Боль

В одну из деревень Новгородской области по распределению отправили молодого специалиста-почтового работника. Его поселили в доме где жили инвалиды, муж и жена, рядом с почтой. К сожалению, она не помнит фамилию этих замечательных людей, которые прошли Великую Отечественную войну. Они жили в деревне, вели хозяйство, имели две коровы, 10 овец, поросят и много кур. Почему эти люди так запали в сердце нашей подписчицы? Дело в том, что тетя Аня и дядя Митя были не просто инвалидами. У дяди Мити не было ног, он передвигался на дощечке, а у тети Ани не было рук по локоть. Эти замечательные люди познакомились на фронте.

Медсестра Анна на фронте уже не первый год, вынесла на своих плечах много раненых. Иногда ей приходилось проползать под обстрелами огромные расстояния, так что колени были стерты до крови, не говоря уже об одежде. Её неоднократно награждали, и она считалась лучшей медицинской сестрой, как и многие из санитарной части. В тот день атака сменяла атаку, их часть находилась на передовой. Немцы шли то строем за танками, то обстреливали местность с самолётов, потом начиналась артиллерийская атака. Все выдохлись, солдаты были измотаны, мокрые то ли от пота, то ли от того, что обледенелая одежда оттаивала на теле. Деревня, являвшаяся высотой, была разрушена, солдаты были рассредоточены в подвалах и ямах, образовавшихся от взрывов. Раненые и здоровые – все в одном месте, в этом месиве земли и обломков бревен бывших домов, в бывшей деревне.

Медработник Анна только что закончила перевязку последнего раненого, как опять началась стрельба. Стреляли в людей, которые бежали, было непонятно, свои они или чужие. Стрелять не торопились, думали, может, это разведка возвращается с задания. Добежав до первой воронки, в неё спрыгнули два разведчика, но разведчики были чужие. Они сообщили, что кругом окружение, и у них ещё двое раненых разведчиков, примерно в 800 метрах вниз по склону. Раненые идти уже не могли. Командир вызвал санитарок, сказал, что приказать не может, только если кто-то добровольно пойдёт. Вызвалась Анна. Бойцы-разведчики показали, куда надо двигаться, им нужно было продолжить путь в свою часть. Анна отправилась по указанному курсу. До места, где оставили раненых, она доползла без приключений. Было раннее утро, туман, да и немцы, видимо, тоже выдохлись.

В овраге, куда она доползла, была большая воронка, сверху накрытая или засыпанная кустами и ветками. Долго медсестра звала, чтобы найти раненых, никто не откликался. Она услышала голоса на немецком языке. Она скатилась в яму и увидела двоих ребят. Оба были без сознания, с множественными ранами. Анна даже боялась их трогать, чтобы не услышали немцы, она боялась, что раненые застонут, и это услышат немцы. Время растворялось, Анна уже не понимала, сколько она так лежит без движения – час, два, вечность. Голоса немцев затихли, видимо, они ушли. Анна стала осматривать раненых. Одного было уже не вернуть, он лежал с открытыми глазами и холодный. Второй, молодой парень с чубом, был без сознания. Как-то прикрыв погибшего солдата от ран, Анна потащила раненого к своим. Началась артиллерийская подготовка у немцев. Привычная Анна ползла и ползла, тащила сзади себя тело без сознания. Она знала только одно, что человек жив. Выполняя свой долг, Анна не обращала внимания на пулеметные очереди, которые велись как перестрелка между двумя сторонами. Она не оглядывалась, только иногда останавливалась, чтобы отдохнуть. Иногда со свистом пролетали снаряды, ложились то ближе, то дальше – привычная для санитарного работника работа на поле боя. Один из снарядов лег совсем рядом, и мужчине оторвало ноги. Он пришел в сознание, видимо, от боли, не совсем понимая, что с ним, где он. Он кричал, матерился, отталкивал медработника от