Сомниум: Тюрьма снов

Пролог. Сад анемонов

▎Пролог: Сад Анемонов

Девушка парила над полем, усеянным тысячами белых анемонов, каждый лепесток которых светился мягким, желтоватым светом. Воздух был наполнен ароматом свежести и легкой, едва уловимой меланхолии. Здесь, в саду анемонов, она была богиней – стоило ей только захотеть, и небо меняло цвет с лазурного на нежно фиолетовый, а звезды на нём рассыпались как множество маленьких бриллиантов. Она могла вырастить деревья из ниоткуда, заставить реку течь вспять или создать музыку из шепота ветра.

Это был её Сомниум – её личный мир снов, который она научилась полностью контролировать с раннего детства. Сначала это было просто увлекательной игрой, способом сбежать от скучной реальности детского дома, но со временем игры становились всё изощреннее, а границы между мирами – всё тоньше. Она могла чувствовать прикосновение травы, вкус сочных фруктов, выращенных её воображением, слышать эхо собственного смеха.

Нола опустилась на мягкую, шелковистую траву, лепестки цветов нежно касались её кожи. Она провела рукой по поляне, заполняя открывающуюся ей тропинку сияющими бабочками, чьи крылья переливались всеми цветами радуги.

Она понимала, что находится во сне, и с каждым новым погружением в Сомниум, реальность за его пределами теряла свои краски, становилась неинтересной. Каждый раз грань между миром грёз и реальностью становилась всё тоньше. В Сомниуме было всё, чего ей не хватало: красота, покой, контроль.

Внимание девушки привлек ярко-алый анемон, она присела, осторожно коснувшись его бархатных лепестков, а затем, поддавшись необъяснимому порыву, сорвала цветок. Кончики пальцев кольнуло, будто от микроскопических шипов. Нола поднесла его к лицу, вдыхая тонкий, едва уловимый аромат, который был настолько настоящим, что на мгновение она забыла, где на самом деле находится.

Внезапно, анемон в её руке начал терять цвет, лепестки медленно сжались, а затем рассыпались черным пеплом, который тут же подхватил внезапный порыв ветра. Небо потемнело, цветы вокруг обрели более насыщенные, казалось, угрожающие оттенки красного и черного, ветер усилился, превращаясь в свистящий ураган.

Паника охватила её – Нола попыталась изменить сон, вернуть солнце, поле белых цветов, но её воля, обычно всесильная здесь, наткнулась на невидимую преграду. Впервые за долгое время в её идеальном мире появилась трещина.

Девушка обернулась, ощутив внезапно пробежавший по спине холодок. У подножия древнего дуба, чьи ветки тянулись до самого края неба, она увидела его. Мужчина. Его силуэт был размыт, но она чувствовала его присутствие, как холодный сквозняк в теплом доме. Он не был её творением, не принадлежал этому миру.

Нола попыталась растворить его в воздухе, но тот оставался неподвижен. Внезапно мужчина повернулся, и его глаза, пронзительно-синие, казалось, видели её насквозь, а на его запястье, там, где должен быть пульс, медленно проступал багровый след – глубокая, незаживающая рана.

Девушка резко вдохнула, и мир вокруг неё начал медленно рассыпаться. Буквально за секунду до пробуждения, краем глаза она заметила Тень, стремительно летящую к ней. Не было ни крика, ни боли, лишь всепоглощающее чувство ледяного прикосновения, словно тысяча острых игл вонзились ей в левое предплечье. Нола дернулась, её идеальный мир раскололся на миллионы осколков, и она провалилась в бездну.

Аромат цветов сменился запахом пыли и старых простыней. На подушке рядом с её головой лежал один-единственный, идеально белый лепесток анемона.

Глава 1. Реальность

▎Глава 1. Реальность

Нола резко села в кровати, её легкие горели, а сердце бешено колотилось. Комната, такая болезненно реальная, была погружена в полумрак предрассветных сумерек. Ни поля цветов, ни разноцветных бабочек – только смятое одеяло, книжная полка и лунный свет, пробивающийся сквозь щель в занавесках.

