнь в операционной. Посмотрим, согласятся ли они с тобой» сказал он и в отчаянии раскинув обе руки добавил: «Я сдаюсь. Это значит, что я недостаточно способный, чтобы быть полицейским. Я начинаю думать, что был бы более полезен для человечества, если бы ничего не делал, так что пора писать заявление об уходе и уходить».
Жак и Генри обменялись взглядами.
«Брось, Гермес! – предостерег Жак, – ты не можешь позволить этой женщине победить. Нельзя сдаваться при каждом препятствии. Ты сейчас в смятении. Выйди на улицу и подыши свежим воздухом! Ты сильный человек, ты так просто не сдашься! Я знаю, что ты будешь бороться до конца, я тебе верю».
«Нет никакой войны, Бенколин. Все кончено. Я уже проиграл».
«И что ты будешь делать, где будешь работать? – спросил Генри – Если ты сейчас напишешь заявление об уходе и уволишься, Тристан, Ривера и Кейра будут посмеиваться над тобой. Вот тогда они точно решат, что победили тебя».
«У тебя еще есть шанс поймать ее. И ты теперь не один. Это дело касается отдела убийств. Вот почему мы поймаем эту коварную женщину и ее мать – психопатку и посадим их в тюрьму».
«Главное, чтобы они не попали в отделение, где находится его отец, если на этот раз они выйдут все трое вместе, то и я напишу заявление об уходе и уеду куда подальше» – заявил Генри, и наконец на лице Гермеса промелькнули искры мести.
Эти трое смогут встретиться только в аду. Клянусь, я разлучу их друг с другом» и вышел. Жак и Генрих с опаской проводили его взглядом.
«Как думаешь, мы перестарались, мотивируя его?» – спросил Генри.
«Думаю, да. Но это не страшно. Главное, чтобы он не терял оптимизма».
Глава8. День рождения Курта
Ночной клуб дрожал от музыки. Глухие басы били в грудную клетку, как молот. Световые лучи разрезали дымку, играли на лице танцующих, и всё пространство казалось загипнотизированным этим безумием света, звука и запахов. Праздник шёл в полную силу – и все знали, в чью честь.
Курт стоял в центре зала, окружённый женщинами, друзьями, знакомыми. Он улыбался, смеялся, подмигивал, кивал, но в его глазах не было огня. Улыбка – будто вырезанная маска. Он казался живым, но был пуст – как кукла, заброшенная в толпу.
Он искал. Глазами, подсознанием, сердцем. Искал того, кого не было рядом. И от этого становилось особенно одиноко.
Наконец он вырвался из круга, пошёл к бару и сел за высокий табурет. Оперся локтем на стойку, обвёл взглядом клуб, как будто снова пересчитывал лица, и сделал глоток виски. Напиток обжёг горло, но не разогрел изнутри.
«Именинник, ты чего как не в своей тарелке?» – рядом возник Россо. Он хлопнул Курта по плечу. – «Неужто расстроился, что постарел?»
Курт фыркнул, натянуто усмехнулся, словно по сценарию.
«Душа молода, брат. Просто отвык от таких сборищ. Толпа, крики… Всё это как-то… не то».
Он поднял бокал и сказал с сухой теплотой:
«За нашу дружбу».
«За неё», – отозвался Россо, чокнувшись. Виски слились в воздухе, как скрещённые судьбы.
Но через мгновение лицо Россо изменилось. Он замер, глядя куда-то за спину Курта. Глаза сузились. Челюсть напряглась.
«Что за хрень… Что этот гавнюк тут забыл?!»
Курт резко обернулся.
И тут же мир вокруг исчез. Все звуки – музыка, голоса, смех – стали фоном. На переднем плане был только один человек.
Тристан стоял у входа, в полутьме. И искал его взглядом.
Фальшивая улыбка Курта исчезла. Глаза вспыхнули. Лёгкое удивление на лице сменилось почти мальчишеской радостью. Он встал, даже не допив виски, и быстро сказал Россо:
«Я сам его пригласил. Он мой гость. И сегодня – никаких драк. Мы пришли веселиться. До самого утра».
Он похлопал друга по плечу и, не оборачиваясь, пошёл к Тристану сквозь толпу.
Тот заметил его сразу.
«Ты пришёл», – выдохнул Курт.
«Был неподалёку», – ответил Тристан, доставая из кармана маленькую коробочку. – «И подумал… передам тебе это».
Курт замер.
«Ты купил мне подарок?»
«Так, мелочь… символическая».
Тот аккуратно взял коробку, как будто в ней могло быть что-то живое, и приподнял крышку. Его брови удивлённо взлетели.
Внутри лежал чёрный кожаный браслет. Курт сразу узнал его – именно тот, что он когда-то видел у старухи на ларьке. Тогда он хотел его купить, но Тристан был зол… и они поссорились. Он не успел.
Курт медленно поднял глаза.
«Это… тот самый браслет».
«Он тебе понравился. Никто его так и не купил. Ну, теперь он твой».
Курт сглотнул. Он вдруг почувствовал, как на глаза наворачивается влага – нет, не от грусти. От чего-то тёплого, неожиданного, человеческого. Маленький жест. Но такой, которого ему не хватало.
«Он идеален. Прямо как я люблю. Спасибо, Трис».
Он достал браслет из коробки, повертел в руках. Его лицо вспыхнуло от радости – такой искренней, что Тристан невольно улыбнулся.
Курт протянул ему браслет и полушутя сказал:
«У меня всё ещё пальцы болят. Поможешь надеть?»
Тристан взял браслет, аккуратно застегнул на запястье Курта. Его пальцы чуть коснулись кожи.
«Выглядит неплохо».
Курт хмыкнул и внезапно взял его под руку.
«Спасибо ещё раз. Пошли. Я угощу тебя. Сегодня ты мой особый гость».
Барная стойка встретила их звоном бокалов и мягким светом ламп. Курт сиял. Он не скрывал своей радости – глаза светились, на губах играла настоящая, мальчишеская улыбка. Он заказал два шота виски и повернулся к Тристану с таким видом, будто это был не просто друг, а человек, возвращение которого он ждал много месяцев.
«Ты не представляешь, как я рад, что ты здесь», – сказал он, протягивая бокал.
«Похоже, тебя и без меня хорошо развлекают», – усмехнулся Тристан, но в его голосе слышалась лёгкая благодарность.
Они чокнулись и выпили.
«Ничего из того не имеет значения. Только с тобой я могу говорить, как с самим собой».
Тристан скептически поднял бровь:
«Философия пошла?»
«Не зуди, – усмехнулся Курт. – Я просто рад тебя видеть братец. Правда».
Они ещё выпили, переговариваясь о всякой ерунде – о музыке, людях, смешных случаях из прошлого. Курт выглядел живым. Настоящим. Он не просто улыбался – он светился, словно на мгновение вернулся в ту версию себя, которую почти потерял.
Тристан это заметил. И хотя не сказал вслух, но внутри ощутил, как становится чуть легче. Словно сделал правильный выбор, явившись сюда.
Сзади, у стены, его друзья стояли группой, переглядываясь. Некоторые едва заметно качали головами. Один даже фыркнул. Все они видели, кто сидит рядом с Куртом, но ни один не осмелился сказать ни слова. Не сегодня. Не в день рождения.
Спустя несколько минут группа из девушек и двое парней подошли к Курту, окружили его и, не дожидаясь согласия, буквально стащили со стула, под радостные крики и смех.
«Пошли! Курт! Ты должен танцевать!» – хором тянули они.
Он бросил взгляд на Тристана, словно извиняясь, и, подмигнув, скрылся в толпе.
Тристан остался один. Музыка била по барабанным перепонкам, освещение пульсировало. Он сидел с прямой спиной, как будто не замечал ни взгляда, ни шёпота за спиной. Но скука и раздражение начали просачиваться в его выражении лица.
К нему подошёл Россо. Тот тяжело опустился на соседний стул, будто хотел подчеркнуть своё право находиться рядом.
Тристан краем глаза увидел его и тут же отвернулся, уставившись в бутылку за стойкой.
«Ты ещё и наглость имеешь сюда явиться», – сказал Россо, не повышая голоса. В его тоне сквозила холодная злость.
«Я пришёл поздравить его. Не задержусь», – ответил Тристан спокойно, медленно повернув голову и встретив его взгляд.
«Ты давно уже задержался. Курт позвал тебя из вежливости. Не льсти себе, парень. Если бы не Ривера, тебя бы сюда и на порог не пустили».
Россо встал и ушёл, даже не удостоив Тристана последним взглядом.
Оставшись один, Тристан медленно провёл глазами по помещению. Он видел, как на него смотрят – исподлобья, сдержанно, с неприязнью. Кто-то шептался, кто-то отворачивался. Ни одной тёплой улыбки.
Он встал, не торопясь. Тяжело вздохнул, сунул руки в карманы куртки и направился к выходу. Толпа расступалась перед ним неохотно, как вода перед острым камнем.
Курт, танцуя, всё чаще и чаще бросал взгляд в сторону бара. Протискивался сквозь тела, выглядывал. Но Тристана не было. Словно растворился.
Паникуя, он извинился перед девушками, пробрался обратно и схватил Россо за рукав.
«Где Тристан? Он же только что был здесь!»
Россо откинулся назад и пожал плечами.
«Ушёл. Видел, как поднялся и вышел. Забей. Пошли, выпьем ещё по одной».
«Нет», – коротко бросил Курт и направился к выходу, сжимая кулаки.
На улице было прохладнее, чем ожидалось. Ночная влажность окутала город, как мокрое одеяло. Курт заметил Тристана, когда тот уже открывал дверцу машины.
«Эй! Куда собрался?!» – крикнул он, бегом преодолевая расстояние до машины.
Тристан обернулся, удивлённо приподнял бровь:
«Курт? Ты что…»
«Куда ты собрался? Мы ещё торт не резали. Пошли обратно».
Тристан улыбнулся, печально и устало. Свет фонаря ложился на его лицо, подчёркивая тень под глазами.
«Я уже ухожу. Подарок вручил, поздравил. Миссия выполнена».
«Ни за что!» – Курт схватил его за руку. – «Пойдём, я не хочу без тебя».
Тристан мягко отнял руку и положил её на плечо Курта.
«Курт, моё присутствие здесь всех только напрягает. Посмотри по сторонам. Это видно по их лицам. Даже если они молчат, они думают об этом. Я не хочу портить тебе праздник».
«Тебе кто-то что-то сказал? Россо? Забудь о нём. Он просто хам».
«Нет. И не надо. Не защищай меня. Шумно. Душно. Голова трещит», – Тристан поморщился и потёр висок. – «Лучше я пойду».
«Куда ты?» – голос Курта стал чуть тише.
«К Френку».
Курт отступил на шаг. Глаза его потухли, плечи опустились. Он не стал спорить – знал, что Тристана не удержать, если тот что-то решил.
Он молча наблюдал, как машина мягко выкатилась с места, как горят её задние фары. Как исчезает в темноте улицы тот, кто успел за вечер подарить ему больше, чем все гости вместе взятые.
И от этой тишины после отъезда стало больнее, чем от любой ссоры.
***
Тристан сел за барную стойку и, поприветствовав Фрэнка, как обычно, заказал коктейль. Из книги жизни Маршалла он узнал, что пауки каким-то образом будут знать, откуда завтра они отправят субмарин. Поэтому он продумывал план, как перестраховаться. Поскольку банда Кастильо в данный момент пила и веселилась на дне рождения Курта, район, где находился гараж, должен был оставаться безлюдным до самого утра. Ночью он собирался с парнями перегрузить фальшивые деньги с торпеды и вывезти на склад. Он даже не стал рассказывать Курту о своем плане.
Он только собирался сделать первый глоток, как почувствовал – кто-то сел рядом. Плечом в плечо.
«Привет, Фрэнк. Мне то же самое», – раздался знакомый голос, и Тристан застыл.
Он повернул голову – и увидел Курта. Весёлое лицо, сияющие глаза, как у мальчишки, утащившего с кухни торт.
Тристан нахмурился.
«Что ты здесь делаешь? У тебя же… праздник. День рождения, разве нет?»
«Ну да. И я отмечаю его как хочу. Они и без меня там веселятся. Разве мне нельзя немного свободы?» – Курт ухмыльнулся, слегка приподнимая бровь.
«Так у тебя и правда день рождения? – оживился Фрэнк, подмигнув. – Значит, выпивка за счёт заведения!»
«Вот и славно! – Курт хлопнул ладонью по стойке. – Тогда мы пьем до рассвета, Фрэнк!»
«Ты уже пьян, – буркнул Тристан, кривясь, – ещё пару бокалов – и вырубишься. И сразу скажу – домой тебя я не потащу».
«Ха! – Курт вскинул брови. – Два-три бокала? Ты оскорбляешь мои способности. Давай напьёмся вместе, а? Посмотрим, кто сдержится дольше».
В данный момент у того не было ни энтузиазма, ни времени для подобных занятий.
«Не превращай всё в соревнование, – раздражённо выдохнул Тристан. – Ты не обязан доказывать, что ты круче всех в комнате».
Курт вдруг положил руку ему на плечо и заглянул в лицо слишком близко – с вызывающей, почти братской наглостью.
«Ты боишься, да? Боишься проиграть?» – тихо, с усмешкой, но в глазах – странный огонёк.
Тристан оттолкнул его.
«Не лезь ко мне! – прошипел он. – Люди ещё не так поймут, идиот. Ты каждый день находишь способ нарушить моё личное пространство!»
Фрэнк с улыбкой наблюдал за этой сценой, пока стоял за стойкой и готовил заказы для других клиентов. Впервые он видел Тристана таким спокойным в ответ на чьи-то настойчивые уговоры.
«Давай, просто один раз! – продолжал Курт, вцепившись в идею как бульдог. – Ну, пожалуйста. Это будет весело. Честно! Я обещаю!»
Тристан лишь устало вздохнул. Он даже не знал, как ему объяснить свою усталость от этого мягкого настойчивого давления. Ему хотелось, чтобы Курт иногда просто замолкал.
«У меня же день рождения! – Курт сложил ладони, будто молился, и сжал губы. В его глазах – детская наивность и настоящая радость. «Не отказывай мне. Ну, правда».
Это было совсем не то, к чему Тристан был готов, но, глядя на него, он понимал, что иногда лучше позволять себя втягивать в безумие. Он закрыл глаза, допил свой коктейль залпом.
«Ладно, – сказал он устало. – Фрэнк, давай уже свои коктейли».
Курт громко запрыгал на месте, как будто выиграл в лотерее. Несмотря на его раздражение, Тристан не мог не улыбнуться, наблюдая, как его друг счастлив. На самом деле он не мог попусту потерять здесь время. Он должен был избавиться от Курта как можно скорее.
Пока Фрэнк бодро принялся готовить напитки, Тристан встал, сказав, что ему нужно в туалет. Оттуда он быстро послал Фрэнку текстовое сообщение с просьбой приготовить для Курта крепкий коктейль, а себе – самый легкий, что только можно. Вернувшись к барной стойке, он увидел, как Курт уже начал осушать свой стакан, не переставая болтать о чем-то.
Тристан подошел и сел рядом с ним, поднял свой бокал и отпил из него. Алкоголя в нем почти не было. Они с Фрэнком встретились взглядами, и Тристан кивнул в знак благодарности.
Курт поднимал стакан за стаканом, его весёлый смех раздавался по бару, как звонкий колокольчик. С каждым глотком коктейля его щёки становились всё более румяными, а движения – слегка неуверенными.
«Я солнце а ты луна – закричал он, подставив бокал к Тристану так, что чуть не пролил на себя. – Знаешь, все, что мы пережили вместе, навсегда останется в моей памяти. Ты самый лучший друг на свете!»
Тристан фыркнул, почти с нежностью. Он прислонился локтем к стойке, наблюдая за тем, как Курт, шатаясь на табурете, превращался из весельчака в пьяного философа.
Тот, положив руки на барную стойку, заговорил тоном, полным вдохновения:
«Давай уедем далеко – далеко отсюда. Ты поедешь со мной, Трис?»
«Ты слишком много выпил, несешь всякую ерунду».
«Нет, я совершенно серьезен, – сказал Курт, стараясь выглядеть серьезным. – Разве тебе не надоело жить под приказом? Давай поживем для себя. Начнем новую жизнь. Там, где нас никто не узнает».
«И чем же мы займемся?»
Фрэнк, поднося два новых коктейля, с улыбкой наблюдал за друзьями. Улыбка Курта была заразительной.
«Всем, чем захотим, – Курт оживился, увидев, что Тристан заинтересовался. – Мы можем стать рыбаками, поварами, даже отрыть кафе. Или автосервис. Ты хорошо разбираешься в ремонте. Мы построим новую жизнь, может быть, встретим любовь всей нашей жизни». Он произнёс это так, как будто каждое слово было пропитано мечтой.
«Я не знал, что у тебя такие мысли, – произнес Тристан, нахмурившись с неподдельным удивлением. – Я думал, ты счастлив работать на Кастильо. Хочешь бросить его и сбежать? Это предательство».
Лицо Курта опустилось. Он отвел глаза и одним глотком допил очередной коктейль.
«Предательство – тихо сказал Курт, словно пытаясь уловить смысл этого слова. – Я просто хочу сказать, что на случай, если людям из будущего не удастся остановить Метатрона. Я закончу деталь машины, которую просил Элиот, и тогда мы можем уехать. Мы не обязаны быть в эпицентре этого бедлама».
Тристан был в замешательстве. Он не мог не чувствовать искренности в словах друга, даже если это была лишь мечта, навеянная алкоголем.
«Это на тебя не похоже. Ты хочешь плюнуть на остальных и спасти свою задницу?»
«Может, мне все надоело? Я же человек, разве я не имею права хоть раз подумать о себе?»
«Если ты думаешь, что бегство спасет тебя, беги».
Курт сделал еще один глоток своего напитка, чувствуя себя в ловушке отчаяния. Однако его начало подташнивать. Он с удивлением и завистью посмотрел, как Тристан охотно пьет свой напиток.
«Вынужден выразить тебе свое почтение. Ты переносишь алкоголь лучше меня. Ты так много выпил, а даже не выглядишь пьяным»
Он потянулся за новым стаканом, но Тристан резко перехватил его руку.
«Хватит. С тебя довольно. Завтра у нас работа, ты нужен мне трезвый. Пошли, я отвезу тебя домой».
У Курта не нашлось сил сопротивляться ему. Он встал и Тристан заметил, как он покачивался, пытаясь встать прямо, но у него не получалось.
«Курт, давай, нам нужно в машину, – сказал Тристан, ухватывая его за плечи. – Постарайся, хоть немного удержись на ногах!» Курт попытался сделать шаг, но вместо этого чуть не упал, и Тристан едва успел подхватить его.
Фрэнк подошел и захотел помочь, а Курт обнял его и пытался убедить, как сильно он его любит. Его смех становился всё более громким и неуместным, а слова невольно смешивались в бессмысленный поток. Он прихватил с одного из столов пустую пивную бутылку и начал петь, используя ее в качестве микрофона.
