Необычная жизнь Квинта Корнелия Сизенны. Том II

КНИГА II

ОТ СИЦИЛИИ ДО МАВРИТАНИИ

Новосирийское царство рабов (совр. Сицилия) – Пергамское царство (совр. Турция) – «Счастливые. острова» (совр. Канарские острова) – Тингис (совр. Танжер, Марокко) – финикийская фактория Русаддир (совр. Мелилья, Испания) – берберские пираты – Рим

Кандидат исторических наук

АШРАФЬЯН К.Э.

при содействии клубов реконструкторов Древнего Рима

КЛУБ LEGIO I MINERVIA|WESTFALEN

КЛУБ LEGIO X FRETENSIS

Фото (2024–2025 гг.) сделаны автором с разрешения

РЕКОНСТРУКТОРОВ РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ ИЗ КЛУБОВ

LEGIO I MINERVIA|WESTFALEN|ДРЕВНИЙ РИМ|ЛЕГИОН

(фото предоставил Владислав Андреевич Малюта (Айзен), Владислав Викторович Зенкин (Нина Автономный) и другие реконструкторы)

И

КЛУБА LEGIO X FRETENSIS

(фото предоставил Мосиков Максим Фатыхович и другие реконструкторы)

ВВЕДЕНИЕ

О ЧЕМ ЭТА КНИГА?

Вторая книга философско-приключенческого– исторического романа «Необычная жизнь Квинта Корнелия Сизенны. Том II» переносит читателей в кровавую и героическую эпоху II века до н. э., где судьбы людей переплетаются в вихре войн, восстаний и борьбы за свободу. Это время, когда в мире царил хаос после разгрома Карфагена и падение его огромной империи.

Это восстание было первым из трех огромных восстаний рабов, названным Primera Guerra Servil или La Gran Primera Rebelión de los Esclavos en Sicilia, которое произошло за 52 года до широко известного восстания Спартака (латинское название «Bellum Spartacium»  или «Tertium Bellum Servile»).

В центре книги судьба Квинта Корнелия Сизенны Руфа – человека, который знает цену свободы и цену предательства. Судьба заносит его в самое сердце ВЕЛИКОГО ПЕРВОГО ВОССТАНИЯ РАБОВ НА СИЦИЛИИ с 136 по 132 гг. до н. э., где тысячи уже потерявших надежду на свободу людей поднимают оружие против могущественного Рима. Вместе с женой Еленой и маленьким сыном Вириатом главный герой Квинт, с данным ему прозвищем Руф («рыжий») проходит через череду испытаний, в которых ему предстоит стать частью того жестокого мира, в котором слабым и малодушным не было места.

Эта история о войне, любви и поисках смысла жизни.

Эта книга расскажет вам о судьбе рабов, мечтавших вырваться из оков, о жажде мести и цене власти. Вы узнаете:

Как восставшие рабы создали на Сицилии Новосирийское царство, которое существовало пять лет, бросив вызов Римской Республике и как бывший сирийский раб Эвн объявил себя царем Антиохом

Как жил древний мир начиная от Канарских островов и до Севера Африки, ввергнутый в пучину хаоса, после падения порядка просуществовавшим сотни лет, установленного Карфагенским государством.

Захватывающий исторический контекст

Книга не только переносит вас в Античный Мир, но и раскрывает детали повседневной жизни воинов, рабов и аристократов. Автор воссоздает атмосферу времен Древнего Рима, Пергамского царства, финикийских городов-колоний и мавританских племен, показывая, что история – это не только хроника битв, но и истории людей, чьи судьбы решались на поле боя и за закрытыми дверями дворцов.

ДЛЯ КОГО ЭТА КНИГА?

Для тех, кто любит захватывающие исторические романы с элементами философии, военной стратегии, политики и интриг.

Для читателей, которым интересена Римская эпоха и Пергамское царство

Тем, кто хочет знать, что еще за 50 лет до Спартака (с 73 г. до н. э.– 71 г. до н. э.) рабы не только завоёвывали свободу, но и создавали целые государства!

Для тех, кто ищет не просто историю, а глубокий, продуманный роман о силе духа, дружбе, предательстве и жажде свободы

ПОЧЕМУ СТОИТ ПРОЧИТАТЬ ИМЕННО ЭТУ КНИГУ?

Редко освещаемый исторический период. Большинство книг о Древнем Риме касаются легионов и завоеваний. Эта книга показывает восстание рабов на Сицилии, один из самых масштабных бунтов в истории античности, пиратство в Средиземном море задолго до XVI века нашей эры – Серебряного Века Пиратства (определение введённое мной в научных работах).

Сильные персонажи. Вы не просто читаете о событиях – вы проживаете их вместе с героями. Каждый персонаж – это сложная, многослойная личность, имеющая свои мотивы, страхи и амбиции.

Детальная историческая достоверность. Книга основана на реальных событиях, археологических находках и античных источниках, но при этом остается увлекательным приключением.

ВЫ ГОТОВЫ ОТПРАВИТЬСЯ В ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ?

Присоединяйтесь к Квинту, Эвну, Клеону и другим героям в их борьбе за свободу, где каждый шаг может стать последним, а судьба решается на острие меча. Погрузитесь в мир, где кровь и пламя освещают путь к свободе.

И в современном мире вы так же как и в прошлом всегда перед принятием главного решения в своей жизни: остаться рабом или умереть свободным?

Выбирайте свое решение ставьте себя на место героя с вопросом: что бы ВЫ именно сделали, если бы вам пришлось выбирать?

ГЛАВА 1.

Восстание сирийский рабов на Сицилии

Пролог.

Шёл 618 год от Рима (136 год до н.  э.).

В гостях у землевладельца Сицилии – Антигена в его доме в городе Энна сидели гости. Антиген позвал их на очередное торжество, которое он проводил по поводу любого римского праздника, которые занимали половину года. И вот уже несколько раз он выводил для развлечения гостей сирийского раба Эвна, который был живой легендой ^среди других сирийских рабов и считался предсказателем будущего. В этот вечер у Антигена гостил и крупнейший поставщик пшеницы в Рим – один из самых богатых римских рабовладельцев на Сицилии – Дамофил.

* * *

– А сейчас будет мой главный сюрприз! – сказал своим гостям хозяин дома – рабовладелец Антиген, и, обратившись к слуге, тихо произнёс: – Приведи сюда моего раба этого Эвна!

Слуга бросился к выходу из зала, исполняя приказ. Через некоторое время в зал, в сопровождении слуги, вошёл худощавый, но с развитыми мышцами сириец с пышными вьющимися волосами бородой и усами, подстриженными в восточной традиции. У него были глубоко посаженные глаза и напряженное выражение лица со шрамами и с налетом скрытой ярости. Одет он был в тунику из дешевой шерсти , перехваченная в талии веревкой. На его шее сиял рабский ошейник, на котором было высечено всего несколько слов: «Раб Антигена – Эвн из Апамеи».

– Подойди сюда, Эвн, – мягким голосом произнёс Антиген. – Расскажи-ка нам, что будет с нами в недалёком будущем! – и, повернувшись к гостям, сидящим за столом, сказал с деланной серьёзностью: – Среди моих рабов-сирийцев Эвн славится тем, что умеет предсказывать будущее.

Тут он обратился к Эвну:

– Ну, давай, начинай!

– Что ж, – произнёс раб, – я скажу… В скором времени я стану… царём на Сицилии.

Взрыв хохота потряс стены дома. Гости Дамофила смеялись от души. Они долго не могли остановиться. Вскоре некоторые дошли до слёз, и тут Эвн снова заговорил:

– А вы будете моими рабами, если, конечно, я захочу вас оставить в живых!

После этих слов почти успокоившиеся гости снова засмеялись, утирая свои замусоленные едой губы. Один из римских землевладельцев поднялся и крикнул Эвну:

– Эй, раб, а как ты гадаешь – по звёздам или по ноге? А, может, ты переспал с гадюкой? Или ты гадаешь по своему дерьму?! – Сказав это, он прыснул от смеха и плюхнулся на ложе.

– Меня научила этому сирийская богиня Атаргатис. Благодаря ей я теперь могу предвидеть будущее, я являюсь её пророком… – спокойно произнёс Эвн.

– Она, наверное, является к нему во сне, когда ему хочется иметь женщину! – произнёс один из гостей, и все поддержали его смехом.

– Ты почти прав, – ответил Эвн. – Она передаёт мне свои мысли, когда моё тело спит!

– Эй, раб, а скажи, что ты сделаешь со мной, когда станешь царём: убьёшь или помилуешь? – спросил человек в доспехах римского трибуна-ангустиклава (Tribuni Angusticlavii), откусывая кусок гусятины.

– А что ты сделаешь со мной? – спросил другой гость – грузный рабовладелец, сидящий рядом с Дамофилом.

– А со мной? А со мной? А со мной? – послышались крики со всех концов стола.

– Если я буду царём, а я буду им, то поступлю с вами со всеми мягко! – ответил Эвн.

– Какой он добрый! – умилённо сказал Антиген, повернувшись к Дамофилу и, тот, не выдержав, раскатисто захохотал.

За ним засмеялись и остальные.

– Иди сюда, ты, червяк! – обратился к рабу Дамофил. – Я подарю тебе большой кусок мяса!

И рабовладелец Дамофил запустил в Эвна огромным куском мяса. Тут же все гости, под дружный смех, стали кидать в раба то, что было у них под руками: части курицы, жареных поросят и прочее.

Эвн отбивался от того, что в него летело со стола, но когда какое-нибудь блюдо попадало Эвну в лицо или в голову, это раззадоривало гостей Антигена, которые принимались с ещё большим неистовством кидать в раба свою пищу.

Вдоволь насмеявшись, приказал увести Эвна, разрешив взять ему с пола столько всего, сколько он унесёт. И пока Эвн набирал себе в подол хитона мясо, гости долго острили над ним.

Когда слуга закрыл за Эвном двери, к нему подбежали другие рабы. Они голодными глазами смотрели на завернутое в одежду превосходные куски еды.

– Берите, нечего смотреть, – сказал Эвн. – Это то, что наши хозяева побросали, будучи не в силах съесть, – и, помолчав, добавил: – Свиньи они все, может выглядят как люди, но всё равно подобны свиньям – жрут, пьют и живут бессмысленной жизнью.

Когда рабы разобрали все, что было у Эвна, то он опустил замусоленную одежду и молча пошёл к выходу из атриума. Он шёл и вспоминал…

*

Эвн вспоминал, что когда-то был свободным сирийцем. Он родился 132 году эры Селевкидов (то есть около 180 года до нашей эры), во времена царя Антиоха III Великого. Его родиной были окрестности богатого города Апамеи (современное арабское название этого города в Сирии – Калъат-эль-Мудик) в Царстве Селевкидов – самым большим эллинистическим государством великого наследия Александра Великого (Македонского). Пока он рос в стране было всё стабильно до тех пор, пока не умер безумный царь Антиох IV Эпифан, оставив трон малолетнему сыну (в 164 году до нашей эры).

И, как бывает часто во всей истории, страна тут же погрузилась в хаос: дяди и браться наследника рвали страну на части, а соседнее Парфянское Царство нападало на восточные границы. Рим, наблюдавший за этим хаосом также готовился отхватить себе кусок побольше.