Она тяжело дышала, пытаясь успокоиться. Это был сон, всего лишь сон… Её взгляд упал на левое предплечье. Под тканью ночной пижамы чувствовалось странное жжение. Медленно, с нарастающим ужасом, Нола закатала рукав. На бледной коже тянулись три тонкие, но глубокие красные полосы, свежие, будто только что нанесенные. Она вспомнила, что перед тем, как она начала стремительно пробуждаться ото сна, буквально за секунду, что-то с огромной силой вонзилось ей в руку.

Это был уже в пятый раз за последний месяц. Сначала это были лишь синяки, потом царапины, но теперь это были настоящие раны. Дрожащими пальцами она потянулась к тумбочке, нашаривая баночку с заживляющим кремом и бинты. Это стало её утренним ритуалом. Проснуться в холодном поту, проверить, что на этот раз принес ей Сомниум, и тщательно обработать раны, прежде чем кто-либо увидит.

– Безумие, Нола, ты сходишь с ума, – прошептала она себе, выдавливая крем на пальцы. Она понимала, что не сходит с ума, знала, что это реально.

Взгляд девушки так же упал на подушку – на ней лежал маленький лепесток её любимых цветов. Он был абсолютно реален – тонкий, нежно-белый, с едва заметными прожилками. Он был точно таким же, как те, что рассыпались пеплом в её кошмаре.

– Просто случайность, – прошептала она, но сама себе не верила. – Ветер, открытое окно…

Нелепые попытки найти оправдание. Сердце бешено колотилось в груди.

– Этого не может быть, сны не оставляют физических следов… – она осторожно взяла цветок в пальцы, чувствуя его мягкую, бархатистую текстуру.

Последние несколько месяцев её жизнь превратилась в балансирование на грани. Дар осознанных сновидений, который был её спасением, постепенно обернулся кошмаром. Сначала это было весело – она строила свои идеальные миры, где могла успокоить душу после нахождения в тяжелой реальности, а потом началось это… Незначительные боли в теле после особенно ярких снов, затем – легкие ушибы, а теперь – это.

Раны, полученные в её мире грез, становились реальными.

Нола аккуратно нанесла крем на царапины. Завтра они начнут затягиваться, а через пару дней останутся лишь розовые рубцы, которые она будет прятать под длинными рукавами своего любимого серого свитера.

Лучи осеннего солнца уже пробирались в комнату, а небо окрасилось в розово-оранжевые тона. Обычный мир просыпался, и Нола должна была в нем существовать.

Она попыталась отвлечься стандартными приготовлениями к скучному дню – душ, завтрак и чашка бодрящего утреннего зеленого чая. Её работа – рутинная офисная должность менеджера в небольшой логистической компании, которая была полной противоположностью её ярких снов.

Как каждый будний день, без пяти восемь, Нола оказывалась в душном, сером посещении офиса, где каждый день был похож на предыдущий, и где Нола с нетерпением ждала вечера, чтобы снова погрузиться в Сомниум. Правда, теперь эта перспектива не приносила прежнего утешения.

Её день растворялся в непрерывно поступающем потоке электронных писем, проверке статусов доставки в огромных таблицах и ответах на телефонные звонки. Голоса на другом конце провода часто были раздраженными – срывы сроков, потерянные грузы, и просто недовольные всем подряд клиенты. Девушка же всегда отвечала ровным, спокойным тоном и заученными фразами. Казалось, этот день не закончится никогда.

Она старалась сосредоточиться на работе, но мысли постоянно возвращались к Сомниуму. Образ мужчины с синими глазами и багровым следом на запястье преследовал её. Кто он? И почему его появление вызвало такой хаос в её идеальном мире?

В обеденный перерыв, вместо того чтобы присоединиться к коллегам в столовой, Нола отправилась в кофейню напротив. Горячий шоколад, обычно приносивший ей утешение, сегодня казался приторным. Она достала телефон, открыла папку со своими фотографиями. Серия снимков маленького, дрожащего котенка, которого она спасла на прошлой неделе в приюте «Довольные хвостики», вызвала легкую улыбку. Его шерсть была такой же мягкой, как лепестки анемонов, а глаза – чистые и полные доверия.