себя. Анна растерялась тоже, они находились на середине пути, и ей пришлось успокаивать мужчину, так как немцы на голоса открыли огонь, и ей надо было остановить кровотечение, ног не было. Мужчина этого не понимал, видимо, у него была контузия от снаряда, и он поэтому был без сознания. Сейчас сознание вернулось, но от пережитого он не понимал, что у него тяжелое ранение. Анне было с ним не справиться, чтобы не пропасть совсем, ей пришлось завязать ему рот, привязать руки к туловищу. Она перевязала ноги и остановила кровотечение. Сколько прошло времени, уже было непонятно, темнело. И здесь очередная случайная автоматная очередь попала ей в руки, которые тащили раненого. Анна потеряла сознание, придя в сознание, она почувствовала, что ее тащат по полю. Медленно, но продвигаются вперед. Боль была сильная, руки висели как плети, с трудом подняла голову и увидела, что тащит ее раненный боец. Она подала голос, он ей ответил, что, видимо, они оба обречены. Но она не бросила его, теперь он не может бросить ее. Так, по очереди тащили друг друга, они двигались вперед: он тащил ее руками, потом привязывали его к ее ногам, и она тащила его. Иногда оба в изнеможении теряли сознание. До наших они добирались двое суток. Иногда он колол лекарства и ей, и себе. Когда он последний раз потерял сознание, она начала кричать, громко не получалось, но их заметили. Конечно, уже никто не думал, что она жива, ну а воин, которого она вытащила, в момент обнаружения опять был без сознания. В тот момент они так и не познакомились. Конечно, незамедлительно их отправили в госпиталь. У Анны пошла гангрена, ей отрезали руки по локоть. Как она, молодая девушка, без рук? Ее кормили, она не могла даже попить сама, ей не хотелось жить. Она была молодая, красивая, и, конечно, как у всех молодых, у нее была любовь, и не просто любовь, а взаимная любовь. Но после произошедшего она решила, что для нее все в жизни окончено. Она инвалид, калека, и эта мысль билась в ее голове. А ее любимый Сергей узнал, в каком она госпитале, и писал ей письма, на которые она не отвечала. Она письма не читала, сжигала их, отгоняя все мысли о любимом… Да, Анна сжигала письма от любимого. Она не могла привыкнуть к своему новому положению, её кормили, ей давали пить, ее одевали. Она сама не могла даже умыться. Родных у нее не было, деревню, где она жила, дотла сожгли немцы, там погибла и вся ее семья. Молоденькая Аня была совершенно оглушена случившимся с ней горем. Да, ей сочувствовали, пытались помочь и угодить даже, но в растерянности девушка не понимала, как ей жить дальше. Однажды ранним утром, когда еще весь госпиталь только начинал свою утреннюю жизнь, ей сказали, что ее разыскивают. Анна решила, что это медсестры госпиталя хотят опять помочь ей, предложить свои услуги, тем более день был субботний. Она вышла в коридор и увидела человека на дощечке, вернее, он был без ног. Он двигался в ее направлении, а в руках у него был пакет. Нет, Анна не узнала его, да и не помнила она того, кого тащила по полю, а потом они поменялись местами, и уже тащил ее раненную он, сам истекая кровью. Это был ее товарищ по несчастью. Она вскрикнула и впервые за столько месяцев заплакала. Она рыдала на весь госпиталь, в ее рыдании были и безысходность ее положения, и жалость к себе и к этому человеку на дощечке. А мужчина-инвалид не предпринял никакой попытки ее утешить, он молча курил одну папиросу за папиросой, с кулька, который был у него в руках, развалились сладости и яблоки, которые он с таким трудом достал, чтобы удивить свою спасительницу. Сначала собрались любопытные, которые, услышав рыдания, вышли из своих палат, но, понимая, что словами здесь не поможешь, потихоньку разошлись. Тогда мужчина на дощечке вместо ног подъехал к Анне вплотную