*

Когда Эвну было около 15 лет он был пастухом. В тот год в его деревню ворвались парфянские наёмники. Они перебив тех, кто сопротивлялся, захватили всех жителей деревни в плен. Пока они вели своих пленников Эвн попытался бежать, но безуспешно. Его заковали в кандалы. И привезли для продажи на невольничий рынок в прибрежный порт. Там он был продал греческому купцу. На рынке в Сиракузах Эвна приметил работник крупного работорговца Антигена. Сицилийскому рабовладельцу Антигену нужны были выносливые пастухи: его стада были обширны, но разбегались. Эвна привезли на Сицилию, в сердце римских латифундий в город Энну. И там сразу клеймили – ему одели ошейник с надписью «Эвн – Раб Антигена» (Eunus servus Antigeni) и закрыли замком.

*

Так прошло в рабстве почти 20 лет.

То, что сейчас Эвн находился в привилегированном от всех других сирийских рабов положении, – это произошло благодаря его хитрости. Будучи ещё мальчишкой, один старик, заночевавший у них дома, показал ему фокус: он взял грецкий орех, разломил его пополам, вычистил внутренности, затем с каждой стороны сделал по отверстию и, вложив внутрь уголёк, завернутый в траву. Затем старик взял в рот орех и сильно подул – изо рта вырвался дым и пламя! Затем, набрав воздух через нос, он снова дунул, и снова изо рта вырвалось пламя.

Эвну это настолько понравилось, что он несколько дней подряд, уединившись где-нибудь, «изрыгал» огонь из себя.

*

А ещё когда-то отец его матери научил его угадывать погоду, предсказывать землетрясения и другие явления природы по внутренностям разных животных – ведь они задолго до человека реагируют на любые изменения в окружающем мире. Его жизнь в рабстве пастухом также добавила много опыта в его наблюдательный и неординарный ум. Мать и песчаные равнины Сирии подарили ему знание трав и их целебных свойств – как для человека, так и для животных, а пастушеский образ жизни еще сильнее помог ему в этом.

Потеряв всё, после того как он попав в рабство, Эвн использовал свои знания и то, чему научили его: предсказывая погоду, он спас стада и урожаи. А умение лечить и знание трав спасло немало соотечественников от смерти и наказаний ну и, конечно, то, что во время лечений и предсказаний он говорил, «изрыгая» огонь изо рта, – всё это создавало вокруг него ореол мага и чародея.

Таким образом объявляя о том или ином изменении погоды он прослыл прорицателем среди своих соплеменников – сирийцев, а затем о его способностях стало известно и его хозяину – Антигену.

А однажды Антиген решил позабавить своих гостей Эвном. И вот уже несколько раз, когда приходил какой-нибудь праздник, Эвна, так же как и сегодня, выводили перед гостями и заставляют отвечать на их вопросы.

Сначала Эвн сопротивлялся – в нём жило чувство гордости. Он молчал или говорил что-нибудь мерзкое по отношению к каждому из присутствующих. Тогда обиженные гости уходили и возмущались тем, что Антиген вместо обещанного сюрприза заставляет терпеть их гадости, исходящие от раба! В таких случаях Антиген приказывал сечь Эвна. Так было три раза, причем два из них Эвна засекли до полусмерти. И он, наверное, умер бы, если бы не женщина по имени Апама…

Женщина, которую Эвн спас ранее от болезни и которая стала ему женой. Она несколько дней не отходила от него – поила его, кормила, как маленького, но зато выходила. Это спасло его. С тех пор они жили как пара, хотя брак между рабами не был юридически признан Римом (Res Publica Romana).

Ну а потом… потом был сон, который перевернул всю его жизнь. Ему снился родной город, его земля, снился город Апамеи и сирийские цари из династии Антиохов, которыми так гордились на его Родине. Снилась Апама, сидящая на троне, и он сам в царском облачении. Потом кровь, огонь и снова кровь.

*

Когда Эвн очнулся от видения, над ним стоял раб – управляющий домом вилик Антигена – Адад.

– Эвн, тебя зовёт твой хозяин, – сказал он тихо.

– Сейчас? – спросил Эвн.

– Да, у него опять гости, и он приказал, чтобы я привёл тебя немедленно. Пойдём скорее! – умоляюще произнёс слуга. – Тебе всё равно придётся идти, а мне, если ты помедлишь, может быть плохо.

– Шакал! – с презрением произнёс Эвн. – Разве ты не видишь, что я еле двигаюсь? Кстати, ведь это ты приказал сечь меня!

– Что ты, Эвн! Я ведь только исполнял приказ Антигена, но сам я отношусь к тебе хорошо. До сих пор помню, как ты вылечил мою мать, когда она была при смерти. И…

– А разве ты не мог облегчить мои страдания? – со злостью вымолвил Эвн. – Ведь мог! Мог сказать, чтобы мне дали меньше палок, или мог бы вообще не передавать слова Антигена!

– Что ты! – замахал руками Адад. – Если бы я сделал то, что ты говоришь, и если бы хозяин узнал об этом, то он мог наказать меня так же, как и тебя. А я бы не выдержал!

– Трусливая тварь! – Эвн сплюнул рядом с ним. – Мне жаль, что я вылечил твою мать, которая породила такого клопа, как ты! Ничтожество! Впрочем… впрочем, наверное, мать и не виновата… А теперь катись отсюда! Апама, укажи ему на дверь.

– Слушай, Эвн, – горячась, сказал Адад, – если ты не пойдёшь сам, то я силой заставлю тебя встать с постели.

– Попробуй! – с ухмылкой сказал Эвн. – Тогда я тебя уничтожу.

– Итак, ты не пойдёшь?! – завопил вилик.

– Нет! – спокойно ответил Эвн и отвернулся к стене.

– Тогда я заставлю тебя пойти! И когда Антиген снова прикажет наказать тебя, то я добавлю тебе палок и за моё оскорбление!!! – кричал, задыхаясь от гнева, управляющий виллой.

– Вот видишь, – с презрением сказал Эвн, – кое-что зависит и от тебя!

– А ещё… а ещё я попрошу хозяина, чтобы он заточил тебя к крысам в подвал, чтобы он отрезал тебе твой непослушный язык…

Он не договорил – сандалия, брошенная в него Эвном, попала в лоб Ададу. Вилик Адад провёл рукой по образовавшейся ссадине.

– Ты… знаешь, что ты сделал?! – воскликнул Адад, с испугом смотря на кровь, оставшуюся на руке. – Нет, ты не знаешь! Я сделаю теперь всё, чтобы выпустить из тебя всю твою гнусную кровь!

И вилик тут же выбежал из комнатушки Эвна. Апама удивлённо смотрела на Эвна, а он, отвернувшись к стене, что-то тихо бормотал.

– Слушай, Апама, принеси мне горячий уголёк. Только скорее… – попросил неожиданно он.

Женщина выбежала и быстро вернулась. Взяв уголёк, Эвн отвернулся к стене и так, чтобы не заметила Апама, вложил его в ореховую скорлупу и взял в рот. Едва он успел это сделать, как в комнату вошли телохранители – сателлиты его хозяина Антигена. Позади них шёл управляющий домом-вилик Адад. Телохранители молча подошли к лежавшему Эвну и, схватив его, стали заламывать руки.

– Что вы делаете? Он же не может ходить! – закричала Апама и кинулась на одного из телохранителей Антигена, но тот ударом руки откинул её далеко назад.

Она снова повторила свою попытку отбить Эвна, но телохранитель на этот раз ударил её рукояткой меча.

Апама упала и уже не смогла подняться. Эвн молчал.

Его вытащили из комнаты и поволокли по коридору.

Адад шел впереди. «Никого из рабов нигде нет, и, значит, никто не видит, как я обращаюсь с этим любимцем всех рабов! – успокаивал себя Адад. – Что ж, это мне на руку». От этих мыслей Адад даже повеселел. – Вот уже скоро и триклиний, где пируют гости.

Когда Эвна тащили мимо кухни, рядом с которой была комната для рабов, Эвн закричал и отпихнул от себя телохранителей. Из комнаты тут же выскочили человек шесть рабов-сирийцев. Увидев их, Эвн громко заговорил:

– Я – Эвн из Апамеи, заклинаю богиню Атаргатис убить недостойного земного червя Адада, применившего против меня силу. Сегодня богиня сказала мне, что я буду царём в новом государстве, которое построим мы сирийцы. Близок час мести!!!

Говоря это, Эвн ловко успел несколько раз «изрыгнуть» изо рта огонь. Телохранители рабовладельца Антигена, Адад и сирийцы-рабы опешили от всего происходящего. Воспользовавшись этим, Эвн сделал несколько шагов вперёд и, отвернувшись от всех, незаметно спрятал орех за пояс. Затем он упал, не в силах больше сделать ещё хоть одно движение. Опешившие от выходки Эвна сателлиты наконец опомнились и, подбежав к прорицателю, снова подхватили его за руки и поволокли к гостям в хозяйский зал-триклиний. Перед самым триклинием Эвн пришёл в себя и вошёл в зал сам, опередив Адада.

Когда в зале появился Эвн, все замолчали и недоуменно посмотрели на Антигена. В это же время вбежал вилик Адад. Он уже было открыл рот, но вдруг заговорил Эвн.

– Прошу извинить меня за опоздание, но дело в том, что вилик Адад и твои телохранители применили по отношению ко мне силу и побили меня, а я этого не люблю, – сказал Эвн удивлённому Антигену. – Я прошу наказать моего обидчика и за то, что он избил меня и мою жену. И прошу послать кого-нибудь привести её в чувство.

– Тебе не кажется, что ты нагловат в своих требованиях?! – спросил Антиген своего раба-гадателя.

– Я же не требую, а прошу тебя! Тем более что я знаю то, что произойдёт через день и то, что может помочь твоим гостям.

– Что же это?

– Я скажу, но обещай мне выполнить мои просьбы.

– Обещай ему, Антиген! – послышались голоса гостей со всех сторон.

– Говори, и если твоя новость действительно будет так важна для всех, то я уж, ладно, обещаю исполнить твои просьбы.

– Итак, я хочу всем сообщить, что через день пойдёт ливень, который прекратится лишь через неделю, но ещё важно то, что сначала выпадет град, который может побить урожай. Так что советую всем торопиться.

В зале воцарилась тишина. Но ненадолго.

– Если этот раб говорит правду, то я должен срочно уехать домой, – сказал один из гостей, – но если это ложь, то клянусь богом вина – Вакхом, что шутка будет стоить ему жизни.

– Да, если он говорит правду, то нам нужно срочно разъезжаться, – вторил ему другой гость. – Но если всё это неправда, то ты, Антиген, придумай своему рабу долгую смерть, чтобы он смог помучиться, а мы могли бы на это посмотреть.

Гости, собравшиеся в доме у Антигена , быстро разъехались, а Антиген, ничего не сказав Эвну, отослал его к себе. Вся эта история закончилась тем, что в указанный день пошёл град, который сменился на ливень, и целых шесть дней он не утихал.

Многие землевладельцы понесли урон, и лишь те, кто был в гостях у Антигена и, конечно, он сам, успели кок-как спасти свои виноградники, скот и поля, насколько это было возможно.

