Отцы и дети 2.0. Цифровой разлом
ПРЕДИСЛОВИЕ.
Почему «Отцы и Дети»?
Потому что это не роман. Это – зеркало, затянутое пылью веков. Я прошелся по нему тряпкой из опто волокна и кремния. Тургенев выпустил в мир не просто роман – архетип. Конфликт поколений. Нигилизм. Любовь как поле боя. Страсть, разбивающаяся о лед рассудка. Эти вирусы вечны. Они мутируют, но не умирают.
Тургенев – не икона. Он – карта местности, по которой мы бредем. Я лишь обновил легенду.
Предупреждение:
Это не "осовремененная классика". Это – киберпанк-призрак, вселившийся в костяк старого сюжета. Здесь нет благородных жестов. Здесь есть код, боль, хайп и вечный вопрос: можно ли остаться человеком, когда мир требует стать алгоритмом?
Последнее:
Не ищите тут Тургенева дословного. Ищите его тень – в мерцании экрана умирающего Базарова. В ледяном взгляде Одинцовой. В тихом дожде над родительской флешкой.
Классика жива, пока её берут в руки, а не кладут под стекло.
Время и Место: Современная Россия (2020-е), Москва и Подмосковье
Персонажи (Имена сохранены, роли модернизированы):
Евгений Васильевич Базаров: Гениальный, циничный и харизматичный молодой ученый-биоинформатик / активист. Ярый нигилист в современном понимании: отрицает традиционные ценности, институты брака, религии, государственную пропаганду, капиталистическую систему, "фейковые" гуманитарные науки. Убежден, что только наука, (нейротехнологии, генная инженерия, криптоанархизм) и технологический прогресс могут спасти мир. Ведущий блогер с резонансными мнениями. Ключевая черта: Вера в абсолютную рациональность, отрицание "иррациональных" чувств.
Аркадий Николаевич Кирсанов: Друг Базарова, студент престижного экономического вуза (вместо университета). Искренне увлечен идеями Базарова, пытается быть таким же радикальным, но по натуре мягкий, романтичный и ищущий одобрения отца.
Николай Петрович Кирсанов: Отец Аркадия. Успешный, но не самый крупный бизнесмен (владелец сети экологически чистых ферм и IT-стартапа в области "зеленых" технологий). Добрый, немного растерянный в современном мире, пытается быть "продвинутым" отцом. Живет с молодой девушкой Фенечкой (теперь – его ассистентка/маркетолог, живущая с ним в незарегистрированном браке).
Павел Петрович Кирсанов: Дядя Аркадия. Бывший топ-менеджер крупной международной корпорации / известный либеральный политик / медиамагнат (вместо светского льва). Безупречно одет, говорит на нескольких языках, живет в роскошной московской квартире. Ярый защитник "западных ценностей", либеральной демократии, рыночной экономики и высокой культуры. Презирает "хамоватых" нигилистов вроде Базарова. Ключевая черта: Убежден в правильности избранного пути России к "цивилизованному" обществу.
Анна Сергеевна Одинцова: Успешная, холодноватая и невероятно умная владелица венчурного фонда. Основательница стартапа в области искусственного интеллекта или биотехнологий. Независима, контролирует свои эмоции, интересуется передовыми идеями, но прагматична до мозга костей. Живет в современном лофте или пентхаусе. Очень хороша собой.
Катя Локтева: Младшая сестра Одинцовой. Тихая, талантливая художница-график. Дизайнер виртуальных миров. Не интересуется политикой и громкими спорами. Серая мышка.
Виктор Ситников / Авдотья Кукшина: Поверхностные последователи Базарова. Ситников – кричащий блогер-провокатор, делающий контент на хайпе. Кукшина – эпатажная "феминистка"-инфлюенсерша, продвигающая псевдо-радикальные идеи для подписчиков. Их "нигилизм" – мода и способ саморекламы. Внешность не важна.
Родители Базарова:
Василий Иванович – врач-терапевт в небольшой городской поликлинике, увлекающийся новыми медтехнологиями. Глубоко за 65. Но бодр и крепок. Арина Власьевна – бывшая учительница, сейчас домохозяйка. Верная старым традициям сухая старушка. Ходит в церковь.
