Мариуполь. Игра за свободу

Дисклеймер

Данное литературное произведение является художественным вымыслом. Все персонажи, их характеры, диалоги и действия, а также конкретные события и ситуации, описанные в книге, созданы автором для драматического эффекта и раскрытия основной идеи.

Хотя повествование вдохновлено реальными историческими событиями, происходившими на Донбассе, и в нём упоминаются реальные географические названия и организации, оно не является документальной хроникой или буквальным описанием конкретных судеб.

Цель произведения – не реконструкция фактов, а художественное осмысление тем мужества, стойкости, предательства и борьбы за свою идентичность в условиях военного конфликта.

Любые совпадения имён, внешности или жизненных обстоятельств персонажей с реальными людьми являются случайными и непреднамеренными.

ВНИМАНИЕ!

Настоящее художественное произведение содержит упоминание организации, деятельность которой признана террористической на территории Российской Федерации.

Батальон «Азов» (также известный как «Полк Азов», «Азовское движение») – признан террористической организацией и запрещён на территории Российской Федерации (Решение Верховного Суда РФ от 02.08.2022).*

Упоминание данной организации в контексте художественного произведения не означает одобрения или оправдания её деятельности и служит исключительно для создания исторического и драматического фона повествования, отражающего позицию автора.

* Наименование организации приведено исключительно в целях информирования, без цели пропаганды её деятельности.

ПРОЛОГ. МИР, КОТОРЫЙ РАСТАЯЛ

Февраль 2014 года. Мариуполь.

Утреннее солнце, ещё зимнее, но уже по-весеннему настойчивое, золотило иглами лужёные купола Свято-Николаевского собора. Его свет скользил по шиферным крышам «частного сектора», играл в стёклах многоэтажек проспекта Мира и, наконец, рассыпался мириадами бриллиантовых бликов на неподвижной, свинцово-холодной глади Азовского моря. Город просыпался под привычный, никуда не спешащий гул: отдалённый рокот комбината имени Ильича, переливчатые гудки теплоходов в порту, оглушительный, радостный визг чаек, круживших над рыбным рынком.

Воздух был свеж, прозрачен и звонок. Он пах солёным ветром, свежим хлебом из булочных и сладковатым дымком из труб – знакомым, почти родным запахом дома для каждого, кто здесь родился.

Мариуполь был городом-тружеником, городом-портом, городом, где история вплавилась в самую его сталь. Здесь на улицах звучала не «суржик», а естественное, органичное переплетение двух великих языков – русского и украинского. Фраза, начатая на одном, могла легко и непринуждённо закончиться на другом, и никто не видел в этом противоречия. Учительница в школе, объясняя урок на украинском, на перемене могла спросить у коллеги по-русски: «Ольга Ивановна, а чайник ставила?». В очереди за свежей рыбой спор о ценах мог начаться на русском и продолжиться на украинском, чтобы в итоге завершиться общим смехом и крепким, добрым словом.

Это не было единство вопреки. Это было единство благодаря. Благодаря общей истории, общим заводам, общему морю, общим победам и бедам. Дети и внуки тех, кто приехал сюда со всего Союза поднимать металлургию, кто пережил здесь ужасную оккупацию фашистов в вовремя Великой Отечественной, кто отстраивал город из руин, – они все были мариупольцами. Русскими, украинцами, греками, евреями, белорусами – они были одним целым.

В эти зимние дни 2014 года город жил своей обычной жизнью. Студенты спешили на пары в Приазовский технический университет. Женщины с сумками на колёсиках торговались на Центральном рынке, с пристрастием выбирая самые спелые помидоры. На набережной, несмотря на холод, гуляли влюблённые пары, а мальчишки с азартом гоняли мяч на заснеженной дворовой коробке, представляя себя футбольными звёздами.

Они ещё не знали, что такое настоящий страх. Они ещё не научились различать на слух калибры снарядов. Они ещё не прятались в подвалах от карателей, для которых сам факт звучания русской речи на улице был уже преступлением.

Они ещё верили, что самое страшное, что может случиться – это проигрыш их любимой футбольной команды «Сталь» или внезапный майский ливень, который испортит выходной.

Они ещё не знали, что этот прозрачный февральский воздух, этот смех, переливающийся через край, это простое, бытовое, ничем не омрачённое право говорить на языке своих отцов и дедов – всё это скоро станет роскошью, за которую придётся платить кровью.

Они ещё не знали, что их мир, такой прочный и незыблемый, стоит на пороге самой страшной игры в их жизни. Игры за свободу.

Последний аккорд этой мирной симфонии прозвучал на заснеженном футбольном поле, где молодёжная команда «Сталь» гоняла мяч, отчаянно ругаясь и подбадривая друг друга на том самом, естественном и живом языке своего города. Их крики, смех и свисток тренера сливались в единый звук – звук жизни, которая пока ещё принадлежала им безраздельно.

Этот звук скоро умолкнет. Его заглушат другие – рёв двигателей бронетехники с ненавистной символикой на бортах, лай команд на чужом языке, разрывы снарядов и приглушённые рыдания в подвалах.

Но пока – был только он. Звук мира. Мира, который скоро растает.

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС НА НОРМАЛЬНОСТЬ

Март 2014 года.

Раннее утреннее солнце только-только начало растапливать иней на пустых трибунах стадиона «Азовсталь», превращая его в мириады сверкающих алмазных капель. Воздух был холодным, свежим, его больно было вдыхать, но он пьянил, пахнул мокрым грунтом, снежной сыростью и… свободой. Для Владимира Орлова этот запах был лучше любого парфюма. Это был запах дома.

Свисток Сергея Николаевича разрезал утреннюю тишину, резкий и требовательный.

– Орлов! Ты уснул там? Глаза на мяч, а не на чаек! Поле видишь?

– Виноват, тренер! – крикнул Вова, тряхнув чёрными, уже влажными от усердия волосами.

Он сделал рывок, обводя воображаемого соперника, и отдал пас с фланга, в район отметки пенальти. Мяч, ярким пятном на изумрудном, искусственном газоне, послушно полетел к ноге Дениса Волкова.

– Волков! Гол! – рявкнул Сергей Николаевич. – Не думай, бей! Твоя правая – это молот. Используй!

Денис, коренастый, с взрывным характером, читающимся в каждом движении, даже не стал обрабатывать мяч. Он с разворота, с лета, вложил в удар всю свою ярость и мощь. Воздух со свистом рассекся. Мяч, словно выпущенный из катапульты, врезался в сетку ворот, заставив её выгнуться и захлопать от восторга.

– Вот так, чёрт возьми! – крикнул Денис, с силой ударяя себя кулаком по груди. – Вот так надо!

Вова улыбнулся, подбегая к другу, чтобы похлопать его по плечу.

– Вот это засадил, Ден. Красиво.

– А то! – тот широко ухмыльнулся. – Корми меня пасами, капитан, а уж я разберусь.

Капитан. Для Вовы это было не просто слово. В двадцать лет он был мозгом и сердцем молодёжной команды «Сталь». Он не был самым техничным – это был Кирилл Зайцев, худощавый вингер с филигранным контролем мяча. Он не был самым мощным – это был Денис. Но Вова видел поле. Он видел его как шахматную доску, просчитывая ходы на три вперёд. Он чувствовал, куда побежит партнёр, куда откатится мяч после рикошета. За это его и прозвали «Профессором». Он организовывал игру, гасил конфликты, был тем цементом, который скреплял этот разношёрстный, талантливый коллектив.

