Прыжок в неизвестность
Часть I
Рейвен стояла на мостике пустотного корабля, облокотившись на поручень и наблюдая, как мимо огромных панорамных окон проплывает любимая и одновременно ненавистная Терра. Её серо-коричневые цвета навевали уныние не меньше, чем бесконечные лабиринты городов-ульев, нижние уровни которых никогда не видели солнечного света. Покидать планету в этот раз было даже приятно. По крайней мере сейчас Рейвен нечего терять: почти двадцать лет служения в Инквизиции избавили от старых связей, а новые… Новые были разбросаны по всему Империуму, и кто знает, на каком из миров можно встретить теперь соратника, а на каком врага.
– Подходим к Элизийским вратам, – констатировал дознаватель Филипп фон Хардинг.
Его бесшумные шаги и внезапные появления пугали многих аколитов. Испугали они и Рейвен, отчего она повернулась к нему резче, чем было необходимо.
– Волнуешься?
Высокий темноволосый мужчина лет тридцати, одетый в нечто среднее между офицерским мундиром и дублетом аристократа – отголоски высокого происхождения и гвардейского прошлого – глядел на неё спокойным, ничего не выражающим взглядом. Лишь только в уголках карих глаз ощущалось сопереживание.
Рейвен пожала плечами, внутренне радуясь, что дознаватель не принял её нервозность на свой счет.
– Как и любой, кто собирается прыгнуть в варп.
– Но не каждый при этом выходит на мостик, – усмехнулся он.
– Надоело прятаться и закидываться снотворным… – она снова развернулась к окну и устремила взор на удаляющийся шар Сола. – Новый мир, новая жизнь… Было бы странно брать с собой старые страхи.
– Ты решила больше не возвращаться?
Рейвен кивнула и перевела тему, не желая копаться в том беспорядке, что творился на душе.
– Знаешь, я думала, что желающих снять мою комнатушку не найдётся, всё-таки Томас оставил там яркое эхо, – Филипп кивнул, как никто другой понимая, какой ужас вызывают у жителей империума псайкеры и остатки их колдовства, – но знаешь, нет, оказывается, за честь лицезреть в окно мизинец левой ноги статуи Бога нашего Императора люди готовы продавать целые планеты – не меньше.
Филипп усмехнулся.
– Некоторые посчитали бы твои речи близкими к еретическим. Я сделаю вид, что не слышал.
– Его Светлость Фридрих Грюнвальд тоже всегда так говорит.
– Тогда понятно, как ты с подобными речами так долго продержалась в аколитах.
– Можно подумать, среди нашего брата я такая одна, – отмахнулась Рейвен.
– Не одна, – он кивнул, – но на Ризе к нам присоединится пара сороритас из ордена Пресвятой Девы Мученицы, а они дамы впечатлительные.
– Буду иметь в виду.
Воздух пронзил жуткий вой сирены, по всей палубе засияли красные люмены, бронированные затворки медленно поползли на окна.
– Ну, началось, – выдохнула Рейвен, закрывая глаза и крепче цепляясь за перила.
Потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы успокоить бешеный ритм сердца. Ничто в работе инквизитора так не пугало, как перспектива столкнуться с порождениями хаоса.
– Ничего, главное не забывай дышать.
Голос фон Хардинга прозвучал совершенно неожиданно. Рейвен была уверена, что он, как большинство старших офицеров, ушёл к капитанскому трону.
– Спасибо, – отозвалась она, в душе радуясь, что, кажется, останется не одна.
– Расскажи мне что-нибудь. Например, куда раньше доводилось летать.
– Мне кажется, сейчас не лучшее время для историй, Мастер фон Хардинг.
– Ну почему же? – он удивленно приподнял брови. – В самый раз. Потом будешь мне благодарна.
Сделав глубокий вдох, Рейвен уставилась на закрывавший окно бронированный лист и сквозь гул варп-двигателей громко заговорила:
– Не так много, как, пожалуй, хотелось бы. До этого жизнь забрасывала меня только на Гаталамор, Восс и Бета-Гармон. На Гаталамор, кстати, летала не совсем по своей воле. Возила развеять прах родителей. То была их последняя воля. Да и то во время полётов я все время спа…
Волна мурашек прошлась по коже. Волосы по всему телу встали дыбом. Зубы стиснулись едва ли не до хруста. Мир вокруг будто стал немыслимо огромным, а Рейвен почувствовала себя в нем крохотной песчинкой. В голове застучало паническое желание свернуться калачиком и забиться в самый дальний угол корабля и никогда оттуда не выползать. пальцы отозвались болью, так сильно сжимали перила.
– Не забывай дышать, – голос дознавателя словно пробивался сквозь толщу воды. – Вдох, выдох.
Вдох, выдох.
Вдох, выдох.
Вдох, выдох.
В груди все еще стыл ледяной комок страха, но корабль вокруг хотя бы перестал плыть во все стороны.
– Расскажи еще что-нибудь о Гаталаморе.
Рейвен долго смотрела на дознавателя, не замечая, как он сдвинулся, дабы скрыть от любопытных глаз её позорный страх, и не чувствуя, как он осторожно взял её за руку.
Мгновения тянулось одно за другим. Кажется, она хмурилась, силясь собрать в голове хотя бы одно предложение. Высокий и низкий готик мешались друг с другом, туда сами собой приплетались словечки ксеносов.
– Рейвен, – позвал дознаватель, касаясь её плеча. В этот раз его голос прозвучал гораздо четче и громче.
Глубокий вдох.
– Дай мне…немного… времени… – наконец, на выдохе отрывисто проговорила она. – Сейчас…
Еше один глубокий вдох, и вот, наконец, стало легче: сгустившиеся тени разошлись и попрятались по углам, мысли выстроились в более-менее привычное русло, челюсть расслабилась, позволяя нормально говорить.
Чем больше Рейвен рассказывала о своих нехитрых приключениях вне Терры, тем лучше справлялась со страхом.
Наконец, казалось, намертво закостеневшие пальцы разомкнулись.
В уши снова ворвался гул варп-двигателей, заглушающий даже шум когитаторов и гомон офицерских голосов.
Окинув палубу невеселым взором, Рейвен криво улыбнулась. Назад пути больше не было.
Часть II
После третьего прыжка воспринимать переходы в варп стало легче. Волосы все еще вставали дыбом, а пол норовил уйти из-под ног, но по крайней мере разум, наконец, мог сосредоточиться на чем-то кроме желания поскорее сбежать с корабля.
Большую часть времени Рейвен проводила за каталогизацией старых дел: раскрытых и нет. Да, к ним она больше не вернется, но само занятие даровало хоть обманчивое, но чувство контроля. В условиях, когда реальность перманентно пытается тебя обмануть, это было просто необходимо.
В остальное же время она либо праздно прогуливалась по палубам в компании какого-нибудь не слишком разговорчивого офицера – хотя что-то подсказывало, будь на её месте не агент Золотого Трона, а обычная барышня, спутники вели бы себя не столь чопорно – либо занимала капитанскую библиотеку, читая все, что под руку попадется или играя с кем-нибудь из офицеров посмелее в регицид.
Филипп фон Хардинг же почти не покидал своей каюты. Одиночество, казалось, совершенно его не тяготило. Наоборот, он стремился к одиночеству. Выходя, порой, на палубу, он помещал розетту Ордо Ксенос на самое видное место так, будто желал отпугнуть всякого, кто даже посмеет взглянуть в его сторону. Лишь Леди Навигатор иногда становилась его спутником. И Рейвен.
Он застал её в библиотеке, сидящей за голографической доской напротив пустого кресла и двигающей фигуры то за себя, то за “противника”.
– Неужто кто-то посмел отказать агенту Золотого Трона в партии в регицид?
