Развод

Нелюбовь

Катя Королёва не любила поезда. Любые. И те – огромные и словно уставшие от бесконечно длинных дорог, что везли её когда-то в детстве целые сутки к бабушке на каникулы из одного сибирского города в другой. И те – холёные и какие-то игрушечные, неспешно перебегающие между такими же игрушечными и холёными европейскими городами экспрессы, которые всё-таки больше отвечали ожиданию комфорта и отдыха в отпуске, чем самолёты и связанная с ними суета аэропортов.

Причём, Кате не нравилось именно то, что вызывало у других непонятное ей умиление и постоянно упоминания в стихах и песнях – стук колёс. Ей он всегда, с самого детства казался стуком – тиканьем секундной стрелки, напоминавшим ей о том, как бесполезно проходит время её жизни, которое могло быть наполнено весельем, новыми впечатлениями, романтическими встречами и приключениями.

А вместо этого…

Сменявшиеся за окном вагона картинки напоминали кадры из бесконечного фильма о чьей-то жизни. И это была чужая жизнь, в которой Кате отводилась роль зрителя. А она хотела жить сама.

Но если память всё-таки услужливо стирала из воспоминаний детства и отпусков всё раздражающее и тусклое, то необходимость пользоваться метро была настоящим испытанием. И Катя придумала себе защиту – стук колёс был теперь для неё стуком метронома – такого, какой стоял у неё на пианино в те годы, в которых остались и длинные грохочущие составы, и каникулы у бабушки. И стрелка метронома, качавшаяся вправо-влево, вправо-влево, стала для неё навсегда застрявшей на одном месте секундной стрелкой. Время остановилось. А звук – да, звук никуда не пропал, но стал просто ритмом жизни, в которой, как велосипедисту, чтобы не упасть, нужно было всё время двигаться вперёд.

Поезд вздрогнул и начал торможение. Бросив взгляд на своё отражение в окне вагона метро (на неё смотрела привлекательная женщина трид… Ну пускай как есть – тридцати пяти лет, но не больше же?!), Катя протиснулась к выходу и оказалась у самой двери справа от мужчины, с переброшенной через плечо ярко-оранжевой модной сумкой. «Староват для хипстера» – подумала Катя.

Оба они стояли так близко к двери, что в отражении, в стеклянных овалах перед собой, могли видеть друг друга, не поворачивая головы. Чуть скосив глаза, Катя встречается взглядом с мужчиной, на лице которого появляется то ли усмешка, то ли слабая улыбка… И они оба сразу отводят взгляд.

Вагон останавливается…

Прямо перед Катей на перроне оказывается крупный детина и не думающий отойти в сторону, чтобы уступить дорогу. Стоящий слева от неё мужчина делает паузу, чуть отстраняясь назад, чтобы пропустить Катю перед собой. Она выходит первой, он – за ней.

Недоумение

Они уже едут на эскалаторе: Катя впереди, мужчина – на две ступеньки ниже. Лицо мужчины не выражает никаких эмоций.

Чуть скосив глаза назад, Катя видит, что мужчина стоит прямо за ней. Слегка недоуменная гримаса искажает её лицо.

Дистанция

Оба выходят на улицу из метро, направляются в одну сторону, по широкому тротуару, и мужчина идёт вровень с Катей, сбоку, на расстоянии двух метров. Бросают незаметные взгляды друг на друга. Подходят к перекрестку, и теперь уже Катя стоит почти вплотную за мужчиной, буквально в полуметре от него, стиснутая со всех сторон толпой нетерпеливых пешеходов. Проводит взглядом по фигуре мужчины снизу вверх: от ботинок до затылка. Её слегка толкают, и она прислоняется на секунду к мужчине, который успевает обернуться, с той же словно приклеенной к лицу усмешкой —улыбкой, что и в вагоне. И его уже несёт вперёд поток пешеходов, стартовавших на зелёный свет…

Они так и подходят к офисному зданию: он впереди, она немного сзади. Мужчина видит Катю в отражении в стеклянной двери и, чуть посторонившись, открывает дверь, пропуская её. Катя бросает на него игривый взгляд и проходит мимо.

Двери закрываются

Пересекая вестибюль, Катя и мужчина подходят к лифтам, из открытых дверей одного из них им машет рукой немолодая женщина: – Заходи, заходи! Ещё одному можно!

Но Катя, останавливаясь, мотает головой. Мужчина молча стоит рядом с ней, чуть сзади.

Дверь лифта закрывается.

– У одного из нас был шанс не опоздать на работу, – говорит мужчина, бросая взгляд на настенные часы, висящие прямо над лифтом.

– Не каждым шансом в жизни удается воспользоваться, – отвечает Катя, пожимая плечами.

Оба стоят молча, наблюдая за тем, как медленно и как бы нехотя спускается кабинка второго лифта, подолгу останавливаясь на седьмом, пятом, третьем и, наконец, – первом этажах.

Заходят в лифт.

Поздно

Мужчина подносит палец к цифре «3» на пульте.

– Я почему-то уверен, что знаю, на какой вам этаж.

Катя, улыбаясь, смотрит на пульт, покачивает головой.

– Удивительно. Но это так!

Лифт останавливается, открываются двери.

– Странно, что я вас раньше здесь не замечал.

Катя с игривой улыбкой разводит руками.

– Поздно.

Она выходит из лифта и быстро, не оборачиваясь, идёт по коридору.

Лучше поздно, чем никогда

– А лучше поздно, чем никогда!

Катя быстро входит в небольшой кабинет, в котором за офисными столами с компьютерами сидят две женщины лет тридцати пяти – сорока и мужчина лет тридцати. Бросает сумочку на стол, стоящий отдельно от всех остальных, и с победным видом оглядывает сидящих.