Фрэнк подошел к Тристану и сказал: «Думаю, у тебя должна была быть логичная причина, чтобы так напоить его. Но если ты всё ещё терпишь его пьяные песни вместо того, чтобы выбросить через окно, значит, он тебе действительно дорог. Вот почему я оказал тебе услугу».
«Я твой должник. Спасибо».
«Просто позаботься о нем».
По дороге до автомобиля Курт не унимался:
«Знаешь… ты, как всегда, – пьяно произнёс он, пытаясь осознанно смотреть на друга. – Ты луна?»
«Нет Курт, я не луна. Давай сядь на машину»
Он с трудом открыл дверцу и аккуратно подсадил его на пассажирское сиденье. Но как только Курт уселся, он вдруг схватил его за руку и не отпустил.
«Не уходи, – прошептал он, а его глаза не смотрели на Тристана, а куда-то вдаль. – Я… я только хотел извиниться… Никогда не возненавидь меня, обещай!»
«Почему ты так говоришь? Ты что-то натворил?
«Все это было давно. С тобой я всегда был самим собой. Ты не имеешь права осуждать меня за мое прошлое. Просто скажи это. Я не прав?»
«Что ты такого сделал? Просто расскажи мне», – спокойным тоном попросил Тристан, используя его нетрезвость, чтобы выудить из него информацию.
Курт пытался что-то объяснить. Тристан наклонился ближе, стараясь сосредоточиться на словах Курта, но они так и не сложились в понятное предложение. Непонятная речь смешалась с извинениями: «ппп – простиии. Дай мне время! Я расскажу тебе! Не бросай меня!…» Он только распутал свои пальцы из захвата Курта и кивнул, ощутив его пьяный упрямый взгляд.
«Всё в порядке, просто расслабься», – пробормотал Тристан, стараясь успокоить его. Не теряя времени, он сел за руль и тронулся в путь.
Когда они, наконец, прибыли домой, Тристан столкнулся с проблемой, как заставить его выйти из машины. Курт не хотел выйти. Его сосредоточенное лицо стало забавным сочетанием восторга и недовольства, когда Тристан, почти вытаскивал его из сиденья.
«Ты не можешь просто взять и остаться здесь!» – настаивал Тристан, ободряющим тоном.
«Но эта машина – моя вторая постель», – заявил Курт закатывая глаза.
Тристан понял, что попытки оттащить Курта не приносят результата, и сдался. «Упрямый болван!»
Он посмотрел на свои наручные часы. Было уже поздно. У него не было времени, чтобы заставить Курта выйти из машины, отвезти его в квартиру и уложить спать. Поэтому ему ничего не оставалось, как оставить его в машине. Он взял такси, вернулся в паб, сел в свою машину и поехал в гараж.
Глава9. Жак возвращается на работу.
Вторник, 12 октября.
Йен сидел на краю стола, медленно потягивая горячий кофе из потрескавшейся кружки с эмблемой участка. Он лениво слушал разговоры офицеров, время от времени кивая, будто по инерции. Утро шло своим чередом – пока в дверях не появился Жак.
Он вошёл неспешно. Йен заметил его не сразу, лишь боковым зрением – и взгляд тут же потемнел. Короткий кивок вместо приветствия, холодный, словно между ними пролегла целая зима. Обиды не выветриваются так просто. Особенно когда ты считал человека братом, а он скрыл от тебя самое важное.
А Жак… он остановился на секунду у входа, будто вдохнул этот воздух заново. Здесь прошёл всего один день. Один обычный, ничем не примечательный день. А для него – целая жизнь. Почти год, прожитый в прошлом, вдали от всего знакомого. От людей. От этих стен. От Йена.
Он вернулся. Почти забыл, как пахнет кофе на утро, как скрипят стулья в дежурке, как переговариваются офицеры, не отрываясь от экранов. Почти забыл – и страшно поэтому соскучился. Хоть он и привык к другой реальности, к жизни среди теней и времени, – всё же именно здесь он был собой. Здесь были его друзья. Его работа. Его место.
И всё же что-то не давало дышать. Тяжесть внутри не уходила. Горечь. Пока Сабрины не было рядом – всё оставалось неполным. Он чувствовал её отсутствие остро, как физическую боль. И он пообещал себе, что исправит это. Во что бы то ни стало. Но время шло. Метатрон отвёл им время – и оно истекало. Завтра. Завтра всё может закончиться. Или начаться. Поэтому сейчас он здесь.
Он подошёл ближе, поздоровался с офицерами, стараясь говорить уверенно. Те вежливо поздравили с возвращением, пожали руку, похлопали по плечу – и почти сразу вернулись к делам. На столах снова зашуршали бумаги, на экранах замелькали рапорты, и голоса вернулись в рабочую волну.
Он прошёл в свой кабинет. Через полминуты за ним вошёл Йен. Не сказал ни слова. Просто молча сел за свой стол, щёлкнул мышкой, зашуршал бумагами.
Жак чуть повернул голову.
«Даже не поздороваешься?» – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал мягко.
Йен не оторвался от экрана.
«Ты меня видишь?» – отозвался он с ядовитой усмешкой.
Жак приблизился к столу, за которым сидел Йен. Он положил ладонь на край стола – мягко, без нажима – и заговорил:
«Йен… Я понимаю, ты злишься. Я бы тоже злился. Всё случилось слишком быстро. Я не хотел ничего скрывать. Просто… мне нужно было время. Чтобы самому это пережить».
Йен не поднял глаз. Словно эти слова уже звучали в его голове – и не раз.
«Ты заставил меня чувствовать себя преданным, – пробормотал он наконец. Голос стал глухим. – Я всегда был рядом, Жак. Что бы ни случалось. Я верил тебе даже тогда, когда сам себе не верил».
«Я знаю, – тихо ответил Жак. Его голос чуть дрогнул. – И я благодарен. Больше, чем могу выразить. Я расскажу тебе всё. Тогда, может быть… ты поймёшь».
Йен поднял взгляд. Медленно, в упор. Он всматривался в лицо Жака.
Йен замечал в нём что-то странное, но не мог найти словам. Изменения были едва уловимыми – словно Жак за ночь стал другим человеком, хотя сам оставался прежним. То ли взгляд стал глубже, то ли черты лица – резче.
Жак не мог никому объяснить, как за один день у него выросли усы и волосы, поэтому просто сбрил их.
Когда он увидел, что Йен пристально смотрит на него, он тихо спросил:
«Йен? Что-то не так?»
«Ты изменился, – сказал он наконец. Поднялся с кресла и подошёл ближе. – Ты подстригся. И…»
Он остановился, заметив у висков Жака две тонкие, словно нарочно выдернутые нитки седины. Провёл пальцами, едва касаясь.
«Могу поклясться, что вчера у тебя в волосах не было этих седых волосков. Чёрт, Жак, говорят, что тюрьма меняет людей, но ты будто прожил там не пару дней, а пару десятилетий. Лицо бледное. И взгляд…».
Жак улыбнулся, еще раз убедившись, что его друг – наблюдательный и умный человек:
«Дело не в тюрьме, Йен. Я расскажу тебе. Всё. Только… будь готов».
Йен кивнул, жестом указал на стул рядом. Жак сел.
Он говорил негромко, почти шёпотом, будто опасался, что стены подслушают. Рассказал всё. Или почти всё. О времени. О своей маме. О Сабрине. О Дэниеле. О Рикардо.
Йен слушал, как заворожённый, иногда перебивая, иногда – с открытым ртом. Глаза округлились. Он несколько раз усмехнулся – горько, как человек, пытающийся убедить себя, что всё это шутка.
Когда Жак замолчал, в комнате повисла тишина. Йен медленно откинулся в кресле, покачал головой.
«Если ты расскажешь кому-то ещё, они отменят твой обязательный сеанс у психолога… и прямиком отправят в психушку».
Жак усмехнулся.
«Именно».
Йен потер лицо ладонями. Потом снова уставился на Жака.
«Итак… если Дэниел – твой сын, – проговорил он, чуть не задохнувшись от собственной фразы, – то что теперь? Что ты собираешься делать?»
«Я не знаю, – честно ответил Жак. – Он сам в шоке. Нам нужно будет поговорить. Найти хоть какую-то опору. Привыкнуть к мысли… что мы – семья».
Йен встал, зашёл за стул, прошёлся. Руки на затылке.
«Охренеть. У тебя есть 33-летний сын. И, если подумать, он правда на тебя похож…»
Жак кивнул.
«Вот почему я полюбил его с первого взгляда, даже не понимая, почему».
Йен вернулся к своему столу.
«А Сабрина? Когда ты собираешься её спасать?»
«Как только смогу. Но пока… – Жак нахмурился. – Метатрон дал нам срок. Он истекает. Нужно разобраться с этим. Остальное потом».
Йен замолчал. Смотрел на него в упор.
«Жак. Я тебя знаю. Если ты говоришь „потом“, значит, у тебя уже есть план».
Жак слегка улыбнулся.
«Ты пугающе хорошо меня знаешь».
Он встал, поправил пиджак.
«Скажем так… я надеюсь, что Метатрон немного облегчит мне задачу».
Йен на мгновение задумался, затем широко раскрыл глаза и сказал: «Нет, Жак! Ты же не будешь ждать, пока психопат Метатрон убьёт Линкольна?»
«Мы убьём двух зайцев одним выстрелом. Не ты ли говорил, что единственный способ поймать Метатрона – это ещё одно убийство?»
«Да, чёрт побери! Но я говорил о том, чтобы поймать его на месте преступления, в момент нападения, мы не можем позволить никому умереть».
«Если Линкольн умрёт, у Риверы не останется другого выбора, кроме как принять наше предложение».
«Ты начинаешь меня пугать, приятель. Это не ты. Мы копы, помнишь? Мы не можем даже думать о том, чтобы принести кого-то в жертву».
«Успокойся, Йен. Я просто подумал на случай смерти Линкольна. У меня нет намерения специально приносить его в жертву», – сказал Жак и сел за свой стол.
Но Йен понял, что это неправда. Он никогда не видел Жака таким безрассудным. Он понял, что боится того, что тот может сделать. Но он не пытался переубедить его. Потому что боялся, что он отвернётся от него и совершит что-то исподтишка. Он должен был быть как никогда близок к своему другу, чтобы отвратить его от возможных неправильных проступков.
«Что случилось, пока меня не было, Йен? Что нового? Разве никто не узнал этого парня Метатрона по его фотографии?» – спросил Бенколин.
«У нас было много звонков, но большинство из них беспочвенны. Все, кто якобы узнаёт его, звонят и сообщают в полицию. Разумеется, никто из них не является тем самым человеком. Как ты и поручал, я просканировал местность до того, как он попал на камеру. Ему негде спрятаться, кроме двух многоквартирных домов и церкви».
«Он не мог войти в здания, не зная кода двери. Либо он живёт в одном из этих зданий, либо у него там есть знакомые. Пойдём посмотрим», – сказал Жак Бенколин, взял пальто, которое повесил на стул, и оделся.
«Мы будем обыскивать квартиры одну за другой? Для этого нужен ордер на обыск».
«Сначала мы попросим список у смотрителя квартиры. Если кто-то покажется нам подозрительным, мы постучим в его дверь».
С трудом найдя место для парковки, Жак и Йен направились к первому из двух жилых домов. У входа их встретил Арчер Купер – управляющий зданием, седой мужчина лет семидесяти с наклонной спиной и выражением человека, который давно привык к боли.
«Детектив-лейтенант Жак Бенколин и детектив-сержант Йен Ли, убойный отдел», – представился Жак, коротко объясняя цель их визита.
Купер, цепляясь за поясницу и согнувшись вдвое, медленно поковылял за стойку администратора. Словно старый черепах, он методично и с трудом стал перерывать папки, издавая стоны и хрипы при каждом движении. Жак с Йеном обменялись взглядами – удивлялись, как этот человек всё ещё справляется с работой.
Наконец Купер выудил из глубины стола толстую чёрную книгу.
«Извините, что заставил ждать. С возрастом, да ещё с артритом, каждое движение – подвиг», – произнёс он хриплым голосом, будто собираясь откашляться, и дрожащими руками протянул книгу Йену.
Йен невольно уставился на руки мужчины – вены, узловатые суставы, морщины… В этот момент он решил, что не будет больше сопротивляться настойчивым просьбам жены пользоваться кремом для рук и лица, чтобы хотя бы немного отодвинуть старость.
Они быстро проверили список жильцов дома. Никого подозрительного не нашли. Затем перешли к просмотру записей с камер видеонаблюдения, расположенных на фасаде дома. Камеры показывали только вход – прохожих сбоку не было видно, лишь люди, входящие и выходящие из здания.
С ускорением они просмотрели запись с часу ночи. К четырём утра из дома вышло двое, а один вошёл. Купер уверенно заявил, что знает всех троих – жильцы дома.
Жак перемотал запись и замедлил до момента, когда в два часа ночи из здания выходил мужчина лет шестидесяти. Его лицо было размытым – будто он нарочно прятался от камеры.
Затем он стал смотреть запись дня в режиме таймлапса.
Йен спросил: «Ты думаешь, убийца прятался в квартире с утра?»
«Могло быть всё что угодно. Нужно присмотреться», – ответил Жак.
В 13:07 на экране появился курьер, вошедший в дом. Время шло, и к 14:07 Жак поставил видео на паузу.
«Ты заметил?» – спросил он у Йена.
«Курьер, – сказал Йен, – уже час, как внутри и не выходит. Обычно он задерживается не более пяти минут. Час – слишком долго».
«Да», – кивнул Жак, просмотрев записи до утра, убедившись, что курьер не покидал дом. Он перемотал видео к моменту, когда курьер стоял у двери, и спросил: «А вы можете сказать, на какой звонок он нажал, когда пришёл?» – внимательно глядя на экран.
«Либо номер семь, либо номер девять. Точно одно из них», – сказал Купер, внимательно разглядывая кадры.
«Тогда начнём с квартиры номер семь. Спросим, приходил ли к ним курьер», – сказал Бенколин, глядя на экран, где завис момент с нажатием кнопки домофона.
Жак и Йен зашли в тесную кабину старого лифта, которая лязгнула при закрытии дверей, и поднялись на четвёртый этаж – Купер, как и ожидалось, остался внизу: «Не могу оставить пост, вы уж извините», – пробормотал он.
Дверь квартиры №7 открыла девочка лет семи-восьми – худенькая, с растрёпанной косичкой и следами шоколада на подбородке. Она уставилась на двоих незнакомцев широко раскрытыми глазами.
Бенколин мягко наклонился к ней, улыбнувшись уголками губ:
«Привет. Девочка, мама или папа дома?»
На шум изнутри поспешила молодая женщина, настороженно выглянула в коридор, увидела мужчин в пальто, быстро обняла ребёнка за плечи и притянула к себе, словно пряча.
Предъявив удостоверения, Жак и Йен представились и спросили женщину, приходил ли к ним курьер 7 октября.
Женщина покачала головой.
«Нет. Уже несколько недель никаких доставок».
Они поблагодарили её и направились к квартире номер девять.
Как раз в этот момент из двери вышла женщина средних лет с мусорным пакетом в руках. Сгорбленная, с усталостью на лице. Бенколин шагнул вперёд, слегка приподнял подбородок и показал удостоверение.
«Детектив Бенколин. Это мой напарник Йен Ли. Мы по поводу курьера, заходившего седьмого октября».
Женщина нахмурилась, удивлённо подняв брови:
«Курьер?.. Вы сказали „убойный отдел“? Что-то случилось?» – в её голосе появилось беспокойство.
«Нет-нет, всё в порядке, – успокоил её Жак. – Это обычная проверка. Вы получали доставку в понедельник, 7 октября, в районе часа дня?»
Она перевела пакет из одной руки в другую и с усилием выпрямилась, придерживая спину.
«Ох, нет. Но мой сын курьер. Я тогда заболела, позвонила ему – он примчался как угорелый и пробыл со мной весь день. Ухаживал, готовил. Хороший мальчик», – голос её дрогнул с материнской гордостью.
Жак и Йен переглянулись. Щёлкнул внутренний сигнал тревоги.
«Когда он пришёл – он был в своей обычной одежде?» – уточнил Йен.
«Да, конечно. Он надевает форму только на работу. А тут даже не успел переодеться – сразу бросился ко мне. У моего сына… проблемы?» – с тревогой спросила она, вглядываясь в их лица.
«Нет, мэм. Всё хорошо. Благодарим вас», – кивнул Бенколин, уже поворачиваясь к лестнице.
Йен остался на полшага, улыбнулся женщине и сказал:
«Позвольте, я сам выброшу пакет».
Женщина растерянно замерла, а потом расплылась в неожиданной улыбке:
«О, спасибо, милый. Дай вам Бог здоровья». Она вошла обратно в квартиру, закрыв за собой дверь.
Когда Жак и Йен спустились вниз, Бенколин подошёл к стойке и сказал:
«Курьер живёт в доме №9. Его мать заболела в тот день – он вернулся домой с работы, не успев даже переодеться».
Купер почесал затылок.
«Да, я знаю, что он курьер, – смущённо пробормотал он. – Просто… я не узнал его. На записи лицо почти не видно, да и зрение уже подводит. Простите. Старость не радость».
«Ничего страшного», – спокойно сказал Йен. Он поднял мусорный пакет:
«Видимо, сегодня вы не успели заняться вывозом отходов. Старушка собиралась сама всё вынести».
«Да, опоздал немного. Спасибо, я всё соберу и выброшу», – Купер взял пакет из рук детектива с благодарным кивком.
«Вы можете дать нам копию записи?» – спросил Жак, указывая на монитор.
«Конечно, детектив. Только… я плохо в этом всём понимаю. Можете скопировать сами?»
Йен молча кивнул, достал карту памяти, подключился и перенёс нужный отрывок.
Они поблагодарили Купера коротким кивком и вышли на улицу. Осенний ветер хлестал по лицу, в воздухе висел запах мокрой листвы и перегретого асфальта.
Йен нахмурился, оглядываясь по сторонам. Глаза его сузились.
«Здесь ничего», – сказал он хрипло, с досадой. – «Пойдем во второе здание. Если этого психопата и там не окажется – значит, он прятался в другом. Мы упустили его».
Они двинулись через внутренний двор, по скользкой плитке, к серому зданию напротив. Внутри было тихо, как в морге. Такая же тишина была и на записи с камер – ни одного подозрительного кадра. Сухое разочарование осело у них в груди. Они молча взяли копию и отправились обратно в полицейский участок.
Бенколин сел за свой стол, не раздеваясь. Его пальцы сжались на мышке, словно он хотел раздавить её. Он снова запустил обе записи – по очереди, с самого начала. Глаза налились кровью от напряжения. Он моргнул. Затем снова. Боль прострелила висок, будто кто-то вонзил иглу. Он наклонился ближе к экрану, но ничего – ни намека, ни тени, ни движения, выходящего за рамки обыденного.
Треснуло кресло – в комнату вошёл Генри Ройтман.
«Как дела? Есть что-то новое?» – спросил он.
