Мериамос 3. Серебряная Соколица

Глава 1. Ниоба Верес

Ветер трепал зелёные ленты шляпки. Девушка придерживала её рукой, вглядываясь в изумрудные холмы берега. Перегнувшись через перила, Ниоба заглянула на нижнюю палубу, где мальчишки гоняли мяч. Среди них носился мелкий, ослепительно рыжий мальчуган, что без страха бросался отбирать мяч у куда более крупных и сильных товарищей.

После спасения Тишины встал вопрос: что с ней делать? Нельзя после произошедшего вернуться к учёбе в Академии, словно ничего не произошло. Ректор Далтон явно замешана в тёмных делах Серых, эксперименты над детьми происходят с её молчаливого согласия.

Держать девочку запертой в доме тоже никак нельзя. Это первое место, где её станут искать. Возможно, потому Лиса согласилась отпустить племянницу с Ниобой на Восток. Никто не сказал этого вслух, но в воздухе повисло невысказанное: как ты будешь заботиться о ребёнке, если умираешь? Что случится с Тиш, если Луна настигнет тебя в дороге?

Ответом на этот вопрос было: с чего вы взяли, что Тиш ребёнок?

Заправив выбившуюся смоляную прядь за ухо, Ниоба переместилась поближе к лопастям парохода. Они гудели, шумно бились об воду, но создаваемый ими ветер и прохладные брызги, оставившие мокрые пятна на белом льняном платье, разгоняли удушающую жару.

Возможно, тащить Тишину на Восток – мысль несколько опрометчивая, но даже это безопаснее, чем оставлять её в Кондоме и ждать, когда Заклеймённые найдут девочку и утащат в лабораторию.

Послышался удар и общий разочарованный вздох. Мяч, описав дугу, вылетел за пределы корабля и плюхнулся в воду. Ниоба машинально потянула руку, чтобы притянуть его с помощью Таланта, и тут же остановила себя, чувствуя лёгкое жжение. Ограничитель, что раздобыл для неё Зэван, не позволял использовать Талант. Жить Ниобе осталось не так много, и сокращать срок, руководствуясь сиюсекундным порывом, не хотелось.

Рыжим демонёнком Тиш вскочила на перила, заставив кумушек испуганно ахнуть, и протянула руку в сторону мяча. Тот некоторое время мерно покачивался на волнах, игнорируя её усилие. Волны уносили его всё дальше, пароход на полном ходу спешил вперёд, не заметив потери.

Мяч вдруг дёрнулся, под водой показался плавник. Рыбий косяк подтолкнул мяч ближе к кораблю. Тот неожиданно подскочил и под общий радостный вопль залетел на нижнюю палубу. Судя по обиженно оттопыренной нижней губе, Тиш к этому чуду отношения не имела. Подняв мяч, к ней подошёл мужчина в клетчатом прогулочном костюме.

– Всегда приятно услужить, – произнёс мужчина, приподнимая шляпу.

Тиш вместо благодарности схватила мяч и бросилась к мальчишкам.

– Простите моего племянника, – улыбнулась незнакомцу Ниоба, бросая строгий взгляд в сторону Тиш.

– Ничего, – добродушно отмахнулся тот, – он сам хотел достать, а я помешал.

Спохватившись, он поклонился и представился:

– Томаш Мечников.

– Ниоба Верес, – чуть присела она в лёгком поклоне.

Мужчина забавно пошевелил усами, разглядывая девушку, и, сочтя увиденное приемлемым, предпринял попытку продолжить знакомство.

– Верестаг прекрасен в это время года, – оттягивая большими пальцами подтяжки, заговорил Мечников. – Летняя духота отступает, а осень с дождями ещё не подоспела. Самое лучшее время для путешествий. Вы, должно быть, навещали родственников на Западе?

– У меня там живет сестра, – Ниоба вежливо улыбнулась, думая, что с Лисарой у неё куда больше общего, чем с родной сестрой.

Отчего-то каждый считал своим долгом узнать, чем она занималась по ту сторону гор. Пересекая границу между Империей и Мандагаром, путешественники имеют выбор как именно продолжить путь: пешком, поездом или на пароходе. Последний путь для людей обеспеченных, поэтому по палубе расхаживали сплошь отпрыски дворянских семей, что спешили перещеголять друг друга родословной. Ограниченный круг лиц позволял Ниобе присматривать за публикой и выявить постороннего до того, как он навредит Тишине.

– Какая интересная у вас фамилия – Верес, – присматриваясь повнимательнее, заметил Мечников.

Ниоба невольно поджала губы, ругая себя за то, что не озаботилась придумать другую, менее приметную, фамилию для путешествий.

– Сударь, если барышня молчит, то, возможно, она просто не желает продолжать разговор, – буркнула Тиш, которая, игнорируя лестницу, взобралась на верхнюю палубу по снастям.

Насупившись, она пыталась сделать голос грубее, отчего ещё больше походила на хорохорившегося мальчишку.

– Приношу свои искреннейшие извинения, – раскланялся тот. – Не хотел оказаться навязчивым.

– Ничего страшного, – заверила его Ниоба. – Это я должна извиниться за себя и за племянника. Задумалась и не ответила вовремя.

Раздался звон колокольчика – в кают-компании приглашали на обед.

– Сначала вымой руки, – едва успела крикнуть Ниоба, как Тиш скрылась среди людей.

– Дети, за ними нужен глаз да глаз, – тепло глядя вслед рыжей макушке, поделился Мечников.

– Да, порой я ему завидую, – пожав плечами, девушка придержала развевающееся на ветру платье. – Его непосредственности и возможности творить что вздумается.

– А я завидую их живости, – поделился мужчина и, чуть наклонившись, тихо добавил: – и возможности ползать по кораблю, не обращая внимания на осуждение окружающих.

Приняв это как укол в сторону её воспитательных способностей, Ниоба невольно покраснела. Не заметив её смущения, Мечников продолжил:

– Когда у меня будут дети, не стану запрещать им подобные вольности. Пусть кто-то и считает это безрассудным и опасным, я считаю, что мальчикам от этого больше пользы, чем вреда. Этикет они всегда успеют выучить, а вот развить силу и ловкость, сидя за партой, невозможно.

Они спустились в зал, где уже собирался народ, занимая свободные столики. Тиш сидела на их любимом месте у большого окна. Ветер шевелил белоснежные занавески с вышитой на них лавандой, а на подоконнике восседала крупная чёрная ворона. Мечников, увидев это, сбился с шага. Впрочем, местная публика уже привыкла к крылатому гостю. Старушка, что делила с ними столик, подкармливала птицу, словно домашнего кота.

– Кушай, Гаврюша, – приговаривала старушка, протягивая вороне кусочек рыбки.

– Сударыня, – поклонился ей Мечников. – Позволите?

Она милостиво кивнула и погладила грудку птицы. Та неловко переступила лапами, крутя головой, рассматривая нового гостя.

Между столиками заскользили официанты, в углу зала мужчина в костюме сел за рояль.

Дни текли в тихой размеренности среди неспешных вод реки Тяжечи на фоне меланхоличных зелёных холмов, по которым перемещались пёстрым одеялом коровы. Тут и там появлялись домики со светлыми соломенными крышами. Слышался лай собак и смех людей с недостижимого для обитателей парохода берега.

Ниоба немного жалела, что выбрала пароход, но на пешее путешествие не было времени. Академия дала ей всего несколько недель отпуска, чтобы посетить родину и проститься с матерью. После, она столь же спешно вернётся на Запад читать лекции, организовывать конференции, заниматься музеем и писать статьи. Умереть в окружении друзей, занимаясь любимым делом, пожалуй, не самый худший конец.

Оглушительно каркнув, ворона сорвалась с места и устремилась к берегу. Окружающие неодобрительно покосились в сторону их столика.

– Среди вас есть кто-то, увлекающийся орнитологией? – полюбопытствовал Мечников.

– Есть, но он сейчас далеко. Где-то в Кун-Квешу изучает очередную проклятую область, – поделилась Тиш, колупая гарнир вилкой.

– И он дотянулся этой вороной до вас? Восхитительно! – всплеснул руками мужчина, рассматривая удаляющуюся чёрную точку. – Жаль, я не могу познакомиться с коллегой-учёным.

– А в какой области вы работаете? – продолжала поддерживать беседу Тиш.

– О, я ихтиолог, – скромно отозвался тот.

– А Ниоба историк!

Мечников изобразил удивление, а старушка, внезапно оживившись, проскрипела своим тихим, неприятным голосом:

– Гости считали, что вы нянечка при богатом отпрыске, – жамкая беззубым ртом она, неприязненно посмотрев на Мечникова. – Заключали сомнительные пари, в которых вы фигурировали.

Щёки мужчины красноречиво вспыхнули, откашлявшись, он поспешил заверить дам, что ничего предосудительного не имелось в виду.

Расковыряв обед и едва ли съев половину, Ниоба откланялась и поспешила назад на палубу. В этот момент на подоконник опустилась галка и запрыгала к Тишине. Та покрошила на салфетку кусочки фруктов и отвязала записку от лапки.

Не слишком доверяя обычной почте, Зар вызвался пересылать письма. Его крылатые помощники носились через горы, пересекали границы и нарушали все мыслимые и немыслимые законы использования Таланта. Наблюдая, как птицы приносят Тише письма, да ещё и по несколько раз на дню, Ниоба ловила себя на мысли, что немного завидует. Конечно, глупо ожидать, что Зар станет ей писать после того, как она во второй раз отвергла его чувства. Но всё же…

Зато ей исправно писала Лиса. Пойдя на поводу у прихоти, она убедила Ника взять её с собой в Империю. Причина, по которой она решила провести отпуск в продуваемом всеми ветрами городке вне сезона, имела высокий рост, чёрные, словно Бездна, глаза, кожу цвета кофейных зёрен и низкий, будоражащий кровь, голос. Когда Айналис высказала вполне естественные сомнения относительно этой затеи, подруга лишь рассмеялась.

– Не думаете же вы, что я в него влюблюсь? Боюсь, такие, как он, не умеют дарить любовь. К тому же там живут мои родственники, может, удастся убедить их сделать скидку на дом? Покажу им смету, а там посмотрим.

Несмотря на самоуверенность подруги, она немного переживала за её сердце. Ниоба отвергает любовь, чтобы не принести ещё больше боли любимому, когда умрёт. Лиса отталкивает любовь, словно боится запачкаться. Когда-нибудь этот подход сыграет с ней злую шутку.

– Помнишь, о чём мы говорили перед тем, как сели на поезд в Кондоме?

Хмурое выражение лица Тиш заставило Ниобу вынырнуть из мыслей и сосредоточить внимание на девочке.

– О том, что кое-кому стоило бы оторвать голову за подделку документов? – отозвалась Ниоба, закрывая книгу.

Лёгкий ветерок волновал поверхность воды, а несколько наглых чаек норовили залезть в сумку, что стояла у ног девушки. В кают-компании устроили танцы. Молодые особы соревновались в искусности игры на фортепиано и пели бесконечные песенки о любви, от которых Ниоба сбежала на верхнюю палубу. Устроившись на скамейке, она попыталась углубиться в чтение, но мыслями находилась далеко на севере, где-то в лесах Кун-Квешу.

– Нет, не об этом, – отмахнулась Тишина, даже не пытаясь изобразить, что устыдилась недостойного поступка, – о том, что разговаривать мы будем как взрослые люди. Никакого сюсюканья.

Ниоба кивнула.

– За нами следят, – наклонившись, шепнула Тиш.

В прошлом у девочки имелось похищение и несколько недель в сыром подвале, где в неё тыкали иголками и накачивали неизвестными препаратами. После тех событий на её предплечье остался номер, что не удалось до конца вывести даже Нику и Лисе.

Потому, сев прямо, Ниоба кивнула прося продолжить. Пристроившись рядом, Тиш, словно испуганный зверёк, прижалась к ней, опасливо поглядывая в сторону лестницы.

– Я видела всадника, – зашептала она. – Он едет вдоль берега, периодически подходя к самой воде, и его становится видно.

– Для начала стоит отмести все логические обоснования увиденного, – захлопнув книжку, произнесла Ниоба, обнимая подопечную за плечи. – Возможно, вдоль реки тянется дорога, и он останавливается набрать воды и отдохнуть?

Поджав губы, Тиш покачала головой.

– Он появляется только по ночам. Почему не остановится на ночлег, а продолжает ехать? Мне кажется он выходит к воде, только чтобы удостовериться, что не потерял корабль.

– Хм. Сегодня ночью покажешь мне его, – видя, как Тиш побледнела, Ниоба сжала её плечо. – Пока мы на корабле, нам ничего не грозит, а в городе никто не посмеет нас обидеть.

– Уверена?

– Я ведь княжна!

Тишина опустила голову, не разделяя её уверенности.

Глава 2. Ниоба Верес

Следующей ночью Ниоба своими глазами увидела всадника. Тёмная фигура поднялась на скалу и некоторое время наблюдала за кораблём. Через час он вновь показался на берегу. И ещё раз, и еще. С рассветом исчез. Возможно, днём нет необходимости подходить к берегу близко, чтобы рассмотреть пароход.

– Несколько опрометчиво, – заметила Ниоба, сидя у окна и наблюдая, как солнце золотит поверхность воды.

– Какова вероятность, что кто-то будет всю ночь пялиться на берег и рассматривать, кто там мечется вдали? – забираясь под одеяло, сказала Тиш. – У матросов и без этого полно забот, а пассажиры спят.

Всё это могло оказаться нелепым совпадением, но на душе стало неспокойно.

После обеда, когда пассажиры высыпались на палубу насладиться тёплым осенним солнцем, Ниоба и Тиш садились заниматься. То, что Тиш не может посещать Академию, не повод оставлять её без образования. Девочка некоторое время упрямилась, негодуя, что вместо развлечений приходится изучать геометрию и читать о мёртвых королях, но Ниоба быстро нашла компромисс: Талант. В Академии развивать Талант начинают только после пятнадцати лет, а Тиш получила возможность перещеголять бывших одноклассников.

Получалось, признаться честно, не слишком хорошо. Возможно, были причины, почему Талантом начинали заниматься в пятнадцать. Сколько Ниоба ни объясняла, ни показывала, ни рисовала схемы, булавка отказывалась двигаться.

– Не выходит! – Тиш капризно топнула под столом и подскочила на ноги.

– Представь, что… – отрываясь от писем, начала Ниоба.

– Что толку, если булавке всё равно.

– Нельзя надеяться, что предметы сдвинутся с места, пожалев тебя, – и, подумав, добавила: – На самом деле и хорошо, что не могут. Не хотелось бы получать откат от каждой неосторожной мысли.

Надувшись, девочка отвернулась. Словно это могло что-то изменить. Сложив письмо, Ниоба приготовилась объяснять:

– Подчиняя пространство своей воле, ты вмешиваешься в естественный ход событий, и пространство, сопротивляясь, отзывается в теле магистра болью. Потому и хорошо, что это так сложно. Откат отнимает здоровье, и, если злоупотреблять Талантом, это может привести к непоправимым последствиям, а то и к смерти.

В каюту постучались. Дождавшись ответа, мужчина вошёл.

– Вижу, не теряете времени даром, – улыбнулся Мечников, глядя на стопки книг. – Я пришёл пригласить вас в кают-компанию, нам не хватает людей для карточной игры, да и вашему подопечному будет полезно проветриться.

Не дожидаясь ответа, Тиш сорвалась с места и выскочила из каюты. Надевая перед зеркалом шляпку, Ниоба скорчила гримасу. Друзья знатно повеселились бы, увидев, как она, словно чинная барышня, вяжет ленты шляпки и выходит в общую каюту вести светские беседы.

– По поводу вчерашнего, – смущённо поглаживая пышные усы, начал он. – Общество скучает, а вы не спешите распространяться о себе, чем вызываете интерес.

Пожав плечами, Ниоба вышла в коридор и, заперев дверь, направилась в сторону ресторана.

– И каков вердикт? – полюбопытствовала она, бросая на него взгляд из-под ресниц.

– Сначала вас нарекли гувернанткой для молодого дарования.

То самое дарование с диким ором пронеслось мимо во главе ватаги мальчишек помладше, держа над головой связку деревянных мечей. Проводив их завистливым взглядом, Ниоба расправила кружево на льняном платье.

– Пусть фамилия у вас и княжеская, но я не могу представить, чтобы дворянка путешествовала одна, без сопровождения или хотя бы служанки, – заложив руки за спину, Мечников важно вышагивал рядом, лукаво поглядывая на девушку.

Ниоба не отказалась бы от сопровождения, чтобы кто-то таскал чемоданы, но предпочтительнее было бы вышвырнуть все наряды за борт и, облачившись в брюки, отправиться пешком куда глаза глядят. Последняя мысль оказалась настолько привлекательной, что девушка остановилась посреди коридора.

– Но, как заметили барышни, для прислуги вы слишком хорошо одеваетесь, – он смущённо кашлянул. – К тому же не всякая служанка способна помочь развить Талант какому-то безродному найденышу.

Эта фраза наконец привлекла внимание Ниобы. Под её удивлённым взглядом мужчина расправил плечи, гордо вздёрнул чисто выбритый подбородок.

– Фамилия мальчика Эрис – ветер со староимперского. Такую фамилию дают найдёнышам на севере Кондомы, если нет возможности найти родителей, – получив утвердительный кивок, Мечников с довольным видом погладил усы. – Да и само квешское имя, Тихон, говорит о многом. Полагаю, его нашли где-то на северо-востоке Кондомы, у самых гор, быть может, даже на границе между Кондомой и Кун-Квешу.

– Браво, сударь, вы нас раскусили, – изобразила она аплодисменты.

Мысль сбежать с корабля плотно обосновалась в голове.

Долг велел ей прибыть на родину по зову дяди и сестры. Отдать почести павшим и продемонстрировать прилежное знание этикета. Поддержать высокий имидж Академии, показав, что не зря там училась.

Сердце кричало: к демонам долг и условности. Пошли в горы!

Одним Богам ведомо, как сложно не поддаться этому зову.

На палубе в этот момент вовсю разгоралось действо. Похватав мечи, мальчишки устроили побоище, победительницей из которого выходила Тиш. Двигалась она стремительно и ловко, поколачивая противников, оставаясь при этом без единого синяка.

«Совсем не так, как этому учат в Академии, – отметила про себя Ниоба. – Должно быть, влияние Зэвана».

Ниоба не могла с уверенностью сказать, что понимает, кто такой или что такое Зэван и каковы его мотивы. Да, он похитил девочку, но при этом в плену старался её защищать и оберегать. Догадываясь, что они ищут Тишину, позволил им её выкрасть.

Чтобы через несколько часов заявиться к ним домой и задушить Лисару. Пусть после он её откачал, сама мысль, что в один вечер могло не стать подруги, приводила Ниобу в ужас. Лиса пыталась объяснить, что Заклеймённый вынужден выполнять приказы, но легче от этого не стало. Синяки ещё долго багровели на шее подруги.

Устроившись в тени навеса, ожидая, когда другие пассажиры прекратят спорить стоит ли тащить карточные столы на палубу или лучше поиграть в каюте, Ниоба достала письмо и продолжила чтение:

«Дом в ужасном запустении, впечатление производит тягостное и унылое, как, впрочем, и его жильцы. Хозяйка дома неприятная, взбалмошная особа…»

– Вы дерётесь не как дворянин со шпагой, а как уличная шпана, – заметил кто-то из мужчин. – В настоящем бою не продержитесь и секунды.

– Что ж, тогда я надеюсь, что никто здесь не собирается нападать на ребёнка, – холодно произнесла Ниоба, отрываясь от письма.

– Давайте проверим! – запальчиво предложила Тиш, вскидывая деревянный меч, и, видя возмущённое лицо Ниобы, принялась канючить: – Да ладно тебе, это всего лишь игра! А мне будет полезно научиться новому.

– Сударыня позволит?

– Попробуйте, – пожала плечами Ниоба, делая вид, что занята письмами.

Против Тиш вышел парень лет шестнадцати, длинный, худой, с едва проклюнувшимися над губой усиками. Красиво встал в стойку и был сражён за считанные мгновения. Ниоба даже не сразу поняла, что произошло.

За вторым раундом она наблюдала уже куда внимательнее. Вместо того чтобы парировать удар, Тиш бросилась в сторону и пнула противника под колено, а когда он рухнул, оказалась у него за спиной и приставила деревянный кортик к шее. Толпа загудела.

– Говорят, на корабле завёлся вор, – шептались кумушки за спиной Ниобы, пока она наблюдала за боем. – У господина Финца пропал набор медицинских ножей, а госпожа Власова не может найти подвески.

– Какой позор!

– Нигде нам, грешным, нет покоя.

– Как думаете, кто это?

– Кто-то, кто всеми силами желает попасть в наше общество, но недостаточно хорош для него.

Ниоба в этот момент повернулась, чтобы сложить письма в карман, и заметила направленные в её сторону взгляды. Тиш к этому моменту выиграла третий раунд, и приструнить демонёнка вышел мужчина в офицерской форме. Глядя на него, Ниоба уже придумала ядовитую фразу, дабы осадить военного, к счастью, использовать её не пришлось. Он носился с Тиш по палубе, рубился деревянными мечами с запалом расшалившегося мальчишки.

– Однако вынужден признать, сражаетесь вы пусть и подло, но эффективно.

– Мой учитель говорил, что противники всегда будут больше и сильнее меня, а значит, на честный бой рассчитывать не стоит, – запыхавшись, ответила ему Тиш.

– Не могу отказать вашему учителю в мудрости, – засмеялся тот, подкручивая тёмно-русый ус. – Но всё же без знания азов вступать в настоящий бой я бы вам не рекомендовал.

– Попрошу тётю на досуге показать пару приёмчиков, – с нарочитой небрежностью бросила Тиш, а когда офицер обратил недоумённый взгляд в сторону Ниобы, атаковала.

Тот отмахнулся, и удар пришёлся по руке. Вскрикнув, Тиш выронила деревянный меч. Ниоба и сама не заметила, как оказалась на ногах.

– Не переживайте, шрамы украшают мужчин, – легкомысленно отмахнулся мужчина.

Закусив губу, Тиш держалась за ушибленную руку, часто моргая, пытаясь не расплакаться. Ниоба с опасением посмотрела на распухающую руку и, одарив мужчину осуждающим взглядом, поспешила увести Тиш к врачу.