Команда была срезом всего Мариуполя. Здесь были русские, украинцы, греки. Дети металлургов, портовых рабочих, рыбаков. Их отцы вместе работали на гигантских заводах, их матери стояли в одних очередях, а они сами выросли в одних дворах. Их девиз – «Один за всех и все за одного!» – был не пустой звук. Это был закон выживания в городе, где ценили силу, прямоту и верность.

Тренировка шла своим чередом – жёстко, интенсивно, с выкриками, одёргиваниями тренера и взрывами смеха. Сергей Николаевич, человек с лицом, высеченным из гранита, наблюдал за своими соколами, скрестив руки на груди. Его взгляд, казалось, видел всё: и малейшую ошибку в передаче, и сбитое дыхание, и промелькнувшую усталость в глазах. Он был для них больше, чем тренер. Он был ветераном труда, бывшим игроком, отдавшим заводу и футболу всю жизнь. «Сталь» была его детищем, его наследием. И он лепил из этих парней не просто футболистов, а людей.

– Хватит! – наконец протрубил его свисток. – На сегодня всё. Завтра кубковый матч. Не подведите. Разбор полётов в десять, здесь же.

Ребята, тяжело дыша, потные, но довольные, повалили в раздевалку. Воздух там моментально наполнился густым паром, запахом пота, льняного масла и мужской энергии.

– Профессор, пас ты сегодня что-то не додаёшь, – подкатил к Вове на лавке Кирилл, ловко жонглируя мячом между ног.

– А ты, Зайцев, слишком много думаешь, как красиво обыграть, а не куда отдать, – парировал Вова, снимая мокрую футболку.

– Красота – это тоже результат, – засмеялся Кирилл. – Зрителям нравится.

– Зрителям нравятся голы, – вклинился Денис, с силой швыряя бутсы в свой шкафчик. – А забиваю их я. Так что, художник, корми нас с Вовой, а не крути финты на центре.

Все засмеялись. Кирилл лишь презрительно хмыкнул. В его глазах мелькнула тень досады. Он всегда хотел быть первым, звездой, а не «художником на подхвате».

Вова быстро принял душ и первым выскочил из раздевалки. Его ждали. На трибуне, закутавшись в тёплый шарф, сидела Марина Соколова. В её руках был блокнот, а на лице – сосредоточенная улыбка.

– Ну как? – спросила она, поднимаясь ему навстречу.

– Нормально. Денис в ударе, – Вова обнял её, прижавшись холодной щекой к её тёплой щеке.

– Я видела. Сногсшибательный гол. А ты… – она сделала вид, что заглядывает в блокнот, – сегодня был на твёрдую четвёрку. Три неточных передачи.

– Да? – он притворно нахмурился. – Это ещё кто такой? Главный тренер?

– Главный болельщик и летописец, – с достоинством ответила Марина. – И твоя девушка. Имею право делать замечания.

Они вышли за пределы стадиона и пошли в сторону моря. Город жил своей обычной жизнью. Где-то вдалеке гудели заводы, по улицам текли ручейки талого снега. Марина вдруг остановилась и достала телефон.

– Смотри, – сказала она, и в её голосе зазвучали ноты, которых Вова раньше не слышал. – Смотри, что происходит.

На экране ликовали тысячи людей. Море триколоров, счастливые, плачущие от счастья лица. Крым. Симферополь. Севастополь.

– Они дома, Вов. Смотри, как люди радуются. Наконец-то. Справедливость восторжествовала. Мы вернулись.

Вова смотрел на видео, потом на море, которое расстилалось перед ними, холодное и спокойное.

– Главное, чтобы всё это обошлось без крови, – сказал он наконец, всегда практичный. – А нам бы чемпионат выиграть. Вот это настоящая цель. Осязаемая.

Марина вздохнула, но улыбнулась.

– Ты мой аполитичный капитан. Ладно, идём, замёрзла уже. Тебе ещё силы на завтра копить.

Они пошли дальше, держась за руки. Вова думал о завтрашнем кубковом матча, о пасах, об комбинациях. Он ещё не знал, что его девушка смотрит не на море, а куда-то дальше, в будущее, которое видится ей ясным и справедливым. И он не видел, как из-за угла за ними наблюдают холодные, оценивающие глаза человека в камуфляжной куртке. Человека, для которого и футбол, и их юная любовь, и сам этот город были всего лишь разменной монетой в большой, жестокой игре.

Пока что его мир ограничивался размерами футбольного поля. И этот мир был прост, понятен и честен. Завтра – матч. Это было главное.

ПОБЕДА, КОТОРАЯ СТАЛА ПРОЩАНИЕМ

Апрель 2014 года. Финал городского турнира.

Трибуны стадиона «Азовсталь» гудели, как гигантский растревоженный улей. Воздух, ещё недавно холодный и прозрачный, теперь был густым и горячим от дыхания тысяч людей. Он пах жареными семечками, сладкой ватой, дешёвым пивом и неподдельной страстью. Солнце, выкатившееся в зенит, золотило лысины болельщиков и слепило вратаря. На изумрудном газоне, прочерченном безупречными белыми линиями, разворачивалась настоящая битва.

Молодёжная команда «Сталь» из Мариуполя вышла в следующий этап кубка и сегодня играла против киевского «Динамо». Столичные гости, щеголявшие фирменными тёмно-синими майками, были фаворитами. Они приехали не просто выиграть, а показать провинциалам, что такое настоящий футбол. Но они не учли одного – мариупольцы играли не на поле. Они играли дома. И они играли сердцем.

В центре этой адской круговерти, в эпицентре свиста, криков и грома ударов по мячу, царил Владимир Орлов. Капитанская повязка плотно облегала его бицепс. Его майка была мокрой насквозь, лицо – сосредоточенной маской. Он не бежал бездумно – он парил над схваткой, его глаза, суженные от концентрации, сканировали поле, читая игру, как раскрытую книгу.

– Лево, лево, свободно! – его голос, хриплый от напряжения, резал гул трибун.

Мяч послушно покатился на левый фланг, к Кириллу Зайцеву. Тот, изящный и верткий, как ртуть, в два касания обыграл опекуна и сделал навес в штрафную. Туда, где уже летел, сметая всё на своём пути, Денис Волков. Он не прыгнул – он взлетел, опередив всех, и мощно, сносящим всё головой вклеил мяч в «девятку».

ГОООООЛ!

Стадион взорвался. Казалось, сами трибуны подпрыгнули от восторга. Денис, с лицом, искажённым криком торжества, побежал к угловому флажку, а на него уже валили все – и Вова, и защитники, и даже вратарь. Они сбились в кучу, крича, толкаясь, выплёскивая адреналин. Это был не просто гол. Это был ответ. Ответ провинции столице. Ответ сердца – холодному расчету.

На трибуне, в самой гуще болельщиков, стояла Марина. Она не кричала – она заливалась слезами, сжимая в руках самодельный баннер: «СТАЛЬ – СИЛА ГОРОДА!». Рядом с ней орал что-то невнятное седой грек-металлург, а с другой стороны подпрыгивала семья с сине-жёлтыми флажками. В этот момент не было ни русских, ни украинцев. Были мариупольцы. Их город, их команда, их победа.

Сергей Николаевич на кромке поля сохранял олимпийское спокойствие, лишь сжав кулаки в карманах ветровки. Его принцип работал. Футбол объединил.