В результате Антиген выполнил все просьбы Эвна и отстранил его от любой тяжёлой физической работы. С этого времени Антиген стал чаще приглашать гостей, для которых разговор с Эвном и его предсказания были главными и самыми интересными развлечениями.

* * *

ГЛАВА 2. Восстание рабов Дамофила и Мегаллиды

Гермий шёл к источнику, чтобы набрать воды для рабов, работавших в поле. Дорога проходила через виноградную плантацию, в конце которой и находился источник. Сильно палило солнце, а ветра, как назло, не было. «Вот так всегда, – подумал Гермий, – солнце, дождь, да и всё остальное, что раньше радовало меня, теперь, когда я в положении раба, лишь вредит мне. Солнце днём жарит так сильно, что руки, ноги, да и всё тело трескается от его палящих лучей, а идёт дождь – я трясусь от холода и невозможно никуда спрятаться. А если спрячешься, то надсмотрщики донесут на тебя. Тогда пощады не жди».

Но вот и источник. Гермий набрал воды в кувшин-гидрию и собрался было уходить, но тут он увидел вдалеке женщину, которая шла с кувшином в руках. «Идёт сюда!» – понял Гермий. И ему до смерти захотелось посмотреть на неё. Он спрятался за большим камнем и стал ждать. Вскоре он услышал шаги, а затем звук воды, заполняющей сосуд. В это время Гермий выскочил из укрытия.

– Ой! – испуганно сказала женщина и отскочила от источника.

Гермий молча смотрел на неё. Она была красивой и по лицу, и по фигуре.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Я – Данея, рабыня Мегаллиды, жены Дамофила. «А ты кто?» —спросила женщина, осмелев.

– А я – Гермий, раб самого Дамофила… – весело, сказал Гермий. – Так что мы с тобой у одних хозяев.

Они помолчали.

– Тебе куда? – спросил он.

– Мне надо идти на виноградник, я должна принести девушкам воды. А тебе куда?

– А мне – с тобой! – улыбнувшись, сказал Гермий. – Ты ведь не будешь против, если я пройдусь с тобой и помогу тебе нести тяжесть?

– Нет, я только скажу тебе спасибо! – ответила Данея, немного смутившись.

Данея и Гермий прошлись вместе болтая и веселясь до места, где заканчивалась зона невидимая для охранников-сателлитов Дамофила и его жены – Мегаллиды.

На следующий день Гермия и Данею вновь послали за водой, и они опять встретились. Гермий долго расспрашивал Данею о её судьбе. Они разговорились, и когда она уже встала, чтобы идти, то вдруг увидела, что солнце приближается к полудню, а значит, они проговорили очень долго. Девушка испугалась, но Гермий успокоил её, сказав, что, может, этого никто и не заметит.

Но, к сожалению, её долгое отсутствие заметил надсмотрщик, приставленный к женщинам-рабыням. Он донёс об этом Мегаллиде, и та, когда рабыни вернулись вечером в дом, приказала публично высечь Данею в назидание другим…

Гермий на следующий день, ничего не подозревая, снова отправился к источнику и прождал там до обеда. Но ни в этот день, ни на следующий он так и не дождался Данеи – вместо неё за водой приходила другая рабыня, в сопровождении надсмотрщика. Только на третий день он увидел её, когда она, уже набрав воды, собралась уходить.

– А я думала, что ты не придёшь, – сказала Данея, одновременно опуская наполненный кувшин на землю.

– Я уже три дня жду тебя здесь, – ответил Гермий, а затем спросил: – Почему ты не приходила?

– А… у меня… – начала было Данея, но замолчала и, не в силах совладать с собой, заплакала.

Гермий подошёл и, взяв её за плечи, притянул к себе.

– Ну, что случилось? Кто-то тебя обидел? Кто, скажи мне?..

Наконец, справившись с собой, Данея рассказала ему о том, что произошло. Закончив говорить, она попросила:

– Гермий, давай расстанемся, ведь если это повторится, то Мегаллида засечёт меня до смерти. На прошлой неделе она уже приказала дать одной из рабынь двести палок за то, что она разбила кувшин с маслом и обрызгала её одежду. И девушка, не выдержав наказания, умерла!

– Как я могу с тобой расстаться, если ты мне даже стала сниться по ночам, если я стал жить ожиданием встречи с тобой, если ты мне безумно нравишься, если не больше… Эх, да что говорить! Я, кажется, просто влюбился в тебя! – сказал Гермий в сердцах. – Впрочем, если я тебе противен, то твоё дело – можешь уходить…

И Гермий снял свои руки с её плеч. Но она не двинулась с места, глядя на него. Данея всхлипнула и сказала:

– Ты мне тоже нравишься. Ты – хороший, красивый, сильный, но… я боюсь гнева моей хозяйки. И поэтому ухожу. Если хочешь, то проводи меня.

Они пошли. А когда наступило время прощаться, Гермий нежно поцеловал Данею. И тут же пошёл прочь… Она осталась стоять, опустив руки, и смотрела ему вслед. Но вдруг, назвав его по имени, бросилась к нему. Он обернулся и побежал ей навстречу. Подняв её на руки, поцеловал. Но тут же, опустив её на землю, сказал:

– Сейчас иди, а ночью я буду ждать тебя здесь. Приходи.

И вновь поцеловав её, пошёл прочь.

* * *

Гермий и Данея стали часто встречаться. И всё было бы и дальше хорошо, но случилось так, что однажды ночью Мегаллиде стало душно, и она вышла в сопровождении своих служанок и трёх телохранителей-протекторов на прогулку.

Когда она проходила около дома, где разместились девушки-рабыни, ей послышался шорох и тихий разговор, который доносился из густой тени деревьев. Мегаллида приказала охране выяснить, в чём дело. Телохранители, скрываясь за стволами, тихо приблизились к тому месту, откуда доносился разговор.

Мегаллида прислушалась. Разговор прекратился, и в то же мгновение послышались удары и крики. Когда Мегаллида подошла, то увидела перед собой стоящего на коленях раба с заломленными назад руками и рабыню, которая получила удар от хозяйского телохранителя и лежала рядом.

– Э, да я, кажется, знаю эту потаскушку, – засмеялась Мегаллида, – ну-ка, поднимите её!

Две рабыни бросились к Данее и подняли её с земли.

– Хо-хо-хо, – засмеялась жена Дамофила. – Я тебя помню, – ты получила недавно свою порцию палок за то, что опоздала с водой. Тебе, наверное, показалось мало, и ты захотела, чтобы тебе надбавили? То-то я стала замечать, что многие стали спать во время работы и двигаются, как сонные мухи. Вот почему никто не может работать днём – ведь тяжело совмещать дневной и ночной труд! – всё больше распаляясь, кричала она. – Сейчас же высечь её!

– Не делай этого! – раздался голос Гермия. – Прошу тебя, хозяйка! Разреши мне взять её в жёны!

При этих словах собиравшаяся уже уходить Мегаллида остановилась. Она подошла к Гермию:

– Как ты, раб, смеешь просить меня об этом? Ведь ты сам виновен в том, что она будет наказана!.. Начинайте скорее! – приказала она протекторам. – А чтобы ты не сильно мешал, то побудь связанным и смотри, что ты сам наделал.

Телохранители Мегаллиды тут же, после её слов, подтащили Гермия к дереву и, привязав его к стволу, заткнули ему рот. Один из них сломал два сука и стал их обдирать от листьев.

– Не надо! – приказала Мегаллида. – Пусть ей будет больнее, пусть почувствует, что значит нарушать установленный мной порядок. Триста ударов – вот сколько она заслужила своим поступком! – произнесла рабовладелица, и тут же все три её телохранителя подошли к лежавшей Данее.

– Она без чувств! – сказал один из протекторов.

– Так окатите её холодной водой! – приказала жена Дамофила.

Воин взял флягу и вылил её содержимое на лицо Данеи. Девушка открыла глаза.

– Вставай, голубка, – сказала ей Мегаллида притворно ласковым голосом.

Данея поднялась и огляделась. Вдруг она увидела Гермия, привязанного к дереву. Она бросилась к нему.

– Начинайте! – тут же приказала Мегаллида своим телохранителям.

Один из них одним прыжком настиг Данею и повалил её с ног. Тут же подскочили ещё двое.

– Не надо!!! – закричала девушка, но телохранители втроём навалились на неё и сорвали одежду, затем схватили её с двух сторон, а один принялся сечь её палкой.

– Не надо! Не надо! – кричала рабыня.

Крики Данеи, смех Мегаллиды, свист палок, перепуганные лица служанок – всё это смешалось в голове у Гермия. Круги поплыли у него перед глазами, злобой и слезами пропитались зрачки его глаз. Он напрягся, стараясь разорвать верёвки, пытаясь освободить руки. И неожиданно верёвка поддалась, и он бросился вперёд, на ходу вынимая кляп изо рта.

К этому времени Данея уже не кричала – лишь её тело слабо вздрагивало от каждого удара. С разбега Гермий навалился на того телохранителя, который сёк девушку, и оба упали. Гермий быстро перекатился через протектора и, вскочив на ноги, увидел рядом с собой оружие, которое сложили телохранители Мегаллиды, дабы оно не мешало им бороться с девушкой. Когда, сообразив, что произошло, телохранители бросились к нему, Гермий уже завладел щитом и двумя копьями, отбежав чуть подальше.

Телохранители разбежались по трём сторонам и, перебегая от дерева к дереву, окружали Гермия. А он стоял, не зная, что ему делать. Затем для видимости нагнулся за мечом, лежащим на земле и повернулся спиной к тому из протекторов, который был ближе всех к нему. Телохранитель тут же воспользовался этим и бросился на раба. Гермий внезапно отскочил и выставил копьё. Раздался крик, и насаженное тело телохранителя упало к ногам взбунтовавшегося раба. Двое других телохранителей остановились. Раздались крики женщин. Гермий посмотрел на лежавшую Данею – она не вставала. Воспользовавшись заминкой, оба легионера очень близко подбежали к Гермию и спрятались за деревьями.

Мегаллида подошла к Данее и подняла с земли толстый сухой сук. Посмотрев в сторону Гермия, она крикнула ему:

– Если ты отдашь оружие, то я прикажу только высечь её, а если – нет, то разобью ей сейчас голову!

– Нет! – закричал Гермий и бросился к Мегаллиде.

Тут же оба легионера, выскочив из-за деревьев, схватили его за руки, стараясь отобрать у него щит и копьё. Гермий освободил руку от щита и схватил копьё обеими руками. Затем, подпрыгнув, ударил ногой в грудь воина, и тот, не удержавшись, отлетел назад, ударившись спиной о пень. Гермий тут же развернулся, пытаясь ударить другого врага сбоку, но тот, готовый к нападению, ловко отразил удар, выбив копьё из рук раба, и тут же нагнулся за ним. Гермий ударил его по голове. Тело римлянина вмиг обмякло, и он ничком упал на землю.