Появившись в общей каюте за ужином, они привычно заняли столик с пожилой дамой у окна. Столик всегда пустовал, другие пассажиры избегали общества старушки. Не то из-за её привычки разговаривать с птицами, не то из-за странных фраз, не к месту.

– Надеюсь, не будет скандала, – прошамкала она беззубым ртом, глядя в тарелку.

Ниоба даже не сразу разобрала услышанное. Бросив взгляд на перебинтованную руку Тиш, смущённо ответила:

– Для этого нет причин, всего лишь ссадина.

– Кому есть дело до глупого волчонка? – фыркнула та, осыпая стол брызгами слюны и крошек, девушки разом отшатнулись, теряя аппетит. – Соколица стремится в гнездо, где её никто не ждёт. Как бы не сцепились две гордые курицы из-за вороха старых веток и плесневелых листьев.

Подошедший в этот момент офицер неуверенно переступил с ноги на ногу.

– Хотел удостовериться, что вы не слишком сильно пострадали, – чуть склонил он голову.

Белокожий и русоволосый, он производил приятное впечатление, но насладиться им в полной мере Ниоба не могла, памятуя о распухшей руке.

– Больше страшно, чем больно, – бравируя, отозвалась Тиш, демонстрируя перевязанную руку. – Сам виноват, не нужно было идти в лоб.

Мужчина улыбнулся.

– И всё же примите мои искренние извинения, – приложив руку к груди, он вновь поклонился. – Позволите присоединиться?

– Ох, быть скандалу! – покачала головой старуха, глядя в пространство.

Офицер удивлённо посмотрел на женщину и, вдруг подскочив, наконец представился:

– Где мои манеры! Кажется, мы так и не были представлены! Демьян Ябивцев.

С некоторым сомнением Ниоба протянула руку в ответ. Мужчина коснулся пальцев губами и задержал поцелуй чуть дольше, чем следовало бы.

– Ниоба Верес и мой племянник Тихон Эрис.

– Сразу видно – родственники, – буркнула старуха и рассмеялась хриплым каркающим смехом.

Посмеяться было над чем, между Ниобой и Тиш сходства примерно столько же, как между птицей и рыбой.

Унаследовав от степняков смуглую кожу, мягкие, округлые черты и восточный разрез глаз, Ниоба могла похвастаться густой чёрной шевелюрой и высоким ростом. В тоже время Тиш была миниатюрной, остроносой и угловатой девчонкой. Последнее пытались скрыть мешковатым мужским костюмом и короткой стрижкой. У Ниобы рука не поднималась остричь золотисто-русые волосы девочки, и та ночью, пока никто не видит, обкорнала себя сама. Ниоба лишь поправила стрижку и выкрасила её хной в надежде, что агенты Серых не признают в рыжем мальчонке Тишину Кайт.

– Позвольте пригласить вас за мой столик, – косясь в сторону взбалмошной старухи, предложил Ябивцев и протянул руку.

Учитывая, что их ужин оказался оплёван, Ниоба приняла предложение. За столом Ябивцева собралось общество самое разнообразное. Офицеры, увидев, что к ним ведут даму, не дожидаясь официантов, подвинули ещё один стол, нашли пару стульев и потребовали дополнительную посуду. Дамы смотрели гадюками, но едва Ябивцев обратился к ним, представляя девушку, как расцвели лучезарными улыбками. Впрочем, Ниоба не обманывалась, понимая, для кого эти улыбки предназначены.

Мечников тут же оказался рядом и принялся ухаживать, подливая вина и подавая блюда. Втиснутая между плечистыми офицерами и всеми забытая Тиш обиженно надулась. Едва все расселись, как разговор, прерванный их появлением, продолжился:

– Разве старый князь отдаст княжество племяннице?

– Почему нет? Других наследников у него нет.

– Как нет? – удивлённо отозвался Ябивцев. – У сестры князя было две дочери-близняшки.

– Кто знает, где эта вторая сестра, – пожал плечами его собеседник. – Да и с чего ему предпочитать одну девицу другой? Её задача – выйти замуж, чтобы в Верестаге появился князь.

– Не дело самому большому княжеству Мандагара оставаться без князя.

Как ни хотелось бы Ниобе отгородиться от разговоров о политике, навострив ушки, она ловила каждое слово. О Верестаге она знала из писем сестры, но та не писала о политике. «Каковы цены на ткани и украшения? Какие фасоны в моде? Почему Ниоба не замужем?» – вот всё, что её интересовало.

– Я слышала, что после праздников князь отречётся от трона в пользу племянницы, – обронила одна из девиц, внимательно наблюдая за реакцией офицеров.

– Так уж и отречётся, – неожиданно фыркнул Мечников. – Чтобы она вышла за хана степняков и Мандагар утратил контроль над Верестагом?

Девушка, густо покраснев, отпрянула, словно надеясь скрыться за широкими спинами мужчин.

– В чём проблема, пусть выходит за кого-нибудь из младших отпрысков других князей, – пожал плечами один из мужчин.

– Проблема в том, что ещё до рождения она была обещана хану ради поддержания мира между городами и Великой Степью, – ответил Мечников и, достав платок, принялся натирать пенсне. – Когда заключалась эта договорённость, у князя было две племянницы и беременная супруга. Никто не ожидал, что всё так обернётся.

Ниоба старалась не смотреть на Мечникова. Слишком уж хорошо он осведомлён о делах княжества. Не к добру всё это.

Глава 3. Ниоба Верес

Паром замедлился, якоря упали в воду, подняв кучу брызг. Выйдя на палубу, Ниоба удивлённо посмотрела на город, что виднелся далеко за бортом. В Грачинске девушки планировали сойти на берег. Но отчего-то корабль не спешил заходить в порт. Время шло, а корабль стоял на месте.

Заскучав, Тиш отправилась бродить по палубе.

Перебрав письма и подготовив ответы, Ниоба вышла на свежий воздух. Пароход не сдвинулся с места, в порту суетился народ.

Перехватив проходившего мимо пассажира, она спросила, что происходит.

– Команда не досчиталась нескольких матросов, – зашептала женщина. – Говорят, на корабле посторонний. Я была у капитана, он сказал, мы не войдём в порт, пока корабль не обыщут.

Тиш!

Позабыв обо всём, Ниоба бросилась искать девочку и почти сразу нашла на верхней палубе. Они с Ябивцевым занимались фехтованием. Выдохнув, Ниоба уже хотела устроиться в тени с книгой, когда Тиш, вскрикнув, выронила деревянный меч.

– Не могли бы вы обращаться чуть бережнее с моим племянником? – откладывая книгу, попросила она.

– Не набив шишек, не научишься, – отозвался тот и шлёпнул Тиш деревянным мечом чуть пониже спины, та подскочила и зашипела разъярённой гадюкой. – Не нужно делать из него барышню.

– Но и калечить моего подопечного не нужно, – сурово посмотрев в ответ, отозвалась девушка.

Отмахнувшись, Тиш подхватила свой меч, но броситься в бой не успела. Короткая атака и девочка получила удар эфесом по зубам. Ниоба и сама не заметила, как оказалась между Ябивцевым и Тиш. Руку обжёг болью сдерживающий Талант браслет.

– Вы излишне опекаете его, – проворчал мужчина, наблюдая, как Ниоба суетится.

Тиш оттолкнула её руки и, глотая слезы от боли и обиды, поднялась на ноги.

– Будь вы чуть сильнее похожи, я бы решил, что он ваш сын, – произнёс Мечников, делая вид, что читает газету. – Матери часто излишне опекают единственных сыновей.

– А вы, я посмотрю, разбираетесь в женской психологии? – язвительно поинтересовалась Ниоба, с болью в сердце наблюдая, как Тиш вновь выходит против Ябивцева и сама нарывается на тумаки.

– Я единственный сын графини Мечниковой, – опустив газету, он пригладил пышные усы. – Мне не позволили поступить на военную службу, не разрешили жениться на любимой женщине и выбрали самое безопасное занятие, какое смогли придумать.

– Изучение рыб.

– Помню, у матушки случались головные боли всякий раз, когда я собирался сделать что-то опаснее сидения за книгой.

Смерив его взглядом, Ниоба смягчила тон:

– Вы не похожи на избалованного мальчишку.

– Матушка подавилась вишневой косточкой, когда мне было двенадцать, а рядом не оказалось никого, кто мог бы помочь. Тогда я попал на воспитание к дяде, и, поверьте, Его Высочество щадит ваше чадо.

«Высочество?» – Ниоба бросила взгляд на офицера, пытаясь припомнить уроки нянечек в детстве, что растолковывали подопечным табель о рангах. В Кондоме после революции титулы упразднили, чуть позже подобное произошло в Кун-Квешу, но остальные страны, сохранявшие монархический строй, цепко держались за условности.

– Присмотрите за Тихоном? – поднимаясь, попросила она Мечникова.

– Разумеется, – складывая газету, отозвался мужчина.

Первое, что она осознала, войдя в каюту: тут кто-то был. Чуть сдвинута салфетка, стопка писем развалилась, уголок чемодана торчит из-под кровати. Капитану стоило бы попросить разрешения, прежде чем отправлять своих людей шастать по каютам пассажиров. Если это были люди капитана, а не тот, по чьей вине он не досчитался нескольких матросов.

Вернулась Ниоба в свободной рубахе, заправленной в серые брюки с высоким поясом. Вполне естественный наряд для женщин Кондомы, когда приходит время работать, а не красоваться, в Мандагаре вызвал косые взгляды и перешёптывания за спиной.

– Не набив шишек, не научишься, – заявила она, подхватывая один из деревянных мечей. – Не желаете испробовать собственной науки?

– Уж не от вас ли? – вмиг забывая о Тиш, что всё ещё бросалась на него, как волны на скалу, спросил Ябивцев и, обезоружив противника, шагнул вперёд. – Не боитесь?

– Бояться не обучена, – фыркнула Ниоба и встала в стойку.

В Академии к желанию студенток фехтовать и стрелять, отнеслись прохладно, но Лиса попросила отца посодействовать, и руководству пришлось уступить. Это привело к новому правилу: если женщина бьёт, то становится спарринг-партнёром. Многим любительницам пользоваться неприкосновенностью и донимать парней это не понравилось.

Ябивцев сделал выпад, ещё один, прощупывая оборону. Ниоба легко уводила его атаки в сторону, скользя по палубе, словно по паркету в танцевальной зале. Он делает шаг, она зеркальным отражением повторяет его, отступая.

Так они и танцевали, пока он не начал отвлекаться на подошедших дам. В очередной раз он сделал шаг навстречу, а девушка вместо того, чтобы скользнуть в сторону, ударила Ябивцева по руке. Дерись они настоящим оружием – перерубила бы сухожилия.

– Оу, – отдёрнул он руку.

– Очко в пользу Её Сиятельства.

Бросив в сторону Мечникова предостерегающий взгляд, она вмиг отступила, возвращая безопасную дистанцию. Едва тот подал сигнал, возвещающий о начале боя, Ниоба качнулась и коброй бросилась вперёд, ударив в изгиб локтя – «перебила артерию».

– Довольно, или желаете испить ещё собственной микстуры? – спросила она.

– Два из трёх, – подкручивая ус, улыбнулся он и низко поклонился. – Примите моё восхищение, сударыня.

– Всегда пожалуйста, только не бейте моего племянника.

– Буду мягок и кроток, словно ягнёнок.

Взгляд его был игривым, похоже, Ябивцева ничуть не обидел проигрыш. Ниоба ответила кислой улыбкой.

К вечеру пароход зашёл в порт, и Ниоба с Тишиной покинули корабль. В толпе пришлось крепко держать не только чемоданы, но и друг друга. Задержка сбила график прихода и отбытия других кораблей, вызвав хаос в порту.

Гостиницу искали в потёмках. Толкаясь среди прохожих, Ниоба рассматривала незнакомые улицы, пытаясь найти ориентиры. Селиться у самого порта она посчитала небезопасным.

Пробившись на улицы потише, они наконец смогли вздохнуть свободнее. Едва Ниоба расправила плечи, радуясь простору, как Тиш до боли стиснула руку.

– За нами идут, – шепнула она, едва шевельнув губами. – Не оборачивайся.

Она всё же обернулась. Делая вид, что рассматривает витрину, остановилась и, скосив глаза, посмотрела в начало улицы. Народ тёк непрерывным потоком, никто не остановился, никто не обратил на них внимания, кроме стайки девушек, рассматривающих их наряды.

Пройдя ещё немного, Ниоба достала зеркальце, делая вид, что поправляет волосы, а сама заглянула за спину. Вроде ничего. Разве что неясная тень мелькнула на мгновение и скрылась в подворотне.

– Ты видела его? – тихо спросила она, разглядывая вывески. Селиться в гостиницу, когда за ними идёт неизвестный, – не самая лучшая затея.

– Немного, но не разглядела, – так же тихо отозвалась Тишина. – Он увязался за нами с самой площади. С тебя ростом, широкоплечий, в сером длинном плаще, а лицо повязано тёмным шарфом.

Покидая Кондому, они застали последние тёплые деньки. На Запад приходила осень. До границы Империи наслаждались ласковым солнцем, любуясь золотыми лесами. Зато едва прошли паспортный контроль, начались дожди и лили до самых Эйлирийских гор. В маленьком перешейке между землями Карагроса и Силивенити погода вновь поменялась. Холодное дыхание осени сменилось ласковым солнцем.

Тёплые вещи пришлось убрать поглубже в чемоданы и порадоваться, что захватили с собой лёгкие наряды. Потому, видеть кого-то, закутанного в шарф, когда на улице такая благодать, странно.

Они пересекли улицу и пошли в обратном направлении. Ниоба старалась присмотреться ко всем, кто умудрился замёрзнуть под тёплым осенним солнцем. Пройдя немного, остановились, и, обернувшись, она почувствовала, как жжётся сдерживающий браслет. Возможно, это лишь совпадение, но несколько людей также перешли дорогу и остановились поглазеть на витрины.

В Академии рассказывали, как выявить преследователя. Несколько раз сверните в одном и том же направлении. Вы сделаете круг и вернётесь на исходную позицию, а все случайные путники отправятся по своим делам, кроме настоящего преследователя.

Так они и поступили, обойдя квартал, опасаясь соваться в подворотни.

– Ну как? – цепляясь за руку, спросила Тиш.

– Вроде никого, – разглядывая улицу через зеркало, отозвалась Ниоба.

Обосновавшись в небольшом ресторанчике, они поужинали и уже собирались заселиться в выбранную гостиницу, когда Тиш, побледнев, вновь ухватилась за локоть Ниобы. На другой стороне площади, привалившись к столбу, стоял мужчина и беззастенчиво рассматривал их.

Тогда, когда Ниоба уже решила сбросить браслет и выбить всю дурь из преследователя, голуби разом взметнулись в небо, скрыв за собой мужчину. Когда пыль улеглась, он исчез.

Глава 4. Ниоба Верес

«Можно я убью этого надутого индюка? Честное слово, ещё никогда мне не хотелось столь сильно отправить Ника на свидание с Луной» – такими словами начиналось очередное письмо Лисы. Начавшийся дождик вынудил Ниобу свернуть бумагу и спрятать во внутренний карман.

Отправив вещи почтой, девушки решили добираться до столицы княжества пешком. Степь встретила их ветром, срывающим шапки с головы. Ночью выпал снег, а утром следующего дня солнце вознамерилось изжарить суетливых людишек, чтобы к обеду смениться мелкой моросью и пронизывающим ветром.

На почтовой карете девушки доехали до деревни на окраине степи, а дальше пошли пешком. Несколько безрассудное решение. Оставалось понять, Ниоба выбрала столь сложный путь ради безопасности Тиш или чтобы подольше не видеться с родственниками.

– Когда я фантазировала о том, как мы пересекаем Великую степь, то надеялась на совсем другие приключения, – простонала Тиш. – Почему мы не поехали на поезде?

– Потому что именно там и будет поджидать нас преследователь, – ответила Ниоба, поглубже натягивая капюшон.

Степь уходила вдаль, сливаясь с серым, хмурым небом. Моросил колючий из-за ветра дождь, дорога размякла, и глина налипала на сапоги, делая их неподъёмными. Тиш, нахохлившись, словно обиженный цыплёнок, явно жалела, что не осталась в Кондоме, в тёплом доме. Ниоба, напротив, подняв голову, подставила лицо дождю.

– Ты что, используешь Талант? – подозрительно сощурившись, спросила Тиш.

Покидая город, они купили у степняков одежду. Уж местные-то знают, как уберечься от непостоянства погоды. В остроконечной шапочке и расшитом халате без рукавов поверх грубой рубахи Тишина выглядела презабавно. Словно сказочный гном.

– Нет, – удивлённо отозвалась Ниоба, качая рукой, на которой покоился браслет из тёмного металла.

– Тогда отчего у тебя такой довольный вид? Мы идём по шею в грязи, ноги едва двигаются, я промокла до исподнего, а ты улыбаешься.

Пожав плечами, Ниоба поняла, что и впрямь улыбается:

– В горах, когда приходилось подолгу идти с тяжёлым рюкзаком, мы пели. Это хорошо отвлекает от усталости.

– Только песен тут не хватало.

– Бурчишь как старая бабка, – беззлобно поддела её Ниоба. – Брось, давай потренируем твой Талант.

– Сейчас?! – она всплеснула руками.

– На самом деле это отличнейшие условия для проявления Таланта. Одна из версий гласит, что поле энергии вокруг магистров создаёт особый белок, который организм выделяет в стрессовой ситуации. Им же объясняется слабость и даже болезненные ощущения после использования Таланта. Как боль в мышцах после тренировки.

– Если это правда, то почему боль – самый надёжный способ обезвредить магистра? – стирая воду с лица, спросила Тиш.

– Подловила, – щёлкнула пальцами Ниоба. – Казалось бы, боль увеличивает выработку адреналина, даёт телу ресурс для выживания, но при этом лишает главного козыря. Использование Таланта требует концентрации. Сложно сосредоточиться, когда кто-то ломает тебе пальцы. О боли тебе рассказал Зэван?

– Угу, – Тишина украдкой высморкалась в край шарфа.

– Похоже, пора искать укрытие, пока ты не заболела.

– Где? – раздражение прорвалось в голос, и Тиш всплеснула руками, указывая на бескрайнюю степь.

– Сейчас всё будет, – скидывая рюкзак, улыбнулась Ниоба.

Надеяться на случай она не стала и взяла с собой всё необходимое для долгого путешествия. Жаль только, лошадей купить не удалось, даже маленький ослик пришёлся бы кстати. За неимением оных, вещи пришлось нести самостоятельно. Перед выходом Ниоба долго взвешивала каждый из рюкзаков, решая, что взять с собой, а что отправить почтой.

– Теперь хотя бы понятно, зачем тащили палки, – шмыгнула носом Тиш, наблюдая, как Ниоба вбивает клинья в землю и натягивает тент.

– Окажись мы в лесу, проблемы бы с ночлегом не возникло. Лапник стал бы для нас кроватью, а раскатистый дуб – крышей, – Ниоба жестом пригласила Тиш помочь. – Но в степи или, скажем, в горах, когда поднимешься на плато, ничего, кроме ветра и болот вокруг нет, а спускаться в низину уже поздно и небезопасно.

– Уф, и ты тащила эту тяжесть всю дорогу? – пытаясь закрепить край, пыхтела девочка.

– Можно было бы понадеяться, что в пути мы встретим местных и они радушно пустят нас в свои чумы, но, как видишь, сегодня Степь к нам неблагосклонна.

Возможности развести костёр не было, даже небольшой запас дров сделал бы сумки неподъёмными. Промокшую одежду оставили сушиться на ветру, развесив на крыше палатки. Сами переоделись в сменное белье. Потому пришлось снять браслет и провести для Тиш практическое занятие по использованию Таланта.

– Как? – ахнула та, чувствуя, как тёмное пространство палатки наполняется теплом.

– Тут тоже есть несколько объяснений, одно из которых: чем выше температура, тем активнее движение молекул.

– Ах, вон оно что, так бы сразу и сказала, что кто-то там движется, – обиженно буркнула Тиш и тут же спохватилась: – Тебе же нельзя использовать Талант!

– От такого небольшого воздействия я не умру. Поем больше обычного, голова немного поболит, но это мелочи. Плата за возможность спать в сухости.

Выбираться из палатки в одной нижней рубашке всё же было немного страшно. Позволив телу распалиться, Ниоба приблизилась к опасной грани, когда организм начнёт бороться с лишний жаром, и выскочила наружу.

– Оу, – выдохнула она.

– Что там? – Тиш высунула голову.

Пока они в палатке ждали, когда кончится дождь, на степь опустилась ночь. Ветер всё ещё лютовал, вытягивая лишнюю влагу вещей. Придерживая их, Ниоба, задрав голову, смотрела на небо. Здесь небо совсем не то, что в городе. Не такое чёрное, а глубокое, словно перевёрнутая плошка, вобравшее в себя все оттенки темноты. А звёзды? Едва ли они когда-то светили ярче, чем сейчас.

Чувствуя, как колышется просохшая рубашка, Ниоба любовалась Дорогой богов, что скоплением звёзд растянулась с востока на запад. Чувства переполнили её, и из горла вырвался вскрик.

Вернувшись в палатку, она принесла с собой высохшую одежду, в которую они поспешили облачиться. Сжевав холодный ужин, девушки легли спать. Ветер терзал палатку, Тиш ворочалась, а Ниоба, всё ещё ощущая бескрайний простор, с улыбкой на губах проваливалась в сон.

– Ниоба? – разбудил её приглушённый шёпот, едва слышный за воем ветра.

– М?

– Можно кое-что спросить?

– Конечно.

– Ты правда умираешь?

Немного помолчав, она перелегла на бок. Браслет болтался на запястье, и изменить свои глаза, чтобы видеть в темноте, она не могла. Но и без этого ощутила, с каким напряжением Тиш ждёт ответа.

– Да, – просто отозвалась она. – Лиса рассказала тебе?

– Нет, она сказала, что ты больна и ограничиваешь использование Таланта, чтобы не провоцировать болезнь.

– Хм.

– Но я подслушала её разговор с Айналис и Рудом. Последние не хотели отпускать тебя на Восток, опасаясь, что ты тут умрёшь, а они и не узнают.