– Команда готовится к выходу из варпа. Я решила не мешать, – не отрывая взгляда от доски, ответила Рейвен.
– Позволишь?
Он указал на кресло.
– Я всегда рада твоей компании.
На мгновение на лице дознавателя промелькнула тень улыбки.
– Подобное нечасто случается слышать. – Он помолчал, устраиваясь в кресле, а потом добавил: – Даже от коллег.
– Ходят слухи, что если аколит не будет носить розетту на видном месте, люди перестанут обходить его десятой дорогой.
– Ходят слухи, – начал фон Хардинг, передвигая фигуру, – что аколитов, которые слишком много болтают, находят в подвалах Инквизиции.
– Это угроза?
– Лишь слухи, – пожал он плечами.
– Намек понят.
Некоторое время они передвигали голографические фигуры в тишине, нарушаемом только уже привычным гулом варп-двигателя.
– Ты ведь не просто так пришёл сюда?
– Ты весьма проницательна.
– Так чего же ты хотел?
– Я…
Истошный скрежет металла был слышен даже здесь, на верхней палубе, за ним по всему кораблю прокатилась не обещающая ничего хорошего дрожь.
Филипп фон Хардинг невозмутимо щелкнул вокс-передатчик.
– Капитан, все в порядке?
– Прорыв на нижних палубах. Сектор тринадцать. – раздался в передатчике тревожный голос. – Мастер фон Хардинг, нужна ваша помощь.
На ходу поправляя портупею с кобурой, Рейвен неслась вслед за дознавателем. Ей и еще трем офицерам предстояло возглавить эвакуацию людей из пораженного сектора, а алый плащ Филиппа фон Хардинга вел солдат в самое пекло – в место непосредственного прорыва, сдерживать варп, пока техножрецы не восстановят поле Геллера.
Двери лифта распахнулись, и в нос ударил тошнотворный запах гнили. Рейвен закашлялась, в желудке все перевернулось. От вони не спасали даже фильтры пустотного костюма.
Стоящий рядом пожилой офицер тронул её за плечо. Подав знак, что все нормально, она двинулась вперед – сквозь паникующую толпу, что в беспорядке пыталась пробраться к лифтам и покинуть отсек.
Вокруг творился полный хаос. В прямом и переносном смысле. Люди метались туда-сюда, кричали, пытались найти выход и друг друга, кашляли, задыхались. Те, кому удалось раздобыть респираторы, помогали хоть как-то организовать этот кошмар. Или же просто драпали как только выдавалась возможность.
Взяв в отряд несколько добровольцев, Рейвен принялась командовать.
Суматоха потихоньку улеглась. Да, в воздухе все еще витал почти осязаемый ужас, но люди по крайней мере больше не пытались затоптать друг друга в попытках спастись. Смутьянов ждала пуля в лоб.
Мимо прошествовал еще один отряд зачистки. Помимо прочего они принесли на палубу комплекты респираторов и пустотные костюмы для тех, кому не посчастливится остаться в секторе дольше положенного. Из растянувшейся очереди к лифтам выступило несколько добровольцев, желающих участвовать в розыскных и спасательных операциях.
– Мастер Дальмайер, – щёлкнул вокс-передатчик, – в отсеке три-ноль-ноль-четыре докладывают о завале. Люди не могут покинуть отсек.
– Принято. – Коротко ответила Рейвен и, переключив на частоту старшего офицера, отрапортовала: – Рейвен Дальмайер, отправляюсь в отсек три-ноль-ноль-четыре расчищать завал. Мне нужна парочка крепких ребят и лазерный резак.
– Принято, – отозвалось на том конце, – Возьмите офицера Эйрихе и кого-нибудь из его людей.
– Рейвен, будь осторожна, – вклинился в передачу фон Хардинг, – прорыв будет в одном отсеке от вас. Почувствуешь неладное – уходи немедленно.
Шесть человек – более чем достаточно для разбора завала. Впереди – опытные офицеры с винтовками наготове. Но даже они с трудом заставляли себя идти вперед по заросшим плесенью коридорам, со стен и потолка которых капала едкая буро-зеленая слизь.
– Вот дрянь, – выругался офицер Адам Эйрихе, брезгливо стряхивая с ботинка густую жижу. – Поторопимся.
Рейвен старалась не вглядываться ни в плесень, ни в стены, во многом потому что готова была поклясться: с них на нее смотрят сотни искаженных гримасами мучений лиц. Они старались проникнуть в её сознание, отпечататься там и залечь до конца дней. Каждый раз, замечая боковым зрением движением, она заставляла себя не реагировать. Не сразу. Выдержав долю секунды и обуздав разум, медленно поворачивала голову и лицезрела очередное пятно бурой слизи.
Бороться с наваждением Рейвен научилась живя под одной крышей с братом-псайкером, чьи силы только-только проснулись и с трудом поддавались контролю.
– Тебе меня не обмануть, – процедила она сквозь зубы, в очередной раз вперившись взглядом в потолок, с которого капало что-то слишком похожее на гомогенизированные человеческие внутренности.
Вдали послышались перепуганные человеческие голоса, стук. Кто-то пытался пробиться сквозь металл.
За следующим поворотом перед отрядом предстало нечто, что раньше было дверью, а теперь представляло собой смятый ком из железа и человеческих тел. Немногие оставшиеся в живых несчастные тянули к подошедшим переломанные руки.
– Вот дерьмо! – не выдержал нёсший резак громила. – Вот дерьмо!
Лучше и не скажешь. Рейвен потребовалось все самообладание, чтобы отвести взгляд от обращенных к ней невидящих глаз. К горлу подступила тошнота, усугубляемая удушающим запахом тухлого мяса.
– Эй! – послышался за «дверью» почти истеричный крик женщины. – Эй, кто-нибудь! Вы нас слышите! Выпустите нас! Выпустите!
К ней присоединился разнобойный хор из сиплых перепуганных голосов, прерываемых надрывным кашлем.
– Отойдите от двери, – громко скомандовала Рейвен, и, развернувшись к своему отряду, приказала: – Режьте.
Скрежет металла смешался с плачем, топотом и кашлем.
В отсеке разом потух свет. Пришлось включить фонари, чтобы хоть что-то видеть в непроглядной темноте.
Но за дверью начался сущий кошмар. Люди в панике бросались на металл, рискуя быть разрубленными резаком. Истошные крики заполнили пространство, врезаясь прямо в череп.
– А ну отошли! – громко рявкнула Рейвен. – Иначе сейчас все отправитесь прямиком в варп!
Кажется, угроза помогла: бедолаги по ту сторону притихли. Можно было продолжать.
Время, необходимое лазерному резаку, чтобы вскрыть толстый лист металла, длилось бесконечность. Напряженно вглядываясь в темноту, прикрывающие спины товарищей офицеры перекидывались короткими натянутыми фразами.
Мгновение, и, наконец, первые люди смогли выбраться наружу. Они пролазили через открывшийся узкий проход, поддерживая друг друга и стараясь не падать от слабости и сотрясающего их тела кашля.
Повинуясь приказу, двое офицеров повели образовавшуюся вереницу по лабиринтам отсека к лестницам наверх.
– Пожалуйста! – тощая женщина с измученным заплаканным лицом бросилась к Рейвен и упала перед ней на колени. – Пожалуйста! Молю! Мой сын! Там остался мой сын!
В её светло-серых глазах было столько боли и отчаяния, что сердце невольно сжалось.
– Он испугался! Испугался! Убежал! Спрятался! – надрывно выкрикивала она, цепляясь за полу плаща. – Я не смогла найти! Не успела! Молю! Молю! Найдите моего сына!
Сжав зубы, Рейвен смотрела на неё несколько мгновений. Внутри все переворачивалось: голос разума боролся с остатками человечности, которые не смогли выжечь даже годы службы в Инквизиции.
– Где он может быть?
