Из кладовой памяти…
© Леонид Куликовский, 2025
ISBN 978-5-0067-8884-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Леонид Куликовский
Леонид Феликсович Куликовский родился 14 января 1956 года на прииске Крутой, в двенадцати километрах от Магдагачи. Вскоре прииск был закрыт, и жители его переехали в посёлок. Детство провёл среди лесов, рек и озёр, какие в обилие были на Крутом. Читай книгу «Мозаика детства».
В 1963 году пошёл в первый класс школы №156, старое здание школы, несохранившееся (рассказы «В первый класс», «На квартире коммунальной», «Контуры прошлого»)
В 1971 году после восьмого класса перешёл в среднюю школу №155 и закончил успешно в 1973 году (рассказ «Другая школа», «Уходящий в будущее»). В этом же году поступил в высшее учебное заведение, политехнический институт в городе Томске (повесть «А ты помнишь?..», очерк «ДОМОЙ! Магдагачи»).
В 1978 году служба в рядах Советской армии, в городе Новосибирске. После демобилизации вернулся домой, в Магдагачи. Работал один год помощником машиниста на железной дороге при магдагачинском локомотивном депо (рассказ «Перипетии жизни»).
По окончанию института служба офицером в Вооружённых Силах Советской армии (Белорусия) рассказ «На руинах отшумевшей жизни». После увольнения в запас, переехал жить в Украину, город Кировоград (Елисаветград).
Работал инженером-конструктором, предпринимателем, заместителем генерального директора товарно-сырьевой биржи, менеджером по продажам в сельском хозяйстве, после выхода на пенсию подрабатывал таксистом, работал пожарником во время учёбы в институте.
Имеет троих детей: дочь, сын, дочь.
Начал писать в 62 года.
Первая книга «Мозаика детства» написана в 2021 году.
Вторая «Контуры памяти», в 2022 году.
Третья «Центры притяжения» – в 2025 году.
Начал писать четвёртую книгу «Чувство сопричастности».
Лауреат конкурса «Лебедь Белая 2024». Первое место в разделе эссеистика. Международная гильдия писателей.
____________________
ПОСВЯЩЕНИЕ
КНИГА «ИЗ КЛАДОВОЙ ПАМЯТИ…» ПОСВЯЩАЕТСЯ ВСЕМ МОИМ ЗЕМЛЯКАМ, ДРУЗЬЯМ ДЕТСТВА, ОДНОКЛАССНИКАМ И МИЛЫМ СОСЕДЯМ, ПАМЯТЬ О КОТОРЫХ ХРАНИЛ, ХРАНЮ И БУДУ ХРАНИТЬ…
____________________
ЭПИГРАФЫ
«Я не могу не откликнуться на зов прошлого, того прошлого, чья связь с нами становится все тесней по мере того, как оно все более от нас отдаляется…».
Из письма Тютчева Фёдора Ивановича Блудовой А. Д.
«Да, столько впереди интересного, важного, что хотелось бы рассказать, а не могу оторваться от детства, яркого, нежного, поэтического, любовного, таинственного детства. Да, удивительное было время»
Толстой Лев Николаевич Воспоминания гл. 8.
«Я теперь занят эпизодом в мою книгу: я пишу сказку, которую в детстве я знал наизусть и рассказывал на потеху всем, со всеми прибаутками сказочницы Пелагеи. Разумеется, я совершенно забыл о ней; но теперь, роясь в кладовой детских воспоминаний, я нашел во множестве разного хлама кучу обломков этой сказки…»
Аксаков Сергей Тимофеевич сыну Ивану Сергеевичу
________________
СЛОВО О КНИГЕ
* * *
В ваших руках книга «Из кладовой памяти», написанная Леонидом Куликовским, магдагачинцем, земляком. Книга солидная, с иллюстрациями, подобранными точно по характеру и настроению повествования; встроенными строками из стихотворений, сопровождающих поэтические описания природы. Чтение, начавшееся с короткого стихотворения в прозе «Мы здесь и там каждым атомом», прерывать не хочется, оно захватывает, увлекает в мир детства, природы, красоты, доброты… Всё было так, со звуками, красками, картинками.
В его рассказах много света, сердечности, душевности. Автор говорит о себе, о своих чувствах, о своей семье, о жизненных ценностях, о радостях и горестях, о теплоте родного дома. Сколько же тепла и любви в этих рассказах! Живой, лёгкий, образный и красивый русский язык, искренность; всё это погружает в мир радости от общения с героями рассказов. Повествование в рассказах и очерках пронизано чувством настоящим, не надуманным. Живут герои рассказов в том же посёлке, что и семьи читателей, ходят по тем же улицам, заходят в магазины, в клуб железнодорожников, на каток, в парк, идут на железнодорожную станцию, слышат перестук вагонных колёс, дышат ароматом тайги и нагретых шпал.
Магдагачинцы смогут прочитать о себе, потому что для автора и его читателей неизменными остаются главные ценности: дом, семья, родная земля, сопки приамурья, тайга. Леонид не просто рассказывает, он постоянно анализирует, размышляет. Делает это автор ненавязчиво, не заставляет следовать его мыслям, но призывает задумываться над многими сторонами жизни. В его размышлениях я нахожу много полезного для себя, для своих детей. Наши потомки смогут прочитать о нас с вами, какими мы были.
Вспоминается мне: несколько лет назад в одной социальной сети, где начали появляться рассказы Леонида, я увидела небольшую статью о наших магдагачинских лесных и луговых цветах. Поразило всё: красота слова, точность в описании и, самое главное, особое любовное отношение к тому, о чём написано. Это был рассказ Леонида. С тех пор старалась каждый день открывать интернет, чтобы найти написанное этим человеком. Постепенно мы начали переписываться, общаться. Оказалось, что Леонид родился в Магдагачи, учился, жил, работал в депо. Сейчас он живёт на другом конце планеты. Но! Он сумел сохранить трепетно-трогательное отношение к родине, к землякам. О чём пишет? О себе, своей семье, о Магдагачи, о русских писателях, о вере, о ценностях жизни. В первой книге, посвящённой детству, меня удивило слово Мама. Всегда с большой буквы! И не нужно лишних слов, всё понятно о нём (авторе), о семье, об отношениях в семье. Пожалуй, только ему я могу рассказать о детстве, о далёком счастливом времени, потому что мы с ним земляки: мы дышали одним неповторимым таёжным воздухом, ходили по одним дорожкам, впитывали один «воздух родины особенный». Д. С. Лихачёв сказал, что «человек крепче хранит память благодарную, чем память злую». Леонид своим талантом эту память облагораживает.