Пауза.

– Ниоба?

– М?

– Это правда, что у тебя под черепом растёт шишка?

– Да.

Ещё одна пауза, чуть более продолжительная.

– Тебе страшно?

– Пожалуй, – перевернувшись на спину, она посмотрела на место, где колышек подпирал тент. – Мне не хочется умирать. Но ещё сильнее мне не хочется проводить оставшееся время впустую.

– Например, идти по Степи из-за преследователей?

«Из-за меня» – повисло в воздухе.

– Нет, путешествия я не считаю пустым времяпрепровождением. На пароходе мне было скучно среди благородных господ, у которых даже смех строго зарегламентирован. Об одном жалею, что не удалось взять лошадей. Промчались бы сейчас по полю с улюлюканьем и гоготом так, что всем этим Сиятельствам и не снилось.

Почувствовав, что Тиш расслабилась, Ниоба обняла её.

– Мне здесь хорошо. Под открытым небом. Спасибо, что пошла со мной, а то пришлось бы скучно ехать на поезде.

– Всегда пожалуйста.

Утро выдалось ясным. Выбравшись из палатки, Ниоба сладко потянулась, купаясь в лучах солнца. Следом, зябко ёжась, выползла Тиш, недовольно щурясь на солнце.

– У меня есть с собой немного щепок, можно согреть воды и позавтракать горячим, – предложила Ниоба.

– Делай что хочешь, – простонала девочка, растирая спину. – Никогда бы не подумала, что буду жалеть, что уехала из Кондомы.

Посмеиваясь, Ниоба стала присматриваться к земле, выискивая место для костра. Ветер и утреннее солнце высушили траву. Развести костёр не сложно, но не устроить пожар, из-за которого будет полыхать вся Степь, – уже сложнее.

– Следы! – вдруг воскликнула Тиш.

Когда Ниоба никак не отреагировала, та подбежала и, ухватив за рукав, потащила назад к палатке.

– Должно быть, я вчера…

– Ты не заходила за палатку, – с неожиданным раздражением перебила её Тиш. – Не отходила от неё и была в обуви. А это, – она раздвинула траву, но Ниоба всё равно не поняла, куда смотреть, – следы босых ног. Кто-то был здесь ночью!

– Босиком, под дождём и ветром? – с сомнением переспросила девушка, не в силах рассмотреть на густой траве каких-либо следов.

Тиш её не слушала, пошла по следу из примятой травы и, отойдя на десяток шагов, выпрямилась, рассматривая что-то вдали. Желая разрядить обстановку, Ниоба подошла к девочке с заготовленной шуткой и тут же её позабыла, увидев побледневшее лицо девочки.

– Их было много, и пришли они оттуда, – она указала на юго-восток. – Только не говори, что нам тоже в ту сторону.

Глава 5. Мириам Эльбирин

Ветерок шевельнул подвеску из полых палочек.

Мириам открыла глаза.

Плакучая ива касалась ветвями деревянного пола беседки, шелестя листвой на ветру. Суетясь у края фонтанчика, спорили о чём-то синицы. Из скрытых трубок вырывалась вода, наполняя чашу фонтана и обрушиваясь в спокойные воды пруда. Там под ряской скрывались красные рыбины, охотящиеся на насекомых, с плеском выныривая для этого из воды.

Стук полых трубок раздался вновь, следом за ними тихий шаг. Его выдали рассохшиеся к осени доски.

– Я слышу тебя, – произнесла женщина, не считая нужным оборачиваться и встречать гостя.

Вздохнув, Гиндорил перестал таиться и, скрипя половицами, приблизился.

Не было нужды поворачиваться, чтобы увидеть, как он смущён. Его выдавали тяжкие вздохи, которыми младший брат оттягивал начало разговора, и суетные попытки поправить наряд, слишком тяжёлый и дорогой для его юношеских плеч.

– Я знаю, зачем тебя прислали, – чуть повернувшись, она позволила себе лёгкую улыбку. – Садись. Хватит мяться.

Гиндорил вновь издал этот раздражающий вздох страдальца и уселся на циновку, стараясь держаться тени ивы.

Быт Мириам был прост и аскетичен. Она не пряталась от солнца, позволяя тому иссушать кожу, отчего выглядела старше своих лет. Еду выращивала самостоятельно. Земля сделала её руки грубыми, шершавыми и тёмными. Вместо того чтобы начать разговор, Гиндорил опять вздохнул, и ей захотелось одёрнуть брата. Негоже главе семьи проявлять слабость и тянуть время.

– В Ордене недовольны… – обронил он и, словно испугавшись, оборвал себя на полуслове.

Скосив глаза, Мириам вместо главы некогда одного из самых влиятельных семейств увидела мальчишку, что смущённо колупал ногтём циновку. Лицо его потемнело от прилившей к лицу крови.

Шелестела листва. Ветерок, залетевший под крышу, разметал старательно вычесаные и уложенные волосы брата. Светлые, серебристые, гладкие, словно поверхность безмятежной реки, подхваченные шёлковой лентой. Лёгкие одеяния скрывали тело от солнца, лишь голову он оставил непокрытой в знак почтения к её обету. Сеточки морщин на белой коже стали темнее, должно быть, он недавно покидал пределы страны. Такие изменения в тенистых лесах Луринатти невозможны.

У Мириам слуг не было, некому было вычёсывать серебряные волосы, отчего они пушились и прятались под платком.

– Я знаю, они приходили, – чуть улыбнувшись, она повернулась к брату и, приподняв чайник с кипятком, наполнила глиняный заварник. – Взывали к совести, поминали долг, стыдили меня и ушли ни с чем.

На низком столике стояли две чашки. Дочери Луны не привыкли отступать и если уж решили впутать кого-то в свои интриги, то даже отказ для них – не аргумент. Ожидая брата, она приготовила травы для чая и обдала кипятком чашки. Хорошо хоть они к дедушке не сунулись.

– Ко мне обратилась Преподобная Мать и отругала, словно мальчишку. Просила проявить уважение к твоему обету и не пытаться вернуть, – надулся Гиндорил и впрямь стал похожим на несправедливо отруганного бабушкой ребенка. – Словно это из-за меня началось вымирание, и своим нежеланием давить на тебя я его усугубляю.

– Если кто-то пытается внушить тебе чувство вины, значит, он тобой манипулирует, – процитировала древний текст Мириам и подала чашку брату.

Маленькие, из простой бурой глины, без узоров и краски, эти чашки сделала для неё младшая сестра. Когда все осудили решение Мириам покинуть общество, Нинилит, не имея возможности высказаться открыто, прислала подарок.

– В тоже время Сестры Луны продолжают осаждать меня, приходя днем, когда все спят. Жалуются и просят помочь. Дела в Ордене идут не слишком хорошо.

Поймав осторожный взгляд младшего брата, Мириам спросила:

– Ты говорил об этом с дедушкой?

– Послал ему письмо, – пряча глаза, отозвался тот.

Мириам понимающе улыбнулась. Говорить с дедушкой никто не хотел.

Некогда он единолично правил Луринатти, но непомерная гордость и амбиции не понравились Высоким домам. Говорят, в заговоре активно участвовали дома из Силивеники и Карагроса, и лишь Ясеневый град остался в стороне.

– Высокие дома не обрадуются новой Преподобной Матери, – со вздохом произнёс Гиндорил, всё ещё ковыряя нитки циновки. – Тем более из дома Эльбирин. Могут решить, что это инициатива дедушки.

Синицы перевернули кормушку, и теперь вода в пруду бурлила от рыбы.

– Я дала обет и не вижу причин его нарушать, – отпивая чай, она перевела взгляд на пруд.

– Если ты не займёшь место Преподобной Матери, это сделает Сестра из Карагроса.

– Пусть так, это не моё дело, – отрешённо произнесла она.

– Слишком много Высоких семей Карагроса окажется у власти и…

– Гиндорил, – в её голосе зазвенел металл. – Я даже слышать об этом не хочу. Ни евгеническая программа, ни ваши с дедом политические игры не заставят меня изменить своего решения.

Тот помолчал, глядя на неё, и неожиданно произнёс:

– Тебе уже рассказали? Тот, кого ты ждёшь, умер.

Мириам резко отвернулась.

Из вежливости допив чай, брат откланялся и покинул сад. За оградой из пышно разросшихся кустов довольным стрекотом его встретил грифон, что, должно быть, вытоптал всю поляну в ожидании хозяина.

Мириам осталась одна.

Вернувшись к домашним делам, она никак не могла отвлечься.

Несколько месяцев назад её посетил старший брат, Вилинарий. Находясь в добровольном изгнании, он редко посещал родину. Но такую новость он не мог доверить бумаге, потому явился в место, где каждый встречный его презирает, только для того, чтобы быть рядом, когда эта новость сокрушит Мириам.

– Он погиб.

Стоящая в этот момент у воды Мириам выронила корзину, карпы тут же бросились собирать рассыпанный корм.

– Нет, – севшим голосом произнесла она, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Вилинарий тут же оказался рядом и осторожно подхватил под руки.

– Нет, – покачала головой она. – Нет, нет, нет. Этого не может быть.

Закрыв лицо руками, она упала на влажную землю.

– Что? Что случилось? Как он погиб?

– Враги настигли его…

Глубоко вздохнув, Мириам заставила себя успокоиться. Смерть – это естественный порядок вещей. Без неё нет жизни. И всё же как это больно, когда Луна уводит дорогих тебе людей.

Поднявшись, она повела брата в дом.

– Рассказывай, – приказала она.

Вилинария называли Ходящим под солнцем. Это малочисленная каста людей, что посвятили себя миру вне пределов тенистых лесов и подземных градов. Они занимаются наукой, торговлей, политикой, а зачастую шпионажем. Большинство из них изгнали по тем или иным причинам, кто-то ушёл сам. Первые верной службой надеются на прощение и возвращение домой. Вторые даже по приглашению Высоких домов отказываются появляться под пышными кронами лэртских лесов.

– Серые сожгли его дом и, – он помедлил, – убили большую часть семьи.

И без того едва стоящая на ногах Мириам схватилась за край стола, чтобы не упасть. В груди сжались ледяные когти, лишив дыхания. Зажмурившись, она некоторое время не могла пошевелиться от боли, и только прикосновение брата привело её в чувства. Он приобнял сестру за плечи и отвёл к стулу, на который она рухнула без сил.

– Расскажи, – слабым голосом попросила она. – Как такое возможно?

– Они наняли для этого одного из его учеников, – не скрывая горечи, продолжил Вилинарий. – Тот, хорошо осведомлённый о сильных и слабых сторонах своего учителя, легко справился с задачей.

Она и сама не заметила, как в руке оказался стакан воды.

Вилинарий остался у неё на несколько недель, помогая оправиться. Выглядел он, как и всякий Ходячий под солнцем, невероятно старым. Кожу иссушило солнце, она покрылась сетью мелких трещинок и шелушилась. Морщины углубились и стали тёмными. Волосы выгорели до ослепительной белизны, и, словно подчёркивая свой статус изгнанника, он подрезал их и заплетал в тугую косу. Грубый, практичный костюм делал его похожим на аса, скрадывая гибкую фигуру.

Утопая в старом кресле, она наблюдала, как брат суетится по хозяйству, позволяя ей пережить горе.

«Вот так должен выглядеть глава Высокого дома. Не как оборванец в обносках, выгоревший на солнце и чудом живой, нет, конечно нет. Но как человек, что не побоялся рассказать мне о случившемся и остался рядом, чтобы разделить боль. Гиндорил в лучшем случае отправил бы письмо или младшую сестру. Он не плохой, но слишком молод для этой ноши» – думала она, безучастно наблюдая за братом.

День сменялся ночью, чтобы в положенный срок вновь расцвести солнечным светом и прогнать тень. Боль не уходила, а Мириам пыталась прогнать её разговорами.

– Помнишь ту ночь в Самоцветных горах? – тихим, хриплым от долгого молчания голосом произнесла она. – Я всегда мнила себя смелой, но когда Серые похитили меня и утащили под гору, в эту мерзкую лабораторию, я оказалась слишком слаба, чтобы самостоятельно отправить себя к Луне.

Она горько усмехнулась.

– Легко рассуждать о смелости, сидя дома, – отозвался Вилинарий, что стоял у печи, помешивая уху. – Всякий раз, когда оказываюсь в каком-нибудь из лэртских городов, разные умники спешат донести до меня, что уж они-то на моём месте предпочли бы остановить своё сердце, нежели подвергнуться изменению. Да они-то и в плен бы не попали и, если встретят Серого, вмиг узнают в нём злодея и, ух, покажут ему.

– Когда загремели взрывы, я обрадовалась, – не слыша его, глядя в пространство перед собой, продолжала Мириам. – Думала, что сейчас своды пещеры обрушатся, и я спасу свою честь и тело от поругания, – вина кольнула её, заставив подпрыгнуть и обратить взгляд на брата. – Ой, прости!

– Ничего, – с преувеличенным интересом заглядывая в кастрюлю, отозвался он.

– Но стоило об этом подумать, как меня сковал ужас. Что, если я не умру сразу? Придётся неизвестно сколько лежать под камнями. Молить Луну прийти и страдать от боли в сломанных костях. Ох, как вспомню, так дурно становится.

Вилинарий, подхватив полотенце, сдвинул кастрюлю в сторону.

– Пусть немного потомится, – вытирая руки, он сел за стол нарезать овощи на салат. – Помню, пока мы прорывались, я молился, чтобы мы не опоздали, – Вилинарий усмехнулся воспоминаниям, – а Он хлопал меня по спине и обещал, что мы успеем.

– И вы успели, – перед глазами всё расплывалось, и, моргнув, она отпустила слёзы в путешествие по щекам.

Вилинарий прикрывал отход и, несмотря на барьер, поймал несколько пуль. После, спрятавшись в сырой пещере, скрываясь от будущей стихии, Мириам плакала, уверенная, что брат поплатится жизнью за её спасение. Рядом сидел Он. Спокойный и непоколебимый.

Стоило Ему коснуться груди Вилинария, как тело вытолкнуло из себя пули, а раны стали затягиваться на глазах. Брату нужен был отдых, и он проспал несколько дней кряду, восстанавливая силы. А Мириам, впервые встретившая человека извне, не могла оторвать взгляда от аса. Черноволосый, синеглазый, он пленил её сознание рассказами о дальних странах и людях. Асы, в отличие от лэртов, и не помышляли ни о какой общей культуре, а, сбиваясь в группы, придумывали каждый своё.

– Но как вы живёте? Как договариваетесь, если у каждого своя правда? – вопрошала Мириам.

– С трудом, ошибаясь и споря, – тепло улыбнулся он. – Но только перебрав множество вариантов, мы сможем приблизиться к истине.

– Не проще ли принять одни правила для всех?

– А кто сказал, что именно эти правила будут верны?

Мириам задохнулась от возмущения. За подобное вольнодумство жрецы сурово наказывали.

Они ещё долго спорили, но куда вчерашней ученице до путешественника, что обошёл полмира.

Те несколько дней среди холодного камня, сдобренные страхом и отчаянием, стали решающими. Вернувшись на родину, Миниам уже была не та, что прежде.

В голове её поселилось опасное вольнодумство. Возможно, асы не правы, и хаос мнений приведёт их к краху, а может, позволит найти лучший путь.

Но хуже того, её сердце осталось в руках синеглазого мужчины.

Глава 6. Тишина Кайт

Тишина уже жалела, что уговорила Лису отпустить её с Ниобой на Восток. Но не имея иного способа защититься от Серых, Лиса попросту заперла её в доме. После целого лета, проведённого в четырёх стенах, Тишина согласилась бы на что угодно, лишь бы вырваться на волю. Даже подслушанный разговор между Рудом и Лисой её не остановил:

– Это плохая идея, – заметил Руд.

Он проводил в их доме так много времени, что даже странно, почему до сих пор не переехал. Причина его частых появлений – рыжеволосая художница, которая не то не замечала, не то делала вид, что не замечает его ухаживаний.

– Напротив, – Лиса в этот момент рассматривала браслет, который принёс Зэван. – Ниоба в последнее время чувствует себя всё хуже и хуже. Надеюсь, эта штука, – она покачала в руке кольцо из тёмного железа, – хоть немного поможет.

Сидящая на втором этаже Тишина затихла. Пристроившись у открытого окна, она проверяла свой тайник, в котором собирала вещи для побега. Окно находилось очень удачно над беседкой, где тётя с Рудом пили чай.

– Если отправим с ней Тиш, то убьём двух зайцев одним выстрелом. Тишина получит возможность вырваться из дома, а Ниоба – ответственность, которая не позволит впасть в уныние.

– А если в пути ей станет плохо? Тиш останется совсем одна в чужой стране! Всё равно что преподнести её Серым на блюдечке с голубой каёмочкой.

– Не останется. Я попросила Зара присмотреть за ними.

Пауза. Подобравшись, Тиш выглянула в окно. Лисара выглядела довольной, словно кошка, добравшаяся до сметаны, в то время как Руд, напротив, хмурился.

– Мне нужно пояснить, что манипулировать чувствами друга нехорошо? – осведомился он, скрестив руки на груди.

– Я поговорила с ним, – спокойно отозвалась Лиса, надевая браслет на тонкое запястье, – как вы и просили.

– Мы просили объяснить тщетность его притязаний. Если Ниоба вбила что-то себе в голову – это оттуда калёным железом не вытащить.

– С чего вы решили, что… – она щёлкнула пальцами и, странно дёрнувшись, вскрикнула, сорвала браслет с руки. – Ничего себе. Ох. Словно локтем об угол ударилась.

Помассировав руку, она продолжила:

– Я не могу запретить ему любить. Если эти двое решили развести тут театральную драму, разве могу я этому воспрепятствовать?

– Ты что, получаешь удовольствие от их мучений? – поднимая браслет, спросил Руд.

Она осуждающе посмотрела на друга.

– Нет, ты что-то задумала, – сощурился он, прижимая к груди браслет. – Думаешь, манипулируя друзьями, ты вновь сведёшь их вместе? Как по мне, им стоило бы разбежаться на максимально далёкое расстояние и перестать мучать друг друга.

– Сказал человек, который шесть лет наблюдал, как его возлюбленная милуется с другим, – покачала она головой. – Отчего же ты не покинул нашу компанию, когда Ник объявил, что женится на Айналис?

Шикнув на неё, Руд бросил взгляд в сторону дома. Но Айналис не было на первом этаже, потому что она сидела в коридоре второго и подглядывала за парочкой в беседке.

– От того, что она не умирала, да и мы были подростками.

– Этакий трагический герой, – с усмешкой покачала головой Лиса.

Тишине показалось, что тётя перегибает палку. Не стоит так открыто насмехаться над чужими чувствами. Руду это тоже явно не понравилось. Он смотрел на подругу из-под насупленных бровей.

– Всё это плохо кончится.

– Как знать, как знать. Может, трудности позволят им наконец разорвать эту болезненную связь или же, напротив, укрепят её, – Лиса, загадочно улыбаясь, пожала плечами. – Время покажет.

У Степи не было ни конца, ни края. Жёлто-коричневая трава тянулась до самого горизонта, упираясь в бледно-голубое небо. Кругом ни единого деревца, чтобы зацепиться взглядом. Это унылое однообразие начало раздражать уже к концу первого дня.

Одно хорошо: едва они покинули город, Ниоба заметно оживилась. На пароходе она отказалась петь офицерам, сославшись на головную боль, зато теперь не пела только ночью, вместо этого храпела из-за холода.

С пронзительным криком над головой пронеслась птица. Задрав голову, Ниоба попыталась рассмотреть её, а Тишина спросила:

– Как думаешь, это Зар?

– Не всякая встречная птица отправлена к нам Заром.

– А как проверить?

Пожав плечами, Ниоба проследила за птицей и, засмотревшись на небо, сбилась с шага. Обернувшись, Тишина невольно схватилась за нож, спрятанный под одеждой. Вдали, едва заметная на фоне жёлто-коричневой травы, двигалась одинокая фигура.

– Дорога одна, и не всякий, кто идёт по ней, идёт по нашу душу, – словно успокаивая себя, проговорила Ниоба.

Птица резко вскрикнула, пролетев над головой. Пригнувшись от неожиданности, Ниоба прикрыла голову рукой как раз вовремя, на них упал свёрток. Небольшой, размером с кулак.

– А аккуратнее нельзя?!

Обиженно вскрикнув, птица унеслась прочь, а они поспешили открыть посылку.

В ней оказались письма и немного сладостей. Тишина могла бы потешить своё самолюбие, предположив, что Зар балует её конфетами, но он слал любимые Ниобой сласти.

– Привал?

– Давай, – с готовностью отозвалась Тишина и бросила рюкзак в дорожную пыль.

Устроившись в траве, они раскрыли сумки. Тишина скучала по горячему. Даже простой кипяток мог бы её сейчас обрадовать. Но тащить с собой ещё и дрова никакая спина не выдержит. Скрестив ноги, Ниоба, привалившись к сумкам, распечатала первое письмо.

– Что пишут? – полюбопытствовала Тишина, жуя хлеб с конфетами и запивая всё это водой.

Что они будут есть, когда запасы кончатся, а Степь нет?

– Это от Лисары, – отозвалась Ниоба, не отрывая взгляда от мелких, колючих букв. – Кажется, она хочет убить Ника. Ничего нового.

Нервно хихикнув, Тишина наблюдала за лицом Ниобы. Видя, как та бледнеет, а брови взлетают вверх, сама захотела почитать.

– Что-то случилось? – потянулась она к письму. – Что-то с Лисой?

Что-то в её голосе заставило Ниобу оторваться от чтения и успокаивающе улыбнуться.

– С Лисой всё в порядке. Обострённое чувство справедливости страдает, и она злится на Ника за то, что он не желает потворствовать её прихотям, – бросив взгляд на письмо, добавила: – Хотя в данном случае, думаю, правда на её стороне. Дай мне, пожалуйста, пару минут дочитать.

Нервно кусая губы, Тишина ждала. Фигура в конце дороги, казалось, не приблизилась к ним ни на шаг, так и маячила где-то на горизонте. Едва взгляд Ниобы дошёл до конца страницы, девочка подалась вперёд и схватила её за рукав:

– Ну как? С Лисой всё хорошо? Арус её не обидел?