Женщина застыла на мгновение и подняла неверящий взгляд.
– Где может быть ваш сын? – спокойно повторила Рейвен.
– Не знаю…. Не знаю… Может, в тридцать пятой каюте. Там жил его отец.
– Госпожа Дальмайер, я иду с вами, – поддержал Адам Эйрихе, указывая в темный провал коридора.
Короткий кивок.
– Идём.
Передавая по воксу обстановку в секторе, они осторожно двинулись вдоль склизких стен, освещая себе путь фонарями.
– Идём искать мальчишку, – закончила отчет Рейвен, открывая очередную дверь и освещая комнату.
– Поторопись, – вклинился в вокс-передачу фон Хардинг, – мы почти закончили. – И после небольшой паузы добавил: – Будь осторожна.
Она хотела бы улыбнуться, но нарастающий внутри страх позволил только сдавленно вымолвить:
– Принято.
Нужную каюту они отыскали быстро. Дверь заклинило, пришлось применить оружие, чтобы вскрыть замок.
– Всё нормально, – передал по воксу Адам, – мы открыли дверь.
– Элегантный подход, – отозвались на том конце.
Луч фонаря выхватил худощавую фигуру маленького мальчика. Он, забившись в угол, тихо плакал над распластанным телом долговязого мужчины. Услышав шаги, он затравленно поднял голову и вжался спиной в стену так, будто хотел с ней раствориться. Зеленоватая слизь потянула к нему свои “щупальца”.
– Эй, малыш, – Рейвен сделала осторожный шаг ему навстречу. – Нас прислала твоя мама. Мы тебя не обидим.
Ещё один робкий шаг. Мальчишка вскочил на ноги и бросился к выходу. Адам попытался его перехватить, но подскользнулся на на чем-то липком и с болезненным стоном повалился на спину. Рейвен рванула вдогонку.
Она бежала быстро, но, казалось, мальчуган все больше и больше от неё отдаляется. Поворот, еще один.
Чем дальше вглубь сектора они забирались, тем сложнее становилось удерживать равновесие и не распластаться посреди вязкой жижи. А бегущему впереди мальчишке, казалось, это нисколько не мешало. И при этом он еще и… смеялся? Да, ей не почудилось, паренек заливался странным прерывистым хохотом. Впрочем, в такой ситуации неудивительно, что он повредился рассудком.
– Да стой ты! Я хочу вывести тебя отсюда, варп тебя подери!
Фигурка скрылась за очередным поворотом. Рейвен – за ним.
Тупик.
– Попался! – устало выдохнула она.
Но из темноты на нее шагнуло что-то огромное и бесформенное. Луч фонаря выхватил покрытые струпьями изуродованные конечности.
Револьвер моментально покинул кобуру.
– Рей…вен… – прохрипело нечто.
Рука дрогнула, пуля врезалась в обшивку корабля.
Этот голос Рейвен бы узнала из всех голосов Терры.
Дрожащий луч переместился на лицо Льюиса Эберхарта.
– Рей…вен… – хриплые звуки снова слетели с перекошенных губ. – Что ты со мной сделала, Рейвен?
Белесый, заплывший катарактой единственный глаз вперился в неё, ломая волю и превращая тело в непослушный камень.
– Посмотри, Рейвен, кем я стал.
“Льюис” шагнул вперед, открывая перед взором сочащуюся зеленоватым гноем пустую глазницу. Заметив внутри копошение, Рейвен почувствовала, как нутро приготовилось вывернуться наизнанку.
– Нет…Нет-нет-нет! – она попятилась, щелкая на спусковой крючок. В этот раз она не промахнулась, но существо даже не дрогнуло.
– Это ты… – существо продолжало наседать, обдавая зловонным дыханием. – ты меня таким сделала… Ты!
Нога предательски поскользнулась. Рейвен упала на спину. Бурая жижа тут же обволокла конечности, намертво приклеивая к полу и не позволяя двигаться.
Существо присело перед ней на корточки, скривило полный гнилых зубов рот и, достав из пустой глазницы толстую белую личинку, придвинулось к её лицу.
– А теперь и ты…
Рейвен не помнила, как щелкал вокс-передатчик, как Филипп фон Хардинг пытался её звать и то, как он тряс её позже за плечи, пытаясь привести в сознание. Не помнила и выстрелы, проносившиеся над головой и убившие варпово отродье. Она помнила только три фурункула на щеке “Льюиса”.
Часть III
Тьма все никак не желала отпускать Рейвен из своих липких объятий. Она цеплялась за каждую клеточку тела, обжигала и рвала на части.
– Тише, – приятный голос пробился сквозь толщу густого мрака, – сейчас станет легче.
Холодное прикосновение отогнало жар. Легкие, наконец, смогли полностью расправиться и наполниться воздухом. С губ сорвался тихий стон.
Еще одно прикосновение приглушило боль, третье прошлось по телу электрическим разрядом.
Рейвен резко распахнула глаза и моментально вскочила бы, если бы сильная рука не придавила её к постели.
– Без резких движений, – голос Филиппа фон Хардинга оставался как всегда невозмутим.
Потребовалось несколько долгих мгновений и глубоких вдохов, чтобы понять, что происходит и где она.
Ярко освещенный медотсек пестрил люминами на всевозможных медицинских машинах. К одной из таких была подключена и сама Рейвен: тоненькие шланги с прозрачной жидкостью тянулись от её вены куда-то вглубь мерно жужжащего прибора. Шея болела. Одного легкого касания хватило, чтобы найти оставшиеся от стимулятора проколы.
– Тебе очень повезло. Не всем удается пережить первую встречу с отродьем варпа.
Филипп фон Хардинг сидел на краю больничной койки всё еще касаясь её руки. Видимо, именно его способности биоманта вывели Рейвен из небытия.
Она прикрыла глаза, пытаясь собраться и обуздать терзаемый пережитым разум, но в голове билась лишь одна мысль: Льюис. Неужели она и правда обрекла его на… Это?
Три фурункула – нечестивый знак – будто отпечатались на веке. Иногда их сменял взгляд белесого глаза и кривая улыбка того, кто когда-то был для Рейвен дороже всех на свете – её напарника, друга и брата. Не по крови, но по духу.
– Рейвен, – голос дознавателя смягчился, в нём звучали нотки… понимания? – Это был не Льюис.
Она вздрогнула всем телом и уперлась взглядом в карие глаза фон Хардинга, силясь понять, правду ли он говорит или просто пытается успокоить.
– Но… Он знал… – непослушными губами вымолвила Рейвен. – Знал, что с ним случилось… Что я…
Горло сжал спазм, и она не смогла закончить.
Дознаватель покачал головой.
– Отродье просто воспользовалось твоими воспоминаниями. Воспользовалось чувством вины, чтобы сломить тебя и заставить перестать сопротивляться.
Отчего-то от его слов легче не становилось. Ком в горле не позволял вдохнуть, взор замылился.
Стиснув кулаки, Рейвен попыталась отогнать чувства. Слезы! Какой позор для агента Инквизиции!
Филипп фон Хардинг оглянулся, будто желая удостовериться, что они все еще одни, затем придвинулся и будто невзначай чуть развел руки, приглашая в объятия.
Сложно сказать, что ей тогда двигало: общее с ним горе от потери близкого друга или же эгоистичное желание найти недостающую опору. Так или иначе, в крепких объятиях она почувствовала себя лучше, будто нашла плечо, на которое можно опереться, которое поддержит и не даст упасть в пропасть собственного бессилия. И как ему удавалось всегда оставаться таким спокойным и непоколебимым? Это загадка, которую еще предстояло разгадать.
Когда слезы высохли, они отстранились друг от друга, делая вид, что не было между ними сейчас ничего, и не было этого постыдного момента слабости.
– Как вы меня нашли?
