Чужое лицо

© Журавлев С.Е., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

На подлете к Африке «Боинг Б‐47 Стратоджет» ВВС США попал в сильнейший шторм. Тяжелый шестидесятитонный стратегический бомбардировщик бросало из стороны в сторону, как засохший листок. Роберт, командир корабля, вцепился в ручки управления с такой силой, что жилы вздулись на висках. Стояла непроглядная ночь, поэтому разрывы молний воспринимались как ослепляющий свет. Стрелки приборов нервно дергались, иначе и быть не могло, когда ревущий от натуги самолет камнем падал на несколько десятков футов в воздушную яму. Лампочки многочисленных индикаторов, как казалось, трусливо мигали из-за качки, постоянно переходившей в жесткую болтанку. Невольно возникало предчувствие, что без потерь они из этой ситуации не выйдут. И это действительно произошло – противно запищал индикатор, сообщивший о неисправности фиксатора механизма сброса бомбы.

– Иди! – только и смог выкрикнуть командир, сражавшийся с управлением самолета.

Гордон отстегнулся и, держась за переборки, отправился в бомбовый отсек. Несмотря на все предосторожности, его с такой силой швырнуло о переборки салона, что показалось, будто ребра сломались. Тусклый свет освещения тесного отсека не позволял сразу понять, что произошло. Согнувшись, всей спиной прижимаясь к вибрирующей стенке борта, он протискивался к первому фиксатору. Когда включил фонарик, дрожь самолета невольно передалась и ему. Скоба трехтонной бомбы при каждом подпрыгивании самолета прогибала язычок держателя. Гордон с ужасом смотрел, как железная перекладина все сильнее прогибается. Остановить этот процесс было невозможно – скоба с монотонностью молота била по фиксатору. Наконец раздался тонкий звон, и железка лопнула. Бомба, сорвавшись с одного фиксатора, провисла и держалась только на одном оставшемся. Неожиданно сильный толчок сбросил ошеломленного Гордона прямо на бомбу. Еще немного, он бы сорвался и оказался под ней. Тогда при очередном подпрыгивании самолета все три тонны смертоносного оружия превратили бы его тело в месиво плоти и костей. Он инстинктивно вцепился в какие-то выступы на изделии и распластался, как лягушка, на термоядерной бомбе «Марк‐15» последней разработки. Что дальше делать, Гордон не знал. Он скосил глаза в сторону и увидел, как вокруг последнего держателя стали появляться трещинки. Клепочное крепление не выдерживало нагрузок. Вес бомбы оно удержать могло, но жесткая болтанка усиленно рвала металл. Количество трещин увеличивалось, они разрастались на глазах. Казалось, дыхание летчика замерло… Наконец этот ужас закончился, и смертоносное изделие рухнуло вниз. Трехтонная бомба проломила люк самолета и полетела к земле с высоты пять тысяч метров. Верхом на ней распластался несчастный Гордон. В ушах засвистело, а в лицо ударил поток воздуха. Это было странное ощущение полета. Полета в бездну…

Гордон проснулся. Сердце колотилось как бешеное. Он на ватных ногах подошел к окну: хотелось убедиться, что он на земле и что жив.

За окном его дома во Флориде робко разгорался рассвет. Вовсю щебетали птички, на небе ни облачка, легкий ветерок из приоткрытого окна слегка приобнял его, и он почувствовал, как намокла его майка от пота.

«Хорошо, что не трусы», – невесело сострил про себя Гордон и вздохнул полной грудью. Пора собираться на службу. Сегодня по расписанию у них пробный полет с новым изделием. Недавно к ним на авиабазу доставили сверхсекретную термоядерную бомбу «Марк‐15».

Глава 1

Капитан особого отдела Константин Бабин был явно расстроен. Он прошел, минуя два поста проверки документов, к своим подопечным, военнослужащим центра радиотехнической разведки. В силу служебных обязанностей о каждом из солдат и офицеров этого секретного подразделения он знал почти все. Даже больше, чем они сами. Агентура регулярно предоставляла информацию, зачастую основанную на слухах и домыслах. Что вообще могло произойти в закрытой части, когда все на виду? Этих секретных военнослужащих даже за периметр части не выпускали. Друзья и родственники завидовали им: они же служили за границей, в Германии, пусть и в ГДР. Но сотрудники не могли рассказать им, что это за служба.

Особо секретная часть, и режим здесь, соответственно, был жесткий. Солдаты даже положенные им немецкие марки могли расходовать только в магазине военторга. Правда, один раз они видели немцев. Седьмого ноября, в день Великой Октябрьской революции, на празднование пригласили немецкую молодежную делегацию – членов Союза свободной немецкой молодежи, аналога нашего комсомола, они были из главного предприятия в городе Торгау – фаянсового завода. Молодые немки вручили солдатам сувенирные тарелки собственного производства, а в ответ получили полотенца ивановской текстильной фабрики. Больше никаких контактов с немцами. Капитан Бабин следил в том числе и за этим. Кстати, именно тогда он в первый раз обратил внимание на Ирека Дорохова. Ирек, как и сам капитан, был родом из Мордовии, только жил в Пензе, а не в Саранске, как Константин.

Немецкая сторона выставила на праздничный стол после торжественной части традиционный шнапс «Кристалл», советская выставила в ответ «Столичную». Молодежь быстро захмелела, стали общаться. Правда, в основном на пальцах, языки знали плохо. Только Ирек бойко болтал с очкастой немкой по-английски. Именно он вовремя заметил зарождающийся конфликт и вытащил буйного сослуживца из-за стола. У парня отец погиб на войне, и он не сдержался, полез в драку с местными немцами. Мероприятие оперативно свернули, но, к счастью, все закончилось мирно.

Капитан обошел с дежурным офицером помещения разведцентра. Часть солдат была его негласными помощниками, но показывать свое отношение он, разумеется, не стал. Агентура, она на то и агентура, что тайная. Он остановился рядом с Дороховым. Парень уверенно переключал тумблеры, вращал ручки подстройки… одним словом, следил за врагом. Противником у разведцентра была крупная база НАТО в Рамштайне. Конкретно этот пост отслеживал активность 306-го крыла Стратегического авиационного командования армии США. В задачи крыла входила дозаправка в воздухе самолетов KC‐135 и разведывательных самолетов RC‐135. То есть самолетов, занимавшихся глубинной разведкой либо находящихся в постоянном патрулировании, в том числе и с ядерными бомбами, размещенными американцами как раз в подземных бункерах базы Рамштайн. Если заправщики в воздухе, значит, янки что-то задумали, хорошо, если просто вылеты, а если боевые… В этом случае все офицеры должны находиться в прямой доступности.

– Как дела у супостатов, товарищ сержант? – поинтересовался Бабин.

– Готовятся, товарищ капитан, – бодро ответил рядовой, продолжая следить за аппаратурой – находясь на боевом дежурстве, он не должен был вставать при появлении офицеров. – Так нам замполит утром рассказывал.

– Это плохо, – вздохнул капитан и повернулся к знакомому дежурному офицеру: – Ребята из соседнего танкового корпуса зовут на рыбалку в выходные. Здесь на озерах, говорят, такой клев, а тут за американцами следить надо.

Все в части знали, что капитан заядлый рыбак.

– Костя, так давай попросим американцев на выходных не проводить полеты, – пошутил дежурный и с усмешкой обратился к Иреку: – Сержант Дорохов, сможете договориться с янкесами, чтобы они отпустили капитана на рыбалку?

– Так точно, товарищ командир. Согласие от американцев получено, – бодро отрапортовал солдат.

Офицеры переглянулись, и капитан осторожно переспросил:

– Ну-ка, поясни.

– В эти выходные вылетов на дозаправку не будет. Можете спокойно ехать на рыбалку, товарищ капитан.

– Откуда сведения?

– С той стороны. У них на узле связи никакой радиодисциплины. Не знаю, куда их контрразведка смотрит? Они регулярно болтают между собой не по службе. Только что один из них, ответственный за полеты, рассказал своему приятелю, что на выходные собирается к своей немецкой гретхен порезвиться. Значит, вылетов не предвидится. У них все планируется заранее, никаких авралов.

– Это точно? – засомневался капитан.

– Так не первый раз уже, – ответил Дорохов. – Проверено.

– Так ты и английский знаешь?

– И английский, и мордовский, и татарский. У меня татары в школе в друзьях ходили.

– Как фамилия американского офицера?

– Первый лейтенант Уорен.

Это действительно было так, разведцентр располагал списком офицерского состава. Однако рядовой оператор никак не мог быть с ним знаком.

Бабин молча покинул пункт перехвата. Он созвонился с танкистами и провел все выходные на озерах. Рыбалка выдалась отличная, душевно посидели с друзьями у костра, попели песни под гитару. Но время от времени с регулярностью будильника к нему приходила мысль о Дорохове.

По возвращении капитан первым делом отправился в центр слежения. Все было спокойно, в выходные у стратегов полетов не было.

Через неделю Дорохов получил звание старшего сержанта.

Бабин вызвал подчиненного на беседу. По рассказам сослуживцев Ирек знал, для чего вызывают в особый отдел: либо за выявленные серьезные нарушения секретности, либо для предложения сообщать информацию о настроениях в подразделении. Поэтому ничего хорошего от этой встречи юноша не ждал. По его насупленному виду капитан сразу понял настроение сержанта. Сначала он попросил бойца рассказать о себе, о семье, о службе, а когда сержант освоился и перестал запинаться, перешел непосредственно к причине вызова.

– Дорохов, вы же знаете, для чего вызывают в особый отдел и какие предложения делают военнослужащим?

– Так точно, товарищ капитан. – В горле у Ирека сразу пересохло.

– Ну и что вы ответите на предложение о сотрудничестве?

Бабин удивился, как быстро изменился в лице сержант. Только что перед ним сидел нормальный парень, а теперь на него смотрит вытаращенными оловянными глазами совершенно другой человек. Рот приоткрыт, и такое впечатление, что сейчас из него закапает слюна, – абсолютно дебильное выражение лица…

Солдат громко шмыгнул носом, рукавом гимнастерки вытер сопли и, растягивая слова, заявил:

– Я это… того… значится… согласен.

– Ну хорошо, – с сомнением произнес капитан, удивленный произошедшей переменой.

– Только вы мне… этого… того… дайте боевой наган и мандат. Тогда я им… там, значит… наведу порядок, можете не сумлеваться, гражданин начальник.

– А без боевого нагана никак нельзя? – Константин раскусил игру Дорохова. А еще отметил, что расчет Ирека был правильным. После этих слов любой контрразведчик постарался бы избавиться от такого кадра. Дураков вербовать – себе дороже выйдет.

– Ни-ни… без боевого нагана никак.

Капитан рассмеялся во весь голос. Ирек понял, что его игра раскрыта, и тоже улыбнулся.

– Молодец, сержант, справился! Теперь давай серьезно. Меня интересуют разговоры американцев. О своих я отчеты и без тебя получаю. Будешь записывать все, что они между собой говорят. Любые, даже бытовые, мелочи. Понятно?

– Так точно, – с облегчением заявил Дорохов, поняв, что вербовать его против своих не будут. – Мне бы разговорник англо-русский для поддержки.

– Будет. Я попрошу офицера из отдела разведки позаниматься с тобой английским. Попрактикуешься в жаргоне.

Казалось, американцы вообще не знают, что такое дисциплина в разговорах по радио. О чем они только не болтают. Конечно, секретные материалы вслух не зачитывают, но иногда их комментарии были более информативны, чем оригиналы.

Однажды Дорохов сам позвонил Бабину и попросил его подойти. Это означало, что у него есть чрезвычайная информация.

– Что у тебя? – спросил капитан, появившись буквально через несколько минут.

– У американцев накрылась сковорода.

– Ты по-русски объяснить можешь?

