Предназначение. Повесть

© Александр Бирюков, 2025

ISBN 978-5-0067-8586-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первая жизнь

Год 2007-й

Звонит телефон. Смотрю на часы – 04:08, звонит Валера. Что у него случилось?

– Дай угадаю, наверняка дрыхнешь?

– Какой провидец, прямо Вольф Мессинг. Пятый час, Валера! Ты что, всех собутыльников пересидел и теперь хочешь за меня взяться?

– А ты в точку! Приезжай ко мне, тут мне такой коньяк подогнали!.. Упустишь такой шанс – считай жизнь напрасно прожил!

– Валера, успокойся, иди, умойся тёплой водой и ложись спать. Завтра позвонишь, расскажешь, чего и сколько выпил.

– Нет, Серёга, сегодня я от тебя не отстану, пока ты не приедешь. Приезжай обязательно! – произнёс он с нажимом

По его интонации я понял, что никаким коньяком тут не пахнет. Что-то стряслось.

Приезжаю, Валера встречает меня возбуждённый.

– Пойдём погуляем, подышим свежим воздухом, – и уводит меня из подъезда.

– Что случилось? Что-то с Галкой или с Максимкой?

– Они в порядке, летят в Аргентину. Я только что с Шереметьева вернулся.

– В Аргентину? Без тебя? Что же стряслось?

– Твои где? – отвечает он по-еврейски вопросом на вопрос.

– В отпуске, у бабушки Веры, под Ярославлем, а что?

– Слушай меня внимательно, постарайся отключить эмоции… – он помолчал, оглядел вокруг пустынную улицу, – В конторе прошла инфа, по другому каналу подтвердилась. Хозяин запустил отсчёт по цепочке, всех подняли на дыбы, сплошной мат. Я под шумок звякнул Галке, чтобы срочно собиралась и с Максимкой неслась в аэропорт. Никакого такси, на своей машине, билеты на ближайший рейс в Южную Америку, неважно, в какую страну. Когда вырвался, приехал, у них уже шла посадка в Буэнос-Айрес. Я закончу свои дела и постараюсь уйти другим каналом. Ты сейчас же летишь домой, хватаешь документы, деньги, драгоценности и летишь к своим. Ярославль – это хорошо, а лучше ещё севернее. Ты же из Архангельска?

– Из области.

– Еще лучше. Тащи их туда. Там всего безопаснее. Времени на вопросы уже нет, извини. Остальное сам додумаешь, ты мужик умный. Прощай! – он неожиданно обнял меня, чего с ним никогда не бывало, и в его глазах я успел заметить слезу.

После такого прощания Валера кинулся в свой подъезд, даже не оглянулся. А я ещё стоял, как оглушённый мешком из-за угла, потом сел в машину и погнал домой, невзирая на светофоры и дорожные камеры.

Дворники среагировали на первые капли дождя и в два приёма смахнули их. Заодно они смахнули и мои думы о предстоящей встрече с родными. Как им это сказать? Или не говорить? Ну. Вере-то нужно сказать обязательно. А может, они уже услышали оповещение? Валере можно верить, он очень информированный человек, из серьёзных органов, не раз меня предупреждал о каких-нибудь событиях. Погонял приёмник по всем каналам – ничего. А может, ещё всё обойдётся? Господи! Хоть бы обошлось!!! Страшно представить, что произойдёт, и в каком масштабе. Говорят, всё зависит от направления и силы ветра. Сейчас, кажется, северный ветер. А вдруг севернее находится очень важный объект, и прилетит по нему? Да, прав Валера, нужно везти своих к моей маме, уж там-то точно безопаснее всего.

Вот чёрт! Что за придурки садятся за руль?! Какого чёрта этот AUDI мигает?! Я и так иду под сто пятьдесят, а ему и этого мало. Ну да, заезд на мост и встречный – самое место для обгона! Какого чёрта тебе от меня нужно?! Проезжай, наконец!! Но нет, он умышленно выдавливает меня с дороги, а это уже не дорога, это мост!!! Он берёт вправо, в последний момент успеваю разглядеть худощавого парня в чёрной бейсболке за рулём, удар, я пробиваю ограждение и лечу в реку!!! Глухой удар об воду, и моя новенькая Camry погружается в воду. Пытаюсь открыть дверь, но её заклинило, видимо от удара этого гада! Жму кнопку, чтобы опустить стекло – бесполезно! Какая-то блокировка от удара, что ли?! Салон заполняется тёплой водой, перебираюсь на левую половину в надежде там открыть дверь, но опять облом, ни передняя, ни задняя дверь не поддаются!! Что делать?! Лихорадочно соображаю, может, середину задней спинки опустить и в багажник? Но кнопка открытия багажника впереди! Голова уже упирается в потолок, ныряю вперёд, жму на кнопку – НЕ СРАБАТЫВАЕТ!!! Всё! Салон заполнился водой, негде сделать глоток воздуха… ЭТО КОНЕЦ?!! Я НЕ ХОЧУ… Я НЕ ХОЧУ!!!

