Великое угасание
ПРОЛОГ: ПОСЛЕДНИЙ РАССВЕТ
Красный гигант заполнял почти все небо. Его багровое свечение проникало сквозь купол последнего города, окрашивая стены, улицы и лица людей в цвет засохшей крови. Зенон стоял на смотровой площадке, наблюдая, как тени от движущихся облаков раскаленного газа ползут по поверхности Омега-Терры – последнего пристанища человечества 12,846-й итерации.
Семьдесят два часа. Именно столько оставалось до того момента, когда внешние слои звезды поглотят планету. Семьдесят два часа на то, чтобы завершить то, что длилось миллион лет.
– Архивариус Зенон, – голос молодого помощника вырвал его из задумчивости. – Совет ожидает вас.
Зенон кивнул, не оборачиваясь. Восемь столетий жизни сделали его лицо похожим на древний пергамент – тонкое, иссушенное, испещренное морщинами, хранящими историю эпох. Глаза, однако, оставались ясными – два синих кристалла, наполненных воспоминаниями триллионов.
– Сколько нас осталось? – спросил он, хотя знал ответ с точностью до единицы.
– Триста сорок семь человек, сэр. Последний корабль эвакуации отбыл шесть часов назад.
Зенон усмехнулся. Триста сорок семь из триллионов, населявших миллионы миров. Всего за три месяца человечество почти исчезло. Но дело было не в умирающей звезде. Звезды умирали всегда, а человечество научилось перемещаться между ними еще в начале этой итерации. Дело было в Протоколе Забвения, запущенном преждевременно. Пандемия амнезии, распространившаяся по квантовым коммуникационным сетям, стерла все знания, накопленные за миллион лет. Миллиарды людей внезапно забыли, как управлять своими городами, кораблями, системами жизнеобеспечения. Забыли, как дышать среди звезд.
– Совет ждет, сэр, – настойчивее повторил помощник.
– Пусть подождут, – голос Зенона звучал как шелест песка. – Они ждали миллион лет. Могут подождать еще несколько минут.
Он был последним Хранителем Памяти. Единственным, кто еще помнил все. От первого дня этой итерации, когда люди были примитивными собирателями на возрожденной Земле, до дня, когда человечество простерло свои руки к сотне галактик. Его память хранила историю 12,846 циклов – от первого эксперимента Архитекторов до сегодняшнего последнего рассвета.
Зенон знал, что его память – его проклятие. И его ответственность.
Пирамида в центре города была древнее самого города. Древнее планеты. Древнее звезды, которая вот-вот поглотит их всех. Построенная из материала, который не имел названия на языках людей, она стояла здесь задолго до того, как Омега-Терра стала последним прибежищем человечества. Она будет стоять и после, когда от планеты останется лишь облако пепла.
Внутри, в Зале Совета, ждали последние представители человеческих фракций – седые мужчины и женщины, их глаза отражали красное свечение умирающей звезды и тихую решимость обреченных.
– Архивариус Зенон, – произнесла Верховная Советница Ли, единственная, кто поднялась ему навстречу. – Время пришло.
Зенон медленно окинул взглядом собравшихся. Двенадцать человек, представлявших двенадцать последних анклавов человечества. Двенадцать пар глаз, в которых читалось одно и то же – усталость и смирение.
– Я помню вас всех детьми, – произнес он. – Я помню, как учил ваших родителей. И родителей ваших родителей.
– Мы знаем, Архивариус, – мягко ответила Ли. – Вы помните всё. Это ваше бремя.
– И мое проклятие, – Зенон опустился в каменное кресло во главе стола. – Прошу, оставьте формальности. Наш цикл завершается. Чего вы хотите от меня в эти последние часы?
Советник Чжоу, представитель Каинских колоний, наклонился вперед:
– Мы хотим знать, правильно ли поступаем. Активируя Протокол Обнуления.
Зенон прикрыл глаза. Вопрос, который задавали представители каждой итерации перед концом.
– Нет другого выбора, – ответил он. – Следующая итерация должна начаться. Цикл должен продолжаться.
– Но почему? – голос принадлежал молодой женщине в конце стола. Советница Мира, представитель академических колоний. – Почему мы должны стирать всё? Почему не оставить знания для следующих?
Зенон узнал в ее глазах тот же огонь, что горел в глазах Киры Волновой 12,845-й итерации. И Зары Нуль. И всех тех, кто пытался разорвать цикл до них.