– «Сковородой» они называют новый мощный локатор. Прежний они уже демонтировали, а в новом что-то у них сгорело. Ремонт займет минимум два дня. Теперь они нашу территорию в глубину не видят, только в пределах пяти-десяти километров. Я посчитал, что это важно.

– Молодец! Слушай врага дальше. – Бабина настолько взволновала эта информация, что он, не сказав больше ни слова, стремительно удалился и отправился прямиком к начальнику разведки.

Полковник сразу понял суть ситуации.

– Если раньше они засекали наши самолеты-разведчики еще на взлете и у границы их уже встречали истребители наперехват, то теперь они слепы и глухи. Засечь нас могут только при пересечении границы. Пока пройдет команда наперехват, время на взлет, подлет, мы успеем отснять полосу километров на пятьдесят – семьдесят в приграничье. Всю оборонительную линию, места дислокации, инженерные сооружения, много чего. Так?

– Так точно, товарищ полковник.

– Это если информация твоего парня верна. – Начальник пристально посмотрел на особиста.

Такое замечание означало, что теперь ответственность целиком на капитане. Сержант – его подчиненный, значит, отвечает за все его командир. Прежде всего за судьбу летчика с самолета-разведчика. Вторгшийся в особо охраняемую зону советский самолет-шпион с большой долей вероятности может быть сбит силами противовоздушной обороны НАТО. Во вторых, за то, чтобы нашим не подсунули хитроумную комбинацию по дезинформации. Конечно, у начальника разведки есть информация и из других источников, в том числе агентурных, но лишний раз уточнить не помешает, даже, наоборот, крайне необходимо.

Разведывательный полет прошел успешно, и вскоре Бабин получил досрочно звание майора. Произошли изменения и у Ирека. Теперь он осуществлял слежение за эфиром, составляя каждый день отчет для особиста, а технические вопросы передали другому солдату.

В один из весенних дней майор, приняв ежедневную сводку прослушивания базы Рамштайн, завел необычный разговор:

– Чем планируешь заняться после службы, Дорохов?

– Так мне еще служить и служить, товарищ майор. А так думаю попробовать поступить в институт, женюсь, буду помогать родителям, сестрам. Их у меня трое, все младшие.

– Так чего тянуть с учебой. Можешь уже сейчас поступить в военное училище, станешь кадровым военным, офицером.

– Подумать надо. Не хочу решать с бухты-барахты, – ответил сержант.

– Думай. Есть такое предложение. Командир дивизии договорился, чтобы нам выделили одно место для поступления в институт военных переводчиков. Туда так просто не попасть, только по согласованию. Он это место для своего сынка приготовил, но тот заболел. Я говорил с начальником разведки о твоей кандидатуре, он поддержал. К языкам у тебя явные склонности. Переводчики, конечно, генералами не становятся, но и армейская служба не в тайге или пустыне, а при штабе. Опять же мир есть возможность посмотреть. Подумай.

Так Дорохов стал курсантом Военного института иностранных языков в Лефортове. Экзамены сдать было не просто, слишком высокая конкуренция, но он выдержал. Учли рекомендации от особого отдела части, комсомольские характеристики.

Заключительное собеседование оказалось необычным. Надо было решать задачи, отвечать на время на странные вопросы, часть которых ставили его в тупик. Уже уходя, Ирек не выдержал и спросил:

– Скажите, товарищ преподаватель, там был вопрос о спорте, в чем его смысл?

– Так и быть, курсант, поясню, – невольно улыбнулся мужчина. – Это пример так называемых проективных вопросов. Они помогают выявить скрытые качества и свойства человека. Не в лобовую, а именно косвенно. Там был предложен перечень видов спорта и заданы два вопроса: «Каким видом спорта Вы хотите заниматься?» и «За каким видом спорта Вам интересно наблюдать?» Что вы выбрали?

– Хотел бы заняться боксом, а наблюдать за шахматами. Я в них не очень силен.

– Это не важно. Человек – это стиль. По стилю человека можно судить о его характере, независимо от того, чем он занимается. Спорт – это соперничество в чистом виде. Оно может быть без контакта с противником, например, шахматы, городки, гимнастика. Может быть опосредованный контакт через спортивный снаряд: мяч в футболе, шайба в хоккее, а может быть прямой контакт с противником: борьба, бокс и прочее. По ответам можно судить о готовности и настрое человека решать проблемные вопросы. Ваш ответ говорит о том, что вы не боитесь прямого столкновения с противником и имеете тягу к аналитической работе. Понятно, о чем я говорю?

– Конечно. Здорово! Мне нравится такой подход. Его можно использовать и при общении с друзьями, и при допросе неприятеля…

По заключению мандатной комиссии Ирек попал в группу с базовым французским языком и вторым английским.

Потянулись годы учебы: физподготовка, структура армий мира, основы перевода, география и политика стран, тактика проведения допроса, история партии, политэкономия, обнаружение скрытного наблюдения и уход от него, основы шифрования и языки, языки, языки… К концу четвертого курса он сдал на первый разряд по боксу. Выезжал на стажировку в войска. Стал старшиной. Его приняли кандидатом в члены КПСС. Все складывалось успешно. Но… рухнуло в один момент.

В институте было много представителей золотой молодежи, детей высокопоставленных родителей. Это же Москва. Учеба засчитывалась как служба в армии, и к тому же по окончании выдавался диплом о высшем образовании. Пренебрежение к провинциалам иногда приводило к конфликтам. Ирек как-то заступился за одного студента, курсом младше, над которым издевались несколько таких представителей. Один против пяти. Его выставили зачинщиком драки и добились отчисления из института, заодно разъяснили, что в армию для него путь закрыт. Выдавая Дорохову документы на увольнение, кадровик попросил его зайти в спецчасть. Там его уже ждал седой подполковник. Он без предисловий сразу задал вопрос:

– В вашем личном деле написано, что начинали службу в радиоразведке. Хотите продолжить?

– Так кто же меня теперь в армию возьмет с таким личным делом? – удивился Ирек.

– Я и не предлагаю вам возвращаться в армию. После института вас могли пригласить в ГРУ при Генеральном штабе Министерства обороны, то есть в военную разведку, а я говорю о разведке политической, в КГБ. Вы же знаете, что особые отделы – это не армия, а госбезопасность.

– Надо будет еще учиться, товарищ подполковник?

– Обычно год, но в каждом случае решается индивидуально.

– Я согласен.

– Хорошо. Тогда завтра к одиннадцати ноль-ноль вам необходимо прийти по этому адресу. – И подполковник протянул ему листок с адресом.

Окрыленный молодой человек вышел на крыльцо института и, улыбнувшись, попрощался со ставшим родным за четыре года домом:

– Спасибо за учебу. Мы еще повоюем.

Опять, как и четыре года назад, начались собеседования, тесты, экзамены. Конечно, на другом уровне. Медкомиссия. Разговорный французский, английский, письменные переводы, синхрон, диалекты – естественно, без подсказок и словаря. Тесты на внимательность, память, устойчивость, интеллект и еще много чего. Мандатная комиссия приняла решение зачислить Дорохова в штат КГБ СССР с присвоением звания «младший лейтенант», так как он имел неоконченное высшее военное образование. Теперь ему был прямой путь на годичные курсы в «лесную школу», но там учеба уже шла в полном разгаре, и Ирека направили в кадры Первого главка, где долго думали, куда бы его пока отфутболить. Тут судьба улыбнулась ему во все тридцать два зуба. В кадрах он столкнулся с Лазаревым. Анатолий Иванович заскочил к кадровикам за справкой и обратил внимание на парня, который, ожидая приема, возле окна читал свежий номер «Юманите», орган компартии Франции, и от скуки бубнил себе вполголоса саркастические комментарии, естественно, по-французски. У знакомого кадровика бывший сотрудник парижской резидентуры поинтересовался, что за парень томится в коридоре. Почуяв, что появилась возможность пристроить Дорохова, кадровик быстро дал самую лестную рекомендацию, напирая на хорошую языковую подготовку парня, дисциплинированность, выработанную за время обучения в военном институте, хорошую физическую подготовку. Вечером, во время встречи с заместителем начальника управления, Анатолий Иванович попросил направить парня к нему для беседы как возможного кандидата для работы с нелегальных позиций.

Это было непростое время. К середине пятидесятых руководство КГБ все яснее понимало, что приходит время смены поколений, а разведка все сильнее ощущала нехватку новых образованных кадров. Свыше восьмидесяти процентов сотрудников имели только среднее образование, менее половины владели иностранными языками. Они были проверены войной, но теперь этого было мало. Лазарев, проработав длительное время в резидентуре во Франции, прекрасно понимал это и смог убедить начальника в своем выборе. Анатолий Иванович очень надеялся в ближайшее время вернуться в парижскую резидентуру и заранее думал об укреплении кадров новыми сотрудниками.

Два года назад, отработав два срока по четыре года в длительной загранкомандировке во Франции на заслуженно полученной должности заместителя резидента, тридцатишестилетний Анатолий Лазарев вернулся в Москву. Полный сил и амбиций офицер разведки столкнулся с обычной бюрократической ситуацией. А именно: где теперь служить? В аппарате разведки не так много должностей. К тому же они уже заняты, а соглашаться на рядовую работу вроде бы не по чину и не по заслугам. Другим вариантом было отправление в действующий резерв, что означало работу под прикрытием в гражданских ведомствах и учреждениях. Там сотрудники должны были заниматься обеспечением режима, охраной секретности, выполнением контрразведывательных задач, что никак не устраивало сотрудника, успешно проработавшего несколько лет за границей в активной разведке.

На Лубянке наблюдалась такая скученность, что даже место, где присесть, не сразу найдешь. Иногда сотрудники делили вдвоем один рабочий стол по очереди. В планах, конечно, строительство нового комплекса, но когда это будет. Так и пришлось Лазареву самостоятельно ходить по знакомым в аппарате разведки, чтобы подыскать себе место работы. Выход из ситуации нашли чисто бюрократический – ввели новую должность. Так Лазарев стал заместителем начальника 2-го отдела управления нелегальной разведки, недавно получившей официальное название Управление «С» при Первом главном управлении КГБ СССР. 2-й отдел занимался вопросами подготовки необходимых документов нелегалам для их закрепления в стране пребывания, а также отработки деталей самой легенды разведчика. Сюда стекались со всего света всевозможные паспорта, свидетельства, метрики, удостоверения, дипломы, справки и прочие образцы документов. Естественно, на разных языках. Во всем этом надо было разбираться, знать, в какой стране, когда и каким образом можно получить паспорт. Продумать легенду и под нее поставить в паспорте соответствующие отметки. Контрразведка врага не спит и регулярно использует всевозможные защитные приемы в государственных документах. Это сотни видов различных чернил, мастик, туши, видов бумаги, канцелярских приспособлений.

Во всем этом отлично разбирался начальник отдела полковник Громушкин. Его на работу принимал еще сам Лаврентий Павлович Берия. С изготовленными им документами свободно проходил неоднократно проверку под видом немецкого офицера легендарный разведчик Николай Кузнецов. А затем и все остальные нелегалы советской внешней разведки. У Лазарева первое время к концу дня в глазах рябило от всевозможных документов и опускались руки. Невозможно объять необъятное. Но характер брал свое. Тогда он сосредоточился на отработке легенды для будущих нелегалов. Она складывалась из многих факторов, которые надо будет потом подкреплять документами.

Чем больше Анатолий Иванович общался с Иреком, тем больше ему нравился этот парень. Оказалось, что он не терял время за годы учебы. Однокурсники-москвичи помогали сокурснику попадать на закрытые просмотры зарубежных киноновинок, доставали билеты в театры, пристрастили к чтению художественной литературы. Бывший курсант военного института хорошо знал состав и структуру вооруженных сил Французской Республики. Единственный пробел был лишь в плохой осведомленности о Французском Иностранном легионе – по какой-то причине эта тема не стояла в учебных планах института. Ирек с большим интересом расспрашивал Лазарева об этом подразделении, но тот мало что мог сказать, только довольно общие сведения.