– Офицер Адам Эйрихе рапортовал, что потерял тебя. Я немедленно выдвинулся в вашу сторону.
– Я была уверена, что он идёт за мной. Я даже слышала его шаги. – сжав кулаки, ответила Рейвен. Сейчас вся картина ясно вырисовывалась в сознании. И как же глупо она бросилась за тем мальчишкой…
– Он тоже уверяет, что не отставал от тебя ни на шаг, но ты исчезла за поворотом. Порой слуги Архиврага немилостиво играют с нашим разумом.
– А потом что?
– Мы уже были на месте, когда услышали выстрелы, и бросились на помощь.
Рейвен нахмурилась.
– Пули его не брали. В первый раз я промахнулась, да, но в последующие – уверена – попала в цель.
– Да, – дознаватель медленно кивнул, – пришлось изрядно побороться с этой тварью прежде чем она издохла.
– А… та женщина? Которая искала сына.
Дознаватель вздохнул, и во вздохе этом не было ничего утешительного.
– Как я уже сказал, слуги Архиврага, порой играют с нашим разумом, путая нас, воруя воспоминания или внушая то, чего на самом деле нет. Сын этой женщины умер полгода назад в той самой каюте, где ты “его” впервые увидела. То ли воспаление лёгких, то ли туберкулёз. Условия, в которых живут люди на нижних палубах этого корабля не располагают к формированию крепкого здоровья у детей. К тому же, как выяснилось, и с лекарствами здесь в принципе проблемы. Поэтому, чтобы вылечить тебя, мне пришлось воспользоваться своими силами. Надеюсь, ты не будешь после этого косо на меня смотреть.
Рейвен покачала головой и постаралась улыбнуться. Она не боялась колдовства дознавателя. Ну, по крайней мере, пока оно было обращено ей на благо.
– И что будет с этой несчастной?
Фон Хардинг долго смотрел на неё, чуть сдвинув брови.
– Она поставила под угрозу жизнь агента Инквизиции и старшего офицера.
– Но ты сам сказал, она сделала это не по своей воле, её одурманили.
– Боюсь, в глазах некоторых это лишь утяжеляющий фактор.
– А ты? – Рейвен подалась вперед. – Что думаешь ты?
– Я думаю, что нам еще предстоит с ней пообщаться. И очень надеюсь, что её речи не оправдают моих ожиданий.
Часть IV
Те, кому не посчастливилось оказаться в месте прорыва, должны были отправиться на карантин. Большинство сдалось добровольно, некоторых пришлось отлавливать по всему кораблю. Их участь незавидна: допрос с пристрастием, шлюз и открытый космос, ибо своим неповиновением они ставили под угрозу выживание всего корабля.
– Надеюсь, Император будет к нам милостив, и ни никого из беглецов не затронула скверна, – сокрушался капитан.
– Я бы не был столь оптимистичен – мрачно ответил ему Филипп фон Хардинг.
– Капитан, – на мостик взошел худой долговязый офицер, – Милорд, миледи, – он по очереди поклонился аколитам, – мы кое-что нашли. Вероятно, вам будет интересно взглянуть.
То, что случившееся на корабле – саботаж, уже не вызывало вопросов. Лишь только корабль вынырнул из варпа и встал на верфь, техножрецы быстро нашли что и как конкретно было выведено из строя, чтобы повредить поле Геллера. Поломку устранили быстро, а расследование передали в руки агентам Инквизиции. И теперь Рейвен и Филипп фон Хардинг смотрели на вереницу изможденных людей, что тянулась к допросной. Большинство из них были переданы в руки дознавателям своими же собственными собратьями из чувства долга или за дополнительный паёк.
Молодая медикэ передала отчеты о состоянии каждого из беглецов.
– Большинство из них чисты. Наши авгуры не выявили ни скверны, ни каких-либо заболеваний, о которых не было известно раньше, – отрапортовала она, нервно заламывая руки и безуспешно пытаясь это скрыть.
– А вы часто проводите медосмотр людей с нижних палуб? – Рейвен бросила ироничный взгляд и вопросительно изогнула брови.
– Мы знаем, чем болеют наши люди, – с готовностью ответила она, сжимая кулачки. – И хоть вы мне не поверите, но стараемся о них заботиться… По мере возможности, конечно, – на последней фразе она слегка стушевалась.
Филипп фон Хардинг лишь ухмыльнулся.
– Отбери нам тех, у кого нашли следы скверны. По убывающей. Сначала поговорим с теми, кому повезло меньше.
Двенадцать человек – столько несчастных ожидало своей участи в крохотной душной комнатушке, за стеной которой раздавались душераздирающие крики тех, кто не хотел говорить. Таких, как и предполагалось, оказалось не много. Первые – с явными следами мутации – быстро и честно признались, что просто испугались, и просили лишь не трогать их семьи. С ними было быстро покончено. С остальными пришлось потрудиться.
Мужчина лет сорока на вид, удивительно крепкий для жителя нижних палуб, сидел в кресле, затравленно глядя на аколитов исподлобья.
– Да я ведь здоров! – раз за разом повторял он, – проклятые железяки что-то напутали!
Филипп фон Хардинг тяжело вздохнул и сжал руку в кулак.
Гримаса боли исказила и без того изможденное лицо. Рейвен слышала, как хрустят суставы подозреваемого, как скрипят сжатые зубы, видела слезы на глазах.
– Я виноват лишь в том, что не пошел в карантин, – рыдая, выдавил он, когда кулак дознавателя разжался. – А как я мог иначе?
Эту историю он повторял уже в третий раз: на корабле никому нет дела до обитателей нижних палуб, никто их не лечит, никто их не кормит. Когда все произошло, он испугался, убежал по лестнице. А когда объявили карантин, побоялся пропустить смену, ведь тогда его семье не выдадут паек. Излишним было говорить, что, во многом под давлением Рейвен, капитан распорядился поощрять едой всех, кто добровольно явился в изолятор и пристально следить за их состоянием.
– А потом дошло! До меня дошло! – продолжал реветь мужчина. – Меня же в шлюз выбросят. А кто тогда будет кормить мою семью? У меня семь детей! Семь! Умоляю, отпустите меня!
Рейвен перевела взгляд на инфопластину с данными авгуров. Нет, как бы ни хотелось верить в обратное, ошибки быть не могло: крупная киста неизвестного происхождения должна была по меньшей мере дать о себе знать, а по мнению медикэ и вовсе убить этого бедолагу. Кто-то остановил её рост, убрал симптомы, и Филипп фон Хардинг почувствовал нечестивое вмешательство.
– Повторю свой вопрос еще раз, – с нажимом проговорил он, – кто заговорил эту дрянь у тебя в груди? К кому ты ходил?!
– Я не…. А-А-А!!!
Мужчина скорчился, казалось, его сейчас всего вывернет наизнанку. Пальцы медленно вывернулись под неестественным угром.
– Говори! – наседал дознаватель.
Но из уст несчастного слетал только истошный крик.
– Говори!
Мужчина сжался, глаза готовы были вот-вот вылезти из орбит.
– Филипп, хватит! – вмешалась Рейвен. – Ты убьешь его!
– Сейчас не время играть в благородство, аколит.
– Мертвым он тебе точно ничего не скажет.
Челюсть дознавателя потяжелела, губы превратились в тонкую ниточку. Оставив несчастного, тяжело дыша, приходить в себя, он поднялся и, уже, стоя на пороге, процедил:
– Тогда, будь добра, сама с этим разберись.
Дверь бесшумно закрылась за ним.
Рейвен проводила Филиппа фон Хардинга хмурым взглядом, затем подошла к несчастному и присела перед ним на корточки.
– Как вы?
Она осторожно коснулась дрожащего плеча.
– Госпожа, – простонал мужчина, обращая к ней полный боли взгляд.
Рейвен махнула стоящему у входа штурмовику.