Йен не стал поднимать глаз: «Осталась только церковь. Не думаю, что и там будет что-то полезное».
«Чёрт…» – пробормотал Генри и перевёл взгляд на Бенколина. Тот сидел, словно статуя, с мраморным лицом, не отрывая глаз от монитора.
«С тобой всё в порядке?» – спросил он уже тише.
«Будет лучше, когда мы найдём Метатрона», – отозвался Бенколин сквозь зубы, и в этот момент с кончика его носа упала тёмная, густая капля крови – прямо на стол.
Йен вскочил. Генри шагнул ближе.
«У тебя кровь!» – оба заговорили разом.
Жак молча схватил салфетку, приложил к носу. Поднял голову, стараясь говорить ровно:
«Просто стресс».
Генри метнул взгляд на Йена. Тот чуть кивнул – согласился. Но в глубине глаз Йена была тревога. Он всё понял. Его друг… разрушается.
Слишком долго он был в прошлом. Словно время само по себе прорастало в нём, как ржавчина в металле.
И теперь возвращение оттуда оставляло в нём трещины. Глубокие. Тихие. Необратимые.
«Кстати… – начал Генри, выпрямляясь. – Мы закончили с вещами Уильямсона. Там много всего… улика за уликой. Но главное…»
Он подошёл ближе, почти на цыпочках, будто боялся испугать зверя, который и так вот-вот сорвётся с цепи.
«Скорее всего… ты это видел. Ты ведь тоже тогда был там…».
Бенколин медленно повернул голову:
«Начальник, просто скажи. Не тяни. Я не хрустальная ваза».
Генри глубоко вздохнул и, наконец, выложил:
«Смерть твоего отца… это не был несчастный случай. Уильямсон убил его».
Он положил на стол перед Жаком папку. Плотную. Тяжёлую.
Йен, в отличие от Жака, явно был потрясён. Он растерянно переводил взгляд с Генри на Жака, затем на папку, будто пытаясь осознать услышанное.
«Что это?» – спросил Бенколин, приподняв брови.
«Твой отец его подозревал, – сказал Генри, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Он начал копать, провёл собственное расследование. И собрал досье. Веские доказательства… Уильямсон был причастен к убийству Маргарет Паттерсон. Ту самую девушку, которую нашли мёртвой в лесу в девяносто девятом».
Йен без слов подошёл ближе. Встал у Жака за спиной и уставился на папку, словно не верил собственным глазам. Его лицо вытянулось. Губы приоткрылись, но слов не было. Он перевёл взгляд на Жака – тот не шелохнулся.
Бенколин смотрел на папку, будто это была мина с часовым механизмом. Его лицо побелело. Глаза налились злым, мрачным светом. Челюсть сжалась – даже скулы на щеках проступили отчётливо.
Генри опустил голос:
«Он, вероятно, всё понял. Уильямсон знал, что Бернард близок к правде… и избавился от него. Все знали, каким был твой отец. Он был честным. До конца. Мне… правда очень жаль, Бенколин».
Папка с глухим шлепком упала на стол, когда Жак резко отпустил её из рук. Он встал. Несколько секунд стоял, глядя в пустоту. Потом коротко бросил:
«Извините».
И вышел.
Йен собрался было идти за ним, но Генри положил ему руку на плечо:
«Не надо», – сказал он тихо, почти шепотом. – «Пусть немного побудет один. Мы даже представить себе не можем, что он сейчас чувствует».
Йен кивнул, но в его глазах застыла тревога.
Глава10
Гермес, как и всегда, решил спрятаться в работе, словно в броне, – утопить себя в рутине, чтобы весь день не думать о Кейре и её матери.
Он с головой ушёл в улицу, как акула, унюхавшая кровь: с утра успел прижать пару уличных торговцев, оформить протокол и притащить их в участок. Только тогда, впервые за весь день, он позволил себе передышку.
Сидя за своим столом, он бросил ноги на спинку соседнего стула и наконец-то взял в руки тост. Тело постепенно отпускало – ломка, терзавшая его три дня, отступала, и теперь он чувствовал себя почти… живым.
В этот момент мимо прошёл его напарник Брайан. Не говоря ни слова, он метнул в Гермеса коробку сока.
Тот поймал её в воздухе, даже не поднимая головы.
«Спасибо, приятель», – буркнул он и тут же откупорил, отпив жадный глоток. Холодный фруктовый вкус ударил в нёбо, как пощечина, и внезапно весь день перестал казаться таким отвратительным.
«Это твой завтрак, обед или ужин?» – спросил тот.
«Три в одном. Как обычно, – сказал Гермес, затем огляделся по сторонам и спросил, – в чем дело, что за тишина? Вокруг никого нет. Куда все исчезли?»
«Что-то затевается, но я тоже мало что понимаю. Начальник на совещании, а наши ребята воспользовались этим и разбежались кто куда».
«Что это за совещание? С кем? Почему мы об этом не знаем?» – с набитым ртом произнес Гермес.
Брайан подошёл вплотную, будто хотел отгородить разговор от посторонних ушей. Он наклонился к Гермесу и заговорил вполголоса:
«Только что узнал – начальник запускает какую-то секретную операцию. Уже прибыла группа спецназа. Подробностей никто не знает».
Гермес медленно опустил ноги со стула, уронив их на пол с глухим стуком, и резко выпрямился в кресле. Его взгляд стал острым, как лезвие.
«С каких это пор нас держат в неведении? – бросил он. – Что за операция настолько засекречена, что даже мы о ней ничего не знаем?»
Брайан понизил голос ещё больше:
«Ты знал, что он когда-то внедрил своего человека в мафию? Много лет назад. Настоящий троянский конь. Его личность держится в тайне, даже мы не в курсе. Только начальник знает, кто он. Сегодня… сегодня, по слухам, они собираются выловить крупную рыбу, используя информацию от него».
Гермес сжал кулаки. В его голосе появилось раздражение, почти ярость:
«В такой работе главное – не допустить утечки, не раскрыть, кто работает под прикрытием. Это я понимаю. Но какого чёрта нас отстраняют?! Мы управление по борьбе с организованной преступностью! Почему нас выставляют полными идиотами?! Будто мы здесь просто мебель, а не профессионалы со стажем!»
Он с силой швырнул недоеденный тост на стол – хлеб ударился о поверхность и соскользнул в сторону.
Он встал резко, чуть не опрокинув кресло. В воздухе повисла резкая тишина.
Брайан вскинул ладони, словно пытался укротить разъярённого пса:
«Эй, чувак, полегче. Это приказ. Самый верх. Операцию будет вести спецназ».
Гермес пристально посмотрел на него – взгляд был тяжёлым, почти ледяным.
«Значит, спецназ теперь делает нашу работу? Потому что мы, по их мнению, не справляемся?»
«Думаю шпион – их человек. Они явно не хотят подвергать его жизнь опасности. Не устраивай сцен. Пусть они делают то, что делают. А мы займемся своими делами», – сказал Брайан, пытаясь успокоить своего друга, но Гермес не собирался этого делать.
Гермес усмехнулся – коротко, безрадостно:
«Ты можешь сидеть и терпеть, Брайан. Я – нет. Я не для этого работаю здесь. Мне нужно поговорить с начальником».
Он развернулся на каблуках и зашагал к дверям конференц-зала, будто врывался на вражескую территорию. Брайан остался стоять, опустив плечи. Он знал – остановить Гермеса сейчас было невозможно.
У двери стоял полицейский. Крепкий, с натянутым лицом, он тут же поднял руку, преграждая путь:
«Сержант Гарсия, идёт совещание. Проход запрещён».
«Я здесь, чтобы присутствовать. Впустите меня», – сказал Гермес, делая шаг вперёд.
«Извините, но нет. У меня приказ».
Гермес сделал глубокий вдох. Губы его сжались в тонкую линию. Он шагнул в сторону, затем – обратно. Начал нервно расхаживать перед дверью, как лев перед запертой клеткой. В груди у него клокотала ярость, которую он с трудом сдерживал.
В этот момент у офицера зазвонил телефон. Он отвлёкся, отступил к стене, чтобы поговорить. И – как будто сама судьба подыграла – на секунду оставил пост без внимания.
Гермес бросил взгляд на дверь. Медленно, не торопясь, как человек, который знает, что делает нечто недозволенное – но нужное, – он протянул руку, открыл дверь и шагнул внутрь.
В зале стало тихо, как на кладбище.
За длинным столом сидели офицеры. Несколько человек повернулись. Среди них – сам начальник отдела по борьбе с организованной преступностью. Его глаза сузились. Короткий взгляд – исподлобья. Тяжёлый.
Один из мужчин, высокий, крепко сложенный, лет сорока, стоял у слайд-доски и делал доклад. Он говорил чётко, уверенно, сдержанным голосом профессионала. Гермес сразу его узнал – они вместе проводили налёт на ферму доктора Марио. Тот был хорош. Один из немногих, кому можно было доверить спину.
Но как только его взгляд пересёкся с Гермесом, голос оборвался.
Командир Эдмунд Адамс поднялся из-за стола и, хмуро глядя поверх очков, бросил:
«Встреча – секретная. Покиньте помещение. Немедленно».
Голос был безапелляционным – как удар молота.
В ту же секунду офицер снаружи распахнул дверь, вбежал и схватил Гермеса за руку, с выражением лица, будто только что наступил на гранату. Он потащил его прочь.
Гермес обернулся на ходу, как бы невзначай окидывая взглядом зал.
«Извините. Не знал, что она секретная», – сказал он с притворным смущением, в надежде урвать хотя бы секунду для беглого осмотра.
«Гарсия! Немедленно выйди!» – взорвался начальник, в голосе звучала настоящая ярость.
Офицер захлопнул дверь за его спиной и с отчаянием посмотрел на Гермеса:
«Сержант, зачем вы это сделали?! Вы меня тоже подставляете!»
Гермес виновато поднял руки и хлопнул его по плечу:
«Прости, брат. Я подумал, что если зайду спокойно, может, меня и оставят. Но, видимо, не вышло. Ладно, с меня ужин, чтобы загладить свою вину. Обещаю».
Он отступил в сторону и замер в коридоре, словно охотник, затаившийся у логова зверя. Ждал. Не уходил.
Внутри – ничего. Слишком много людей, слишком мало шансов. Но он успел заметить карту. И одну точку на ней, выделенную красным маркером.
Этого было достаточно.
Он достал телефон, открыл карту и стал искать – в голове ещё горел тот образ, кусок схемы, запомнившийся мельком. Он нашел то самое место и внимательно осмотрел его. Теперь, когда он определил место проведения операции, оставалось только выяснить время.
Через 5 минут дверь открылась, и люди, находившиеся внутри, вышли. Гермес подошел к начальнику и спросил: «начальник, сегодня будет операция? Не могли бы вы рассказать мне подробности?»
Мужчина бросил на него сердитый взгляд и сказал серьезным тоном: «Гарсия, это операция спецназа. Никто из вас в ней участвовать не будет».
«Почему? Кто организует эту операцию? Кто является целью?»
«Это конфиденциальная информация. Я не могу тебе рассказать. Кроме того, это было не совсем правильно – врываться в середину собрания. Я очень разочарован в тебе».
«Вы не доверяете мне и моей команде? Если да, то я оставлю свой значок на вашем столе и уйду».
«Гарсия, не принимай это близко к сердцу. Это была их операция с самого начала. Ты не вправе вмешиваться. Давай, выше нос парень. Ты хороший и способный полицейский. Я никогда не думал иначе», – сказал начальник, дружески похлопал Гермеса по спине и ушел.
Глава11. Исповедь
Рано утром Ирен вместе с Фатимой отправилась в тюрьму. Всё было подготовлено заранее: документы, доверенности, подписи. Отец встретил их спокойно, без лишних слов, словно знал, что всё идёт так, как должно. После того как последние бумаги были подписаны, наследство официально перешло на имя Ирен. Магазины, счета, накопления – теперь всё это принадлежало ей.
С этого момента она могла бы легко закрыть все долги перед Риверой и навсегда освободиться от его тени. По сути, Ирен стала богатой женщиной. Но внутри не было ни ликования, ни облегчения. Лишь тихое замешательство и странное чувство, будто всё это случилось слишком быстро, как будто не с ней.
Что делать дальше – она ещё не решила. Ирен никому не рассказала о наследстве – даже Маттео. Об этом знали лишь двое: Дэниел и Фатима. И Дэниел не раз подчёркивал, что ей следует держать это в тайне. По его словам, молчание – это не просто благоразумие, а вопрос её личной безопасности.
Оставшуюся часть дня Ирен провела в отеле, где шла лихорадочная подготовка к завтрашнему торжественному открытию. Люди сновали по коридорам, кто-то устанавливал декорации, кто-то сверял списки гостей.
Планировался большой приём с важными гостями, и она курировала всё – от украшения банкетного зала до меню. Воздух был пропитан духами, кофе и нервозной суетой. Она ходила туда-сюда на каблуках, обрабатывала бесконечные письма и выдерживала десятки неискренних улыбок. К вечеру её лицо устало, как обивка старого кресла, а глаза налились тяжёлым потом.
Возвращаясь в «Вавилон», она мечтала только о том, чтобы доделать пару отчётов и, не задерживаясь, уехать домой. Мозг ныл от перенапряжения, пальцы слегка подрагивали от кофеина и недоеденного ланча. Она свернула на подземную парковку, где царила полутень и глухое эхо, словно в чреве корабля.
На секунду ей улыбнулась удача – свободное место прямо у лифта.
«Ну хоть что-то», – выдохнула она, с облегчением крутя руль.
Но не успела она выровнять машину, как из-за угла вылетел огромный чёрный джип и нагло втиснулся перед ней. Тормоза завизжали. Машина Ирен резко дёрнулась и замерла в двух сантиметрах от громилы.
«Да чтоб тебя…» – прошипела она, ударяя ладонью по рулю.
Резкий, протяжный гудок разорвал тишину подземки. Она спустила стекло, высунула голову наружу – волосы упали на лицо.
«Вы что, не видите?! Я собиралась туда заехать!» – голос её дрожал от злости.
Окно джипа медленно опустилось, и из него появилась Барбара – вся с иголочки, с идеальной укладкой и вечной полуулыбкой. В её голосе звенел липкий сахар:
«О, прости, дорогая. Я тебя просто не заметила. Твоя машина такая крошечная… прямо игрушка».
Сарказм в её тоне был обёрнут в вежливость, как яд в шоколаде.
Ирен стиснула зубы. Сердце всё ещё колотилось, но она заставила себя глубоко вдохнуть, медленно выдохнуть и натянуть поверх раздражения любезную маску.
«Всё в порядке, – сказала она, растянув губы в натянутую улыбку. – Такое случается».
«Видишь ли, милая, моя машина немного… габаритная, – продолжила Барбара, не теряя маслянистого тона. – Мне трудно крутиться по парковке. Ты ведь не против, если я останусь здесь? Уверена, ты найдёшь себе местечко, если покрутишься пару раз».
Манера её говорить была настолько ласкова, что возразить значило бы выглядеть злобной истеричкой. Всё было продумано. Барбара вежливо проталкивала своё, как танк с улыбающимся лицом.
Ирен сжала руль так крепко, что костяшки побелели. Но вслух сказала:
«Конечно. Нет проблем. Уверена, моя крошка где-нибудь ещё припаркуется».
«Спасибо, дорогая!» – пропела Барбара, бросив ключи в сумочку и исчезнув в лифте, будто сцена и не имела значения.
Оставшись одна, Ирен тяжело выдохнула. Её плечи опустились, подбородок подрагивал от усталости. Она медленно нажала на газ, снова въезжая в круг ада.
«Ну и ведьма…» – пробормотала она, крутясь по бетонному лабиринту.
Спустя несколько бессмысленных кругов, наконец, кто-то начал выезжать. Ирен замерла, устремив взгляд на задние фары, как голодная кошка на миску. Она даже не моргала, пока машина, шумно вздохнув, не освободила место.
Она тут же въехала, аккуратно выровняла машину и, выключив двигатель, откинулась назад. Несколько секунд сидела в тишине, глядя в потолок.
«Ещё один чудесный вечер в раю», – сухо сказала она себе и вышла из машины.
Как раз когда Барбара подходила к двери в кабинет, она услышала, как Ривера разговаривает с Тристаном через приоткрытую дверь, поэтому подошла и подслушала.
«Чем меньше людей знает, тем лучше. Вытащите торпеду, и сделка будет закрыта».
«Если все, сэр, я могу идти? Мне нужно быть там, пока Курт ничего не заподозрил, и присматривать за нашими ребятами».
«Хорошо. Иди, возвращайся к работе. Я буду там, чтобы провожать субмарину. Кастильо, как и все остальные, должен думать, что товар перевозится на подводной лодке».
«Хорошо, сэр, поскольку мы не можем находиться в двух местах одновременно, я передал капитану „Франсуа“ все полномочия. Поэтому нам не обязательно присутствовать там. Он будет информировать нас о каждом шаге», – сказал Тристан и вышел из комнаты.
Ирен поднялась на лифте на этаж PH и столкнулась с Тристаном.
«Ривера и Барбара в офисе?» – усталым тоном спросила Ирен, вспомнив, как в последний раз видела их обнимающимися в офисе.
«Барбара? – удивился Тристан, – нет. Гаспар в кабинете один», – ответил он и зашел в лифт со своим обычным угрюмым выражением лица. С ощущением легкой растерянности Ирен направилась к офису. Но когда она пришла, то с удивлением обнаружила, что Барбара только что открыла дверь кабинета и вошла внутрь.
«Она ушла гораздо раньше. Где же она была?» – пронеслось в ее голове. Она подождала немного, потом постучала в дверь и вошла. Барбара сидела на краю стола Риверы и они болтали. Ирен поздоровалась и прошла к своему столу. Барбара сдержанно улыбалась ей, но глубоко внутри не выносила.
«Как идут приготовления?» – спросил Ривера со свойственной ему серьезностью.
«Все продвигается хорошо. К завтрашнему дню банкетный зал будет готов».
Барбара кокетливо подняла брови и взглянула на Гаспара из-под ресниц: «Дорогой, папа приглашает нас и твою маму сегодня на ужин. Зная, что тебе не нравятся такие внеплановые приглашения, я сказала ему, что ты занят и, скорее всего, не сможешь прийти. Так что если ты не хочешь пойти, все в порядке. Папа все поймет».
«Уже вечер, Барбара, – сказал Ривера, нахмурившись и бросив на нее непонимающий взгляд. – Во сколько ужин?»
«В восемь. Завтра открытие, поэтому папа немного нервничает. Представляешь, он забронировал столик, но забыл заранее сообщить вам о приглашении на ужин».
Ривера покачал головой, словно что-то обдумывая и просчитывая, а потом сказал: «Я свободен. Было бы грубо отказаться от любезного приглашения твоего отца. Мама будет рада присоединиться к нам за ужином».
«Я так рада, дорогой», – радостно сказала Барбара и, наклонившись, поцеловала Ривера в губы. Ирен наблюдала за ними исподтишка, и ее тошнило от претенциозного поведения Барбары.