Неожиданно опытного разведчика посетила одна сумасшедшая мысль. Сначала он отмахнулся от нее, но потом она все больше и больше стала его захватывать. На очередной встрече с Сахаровским, руководителем внешней разведки, Анатолий Иванович настоятельно рекомендовал зачислить Дорохова на индивидуальную подготовку для дальнейшей работы с нелегальных позиций.

– Чем вам так приглянулся этот парень? – поинтересовался начальник Первого главка.

– Понимаете, Александр Михайлович, я бы не сказал, что у него блестящий французский. Это и понятно, нет достаточной практики с носителями языка. Но это дело наживное. Конечно, внешне он больше славянин, чем житель Южной Европы, но в Париже кого только не встретишь. Я бы выделил умение подстроиться под собеседника, общую грамотность, стрессоустойчивость, умение держать удар в сложных ситуациях и, конечно, напористость, стремление идти до конца, вплоть до упрямства. Кстати, эта черта тоже есть у французов.

– Мне кажется, вы что-то темните, – проницательно заметил опытный руководитель. – Все, что вы перечислили, – это хорошо, правильно, но довольно средне. Многие наши сотрудники обладают таким набором качеств. Я прав?

– Так точно, товарищ генерал, – не стал скрывать Анатолий Иванович. – Применительно к нему у меня есть предложение по внедрению. Его уже через несколько месяцев можно будет отправлять за кордон.

– Вы о чем говорите, товарищ Лазарев, – удивленно заметил Сахаровский. – Мы годами готовим людей для нелегальной работы. Вы же сами работаете во Втором отделе и знаете, сколько времени уходит на отработку легенды, подготовку документов, поэтапное вживание в образ. Три, четыре, пять лет, некоторым и больше. – Было видно, что хозяин кабинета стал раздражаться.

– Я исхожу из реалий сегодняшнего дня, товарищ генерал, – продолжал настаивать Анатолий Иванович.

– Хорошо. Обоснуйте, – кивнул Сахаровский, откидываясь на спинку кресла.

– Мое предложение довольно простое. Как вы знаете, во Франции уже более ста лет как базируется Иностранный легион.

– Наемники, – нетерпеливо перебил его собеседник.

– Не совсем. По закону они считаются добровольцами. Легион не подчиняется военному министерству, только главе государства. В него действительно берут только иностранцев. При поступлении туда достаточно предъявить паспорт или иной документ. Проверку проводит своя контрразведка, но довольно поверхностно. Главное, чтобы на территории Франции кандидат не совершал преступлений. Легионер имеет право служить как под своей настоящей фамилией и именем, так и под псевдонимом, который его устраивает. Новобранец получает так называемый anonymat, который содержит его новое имя и фамилию, место и дату рождения – на его выбор. Все эти данные вносятся в служебный паспорт – carte d’identité militaire легионера. После окончания контракта он получает документы на выбранное имя. По-моему, это идеальные условия для внедрения.

– Легальные чистые документы – это хорошо, – задумчиво согласился Сахаровский. – Военнослужащий получает гражданство?

– У легионера появляется право после окончания контракта запросить вид на жительство во Франции. Через год-полтора он получает само гражданство.

– Каков срок контракта?

– Пять лет.

– Вы хотите нашего парня отправить на пять лет воевать по всему свету за интересы Франции?

– Достаточно двух, чтобы уволиться по ранению или состоянию здоровья. Это называется «по праву пролитой крови».

– С болезнью мы ему сможем помочь, – наконец улыбнулся генерал. – С докторами посоветуемся, французы поверят. Два года – и «железные» документы, право на законное нахождение в стране и получение гражданства. Крепкая легенда. Это заманчиво. Какой же паспорт он предъявит? Не советский же.

– Ирек родом из Мордовии, а это финно-угорская группа языков. Мне кажется, что лучше всего подойдет венгерский паспорт.

– Сбежал из страны после неудавшегося восстания тысяча девятьсот пятьдесят шестого года, – тут же уловил мысль Сахаровский. – Это хороший ход. Мотив понятен. Сбежал из тоталитарного ада коммунистов. Тогда действительно отправлять надо сейчас, пока тема актуальна. Но язык?

– Отправим на полгода как специалиста-стажера на какое-нибудь предприятие в Венгрию, он все быстро схватывает.

– За полгода такой язык, как у мадьяр, не освоить на уровне носителя. Высока вероятность встретить в легионе земляка. Тогда как?

– Во-первых, он не чистый венгр. Вы же помните, что раньше это была Австро-Венгерская империя. То есть корни его могут быть из австрийцев. Во-вторых, он всегда может сослаться на то, что в легионе все говорят на французском, а за разговор на другом языке следует неминуемое наказание.

– Составляйте план, Анатолий Иванович. Будем готовить парня. Какой оперативный псевдоним ему выберете?

– Он – Ирек, предлагаю Икар.

– Одобряю.

В Венгрии, несмотря на все усилия госбезопасности и народной милиции, в народе не утихало пламя протеста против коммунистической власти и советской оккупации. Русские строили школы, больницы, университеты, помогали налаживать промышленность, снабжали продовольствием, но у венгров национализм всегда пересиливал благодарность. Все просто. Национализм – это черта характера, а признательность и благодарность – это просто краткосрочные эмоции, чувства. У настоящего мужчины характер всегда сильнее чувств.

В целях безопасности Икар под именем Иван Доронин был оформлен как стажер-практикант на ремонтный завод. На нем осуществлялся ремонт и восстановление тяжелой военной техники Советской армии и Венгерской народной армии. Завод был режимный, все работники тщательно проверялись. Трудились на нем венгры, но в руководстве находились специалисты из Советского Союза. Ирек попал в цех по ремонту радиооборудования. Коллектив был молодой, и он быстро нашел общие интересы с мадьярами и особенно с мадьярками. Венгерские девушки, далекие от царивших в СССР суровых требований по отношению к противоположному полу, отличались свободным, даже ветреным поведением. Ирек быстро поборол в себе робость перед женщинами и многому научился у молодых венгерок. Язык давался ему легко, и к концу командировки он мог свободно поддерживать несложный разговор, обсуждать книги и фильмы. Через информаторов контрразведке удалось установить людей, которые занимались контрабандой с Австрией, и подвести к ним Икара.

Вообще в тот момент граница Венгрии с Австрией напоминала решето. Пока советские войска стояли в Австрии, они так же прикрывали и границу, поэтому охрана границы со стороны Венгрии была организована спустя рукава. Советские оккупационные войска недавно были выведены из Австрии, а ситуация с отношением мадьяр к охране границы не изменилась. Иногда даже, наоборот, сочувствующие контрреволюционным элементам военнослужащие часто шли на нарушение своих обязанностей. Заплатив сто пятьдесят немецких марок, Икар вместе с группой других желающих рано утром недалеко от городка Сомбатхей был переправлен контрабандистами в Австрию. Оттуда путь его лежал через Швейцарию во Францию. Вскоре, довольно истощенный после утомительного пути, голодный, с пустыми карманами, Икар добрался до вербовочного пункта в Марселе.

Глава 2

Лазареву позвонил замначальника управления нелегальной разведки и попросил срочно зайти. Полковник Виталий Григорьевич Павлов в свои сорок четыре года успел испытать и взлеты и падения. В двадцать четыре года он пришел в разведку, обучался в Школе особого назначения вместе с коллегами, которые станут костяком и легендой внешней разведки. Принимал участие в операции «Снег» по вовлечению США в войну против Японии, тем самым, по сути, предотвратив угрозу ее нападения на СССР. Был отмечен и возглавил резидентуру в Канаде, с территории которой велась активная работа по Главному Противнику. Но видимо, радость от победы в тяжелейшей войне породила благодушие, притупила бдительность, и он так и не решился отправить на родину шифровальщика и склочника Гузенко. Тот прихватил важнейшие материалы резидентуры и перебежал к врагу. Павлов за утерю бдительности закономерно попал в опалу. Благодаря своему профессионализму ему удалось практически с незначительных должностей со временем вернуться к ответственной работе в нелегальной разведке. Сменилось несколько начальников Управления «С», а он так и оставался пока заместителем. Надежным, грамотным заместителем.

– Присаживайся, Анатолий Иванович, – пригласил Павлов. – У тебя во Франции нарисовалась проблема.

– Так я сейчас вроде бы не во Франции, – для порядка проворчал Лазарев.

Они оба были замами, полковниками, принадлежали к одному поколению, и служба в разведке для них составляла всю жизнь.

– Хочешь сразу уйти от ответственности? – улыбнулся хозяин кабинета.

– Никогда, Виталий Григорьевич, за мной такого не водилось. Виноват – отвечу.

– В бытность твою заместителем резидента в Париже на оседание к вам был отправлен наш нелегал, оперативный позывной «Камелия». Помнишь?

– Конечно.

– Что у нее была за легенда?

– Довольно сложная цепочка. Девочка якобы родилась вне брака в Чехии от матери-чешки и отца-француза. Отец погиб во время войны, известны его персональные данные, но подтверждающих документов на руках нет, хотя они точно есть во французских архивах. Это реальное лицо. Теперь скончалась и мать. Девушка написала слезное письмо во французское посольство в Праге, умоляла признать ее соотечественницей, жаловалась на тяготы жизни в советской Чехословакии. Чиновники послали запросы, и данные на отца подтвердились. В конце концов приняли решение разрешить ей вид на жительство для начала. Она перебралась в Париж, нашла работу, поступила на учебу. На период вживания выполняла разовые, небольшие поручения. К серьезным операциям ее не привлекали. Все проходило штатно.

– Кто помогал ей с документами на легализацию?

– Французские товарищи. У нас был выход на сотрудника архива. Через него мы закрепили документы.

– Проверенный сотрудник?

– Насколько я помню, подпольщик, участник Сопротивления.

– Член компартии Франции?

– Этого я не могу сказать. Хотя мы в последнее время стараемся не привлекать партийные кадры к нашей работе, слишком засорены они агентами контрразведки.

– Вот именно. Появилась информация о его вероятной вербовке. Он может навести на Камелию?

– Думаю, может.

– У нее есть запасная легенда?

– Конечно.

– В ее реализации принимали участие члены французской компартии?

– Да, – вынужден был признать Лазарев.

– Тогда я запрещаю переходить на нее. Еще есть варианты для Камелии? В противном случае мы ее срочно отзываем. – Голос руководителя нелегальной разведки был тихим, но жестким.

– Виталий Григорьевич, в свое время нам удалось добыть список лиц, считающихся пропавшими без вести.

– Сами добыли?

– Сами. При участии нашей агентуры. Из этого списка мы отобрали несколько подростков. В отделе документации, где я сейчас работаю, были изготовлены очень качественные подделки метрик о рождении. По ним нам удалось получить настоящие паспорта граждан Франции. Там есть подходящий вариант для Камелии, надо только поменять фотографию. Заготовки по легенде тоже есть. За неделю управимся.

– Но ведь во Франции в архиве имеются дубликаты фото.

– Мы заранее подготовили не очень качественные снимки. Потом планировали брак и смену фамилии, соответственно, замена паспорта на другой, реальный.

– Хорошо. Но из Парижа мы ее убираем. И куда, в каком качестве планируете?

– Я сейчас работаю в отделе документации, как я могу планировать работу с нелегалами во Франции? – с досадой заметил Лазарев.

– Никуда Франция от вас не денется, резидент уже хлопотал насчет вас. Вы там были восемь лет, хорошо знаете обстановку, наши позиции. Обсуждается ваша кандидатура ему на замену.

– Я бы на период адаптации отправил ее в Марсель.

– Крупный город. Почему туда?

– Там находится пункт вербовки новобранцев в Иностранный легион.