Вдруг, среди фотографий животных, её взгляд остановился на одном снимке старой фотографии, которую она когда-то давно по случайности нашла на чердаке в детском доме. На ней был изображен парень, стоящий спиной к камере, на фоне поля, усыпанного белыми цветами. Он напоминал того мужчину из её сна, но был моложе, и его силуэт не был размыт. Она всегда чувствовала какую-то необъяснимую связь с этим снимком, но так и не узнала, кто это.

Сердце забилось быстрее. Возможно, это не просто совпадение. Возможно, этот мужчина был связан с её прошлым, с тем, что она так старательно пыталась забыть.

Вечером, перед тем как вернуться в пустую квартиру и снова погрузиться в сон, Нола зашла в приют, в котором частенько проводила вечера и выходные дни. Она занималась не только уборкой клеток или кормежкой животных – чаще всего девушка терпеливо приручала самых пугливых собак, шептала успокаивающие слова пережившим жестокое обращение кошкам. С животными Нола чувствовала себя по-настоящему свободной и открытой, позволяя проявляться своей внутренней смелости и нежности, при этом не бояться быть непонятой или осужденной.

Она шла к клетке с самой пугливой собакой, дворняжкой по кличке Лулу, и шептала ей слова ободрения. Лулу, дрожа, прижалась к решетке, и девушка осторожно погладила её по голове.

Вернувшись домой, она первым делом она прошла к себе в комнату, закрепив на стену справа еще одну фотографию приютского хвостика – Лулу. Нола делала снимок каждого животного, с которым ей довелось подружится, и прикрепляла на стену у своей кровати.

Девушка подошла к окну. Вдали, в небе, она заметила едва уловимое мерцание, похожее на отблески далеких звезд. На миг ей показалось, что это были тысячи синих глаз, смотрящих на неё из темноты.

Она задернула занавески, но это не помогло. Казалось, тени сгущаются, а воздух становится холоднее. В этот раз, когда она легла в постель, понимала, что Сомниум не будет прежним, его отравили, а с ним – отравляют и её саму.

Глава 2. Отголоски прошлого

Нола закрыла глаза, ей нужно было вернуться туда, где всё закончилось так внезапно.

Она провалилась в сон, но вместо так хорошо знакомого ей идеального мира, девушка ощутила, что падает на самое дно своего сознания. Она попыталась сосредоточиться, сформировать образ, но все попытки оказались бесполезны, вместо желаемого ей пения птиц и аромата цветов послышался обрывок до жути знакомой детской песенки, а в нос ударил запах пыли и дешевого мыла.

Что-то изменилось, сломалось в её механизме сна.

Сознание толкнуло её назад, в другое время, когда была лишь одна единственная, отвратительная реальность. Это было давно забытое прошлое.

Влажный, холодный воздух обволок её, и размытые очертания начали обретать форму – длинный коридор, выкрашенный в тошнотворный бледно-зеленый цвет, с холодными, обшарпанными стенами. Ряд одинаковых дверей, с приклеенными номерными табличками. Скрип старых половиц под ногами сотен маленьких, потерянных детей. Нола была одной из них – тонкая, как спичка, бледная девочка с огромными глазами.

Она надеялась никогда больше не видеть стены этого детского дома, даже во сне. От осознания происходящего сердце болезненно сжалось.

Здесь прошли её бесконечные дни детства, наполненные серостью, одиночеством и убивающей тишиной. Каждое утро начиналось с грубого пробуждения, отвратительного завтрака состоящего из невкусной каши и, казалось, давно уже скисшего компота, из бесконечных занятий, цель которых была сделать из них послушных, удобных детей. Вечера были еще хуже – неудобная кровать в общей спальне, окруженная чужими, беспокойными снами.

Она помнила, как мечтала о семье, о теплом доме, о любящих родителях. Годы шли, а мечты оставались мечтами. Никто не видел в ней ничего особенного, не задавал вопросов, не проявлял интереса. Она была лишь одним из множества лиц в общей куче, ожидающей чуда. Её тихий детский голос тонул в общем шуме, а присутствие растворялось в серой обыденности. И всё же, где-то глубоко внутри, теплилась крошечная искорка надежды на что-то большее, на кого-то, кто заметит её.