«Центр притяжения», так называется один из рассказов Леонида Куликовского, вошедших в сборник «Из кладовой памяти». И в самом деле, центром притяжения для автора стали события, которые связаны с небольшим рабочим посёлком в Амурской области. Центр притяжения – посёлок Магдагачи!.. Этот сборник полностью посвящён посёлку, каким он помнит, каким вошёл в него с малых лет и какой навечно закрепился в памяти своим домом, улицами, клубами, друзьями, соседями, в которых мы узнаём себя. Мир детства, завораживающей природы, радостной красоты, доброты захватывает, увлекает.
Дорогие мои земляки, у ваших детей и внуков есть своя книга. Она о людях, проживших на нашей земле светлую и добрую жизнь, наполненную любовью. Вы узнаете в героях книги себя, своих родных и близких, потому что написано так, будто и о нас, и о них, и о главном в жизни.
Автор книги учился в школе №156 – рассказ «В первый класс»; школе также посвящён очерк «Контуры прошлого»; после восьмого класса перешёл в школу №155 – «Другая школа»; жил в посёлке – рассказы «В клубах», «Каток», «Весна в посёлке», «На рыбалку»; работал в депо – «Перепитии жизни» и другие рассказы…
Леонид – писатель вдумчивый, искренний, очарованный родными просторами. Благодаря ему, читатель получает увлекательное путешествие в мир, отделённый от сегодняшнего дня временем, а также материал для размышлений и своих воспоминаний.
Я с удовольствием думаю о той радости, которую принесёт книга Леонида Куликовского всем, кто любит родную приамурскую землю, кто любит знакомиться с людьми нашего прошлого и настоящего.
Наталья Конаш (Шуточкина)
* * *
В чём притягательность творчества писателя Леонида Куликовского?
Для себя я вывел это определение: все органы чувств без остатка задействованы, когда погружаешься в прочтение. Это ли не показатель мастерства! Ненавязчивая детализация, помноженная на поразительную память, изложенная в контексте детского мироощущения и восприятия, заставляет читателя с головой погружаться в авторскую развёрстку повествования.
Книга эта подобна «кладовой памяти», её мозаичной картине… Вглядишься во фрагменты и уже полно видишь игру в зоску со свинцовой пришлепкой, переводишь взгляд, и ты в другой картинке, где состязание в чику или пристенок, в итоге игры – медный, гнутый пятачок «Контуры прошлого»; далее – начищенные до блеска школьные с крючками под шнурки ботинки, отутюженный без складок алый пионерский галстук «Первое Мая!». При следующем чтении попадаешь под улыбающийся месяц, галантно подставивший свой изящный рожок нежной тучке, чтоб закружить с ней звездный «Майский вальс»; а колоритная учительница по физике – завуч, способная собою изображать молекулу, а ученика атомом, чтобы ему лучше доходила механика мельчайших частиц «В первый класс»; или соседка по коммуналке, пусть злюка и пьющая, но живая и мастерски изображённая «На коммунальной квартире». Шедевр!.. И невозможно умолчать о мальчишечьем кодексе чести «Дождь. Чтение»; костёр у речки, эти потрескивающие и источающие непередаваемый аромат шматочков сала «На рыбалку» – читаешь, видишь явь и сглатываешь желание самому отведать!..
К одному из рассказов я писал, здесь повторю: «Спокойно, без эмоциональных рывков выстраивает Леонид своё повествование. Получаешь наслаждение от прочтения. Великолепный слог, живописные картины природы, писатель мастерски одушевляет природу, наделяя её способностью к сопереживанию. И всё это подаётся с большой любовью! Да, и опосредованные размышления о нашем яростном жестоком мире лишены авторского морализаторства и гневливости. И это подкупает».
Писательское кредо Куликовского сродни высказыванию К. С. Станиславского: «Люби искусство в себе, а не себя в искусстве». Любовь к перевоплощению, когда у читателя возникает эффект своего присутствия в среде, создаваемых им, автором, литературных персонажей и помноженного на любовь к ним, героям, – это ли не высший писательский пилотаж?!..
Леониду подвластны все жанры. И это здорово! В любом его произведении – малом ли, масштабном, вдумчивый читатель до корней волос ощущает себя соучастником действа, сотворенного писателем Куликовским!
Василий Шарапов
____________________
МЫ ЗДЕСЬ И ТАМ КАЖДЫМ АТОМОМ…
Что нам видеть, пловцам, с того берега? Шаткий очерк родного холма!
Взятый скарб разбирать или бережно, Повторять, что скопила молва!
Мы ли там? иль не мы? каждым атомом Мы – иные, в теченье река!
Губы юноши вечером матовым, Не воскреснут в устах старика! [1]
Бывало такое?
Вы стояли возле своего Дома в детстве?
Наблюдали, слушали звуки его?..
Они неприхотливые, незамысловатые, самые что ни есть простые, бытовые.
Где стояли? а всё равно где, там и хорошо будет.
Главное, чтобы было всё слышно и почти всё видно, почти… Если не видно, то всё фильмом перед глазами, заучено наизусть…
Не стояли, не слушали?..
Ну, так постойте, послушайте, сбегайте в воспоминание. Оно Ваше такое, какое есть, не отнять, не изменить, не переписать.
Вслушайтесь в пробежавшее, неповторимое в сути своей, там много всего, что захотелось бы вновь ощутить, потрогать, посмотреть и услышать…
В возрасте детском такого не понять, не прочувствовать, а в зрелости, вы такие, что были тогда, и другие, вы взрослые, детством воспитанные, пропахнувшие им, просто жизнью пронизаны…
Вы временем обвешены, знанием обременены и воспоминаниями загружены…
Вы видите?! Вы слышите?! Вы чувствуете?!
Улица, далью лет скрытая, детством и юностью овеянная, ребячьими криками заполненная…
Затерялась в памяти своими домами и заборами, зимами и морозами, друзьями и соседями, вечерами и лунами, да лаем собак…
Чередою образов встающих в сознании, проявляясь ясными, живыми картинками, нанизанными на бусах времени…
Зима…
Снег небольшой, идёт медленно, большими хлопьями, укладывается на всё, что под небом, теряется привычность взгляда, обновляется.
Смотрю на Дом, мой Дом.