– Ура! Развод! – вскидывает руки вверх сидящая у окна миниатюрная блондинка – Света.

– По-здрав-ля-ю! – дирижирует шариковой ручкой в воздухе миловидная полноватая брюнетка. Это – Вика. Закончив дирижировать, она роняет ручку на стол и бросает взгляд в сторону мужчины, на лице которого появляется лёгкая улыбка. – И как всё прошло?

– Да всё просто! – отвечает Катя, всплеснув руками. – Особенно по сравнению с женитьбой. Свадьба эта… единственная и неповторимая… Альбомы с фотографиями, которые собираешься показывать всю оставшуюся жизнь… Как жить? Где мы будем жить, и воспитывать наших детей? Их ведь будет много?

Она оглядывает соседок по офису, бросивших свои дела и глядящих на неё.

Света кивает, глядя на фото двоих детей, стоящее у неё на столе.

– Трое…

– Ну, двое-то точно, – говорит Вика и переводит взгляд на семейное фото, в такой же рамке, как и у Светы. На фото: Вика, маленькая девочка и мужчина. Голова мужчины разрисована фломастером: усы, рога, огромные уши, глаз перевязан чёрной лентой, как у пирата, а в руке – бутылка.

– И взгляд свекрови ещё не кажется таким, – с брезгливой гримасой на лице Катя делает неопределённый жест в воздухе.

– Хотя она-то, – Света назидательно поднимает указательный палец вверх, – В отличие от жениха, уже понимает, что жизнь её сыночка изменилась.

Вика, переставляет на столе фигурку-сувенир с одного места на другое.

– И он переместился из одного кукольного домика в другой. И там уже другая девочка говорит ему что…

– Что девочкам – нужно! А мальчики, – Света показывает пальцем на мужчину, который, по-прежнему улыбаясь, смотрит на монитор со слабой улыбкой. – Должны!

Вика кивает, снова бросая взгляд на мужчину, который всё с той же улыбкой, глядя в монитор, слегка разводит руками.

– Но всё это тонет в радостном ожидании… – говорит Катя.

– Колеечки-и-и… – тянет Вика.

– Вальс, – подхватывает, зажмурившись Света.

Катя смотрит на безымянный палец левой руки с кольцом – А тут – чик, и всё! Красота! – на её лице появляется кислая гримаса. – Если не считать физиономии стоящего рядом бывшего.

– Да ему-то что, – говорит Света. – Мужику всегда проще, – она кивает головой куда-то в сторону коридора. – Сколько вон баб одиноких.

– Да вот шли сейчас оттуда вместе, – говорит Катя. – На работу же обоим… Ехали в метро, в лифте. Рядом стоим. Смотрю, уже как-то со стороны, а мужик-то вроде и ничего так… Интересный. И незнакомый какой-то…

Женщины улыбаются.

– Да ты и сама ещё очень даже ничего, – говорит Вика.

– О том и речь, – кивает Катя.

Катя встаёт, подходит к окну, видит трёх разговаривающих перед зданием офиса мужчин.

– Между прочим, новый шеф, кажется, холост, – говорит Света, глядя на Катю, снова поднимает указательный палец вверх и, дождавшись того, что Катя заметит жест, начинает перебирать бумаги на столе.

– Появился уже? – спрашивает Катя.

– Да, первый день, – отвечает Вика.

– Но ещё в четверг запросил, чтобы к его приходу все личные дела сотрудников были на столе, – говорит Света и пожимает плечами. – Зачем?

– Кольца на руке нет, – говорит Вика и вздыхает. – А мы ещё и не развелись даже. Заявление только через неделю подаём, – улыбается Света, покачивая головой.

– Хорош собой? – спрашивает Катя.

– Ха-а-а-арош, – отвечает Вика. – Взгляд такой, – сжав губы, она делает резкое движение кистью в воздухе. – А плечи! – она показывает руками широкие плечи. – Мачо. Жёсткая мужская харизма.

Катя смотрит на одного из разговаривающих мужчин, одетого в джинсы и свитер. Ей кажется, что он явно подходит под описание шефа.

– Что носит? Костюмчик, поди, с удавкой на шее?

– А вот и нет – отвечает Света. – Джинсы, свитерок такой, модный.

Катя, прищуриваясь, вглядывается в мужчину в джинсах и свитере.

– Ладно. Посмотрим.

Она отворачивается от окна.

– Спущусь вниз, шоколадку куплю.

– И всё? – с деланным удивлением спрашивает Света.

Катя улыбается.

– А девичник по случаю досрочного освобождения из мест заключения – завтра вечером. В «Каприччио». – И она быстро выходит из кабинета.

Никакого чувства вины

Если бы Катя сейчас шла не к лифту, а в противоположную сторону, то она увидела бы, как из одного из кабинетов почти одновременно с ней выходит подвижный остроносый блондин лет тридцати. Уже через мгновение у Стаса мелькнёт мысль, что «Торопиться-то было совсем некуда, и ведь мог бы спокойно остаться в кабинете столько сколько нужно, чтобы…». Вот только прозвучит эта мысль у него в голове совершенно иначе. Приблизительно вот так – «Ну вот какого же…!!!???»

А пока он поправляет выбившуюся из-под брючного ремня сорочку, и быстро оглядывается по сторонам… И видит, что в трёх шагах от него стоит женщина, которую легко можно было принять за сестру Стаса – настолько они были похожи. Но это была жена Стаса – Лора и её улыбка явно не предвещала ничего хорошего.

– Девушка осталась довольна? – спрашивает Лора.

– В смысле? – Стас с деланным недоумением слегка разводит руками. – Ну, то есть – методику продвижения… – он сопровождает слова двусмысленными жестами. – Отработали.