Вторая жизнь

Год 1967-й

Ну, всё! Я, наконец, вне салона! Воздуха в лёгких совсем не осталось, последний вырывается пузырьками. Изо всех сил гребу руками!! Вверх-вверх-вверх!!! Вот он воздух!!! С наслаждением заполняю им лёгкие! Боже, какой же он вкусный! Я СПАСЁН! Я СПАСЁН!!! Оглядываюсь, не могу найти мост. Что-то непонятное… Смотрю вправо, вижу перевёрнутую лодку и двух пацанов на её днище. В стороне, метрах в пятнадцати-двадцати вижу несколько голов, в основном, девчонок. Что за чёрт? Откуда они взялись, и куда пропал мост? Не мог же я так далеко уплыть, пока бился за жизнь в машине.

– Серёжка, ты в порядке? – голова одной девчонки обращается ко мне.

– Вы это мне? – недоумённо переспрашиваю её и… не узнаю свой голос. Это не мой голос! Это голос какого-то школяра.

– Да тебе, конечно! Если ты в порядке, помоги Таньке, она ни фига не умеет плавать. Вон она, за тобой. Поторопись! А я сама доплыву. Что-то мелькнуло в памяти и пропало. Оглядываюсь и вижу – метрах в десяти от меня барахтается девчонка с широко распахнутыми глазами. Просто тупо молотит руками по воде. Подплываю, она панически тянет ко мне руки, пытается схватить меня.

– Стоп! – говорю, – дай мне одну руку. Одну! – «Что за чёрт? Что с моим голосом?» – Вот так, теперь я повернусь и поплыву, а ты просто кладёшь одну руку мне на плечо. Одну руку! Схватишь меня обеими руками – оба утонем. Поняла? Поняла, я спрашиваю?

– П-поняла, – трясущимися губами пролепетала она.

– Ну, тогда поплыли. Потихоньку, не спеша…

Плывём. За плечом судорожно всхлипывает и откашливается водой девчонка. На берегу уже собрался народ, кто-то стаскивает лодку. А у меня мозги в узел завязались. Ни хрена не пойму, что к чему! Не узнаю реку, она стала гораздо шире и вода холодней. Берега не узнаю, один пологий, другой крутой, к нему и плывём. Десятки раз проезжал эту реку, а не узнаю. И опять что-то мелькнуло в голове… Бред какой-то. Уже подплываем к берегу, а навстречу лодка.

– Давай, я её приму, – кричит мужик из лодки.

– Не надо, мы уже подплываем. – говорю, – Лучше других собери.

На берегу нас встретили люди. Девчонку женщины подхватили, обтёрли ей лицо, чем-то накрыли и повели домой. А я смотрю на себя и… НИ ХРЕНА НЕ ПОЙМУ! Где мои джинсы? Где рубашка? Где, наконец, мой животик? «Пузцо», как говорит Вера, когда гладит его в постели. Ничего этого нет, только шорты, явно из старых обрезанных штанов и майка. Я оглядываю всё вокруг и… до меня, наконец, доходит. Всё, вспомнил! Я вернулся в июнь тысяча девятьсот шестьдесят седьмого! От этого открытия у меня закружилась голова и стошнило.

– Молоток, парень! – кто-то хлопнул меня по плечу, – утонула бы засранка, и к бабке не ходи. А ты приляг вон на травку, отдышись. Тяжко, поди, пришлось.

Вот так своеобразно какой-то мужик выразил сочувствие. И без его совета ноги подкашивались, упал на траву и зажмурился.

Жизнь первая

Год 1967-й

Выпускной затянулся за полночь. Остались самые стойкие. Васька Сёмин собрал всех.

– Ну что, пацаны, осталось одно дело. Кто со мной?