Сруб деревянный, наличники голубые, завалинка охватывает по низу, для тепла.
Поленница дров вдоль забора, на улице, ведь никто не возьмёт, посовестится.
Стоит в огороде стог, весь в снегу, а вокруг всё утоптано конём и видны собачьи следы, порезвились, однако, день-деньской стоял лай. Облаивал коня до надоедливости, до хрипоты своей. Знать любит его!
Стайка старенькая к земле присевшая, вся скромная, застенчивая, а в ней…
Пофыркивание коня, да глухое мычанье из нутра рождает корова, слышные её тяжёлые вздохи, зовёт хозяйку, доиться пора, молока прибыло…
Явственно представляется медленное пережёвывание сена.
Кто-то подошёл к колодцу, лязгает цепочка, ведро полетело вниз, послышался удар видимо о лёд, что урожайно нарос по стенкам колодца, затем цепь натянулась и, чуть поскрипывая, давно смазанным воротком «скрип-скрип…» ведро потянулось, задевая наросший лёд, чиркая, коловоротом наверх.
Потом всплеск, и полные вёдра чистой, прозрачной воды повисли в чьих-то руках.
Рядом повизгивая, крутится чёрная с прогалинами собачонка, вся радостная, что увидела своего, для неё родного, и всячески оказывает посильную собачью преданность.
При этом внимательно заглядывает в глаза и виляет хвостом так, что за ним и сам зад собачий ходуном ходит, то кто-то из родных вышел к колодцу за водой.
Следом раздаётся стук топора, рубят толстые поленья для растопки печи и вот уже совсем скоро маленькой тоненькой струйкой потянулся дымок из трубы, пахнуло смолой листвянки, пошла тяга…
Вскоре дым пошёл споро, клубно, и взвился вверх.
Хорошо видно его на фоне зимнего неба, морозно кругом…
При морозе дым свечой вьётся в небо и там пеленой рассыпается и неторопливо исчезает в поднебесье.
Ещё не темно, но серость вечера всё-таки медленно и уверенно наползает на день, он пятится, сопротивляясь, отползает куда-то и прячется до завтра.
Какой-то миг и темень уже охватила округу.
Там и здесь в домах зажигается свет.
Светящих окошек становится всё больше, там жизнь своя течёт, бежит по руслу проторённых дорожек, крутится, вертится…
Упали по снегу жёлтые пятна света от окон, временами перечеркиваясь хождением жильцов в избе.
И лай собак, куда без него…
А на небе вдруг начинают проступать светящиеся точки, из каких-то грандиозных глубин они врываются своим неземным светом к нам на маленькую планету, к нам домой, на нашу зимнюю улицу.
Улица наша тоже освещена этим неземным светом, а значит и очевидец этого…
Подобно поплавкам светящимся они выпрыгивают из бездн бесконечности, загадочные и непознанные в своей далёкости.
Через мгновение или несколько минут, что за диво! выхватывается на небе уже целый сонм звёзд.
Сколько их?.. Миллионы, миллиарды?.. Сколько?..
Через всё небо разметался хвост космического чудища, что пролетел над галактиками и оставил свой шлейф млечного пути.
А точек всё больше и больше, не сосчитать…
Уж! какой раз пробуется, напрасно всё, счёт сбивается, и сокрушаешься поэтому, почему не получилось?..
Заворожён, очарован великолепием и глубиной непостижимого, убегающего в беспредельность сущего, не высказать!..
Поразительно, но звук возвращает разгулявшееся воображение назад, на улицу…
Где-то недалеко под самым этим небом слышится скрип снега, да, да хруст морозного снега.
Спешит путник в тепло, к очагу, к ужину, а главное к родным.
Его совсем не видно только звук, только скрип снега под валенками спешащего домой человека.
По пути его всенепременно облаивают собаки, они вдруг встрепенулись, заголосили, причина же есть, вот пешеход, он вторгся в их тишину, тревожит их, как он посмел…
И не без этого, хлеб отрабатывают, а потом колотун и стынь вокруг, брехнул в пространство и гляди…, высказал признание хозяину, мол, сторожу, и теплее стало.
Начинается перекличка, любимое зимнее занятие «цепных» сторожей, даже захудалый, ленивый пёс тявкнет, не забудет. А тут и луна приспела, как не повыть, да не полаять на неё…
Луна!..
За домами выплывает пятном жёлтым, с кругом вокруг, она в диске, что за диво?
Необычно как-то!..
То преломление лучей небесного светила и разложение в спектр лучиков в мельчайших кристалликах льда, что носятся в пространстве небесном.
И её свет из глубин теряющихся, да прямо на простую поселковую улицу…
Размах жизни! из пространств, да прямо на нас…
Что такое?.. что за грохот? где-то почти рядом ритмично застучали колёса бегущего поезда, однообразным аккордом куда-то вдаль помчался товарный, а может и пассажирский.
Он почти рядом, но нет, то обман морозного воздуха сказывается.
Смотрю на Дом, мой Дом…
Размеренная жизнь.
Там тепло, уютно, там Мама, Отец и сёстры, там пахнет щами, жаренной картошкой, немудрёное блюдо, от Мамы коровой и молоком, там пахнет котом, пахнет Домом, как же я соскучился по нему!
«… Домой!», – пронзает зиму чей-то зов… «… Домой!», – повторяет не понятно где зовущий…
Меня ли зовут, понять не могу, возможно, друга, а может и на соседних улицах крик раздаётся: «Домой!»
«… Домой!»
Туда в уют, в тепло и ничего, что поворчат, так надо, без этого никак нельзя, такое ворчание сейчас слаще музыки всякой…
Ворчите…
Уклад жизни, всё так, как положено, временем, веками положено…
Но вот всё меняется, куда-то уходит…
Сейчас звуки другие или охват восприятия ужался.
Был детский живой, запоминающий, а сейчас взрослый и как-то совестливо мелкий…
Мы стали стыдится перед такими же взрослыми восторгаться красотой, выражать чувства вслух к живому, славному, чудному и поэтичному…
Забываем мы, что каждый человек, подобен Ему, о котором всуе не говорится…
Где это ВСЁ?..
Всё слышится через время и целую жизнь зов детства – «… Домой!»
Бывало такое?..
Вы стояли возле своего дома в детстве?..