Не успел Гермий оглядеться, как раздался страшный крик Данеи – Мегаллида выполнила своё обещание. А со стороны дома уже бежала вооружённая охрана. Гермий, не в силах сдержать себя, закричал и кинулся на Мегаллиду, которая побежала от него прочь, чтобы спрятаться за спины подоспевших мужчин. Пять здоровенных телохранителей быстро скрутили Гермия и стали бить его ногами, а затем поволокли к Дамофилу. Но была ночь, и, не решаясь беспокоить хозяина, телохранители-сателлиты бросили Гермия в подвал, приставив лишь одного человека для охраны. В тишине ночи из подвала доносились стоны обезумевшего от горя и несчастья Гермия.

Ближе к утру, воин, охранявший связанного Гермия, не выдержав, пока придёт смена и отошёл по нужде. Положив оружие рядом, сателлит спрятался в кусты. Он не слышал, как к нему тихо подкрались двое рабов-сирийцев. Один из рабов сильно ударил его же щитом по голове, а другой – вонзил ему в бок копьё. Тихо вскрикнув, воин упал обратно в кусты. Подбежав к двери и открыв засов, рабы спустились в холодный мрак подвала.

– Гермий, где ты? – позвал один из них. – Это – я, Зевксис, отзовись!

Где-то в углу послышался стон.

– Давай сюда меч! – сказал Зевксис своему спутнику и стал быстро спускаться в подвал.

Развязывая Гермия, Зевксис говорил ему:

– Вот видишь, и до тебя добрались. То, что случилось с тобой сегодня, уже было вчера со всеми нами. Мы готовили восстание, звали тебя, но ты не хотел идти с нами. Но вот и до тебя добралось горе. Вставай, пойдём, ты должен отомстить, пойдём скорее!

И Зевксис, подхватив обессиленного Гермия, стал подниматься.

– Пора начинать! – сказал Зевксис своему спутнику. – Другого случая может и не представиться.

– Да! – согласился другой раб. – Я побегу ко всем и скажу, чтобы они приходили в рощу.

– Только скорее, а то уже скоро выйдет солнце, тогда может всё погибнуть. И ещё – ты должен позвать только мужчин: женщины не должны ничего знать.

Когда Зевксис и Гермий пришли к роще, там уже шли споры о том, быть или не быть восстанию.

– Разве вы забыли те зверства, которые мы терпим каждый день от Дамофила?! А его жена – Мегаллида? Разве не помните вы, как она приказала умертвить всех младенцев лишь потому, что заподозрила одну из рабынь в том, что ее муж Дамофил предпочитает её?! Разве не помните вы, как по её приказу две самые лучшие девушки из числа вольноотпущенниц были отданы на поругание захмелевшим гостям, которые, обесчестив их, выбросили девушек из окон!!! Даже нагие тела их остались непогребёнными и Мегаллида кормила ими своих собак!!! Чего мы ждём? У других рабов хоть есть какая-то надежда на жизнь… А у нас? Помните, чем кончилась наша жалоба на Дамофила? Тому, кто писал, отрубили руки и перерезали сухожилия ног, а всех нас он приказал бичевать и не давать даже воды, пока трое из нас не умерли от жажды! А то, что каждый день почти все из нас получают за малейшую провинность побои до полусмерти, наказание розгами, то, что нам даже не дают одежды, не говоря об сандалиях, и нам приходится идти из-за этого на грабёж и воровство, то, что нас Дамофил запрягает в повозку, когда разъезжает по городу и заставляет бежать на четвереньках, то что каждый из нас полужив и полумертв одновременно, то что нас убивают как собак за любую провинность и топят как котят за незначительные проступки, – это вас не трогает?

Тут кто-то перебил говорившего:

– Ты говоришь, что надо восстать. А знаешь ли ты, что в Энне стоят два римских манипула и одна ала конницы, готовые к отправлению на Нумантинскую войну в Испанию? А оружие? Оружия-то нет!

– Ты говоришь как трус! – громко сказал Зевксис. – Посмотри на этого человека, – он мотнул головой на Гермия, которого два других раба-сирийца поддерживали на плечах. – Посмотри на него – его лицо искалечено, потому что он не побоялся вступить в бой с охраной Дамофила, защищая девушку. Значит, в нём ещё не убили чувство гордости. А ещё вчера его суждения были такие же, как и у тебя! Главное, что я хочу сообщить – оружие, о котором ты так беспокоишься, у нас есть.

Толпа рабов восторженно загудела.

– И если мы будем действовать быстро, то никто, слышите – никто не сможет нам помешать! Решайтесь! Разве можно дальше терпеть все эти бесчинства мы ведь не собаки и не крысы – мы люди? Ведь вы все когда-то были свободными, так неужели вы согласны забыть это и, как стадо баранов, которое ведут на бойню, чтобы изжарить к столу Дамофила, слепо побежите на вертел, подгоняемые палками протекторов!

Шёпот пошёл по рядам стоящих рабов.

– Короче, кто хочет идти с нами – отойдите направо, а кто боится – налево.

Толпа начала расходиться. Скоро около полутора сотен человек стояли на правой стороне, а чуть больше ста – на левой. Зевксис зло и с презрением посмотрел на тех, кто отказался от восстания.

– Живите тогда так, как подсказывает вам ваша заячья душонка, – с болью в голосе сказал Зевксис.

– У нас не заячья душонка, и мы не трусы, – раздался голос из толпы тех, кто стоял по левую сторону. – Просто у некоторых из нас здесь есть семьи и маленькие дети. И если наше дело не удастся, то на них падёт вся тяжесть наказания. Вот если было бы какое-то знамение, возвещавшее о том, что восстание наше будет удачно, то тогда мы пошли бы за тобой.

Толпа заволновалась.

– А он прав – подождём до знамения! Знамения не было! Подождём, подождём! – стали раздаваться голоса из тех, кто стоял справа.

И люди поодиночке стали переходить на левую сторону. Зевксис чуть не взвыл от бессильной злобы. Его цель – восстание – казалась ему такой близкой, жар действия так пробирал его, и вдруг… такое… «Справа осталась только половина того, что было! – подумал он, глядя на оставшихся. – А этого мало!». И тут кто-то сказал:

– У соседа Дамофила – рабовладельца Антигена, есть сириец, которого зовут Эвн. Говорят, что он умеет гадать и предсказывать будущее. А что, если мы спросим у него?

– К Эвну! Пойдём к Эвну! – зашумела толпа.

Зевксис снова воспрянул духом, но тут же стал угрюм: что если этот гадатель предскажет неудачу? Надо самому поговорить с ним. Он посмотрел на небо. Солнце ещё не показалось из-за горизонта, но стало уже светлее.

– Давайте разойдёмся и побыстрее! – крикнул он. – Уже светло. А сегодня ночью снова встретимся, но уже у Змеиной горы. Я обещаю вам привести Эвна. И пусть будет так, как укажет нам богиня Атаргатис! Возвращайтесь скорее по домам!

Когда все стали расходиться, Зевксис крикнул несколько имён. И вскоре к нему подошло семь человек. Это были самые близкие товарищи Зевксиса.

– Сегодня, когда все будут возвращаться с полей домой, я пойду к этому Эвну и поговорю с ним. А вы должны до рассвета убить наших предателей – актора и вилика Дамофила и в течение дня проследить за каждым из его членов семьи. Потом, ночью, скажите мне, где они все находятся.

И, подхватив вместе с еще двумя своими товарищами своего спасенного друга – Гермия, Зевксис пошёл к Змеиной горе, чтобы спрятать там своего друга.

Утром домоправитель Дамофила уже знал, что рабы ночью уходили из домов – об этом донёс ему квадруплатор* – раб, который состоял у Дамофила на службе. Однако прокуратор не придал этому значения – рабы часто отлучались ночью, чтобы грабежом или разбоем достать себе одежду или что-нибудь съестное. Удивлён он был днём, когда узнал, что актор, вилик и взбунтовавшийся раб Гермий, а также пять доносчиков из числа рабов в том числе и бывший у него ещё утром квадруплатор бесследно исчезли. Домоправитель-прокуратор вынужден был сказать об этом Дамофилу, хотя и знал, что навлекает на себя гнев хозяина.

У Дамофила было и без того плохое настроение, а сейчас он стал грознее дождевой тучи. «Если уж не богини мщения Фурии, то я сам вечером накажу виновных!» – сказал он, услышав эти новости.

Вечером с виноградников и полей возвращались уставшие рабы. Едва они пришли домой, как вдруг им приказали построиться во дворе. Но некоторые уже успели заметить, что многих детей и жен в домах нет.

«Где наши дети?!» – спрашивали они телохранителей-сателлитов Дамофила, охранявших их. Но те только пожимали плечами. Вскоре все услышали детский плач и увидели Дамофила, идущего позади своих протекторов, которые подгоняли маленьких рабов.

– Таврион! – закричала одна из рабынь, первой узнавшая своего сына.

«Отлично, – подумал Дамофил. – Теперь я знаю, с кого начать.»

Подойдя к толпе рабов на расстояние около двадцати шагов, Дамофил приказал одному из телохранителей связать мальчика, которого звали Таврион. Когда это было сделано, он, несмотря на крики матери, приказал дать ему меч. Наставив его к груди мальчика, Дамофил сказал:

– Мне донесли, что сегодня пропали некоторые из вас, кому я больше всего доверял и кто находился у меня на службе. Я хочу узнать, где они и что с ними. Если вы долго будете молчать, то мне придётся заставить вас говорить с помощью ваших детей.

И он с этими словами слегка провёл мечом по груди мальчика. Кровь брызнула из раны, и малыш закричал.

– Итак, – сказал Дамофил. – Я слушаю вас. Если вы быстро скажете, то я тут же отдам вашего ребёнка.

– Я не знаю, не знаю!!! – кричала мать мальчика, стараясь пробиться к Дамофилу сквозь строй телохранителей и надзирателей.

– Жаль, – сказал с притворным вздохом Дамофил и ранил мальчика по ноге.

Мальчик вновь закричал от боли.

– Пустите его!!! Я не знаю, клянусь сирийской богиней Сирией Деей*, что не знаю, где находятся те, о ком ты говоришь. Я даже не знаю, кого ты имеешь в виду! – кричала, надрываясь от слёз, рабыня.

– Спроси у мужа, – холодно произнёс Дамофил. – Он должен знать.

– Андроник, Андроник, скажи им то, что они хотят!!! – женщина кинулась на колени перед мужем. – Слышишь?! Что ты молчишь? Ну, скажи! А то они убьют нашего мальчика! Скорее скажи! – кричала она сквозь душащие её слёзы.

Но раб безмолвно, с плотно сжатыми губами стоял с опущенной головой и смотрел в землю.

– Эй, быстрее говори! – крикнул Дамофил. – А не то может быть поздно!

С этими словами он занёс меч над головой маленького раба. Женщина подбежала к мужу и стала бить и царапать его лицо.

– Ну, что же ты молчишь!!! Ну, ну… – рыдая, кричала она.

– Взять этого бога молчания – Гора, – сказал Дамофил телохранителям, и те бросились исполнять его приказ.

Рабу заломили руки и подвели к Дамофилу.

– Подвесьте его за ноги на дереве! – приказал он. – А здесь разожгите костёр.

Когда это было сделано, Дамофил нагрел меч на огне и подошёл к подвешенному рабу.

– Ну, ты будешь говорить? – спросил он.

Раб молчал.

– Ну что же, раз ты не хочешь больше разговаривать, то придётся помочь тебе в этом.