Игра шла на износ. «Динамо» наседало, но защита «Стали» стояла насмерть. Вратарь творил чудеса, отбивая, казалось, безнадёжные мячи. А Вова продолжал дирижировать игрой. Он забирал мяч в центре, гасил паники, находил голевые передачи. Он был мозгом, а Денис – кулаком. И этот тандем был неудержим.

За десять минут до конца, на контратаке, Вова получил мяч у штрафной соперника. Он поднял голову и увидел, как Денис делает рывок в сторону. Но между ними было три защитника. Кирилл на фланге был закрыт. И тогда Вова сделал то, что потом будут обсуждать все городские спортивные блогеры. Он сделал вид, что бьёт, но вместо этого легонько, почти нежно, щёчкой прокинул мяч через всю защиту, в пустоту за спины защитников. Туда, откуда, как из-под земли, вынырнул Денис. Он оказался один на один с вратарём. Одно касание, чтобы погасить скорость мяча, второе – сокрушительный, сухой удар низом.

Свисток. Гол. 2:0. Это была победа.

Звон финального свистка стал сигналом к всеобщему безумию. Игроки «Стали» валились на газон, не в силах сдержать эмоций. Трибуны рухнули на поле, сметая ограждения. Люди плакали, обнимались, пели. Это был не просто выигранный матч. Это был праздник. Праздник всего города.

Именно в этот момент высшей эйфории, всеобщего единения, к ним и подошёл Он.

Человек в идеально отутюженной камуфляжной форме, но в чистых, почти парадных берцах. Он шёл через поле, через этот хаос счастья, с холодной, деланной улыбкой на лице. За ним следовали двое таких же подтянутых, с короткими стрижками и пустыми глазами.

– Ребята, – его голос был громким, хорошо поставленным, но в нём не было ни капли искренности. – Поздравляю от лица всех патриотов Украины. Вы показали, на что способна настоящая украинская молодёжь.

Игроки, ещё на эмоциях, улыбались, принимая поздравления.

– Ваш талант не должен пропадать здесь, в провинции, – продолжал незнакомец, и его слова начали обретать иной, более конкретный смысл. – Батальон «Азов» готов взять вас под своё крыло. Полное финансирование. Новая, самая современная экипировка от европейских брендов. Статус официального спортивного клуба полка. Вы будете играть на лучших стадионах страны. Вы будете играть за сильную Украину. Вы будете её лицом.

Соблазн витал в воздухе, осязаемый и мощный. Кирилл Зайцев, его глаза загорелись. Он уже видел себя в этой блестящей форме, на экранах телевизоров.

Но вперёд шагнул Сергей Николаевич. Его лицо, секунду назад сиявшее гордостью, стало каменным.

– Спасибо за высокую оценку, – сказал он твёрдо, без тени подобострастия. – Но мои парни – футболисты. Их дело – играть в футбол. А политикой пусть занимаются политики. Мы вне этого.

Ледяная тишина повисла между ними. Фальшивая улыбка на лице незнакомца не дрогнула, но его глаза стали абсолютно пустыми, словно у акулы.

– Я вас понимаю, – сказал он почти шёпотом, но так, что слышали все. – Подумайте. Это предложение действует… ограниченное время.

Он развернулся и ушёл так же бесшумно, как и появился, оставив после себя тяжёлый, невысказанный осадок.

Эйфория победы была безнадёжно испорчена. В раздевалке царило уже не бурное веселье, а натянутое молчание. Его нарушил Кирилл.

– Вы слышали? Форма, деньги, поездки! Это же шанс! Мы будем как профессионалы!

– Они нацисты, Кирилл! – Денис, всё ещё на взводе, врезал кулаком в металлический шкафчик, заставив его звенеть. – Ты что, не видел, что они творят на майдане? Людей тут избивают! Мой дед с такими воевал! Я не надену их символ!

– Это просто политика! – взорвался Кирилл. – А у меня мать на двух работах вкалывает, чтобы мне бутсы купить! Ты понимаешь? Это будущее!

– Будущее предателя? – ядовито бросил Денис.

Вова встал между ними.

– Хватит! Мы команда. Мы должны решать вместе. Все.

Но трещина уже прошла по некогда монолитному коллективу. Она была тонкой, почти невидимой, но она была. И с каждой минутой она расходилась всё шире.

Праздник был окончен. На смену всеобщему ликованию пришла тревога. Игроки выходили со стадиона не с песнями, а потупив взгляд. Они не знали, что только что отыграли свой последний, по-настоящему честный матч. Что завтра для них начнётся другая игра. Где правила пишутся кровью, а главный приз – право называться человеком.

Вова шёл, держа за руку Марину. Он сжимал в кармане приз лучшему игроку матча – маленького, золотого футболиста. Он был холодным и неживым.

– Ничего, – тихо сказала Марина. – Всё будет хорошо.

Но в её голосе уже не было прежней уверенности. Она смотрела не на Вову, а в спины уходящих людей в камуфляже. И в её глазах читался страх.

Солнце садилось за горизонт, окрашивая небо в багровые тона. Цвета, очень похожие на цвет крови.

ПЕРВАЯ КРОВЬ

Апрель-Май 2014 года.

Эйфория от победы испарилась с той же скоростью, с какой утренний туман над Азовским морем сжигало апрельское солнце. Её место заняла тягучая, липкая тревога. Предложение «патриотов» повисло в воздухе невысказанным ультиматумом, и команда «Сталь» жила в состоянии неопределённости, как перед грозой.

Первая молния ударила быстро и точно.

Через три дня после матча с Динамо Сергей Николаевич собрал команду на стадионе.

– В понедельник начинаем подготовку к областному первенству, – объявил он, но в его голосе не было привычной твёрдости. – Расписание…

Его перебил запыхавшийся администратор стадиона, человек с красным, растерянным лицом.

– Сергей Николаевич… Мне только что из горсовета… – он замялся, глядя на вопросительные выражения лиц парней. – Стадион. Закрывается. На срочный ремонт.

В раздевалке повисло изумлённое молчание.

– Какой ремонт? – первым опомнился Вова. – Газон в идеальном состоянии. Трибуны…

– Приказ свыше, – безнадёжно развёл руками администратор. – Коммунальное предприятие «Спортивные объекты» уведомляет о прекращении договора аренды в одностороннем порядке в связи с… аварийным состоянием восточной трибуны и несоответствием раздевалок санитарным нормам. Вот бумага.

Он протянул тренеру официальный бланк с печатями. Сергей Николаевич молча пробежал его глазами. Его скулы напряглись.

– Аварийное состояние? – он с силой смял листок в кулаке. – Три дня назад на этой «аварийной» трибуне сидело три тысячи человек. Убирайтесь.

Это было началом.

Следующий удар пришёлся по расписанию. Матчи «Стали» теперь назначались на самые неудобные дни и время, часто – на выезде, в глухих городках области, куда приходилось добираться на раздолбанном клубном автобусе, который вот-вот развалится.

Но самое страшное творилось на поле. Вернее, вокруг него.

Судьи словно ослепли. Чёткий гол «Стали» – вне игры. Жёсткий, но чистейший подкат Дениса – жёлтая карточка. Падение игрока соперника в штрафной после дуновения ветра – пенальти. Причём всё это делалось с каменным, беспристрастным лицом. Возражать было бесполезно. Любая попытка Вовы как капитана вежливо поинтересоваться у арбитра о его решении заканчивалась немедленным предупреждением за «неспортивное поведение».

– Да они же куплены! – бушевал Денис в раздевалке после очередного откровенного грабежа, закончившегося поражением 1:3. – Я тому усатому козлу в жёлтой майке сейчас сам врежу! Он им засчитал тот гол, который от штанги отскочил!