– Прикажи принести воды.
Долго ждать выполнения поручения не пришлось.
Рейвен осторожно поднесла фляжку к губам несчастного, тот принялся жадно пить, жалобно поскуливая.
– Госпожа, вы тоже мне не верите?
– Мне бы очень хотелось вам верить, – отозвалась она, – но, боюсь, факты говорят не в вашу пользу.
Вздох.
– Послушайте, – начала Рейвен мягко, вкрадчиво, глядя несчастному прямо в глаза, – он вернется, и этот кошмар продолжится. А если вы ничего ему не расскажите, он найдет вашу семью и ваших детей. И… – она болезненно зажмурилась. – Я даже не хочу представлять их судьбу тогда. Спасти их – в ваших руках, Гартис.
– Без меня они и так умрут, – простонал мужчина.
– О них позаботятся.
– Обещаете?
– Обещаю.
Несчастный подался вперед, почти повалился на Рейвен, пришлось его удержать, и, дрожа всем телом, тихо, измученно заговорил:
– Есть у нас на нижних палубах знахарь… Здоровяк По. Он один такой, не пропустите. Лицо у него доброе. Как у вас. И глаза мудрые. – он всхлипнул. – Я как почувствовал жжение в груди, к нему пошел. Он что-то поколдовал, и сказал, что время мое, мол еще не пришло, мол, иди, живи, радуйся жизни.
Рыдания снова сотрясли ослабленное тело.
Рейвен похлопала его по спине.
– Вы молодец, Гартис. Вы молодец.
Оставив мужчину, она покинула допросную и шагнула в соседнюю комнату – туда, где прозрачная только с одной стороны стена позволяя наблюдать за дознанием.
Филипп фон Хардинг, как всегда спокойный и собранный, поприветствовал её одобрительным кивком.
– Хорошая работа, агент Дальмайер. Твой план снова приносит свои плоды.
– Благодарю, Мастер фон Хардинг. Мы с Льюисом столько раз разыгрывали этот спектакль, уже не счесть.
– Есть и в парной работе свои плюсы, – дознаватель почти улыбнулся.
– Пожалуй, – отрешенно ответила Рейвен, наблюдая, как штурмовики уводят еле волокущего ноги обреченного на смерть мужчину.
Внутри что-то шевельнулось. Печаль, горечь, едкий неприятный осадок, что ложится на душу всякий раз, когда из допросной уводят очередного обреченного, который мгновение назад, подкупаемый лаской и притворным добрым сердцем, открывал её душу. А ведь она, едва выйдя за порог, даже забыла его имя.
– Ты все еще их жалеешь?
– Не знаю, их или себя, – честно ответила Рейвен.
– Ты сделала то, что должна была. Благодаря тебе теперь мы сможем спасти сотни, если не тысячи невинных жизней.
– Спасибо, – искренне поблагодарила она, а затем, глубоко вдохнув, повернулась к выходу: – Пойду, спасу то немногое, что от меня осталось. Распоряжусь о судьбе семьи этого несчастного.
– Рейвен, – окликнул фон Хардинг. Она обернулась. – В тебе больше человека… Чем во мне.
– Порог был невелик, – губы сложились в ироничную ухмылку.
Дознаватель притворно скривился.
– Это даже почти обидно.
Часть V
Рейвен долго смотрела на свое отражение в прохладной воде умывальника. Сколько ей сейчас было? Ах, да, тридцать четыре. Хотя, порой, казалось, намного больше. Непозволительный долгожитель по меркам рядового терранского работяги, но ещё совсем молодая для Инквизиции. И лицо… Да, пожалуй, у неё действительно было доброе лицо. Редкость для аколита. Хотя, вероятно, появление следов холодного отчуждения – лишь вопрос времени.
Она подняла взгляд, тот уперся в зеркало.
До смерти Льюиса Рейвен не задумывалась, как сильно изменила её работа в Инквизиции. Хотя нет. Нет, изменения начались раньше. Она коснулась глубокого шрама на щеке, что тянулся от переносицы к скуле. Напоминание о простой истине, что так любил повторять Его Светлость Фридрих Грюнвальд: к тем, кого коснулась скверна Архиврага, жалость неприемлема.
Ей было шесть, когда старуха Азуя – удивительно сердобольная для учительницы – пригрела под своим крылом внука-мутанта. Тилли, так его звали. Что именно случилось с мальчиком, и как его коснулись силы Архиврага – неизвестно, однако он спокойно разгуливал среди детей, посещал занятия и не привлекал к себе внимания. Рейвен ходила с ним в один класс. Мутацию она заметила случайно – длинные, отдаленно похожие на рыбьи жабры отметины на плечах. Как добропорядочная имперка, она сразу отправилась к старшим.
– Это очень серьезное обвинение, – резко осадил её учитель.
Наверное, то была его ошибка – собрать едва ли не всех учеников и преподавателей во внутреннем дворе интерната чтобы прилюдно разоблачить мутанта. Насмерть перепуганный Тилли начал меняться. Рейвен до сих пор помнит его крик, хруст суставов, запах крови, залившей лицо, острую боль в щеке от застрявшего там крыла аквилы, что мгновение назад сияла на груди Тилли. Никогда в жизни она больше не испытывала такого страха, как тогда, когда огромное чудовище, состоящее из узлов и наростов рвало на части пытавшихся сбежать детей. А потом схватило её за ногу и поволокло в разверзшийся на теле огромный рот.
Томас Дальмайер появился буквально из неоткуда. Двенадцатилетний мальчишка кинулся на мутанта с ножом и сражался, пока не подоспела подмога.
В тот день Инквизиция впервые обратила внимание на их семью. На Томаса как на потенциального аколита, а на Рейвен как на свидетеля.
Первый допрос, первое копошение в голове – все это было слишком для шестилетнего ребенка. Под конец она плакала и молила отпустить её домой. Мать тогда впервые назвала Рейвен позором семьи.
Дальнейшая жизнь только добавляла поводов для цинизма.
Она плеснула в лицо холодной водой, отгоняя неприятные воспоминания. Нет, они давно уже не были болезненными, но каждый раз искушали начать задавать вопросы «а что было бы, если бы…»
– История не терпит сослагательного наклонения, – тихо произнесла она своему отражению.
Удобно устроившись в кресле, Рейвен нащупала на затылке разъем и привычным движением воткнула кабель, соединяя имплант у себя в голове с планшетом. Три быстрых моргания, и открылся сетчатковый интерфейс.
Пора браться за работу.
Сотни протоколов замелькали перед глазами. Допросы, слухи, разговоры, переговоры экипажа, записи с камер – все это сменяло друг друга с такой скоростью, что справиться мог только подготовленный и улучшенный разум.
Здоровяк По – личность примечательная. Плотный, невысокий, круглолицый. Глаза темные, миндалевидные, волосы черные, вечно растрепанные. Отличительный признак – ожирение второй степени. Слухи позволили составить точный портрет, разум отрисовал его и высветил на периферии зрения. Видео с камер. На нижних палубах их не так много, но рано или поздно каждый матрос должен попасться. Придётся отсмотреть очень много за очень короткое время. Рейвен отдала приказ. Тело на автомате вкололо лежащий под рукой нейростимулятор. Почувствовав пьянящую лёгкость, она даже не заметила, как правая рука начала непроизвольно дергаться. Ничего, небольшая плата за удвоенную продуктивность.
Снова замелькали тексты, слова, видео. Вот и наш Здоровяк По. Клан мусорщиков. Штурмовикам уже были направлены портреты тех, кто с ним взаимодействовал, и примерные координаты нахождения. Приказ брать живыми. Попутно они проверяли места, которые Рейвен вычисляла по прямым или косвенным показаниям.
Сложно сказать, сколько прошло времени. Не меньше шести часов, если сверяться с протоколами. И у нее было точное местоположение Здоровяка.