– Вась, может не надо? – подал голос Генка Осипов, сын географички.

– А кому мамка не разрешает – тёплого молочка и в постельку, – не поворачиваясь к нему, ответил Васька.

Прозвучало это жёстче приказа. Пошли все. Директор школы у нас был маленький, толстенький, лысый, все звали его Шарик. Ограниченный администратор, сталинист, не терпящий от учителей и учеников никаких отклонений от приказов и инструкций. Ел поедом нашего физика, Николая Павловича, уникального учителя, самоучку, который привил любовь к физике даже девчонкам. Другим объектом гонений была математичка Галина Васильевна, блестящим знанием предмета и своей ослепительной улыбкой открыла нам глаза на математику. Через год после нашего выпуска Шарик выжил её в соседнюю деревню, где какие-то пьяные подонки изнасиловали и убили нашу любимицу. Так вот, была такая традиция – каждый выпускной заканчивался битьём окон в доме Шарика. И мы не нарушили эту традицию… После этого ещё побродили по уже освещённым солнцем, но еще спящим улицам, вспомнили, что было весёлого за эти десять лет.

– А что, пацаны, не махнуть ли нам завтра на остров, да оторваться напоследок? – опять завёлся Васька.

Приняли единогласно.

Отоспались и на следующий день вдесятером собрались на берегу реки. Прихватили с собой винца, еды, картошки для запекания в золе и на двух лодках поплыли на остров, который находился чуть выше посёлка по течению. На нём был шикарный песчаный пляж. Жгли костёр, купались, кувыркались на песке, орали песни, хохотали… Всё было классно!

– Ребята, извините меня, но мне срочно нужно домой, – вдруг заныл Генка Осипов, – отец велел к четырём вернуть лодку. Ему в деревню ехать.

– Генка, да ты что? День в разгаре!

– Ну ребят… мне же попадёт…

Делать нечего, посовещались, кто с ним уплывёт, но никто не захотел заканчивать веселье.

– Фигня, уместимся на одной лодке.

И отпустили Генку с лодкой. А мы ещё пару часов отрывались, пекли картошку, плясали под музыку, пойманную на приёмник. Потом стали собираться домой. Аккуратно разместились на лодке, оттолкнулись и поплыли. Я посмотрел – ветра нет, волн нет, можно доплыть спокойно. Генке хорошо, он на моторе ушёл, а тут на вёслах придётся выгребать. Проплыли половину и, как назло, поднялся ветер, пошли волны. Налегаю на вёсла что есть силы, но волна бьёт в борт. Девчонки вцепились в сиденья и начали повизгивать.

– Сидите тихо, не двигайтесь, доплывём нормально! – кричу.

Но тут волна с силой ударила в борт, и вода заплескалась в ногах. Поднялся визг, а Колька Чурбанов вдруг вскочил и сиганул в воду с правого борта. Лодка резко качнулась на левый борт. Колька, идиот, что ты натворил! Вижу – равновесие лодки не удержать, хоть и сел на правый борт. Девчонки попрыгали за борт, пацаны вцепились в лодку мёртвой хваткой, но она уже переворачивалась. Я ныряю поглубже и ухожу от лодки…

Жизнь вторая

Год 1967-й

НО КАК ЖЕ ТАК?!! А сорок лет учёбы, работы, переживаний, любви, наконец?! Всё это коту под хвост? А мои дети?! Они что, уже никогда не родятся?! Ну, это неправильно, нечестно, даже подло!.. А если проделать тот же путь, они родятся? Что-то я сомневаюсь. Или родятся уже другие? Как там говорят?.. «В одну реку не войти дважды». Но ведь я вошёл! И не по своей воле. Ум за разум… А если подумать, это наказание или награда? Попробуем взвесить на весах. Минусы: все старания, труд, Вера, дети, авторитет, всё нажитое добро – всё пошло прахом. Плюсы: я уже прошёл эту дорогу и знаю все её ухабы, ямы и ловушки, теперь я не повторю все эти ошибки, и дорога к счастью и успеху будет гораздо прямей и короче. Значит, можно будет успеть гораздо больше с меньшими потерями. Если бы так… Есть же поговорка: «Если б молодость знала, если б старость могла». Вот, пожалуйста, получай такой бонус, и молодость, и знания, и опыт. Ну что ж, вперёд, дерзай!