– Нет, – с недовольным видом она пробежала глазами некоторые строчки и, заметив напряжённое лицо Тишины, вздохнула. – Мне тоже не по нраву, что она уехала с Ником. Он мог бы и один съездить с Арусом в Империю. Тащиться с ними было совсем не обязательно.

– Ты могла бы уговорить её не ездить! Повлиять на Ника, чтобы не брал её с собой! – взорвалась Тишина, всплеснув руками и осыпая всё вокруг хлебными крошками. – Вы всегда говорите: «Ах, мне так жаль», но при этом палец о палец не ударите, чтобы изменить ситуацию!

Тишине от стыда за вспышку хотелось втянуть голову в плечи, упереть взгляд в землю и промямлить извинения, когда Ниоба протянула руку и сжала её плечо.

– Это часть дружбы. Мы принимаем и поддерживаем решения друг друга, даже если они нам не нравятся.

– Даже если эти решения могут привести к трагедии?

Возможно, ей показалось, но Ниоба будто бы чуть побледнела.

– Мы этого не допустим, – пообещала она после небольшой паузы. – Но если Лиса что-то решила, разве могу я усомниться в здравомыслии подруги и пытаться…

– Не можешь, а должна! – громче, чем стоило бы, выкрикнула Тишина. – Она твоя подруга! А я предупреждала, что Арус опасен! Он был там во время пожара! Я своими ушами слышала, как он самодовольно хвастался перед Зэваном, как удачно всё провернул, оставил руки чистенькими, – скривилась она. – Он не моргнув глазом отправил на свидание с Луной…

Она хотела сказать: «моих родителей, а вы позволяете Лисе якшаться с ним», но договорить не смогла. Горло сдавило, а на глаза набежали предательские слёзы. Наклонившись, Ниоба попыталась её обнять, но Тишина оттолкнула её руки.

Подорвавшись, она заметалась, ища тихий уголок успокоиться и перевести дыхание, но проклятая степь не имела даже чахлого деревца или холма. Пришлось отбежать подальше и, упав в траву, дать волю слезам.

Кошмары не заставили себя долго ждать и явились этой же ночью.

Пространство вокруг терялось в темноте, несмотря на свет, бьющий в спину. В ту ночь за её спиной сидел Зэван, во сне она шла по дороге одна, чувствуя, как жар опаляет затылок. Тишина слышала крики боли, доносящиеся из-за спины, но боялась обернуться. Нужно обернуться. Нужно вернуться, помочь им!

Вместо этого она продолжала идти, сжираемая страхом.

Порой сон оканчивался попыткой обернуться. Ужас становился невыносимым, и она просыпалась с криком, метаясь в мокрой от пота постели. Пока она была в плену, рядом всегда оказывался Зэван. Он садился на кровать, укутывал её пледом и, обнимая, укачивал. Утешал, пока она заливалась слезами, раз за разом вопрошая: выжил ли кто-нибудь? Быть может, ещё есть надежда? Родители смогли выбраться из огня, они придут за ней. Зэван молчал, продолжая укачивать, позволяя ей выплакать своё горе и страх.

Порой в своих кошмарах она не успевала обернуться, встречая человека с тростью. Он с наслаждением наблюдал за агонией у нее за спиной. Его чёрные глаза горели безумным торжеством.

– О! Одна спаслась, – говорил он и протягивал руку к Тишине.

Она пыталась убежать, но ноги словно увязали в болоте, с трудом двигаясь. С каждым шагом она чувствовала, как за спиной разгорается огонь. Человек с тростью настигал её.

Глава 7. Ниоба Верес

Тишина так радовалась, когда на шестой день степь наконец сменилась чем-то новым, что забыла об обиде и спела вместе с Ниобой несколько песен. Дорога вывела их к быстрой извилистой реке, больше похожей на полноводный ручей. Там, где вода, там и люди, а где люди – там кров, стол и, возможно, лошади, чтобы добраться до города.

– Самое главное, там есть горячая еда! – заявила Тиш, припадая к водам быстрой речушки.

– Не стоило есть столько вяленой рыбы, я ведь предупреждала.

Тишина пробулькала что-то в ответ и соскользнула в воду с илистого берега.

– Демоны Забвения! – воскликнула она, окунувшись в ледяную воду.

– Тиш! – смущённо зашипела на неё Ниоба. – Не ругайся.

– Карестово отродье!

– Тиш, – невольно улыбнулась девушка, вспоминая, как часто они сами поминают нечистого и чью-то матерь.

Плохо. Очень плохо, господа магистры.

– О, это ты ещё Зэвана не слышала.

Вскоре они заметили следы, Тиш определила их как следы лошадей и коров, а через несколько часов они увидели стадо. Пастухи угостили путниц лепёшками и позволили взобраться на свободную лошадь, отправив мальчишку проводить их к дому.

Домом оказалась юрта, в которой днём оставались женщины, дети и старики. Мужчины были либо на охоте, либо пасли скот, либо в городе. Большое семейство жило под одной крышей, и, глядя на них, Ниоба с трудом верила, что её бабушка когда-то жила так же.

С Ниобой их роднил разрез глаз, чёрные густые волосы и кожа цвета миндаля. Зелёные глаза, кудри и худое, поджарое тело она унаследовала от отца-нонсеранца. Сидя у костра, едва понимая речь своих далёких родичей, Ниоба не могла не улыбаться. Какое-то странное счастье переполняло её. Казалось, ещё немного, и она начнёт сиять достаточно сильно, чтобы это заметили окружающие.

Сложно представить, что это просторное жилище можно разобрать и, погрузив на телеги, увезти в другое место, чтобы вновь собрать. Юрта казалась капитальным строением, укрытая шкурами и украшенная бусами амулетов. По четырём сторонам света стояли небольшие идолы. Над входом, что представлял собой низкий проход, закрытый тяжёлой шкурой, бдел череп пса, защищающий дом.

Всем заведовала здесь одна из старших женщин. Круглолицая, с двумя тяжёлыми косами, в которые, помимо лент, вплели бусы-руны. Она командовала парой девчонок, что с любопытством поглядывали на Тиш, вмиг раскусив её маскарад. Языковой барьер недолго оставался для них преградой.

Хозяйка накормила путниц и попросила придержать самые интересные истории до вечера, к возвращению мужчин, а пока осторожными вопросами выяснила, кто они и куда идут.

– Интересная у вас фамилия, – щуря тёмные глаза, заметила она.

– У княжеской четы такая же, я знаю, – кивнула Ниоба. – Но это лишь совпадение.

Тишина, которая не говорила на местном языке, всё же уловила, что что-то не так, и удивлённо посмотрела на Ниобу. Когда местные занялись своими делами, оставив их отдыхать, девочка поспешила спросить:

– Почему не признаться, что ты княжна? Глядишь, отрядили бы кого-нибудь нас проводить, лошадей бы дали.

– А может, и не дали бы, а наоборот, навешали люлей, – шепнула в ответ Ниоба, косясь на жителей юрты, опасаясь, что кто-то из них может понимать имперский. – Жители степи и жители городов – это, по сути, два разных народа.

– Как это?

Ниоба уже хотела закатить глаза и посетовать на то, что кто-то плохо учил историю, как вспомнила, что на третьем курсе этого не проходят. Впрочем, дважды просить историка рассказать о прошлом не нужно. Сидя у очага в долгожданном тепле и с тарелкой горячей похлёбки в руках, она устроилась поудобнее и приступила к рассказу:

– Ещё лет шестьдесят назад эти земли принадлежали Хану, что правил свободными племенами кочевников. Империя, желая расширить власть, напала на восточных соседей, и Мандагар пришёл в эти земли под видом спасителя. Выбив Империю, Мандагар не ушёл. Степь была ослаблена войной и разрознена, Великого Хана убили, а за ним – и всех его сыновей. Осталась лишь дочь, моя бабушка. Ей пришлось согласиться на брак с дедушкой, племянником тогдашнего Царя, чтобы остановить кровопролитие. С тех пор Верестаг принадлежит Мандагару, но это не значит, что Степь покорилась. Степняки – гордый народ, им не нравится, что их обычаями и культурой пренебрегают, пытаясь навязать веру в триединую церковь.

– Складно стелешь, Соколица, – вдруг раздалось над самым ухом.

Подпрыгнув от неожиданности, они обернулись. Старуха сидела в углу так тихо и неподвижно, что Ниоба всё это время принимала её за груду шкур и тряпья. Смерив их взглядом, старуха осталась довольна произведённым эффектом и продолжила шитьё. Говорила она на смеси мандагарского и имперского, глотая окончания и неправильно склоняя слова.

– Только забываешь упомянуть, что они губят народ, развращают, сбивают с Пути, – она покосилась на девушек. – Вот и ты, Серебряная Соколица, полжизни летала под чужим небом, чтобы вернуться на закате.

«У всех старух в какой-то момент от старости открывается третий глаз, и они начинают знать то, о чём им знать не положено?» – с раздражением подумала Ниоба.

– Как вы узнали?! – ахнула Тишина, ничуть не испугавшись странных речей полоумной бабки.

– Как не узнать? Батый решил вернуть кровь Великого Хана в Степь, обручившись с княжной, но та оказалась пуста. Она выросла в клетке, никогда не летала, её крылья подрезаны, а разум извращён. Она боится неба, и Степь отвергает её.

– На гербе Великого Хана, отца моей бабушки, был сокол, – пояснила Ниоба, с недоверием глядя на старуху. – А дедушку называли серебряным царевичем, он обнаружил серебро в Верестаге и организовал его добычу.

– Серебры её крылья, да обагрены они кровью.

«Что-то я уже не рада, что встретила людей, – подумала Ниоба. – Могли бы и дальше идти по степи. В конце концов, пращой набить дичи…»

Стадо возвращалось домой. Свистом и щелчками плетей мужчины загнали коров в загон. Коровы оказались мельче тех, что она видела в Кондоме, но при этом шерсть длиннее, и рога изогнуты иначе.

Вся семья собралась вокруг чана с кашей, а гостьям выдали по плашке, куда щедрой рукой навалили желтоватой крупы с зеленью и кусочками вяленого мяса. Варево горячее, пряное от трав и острое. Ниоба с трудом удержалась, чтобы не скривиться. Она предпочла бы обойтись молоком, в идеале козьим, и хлебом. Даже голод не заставил бы её съесть это.

Бабка пристально посмотрела на неё, и девушка сунула ложку варева в рот. По каким-то своим причинам старуха решила утаить истинное значение её фамилии от домочадцев. Давать ей повод изменить своё решение Ниоба не хотела.

Тиш толкнула её в бок, привлекая внимание:

– Спроси их про следы.

– Следы?

Заметив перешёптывание, на них стали коситься.

– Следы у палатки в первую ночь.

Перемешивая варево в тарелке, Ниоба рассказала о следах босых ног, что они обнаружили. Рассказ произвёл неожиданное впечатление. В юрте стало тихо. Некомфортно тихо.

– Степь уберегла вас, – ответила старуха раньше, чем кто-то успел что-то сказать, и остальные заметно расслабились.

– Так что это было? Нам не показалось?

– Царские породили зло, и оно бродит по Степи, не щадит никого, – туманно отозвалась старуха, а остальные уставились в тарелки.

– Так что это было? – продолжала вопрошать Ниоба.

– Никто не знает, – отозвался один из мужчин. – Никто не видел их, а кто видел – ушёл с ними.

– Не стоит поминать нечистых на ночь глядя, – хмуро оборвал его глава семьи. – Расскажите лучше о своих путешествиях.

Напряжение ушло не сразу, но еда и тепло сделали своё дело, и разомлев, все с любопытством слушали рассказы Ниобы. Наибольший интерес они проявили не к Кондоме с университетами, Академией и библиотеками, а к горам. После выпускного Ниоба сбежала в горы и провела там так много времени, что многие знакомые стали думать, что она уже не вернётся.

Она была рада вспомнить то славное время. Когда после тяжёлого и долгого подъёма падаешь на мелкую жёсткую траву, а под ногами плывут облака. Перед тобой в синей дымке простираются горы, слишком низкие, чтобы обзавестись снежными шапками. Целый мир лежал у её ног. Разве можно подобное забыть?

Перед тем как все разбрелись спать, Ниоба по просьбе Тишины спела. Она опасалась, что без Таланта её голос окажется недостаточно хорош. Холодный воздух и отсутствие практики с толковым наставником не идут на пользу связкам. Но голос не подвёл. Едва подхватив мелодию, она позволила песне увести себя далеко от юрты, Степи, холода, проблем и смерти. Туда, где даже Луна не смогла бы до неё дотянуться.

Глава 8. Ниоба Верес

Мандагар принёс на земли Великой Степи не только своё верование, но и много дерева. Насадили заградительные линии от ветра, рощи вдоль рек, чтобы укрепить берега, разбили сады, а дальше природа справилась сама. В Верестаге, особенно вблизи степи, не встретить деревьев старше сорока лет, но и тех достаточно, чтобы начать обживаться.

Мандагарцы, в отличие от степняков, народ оседлый, потому, приехав на новое место, немедля начали его облагораживать согласно собственным понятиям о красоте. Вокруг бани, что представляла собой барак с огороженной территорией пруда на заднем дворе, тянулись к небу алые георгины и золотые зонтики рудбекии, делая даже самый пасмурный день немного ярче.

Здесь идолов вырезали из дерева, украшая ими дома. Триединая церковь отрицала существование духов и мелких божков. На коньки в виде лошадиных голов, смотрящих в разные стороны, фигуры животных на наличниках, то и дело появлявшихся на домах, триединая церковь смотрела сквозь пальцы. Предпочитая счесть это частью культуры.

Станция представляла собой небольшую деревеньку, выросшую между железной дорогой и быстрой речушкой. Поезда останавливались, чтобы остудить котёл и пополнить запас воды. Маленькие аккуратные домики окружали единственную площадь у вокзала и могли удовлетворить все потребности путешественников, застрявших на несколько часов у края Степи.

Пастухи заверили, что не видели одинокого путника, который шёл за девушками.

Утром их отвезли на станцию. После долгого пути через степь и ночи на шкурах Тиш вся чесалась. Пришлось немного пересмотреть свои планы и посетить местную баню.

– А мне здесь нравится, – разглядывая себя в крохотное карманное зеркальце, Тиш наблюдала, как Ниоба наносит разведённую хну на её отросшие волосы. – Домики красивые, все эти резные украшения. Всё чистенькое, побеленное.

Ниоба улыбнулась.

Горячая вода после долгого пешего перехода – величайшая благодать. Приведя себя в порядок, девушки наведались на веранду, где под раздуваемым ветром тентом местные устроили летнюю кухню. Тиш поедала горячее, позабыв о манерах, на неё косились, но больше с любопытством, нежели с осуждением.

Сидя рядом, Ниоба крутила на запястье браслет, оглядывая площадь. Ей не давал покоя человек, что шёл за ними в Степи, не приближаясь и не отдаляясь. В любом случае благодаря помощи степняков они сбросили преследователя со следа.

Утром, пыхтя паром, поезд двинулся с места и увёз девушек в столицу. Пока Тишина, прилипнув к окну, с жадностью всматривалась в каждый кусочек новой страны, Ниоба всё глубже погружалась в свои мысли. Несмотря на просьбы сестры навестить их, Ниоба не хотела возвращаться в то место, которое когда-то звала домом.

Сердце столицы выстроили из привозного светло-серого камня с багровыми прожилками. Ещё будучи ребёнком, Ниоба слышала перешёптывания слуг, которые говорили о красных крапинках не иначе как о последствиях добычи камня. Они с сестрой боялись касаться стен, чтобы не запачкаться чужой кровью.

Столица сильно отличалась от всего виденного ими ранее. Дедушка из опального царевича превратился в одного из Великих князей и постарался оставить после себя великое наследие в виде города. Даже не так – Города! Ровные, словно линейкой вымеренные, прямые улицы, шли параллельно друг другу, деля город на квадраты.

Ниобе нравилась эта геометрическая выверенность, широкие тротуары, покрытые брусчаткой, и строгое изящество построек. Тут и там во дворах покачивался на ветру вереск, как дань уважения Степи, у которой люди забрали территорию.

Вереск был везде. На шляпках дам, в петлицах костюмов, им украшали коляски и сбруи коней.

Заселившись в гостиницу, они сходили на почту за вещами и вечер посвятили превращению из пеших путешественников, что пересекли Степь, в городских обывателей. Грубая шерстяная одежда осталась лежать на дне сундуков, а на свет вытащили тонкие хлопковые сорочки, шёлковые чулки и платья. Расстелив на столе подъюбник, Ниоба поймала завистливый взгляд Тишины. У нее на кровати лежали панталоны и синий прогулочный костюм. Ниоба с удовольствием обменяла бы корсет и турнюр на добротные брюки и свободную рубаху.

Укладываясь спать, Ниоба опасалась, что будет скучать по вою ветра и крикам ночных птиц, но едва голова коснулась подушки, как она провалилась в темноту.

– Проснись, проснись!

Вздрогнув, Ниоба резко села, выхватив нож из-под подушки. Приложив палец к губам, Тиш стиснула её запястье и потянула за собой. Подкравшись к окну, стараясь не трогать шторы, они выглянули наружу. На соседней крыше что-то шевельнулось.

– Быть может, коты, – с сомнением произнесла Ниоба, понимая, что ситуация начинает попахивать паранойей.

– Мне показалось, что кто-то ходит по карнизу, а когда выглянула, заметила движение на соседней крыше.

Прежде чем Ниоба успела призвать на помощь логику, они услышали царапанье. Словно что-то, цепляясь мелкими когтями, пыталось удержаться на жестяном листе.

Уру-ру.

На карнизе сидел белоснежный голубь. Поворачивая голову, он с любопытством заглядывал в комнату, перебирая лапами, пытаясь удержаться на скользком металле. Выдохнув, Ниоба открыла окно.

«Пожалуйста, напиши Лисе, она ведёт себя безрассудно. Может, тебя она послушает.

Надеюсь, праздничный убор Верестага тебе понравился.

Зар».

Нахмурившись, Ниоба перечитала письмо. Это какая-то издёвка? Откуда ему знать о том, как выглядит Верестаг? Или она накручивает себя? Кто-то из его отряда мог помнить, что близится неделя почтения мёртвых.

– Давай спать по очереди, – предложила Тиш.

Ниоба согласилась, только чтобы успокоить девочку. Если ей хочется ходить завтра невыспавшейся – её право.

Гостиницу они покинули после полудня. Отсыпались после бессонной ночи.

Облачившись в тёмно-зелёный бархат, Ниоба собрала волосы в косу, уложив её вокруг головы. Рыжие вихры Тиш причесали, намазали маслом, иначе они отказывались лежать. Костюм сел на неё как влитой, и получился симпатичный, чуть смазливый отрок.

На выходе из гостиницы служащий преподнёс им по крохотному букетику вереска.

– Почтите предков, – произнёс он.

Тиш удивлённо посмотрела в ответ и тут же обратила взгляд к Ниобе, которая, переведя слова служащего, добавила:

– Есть поверье, что аромат вереска способен успокоить и расположить к себе, – крепя пучок к накидке, произнесла Ниоба. – Это особенно актуально в неделю почитания мёртвых. Считается, что Луна открывает врата Бездны, и мёртвые могут прийти проведать родных.

Удивлённо приподняв брови, Тиш сунула букетик в карман курточки.

– А как же церковь?

– Церковь это всячески поддерживает. Страшно подумать, какая волна недовольства поднимется, начни они выжигать старые традиции калёным железом.

На кладбище они отправились пешком. Погода благоволила к долгим прогулкам и вдумчивым беседам. Тишина крутила головой, пытаясь вобрать в себя каждую частичку города, и часто оборачивалась. Не желая её одёргивать, Ниоба шла вперёд, останавливаясь только для того, чтобы уточнить дорогу.

Чем ближе они подходили к некрополю, тем тяжелее становились её шаги. Словно в тумане, она вошла в ворота, и привратник подал им по букетику. Прижимая вереск к груди, не заботясь о пятнах, что оставляли цветы на бархате, Ниоба на негнущихся ногах приблизилась к склепу.

Мумифицировать мёртвых – старая мандагарская традиция. Этой чести удостаивались лишь лучшие из живущих: реформаторы, чьи действия принесли благо стране; удачливые путешественники, раздвинувшие границы мира; учёные, внёсшие вклад в науку. Также мумификации подвергались правители и их семьи.

Мама умерла далеко от родины, в Кондоме. Её тело, согласно местным традициям, сожгли. Мандагар выразил недовольство столь вольным обхождением с телом Великой Княжны. Пришлось провести немало времени в кабинете ректора Далтон с министерскими работниками, сочиняя письмо, оправдывающее подобное надругательство. Невозможно следовать традиции ввиду отсутствия в Кондоме культуры мумификации умерших. В Верестаг отправили урну с прахом, которую со всеми почестями поместили в фамильный склеп.

– Всё хорошо? – стоя в тени обелиска, Тиш коснулась руки девушки.

– Да, – чужим голосом отозвалась она.

Выдохнув, Ниоба, заставила себя войти в тень и быстрым шагом направилась к обелиску. Двери в мавзолей сторожил почётный караул. Двое статных молодцев в чёрном замерли по стойке смирно, держа ружья у плеча.

Сглотнув, она пронеслась мимо, надеясь, что за двенадцать лет разлуки между ней и Веленой накопилось достаточно различий, чтобы посторонние случайно их не спутали. Тишина семенила следом, крутя головой, рассматривая внутреннее убранство с открытым ртом.

Серый гранит. Чёткие, строгие линии. Мрачная торжественность. Холод.

Не чувствуя запахов, Ниоба ощущала сладость вереска на языке.

Люди здесь говорили шёпотом, передвигались на цыпочках, словно боялись потревожить усопших. Ниоба призраком плыла мимо чёрных гробов под осуждающие взгляды предков, что взирали на неё с портретов.

Дедушка с бабушкой занимали особое место. Два каменных изваяния восседали на скамейке, склонившись друг к другу, словно вели тихую беседу.

Бабушку она почти не помнила. Её образ пах пирогами, имел вкус козьего молока и ощущался тёплым, мягким и заботливым. С портрета смотрела женщина лет тридцати пяти, с мягким округлым лицом, тёмными миндалевидными глазами. Чёрные, словно ночь, волосы убраны в две косы. Совсем не по-княжески, но нарисовать её именно такой настоял дедушка, из уважения к её корням.