Однако что-то было не так.
Тишина. А потом резко пропало две камеры. Не прошло и пары мгновений, как исчез поток от одного из соглядатаев. Рейвен тут же доложила об этом. Её механический голос прозвучал из десятков вокс-передатчиков старших офицеров и штурмовиков.
Еще одна камера исчезала. Люди с оружием бросились на охранников. Перестрелка. Исчез еще один соглядатай.
Рейвен прыгала с камеры на камеру, формируя отчеты о происходящем и стараясь не упустить подозреваемого.
Вот он!
– Рейвен!
Дознаватель сильно тряхнул её за плечи. Файлы рассеялись, перед взором интерфейса предстал его хмурый лик.
«Филипп фон Хардинг
Род деятельности: Агент Инквизиции
Должность: дознаватель
Возраст: данные отсутствуют
Родной мир: данные отсутствуют
Принадлежность к фракциям: данные отсутствуют
Проступки: данные отсутствуют»»
Всплыло перед глазами то, что имплантат заботливо выуживал из её собственной памяти.
Рейвен сильно зажмурилась, рваным жестом показала, что ей нужно время.
После многих часов работы вернуть речевые центры под контроль сознания оказалось труднее, чем предполагалось.
– Я знаю, – прохрипела она. – Знаю, где он.
Непослушными руками она нащупала еще один стимулятор, попыталась кольнуть его в шею. Промахнулась.
– Рейвен, ты знаешь, злоупотребление…
– Я слежу! – прорычала она сквозь сжатые зубы, снова пытаясь вогнать иглу в нужное место. – Я не магос. Мне не хватает…
Он забрал у нее стимулятор. Легкий укол, и в голове прояснилось.
– Идем, – коротко скомандовал дознаватель.
Часть VI
Самый быстрый путь на нижние палубы. Лифт, спуск по лестницам занял бы целую вечность – не меньше.
– Воспользуемся офицерским, – коротко бросила Рейвен, идя чуть впереди.
Очень странно было ощущать расколотость сознания, когда одна часть неустанно отсматривала видео с камер наблюдений и анализировала данные, а другая взаимодействовала с окружающей средой. Как будто мир вокруг ненастоящий. Очень похоже на то, что ощущаешь, когда погружаешься в варп. Ты слышишь каждый стон корабля, знаешь, где находится добрая половина экипажа, но с огромным трудом осознаешь себя во всей этой информационной какофонии. Рейвен старалась так не делать: как было сказано Филиппу фон Хардингу, она не магос, и в ее импланте нет Духа Машины, чтобы работать автономно, а возможности мозга обычного человека лимитированы. Чтобы обойти границы приходилось прибегать к нейростимуляторам, применение ни одного из которых не проходило бесследно. Да, Инквизиция постаралась раздобыть для своих аналитиков наиболее безопасное зелье, но лучшее, что от него стоило ждать – головной боли и нервного истощения. Однако таков долг аколита – идти, порой, на жертвы ради искоренения ереси.
Стайка офицеров расступилась перед ними, пропуская к раскрывшимся дверям. Оказавшись в тесной коробке Филипп фон Хардинг заметно напрягся.
– У меня плохое предчувствие.
– Надеюсь, оно не оправдается.
– Я бы не был столь оптимистичен. – И, помолчав, добавил: – Он всё ещё на месте?
Рейвен потребовалось несколько мгновений, чтобы ответить.
– Да, прячется в техническом отсеке. Но он не один. С ним еще десятка три вооруженных людей. Но ничего, штурмовая группа уже ждёт нас на полпути. Просчитываю наиболее быстрый и безопасный путь.
Дознаватель глянул на табло, где мелькали этажи и названия палуб.
– Не слишком ли быстро спускаемся?
– А? – Рейвен неосознанно вздрогнула, отвела больше мощности на взаимодействие с окружающей средой и проследила за его взглядом.
Обыватель вряд ли заметил бы неладное, но модифицированный мозг сразу определил: цифры сменяли друг друга все быстрее и быстрее. Недолго думая, Рейвен ударила по кнопке экстренного торможения. Ничего не произошло.
Почти одновременно с этим Филипп фон Хардинг достал пистолет, отстрелил замки, блокирующие потолочный люк. В кабинке повеяло потусторонним холодом, на кончиках пальцев заплясали лёгкие покалывания. В следующее мгновение он легким движением подбросил Рейвен, она плечом выбила люк и, вскарабкавшись наверх, подала ему руку.
Двери, этажи и всевозможные отсеки проносились перед глазами. От грохота закладывало уши.
– Готовьсь! – громко скомандовал дознаватель, после чего его ледяная рука крепко обхватила Рейвен за талию.
И он прыгнул.
Кабина лифта с воем понеслась вниз, тросы горько стонали, будто предсказывая печальный конец.
А аколиты висели на каком-то кабеле, тяжело дыша и провожая взглядом свою несбывшуюся погибель.
– Попались как новички, – недовольно процедил фон Хардинг, когда до них донесся скрежет разбившейся кабины.
Рейвен нечего было ответить. Она выудила из хранилища импланта план шахты лифта и огляделась в поисках чего-нибудь, что вывело бы их наружу.
– Смотри, – она тронула дознавателя за плечо и указала на лестницу на противоположной стороне. – Она ведет к воздуховоду. Достаточно широкому, чтобы можно было пролезть. Через него мы выберемся к сто четвертой палубе.
– Допрыгнешь?
– Постараюсь.
Она взобралась сначала ему на спину, затем встала на плечи, стараясь игнорировать шедший от него холод и не отпускать замечаний о его недюжей силе. Биоманты еще не то могли творить со своим телом.
– Страховочный трос? – одобрительно заметил он, когда Рейвен закрепляла карабин на одном из кабелей. – Умно.
– Никогда не знаешь, где пригодится.
Проверив надежность крепления, она оттолкнулась.
Первый блин комом. Даже не достигнув лестницы, Рейвен повисла на канате и больно ударилась плечом о стенку.
– Ты в порядке?
– Да, всё нормально.
Она упрямо подтянулась, встала на плечи дознавателя и снова прыгнула. Пальцы неуверенно схватились за перекладину, готовые вот-вот соскользнуть. Стиснув зубы, Рейвен перехватилась получше и подтянулась. Когда ноги нашли опору, она облегченно выдохнула, отцепила трос от пояса и крепко закрепила на лестнице
Тем временем фон Хардинг проделал обратную манипуляцию, прикрепив себя к тросу.
В глазах потемнело, голову прострелила невыносимая боль. Один за другим стали исчезать потоки информации, которую обрабатывал имплант. Кто-то уничтожил сеть камер на нижних палубах.
Она слишком поздно осознала, что потеряла связь с реальностью. Нога соскользнула, руки не успели ни за что уцепиться.
Резкий рывок привел в чувство. Филипп фон Хардинг крепко держал её.
– Спасибо, – выдохнула Рейвен еще не совсем понимая, что только что избежала довольно неприятной смерти.
Он не ответил, только помог ей вскарабкаться наверх.
Спустя некоторое время они, наконец, добрались до воздуховода и выползли к сто четвертой палубе.
Не теряя времени, Рейвен перевела имплант в боевой режим, достала из кобуры револьвер и кивнула дознавателю. До нижних палуб – рукой подать.
Часть VII
Штурмовой отряд уже ждал их на месте. Они окружили вход в крупный отсек, где располагались мусороперерабатывающие машины, и откуда периодически прилетали выстрелы. По данным Рейвен около сотни бунтовщиков забаррикадировалось в путаных коридорах, требуя улучшения условий жизни. Однако, как показывала практика, подобные выступления вели только к уничтожению кланов, еще более сильному закручиванию гаек и урезанию пайков.