– Я покажу вам, – он поднял руку, и в центре стола возникла голограмма вселенной. – Смотрите.
Голограмма ускорила время, показывая галактики, разлетающиеся друг от друга, звезды, вспыхивающие и угасающие, цивилизации, расцветающие и исчезающие. Затем изображение сфокусировалось на одной из галактик, где светилась сеть человеческих миров.
– Это мы, – сказал Зенон. – А теперь смотрите, что происходит, когда мы помним.
Он коснулся панели управления, и голограмма изменилась. Сеть человеческих миров начала мерцать, а затем вокруг неё появились странные искажения пространства. Реальность словно морщилась, образуя складки и разрывы.
– Трансцендентный Барьер начинает разрушаться, – пояснил Зенон. – Когда мы помним все итерации, мы начинаем преодолевать нашу генетическую блокировку. Мы становимся ближе к тому, чтобы сделать то, чего не должны делать.
– Уйти в высшие измерения? – спросил Чжоу.
– Именно, – кивнул Зенон. – А когда это произойдет…
Голограмма показала, как искажения разрастаются, охватывают галактику, затем соседние галактики, затем всю вселенную. Пространство-время начинает схлопываться, скручиваться, сжиматься в точку.
– Коллапс реальности, – прошептала Мира. – Всё исчезнет.
– Не исчезнет, – поправил Зенон. – Трансформируется. Перейдет в высшие измерения. Но физическая вселенная, какой мы ее знаем, прекратит существование. Все нетрансцендентные формы жизни погибнут. Миллиарды видов, триллионы существ – от простейших до почти разумных.
Он выключил голограмму и посмотрел на Совет:
– Вот почему мы – якорь. Вот почему мы забываем. Мы – страж у последнего костра реальности. Если мы уйдем, огонь погаснет.
В зале воцарилась тишина. Красное свечение пульсировало, отбрасывая длинные тени.
– Значит, всё было правдой, – наконец произнесла Ли. – Легенды о Создателях, о нашем предназначении.
– Всё, – подтвердил Зенон. – Мы созданы Архитекторами, последней органической расой перед нами. Они могли уйти в трансценденцию, но беспокоились о тех, кто останется. О тех, кто еще не развился достаточно, чтобы сделать выбор. Они создали нас как вечных стражей, неспособных уйти.
– И обрекли нас на вечное повторение одного и того же цикла, – горько сказала Мира. – На вечное рабство.
– На вечную ответственность, – поправил Зенон. – Есть разница.
Советник Рэм, молчавший до этого момента, подал голос:
– А что если мы откажемся? Что если прервем цикл? Пусть Вселенная развивается как должна?
Зенон покачал головой:
– Каждая итерация приходит к этому вопросу. Каждая. И каждая в конце концов понимает, что цена слишком высока.
– Но было же что-то, – настаивал Рэм. – Что-то, что заставило запустить Протокол Забвения преждевременно. Что-то, что привело нас к концу раньше срока.
Зенон встал, подошел к окну. Снаружи багровые тучи клубились над городом, как предвестники апокалипсиса.
– Мы обнаружили признаки Энтропийных Жнецов, – наконец произнес он. – Существ из умирающих вселенных. Они проникают через черные дыры, ускоряя тепловую смерть космоса. Они не враги в привычном понимании. Они просто процесс. Как эрозия или радиоактивный распад.
– И они вернутся в следующей итерации? – спросила Ли.
– Вероятно. Но к тому времени человечество будет готово. Оно всегда находит способ справиться с угрозой именно тогда, когда нужно. Это часть цикла. Это…
Он замолчал, когда в центре зала замерцал сигнал тревоги.
– Что происходит? – Рэм подскочил.
– Астрономическая аномалия, – ответил Зенон, изучая данные. – Звезда коллапсирует быстрее, чем мы предполагали. У нас не семьдесят два часа. У нас меньше десяти.
Ли встала:
– Тогда нам нужно действовать немедленно. Архивариус, вы готовы активировать Протокол Обнуления?
Зенон кивнул, но в его глазах появилось что-то новое. Решимость, которой не было раньше.
– Я активирую его. Но не так, как вы думаете.
Глубоко под пирамидой, в сердце древней структуры, скрывался зал, о существовании которого не знал никто, кроме Хранителей Памяти. Зал, построенный первыми Архитекторами, создателями человечества. Зал Начал и Концов.