Дедушку изобразили ровесником бабушки, хотя прожил он чуть больше восьмидесяти лет. Статный мужчина с кучерявыми рыжевато-русыми волосами и усами, уходящими в бакенбарды. Сколько Ниоба его помнила, дедушка всегда гладко брил щёки и подбородок. Никаких усов, а тем более бакенбард, он не носил.

Утерев украдкой слёзы, Ниоба обернулась, чтобы убедиться, что с Тиш всё в порядке. Та подошла к маленьким чёрным кубам, ещё не вполне понимая, что это. Но прочтя табличку, отскочила как ошпаренная.

Мёртвые дети Князя Василия. Рядом их покойные матери. Дядя трижды женился, но ни один из браков не принёс ему желанного наследника. Каждые новые роды истощали женщин, что впоследствии отправлялись в семейный мавзолей вслед за детьми.

Переведя дух, Ниоба отправилась дальше. Под чёрной плитой не было тела, только урна с прахом. Кто-то возложил свежие цветы, и Ниоба присовокупила к ним свой букет, чувствуя укол вины за то, что не купила букет побольше.

Художник изобразил Великую Княжну в расцвете сил, с ясным взглядом и спокойным лицом. До того, как болезнь настигла её. До того, как в синих глазах поселилась боль.

Несмело приблизившись, Ниоба коснулась холодного камня.

– Ваша Светлость?

Испуганно подскочив, Ниоба развернулась, чувствуя боль в руке. Талант рвался наружу в ответ на испуг.

Перед ней стоял Мечников. В мундире, с пенсне в правом глазу и с большим букетом осенних цветов. Последний человек, которого она ожидала здесь увидеть.

– Простите, что напугал.

Уступив ему место, Ниоба наблюдала, как посторонний человек возложил цветы на могилу её матери, пытаясь навскидку определить его возраст и могли ли они быть знакомы.

– А я всё ждал, когда же вы появитесь.

– Зачем? – позабыв о приличиях, выпалила она.

– Как же. Весь двор замер в ожидании. Все только и говорят, что о вас.

Ой-ёй. Быть может, ещё не поздно тихо сбежать и вернуться в Кондому? Вести лекции и заниматься картотекой в научной библиотеке?

Покидая холод мавзолея, Ниоба обернулась напоследок. Из темноты пустых коридоров на неё кто-то смотрел. Свет отразился от зрачков. Всего мгновение, и он скрылся, оставив после себя озноб и чувство тревоги.

Глава 9. Мириам Эльбирин

Дождь барабанил по крыше, собираясь в желобах и потоками вливаясь в пруд. Музыкальную подвеску пришлось снять, ветер слишком старательно путал ленты, стуча палочками. Птицы, прячась от дождя, нашли укрытие на перекладинах под крышей. Распушившись, они жались к углу, спасаясь от ветра, присматривались к остаткам печенья в круглой чаше.

Укутавшись в накидку из грубой серой шерсти, Мириам сидела на циновке с чашкой чая в руках. Разламывая печенье, сбрасывала крошки на салфетку для самых смелых пташек.

На душе было неспокойно.

По ночам ей чудилось, что вдоль пруда кто-то бродит. Нередко к пруду приходили дикие животные, но бродящий у пруда зверь не был косулей или кабаном. Что-то хищное и недоброе бродило у воды, подбираясь всё ближе к дому. Порой она просыпалась от ощущения чужого взгляда, но по утру не находила чужих следов у дома.

Капли разбивались о черепицу крыши, шумели в листьях ив, волновали поверхность пруда. К этим привычным звукам добавился ещё один. Мириам уловила его отголоски ещё до того, как гости появились из-за леса.

Паланкин несли шестеро слуг в серых ливреях. У некоторых свалились с голов капюшоны, и дождь немилосердно хлестал их по открытому лицу. Кожа слуг потемнела и огрубела, превратившись в растрескавшуюся корку, что маской закрывала лицо. Ступая шаг в шаг, они несли паланкин, украшенный красным бархатом с золотыми кистями.

Мириам поджала губы. Дедушка словно намеренно стремился разозлить всех и каждого одним своим появлением.

Те, кто чтили Асху, не могли спокойно смотреть, как он использует своих работников, низводя их до уровня рабов. В мифологии отдельное место уделено Великому разделению, когда одни лэрты возвысились над другими и поработили их, за что Асха всех наказала. Одних за непомерную гордыню, других за слабость и повиновение.

Те, кто выбрали путь Луны, осуждали дедушку за любовь к излишествам. Они проповедовали умеренность и независимость.

Даже почитатели святого Талиона едва ли могли оценить помпезную пышность, с которой он появлялся на людях.

Высокие дома при одном лишь взгляде на бывшего главу дома Эльбирин скрипели зубами. Несмотря на поражение в политической игре и гибель детей, он продолжал с настырностью глупца вмешиваться в планы Высоких домов, путая карты.

Благородные и более мелкие дома его просто не любили. Потому что он переманивал в свою свиту самых талантливых лэртов.

Едва ли во всех четырёх странах нашёлся бы лэрт, который испытывал к Акилону Эльбирину тёплые чувства. Разве что Мириам совсем чуть-чуть уважала дедушку. Больше ненавидела за то, что увлёкшийся политическими играми он допустил смерть её матери. Но всё же, когда стало известно, что Вилинария осквернили, дедушка был единственным, кто не побоялся встать на его защиту.

Паланкин опустился у деревянного настила, прозвенев колокольчиками. Птицы вмиг устремились под крышу, с любопытством поглядывая на незваных гостей. Дождь перешёл в морось. В камышах квакали лягушки.

Прежде чем ступить под крышу, молодой лэрт с гладкой кожей человека, что большую часть жизни провёл в подземных городах, низко поклонился и произнёс:

– Акилон Эльбирин просит прощения за вторжение, – начал он.

Не удержавшись от раздражённого вздоха, Мириам жестом остановила его и громко, чтобы слышали в палантине, спросила:

– Дедушка, к чему этот цирк?

– К тому, что всё должно делаться по правилам! – донеслось из-за бархатной занавески.

– Тебе известно о существовании правил? – изобразила она удивление и улыбнулась, когда дедушка выглянул наружу. – Пойду поставлю чайник.

– Не стоит, у нас всё с собой, – отмахнулся он, выбираясь из паланкина.

Слуги быстро достали из сундуков низкий столик, выкрашенный в красный, с фениксом, покрытым сусальным золотом, на столешнице. На него поставили чайный набор из тончайшего фарфора. На пузатом боку чайника красовался изящный узор в виде пары птах на узловатых ветвях.

– Подарок Нинилит? – спросила она, наблюдая, как слуга укладывает толстую подушку на циновки и помогает Акилону сесть.

Кожа дедушки истончилась, приобрела серовато-жёлтый оттенок. Глубокие коричневые морщины избороздили лицо. Даже чёрная склера глаз утратила ониксовый оттенок, её пронзили жёлто-коричневые прожилки, а золотисто-зелёная радужка, словно подёрнутая пеленой, утратила яркость.

– Дорогая моя Нинилит, – с теплом глядя на пиалы с чаем, проговорил Акилон. – Она была совсем малышкой, когда меня наказали, наверное, оттого испытывает ко мне меньше ненависти, нежели остальные внуки.

Мириам нахмурилась. Встречаясь с братьями, она старалась не поднимать этой темы. На деле внуки Акилона не были родными братьями и сёстрами. На языке асов это называется двоюродным родством. Только Вилинарий и Гиндорил были родными. Тем не менее в один миг все они лишились родителей, и заботы об их воспитании и обучении легли на плечи Мириам.

– Если ты приехал, чтобы перечислить все поводы для ненависти, то, боюсь, это займёт слишком много времени. Быть может, напишешь в письме?

– Чтобы ты зимой топила ими печь? – улыбка вышла карикатурной. Уголки губ углубили морщины, раздвинув дряблые щёки, обнажая желтоватые губы. Верхняя челюсть должна иметь четыре клыка, но враги лишили деда трёх из них.

Глядя на него, Мириам провела языком по внутренней стороне зубов, сдерживаясь, чтобы не передёрнуть плечами в отвращении.

– Хоть какая-то польза, – пожала она плечами и, спрятав руки в рукава, отвернулась к пруду.

Лягушки неожиданно стихли. Уловив движение краем глаза, Мириам едва не подскочила на ноги, когда из высокой травы вышел мур. Похожий на барса, но вместо пятен покрытый полосами, словно обычный дворовый кот. От иных представителей семейства кошачьих он отличался наличием игл. Среди густой шерсти проступали тонкие ядовитые иглы, делающие его дурной добычей и отличным бойцом.

Поднявшись на деревянный помост, мур, утробно замурчав, опустился рядом с Акилоном и прижался к его бедру. Дедушка рассеянно погладил того меж ушей, думая о своём. Слуга закончил сервировать стол, разлил чай и с поклоном удалился.

– Кстати о пользе. Я хочу, чтобы ты отправилась на Восток. Если спросят, то ты отправилась в паломничество.

Удивлённо подняв брови, Мириам не сразу нашлась, что ответить на такую наглость.

– Интересно, – беря пиалу в руки, она не торопилась отпивать пахнущий землёй чай. – Сёстры Луны хотят, чтобы я стала Преподобной. Великие дома желают, чтобы никогда не прекращала своего затворничества и держалась как можно дальше от политики. Теперь заявляешься ты и несёшь какую-то несусветную чушь.

Не разнимая губ, дедушка улыбнулся и почесал мура за ухом. Громкое мурчание в исполнении подобного зверя не способно сделать обстановку уютной. Прикрытые веками жёлтые глаза огромного кота следили за каждым движением Мириам. Таких, как он, учат убивать по команде. Это может быть какое-нибудь безобидное слово, которое легко вплести в разговор, думала она, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

Не станет же дедушка ей угрожать? Ведь не станет?

– Высокие дома опасаются влияния, что ты приобретёшь, став Преподобной…

– Я не намерена принимать пост, – перебила его Мириам, невольно повышая голос.

– Отчего же? Многие бы хотели облачиться в расшитое серебром, чёрное одеяние и помогать людям обрести последний покой. Это почётно.

– Оттого, что Сёстры не должны вмешиваться. Не должны становиться наёмными убийцами и куртизанками на службе Великих домов! – распаляясь, она приподнялась, и мур вмиг перестал мурчать, подняв голову.

Выдохнув, Мириам опустилась назад на циновку и поплотнее закуталась в накидку.

– Именно этого я и хочу. Орден превратили в инструмент для манипуляций Великих домов, запятнав себя, – медленно качнул головой Акилон. – А я хочу, чтобы, когда моё тело придёт в негодность, пришла Сестра Луны и помогла моему духу освободиться. Не хочу сидеть и ждать, когда в дом проберётся убийца, оборвав мою жизнь раньше срока.

Если верить мифам, некогда лэрты были в некотором смысле бессмертны. Они и сейчас не способны умереть от старости. Истрёпанное сердце продолжит качать бедную кровь, поддерживая дряхлую оболочку. Всё это не самым лучшим образом сказывается на работе мозга. Развивается слабоумие. Лэрт забывает близких, себя, банальности, вроде правила носить одежду на людях. Тогда приходят Сёстры Луны и милосердно избавляют дух от мученического заточения в отслужившей свой срок плоти.

– Я хочу, чтобы ты стала Преподобной матерью Сестёр Луны, – глухо произнёс он, неотрывно глядя в глаза Мириам. – Ты проведёшь реформы и наставишь их на путь истинный. Вы удалитесь на остров для переобучения. Великие дома лишатся куртизанок и убийц, а количество политических убийств резко сократится. Пока они здесь и старая Преподобная мать сохраняет власть, мне не добиться порядка. К счастью, большая часть ордена против расширения полномочий Сестёр и хочет вернуться к старым порядкам.

– Пусть возвращаются, но как-нибудь без меня.

Чай в пиале остывал, но пить его всё равно не хотелось. Кто знает, что заварили его слуги вместе с чайными листьями. Вдруг вспомнилось дело, когда ядом мазали чашки, и тот впитывался в кожу, накапливаясь в организме. Мириам с трудом удержалась, чтобы не выбросить чашку в траву, и поставила её на столик.

– А если я предложу сделку? – сощурился Акилон.

– Такую же, какую предложил Вилинарию?

Когда детей Акилона убили, остались внуки, и кому-то нужно было занять пост главы дома. Мириам, самая старшая из них, должна была занять этот пост. Оставив всё мирское, она жила в уединении и последней узнала о случившемся.

Акилон убедил Вилинария занять пост в обход старшей сестры. Пожалуй, он больше остальных подходил для этой роли и со временем сумел бы вернуть семье былое величие. Если бы однажды на пути из Карагроса в Силивенити его не перехватили Серые, заперев в одной из лабораторий. Он никогда не говорил о том, что с ними сделали, но физическое здоровье брата оказалось подорвано.

Его вычеркнули из родовых списков и евгенической программы. Лишили возможности обзавестись семьей и оставить потомство. Мириам пришлось защищать брата от Сестёр Луны, пришедших оборвать его жизнь, пока Гиндорил убеждал остальных отпустить его ходить под солнцем.

– Не совсем, – мягко отозвался Акилон. – Вилинарием двигало честолюбие и любовь к семье, тобой – разбитое сердце.

Стало холодно. Мириам запретила себе кутаться в мантию и хоть как-то показывать, что слова дедушки задели чувствительные струны в её душе.

Уперев локти в колени, он наклонился вперёд и устремил на Мириам немигающий взгляд.

– Ты поедешь на Восток. Найдёшь там девочку. Она изменённая, такая же, как и Вилинарий. Только если с ним это проделали силой, то она уже родилась такой.

– Не хочу в этом участвовать, – натягивая воротник повыше, проворчала Мириам, хмуро глядя в ответ.

– Не хочешь помочь Ему?

– Он умер!

– Но не его потомство.

– Не хочу в этом участвовать, – повторила Мириам и отвернулась.

– Не хочешь ещё раз его увидеть?

Она замерла. Грудь сдавило так, что не вздохнуть.

– Вилинарий сказал, Он погиб в пожаре.

– Это не первый Его пожар, – тихо и невесело засмеялся Акилон. – Хочешь встретиться с ним ещё раз?

Глава 10. Тишина Кайт

Уже в поезде Тишина заметила, что с её попутчицей произошли знакомые изменения. Ниоба меньше улыбалась, стала задумчивой и отрешённой. Что, впрочем, не мешало ей гонять Тишину по словарю и заставлять писать диктанты на мандагарском. Девочка раздражённо шипела, но выводила закорючки.

Наблюдая за Ниобой, она выжидала. Близость родственников делала княжну рассеянной. Погружённая в свои проблемы, она всё чаще устремляла грустный взгляд куда-то вдаль, рассматривая далёкие пики гор на горизонте и редкий лес, который неестественно ровными линиями рос вдоль железной дороги.

Тишине это было на руку. Она не вернётся в Кондому. Мотивы Лисы светлы и благородны, но провести всю жизнь запертой в четырёх стенах её дома, Тишина не хотела. Лучше отправиться на Восток. Дойти до Круглого моря, а там переправиться на острова. Выучить нонсеранский язык и затеряться среди местных.

Мандагарский и нонсеранский имеют общие корни, и, выучив один язык, она откроет себе дорогу к другому. Но мечты мечтами, а певучий в устах Ниобы и зубодробительный у Тишины язык давался с трудом.

Уже в городе она почувствовала, что что-то не так. Зэван учил её доверять чувствам. Лисара называла это паранойей.

В холле гостиницы постоянно кто-то сидел, скрывшись за газетой. Пока Ниоба разговаривала со служащим в красном сюртуке, который с недоверием рассматривал документы Тишины, сама девочка ощущала на себе чужой взгляд. Тот, кто прятался за газетой, подсматривал за ними. Едва она поворачивалась к нему, как листы немного вздрагивали, поднимаясь выше и скрывали его лицо.

Ночью она отчётливо уловила человеческий силуэт на соседней крыше, но Ниоба предпочла не придавать этому значения. От Зара пришло письмо:

«Что задумала волчонок?»

Это шутливое прозвище, которое придумали друзья Лисы, нравилось ей и не нравилось одновременно. Она предпочла бы быть волком, свирепым и опасным. Но не волчонком, вынужденным прятаться по углам, потому что любой способен ухватить его за шкирку и бросить в мешок.

Утром Тишина проверила сумку для побега. Внезапного пробуждения Ниобы можно не опасаться, она спит так крепко, что проспит второе пришествие Кареста. Всё было готово, оставалось главное – деньги.

Кое-что она одолжила у Лисары. Несмотря на покупку развалин и превращение их в дом, деньги у тети водились. Должно быть, получила свою часть наследства после смерти дедушки.

Кое-что вместе с документами ей дал Зар – золотые имперцы.

– Можно как угодно относиться к Империи, но их валюта до сих пор самая стабильная и котируемая во всех уголках Криила, – сказал он, словно уже тогда догадывался о её планах.

Кое-что пришлось украсть у Айналис. В её шкатулке украшений столько, что едва ли она заметит пропажу нескольких серебряных побрякушек. К тому же Руд постоянно таскает ей разные мелкие подарки, едва ли она всё помнит.

После пробуждения, Ниоба неоправданно много времени провела перед зеркалом, не столько прихорашиваясь, сколько оттягивая момент, когда придётся выйти из комнаты.

В Кондоме Ниоба выделялась яркой внешностью: смуглой кожей, яркими зелёными глазами, чёрными густыми волосами. На фоне бледных кондомовцев выглядела как сокол в курятнике. Как выяснилось, и в Мандагаре её внешность не считалась заурядной. Она отличалась от степняков и коренных мандагарцев, смешав их черты в необычный коктейль.

Едва они покинули гостиницу, как любитель газет поднялся и вышел следом. Как только Тишина собралась рассказать о преследователе Ниобе, он растворился в толпе. Зато появились знакомые рыжеватые усы. Мечников шёл следом, отставая шагов на тридцать. Явно узнал, но отчего-то не спешил приблизиться и поздороваться.

Мужчина проследовал за ними до некрополя и вошёл в склеп под обелиском. Некоторое время наблюдал, как Ниоба замирает испуганной птицей у каждого портрета, и лишь когда Тишина в упор посмотрела на него, направился к девушке.

Встреча явно не доставила Ниобе радости, и она заторопилась прочь. У самого выхода оглянулась. Шедшая следом Тишина с удивлением наблюдала за метаморфозами подруги. Та резко побледнела, глаза расширились, тонкогубый рот исказился. Резко отвернувшись, она ускорила шаг, чтобы через мгновение вновь обернуться, пытливо всматриваясь в темноту.

Ниоба и страх? Что могло вызвать страх в человеке, что привязанный верёвкой прыгал с башни ради развлечения? Устраивал заплывы через ледяное озеро, прославившееся утопленниками? Спорил с ректором Академии?

Тишина обернулась, но ничего необычного не заметила.

На выходе их уже ждали. Вместо двух часовых, вдоль дорожки выстроился с десяток солдат в парадной форме. При появлении Ниобы они, словно единый слаженный механизм, вытянулись по стойке смирно и отдали честь. В конце коридора замерла копия Ниобы.

Чёрные локоны, выглядывающие из-под маленькой треуголки с пером, на солнце приобрели оттенок тёмного шоколада. Кожа цвета миндаля, светлее, лишённая морщин. Ярко-зелёные, словно свежая весенняя трава, глаза удивлённо распахнулись, увидев своё отражение.

Сёстры замерли.

Свита за спиной княжны начала перешёптываться, и это привело девушку в чувство.

– Ниоба! Душечка! – распахнув объятия, та шагнула навстречу.

Наблюдая из-за колонн, Тишина не имела возможности рассмотреть лицо Ниобы, но та качнулась вперед, и сёстры обнялись, расцеловав друг друга в щёки. Со стороны это выглядело как долгожданная встреча, во всяком случае, свита княжны отреагировала именно таким образом. Кланяясь, придворные надеялись, что их представят княжьей особе, но Велена, подхватив сестру под руку, потянула к каретам.

Скрывшись в тени колонн, Тишина не верила в свою удачу. Толпа разряженных придворных уводила Ниобу к экипажам, где уже суетились слуги, девушка оборачивалась, но заметить спрятавшуюся Тишину не могла.

Не заметил её и Мечников, который, проводив взглядом толпу, резко развернулся и зашагал куда-то в глубь некрополя. Выглянув из своего убежища, Тишина ждала, когда кареты двинутся в путь, чтобы бегом броситься в гостиницу за сумкой, когда над головой раздалось протяжное:

– Ка-а-ар!

Задрав голову, она заметила лишь тень, что сорвавшись с места, устремилась в небеса.

Стоило бы заставить себя остановиться, перейти на шаг и не привлекать внимания, но Тишине это оказалось не по силам. Она бежала со всех ног, понимая, что время уходит. Ниоба пошлёт слуг, и те могут оказаться в гостинице раньше неё. Толпа стремилась на площадь у некрополя, и Тишина с трудом пробивалась через поток.

Мужчины с газетой в холле гостиницы уже не было. Беспокойно бегали туда-сюда служащие, какой-то тучный мужчина ругался, грозя дойти до князя, если поломку в его номере не устранят. В остальном народа было мало, должно быть, большинство ушли на площадь.

Перепрыгивая через ступеньку, Тишина взобралась на второй этаж и едва не сбила с ног коридорного. Рядом, как назло, оказалось ещё несколько служащих, они уставились на неё с ненужным любопытством, и Тишина выпалила первое, что пришло в голову:

– Мисс Верес забыла веер.

«Зачем я оправдываюсь перед служащими отеля? Разве это не подозрительно?» – отругала она сама себя. Едва ли они что-то поняли, ведь говорила она на имперском.

– Ка-ар!

На подоконнике в коридоре сидела крупная чёрная птица. Служащие гостиницы тут же бросились закрывать окно, опасаясь, что ворона залетит внутрь.

Пройдя дальше, Тишина завернула за угол, и в момент, когда потянулась к ручке номера, целая стая ворон пронеслась мимо окна. Невольно замерев, девочка проводила их взглядом и, повернувшись, заметила, что дверь номера приоткрыта.