Оба безумно любят сына, но боятся его резкости и совершенно не понимают его мира. Живут в скромной квартире в провинции.
Пролог: "Без сигнала"
В доме Базаровых царила тишина, нарушаемая только треском телевизора. На экране бодрый ведущий Первого канала рассказывал о новых успехах российской науки, об успехах в но Василий Иванович не слушал. Он сидел за кухонным столом, уставившись на странный прямоугольный предмет перед собой.
– Арина! – позвал он жену. – Как ты думаешь, эта штука включена?
Арина Власьевна, вытирая руки о фартук, подошла и наклонилась к смартфону, как будто это была мина.
– Ты же его не трогал? – спросила она шепотом.
– Ну… немного потрогал, – признался Василий Иванович. – Женя сказал, что там можно его фотки смотреть.
– Фотки! – Арина Власьевна всплеснула руками. – Да он нам и так редко звонит, а ты его телефон сломаешь!
Они оба замолчали, глядя на черный экран. Вдруг устройство дрогнуло и заиграло веселая мелодия.
– О-о-о! – испуганно отпрянул Василий Иванович. – Оно живое!
– Да не бойся ты! – Арина Власьевна осторожно ткнула в экран пальцем. – Надо, наверное, провести…
Смартфон завибрировал, и на экране возникло уведомление: "Евгений Базаров опубликовал новый пост".
– Ой, смотри, Женя что-то написал! – обрадовалась Арина Власьевна.
– А где ж тут читать-то? – Василий Иванович покрутил телефон в руках.
– Давай позвоним Марье Петровне, – предложила жена. – Её дочь в этих интернетах сидит, может, объяснит.
– Нет уж, – фыркнул Василий Иванович. – Лучше я сам разберусь.
Он ткнул в экран наугад. Телефон издал обиженный звук и завис.
– Все, – вздохнул Василий Иванович. – Убили.
Арина Власьевна покачала головой, взяла телефон и аккуратно положила его обратно в коробку.
– Ладно, – сказала она. – Зато по телевизору сегодня "Поле чудес". Может, про Женю хоть там что-то скажут.
Телевизор весело заиграл заставку. Василий Иванович вздохнул и поправил очки.
– Ну хоть тут сигнал ловит…
Глава 1. "Марьино 2.0"
Аркадий нервно постукивал пальцами по стеклу автомобиля, пока их "Убер-премиум" петлял по подмосковным шоссе. Базаров, развалившись на кожаном сиденье, листал ленту Twitter на своем заляпанном кофе смартфоне.
– Слушай, Женя, – начал Аркадий, – только не начинай с дядей политических споров, ладно? Они вроде как либералы старой закалки, но…
– О, смотрю, ты уже боишься, что я твоих буржуазных родственников расстрою, – усмехнулся Базаров, не отрываясь от экрана. – Расслабься. Я просто поем их фуа-гра и послушаю, как они ноют про "Россию, которую мы потеряли".
Машина свернула на аллею с камерами распознавания номеров. За высоким забором маячили стеклянные кубы коттеджей в стиле "хай-тек минимализм".
– Приехали, – вздохнул Аркадий. – Welcome to Марьино 2.0.
Николай Петрович встретил их у умных ворот, которые почему-то отказались открываться.
– Чертова система! – он ткнул в сенсорный экран панели управления. – Федя! – крикнул он садовнику. – Открой вручную, пока я не разнёс эту железяку!
Федя (который, как выяснилось, был не садовником, а "специалистом по ландшафтному дизайну и системам умного дома") покорно полез за магнитной картой.
– Пап, познакомься, это Евгений Базаров, – представил Аркадий.
– А, тот самый знаменитый нигилист! – Николай Петрович радушно протянул руку. – Я читал вашу статью про криптовалюты как инструмент разрушения государственности. Очень… э-э… радикально.
– Зато честно, – пожал ему руку Базаров. – В отличие от ваших "зеленых стартапов", которые просто косметика для капитализма.
Из дома вышел Павел Петрович – в идеально сшитом костюме и с чашкой эспрессо в руке.