И Дамофил с помощью двух протекторов стал отрезать ему язык. Толпа рабов загудела.

– Что же вы стоите? – хрипло кричала обезумевшая женщина. – Что же вы стоите? Неужели вам всё равно? Вы, как скот, способны только повиноваться, у вас даже нет мужества… Трусы…

Она кинулась на стоявшего ближе всех к ней надсмотрщика, и тот отступил. Тогда женщина бросилась к Дамофилу.

– Убийца! – закричала она, и в тот же миг упала, сражённая мечом одного из телохранителей рабовладельца.

– Кончайте и с её отпрыском! – приказал Дамофил.

И тут же один из телохранителей вонзил в грудь ребёнка копьё.

Ужас проник в сердце каждого стоящего здесь раба.

– Ну! – грозно крикнул Дамофил. – Говорите скорее, а иначе так будет с каждым из вас.

И он тут же приказал подвести другого малыша. Этому было два годика. Он стоял маленький, голенький, такой беззащитный и плакал. Дамофил взял его за ноги и подошёл к дереву.

– Я жду! – сказал он. – Надеюсь, вы не хотите, чтобы я разбил его голову?!

– Не трогайте его! – закричала женщина, пробираясь из задних рядов вперёд. – Не трогайте!

– Я слушаю, – с улыбкой сказал Дамофил, не отпуская ревущего ребёнка.

– Я… – замялась рабыня, но вдруг, круто развернувшись, обратилась к мужу. – Валерий, слышишь, пожалей нашего ребёночка… Я ведь не смогу больше родить! Слышишь? Он же у нас один! Один! – рыдала она.

– Ну всё, кончайте! – приказал Дамофил и передал уже покрасневшего малыша начальнику ординария телохранителей. Но тот вдруг посадил малыша на землю и отошёл в сторону.

– Слабак! – сказал Дамофил и приказал то же самое другому протектору.

И тот, не колеблясь, схватил голенькое тельце.

– Подождите! – закричал отец малыша. – Я знаю, это Гермий убил всех и скрылся. – Он ещё всех нас подстрекал.

Удивлённые рабы обменялись негодующими взглядами. Но Дамофил, отвлекшись, не заметил этого.

– Ладно, – сказал он. – Возьми своего маленького гадёныша.

Тут же раб Валерий стал пробираться к сыну. И когда он уже подошёл к протектору, чтобы взять малыша, Дамофил вдруг изменил решение.

– Эй, – крикнул он рабу, весело глядя на своего телохранителя. – Я передумал… Ты ведь мог и соврать – ведь твоего Гермия тоже нигде нет. Да и твоя вина есть в том, что ты не предупредил о преступлении. А потому я приказываю, – обратился он к сателлитам и протекторам, – взять двадцать рабов, связать их и отвести их в эргастул! Кроме того, всех детей заковать цепью и посадить туда же, но отдельно. Ещё десяток тех, кто мордами не вышел, отвести работать на мельницу. Остальным дать по двадцать палок и не давать есть до следующего вечера.

Сначала увели всех мужчин, а когда стали отводить детей, то женщины-матери заголосили и стали упрашивать Дамофила не делать этого.

– Нет! – сказал Дамофил и, повернувшись к протекторам, подмигнул им. – Я не нарушу своего слова. Но я разрешу некоторым из вас посидеть ночью рядом с детьми.

Он приказал отвести всех девушек и женщин в сторону. Их оказалось около пятидесяти. Выбрав двадцать самых лучших из них, Дамофил сказал:

– Вот этим двадцати я разрешу посидеть с детьми. А остальные – пусть идут домой.

– Но у меня там ребёнок! И у меня! И у меня! – кричали оставшиеся женщины.

– Детей двадцать, и женщин должно быть двадцать! А если вы против, то я вообще оставлю вас всех здесь! А теперь идите… – закричал на рабынь Дамофил.

Женщины замолчали и стали расходиться, "Пусть хоть кто-то побудет с моим ребёнком!" — думала каждая из матерей.

Когда же перед домом остались только отобранные Дамофилом женщины и дети, рабовладелец облегчённо вздохнул. Он пошёл вместе с теми, кто сопровождал женщин и детей. Когда все подошли к тюрьме-эргастулу, Дамофил сказал, обращаясь к протекторам, но так, чтобы слышали те рабы, которые уже были заперты за решётку:

— Я отдаю вам на развлечение этих двадцать рабынь, так как вы заслужили этого. Остальные не проявили себя должным образом, поэтому я их отослал.

– Вива хозяину! – крикнули протекторы, которые пришли вместе с Дамофилом.

Но тут же их крики заглушил плач женщин, которых они привели: они теперь знали приготовленную им участь. Женщины бросились было врассыпную. Но разве могли они что-нибудь сделать против тренированных воинов! Их всех тут же схватили и связали. Затем, уведя в стены тюрьмы-эргастула детей, телохранители Дамофила тут же, на глазах у запертых в тюрьме рабов, надругались над женщинами и девушками.

Мужчины-рабы задыхались от ярости, но не могли ничего сделать – решётки и двери надёжно защищали изуверов от мести. Лишь одна девушка-сириянка сумела защититься – она резким движением вытащила нож, висевший на поясе у одного из протекторов, и ранила насильника в плечо. Её тут же избили и потащили к Дамофилу, который наблюдал за всем этим издалека.

– За то, что ты посмела нанести телесную рану моему воину, ты будешь страшно наказана. А пока я отдам тебя тем, кому не осталось женщин, – сказал Дамофил и прибавил: – Отведите её в комнату к тем телохранителям, которые остались сегодня без женщин!

Какой-то телохранитель, схватив девушку за волосы, потащил сопротивляющуюся рабыню на растерзание другим изуверам. Затем довольный Дамофил уехал в своё поместье-сальтус, а оттуда, взяв свою жену Мегаллиду, – поехал в город Энну.

В то время, когда остальные уходили домой, Зевксис, незаметно для надсмотрщиков, побежал к поместью-сальтусе Антигена.

Там он выяснил, где находится Эвн, и прокрался к нему. Подойдя к двери, ведущей в комнату Эвна, он остановился, услышав доносившиеся до него голоса. Один из них принадлежал мужчине, а другой – женщине. Зевксис постучал и, не услышав ответа, вошёл. Он увидел перед собой человека лет тридцати. Его длинное, вытянутое лицо с высоким лбом и густыми бровями было типично для выходцев из Сирии. Но больше всего Зевксиса удивили его глаза – в них чувствовалась какая-то беспредельная глубина, от которой становилось не по себе. Забыв о приветствии и не зная, с чего начать, Зевксис стоял в нерешительности. Эвн и женщина рядом с ним безмолвно смотрели на гостя.

– Я вижу, ты ко мне пришёл по делу?! – сказал полувопросительно Эвн, не отрывая взгляда от глаз Зевксиса.

– Да. Но… я хотел бы поговорить с глазу на глаз.

– Ты можешь говорить и в присутствии этой женщины – она моя жена, – увидев замешательство гостя, сказал Эвн.

Они помолчали.

– Говори скорее, – сказал Эвн, – а то я скоро уйду: у Дамофила пир, и он всегда присылает за мной.

«Если не сейчас, то когда же? — подумал Зевксис, не в силах отвести взгляда от Эвна. – Всё-равно скоро Дамофил дознается о том, кто убил доносчиков, и тогда – смерть. Если же Эвн окажется предателем, то тоже – смерть. А если нет?!»

И Зевксис решился…

– Я раб Дамофила. Моё имя – Зевксис. Мне нужна твоя помощь – ты, говорят, умеешь предсказывать будущее!

И Зевксис рассказал Эвну о ночном собрании, об издевательствах, которые терпят рабы Дамофила, и о том, что он задумал сегодня ночью.

Во время того, как Зевксис рассказывал, на лице у Эвна играла улыбка. Когда же он закончил, Эвн подошёл к нему и обнял за плечи.

– Друг мой! – сказал он, широко улыбаясь. – Я слышал о тебе и не раз, и могу тебе тоже открыться. Вот уже десять лет я только с одной мыслью и живу – мыслью о свободе. Я каждый день черпаю силу из воспоминаний о ней – свободе. Ты говоришь, что у тебя есть оружие и люди. А сколько оружия и сколько людей?

– Около сотни мечей и четыреста человек! – гордо ответил Зевксис.

– И всё? – разочарованно сказал Эвн. – На четыреста человек только сто мечей?

– Но ещё у нас будет, когда мы перебьём телохранителей и надсмотрщиков Дамофила.

– А сколько их?

– Ну, сотня из тех и других наберётся! – ответил Зевксис.

– И ты хочешь с этим оружием победить прекрасно вооружённых и обученных воинов в городе Энне?

– Но мы же все когда-то были воинами! – возразил Зевксис и тут осёкся под весёлым взглядом Эвна.

– Я спросил тебя об оружии, чтобы узнать – не напрасно ли я старался, – сказал Эвн.

Уловив удивлённый взгляд Зевксиса, прорицатель продолжил:

– Я ведь не просто мечтал о свободе: те деньги, которые мне давал Дамофил, и то, что давали за лечение разных людей – всё это пошло на закупку оружия. Сейчас у меня есть и мечи, и копья, и дротики – всего оружия будет на четырёхсот человечек. Так что, если мы соединим наши усилия…

В это время постучали, и на пороге появился новый вилик Антигена. Он держал в руке пурпурный хитон, узорчатый пояс и сандалии с серебряными застёжками.

– Хозяин зовёт тебя к гостям! – сказал он и, бросив подозрительный взгляд на Зевксиса, положил вещи на стол, а затем удалился.

– Короче, я жду тебя у входа в этот дом, – сказал Зевксис и пошёл к выходу.

– Нет! – возразил Эвн. – Я приду сам. Только скажи, куда?

Зевксис заколебался, но только на мгновение.

– К Змеиной горе. Найдёшь? – спросил он.

Эвн хмыкнул и отвернулся, давая понять, что пора прощаться.

Зевксис решил не возвращаться домой, а пошёл сразу к Змеиной горе, к Гермию.

*

Пришла ночь. Она была безлунной и страшной. В назначенный час, к условленному месту по одному и по двое стали приходить рабы. Зевксис был очень удивлён, когда увидел среди пришедших женщин. Он спросил мужчин, почему они привели их с собой. И те рассказали Зевксису и Гермию, что произошло, пока их не было. Вскоре, когда все пришли, Зевксис напомнил, что скоро должен прийти Эвн и решить – начинать восстание или нет.

И тут же, как только Зевксис закончил говорить, из-за выступа пещеры показались руки, потом голова и туловище. Ног не было видно, поэтому казалось, что этот человек висит в воздухе.

– Мое имя Эвн! – сказал призрак, и пещера вторила ему эхом. – Пришел к вам, чтобы помочь вам в выборе вашего пути.

Он устремил глаза в одну точку и замолчал. Его взгляд, и отблески факелов, зажженных рабами, и тишина, стоящая вокруг, делали все происходившее таинственным и загадочным.

И вдруг в этой тишине раздался голос, исходивший с того места, где «парил» Эвн.