ноябрь 2021 года
____________________
[1] Строки из стихотворения Брюсова Валерия «Это я»
РАННЕЕ УТРО. В ПОСЁЛОК
Раннее утро… Поёживаясь от утреннего холодка и свежести, выбегаю на улицу, умываюсь и выгоняю из себя остатки сна и постельной лени. Рукомойник на улице, вода прохладная, налитая Мамой с вечера. Рядом крутится Шарик, тоже потягивается, выгибая спинку и сладко зевая. Сегодня едем с Отцом в районный центр, посёлок, расположенный в двенадцати километрах от дома, где мы живём на закрытом золотом прииске, жители которого частично уже переехали и все основные административные конторы тоже переехали в райцентр. Шарика не берём, он остается с Мамой, будет охранять наш дом и хозяйство. Посматриваю в сторону своего любимого места, где встаёт солнце. Жду его! Медленно выплывает из-за горизонта его шар. Наблюдаю… Не часто приходится так рано вставать и видеть его восход. Каждое явление природы чудесно и удивительно в детском восприятии, а восхождение солнца великолепно вдвойне! Много занимательного скрывается в этом действе. Меняются краски утра вокруг, освещение предметов ежеминутно сменяются, распускаются цветы, закрывающие свои бутоны на ночь. С появлением первых лучей, оживают птицы, да и я сам радуюсь несказанно всему, что происходит вокруг, я встраиваюсь саму канву течения жизни.
Солнце поднялось над соседним леском, облило своими лучами деревья, траву, цветы, которые не замедлили повернуть свои головки в сторону тепла и света родного светила. Встрепенулись птицы, расправили крылья, пёрышки и затянули свои неумолкаемые песни. Чириканье, посвистывание и трели огласили окрестности и вместе с лучами солнца в хоре, всё запело, зазвенело пробудившись. Как красиво и мило кругом в этом вечном водовороте жизни! Мне и хочется и не хочется уезжать, но дорога привлекает, много нового можно увидеть.
Мама нас накормила, Отец проверил ещё раз телегу, колёса, ось которых смазал солидолом, запряг коня. На «транспорте» уже с вечера накошенная трава, для корма коню. Я уселся на плащ, которым покрыта трава, чтобы не холодило и брюки влажными от росы не стали – знаю, пройдёт немного времени и всё высохнет. Всё готово и мы трогаем… Шарик завывает от горя… Привязан! Как так? Не берут его с собой? Ведь конь запряжён и уезжает!.. Папа натянул вожжи, цокнул по-особому (звук, понукающий коня трудно словами передать), прибавив при этом «Но!» и телега, покачиваясь на ухабах дороги и кочках, покатила послушная коню, а тот в свою очередь, послушный вознице. Оборачиваюсь назад и вижу Маму, стоящую возле крыльца дома. Правая рука её, прикрываясь от солнца, приподнята ладошкой ко лбу, всё стоит и смотрит… Грустно как-то, хочется поплакать… Так я и делал… Под стук колёс и скрип телеги я тихо, чтобы не слышал Отец, плакал о чём-то грустном, несбывшемся, необъяснимом, о чём? А я и сам не смог бы ответить, но что-то томило меня, звало куда-то, одновременно, прощаясь… Много раз приходилось уезжать из родного дома, а Мама, провожая меня, всё оставалась у крыльца, у ворот до тех пор, пока я не скрывался из виду. Сквозь пробежавшее время и годы до сих пор слышаться её тихие слова молитвы, благословляющие в дорогу: «Господи, спаси и сохрани! Господи, благослови!» Фигура, одиноко стоящая, меня и приводило в такое состояние.
«Спаси и сохрани!..»
Дорога от дома, после изгородей заворачивает налево и попадает в лесок. Ели, густо растут друг к другу, создают сплошную стенку, не проходимую для лучей солнца. Здесь ещё хранится прохлада утра. За ельником следует марь, местами труднопроходимая, приходится коня брать под уздцы и вести более сухими безопасными. Меня обилие картин отвлекает, начинаешь сосредотачиваться на увиденном… Лучи солнца пригревают, становится жарковато, и я решаюсь скинуть тёплую одежду. Смотрю на происходящее предо мною, как в первый раз. Мелкие птички вспархивают из травы, кузнечики разлетаются в стороны, куропатки внезапно вылетают из насиженных мест… От этого конь шарахается в сторону, пугается, но быстро приводится в норму опытной рукой и голосом Отца. Проехав марь, мы подъезжаем к горке. Мне она интересна тем, что на вершине построена геодезическая вышка (я и выговорить название её не мог), вершина которой видна издалека. Строение её просто, а мне представляется она загадочной… По лестнице, расположенной внутри строения, попадаешь на площадку, с которой видны окрестности на далёкое расстояние, видны пространства, где я ещё не был… Там в далёкой дали интересно и завлекательно, там, рисуется мне, много необычностей…
Перед горой мы всегда останавливаемся возле ключа природного. Вода бьёт из-под земли и всегда холодная. Мы осторожно пьём, чтобы зубы не ломило и горло не застудить. Набираем студеную воду в подготовленные ёмкости и начинаем подъём в гору. Он трудноватый для запряжённого коня, для облегчения повозки, идём пешком. Слева показалась вышка, значит мы на вершине! Дальше будет легче… Спуск более пологий и путь наш петляет по лесной дороге, которая рассекает тайгу на две половины. Далее мы попадаем на луга, покрытые обильно цветами и травами, цветов много, разных, от этого красота его, луга, только возрастает. Лёгкий нежный ветерок временами приносит чуть больше, чуть меньше ароматов цветущих лугов… И везде, в воздухе, звучит симфония голосов птиц в сочетании со стрекотом кузнечиков. Песня жаворонка звонкая в виде непрерывной быстрой трели, протяжный тонкий свист овсянки, синицы громкая трель, заканчивающаяся как бы треском… Звуки непередаваемы, они завораживают, правда сюда примешивается скрип телеги и фырканье коня, но это ничего, не портит песнь жизни. Под эту песнь поспать бы, но расслабиться и уснуть не удаётся, под колёса, всё чаще, попадаются камни, кочки и телегу постоянно лихорадит на ухабах. Скоро будет посёлок, осталось немного… Конь мотает удилами, пофыркивает, бежит, не ленясь. Скоро хозяин даст отдых и травы вдоволь…
В посёлке, заезжаем в гости к дяде Роману, папиному брату. Дом его находится недалеко от въезда в посёлок, конечный на улице, названной в честь самого великого вождя всех народов. Улица перед окончанием раздваивается, налево уходит к аэропорту, а прямо в самый раз к дому моего дяди… Он всегда с шуткой и улыбкой под мохнатыми чёрными бровями, при абсолютно белых седых волосах, встречает нас.