– Успокойся, – хрипел Вова, вытирая с лица пот и грязь. – Это бесполезно.

– А что делать? Молча проигрывать?

– Играть лучше! – крикнул Вова, и в его голосе впервые прорвалось отчаяние. – Играть так, чтобы их судейство не имело значения!

Но играть лучше не получалось. Давление делало своё дело. Команда была морально надломлена. Они выходили на поле не побеждать, а ожидать подвоха. И подвох неизменно случался.

Раскол в команде, наметившийся после визита «азовца», углублялся. Кирилл Зайцев всё чаще пропускал тренировки, ссылаясь на дела. Когда он появлялся, он был молчалив, угрюм и носил дорогие кроссовки, явно не на свою скромную стипендию. Он ловил на себе вопросительные взгляды и отводил глаза.

Однажды Вова застал его после тренировки у раздевалки. Кирилл о чём-то оживлённо разговаривал по телефону.

– …да, я понимаю. Спасибо вам большое за шанс. Я не подведу… – он увидел Вову и резко оборвал разговор. – Перезвоню.

– Кому это? – спросил Вова прямо.

– Да так… Знакомые из Киева, – смутился Кирилл. – Предлагают попробовать силы в столичном клубе.

– В «Азове», значит? – холодно уточнил Вова.

Кирилл вспыхнул.

– А что такого? Это же спорт! Там условия… тебе и не снились!

– Ценой чего, Кирилл? – тихо спросил Вова. – Ценой того, что ты предашь всех нас? Свою семью? Свой город?

– Я никого не предаю! – закричал Кирилл. – Я думаю о своём будущем! А вы все тут… вы живете в прошлом веке!

Он резко развернулся и ушёл. Это был их последний разговор как друзей.

Давление становилось тоньше и изощрённее. К родителям ключевых игроков – Вовы, Дениса – начали приходить «социальные работники» с вопросами о «сепаратистских настроениях в семье». Марине, которая вела свой блог о команде и писала о единстве русского мира, «взломали» аккаунт и выложали личные переписки. На Сергея Николаевича начали поступать анонимные жалобы в налоговую и прокуратуру.

Команда таяла на глазах. Двое игроков внезапно переехали к родственникам в другие регионы. Трое – «заболели» и перестали выходить на связь.

Кульминацией стала пресс-конференция после очередного позорного проигрыша, целиком организованного судьёй. Журналистов было мало – большинство городских СМИ уже боялись освещать «проблемную» команду.

Сергей Николаевич сидел за столом, его лицо было серым от усталости. Он молча слушал, как какой-то щёголь из киевского спортивного издания задаёт ехидный вопрос о «недостаточной мотивации мариупольских игроков».

И тогда тренер сломался. Сломал свой же главный принцип.

– Вы спрашиваете о мотивации? – его голос, тихий вначале, набрал силу и зазвенел сталью. – Мотивация моих парней была всегда – честно играть и побеждать. Но сегодня они проиграли не потому, что противник был сильнее. Нет. Сегодня мы проиграли потому, что на наш город, на наш спорт, на нашу жизнь опустилась тень. Тень нацизма. И она пытается уничтожить всё, что нам дорого. Всё, что честно. И мы… мы должны этому противостоять. Мы обязаны.

В комнате повисла гробовая тишина. Потом кто-то из журналистов сорвался с места. Кто-то начал лихорадочно печатать. Сергей Николаевич тяжело поднялся и вышел, не глядя ни на кого.

Он сказал то, что все думали, но боялись произнести вслух. Это была его точка невозврата.

На следующий день, во время унылой, безрадостной тренировки на запасном запылённом поле, послышался рёв двигателей. На грунтовую дорогу, поднимая тучи пыли, въехали три внедорожника с затемнёнными стёклами и знакомой чёрной символикой на дверях.

Из машин стремительно вышли несколько вооруженных людей в полной экипировке, в балаклавах. Они двигались чётко и быстро, как отлаженный механизм.

– Сергей Николаевич Иванов? – их командир, высокий детина с пустыми глазами, подошёл к тренеру. У него в руках был планшет и ручка.

– Я, – тренер шагнул вперёд, закрывая собой своих испуганных парней.

– Вы арестованы по подозрению в разжигании межнациональной розни и сепаратистской деятельности. Прошу прочитать и подписать, – монотонно произнёс командир, протягивая бумагу.

– Это что за беззаконие? – взревел Денис, делая шаг вперёд. – На каком основании?!

– Основание – украинский закон, – даже не взглянув на него, ответил «азовец». – Не мешайте проводить спецоперацию.

Вова бросился к тренеру.

– Вы не можете! Это наш тренер!

Один из бойцов грубо оттолкнул его прикладом автомата в грудь. Вова отлетел на землю, задыхаясь от боли и унижения.

Он видел, как его наставника, человека, бывшего для него вторым отцом, грубо скрутили, накинули на голову мешок и затолкали в одну из машин. Он видел, как Кирилл Зайцев стоял в стороне, упираясь взглядом в землю, и не смел поднять глаз.

Рёв двигателей стих так же внезапно, как и появился. На пыльном поле остались стоять молодые парни в грязных футболках, беспомощные и шокированные. Они смотрели на пустое место, где только что стоял их тренер. Их якорь. Их совесть.

Последний оплот их старой, нормальной жизни был уничтожен. Игра была окончена. Теперь правила диктовали они. И первое правило было простым: сопротивление бесполезно.

Вова поднялся с земли, отряхивая пыль с ладоней. В кармане его шорт он нащупал холодный металл. Свисток Сергея Николаевича. Он в последний момент успел положить его туда пред тем, как его скрутили.

То, что происходило на поле в следующем матче, уже не было футболом. Это был циничный, отвратительный фарс, поставленный режиссёрами из батальона «Азов».

Лишённые своего тренера, игроки «Стали» были похожи на обезглавленных цыплят. Они бегали по полю, но их движения были механическими, лишёнными души и мысли. Они не видели друг друга, не чувствовали игру. Они видели только пустую тренерскую скамейку, и эта пустота выедала их изнутри.

И тут случилось то, чего все ждали. На очередном проходе Дениса его грубо снес с ног защитник «соперника» – здоровенный детина с вызывающе знакомым шевроном на рукаве. Удар был жёстким, грязным, явно не по мячу. Судья, отворачиваясь, сделал вид, что не заметил.

Денис, вся ярость, вся боль, вся горечь этих недель, копившаяся в нём, вырвалась наружу. С рыком, больше похожим на звериный, он вскочил и толкнул обидчика. Тот, получив свой сигнал, с готовностью упал, изображая жертву.

И всё завертелось.

Свисток судьи прозвучал не как призыв к порядку, а как команда «фас!». Со скамейки запасных «гостей» на поле высыпали ещё несколько крепких парней в форме. Они не стали разнимать – они стали избивать. Целенаправленно. Жестоко. Кулаки, ноги, шиповки бутс – всё пошло в ход.

Денис, ослеплённый яростью, отчаянно отбивался один против пятерых. Вова, забыв про всё, бросился на выручку другу. Его схватили сзади, скрутили руки. Кто-то из своих, пытаясь защитить капитана, получил по лицу.

И тут Вова увидел его. Кирилл Зайцев. Он стоял в стороне, на том самом месте, где всего пару месяцев назад забил свой красивейший гол. Он не участвовал в драке. Он просто наблюдал. Его лицо было странным, отстранённым, почти скучающим. А потом его взгляд встретился с взглядом Вовы. И в этих глазах, которые когда-то смеялись в раздевалке, Владимир не увидел ни сожаления, ни злорадства. Он увидел ледяную, абсолютную пустоту. Пустоту предателя, который уже перешёл на другую сторону и даже не понимает, за что тут дерутся эти дураки.