Вдруг картинка в сознании Нолы стала ярче. В конце коридора появилась фигура такого же худенького мальчика. Чуть старше неё, с взъерошенными пшеничными волосами и ясными, пронзительными, такими же как у неё, зелёными глазами. Это был Уильям, её брат – свет в этом темном, ужасном месте, её единственная опора.

Он подошел к девочке, улыбаясь своей теплой улыбкой, и протянул ей руку, к которой маленькая Нола машинально потянулась в ответ.

Уильям всегда отгонял задир, которые пытались обидеть её, делил с ней последнюю булку, которую крал с кухни, выслушивал её страхи и мечты, не осуждая, не перебивая, понимал её, как никто другой, когда ей снились кошмары, он держал её за руку под одеялом. В мире, где всё было отнято, Уильям был её всем – семьей, другом, её личной вселенной.

– Мы вместе, Нола, – шептал он, крепко сжимая её маленькую руку. – Когда мы вырастем, мы уйдем отсюда. Мы построим свой дом, и там будут самые красивые цветы и самые вкусные булочки.

Его слова были как кислород, который позволял ей дышать. Он верил в их будущее, и эта вера была заразительна.

Иногда, раз в несколько месяцев, детский дом всё-таки оживал. Тогда, когда приходили Хранители. Их называли так, хотя никто из детей не понимал, что именно они хранили. Возможно, души? Это были высокие, тонкие силуэты, не совсем похожие на людей, всегда одетые во всё тёмное, а их лица невозможно было рассмотреть из-за опущенных капюшонов. Они были немногословны, а их появление было почти бесшумным. По началу они только наблюдали за детьми – ходили по комнатам, словно призраки, заглядывали в глаза, иногда задерживаясь на некоторых детях чуть дольше, чем на других, иногда легонько касались плеча, от которого по коже бегали мурашки. Каждый раз дети затаивали дыхание, чувствуя смесь холодного страха и надежды.

Хранители выбирали – не по красоте, не по воспитанию, не по уму. Они искали что-то другое – тонкую искру, скрытый потенциал, который могли ощутить лишь они сами.

Когда выбранного ребенка уводили, его вещи исчезали, а кровать оставалась пустой, остальные возвращались к своей серой жизни, и в их глазах читалась зависть, смешанная с облегчением.

Детей, которых выбирали Хранители, перевозили в огромное здание, напоминающее замок. Где находилось это место никто из детей не знал. Там, с избранными, проводился некий ритуал, после чего дети проходили подготовку. Это происходило нечасто, в самые темные ночи, когда обычные люди погружались в сон, а город окунался в тишину.

Ещё одни загадочные фигуры, те, кого дети называли Проводниками – собирали небольшие группы детей в специально оборудованном помещении в самой дальней части замка. Там всегда пахло воском, медом и пряными травами, воздух был густым и теплым, а свет от расставленных по углам свечей, отбрасывал необычные, танцующие тени на стены, украшенные непонятными символами.

Проводники не были похожи на обычных Хранителей. Их голоса были мягкими, усыпляющими, словно моросящий осенний дождик, а глаза – глубокими и бездонными, словно они видели что-то, недоступное другим. Они учили детей "видеть сны наяву". Для большинства это было просто игрой, еще одной возможностью вырваться из серой клетки. Дети сидели в кругу на мягких подушках, закрыв глаза, и следовали инструкциям: глубоко дышать, представлять себя в другом мире, повторять странные слова, похожие на древнее заклинание.

