Поверх веков

Размер шрифта: 13

«Поверх веков – надеюсь глубокий и смелый разговор в поиске истины, с прошлым и вечностью, с судьбой и родиной. Я не искал громких фраз, но старался сказать важное. В этих стихах звучание русской речи – полнокровной, точной, не украшенной искусственно, а живая, какая рождается на границе памяти и смысла. Там, где Мир меняет очертания, возникает потребность в настоящем слове. В этом смысле сборник стихов не только личный жест, но и вклад в продолжение русской культурной традиции, для тех, кто ещё верит, что слово может быть поступком, что русский язык достоин не только бережного отношения, но и подлинной силы.»

Владимир Манн

Исход

Жернова и власть

Сея машина, жернова и власть
Не ищет лаз к границам благодати
Чем быть отчасти тьмой на небоскате
Скрывая боль, я предпочту пропасть…

Переборов мой дух и с ним гордыню,
Зерно засеяв злее зла в сто крат,
Раз прежнее черство, для вас отныне,
Добро падет и превратится в яд!

Так жги мой мир, или топи рыданием,
Порядок и закон свой сердцу передай,
Клочком бумаги изживи сознание,
Иль непременно новое создай!

Москва

Закон неписанный и пес кровавый
что след оставил на бульваре свой
сожгли мосты и паспорт, где орел двуглавый
наполнил легкие угрюмою тоской.

Здесь пирога куска хватало многим
и зрелищ было на самый извращенный вкус
но в памяти останутся презренно
изгоя нрав, и в рукаве краплёный туз…

Спустя два века вновь самосожжение
подавлен дух в моей Москве
и тех, кто не болел свободой вожделенной
ждет станция в черствеющем совке!

Изгой

И во дворе язычники, во храме взор —
Тревожное под куполом молчание,
Пред бурей увядающий цветка узор,
Да будет первым признаком предания —

Побег полыни обвивается кольцом,
Пуская кровь блудливой ночи…
Мечеть Аль-Акса скрещена венцом,
Той жаждой власти, что падение прочит.

Уйдет Обетованная в сражение —
И в безысходный оборот.
Где был завет – там есть знамение,
Где был народ – там пепел и исход[1]

IV всадника апокалипсиса

Не будем зримо убивать врага, он вновь предстанет перед нами
в обличии белого коня, и всадника которого не звали
на нем венец, и лук натужный, что предвещает без ума
болезнь и ложь не чуждой людям, и прозвище ему «Чума».

Вторым был призван «Ангел мести», кобыла рыжая под ним
тот конник окровавленный, войной и бранью одержим
и меч большой ему дарован, и право взять с земли наш мир
и мученическую кровь за веру, он принимал как эликсир.

И следом рыцарь появлялся, окрас коня был вороной
в ночи он словно растворялся, и шел он сразу за «Войной»
весы в руках отмерят испытания, запас зерна и урожай
наступит «Голод» как придание, четвертого гонца встречай.

И я взглянул, и вот конь бледный, «Смерть» имя всадника его
останутся живые души в четверть, без малого того
и если с силами расстался, превозмогая трех
пройдя все испытания, считай последний вздох!

Исход

Аккордам, вешних ожиданий
Поверить вновь как в прошлый год,
Дождливо – хмурым обещаниям,
В строю терять – таков исход…!

Довольно жаль, уж процветание —
В лощине иллюзорный цвет,
Пожухлым листьям, нарицание —
Сподручный материал в клозет!

А посему, так хрипло и тревожно,
Умеренно царапано, в стихах:
Ты клялся преданностью ложно…!
Народ твой рыщет как впотьмах.

Предзнаменуя, в строки добавляю:
Горсть рифмы, проповедуя восход,
И всячески закатом воспеваю,
Неотвратимый твой уход!

Алмаз и Уголь

«Так говорил Заратустра»

Эту новую скрижаль,
о братья мои, даю я вам:
Станьте тверды! —

Начало

Из мрачного чрева, под гнетом глубин,
Где спящее время, а свет в нем один,
Вскормлённые болью, в огне и в пыли,
Вышли два брата из бездны земли.

Первый – искрится, и кратко живой.
Другой – каменелый, вечно немой…

Диалог

УГОЛЬ
Скажи без уклонно, зачем так жесток,
В вечность блестишь словно клинок?
Был, ты как я, в земле, и во мраке,
В том же горел, что я саркофаге.

Помнишь, мой брат, как вместе вели,
Сквозь тьмище и жар, в лоно земли?
Тебя вознесли в твердыню и камень,
А я пепелел, истлевая о пламень…

АЛМАЗ
Я помню всё – и мрачную суть,
И силу давленья, что принял на грудь.
Ты же сгорал…! Я с волей сжимался,
Излома снося, веками срастался.

Тепла и свеченье даёшь, на мгновение,
Мои же лучи, души источение.
Пыльная ты, дымна – беспечность,
Я, как звезда – сути извечность.

УГОЛЬ
Сколь пользы несу на жарком посту,
В трудах огневых, в ежедневном быту.
Тебя преподносят в златой оправе,
Меня же – в ведре, в неистовой лаве…

Сгреваю всяк плоть, порождаю и хлеб,
Ты же есть холод – мертвенный склеп.
Жизни огонь, во мне, а не грани,
Ты совершенен… всего то на длани.

Речь АЛМАЗА
И я не просил венца восхищенья,
Ласки, не зная – страдал от терпенья.
Был я ничем. Посмотри кто я есть —
На славу горы не стремился я взлезть.

Вековая в меня вонзалась усталость,
Жутко давили темень и жалость.
Был молчалив, в проклятье не звал,
Лишь в глубине себя претворял.

Видимый блеск – не путай с гордыней!
Стал я собой, без печати богини,
Стал я собой, чтобы правду хранить,
Истину жизни камнем святить.

Нету крови, но пульс мой суровый,
Дыханье земли взял за основу…
Гладь увядаешь, но каждый фасет —
То шрам и изломы прожитых лет.

Если б прошел сквозь и тени, и боль,
В страхе и гордость множа на ноль,
Стояли бы вместе, брат – без венца,
С должным почтением, храня два лица.

Речь УГЛЯ
Ты прав, непременно. Ты – твёрже основ,
Гранитом ты стал без излишества слов.
Яростным светом, отражение далось,
Я же сгораю, чтоб кому-то спалось.

И властен, однако – бросаешь всяк в дрожь.
На пути к совершенству, что благо иль ложь?
Ужель наша жизнь – лишь воли острота,

1 Исход (продолжение…)

Продолжить чтение