– Хотите спрятать ее подальше и отправить связной к Икару, – сразу догадался Павлов. Полковник уже получил личное дело Дорохова и распоряжение о его передаче в штаты нелегальной разведки. Это предложение ему явно пришлось по душе. – Мысль интересная. Пока он служит, она как раз адаптируется. Жених, военный герой, вернется к невесте – удачный тандем. Вы же с ней встречались, как считаете, может получиться складная пара разведчиков-нелегалов?

– Оперативный псевдоним «Камелия» мы ей дали не столько из-за цветка…

– Неужели из-за книги Дюма «Дама с камелиями»?

– Отнюдь. У болгар это имя означает потребность всегда и везде доминировать, быть первой. Так что пара может получиться очень перспективной. У девочки есть стержень.

– Тогда готовьте паспорт, биографию и срочно отправляйте ей во Францию. Пусть связывается с Икаром.

Переход на новые документы прошел довольно безболезненно. Теперь она – Аннет Фоше, хотя предыдущее имя, Симона, ей нравилось больше. Зато теперь она живет на берегу моря. Париж, конечно, красивый город, но в Марсель она влюбилась сразу. В прошлой жизни ее, девочку из среднерусского города, родители однажды возили на море. Это было чудесно и запомнилось надолго. Но теперь это совершенно другое. Здесь все настоящее, без прикрас. В Марселе не очень-то стремятся сохранить или отреставрировать следы прошлого в угоду туристам, здесь много неприглядного, но его первозданность завораживает и привлекает. Средиземноморский портовый, яркий и шумный, с рынками, островами и тюрьмами на них, с рыбаками и моряками, город как будто сошел со страниц приключенческих книжек. Теперь ей здесь жить, так распорядился Центр.

Как и любая женщина, Камелия любила ходить в кондитерские. Французы четко придерживаются традиций. Для них в буланжери продают именно хлеб, такой, как знаменитый багет, круассаны, pain de campagne (большой круглый хлеб), pain aux céréales (хлеб с семенами и злаками), pain de seigle (темный ржаной хлеб) и фугас (буханка с запеченными сверху ароматными травами и овощами). Чтобы считаться буланжери, французская пекарня должна выпекать весь свой хлеб самостоятельно. Кондитерская или патисье – это не только всевозможные виды пирожных, но и восхитительный магазин, в котором можно приобрести эти самые лакомства. Патисье представляют собой типичные изысканные десерты. Французы очень консервативны и стараются не смешивать ассортимент, как это делают безродные американцы.

Поэтому, увидев на одной из буланжери недалеко от центра Марселя объявление «Требуется помощница», Аннет решительно толкнула входную дверь. Булочную держала супружеская пара почтенного возраста. Они все делали сами: и пекли, и стояли за прилавком. Дочь давно уехала на север Франции и жила своей жизнью. Возраст брал свое, и им понадобилась помощь. Уже на следующее утро постоянные посетители, придя в кондитерскую за обязательным пети дежене, то есть «маленьким завтраком» в виде половины свежего багета с конфитюром, большой чашки кофе с молоком и обязательным «доброе утро, мадам! Са ва?», увидели за прилавком очаровательную мадемуазель Аннет. По рекомендации хозяйки Аннет удалось снять неподалеку небольшую чистенькую комнатку с возможностью выхода на две противоположные улицы. Еще в Париже девушка получила через тайник радиоприемник немецкой фирмы «Грюндиг». Если снять заднюю стенку, то открывался доступ ко встроенному компактному передатчику. Во время очередного сеанса с Центром она сообщила свой новый адрес и получила указание ждать представителя нелегальной разведки.

Пока шел период вживания в новую легенду, руководство не загружало Камелию сложными заданиями. Марсель – это прежде всего крупный порт. Сюда заходили сотни судов под различными флагами, в том числе и СССР. Курьеры из Центра под видом моряков советского торгового флота время от времени осуществляли доставку тех или иных материалов через организованный Камелией «почтовый ящик». Через день-два представители парижской резидентуры забирали посылки. Это был один из многих каналов доставки, налаженных советской разведкой.

Однажды, ближе к закрытию булочной, когда постоянные покупатели уже разобрали дневную выпечку, дверной колокольчик весело звякнул, и в зал вошел молодой человек. Сразу было видно, что он выдержал непростой путь. Мятый, местами испачканный костюм, в котором, видимо, пришлось спать не одну ночь, щетина на лице, пропыленные, давно не чищенные ботинки. Аромат свежеиспеченного хлеба вызвал у парня приступ зверского голода, потому что ноздри его невольно расширились, и он несколько раз сглотнул рефлекторно выделившуюся слюну. Камелия сразу догадалась, кто это, – к ним редко заходили незнакомцы, тем более в таком виде. Она позволила себе скептически улыбнуться:

– Вы так голодны, месье?

Молодой человек засмущался, чем еще больше развеселил ее.

– Добрый день. Могу я видеть мадемуазель Аннет Фоше?

– Это я. Что вам угодно?

– Вы, случайно, не знаете, когда отправляется пароход на Константинополь?

Вряд ли кому-нибудь придет в голову задавать такой вопрос в буланжери. На этом и строилась логика пароля для опознания. В то же время такой вопрос можно всегда списать на флирт с привлекательной девушкой, да и расположенный неподалеку крупный порт давал для этого повод поинтересоваться.

– Я плохо переношу морское плавание, предпочитаю железную дорогу. – Это был отзыв. – Жди меня через час у входа в старый порт. Это недалеко. Найдешь?

Молодой человек кивнул и облегченно вздохнул. Камелия заметила, как его голодный взгляд скользнул по аппетитной выпечке, и, когда он уже направился к выходу, девушка остановила его:

– Подожди. Присядь, – кивнула она на свободный столик.

Быстро приготовила ему несколько бутербродов с ветчиной и сыром, налила большую чашку кофе с молоком. Нормальная женская реакция на голодного мужчину, тем более если ему по легенде уготована роль ее жениха.

Икар переночевал у нее, хоть и пришлось довольствоваться маленьким диванчиком. Привел себя в порядок и с утра отправился на вербовочный пункт французского Иностранного легиона. Теперь у него есть невеста, которой можно отправлять письма, а при случае и позвонить в магазин.

В воротах его встретил легионер, одетый в необычную военную форму. На нем была темно-синяя куртка из прочного материала. На плечах красовались эполеты с эмблемой легиона – орлом, держащим в когтях лавровый венок, на голове – синий берет с золотой кокардой в форме круглого щита – тоже эмблема легиона. Брюки были заправлены в высокие ботинки. На ремне висела кобура с пистолетом и ножны с холодным оружием. В глаза бросался широкий синий пояс, обмотанный вокруг талии, так называмый камербанд, длиной почти четыре метра. Форма была аккуратно подогнана, несмотря на простоту, она выглядела элегантно и внушала уважение.

Все дальнейшие процедуры были отработаны по-армейски четко. Первое собеседование, помывка, получение формы, кормежка и проверка на здоровье, физическое и психическое состояние. Ирек сдал свой паспорт и взял себе новое имя. Теперь его звали Ивон Дюваль.

Через две недели новобранцев отправили в учебный лагерь, который дислоцировался в военном городке Сиди-Бель-Аббес в Алжире. Так Икар на несколько месяцев оказался в казармах полковника Вьено. Обучение легионеров предусматривало серьезную подготовку. Бойцы изучали оружие, тактику, историю легиона, а также французский язык. С первого момента службы в легионе любые разговоры и обучение велось исключительно на французском языке, разговоры на других языках были запрещены.

Изучение языка началось с устава легиона, кодекса легионера и гимна. Режим службы мало отличался от того, к которому Ирек привык, будучи курсантом. Все время между подъемом в шесть утра и отбоем в двадцать два ноль-ноль было четко расписано. Правда, из-за жары в Алжире подъем был в пять утра, и в обед добавлялся час отдыха. Во время марш-броска из строя вышла взводная рация, здоровый голландец, выполнявший функции связиста, ничего сделать не смог, зато рядовой Дюваль сумел быстро наладить связь. С этого времени в его обязанности входило носить рацию и работать на ней. Теперь он всегда находился рядом с командиром, а в атаки, пока учебные, бегали уже другие. При первой же возможности Дюваль послал открытку своей невесте Аннет в Марсель и вскоре получил от нее письмо. Это его необычайно растрогало. Уже столько времени он находился один среди чужих людей, а тут пришла весточка от родного человека…

Так устроен мужчина: он привязан к своей родине, а потеряв ее, становится лучшим солдатом в чужой армии. Без родины жить тяжело, именно поэтому новобранцы сразу принимают девиз легиона: Legio Patria Меа, что означает «Моя Родина – Легион». В этих словах выражена вся идея существования этой необычной воинской части.

Через четыре месяца, в конце обучения, Ивон Дюваль подписал с легионом свой первый контракт, и ему торжественно вручили традиционный головной убор легионера – кепи бланк.

Практически сразу после подписания контракта рядовой Дюваль был зачислен во второй парашютный батальон, и их перебросили в Алжир. Новобранец сменил белое кепи на красный берет, а парадную форму на пятнистую. Из-за такого камуфляжа местное население часто называло легионеров «леопардами».

В этой французской колонии разгоралась гражданская война, поддерживаемая из соседних африканских стран.

Офицерский состав комплектовался из французов, а среди капралов преобладали немцы. Попав в молодости на большую войну, они получили бесценный боевой опыт – ничего другого они не имели. На проигравшей родине и в других странах за их прошлое в карательных действиях немцам грозили реальные наказания. Легион принял их, не спрашивая о причинах, и только служба в нем могла дать им хоть какое-то будущее. Теперь они приближались к пятидесятилетнему рубежу и были самыми усердными и требовательными командирами и инструкторами. Штатным оружием рядовых стала американская автоматическая винтовка М‐14. Калибр 7,62, коробчатый магазин на двадцать патронов. Довольно неудобная и капризная модель, а вот пулеметы были немецкие, легендарная «пила Гитлера» М‐42. Орудия и минометы – французского производства.

В боевых условиях новобранцы, попав в крепкие руки опытных вояк, быстро менялись. Уходил страх, на смену которому приходила уверенность, в глазах появлялся блеск…

Служба в легионе протекала довольно однообразно: занятия, работа, караул. В выходные – пьянство. Случались и драки. Однажды приятель Ивона, довольно щуплый грек, мирно сидел в углу и читал книгу. Неожиданно к нему подскочил здоровый негр – вечный задира и провокатор.

– Мне как раз в сортире не хватает бумаги, – хмыкнул он, вырвал из рук парня книгу и под гогот остальных гордо направился к выходу.

Неожиданно дорогу ему преградил Икар и спокойным тоном проговорил:

– Отдай или пожалеешь…

Заступник был на голову ниже стокилограммового бугая, и все вокруг замерли. Негр не успел даже замахнуться, как броском через спину оказался на полу, а на его горле стояла обутая в армейский ботинок нога Ивона. Он еще раз повторил свою просьбу вернуть книгу. Поверженный понятливо закивал головой и, когда его отпустили, трусливо скрылся в дверях. С этого момента к Ивону стали относиться с большим уважением.

Продолжалась интенсивная подготовка легионеров. Скоро их полк перекинули на южную границу Алжира – там со стороны Нигера участились случаи набегов повстанцев, которых на религиозный манер называли моджахедами, воинами ислама. Легионеры устраивали засады, минировали пути возможного проникновения противника. Часто их отправляли зачищать от партизан городские кварталы. Ивону уже приходилось стрелять по противнику, но реальное боевое крещение он получил в бою недалеко от Ин-Геззам.