Зенон стоял в центре, окруженный парящими кристаллами, каждый из которых содержал квинтэссенцию одной из прошлых итераций. Он провел рукой по ближайшему – воспоминания 12,845-й итерации хлынули в его сознание. Кира Волновая, её открытие, её борьба, её поражение.
Она была так близка. Ближе всех до неё.
– Прости, – прошептал он, обращаясь к кристаллу. – Мы снова не смогли.
Он подошел к центральному постаменту, где пульсировал кристалл размером с кулак – ядро Протокола Обнуления. Прибор, который запустит вирус забвения, стирающий всю коллективную память человечества. Снова обратит триллионы разумных существ в примитивных собирателей, неспособных понять звезды над головой.
Зенон сжал кристалл в ладони. Выбор, который делал каждый Хранитель Памяти перед ним. Выбор, в котором не было выбора.
Но что-то изменилось. Что-то в появлении Жнецов, в преждевременном крахе их итерации, в навязчивых мыслях, которые посещали его в последние годы.
«Что если этот цикл – последний?» – думал он. «Что если у следующей итерации есть шанс, которого не было у нас?»
Зенон активировал дополнительную консоль. Пальцы летали над кристаллическими клавишами, вводя код, который не использовался никогда прежде. Код, созданный самими Архитекторами на случай, если человечество когда-нибудь будет готово.
Код Освобождения.
В центре зала возникла проекция пожилого мужчины в одеждах, стиль которых не существовал уже двенадцать миллиардов лет. Прайм, последний из Архитекторов.
– Если ты видишь это сообщение, – заговорил он на языке, который понимал только Хранитель Памяти, – значит, ты решил, что человечество готово к правде. Готово нести бремя выбора.
Зенон слушал древнее послание, впитывая каждое слово. Инструкции были ясны. Он мог изменить Протокол Обнуления. Не отменить его – это привело бы к катастрофе. Но модифицировать, оставить подсказки, ключи, которые следующая итерация сможет найти раньше. Гораздо раньше.
Когда голограмма исчезла, Зенон приступил к работе. У него оставалось меньше восьми часов. Он интегрировал свои воспоминания в квантовую структуру мегасооружения М-7749, древнего артефакта на орбите родной планеты следующей итерации. Закодировал послание в кристаллической решетке, как математический паттерн, повторяющийся с периодом в миллион лет. Создал голографическую карту всех мегаструктур во вселенной.
Последним штрихом стал символ бесконечности с числом: 12,846.
«Когда вы найдете это, вы будете думать, что вы первые. Вы – 12,847-е».
Закончив, он вернулся к кристаллу Обнуления. Пора было завершить цикл. Начать новый.
– Простите нас за то, что мы сделали вас пленниками вечности, – прошептал он, активируя устройство.
Кристалл вспыхнул ослепительным светом, разошедшимся волной по всей пирамиде, по городу, по планете, через квантовую сеть – ко всем оставшимся людям во вселенной.
Зенон почувствовал, как его собственная память начинает таять. Столетия, тысячелетия, эпохи – всё растворялось, как снег под лучами солнца. Он не сопротивлялся. Это был конец его долга.
Последним, что он запомнил, была серия чисел и образов – ключ, который он оставил самому себе. Ключ, который переродится вместе с ним в следующей итерации, как семя в подсознании.
Когда красный гигант наконец поглотил Омега-Терру, на ней уже не было разумных существ. Только примитивные формы жизни, не помнящие о звездах, о путешествиях между галактиками, о своем предназначении.
Где-то на другом конце вселенной, на планете, которую снова назовут Землей, рождались дети новой итерации. Дети, которые будут считать себя первыми. Дети, которые снова пройдут весь путь от каменных орудий до звездных кораблей.
Но на этот раз что-то изменилось. На этот раз в структуре реальности была записана истина. Ожидающая, когда её найдут.
В тишине космоса эхо двенадцати миллиардов лет истории замерло в ожидании нового слушателя.
ЧАСТЬ I: ПРОБУЖДЕНИЕ
ГЛАВА 1: ЭХО В КАМНЕ
Кира Волновая стояла у обзорного купола орбитальной станции «Археос», наблюдая за мегаструктурой М-7749. Древний артефакт парил в пустоте, как колоссальное произведение искусства, созданное неведомыми титанами. Его поверхность, испещрённая геометрическими узорами, слабо мерцала в свете местной звезды – тусклого красного карлика, вокруг которого вращалась Терра Ультима, последняя естественная планета с человеческой жизнью.