и обхватил ее ноги, прижался и глухо застонал. И никто не видел, как по его черному от бессонных ночей лицу катились слезы, это чувствовала только Анна. Ее платье, которое ей дала одна из медсестер госпиталя, было мокрое от слез этого незнакомого и такого знакомого ей человека. Так они стояли долго. Ей было непривычно, неудобно смотреть на незнакомца сверху вниз. Он наконец отъехал от нее на несколько шагов и произнес два слова: – Не плачь! Она потихоньку пошла, чтобы сесть на скамейку, силы оставляли ее, он ехал за ней. Анна – высокая, стройная, красивая, но без рук по локоть. И он, почерневший от бессонницы и переживаний, на своей дощечке без ног. Она села, он остановился рядом, взял ее руку, прижался к ней губами и долго молчал. Потом он сказал, что его зовут Дмитрий, а как зовут ее, он знает. Что он писал письма во все госпитали, искал ее и нашел. Что не знал, что она потеряла руки, так как, когда их обнаружили, он был без сознания, что он пережил не одну операцию. Но не стал ей рассказывать, как кричал и рвал подушку ночами от боли и обиды, что такое случилось с ним. Как не хотел жить и выкрал у главврача пистолет, чтобы застрелиться, но в последний момент сосед по палате заметил это и отнял у него оружие, у него не было никого в этом мире, родители его умерли еще до войны, они разбились. Он не очень долго, но жил в детском доме, потом работал на заводе, и война, пошел на фронт. Все было просто, что делать теперь, он не знал. Он еще никогда никого не любил, а вот эта девушка всколыхнула его сердце, ему было ее и жалко, и хотелось защитить. Но, понимая, что он может ей дать, калека безногий, он молчал и опять только курил папиросу за папиросой. Так они молча, вместе, но каждый со своими мыслями, пробыли рядом весь день и вечер. Она сидела на скамейке, сгорбившись и уйдя в свои мысли, а он рядом, на своей передвижной дощечке с колесиками, тихо прислонился к ее коленям и тоже молчал. У них на двоих было одно горе. Дмитрий, Анна называла его Митей, остался жить при госпитале. К слову сказать, он был очень работящий, и его таскали на руках на всякую работу по госпиталю. Он был безотказный, за обед и койку работал, не отказывался. Анна тоже потихоньку привыкала к своим культям, помогала зубами и боками. Была она худенькая, как тростинка. Жили они порознь, в разных местах. Вечерами сидели вместе и всегда молчали. Дмитрий боялся оттолкнуть Анну своей поспешностью, понимая шаткость своего положения. Анна была просто безучастна ко всему, что происходило. Жила тихой, робкой, совсем не похожей на бывшую Анну, которая была веселая, заводная, искрометная. Так прошел год. Вечером одного дня, который был похож в их жизни на один длинный день, привезли много раненых. Некоторые из них были в тяжелом состоянии. Анна к тому времени, как могла, помогала в госпитале, в том числе меняла пеленки, уносила грязное постельное белье. Часто таскала каталки с тяжелобольными, толкая их бёдрами впереди себя. Однажды, помогая вывозить тяжелораненого бойца с операционной, она наткнулась взглядом на знакомое до боли лицо. Это был Сергей. С этой минуты девушка потеряла покой, она не отходила от больного, у которого были тяжелые ранения в живот. Операция прошла удачно, но состояние больного не улучшалось. Дмитрий сразу заметил, что с Анной что-то происходит; он заметил отличное от других больных отношение Анны к одному из больных. Ходил угрюмый и один сидел у скамейки, так как Анна всё время, не объясняя ничего, сидела у раненого бойца. Раненый боец, пролежав в коме две недели, ночью скончался, не приходя в сознание. Без слёз, криков Анна попросила руководство госпиталя разрешение на захоронение любимого. Ей не отказали. В трауре она пришла к Дмитрию и попросила его сделать гроб, не объясняя, кем ей