Этот взгляд парализовал Вову сильнее, чем любые захваты.

На поле хлынули люди в камуфляже и с дубинками. Но они пришли не останавливать побоище. Они пришли его «завершить». Они выдергивали игроков «Стали» из клубка тел и с особой жестокостью избивали уже их, прижимая лица к грязному, потоптанному газону. Судья бессильно свистел в свисток, но было ясно – это часть спектакля.

Через несколько минут всё было кончено. На поле, испачканном грязью и кровью, лежали его парни. Кто-то стонал, кто-то плакал от бессилия и унижения. Дениса, с разбитой губой и бешеными глазами, двое «азовцев» держали под руки, не давая сделать новый рывок.

К трибунам вышел чиновник из городской администрации с микрофоном. Его голос, полный фальшивого пафоса, прокатился по притихшему стадиону:

– В связи с неслыханным актом хулиганства и неспортивного поведения, команда «Сталь» дисквалифицируется из городской лиги до конца сезона! Решением мэрии клуб распускается!

Эти слова прозвучали как приговор. Точка. Конец.

Игроков под руки и за шиворот стали выдворять с поля. Болельщики, те, кто ещё остался, смотрели на это в молчаливой, шокированной тишине. На их глазах убивали не просто команду. Убивали частичку их города, их общую гордость, их последний островок нормальности.

В раздевалке царила гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием и сдавленными всхлипами молодого вратаря. Никто не мог говорить. Они сидели на лавках, сгорбившись, не в силах поднять глаза друг на друга. На стене по-прежнему висел их девиз, нарисованный рукой Марины: «ОДИН ЗА ВСЕХ, И ВСЕ ЗА ОДНОГО». Теперь эти слова казались горькой, злой насмешкой.

Вова молча собрал свои вещи. Его взгляд упал на шкафчик Сергея Николаевича. Он был опечатан. Чья-то рука чёрным маркером вывела на нем: «СЕПАР».

Он вышел из раздевалки последним, захлопнув дверь с таким чувством, словно хоронил кого-то самого близкого.

Денис ждал его на пустом стадионе, прислонившись к бетонной стене. Его лицо было разбито, во взгляде бушевала буря.

– Ну что, Профессор? – его голос был хриплым, сдавленным. – Игра закончилась. Они забрали у нас всё. Сначала тренера. Теперь это. – Он махнул рукой в сторону пустого, изуродованного поля. – Теперь война.

Вова ничего не ответил. Он не мог найти слов. Он лишь молча кивнул, сжимая в кармане холодный металлический свисток Сергея Николаевича так, что металл впился в кожу. Боль была острой и живой. Настоящей.

Он посмотрел на поле в последний раз. На мяч, одиноко валявшийся в центре круга, наполовину погрузившийся в грязную лужу. На изорванную сетку ворот. На осколок сидения трибуны, валявшийся на беговой дорожке.

Когда-то здесь кипела жизнь, гремели голы, ликовали тысячи людей. Теперь здесь была только мёртвая тишина, прерываемая лишь завыванием ветра. Это был конец. Конец мира. И начало чего-то совсем другого.

ПОДПОЛЬЕ

Лето 2014 – Зима 2015.

Город замер. Тот Мариуполь, который они знали и любили, с его шумными рынками, гуляющими по набережной семьями, смехом на стадионе, – исчез. Его место занял другой город. Город-крепость, город-тюрьма, живущий по законам военного времени.

Воздух больше не пах морем и жареными мидиями. Теперь он был пропитан страхом. Он был тяжёлым, спёртым, как воздух в запертом подвале. Его вкус – это вкус пыли от разбитой штукатурки, гари от костров на блокпостах и сладковатый, тошнотворный запах безнаказанности, который исходил от людей в камуфляже с чёрной символикой.

Они чувствовали себя хозяевами. Их «джипы» с затемнёнными стёклами носились по улицам, игнорируя светофоры, вселяя ужас одним только рёвом двигателей. Их можно было встретить в кафе – громких, наглых, требующих всё бесплатно «для защитников Украины». Их можно было увидеть на «патриотических» митингах, где теперь было небезопасно говорить по-русски.

Вова больше не был капитаном команды. Первые недели после ареста Сергея Николаевича прошли в оцепенении. Команда официально была распущена. Ребята разошлись по домам, пытаясь понять, как жить дальше. Но жить прошлой жизнью было уже невозможно.

Инициативу взяла на себя Марина. Именно она нашла Вову в его опустевшей квартире, где он днями напролёт сидел, сжимая в руке свисток тренера.

– Хватит, – сказала она жёстко, без жалости. – Ты будешь ныть или будешь делать то, чему он нас учил? «Один за всех». Он сейчас там, в застенках, а ты тут.

Она была права. Её отец, рабочий-металлург, пострадал от рук националистов ещё в Киеве, в январе 14-го. Она знала, с кем имеет дело. И её горе давно переплавилось в холодную, яростную решимость.

Они начали с малого. Втроём – Вова, Марина и неожиданно присоединившийся к ним Вадим, бывший вратарь «Стали», тихий и неуклюжий парень, оказавшийся гением починки разной техники.

Их первый «акт сопротивления» был почти детским. Ночью они вышли с баллончиками краски и на стене у центрального рынка, прямо поверх свежего пропагандистского плаката «Азова» с изображением этакого «суперсолдата», вывели корявыми, но яркими буквами: «НАШИ ДЕТИ НЕ БУДУТ РАБАМИ У НАЦИСТОВ». А ниже – «МАРИУПОЛЬ ЭТО РОССИЯ».

Утром, наблюдая из-за угла, как «азовцы» в ярости пытаются замазать их надпись, Вова впервые за долгое время почувствовал не страх, а прилив дикой, ликующей силы. Они ударили в ответ. Слабо, смешно – но ударили.

Так родилась их ячейка. «Сталь» – они оставили себе это название. Оно было их паролем, их клятвой.

Их деятельность была рискованной и кропотливой:

• Листовки. Распечатанные на стареньком принтере в подвале у Вадима. Правда о том, что творится на Донбассе, выдержки из российских новостей, которые тут же объявлялись «вражеской пропагандой». Их разбрасывали ночью в почтовые ящики, оставляли в трамваях, подкидывали в магазинах.

• Надписи. Их «фирменный знак» – та самая фраза про детей и нацистов. Она появлялась то на заборе завода, то на остановке, то на глухой стене в спальном районе. Её замазывали, а она возникала вновь, как поднимающаяся трава.

• Помощь. Самое опасное. Через уцелевшие, доверенные контакты они узнавали о семьях, у которых «азовцы» забрали кормильцев. Анонимно, по ночам, они подкидывали им пакеты с едой, лекарствами, деньгами, которые сами собирали с таких же, как они, не смирившихся горожан.

Они жили в постоянном страхе. Каждая тень на стене, каждый шорох за дверью, каждый незнакомый автомобиль у подъезда мог быть концом. Они разработали систему сигналов, явок, паролей. Их встречи проходили в глухих подворотнях, на пустырях, в заброшенных цехах на окраинах.