Пока я сидел на берегу, все давно разошлись. Солнце в наших краях в июне садится очень неохотно. Иду домой по деревянным мосткам. Поворачиваю за угол и вижу дом, в котором вырос. Дом – одно название, их называли почему-то финскими, сомневаюсь, что основательные финны строили себе что-то подобное. Доски снаружи, доски внутри, а между ними стружка, опилки. Пока он ещё новый, жить можно, но со временем внутренняя начинка высыхает, гниёт, оседает вниз и ты остаёшься один на один с длинной северной зимой в коробке со стенкой в две доски-дюймовки. Пока печь топится, жить можно, а просыпаешься утром – изо рта пар и углы в инее до потолка. Вскакиваешь и спешно растапливаешь печь.

Открываю калитку, захожу во двор и вижу маму… Ещё такая молодая, нет и сорока… Сердце колотится…

– Ну, вы загулялись! – первое, что она сказала, увидев меня, – голодный, наверно? Иди, разогревай, я сейчас закончу со скотиной и тоже с тобой поужинаю.

Так просто. Так обыденно. Как будто и не было сорока лет с расставаниями, с переживаниями за меня, за мои беды и проблемы, за внуков… А что, действительно, всего этого у неё ещё не было. Захожу в дом. Коридор с кладовкой. Открываю дверь – комната квадратов десять-одиннадцать, которая объединяет зал с кухней. и спальня тех же размеров. Господи, да это же ещё более убого, чем в моих воспоминаниях! Это уже потом, лет через пятнадцать, за отпуск отстроил ей настоящий бревенчатый дом. Сажусь, стараюсь прийти в себя, пока мама не вошла, пока не заглянула в глаза и не спросила: «Что у тебя случилось? Не молчи, я же вижу по глазам, что-то случилось». Ну что, начинаю жить заново.

– Ну как погуляли? Никто не перебрал? – спрашивает мама за ужином.

– Да нет, всё хорошо. На всю компанию две бутылки вина, хорошо закусили, пекли картошку в костре. Накупались, накувыркались на песке. Всё просто замечательно.

Про перевернувшуюся лодку, естественно, ни слова. Знаю, ей бабы всё расскажут, но это завтра, это потом, а пока наслаждаюсь разговором с ней.

– Не передумал ещё в Ленинград? Может, всё-таки лучше к бабушке, в Новосибирск? Она человек заслуженный, член горкома партии, поможет тебе устроиться. Там и институты разные.

– Нет, мам, не хочу я к ней со своими заботами, просьбами. Да и там в институтах нет факультета журналистики. Это только в Москве и в Ленинграде. Говорят, ещё в Киеве есть, не знаю.

– Ой, не знаю, Ленинград большой город, всякого народа хватает и шпаны тоже.

– Ну, этого добра везде хватает. За меня не беспокойся, главное – поступить, а там всё покатится как надо. Обживусь там, тебя вывезу, не век тебе тут с белыми медведями куковать. Посмеялись. Это когда мама звала к нам деда, инвалида войны, а он старик супер упрямый, говорил: «Что я, ваших белых медведей не видел?».

Так, за разговорами, и засиделись мы за полночь. Лежу я на своей, оказывается, жёсткой постели, а сна ни в одном глазу. И это после такого супер насыщенного дня! Никак не могу успокоиться после произошедшего. Конечно, сколько книг и фильмов существует на эту тему! Даже есть такое понятие, как «эффект бабочки». Но тут-то всё по-настоящему! И не мечтал я никогда вернуться в прошлое, исправить свои ошибки, не заготавливал для этого результаты тотализаторов, хотя сейчас они мне ох как нужны! Но по чьей-то воле я, всё-таки, тут оказался. В божий промысел я не верю, но ведь кто-то крутанул для меня колесо времени. Ну ладно, назовём это Системой, которая так надо мной подшутила. Но для чего, чёрт побери?! Ведь просто так такие вещи не должны случаться. Может, просто сбой программы? Сисадмин зазевался? А что, если…? Если всё это для того, чтобы исправить то, с чего начался день? А что, тут определённо есть логика, и ещё какая! Но почему я?! Я что, какой-то государственный деятель? И близко нет. Я не физик-ядерщик, не какой-то важный учёный, который что-то может сделать для предотвращения глобальной войны. Я всего-навсего писатель и далеко не такой знаменитый и влиятельный, чтобы общество опомнилось и на какой-то стадии сделало шаг для недопущения войны, прочитав мои произведения. Кстати, как там закончился день? Я надеюсь, очень, очень, ОЧЕНЬ надеюсь, что всё обошлось, и у Президента хватило ума дать заднюю! Боюсь даже представить, что случилось, если ЭТО не остановилось. Наконец, глаза стали слипаться, организм исчерпал запас бодрости и пошёл отдыхать… Засыпаю… Вдруг откуда-то из глубины мозга вспышка: Грановский! Президент! Он ключ ко всему. Ведь я же давно знаком с ним, ещё с университета. Так, значит, Система поставила на меня, на моё знакомство с ним? И что, убить его?! Ни хрена себе заданьице! Какой из меня, к чёрту, киллер, я в жизни не держал оружия в руках, кроме пукалки, какой стреляют в маленьком тире по жестяным фигуркам. А может, кроме меня Система ещё с кем-то проделала эту шутку, чтобы подстраховаться, как в фильмах про киллеров, если один промахнётся, второй подстрахует. А чем я могу помочь? Тут нужно подумать… Нужно подумать…