– Демон бы их побрал, этих птиц! – выругался кто-то за дверью.

Отпрянув, Тишина тут же заозиралась, ища, где спрятаться. Высокая кадка с пышным цветком подходила для этой задачи как нельзя лучше. Убедившись, что сюда не направляется кто-нибудь из служащих, она прильнула к двери.

– Не шумите, – шикнул один из незнакомцев в комнате. – Это не займёт много времени.

Тишина навострила ушки. Говорили на смеси имперского и мандагарского. Осторожно заглянув в зазор приоткрытой двери, она увидела часть комнаты. Одежда, бельё, книги – всё оказалось на полу.

– Я проследовал за ними до станции и сел на паром, – заговорил Мечников, и Тишине пришлось прикрыть рот руками, чтобы не ахнуть. – Там они вели себя тихо, старались не привлекать внимания, – вздох. – Пока не встретились с царевичем.

– Что-нибудь ещё?

– Пробравшийся на пароход незнакомец сумел улизнуть. После, мы заметили странную активность на станции, похоже, за княжной кто-то следил. Они ушли в Степь, я отправил следом агентов, но они не вернулись. Я отправился со вторым отрядом, мы нашли разорённый лагерь и следы тварей. Именно тогда я и отписался о смерти княжны. Если твари сожрали хорошо вооружённый отряд, то у двух одиноких путников не было и шанса.

– И тем не менее они здесь, – задумчиво произнёс второй. – Организуйте служанок для княжны и присмотрите за так называемым «племянником». Только не говорите, что вы не заметили покрашенной и подстриженной девчонки в компании княжны? – пауза. – То-то же, смотреть внимательнее нужно. Отправьте запрос в Кондому и выясните, кто она.

– Будет исполнено.

Отпрянув от двери, Тишина едва успела заскочить за кадку, когда дверь открылась. Первым вышел Мечников, нервными, дёргаными движениями он складывал в папку какие-то бумаги, подозрительно напоминающие письма.

Вышедший следом мужчина – настоящий богатырь. Ему пришлось чуть наклониться, чтобы пройти через дверной проём. Выйдя в коридор, он на мгновение остановился, и Тишина замерла, не смея дышать.

– Ваша Светлость? – обратился к нему кто-то, оставшийся в комнате.

Тот молча повернулся.

– Мне распорядиться, чтобы подготовили палату?

– Пока не стоит. Посмотрим, как пойдёт, быть может, она не станет упрямиться, – и, повернувшись к удаляющейся спине усатого ихтиолога, окликнул: – Томаш Дмитриевич.

Тот замер, словно взрезался в невидимую стену.

– Надеюсь, впредь вы не допустите подобных ошибок.

– Да, Ваша Светлость, – он низко поклонился. – Я пришлю кого-нибудь навести порядок.

– И поторопись, – погрозил пальцем его светлость, – скоро приедут за вещами.

Мечников вновь поклонился.

Наконец посторонние покинули номер. Выждав для верности пару минут, Тишина юркнула к двери. Прислушалась. Тишина. Заглянула внутрь. Никого.

В комнате всё перевернули. Одежда, бумаги, писчие принадлежности, щётки, гребни – всё валялось на полу, ящики столов выдернули, с полок всё выгребли. Вытащили даже платки из карманов. Нашли и её сумку для побега. Пришлось ползать по полу и собирать вещи. Не глядя заталкивая одежду в сумку, она невольно выругалась, заметив, что мешочек с деньгами и драгоценностями вытряхнули. К счастью, ничего не взяли.

«Нужно рассказать о случившемся Ниобе», – вспыхнула в голове мудрая мысль.

«И упустить шанс на побег?» – ответила ей мысль эгоистичная.

«Пошлю письмо с одной из птиц Зара», – решила она, стараясь не думать, как именно будет объяснять птице, кому она должна доставить письмо.

Выскочив из комнаты, она едва не врезалась в фигуру в чёрном. Словно тень без хозяина, она возвышалась над девочкой, жутко недвижимая и беззвучная. Отшатнувшись, Тишина пробормотала извинения и даже шага сделать не успела, как на плечо опустилась чужая рука. Она хотела закричать, но широкая мозолистая ладонь накрыла её рот.

Глава 11. Ниоба Верес

«Это уже ни в какие ворота!» – мысленно ругалась Ниоба, глядя на родственников.

В некрополе Велена вцепилась в руку, словно клещ, и сколько бы Ниоба ни пыталась высвободиться, сколько бы ни говорила, что не может поехать и нужно найти Тиш, сестра оставалась глуха к её словам. В момент, когда Ниоба уже подумывала силой вырваться из родственных объятий, наплевав на приличия и на то, как это будет выглядеть со стороны, Велена наклонилась и прошептала:

– Знаю, знаю, но сейчас нам нужно как можно скорее вернуться в палаты.

– Мы оставили…

– Я пошлю человека за тем рыжим парнишкой и твоими вещами, – улыбаясь придворным, сестра чуть сжала руку Ниобы и шёпотом добавила: – Скорее, нужно вернуться в палаты.

«Тишина благоразумна и вернётся в гостиницу», – успокоила себя Ниоба, но тревога и чувство, что она бросила ребёнка в чужом городе, никуда не делись.

Во дворце её тут же окружили служанки и придворные, не позволяя шагу ступить без сопровождения. Пока служанки её переодевали, Ниоба поймала себя на мысли, что отвыкла от подобного обращения. В общежитии Академии они помогали друг другу застёгивать платья, и теперь чужие руки, которые ненароком касались её, заставляли неприятно ёжиться.

Пришлось немного поспорить, когда служанки, увешивая её украшениями, попытались снять браслет из тёмного металла.

Прежде чем Ниоба успела перевести дух, её отвели на обед, где собралось всё местное общество. Едва вошла в зал, как дядя, изображая радость, облобызал её щёки и держа под руку повёл представить гостям.

Высокий светловолосый офицер в парадном мундире обернулся и засиял обаятельной улыбкой.

– Ах, в этот раз вы без шпаги? – засмеялся он, видя смущение Ниобы.

Ябивцев поцеловал её руку и не отпустил. Чувствуя себя не в своей тарелке, Ниоба оглянулась на сестру, надеясь на помощь. Та стояла чуть в стороне среди придворных дам, которые, обмахиваясь веерами, старались не слишком открыто пялиться на гостя. Поджав губы, сестра чуть наклонила голову вперёд, устремив на Ниобу полный ледяной ненависти взгляд. Длилось это не дольше секунды, заметив ответный взгляд, Велена выпрямилась и тепло улыбнулась.

– Простите мне эту маленькую шалость, но путешествовать я предпочитаю инкогнито, – поглаживая её пальцы, продолжал Ябивцев. – Полагаю, из-за Томаша Дмитриевича вы уже догадались, кто я?

«Какого демона тут происходит?!» – гремело в голове в такт наливающейся в виске боли.

Ситуацию спас дядя, заверивший офицера, что всё они понимают и очень рады, что он их посетил. Мягко оттеснив племянницу, князь заговорил о возможности размещения Якобивцеского полка на зиму в Верестаге.

Остаться одной Ниобе не позволили. Велена принялась знакомить её с многочисленными придворными, которые разглядывали девушку, даже не пытаясь скрыть любопытства.

– Ты отправила людей в гостиницу за Тихоном? – улучив мгновение, спросила Ниоба.

– Конечно, – кивнула та и, наклонившись, хитро улыбнулась. – Вижу, ты приглянулась царевичу.

Ой-ёй. Только царской особы тут не хватало. Как там его звали? Который это из братьев? Ниоба резко пожалела, что не интересовалась политикой. Дела и без того шли кувырком, Ниоба чувствовала, как теряет контроль над ситуацией. Не хватало ещё вляпаться в великосветские интриги. Вся эта суета и волнения немедля пробудили головную боль, что сверлила висок.

– Нет, мы встречались по пути сюда. Он представился другим именем, а я не узнала в нём царевича.

Услышанное развеселило Велену. Прикрыв веером улыбку, она подхватила Ниобу под локоть и потащила прогуляться по залу. Тут Ниоба с неудовольствием отметила, что одеты они почти одинаково. Какая нелепость. Словно они дочери небогатого помещика, а не княжны. Пусть наряды и пышные, а в украшениях настоящие драгоценные камни, но одинаковый фасон платьев бросался в глаза. Словно кто-то хотел подчеркнуть их схожесть.

– Помнишь, он с братом приезжал к нам, ещё когда дедушка княжил?

– Как же забыть, – вдруг прозвучало за спиной, и, вздрогнув, девушки обернулись.

Не-Якобивцев засмеялся:

– Маленькая бестия гоняла меня по двору пучком крапивы, пока вы с братом смеялись, забравшись на крышу крыльца.

– Да, от дедушки мне тогда попало, – рассеянно отозвалась Ниоба, с трудом отыскав в памяти этот эпизод.

– Пф, попало, как же, – закатила глаза Велена. – Давайте поговорим о чём-нибудь весёлом.

«Если гоняла крапивой, значит это Демьян», – выдохнула Ниоба. Они принялись вспоминать, как играли в детстве.

Ближе к вечеру, устав от расшаркиваний и вымученных улыбок, Ниоба вновь завела разговор о Тишине.

– Мальчик изъявил желание обедать отдельно, – отозвалась Велена, поправляя платье.

Ниобу такой ответ не удовлетворил. Желание Тиш не показываться можно понять, но то, что они до сих пор не встретились, подозрительно. Возможно, девочка предпочла укрыться в гостевой спальне, не желая привлекать к себе лишнего внимания.

Ниоба хотела сходить в выделенную ей комнату, навестить Тиш и выпить обезболивающего, но едва направилась к выходу из зала, как на неё слетелись придворные. Они говорили все разом и наперебой, засыпали вопросами, не слишком интересуясь ответами. Становилось больно от каждого резкого движения головы. Хотелось тишины и покоя.

Наконец распорядитель в тёмно-синей ливрее распахнул двери в соседний зал, где вдоль стен замерли слуги с подносами, и пригласил гостей отобедать. Тут же случилась какая-то суета с карточками.

Слуга проводил Ниобу к месту, усадил её неприлично близко к центру. Видя, что дядя оказался за стул от неё, девушка хотела пересесть, но рядом опустились мужчины, и Демьян тут же втянул её в обсуждение путешествия на пароходе.

– Разве не здорово, иметь возможность путешествовать по воде. Если бы не глупый запрет на дирижабли, мы оказались бы в Верестаге значительно раньше.

– У этого запрета есть разумные обоснования, – мягко поправил царевича мужчина, что опустился на стул по правую руку от Ниобы.

Стараясь отвлечься от пульсирующей под черепом головной боли, Ниоба отметила для себя, что правила рассадки соблюдены весьма условно. Мужчины и женщины должны чередоваться, чтобы первые могли поухаживать за вторыми, а те в свою очередь брали на себя ответственность поддерживать разговор.

Сверло, что вкручивалось в её висок, и не подумало замедлиться. Вспомнив о своих обязанностях, Ниоба попыталась уловить суть разговора.

– Нельзя позволять предрассудкам становиться на пути прогресса! – всплеснул руками царевич. – Княжна, вы ведь образованная женщина, скажите ему!

– Простите, я задумалась и не слышала, о чём вы говорили, – смущённо призналась Ниоба, чувствуя, как кровь приливает к щёкам.

– Нас не представили, – отозвался собеседник царевича, но видя, что офицер не торопится вспомнить о манерах, поднявшись, поклонился. – Максимилиан Андреевич Тараканов.

– Ниоба…

– Да, да, да, объясните ему, что за дирижаблями будущее!

– Возможно, – оскорблённая, что её так грубо перебили, добавила: – Сразу после того, как все забудут, как Империя сбрасывала бомбы с этих самых дирижаблей, и они перестанут ассоциироваться с многочисленными жертвами и ужасами.

Царевич посмотрел на девушку с недовольством, зато Тараканов ободряюще похлопал по руке.

– Берите пример, Ваша Светлость.

Тот закатил глаза, отмахнувшись.

Поднявшись, царевич поднял руку с бокалом. За столом затихли. Пока он произносил торжественную речь, благодаря за гостеприимство и восхваляя местные красоты, Ниоба хотела прижаться виском к столу, а лучше и вовсе лечь на пол и ползти куда-нибудь, где тихо и прохладно.

Царевич продолжал говорить, а она искать благовидный предлог, чтобы уйти.

– Вам плохо?

С трудом сосредоточив взгляд, девушка смогла лишь кивнуть.

Тараканов, возмутительнейшим образом перебил царевича и помог Ниобе подняться. Извинился, сославшись на усталость с дороги, позволив опереться на его руку, вывел девушку из зала. Не было на свете человека благодарнее, чем Ниоба в этот момент.

– Подождите, я найду врача.

– Не стоит. У меня есть лекарства, нужно лишь добраться до сумки, – рука с браслетом отяжелела. – Пошлите за Тиш, она знает, что делать.

Дожидаться, когда кто-то что-то сделает, Ниоба не стала и, опираясь на руку Великого князя, вслед за служанкой поспешила в выделенные ей покои.

Тум-тум-тум – в глубине головы. Резкий свет, шаг, движение, раскалённым сверлом вкручивалось в висок. В глазах темнеет.

Аррр! Ар! – за окном пронеслась чёрная тень.

Ноги начали подкашиваться, но прежде, чем она упала, князь Тараканов подхватил девушку на руки и быстрым шагом направился в гостевые покои. Вокруг началась какая-то суета, скрытая от Ниобы тёмно-красной пеленой боли. Она пыталась позвать Тиш, чтобы та нашла лекарство, подготовленное Лисой, но, окружённая чужими голосами, не могла понять, в комнате ли девочка.

Наконец к губам приставили кружку с горькой незнакомой жижей, а когда она попыталась оттолкнуть неизвестное лекарство, кто-то схватил её руки, а другой удержал голову, не позволяя увернуться. Ледяная жидкость, обжигая горечью, в первый момент попала не в то горло, Ниоба закашлялась, задыхаясь. Ей дали воды, и с трудом откашлявшись, она сделала несколько самостоятельных глотков только для того, чтобы чуть позже вновь ощутить горькое лекарство.

Не привыкшая к подобному обращению, девушка сопротивлялась, но недолго. Головная боль лишила её сил, а противников было слишком много, и они были сильнее.

Боль не ушла, но появилась сонливость. Девушку уложили на бок, и последнее, что она видела, проваливаясь в темноту, это голова оленя, вытесненная на серебряной пуговице жилета.

Глава 12. Тишина Кайт

Тишина не сопротивлялась, пока её тащили куда-то. Берегла силы. Похитители озаботились кляпом, и она могла лишь мычать, но и того не делала.

«Не трать силы понапрасну, – поучал Зэван в прошлом. – Они тебе пригодятся. Жди. Не важно, сколько на это уйдёт времени. Притворись покладистой и напуганной. Не смотри в глаза похитителям. Не говори с ними, только если они сами не начнут разговор, но и тогда обойдись минимумом фраз и слушай. Решив, что ты лёгкая добыча, они могут сболтнуть лишнего, и это лишнее может спасти тебе жизнь. Действуй, только если уверена. Одна небольшая промашка может дорого тебе обойтись».

Потому Тишина сидела молча, опустив голову, надеясь, что волосы, упавшие на лицо, скроют, как она обшаривает пространство взглядом. Её притащили в прачечную, а оттуда в подвал. Сумку отобрали, карманы вывернули, но обувь не тронули. Похитителей было двое: крупный, молчаливый, который нёс девушку на плече, словно она ничего не весила, и мелкий, пронырливый, словно хорёк, заводила.

– Я ведь говорил. Быстро и чисто, – произнёс последний, копаясь в сумке Тишины. – Сейчас передадим её, получим деньги и поминай как звали. Быстро и чисто.

Шанса спастись не наблюдалось. Ощупав веревку, попыталась высвободить руки из пут, но только сильнее затянула узел. Ощупала стену за спиной, но ни удобных выступов, ни завалившихся в тень острых предметов не нашлось. Здоровяк, хмурясь, наблюдал за Тишиной, и приняв трагический вид, она опустила голову.

Явился третий. Торопливо сбежал по лестнице, едва не рухнул на последних ступенях, запнувшись.

– Всё, я договорился, – запыхавшись, произнёс он.

– Скорее бы уже. Если нас тут застукают… – засуетился мелкий.

– Хватит, – оборвал его великан. – Делаем дело и умываем руки.

Поднявшись, он вытащил из-за пояса мешок и встряхнул его так, что все закашлялись от пыли. Вздохнув, Тишина жалобно посмотрела на похитителей, но растрогать их не смогла. В мешке было душно, пыльно и нечем дышать. Зато выгнувшись, она дотянулась до ботинка и, стянув его, вытащила из ложбинки под стелькой короткий нож.

Эти ботинки подарил Зэван, ещё во время её прошлого пленения. Должно быть, знал, что Лисара и банда ищут её и найдут. Знал, что она выберется. Знал, что случись оказия – и её вновь поймают.

В мешке было тесно, ругаясь на её копошения, великан встряхивал его, но лучше немного тесноты в мешке, чем новая лаборатория. Разрезав путы, Тишина натянула ботинок и прислушалась. Они шли по улице, пространство полнилось голосами, и момент лучше едва ли представится.

Распоров мешок, Тишина вывалилась на землю, больно приложившись о брусчатку. Люди рядом, удивлённо вскликнув, отхлынули. Похититель с лицом хорька бросился к девушке, а она – в сторону, под ноги прохожих. Цепкие пальцы ухватились за куртку, но сбросив её, девушка побежала в толпу.

Похитители закричали что-то, люди, которым секунду назад не было дела, стали оборачиваться, и некоторые даже попытались поймать девушку.

– Вор! Вор! – летело ей в спину.

Тишина бежала, не разбирая дороги, ныряя в незнакомые подворотни. В спину летела трель свистка, заставляя её бежать быстрее. В Кондоме свистками пользовались городовые, и там она без раздумий побежала бы к ним, ища спасения. Но здесь она неслась по незнакомым улицам перепуганным зайцем, пока кто-то не бросил ей под ноги палку, и Тишина рухнула на землю, больно ударившись о камни.

Человек в форме вздёрнул её на ноги и что-то грозно спросил.

– Помогите, меня похитили! – начала она было, но тут же получила удар в живот и, задохнувшись, согнулась от боли. Если бы не крепкая рука человека в форме, рухнула бы обратно на дорогу.

Над головой случился спор, и едва она смогла сделать вдох и поднять голову, как встретилась взглядом со знакомыми жёлтыми глазами. Заклеймённый что-то доказывал человеку в форме, а тот смотрел недоверчиво и, отодвигая Тишину, пытался заслонить её собой.

– Ох, к Каресту всё это, – послышалось сбоку, и неясная тень метнулась к ним из толпы.

Охнув, мужчина в форме схватился за бок, выпуская Тишину. Она успела заметить, как служитель порядка, не смотря на расползающееся по форме пятно крови, пытается задержать Заклеймённых, а дальше рассматривать было некогда. Нужно бежать.

В подворотню, оттуда в большое скопление людей. Через рынок, на небольшую улочку и в проулок. Делая большой круг, она поворачивала всегда в одну и ту же сторону, кружа по центру города.

Юркнув в узкий проулок, Тишина выглянула убедиться, что нет погони. Ноги дрожали от напряжения, приходилось хвататься за стену, чтобы не упасть. Лёгкие горели, бок перестал болеть ещё во время бегства, но всё равно крутило живот. Уперевшись руками в колени, она попыталась отдышаться, когда боковым зрением заметила движение в конце подворотни.

Резко выпрямившись, выставила перед собой нож, оглядываясь, проверяя нет ли второго Заклеймённого за спиной, и попятилась назад на оживлённую улицу.

– Беги, беги, мышонок, – беззлобно улыбнулся Заклеймённый. – У наших ищеек отличный нюх, а у тебя примечательный запах.

«Кааар!» – раздалось над головой.

На водостоке, нахохлившись, сидел огромный, чёрный ворон, разглядывая суетливых людишек в грязной подворотне. Заклеймённый повёл плечами.

«Должно быть, почуял Талант, – подумала Тишина. – Значит, это птица Зара».

Ворон спрыгнул вниз, взмахнул огромными крыльями и вылетел на улицу, а Тишина рванулась за ним. Через поток людей, через площадь, мимо телег, рискуя попасть под колёса. Возницы ругались, когда она перебежала дорогу, и один из них дотянулся до неё бичом. Зашипев от боли, Тишина пригнулась, закрывая голову руками, но шага не сбавила, старалась не выпускать птицу из виду.

Заклеймённых видно не было. Едва ли ей удалось улизнуть, но Зар поможет. Он знает, что делать. Он поможет.

Ворон залетел за дом, Тишина зашла за ним и, запнувшись, остановилась. Задний двор какого-то склада, заваленный ящиками и мусором. Зара нигде не было видно, зато четверо Заклеймённых тут как тут. Едва она попятилась, как услышала шаги за спиной. Заклейменный, которого она видела ранее в подворотне, вышел из-за угла, отсекая возможность сбежать.

Ворона полетела дальше по своим делам, а Тишина едва не взвыла от собственной глупости.

Когда Заклеймённые её связывали, девушка пыталась сопротивляться, но силы были неравны. Её быстро скрутили, связали, заткнули рот кляпом и набросили на голову мешок. Не прошло и пяти минут, как она оказалась на дне телеги, скрытая от посторонних глаз мешками с сеном.

Телега тряслась на ухабах, в спину и бока впились неровности телеги, а тугие путы не позволяли сменить позу. Силы покинули Тишину. Лёжа на дне телеги, она не могла ни заплакать, ни закричать.

Лисара не придёт на помощь – она в другой стране, на другом конце материка. Ниоба не придёт на помощь – она даже не знает, где искать Тишину. Даже Зэвана рядом не будет, который всегда защитит и успокоит. Никто не приедет, а виновата в этом сама Тишина.

Всхлипнув, она прикусила кляп и заскулила.

Всё, что ей оставалось, это ждать и слушать.

– Поверить не могу, что кондомовские Заклеймённые её упустили, – фыркнул один из похитителей. – Даже с девчонкой справиться не в состоянии.

– Ей помогали, – огрызнулся другой. – Виновные понесли наказание.