приходится умерший боец. Внутренне измученный ревностью, Дмитрий, не показывая вида, снял мерки с покойного, сделал всё как полагается. Нанял на добытую где-то бутылку водки телегу и двух мужиков, которые вырыли могилу и помогли похоронить безвременно погибшего от ран бойца. После похорон Анна стала уходить на кладбище с раннего утра и сидела там до позднего вечера. Нет, она не плакала, она просто стала тенью. В один из вечеров Дмитрий, дожидаясь специально встречи с ней, сидел на своём средстве передвижения посреди улицы. Анна шла тенью и ничего не видела вокруг, пока не наткнулась на Дмитрия. Он, как и в первый вечер их встречи, охватил руками её колени и сказал ей, что без неё жить он не будет. Анна встрепенулась, охватила его голову и горько заплакала. И опять они сидели на скамейке и молчали, каждый о своём. Рано утром к нему вошла Анна, села на кровать и сделала ему предложение. Она сказала, что у неё никого не осталось, что Сергея она любила, но теперь, когда любовь её умерла, она видит, как её беды не безразличны Дмитрию. Она ценит и понимает его отношение к ней, уважает его чувства. Дмитрий не верил, что это ему не снится. Сначала он растерялся, не веря тому, что слышал. Потом он охватил её, пытаясь поцеловать, у него не получилось. От конфуза он не знал, куда ему деть руки, которые враз стали помехой. Он так и лежал в кровати, так как надо было проделать определённые манипуляции, чтобы встать. При Анне он стеснялся и не понимал, что ему делать. Анна встала, нагнулась и поцеловала его. И предложила уехать в любое место, куда он захочет. Она встала и ушла, сказав, что за ответом придёт позже. Дмитрий в растерянности понимал, что Анна его не любит, но, обдумав, решил, что его любви хватит на двоих, а у него кроме неё никого нет ближе и роднее. Вечером того же дня поезд увозил их в неизвестность. Почему они выбрали эту деревню так далеко от дорог, ни он, ни она не могли сказать. Думаю, он боялся её потерять там, где цивилизация близко и много молодых и здоровых мужчин, а ей было просто всё равно. Так они начали новую жизнь. Анна и Дмитрий жили уже не один год. Жили справно, несмотря на то, что у Дмитрия не было ног; он слыл отменным работником и руководителем работ. Не без его участия строились дома в деревне. Анна тоже работала, принимала молоко, и документы помогал ей вести муж Митя, как она его называла промеж себя по семейному, ласково. Родилась через три года у них дочь, которую назвали Валей. Хозяйство было большое, и было удивительно, как люди, практически инвалиды, могли все это организовать. Надо сказать, мужчин в деревне было мало, да что там мало – несколько человек. А женщин после войны, одиноких, много. Жили Дмитрий и Анна, если не в любви, то в большом согласии, советуясь и помогая друг другу. Дмитрий очень любил Анну; иногда мог часами сидеть и смотреть по утрам, как она спала. В этот момент в нём просыпалось к ней такое восхищение и умиление, что он целый день не катался на своей дощечке, а летал. Анна уважала мужа, помогала во всём. Со стороны можно было подумать, что счастье живёт в доме. Но где-то глубоко в сердце Дмитрия лежала ревность, которую он усмирял, так как повода для этого чувства не было, кроме событий давно минувших дней. Дочь родилась маленькой, крикливой; покой, царивший в доме, ушёл с её рождением. Нельзя сказать, что ребёнок не был долгожданным, но что-то в отношениях надломилось. Стало казаться Дмитрию, что жена больше времени проводит с ребенком, меньше обращает на него внимания. Куда подевалась его сдержанность и уважение к Анне? Он постоянно был недоволен, своё недовольство потихоньку стал топить в вине. Анна была всё так же сдержана и спокойна. Дмитрия это раздражало; у него появилась мысль, которую поддерживали