Самую большую опасность для легионеров представляли стремительные атаки верблюжьей кавалерии. Ужас вызывало зрелище несущейся на тебя в клубах пыли стаи одногорбых верблюдов – дромадеров. Их наездники отчаянно визжали во весь голос, от которого стыла кровь в жилах. На некоторых животных моджахеды умудрялись крепить легкие минометы и непостижимым образом стрелять во время бешеной скачки. Особенно жестокими были налеты туарегов. Эти «сыны пустыни» не знали жалости и вырезали всех. Легионеры с трудом, но отбивали эти атаки. В тот раз, пользуясь темнотой и внезапностью, арабы прорвались до самых укреплений французов, и началась рукопашная схватка. Американский карабин заклинило от песка. Ивон отбросил его в сторону и успел подхватить у убитого араба немецкий «шмайссер» времен Второй мировой – основное оружие повстанцев. Легкий пистолет-пулемет отлично подходил для ближнего боя. С ним легко можно было маневрировать, а на расстоянии нескольких метров до противника и прицеливаться было не обязательно, только поворачивайся и меняй рожки с патронами. Когда они закончились, у Ивона из оружия остался только метровый двусторонний штык-тесак от бельгийской винтовки. Но туареги так же стремительно, как появились, скрылись во тьме африканской ночи. Правда, успев подобрать своих раненых. Выжившие легионеры их не преследовали. Не было сил, и боеприпасы почти закончились. Опустошенный Ивон подошел к своему командиру Анри Бертрану за распоряжениями. Лейтенант был ровесником легионера. Он достал пачку «Голуаз» и пытался прикурить, но руки ходили ходуном, и спички не зажигались. Ивон предложил свою помощь, но, к его удивлению, руки так же тряслись. Молодые мужчины понимающе взглянули друг на друга и рассмеялись.

– Это мой первый бой, – как бы в оправдание сказал рядовой.

– У меня тоже.

Этот бой показал, что они не просто командир и подчиненный, теперь они оба из братства, имя которому Французский Иностранный легион. Почти половина отряда полегла в этом столкновении. Очевидно, именно там Икар потерял страх и стал настоящим бойцом, до последнего сражающимся на своих позициях.

Тем временем стычки следовали одна за другой. Днем было относительно спокойно, а ночью налетали повстанцы. В ответ «леопарды» атаковали их схроны. Однажды контрразведка получила от пленных данные об одной крупной базе Фронта национального освобождения Алжира. С пленными ни та ни другая сторона особенно не церемонились. Приемы из арсенала гитлеровских СС пришлись очень кстати и иногда были очень изощренными. Местные действовали проще: вспарывали легионерам животы и вешали их на пальмах, а если времени было мало, просто перерезали горло…

На основании информации батальон совершил пеший ночной марш-бросок и на рассвете стремительно атаковал базу алжирцев. Моджахеды дрались отчаянно, но сила была на стороне легионеров. В палатки и постройки летели гранаты, а следом все заливалось свинцовым ливнем из автоматов. Ивон не отставал от других: взрывал, стрелял, уклонялся и снова стрелял. Вообще среди парашютистов трусов не было, за этим жестко следили капралы и никакой жалости не испытывали, тут же вершили скорую расправу с молчаливого согласия офицеров. Было захвачено много трофеев и несколько пленных. Половину из них, в назидание оставшимся, тут же пристрелили, оставшихся крепко избили и связанными бросили возле стенки уцелевшего барака до прихода офицера контрразведки. Внимание Ивона привлек молодой парень, не очень похожий на араба, больше на европейца. Он стойко сносил побои и отчаянно ругался по-французски. Ивон подошел поближе, и на сердце у него похолодело: этого он боялся больше всего. Он знал, что в рядах алжирцев сражаются советские советники, и вот сейчас перед ним сидел Пашка Ломтев. Ломоть учился на два курса старше на том же французском отделении и так же занимался в секции бокса. Тренер часто ставил их в пару…

Сейчас избитый Пашка полусидел-полулежал перед ним. Он тоже узнал Ирека и отворачивал лицо, как бы стремясь показать – «отойди, дурак, не выдавай себя». Что мог сделать рядовой легионер для пленного, которого ждали неминуемые пытки и смерть. Но Икар не мог просто так бросить боевого товарища, и у него мгновенно созрел дерзкий план. Воспользовавшись тем, что на них никто не обращает особого внимания – многие легионеры рыскали в поисках трофеев, то есть грабили, – он достал бельгийский тесак, присел на корточки перед пленным и приставил острый штык-нож к его горлу:

– Сколько вас было? Говори, сволочь алжирская!

И дальше в том же духе, злобно перемежая вопросы ругательствами. При этом он размахивал острым тесаком так энергично, что случайно перерубил веревки на руках пленного.

– Дай мне в морду, – прошипел Ивон по-русски, чтобы рядом сидящие не поняли их разговор. – За углом стоят дромадеры. Сможешь верхом на верблюде?

– Легко, – улыбнулся разбитыми губами Пашка и тут же сильным тычком отбросил спасителя, а сам пружинисто рванул за угол.

– Держи, уйдет! – заорал Ирек, а сам специально перекрыл линию огня для других, не давая легионерам прицелиться. Очередь из его автомата ушла поверх головы беглеца, а тот уже успел скрыться за углом – вдали поднималась пыль от бешено скачущего верблюда. Беглецу пальнули пару раз вслед, но догонять никто не стал.

– Горох! – донесся до Ирека возглас беглеца. Только он знал, что это значит. Дорохова приятели из института военных переводчиков часто называли коротко: Горох…

По Алжиру прокатилась волна взрывов в магазинах, кафе, барах – там, где обычно собираются французы. Эту тактику местные революционеры Фронта национального освобождения громко назвали «Битва за Алжир». Взрывали они не только французов, но и тех местных, кто им помогал или сочувствовал, тех, кто работал на европейцев или получал от них социальную помощь, кто курил, употреблял алкоголь, ходил в кино, держал дома собак, отправлял детей в открытые французскими властями школы. Для осуществления таких терактов использовали молодых девушек-мусульманок, которые делали яркий макияж, надевали европейскую одежду и, не вызывая ни у кого подозрений, оставляли сумки со взрывчаткой на автобусных остановках, в уличных кафе или в барах на пляже, а сами уходили, так как самоубийцами они не были. Полиция и контрразведка не справлялись с ежедневными взрывами, и тогда жандармские функции перебросили на армию и Иностранный легион. Начались повальные облавы, обыски, аресты, пытки…

В один из таких дней их усиленный патруль под командованием лейтенанта Анри Бертрана получил приказ проверить кафе недалеко от центра города. Там, по данным агентуры, планировалось проведение террористического акта. Надо было блокировать квартал, оцепить кафе, перекрыть в нем выходы и входы и проверить посетителей. Тщательное изучение документов у всех пойманных, профилактический обыск подозрительных, досмотр всех сумок, портфелей, любых вещей, где можно спрятать бомбу. Кафе, точнее, небольшой бар располагался на длинной узкой улочке, где двое могут с трудом разойтись, не задев друг друга. Патруль шел, рассредоточившись, чтобы не попасть всем сразу под одну очередь из автомата или под гранату. В последний момент Ивон успел заметить, как из окна второго этажа вместо головы показался ствол автомата, и успел отпрыгнуть под защиту стены. А лейтенант не успел и получил очередь в грудь. Тут же, спереди и сзади, из подъездов выскочили несколько человек и открыли плотный огонь по патрульным. Легионеры были как на ладони, и сразу погибли трое. Впереди за небольшим выступом залег немец-капрал и короткими очередями заставил отойти нападающих. Ивон оттащил к стене раненого лейтенанта и фактически прикрыл его своим телом. Он перекрывал противоположный конец улочки и очередями заставил врагов спрятаться. Теперь узкая улочка оказалась выгодна «леопардам». Обойти их нельзя, атаковать в лоб – самоубийственно. Самое опасное – это стрелок с верхнего этажа. Залегшие на тротуаре бойцы были для него легкой мишенью, а им стрелять лежа вверх было затруднительно. Боевику достаточно было сбросить из окна гранату, и осколки напрямую или рикошетом от каменных стен посекут обороняющихся. Всех спас грек, за которого вступился Ивон в учебке. Он вскочил на ноги, подбежал к месту напротив окна и аккуратно забросил внутрь гранату. Бросать надо было прицельно, иначе отскочившая от стены граната могла накрыть самих военных. Он попал. Грохнул взрыв, из окна повалил черный дым. Но за это время грека прошили из автомата, и он сразу умер.

– Как там лейтенант? – спросил капрал, перезаряжая автомат.

– Ранен, ему нужна помощь. – О том, что его самого зацепило в бок и на камуфляже постепенно увеличивалось кровавое пятно, Ивон пока умолчал.

– Стрельбу уже наверняка услышали другие патрули, надо немного продержаться, Дюваль, – спокойным тоном проговорил капрал. Он был опытным бойцом и хотел поддержать новичка.

– Я держусь, – постарался таким же спокойным тоном ответить Ивон и тут же дал очередь по высунувшемуся алжирцу.

– Дюваль, ты не в претензии, что я лежу к тебе задом? – Капралу сложно было оборачиваться, чтобы проверить, жив ли еще его напарник, поэтому он затеял эту перекличку.

– Капрал, пока я жив, можешь за свой тощий зад не беспокоиться. Я не подпущу к нему ни одного алжирца.

Немец удовлетворенно захохотал. Неожиданно стрельба стихла, и из проулка выскочили два армейских джипа… На один сразу погрузили раненых и отправили в расположение части к врачам. После перевязки Ивона и лейтенанта перевезли в аэропорт и оттуда военно-транспортным самолетом в Марсель, в военный госпиталь Иностранного легиона имени Альфонса Лаверана.

Рана оказалась не столь опасной, однако Ивон потерял много крови. Лейтенант находился в худшем состоянии, но прогноз врачей был положительный.

При первой же возможности Икар позвонил Камелии, сообщил о своем состоянии.

Встревоженная девушка передала сообщение в Москву и запросила разрешения на встречу с ним в госпитале. Через день Центр прислал разрешение – в целях закрепления легенды с женихом. В конце сообщения была приписка с соболезнованиями: от сердечного приступа скончался отец Камелии.

Эта новость ошеломила девушку. Любящая дочь была очень привязана к отцу. Она должна была быть рядом с семьей в такой момент, но профессия не позволяла. Теперь все тяготы лягут на плечи матери и младшей сестры. Камелия находилась в подавленном состоянии. Хозяйка пекарни, видя, в каком Аннет расстройстве, сочла ее переживания за тревогу о женихе и отпустила на три дня.

Уже утром девушка отправилась в госпиталь. На удивление быстро ей разрешили повидать Дюваля.

Вообще в госпитале отношение к раненым легионерам было почти спартанское, без навязчивой опеки. Провели операцию, зашили, перевязали, назначили курс лечения и предоставили самому себе. Лежишь ты или гуляешь – это твое дело.

Молодые люди встретились в парке. Ивон очень обрадовался приезду девушки, но, увидев ее печальный вид, болезненно воспринял это на свой счет: в дурацкой, много раз стиранной пижаме, плохо ходит, пахнет лекарствами. Хорош жених! От этих мыслей он поневоле напрягся.

Камелия уловила этот холодок, но ей самой было не до того, она переживала свое горе, с которым, конечно, не стала делиться с напарником.

– Центр просил узнать, насколько серьезное ранение. Возможна из-за него досрочная демобилизация? – сразу начала она с главного.

– Центр, – печально усмехнулся Икар. – Нет, не тяжелое. Пулевое сквозное ранение в правом боку и осколочное левого предплечья. Врачи сказали, что через неделю отправят в команду выздоравливающих. Особых ограничений нет, но откомандируют на месячную переподготовку связистом, как изначально и предполагалось. Так что можешь сообщить, что все идет по плану.

– Досрочно комиссоваться не получится? Может, можно что-то симулировать?