– О, Палики – божества Сицилии! Оросите завтра кровью ваши земли, поможете ли вы нам в нашем деле? Ответьте! О, богиня Сирия Деа! О, богиня Атаргатис! Дайте и вы нам совет!

Люди в страхе отшатнулись – голос, исходивший от Эвна, не был его голосом – его рот был плотно сжат. Все замерли в ожидании чуда.

И чудо произошло: внезапно изо рта Эвна вырвался огонь и осветил его лицо. Рабы были изумлены – некоторые окаменели, а другие упали на колени.

– Боги посылают нам знак! – закричал Зевксис. – Можно начинать! Берите оружие! – кричал он и прыгнул внутрь пещеры. Тут же подбежали и пришедшие в себя рабы. Они требовали оружия!

Зевксис и Гермий, который уже стал чувствовать себя лучше, раздавали мечи. Когда мечи начали заканчиваться, Зевксис, вспомнив что Эвн говорил ему о собственном оружии, бросился к выходу из пещеры, где его ждал Эвн.

– Бери людей и пойдем за мной! – сказал Эвн запыхавшемуся от бега Зевксису.

Зевксис тут же побежал обратно.

– Дайте и нам оружие! И мне! И мне! – слышались крики рабов.

– Идите за мной! – сказал, подбегая, Зевксис. – Боги укажут нам дорогу!

Разобрав оружие, рабы бросились к тюрьме-эргастулу Дамофила освобождать своих товарищей, женщин и детей.

Подбежав к тюрьме, они остановились, пораженные зрелищем – у входа, нагие или прикрытые лохмотьями, дрожащие от пережитого, сидели, прижимаясь друг к другу, женщины. Некоторые, сходя с ума, ходили по полю, окружавшему эргастул, и что-то говорили вслух. То здесь, то там лежала их разорванная одежда. Сидевших охраняли два протектора, которые, увидев издали вооруженных рабов, пустились в бегство к усадьбе Дамофила.

– Пусть несколько человек останутся, а остальные – за мной! – закричал Зевксис и бросился за убегающими.

Многие побежали за ним, но около двадцати человек все-таки остались, чтобы помочь женщинам и освободить рабов, заточенных в стенах эргастула.

* * *

ГЛАВА 3. Восстание разгорается

Протекторы Дамофила бежали окружным путем к дому своего хозяина, надеясь укрыться там за прочными дверьми и стенами. А Эвн и Зевксис, вместе с последовавшими за ними людьми, побежали кратчайшим путем, в то время как Гермий и другие преследовали протекторов.

Вот и дом Дамофила. Восставшие, проникнув в него, сходу напали на помещения, где спали протекторы и надсмотрщики. Перебив их и захватив их оружие, они кинулись внутрь дома – к спальне Дамофила, через атрий, сбивая со стен картины и разбивая статуи.

Однако в спальне они застали лишь перепуганных рабынь, которые сказали, что Дамофил вместе с Мегаллидой уехал в Энну. Зевксис приказал женщинам уйти и поджег занавес. Рабы разбежались по дому в поисках хоть кого-нибудь из семейства Дамофила.

Зевксис находился наверху, когда услышал внизу крики и лязг оружия – это в комнате, где прятались несколько протекторов, шел бой.

Укрывшись в комнате, они поджидали момента, чтобы выскочить. Когда им показалось, что большая часть рабов ушла, протекторы открыли дверь и напали на тех, кто остался. Однако рабы, вооруженные лучше, чем протекторы, у которых были лишь мечи и ножи, оказали достойное сопротивление. Тогда телохранители Дамофила, схватив цепи, лежавшие в комнате, начали размахивать ими, пытаясь прорваться к выходу. Пока остальные рабы бежали на помощь, протекторы уже добрались до двери. Но тут дверь распахнулась, и в нее ворвались рабы, предводимые Гермием, смяв всякое сопротивление. Завязалась дикая резня. Один за другим падали рабы и телохранители Дамофила. Однако пятерым телохранителям удалось сбежать. Но они не успели уйти далеко – во дворе их настигла смерть от копий третьей волны рабов, которых освободили из эргастула.

– Дамофил в Энне! – крикнул кто-то из рабов. – Пусть Эвн ведет нас в Энну!

– В Энну! В Энну! – раздавались голоса других рабов.

Их сердца пылали местью и ненавистью. Они жаждали действия, жаждали крови того, кто ежедневно проливал их кровь. Свобода и первая, пусть и маленькая, победа вскружили им голову. И, после ободряющего крика Эвна, восставшие повернули к Энне.

Вскоре они уже были в городе. Ворвавшись на окраину, рабы первым делом начали, врываясь в дома, освобождать других сирийских рабов. Те же, сразу вооружившись чем попало – кухонными ножами, железными прутьями и прочим, – освобожденные рабы стали громить дома своих хозяев и присоединяться к восстанию.

Дошла очередь и до хозяина Эвна – рабовладельца Антигена. Ворвавшись в его дом, Эвн встретил у входа Ахея – педагога детей Антигена и Артемиона – сирийца, через которого он покупал оружие.

Артемион, увидев Эвна, был поражен и тихо спросил:

– Неужели восстание?

– Да, друг мой! Бери меч и пойдем к Антигену – пришёл и мой час посмеяться над ним.

Они сразу же пошли, сопровождаемые десятью рабами, в покои, где спал рабовладелец Антиген. На ходу Артемион успел сообщить Эвну, что два манипула и ала конницы, подготовленные для Нумантийской войны, еще позавчера вечером покинули город.

Первым ворвался в комнату один из рабов. Он побежал к кровати, где спали дети братья и дети Дамофила, недавно вернувшиеся с пира в своем загородном поместье – сальтусе.

Первым ворвался в комнату один из рабов и подбежал к комнатам, где спали братья Антигена, недавно вернувшиеся с пира в своем загородном поместье – сальтусе.

Подняв занавеску над постелью одного из братьев рабовладельца Антигена, раб был проткнут насквозь его мечом. Следом за ним в комнату ворвались Эвн, Артемион и остальные рабы. Брат Антигена вскочил с кровати и бросился с окровавленным мечом на вошедших и к нему присоединился и сам хозяин дома – Антиген.

Но после нескольких ударов брат рабовладельца был убит, а оказавший сопротивление сам Антиген, ранен в руку и выронил меч.

– Ну вот и кончилось ваше время!– с усмешкой сказал Эвн. – Теперь тебя будут судить за всё! А ведь ты и твои гости смеялись и не верили мне… В лучшем случае тебя ждет быстрая смерть. Ну, а в худшем… сам знаешь… Свяжите его! – приказал Эвн, уходя.

В это время бой на улицах города кипел вовсю.

Свободные эннейцы, римские поселенцы, работорговцы и различные администраторы-магистраты и их телохранители и даже вольноотпущенники организовали яростное сопротивление восставшим.

Столкнувшись с охраной гладиаторов, восставшим пришлось даже отступить. И только благодаря хитрости одного из рабов-сирийцев, который вместе с тремя другими сирийцами пробрался на крышу снаружи двора, убил начальника-препозита легионеров, открыл решетки и выпустил гладиаторов, восставшие одержали верх. Гладиаторов было около сорока, но после схватки с охраной их осталось десять.

Среди освобожденных гладиатор был и… Квинт Корнелий Сизенна.

*

Квинт Корнелий Сизенна был мальчиком из римской семьи, потерявший отца и мать и в результате жизненных хитросплетений попавший в плен к лузитанам. От лузитан он в качестве добычи перешел к племени турдетан в Испании и был усыновлен ими еще в десятилетнем возрасте. Ему пришлось забыть о своём римском имени и Квинт и он был назван Куэнсом.

Он прожил с турдетанами восемь лет и участвовал в войнах в провинции Дальняя Испания на их стороне. Там он завёл семью и у него родился ребёнок. Он уже был полон решимости изменить жизнь и приехать в Рим, чтобы найти кого-то из родственников. Но в результате нелепого случая, Квинт-Куэнс был схвачен городской стражей Нового Карфагена, разлучён с семьёй и продан одним днём в рабство. Тогда у него украли его буллу, которая была единственным свидетельством его римского происхождения.

Квинт, проданный в Новом Карфагене в результате попал на Сицилию в Энну и был продан в гладиаторскую школу. Среди гладиаторов он был назван Руфом – «рыжим» за цвет своих белобрысых волос, резко отличавшихся от всех местных рабов-сирийцев. Самое смешное в этой ситуации было именно то, что именно прозвище Руф носило и потерянное им семейство – его отец, погибший под стенами Карфагена в последней – Третьей Пунической войне, носил полное имя Квинт Корнелий Сизенна Руф. Теперь он, находясь в рабстве неожиданно приблизился к своему же семейному полному имени. Что неоднократно вызывало у него улыбку и сарказм.

Квинт-Руф теперь много раз думал о том, как снова стать свободным. Однако, чтобы подтвердить своё римское происхождение, нужно было предъявить официальный документ – небольшой свиток или табличку (libellus civitatis) , которого у него, конечно, не было… либо добиться признания этого документа через провинциальный суд или обряд manumissio. А лишь рассказ о своей судьбе или заявление «я – римлянин» не имели юридической силы без заверенных апостилей и поручительских заявлений свободных граждан. Возвращение в Рим был невозможен.

*

Гладиаторы, пастухи-сирийцы из числа рабов и 400 рабов Дамофила составили ядро восстания. Они стали той искрой, которая, попадая на высушенную солому, вызывает огромный пожар.

То тут, то там слышались крики и шум боя. То здесь, то там вспыхивали пожары. Рабы, дав волю своим чувствам и рукам, громили дома, убивали всех, кто оказывал сопротивление, и даже тех, кто не держал оружие. Они врывались в дома свободных эннейцев, убивая без разбора всех, кто там находился – мужчин, стариков, подростков, детей. Многих женщин рабы насиловали прямо на глазах у раненых мужчин, а многих просто убивали без церемоний.

Кровь лилась потоками, и жалости не было места! Городские рабы сначала расправлялись со своими господами, а затем приступали к общей резне. Теперь каждый мог отомстить за нанесенные обиды, за искалеченные души и тела своих товарищей, за надругательство над собой и своими близкими.

Побежденные когда-то, рабы мстили сейчас своим победителям. Возмездие было страшным. Когда восставшие подошли к городскому дому самого Дамофила, он уже горел, а из него выбегали рабы.

Поймав одного из них за локоть, Зевксис спросил:

– А где Дамофил?

– Он уехал по дороге за город.

– Куда? Ты можешь сказать, куда?

– Я не знаю, но вроде бы по дороге в свой парк – недалеко от города.

– Ты пойдешь со мной! – потребовал Зевксис сквозь гул восставшего города.

– А взял ли он кого-нибудь из охраны?

– Нет, точно нет – мы перебили всех его телохранителей. Он взял с собой только жену и дочь.

– Эй, пять человек – идите ко мне! – закричал Зевксис во весь голос. К нему подошли Гермий, двое из тех, кого он привел, и два гладиатора, одним из которых был Квинт-Руф.

– Вот этот человек знает, где Дамофил и его семья.

Они недавно покинули город. Если мы поторопимся, успеем догнать их.

Они сели в повозку, которую вытащили из ближайшей конюшни. Запрягли ее двумя конями и пустились в погоню.