– О, наши гости прибыли, – произнес он с холодной вежливостью. – Аркадий… и его друг, который, как я понимаю, считает, что все мы тут – моральные уроды?
Базаров медленно осмотрел его с ног до головы.
– Ну, хотя бы один человек в этом доме понимает суть вещей.
Родительская сцена: "Они про нас в телевизоре говорили"
В это время в доме Базарова:
– Вася! Вася, иди сюда! – Арина Власьевна звала мужа, не отрывая глаз от телевизора. – Про Женю говорят!
Василий Иванович вбежал в комнату, по пути зацепившись тапком за ковер.
На экране шло ток-шоу "Время мнений". Бойкая ведущая говорила:
– …и вот такие радикальные взгляды набирают популярность среди молодежи. Кто эти новые нигилисты? Угроза или…
Камера показала мельком знакомое лицо.
– Это Женя! – ахнула Арина Власьевна. – Только почему они его так сняли? Весь перекошенный!
– Это, мать, ракурс называется, – пробормотал Василий Иванович, прищурившись. – Говорят же – "угроза". Нашего сына угрозой называют!
– Да не может быть, – Арина Власьевна схватила пульт и прибавила громкость. – Он же у нас золотой мальчик! Кандидат наук!
На экране уже шла реклама йогурта. Василий Иванович тяжело опустился на диван.
– Надо позвонить, предупредить его…
– Да он же сказал – не звонить ему без дела! – всплеснула руками Арина Власьевна. – Лучше Марье Петровне скажем, пусть её Наташка в интернете посмотрит…
За ужином в столовой с панорамными окнами разгорелся спор.
– Вы отрицаете даже базовые ценности цивилизации! – горячился Павел Петрович. – Права человека, демократию, рыночную экономику!
– Права человека? – Базаров отложил вилку. – Это когда олигархи в Лондонах сидят и рассуждают о свободе, пока их заводы в России платят людям три копейки?
– Евгений, – мягко вмешался Николай Петрович, – но ведь прогресс…
– Ваш "прогресс" – это просто новая версия старого рабства, – Базаров показал на умные часы Аркадия. – Теперь вас не цепями держат, а лайками и кредитками.
В этот момент в комнату заглянула Фенечка – молодая девушка в модных очках виртуальной реальности.
– Николай Петрович, у вас звонок из Швейцарии по поводу инвесторов…
Все замолчали. Базаров медленно поднял бровь.
– А, ну да. "Зеленые технологии". Очень трогательно.
Перед сном Аркадий зашел к Базарову в гостевую комнату (где умный туалет настойчиво предлагал "пройти диагностику здоровья").
– Женя, ты чего так жестко на дядю наехал? Он вроде неплохой парень…
Базаров, сидя на кровати, взламывал Wi-Fi коттеджа.
– Твой дядя – это живой музейный экспонат. "Либерал 90-х". Такие думают, что если надеть дорогой костюм и цитировать The Economist, то ты уже не часть системы.
За окном завыл сигнал тревоги – видимо, кто-то из охраны случайно нажал кнопку. Аркадий вздрогнул.
– Ладно… только завтра, пожалуйста, без скандалов. Отец волнуется…
– О, – Базаров зловеще улыбнулся. – Ты еще не видел скандалов.
В этот момент его телефон завибрировал. SMS: "Сынок, это папа. Ты в телевизоре был. Позвони, мать волнуется". Базаров закатил глаза и выключил экран.
Глава 2: Утро цифрового нигилиста
Базаров проснулся от настойчивого голоса умной колонки: "Евгений Васильевич, ваша утренняя биоритмограмма указывает на дефицит сна. Рекомендован контрастный душ и смузи из шпината. Заказать ингредиенты?"
– Отвали, – буркнул Базаров, швырнув подушку в устройство. Оно обиженно замолчало.
На кухне царил хаос. Николай Петрович в халате и тапочках бился с умной кофемашиной.
– Черт возьми! – вскрикнул он, когда агрегат вместо эспрессо выдал ему порцию горячего пара в лицо. – Она требует сканирования сетчатки глаза! Я же просто кофе хочу!