Поначалу эти сны были лишь обрывками, в которых виднееись лишь размытые образы, словно смотришь сквозь запотевшее с другой стороны стекло – вспышки цвета, обрывки звуков, едва ощутимые прикосновения к чему-то. Но с каждой ночью, с каждым уроком, видения становились ярче, чётче, обретая форму и объем. Нола была одной из тех, кто схватывал быстро, а Уильям – ещё быстрее, его воображение было безграничным. Они узнали, что могут не только видеть, но и контролировать свои сны, изменять и создавать миры по своему желанию, словно божества. Это было их тайное знание, сокровенный дар, который они делили только друг с другом, не произнося ни слова. Их первые осознанные сны были неуклюжими, но полны непередаваемого детского восторга. Они летали над облаками, строили замки из радуги, создавали сказочных животных – драконов, грифонов, единорогов – и бегали по бесконечным цветочным полям. Это было их общее убежище, их собственный, идеальный мир, куда не могли проникнуть ни серые стены детского дома, ни тоскливое одиночество. Там они могли делать что угодно, громко смеяться до боли в животе, есть самые разные фрукты и ягоды, не боясь быть услышанными и увиденными, они знали, что никто не отнимет у них эту свободу и безразмерную радость. Это было их спасение, их второй дом, прочный и нерушимый.

Воспоминание об Уильяме наполнило сердце Нолы теплотой, но в то же время и острой болью. Болью от потери, от тоски по тому, кто никогда уже не вернется. Она попыталась удержать образ брата, сохранить каждую черточку его лица. Но он начал растворяться, как до этого растворилось созданное в её мире поле любимых цветов.

Сознание снова окутала серость. Воспоминания ещё раз перенесли её, но в этот раз в дом приёмных родителей, 6 лет назад. Туда, где она потеряла частичку себя.

В тот самый день, физическое тело Нолы было в своей комнате, за стенкой, всего в нескольких метрах от Уильяма, но её разум и душа были в том самом мире, которое они называли своим убежищем, в их общем сне.

Она не летала над полем белых цветов как обычно, вместо этого, она падала сквозь черную, вязкую пустоту. Это был не обычный ночной кошмар, а что-то гораздо более ужасающее. Она чувствовала, как что-то ломается, то, что связывало их обоих.

В её сне Уильям был рядом, но искажен, а потом резко, неожиданно оборвался. Нола протянула к нему руку, но пальцы успели схватить лишь воздух. В тот миг, когда на его запястье появился алый след, девушка почувствовала неописуемый холод. Ощущение, будто из неё самой что-то вырвали, оставив огромную, черную дыру.

Она резко открыла глаза. Утро ещё не наступило, комната была погружена в предрассветную синеву. Сердце Нолы бешено колотилось, легкие горели, казалось, что ей не хватает воздуха. Тело покрылось липким потом несмотря на то, что в комнате, благодаря открытому всю ночь окну, было холодно.

Это был не просто кошмар. Звук чего-то ломающегося, который она услышала в своем сне, был настолько реален, что, казалось, он всё ещё звенит в ушах. Она была уверена – произошло что-то ужасное.

Не дожидаясь будильника, ни о чем больше не думая, Нола поднялась с кровати. Ей нужно было увидеть Уильяма, нужно было убедиться, что он в порядке, что это был всего лишь дурной сон. Но когда она вошла в его комнату, холод, который она почувствовала во сне, стал ощутимее.

Брат лежал на спине, со скинутым до колен одеялом. Его лицо было спокойным, как будто он всё ещё был где-то далеко, в их радужных замках или на бесконечных полях, где они летали.

Но было слишком тихо.

– Лиам…? – позвала Нола, чуть громче шепота. Ответа не было.

Она подошла ближе, её сердце начало биться быстрее, от ужасающего предчувствия. Взгляд упал на его левую руку.

На его запястье, прямо там, где должен быть пульс, была тонкая, почти прямая точная линия, которая казалась неправдоподобно чистой, слишком аккуратной для такой ужасной раны. Свежая кровь, ещё не запёкшаяся, чуть-чуть окрашивала ткань простыни под ним.

Ледяной холод пронзил всё её тело. Воздух вырвался из легких, а колени подкосились, но всё же она каким-то чудом удержалась на ногах. Нола протянула дрожащую руку, не осмелившись прикоснуться, поверить. Это был не сон. Это была реальность.

Крик, который вырвался из неё, был полон невероятного ужаса и боли.

Вскоое прибыли врачи, за ними полиция. Их голоса были приглушенными, но девушка вслушивалась в каждое их слово. Они говорили о самоубийстве, о возможной депрессии, смотрели на общую картину и делали свои поспешные выводы. Это был для них обычный случай.