В этот момент до Стаса доходит двусмысленность жеста, и он машет рукой. – Да как обычно всё!

– Как обычно? – усмехается Лора. – Да кто бы сомневался!

Она хочет обойти Стаса и пройти в комнату, но он, словно невзначай и, как будто пытаясь начать что-то говорить, каждый раз делая лёгкое движение в сторону, оказывается у неё на пути.

– Не… Не… Не понимаю я твоего скепсиса, и какого-то маниакального недоверия ко мне! – говорит Стас.

В этот момент из кабинета выходит девушка с опущенной головой – она застегивает верхние пуговицы на блузке. Едва не наткнувшись на Стаса и Лору, поднимает голову. Видит, что оба стоят, молча впившись в неё взглядом (у Лоры – торжествующий, у Стаса – безразличная покорность судьбе).

– А? Что? Что-то случилось? – спрашивает явно растерявшаяся девушка.

– Лика… – со вздохом отвечает Стас. – Надо было сидеть и заниматься расчётами. Так-то мы далеко не уедем!

– Да приехали уже! – говорит Лора.

Лика быстро исчезает в кабинете.

Лора разворачивается и идёт по коридору. Стас делает два шага в противоположную сторону, и оборачивается. Видит, что Лора достаёт на ходу телефон из сумочки, приостанавливаясь, набирает номер, и, приложив трубу к уху, медленно идёт дальше. Стас разворачивается и неслышно, на носочках, быстро догоняет Лору и идёт за ней.

– Да, милый, – говорит в телефон Лора. – Конечно, встречаемся… Ты можешь приехать прямо сюда… Да ничего, я только что устроила ему сцену и у него теперь есть чувство вины.

– Да нет у него никакого чувства вины! – слышит в ответ Лора.

Если бы не грохочущая по гранитному полу тележка с упаковками полиграфии, которая катилась навстречу по коридору, словно сама по себе (толкавшего тележку человека не было видно из-за горы коробок), Лора обязательно поняла бы, что голос, который ей отвечал, звучал не из телефона. Но она только усмехнулась, приветственно махнула рукой идущей навстречу девушке и под грохот проезжающей мимо тележки сказала…

– Да есть, что я не знаю его, что ли?!

– Да нет! – говорит едва сдерживающий восторг Стас, идущий сзади вплотную к Лоре, наклонившись над ухом и едва не касаясь её.

– Да есть же! – говорит Лора, слегка недоумённо, словно начиная понимать, что что-то не так.

– Да нет же! – ликует Стас.

– Да…

Лора медленно поворачивается и видит улыбающегося Стаса.

– Ты с кем там разговариваешь? – звучит голос в трубке.

Пару секунд оба смотрят друг на друга и одновременно говорят.

– Развод!

– Вечером подаем заявление! – говорит Лора.

– Ты же вечером не можешь? – Стас кивает на мобильник в её руке.

– Не могу? – переспрашивает Лора и смотрит на мобильник в своей руке. – Ну да! Тогда – в обед!

– В обед я обедаю, – ухмыляется Стас.

– Тогда… сейчас! – выдыхает Лора.

Всё в жизни – правда…

Дверь в кабинет отрывается без стука, и вошедшая в кабинет миловидная женщина с копной рыжих волос на голове и мелкими чертами лица, которые словно были подчеркнуты прямой линией плотно сжатых губ, останавливается у двери, молча глядя на сидящих за столами сотрудников. И добивается того, чтобы они оторвались от мониторов и посмотрели на неё. Сама же Ирина Зайцева пристально смотрела на ярую брюнетку с крупными хищными чертами лица, сидевшую чуть в стороне от остальных.

Маргарита Высоцкая, руководитель одной из групп маркетологов всё ещё была поглощена текстом, который печатала со скоростью профессиональной машинистки.

– Марго, это что – правда? – спрашивает Ирина.

– Всё в жизни – правда, – отвечает Марго, не отрываясь от экрана монитора. – Но не вся правда жизни нам нравится. Это мой Эйнштейн, муженёк, Костик вчера вечером изрёк, когда я ему сказала, что с девчонками вчера проболтали за кофе… до часу ночи.

– Умный он у тебя, – замечает одна из женщин.

– Рохля! – машет рукой Марго. – Да и не у меня уже, а сам по себе!

– Да вот Костик-рохля и сказал, что в Саратов едет наша группа! – говорит Ирина, продолжая пристально смотреть на Марго.

Дождавшись того, что хищный профиль Марго медленно превращается в анфас, довольная произведенным эффектом Ирина проходит в комнату и садится за стол в тот момент, когда за Марго захлопывается дверь.

Саратов? За что?

Глядя на подходящую к его столу Марго, Виктор Королёв (а именно он и был тем мужчиной, который ехал в метро и в лифте вместе с Катей Королёвой и был, как мы теперь уже знаем ее бывшим мужем) подумал, что эмансипация, которая, по его мнению, добилась того, чего добилась благодаря не сколько женщинам активисткам, сколько благодаря любящим и жалеющим дочерей и матерей отцам и сыновьям (насчет пар муж – жена он не был так уверен), так вот эмансипация упростила жизнь мужчинам как минимум в одном – лично ему не нужно каждый раз вставать при появлении женщин в кабинете. Других плюсов он вспомнить не успел, да уже и не пытался, глядя на то, как изящная женская кисть отодвигает с края стола лежащие там бумаги и Марго садится на стол перед Виктором, едва не задевая его бедром.

– Витенька, мы ведь с тобой друзья? – спрашивает Марго.

Виктор наклоняется над бедром Марго, словно внимательно его изучая.

– С тобой мы может быть и друзья, а с этим коленом у нас, я бы сказал, более сложные отношения!

Марго улыбается, чуть-чуть, по миллиметру подтягивая с колена юбку.