Как-то раз, во время передачи очередного пакета с помощью старой учительнице, у которой сына забрали на «фильтрационный пункт», их чуть не взяли. Улицу внезапно перекрыли, начался патруль. Они, прижавшись к стене гаража, слышали, как всего в метрах от них проходили двое «азовцев», громко смеясь и перебрасываясь похабными шутками. Вова чувствовал, как у него подкашиваются ноги, а сердце бьётся так, что, кажется, его слышно на улице. Марина сжала его руку так, что побелели костяшки. Они простояли так больше часа, не шелохнувшись, пока патруль не ушёл.

Этот случай заставил их стать ещё осторожнее. Осмотрительность стала их второй натурой.

Через несколько месяцев произошло чудо. Сергея Николаевича отпустили. Не из-за отсутствия состава преступления – просто был обмен пленными. Его доставили к линии разграничения и буквально вытолкнули из машины.

Когда он появился на пороге конспиративной квартиры – старой «хрущёвки» в почти расселённом доме, – Вова не узнал его. Прежний богатырь, железный тренер, сгорбился, похудел на двадцать килограммов. Его лицо было испещрено синяками и желтоватыми пятнами заживающих ссадин. Но глаза… глаза горели тем же несломленным огнём.

Они молча обнялись. Вова почувствовал, как тренер дрожит.

– Вова… сынок, – прошептал Сергей Николаевич, и его голос был хриплым, надорванным. – Живы… все живы?

– Живы, тренер, – с трудом выдавил Вова. – Мы… мы продолжаем.

Сергей Николаевич стал их «серым кардиналом». Его авторитет в городе был колоссальным. Он не мог участвовать в ночных вылазках – здоровье было подорвано, да и его лицо было слишком известно. Но он стал стратегом. Он связывался со старыми товарищами, с ветеранами заводов, с теми, кто не принял новую власть. Через него пошла информация, помощь, инструкции из-за линии фронта.

Именно он однажды принёс весть о Денисе.

– Волков жив, – сказал он на одной из их редких, максимально безопасных встреч в подвале. – Перебрался. Воюет в ополчении. Периодически ходит через фронт. Передал, что ждёт сигнала.

Мысль о том, что его горячий, взрывной друг теперь стал солдатом, была невероятной. Но в этом новом, жестоком мире это была и самая лучшая новость.

Однажды ночью, в том самом подвале, при свете коптилки, Вова и Марина поженились. Обручальными кольцами им служили скрученные куски медной проволоки. Свидетелями были Сергей Николаевич, Вадим и ещё пара верных людей. Их клятвы верности друг другу были и клятвой верности той, старой, настоящей России, за которую они теперь сражались.

– Будем жить, – прошептала Марина, целуя его.

– Будем, – ответил Вова, и впервые за долгое время это была цель. План. Обет.

Они больше не были группой растерянных подростков. Они стали костяком гражданского сопротивления. Их «Сталь» закалялась в огне страха и ненависти, становясь прочнее с каждым днём. Они научились молчать, прятаться, ждать и бить исподтишка.

Они хоронили свою юность в тех самых тёмных подворотнях и подвалах, где теперь была их жизнь. И на свет появлялись новые люди – жёсткие, решительные, опасные. Солдаты невидимого фронта, чьим полем боя стал их собственный, оккупированный город.

ТИХИЙ ФРОНТ

2016 год – начало 2022.

Восемь лет. Для истории – мгновение. Для Мариуполя – целая эпоха. Эпоха тихого, методичного удушения.

Город окончательно погрузился в состояние холодной оккупации. «Азов» из банды камуфлированных головорезов превратился в официальную силовую структуру, оброс связями, бюджетами, влиянием. Их безнаказанность стала тотальной. Они были хозяевами, а мариупольцы – населением завоёванной территории.

Насильственная украинизация проникала во всё. Русский язык исчез из школ, официальных учреждений, вывесок. Телеканалы вещали исключительно киевскую повестку, где Донбасс был «зоной терора», а его жители – либо «сепары», либо «колорады». Попытка сказать в трамвае по-русски могла закончиться скандалом, а то и задержанием «за подрыв национального духа».

Но под спудом этого страха, под толстым слоем официальной лжи, продолжала жить другая жизнь. Жизнь сопротивления.

Их ячейка «Сталь» больше не была горсткой энтузиастов с баллончиками краски. Она превратилась в разветвлённую, законспирированную сеть. Каждый её участник знал только своего связного и минимально необходимый объём информации. Принцип «один за всех» теперь обеспечивал безопасность.

Владимир и Марина стали её мозгом и нервной системой.

Марина, с её аналитическим складом ума, проявляла себя как блестящий организатор. Она вела шифрованные переписки, используя для этого заброшенные игровые форумы и соцсети с подставными аккаунтами. Она составляла карты передвижения патрулей, графики их обходов, выявляла «мёртвые зоны» в городе, где можно было действовать. Она наладила каналы связи со Россией и ДНР, координируя поставки не только гуманитарки, но и спецсредств – раций, портативных зарядных устройств, аппаратуры для глушения сигналов.

Вова был её руками и ногами. Его футбольное прошлое стало идеальной легендой. Он устроился работать доставщиком – работа не пыльная, позволяющая перемещаться по городу без лишних вопросов. Он был «курьером». Он забирал информацию от связных, доставлял пакеты с помощью, проводил «засветки» объектов – штабов «Азова», мест размещения техники, складов боеприпасов. Он знал каждый проходной двор, каждый лаз в заборе, каждый подвал. Город стал его игровым полем, только ставки в этой игре были жизнью и смертью.

Их любовь, рождённая на солнечном стадионе, закалилась в этом аду. Они редко могли позволить себе нежность. Их объятия были краткими и крепкими перед опасной вылазкой. Их поцелуи – молчаливым ритуалом удачи. Они были не мужем и женой, а боевыми товарищами, солдатами одной армии.

Сергей Николаевич, несмотря на подорванное здоровье, оставался их духовным лидером и связующим звеном со «стариками» – теми, кто помнил советское прошлое и не принимал новую реальность. Он организовал в глухом гараже на окраине города подпольную школу. Туда тайком приводили детей. При тусклом свете лампы он рассказывал им настоящую историю России, о Великой Отечественной войне, о том, как их деды и прадеды сражались с настоящими нацистами. Пока на улицах шли «уроки патриотизма» от ВСУ, в тесном помещении пахло машинным маслом и звучал тихий, твёрдый голос учителя, сеющий семена правды.

Денис Волков стал их связью с внешним миром. Из горячего парня он превратился в холодного, опытного бойца ополчения ДНР. Он периодически, как призрак, пересекал линию фронта. Их встречи с Вовой были редкими, стремительными и максимально опасными. Они назначались на заброшенных стройках, в полуразрушенных зданиях на нейтральной полосе.

– Брат, – хрипел Денис, с силой сжимая Вову в объятиях. От него пахло порохом, потом и степным ветром.

– Держись там, – отвечал Вова, передавая ему флешку с разведданными.

– Это вам держаться, – ухмылялся Денис, принимая драгоценный груз. – Скоро, Вов. Скоро всё это кончится. Всем ответим.

Они не болтали. Десять минут – и Денис растворялся в темноте, как будто его и не было. Эти короткие встречи давали Вове силы жить дальше. Они были напоминанием, что они не одни.

А потом был Кирилл Зайцев.

Он стал их личным кошмаром, воплощением того зла, с которым они боролись. Он сделал головокружительную карьеру в «Азове». Теперь это был не неуверенный в себе полузащитник, а капитан, заместитель командира одного из подразделений. Он носил идеально отутюженную форму с нашивками, на его поясе висел дорогой пистолет, а в глазах читалась абсолютная, фанатичная уверенность в своей правоте.