– А-а!? Маёр приехал! – приветствует он возгласом.
Меня всегда, почему-то называет «маёром», почему? Не знаю! Может от воинского звания майор? Но я привык, «маёр», так «маёр»… Черты моего дяди правильные, резкие, он даже красивее моего Отца. Папа немногим мягче своего брата, и чертами и характером, лицо слегка шире. Пока Отец распрягает коня и даёт ему заготовленный корм, они перебрасываются короткими фразами о своих новостях, делятся какими-то впечатлениями… Мне интересно наблюдать за ними, они родные братья, очень похожие и в тоже время разные. Между ними год с небольшим разницы в возрасте и дядя чуть ниже ростом, он младше… Общаются уважительно, обходительно друг с другом. Не удивительно, столько вместе прошли, такое пережили, остались едва живыми… Видимо хранил Господь.
Собака встретила нас громким лаем, её убрали под навес, но она и там всячески облаивает. На неё шикают, но бесполезно. Рвёт и мечет! «Чужие» посмели забрести на её территорию, да ещё и другим псом пахнут. Это никуда не годится…
– Славно отрабатывает свой хлеб, – замечает Отец и улыбается, а я бы подошёл, но боюсь, может укусить, ведь на лбу у меня не написано, что свой, племянник его хозяина. А-а-а! Что взять-то с него, одно слово – пёс… То ли дело у меня, Шарик, друг мой развесёлый!
Вышла тётя Клава, пригласила в дом, чай пить, пока обед готовится. Заходим… В доме пахнет не так, как у нас, и дом больше нашего, немудрено, покупался для большой семьи. Просторные сени, там и останавливаемся, лето на улице, а в сенцах полумрак и прохлада, на полу половики разноцветные, уютно… Здесь я не первый раз, но чувствую себя в гостях, я всегда был прилипшим к своей семье, к Маме, а если её рядом не было, к Отцу или к сёстрам и больше никто не мог меня очаровать, даже родной дядя, ни с кем не могли оставить, ни на миг. К стыду своему, я закатывал такой скандал и поднимал рёв, что ничего не оставалось делать, как брать меня с собой… Никакие уговоры ни к чему не приводили, решимость моя была стальной, а воля непошатной. С улыбкой пишу сейчас эти строки, сын такой же рос, ему нужны были только мама и папа, бабушку и дедушку любил, родителей жены, но мы были в гораздо большем приоритете. «Что за ребёнок? Остальные дети как дети, любят оставаться у нас, а этому подавай только родителей», – недоумевали они…
Перекусив наскоро, оставив коня у дяди, мы отправились с Отцом сначала по делам, которые требовали немедленного решения, в центр, а потом к моим сёстрам, они жили недалеко, метрах в двухстах, в двухэтажном доме, но об этом ещё будет рассказ, а пока вернусь к родным братьям, замечательные были люди они. Не писал ранее, а обойти невозможно о том, что они оба обладали такими красивыми голосами, что на праздниках, когда случалось застолье, если они начинали петь, то все смолкали и затаённо слушали их… Сейчас бы послушать Вас, мои родные, послушать не только песни душевные, но и рассказы ваши о жизни своей. Рассказали бы Вы о том, как пригнало Вас из Белоруссии в товарных вагонах бесовское племя, строившее светлое будущее на костях ваших. Как пережили Вы страшное время тридцатых? Спросить бы! Да некого… Вы и теперь вместе покоитесь под нежным светом белых берёз, недалеко друг от друга… Сколько уж лет шумят над Вами берёзы и плачут дождями тучи, давно ушли Вы от нас, детей своих… Скажите, Вы нашли покой, вечные труженики? Как Вам Там?.. Но глухо ухо наше… Царство Вам Небесное! Мы помним и любим Вас!
Возвращались мы поздно, когда вечер уже касался нашего края. Луна, светившая сквозь ветви деревьев, поднималась из-за леса и бежала с нами по пути… Куда она стремилась, ко мне или по своей надобности? А вместе с ней, не отставая, бежала и тень от коня, телеги и фигуры Отца на телеге… Начиналась чудная летняя ночь, виденная мною много раз, но в этой было что-то особенное. Что? Не знаю… Быть может, я думал так о каждой ночи, что они особенные, может быть были какие-то особенные мысли мои, скакавшие с одного предмета на другой и часто на одном долго не останавливаясь. Я смотрел на луну и вспоминал ту, которая всходила над леском, где жили Алейниковы, виденная от нашего дома. Там она вставала и шла по небосводу мимо, а эта бежит за нами. И чем быстрее мы ехали, тем быстрее она следовала за нами, а когда остановились, то и она остановилась, в нетерпении ожидая нас… Зачем? Охраняла нас? Что ей надо было? И когда тронулись опять в путь, тронулась и она… Я лежал и смотрел вверх… Убегающее небо, свет блеклых звёзд, при яркой луне, сама луна… Была в этом какая-то торжественная красота непостижимого… Добавлялась прелесть мягкого скрипа телеги, фырканье коня, сидящая фигура Отца на фоне этого далёкого неба, всё складывалось в своеобразную гармонию вечера… Хорошо-то как! Телега катила дальше, вот и гора, а дальше ключ со студеной водой и начинается марь… Скорее бы домой, скорее… Вспомнил Маму, провожающую нас, скулящего Шарика… Они ждут нас! Вот сейчас сию минуту стоят возле дома и вслушиваются в звуки вечера, не скрипнет ли телега и не послышится ли голос Отца: «Но-о!.. Поживей давай!».
И стало на душе как-то спокойно, езда укачала, набежавший сон сморил меня до самого дома. Очнулся от скулившего в радости Шарика и голоса Мамы. Я посмотрел на луну. Той, что бежала за нами, уже не было, а была другая, которая стремилась мимо нас по небосклону…
Куда?.. Зачем?..
____________________
В ПЕРВЫЙ КЛАСС
То было много лет назад.
Я тоже в первый раз,
С толпою сверстников-ребят,
Явился в школьный класс.