Ривера встал и сказал: «Тогда давай, я переоденусь, а потом мы выйдем. Я уже закончил тут».
Барбара, не сумев скрыть удивления, спросила: «Уже? Но ведь еще рано, нет? Еще нет шести часов».
«Мы поедем к моей матери и заберем ее, приедем пораньше и подождем немного, чтобы не заставлять твоего отца ждать», – сказал Ривера, чувствуя скрываемое Барбарой нежелание, – «Тебе не нужно переодеваться. Ты прекрасно выглядишь. Или у тебя есть еще какие-то планы перед этим?»
«Ты не против, если мы по дороге заедем в церковь?»
Неосознанно, Ирен выпалила: «Зачем? Закрыть церковь вместе со священником?» и поняла, что сказала это вслух, когда все взгляды устремились на нее.
Барбара сделала вид, что не поняла. «Прошу прощение?»
«Ну… Я знаю, что обычно люди ходят в церковь по воскресеньям и желательно днем. Не слишком ли вы опоздали?» – спросила Ирен, внутренне злясь на себя за то, что не может держать язык за зубами.
Барбара склонила голову и одарила Ирен своей фирменной улыбкой – тёплой, почти материнской, но с оттенком чего-то слишком отрепетированного.
«Милая, – протянула она обволакивающим голосом, – в церковь можно ходить тогда, когда тебе удобно. Церковь, в которую я хожу, работает до десяти вечера».
Она чуть развела руками, как бы подтверждая очевидное.
«Понимаешь, днём я занята – всё-таки я президент ассоциации», – добавила она мягко, почти извиняющимся тоном, словно её статус был чем-то вроде бремени.
Затем Барбара сделала шаг ближе, будто готовясь прошептать по секрету, но сказала вполне громко:
«Если тебе ещё что-то покажется странным… или, скажем, неприемлемым – не стесняйся, спрашивай».
Ирен поражалась тому, с какой безукоризненной грацией Барбара держит лицо. Она точно знала – её слова цепляют собеседницу, раздражают, заставляют внутренне сжиматься, но на поверхности Барбара оставалась безупречно вежливой. Ни один мускул не дрогнул, ни одна складка не изменилась на её лице. Но Ирен доверяла своему чутью – и оно шептало ей: с этой женщиной что-то не так.
Она выбрала мягкую тактику:
«Я не хотела вас обидеть. Просто… любопытство. Наверное, я выразилась неловко. Простите, если мои слова показались грубыми».
Барбара улыбнулась так широко, что улыбка казалась приклеенной. В голосе прозвучала фальшивая легкость:
«Нет, милая, что ты. Мы живём в демократической стране. Каждый волен говорить то, что думает. Кроме того… из твоих слов ясно, что ты далека от церкви и религии. Поэтому я не ищу в них скрытого смысла».
Последнюю фразу она произнесла с таким христианским смирением, что Ирен передёрнуло. Фальшь капала с её слов, как мёд, смешанный с уксусом.
«Барбара провела детство в монастыре с отцом, – вставил Ривера, закрывая ноутбук. – Отсюда её приверженность религии».
Он встал из-за стола, выпрямился и добавил:
«Мисс Кальдерон, мы уходим. Можете и вы сегодня уйти пораньше – всё равно осталось всего сорок минут».
«Хорошо», – отозвалась Ирен. И тут в голове у неё вспыхнула мысль – отчётливо, как лампочка в темноте.
Она обернулась:
«Вообще-то… Барбара права. Я действительно давно не была в церкви. Всё некогда – проблемы, заботы. Раз уж я освобождаюсь раньше… Могу я пойти с вами?»
Фраза прозвучала невинно, но глаза Ирен блестели вниманием. Она всё ещё не верила в искренность намерений Барбары – и чем больше та говорила, тем сильнее росло подозрение.
Барбара на мгновение замерла. Лёгкая тень сомнения промелькнула в её глазах, но исчезла так же быстро, как появилась.
«Почему бы и нет?» – ответила она. Но голос её стал на полтона тише.
Ирен закрыла ноутбук, аккуратно уложила его в сумку, взяла пальто и, улыбнувшись, произнесла:
«Большое спасибо, Барбара. Это очень мило с вашей стороны».
Ривера бросил на неё внимательный взгляд. Он знал её достаточно хорошо, чтобы почувствовать подвох, но не хотел спрашивать при Барбаре. Потому просто открыл дверь и жестом предложил выходить.
Поездка прошла в гробовом молчании. Барбара сидела рядом с Риверой и держала его за руку, словно напоминая: «Он мой». Ирен сидела, глядя в окно.
Когда машина остановилась у старой церкви, Ирен вышла первой. Барбара наклонилась к Ривере, быстро и молча поцеловала его в щёку:
«Я не заставлю тебя ждать», – прошептала и вышла.
Они прошли по узкому мощёному двору. Каменные ангелы на воротах смотрели на них выцветшими глазами. За дверями храма царила тишина. Лишь где-то высоко звучал орган – будто сам воздух пел молитву.
Внутри было четверо прихожан. Пожилой мужчина у органа. Две молодые женщины, уже склонившиеся в молитве. И ещё кто-то, затерявшийся в полумраке. Сквозь витражи струился тусклый свет, отбрасывая разноцветные тени на мраморный пол. Воздух пах воском и старыми книгами.
Ирен почувствовала, как внутри у Барбары что-то дрожит. Она не обернулась, не выдала себя, но Ирен уловила это – едва заметное напряжение в спине, прерывистый выдох.
Барбара наклонилась к ней:
«Я собираюсь исповедоваться».
Она не дожидалась ответа, встала и медленно направилась к деревянной кабинке у алтаря. Вошла. Скрипнула дверца. Тканевая занавеска чуть качнулась.
Ирен не пошевелилась.
Через минуту в кабинку зашёл священник. Тень его фигуры двигалась за решёткой исповедальни.
Барбара тихо проговорила:
«Простите, святой отец, ибо я согрешила».
Голос из тьмы ответил:
«Я слушаю тебя, дитя моё».
«Я услышала то, чего не должна была слышать. Мой парень всех обманывает. План изменился. Товар не будет перевозиться на подводной лодке».
Священник помолчал, потом сказал медленно:
«Это плохо. Метатрон будет недоволен. Ты знаешь, где настоящий товар?»
«Я слышала имя – Франсуа. Похоже, это название корабля. Время осталось прежним».
Ирен сидела на месте, не двигаясь. Желание подойти ближе было почти физическим – в горле пересохло. Но исповедальня была далеко от скамеек. Так задумывалось – чтобы сохранить святость тайны. Ирен пришлось бы подойти почти вплотную к алтарю – и она знала, что не может этого сделать сейчас. Не под взглядами верующих. Не без последствий.
Барбара вышла из кабинки раньше, чем ожидала Ирен. В её походке была холодная уверенность, как у актрисы, сошедшей со сцены после реплики, которую репетировала всю жизнь. Она подошла, сложив руки перед собой.
«Я закончила. Ты останешься?» – спросила она мягко, но взгляд выдал нетерпение.
Ирен подняла на неё глаза и изобразила вежливую улыбку:
«Останусь ещё ненадолго. Не заставляйте мистера Риверу ждать. Приятного вечера».
На губах Барбары заиграла фальшивая, будто нарисованная улыбка.
«Спасибо, дорогая. Увидимся», – сказала она и развернулась так резко, словно сбрасывала с плеч плащ притворства.
Как только Барбара скрылась за дверями, Ирен медленно повернула голову к исповедальне. Из кабинки вышел священник. Он был моложе, чем она ожидала – высокий, смуглый, не старше тридцати. Его движения были уверенными, почти светскими. Он прошёл к задней комнате и исчез за резной дверью.
Что-то кольнуло Ирен в груди. Подозрение. Или, может, предчувствие. Она подошла к алтарю, будто обычная прихожанка. Опустила в ящик немного денег, зажгла свечу. Тепло пламени обожгло ей пальцы. Кто-то вышел из ризницы с горелкой для ладана и заменил благовония. Запах был густым, пряным, и в этом облаке Ирен уже собиралась развернуться и уйти, как вдруг заметила движение в углу.
Из ризницы, один за другим, вышли восемь молодых мужчин. Все в тёмной одежде, переговариваясь между собой, будто возвращались не из молитвы, а с тайного совета. Среди них был Матео.
Ирен замерла. Она не верила глазам.
Он прошёл мимо, не заметив её – слишком поглощённый разговором. Ирен сделала шаг вперёд и позвала:
«Тео!»
Матео вздрогнул, резко обернулся. На лице мелькнула паника.
«Вы идите, я догоню», – бросил он спутникам и подошёл к сестре. Говорил вполголоса, почти сквозь зубы:
«Что ты здесь делаешь?»
Ирен скрестила руки на груди. Глаза её сверкнули.
«Я хотела бы задать тебе тот же вопрос. Что ты делаешь в церкви? Кто были эти люди с тобой?»
Матео почесал затылок и сдавленно усмехнулся:
«Мы… просто пришли помолиться. Они позвали, ну… я пошёл. Не отказался».
Ложь сквозила в каждом его слове. Ирен знала брата с детства. Она умела читать его, как открытую книгу. Сейчас в этой книге был только страх.
«Ты никогда не ходил в церковь. Кто эти парни? Почему я их не знаю?»
«Не обязательно знать всех моих друзей. Мы познакомились в кафе, ты не знаешь их», – отбивался он, словно школьник, пойманный на вранье.
«В кафе?» – переспросила Ирен и склонила голову, вглядываясь ему в глаза. «Матео, что ты задумал? Ты что, в секту вступил?»
Матео закатил глаза, резко выдохнул:
«Ирен, ради Бога. Я не ввязываюсь ни во что плохое».
И вдруг его лицо посерьёзнело. Он шагнул ближе, понизил голос:
«Но тебе лучше не лезть в это. Поняла?»
«Что значит – не лезь?!» – зашипела Ирен. – «Ты о чём говоришь? Что ты там делал с этими парнями?»
Он быстро оглянулся. Церковь казалась пустой, но он всё равно говорил шёпотом:
«Не здесь и не сейчас. Я не могу. Мы поговорим позже. Мне нужно идти».
«Ты женат. У тебя есть сын. Не ищи новых неприятностей. И, на всякий случай, у нас уже есть Ривера!» – сдавленно произнесла Ирен, ощущая, как дрожит подбородок.
Матео вдруг взял её за плечи, сильно, с неожиданной твердостью.
«Не волнуйся. Конец Риверы уже близко. Ночью ему нанесут удар. Он забудет про нас. У него будут собственные проблемы».
Он поцеловал её в лоб – жест слишком тёплый, чтобы быть искренним.
«Что ты имеешь в виду?! Тео, ты пугаешь меня! Что вы задумали?!»
«Не бойся. Меня сюда прислал отец. Он делает всё, чтобы мы были в безопасности. Мне пора. Поговорим дома».
Он мягко сжал её щёки, не дав сказать ни слова, и быстро направился к выходу, растворяясь в полумраке.
Ирен стояла, как каменная. У неё было ощущение, будто она только что заглянула в глаз бури. Глаза Матео… в них не было страха. Там была ярость. Чистая, тяжёлая ярость. И жажда мести.
Она обвела взглядом церковь. Все по-прежнему сидели на местах. Спокойно, молча. Никто не смотрел в её сторону.
Медленно, почти не дыша, Ирен подошла к двери ризницы. Щелчок замка. Тишина. Она вошла.
Помещение оказалось крошечным. Каменные стены, свечи на низком столике, узкая койка в углу. У стены, на коленях, молился священник. Его лицо терялось в тени, только тонкий профиль выделялся в свете пламени.
И все эти люди… были здесь? Что они здесь делали?
«Вы хотите исповедаться?» – вдруг раздался голос.
Ирен дёрнулась. Голос был тихим, ровным, но прозвучал, как гром. Священник не смотрел на неё. Глаза оставались закрытыми. Он не двигался.
Она почувствовала, как по спине пробежал холод. Он знал, что она здесь… не открывая глаз.
«Я… да. Но вы молитесь. Я не хотела мешать», – пробормотала она, уже собиралась выйти, когда священник медленно открыл глаза и поднялся. Свет свечей выхватил его черты. Необычно резкие, мужественные.
«Я закончил молитву».
Он обернулся и, заметив её нерешительность, произнёс:
«Если хотите, исповедаться можно и здесь. Садитесь рядом. Никто нам не помешает».
Голос его был мягким, спокойным, в нём чувствовалась уверенность человека, привыкшего слушать чужую боль.
Ирен не хотела исповедаться. Но должна была. Если уйдёт – заподозрит. Если останется – может узнать хоть что-то.
Она нерешительно подошла и села на лавку у стены. Простая каменная скамья, чуть прохладная. С потолка свисала лампада, в воздухе витал запах ладана. Священник сел рядом.
Ирен ненадолго замолчала. Она смотрела на колени, пальцы медленно теребили подол пальто. Она опустила глаза и, прочистив горло, начала тихо:
«Простите меня, батюшка, ибо я согрешила…»
Он чуть наклонился к ней, голос его остался таким же доброжелательным:
«Когда Господь видит искреннее раскаяние, Он всегда прощает. Расскажите, что на душе?»
Ирен вздохнула. Слова не шли, будто в горле стоял камень. Но потом вырвались сами:
«Я… вынуждена скрывать важную информацию от человека, который мне очень дорог, – сказала она и почувствовала, как подступает горечь. Она говорила о Дэниеле. О той лжи, что давно отравляла ей сердце».
Батюшка кивнул едва заметно, не перебивая, давая ей право говорить в своём ритме.
«Почему вы вынуждены?» – спросил он, и в голосе его не было упрёка. Только внимание.
Ирен вздохнула.
«Потому что… мне угрожают, – сказала она почти автоматически. Но тут же запнулась. Почувствовала, как внутри что-то сжалось».
Это была ложь. Простая, удобная ложь. Но она знала – дело не в угрозах.
Она медленно выдохнула и поправилась:
«Нет… не поэтому. Я боюсь. Боюсь, что если скажу ему правду – он возненавидит меня. Слишком сильно. Навсегда».
В её голосе прозвучала дрожь.
Священник наклонился чуть ближе. Его голос стал тише:
«Эта информация… она вредит ему?»
«Нет, – ответила она, и в её голосе зазвенела внутренняя боль. – Нет… не напрямую».
«А если он узнает? Это может ему навредить?»
Ирен вздрогнула. Она вспомнила, как он чуть не набросился на Риверу. Вспомнила, как дрожали его руки от ярости.
«Думаю… да. Наверное, ничего хорошего не будет, – прошептала она. – Он не готов к этой правде. Она разрушит его».
Батюшка кивнул. Долго смотрел на пламя свечей. И тихо сказал:
«Значит, вы храните тайну не из страха, а из любви. Это не грех. Господь видит не только слова, но и сердце. Иногда молчание – это забота. Иногда ложь – это щит. Бог поймёт. И поможет вам выдержать».
Ирен сидела, не двигаясь. Потом кивнула, медленно, как будто соглашалась не с ним, а с самой собой.
«Спасибо вам, батюшка», – прошептала она и поднялась. Казалось, ей стало чуть легче дышать.
Отец не стал её останавливать. Только тихо сказал:
«Берегите его. И себя тоже».
Она пошла к выходу, вбирая в себя аромат воска и пламя свечей, будто это могло очистить хоть часть её вины.
Выйдя из церкви, Ирен посмотрела на часы. 20:08.
«Что имел в виду Матео?» – спрашивала она себя. Затем она прошлась до автобусной остановки. Она взяла телефон и позвонила Тристану.
Как только Тристан взял трубку, он сказал: «Если это не очень важно, поговорим позже. Я занят».
«Чем ты занят? Где ты?»
«А тебе-то что? Что бы ты ни хотела сказать, говори или я вешаю трубку».
Ирен не могла открыто сказать ему о своем беспокойстве. Это поставило бы ее брата в затруднительное положение. Кроме того, она не знала, что происходит.
«Я хотела спросить о Курте. С ним все в порядке?»
«В полном!» – коротко ответил Тристан.
«Он с тобой? Дай мне с ним поговорить».
«Нет! Я занят работой».
«Это так важно?» – спросила Ирен, но Тристан уже повесил трубку. На этот раз она позвонила Курту, но он не ответил.
Подошел автобус, и Ирен села в него. Ей было не по себе. Она позвонила брату, но его телефон был выключен. Тогда она позвонила отцу, но автоматический голос сообщил ей, что запрещено осуществлять телефонные звонки в не приёмные часы. Ирен пришлось вернуться в Вавилон за машиной, но она была так озабочена, что пропустила нужную остановку и решила доехать до конечной и вернуться оттуда. Всю дорогу ей хотелось думать. Наконец она приехала на стоянку «Вавилона» и устало села в машину. Она все еще не знала, что делать. Она была голодна, поэтому достала из сумки энергетический батончик и перекусила им. Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза и попыталась успокоиться.
Фары. Яркий свет ударил в лобовое стекло и рассёк темноту. Ирен зажмурилась, прикрывая лицо рукой. Медленно повернула голову и узнала машину. Ривера. Он вышел не один – с ним был его угрюмый телохранитель. Они молча скрылись в лифте.
Ирен взглянула на часы. 22:14. Она задремала – даже не заметила, как. Что-то толкнуло её выйти из машины. Беспричинный импульс – как у тех, кто идёт в горящее здание, не зная зачем. Она вошла в лифт. Сначала спустилась в круглосуточный супермаркет. Взяла мороженое. Никакого плана. Просто – мороженое. Потом поднялась в офис.
Ривера уже знал, что она здесь. Он стоял у дверей, сложив руки за спиной. Освещение падало на его лицо резко, как в полицейском допросе.
«Мисс Кальдерон? Я думал, вы поехали домой после церкви», – в его голосе скользнуло удивление, но глаза оставались настороженными.
«Моя машина осталась здесь. Мы же уехали на вашей, – ответила Ирен, подходя ближе. Говорила тихо, почти неразборчиво. – А потом я увидела, что вы вернулись… и поняла, что должна кое-что сделать».
Она раскрыла сумку и молча протянула ему мороженое. На секунду между ними повисла нелепая, странная тишина. Ривера смотрел на угощение, будто это была граната без чеки.
«Что это?» – спросил он с хмурым удивлением.
«Мороженое», – слабо улыбнулась она.
«Это я вижу. Только… не припомню, чтобы просил».
Ирен чуть улыбнулась – печально, с ноткой вины.
«Давно это было. Вы тогда были ребёнком. И я обещала. Обещала, что когда всё закончится, принесу вам мороженое. Но вернулась раньше, чем успела…»
Ривера побледнел. Линия челюсти напряглась.
«Если уже поздно, тогда это не имеет значения».
«Вы злитесь? Я не успела тогда не по своей вине…».
Ривера вздохнул – коротко, тяжело, как будто что-то давило ему на грудную клетку изнутри.
«Иногда лучше ничего не обещать. Особенно детям. Я тогда понял, что значит ждать напрасно».