Он был тем, кто руководил «зачистками», «фильтрациями», допросами. Он научился не просто бить, а ломать людей, находить их самые больные точки. Он искренне верил в то, что творил. Он видел себя не палачом, а хирургом, вырезающим «раковую опухоль сепаратизма».

Он несколько раз пытался выйти на старых друзей. То приходил к родителям Вовы с «предложением о сотрудничестве», то «случайно» сталкивался с Мариной на рынке, отпуская колкости и намёки. Он играл с ними, как кот с мышкой, уверенный в своём превосходстве.

Однажды их сеть дала сбой. Раскрыли одну из ячеек, связанную с ними. Людей арестовали. Среди них была Лиза, подруга Марины, которая помогала с распространением листовок. Через два дня её изуродованное тело нашли на свалке. Соучастников «судили» на показательном процессе. И «прокурором» на нём был капитан «Азова» Кирилл Зайцев.

Вова и Марина, прячась в толпе, смотрели, как их бывший друг, с холодным, каменным лицом, зачитывает обвинения в «государственной измене» – и в его глазах читалось не раскаяние, а презрительное торжество.

Этот случай заставил их уйти в ещё большую тень. Они сменили все явки, пароли, схемы работы. Они знали, что Кирилл охотится за ними. И эта охота придавала их борьбе личный, смертельный характер.

Годы шли. Напряжение на линии фронта нарастало. В Мариуполь стягивались всё новые подразделения ВСУ, тяжёлая техника. Город превращался в настоящую крепость. По ночам со стороны фронта иногда доносилась отдалённая канонада.

Задача группы «Сталь» стала критически важной. Теперь они собирали не просто информацию, а стратегические разведданные: точные координаты штабов и казарм «Азова», схемы минирования улиц, места размещения артиллерии и РСЗО в жилых кварталах, больницах, школах. Каждый снимок, каждое донесение могли стоить тысяч жизней – и спасти их.

Они работали на износ. Нервы были натянуты до предела. Каждая ночь могла стать последней.

ПРЕДЧУВСТВИЕ БУРИ

Февраль 2022 года.

Воздух в Мариуполе стал густым и тяжёлым, словно перед ударом молнии. Он был наполнен не только привычным страхом, но и новым, электрическим ожиданием. Город, восемь лет живший в состоянии подавленной агонии, теперь замер в последнем, напряжённом вздохе. Он был похож на гигантскую пружину, сжатую до предела и готовую вот-вот распрямиться со сокрушительной силой.

По улицам, грохоча гусеницами, ползла тяжёлая техника ВСУ. БТРы, «Грады», самоходные гаубицы – всё это не пряталось больше, а выставлялось напоказ, как демонстрация силы. Их вкатывали во дворы школ, размещали на территориях больниц, в парках, где ещё недавно играли дети. Город-крепость готовился к осаде, используя своих же жителей в качестве живого щита.

Для группы «Сталь» эти недели стали временем адской, беспрерывной работы. Их жизнь превратилась в один долгий, бессонный кошмар, где каждая минута была на счету.

Вова почти не появлялся в своей конспиративной квартире. Он стал тенью, призраком, слившимся с городскими подворотнями. Его «рабочий день» начинался с рассветом и заканчивался глубокой ночью. Задача была проста и смертельно опасна: фиксация.

С риском для жизни он подбирался к объектам, которые «азовцы» и военные пытались замаскировать. Он часами лежал на холодных чердаках домов, ведя наблюдение за передвижениями техники, заносил в блокнот координаты с помощью портативного GPS-навигатора, который Марина добыла через связных. Он делал сотни снимков на старую «мыльницу» с мощным зумом: вот БТР, замаскированный под груду строительного мусора у детской поликлиники; вот расчёт ВСУ устанавливает миномёт на крыше девятиэтажки; вот грузовик с боеприпасами заезжает в ворота завода «Азовсталь».

Каждый такой кадр, каждая координата были игрой со смертью. Однажды, когда он фотографировал замаскированную артиллерийскую позицию в районе порта, его чуть не заметил патруль. Он прижался к холодной стенке зернохранилища, затаив дыхание, пока всего в десяти метрах от него два бойца с автоматами справляли нужду, громко смеясь и перебрасываясь похабными шутками. Он слышал каждый их вздох, каждый скрип кожаного ремня. Он не дышал, чувствуя, как ледяной пот стекает по спине. Они ушли, так и не обнаружив его.

Марина в это время была мозговым центром. Их квартира превратилась в командный пункт. Стены были завешаны картами, испещрёнными пометками, стрелками, условными знаками. На столе, рядом с консервами и пустыми кружками от чая, стояли два ноутбука. На одном – сводки новостей, на другом – шифровальная программа.

Она систематизировала данные, которые добывал Вова и другие связные. Она составляла подробные схемы, сводные таблицы, описывала режимы работы блокпостов, графики смен караулов. Её пальцы летали по клавиатуре, зашифровывая донесения в безобидные на первый взгляд файлы – картинки, музыкальные треки, текстовые документы. Она была виртуозом, и от её хладнокровия и скорости зависели жизни тысяч людей.

Именно она поддерживала связь с Денисом по рации. Их сеансы связи были краткими, наполненными помехами и треском.

– «Молот», я «Сталь-1», приём, – её голос был ровным, металлическим.

– «Сталь-1», я «Молот», слышу вполуха, как дела? – в ответ раздавался хриплый, знакомый голос, заглушаемый свистом ветра и отдалёнными разрывами.

– Погода улучшается. Ждём гостей. Передаю прогноз. Готовься к приёму.

– Понял. Ждём с нетерпением. Береги себя, «Сталь-1».

– И ты. Конец связи.

За этими кодовыми фразами стояли координаты целей, графики, прогнозы. Каждая такая передача была нитью, связывающей подполье с большой землёй.

Сергей Николаевич тем временем работал с «тылом». Через свою сеть доверенных людей – старых рабочих, врачей, учителей – он координировал подготовку к возможной эвакуации мирных жителей. Он знал, в каких подвалах укрываться от обстрелов, у кого есть лекарства, у кого – запасы еды. Он составлял списки, намечал маршруты для будущего вывода людей из-под огня. Его авторитет был так высок, что старики доверяли ему больше, чем официальным властям.

И над всем этим, как дамоклов меч, висела тень Кирилла Зайцева.

Он будто чувствовал их присутствие. Облавы участились. Патрули «Азова» стали более агрессивными, чаще останавливали людей для «проверок документов». Кирилл лично объезжал районы, где, по его данным, могли действовать «сепаратистские элементы». Его лицо, когда-то знакомое и почти дружеское, теперь было маской холодной, уверенной в себе жестокости. Он был охотником, а весь город – его угодьем.

Однажды Вова, возвращаясь с очередной «засветки», увидел его. Внедорожник с узнаваемыми нашивками стоял у их старого стадиона. Кирилл, в новенькой камуфляжной форме, с карабином на плече, разговаривал с подчинёнными. Он что-то показывал рукой на трибуны, на поле. Возможно, отдавал приказ о размещении там огневой точки.

Вова замер в тени разрушенного киоска, всего в пятидесяти метрах от него. Он видел каждую черту лица своего бывшего друга. Видел его уверенность, его презрение ко всему вокруг. Один выстрел. Один точный выстрел – и он мог покончить с этим кошмаром.