– Значит, тебе будет легче сказать, что Костик пошутил и в Саратов едет ВАША группа. Ведь так?

– Костик, зачем? – говорит Виктор, не поднимая головы. – Тебя папа с мамой не учили, что женщины предпочитают сладкую ложь горькой правде, в чем и заключается единственный известный и доказанный рецепт счастливой жизни… – Виктор, наконец, поднимает взгляд от колена к лицу Марго… – С ними.

Сидящий за ближайшим к Виктору столом худощавый мужчина в роговых очках и практически без каких-либо признаков растительности на лице откидывается на спинку кресла, снимает очки и вздыхает.

– Нет. До этого не дошло. Они остановились на мытье ушей, необходимости плотно завтракать и обязательно поступить в институт.

Виктор делает слабый жест кистью в сторону Кости.

– Вот сама подумай, – говорит Виктор. – Можно человека с таким бэкграундом отправлять в ответственную командировку? – он грустно качает головой. – Поэтому ехать придётся твоим, или… – Он кивает головой куда-то назад – группе бывшей моей лучшей по-ло-вины.

Он проводит ладонью по телу «разрезая себя» вертикально на две половины.

– Или так?

Виктор проводит ладонью горизонтально у пояса, смотрит на себя. – Никогда не мог понять о какой половине речь?

– Выражение – «моя лучшая половина» – это просто патриархальный анахронизм. – говорит Костя.– Женщине, запертой в треугольнике, известном как «3К» – «Kinder, Küche, Kirche – дети, кухня, церковь», а в случае аграрной страны, ещё и наравне с мужиками пахать в поле, нужно было какое-то утешение, более стабильное, чем сказка про Золушку… Ну типа как бедным людям объясняют, что они-то в рай почти наверняка попадут, а вот богатым это будет сложнее чем верблюду сквозь игольное ушко…

– У вашей группы косяков больше, чем у нас обоих вместе взятых! – говорит Марго.

– Косяков? – спрашивает Виктор. Он чуть наклоняется в сторону, глядя за спину Марго, на Костю. – Новое слово в маркетинге?

– В переводе с голландского, «больше косяков» означает, что наша картина мира, а в данном случае – картина ситуации в Саратове, сильнее отличается от того, что там происходит на самом деле, хотя полностью совпадает с тем, что там должно происходить, – отвечает Костя.

Марго одергивает юбку на колене.

Глядя на то, как Марго одергивает юбку, Виктор со вздохом снова наклоняется к ее колену, которое уже закрыто краем юбки.

– Да не решен же ещё вопрос! Ну что ты так сразу? Новый директор решит на неделе…

Это могла быть наша Америка, а не моя…

Перед офисным зданием паркуется небольшой седан. Сидящие в салоне Ольга и Олег (обоим на первый взгляд лет по двадцать пять, не больше) видят группу стоящих перед входом в здание мужчин, на которых несколько минут назад из окна кабинета смотрела Катя Королёва.

– Он? – спрашивает Ольга, глядя на мужчину в свитере и джинсах.

– Он, – кивает Олег.

– Подождём? – спрашивает Ольга.

– Зачем? Мы же решили – увольняемся! Подумаешь, системный администратор и специалист по 1С опоздали из-за пробок! Кто тут заметит, что нас нет, пока сеть не рухнет или бухгалтерия не начнет какие-нибудь ведомости закрывать и обнаружит, что у них ничего не работает?

Олег поворачивается к Ольге.

– Мы же потому и уходим, что… – Он разводит руками, пожимая плечами.

– Ладно… Пошли, – говорит Ольга, заметив, что мужчина в свитере направляется к входным дверям.

Ольга и Олег выходят из машины и идут ко входу.

– Можем прямо сейчас пойти и написать заявление на увольнение и не париться больше – опоздали-не опоздали, – говорит Олег.

– Но не решено же ещё ничего – куда ехать, когда ехать? – пожимает плечами Ольга. – Зависнем: тут уже не нужны, а там ещё не нужны.

– Были бы нужны тут – уже нашли бы проекты дома. А так… – Олег машет рукой, – Да и что ещё не решено? Тебе же сказали, что остались формальности – до конца года будешь в своей Индии.

– Это-не формальности. Они ещё выбирают их трех кандидатов!

– Таких графиков-моделлеров в анимации у них, на страну в миллиард человек – единицы, и все получают бешенные бабки, а ты достанешься почти даром.

– Ну уж и даром… Просто проекты есть такие, каких здесь никто не делает… И это была бы не моя Индия, а наша! Если бы ты не уперся, что только в Америку и всё! – говорит Ольга.

– Это могла быть наша Америка, а не моя, если бы ты… – отвечает Олег, машет рукой и открывает дверь перед Ольгой.

Лев Толстой был неправ

По вестибюлю офисного здания, направляясь к лифту идёт новый директор компании Скайнет – Евгений Ковелин. И это действительно тот самый мужчина в «модном свитерке и джинсах», на которого Катя только что смотрела из окна своего кабинета.

Наперерез ему, из столовой, в которую было два входа – с улицы и из вестибюля (сотрудники компании, ограниченные временем обеда в 30 минут, между собой называли безымянное заведение – «Сели-Встали», по аналогии с расплодившимися по стране – «Печки-Лавочки», «Вилка – Ложка», «Жили-были» и пр.) идёт Катя, держа в одной руке кошелек и шоколадку, а другой рукой прижимая к уху мобильник.

Едва не столкнувшись с Евгением, она, словно случайно замечает, что шла не в ту сторону и поворачивает к лифту, не переставая говорить по телефону.

– … Да! Представь себе, всё! Развелась! И такое облегчение испытываю, не поверишь! Открыта новой жизни!