Сергей Михалков
Нас, маленьких человечков, привели за руку в стены нашей школы и ввели в класс. С трудом оторвавшись от моих сестёр и постоянно на них оглядываясь, я сел за парту и сложил руки, как показали, одна на одну. Я весь превратился в само внимание…
Я первоклассник! Ещё не осознавая в полной мере всю ответственность моего нового положения, я интуитивно чувствовал, что в моей жизни что-то серьёзно поменялось. Пожалуй, это было первое моё вступление в новую для себя роль… Это радовало и тревожило одновременно.
Так происходит в жизни и перемены должны случаться и должны обновляться окружающие люди, обстановка, предметы и увеличиваться требования к себе и окружающих к тебе. Перемена мест и желательна и необходима, чтобы всё естество наше не прирастала к одному месту, с которым срастается органически, мы как бы врастаем в него и от которого не так легко освободиться. Ценность перемены мест и частых передвижений в том, что ты не притягиваешься незримыми нитями к каждому из окружающих тебя предметов, и сознание не делается благодаря этому неподвижным. Тогда я ещё не знал, что эти перемены я с лихвою прочувствую на себе, и частые переезды станут естественным образом моей жизни.
Первый класс. Школа №156, май 1964 года. Я в верхнем ряду, пятый слева
Летом необходимо было подготовить документы для оформления меня в первый класс. Отец привёз меня в райцентр и мои сёстры должны были пройти со мной все инстанции по сбору нужных справок и пройти проверку моего здоровья у врачей. Родители оставались на Крутом, у них не было возможности оторваться от ежедневной работы. Несколько дней меня водили к докторам, где проверяли слух, зрение, горло, выслушивали сердце, стучали пальцами по груди, брали анализы крови и…, и всего остального… Мне нравились похождения по инстанциям и прохождения докторов, было весело, интересно и тем, что в нашей компании была девочка, моя ровесница. Она была младшей сестрой Олиной подруги. Подготовкой к школе также занималась её старшая сестра. Пройдя всё и вся, подготовив документы, Оля отдала их в школу и меня зачислили в первый «Б» класс. Назад к родителям, под кров родного дома ушли пешком, наслаждаться остатками беззаботной дошкольной жизни. Отца не ждали, когда он за нами приедет. Двенадцать километров одолеть без транспорта было привычным делом для сестёр, а я шагал бодро, стараясь и вида не подать об усталости. За работой на покосе, огороде, собирая грибы и ягоды, купаясь в чистых озёрах, загорая в свободное время, мы и не заметили, как пролетело лето и подошло время собирать себя морально и физически в школу.
…Итак, сидим за партой, молчаливы и сосредоточены, ни тени баловства или просто лёгкой шалости. Слушаем внимательно – требования, правила поведения в школе, расписание уроков и какие будут в ближайшие дни. Поглядываем на родных, они стали возле стены, наблюдая и слушая происходящее. Скоро они вышли из класса, и мы остались одни с учительницей Галиной Фёдоровной. С ней, с нашей первой учительницей, мы зашагали по школьным годам до пятого класса, изредка теряя нерадивых учеников, которые по неуспеваемости оставались «на второй год». Звучало, как приговор – «На второй год».
Попасть под этот приговор было одно из самых постыдных. Галина Фёдоровна умело вносила знания в наши лопоухие головы, да лопоухие, уж у меня – точно, соответствующие возрасту и уровню сознания. Мягкая, негромкая, в ней одновременно уживались и твёрдость и умение заставить себя слушать и внимать урок. Сейчас внимательно смотрю на её фотографию и, возможно впервые, понимаю, что была она красива, не той яркой сразу бросающей в глаза красотой, а внутренней, мягко проступающей из души. Была в ней какая-то особая притягательная сила…
Карасова Галина Фёдоровна, учитель начальных классов
– Мы писали, мы писали, наши пальчики устали. Мы немножко отдохнём, и опять писать начнём! – прерывая урок, Галина Фёдоровна переключала наше внимание, на так называемые, физкультминутки и после выполнения нами их, продолжала занятия по предметам. Многие запомнили эти «пальчики» на всю жизнь… Запомнил и я!.. Применялись эти физкультурные минутки по методике известного русского физиолога А.А.Ухтомского, который открыл чудесную способность организма человека настраиваться на выполняемую работу. Если учитель правильно использует эту способность, то он поможет ребенку более успешно трудиться на уроках чтения и письма. Эту же методику я замечал на детских концертах, когда внимание маленьких человечков, быстро рассеивается и начинает отклоняться от идеи концерта, тогда ведущий проводит с ними какую-либо игру… После переключения внимание возобновляется у юных зрителей…
Не раболепствовали мы перед учителями, а чинопочитали их, в хорошем понимании этого слова. Проходя мимо кабинета, где висела табличка «Директор школы» мы автоматически делались дисциплинированными, немного «правильнее»… Учитель приобретал в наших глазах именно роль Учителя, не преподавателя, не того кто отчитал свои часы и с глаз долой, а человеком способного не только донести знания, но и подвергнуть внутреннему преобразованию процессы мыслительного действия. Этого естественно тогда не знали и не замечали, только годы спустя, вспоминая и анализируя школьную пору, приходишь к подобным выводам, сколь многое дали нам учителя школ…
Старое здание, куда мы были зачислены в первый класс и которое по окончанию восьми классов покинули, перейдя в среднюю школу, не сохранилось. Оно было уютным и тёплым, с разветвлениями коридоров и «карманами» для сопутствующих помещений. Здесь учили преподаватели старой закалки, которые могли и линейкой «измерить» лысину, если она забывала, как надо вести себя. Нина Моисеевна, Любовь Алексеевна, Тамара Владимировна, Ольга Константиновна, Ирина Николаевна и другие, простите, что не всех упомянул. Умели учителя раньше создать понятие храма знания, коей и являлась школа.
Удивительная и колоритная Нина Моисеевна! Учила оригинально! До сих пор помню её уроки физики, когда она объясняла что такое молекулы и атомы. Себя представляла молекулой, а атомом какого-либо ученика – говорила:
– Видишь, какая я большая, а ты маленький по сравнению со мной и, когда ты сталкиваешься со мной (при этом она толкала ученика), то я передаю тебе энергию, – ученик отлетал от неё, но энергия памяти и благодарности об этой учительнице оставалась на всю жизнь.
Не забывала огреть линейкой зарвавшегося недоросля. Правду скажу, побаивались мы её, строга была. Она была завучем школы и провинившиеся ученики попасть к ней на «ковёр» считали за пренериятное наказание! Воспитание, право слово, было самым плодотворным у Нины Моисеевны! Одним оком поведёт, и ученик знал, как ему себя вести.