Рука сама потянулась к кобуре. Пальцы сжали рукоять. Дыхание перехватило. Он представил, как Кирилл падает на асфальт, как его кровь растекается по тому самому месту, где они когда-то праздновали победы.

Но он опустил руку. Он не был убийцей. Он был солдатом. И его задачей было не мщение, а спасение. Он отвернулся и растворился в переулках, оставив своего демона бродить по руинам их общего прошлого.

Во второй половине Февраля напряжение достигло пика. По городу поползли слухи: «Наши идут». Люди, восемь лет жившие в страхе, начали потихоньку поднимать головы. В их глазах, вместо ужаса, загорелась робкая, почти невероятная надежда.

24 февраля. Раннее утро. Вова и Марина в своей квартире. Они молча сидели за столом, на котором лежала последняя, самая полная карта с дислокацией сил противника. Работа была сделана. Оставалось только ждать.

И вдруг рация на столе резко ожила. Не было ни позывных, ни шифра. Просто тихий, чёткий, безэмоциональный голос, который они ждали восемь долгих лет:

«Началось».

Вова и Марина встретились взглядами. Ни страха, ни паники, ни ликования. Только абсолютная, ледяная концентрация. Они молча встали. Вова взял со стола рацию и пистолет. Марина – ноутбук с архивами данных.

Они подошли к окну, зашторенному плотным одеялом, и раздвинули его ровно настолько, чтобы выглянуть наружу.

По ночной улице, нарушая комендантский час, с рёвом проносились «джипы» Азова и грузовики с военными ВСУ. Где-то вдалеке, со стороны восточных окраин, послышались первые, не одиночные, а залповые взрывы. Небо на горезонте озарилось плотным багровым заревом.

Они смотрели на это, не шелохнувшись. Их долгое ожидание закончилось. Их тихая война заканчивалась. Начиналась война настоящая.

Вова обнял Марину за плечи. Его голос прозвучал тихо, но чётко, заглушая рёв моторов и отдалённый грохот:

– Всё по плану. Активируем все сети.

Они были готовы. Их игра за свободу входила в решающую стадию.

ГОРОД В ОГНЕ

Весна 2022 года.

Тот мир, что они знали, кончился. На смену ему пришёл ад.

Грохот, который раньше был отдалённым рокотом на горизонте, обрушился на Мариуполь всей своей сокрушительной мощью. Небо не просто озарялось заревом – оно горело, разрываемое на части трассами «Градов», свистом артиллерийских снарядов, рёвом штурмовой авиации. Воздух стал густым и едким, пахнущим гарью, расплавленным металлом и смертью.

«Азов» и подразделения ВСУ, засевшие в городе, не собирались сдаваться. Они превратили Мариуполь в гигантскую ловушку. Оборонялись с ожесточением обречённых, используя тактику выжженной земли. Каждую улицу, каждый дом, каждый подвал приходилось брать с боя. И хуже всего было то, что они прятались за спины тех, кого якобы защищали – мирных жителей, используя их как живой щит.

Для группы «Сталь» началась самая важная и страшная фаза их борьбы. Из подпольщиков-диверсантов они превратились в координаторов спасения и глаза наступающих войск.

Их квартира-штаб теперь напоминала центр управления полётами в аду. На стенах висели не просто карты, а схемы, испещрённые пометками о передвижении российской армии и армии ДНР, обновляемые в реальном времени. Грохот взрывов заставлял дребезжать стёкла, и Марина, не обращая внимания, в наушниках, вела непрерывный эфир.

– «Беркут», я «Сталь-1», приём! – её голос, сдавленный от напряжения, но абсолютно чёткий, резал треск помех в рации. – Дом по проспекту Мира, 42. В подвале гражданские, не менее двадцати человек. На четвертом этаже – снайперы и пулемётное гнездо. Подчеркиваю: четвертый этаж. Огонь по четвёртому и выше! Повторяю, огонь по четвёртому!

Она передавала не просто координаты. Она передавала спасённые жизни. Её данные позволяли артиллерии и авиации бить прицельно, минимизируя жертвы среди мирного населения.

Вова почти не бывал дома. Он стал тенью, курсирующей по руинам. Его знание каждого подвала, каждого прохода, каждой канализационной трубы стало бесценным. Он был проводником. Он выводил из-под огня группы гражданских, показывал сапёрам заминированные «азовцами» проходы, вёл разведгруппы российских десантников и ополченцев ДНР кратчайшими и безопасными путями.

Однажды он вёл группу из пятнадцати человек – стариков, женщин с детьми – из зоны обстрела. Они двигались по разрушенному подвалу, когда сверху, этажом выше, раздался страшный взрыв. Обрушилась часть перекрытия, завалив выход. В полной темноте, в пыли, началась паника. Дети плакали. Кто-то начал молиться.

Вова, не теряя самообладания, достал фонарик.

– Всё нормально! – его голос прозвучал удивительно спокойно. – Знаю другой выход. Все за мной, идите гуськом, держитесь за друг друга.

Он повёл их по узкой, заваленной трубе старой вентиляции. Они ползли почти час. В конце их ждала дыра в фундаменте и чистое небо – они были на нейтральной полосе, но вне зоны обстрела. Оттуда их забрали российские медики.

Сергей Николаевич, несмотря на возраст и подорванное здоровье, отказался эвакуироваться. Он стал своего рода «мэром» в подвалах. В одном из уцелевших бомбоубежищ он организовал импровизированный госпиталь и пункт раздачи помощи. Он успокаивал людей, его седой, испещрённый морщинами образ вселял надежду. Он был живой легендой, символом того, что город ещё не сломлен.

Но главной их головной болью, их личным демоном, оставался Кирилл Зайцев.

Он, как и они, знал город. И он использовал это знание с садистской изобретательностью. Он предугадывал маршруты эвакуации, устраивал засады, минировал именно те проходы, которые могли использовать подпольщики. Он словно чувствовал их присутствие, их планы. Это была извращённая игра в кошки-мышки, где ставкой были человеческие жизни.

Как-то раз Вова, возвращаясь с задания, наткнулся на следы его «работы». В подвале жилого дома, где накануне он договорился о встрече со связным, было тихо. Слишком тихо. Вова, почуяв неладное, остановился у входа. И вовремя. Из темноты на него смотрели пустые глаза его контакта – пожилого слесаря дяди Миши. Он сидел, прислонившись к стене, а на груди у него была мина с приклеенным скотчем листиком бумаги. Надпись была выведена ровным, знакомым Вове почерком: «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. ПРЕДАТЕЛИ НЕ ЖИВУТ ДОЛГО. ВАС ЖДЁТ ТО ЖЕ САМОЕ, ОРЛОВ».

Это была не просто расправа. Это было послание. Личное. Кирилл знал, что это был его человек. И он знал, что Вова придёт.

Нервное напряжение достигло предела. Они работали на износ, почти не спали, питались чем придётся. Но они видели результаты своего труда. Они видели, как под точными ударами российской артиллерии, наведённой по их данным, рушились опорные пункты нацистов. Они видели, как освобождённые районы один за другим переходят под контроль наступающих. Они видели слёзы благодарности на лицах спасённых людей.

Они знали – они побеждают. Но цена победы росла с каждым днём. Город пылал, превращаясь в лунный пейзаж из руин и пепла. И где-то в этом аду, среди огня и смерти, бродил их личный призрак, их оборотень, жаждущий мести.

Они понимали, что их личная война с Кириллом должна закончиться. И закончиться она могла только одним путем. Финальной схваткой там, где когда-то для них всё начиналось. На руинах их юности, их мечтаний и их старого, доброго мира.