Удивительно, что капитан не отдал приказ просто разгерметизировать отсек. Ответ на незаданный вопрос пришёл по вокс-передатчику от техножреца, который настоятельно рекомендовал с уважением относиться к нежным машинам для переработки, ибо ни починить, ни заменить их до прибытия на Ризу не получится. В ответ на вопрос, неужели на принявшей их верфи не найдётся ничего подходящего на замену, в вокс-передатчике раздалось что-то среднее между злобным шипением и бинарной трелью посылания умника куда подальше.
– Значит, не стрелять, – со вздохом констатировал командующий штурмовым отрядом.
– Вот пусть эта шестеренка придёт и сам выкурит этих чертовых засранцев! Варп их подери! – Отвечал ему один из старших офицеров, гневно размахивая руками.
– Выкурить – это хорошая идея, – улыбнулась Рейвен, уже сверяясь с картой отсека.
– Как можно больше бунтовщиков должны быть взяты живыми, – предупредил дознаватель. – Толстяк – наша главная цель.
Пока по всей палубе разносилось эхо затихающих выстрелов, аколиты разрабатывали план действий. Несмотря на яростные протесты подоспевшего техножреца, был отдан приказ теснить остатки сопротивления к отсеку с мусороперерабатывающими машинами: больше свидетелей, больше сведений, больше вероятность вырезать все зачатки неповиновения и надолго отложить следующий бунт. Да, не предотвратить, а отложить. Условия на нижних палубах ковали людей отчаянных – им нечего терять, кроме своего жалкого существования.
После недолгой проверки работоспособности внутренних шлюзов, решено было пустить внутрь усыпляющий газ с легкой примесью нейропаралитика. Почтенный Магос Биологис из медотсека великодушно выделил одну из сотен ячеек памяти на двухминутное вычисление нужной концентрации, поэтому, изолировав отсек, команда пустила плотный белый туман по вентиляции.
Маска с респиратором легла на лицо; длинноствольный револьвер ощущался в руке приятной тяжестью.
Выждав нужное время, отряд направился внутрь.
Рейвен и Филиппу выпал третий выход – ближайший к лифту. Тому самому, что едва не стал их жестяной могилой. Хотя по изначальному плану они должны были отправиться вместе с основным отрядом.
Глупо было бы ожидать, что все бунтовщики послушно уснут, а потому едва аколиты переступили порог отсека, до слуха донеслись приглушенные звуки перестрелки.
Боковым зрением Рейвен заметила неясное шевеление. Решение было принято молниеносно. Выстрел. Стон. Тощее тело в респираторе и с винтовкой в руках грудой тряпья повалилось на пол. Повеяло холодом. Крик. Там, куда Филипп протягивал руку, корчились на полу сразу двое оборванцев.
В мозгу что-то щелкнуло. Рейвен оттолкнула дознавателя, слыша свист пуль у самого уха, оказалась на полу, быстро откатилась и укрылась за грудой ящиков. Место, где они стояли, располосовала автоматная очередь.
Филипп прислонился спиной к стене, вытащил пистолет. Высунулся. Выстрел. Промах. Что-то прокричал в вокс-передатчик. Рейвен не расслышала. Из своего укрытия она отслеживала передвижения бунтовщиков: по коротким вспышкам, шороху и движениям вычисляла их местоположение. Пятнадцать. С тремя уже разобрались.
Еще два выстрела. Рука дрогнула. Первый патрон попал прямехонько меж глаз оборванца, второй застрял в обшивке. Снова холод. Бежавший на них человек упал замертво.
Тяжелый снаряд пробил ящик и обжег кожу на шее. Если бы не скрытый под одеждой ячеистый доспех, Рейвен лежала бы сейчас в луже собственной крови с отлетевшей головой. Она рванула к другому укрытию. Вовремя: предыдущее разлетелось на мелкие осколки. В ушах зазвенело. Имплант убрал оглушающий писк, быстро привел мозги в порядок. Правда, вместе с писком пропали вообще все звуки.
Филипп что-то крикнул, и она, скорее, почувствовав, о чем он говорит, обернулась. Им на помощь спешили гвардейцы. Они шли, почти не скрываясь, зная, что будут иметь дело с нижнепалубными оборванцами. Рейвен попыталась их предупредить.
Голова идущего впереди гвардейца оказалась размазанной по стенам раньше, чем кто-либо понял, что происходит.
Воспользовавшись общим замешательством и появлением новых мишеней, Рейвен выскользнула из укрытия, и готова была поклясться: нечто ледяное коснулось пальцев. Мельком оглянулась. Ничего.
Дымовая шашка полетела вперед. Проход заволокло белым туманом, скрывая, позволяя аколитам скрыться от глаз бунтавщиков.
Рейвен было известно, где засел снайпер. Известно и как подойти к нему со спины. Крюк небольшой.
В узком боковом проходе засел один из бунтовщиков. На его лице навсегда застыла гримаса удивления, когда из дыма на него вынырнуло дуло револьвера.
Звуки потихоньку стали прорезаться. Пока что словно через толстую мягкую перину. Но этого было достаточно, чтобы перестать ориентироваться только на зрение.
Коридор. Сквозная каюта. Какой-то технический отсек. Передаточное окно. Ох, будь она чуть шире в плечах, не пролезла бы. Еще комната. Коридор.
И вот он. Даже если бы у нее не было портрета, не признать Здоровяка По было бы невозможно. Крупный, круглоголовый, он сидел, пригнувшись за сваленными в кучу ящиками, и с его позиций открывался прекрасный вид на место, где аколиты попали в засаду. В руке у него сверкнуло уродливое творение эльдар. И это относилось не столько к самому факту ксеносского происхождения винтовки, сколько к техническому надругательству неумелой человеческой руки.
Рейвен передвигалась бесшумно, но все же чем-то выдала себя. Или Здоровяк почувствовал ее. В момент, когда она уже готова была накинуть удавку, он с удивительным проворством развернулся. Хром блеснул в руке.
Попадание в упор выбило из груди воздух. Секундного замешательства хватило, чтобы По еще несколько раз выстрелил и, осознав, что обычные пули противницу не берут, откинул пистолет, сбил Рейвен с ног и навалился всем своим громадным телом.
Она пришла в себя, когда его холодные липкие пальцы сомкнулись на её шее.
Рейвен вцепилась ему в предплечья не сразу осознавая, что изо рта Здоровяка льется крик боли. Хватка на горле ослабла. Послышался хруст костей. С неизвестно откуда взявшейся силой, она отбросила грузную тушу.
Тяжелый сапог Филиппа фон Хардинга прижал По к полу.
– Все кончено.
Приятное округлое лицо Здоровяка расплылось в гримасе совершенно неуместной для его положения издевательской, почти торжествующей улыбки. Из легких вырвался каркающий смех. Он открыл рот, будто желая что-то сказать, но только громче рассмеялся.
Дознаватель указал на винтовку в руках подоспевшего штурмовика.
– Лейтенант, позволите?
Одного точного удара прикладом хватило, чтобы надолго заткнуть еретика.
Часть VIII
Хоть данные авгуров и говорили об отсутствии опасности, никто из штурмовой группы не решился снять респиратор, когда заходил в темную влажную каюту, воздух которой пропитался нищетой, отчаянием и болезнями. Помещение, где жил клан мусорщиков, можно было бы назвать просторным, если бы не бесконечные ряды заваливающихся друг на друга многоярусных кроватей, большинство из которых покрывали грязные тряпки, вероятно, служившие обитателем и одеждой, и одеялами, и занавесками. От едкого запаха мочи, грязных тел и гнили не спасли даже дополнительные фильтры. Рейвен подумалось, не оказалась ли она снова в покрытых зловонной слизью коридорах. Нет, присутствия Архиврага не чувствовалось. По крайней мере обычным смертным, ибо Филипп фон Хардинг все время напряженно оглядывался, будто ища что-то определенное, уже ему известное.