Катя заходит в лифт, за ней заходит Евгений. Катя встаёт так, чтобы оказаться лицом к шефу. Она сбрасывает вызов и бросает взгляд на мужчину. Он сдержанно улыбается в ответ на ее улыбку.

– Извините, что посвящаю в события личной жизни, – говорит Катя, и делает неопределенный жест рукой в воздухе.

– Да ничего, что же тут такого? – отвечает Евгений, слегка пожимая плечами и с явным интересом откровенно разглядывая Катю.

– Как выяснилось, действительно ничего такого – говорит она. – Ну, развод…

– Устали? – спрашивает Евгений.

Катя слегка покачивает головой, закрыв глаза – Ещё как…

– Перестали чувствовать себя за мужем, как за каменной стеной?

Катя молча кивает.

– А он замыкается, оказывает вам всё меньше внимания? И появляется ощущение, что начинает жить какой-то отдельной от вас жизнью?

Катя снова кивает с удивлённой улыбкой на лице.

– А когда вы как бы между делом говорите при нем, что не знаете ничего более ужасного, чем встретить старость в одиночестве, то он словно и не слышит этих слов?

– Откуда вы всё это знаете? – спрашивает Катя всё с тем же выражением удивления на лице.

– Знакомая недавно рассказывала. Ну и… Понимаете, ведь Лев Толстой был неправ…

– В смысле? – спрашивает Катя, слегка нахмурив брови и наклонив голову набок.

– Он написал в «Войне и мире», что все счастливые семьи счастливы одинаково, а каждая несчастная семья несчастна по-своему…

– Та-а-а-а-ак… – тянет Катя.

– А на самом деле – всё наоборот! – весело говорит Евгений, словно радуясь сделанному им открытию, – Это несчастные семьи несчастны… – он качает головой, – Ну настолько одинаково, что…

В этот момент лифт останавливается на третьем этаже, и открываются двери.

Катя видит, что стоящие на этаже люди ждут, когда она выйдет, и говорит с явным сожалением,

– Мне выходить…

Катя выходит из лифта и слегка повернувшись, встречается взглядом с Евгением. На лице Евгения всё та же улыбка.

Усмехнувшись, Катя идёт по коридору и если бы она думала вслух, то мы услышали бы сейчас – … «И что означает эта улыбка? Он же не мог заметить, что я говорила в выключенный телефон? … А как прикажете рассказать мужику о том, что только что развелась, и он тебе нравится… Значит?».

Остановившись перед дверью своего кабинета, Катя задумывается и с тем же выражением на лице открывает дверь.

Что тут решать, ясно же всё!

Катя входит в кабинет.

– Ну вот, час как развелась, а уже загадочное выражение на лице появилось! – говорит Света.

Катя крутит в руках шоколадку, садится за стол и начинает перебирать бумаги на столе.

– А может, я час назад ехала в лифте с бывшим мужем, а только что с будущим?

Вика поднимает взгляд от клавиатуры на Катю.

– Уж не с шефом ли?

– Раньше нужно было разводиться! – говорит Катя назидательно, продолжая перебирать бумаги.

– Да я ещё даже и не решила… – отвечает Света и поднимает взгляд от клавиатуры. – Хотя… Что тут решать, ясно же всё… Развод!

Катя встаёт из-за стола, проходя мимо окна останавливается. Среди выходящих из здания людей она замечает идущих рядом Лору и Стаса. Стас пытается взять Лору под руку – она вырывает руку и, не оборачиваясь, идёт чуть впереди него.

– Ну да, – пожимает плечами Катя. – Идем обедать?

А почему у него секретарь – мужик?

Катя, Вика и Света идут по коридору.

– Интересно, – говорит Вика. А почему у него секретарь – мужик?

– Мужик!? – спрашивает Катя.

– Мужик, в смысле – мальчик такой, как наш Дима, но женатый вроде, – отвечает вместо нее Света.

– Ну, я поняла, о чем ты, – слегка пожимает плечами Вика. – Ты знаешь, женатость в наше-то время ничему и не мешает особо. В смысле – ориентации.

– Я же его видела, девочки. – Катя показывает рукой – на каком расстоянии они стояли друг от друга. Отрицательно мотает головой. – Взгляд вот так… – движением рук показывает как «взгляд» прошёлся Евгения по её телу. – Это – не гей.

Почему я?!

Мог бы и предупредить…

Катя, Вика и Света входят в столовую.

Света поворачивает голову в сторону обедающего в одиночестве молодого мужчины.

– А вот и секретарь. Мог бы предупредить хоть, что такая мина рванет с утра.

– Ты думаешь, он сам знал? – говорит Вика. – Схожу – ка я на разведку.

У вас свободно?

Ну и ладно

Катя, Вика и Света выходят из кафе, молча проходят вестибюль и заходят в лифт. В лифте, кроме них, едет мужчина, занятый разговором по телефону. Говорит мужчина быстро и очень громко, избавляя их от самой возможности о чем-то разговаривать. Стоя на расстоянии полуметра друг от друга женщины встречаются взглядами, обмениваясь гримасами и ужимками, означающими и удивление, и ужас, и непонимание одновременно. В какой-то момент мужчина замечает их оживленную мимику, принимает ее на свой счет и резко заканчивает разговор, засовывая кисть с мобильником в карман брюк. В этот момент лифт останавливается, и женщины выходят из кабинки мимо прижавшегося к стене попутчика, который провожая их взглядом, медленно достаёт руку с мобильником из кармана.

В пустом коридоре гулко отдаются шаги – почти одновременный стук шести каблуков и некоторое время Катя прислушивается к этому перестуку, словно возвращаясь к каким-то связанным с ним мыслям – воспоминаниям. И только появление в коридоре идущих навстречу сотрудников выводит ее из этого оцепенения.