Его спокойствие било больнее крика. Ирен больше не могла сдерживать обиду.
«Думаете, больно было только вам? – голос Ирен сорвался. – Я тоже страдала. За один день я полюбила его. Его сердце. Его доверие. Иногда я смотрю на вас – и вижу его. Я скучаю. Безумно скучаю. Но… разве можно ради этого снова запускать машину времени? Только чтобы обнять его ещё раз?»
Она подошла к столику, положила мороженое и вытерла слёзы ладонью. Ривера стоял, не двигаясь. Затем подошёл, молча достал носовой платок, коснулся её подбородка и приподнял лицо. Его прикосновение было бережным, почти нежным. Лицо Ирен вспыхнуло.
Она замерла. Его близость всколыхнула в ней старую дрожь. Она почти слышала, как стучит её собственное сердце.
«Я не знал, что вы… всё ещё вспоминаете того мальчика», – тихо сказал он, убирая платок.
«Возможно, это уже неважно. Но… простите, что я тогда не пришла», – сказала Ирен, не поднимая взгляда.
«Хорошо, – сдержанно отозвался он, посмотрел на часы. – Я принимаю извинения. Но мне действительно нужно идти. Я опаздываю».
Эти слова словно ударили Ирен по вискам. Он снова собирался уйти – и не просто уйти, а в ту самую неизвестность, откуда, возможно, не вернётся. Внутри у неё росло тяжёлое, почти животное предчувствие беды.
«Ой!» – театрально воскликнула она, схватившись за живот.
Ривера тут же обернулся, его брови сдвинулись, глаза внимательно уставились на неё:
«Что с вами?»
Она изо всех сил скривилась, натянула на лицо выражение мучительной боли:
«Живот… так сильно болит… Кажется, аппендикс лопнул! Мне так плохо…»
Ривера наклонился, внимательно изучая её лицо, а затем сдержанно сказал:
«Не думаю. Аппендикс справа, а вы держитесь за левый бок. Возможно, просто спазм. Перекусите, и станет легче».
Ирен внутренне упрекнула себя: она держится не там, где нужно. Притворство оказалось слабым. Она вздохнула и кивнула:
«Наверное, вы правы. Это просто голод. Прошло».
Ривера без лишних слов направился к двери.
Ирен чувствовала, как нервное напряжение сжимает её грудь, словно стальной обруч. Она не могла отпустить его сейчас. Не могла позволить уйти, не зная, что он действительно собирается сделать.
Вспышка отчаяния подтолкнула её к неожиданному шагу.
«Я… я видела рисунок в вашем ящике», – вдруг сказала Ирен.
Ривера остановился и медленно повернулся к ней.
«Его явно нарисовали вы… ещё ребёнком, – продолжила она, стараясь скрыть волнение. – Почему вы до сих пор его храните?»
На лице Риверы появилось раздражение. Он сделал шаг вперёд, голос его стал холодным и резким:
«С какой стати вы рылись в моём ящике?»
«Я просто искала скрепку…»
«И решили открыть ЗАКРЫТЫЙ ящик?» – резко перебил он.
Ирен быстро попыталась смягчить ситуацию:
«Я же вам мороженое дала. Вы должны отдать мне рисунок. Это… ну, по условиям нашей сделки», – добавила она уже тише, чуть виновато, почувствовав, что прозвучала слишком резко.
Ривера хмуро помолчал, не спеша делать следующий шаг. Ирен подумала, что сейчас он начнёт возражать, но внезапно мужчина направился к рабочему столу. Он открыл запертый ящик и взял оттуда рисунок.
Несколько секунд он просто молча смотрел на него, словно пытаясь вернуть в памяти давно забытые чувства.
Затем аккуратно закрыл ящик и, не отводя взгляда от Ирен, подошёл к ней, протягивая рисунок.
Ирен медленно взяла лист и, немного смутившись, сказала:
«Вы хорошо рисуете».
Ривера, чувствуя, что время уходит, поспешил:
«Рисунок у вас. Давайте уже пойдем. Я тороплюсь»
«Куда вы едете?» – спросила она, стараясь не выдать внутреннюю тревогу.
Ривера остановился и обернулся. В его взгляде мелькнули раздражение и недоумение.
«Почему спрашиваете? У вас вошло в привычку везде ходить за мной?!»
Ирен нахмурилась, обиженно глядя в его глаза.
«У меня снова сломалась машина… – она выдала первое, что пришло в голову. – Может… вы бы подвезли меня?»
«Я скажу водителю, чтобы отвёз вас. Я иду в другую сторону».
«Вы сердитесь, что я пошла с вами в церковь?» – тихо спросила она.
Ривера посмотрел на неё внимательнее:
«Осторожнее! Если вы и дальше будете так себя вести, я могу подумать, что вы ревнуете к Барбаре»
«Я не ревную! – раздражённо выпалила она чуть громче, чем хотела. – У меня с ней никаких проблем нет. Это Барбара постоянно говорит со мной свысока. Вы что, не замечаете этого?»
«У Барбары просто такое чувство юмора, – спокойно ответил Ривера. – У неё к вам нет претензий. А вот у вас к ней, похоже, есть».
Глаза Ирен вспыхнули.
«Если уж на то пошло, тогда, может, и вы ревнуете Дэниела? Или думаете, я не заметила, как вы в лаборатории специально его провоцировали?»
Его губы скривились в сухой усмешке.
«Дэниел – самонадеянный придурок. Я не понимаю, как такая умная женщина могла с ним связаться».
«Он хороший человек», – слабо сказала она, но даже сама услышала неуверенность в своём голосе.
«Он подонок, – отрезал Ривера. – Я таких, как он, знаю: улыбается, а в спину нож. Он никого не пощадит, если это даст ему хоть каплю выгоды».
«А Барбара, значит, достойна? – вскинулась Ирен. – Она фальшивая насквозь! Каждое слово, каждый её жест – постановка. В ней нет ничего настоящего».
Он приблизился к ней на шаг. Его голос стал тише, но в нём появилась угроза:
«А Дэниел, значит, любит вас по-настоящему? Вы правда в это верите? Нет, мисс Кальдерон, вы просто никогда не были с настоящим мужчиной. Вот и идеализировали первого встречного».
Он взглянул на часы.
«У меня нет времени спорить. Мне нужно идти».
Он развернулся, направляясь к двери.
Ирен смотрела ему вслед, сердце стучало где-то в горле. После того, как она увидела в глазах Матео искры мстительной решимости, она знала: если Ривера сейчас выйдет за эту дверь, пути назад уже не будет. Она не могла позволить ему уйти. Ирен, кладя рисунок в сумку, тихо достала шприц – тот самый наркотик, что Кейра оставила для Гермеса – и, стараясь не выдать себя, спрятала его за спиной.
«Прежде чем уйти… можно я вас обниму?» – спросила она, не веря даже сама себе, что произносит эти слова.
Всё, что ей сейчас нужно, – чтобы Ривера подошёл достаточно близко. Она ещё не знала, что будет дальше и как объяснит это потом, но на данный момент это был единственный способ остановить его.
Ривера застыл, рука зависла на дверной ручке. Он медленно обернулся. Его взгляд – тяжёлый, испытующий – впился в неё.
«В детстве я так и не смогла вас последний раз обнять. Можно… сейчас…»
«Всего лишь обнять?»
«Да… Только обнять», – пробормотала Ирен, затем попыталась пошутить:
«Хотя… как вы сказали, я никогда раньше не была в объятиях настоящего мужчины, и не знаю, не увлекусь ли я и не захочу ли боль…»
Она осеклась на полуслове, поняв, как это прозвучало. Щёки её вспыхнули алым.
«Простите… это была глупая шутка. Невместная. Просто… забудьте», – пробормотала она, опуская взгляд и нервно сжав пальцы.
Он сделал шаг. Потом второй. Подошёл почти вплотную, его лицо остановилось в нескольких сантиметрах от её. «Слишком поздно – я это уже услышал» – его губы тронула легкая полуулыбка. Он поднял руку, провёл пальцами по пряди её волос, не отрывая взгляда от её глаз.
«В голове это не звучало так… э… так…» – пробормотала она, опустив глаза.
«Так как?» – переспросил он, прищурившись.
«Пошло…”, – прошептала она, смутившись ещё сильнее.
Он наклонился к ней, его дыхание коснулось её щеки.
«А вы знаете, как привлечь внимание мужчины», – прошептал Ривера, наклонившись ближе.
Ирен стояла почти без движения, сердце колотилось. Она чувствовала, как её ладонь сжимает спрятанный за спиной шприц. Ещё чуть-чуть. Она просто ждала момента.
Он наклонился к самому уху, и, как будто собираясь прошептать нечто интимное, вместо этого произнёс хрипло, с неожиданной сталью в голосе:
«Вы правда думаете, что я настолько глуп?»
Ирен замерла. Сердце пропустило удар. В ту же секунду его рука резко сжала её запястье – именно ту, в которой она прятала шприц. Пальцы стиснули так сильно, что она невольно вскрикнула от боли и разжала ладонь.
Шприц с глухим щелчком упал на пол.
Он резко выпрямился и взглянул ей прямо в глаза – жестко, колюче. Вся игра исчезла в одно мгновение.
«Мисс Кальдерон, вы что, держите меня за идиота? Что за игру вы затеяли? Почему всеми силами пытаетесь меня задержать?»
Ирен замерла. Она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле.
«Это не так… Я просто…»
«Просто что? – перебил он, его голос нарастал. – Вы думали, что пара шагов ближе, ваши красивые глаза, немного сладких слов, – я сразу потеряю голову и стану вашей марионеткой? Моя мать переоценила вас. Вы катастрофически не умеете соблазнять мужчин»
«Это не так… – начала Ирен, сбитая с толку, – Вы неправильно поняли…»
«Нет, как раз понял. Превосходно». – Он сделал шаг назад, и в голосе появилась холодная ярость. Он посмотрел на зелёный шприц, лежащий на полу.
«Как вы собираетесь объяснить свою попытку ввести мне наркотик? – его голос был холоден и жёсток. – Прошу, я слушаю».
Ирен пыталась сохранить самообладание, но его обвиняющий тон сбивал с ног.
«Я… я просто не хотела, чтобы вы…» – она задыхалась от напряжения.
«Кого вы пытаетесь защитить? – перебил он. – Вы ведь знаете, куда я иду. Признайтесь!»
«Нет! Клянусь, мистер Ривера, я не знаю!» – её голос дрожал, ладони вспотели.
«Не лгите! – он резко приближался снова. – Немедленно говорите мне правду. Или я забуду, что вы женщина. Это ваше последнее предупреждение».
Ирен попятилась, сердце бешено стучало. Воздуха не хватало. Она пыталась что-то сказать, открыть рот, но в груди всё сжалось, руки задрожали. Пространство поплыло перед глазами.
«Я…» – прошептала она, а потом внезапно покачнулась, глаза закатились, и она обмякла, Ривера едва успел подхватить её, прежде чем она ударилась о край стола. Он крепко прижал её к себе, пытаясь удержать.
«Хватит играть, мисс Кальдерон… – пробормотал он сквозь стиснутые зубы, глядя в её бледное лицо. – Вы правда думаете, что это сработает?»
Но она не отвечала. Голова её беспомощно откинулась назад, дыхание стало редким, еле уловимым. Лоб покрылся испариной.
Выражение его лица изменилось.
«Чёрт… – прошептал он. Пальцами коснулся её шеи, проверяя пульс. – Только не это…»
В его глазах вспыхнула тревога. Он бережно опустил её на диван, достал телефон и быстро набрал номер.
Глава12. Гавань
Вторник, 12 октября 21:32
Тристан приехал в гавань с четырьмя доверенными людьми и проверил подводную лодку. Торпеда была загружена, и субмарин была готова к отплытию. Курт приехал с капитаном и представил Тристану худого, седовласого, некрасивого итальянца лет пятидесяти.
Когда капитан удалился, Курт подошел ближе к Тристану, и тихо произнес: «Не могу поверить, что ты оставил меня вчера в машине, у меня до сих пор болит шея»
«А я не могу поверить, что ты отключился, – огрызнулся Тристан, – я что, должен был нести тебя домой на спине?»
«Ты должен был хотя бы разбудить меня».
Тристан ответил суровым взглядом.
«Прости, – смущенно пробормотал Курт, – это было глупо с моей стороны – отрубиться. А ты, как я вижу, был достаточно трезв, чтобы подвезти меня до дома, несмотря на все эти напитки. Интересненько»
Тристан метнул на него недовольный взгляд, нахмурив брови. «Что ты пытаешься сказать? Перестань намекать и скажи прямо».
Курт скрестил руки на груди, с вызывающим выражением на лице. «Я не намекаю. Я просто спрашиваю, как так получилось. Коктейли были довольно крепкими. По крайней мере, мои».
«Ты и до этого слишком много пил на вечеринке, Курт. К тому же ты смешивал напитки, вот почему ты напился раньше, вот и все. Не надо придумывать себе истории. Сфокусируйся на своей работе».
Курт шагнул ближе, его голос стал тише, словно он собирался делиться чем-то личным, и это создало атмосферу интриги: «Длинные объяснения обычно являются признаком сокрытия преступления, – сказал он, и пристально глядя ему в глаза добавил, – ты что-то натворил Трис?»
«Это мне следует спросить у тебя. Прошлой ночью ты неоднократно извинялся передо мной». Тристан вызывающе смотрел на Курта, стараясь оставаться непреклонным, его лицо не выдавало ни малейших эмоций.
Курт на мгновение напрягся, но быстро спрятал это под маской уверенности. Что, если в состояние алкогольного опьянения он признался в том, что на самом деле был тайным агентом полиции? Мысли кружились в его голове, создавая вихрь тревоги. Он старался сохранять спокойствие, думая, что Тристан не выглядел бы таким спокойным, если бы знал об этом.
«Так ведут себя все пьяницы. Кто-то напивается и плачет, кто-то обнимает всех подряд, кто-то дерется, а кто-то вроде меня извиняется перед всеми». Но он старался держаться спокойно, пряча свой внутренний ужас за внешним презрением.
«Длинные объяснения обычно являются признаком сокрытия лжи. Предложение длинное, но оно не отвечает на мой вопрос. Ты уклонился от ответа, как делаешь каждый раз, когда лжешь».
Курт наклонился немного вперед, его взгляд настойчиво сверлился в Тристана. «А ты вчера вечером сам пил безалкогольный сок а меня напоил. Теперь смотришь мне в глаза и врешь, даже не краснеешь. Это заставляет меня задаться новым вопросом. Интересно, какую еще ложь ты мне говорил до этого времени».
Тристан пытался создать образ уверенного человека, но его плечи слегка напрягались, выдавая напряжение. Он был уверен, что Курт не пробовал его напиток, так же как был уверен, что Фрэнк не предаст его.
«Сейчас ты просто тупо пытаешься подтвердить свои догадки, выведывая у меня правду. Но правда в другом: мы оба пили один и тот же напиток. Смирись с поражением».
Курт еще некоторое время смотрел на него недоверчиво, его брови слегка приподнялись. Наконец, он отступил, заставляя себя расслабиться, хотя не покидало чувство, что что-то не так: «Ладно, пусть будет так. Я притворюсь, что поверил тебе».
«Когда мы отплываем в океан за вашим товаром?» – сменил тему Тристан как только появилась возможность.
«Что значит „мы“?» – искренне удивился тот.
«Я иду с вами».
«О, правда? – обрадовался Курт, – Я думал, ты просто скажешь координаты мне».
«За эту торпеду отвечаю я, – строго произнес тот, – я лично хочу убедиться, что вы получите ее без проблем. У тебя есть возражения?»
«Нет, – пожал плечами Курт, – я просто подумал, что ты захочешь остаться здесь и проследить, чтобы подводная лодка благополучно отчалила. Но я рад, что мы отправимся вместе».
«Поскольку Ривера и Кастильо будут здесь, во мне нет необходимости».
Курт смерил Тристана взглядом – не злобным, но колючим. В его голосе прозвучала обида:
«Погоди-ка… Ты мне настолько не доверяешь, что даже координаты не хочешь дать?»
Тристан хмыкнул, не сводя глаз с океана:
«Я не доверяю никому, кроме себя. Особенно когда на кону торпеда».
Курт вздохнул – сдавленно, как будто с этим выдохом покинуло тело упрямство:
«Катамаран вон там, – он кивнул подбородком в сторону, – можем отплыть в любую минуту».
Они уже поднялись на палубу, когда зазвонил телефон Тристана. Он посмотрел на экран и, ничего не говоря, отошёл в сторону.
Курт не слышал слов, но по лицу Тристана понял – что-то пошло не так. Линия рта сжалась, глаза сузились, пальцы нервно заскребли по борту.
Разговор закончился, и Тристан вернулся.
«Планы изменились, – сказал он глухо. – Я останусь. Ты пойдёшь не один – дам координаты, и один из наших пойдёт с тобой».
«Что случилось? – насторожился Курт. – Проблемы?»
«Ривера хочет, чтобы я остался. Один из нас должен быть здесь. Всё под контролем. – Он достал из внутреннего кармана блокнот, быстро нацарапал несколько цифр, оторвал листок и протянул Курту. – Вот координаты. Торпеда там. Удачи».
Он уже обернулся, чтобы уйти, но Курт резко схватил его за запястье. В голосе была боль, а в глазах – старая, незажившая рана:
«Трис… ты опять бросаешь меня. Снова оставляешь на полпути. А ведь мы начали это вместе».
Тристан помедлил, затем медленно произнёс, почти устало:
«Это приказ Риверы, не мой выбор. И разве ты сам не просил координаты?»
«Да чёрт с ними, с координатами! – взорвался Курт. – Я хочу пройти это с тобой. Сейчас. Вместе. Если мы сейчас достанем торпеду, ты успеешь вернуться ещё до того, как Ривера приедет!»
Тристан покачал головой. Голос стал твёрдым, почти каменным:
«Не могу. Возьми Джеральда. Он тебе поможет».
Курт смотрел на него, не мигая, с каким-то последним отчаянием:
«Трис… ты никогда не делал того, о чём я тебя просил. Ни разу. Сейчас я прошу в последний раз».
Он сжал кулак, но голос дрогнул.
«Прошу тебя… пойдём со мной. Не оставляй меня».
Тристан отвёл взгляд, но на лице у него застыло что-то упрямое, даже ожесточённое.
«Вот! Ты снова за своё. – Его голос стал грубее. – Я же говорил тебе: если ты не готов уважать мои решения – не будь моим другом!»
Курт увидел это в его глазах. Ту самую грань, за которой не осталось пространства для уговоров. Его настигло осознание – сейчас он проигрывает навсегда. Руки бессильно опустились.
«Сукин сын, – прошептал он. – Если бы ты только знал, как тяжело принимать тебя таким, какой ты есть…»
Он быстро огляделся – вокруг никого. И в этот момент, будто забыв, что они взрослые мужчины с оружием и врагами, он просто шагнул вперёд и крепко обнял его.
Тристан застыл.
«Ты чего?» – растерянно выдохнул он, не привыкший к такому.