– Утренняя гимнастика для буржуа, – усмехнулся Базаров, наблюдая за этим. Он достал из кармана потрепанный складной нож, ловко вскрыл панель управления кофемашины и через минуту держал в руке провода. – Элементарно. Бинарный код – он как азбука Морзе. Хочешь кофе? Подай напряжение напрямую. – Он замкнул контакты. Кофемашина дрогнула и выдала струю черной жидкости в кружку с логотипом Tesla. – Вот. Натуральный аналоговый кофе. Без сканирования сетчатки и подписки.
Павел Петрович, безупречный в шелковом халате, вошел как раз в этот момент.
– Вандализм? – холодно спросил он, глядя на дымящуюся кофемашину с торчащими проводами.
– Освобождение средств производства от диктата алгоритмов, – парировал Базаров, отхлебывая кофе. – Ваш "умный дом" – это концлагерь для бытовой техники и его обитателей.
Тем временем, в доме Базаровых разыгрывалась драма познания. К ним пришла Наташа, 14-летняя дочь соседки Марьи Петровны, с розовыми волосами и гигантскими наушниками на шее.
– Ну чо, вам Женьку в сети найти? – спросила она, развалившись на диване и достав блестящий игровой ноутбук. – Дайте его номер телефона или ник.
– Ник? – растерянно переглянулись Василий Иванович и Арина Власьевна.
– Ну, имя в соцсетях! Типа, как его все знают? Базаров_Хакер? Базаров_Разрушитель_Систем? – Наташа ловко щелкала клавишами.
– Он… он ученый! – гордо сказал Василий Иванович. – Кандидат наук! Биоинформатик!
– О, биоинформатик… – Наташа набрала что-то в поиске. – Опа! Вот он! "Eugene Bazarov". Фоток мало… в основном посты. Ого, как он поливает тут всех! Павел Петрович Кирсанов… это тот, который вон по Первому каналу выступает? Ваш Женя его, типа, на ноль умножил в твиттере! Круто!
– Что он сделал с Павлом Петровичем? – испуганно спросила Арина Власьевна.
– Да не буквально! – засмеялась Наташа. – Он его в пух и прах разнес! Пишет, что он "ретроградный рудимент либерального болота" и "цифровой мамонт в костюме Armani". Ха-ха! Жестко!
Василий Иванович побледнел. Он вспомнил холодные глаза Павла Петровича по телевизору.
– Наташенька, а можно… можно ему написать? – робко попросила Арина Власьевна. – Скажи ему… что мама волнуется. Что пусть осторожнее. Что по Первому каналу про него плохо говорили.
Наташа фыркнула:
– Бабуль, он же в сети мега-звезда! Его читают тысячи! Он ваше сообщение даже не увидит в общем потоке. Ладно, напишу ему в личку в Telegram. Но он вряд ли ответит. Такие крутые чуваки редко мамам пишут.
Она быстро напечатала: «Прв. Твая мамка рвет котлы. Ты везде в топе. Будь очк. П.П.К. – злой кринжовый дед.» и отправила.
После завтрака Аркадий уговорил Базарова поучаствовать в прямом эфире подкаста Павла Петровича "Голос Разума". Тема: "Нигилизм 2.0: Бунт ради лайков или реальная угроза?".
Студия была выдержана в стиле лофт-минимализма: кирпичная кладка, черный потолок с открытыми коммуникациями, кольцевой свет, отбрасывающий безупречные тени. Павел Петрович Кирсанов сидел в кожаном кресле, как на троне, отутюженный, с идеальной линией воротника. Его седина, загар и дорогой часовой механизм на запястье кричали о статусе, опыте и праве на владение истиной. Перед ним, в более простом кресле, развалился Базаров – в потертой худи, с недельной щетиной и взглядом, устремленным куда-то поверх камер, в самую суть вещей.