Они перевернули все вверх дном: разворошили каждую кучу тряпок, каждую перину, вскрыли запаянные люки, простучали полы и стены на наличие скрытых полостей. Улов их был весьма богат: в нехитрым скарбе некоторых обитателей нашлась пара уродливых самодельных амулета – три круга, скрепленные между собой бечевкой; засаленные бумажки с начертаниями от руки молитвами, направленными явно не Богу-Императору.
Офицер, отвечавший за инспекцию жилых помещений нижних палуб, клялся, что еще два прыжка назад ничего такого не было.
Рейвен усмехнулась, слушая его сбивчивые оправдания и подала штурмовикам знак «увести».
За переборками обнаружилось нечто сделанное буквально из фекалий, свечей и каких-то железяк. Чья-та гниющая нога с вырезанными на посиневшей коже знаками Архиврага венчала зловонную пирамиду.
Желудок попросился выйти и возносил слова благодарности Богу-Императору за то, что в него так и не успели ничего закинуть. Рейвен была такая не одна: офицеры помоложе отворачивались, один даже вышел из каюты.
– Мастер фон Хардинг, взгляните, – позвала она.
Он не отозвался.
– Мастер…
Филипп стоял спиной к остальным. Нехарактерно напряженные плечи выдавали волнение. Когда Рейвен коснулась его плеча, он вздрогнул, сжал что-то в кулаке и обернулся уже совершенно спокойный.
– Я задумался, – тихо, чтобы не услышали остальные, обронил дознаватель.
В придачу к алтарю нашлась и засаленная потрепанная книжица с обложкой из человеческой кожи, к которой даже самые отчаянные не рискнули прикасаться без специальных перчаток.
Волны чисток, допросов и досмотров прокатились по всем, не только нижним палубам. После надлежащих процедур в шлюз отправились еще четыре клана, включая малый клан техников, отвечавший за лифты. Под пытками один из младших помощников сознался в саботаже поля Геллера.
– Мне приказали – я делал, – хныкал юноша с глуповатым лицом и уцелевшим глазом глядел на электрощипцы в руках штурмовика. – Я даже не знал, что делаю.
– И тебя не удивило, что старший послал тебя в другой отсек работать с совершенно незнакомой машиной? – спросила Рейвен, делая знак убрать пыточный инструмент. Хватило всего пары разрядов и одного глазного яблока, чтобы разговорить парнишку.
– Нет. Мне говорят делать – я делаю. Я не спрашиваю, – всхлипнул он.
Она вздохнула.
– Простота хуже воровства.
И, устало потерев переносицу, продолжила:
– И часто тебя просили в других отсеках поработать?
– Да…
– Имена.
Он выдал им всё.
Под раздачу попали даже два высших офицера. У одного обнаружился пистолет работы темных эльдар, а на другого указало сразу несколько человек. Признание из него пришлось доставать фон Хардингу, после чего от личности бедолаги совсем ничего не осталось. Рейвен видела, как его выносили из допросной, невредимого снаружи, но совершенно выжатого и пустого внутри.
– Я бы советовал вам внимательнее относиться к подбору личного состава, капитан, – холодно отчеканил дознаватель, проходя мимо осунувшегося старика, в котором с каждым найденным на корабле еретиком все меньше угадывался приветствовавший их в начале пути бодный опытный офицер.
Здоровяк По сидел в металлическом кресле, свесив голову на грудь. Прикованные к подлокотникам руки слегка подергивались; на удивительно приятном круглом лице периодически проступала гримаса боли. Было в нём что-то гипнотическое, располагающее. Если бы пару часов назад он не пытался её убить, Рейвен даже прониклась бы к нему сочувствием, как один из охранявших его до этого офицеров. Он сам попросил сменить его.
– Чем больше смотрю на него, тем мыслей в голове больше. Не еретик он, мол. Отпусти его. Я сопротивляюсь. Головой-то понимаю что к чему, но…
Фон Хардинг остановил его на полуслове.
– Я понял, сержант. Спасибо за откровенность. Смените лейтенанта Херихе и передайте, что я жду его здесь.
На удивление, он не стал делать выговор или заносить в личное дело столь откровенную слабость инквизиторского штурмовика. Вообще после обыска в каютах мусорщиков от дознавателя веяло легкой дезориентированностью, будто что-то выбило землю у него из-под ног.
Он устало помассировал висок и сел на стул напротив Здоровяка.
– Он псайкер и, судя по всему, сильно связан со своим владыкой, если даже будучи без сознания туманит разум нашим бойцам, – предупредил фон Хардинг.
Но то было излишне. Рейвен слишком ясно помнила перекошенное ненавистью лицо и до сих пор отчетливо ощущала толстые пальцы на своей шее.
Резкой размашистой пощечиной дознаватель вывел Здоровяка из забытья. Тот поморщился, попытался дернуться, но стальные путы слишком хорошо выполняли свою работу. Тогда он открыл глаза и взглянул на аколитов. Едва глубокие светлые глаза встретились со взглядом Рейвен, чужая воля сжала разум в тиски.
– Дитя, – нежно проворковал тихий голос в голове. – Дитя, разомкни оковы. Ты ведь можешь. Ты ведь можешь управлять ими. Я знаю, что можешь. Можешь сделать это тихо. Не привлекая внимания. Одной лишь силой мысли. Одним лишь желанием. Я не враг тебе, Рейвен. Не враг.
Она сделала глубокий вдох. Собрала волю в кулак. Нет, её просто так не взять.
– Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Только ослабь путы. Ты не пожалеешь. Я сделаю все, что ты пожелаешь. Исполню самые твои потаенные желания.
Еще один вдох. В памяти снова всплыли воспоминания о перестрелке, о разлетевшейся голове сержанта, о пальцах на шее…
– Убирайся из моей головы, – громко и четко произнесла она, не отводя взгляда от добрых, понимающих глаз Здоровяка, и не увидела, но почувствовала, как фон Хардинг улыбается.
– Очень зря, девочка, – наклонив голову на бок, с грустью проронил По. – Неужели ты не хочешь снова встретиться с любимым? Вот он все никак не может забыть вашей последней встречи. Здесь. На корабле. Очень печалится, что ты его отвергла.
Ярость ослепительным пламенем вспыхнула в душе. Кулаки сжались; зубы чуть ли не заскрипели; кровь застучала в ушах; перед глазами поплыло; на ретинальном интерфейсе появилось предупреждение о перегрузке. Но не успела она сделать шаг к прикованному, как в тишине раздался звонкий удар пощечины. На пухлой щеке Здоровяка засиял кровоподтёк. Фон Хардинг размял пальцы в латных перчатках и со всей силы ударил с другой стороны. Так повторял ещё и еще раз. Голова По моталась туда-сюда словно у тряпичной куклы.
Выпустив пар, дознаватель спокойно опустился на стул.
– Я буду задавать вопросы. Ты – отвечать. Зачем вы летите на Навис Орреум?
По рассмеялся.
– Для лучшей жизни. Чтобы построить новый, идеальный мир. Где таких, как мы с тобой, не будут сторониться, не будут уничтожать, убивать, терзать, сдавать на черные корабли, – он пристально глянул на дознавателя и, буквально задыхаясь от восторга, продолжил: – Где нас будут почитать как богов, ибо мы разговариваем с Ним! Где не будет боли, и никому не придется умирать!
После этих слов его взгляд метнулся к Рейвен, она лишь сильнее стиснула зубы.
Филипп улыбнулся одними уголками губ.
– Если бы все так легко признавались в ереси, жить было бы гораздо проще. А теперь, – он закинул ногу на ногу, – расскажи, кто еще с тобой ехал.
– Только мои последователи и те, кто разглядел отзвук правды в моих проповедях.