«Ты мне очень дорог, слышишь? – прошептал Курт у его уха. – Не забывай об этом братец. Никогда».
Тристан медленно отстранился, глядя на него с подозрением.
«Ты что, прощаешься?»
Курт вздохнул. Его лицо стало каким-то далёким.
«Мы почти закончили. Возможно… придётся внезапно вернуться в Италию. И я не успею попрощаться».
Тристан молча смотрел на него, вглядываясь в черты его лица – как будто пытался найти в них что-то, что всё объяснит. Но там была только тихая грусть. И ранимость.
«Понятно», – наконец произнёс он. Но ничего не понял.
Он лишь кивнул, подавив тревожное чувство, и похлопал Курта по плечу.
«Удачи тебе».
И, не оборачиваясь, спустился с катамарана, оставив за собой запах солёного ветра и ощущение незавершённого прощания.
***
Гермес Гарсия бесшумно пробрался на крышу заброшенного дома, расположенного на отдалении от гавани, и устроился там, замирая в ожидании. Он знал, что спецназ должен был действовать в любой момент – но когда? Сжав в руках бинокль, он с нетерпением всматривался в морскую гладь, зная, что каждая секунда ожидания подогревает его адреналин.
Ему уже порядком надоело ждать, когда он заметил движение. Вдалеке показались фары автомобиля. Гермес быстро поднес бинокль к глазам, и его сердце забилось быстрее, когда он увидел Тристана, выходящего из одной из машин. Он почувствовал себя так, словно его стукнули по голове; адреналин наполнил его кровь, заставляя каждый мускул напрячься.
Гермес продолжал наблюдать, когда за Тристаном подъехали ещё две машины, его интерес только лишь усилился. Группа людей, вышедших из них, была ему незнакома. Он догадался, что они принадлежат к другой банде. Когда он увидел приближающегося Кастильо, то понял, что они с Риверой ведут совместное дело и за ними охотится спецназ. Он так увлекся наблюдением, что только в последний момент заметил, как сзади к нему приближается агент спецназа. Они подхватили его и привели к агенту Адаму, руководившему операцией, который сегодня выступал с докладом.
«Сержант Гарсия! Могу я узнать, что вы здесь делаете?» – спросил командир Адамс с серьезным лицом.
«Я слежу за человеком Риверы, Тристаном, за которым я охочусь уже много лет. Я не знал, что вы тоже будете здесь. Ваша операция держалась в секрете даже от нас».
«Вы же не думаете, что я поверю в это совпадение? Вы понимаете, что своим присутствием ставите под угрозу операцию? Я должен доложить об этом».
«Делайте то, что должны! Я просто делаю свою работу!»
«Хватит гоняться за Риверой! Это не ваша работа!»
«А чья же работа? Ваше? Вы тоже не можете его поймать! Какая разница?»
«В этом деле очень важно быть незаметным. Даже у земли есть уши. А вы доверяете всем, кому попало».
«Вы имеете в виду Кейру?» – возмущенно спросил Гермес.
По рацию прозвучало объявление: «Внимание всем: Приоритетная цель вышел из машины. Мы ждем приказа начать операцию».
«Кто такой Приоритетная цель? – с любопытством спросил Гермес, – Ривера, не так ли?»
«Вы останетесь здесь, сержант Гарсия! – резко приказал командир Адамс, – Мы все видели, что случилось в прошлый раз, когда вы не подчинились моему приказу!»
«Я обещаю, что не буду препятствовать, – торжественно произнес Гермес, – я не нарушу ваш приказ. Позвольте мне присоединиться к операции».
Несколько секунд Адамс помолчал, затем глубоко вздохнул и произнес: «Моя команда руководит операцией. Вы можете участвовать в ней только в качестве наблюдателя. Я разрешаю это только для того, чтобы Ривера думал, что это вы организовали операцию, просто чтобы вы знали».
***
Кастильо пришел в гавань первым. Его встретил Тристан, затем подошел Курт и провел инструктаж, а потом они взяли Джеральда, одного из людей Риверы, и отправились на катамаране поднимать торпеду со дна океана. Кастильо ждал в гавани прибытия Риверы, чтобы отправить субмарину в путь. Вскоре Ривера прибыл. Было уже одиннадцать часов. Тристан подбежал и сам открыл ему дверь машины.
«Что там произошло? В чем дело?» – спросил он, увидев задумчивое и взволнованное выражение лица Риверы, когда тот вышел из машины.
«Ирен Кальдерон! – сказал Ривера, шипя сквозь зубы, – Она пришла ко мне и пыталась всяческими глупостями помешать мне приехать сюда. Это не дает мне покоя».
«Но почему?» – удивился Тристан. – Ты не спросил её?»
«Она лежит без сознания. Не думаю, что она рассказала бы мне, даже если бы я спросил ее, это пустая трата времени. А как насчет Франсуа?» – спросил он, заметив, что Кастильо напряженно смотрит на них. По его лицу было ясно, что тот считает невоспитанностью то, что Ривера не подходит к нему и не здоровается.
«Все в порядке, корабль скоро отчалит», – доложил Тристан, и Ривера, смягчив выражение лица, шагнул к Кастильо и поприветствовал его.
В этот момент со всех сторон появились полицейские и окружили их, приказав всем стоять на месте и поднять руки.
Все были ошарашены. Ривера и Тристан встретились взглядами. Они оба подняли руки, как и Кастильо, и девять его людей в целом.
«Что происходит?» – в панике спросил Кастильо.
Ривера посмотрел на него и спокойно сказал: «Успокойся! Не шуми! Все в порядке! Думаю, произошла ошибка».
Тристану быстро удалось отправить предупреждение Курту.
Ривера оглядел полицейских и спросил: «Есть ли кто-нибудь, кто уполномочен объяснить мне, что здесь происходит?» И тут он увидел Гермеса Гарсиа.
«Я могу объяснить, мистер Ривера, – сказал Гермес с довольным выражением лица, – мы собираемся арестовать вас за нелегальную перевозку грузов. Вот такие дела!».
«Я не понимаю, о чем вы говорите, – спокойно ответил Ривера, – мы просто встретились с моим другом Данте в порту, чтобы поговорить о чем-то личном». Ривера был спокоен, потому что Тристан в последний момент изменил план и предложил отправить деньги на грузовом судне, а не на подводной лодке. Он знал, что, когда копы вскроют торпеду, они не найдут ничего, кроме рыбных консервов. Он также понял, почему Ирен не хотела, чтобы он приезжал сюда.
Гермес рассмеялся и спросил: «Так вы говорите, что не имеете никакого отношения к этой подводной лодке?»
Полицейские начали обыскивать субмарину.
«Мы как раз говорили о том, какая это красивая подводная лодка, – сказал Ривера, – но это ведь не преступление».
Кастильо очень нервничал, потому что думал, что в торпеде находятся фальшивые деньги, и размышлял, как выпутаться из этой ситуации, предпочитая хранить молчание.
«Посмотрим, сможешь ли ты говорить так смело после того, как товар будет извлечен из торпеды, Гаспар Ривера», – сказал Гермес и только успел закончить фразу, как вдалеке раздался взрыв. Все беспокойно повернули головы в ту сторону, откуда раздался звук, и увидели поднимающийся в воздух черный дым, едва различимый в океанской дали.
Тристан посмотрел на часы на запястье, и сердце его подпрыгнуло. Он встретил тревожный взгляд Риверы. Они оба знали, что в этот самый час грузовое судно «Франсуа», груженное фальшивыми деньгами и наркотиками Кейры, должен плыть в этом направлении.
Глава13
Ирен открыла глаза в незнакомой комнате, на кровати. Она увидела, что к ее руке подсоединена капельница. Когда медсестра, проверявшая капельницу, увидела, что Ирен очнулась, вежливо спросила: «Оу! Вы проснулись? Как вы себя чувствуете?»
«Я в порядке!» – сказала она, а затем, внезапно вспомнив о Ривере, вскочила на ноги, но почувствовала головокружение. Медсестра остановила ее и попыталась уложить обратно: «Мисс! Не вставайте! Вам нужно отдохнуть!»
«Ривера! Где он? Он вышел?» – спросила она в панике.
«Я здесь», – сказал Ривера, входя через приоткрытую дверь.
Увидев его, Ирен вздохнула с облегчением.
«Мисс Кальдерон, почему бы вам не позаботиться о себе? Ваше тело истощено голодом и стрессом. Вы чуть не умерли. Ваше кровяное давление было на уровне 50».
«В последнее время я немного прибавила в весе, поэтому сижу на диете. Возможно, я перестаралась», – робко и смущенно сказала Ирен.
Медсестра аккуратно вынула катетер из её вены, прижала ватный шарик к сгибу локтя и сказала, чуть наклонившись:
«Мисс, диета – это не значит голодать. Ваше состояние – скорее всего, результат недоедания и переутомления. Если будете нормально питаться, спать по ночам и пить достаточно воды, всё наладится».
Она немного улыбнулась, поглаживая повязку на руке пациентки.
«И постарайтесь сократить кофеин, ладно? Чашка-другая – нормально, но литрами пить не стоит. Ваш организм не батарейка».
Ирен ответила: «Хорошо. Я приму ваши слова к сведению. Спасибо».
Медсестра закончила работу, попрощалась и ушла. Ривера выглядел рассерженным.
«Из-за меня вы не смогли поехать по делам. Я прошу прощения. Мне очень жаль», – солгала Ирен, с облегчением ощущая, что опасность, казалось, миновала. Она даже не догадывалась, что Ривера уже съездил в гавань и успел вернуться. Она не знала, сколько времени прошло. Не знала, что за последние часы всё рухнуло.
Ривера вдруг наклонился к ней, словно хотел заглянуть в самую душу. Его глаза – тёмные, тяжёлые – впились в её лицо.
«Вам действительно жаль?» – спросил он тихо, почти ласково.
Ирен перестала дышать. От его близости закружилась голова. Двумя пальцами он мягко отвёл прядь с её лица и убрал за ухо. Но в этом жесте не было нежности. Только контроль. Только холод.
Он был на грани. Всё кипело внутри. Полиция не нашла ничего на подлодке и отпустила всех. Затем Тристан принес две плохие новости: взрыв корабля с фальшивыми деньгами и взрыв торпеды, которую Курт пытался достать. Торпеда была заминирована и уничтожила товар на миллионы. Всё пошло прахом. За одну ночь он потерял слишком многое. И не собирался успокаиваться, пока не раскроет, кто за этим стоит.
В его взгляде полыхнула ярость. Он схватил Ирен за плечи.
«Ты знала! – прорычал он, сотрясая её. – Ты знала про облаву! Почему ты молчала?!»
Ирен вздрогнула всем телом, сжалась, как загнанное животное. В её глазах отразился страх.
«Я ничего не знала! Вы… вы делаете мне больно… пожалуйста, отпустите!» – прошептала она, едва сдерживая слёзы.
Он сжимал её так, что в плечах будто ломались кости.
«Не ври!» – рявкнул он, и её глаза инстинктивно зажмурились.
«Я не лгу!» – выкрикнула она отчаянно. Она не видела его никогда таким. В его лице не осталось человека – только зверь.
«Ты всеми силами пыталась не дать мне уехать!» – голос его сорвался. Он резко дёрнул Ирен и потащил к выходу.
«Куда вы меня ведёте?! Отпустите!» – Ирен билась, но он держал её, как в капкане.
«Раз по-хорошему вы не хотите – не оставляете мне выбора!» – холодно сказал он, толкнув её вперёд. Они поднялись на крышу.
Ветер свистел над головой, пронизывая до костей. Ни на нём, ни на ней не было верхней одежды. Ирен дрожала – от холода и ужаса.
Ривера подвёл её к самому краю. Металл ограждения обнажил пустоту под ногами. Город внизу казался игрушечным. Машины – крошечными.
«Что вы делаете?! Я ничего не знаю!» – закричала она, слёзы текли по её щекам.
Он взял её за руку – крепко, мёртвой хваткой. Её ноги оторвались от крыши. Только пальцы ног касались бетона. Стоило ему отпустить – и она рухнет вниз.
Она судорожно вцепилась обеими руками в его запястье.
«Пожалуйста… мистер Ривера… я боюсь высоты… прошу… заберите меня отсюда…» – голос её сорвался, дрожал, как струна на ветру.
Ривера молчал. Его лицо застыло.
«Вы хоть представляете, сколько миллиардов я потерял из-за этого?! – рявкнул он. – Говори! Кто это сделал?! Иначе…»
Он слегка ослабил хватку.
«Иначе я отпущу».
«Почему вы отказываетесь мне верить??! Я не имею к этому никакого отношения!» – говорила она, плача и дрожа. Иногда, когда поднимался ветер, ей казалось, что он унесет ее прочь. Глаза расширились, уставившись в пустоту, а сердце забилось так сильно, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди.
«Тогда почему вы пытались помешать мне поехать туда? Ты слила информацию о времени и месте отплытия корабля. Признай это!» – гневно крикнул Ривера.
«Нет! Я просто… – сказала Ирен, дрожа от холодного ветра, страха и адреналина, в ее голосе слышалась паника – я просто хотела защитить вас! У меня было плохое предчувствие», – заикалась она.
«Что за предчувствие? Думаете, я поверю в эту ерунду?» – сказал он и немного ослабил хватку.
Ирен испуганно пыталась удержать себя, сжимая руку. И вдруг ей на ум пришла Барбара. Она вспомнила, что та поздно вошла в комнату. Она поняла, что Барбара подслушивала Риверу у его двери.
«Барбара!» – закричала Ирен, дрожа.
«Что?» – удивленно спросил Ривера.
«Я встретила её внизу, на парковке… – запыхавшись и почти запинаясь от волнения, начала она. – Она заняла моё место и поднялась наверх гораздо раньше меня. Когда я припарковала машину и поднялась, то увидела Тристана у лифта, и он даже не знал, что Барбара уже здесь. А когда я подошла к офису, увидела, что она только что вошла… Она могла вас подслушать! Другого объяснения нет!»
Голос её дрожал, глаза широко раскрылись от страха и паники.
«Что за чушь вы несете?! Вы принимаете меня за дурака? Зачем Барбаре делать такое? Перестаньте рассказывать мне сказки и скажите правду, иначе вы полетите вниз!»
«Вы должны мне поверить! Я говорю правду! Я пыталась помешать вам уйти, потому что думала, что Барбара что-то замышляет. Если вы мне не верите, это ваше дело. Мне больше нечего сказать. Отпустите мою руку, если хотите. Но это единственная правда!» – сказала Ирен, собрав все свое мужество, несмотря на ужас.
Ривера на мгновение снова расслабил руку. Несмотря ни на что, Ирен не верила, что Ривера отпустит ее. Она знала, что он пугает ее, чтобы заставить говорить. Вот почему она не стала выдавать Матео.
Ирен закрыла глаза. Ривера притянул ее к себе. Почувствовав ногами твердую землю, Ирен наконец сделала глубокий вдох. Но от страха и волнения она снова потеряла сознание.
Глава14. За час до взрыва корабля
Гермес, как и коммандер Эдмунд Адамс, стоял в гавани и смотрел на подводную лодку угрюмее дождевой тучи.
«Похоже, ваш шпион не слишком полезен», – удрученно заметил Гермес.
«Этот Ривера либо слишком удачлив, либо слишком умен», – сдавленно произнес Адамс.
«Думаю, и то, и другое. Я уже много лет ищу какую-нибудь проступок, но не нашел ни одной, которая могла бы его посадить».
«Похоже, на вас наложено проклятие, сержант. Каждая операция, в которой вы участвуете, проваливается. Не находите?» – спросил коммандер Адамс, раздраженно оглядывая его с ног до головы. Затем, словно потеряв интерес к собеседнику, он сказал «удачи вам!» и удалился, оставив задумчивого Гермеса одного.
Он и сам начинал думать, что он проклят. Ведь не могло же быть совпадением, что каждый раз он терпит неудачу. Пока шел к своей машине Гермес проверил свой мобильный телефон, который был на беззвучном режиме, и на нем было 12 пропущенных вызовов. Он позвонил своему товарищу по команде Брайану, который звонил ему восемь раз.
«Чувак, ты где? Я уже думал, с тобой что-то случилось».
«Мой телефон на беззвучном режиме. Я заснул. Что-то случилось?»
«В порту Фертилесойлвелли взорвалось грузовое судно. На борту было обнаружено почти 4 тонны контейнеров с наркотиками и сотни пачки денег. В то же время из океана были извлечены тела четырех человек, включая капитана. Это место начинает заполняться журналистами. Скоро об этом будут рассказывать все новостные каналы».
Гермес понял, что Адамс ошибся местом. Но он не понимал, кто взорвал корабль.
«Полиция поймала кого-нибудь на берегу?» – взволнованно спросил Гермес.
«Нет. Криминалисты собирают улики. Там много окурков и следов. Они также берут образцы со следов автомобильных шин. Ты должен быть здесь».
«Вы узнали что-нибудь о бомбе? Она управлялась дистанционно?»
«На первый взгляд эксперты говорят, что она выглядит как самодельная и дистанционно управляемая. Поэтому взрыв был не слишком мощным. Похоже, люди замёрзли насмерть в ледяной воде», – объяснил Брайан, затем сделал паузу и добавил:
«Ты где? Разве не собираешься приехать? Мы в гавани Фертилесойлвелли. Здесь есть кое-что, что ты должен увидеть. На берегу нашли флаг с эмблемой Метатрона. Похоже, это его работа».
На лице Гермеса появилось довольное выражение. «Может, это прозвучит немного странно, но мне кажется, я начинаю симпатизировать этому Метатрону».
«Чувак, не говори так ни при ком», – слегка возмущенно произнес Брайан.
«Не буду. Я уже иду туда. Увидимся позже», – сказал Гермес и повесил трубку. Он ужасно устал от всех этих последних событий и своего постоянного разочарования. Казалось, что удача всегда на стороне плохих парней. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас. Он скучал по своей семье, которой не было рядом с ним. Отчасти он был обижен на них и на судьбу за то, что они оставили его одного и рано его покинули.
Он принял решение после того, как два дня назад увидел, как Жак отправился в прошлое и вернулся живым и почти здоровым. Чтобы выяснить, что случилось с его братом, Гермес собирался воспользоваться машиной времени и отправиться в прошлое. По крайней мере, у него был шанс предупредить и спасти брата. Упустить такой шанс он не хотел. Завтра он планировал первым делом отправиться в лабораторию Дэниела и если понадобится, умолять у его ног отправить его в прошлое.
Коммандер Адамс сел в свою машину и незаметно для всех уехал из гавани. Он припарковал машину у входа в лес и стал пробираться пешком по тропинке. Наконец он увидел хижину среди деревьев, которую он освещал фонариком в темном лесу. Дерево заскрипело, когда он поднялся по двум ступенькам. Он толкнул дверь и обнаружил, что она открыта, как он и ожидал.
«Мне бы хотелось отпраздновать с тобой успешную операцию, Габриэль», – сказал коммандер Адамс.