– Здесь опытные врачи, их не проведешь. Я уже думал об этом. На всякий случай рассказал им, что у меня контузия от взрыва гранаты. Якобы приступы головокружения, тошнота, боли, но симптомов точно не знаю. Они пригласили гражданского специалиста – невролога. Тетка строгая, все осмотрела, заставила меня делать упражнения, обстукала молоточком и заявила, что здоров.

– Это хорошо, что ты настоял на контузии. Я запрошу у наших, что можно предпринять. Как зовут врачиху, запомнил?

– Фамилия сложная, а зовут мадам Лариса.

Аннет, желая показать свою заботу и симпатию, крепко взяла Ивона под руку. Она надеялась, что этот жест растопит лед между ними. Но ее попытка сближения обернулась неожиданной болью: Ивон, раненный как раз в этот бок, вздрогнул от невольного прикосновения девушки, и его лицо исказилось гримасой боли. Стиснув зубы, он попытался скрыть свои чувства, но его глаза на мгновение потемнели. Камелия, неправильно истолковав его реакцию, отдернула руку, как от раскаленного железа. Ее взгляд стал настороженным, лицо побледнело. Она почувствовала, что сделала что-то неправильное, неприятное Ивону и между ними вырастает невидимая стена. Руки девушки задрожали, и она сделала шаг назад. Ивон посмотрел на нее с легким недоумением, не понимая, что произошло. Его рана опять напомнила о себе, и он снова стиснул зубы от боли. Но, вместо того чтобы показать свою слабость, он лишь слегка прищурился, скрывая свои чувства за маской холодного равнодушия. Холодок в их отношениях стал еще ощутимее. Эти моменты недопонимания были особенно болезненными для обоих, но каждый из них боялся сделать шаг навстречу, опасаясь снова оказаться отвергнутым.

– Тебя надолго отпустили? – прервал затянувшуюся неловкую паузу Ивон.

– На три дня. Руководство считает, что нам надо укреплять легенду жениха и невесты. – Аннет вздохнула, вспомнив об отце. – Правда, не знаю, что из этого получится.

– Надо – значит, надо, им виднее. – Ее вздох он снова воспринял на свой счет. – Завтра приходи после обеда, я договорюсь, прогуляемся немного. А сейчас извини, мне надо на процедуры.

Они довольно прохладно расстались. Конечно, ни на какие процедуры ему не надо было, просто он не знал, как себя вести с Аннет…

Обладая деятельным характером и немалым упорством, Камелия отправилась в регистратуру, чтобы выяснить информацию по мадам Ларисе. Она посчитала, что здесь может быть возможность досрочного выхода со службы. Фамилия врача была Любарская. Лариса Любарская. Аннет не поленилась и съездила в больницу, где работала врач, собрала уточняющую информацию для запроса в Центр.

Любарская жила одиноко. Ее муж и сын погибли во время войны от рук немцев. Она была прекрасным специалистом, с которым считались. Пациенты и коллеги ее уважали.

В двадцатые и тридцатые годы советская разведка уделяла очень большое внимание русской эмиграции во Франции. Это была довольно мощная, многочисленная антисоветская сила, большой резерв для террористической и диверсионной деятельности против Советской России. Многочисленные эмигрантские организации находились под неусыпным контролем и учетом советской разведки. Камелия предполагала, что в архивах КГБ найдутся сведения о Любарской, которые можно будет использовать для вербовки.

На следующий день Аннет ахнула от удивления, увидев Ивона. Ее ждал подтянутый молодой человек в парадной форме легионера. Белое круглое кепи, зеленые, с красной бахромой, эполеты на светлой рубашке с зеленым же галстуком, светлые брюки, заправленные в высокие, начищенные до блеска ботинки, широкий синий пояс вокруг талии, затянутый ремнем. Все это создавало особый шик. Кроме того, у него на груди висели две экзотичные, на ее взгляд, медали. Довершали вид белые перчатки.

У девушки даже дух захватило от восторга. Она взяла спутника под руку:

– Куда пойдем, мой герой?

– Ты же сказала, что надо укреплять легенду, значит, пойдем делать первую памятную фотографию.

– Я не так празднично одета, как ты, – тут же всполошилась она.

– Оставь это для свадебного фото, – небрежно бросил Ивон. Это был безотказный прием, от которого любая девушка замолкала от восторга.

– Дай посмотреть, что это за медали у тебя, – взяло верх женское любопытство.

– Мы же на людях, веди себя прилично! – Икару было приятно восхищение спутницы, но положение обязывало его быть строгим.

– Ну, хоть расскажи, за что получил, – не унималась Аннет.

– Тот, который на красно-белой ленточке с бронзовой звездочкой, это крест «За воинскую доблесть» – дали за спасение жизни командира. Нас с лейтенантом вместе ранили.

– Ты прикрыл его от пуль врагов своим телом! – восторженно воскликнула девушка.

Икар смущенно заулыбался:

– Что-то вроде этого. А вторая на красно-бело-голубой ленточке – это памятная медаль за операции по обеспечению безопасности и правопорядка в Северной Африке. Видишь, на ней золотистая планка «Алжир».

– За оборону или за взятие? – съязвила Аннет. У ее отца были медали «За оборону Москвы» и «За взятие Вены».

– За участие.

Они зашли в открытое фотоателье и сделали фото на память. Потом до самого вечера гуляли по городу, весело болтали, перекусили в кафе и, довольные, расстались у ворот госпиталя.

На следующий день Аннет вернулась к работе, а Икару предстояло долечиваться. Неловкость первой встречи прошла без следа. Молодые люди теперь с нетерпением ждали следующую встречу…

Лейтенант тоже постепенно шел на поправку. Ивон иногда навещал его. Они были одного возраста, и оказалось, что у них нашлись общие интересы. Офицер был удивлен начитанностью и широким кругозором легионера.

Палаты для офицеров отличались повышенной комфортностью. В них размещали по одному, редко по два пациента. В один из дней дверь распахнулась, на пороге появились двое. Женщина сразу бросилась к раненому, и Ивон догадался, что это его родители. Он вскочил со стула и вытянулся по стойке смирно: перед ним стоял полковник французской армии.

– Отец, – подал голос лейтенант, – это мой солдат Ивон Дюваль, он спас мне жизнь.

– Это его воинский долг, – спокойно ответил полковник.

– Разрешите идти, господин полковник? – Икар почувствовал себя лишним и поспешил оставить родителей наедине с сыном.

– Идите, – кивнул офицер.

Ивон вышел в сад и расположился на лавочке. Скоро предстояла выписка – и опять в часть, надо успеть насладиться отдыхом. В Алжире не расслабишься, в любой момент может прилететь пуля или граната – партизаны регулярно совершали дерзкие вылазки.

Через полчаса посетители покинули госпиталь. Полковник заметил Ивона, что-то сказал жене и направился в его сторону. Как и положено, легионер встал по стойке смирно при приближении старшего офицера.

– Дюваль, я сам воевал и знаю, что такое война. Как отец хочу поблагодарить вас за сына. – Он протянул руку и добавил: – Думаю, вряд ли, но если вам понадобится моя помощь, можете обращаться.

Полковник достал визитную карточку. На картонном квадратике, выполненном в строгом стиле, было указано, что полковник Бертран служит в тыловой службе при Генеральном штабе французской армии. Многочисленные орденские планки говорили, что он не все время был в интендантах.

– Благодарю, господин полковник.

Мужчины отдали друг другу честь и разошлись.

Глава 3

Из команды выздоравливающих рядового Дюваля отправили на месячную переподготовку связиста-телеграфиста. По окончании он получил распределение в подразделение связи Четвертого полка. Это традиционно был самый первый марокканский полк легиона. «Марокканский» – в смысле места боевых действий и «самый первый» – в смысле первого места службы Французского Иностранного легиона. Его рота занималась охраной авиабазы Бен-Герир. Расположена она была примерно в шестидесяти километрах к северу от города Марракеш и названа по имени городка Бен-Герир. Когда Ирек услышал название своей новой службы, это смутно что-то напомнило молодому разведчику, но он никак не мог вспомнить, что именно.

Французский протекторат закончился всего пару лет назад подписанием франко-марокканской совместной декларации. В страну вернулся изгнанный король Мухаммед V, но это не положило конец французскому присутствию в Марокко. Франция сохранила свое влияние в стране, в том числе за ней осталось право размещать французские войска. Французские поселенцы также сохранили свои права и собственность.

Когда Дюваль с другими легионерами подъезжал к базе, он вспомнил, откуда слышал это название. Над ними с ревом заходило на посадку звено бомбардировщиков «Боинг Б‐47 Стратоджет» американских военно-воздушных сил. Во времена его службы в разведцентре Советской армии в его обязанности входило наблюдение и отслеживание активности американской стратегической авиации. Именно эти самолеты постоянно базировались на авиабазе Рамштайн. После заправки, обслуживания они забирали бомбы, в том числе с ядерными зарядами, и отправлялись на патрулирование южных границ Советского Союза. Тогда часто в эфире звучало название Бен-Герир. Теперь Икар попал сам на эту базу во французской Северной Африке. Марокканская база была местом совместного размещения авиации Франции и сил НАТО, представленных американскими стратегическими бомбардировщиками.

Но первое впечатление оказалось обманчивым. Французским военно-воздушным силам на базе предназначалась довольно незначительная часть территории. После предоставления независимости Алжиру свою ценность для Парижа эта база утратила. Бывшие хозяева, пользуясь тем, что республика также является членом НАТО, не только сохранили здесь свое присутствие, но и развернулись капитально. Наряду со стратегическими бомбардировщиками здесь размещались и транспортные грузовые самолеты «Боинг KC‐97 Стратофрейтер», и истребители F‐86 «Сейбр». Тут же находились ангары, склады авиационного вооружения, начиная с ракет, бомб и заканчивая авиационными пушками и пулеметами. Рядом размещались многочисленные мастерские по ремонту различных видов оборудования, склады горючего. Внешней охраной базы занимались военнослужащие США. Имелись подразделения военной полиции и службы безопасности, выполнявшие функции контрразведки. Обслуживанием этого крупного хозяйства занимались на контрактной основе сотни технических специалистов, набранных отовсюду. Здесь были кроме американцев французы, испанцы, немцы, англичане. В хозяйственной сфере использовалось множество местных жителей: марокканцев и даже берберов. Они привлекались для малоквалифицированных работ по строительству, снабжению продовольствием, обслуживанию пищеблоков и других второстепенных объектов. Территория базы разделялась на режимные зоны. Даже американские военнослужащие допускались отнюдь не во все сектора, а только связанные с конкретными участками работы. Для прохода надо было иметь на своей военной форме и на рабочей одежде специальные значки или пропуска.

Потекли довольно однообразные дни службы. Икар после ротации попал в подразделение связи. Сидеть в прохладном помещении было гораздо приятнее, чем плавиться в карауле под африканским солнцем. Он сразу же отправил открытку невесте, прекрасно понимая, что сначала послание попадет к военным цензорам. Да и сообщать, кроме своего местоположения, было особо нечего. Конечно, это одна из авиабаз стратегической авиации НАТО на задворках Европы, но что здесь конкретно может интересовать советскую разведку, он не знал.

Через месяц службы Дюваль с оказией побывал в удивительном городе под названием Марракеш. Даже для Африки этот город считался особенным. В нем встречалось много европейцев, но по жизненному укладу он оставался таким же, каким был во времена Средневековья. Это был город мелких торговцев, уличных фокусников, пронырливых жуликов, предсказателей и чудотворцев. С наступлением ночи его знаменитая центральная площадь Джамаа-эль-Фна превращалась в яркий балаган. Здесь все пытались привлечь внимание посетителей. На каждом шагу можно было встретить заклинателей змей, акробатов, дрессировщиков обезьян, художников, рисующих хной, женщин с закрытыми лицами, продающих браслеты или клянчащих деньги. Воздух здесь был наполнен соблазнительными ароматами марокканской кухни, исходящими от жаровен и продуктовых прилавков. Постоянно можно было наткнуться на целые семьи жонглеров от мала до велика, уличных музыкантов, укротителей огня и предсказателей будущего. Иреку казалось, что он попал на другую планету.