– Ну и ладно, – говорит Катя. – Жизнь на этом не заканчивается. Завтра девичник, всё по плану.

Вика и Света переглядываются.

– А ты? – спрашивает Вика. – Настроение-то как?

– А что теперь? Из-за этого патриархата и не жить что ли? Сама же скоро разведёшься!

– Тихо ты! – Вика быстро оглядывается по сторонам. – Услышит ещё кто!

– Ты чего? – удивляется Катя.

– Катька, из такой конторы как увольняться-то? – отвечает Вика. – Деньги, соцпакет, перспектива… А тут… – Она разводит руками. – Вот так… По собственному желанию, можно сказать.

Навстречу женщинам по коридору идёт Виктор. На пару секунд замедляет шаг, почти останавливается, смотрит на Катю, качает головой… И неожиданно расплывается в улыбке.

– Зато можно теперь не ехать в Саратов! – И быстро идёт дальше.

Мудрая женщина!

Вернувшись с обеда, Марго подходит к своему столу, но не садится, а встаёт лицом к остальным, присев на краешек стола. Обводит взглядом сотрудников, которые как по команде поворачивают к ней головы и замирают в ожидании.

– И что теперь делать? – спрашивает Марго.

– Так вы же… – Лена делает неопределенное движение рукой в воздухе. – Уже?

– Если бы мы… – Марго повторяет движение рукой Лены – Уже… То ты бы об этом прочитала – там… – Она кивает головой в сторону коридора. – В приказе на увольнение. А мы только заявление подали. В один день с Надей, и… – словно что-то вспомнив, Марго умолкает и ее взгляд скользит вниз и останавливается на кисти правой руки, которой она опирается на край стола.

Лена пожимает плечами с гримасой на лице, перекладывая на столе какие-то бумаги.

– Ну, вы же совсем не пара.

– Мы? – Марго поднимает глаза на сидящих в кабинете женщин – все они по-прежнему смотрят на неё. – Должность руководителя группы ещё не освободилась…

И женщины, как ни в чём не бывало, возвращаются кто к экранам мониторов, кто к бумагам.

Открывается дверь и в кабинет входит невысокая шатенка с лицом, словно скопированным с одного из котят из советских мультфильмов: широкие скулы, мелкие правильные черты лица. Выражение, застывшее на лице, говорило о том, что котенку бесконечно скучно. Женщина делает три шага и… останавливается. Все присутствующие в кабинете теперь пристально смотрят на неё.

– О, Наденька, легка на помине, – говорит Марго.

– Что-то случилось? – спрашивает Надя.

– Только не говори, что вы не подавали заявление на развод в один день с Марго, – усмехнувшись, говорит Лена.

– Подавали… – Надя пожимает плечами. – Но месяц-то есть. Подождем. А там посмотрим.

Она оставляет документы на столе Лены и выходит из кабинета.

Марго смотрит ей вслед.

– Конечно! Время ещё есть… Мудрая женщина!

– С таким мужем как Кирилл станешь мудрой… – Лена разводит руками. – Что ещё остается-то?

– Слова мудрости… – задумчиво говорит Марго, – лучше всего доходят сразу после того, как со всего разбега шарахнешься лбом об стену, на которой эти слова написаны…. – Марго смотрит на притихших женщин и добавляет, – Копирайт не мой. Костика.

Марго и Надя сидят за столиком кафе.

– Слушай, я когда увидела тебя там… – Марго делает кистью неопределенное движение в воздухе. – Вас обоих… в ЗАГСе… Развод?! Честно, очень удивилась.

– Производим впечатление благополучной семьи? – усмехнувшись, спрашивает Надя.

– Ну вот, как-то… – Марго умолкает, встречаясь взглядом с Надей. – Нет, ну понятно, что у Кирилла репутация, сама знаешь какая…

– Знаю, – отвечает Надя. – А у меня репутация серой тихой мышки…

– Которая подстраивается под любимого мужа, – продолжает Марго, – и ради него, единственного и живет. Зачем?

Надя вздыхает.

– У меня были какие-то свои представления о семье.

– Ну были, – пожимает плечами Марго. – И сплыли. Жить надо так, как тебе самой хочется!

– Если честно – давно хотелось что-то поменять, – снова вздыхает Надя.

– И надо поменять! – говорит Марго.

– И жить вот … – Надя задумывается на мгновение. – Ну вот как ты живешь!

– И правильно! – кивает Марго. – Чтобы ценил тебя и знал свое место!

– Чтоб знал! – энергично кивает Надя. И, словно что-то вспомнив, добавляет… – Слушай… Ну, будет знать… А у вас—то, что тогда не так?

– В смысле? – непонимающе спрашивает Марго.

– Мы с тобой, где во вторник встретились-то? – спрашивает Надя и пожимает плечами. – ЗАГС, развод…

Это было несправедливо

Новость о том, что список уволенных на 100% состоял из тех сотрудников, кто развелся с начала года и был непосредственно связан с тем, что новый директор оказался сторонником крепких семейных уз, разнеслась по Скайнету быстро, но Виктор узнает об этом только после того, как вернется в свой кабинет. А пока он ещё нарочито медленно допивал кофе, пытаясь по давно выработанной привычке не реагировать спонтанно на неожиданно возникшие в его жизни сложные обстоятельства. Он даже не называл их неприятностями, но именно – «сложными обстоятельствами», давно согласившись с много раз слышанным и читаным утверждением, что каждая проблема – это всегда и шанс на развитие, это – вызов и возможность совершить рывок вперёд. Сразу искать ответ внутри себя в такой ситуации было глупо – неприятность он представлял снарядом, разорвавшимся рядом с окопом, в котором он только что, сидя за столом, набрасывал бюджет продвижения бюджетного корейского смартфона. Исправлять цифры бюджета в такой момент было бессмысленно, а нужно было, для начала, хотя бы оглядеться, чтобы понять откуда стреляют? Покрутив головой, Виктор нашёл в зале кафе несколько фигурантов приказа об увольнении и не обнаружил в их поведении ничего, чтобы могло натолкнуть его на хоть какую-нибудь разгадку того, что случилось. В отличие от него остальные не смотрели по сторонам, а молча ели, не поднимая глаз от тарелок, словно боялись выдать какую-то тайну.