«Я тоже, сэр». – ответил Курт, шагнув вперед с несколько сгорбленными плечами, избегая взгляда Адамса.
«Я не понимаю, – напряженно произнес тот, – почему Ривера изменил планы в последнюю минуту? Он что-то заподозрил?»
Курт потёр ладони о штаны, словно пытался избавиться от невидимого груза. «Не знаю. Тристан всё время внушал мне, что они отправят деньги на подводной лодке. Мы вместе заполняли торпеду, а потом он… он опустошил её и заполнил всяким барахлом», – сказал он, опустив голову и сжав кулаки. «Я же говорил, что он никому не доверяет».
Курт старался выглядеть спокойным, но чувство вины грызло его. Ведь он догадывался, что Тристан напоил его, и подозревал, что тот что-то замышляет. Поэтому он посмотрел на скрытую камеру, которую установил в гараже. Он видел, как Тристан выгружал товар, но тем не менее дал Адамсу ложную информацию. Потому что, в конце концов, он решил не предавать Тристана.
«А как взорвалась торпеда?»
«Кастильо хотел, чтобы мы взорвали ее, чтобы он мог заставить Ривера возместить свои убытки».
«Весьма прозорливый, – сказал Адамс, расхаживая по комнате, – корабль, полный фальшивых денег, был взорван Метатроном. Как, по-твоему, они узнали об этом, даже когда ты не знал?»
«Понятия не имею. Единственная зацепка, которая у нас была, – это Буффало, но они убили его прежде, чем я смог доставить его вам. Я поговорю с Тристаном, как только смогу, и получу какую-нибудь информацию».
Адамс пристально посмотрел на Курта. Он как будто что-то обдумывал, а потом сказал: «Твой брат чуть все не испортил».
Курт изумленно приоткрыл рот, и в его глазах промелькнул страх. «Каким образом?»
«Он был там. Он был на крыше соседнего здания и наблюдал за гаванью в бинокль. К счастью, он не узнал тебя издалека, с твоей новой внешностью. Нехорошо, что вы вернулись сюда из Италии. Ты живешь в том же городе. Всегда есть риск столкнуться друг с другом».
Курт, сжав губы, выглядел смущённым. «Все было почти кончено, когда он последовал за Тристаном в гараж. Мне пришлось вырубить родного брата и оставить его в руках этой психопатки Кейры». Его голос звучал подавленно, будто он несёт бремя вины.
«Его невозможно остановить, он такой упрямый».
Курт наклонил голову, в его глазах отразилось смятение. «Командир Адамс, мы близки к достижению нашей цели. Он не должен ничего узнать, иначе он попытается вмешаться», – произнес он, стараясь говорить уверенно, но его голос дрожал. «Он пойдёт на любое безумие, чтобы защитить меня. Я прошу вас, держите Гермеса подальше от Риверы», – добавил он, крепко сжав руки в кулаки, чтобы скрыть слабость.
«Габриэль, послушай, прошло уже три года. Мы можем закончить все, если хочешь. Мы можем обставить все так, будто пауки Метатрона убили Курта Альваро. Мы переведем тебя за границу. Ты начнешь новую жизнь. Ты уже выполнил свой долг».
Курт, глотнув воздух, снова опустил взгляд и ненадолго задумался. Ему давали второй шанс. Он умрет как Курт и обретет новую жизнь. Он будет жить свободно. Каждый миг его жизни не будет подвергаться опасности. Он подумал о том, как расстроится его бабушка, если потеряет внука во второй раз. Государство отправило бы ее в дом престарелых, потому что она не могла бы оставаться одна. Затем он подумал о Тристане.
Адамс, видя, что он погрузился в раздумья, позвал: «Габриэль!».
Курт поднял голову: «Я продержался 3 года и могу потерпеть еще немного. Я же полицейский, так просто не сдамся! Теперь, когда Кастильо и Ривера близки, я не думаю, что это конец. Они еще поработают вместе».
Адамс, скрестив руки, наклонился чуть вперёд, явно заинтересованный. «Кстати, о сближении. Как обстоят дела с Тристаном Остином? Ты знаешь, что очень важно завоевать его доверие. Это приблизит нас к Ривере».
Курту стало не по себе. Он привязался к Тристану, сам того не осознавая. Сначала его целью было сблизиться с ним, чтобы получить информацию, но потом все стало меняться. А самое главное – он познакомился с Тристаном из будущего много лет назад. Он рассказал ему, что Дороти приедет в Сан – Вриго в 2018 году, и попросил помочь ей уничтожить машину времени. По его словам, в будущем они с Тристаном были настоящими верными друзьями.
«Я не думаю, что он может мне доверять. Он очень осторожен. Я ему не особо нравлюсь», – солгал Курт, стараясь не выдать своих истинных чувств. Его голос звучал ровно, но он почти не дышал, зная, что на самом деле был рад провалу сегодняшней операции.
«Ты сказал, что он спас тебя от Буффалы, а он не стал бы так напрягаться, чтобы спасти кого-то, кто ему безразличен. Значит, ты все-таки завоевал его сердце. У каждого человека есть слабость, Габриэль! Тристан – солдат, который любит Риверу и предан ему. Готов отдать за него жизнь. Если ты займешь место Риверы, настанет день, когда он выберет тебя, а не его».
Курт нервно рассмеялся, но его смех прозвучал натянуто. «Это смешно. Вы же знаете, что это невозможно. Он поклоняется Риверу как богу. Одно его слово – и он убьет меня без раздумий».
Адамс пристально смотрел на Курта, затем, прищурившись, сказал: «По-моему, ты выглядишь иначе. Что с тобой случилось? Надеюсь, ты сам не стал добычей на этой охоте!»
Курт уселся на край стола, скрестив ноги, и опустил голову, как будто пытаясь выпустить внутреннее напряжение. «При чем здесь это?» – резко переспросил он, его голос звучал напряжённо.
«Ты говоришь так, будто заботишься о Тристане. Надеюсь, ты не забыл, что он безжалостный убийца».
«Я знаю, кто он».
«Габриэль! Знаешь, почему я до сих пор называю тебя по имени?» – спросил Адамс, и Курт помотал головой.
«Потому что я не хочу, чтобы ты забыл, кто ты и какова твоя цель. Ты слишком долго был среди них».
Курт провел рукой по лбу, пытаясь собраться с мыслями. «Командир Адамс, я ни на день не забывал, кто я. Я точно знал, на что подписывался, когда брал это задание, и знаю это сейчас. Тристан для меня – наемный убийца. Моя единственная цель – подобраться к нему поближе, завоевать его доверие, поймать Риверу и Кастильо с поличным».
Курт надеялся, что если он еще немного потянет время, то сможет избежать дилеммы, когда команда из будущего изменит время в Судный день. Тогда ему не придется предавать ни себя как полицейского, ни Тристана. У него был шанс избежать необходимости выбирать сторону. Он продолжал бы жить по другому сценарию.
Адамс подошел, дружески похлопал его по плечу: «Не вступай с нами ни в какие контакты без очень важной причины для твоей же безопасности. Кастильо будет выяснять, кто сообщил полиции. Это чудо, что в прошлый раз он не понял, что это ты сообщил нам о торпеде. Так что будь осторожен».
Глава15. Курт и Тристан
Курт приехал в «Вавилон» посреди ночи – часы показывали три – и, не раздумывая, постучал в дверь квартиры Тристана. Тот открыл почти сразу, с каменным лицом и усталым взглядом. Но не успел и слова сказать, как Курт с яростью шагнул внутрь:
«Разве мы не партнёры?» – процедил он, не дожидаясь приглашения. – «Почему ты действовал за моей спиной?!»
Тристан молча закрыл дверь, подошёл ближе и остановился напротив него в центре зала. Голос его был хриплым, но твёрдым:
«Когда и каким образом мы отправляем товар – это наше дело. С чего ты взял, что имеешь право врываться ко мне ночью и требовать объяснений?»
«Дело не в том, как ты его отправляешь, Трис, и не в том, что ты держал это в тайне. Дело в том, что ты мне солгал! Мы вместе загружали деньги в ту торпеду. А потом ты решил сыграть в одинокого волка и выставил меня дураком. Хватит!»
Тристан сверкнул глазами:
«А как насчёт того, как ты выставил меня дураком?!»
«Что?» – опешил Курт.
«Ты прекрасно знаешь, о чём я. Я сменил координаты торпеды. Метатрон не мог её найти… и тем более не мог установить на ней бомбу!»
«Трис, очнись! – резко перебил его Курт. – Твой план провалился. Может, полиция и не нашла ничего на подлодке, но Метатрон всё равно добрался до груза. Он взорвал ваш чёртов корабль!»
«Да, он был взорван самодельным взрывным устройством, но Джеральд сказал мне, что бомба, прикрепленная к торпеде, была C4. Кстати, такая же, как та, которой ты взорвал лабораторию».
«Могу я узнать, в чем ты меня обвиняешь?» – Курт слегка понизил голос.
«По сравнению с высококачественными препаратами, которые Кейра выпустила на рынок, вам было бы нелегко продавать наркотики из торпеды. Взрыв сработал в вашу пользу. Ривера сдержит свое слово и покроет ваши убытки, так что вы получите деньги из воздуха».
Курт молчал. Тристану этого было достаточно.
«Ты все время пытался заставить меня сказать тебе, где находится торпеда. Когда тебе это не удалось, тебе пришлось оставить все на последний момент. Водолаз сам поместил бомбу в торпеду. Джеральда, должно быть, нетрудно было обмануть».
«Трис, – произнес Курт более мягким голосом, – ты расскажешь об этом Ривере?»
«Конечно, скажу, – твердо ответил тот, – мы не собираемся, как идиоты, давать вам деньги, которых вы не заслуживаете».
Курт глубоко вздохнул, устало кивнул головой: «Ладно».
Тристан был немало удивлен. Он ожидал, что Курт будет уговаривать его не делать этого, но его безмятежное согласие было не то, чего он ожидал.
«И ты не имеешь права винить меня за это! – добавил Тристан, внезапно почувствовав себя виноватым, словно оправдываясь, – Вы стали жертвой собственной алчности».
«Я не виню тебя, Трис, – устало произнес Курт, – я всего лишь выполнил приказ Кастильо. Я с самого начала говорил ему, что это плохая идея, но в итоге наказан буду снова я, потому что это мой провал. Потому что я не хочу лгать тебе. Иначе ты никогда не смог бы доказать, что это мы взорвали торпеду. Ты понял это, потому что ты умный и слишком хорошо меня знаешь».
Тристан молчал, не зная, что сказать. Когда Курт не выдержал молчания и хотел уже развернуться и уйти, Тристан наконец произнес: «Если был такой план, почему ты настоял на том, чтобы мы вместе вытащили торпеду, когда были на катамаране?»
Курт повернулся к Тристану и с усталой улыбкой произнес: «Ты любишь задавать вопросы, на которые уже знаешь ответ, Трис. Если бы ты пришел, мы бы не взорвали торпеду. Я этого и хотел. Я не хотел действовать за твоей спиной. Ненавижу, когда меня ставят в безвыходное положение».
«Ты мог бы сказать мне. Но не сказал. Вот почему ты извинялся передо мной, когда был пьян».
Курт помолчал, потом наконец сказал: «Я пойду. Вы потеряли корабль с товаром. Ты будешь занят в эти дни. Отдыхай».
«А ты что собираешься делать?»
«Я?» – переспросил Курт, глядя в пустоту, а затем добавил с пустым взглядом: «Прежде всего, я сам все расскажу Кастильо. Потом встану на колени перед ним и буду молить о пощаде… хоть бы приговор смягчил. А дальше… не знаю».
«Не нужно. Я не буду ничего говорить Ривере», – заявил Тристан.
На лице Курта отразилось недоверие. «Что у тебя на уме?» – спросил он, шагнув к нему.
«Метатрон – наша самая большая заноза в заднице сейчас. Ты мне нужен, чтобы найти его, Курт. Я не могу допустить, чтобы Ривера сейчас враждовал с Кастильо. Но не думай, что я тебя простил, я все еще зол на тебя».
«Ясно», – сказал Курт, наконец-то расслабившись.
Глава16
Когда Ирен открыла глаза, она снова лежала в постели. Она тут же поднялась и огляделась. Риверы не было. Она была одна. На мгновение она подумала, что это было всего лишь сон. Но когда она посмотрела на свое запястье и увидела след, то поняла, что это реальность. На прикроватной тумбочке лежали тосты и апельсиновый сок. Ирен поняла, что ужасно голодна, и, не задумываясь, с большим аппетитом съела тост и запила его апельсиновым соком. Покончив с этим она почувствовала себя лучше.
В тускло освещённом офисе пахло кожей и дорогим алкоголем. За окном догорал вечер. Ривера сидел в кресле у окна, с бокалом виски в руке, тяжело дыша – всё ещё пытаясь унять злость, которая кипела внутри.
Тристан сидел в мягком кожаном кресле. Он наклонился вперёд, сцепив пальцы, и с задумчивым видом произнёс:
«Я проанализировал все сообщения и звонки Барбары. Ничего подозрительного. Но и мотивов у неё нет. Зачем ей вообще это делать?» – спросил Тристан, нахмурившись.
Ривера не сразу ответил. Он сделал глоток, поморщился, провёл рукой по лицу и только тогда заговорил:
«Я думаю так же, – произнёс он глухо. – Ты изучил Барбару вдоль и поперёк с тех пор, как я начал с ней встречаться. И я сам, скажу честно, время от времени проверяю её телефон. Знаю, где бывает, с кем говорит. Ради её безопасности мы даже поставили за ней слежку. Тихую, незаметную».
Он опустил взгляд в бокал, и на секунду в его голосе прозвучала неуверенность:
«Если она и правда предала… значит, всё это время она была лучшей актрисой, чем я думал».
«Я думаю, Ирен солгала, чтобы спасти себя, – тихо сказал Тристан опустив взгляд. – Но если это она донесла на нас… тогда зачем ей мешать тебе туда ехать?»
Он на мгновение замолчал, будто сам пытался найти логику в собственных словах, потом продолжил:
«Если бы полиция тебя поймала, они с братом избавились бы от долгов. Им это было бы только на руку».
«Да, именно это я и хотел узнать. Мисс Кальдерон кого-то защищает. Хочу знать, кто это», – сказал он, передавая телефон Тристану. – «Это её телефон. Пусть проверят, с кем она говорила, кому звонила».
Тристан взял телефон и вышел. В этот момент, в конце коридора, он заметил, как дверь открылась, и из неё вышла Ирен.
«Что ты задумала? Думаю, тебе лучше поскорее сказать правду, иначе тебе будет хана», – строго сказал он.
«Я ничего не замышляю! Я не имею к этому никакого отношения!» – отрезала она.
«Гарсия устроил облаву в порту, – скептически произнёс Тристан, – значит, ты не знала об этом, но всё равно не хотела, чтобы Ривера туда ехал».
«Если бы я знала, что полиция собирается вас поймать, зачем бы я этому мешала? Это было бы полезно и для меня, придурок».
«Именно так я и думал, и поэтому я уверен, что ты на самом деле не знала, что происходит, и просто пыталась остановить Гаспара, потому что считала, что он в опасности. Ведь ты и мне звонила вечером и пыталась выяснить, где я. И я хочу знать, что именно привело тебя в такое беспокойство».
«Назовём это чутьём», – солгала Ирен, а затем добавила более резко: – «Ты должен допросить Барбару. Я уверена, что она как-то связана с этим делом. Эта девица обворожила Риверу, так что ты хотя бы должен докопаться до правды. Она не такая наивная, как вы думаете. Она лицемерка!»
«Мы следили за каждым ее шагом. Думаешь, мы оставим без присмотра кого-то, кто так близка к Ривере? Ты что, единственная умная в мире?»
«И она это знает, поэтому осторожничает»
«А если предположить, что так и было, зачем ей понадобилось заманивать нас в ловушку, сотрудничая с полицией?»
«Не знаю. Но я уверена, что она подслушивала у двери Риверы. Может, в её планы входило потопить ваш корабль? В конце концов, она может хотеть, чтобы ее отец был богаче и авторитетнее. Ваш провал им на руку. Значит, она должна была что-то услышать и как-то предупредить отца, может быть, оставила кому-то тайную записку».
«Не будь смешным! Какая записка? Кому она ее оставит?! Кроме того, никто не знал, что товар отправится на этом корабле. Только ты обладаешь экстраординарной способностью узнать все»
«Да я не ясновидящий и не экстрасенс мать твою. Я не могу знать всего»
«Кроме того, в гавани, откуда отплыл корабль, был найден флаг этого ублюдка Метатрона. Ты единственная среди всех, кто привык все сваливать на него».
Ирен смотрела на него с открытым ртом, как будто он ударил ее по лицу. Затем с гримасой сказала: «А ведь верно, ни один добрый поступок не остается безнаказанным, Тристан! Я спасла тебя, а теперь ещё и виновата?»
«Неважно! Просто чтобы ты знала, Ривера этого так не оставит».
«Проведи тщательное расследование в отношении Барбары», – посоветовала Ирен и, поняв, что уже поздно, сказала: «Кстати, можно мне пойти домой? Сейчас 3:15 утра»
«Ривера в офисе, как разъяренный бык. Получи его разрешение и уходи. Я верну тебе телефон завтра. Давай, мне пора,» – сказал Тристан и ушел.
Ирен нерешительно вошла в кабинет Риверы. В комнате царил беспорядок. Все, что лежало на столе, валялось на полу. Ривера сидел в диване, покачивая в руке недопитую бутылку виски, и смотрел на огонь, пылающий в камине. Он расстегнул первые три пуговицы и запонки своей черной рубашки и вытащил ее из брюк, несколько прядей его волос, всегда аккуратно зачесанных назад, упали вперед и выглядели растрепанными. Но, несмотря на это, он не утратил своего обаяния. Его галстук и жилет также лежали на полу. Ирен, стараясь не споткнуться о разбросанные на полу вещи, с осторожностью и легким волнением, будто газель, приближающаяся ко льву, подошла к Ривере и тихо спросила:
«Мистер Ривера, можно мне идти?»
Ривера продолжал смотреть на пламя, словно искал в нём ответы. Казалось, он даже не заметил её приближения. Только пальцы слегка сжались на горлышке бутылки, когда Ирен сделала ещё шаг вперёд.
«Мистер Ривера, вам вредно столько пить», – тихо сказала она, почти не дыша.
«Если вы так за меня переживаете, помогите мне допить», – бросил он, не поворачивая головы. Рука с бутылкой безмолвно потянулась к ней.
В его голосе не было ни насмешки, ни нежности. Только усталость. Та самая, бездонная, когда даже виски не греет.
Ирен колебалась. Потом посмотрела на бутылку, будто на оружие, и медленно покачала головой.
«Боюсь, это слишком крепко для меня», – сказала она, но тут он, наконец, посмотрел на неё.
Серые глаза, в которых всегда плескалась ледяная расчетливость, теперь были затуманены. Но даже пьяными они не теряли своей тяжести. Он смотрел прямо, почти с вызовом, и вдруг спросил:
«Я никак не могу понять… вы кто? Львица? Или ласковая домашняя кошка?»