Ведущий, щеголеватый молодой человек, произнес вступительное слово, и эфир начался. Первые минуты Павел Петрович говорил один, отточенными фразами, словно зачитывал манифест:
– Мы живем в эпоху, которую с полным правом можно назвать цифровым ренессансом, – голос его был бархатным и убедительным. – Никогда еще у человека не было столько инструментов для познания, самовыражения, построения карьеры. Либеральная демократия, пусть и неидеальная, предоставляет эти возможности каждому. Рынок, этот вечный двигатель прогресса, создает невиданные блага. Но что мы видим? Часть молодежи, обласканная всеми этими дарами, вместо того чтобы воспользоваться ими, выбирает путь тотального отрицания. Они отрицают институты, которые их защищают. Отрицают экономику, которая их кормит. Отрицают культуру, которая их формирует. Они, как Митрофанушки нового времени, кричат «Не хочу учиться, хочу разрушать!», прикрывая инфантилизм модным словечком «нигилизм». Это не бунт. Это социальная иждивенческая позиция, приправленная позерством в социальных сетях.
Базаров слушал, слегка покачивая ногой, на лице его играла презрительная усмешка. Когда очередь дошла до него, он не стал повышать голос. Он говорил тихо, но каждое слово било точно в цель, как гвоздь, забитый кувалдой.
– Цифровой ренессанс? – он фыркнул. – Вы назвали это ренессансом? Это цифровое рабство, Павел Петрович. Красивая обложка для старого, как мир, угнетения. Ваши «инструменты для познания» – это соцсети, собирающие наши данные для таргетированной рекламы и манипуляций. Ваш «либерализм» – это красивая сказка для лохов, пока олигархи, приватизировавшие национальные богатства, договариваются с такими же, как они, в лондонских клубах. Ваш «рынок» – это система, где один процент владеет девяноста процентами капитала, а остальные девяносто девять процентов живут в кредит, вкалывая на их яхты и виллы. Вы говорите о культуре? О какой культуре? О поп-музыке, штампуемой на конвейере? О сериалах, отупляющих сознание? Вы предлагаете нам пользоваться инструментами нашей же тюрьмы и радоваться, что в камере есть Wi-Fi. Мой нигилизм – это не отрицание ради забавы. Это диагноз. Диагноз смертельно больной системе. И первое, что должен сделать врач, видя гангрену – это ампутировать пораженный орган. А не рассказывать ему сказки о ренессансе.
Павел Петрович побледнел. Его аристократическое спокойствие дало первую трещину.
– Вы предлагаете взамен только хаос! Где ваша позитивная программа? Где конструктив? – в его голосе впервые прозвучали металлические нотки.
– Сначала – расчистка площадки! – парировал Базаров, его глаза вспыхнули. – Вы строите свои карточные домики на гнилом фундаменте рабства, неравенства и лицемерия. Невозможно строить новое, не разрушив старое. Ваш «конструктив» – это просто новая покраска фасада дома, который вот-вот рухнет. Вы боитесь хаоса? Но разве тот порядок, при котором дети голодают в одной части планеты, а в другой – спускают миллионы на новую суперяхту, лучше? Мой хаос будет честнее вашего порядка.
– Это чистой воды варварство! – не выдержал Кирсанов, его пальцы сжали подлокотники кресла. – Вы отрицаете веками выстраданные ценности: право, мораль, искусство…
– Вашу мораль? – Базаров язвительно перебил его. – Мораль, которая оправдывает войны, если они выгодны? Мораль, которая позволяет топ-менеджерам получать бонусы за увольнения тысяч людей? Ваше искусство? Которое стало товаром, инвестиционным активом для таких, как вы? Картина стоит миллионы, пока художник голодает на чердаке. Ваше право? Которое всегда на стороне того, у кого longer purse, как говорят ваши кумиры на Западе? Я отрицаю не ценности. Я отрицаю вашу лицемерную профанацию этих ценностей. Вы используете их как дубину, чтобы держать в узде тех, кто слабее, и как ширму, чтобы прикрывать свои грязные дела.
В чате студии началось безумие. Комментарии неслись со скоростью света: «Базаров жжет правду-матку!», «Кирсанов – мамонт!», «Как этот хам смеет?!», «Он прав! Всем лживым сволочам крышка!». Ведущий пытался взять ситуацию под контроль, но было поздно.
Павел Петрович встал. Он больше не мог сохранять позу. Его лицо исказила гримаса настоящей, неподдельной ненависти и, возможно, страха. Страха перед той бездной, на которую заглянул.