Никто никогда не жаловался родителям – виноваты-то сами.
Любой учитель мог сделать тебе замечания, а ты внимай и слушай и, чтобы бегать по школе, кричать, да ещё и в шапке?.. Преступлению было подобно, наказывалось тут же, на месте. Действенным наказанием было поставить «под часы». В центральной части школы, холле, висели часы, под ними и ставили провинившегося ученика. На перемене, при всех стоял проказник под улюлюканье собравшихся, но если ловили на «дразниловке», то рядом под часами оказывался этот смельчак.
При входе в школу со двора, сразу направо был буфет, притягательной силой обладал он и манил первоклашек вкусным чаем и коржиком, иногда кольцом, густо посыпанном какими-то вкусностями. Надо было сдать учительнице всего лишь десять копеек, всего-то…, но и они порою отсутствовали, а твои товарищи на перемене уминали за обе щёки эти самые коржики. Коржики – какая малость! Но как хотелось их! когда отсутствовали в кармане несчастные десять копеек…
Через годы и годы, вспоминая школу, учителей, хочется сказать: «Сердечное спасибо!», – и сделать низкий поклон Вам, наши дорогие Учителя! В нашей юности профессия учитель была не только уважаема, но и престижна. А многие учителя были от Бога.
Одесса, июль 2019 года
____________________
НА КВАРТИРЕ КОММУНАЛЬНОЙ
Два первых класса начальной школы жил я с сёстрами в коммунальной квартире. Общая кухня на трёх хозяев, мы занимали одну комнату, которая была закреплена за нами. Если не подводит память, предоставили её в пользование старшей сестре Ирине, а она на момент моего поступления в школу, уехала из Магдагачи и жила у родной тётушки в Кемеровской области. Позже, после окончания школы, к ней уехала другая сестра Оля. Там они и остались жить, появились семьи… К ним в городок Юрга я смог приехать только после девятого класса, в городок чистый и уютный, от которого веяло ухоженностью и провинциальностью.
Соседями по комнатам и кухне были, одинокая пьющая женщина преклонных дет и мужчина лет тридцати пяти. Работал он на железной дороге путевым обходчиком в бригаде, проверяющей пребывающие составы, вдруг где-то колёсная пара имеет дефект. Помню ощущение, с которым провожал его на работу, в зимнее время, в ночную смену… Мороз понижал отметку на градуснике ниже тридцати. Смотрел я в окно на горящий багровым пламенем закат, на узоры инея на окне, слушая тревожные сигнальные гудки паровозов, ко мне закрадывалась жалость… Как можно работать в таких условиях? Был он безобидный, даже с заботливым участием к нам, детям, чего нельзя было сказать о женщине… Она по какому-то праву, понятному только ей, посчитала себя хозяйкой на кухне и частенько высказывала вслух своё недовольство. Молча, сёстры и я, выслушивали её продолжительные «разговоры» о том, какими нам надо быть в её понимании. Оля пыталась что-то возражать ей, но тем больше доводила нашу соседку до белого каления. Что сильнее распаляет разнузданных людей, как то, что они не получают достойного отпора, никто не «разговаривает» на их языке.
Дом, в котором мы жили, был двухэтажный, деревянный с двумя подъездами. По улице, на которой стоял он, было десятка два. В зимнее время дома отапливались дровами, и весело струился над ними дым, окутывая окружающее, дурманящим запахом готовящейся пищи и мы знали где, у кого, что вариться. Даже, если дома было приготовлено тоже самое, то хотелось, страсть, как хотелось поесть у соседей и часто это удавалось… Все знали друг друга, про всё знали друг о друге, мы были как на ладони, поэтому отношения царили, в основном, добрососедские, но не без исключений… Наш дом был последний, по правой стороне, как идти к аэропорту, сейчас его нет уже, снесли… Многие подобные дома, стоят полуразрушенные, пугают жителей своей пустотой, нежизнью, глазницами пустых окон. Детский смех, перемол прохожих бабскими языками, обстоятельный разговор мужиков, сидящих на брёвнах, курящих самокрутку с махоркой, сплёвывающих попавшуюся крошку наземь, переместился в другие дома. Той беззаботности, что царила выходными днями уже нет. Время закрутило в вихре по добыче прибыли, а многих заставило добывать в поте лица хлеб насущный, с трудом сводя концы с концами.
В один из весенних дней я пришёл со школы радостный, на уроках у тебя всё получается, тебя похвалили:
– Молодец! – сказала Галина Фёдоровна, учительница наша.
Внутри играет музыка от всего сказанного тебе, прекрасного вокруг и все люди вызывают любовь и доверие… Вы же помните такое состояние! Потолкался с ребятами нашего двора. Время было в начале весны, когда полно и сильно она охватывает природу, всё вокруг пахнет по-другому, по-весеннему… Вся детвора в это время высыпает наружу из домов и квартир, заставить сидеть в помещении не представляется возможным. В этом же доме на площадке по этажу жила моя двоюродная сестра Лилия, дочь дяди Романа. Радостный, с весны зашёл домой и с порога ударил в нос стойкий запах алкоголя, я вжался в себя, мигом проскользнул в свою комнату… Буду ждать своих сестёр. Знал, чем оборачиваются подобные «запахи» – для нас скандалом.
Пришли Оля с Валей со школы, и выползла из своей конуры «хозяйка». Как противны пьяные люди, нужно ли рассказывать… Наша соседка завелась с пол оборота, причину подыскала заранее, видимо накопилась у неё тёмная энергия и надо было ей выплеснуть на кого-то. И случай такой подвернулся, можно оторваться на моих сёстрах… Вот у кого можно подзарядиться чистой и здоровой энергией, выкинув свою отрицательную… Такие люди являются по своей сути энергетическими вампирами. Энергетический вампиризм – это расхищение чужой энергии, то есть силовой забор энергии у людей. Часто можно встретить в источниках, что вампиризм по сути своей является заболеванием, которое буквально заразило человеческие взаимоотношения. В его основе – бездуховность людей. Каким образом люди могут выйти из этого состояния? Только меняя свою энергетическую сущность, наполняя свою душу любовью и радостью.