Прошло время, прежде чем они увидели на горизонте повозку Дамофила. Она двигалась медленно: вместо коней в упряжке шли четверо рабов. Вместе с Дамофилом, вопреки утверждению раба, ехали два протектора, одетые в доспехи, но без шлемов.

Увидев несущуюся к ним повозку, Дамофил почувствовал что-то неладное и приказал остановиться. Он тут же выслал навстречу движущимся к нему людям одного из телохранителей. Пройдя шагов десять, телохранитель развернулся и побежал обратно.

– В повозке – рабы! – закричал он на ходу. – Они вооружены!

Когда Зевксис осадил коней, не доезжая до повозки Дамофила, его хозяин и два его телохранителя уже стояли, укрывшись за рабами. За ними, в нескольких шагах, стояли Мегаллида и его дочь. Быстро спрыгнув на землю, восставшие стали окружать рабовладельца.

Рабы, впряженные в упряжь, поняли, что произошло, и на их лицах появилось напряжение. Некоторое время никто не решался начать бой первым: восставшие из-за невыгодного положения, а Дамофил, надеясь на удачу.

Вдруг один из впряженных рабов выбил меч у протектора, неожиданно ударив его ногой по руке.

Восставшие воспользовались моментом и бросились на врагов.

– Убей эту тварь! – крикнул Дамофил своему телохранителю, который лишился меча.

И тот, вынув нож, бросился на раба. Но, хотя рабы были впряжены, они могли использовать руки и ноги, и делали это весьма умело. Не успел протектор приблизиться к обидчику своего хозяина, как Зевксис выскочил из-за повозки и проткнул его мечом. Другие восставшие бросились на Дамофила и его телохранителя, которые прекрасно владели оружием, и бой затягивался. Двое восставших схватили Мегаллиду и ее дочь.

Квинт-Руф и его товарищ-гладиатор Фахми сражались против протектора, а Гермий и раб, приведший их, – против Дамофила.

Наконец, Фахми сумел ранить протектора в правое плечо. Тот попытался переложить оружие в другую руку, но прежде чем успел это сделать, Квинт-Руф вонзил меч ему в живот. Телохранитель охнул и упал замертво. Оба гладиатора поспешили на помощь товарищам.

К этому времени Дамофил смертельно ранил раба, и Гермий остался один на один со своим хозяином.

Подбежав сзади, Фахми замахнулся, намереваясь ударить.

– Он нужен живым, живым!!! – закричал Гермий в ту же секунду.

Гладиатор застыл на мгновение. И этого было достаточно, чтобы Дамофил нанес ему удар в бок и повернулся к Гермию. Однако Квинт-Руф схватил Дамофила за руку, в которой был меч, и повалил его на землю. Подбежавшие Зевксис и Гермий начали связывать своего хозяина. Затем они развязали рабов, перенесли в повозку раненого Фахми и тело уже бездыханного раба. Привязали Мегаллиду и Дамофила к телеге, а когда стали привязывать дочь Дамофила, рабы зашумели.

– Не трогайте её! Это прекрасное создание не похоже на своих изуверов-родителей. Она не раз помогала нам, прятала нас от их наказаний, укрывала нас и наших детей от смерти и надругательства, помогала нам одеждой, лечила нас… Пусть она идет, куда захочет, или живет рядом с нами, если захочет. Она делала нам только добро, и мы это на всю жизнь запомним!

Затем восставшие рабы отпустили дочь Дамофила, дав денег, которые изъяли у протекторов, однако дочь Дамофила отказалась и не захотела ехать вместе с рабами. Тогда один из рабов, запряг коня, который недавно заменял животное в упряжке, и посадил туда дочь своих ненавистных хозяев.

Когда телега скрылась за поворотом, началась оргия: рабы вдоволь поиздевались над рабовладельцем и его женой. Они дали волю всем чувствам, которые накопились к хозяевам за время рабства. Они мазали их навозом, били прутьями по ногам, обзывали низкими словами, сняли с них сандалии и, облачив в рабские лохмотья, подгоняли пинками.

К тому времени, когда процессия достигла города, рабы уже заканчивали самосуд над бывшими хозяевами. В городе всё было кончено. Кое-где догорали дома, по улицам в неестественных позах лежали трупы, повсюду слышался плач детей, ставших сиротами.

Толпы восставших рабов шли к театру в Энне, ведя пленных эннейцев – женщин с младенцами, мужчин, девушек, уже поруганных ими, всех, кто уцелел в кровавой резне.

На помосте театра стояли Эвн, Артемион и двое сельских рабов Дамофила. Зевксис и Гермий вывели на помост Дамофила и Мегаллиду. Почти все восставшие знали в лицо и имена этих двух изуверов, и их появление вызвало ликование.

– Казнить их! Распять их! – слышались крики.

Вдруг Дамофил, молчавший всю дорогу и терпеливо сносивший всё как истинный римлянин, закричал, раскрыв окровавленный рот:

– Выслушайте меня, прежде чем убить!

– Что тебя слушать, убийца! – закричала женщина из толпы. – Тебе нет оправдания!

– Давайте послушаем, что он скажет! – предложил Эвн. – Пусть это будет его последним словом.

Все замерли и напрягли слух. Дамофил уже обдумал, что сказать, и начал:

– Вы считаете меня жестоким убийцей ваших детей. И это так… Я понял сегодня, что мне нет оправдания, и я каюсь! То, что я увидел и пережил сегодня, заставило меня содрогнуться от сделанного. Если я останусь жив, клянусь Юпитером и богиней Фидес, что сделаю всё для улучшения жизни моих рабов! Ваше восстание будет подавлено, Великий Рим не потерпит на Сицилии города, где правят рабы. Вы понимаете, что вас всех убьют или сошлют на рудники. Но я могу сделать так, чтобы вы остались в живых. В Энне есть конвент римских граждан, многих из которых я вижу среди пленных. Конвент имеет огромные полномочия. Если вы нас освободите и вернетесь к хозяевам, вы будете прощены. Я обещаю от имени конвента принять закон об обязательном ежегодном отпущению на свободу до ста рабов. Кроме того, я обещаю вам, что участники восстания получат свободу и смогут уйти. Мы их преследовать не будем…

– Врёшь! – закричал Зевксис. – Ты врёшь, чтобы спасти свою подлую жизнь!

– Дай ему сказать! Пусть говорит! – зашумела толпа.

Зевксис отступил, и Дамофил продолжал:

– Ещё я обещаю выдать каждому из вас одежду и обувь, чтобы вам не промышлять разбоем. Вас будут хорошо кормить, будут платить за труд.

Он не успел договорить, потому что Зевксис подскочил к нему и вонзил меч в бок, а Гермий отрубил голову ударив своим топором по шее. Кровь залила помост.

Толпа закричала:

– Что вы наделали! Он раскаялся, так зачем убивать? Вы лишили нас возможности исправить всё миром! Он обещал столько сделать!

Зло усмехнувшись, Зевксис заорал:

– Мне смешно, что вы поверили его лжи. Он всю свою мерзкую жизнь издевался над вами, а вы хотели ему простить это?! Все, кого я знаю, потеряли от его рук своих товарищей, сестер, матерей!

– Но ведь он сказал, что раскаивается! – выкрикнул кто-то.

Зевксис побагровел и закричал:

– Кто? Он раскаивался?! Это он, который приказывал обваривать лицо, руки или ноги кипятком!

Это он, который бросал провинившихся в муравейник! Это он, который убивал наших детей, наезжая на грудных малышей бревном с шипами! Кто забыл груду маленьких телец?! Это он и его люди насиловали девушек, а потом те сходили с ума или накладывали на себя руки. Рабов он ценил дешевле жареной рыбы! Он перебил бы нас всех и купил бы новых рабов, а вы поверили, что он даст вам деньги за восстание! – кричал Зевксис. – А сколько рабов уже замучено в эргастулах?! Неужели вы забыли, как он расправлялся с молодыми рабынями, которые из-за беременности не могли работать?! Забыли? Тогда я напомню: им вспарывали животы и отрезали грудь, а мужчин кастрировали.

Зевксис, не в силах говорить, замолчал. Над толпой нависло молчание.

– Давайте выберем царя! – предложил кто-то, и другие поддержали.

– Эвна – царем! Эвна! Эвна! – кричала толпа, но раздавались и недоуменные голоса: – Почему Эвн? Кто он?

Один из рабов Дамофила, пришедший с Эвном, сказал:

– Эвн предсказал нам победу. Он привел нас сюда. Через него боги послали знамение. Он умеет предвидеть будущее, и это на пользу…

Зевксис, Гермий, рабы Дамофила, Антигена и других рабовладельцев Сицилии, знавшие Эвна, поддержали его. И остальные рабы поддержали.

* * *

Так Эвн стал царем. Большинство рабов были сирийцами, поэтому Эвн предложил назвать новое государство Новосирийским Царством, а себя – Антиохом в честь династии сирийских царей, воевавших против Рима. Он предложил созывать Народное Собрание для решения важных вопросов. Поскольку большинство восставших были здесь, решили, что это и будет их первое Народное Собрание. Тут же была создана система управления – Совет при царе Эвне-Антиохе и выбран Главный Стратег для командования войском восставших. Также было решено чеканить собственную монету восставших.

Тут же собрание провозгласило Эвна царем АНТИОХОМ НОВОСИРИЙСКИМ. После этого Эвн-Антиох обратился к восставшим:

– У нас много пленных эннейцев, – сказал Эвн-Антиох, – и надо решить, что с ними делать. Если мы их отпустим, они скоро вернутся в рядах тех, кто будет подавлять наше восстание. Если мы их сделаем рабами, то… – он замолчал, а потом внезапно крикнул: – Решайте!

Поднялся торг. Споры не смолкали, и участники долго не могли прийти к единому решению. Видя, что это может продолжаться бесконечно, Эвн-Антиох снова заговорил:

– Думаю, что можно оставить в живых тех, кого вы хотите взять в жены, а также младенцев, которые еще несмышленые. А еще – оружейных мастеров, чтобы они ковали нам оружие, заковать их в цепи, которые они сами делали для нас. И, если есть такие, за кого кто-нибудь поручится своей жизнью, то мы оставим таких в живых!

Это решение устроило восставших. Споры прекратились, и все долго восхваляли мудрость нового царя. Решение было сразу приведено в действие. Крики, стоны, сопротивляющиеся женщины, плач детей, отрываемых от матерей, – все это была темная сторона красивого и умного решения.

Мегаллиду – жену Дамофила оставили в живых только для того, чтобы отдать её на расправу бывшим рабыням, которые, насытившись местью, сбросили её со скалы.

На следующий день Эвн, надев царский венец и окружил себя придворными, сделал царицей свою жену – Апаму.

Вскоре Эвн с одобрения народного собрания окружил себя наиболее выдающимися по уму людьми, среди которых были Зевксис, Артемион и еще около десяти других. Все они составили Совет Новосирийского Государства.

Квинт-Руф, после суда над эннейцами, отправился по городу, надеясь найти следы Елены и своего сына.