соседушки, наливая очередную стопочку, что Анна хорошо устроилась: живёт за ним, как за каменной стеной, а смотрит на него холодно, ласки от неё он не получает. Дмитрий не помнит, как получилось, что он, пьяный, пришёл поутру от очередной вдовы, которую, конечно, грех и упрекнуть (муж погиб на фронте, а жизнь берёт своё), и ударил свою любимую, ненаглядную жену. Бил по ногам палкой, по тем коленям, к которым не раз прижимался в начале их жизни, бил женщину в пьяном угаре, которую боготворил до этого момента. Анна с дочкой забралась на печку, и ещё долго бушевал пьяный муж и отец, но достать Анну на печке не мог. Утром, увидев, что натворил, побил посуду, раскидал всё, и главное – его любимая была с изуродованной ногой, которую он поранил гвоздем на палке. Анна, как всегда, молча убирала дом; она не плакала, ни ругалась, но и не смотрела в сторону мужа. Этого он вынести не мог. В душе у него всё раздвоилось: если бы она начала его ругать, он бы попросил прощения и умолял простить его, но Анна молчала, от этого у него возрастал к ней протест, в голове засела мысль – не любит и не любила. Хлопнув дверью, ушёл к соседке, хотя надо отдать должное, привязанности к какой-то одной даме не было. Ходил по разным домам, где привечали и наливали. Каждая была рада оставить его у себя, так как зарабатывать он умел, а мужчины были в дефиците. О случившемся Анна никому ничего не рассказала, о скандале с мужем промолчала; он не был дома четыре дня. Некоторую работу по дому, в том числе доить коров, она не могла, ей пришлось обратиться к соседке, у неё была 17-летняя дочь; попросить помощи. Девушка помогла и стала часто приходить в дом, играя с дочкой Анны и Дмитрия. О произошедшей в тот день семейной ссоре как бы не вспоминали, Дмитрий успокоился, решил, что прощения просить не за что, сама Анна во всём виновата, мало уделяет ему внимания, поэтому и не упрекает его в случившемся. Каждый остался при своём. Всё чаще Анна стала оставлять дочь с девушкой-соседкой, которая можно сказать, всё время была на подхвате. По утрам она доила коров, помогала по хозяйству и сидела с ребенком. Муж всё чаще и чаще не бывал дома, приходил угрюмый, злой. И даже дочь перестала его радовать. В дом, в семью пришло горе недопонимания; каждый замкнулся в себе. Как-то постепенно Анна перестала замечать, когда уходит и приходит соседская дочь, которую звали, как и их дочь, Валентиной. Однажды, возвращаясь домой, решила зайти домой через хлев, где должна была телиться корова. Посмотрев корову, она с заднего хода зашла в дом. Увиденное сразило её наповал: Валентина и Дмитрий лежали на полу и занимались любовью. Они её не видели и почему-то не услышали. У Анны хватило сил только выйти из дома; куда она пошла, где она ходила, она не помнила. Плакала ли она? Она не плакала. Выйдя в поле, она кричала, выла по звериному и валялась по полю, потом в изнеможении долго сидела в ночи, тупо смотря в одну точку. Она в этот момент умерла; ей некуда было пойти, некому было рассказать о случившемся горе. Подруг у неё не было, родных тоже. Начинало светать; новый день хотел внести свои корректировки в жизнь Анны. Она услышала рядом около себя писк. Анна услышала рядом с собой писк. Сначала ей показалось, что у нее начались галлюцинации. Она прислушалась – тишина, долго вслушивалась в утреннюю, очаровывавшую промозглость, – нет, тихо. И только хотела встать, опять услышала писк. Ей было непонятно, что это. Привстав, она оглянулась кругом – нет, ничего не видно, но писк опять повторился. Анна шаг за шагом стала осматривать места вокруг. В кустах, в самой непроходимой чаще, был брошен сверток. Этот сверток пищал. Прежде чем увидеть, что там, Анну бросило в пот. Она поняла: в свертке ребенок. Пробралась к свертку, увидела в грязном поношенном