– Если бы такое случилось здесь, Белый олень содрал бы с виновных шкуру, – пауза. – Буквально. Распоясались вы там на Западе. Забыли хозяйскую руку.

Ему не ответили.

– Я слышал, Хозяин уже нашёл человека, который наведёт порядок на Западе, – продолжал он, несмотря на игнорирование коллег. – Всех Заклеймённых разошлёт по учебках в Сорон и сюда в Мандагар. Уж мы-то выбьем из них лишнюю праздность.

– Ты так распаляешься, потому что хочешь отправиться за Эйлирийские горы? – догадался кондомовский Заклеймённый. – Думаешь, там проще?

– Проще?! Пф-ф-ф, – презрительно фыркнул заводила. – Я бы посмотрел, как вы бодаетесь тут с Триединой церковью.

– В Кондоме Магистрат.

Заводила вновь фыркнул:

– И что может твой Магистрат? Детки научились передвигать кубики Талантом и играют в политику. Спорим, я в одиночку…

Что именно он собрался делать в одиночку, Тишина не узнала. До неё долетел звук выстрела, а следом глухой стук, и телега затряслась, наехав на упавшее тело.

– Держи лошадь!

Кони заржали, телега затряслась сильнее, и Тишину стало подкидывать на кочках.

Ещё выстрел. Кто-то упал в телегу, придавив девушку так, что стало нечем дышать. Выстрел, и ржание испуганных лошадей стало удаляться.

Телега неслась, подпрыгивая на ухабах, пока не подскочила на особо неудачной кочке и не перевернулась. Чужое тело послужило подушкой, не позволив Тишине размазаться по полю.

Стало тихо. Лошадей не слышно. Людей тоже.

Лежать под перевёрнутой телегой просторнее, чем на её дне, но нужно выбираться. Тело, на котором она лежала, признаков жизни не подавало. Тишина старалась не думать на кого упала и, скатившись с него на землю, с трудом повернулась к телу спиной и стала ощупывать пространство вокруг. Руки тут же попали во что-то липкое и мокрое, заставив содрогнуться всем телом и отпрянуть.

Но брезгливость свободы не подарит, и она вновь принялась обшаривать тело. В рукаве Заклейменного, обнаружился нож, что никак не желал доставаться. Пришлось бросить его там и ощупать пояс Заклеймённого.

У Зэвана ножей было, как блох у бездомной собаки. К счастью, этот тоже оказался любителем холодного оружия. Едва завладев ножом, Тишина принялась резать верёвки, попискивая от нетерпения.

О причинах, по которым Заклеймённый лежит мёртвым, а телега перевернулась, она не думала. Важнее было освободиться.

Стянув с головы мешок и выплюнув кляп, Тишина осторожно выползла из-под телеги. На улице темно. Ветер воет, качая высокую сухую траву. Прижимаясь к земле, девушка осмотрелась, пытаясь понять, откуда они приехали.

Земля дрогнула, когда зверь приземлился недалеко от телеги. Бежать было некуда и пришлось, пятясь, вновь заползти под телегу.

Всадник спешился. Звёзды высветили серую тень, которая, не доходя до телеги, вскинула ружьё. Полированное дуло поймало блик луны и тут же плюнуло искрами и дымом. Тело в траве вздрогнуло и осталось лежать. Неизвестный обошёл телегу и, найдя второго Заклеймённого, не приближаясь, выстрелил.

Стараясь двигаться как можно тише, Тишина дотянулась до третьего Заклеймённого и измазала его кровью лицо и горло. Быть может, если стрелок увидит…

Додумать она не успела. Край телеги поднялся, и она замерла.

На стрелке был капюшон и короткий плащ, скрывающий тело до колен. Приставив ружьё к виску Заклеймённого, он спустил курок, и голова разлетелась, словно спелая дыня.

Глаза Тишины сами собой зажмурились.

– Мне очень жаль, – произнёс голос, показавшийся Тишине знакомым.

Лба коснулся холодный металл. Тишина всхлипнула, зажмурившись ещё сильнее.

Глава 13. Тишина Кайт

Над головой зашуршали крылья. Стрелок на мгновение отвлёкся, и Тишина откатилась в сторону. Как раз вовремя. На мужчину с резким криком обрушилась крупная птица. Он едва успел вскинуть ружьё, защищаясь от острых когтей.

Тишина видела лишь огромные крылья, которые били воздух рядом со стрелком. Рассматривать дальше она не стала.

Бежать! Бежать! Бежать!

Телега съехала с дороги в поле, недалеко от которого начался лес. Молодые, одного роста деревья тянулись неестественно ровными рядами. Не раздумывая, Тишина нырнула в молодую поросль, продираясь через низкие кусты.

Она бежала, не разбирая дороги, пока канава на краю поля не заставила её остановиться. Взмахнув руками, она упала в траву и осталась лежать, тяжело дыша. Громкие удары сердца звучали в голове, заглушая все прочие звуки.

– Сбегать от Ниобы было очень, очень плохой идеей, – едва слышно выдохнула она.

Перевернувшись, Тишина отползла в заросли папоротника. Пролесок кончился, и перед ней простиралось ещё одно поле без конца и края. Должно быть, деревья посадили, чтобы оградиться от ветра со стороны степей.

На открытом пространстве она станет лёгкой мишенью, потому решила идти по лесу в надежде, что он её куда-нибудь выведет. Не решаясь выпрямляться в полный рост, Тишина передвигалась короткими перебежками, почти на четвереньках, от дерева к дереву, от куста к кусту.

Решив, что ушла достаточно далеко, остановилась и долго вслушивалась в ночные звуки. Только ветер шевелил высокую сухую траву. Для сверчков слишком холодно. Для ночных птиц слишком рано. Преследователя не видно.

Погоня в городе и паническое бегство через лес выпили все силы. Зря она так мало съела на завтрак. Хотелось есть, пить и в туалет. Дедушка говорил, что еды в осеннем лесу вдоволь, но сколько Тишина не шарила по колючим ветвям, ягод не нашла.

Найдя пролесок погуще, Тишина обломала лапник и застелила им землю, нагребла листьев и хвои, укрывшись ими. Импровизированное одеяло то и дело рассыпалось. Дрожа от холода, Тишина мысленно ругала Ниобу с её байками о путешествиях. Зачем было выдумывать все эти глупости? Холодно и неудобно под хвоей!

Зашуршала, приминаясь, трава.

Открыв глаза, Тишина замерла, вглядываясь в темноту. Некстати над полями собрались облака, закрыв луны и звёзды.

– Мышо-о-онок? – тихо протянул мужской голос. – Маленький мышонок решил, что сможет спрятаться от ищейки?

Тишина замерла. Шаги приближались. Тёмный силуэт прошёл между деревьев.

– Ну же, мышонок, игра затянулась, – покачал он головой. – Чем скорее мы доберёмся до поместья, тем ласковее тебя там примут. Обещаю, никаких клеток и иголок, если пообещаешь хорошо себя вести.

Отодвигая ветви молодых елей, он приблизился. Тишина перестала дышать. Заклеймённый крутил головой, но, похоже, ничего не видел. Даже обломанных веток и голой земли в местах, где Тишина сгребла хвою и листья.

Зэван видел в темноте так же хорошо, как днём, и как-то упоминал, что подобным талантом обладают далеко не все Заклеймённые. Мысленно скрестив пальцы, Тишина взмолилась всем богам разом, чтобы её преследователь подобным даром не обладал.

Над головой мужчины пронеслась сова. Шарахнувшись в сторону, он прошёл мимо кучи, которую можно было принять в темноте за муравейник. Шаги его удалялись. Тишина позволила себе тихо и медленно выдохнуть.

«Откуда он тут взялся? – вдруг подумала Тишина, не смея двинуться с места. – Было четверо похитителей и четыре выстрела. Четыре? И кто послал птицу? Ворон в городе, явно не Зарова работа, а птица в поле, что спасла её от выстрела?»

Мыслительный процесс прервала череда выстрелов. Послышались крики, и всё стихло. Заклеймённый, который прошёл мимо, побежал через поле в сторону выстрелов.

– Взяли? – крикнул он и тут же упал в траву, над полем прогремел выстрел.

– Нет, – отозвался смутно знакомый голос.

Если бы не хрипотца, что бывает после долгой болезни, Тишина назвала бы этот голос глубоким и мягким. Слушать его было приятно. Ему бы рассказчиком быть, книги вслух читать, а не в людей стрелять.

– Ну же, охотник на мышей. Покажись. Обещаю, больно не будет. Я хороший стрелок.

«Хороший стрелок. Возможно, и в темноте хорошо видит», – решила Тишина и ползком выбралась из своего укрытия. Холодный ночной воздух прокрался под одежду, заставляя вздрогнуть, она и не заметила, как согрелась под хвоей. Через кусты поползла сквозь лесок.

Ни выстрелов, ни шагов она больше не слышала. Решив, что в погоне друг за другом мужчины ушли в другую сторону, Тишина приподнялась, чтобы осмотреться. Сильная рука резко дёрнула её вниз. Выстрел! Из сосны над головой посыпались иголки.

В темноте блеснули жёлтые глаза. Заклеймённый приложил палец к губам. Неожиданно отпустив её, он качнул головой в сторону и пополз вперёд. Не веря своей удаче, Тишина медленно, осторожно отползла в другую сторону. Заклеймённый не обернулся и быстро скрылся из виду. Должно быть, решил, что собственная шкура дороже охоты на мышей.

«Зэвана за подобное наказали», – успела подумать Тишина, когда вдруг все звуки вокруг стихли. Замерев, она оглянулась, чтобы увидеть возвышающуюся над ней тень. В этот раз он ничего говорить не стал, направил на неё ружьё и прежде, чем девушка успела закричать, что-то чёрное бросилось на него, пинком отводя ружьё в сторону.

Дуло плюнуло огнём, оглушив грохотом, но пуля ушла в землю. Заклеймённый сцепился со стрелком, повалив его на землю. В темноте не разобрать, кто побеждает, Тишина слышала лишь глухие удары и пыхтение.

Вырвавшись из оцепенения, она подскочила на ноги, готовая бежать, когда взгляд упал на оружие, которое Заклеймённый выбил из рук стрелка. Подхватив его, она побежала. Без цели и направления, лишь бы оказаться как можно дальше от этого места. Ружьё мешало. Тяжёлое, длинное и неудобное, но Тишина ни за что не бросила бы его. И неважно, кто выйдет победителем из этой схватки, хорошо, если у неё будет чем себя защитить.

Сколько она бежала через поля, не разбирая дороги?

Луны висели высоко над головой. Стало холодно, и несмотря на бег тело быстро остывало. Выбившись из сил, она брела, едва перебирая ногами.

Упав в жухлую траву, Тишина взвыла бы от усталости, но сил не осталось. Перевернувшись на спину и прижав ружьё к груди, она смотрела на небо, позволяя мыслям возникать и гаснуть в голове.

Без сумки ей долго не протянуть, а куда её дели Заклеймённые, Тишина не видела. Нужны документы, деньги, одежда, еда. Возможно, какое-то время она протянет на ягоде и кореньях. Неудачное время года она выбрала для того, чтобы потеряться. На улице всё холоднее, урожай собрали, куда идти – непонятно, а на местном языке она говорит едва-едва.

Шумно выдохнув, Тишина села. Осмотрелась. Поле просматривалось до самого пролеска, что тонул в темноте. Возвращаться не хотелось. Но без денег ей не выжить.

Со стоном поднявшись, Тишина побрела назад, держа ружьё наготове. Сколько она ни рассматривала, ни ощупывала оружие, всё никак не могла найти предохранитель. До леса она дошла относительно спокойно, а там стало страшно. Пришлось высматривать собственные следы в темноте, щупая землю.

Так она вернулась к своему развороченному убежищу в лесу, недалеко нашла следы потасовки. Должно быть, стрелок и Заклеймённый как следует намяли друг другу бока, вытоптав целую полянку.

– Эй, мышонок?

Вскинув ружьё, Тишина резко обернулась.

Заклеймённый лежал под деревом. Светлая рубашка потемнела и нехорошо блестела в лунном свете. Прижимая руку к боку, он тяжело дышал, глядя на девушку мутным взором.

– Странная благодарность, – слабо усмехнулся он окровавленными губами.

– С чего это мне вас благодарить? – нахмурилась Тишина и осторожно попятилась.

Заклеймённый мог притворяться, что ранен, не хотелось это проверять.

– Благодаря мне, лэрт не пошёл тебя выслеживать, а поспешил скрыться, чтобы зализать раны.

Лэрт. Тот самый, что пытался убить её после того, как Лиса с компанией помогли сбежать от Заклеймённых.

– Слушай, – потянулся он к ней, но тут же замер, резко побледнев, и медленно вернулся в прежнее положение. – Давай заключим сделку.

– Вот ещё.

– Ты ведь идёшь к телеге, да? – спросил он громче. – Будешь искать вещи. Вот только ты понятия не имеешь, где находишься.

– Как-нибудь разберусь, – крикнула она в ответ и побрела к телеге.

– Стой, я могу помочь!…

Заклеймённый что-то крикнул, просил остановиться, но Тишина лишь ускорила шаг. Телега осталась на том же месте, а вот на телах уже сидели вороны.

Откуда они взялись тут среди ночи? Едва ли это Зар решил покормить своих подопечных. Пригнувшись, надеясь, что высокая трава укроет от чужого взгляда, Тишина попятилась. Размышляя, а хватит ли у неё патронов перестрелять птиц, она вернулась к лесу.

Увы, понять, как это чудо лэртской мысли работает, не удалось. Сколько она ни ощупывала ружьё, ни единого рычажка или кнопки не нашла, только крючок курка. Зато по всей поверхности нанесён тонкий изящный узор. Зачем он нужен – непонятно, наверное, при свете дня это красиво.

 Заклеймённый остался под деревом. Дышал ещё тяжелее и громче.

– Вороны? – спросил он, увидев Тишину.

– Откуда вы знаете?

– Такой ценный груз не могли оставить без присмотра, – отозвался он. – Слушай, мышонок…

– Я не мышь!

– А кто ты?

Тишина открыла было рот ответить и запнулась. Выдавать первому встречному Заклеймённому свое настоящее имя – не самая лучшая затея.

– Я Волк! – сказала и смутилась от того, как по-детски это прозвучало.

– Как скажешь, Волчонок.

Она надулась в ответ.

Задержав дыхание, Заклеймённый с трудом сел.

– Давай так. Ты поможешь мне не сдохнуть тут, а я не расскажу о том, что видел тебя.

– Заклеймённые не могут врать своим хозяевам.

Лицо его потемнело. Смерив Тишину взглядом, Заклеймённый покачал головой.

– Не перестаёшь удивлять, Волчонок. Откуда же такие познания? Насколько я понял, ты одна из подопытных? Говоришь на имперском, но говор у тебя северный, значит, ты из Кондомы. С каких пор кондомовским пленникам раскрывают подобную информацию?

– Это неважно. Важно, что вы врёте.

– Не совсем. Если не будет повода меня расспрашивать, то и рассказывать не придётся, – Тишина с сомнением приподняла бровь. – Я ехал не за тобой. Вы ехали из города, а я спешил к нему.

– Зачем? – руки устали от тяжести ружья. Обойдя Заклеймённого по большой дуге, она села под деревьями, надеясь укрыться от взгляда ворон.

– Я не могу сказать, – качнул он головой.

Приказ. Заклеймённые не могут его ослушаться. Именно этим Зэван объяснял, почему не может помочь ей бежать. Почему, несмотря на ненависть ко всему, что происходило вокруг, к экспериментам и своей роли в них, он не может уйти. Всё, что ему доступно, это не прямой саботаж.

– Главное у меня есть лошадь и сумка с провизией. Как доберёмся до города, каждый пойдёт своей дорогой.

Некоторое время Тишина молча смотрела на Заклеймённого. Вариантов было немного. Вороны выследят её в поле. Но можно вернуться к Ниобе.

– Хорошо, где твоя лошадь?

– На опушке, – с трудом приподняв руку, он указал направление. – Только Милка пугливая, не дёргай её сильно.

– Милка? Кто называет лошадь Милкой? – фыркнула девушка, поднимаясь. – Это коровье прозвище.

– Как скажешь, – прикрывая глаза, отозвался он и добавил: – Будь с ней помягче, она любит ласку.

«Луна уже ждёт его, – подумала Тишина и ускорила шаг. – Если я вернусь к трупу, некому будет осудить меня за украденную лошадь».

Крупная, похожая на тяжеловоза лошадь и правда стояла на опушке. Длинная ухоженная грива, пятнистый, коровий окрас. С виду милая, смирная лошадка, пусть и крупная. Не привязанная и не стреноженная, она издала предупреждающее ржание, едва заметив Тишину.

– Милка, Милка, – позвала лошадь девушка, а та, внезапно наклонив голову, стала рыть копытом землю.

«Кверг!» – вспыхнуло в голове, и Тишина едва успела броситься к деревьям, когда плотоядная тварь пронеслась мимо, щёлкая клыками и размахивая длинным хвостом с жалом на конце.

Дедушка выращивал квергов. Точнее, создавал гибридов, коим эта тварина и являлась. Как ему удавалось скрещивать мирных травоядных лошадок и исчадий Бездны из Карестовых пустошей, которые толпой могли забить и загрызть медведя, оставалось загадкой.

«Интересно, это один из квергов дедушки? Сейчас узнаем».

Откашлявшись и бросив взгляд на скрывшуюся за пролеской телегу, Тишина выпрямилась и издала громкий, высокий свист.

Подняв голову, кверг повернулся, зашевелил ушами, с подозрением глядя на девушку.

– Возможно мы не знакомы, но если мы вышли из одного дома, ты узнаешь этот свист, – сказала она и повторно свистнула.

Замахав хвостом и раззявив клыкастую пасть, кверг подошел ближе, вытянув шею, принюхиваясь.

– И откуда же у Заклеймённого дедушкин кверг? – спросила она, почёсывая животное за ушами.

У этого экземпляра уже не осталось рогов, лишь небольшое уплотнение на лбу. Когти больше напоминали копыта, чем приспособление для раздирания жертвы. Да и клыки не такие большие. Хищное происхождение выдавали глаза. Несмотря на схожесть формы черепа, кверг, как и любой хищник, поворачивался к жертве лицом, в то время как угол обзора обычной лошади позволяет ей видеть всё вокруг, не крутя головой попусту.

– Быть может, ты меня в город отвезёшь? – спросила она, переходя от морды к шее, продолжая чесать твёрдую шерсть.

Осторожно, она добралась до грудины, почесала мягкую кожу между костяными наростами и бысло забралась в широкое седло. Не успела Тишина обрадоваться, как по плечу прилетело чем-то тяжёлым и твёрдым. Ухватившись за луку седла, она прижалась к крупу животного, подтянув ноги, потому что на них пришёлся следующий удар. Кверг предупреждающе фыркнул, затоптался на месте, повернул голову и щёлкнул зубами в сантиметре от пальцев девушки.

– Поняла, поняла, – поспешно скатываясь на землю, отозвалась Тишина. – Ладно. Идём к твоему хозяину.

Пройдя через лес, Милка ускорила шаг, почуяв хозяина. Тишина отстала и наблюдала издалека, как подскочивший к телу кверг перекусил ворона пополам, а второго сбил хвостом в полёте.

Заклеймённый лежал без движения. Должно быть, вороны прилетели на пир, или их прислали проверить, жив ли он.

Грозным рычанием и щёлканьем зубов, Милка разогнала птиц и стала шумно обнюхивать хозяина. Впрочем, несмотря на шум и риск быть раздавленным под лапами бушующего кверга, Заклеймённый так и не пошевелился.

Обнюхав его лицо, кверг издал жалобный звук, нечто среднее между испуганным вскриком и тем, как животные зовут мать. От этого звука в груди всё сжалось.

Потоптавшись в отдалении, Тишина осторожно приблизилась, с подозрением глядя на недвижимого Заклеймённого. Опустившись на колени, коснулась его шеи.

– Уф, – Милка сунулась бархатным носом в лицо Тишины. – Тише, тише, жив твой хозяин. Во всяком случае, пока.

Осторожно подняла  за рукав руку, что зажимара окровавленный бок, Тимшина почувствовала прилив тошноты. Рана выглядела ужасно. Большое тёмное пятно запёкшейся крови. Что с этим делать Тишина не имела ни малейшего понятия. Милка залезла в эту жуть носом и принялась вылизывать кровь длинным, шершавым языком.

Заклеймённый, выпучив глаза, закряхтел, резко приходя в себя.

– Фу! Нельзя! – замахала руками Тишина, отгоняя кверга.

Застонав, Заклеймённый сжался, заваливаясь на бок, и остался лежать в позе эмбриона.

– Эй!

– Аптечка в сумке, – сквозь сжатые от боли зубы, выдавил он.

Тишина бросилась к седельным сумкам и едва успела спасти пальцы от зубов кверга.

– Милка. Можно.

Подняв голову, кверг одарил девушку взглядом: я слежу за тобой.

– Давай сюда.

Покопавшись в полученной от девушки сумке, он выудил мутный бутылёк, встряхнул и залпом выпил.

– Откуда у вас кверг? – спросила сидящая в стороне Тишина.

– От верблюда, – буркнул он. – Шить умеешь?

– Д-да, – с запинкой отозвалась она

– А людей?

– Не приходилось.

– Поздравляю, сегодня придётся. Иди сюда.

Помявшись, Тишина неуверенно приблизилась.

– В сумке есть бутылка самогонки, налей его в кружку и брось туда иголку с ниткой, – приказал он, а сам осторожно потянул край одежды, пытаясь рассмотреть рану, но тут же остановился, резко побледнев.

Выполнив его указания, Тишина подумала, что Лиса без промедления бы помогла ему. Нашла бы рану в этом жутком кровавом кошмаре, в который превратился его бок. Промыла и зашила, да так, что ни единый мускул не дрогнул бы на её холодном лице.

Тишину же мутило от вида крови. Когда Заклеймённый наконец расколупал рану и попытался залить самогоном прямо из горлышка, она не выдержала:

– Так нельзя! Спиртом можно обмывать только края раны!

– Тогда вперёд! – он сунул бутылку ей в руки и обессиленно уронил голову на траву.