Вряд ли соседка осознанно так поступала, скорее вследствие разнузданности характера, но нам от этого было не легче. Разойдясь в своей пьяной ярости до предела, она обзывала девочек словами недостойными для письма… Не знаю, до каких мерзостей она бы дошла?.. Но рано или поздно всё это должно было прекратить существовать, что-то должно случиться, которое обрежет щупальца безобразию. Такое случилось! В самый этот момент зашёл Отец. Видимо его прислало Божье провидение, как впоследствии шутили мы… Мгновение, постояв, остолбенело, он влетел в кухню, где бушевала «хозяйка». Бранные слова оборвались на полуслове, ужас застыл в её глазах… Через миг она, как ошпаренная, вылетела из кухни и устремилась в свою комнату, преследуемая Отцом… Таким разгневанным я видел его несколько раз… Страшен был в ярости! Из подобного состояния в нормальное могла его привести только Мама. Дверь в свою комнату соседка не успела закрыть и голос его громкий, порою переходящий на зловещий шёпот был слышен нам. Что убеждающее он ей говорил, но хмель у неё, как рукой сняло, а выйдя к нам она попросила прощения… Более заботливой соседки после инцидента трудно было сыскать. Какими «наговорами» и «шептанием» Отец излечил соседку от злобы против нас, не знаю – видимо, были они очень убедительными. Жизнь с тех пор потекла спокойная, отношения наладились. Кухня стала площадкой добрососедских разговоров, из окна которой по утрам виделся розовый восход солнца, которое выплывало из-за сопок, что раскинулись чередой за Нижним посёлком.
Этажом ниже, под нами, жила женщина с сыном, и была она в полном смысле слова «не от мира сего», в посёлке, иные помыкали ею, особенно пацаны, которым попади на язык, изведут со свету, и звали её баба Феня. Гурьбой следовали за ней неуёмный мальчишеский народ, где бы ни завидели, хором кричали вслед, преследуя:
– Феня – дурочка! Феня – дурочка! Феня, сколько время? – на что она, оборачиваясь, как бы отбиваясь от них, говорила, махая рукой.
– Не бунтуйте меня, не бунтуйте…, – или, – Вы меня совсем забунтовали…
Взрослые же относились к ней, скорее с жалостью, как к ребёнку, которому много лет, кому нужно сочувствие и элементарное понимание, и ниоткуда её не выгоняли. Она присутствовала на поминальных обедах, которые не пропускала ни в каком случае и, где ей давали с собою впрок всякой еды, а также грелась, заходя в магазины и зал ожидания на железнодорожном вокзале… Была в ней какая-то тайна, что ли, скрытая от глаз людских, захоронена. Доброхотливые языки поговаривали, что была в прошлом эта баба Феня дворянского происхождения и вполне нормальным в обычном понимании этого слова человеком и был муж, семья и, как результат – родила сына Ивана. Ваня в обращении был прост и не чурался возиться с малышами, каким был я в то время, был начитан, насколько мне позволяло судить моё начинающее образование, много читал какую-то литературу детям. Я был часто у него в гостях…
Как он прожил свою жизнь? Не знаю… Опять же, поговаривали – плохо, но да Господь ему судья, не люди… Конечно большого следа они не оставили, но память нет, нет да и цепляется за моменты, связанные этими бедовыми людьми, выхватывается кадр бегущей детворы, наперебой дразнящей, этого блаженного человека… Почему вспомнил? Не только потому, что была когда-то соседкой, а ещё и потому, что по отношению к таким людям «не от мира сего», можно судить о моральной стороне жителей местности, в которой и проживал такой человек… Кто читал «Житие святых», должен знать о жизни блаженного Прокопия Праведного, подолгу сидящего на берегу реки, молящегося за неведомых путешественников, плывущих по реке, осеняя их крестным знамением. Со смехом и издёвками относились к нему, но он не обращая, ни на кого внимания, творил и творил молитвы за неведомых путешественников: «… В день убо яко юрод хождаше, в нощи без сна пребываше, и моляшеся непрестанно Господу Богу…» [1] Пока не случилась великая гроза и ливень с огромными градинами. Уводил тучу от города силою молитвы, умолял и уводил он людей от грозящей гибели, и увёл, и спас. И увидели тогда люди, кто рядом с ними и уверовали в него и полюбили. Так гласит предание…
Дразнил ли я? Нет! Моя Мама, как-то жёстко остановила меня в подобном действе и сумела парой-тройкой слов объяснить мне недостойное поведение.
Этим же словом, когда я уезжал поступать в институт, она запретила играть в карты на интерес и никогда не спорить, ни с кем, ни на какие темы! Эти заветы её я выполнил…
Сила Слова Матери!
____________________
[1] Слова из Жития Прокопия, с. 16.
В КЛУБАХ
Кино за пять копеек
Но есть кино, которое Искусство.
Из всех искусств важнее всех Оно.
Внедряет знания, воспитывает чувства.
Понятно всем – для всех одно Окно.
Александр Ченин
Вечернее время… Сидеть дома выше сил человеческих, просто невмоготу… Бегу в кино. Клуб, куда мы ходили в «кинушку», располагался в административном здании, что принадлежал комплексу сооружений аэропорта. Зал был маленький и всегда забитый до отказа зрителями. Ежедневно, кроме понедельника сеансы были на шесть вечера и восемь. До начала кино надо было сделать уроки, сёстры внимательны были к этому и наказывали меня сидением дома. «Сиди и делай уроки!», – звучало как приговор, слёзы не помогали, приходилось послушно соглашаться, могут ведь Отцу пожаловаться, а попадать под его пресс совсем не хотелось… Старался не проштрафиться… Получалось!..
И почти каждый вечер ходил в кино, если доставался билет, а так как народу было много и не всегда можно было пробраться сквозь толпу к входу, то оставался в этот день за бортом киноклуба. Приравнивалось к великому горю, меня охватывала грусть, я пытался прилипнуть к окну, если штора до конца не была закрыта и всё же смотреть через стекло на происходящее. Не один я был прильнувший к стеклу окна и ходил грустный… Благо форточки были открыты и звук, шедший от репродукторов, доходил до улицы, а значит до наших ушей. На вечерний сеанс детей не пускали, открывали окна, ну здесь мы блаженствовали и досматривали фильмы через створки окна и умоляли, чтобы зрители не закрывали шторы… Могут современные дети, юноши и девушки представить огромные очереди в кинотеатры, в клубы? Могут они понять тот интерес и любовь к кино, который испытывали жители любого города и городка на бескрайних просторах страны. Достань сейчас из кармана смартфон, подключи интернет и смотри любой фильм, передачу, ток-шоу…