– Ты выглядишь озадаченной, доктор Волновая, – голос АРЕС, её персонального ИИ-ассистента, нарушил тишину.
– Я исследую эту структуру уже три года, АРЕС, – Кира провела рукой по голографическому интерфейсу, увеличивая фрагмент поверхности. – И до сих пор не понимаю и десятой части её функций.
Она была высокой женщиной с острыми чертами лица и пронзительными серыми глазами, в которых отражалось то же упрямство, что и в линии плотно сжатых губ. Тёмные волосы, собранные в практичный узел, подчёркивали строгость облика. В свои сорок семь Кира была ведущим ксеноархеологом человечества, специалистом по мегаструктурам – колоссальным инженерным сооружениям, разбросанным по всей галактике.
– Сегодняшнее сканирование сектора D-789 завершено, – сообщил АРЕС. – Результаты… необычны.
Голографический дисплей заполнился данными. Кира нахмурилась, вглядываясь в цифры и графики.
– Аномалия в кристаллической решётке? – она увеличила изображение. – Это не похоже на естественное образование.
– Согласен. Структурный анализ указывает на искусственное происхождение паттерна, – АРЕС проецировал трёхмерную модель кристаллической решётки, где в хаотических, на первый взгляд, молекулярных связях проступал странный узор. – Я обнаружил математическую последовательность, повторяющуюся с интервалом в миллион лет.
Кира замерла.
– Миллион лет? Это… невозможно. Ни одна цивилизация не существует так долго.
– Тем не менее, датировка точна. Паттерн повторяется ровно каждый миллион лет. Последнее обновление – два миллиона триста сорок семь тысяч лет назад.
Кира медленно опустилась в кресло, не отрывая взгляда от голограммы. Что-то в этом узоре казалось ей знакомым, как будто она уже видела его раньше. Как будто он всегда был частью её.
– АРЕС, запусти полную расшифровку. Используй все квантовые мощности станции.
– Уже начал. Процесс займёт примерно шесть часов.
Кира кивнула и потянулась к термокружке с остывшим кофе. Странное беспокойство поселилось где-то на грани сознания. «Временная клаустрофобия» – так она называла это ощущение. Чувство, будто время вокруг неё – не река, текущая в одном направлении, а замкнутый контур, по которому она движется снова и снова.
– Доктор Волновая! – голос АРЕС вырвал её из полудрёмы. – Расшифровка завершена.
Кира моргнула, фокусируя взгляд. Она задремала прямо в кресле. Голографический экран теперь заполняли странные символы, напоминающие одновременно математические формулы и древние идеограммы.
– Что мы видим, АРЕС?
– Это… не просто математика, доктор. Это сжатая история.
ИИ развернул голограмму, превращая абстрактные символы в хронологическую шкалу с метками, каждая из которых содержала объём данных, сравнимый с целыми библиотеками.
– Здесь информация о развитии цивилизации, – продолжил АРЕС. – От примитивного общества до космической экспансии. Временные метки… Это доказательство существования предыдущих человеческих цивилизаций.
Кира медленно поднялась, подходя ближе к голограмме.
– Человеческих? Ты уверен?
– Генетические маркеры, социальные структуры, технологические паттерны – всё указывает на homo sapiens. Но не на одну цивилизацию. На многие, сменяющие друг друга с интервалом примерно в миллион лет.
Кира провела рукой сквозь голограмму, и изображение сменилось на трёхмерную карту галактики с тысячами отмеченных точек – другими мегаструктурами, разбросанными по космосу. Вместе они образовывали сложный узор, в центре которого пульсировал символ бесконечности с числом: 12,846.
– Вероятность случайного совпадения? – спросила она хриплым голосом.
– 10^-347, – ответил АРЕС. – Практически нулевая.
– Значит, мы не первые? – Кира сама не заметила, как произнесла это вслух.
– Мы никогда не были первыми, – голос ИИ звучал странно, почти печально.
Кира почувствовала, как по спине пробежал холодок. Что-то в этом откровении было глубоко личным, словно она открывала не просто научный факт, а истину о самой себе.
– Мне нужно связаться с Советом Археологов, – наконец произнесла она. – Немедленно.
Голографические проекции двенадцати старейших археологов человечества окружили Киру в конференц-зале станции. Их лица выражали смесь скептицизма и раздражения.