Думать о том, что послужило причиной сокращения штатов, в которое попали они с Катей, Виктору не хотелось. Возможно, новый директор решил объединить четыре группы маркетологов в три… Почему? Но разговоры о том, что им бы хватило трех групп ходили уже года два. Почему именно эти люди оказались в списке? Новому директору не понравились какие-то показатели? Они были практически одинаковыми у всех, да и сокращенные сотрудники были из разных групп, и значит, это тоже был какой-то странный, если вообще не случайный выбор. Да и какая теперь разница? Приказ висел на стене, обратного хода не будет и… В конце концов – да, случайный снаряд упал рядом с Королёвыми, но могло быть и хуже. Виктор вспомнил, как два года назад на загородной трассе они с Катей чудом разминулись с вылетевшей на встречку огромной фурой…

Однако, когда через пятнадцать минут Костя сообщил ему уже облетевшую Скайнет версию происходящего, Виктор неожиданно почувствовал обиду и даже злость. Это было несправедливо. Именно так – несправедливо! В чем именно заключалась несправедливость, он разбираться не стал – это было очевидно и не имело отношения ни к одной из версий, крутившихся у него в голове пятнадцать минут назад.

Вместе… но по-отдельности

Катя, Вика и Света уже вернулись в кабинет и сидят за своими столами, стараясь не глядеть друг на друга.

– Так и сказал – эпидемия разводов? – первой нарушает молчание Света.

– Так и сказал – отвечает Вика.

– И что теперь делать? – спрашивает Света.

– А что тебе? Ты же уже решила… – Катя смотрит на Свету.

– Да не то чтобы… Но Валерке-то я уже сказала, что жить с ним не буду! И у меня…

– У тебя уже есть кто-то? – оживляется Вика.

– Да никого у меня нет! – машет рукой Света. – Но что теперь – сказать ему, что передумала разводиться, чтобы меня не уволили с работы?

– Ну и живите пока вместе, – говорит Катя. – Но по-отдельности… Ну, как и жили раньше… – она вздыхает, и понизив голос, заканчивает. – Это мне надо что-то делать.

Ну так и стой там!

Стоящая у окна в коридоре офисного здания Лора пыталась сосредоточиться на том, что ей нужно было сделать сегодня, завтра и в самые ближайшие дни… И – не могла. Она знала это свое состояние и знала, чем оно закончится. В одной из книг по личностному росту Лора прочитала, что это может предшествовать тому, что «…на вас вот-вот нахлынет какое-то воспоминание»… То есть по какой-то причине одно из воспоминаний сейчас пробивается наверх, словно пытается всплыть на поверхность воды и дать какую-то подсказку, помочь взглянуть на проблему иначе. Помочь ей… И пока этого не произойдёт, думать о настоящем у неё не получится… «Хоть тресни» – могла бы добавиться Лора после нескольких попыток опровергнуть этот совет. И нужно просто расслабиться и подождать… И, стоя у окна, смотреть, как усиливающийся на ее глазах дождь меняет картину за окном: чёткая и ясная ещё несколько минут назад, сейчас она уже вся покрыта бесконечной сетью пунктирных линий, которые становятся всё гуще и гуще… И всё—таки город какое-то время ещё хорошо различим, пока плывущие сверху вниз по окну крупные капли дождя не начинают смазывать и этот рисунок… Это что-то смутно напомнило ей… Она вспомнила! Вспомнила, на что это похоже! На уроках рисования – они также сначала заштриховывали часть рисунка, а потом брали в руку маленький кусочек бумаги и растирали эти плотно лежащие штрихи до тех пор, пока на этом месте не появлялось ровное пятно – тень, или такая же лужица воды, как та, что начала собираться из плывущих по оконному стеклу капель… То, что имело форму, плотность и какой-то смысл, становилось зыбким и текучим…

Лора кладёт ладонь на прохладную поверхность стекла и ее взгляд падает на наручные часы – 17.30. Она быстро набирает номер на мобильнике.

– Да, милый. Я, это… Нет-нет, не нужно! Да поняла я – и слава богу! В смысле – я поняла, что ты в пробке стоишь! Ну ты так и стой там! Чёрт! Да нет же! Просто не надо сегодня меня встречать! Никуда сегодня не идем… Да какой муж! Нет уже никакого мужа! Обстоятельства тут… Завтра расскажу. Да нормальная погода…

Лора отворачивается от окна, по которому уже растеклась пелена воды, почти полностью скрывшая четкий рисунок города, превратившийся в мутную подрагивающую тень.

– Хочу прогуляться одна.

У нас всё-таки не район красных фонарей… пока

По коридору идут несколько сотрудников компании, среди которых – Стас. В фойе, прислонившись к подоконнику, стоит Лика и, завидев Стаса, она движением головы показывает на место на подоконнике рядом с собой и кладёт на него ладонь. Стас с загадочным лицом делает «отрицательный» жест – движение пальцем в стороны, слегка мотает головой и проходит дальше. Удивлённая девушка повторяет его движение пальцем с недоуменной гримасой на лице, и замечает Виктора, который шёл в нескольких шагах позади остальных сотрудников и только что поравнялся с Ликой.