Разбудили меня лязг вёдер, блеяние коз, овец и кудахтанье кур. Давно забытые звуки. И сразу в голове: «Я в прошлом!». Чёрт побери! А как было бы хорошо, если бы это всё только приснилось. А что, если есть возможность вернуться? А как? После долгих раздумий решил, что может быть лишь один вариант. Вскочил, пожарил на электроплитке яичницу, позавтракали вдвоём, проводил маму на работу, а работала она стрелочницей на узкоколейке, и пошёл к Генке Осипову одолжить лодку с мотором на пару часов. Он долго артачился.

– Да ты что? После вчерашнего-то? Отец ни за что не даст.

Не смог я его уговорить. Пошёл к его отцу.

– Дядя Миша, одолжите, пожалуйста, лодку. Мне очень нужно на остров съездить. Я там вчера часы где-то уронил, жалко очень.

– Да, жалко потерять такую вещь. Бери, только сразу обратно, а то мне за сеном надо. А ты молодец вчера, Таньку-то спас. Она одна у родителей, не дай бог, утонула бы!

Я никак не ожидал такого лёгкого результата. А у Генки и вовсе челюсть отвалилась от удивления.

– Спасибо, дядя Миша! Я мигом!

Столкнул лодку, завёл мотор и поплыл к тому месту, где я вынырнул. Долго примерялся и вот, наконец, оно, это место. Я его хорошо запомнил. Бросил якорь, разделся, набрал побольше воздуха и нырнул. Глубже, глубже, ещё глубже… Завис на месте, подгребаю, чтобы вода не вытолкнула… Вот уже воздух кончается, терплю до последнего… Нет, нужно всплывать, а то не будет ни прошлого, ни настоящего. Залез в лодку, отдышался и решил повторить. Потом ещё раз… и ещё… БЕСПОЛЕЗНО. Похоже, долгим предстоит мне обратный путь.

Жизнь первая

Год 1967-й

Ещё перед выпускными экзаменами каждого выпускника вызывал директор школы и расспрашивал, кто куда собирается после школы. Дошла очередь и до меня.

– Ну что, Волков, куда собираешься поступать?

– Никуда.

– Ты мне не темни, я вижу, что собираешься. Если не хочешь огласки, я никому не скажу. Так куда?

– Никуда. Пойду в лесу работать, деньги зарабатывать.

– Ты дурак что ли? Ты – и в лесу работать? Не с твоей головой. Тебе прямая дорога в Ленинградский университет, на факультет журналистики. Хочешь – такую характеристику накатаю, что будут тебя умолять: «Иди к нам, пожалуйста!».

– Ага, ждут нас там, из этой дыры!

– Не дури! Не поедешь – потом будешь всю жизнь локти кусать! Знаешь ведь, что мой сын выкинул. Поехал в Архангельск поступать в лесотехнический, а когда экзамены начались, вернулся домой и теперь машинистом работает. И это с золотой медалью! Такой позор на мою голову! Так что выкинь дурь из своей башки и поезжай!

Честно скажу, я был шокирован его словами. И это после всех стычек его со мной на уроках и вне уроков! Да ещё про сына вставил. Олег был хорошим парнем на два года старше меня. Ему стыдно было за отца, за старания учителей обязательно ставить ему только пятёрки. И в конце концов он выкинул этот фортель с возвращением. Назло отцу.