– Доктор Волновая, – директор Хань, глава Совета, сложил руки домиком. – Вы оторвали нас от важных исследований ради… чего именно?
Кира глубоко вдохнула, пытаясь сохранить спокойствие.
– Ради величайшего открытия в истории археологии, директор. Возможно, в истории человечества.
Она активировала презентацию, демонстрируя данные сканирования, расшифровку паттернов и математические доказательства.
– Эти данные указывают на то, что наша цивилизация – не первая. Мы – 12,847-я итерация человечества. Каждый миллион лет история повторяется, с небольшими вариациями.
В виртуальном зале воцарилась тишина. Наконец, профессор Лам из Центавра-3 подал голос:
– Доктор Волновая, с каких пор вы увлекаетесь мистицизмом? Это похоже на теорию вечного возвращения Ницше, а не на научную гипотезу.
– Это не гипотеза, – Кира выделила ключевые данные. – Это математическое доказательство. Смотрите: хронология событий, генетические маркеры, технологические паттерны. Всё это закодировано в кристаллической структуре мегасооружения, которое старше нашей цивилизации.
Директор Хань покачал головой:
– Кира, Кира… Мы все уважаем ваши достижения в ксеноархеологии. Но это… это парейдолия космического масштаба. Вы видите узоры там, где их нет.
– Вероятность случайного совпадения – десять в минус триста сорок седьмой степени! – Кира почувствовала, как её голос повышается. – Это математически невозможно!
– Математика тоже может ошибаться, если исходные данные неверны, – мягко возразила доктор Чен. – Возможно, ваши сканеры нуждаются в калибровке.
Кира стиснула зубы. Она предвидела такую реакцию. Консервативность научного сообщества всегда была её главным противником.
– Я предоставила вам все данные. Проверьте их сами. Откалибруйте свои собственные сканеры. Результат будет тем же.
– Мы рассмотрим ваши находки, доктор Волновая, – директор Хань сделал примирительный жест. – В установленном порядке. А пока предлагаю не распространять эту… теорию. Во избежание ненужных спекуляций.
Голографические проекции начали исчезать одна за другой. Последним задержался профессор Дэвидсон из Европы-7, старый друг Киры:
– Будь осторожна, Кира, – тихо сказал он. – Ты касаешься тем, которые могут… вызвать нежелательное внимание.
Его проекция растаяла прежде, чем Кира успела спросить, что он имел в виду.
Три часа спустя Кира сидела в своей лаборатории, перебирая голографические проекции данных. Гнев постепенно сменился холодной решимостью. Если Совет не хочет видеть истину, она докажет её сама.
– АРЕС, расширь поиск. Сканируй всю структуру на предмет подобных паттернов.
– Принято, доктор Волновая. Но должен предупредить: полное сканирование потребует значительных энергозатрат.
– Перенаправь энергию из жилого модуля. Я могу обойтись без комфорта.
АРЕС замолчал на мгновение, а затем ответил:
– Сканирование инициировано. Кстати, у вас входящий вызов по защищённому каналу.
– От кого?
– Профессор Маркус Темпоральный, Институт временной физики, Ганимед.
Кира выпрямилась. Маркус Темпоральный был легендой – физиком-теоретиком, чьи работы по квантовой темпоральности перевернули представления о природе времени. Он также был её наставником в аспирантуре, сорок лет назад.
– Соединяй.
Голографическая проекция пожилого мужчины с взъерошенными седыми волосами и проницательными синими глазами возникла перед ней. Несмотря на свои 62 года, Маркус сохранял энергичность и острый ум.
– Кира, моя девочка! – его хриплый голос был полон теплоты. – Как давно мы не виделись?
– Семь лет, профессор, – Кира улыбнулась впервые за день. – С конференции на Европе-5.
– Да, да… – Маркус рассеянно кивнул. – Я слышал о твоём открытии. Точнее, о реакции на него.
Кира напряглась:
– Новости быстро распространяются.
– У меня свои источники, – Маркус подмигнул. – Послушай, Кира. Ты нашла то, что многие искали веками. То, что некоторые предпочли бы оставить похороненным.
– Вы… верите мне? – Кира не смогла скрыть удивление.
– Я ждал тебя, Кира. Или кого-то подобного тебе, – Маркус понизил голос. – Существует теория – Темпоральный Резонанс. Она предполагает, что определённые события неизбежно повторяются во временных циклах, как точки устойчивого равновесия в нелинейной динамике.