Виктор повторяет с улыбкой ее движение пальцем. – Чтобы это значило?

Лика отвечает на улыбку и быстро выхватывает взглядом правую и левую кисть мужчины – кольцо уже на левой руке.

– Это значит – не проходите мимо одинокой девушки! – говорит Лика.

– Это слишком сложно для примитивного мужского ума. Проще надо.

Виктор делает пальцем движение – «манит» к себе.

– Так не пробовала?

Неожиданно рядом появляется Катя.

– А так, – Катя повторяет жест Виктора. – У нас всё-таки не район красных фонарей… пока, а маркетинговая компания.

Катя проходит между Виктором и Ликой.

– Так ведь это у нас – маркетинговая компания, – усмехается Лика.

Катя останавливается, бросая испепеляющий взгляд на Лику.

– А у вас-то уже… – Лика разводит руками.

Катя переводит взгляд на Виктора.

– Мы, кажется, собирались поговорить о дочери? – И идёт дальше.

Виктор, с деланно серьёзным выражением на лице, кивает Лике и идёт за Катей.

Это – не идиотизм, это просто извращение

Надя и Кирилл идут по улице недалеко от здания ЗАГСа.

– Значит, всё делаем, как договорились, – говорит Надя. – Заходим, говорим, что передумали разводиться и пишем заявление?

– И ждем какое-то время, – отвечает Кирилл. – Месяц… Хоть это и идиотизм, конечно.

– Что идиотизм? – спрашивает Надя.

Кирилл машет рукой.

– Да ладно.

– Что «да ладно»? – заводится Надя. – Идиотизм – жить со мной!?

– Хорошо, – со снисходительной улыбкой отвечает Кирилл. – Это – не идиотизм, это – просто извращение, жить в одной квартире с женщиной, с которой не спишь.

Кирилл делает шаг в сторону ЗАГСа, но Надя придерживает его за рукав.

– Не большее извращение, чем жить с мужем, которого, чтобы уложить в свою постель, нужно сначала найти и вытащить из какой-то чужой…

– Вот уж прямо ты кидалась искать…

Надя молча пожимает плечами, и оба останавливаются, увидев, что у дверей Загса стоят Лора и Стас и отчаянно ругаются. До них доносятся голоса коллег…

– … Да пропади оно всё пропадом! – машет рукой Лора. – Не буду забирать заявление!

– Ладно, – пожимает плечами Стас. – Я тебя сюда насильно не тащил второй раз за день!

– Нет, я сама сюда приехала! – не успокаивается Лора.

– Я как мужчина и должен был предложить, – отвечает Стас.

– Ты – мужчина? Ты – кобель! – уже почти кричит Лора.

– А в чём разница? – с искренним удивлением отвечает Стас. – И тех и других почему-то всё время тянет к сучкам…

Лора размахивается, и Стас получает звонкую пощечину. Лора уходит.

Надя с Кириллом переглядываются и молча расходятся в разные стороны прочь от ЗАГСА.

Стас, потирая щеку, не спеша идёт за быстро удаляющейся от него Лорой.

Бережное отношение к своим мыслям

Костя Высоцкий привык бережно относиться к тем мыслям, что откуда-то появлялись у него в голове, некоторое время ожидали его реакции и были готовы в любое время упорхнуть прочь. Но Костя относился к ним бережно, старался внимательно разглядеть каждую и понять – откуда и зачем она появилась.

Костя, в отличие от подавляющего большинства других людей, не считал, что все эти мысли рождаются у него в голове, и он является их полновластным хозяином. Мысли жили в каком-то отдельном мире (а точнее – в одной из частей того огромного невидимого мира, в одной из частей которого существовали и сами люди) и посещали людей либо в зависимости от того – кто какие мысли притягивал своими поступками, настроением, желаниями. Либо – Косте в последнее время всё чаще казалось, что он сам – это живущий на экране монитора персонаж игры – что говорить, думать, чувствовать и делать которому решает, из каких-то своих соображений некто, сидящий за клавиатурой, с которой и управляется весь сюжет его жизни. Второй вариант Косте категорически не нравился, и он упорно искал доказательства верности первого, который оставлял за ним хоть какую-то свободу воли и право принимать решения самому. И надо сказать, что в последнее пару лет, сам процесс выяснения – «что и как происходит у него в голове», увлекал Костю намного больше, чем происходившие вследствие этого события.

Однако, услышав всколыхнувшую «Скайнет» новость, Костя решил, что в данном случае интереснее (а, значит, и важнее!) – что происходит в голове (или – с головой) другого человека – директора Скайнета Евгения Ковелина.

Времени разобраться у него было – как минимум те двадцать дней, что оставались до того, как развод с Марго будет официально оформлен. Судя по тому, что слышал Костя, к тому времени в компании наберётся ещё несколько человек – бывших семейных пар, чтобы попасть под какую-нибудь бессмысленную реструктуризацию. Решение Ковелина было из серии «махать шашкой», но тем интереснее разобраться, что ему предшествовало.

Готовых ответов на вопросы нет

Пятнадцатилетняя дочь Королёвых – Ника, в ожидании родителей забравшаяся в любимое кресло с ногами, и телефоном в руках, переживала тот возраст, когда подросток неожиданно понимает, что готовых ответов на вопросы, которые кажутся самыми важными, и по поводу которых написаны тонны книг и произнесены тысячи нравоучений и нотаций – их, этих ответов – нет. Попросту – нет, и их придётся заново искать самой. Разлад между родителями она заметила давно, и в участившихся семейных ссорах сначала пыталась занимать позицию то одного то другого, пока не поняла, что ее вмешательство только усугубляет ситуацию, вызывая ещё большее раздражение того, против кого она выступала в этот раз. Она поняла – и отошла в сторону.