А про журфак я никому, кроме матери, не говорил. Созревало это долго, с начала десятого класса. Ещё в девятом классе Елена Никандровна два раза приносила мои сочинения и велела переписать почище, чтобы отправить в район или в область на конкурс школьных сочинений. Я ворчал, но переписывал. Призов я никаких не получал, но в десятом классе это опять повторялось. Да ещё поручили мне школьную стенгазету выпускать. Вот и закралась в мою головушку эта идея с Ленинградом, хотя понимал я, что шансы мизерные. Там, поди, из своих, из блатных уже конкурс, а тут я из медвежьего угла. Но решил я брать эту крепость штурмом, каждый год. Надоем им хуже горькой редьки – примут! Ехал туда, практически, вслепую, почти на авось. Сдал историю на пять баллов, французский на четыре. На сочинении не решился на свободную тему и выбрал тему «Торжество Октябрьской революции в „Оптимистической трагедии“ Вишневского». Как-никак пятьдесят лет революции исполнялось. На собеседовании одна дама (как потом выяснил, парторг университета) вцепилась в меня.

– А почему в твоём сочинении главная роль отведена Берингу, бывшему царскому офицеру, а не комиссару?

– Я думаю, – отвечаю, – что роль комиссара настолько широко раскрыта, что это может написать и школьный двоечник. Другое дело – Беринг. Он давал свою первую присягу царю и отечеству, потом он ждал революцию, как невесту в белом подвенечном платье. Нарушил ради неё присягу, а встретил революцию в крови, во вшах, среди пьяной матросни, которая в любой момент может убить и скинуть его тело за борт. И тем не менее, он не сбежал, не переметнулся к белым, он надеялся на светлое будущее страны. Можно только догадываться о его внутренней борьбе и переживаниях. Эта роль для большого актёра.

И всё равно я не прошёл. Ну что, внутренне я был к этому готов. Потом пошёл учеником токаря на Кировский завод, работал на большом станке ДИП-500 (Догнать И Перегнать). Весь год готовился, писал, писал и писал – статьи, очерки, рассказы. Носил, отправлял в разные газеты и журналы. Только «Вечерний Ленинград» опубликовал две моих заметки об иностранных туристах. Практически никаких развлечений, компаний, «Всё для победы!», как в войну.

На следующий год шел на экзамены уже гораздо увереннее, хотя и допускал неудачу. История – пять, французский – пять. На сочинении решительно взял свободную тему и написал уже написанный рассказ «Великое противостояние» о борьбе директора лесхоза с директором леспромхоза. Сохранение леса или заготовка тысяч кубометров того же леса для Родины? Это действительно происходило у нас на глазах. Ура! Меня приняли!!! Но с завода не уволился, попросился в вечернюю смену. На одну стипендию не проживёшь.

Жизнь вторая

Год 1967-й

И вот второй раз, во второй моей жизни я приезжаю не в Санкт-Петербург, не в Питер, а в самый советский Ленинград. Подаю документы в университет. До первого экзамена осталось четыре дня. Меня поселяют в общежитие, насквозь пропахшее краской – идёт летний ремонт. Того и гляди вляпаешься в краску, а лишней одежды нет. Первый экзамен, история – пять, второй французский – пять. На сочинение принёс уже написанный в 1992-м рассказ «Что случилось с дядей Игнатом?» о солдате, вернувшемся с войны с искалеченным сознанием, с одной стороны, увиденными ужасами, а с другой, – с тем, что он увидел за рубежом. Игнат вырос в убеждении, что СССР – самая лучшая, самая Великая страна! Он обильно заливал водкой этот огонь в голове, но, в конце концов, не вынес такого диссонанса и повесился в сарае, оставив четверых детей на маленькую, хрупкую жену. Конечно, вторую сторону я как мог затушевал, ведь на дворе был не 1992-й, а всего-навсего 1967-й год. И меня приняли! До начала учёбы оставалось ещё больше месяца. Очень хотелось съездить домой, поговорить с мамой, но мой бюджет бурно протестовал. Поэтому я, как в прошлой жизни, пошёл опять на Кировский завод, но уже не учеником токаря, потому как интенсивная учёба и тяжёлый физический труд как-то плохо совмещаются. Попросился в ученики электрика, тем более, что мои познания в этой области уже довольно неплохие. Договорился работать только в вечернюю смену.