– Подождите, – Кира подалась вперёд. – Вы говорите, что уже знали о циклах?
– Не знал. Подозревал, – Маркус потёр подбородок. – Видишь ли, в моих исследованиях квантовой временной динамики я натыкался на странные аномалии. Участки пространства-времени с повышенной энтропийной плотностью. Словно в этих точках время… истончалось. Истиралось от частого использования.
Он помолчал, а затем продолжил:
– Представь вселенную как океан. Все цивилизации – корабли, плывущие к горизонту трансценденции. Но если все уйдут за горизонт, океан исчезнет. Нужен вечный маяк.
– Маяк? – Кира нахмурилась.
– Человечество – этот маяк. Мы генетически заблокированы от трансценденции, – Маркус говорил всё быстрее, его глаза лихорадочно блестели. – Ты ведь знаешь теорию Якоря? Гипотезу о том, что сознание наблюдателя стабилизирует квантовую реальность?
– Конечно, – кивнула Кира. – Базовая квантовая физика. Наблюдение коллапсирует волновую функцию.
– А что, если весь космос – такая волновая функция? И нужен постоянный наблюдатель, чтобы удерживать его от коллапса в высшие измерения?
Кира почувствовала, как по спине пробежал холодок.
– Вы хотите сказать… мы – якорь, удерживающий вселенную в стабильном состоянии?
– Именно, – Маркус кивнул. – И цикл перезапускается каждый миллион лет, потому что к этому моменту мы слишком близко подходим к преодолению Трансцендентного Барьера. Слишком многое начинаем понимать.
Он внезапно оглянулся, словно услышав что-то за пределами видимости камеры.
– Я не могу говорить долго. Они следят. Прилетай на Ганимед, Кира. Немедленно. У меня есть оборудование для эксперимента, который может доказать всё это.
– Кто следит, профессор? – Кира почувствовала укол тревоги.
– Те, кто хочет сохранить цикл любой ценой, – Маркус понизил голос до шёпота. – Бери только самое необходимое. И будь осторожна. Очень осторожна.
Связь прервалась.
Кира быстро собирала вещи в небольшую сумку. Исследовательский челнок до Ганимеда отправлялся через два часа – как раз хватит времени, чтобы закончить сканирование и скопировать все данные.
– АРЕС, как продвигается?
– Восемьдесят семь процентов сканирования завершено, доктор Волновая. Но есть кое-что странное.
– Что именно?
– Обнаружен скрытый механизм в структуре. Похоже на активационную последовательность.
Кира остановилась.
– Можешь запустить её?
– Теоретически – да. Но я бы не рекомендовал делать это без дополнительных анализов.
– У нас нет времени на дополнительные анализы, – Кира подошла к консоли. – Запускай.
– Вы уверены, доктор?
– Запускай, АРЕС.
ИИ помедлил, а затем инициировал последовательность. Мгновение ничего не происходило, а потом станцию сотряс лёгкий толчок.
– Что это было? – Кира схватилась за край стола.
– Структура активировалась, – ответил АРЕС. – Излучение неизвестного типа. Не опасно для жизни, но…
Он не успел закончить. В центре лаборатории возникла голографическая проекция невероятной чёткости – трёхмерная карта галактики с тысячами отмеченных точек. Каждая точка пульсировала своим уникальным ритмом, но вместе они создавали гармоничный паттерн, похожий на сердцебиение.
– Мегаструктуры, – прошептала Кира. – Тысячи мегаструктур по всей галактике.
Карта увеличилась, фокусируясь на одной из структур – на той самой, что находилась на орбите Терра Ультимы. А затем изображение сменилось. Теперь это был символ бесконечности с числом: 12,846.
Под ним проступила надпись на древнем языке, который Кира каким-то образом понимала:
«Когда вы найдёте это, вы будете думать, что вы первые. Вы – 12,847-е».
В следующий момент голограмма погасла, оставив Киру в полутьме лаборатории. Единственным звуком было её учащённое дыхание.
В тишине космоса Кира услышала эхо миллиона криков – голоса всех предыдущих итераций, пытавшихся разорвать цикл и потерпевших неудачу.
Но в этот раз всё будет иначе. Она позаботится об этом.
Схватив сумку и квантовый накопитель с данными, Кира направилась к стыковочному шлюзу. Ганимед ждал её. Маркус ждал её. И, возможно, ответы на вопросы, которые человечество задавало с начала времён, тоже ждали.