Но Нола была уверена, что брат не мог этого сделать. Не он, который видел чудеса в каждой мелочи, который был её вселенной и самой надежной опорой.

Он умер не здесь, не в этой комнате, и не от собственной руки. Он умер там, в их мире, а этот порез не был сделан его собственной рукой, это была рана, нанесенная кем-то другим.

Она вспомнила, как Уильям говорил, что там их никто не достанет. Но, видимо, у кого-то всё-таки получилось, или у чего-то. Хранители? Их сны наяву?

Теперь всё это обрело смысл. Уильям не покончил с собой – его убили. Убили в их общем сне, и эта смерть, отпечаталась на его физическом теле.

Это знание было её проклятием. Как девушка могла объяснить это родителям, которые верили в свою версию правды? Как она могла убедить кого-либо, что её брат был убит неизвестной сущностью в мире, который никто другой не мог видеть?

Его смерть была не просто потерей. Это было доказательством того, что их убежище было взломано, что она осталась одна, зная, что то, что забрало Уильяма, всё еще там, где-то в темном уголке их мира.

Нола проснулась, тяжело дыша, слезы текли по щекам ручьем. Она знала, что ей нужно узнать правду о Уильяме, о том, что с ним произошло. И она ни перед чем не остановится, пока не докопается до правды. Прошлое, каким бы болезненным оно ни было, могло дать подсказку к будущему, от которого может зависеть Сомниум.

Лишь под утро, когда первые лучи солнца начали пробиваться сквозь шторы, Нола снова провалилась в сон. Правда, длился он не долго.

Ноле казалось, что она проснулась. Глаза были открыты, комната, погруженная в полумрак, выглядела как обычно. Но предчувствие подсказывало – что-то было не так. Словно что-то тяжелое вдавливало её в кровать. Девушка попыталась пошевелиться, поднять руку, повернуть голову – её тело отказывалось слушаться. Холодная и острая паника пронзила её насквозь.

Сердце заколотилось с бешеной скоростью, отдаваясь гулким эхом в ушах. Легким не хватало воздуха. Она попыталась крикнуть, позвать на помощь, но слова застряли в горле, а изо рта вырвался лишь едва слышимый хрип.

Тени в комнате приобретали зловещие очертания. Старый стул в углу вытянулся, превратившись в что-то высокое и горбатое. Шторы зашевелились от невидимого сквозняка, несмотря на то что окно было плотно закрыто.

Ощущение чего-то иного, невидимого давило ей на грудь, забирая последние капли воздуха.

Сперва появился едва различимый шепот, потом усиливающийся, окружающий её со всех сторон. Неразборчивые, зловещие голоса смешивались между собой, отдаваясь звоном в ушах.

Затем, там, в самом темном углу комнаты, возник силуэт. Это был Уильям, но его лицо было искажено, вместо глаз были черные провалы. Он протянул к ней руку, но там, где должно было быть его запястье, была не просто рана, а ужасная, кровоточащая дыра.

Он не говорил, но она слышала его голос в своей голове: – Ты не смогла…

Паника переросла в чистый, животный ужас. Нола отчаянно боролась, пытаясь вырваться из невидимых оков, но тело оставалось неподвижным. Слезы текли по её вискам, девушка была прикована к кровати, беспомощная, наблюдая, как призрак Уильяма растворяется в тенях, оставляя после себя лишь усиливающийся холод и едва слышимую жуткую мелодию, напоминающую ту самую детскую песенку из приюта.

Казалось, это длилось целую вечность. В какой-то момент, когда холод стал невыносимым, а шепот – оглушительным, она почувствовала будто что-то отпустило её. Судорожно вдыхая, Нола резко села в кровати.

Комната была обычной, тени исчезли, а стул стоял на своем месте. Солнце уже полностью взошло, заливая комнату своим светом. Её тело было покрыто липким потом, а сердце колотилось так сильно, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. В ушах всё ещё играла детская песенка. Уильям был мертв, и даже сон не давал ей покоя.