Найдя в сумке тряпку, Тишина торопливо рванула её наружу вместе с барахлом, что лежало на дне. Из внутреннего кармана выглянул уголок конверта. Смочив обрывок вонючим самогоном, она подползла к Заклеймённому и замерла, не решаясь коснуться его.

– Давай уже! Хуже не будет.

Как могла, кончиками дрожащих пальцев разлепила слипшуюся одежду и, истратив почти всю тряпку, промыла рану.

– Тётя говорила…

– Стоп, – не поднимаясь, поднял он руку. – Я не знаю, кто ты и как тебя зовут, и не должен знать. Так безопаснее для тебя и меня. О твоих родных, я тоже ничего знать не должен.

– Х-хорошо, – запнулась она. – Вся зараза вышла из раны с кровью, а попадание спирта может вызвать ожог и привести к ещё большим проблемам.

– Отлично. Шей.

Выдохнув, Тишина выловила в кружке иглу и, глядя, как вонючее пойло стекает по нити, едва успела зажать рот рукой. Желудок сжался, и лишь чудом девушка избежала конфуза. Наклонившись, приблизилась к ране, силясь рассмотреть её в темноте. Стоило ей поднести иглу к чужой плоти, как руки начинали дрожать, в ушах шумело, и мир принимался вращаться быстрее, чем следовало бы.

– Я не могу, – сдалась она после четвёртой попытки.

– Ахр, – издал он нечто нечленораздельное. Выхватил из её рук иглу и, сведя края раны, проколол кожу.

Спохватившись, Тишина свернула и сунула ему под шею сумку, чтобы не приходилось напрягать живот, поднимая голову. Заклеймённый работал быстро. Руки его дрожали, дыхание стало прерывистым, но он продолжал делать стежки, стягивая края раны.

Закончив, он обессиленно развалился на траве, попросив Тишину обрезать лишние нити. Рана кровила и была зашита криво. Всего четыре стежка перетянули кошмарный порез. Если рана заживёт, шрам выйдет уродливым.

Глава 14. Мириам Эльбирин

Светало. Для лэртов это означало окончание дня. Те, кто трудился на поверхности, торопились в тень домов и темноту подземных градов. Улицы быстро пустели, и на одинокую фигуру, закутанную в серые, неприметные одежды, никто не обратил внимания.

Высокие деревья теснили дома, цепляясь за стволы, тянулись к небу. При выборе семян руководствовались толщиной ствола, высотой и пышностью кроны будущего дерева. Ветви не должны мешать первым этажам и в то же время должны давать густую, плотную тень.

Мириам предпочла бы сбросить накидку и открыть лицо прохладному ветерку, гуляющему по улочкам, но опасалась привлечь слишком много внимания.

Резиденция ордена в Луринатти, уходила глубоко в прибрежные скалы. Из храма выходили люди, торопились домой, пока солнечные лучи не пробились через листву. На стенах соседних домов лежало розовое пятно солнечного света. Прохожие смотрели на него со смесью отвращения и страха, торопливо набрасывая на голову капюшоны, и скрывали лица за вуалями.

Приблизившись к храму, Мириам невольно замедлилась, касаясь окованных железом врат. Её добровольное изгнание подошло к концу. Но отчего живот скрутило, а руки дрожат?

Глубоко вдохнув, она медленно выдохнула, прикрыв глаза.

Эльбирин означает «дракон», а драконы не боятся глупых куриц.

Войдя в храм, Мириам скинула с головы капюшон, открывая лицо. Прислужницы покосились на неё, но продолжили наводить порядок в зале. Они скользили по каменному полу беззвучно, уничтожая следы присутствия живых, готовя зал для мёртвых.

У стены сидели люди. В основном бедняки, которые не могли заказать себе пышной церемонии ухода. Среди стариков попадались совсем молодые лэрты, что сидели сжавшись, пряча лица друг от друга.

Странно.

Храм не отказывал ни богатым, ни бедным, всякий может рассчитывать здесь на приют и помощь, но эти люди сидели у колодца Забвения. Сменив направление, Мириам приблизилась к заблудшим и села рядом. На неё покосились, но увидев состаренное солнцем лицо, быстро потеряли интерес.

Появившаяся Сестра вместо того, чтобы расспросить или позвать их к столу, принесла кувшин. Первым к ней подошёл мужчина, который вовсе не был старым, но солнце иссушило его кожу, выдавая в нём Ходячего под солнцем. Сестра молча наполнила крохотную плошку и протянула мужчине.

– А вы не хотите узнать, почему этот человек ищет забвения?

Голос Мириам пронёсся по пустому залу, отразившись от стен и колонн, заплутав в темноте высокого потолка.

– Ведите себя прилично, или я прикажу вышвырнуть вас отсюда, – строго произнесла сестра Луны, вперив в Мириам суровый взгляд, бледных желтоватых глаз.

Мужчина потянул руки к плошке, когда Мириам оказалась рядом и перехватила его.

– С каких пор Сестры стали жадными?

– Выведите её отсюда! – крикнула Сестра, отступая и прижимая к себе кувшин.

– От этого количества он будет в муках умирать несколько дней!

К ним поспешили несколько мужчин в тёмных одеждах, но Мириам не отступила.

– Вам плевать на душу, вам плевать на тело. Я точно попала в храм Луны?

– Госпожа, – качнул головой страж в подобии поклона и протянул руку, чтобы схватить её за локоть.

– Вижу, и правила приличия тут не в чести.

Страж замер, беззвучно охнув, схватился за горло, не в силах сделать вдох.

– Никому не позволено касаться человека без его разрешения, – глядя на него сверху вниз, медленно произнесла Мириам и ослабила давление, позволив стражу, хватая воздух, повалиться на холодный пол. – Теперь вы, – она повернулась к Сестре, которая смотрела на неё во все глаза. – Чей приказ вы выполняете, обрекая на муки всех без разбору?

– Пре-преподобной матери Миркулы, – запнулась она, пятясь.

– Проведите этих людей в тепло, дайте горячей еды и обеспечьте одеялами, – повелительно произнесла Мириам и махнула стражу: – Отведите меня к Преподобной Миркуле.

Тишина храма вмиг переменилась. Краткая перепалка у колодца Забвения привлекла больше внимания, чем свинья, ворвавшаяся на свадьбу. Темнота пришла в движение. Одни спешили уйти, должно быть, побежали к преподобной, другие спешили в зал посмотреть и пошептаться.

Мириам встретили в зале собраний.

Миркула стояла во главе стола. За её спиной собрались верные ей Сестры. Не успели они обменяться приветствиями, как за спиной Мириам неслышные, словно тени, собрались недовольные старой Преподобной. Среди них были и те, кто навещал её в изгнании, зазывая назад в Орден, и те, кто предпочёл разорвать дружбу, едва она покинула Орден.

– Полнится слухами дом Луны, – медленно проговорила Миркула, покачав головой. – Зря я не придавала им значения.

– К сожалению, у меня не было выбора, – наклонила голову на бок Мириам.

– Эльбирины опять лезут в политику, – ядовитой змеёй прошипел кто-то из сестёр.

– Все, кто желает продолжать жить, как жили, – Мириам посмотрела на женщин, которые собрались за спиной Преподобной матери, – можете продолжать, но вам придётся покинуть Орден. Я не стану этому препятствовать, но напомню, что убийство, всякое убийство, совершённое не Сестрой Луны, карается.

– Великие дома будут недовольны…

– Мне нет дела до Великих домов, – сухо произнесла Мириам, чуть повысив голос. – Сёстры Луны должны дарить покой, а не служить домашними собачонками.

– Какие высокие слова, – обойдя стол, Преподобная быстро приблизилась и резко приложила руку к груди соперницы.

Почувствовав холодок, пробежавший по коже, Мириам снисходительно подняла брови. Импульс чужого Таланта соскользнул с её кожи и ушёл в землю, не причинив вреда.

– Меня выбрали Сёстры и поддержала прошлая Преподобная мать. К чему все эти сложности?

– Вы ушли, не пробыв на посту и десяти лет! – поддавшись эмоциям, воскликнула Миркула, шокированная неспособностью навредить сопернице. – Бросили Орден в такой тяжёлый момент! Вы не имеете права заявляться сюда спустя столько лет и требовать…

– Для начала, что за тяжёлый момент? Война? Чума? Голод? Разорение? Что-то не припомню ничего подобного и я не требую, а занимаю своё законное место.

Подняв руку, Мириам легонько коснулась гладкой, белоснежной кожи под ключицами Преподобной, и та, ахнув, схватилась за сердце. Оно остановилось. Никто не попытался ей помочь. Не шагнул вперёд, чтобы силой своего Таланта запустить сердце Миркулы. Все склонились перед новой Преподобной.

За несколько дней Мириам привела в порядок храм, вернувшись к старым порядкам, и почти неделя ушла на то, чтобы очистить всё Луринатти. Высоким домам это не понравилось, и их посланцы устроили целое паломничество к кабинету новой Преподобной матери. С подарками, просьбами и угрозами.

Самое интересное начиналось после восхода солнца. Мирные жители засыпают, просыпаются убийцы. Предатели веры сыпались на Мириам, как из рога изобилия.

Через два дня в храм, как к себе домой, вошёл мур. Сёстры не решились его выгнать, понимая, что дикий зверь не забрёл бы так далеко в город. Мур поднялся в кабинет Преподобной, и стал ходить за Мириам, словно тень.

Из Ясеневого града прислали официальное письмо на плотной бумаге с золочёными вензелями и тиснением, полное напыщенных фраз. Вместе с ним, словно бы из ниоткуда, появилась Сестра Нирл. Женщина в возрасте столь преклонном, что лицо её превратилось в скорбную маску, изрезанную глубокими морщинами и покрытое коричневой коркой.

– Ясеневый град выражает благодарность Мириам Эльбирин, за оказанную Ордену честь, – низко поклонилась она. – Нам известно, по каким причинам вы не хотели возвращаться. Потому мы с уважением относимся к жертве, которую вы приносите ради нас.

– Насколько мне известно Ясеневый град – единственный город, не попавший под влияние новых порядков.

– Истинно так, – медленно проговорила посланница, пряча руки в рукава. – За это Силивенити пытались ограничить морскую и подземную торговлю Ясеневого града.

Мириам нахмурилась. Вот так Великие дома не вмешиваются в дела Ордена.

– Ясень поддержит Луринатти, если вы обеспечите нашим Домам место в Высоком совете.

У Высоких домов из Луринатти, Карагроса или Силивенити от такого предложения случился бы приступ неконтролируемого смеха, закончившийся смертью от удушья. Чтобы потомки рабов появились в Высоком совете должно произойти что-то сродни второму пришествию Кареста.

После затопления Алого материка и восстания асов, лэрты были вынуждены запереться в укреплённых крепостях. По Криллу прокатилась вспышка ветрянки, а следом кори и на десерт оспы. Асы принесли эти болезни с собой, но сами не болели, если не считать тех, кто родился рабом и всю жизнь провёл подле хозяев. Зато прочие народы болезнь сразила наповал. Это позволило асам взбунтоваться и сбросить рабские ошейники не только с себя, но и братьав по несчастью.

Лишившись выносливых асов, сильных пиросов и ловких фрид, Благородные дома повесили ошейники на своих собратьев-лэртов. Лишиться статуса и отправиться в барак, где рабы жили в скотских условиях, деля одни нары на четверых, можно было за любой незначительный проступок. Неправильное выражение лица, недостаточно глубокий поклон.

Болезнь не уходила, сменяясь лишь чем-то ещё более заразным и смертоносным, опустошая целые города.

О вакцинах слышали, но так как это было изобретение асов, их страшились, распространяя ложные наветы о кошмарных последствиях. При первых же признаках болезни могли уничтожить всех, кто жил в одном бараке с рабом. К счастью для последних, охранников тоже не хватало, и многим удалось спастись. Сбежавшие ушли на юг и поселились на полуострове, в ясеневых лесах.

Эпидемия и нехватка рабочих рук привели к упадку подземные грады. Сообщение оказалось нарушено банальным отсутствием технического обслуживания. Многие знания и технологии оказались утеряны. Из властителей мира, чьи передовые технологии казались магией для остальных народов, лэрты оказались отброшены в развитии. Великие дома винят в этом рабов, которые покинули их, основав собственный город Ясеневый град.

Говорить прямо о том, что потомки господ скорее удавятся, чем позволят лэртам из Ясеневого града появиться в Высоком совете, Мириам не стала.

– Боюсь, вы забыли, – мягко произнесла она. – Сёстры Луны вне политики. А даже если бы я согласилась, мне такое не под силу.

– Вам нет. Но главе дома Эльбирин, вашему брату и вашему деду вполне.

– Я не могу и не хочу давать подобных обещаний.

– И всё же обдумайте моё предложение, – поклонилась сестра, принимая её ответ. – Каким бы не было ваше решение, Преподобная Ясеневого града примет и поддержит его. Полагаемся на вашу мудрость.

– Я вернулась, чтобы очистить Орден от политики, – призналась Мириам. – Но с каждым днём мне начинает казаться, что я переоценила свои силы.

– Раньше было неважно, из какого града сестра, всех принимали одинаково. Теперь в Луринатти только сёстры из Луринатти, в Ясеневом граде – только сёстры из Ясеневого града и так далее. Только Мудрецы ещё держатся и объединяют детей из разных городов для обучения, но, боюсь, и этот бастион скоро падёт. Нам не выстоять, повторяя ошибки прошлого.

Медленно кивнув, Мириам не сводила взгляда с гостьи. Сестра была совершенно права. Только легче от этого не становилось.

Беззвучно к ней подошёл мур и потёрся об ногу. Вздрогнув, Мириам не сразу решилась коснуться густого меха зверя. Прижав уши, тот замурчал. На душе стало спокойнее.

Кот облизнулся, слизывая кровь с морды. Должно быть, встретил очередного посланца Высоких домов. Сколько их ещё будет?

Вздохнув, Мириам села за стол. Отложив письма, прошения, документы и приглашения, достала небольшой тёмно-коричневый конверт. Старый, потёртый, бумага пошла волнами, а уголок расклеился. Конверт пережил не один переезд и даже случайное падение в воду.

Протянув руку, Мириам с трепетом коснулась грубой бумаги, чувствуя, как крепнет её воля и успокаивается разогнавшееся от страха и волнений сердце. Пока мур вылизывался, она открыла конверт, на внутренней стороне которого карандашом начертано послание:

«Ты самое лучшее, что со мной когда-либо случалось. Если бы у меня был выбор, я бы предпочёл провести вечность, обнимая тебя, и никогда бы более не взглянул ни на одну другую женщину.

К сожалению, я не могу позволить себе отступить. От моей работы зависит выживание не только асов, но и всех народов Мериамоса. Ресурсы этого мира ограничены, и каждое новое десятилетие я встречаю с пугающей мыслью, что не успею достигнуть цели до того, как наступит конец.

Прошу, прости, что не могу остаться с тобой. Ещё ни одно расставание не причиняло мне столько боли.

 Навсегда твой. Александр»

Глава 15. Ниоба Верес

Ниоба не сразу поняла, что её разбудило. Сон, словно топкое болото, тянул назад в темноту, но что-то извне не позволяло вернуться. Сквозь плотный туман сна она почти не чувствовала прикосновений, хоть и видела какое-то мельтешение перед глазами.

Краткая, резкая вспышка боли вырвала её из вязкого сна, но темнота быстро утащила на глубину. Ниоба тонула, мысли расплывались, теряясь, когда вдруг трясина сна перестала быть непроглядной.

Она бледнела, растекалась. Из глубин пробился звук: птичья трескотня и хлопанье крыльев. Ощущение собственного тела, неприятная духота и влага. Тяжёлое, неповоротливое тело. Руки едва двигались, превратившись в разваренные сосиски. Попытка приподняться не увенчалась успехом и отняла все силы. Пришлось сделать паузу, отдышаться, прежде чем продолжить.

Глаза слезились, всё вокруг плыло и кружилось. Пришлось подождать, пока размытые пятна перед глазами, соберуться в большую чёрную птицу, что вышагивала по одеялу, крутя головой, рассматривая Ниобу. Потерев лицо, девушка ощутила неприятную влагу, растекающуюся под спиной. Пошарив по простыне, наткнулась на иглу. Ойкнув, отдёрнула руку. Потерев глаза, Ниоба осмотрелась.

Света лун едва хватало, чтобы обрисовать очертания комнаты. Пустые стены, ни картин, ни гобеленов. Из мебели узкая койка, похожая на больничную, закрытый стеллаж у стены и лабораторный стол.

По спине пробежал холодок.

Попытка резко подняться провалилась, накатившись дурнотой и головокружением. В голове зашумело, и, опасаясь обморока, Ниоба медленно опустилась на подушку. Под спиной растеклась липкая, холодная лужа. Осторожно исследовав край кровати, она вновь наткнулась на иглу, из которой тянулась трубка к стойке с капельницей.

Послышались шаги. Прилепив иглу липкой лентой на место, Ниоба прикрыла руку краем одеяла и откинулась на подушку, прикрыв глаза. Птица спрыгнула с одеяла и скрылась под кроватью.

Дверь открылась. В комнату вошла женщина. Постучав по пустому бутылью на капельнице, заменила его. Прохладная жидкость потекла по руке, обновляя лужу на матрасе.

Женщина ушла, а Ниоба осторожно села. Птица выбралась из своего укрытия и продолжила прыгать вокруг, ведя себя неестественно тихо.

Мокрая сорочка неприятно липла к спине. Никакой одежды в комнате не нашлось, пришлось завернуться в плед.

Осторожно, медленно Ниоба поднялась на ноги. Подкравшись к двери, осторожно приоткрыла. Соседняя комната оказалась не то будуаром, не то чайной. У растопленного камина, в потёртом глубоком кресле дремала женщина, приходившая менять капельницу. Комната обставлена старой громоздкой мебелью. Много мелочей на полках и столах, большие картины в тяжёлых рамках. Стальной лабораторный стол, чья начищенная столешница отражала свет от камина, несколько выбивался из общего вида комнаты.

Прикрыв дверь, Ниоба перевела дыхание. Слабое, как после долгой болезни, тело дрожало и после каждого незначительного действия требовало отдыха.

Птица поскребла подоконник, привлекая внимание. При ближайшем рассмотрении её спасительницей оказалась сорока. Обычная чёрно-белая сорока. Протянув руку, Ниоба осторожно почесала шею птицы, вздыбив перья. Та прищурилась от удовольствия.

Окно выходило во внутренний двор. Похоже она всё ещё в княжеских палатах.

Комната располагалась на втором этаже. Не слишком высоко, а бордюр меж этажами так и манил пройтись по нему. Когда Ниоба была ребёнком, палаты постоянно достраивались и перестраивались, и не всегда хватало денег на внешнюю отделку. Углы срубов торчали, и при большом желании и сноровке по ним можно было забраться наверх. Но сейчас их закрыли пилястром, имитирующим колонну.

Палаты сильно изменились с тех пор, как она была здесь в последний раз. Всё меньше деревянных построек, всё больше камня. А то, что осталось, скрыли под отделкой, приведя комплекс к единому виду.

Сорока спрыгнула и облетела сад под окнами. Не хочет ли Зар, чтобы она прыгала вниз? Пышные кусты под окнами так и манили переломать их ветки неудачным приземлением, но даже Ниобе было ясно, что это плохая идея. Слишком высоко. Слишком много шума. Слишком слабое тело, чтобы успеть убежать после.

Обойдя комнату и не найдя ничего полезного, Ниоба вновь вернулась к двери. Убедившись, что женщина спит, осторожно вышла. Пол застилал вытертый ковер, но, к счастью, половицы не успели рассохнуться, и не скрипели.

Словно мышь, она быстро пересекла комнату, скрывшись в тени, и приоткрыла новую дверь. Тут её встретил тёмный коридор, ни окон, ни ламп. Должно быть, это какой-то закуток, построенный уже после отъезда Ниобы в Кондому.

Осторожно ступая, девушка окунулась в темноту и, касаясь стены, поспешила вперёд. Тело начинало дрожать от усталости, а головная боль напомнила о себе давлением в виске. Опасаясь вызвать приступ, Ниоба остановилась и, привалившись к стене, скатилась на пол отдохнуть.

В голове билась возмущённая мысль: Да как они посмели пленить магистра! Будь она хоть трижды княжна, в первую очередь она магистр Кондомы! Это уже попахивает политическим скандалом!

Впрочем, для Мандагара ситуация может выглядеть совсем иначе. Родилась-то она княжной. В любом случае это не повод, пичкать её всякой дрянью и запирать.

Злость придала сил. Встряхнувшись, Ниоба по стенке поднялась и продолжила идти. По обе стороны коридора тянулись двери, как выяснилось, незапертые. В комнаты она заглядывала с осторожностью, опасаясь привлечь ненужное внимание, но те оказались заброшены. Пустые, с голыми стенами или заставленные мебелью без всякой меры и закрытые простынями от пыли.

Коридор кончился небольшим пустынным холлом, из которого расходились ещё два коридора, появились окна и какой-никакой свет. Большие двери на улицу заперты. Было бы полезно выбраться из лабиринта коридоров и попытаться сориентироваться.

Не успела она задуматься, в какой из коридоров отправиться, как послышались шаги. Возвращаться назад не хотелось, и она нырнула туда, где было тихо и темно, стараясь двигаться быстро и бесшумно. Вот только слабое тело предательски дрожало и с трудом напрягало мышцы.

Свет фонаря достиг холла. Человек шёл, не таясь, стуча каблуками, а Ниоба судорожно хваталась за ручки дверей, ища открытую. В окна заглядывали любопытные луны, и мечущаяся, словно призрак, Ниоба оказалась как на ладони.

Шаги всё ближе. Света всё больше.

Забившись в нишу за цветком, Ниоба подняла плед, надеясь изобразить густую тень, и замерла.

«Он пройдёт в тот коридор, откуда я вышла, и даже головы не повернёт в мою сторону», – думала она.

Увы, это оказалось не так.

Через вытертое одеяло стало проникать больше света. Сев, Ниоба уже корила себя за то, что не вернулась и не нашла укрытие в одной из заброшенных комнат.

Зажмурившись, она позволила ужасу на несколько мгновений парализовать тело. В ответ тепло Таланта растеклось по телу. Ушла слабость. Пропала дрожь. Эта короткая вспышка бодрости дорого ей обойдётся, но это проблемы будущей Ниобы.