Частенько к начальнику узла связи заходил приятель из вольнонаемных. Ивон сначала принимал его за американца, так как он работал авиационным специалистом, а это преимущественно были янки, но потом выяснилось, что он француз, земляк шефа. В заблуждение разведчика ввело и его имя. Американцы и все прочие называли его Чарли, то есть Чарльз, но на самом деле он был Шарль. Шарль Колберт. Подтянутый, поджарый мужчина в возрасте за сорок, уверенный в себе, легкий на контакт, знающий себе цену.

Они не были близки, но однажды Шарль подсел к столику в баре, за которым сидел Ивон с другим сослуживцем. Новый знакомый угостил легионеров выпивкой. Они разговорились, и оказалось, что Шарль, несмотря на свои годы, успел повоевать, причем именно во Французском Иностранном легионе. Отслужил контракт, имеет награды и ранения. Потом поступил на службу в регулярную армию, в авиацию, отучился на авиационного техника. Пробовал заниматься коммерцией, но быстро прогорел. Подписал контракт с американцами и уже несколько лет работает на здешней базе. Ивон чутко уловил, что Шарль далеко не простой парень. Рассказом о себе он осознанно подталкивал собеседников к такой же откровенности. У бывшего настороже разведчика закрадывалось подозрение, что мужчина подсел к ним и затеял разговор неспроста. Расстались они добрыми приятелями. После этого встречались еще несколько раз, и не только в баре, беседовали на различные темы. У Ивона сложилось устойчивое ощущение, что собеседник не имел установившихся политических взглядов. Когда-то в молодости тяготел к радикалам, но сейчас политикой практически не интересуется. Очень сильно ненавидит американцев, но всячески это скрывает, чтобы не вызвать проблем на работе. Жизненные цели ограничены желанием достичь материального благополучия, в том числе из-за необходимости поддержания подорванного здоровья. Дают о себе знать боевые раны, поэтому он периодически проходит лечение в стационаре, постоянно несет расходы на врачей и лекарства. В личном плане одинок, но имеет широкие дружеские связи на базе.

Главное развлечение на базе – это бары. Их было несколько. Один преимущественно посещали офицеры – там все было относительно чинно. Играла ненавязчивая музыка, бильярдные столы, курительная комната, даже телевизор. Но и цены в нем были довольно высокие. В других собирались рядовые, сержанты, младшие офицеры, вольнонаемные. В насквозь прокуренном помещении всегда было шумно, местный алкоголь и недорогое пиво, довольно громко орал музыкальный аппарат. Здесь играли в карты, в кости. За порядком следили сержанты из военной полиции Иностранного легиона, они не делали скидок ни своим, ни американцам, ни немногочисленным местным. Французы и американцы держались своими компаниями, прежде всего из-за языковых проблем. Рядового легионера-связиста Ивона Дюваля, хорошо знавшего французский и английский, часто звали, когда возникало недопонимание, будь то карточная игра или бытовые неурядицы. Американские летчики и специалисты попадали сюда по temporary additional duty, то есть по причине временной дополнительной обязанности или в краткосрочную командировку. Она могла быть на пару-тройку дней, чтобы отдохнуть, а потом обратно. Но время от времени бедолаг присылали на целых три месяца, и тогда они мучились от скуки, глуша ее спиртным. Так Ивон познакомился с капитаном ВВС США – пилотом-наблюдателем четырехмоторного стратегического бомбардировщика «Боинг Б‐47 Стратоджет» из 306-го бомбардировочного крыла Гордоном Инсли. При длительной командировке пик психологического напряжения наступал на третьей неделе. На Гордона как раз навалилась тоска, как каменная крышка гроба. Особо чувствительные люди в такие моменты начинают слышать «зов пустыни». Взор становится стеклянным, и они, не разбирая пути, рвутся в пустыню. Благо колючая проволока ограждения и патрули легионеров сдерживают их порыв и несчастных передают медикам. Через пару дней наваждение проходит само по себе. Инсли привлек внимание Икара тем, что входил в число пилотов, которых называли «свинцовые трусы». По некоторым оговоркам разведчик догадался, что так называли летчиков, самолеты которых оснащались атомными бомбами. Все, что связано с ядерным оружием, всегда представляло интерес для стратегической разведки.

Инсли предпочитал топить тоску в алкоголе и азартных играх. В результате остался без денег и был несколько раз бит за жульничество. Единственным человеком, который его понимал и сочувствовал ему, оказался не соотечественник, а легионер со странным именем Ивон. Он частенько угощал своего американского приятеля выпивкой, когда тот был на мели.

Ивон не торопился, выжидая удобного случая. Для снятия очередной волны хандры, жестко накатившей на американца, приятель заказал еще порцию анисовой водки, называемой пастис. По вкусу пастис напомнил Иреку микстуру от кашля. В африканской жаре эта микстура, крепость которой была выше сорока градусов, приносила кратковременное ощущение свежести. Он заметил, что после виски анисовая местного изготовления сильно бьет по мозгам, вызывает на следующее утро головную боль и полностью стирает из памяти предыдущий день. Сам Ирек старался подменить спиртное содовой. Давно замечено, что алкоголь влияет на эмоциональность, человек становится более чувствительным, сентиментальным, начинает жалеть себя.

Когда Гордон «поплыл», Икар осторожно подвел американца к рассказу о его неудавшейся жизни. Инсли не успел попасть на войну, правда, не очень-то и стремился на нее. Он был в первом послевоенном выпуске пилотов. Высокий, стройный, белозубый, ему шла военная форма, чем он очень гордился. Парень не блистал особым умом, но обладал высоким самомнением. Семья его с трудом сводила концы с концами, Инсли стеснялся ее и после учебы появился дома в Алабаме только один раз. Он легко вскружил голову молоденькой смазливой девчонке из обеспеченной семьи. Не столько из-за большой любви, сколько из желания отбить ее у сверстников из богатых семей. В результате молодая пара вдрызг разругалась с родителями. Да так, что отец девушки велел им не показываться ему на глаза и отказал молодоженам в финансовой поддержке. Это был жестокий удар. Но удачно скончалась бабушка, оставив небольшое наследство любимой внучке. Этого им хватило на неделю развлечений в Лас-Вегасе и переезд во Флориду. Гордон перевелся на недалеко расположенную базу Макдилл, где базировался авиакорпус ВВС США. Здесь им выделили домик в военном городке. Но так как он прошел подготовку на других типах самолетов, то для начала стал пилотом-наблюдателем. Так в этом и застрял. Жена быстро родила одного за другим двоих детей, денег в семье хронически не хватало, несмотря на неплохие доплаты за «особые» вылеты. Именно этого упоминания и ждал Икар, сочувственно выслушивая о свалившихся на голову Гордона проблемах.

– Особые вылеты – это полеты сюда, в Африку, в особые условия? – умело разыгрывая недоумение, поинтересовался разведчик, не забывая подливать собеседнику анисовую, а себе содовую.

– Особые вылеты – это полеты с особым грузом.

– Ты же говорил, что летаешь на бомбардировщике. Какой у вас груз? Бомбы, они и есть бомбы.

– Бомбы бывают разные. – Язык американца качественно заплетался.

– Ха-ха, насмешил! Бомбы разные. Бомбы, они и есть бомбы. Что в них может быть особенного?

– Начинка.

Жара давала о себе знать, и, пока парень до конца не сомлел, надо было форсировать.

– Ты хочешь сказать, что у тебя на борту атомные бомбы? – картинно ужаснулся Ивон.

– Тсс. Это большой секрет.

– Гордон, дружище, а тебе не страшно с ними летать?

– Мне? Нисколько!

– Да брось! Каждый день у тебя за спиной потенциальная Хиросима, только руку протяни.

– Ну, не каждый. Ты что, думаешь, что мы их все время таскаем? Нет, конечно. Раз-два в месяц.

– А в остальное время летаете порожняком?

– Нет. Тренируемся с имитатором, муляжом.

А вот это уже важно. Надо постараться выяснить график вылетов с бомбой и имитатором.

– А ты заранее знаешь, что за груз?

– Нет, только перед вылетом. Нам специально не говорят, чтобы в остальное время не расслаблялись.

– Как же вы определяете?

– Перед особым полетом выдают дозиметры. Да и внешне она отличается от «тыквы».

– Какой тыквы?

– Так мы называем имитатор.

– Гордон, скажи, а ты сам трогал ее? – разыгрывал Икар любопытство.

– Так это моя обязанность.

– Что? Трогать атомную бомбу? – ужаснулся собеседник, сознательно заставляя летчика почувствовать свое превосходство и тем самым подогревая разговорчивость.

– Во время полета я обязан несколько раз переходить в отсек для бомб и проверять их состояние, крепление. На высоте, знаешь, иногда какая болтанка бывает – из ямы в яму.

– Значит, она может однажды сорваться, и тогда всем конец?

– Это вряд ли. Да и в ней самой стоят пять предохранителей разных конструкций. Так что просто от тряски она не взорвется.

– Так от удара о землю они все и сработают. В ней веса, наверное, с тонну.

– Наивный! Мы таскаем термоядерные бомбы «Марк‐15», в каждой почти по три тонны. При сбросе у нее раскрывается парашютная система и автоматически срабатывает маячок.

– А если она упадет в воду? Вы же большую часть маршрута летите над океаном.

– Все продумано. При столкновении с водой выбрасывается аварийный буй на длинном тросе.

Эти слова Инсли говорил, уже закрыв глаза и начиная похрапывать. Легионер бережно оттащил загулявшего товарища к домикам пилотов и сдал дежурному. Первичная информация получена, метод работы с источником опробован, значит, надо продолжать. Разведка есть разведка. В любых условиях.

В один из дней командир вызвал Ивона к себе. Там уже находился Шарль.

– Дюваль, надо помочь нашему бывшему сослуживцу. Съезди с ним, здесь недалеко.

– Форма одежды? – уточнил Ивон.

Французскому легионеру, как и завзятым парижанкам, положен был целый гардероб на разные случаи жизни. Особенно много традиционных аксессуаров было у парадной формы. Белое кепи, синий широкий пояс, аксельбанты, эполеты.

– У тебя после Алжира остался леопардовый камуфляж? – вмешался гость. – Это будет как раз, и пусть будет хотя бы штык-нож.

Ивон удивленно посмотрел на командира, но тот только утвердительно кивнул.

Через несколько минут Икар сменил «песчанку» на пятнистую форму. В камуфляже с закатанными рукавами, в высоких ботинках, в зеленом берете и со штыком на поясе он вернулся в кабинет. Смотрелся парень довольно воинственно, это сразу оценили мужчины.

– Что я должен делать? – немного раздраженно поинтересовался Икар – непонятная ситуация не сулила ничего хорошего. Техник явно крутил какую-то свою игру.

– Дюваль, мы с тобой прокатимся до одного места. Я поговорю с людьми, а ты просто постоишь рядом с суровым видом, и все. – Шарль старался изобразить веселость, но в его голосе отчетливо сквозила нервозность.

Для выезда с базы надо миновать два пропускных пункта. Внутренний держат американские вояки. Через сто метров уже пост марокканской полиции. Янки следят, чтобы не увезли оружие, а местных больше заботит контрабанда в виде спиртного, сигарет, продуктов.

Перед американским постом Шарль слегка затормозил и, не выходя из пикапа, просто помахал знакомому сержанту. Их, пусть и лениво, выпустили. От арабов к машине подошел старший, получил купюру и махнул рукой, разрешая выезд.