Он искал чудо, надеясь, что богиня Фортуна снова сведет его с женой. Он почти каждого встречного спрашивал о жене и ребенке, но как можно найти знакомое лицо в этом маленьком уголке огромного мира! Если бы он знал имя её хозяина! Если бы он мог сказать, где она находится, в какой части Римской империи! Жива ли она?! Жив ли их сын?! Мысли его занимали страшные рассказы, которые ежедневно передавали друг другу и события, которые разыгрались сегодня. А что, если его Елена и сын были проданы Дамофилу? Тогда он, возможно, уже не найдет их живыми…

Но словно червь в его мозгу сидела мысль, что жена где-то здесь, на Сицилии. А если так, почему бы ей не быть в Энне?!

В конце концов, после бесплодных попыток что-то узнать о своих близких, Квинт-Руф уснул в одной из комнат дома, который до этого дня принадлежал эннейцу.

Проснувшись под вечер, он снова отправился на поиски. Но и этот раз не принес результатов.

На третий день он встретил оправившегося от ранения гладиатора Фахми. Вместе они ходили по Энне в поисках Елены и Вириата.

И как часто бывает, когда ты думаешь о чем-то долго и это не даёт покоя, однажды они всё-таки встретили одну старуху, которую спросил, известно ли ей что-либо о рабыне Елена, у которой был ребенок и которую привезли из Нового Карфагена? На что та покачала головой. Но, когда Квинт-Руф уже отходил, он вдруг услышал крик старухи. Обернувшись, он вновь подошел и услышал:

– Прости, – сказала старуха, – я вспомнила: была у моего хозяина рабыня по имени Елена с ребеночком. Но то ли он её убил, то ли отправил куда-то – не помню. Кто-то говорил, что видел её мёртвой после наказания за что-то на мельнице. Многих тогда хозяин заморозил. А кто она тебе-то? – поинтересовалась она и поспешила уйти, посмотрев на изменившееся лицо Квинт-Руфа.

*

Шёл 618 год от основания Рима или

176 год Эры Селевкидов

(136 год до нашей эры).

* * *

ГЛАВА 4. Неожиданная встреча

Шел 615 год римской эры, седьмой день перед идами (9 мая 128 года до н. э.). По всей Римской Республике римляне справляли первый день Лемурий (праздник мёртвых душ).

Тем временем над Энной и её окрестностями витала богиня погребальных песен – Нения, проливая слезы над телами соотечественников. Уже три дня в Энну со всех окрестностей стекались рабы, чтобы принять участие в восстании. Среди них особенно выделялись сицилийские пастухи – их крепкие атлетические фигуры резко контрастировали с телами городских рабов. Закаленные аскетичной жизнью и вооруженные копьями для охраны стад, они составляли костяк отряда рабов-воинов, который набирал Артемион, друг Эвна, называвшегося царём Новосирийского Царства – Антиохом. Воинство победивших рабов уже готовилось к походу. Двое друзей-гладиаторов – Фахми и Квинт-Руф, услышав о войске, поспешили на площадь, откуда вместе с шестью тысячами восставших отправились на следующий день в поход под предводительством Артемиона. Оружия на всех не хватало, поэтому многие были вооружены серпами, раскаленными палками и даже кухонными вертелами.

Из Энны восставшие двинулись на Ассор, где их встретил небольшой римский отряд римских легионеров, охранявший город. Римляне заперли ворота и призвали на помощь всех способных носить оружие. Пока они занимались раздачей оружия, внутри города восстали рабы, которые перебили охрану у ворот и впустили восставших.

Ворвавшись в город, восставшие рабы без труда взяли верх над легионерами и свободными жителями, а затем, присоединив к себе всех городских рабов, двинулись на Агирт, который уже ждал восставших.

В первом сражении Квинт-Руф даже не взмахнул мечом. Но теперь, в Агирте, он одним из первых ворвался в город и сразу оказался в гуще битвы. Внезапно перед ним оказался римский центурион.

Римлянин с криком ударил Руфа в бок, но Руф успел прикрыться рукой и нанести удар в горло врагу. В тот же миг он почувствовал жгучую боль в руке, а затем получил еще и удар камнем в грудь…

Когда Квинт-Руф очнулся, он увидел вокруг лишь тела убитых. Рука его кровоточила, и от потери крови кружилась голова. Шатаясь, он подошел к колодцу, промыл рану и перевязал её своим хитоном. Выйдя за ворота, нарвал травы и приложил к ране.

Восставшие расположились в городе на ночь. Для Квинта-Руфа это было спасением – иначе он не смог бы идти дальше. Утром он, почувствовав себя лучше, двинулся с ними.

Бредя по улицам, он видел, как рабы добивали уцелевших жителей, независимо от пола и возраста. Он наблюдал, как рабы занимали дома своих бывших хозяев, выбрасывая на улицы и сжигая ненужные вещи.

Было непривычно видеть рабов в одежде знатных сицилийцев – они всё равно выглядели как рабы. Всё вокруг казалось неестественным: радостные лица победителей и предсмертные крики жертв. Если бы знали люди, жившие мирной жизнью еще несколько дней назад, что их жизнь будет в руках их рабов!

Вскоре у Руфа зажила рука – рана оказалась не сильной, и он, чтобы не быть так легко раненым снова, снял наручи с какого-то убитого римского легионера и надел их.

В следующей битве, которые следовали уже одна за одной, под его мечем пал один из римских воинов-триариев, доспехи которого Руф также взял себе.

Так поступали все восставшие, поэтому после каждого боя на поле оставались лишь голые тела побежденных римлян. Всё оружие, доспехи и даже нижнее бельё – всё уносилось с поля боя.

У самих римлян было также правилом приносить домой доспехи убитых врагов как трофеи. Теперь же, врываясь в дома римлян и сицилийцев, воины – бывшие рабы снимали со стен доспехи, а потом уже искали деньги, золото, серебро и прочее.

Артемион вскоре превратил неорганизованную массу рабов в подобие армии. Он разделил всех по принципу, который применял царь Антиох III. Восставших, которых было уже около десяти тысяч, разделили на десять частей по 950 человек. Кроме того, выделили пять сотен человек, которые были на конях и составили конницу. Кроме того, из бывших гладиаторов Артемион набрал себе личную охрану. Одними из его телохранителей стали Руф и Фахми. Организация армии вместо толпы была затеяна вовремя, так как на десятый день восстания, когда войско рабов подходило к городу Палике, против них выступили три манипула, сформированные на Сицилии для Нумантийской войны, и ожидали отправки. Кроме того, против восставших выступили жители-канабы (гражданские поселения, выросшие вокруг крепостей, занятых легионерами, населенные римскими гражданами и отслужившими римскими солдатами).

Артемион построил своих воинов так: все девять частей он выстроил в одну линию. По фронту в каждой части стояло по 50 человек, а в глубину – 19 воинов. На флангах было по 250 всадников.

Военачальник римских легионеров выстроил свои части следующим образом: два манипула впереди, один – отборный из триариев – между ними сзади, а канабы и эвокаты (лат. evocati) (воины-сверхсрочники) – по флангам.

Восставшие первыми начали сражение: по приказу Артемиона вся линия двинулась вперед. Линия восставших была намного шире, поэтому вскоре легионеры оказались в кольце армии восставших. Однако чем сильнее сужалось кольцо, тем меньше стройности было в рядах восставших. Полетели дротики и камни из пращей. Затем канабы напали на первые ряды сужающегося кольца, окончательно расстроив ряды рабов, которые устремились на врагов лавиной, давя друг друга.

Манипулы римлян, стоявшие сначала порознь, слились в одну непробиваемую стену, ощетинившуюся, как еж, копьями. Те из восставших, кто был в первых рядах, уже не могли остановиться, так как на них давили сзади. Они, как яблоки, насаживались под давлением своих же товарищей на копья легионеров. Но этим они сломали стройность стены, и новые волны восставших начали вливаться в образовавшиеся бреши. Завязалась рукопашная схватка, где римляне были сильнее. И только благодаря численному превосходству восставшие одержали верх.

Дважды несколько десятков римлян вырывались из кольца, но их настигала конница стратега Новосирийского царства – Артемиона и уничтожала всех до последнего. Наконец, когда последний легионер был мертв, Артемион вновь построил свою армию и, прежде чем отпустить всех на отдых, приказал начальникам отрядов пересчитать оставшихся в живых.

Итак, после пересчета, он выяснил, что рабы потеряли 2000 человек, тяжело ранеными и павшими в бою!

Пока победители отдыхали, Артемион в сопровождении телохранителей решил объехать место боя. Подъехав к одному из легионеров, судя по доспехам – триарию, он залюбовался его доспехами и фигурой. Этот воин был похож на Геракла, изображенного в храмах. Он лежал, широко раскинув руки, в которых сжимал щит, разрубленный надвое и сломанный меч. На нем были превосходные медные доспехи, сияющие в лучах солнца. Возле него в самых неестественных позах лежали пять убитых им рабов. «Да… сильный человек!» – подумал Артемион и, обратившись к старшему охраннику – македонянину Филиппу, сказал:

– Поднимите этого воина, пусть его прах будет захоронен вместе со всеми.

Четверо воинов из охраны Артемиона, в том числе Фахми и Руф, слезли с коней и подошли к распростертому легионеру. Филипп наклонился над ним, чтобы снять шлем… и вдруг римлянин ожил – он схватил Филиппа за шею и, притянув к себе, проткнул его обрубком меча.

Затем, из положения лёжа с силой ударив ногой Руфа и другого телохранителя и вскочил на ноги. Оставшись один на один с Фахми, оживший враг ударил его остатками щита в лицо и убил бы другим ударом, если бы Фахми не отпрыгнул. В это время вставший на ноги Руф метнул во врага свой меч, одновременно с ним другой телохранитель, сидевший на лошади рядом с Артемионом, метнул дротик. Сицилийский «Геракл» охнул и замертво упал, пронизанный дротиком в и мечом, вошедшими ему между лопаток.

– Возвращаемся! – крикнул Артемион и повернул коня в сторону лагеря.

Уложив тело Филиппа на лошадь, все, не говоря ни слова, с подавленным настроением поехали обратно.

Когда войско рабов отдохнуло и было готово двинуться дальше, Артемион вышел вперед и произнес короткую речь:

– Друзья! Сегодня у нас был первый большой бой. Вы сражались мужественно, но впереди еще много таких битв. В этой мы потеряли каждого пятого воина! Раз уж Народное Собрание выбрало меня стратегом, я буду командовать до конца похода. Сейчас вы построитесь по отрядам, в которых были до боя. Если ваш начальник убит или ранен, вы выберете нового и будете беспрекословно ему подчиняться. Если начальники, выбранные мной, остались, подчиняйтесь им. На привалах все должны находиться рядом со своими отрядами. В каждом отряде назначайте пять человек на ночь для караула. Невыполнение приказа будет караться смертью, как и побег с поля боя.

Развернув коня, Артемион поскакал вперед по дороге к городу Менен.

К этому времени в руках восставших находились такие города Сицилии, как Ассор, Центурипы, Агирт, Мацелла и Капитониана. Чтобы прокормить своё многочисленное войско и обеспечить будущее занятых городов, Артемион приказал не трогать тех свободных сицилийцев, которые занимались земледелием, и не уничтожать мелкие виллы. Это решение укрепило власть восставших в занятых ими городах. Теперь, когда войско уходило, Артемион был уверен, что жизнь в городах пойдет своим чередом.