одеялке личико ребенка. Испугалась: как, откуда здесь дитя?! Вокруг ни души, ни шороха. Малыш опять запищал. Анна подумала: наваждение какое-то, откуда ребенок? Прикинула: до деревни с километр. Так далеко она в своем горе ушла от деревни. Встала в нерешительности, опять прислушалась – не верилось, что такое может быть. Но малыш пищал, вокруг никого не было. Внезапно Анна поняла: ребенок давно лежит, и от плача у него пропал голосок. Схватила малыша, продираясь сквозь ветки, которые преграждали ей путь, со всех ног бросилась с дитем бежать домой. Она уже ни о чем не думала, ничего не вспоминала о том, что произошло вчера. В этот момент Анна забыла про измену мужа, одна мысль билась в голове: чтобы ребенок не совсем обессилел и остался жив. Сама медсестра, которая спасла много жизней, Анна понимала: все зависит от того, как долго ребенок лежал в лесу. Добежала до деревни удивительно быстро, ребенка привязала к руке, чтоб не уронить. На улице выгоняли коров, кто-то шел за водой. Увидев ее с дитем, все останавливались и смотрели. Несколько человек спросили, откуда она с ребенком. Анна бежала молча, решила не останавливаться. Добежала до дома, на мгновение остановилась, как бы обдумывая, заходить или нет, но ребенок опять запищал. И тогда Анна ринулась в дом, как бы отметая все свои обиды и переживания прошедшего вечера и ночи. Вбежала в дом, муж сидел у окна, было видно, что он не находит себе места, дочка спала. Чужих никого не было. Удивленный и растерянный, он смотрел на Анну и на ребенка, без слов. Молча Анна положила дитя около него и попросила развернуть. Ничего не понимающий Дмитрий развернул тряпки, в которые был завернут малыш. Видно, что ребенка только родили, бросили, потеряли? Не было записок, ничего не указывало, откуда ребенок взялся. Кто его мать? Привычно для женщины, у которой еще недавно был малый ребенок, Анна осмотрела дитя, заметила, что пуповина перевязана плохо, отправила, не объясняя ничего, мужа за доктором. Удивленный, ничего не понимающий Дмитрий не посмел ослушаться. Он был готов после случившегося валяться у Анны в ногах, приготовил плетку, чтобы она его била, но все пошло не так. Дмитрий растерялся, он молча выполнял все распоряжения жены. Пока ждала доктора, Анна нашла много вещей от дочки, как могла обтерла ребенка, это был мальчик, приготовила в тряпочке печенюшку в разбавленном молоке и поднесла ребенку к ротику. Он сначала не понимал, но, почувствовав влагу на губках, вдруг зачмокал и стал сосать. Анна заплакала от счастья за спасенного малыша, поняла, что ребенок будет жить. Через час пришла фельдшер и растерянный муж, который не понимал, откуда ребенок, как ему вести себя с женой, как объяснить все то, что случилось между ним и соседской девчонкой. Конечно, первым делом фельдшер спросила: «Где же Анна нагуляла ребеночка, что даже муж не знал?» Анна рассказала, умолчав о причине, по которой она там оказалась. Фельдшер Мария Ивановна пожимала плечами: в деревне рожениц не было. Поговорив, решили, что это кто-то со стороны родил и бросил ребенка. Решили сообщить в милицию. Ребёнка оставили пока в семье у Анны с Дмитрием. Прошло четыре года. Дети подрастали. Старшей дочке Валентине было уже шесть лет, младшему, его назвали Сергеем, четыре года. Тогда, после того, как Анна пришла домой с ребенком, после фельдшера, приехала милиция. Они ходили по домам в деревне, опрашивали жителей, не видел ли кто кого-то постороннего, но никто никого не видел. Ребенка оставили в семье Дмитрия и Анны, вскоре они найденыша усыновили. Мир и покой пришёл в семью после того, как малыш появился в доме. Соседская дочка уехала из деревни, поговаривали, что у неё родился ребёнок от Дмитрия, но дальше слухов вопрос не поднимался, ребёнка никто никогда не видел.