Пикап резво покатил по бетонке в сторону ближайшего поселка. На въезде их ждал старый, раздолбанный грузовик непонятно какой конструкции. В его тени сидели на корточках трое аборигенов. У двоих Ивон заметил пистолеты, у третьего был английский карабин. Техник вышел к ним, и они стали что-то оживленно обсуждать, активно жестикулируя. Значит, идет отчаянный торг – любимое занятие арабов. Ивон вышел из машины и принял, как его просили, грозный вид. Насупленный взгляд из-под берета, ноги на ширине плеч, руки за спиной – так непонятно, что у него может быть спрятано сзади. Вся фигура напряжена, как для броска. Шарль несколько раз показывал на него своим собеседникам, и они с опаской кивали. Видно, они наконец договорились, и арабы забрали из пикапа два ящика, а французу передали сверток. Икар с удивлением сразу понял, что это были цинки с патронами.

Арабы уехали, а довольный Шарль подошел к легионеру и с улыбкой протянул десять долларов:

– Получи, приятель.

За что тут же получил быстрый и чувствительный удар в печень. Он охнул и болезненно согнулся.

– За болвана меня держишь?! Если охрана засечет вывоз боеприпасов, мне же будет трибунал! – Ивон схватил техника за ворот рубахи, слегка придушив его. – Закопать тебя здесь, что ли…

– Не надо, Ивон, я все понял. Прости! – взмолился Шарль.

– Черт с тобой! Поехали назад.

– У меня большие расходы на врачей, – виновато оправдывался во время обратной дороги француз. – Врачи после ранения отняли одно легкое, а потом еще малярия началась и не отпускает, зараза. Знаешь, сколько денег надо.

– Это твои проблемы, Шарль. Но мы же стояли с тобой открыто. Пара выстрелов, и нас с тобой уже потащили бы закапывать в пустыню. Ты это понимаешь?

– А как надо было? – заинтересовался техник.

– Ты должен был разговаривать не с двумя, а только с одним, причем обязательно на расстоянии между вами. И потом, ты же мне весь обзор закрыл. Тебя ударили бы ножом, а я даже не заметил бы, или выстрел в упор. Поэтому нужна дистанция и контроль со стороны страхующего. Машину ставим боком, я за ней как за прикрытием, и пусть думают, что у меня там спрятан автомат или пулемет. Понятно? Как ты вообще воевал, удивляюсь.

– Лучше не вспоминать, – вздохнул Шарль. – Ты не переживай, у меня на постах все схвачено. Ты думаешь, я один тут оружием торгую? Да тут каждый сержант со склада продает все, что можно. Офицеры с ними в доле. Патроны – это так, мелочь. Винтовки, гранаты, взрывчатка, продовольствие, медикаменты, топливо. Жаль, у местных революционеров самолетов нет, а то бы и бомбы с ракетами им продали.

– Неужели все продают? – удивился Ивон.

– Нет, конечно, не все. Ребята, которые служат при библиотеке, только вздыхать могут, – заулыбался Шарль.

– Что за библиотека при авиабазе? – заинтересовался Ивон.

– Эх ты! Это же база, а не склад. Здесь и ремонтом занимаются, и обслуживанием. Самолеты здесь самые современные. Поэтому есть большая служебная библиотека, где хранятся документы по различным видам авиационной военной техники и вооружения, служебные наставления и инструкции всевозможные.

– Ты тоже там бываешь?

– Конечно. Нужна, например, схема по топливной системе Б‐47 или современного Б‐52, а они различаются, тогда иду в библиотеку, заказываю и получаю то, что требуется. Я там постоянно что-то заказываю. Если нужного материала нет в наличии, запрашиваем в Америке на фирме. С этим у них все четко.

Информация очень заинтересовала Икара. Документация на современные типы самолетов и их вооружение, оказывается, лежит здесь под боком, даже есть человек, через которого это можно достать.

Через несколько дней, сменившись с дежурства, французский легионер Ивон Дюваль разыскал в баре своего нового приятеля Гордона Инсли. Американец уже значительно набрался горячительных напитков и пребывал в прострации. У янки на военной базе в марокканской пустыне было два занятия: выпивка и игры в карты или кости. Выпивохи его не жаловали, так как за ним крепко закрепилась репутация любителя выпить на халяву, а среди игроков он слыл неисправимым шулером.

Темнота здесь наступает стремительно. Буквально полчаса – и день погружается в непроглядную темень. Спасают только необычайно яркие звезды и серебристая луна.

Гордон с тоской смотрел на пустой стакан, и вдруг произошло чудо: вместо него появился полный с порцией анисовой водки. Она хоть и напоминала по вкусу лекарство, но обладала живительным действием на жаждущий организм. Это снова пришел на выручку хороший парень, хоть и француз, Ивон…

– Привет, янки, грустишь в одиночестве?

– Мне не привыкать, – поддержал бодрый тон американец. Они чокнулись и приложились к выпивке.

– Открой мне страшную тайну, Гордон. Расскажи, какая она?

– Кто?

– Бомба, – с благоговейным шепотом произнес легионер.

– Она почти живая, – немного подумав, так же тихо ответил летчик. – Я с ней иногда даже разговариваю, она все понимает. Бывает, захожу к ней в отсек, злой как черт на всех, а посидишь рядом с ней, закроешь глаза, положишь на нее руку, а она теплая, и постепенно злость проходит, наступает какое-то просветление. Как в детстве в церкви после исповеди. Она понимает меня и прощает все мои прегрешения. – Голос его был абсолютно серьезным.

– Ты бы мог ее сбросить?

– Ты не поверишь, приятель, но она сама иногда меня об этом просит: «Освободи меня, Инсли, отпусти!» Несколько раз прямо подталкивала мою руку к рычагу аварийного сброса. Я даже за ручку уже брался…

– То есть ее можно сбросить не только из кабины, но и принудительно?

– Конечно. Отключил предохранители, дернул за рычаг – и здравствуй, новая Хиросима.

Икар узнал, что хотел, теперь надо было переходить на другую тему, чтобы у американца не возникли подозрения в излишнем интересе собеседника к теме ядерной бомбы.

– Как твоя семья? Ждут, наверное.

– Ждут, – скривился Инсли, – только не меня, а деньги.

Ивон понял, что тема болезненная, и смягчил ее, заказав еще порцию спиртного.

– Я думал, американские военные получают хорошо, а еще ты говорил, что тебе доплачивают за полеты с опасным грузом.

– Доплачивают. Только я не умею быть экономным, у меня деньги не держатся. Я не могу успокоиться, пока все не потрачу. Накупишь разной ерунды, потом думаешь: «Зачем я все это набрал?» Больший прожигатель денег только моя жена. Вот это профессионал.

– Гордон, ты здесь третий месяц. Кормят бесплатно, тратить особо некуда, за этот срок у тебя набежит солидная сумма. Все будет хорошо.

– Ничего хорошего, – со злостью бросил американец. – Я недавно звонил жене. Она столько за это время понаделала долгов, что и полгода в командировках не хватит. – Он раздраженно отпихнул опустевший стакан.

Ивон понял это как требование заказать новый. Глотнув новой порции, янки продолжил свой печальный рассказ:

– Ты знаешь, я часто чувствую себя как официант в дорогом ресторане.

– Это ты о чем?

– Он носит богатым посетителям еду, которая стоит больше его месячного жалованья. Я летаю на машинке стоимостью в сотни тысяч долларов, вожу чертову бомбу, на которую потрачены миллионы, и не могу от этого урвать ни цента. Так же как официант, могу только понюхать это обалденно дорогое блюдо.

Ивон рассмеялся и, увидев насупленное лицо собеседника, пояснил:

– Ты хочешь продать кусок ядерной бомбы?

– Нашелся бы покупатель, продал бы, – в запале заявил Инсли.

Эти слова заставили разведчика напрячься, но дальше эту тему пока не следовало развивать, хотя утверждение было интересное.

– Нельзя без этого как-нибудь подработать? – осторожно поинтересовался Ивон.

– Я уже думал об этом. Мы же не проходим таможню, можно было и что-нибудь беспошлинно перевезти. Весь вопрос – что. В Марракеше или Касабланке можно было попытаться найти ребят, заинтересованных в таких услугах, но нас же никуда не выпускают, мы страшно секретные.

Они еще немного потрепались на отвлеченные темы. Американца окончательно развезло, и Ивон снова помог ему добраться до домика.

«Парень готов за деньги пойти на многое. Надо сообщить в Центр. Здесь я мало что могу, а в Америке с ним могли бы плотно поработать. Также надо передать информацию о Шарле. Провести его по нашим учетам, может быть, по нему есть упоминания, а если все чисто, запросить разрешение на его вербовку. – Эта мысль крепко засела в голове разведчика. – Но как все это донести до Москвы? В письме тайнописью для таких предложений места не хватит. Остается только встреча со связным. А связной у нас – Камелия». При воспоминании о девушке у него потеплело на душе. Он вообще часто вспоминал свою нареченную Центром невесту.

Ивон дождался момента, когда его непосредственный командир вернулся после почти двухчасового обеденного перерыва в хорошем настроении. Как истинный француз, начальник узла связи считал, что пара бокалов легкого вина за обедом никак не влияет на работоспособность, зато способствует укреплению здоровья. Верным признаком хорошего настроения было напевание веселых народных песенок, которых он знал великое множество.

– Господин капрал, разрешите спросить, как вы отнесетесь к тому, что я умру?

Толстяк даже подпрыгнул от неожиданности.

– Что за шутки, Дюваль? Я наконец нашел специалиста по электронике, а не какого-то солдафона. С чего это вы собрались умирать, в чем дело?

– Спасите меня, командир. Я полгода не видел своей невесты и опасаюсь, что она охладеет ко мне. Мне необходимо ее срочно увидеть.

– Ерунда, найдете новую. Вы парень видный и с головой.

– Девицу найти можно, но не такого тестя, как ее папа.

– Состоятельный человек? – сразу оценил меркантильный француз.

– Очень. Вы меня понимаете, поэтому прошу дать мне увольнительную на двое суток. Хочу пригласить ее сюда, в Марокко. Как вы посоветуете, лучше ей остановиться в Касабланке или в Марракеше?

Это очень хороший психологический прием – задавать вопрос не по существу вопроса, а уже по уточнению условий согласия. Тогда согласие подразумевается заранее.

Толстяк ненадолго задумался.

– Касабланка более чопорный город. Там спокойная, размеренная жизнь. Я имею в виду приличные места, – тут же оговорился он. – Это место для людей из общества. Недаром там любит отдыхать даже сэр Уинстон Черчилль. А Марракеш – это веселье, африканская экзотика, ночные танцы, город, который никогда не спит. Жаркие ночи для неутомимых влюбленных. – Начальник с завистью вздохнул. – Я не возражаю, но как к этому отнесется капитан…

– Прошу вас, капрал, спасите мое будущее. Все знают, что капитан ценит вас и прислушивается к вашему мнению. Я, со своей стороны, готов пожертвовать ради этого десятью долларами.

Капрал встал в горделивую позу и с пафосом произнес:

– Я – патриот и признаю только французские франки.

– Вы для меня образец для подражания, шеф. – Ивон вытянулся в стойку перед начальником узла связи.

– Ладно, ладно, Дюваль, – засмущался начальник, затем, насупив брови, назидательно проговорил: – Только не забывай, ты подписал контракт, а там написано, что ты не можешь жениться до окончания договора.

Аннет получила открытку от Ивона и невольно обрадовалась его приглашению приехать погостить на пару дней в Марокко. Она много слышала восторженных откликов об отдыхе в загадочном Марракеше. Тем более Икар поставил условный знак о вызове на встречу для передачи сообщения. Девушка запросила Центр и получила разрешение. Договориться о краткосрочном отпуске с хозяйкой булочной не составило труда. Главное условие, поставленное пожилой женщиной, рассказать ей в подробностях о поездке. Любопытство – это еще одна национальная черта французов.