Ирен поняла: это проверка. Игра. Или вовсе не игра. Пьяный мужчина, который привык держать всех в страхе, сейчас решал, кто она противник или удобная игрушка.
Она не опустила глаза. Просто молча взяла бутылку, подошла ближе и опустилась рядом на диван. Спина прямая, подбородок чуть приподнят.
«Я не львица и не кошка, – сказала она. – Я человек. Просто человек, который устал бороться. И сейчас мне действительно нужно выпить».
Она поднесла бутылку к губам, и горло тут же охватило жжение, будто внутри вспыхнул факел. Она сделала ещё глоток, стараясь не поморщиться. Грудь горела, желудок сжался, но она выдержала. Только когда отставила бутылку на стол, заметила, что рука дрожит.
Ривера потянулся за бутылкой, но Ирен быстро остановила его – её ладонь легла на его запястье.
Он посмотрел на неё. Взгляд у него был мутный, пьяный, но в то же время – настороженный.
«Мой груз… мой миллиардный корабль исчез за секунду, мисс Кальдерон. Думаю, у меня есть полное право пить сегодня», – пробормотал он с заплетающимся языком.
«А вы тоже хотите исчезнуть вместе с ним? – ответила она резко. – Чиркни я спичкой рядом с вами – вы загоритесь. Пожалуйста, больше не пейте…»
Он несколько секунд вглядывался в неё, будто пытался распознать подвох. Улыбается ли она? Насмехается? Или действительно беспокоится?
Потом медленно убрал руку. Она тоже отдёрнула свою, только тогда осознав, как долго держала его.
Повисла тишина. Камин потрескивал, отблески огня играли на лице Риверы, подчеркивая усталость и что-то детское – уязвимое – в чертах.
«Можно я пойду? – Ирен говорила вежливо, почти шёпотом. – Уже поздно…»
Он не ответил сразу. Продолжал смотреть в пламя.
«Вы так хотите уйти? – наконец произнёс он, тихо, почти неразличимо. – Неужели рядом со мной настолько невыносимо? Вы и правда так меня ненавидите?..»
Ирен не знала, что сказать. Она медленно повернулась к нему, но слова застряли в горле. Их взгляды встретились.
«Молчание – это, наверное, „да“… – прошептал он с горькой усмешкой. – Но несмотря на это, вы не дали мне поехать в порт. Иногда я просто не понимаю вас…»
Она выдохнула, как человек, которому больше некуда отступать.
«Я и сама себя с трудом понимаю… – сказала она. – Наверное, где-то внутри меня до сих пор живёт тот инстинкт… оберегать того мальчика. Я всё ещё чувствую вину перед ним»
Ривера чуть наклонился вперёд. В его глазах плескалась боль – и что-то опасное, пьяное.
«Вы говорите об этом мальчике… как будто это кто-то другой. А ведь это был я. Вы говорите, что скучаете по нему… но всё время бежите от меня»
«Вы только что едва не сбросили меня с крыши, – произнесла она медленно, с горечью. – Что вы хотите, чтобы я сделала?»
«Вы сами вынудили меня! Если бы не лгали мне, не нарушали слово и слушались…»
«Если бы я была Тристаном? Да? Вот чего вы хотите?» – в её голосе появился металл. Она подняла голову, сжала кулаки.
Он не ответил. Только устало посмотрел на неё. Как смотрят те, кто так долго держал всё в себе, что уже не в силах объяснить.
«Вы сами вынуждаете меня быть жёстким, – глухо сказал он. – Я стараюсь быть с вами вежливым. Но вы злоупотребляете этим»
Ирен опустила глаза. Она чувствовала, как тепло от алкоголя поднимается к голове. В груди – глухое давление, в ушах – звон, как от подводного удара.
Она молча взяла бутылку, поднесла ко рту. Отпила. На этот раз обжигающее жжение показалось ей почти приятным.
«Я выполнила свою задачу, мистер Ривера, – тихо сказала она. – Может, пора оставить меня и моего брата в покое?»
Он посмотрел на неё, как человек, которого только что толкнули в спину на краю обрыва.
Губы дрогнули, голос стал почти мальчишески растерянным:
«А что я вам такого сделал?..»
Эта фраза прозвучала неожиданно искренне. Слишком человечески. Ирен замерла. Где-то глубоко внутри что-то ёкнуло.
«Я просто хочу остаться в стороне от всего этого, – проговорила она. – Всё, что происходит за последний месяц… я раньше такое видела только в кино. Поймите меня… пожалуйста»
Ривера отвёл взгляд и надолго замолчал. Его глаза смотрели в пустоту, в какую-то точку за её плечом, будто именно там было всё то, что он не мог забыть. Потом едва заметно кивнул – медленно, как человек, принявший чью-то правду, но не примирившийся с ней.
Он откинулся на спинку дивана, закрыл глаза и больше не проронил ни слова.
Ирен наблюдала за ним с тревогой.
«Вы в порядке? – спросила она тихо, неуверенно. – Может, вам лучше лечь и отдохнуть немного?»
Он не открыл глаз. Только губы еле шевельнулись.
«В такие дни, когда я засыпаю… мне снится, что Уильямсон снова пытается меня убить», – пробормотал он. Голос у него был хриплым, с хрипотцой усталости, в нём не было ни жалобы, ни просьбы – только простая, обнажённая правда.
Ирен опустила взгляд. На языке вертелось много слов – умных, утешающих, бесполезных. Но она знала: он и так всё знает. Лучше – промолчать.
«Вы пережили ужасную травму… – наконец сказала она. Голос её дрожал. – Для ребёнка это был настоящий кошмар. Вы ведь очень испугались… Вы помните, как всё было?»
Он открыл глаза. Взгляд стал тяжёлым, словно на него опустили свинцовую плиту.
«Практически всё. К сожалению, – произнёс он. – И чем больше времени проходит, тем больше всё это кажется сном. Кошмаром. Иногда мне кажется, что ничего и не было. Если бы не побочные эффекты от сыворотки… я бы сам поверил, что всё это придумал»
Повисла пауза. Только потрескивал огонь в камине.
«Мне жаль… – прошептала Ирен. – Всё, что я сегодня говорила, было правдой. Жаль, что тогда я не попрощалась с вами. Не обняла… в последний раз»
Он всё ещё молчал, глядя в одну точку, как будто за гранью комнаты был другой, исчезнувший мир.
«Я так устала от всего… – вдруг сказала она. Рука дрогнула, и она снова сделала глоток виски. Щёки у неё горели, губы чуть подрагивали. – Может, для меня было бы лучше, если бы вы сбросили меня с той крыши… Всё было бы кончено…»
Он осторожно взял у неё бутылку. Движение было спокойным, но твёрдым.
«Думаю, вам хватит»
Ирен ничего не ответила.
И в следующую секунду, сама не понимая как, медленно положила голову ему на плечо.
Он замер – мышцы напряглись, но он не отстранился. Остался так, позволяя ей быть ближе.
«Теперь я понимаю, почему вы так много пьёте… – пробормотала она, утыкаясь лбом ему в плечо. – Виски действительно расслабляет… даже заставляет забыть…»
Они сидели молча. Только дыхание и треск пламени.
Она, кажется, вот-вот могла уснуть у него на плече.
Ривера вдруг заговорил:
«Уже поздно. Вы напились. Переночуйте здесь»
Он встал и протянул ей руку.
«Я провожу вас в гостевую»
Ирен поднялась, но тут же пошатнулась. Рефлексом схватилась за его плечо. Он быстро подхватил её за талию. Они оказались лицом к лицу – ближе, чем ожидали.
«Извините… голова закружилась…» – прошептала она, прижавшись к нему.
«Всё в порядке…» – отозвался он, и на мгновение голос его стал почти ласковым.
Они вышли из кабинета. Коридор был тускло освещён, свет падал пятнами на ковёр. Он поддерживал её под локоть, не говоря ни слова. Она слегка покачивалась – не в дым, но достаточно, чтобы терять равновесие на поворотах. Щёки у неё порозовели, в глазах блестел алкоголь.
«Извините… я не привыкла к виски», – пробормотала она, прижимаясь к дверному косяку.
«Это заметно», – тихо ответил он. Открыл дверь и вошёл первым, щёлкнул выключателем.
«Проходите. Ложитесь.»
Комната была небольшой, но уютной – широкая кровать, светлый плед, кресло у окна. Ничего лишнего.
Она пошатывалась, обувь с неё снялась где-то в коридоре. Он помог ей лечь, осторожно приподняв за плечи. Она почти не открывала глаз – виски и усталость сделали своё.
Он накрыл её пледом, поправил прядь волос, упавшую на лицо. Она уже спала. Или, по крайней мере, так казалось.
Он собирался уйти.
Уже поднялся, уже отвернулся – но замер.
Словно что-то держало его.
Он обернулся и снова посмотрел на неё. Её лицо было расслабленным, дыхание ровным. Плед соскользнул с плеча, обнажив тонкую линию шеи.
Он подошёл ближе.
Присел на край кровати. Осторожно, как будто боялся разбудить.
Минуту ничего не делал. Просто смотрел. Молчал, слушал её дыхание, своё – уже сбившееся, неровное.
Протянул руку. Его пальцы медленно коснулись её волос. Сначала – слегка, почти невесомо. Потом провёл ладонью по виску, за ухом.
Он наклонился, вдыхая её запах. Кожа, шампунь, виски… и что-то ещё. Тёплое. Родное. Опасно родное.
Пальцы провели по её щеке. Задержались у подбородка.
Потом его взгляд скользнул ниже – к её губам.
Он смотрел на них, как на что-то запретное. Что-то, что нельзя, но очень хочется. Губы были чуть приоткрыты. Он вспомнил, как они двигались в гневе, в тревоге, в молчании. И сейчас – такие беззащитные.
Он опустил глаза.
Пальцы сжались в кулак.
Он наклонился. Не потому что хотел. А потому что не мог иначе. Это был, возможно, единственный момент, когда ему позволено быть рядом – по-настоящему. Без слов и стен между ними.
Он знал: нельзя.
Но если не сейчас – то никогда.
Он склонился ещё ближе. Его лицо было у самого её лба. Он остановился. Почувствовал её дыхание.
Его губы коснулись её губ. Осторожно. Легко.
И сразу же – он отстранился. Уже жалел. Уже собирался уйти.
Но вдруг – из тишины, будто из сна – её голос:
«И это всё?..»
Он застыл.
Глаза её были закрыты, но голос… голос был слишком живой. Не сон. Не бред.
Он ещё сидел рядом. Его лицо – в сантиметрах от её. Он видел каждую веснушку, каждую тень под ресницами, каждую линию усталости.
И тут её рука медленно поднялась. Сначала коснулась его плеча, потом скользнула к шее… и мягко, без лишнего усилия, потянула ближе.
Он не сопротивлялся. Только смотрел на неё, затаив дыхание.
И тогда – она открыла глаза.
Медленно. Глаза были чуть затуманены, зрачки расширены, взгляд – расфокусирован, но точно направлен в него. Прямо в него.
Она подняла голову. И, преодолев последние сантиметры, сама поцеловала его.
Нежно. Неуверенно. Но искренне.
И тогда всё, что он пытался сдерживать, рухнуло.
Его руки обвили её. Он ответил на поцелуй – сначала осторожно, потом всё увереннее. Между ними больше не было слов, только дыхание, прикосновения, напряжение, которое наконец нашло выход.
Она не отстранялась. Напротив – словно растворялась в нём.
Он осторожно опустил её на подушки.
Но прежде чем всё зашло дальше, он остановился.
Дыхание сбилось, лоб покрылся испариной. Он приподнялся на локте, навис над ней.
И прошептал:
«Вы уверены?.. Я не хочу… воспользоваться. Вы пьяны… я…»
Она молчала. Смотрела снизу вверх, затаив дыхание.
Потом – кивнула.
«Я трезво знаю, чего хочу. Только… – её губы дрожали, но не от страха. – Утром… мы оба сделаем вид, что ничего не было. Ни последствий. Ни обещаний. Ни вины. Хорошо?»
Он не ответил сразу.
Смотрел на неё, будто взвешивал что-то внутри. Потом тихо выдохнул и кивнул.
«Хорошо… Ирен.»
Она вздрогнула.
Он никогда не называл её по имени.
И тогда, как будто что-то сломалось между ними – стена, статус, долг, страх – всё это исчезло.
«Гаспар…» – прошептала она в ответ.
Он закрыл глаза. И словно это имя развязало ему руки, губы, дыхание.
Он наклонился, поцеловал её в щеку, в шею, в плечо. Она выгнулась ему навстречу, пальцы скользнули по его спине.
Они знали – утром, когда алкоголь выветрится и вернётся разум, они будут жалеть. Они будут молчать, избегать взгляда друг друга, делать вид, что ничего не было.
Но сейчас это не имело значения.
Сейчас был только он и она. И ночь, в которой они впервые позволили себе забыть, кем являются.
Утро пришло слишком быстро.
Мягкий свет пробивался сквозь плотные шторы, окрашивая комнату в блеклое золото. В камине давно погас огонь. Одеяло было ещё тёплым, но она – исчезла.
Ривера проснулся один.
Он медленно приподнялся, потянулся рукой к пустому месту рядом. Простыня была смята, подушка – тёплая. Значит, ушла совсем недавно.
Он сел на край кровати, провёл рукой по лицу, по волосам.
«Чёрт…»
Он не помнил, как заснул.
Всё, чего он избегал годами – случилось за одну ночь.
Он посмотрел на свои ладони, будто на чужие. Будто они его предали.
«Идиот…» – прошептал он.
Он был зол. На себя. На неё. На то, что позволил чувствам взять верх. Он всегда был сильнее слабостей – особенно таких. Никогда не позволял себе женщин, которые могли стать уязвимостью.
Но теперь всё иначе.
Он думал, что одна ночь – и всё пройдёт. Что она – всего лишь нужда, случайность, слабость.
Но теперь… теперь он чувствовал её ещё ближе. Он помнил, как она шептала его имя. Как дрожали её пальцы на его коже.
А теперь ушла. Тихо. Без слов. Как будто и не было ничего.
Глава17. Ирен и Матео
Ранним утром, когда город ещё спал, Ирен тихо вышла из пентхауса «Вавилона», стараясь не разбудить Риверу. Он лежал на боку, лицом к окну, и ровно дышал. Казался спокойным. Она на мгновение задержалась в дверях, глядя на его спину, и впервые за долгое время почувствовала щемящее тепло.
Она собрала свои вещи без шума и вышла, оставляя за собой только лёгкий аромат духов и тень ночи, которую они не должны были разделить.
На подземной стоянке стоял её старый автомобиль. Металл был холодным от ночной сырости, руки дрожали, когда она вставляла ключ в зажигание. Пальцы были ледяными, как и мысли.
Пока ехала по пустым улицам, город только начинал просыпаться – редкие фары, первые автобусы, кофейни, в которых включали свет. Внутри у неё бушевал хаос.
Она ощущала себя виноватой. Предательницей. Слишком слабой. Она клялась себе, что это была ошибка. Одна ночь. Один срыв. Вчерашний день был тяжёлым – слишком тяжёлым для двоих сломанных людей. Это не любовь, нет. Просто утешение. Просто попытка забыться на пару часов.
И всё же… всё же в той ночи было что-то, что пугало её до дрожи.
Он смотрел на неё иначе. Он называл её по имени. Он не был тем монстром, за которого она его считала. И, возможно, именно это и было страшнее всего.
Она въехала в родной квартал чуть после шести. Дом стоял тихо – двухэтажный, с потемневшим от утренней влаги садом. Всё было как обычно. И в то же время – ничто уже не было прежним.
Ирен открыла дверь, разулась в прихожей и на цыпочках поднялась на второй этаж. Стараясь не скрипнуть половицами, она вошла в свою комнату… и замерла.
На её кровати, с поджатыми ногами и головой, опущенной на грудь, спал Матео. Он, похоже, ждал её, но не выдержал и уснул. Его руки были скрещены, а лицо – уставшее, но спокойное.
Ирен прикрыла за собой дверь.
Он проснулся от звука двери, резко сел, потом, словно боялся, что это сон, подскочил и бросился к сестре.
«Боже мой! Ты в порядке?! Я думал, с тобой что-то случилось! Я звонил тебе – чёрт знает сколько раз! Почему ты не отвечала?!»
Он прижал её к себе так крепко, что она едва не потеряла равновесие. А потом отпрянул, принюхался, нахмурился:
«Ты… пила?»
Ирен устало выдохнула. Глаза её были сухими, но внутри всё клокотало.
«Что ты сделал, Тео?.. – прошептала она. – Корабль Риверы… стоимостью в миллиард долларов взорвался. Он в ярости. Как бык, которого ткнули ножом».
«Он сполна получил то, что заслужил, – сказал Матео, с лёгкой усмешкой качнув головой. – Жаль только, что сам не явился проводить судно. Полиция бы его тут же взяла, и мы, наконец, избавились бы от него раз и навсегда».
«Ты понимаешь, что говоришь? – в голосе Ирен зазвенела тревога. – Если бы не Ривера, преступники устроили бы в стране ад. Каким бы он ни был – он держит эту систему за горло. Он контролирует весь хаос!»
«Метатрон уничтожит их всех! – с вызовом сказал тот, подойдя к окну и распахнув штору. Утренний свет осветил его лицо. Оно было молодым, но уже в нём жила какая-то фанатичная решимость. – Он принесёт мир. Без Риверы. Без страха».
«Ты в это веришь?.. Тео… Он убийца. Он играет людьми, как куклами. Его деньги – это сеть, в которую он затягивает людей. Всё, чего он хочет, – не мир, а власть. Так рождаются диктаторы. Он не принесёт свободу. Он заменит один кошмар другим».
«Ты ошибаешься! – голос брата зазвенел стеклом. – Он делает то, что полиция даже боится думать. Они ненавидят его потому, что он делает их работу. Потому что он показывает всем, насколько они слабы. Они знают, кто такой Ривера, и всё равно ничего не делают!»
«Тео, хватит! – голос Ирен задрожал. Она резко шагнула вперёд, и взяла его за плечи. – Ты говоришь как… как фанатик! Может, в чём-то ты и прав, не спорю. Но, прошу, оставайся нейтральным! Не позволяй Метатрону сделать из тебя игрушку!»
Матео усмехнулся, но без веселья. В его улыбке не было ни капли тепла – только упрямство и злость. Он отстранился.
«А я не хочу, чтобы ты была куклой Риверы! – тихо произнес он. – Он уже промыл тебе мозги! Послушай себя! Ты защищаешь его!»
«Я не защищаю Риверу! – сорвалось с её губ. Она схватилась за виски, будто хотела вытащить оттуда этот спор. – Я пытаюсь защитить тебя, идиот! Ты же играешь с огнём и даже не замечаешь!»
Она сделала шаг к нему, остановилась, уставившись прямо в глаза.
«Не могу поверить, что наш отец сам втянул тебя в это. Будто сам отдал тебя на растерзание».