Марта

Глава 1 Измена

Трёхдневная запланированная командировка отменилась. Самолёт, едва набрав высоту, неожиданно развернулся и спешно приземлился в аэропорту взлёта. Пассажирам ничего не объяснили. Лишь командир не своим, как показалось Марте, голосом извинился за сорванный полёт. И всё. Не умеющая сдаваться Марта просидела в аэропорту несколько изнурительных часов, но обещанного запасного лайнера так и не предоставили. Оставалось только возвращаться домой. На заднем сиденье такси, спрятавшись от всего мира, в беззвучном режиме, Марта приняла наконец решение, то самое, так долго отодвигаемое, а теперь уже просто вынужденное. Увы, Марта знала, что ждёт её дома, вернее, что дома её как раз не ждут. И вот уже почти приехали, и слёзы успели высохнуть, и подбадривал сквозь приоткрытое стекло несущийся навстречу воздух. Подходящий момент.

Что Тимур ей изменяет, она догадывалась, больше – была уверена. В последнее время она всё чаще закрывала глаза на его отлучки, на поздние съёмки, ночные показы. Он возвращался с заготовленной легендой – она делала вид, что верит. Так делают многие женщины. Делают вид. Полный фальшивой покорности вид, что верят, что всё по-прежнему, что правды нет. А правда в том, что пришло самое ненавистное, прогоняемое, отодвигаемое время – время расставаться, и, хотя Марта знала, что их отношения обречены с самого начала, подготовить себя к этому дню так и не смогла.

По телу побежали колючие, словно металлическая стружка, мурашки. Металл был везде. В его припаркованном у дома «мерседесе», в расплавленном августовском воздухе вокруг, в пронзительном крике чаек, в стальном привкусе измены во рту. Мелькнула мысль уехать, да, уехать, а потом позвонить ему, предупредить, что возвращается, и, если она ему до сих пор дорога, он всё сделает правильно и не допустит в их жизнь правду. Всё так, но Марта Акатова принятых решений не меняет.

А ещё была надежда. Ох уж эта надежда! Она толкала плечом тяжёлую входную дверь, когда проскользнул её призрак. Слабое, невесомое облако надежды, надежды увидеть его дома одного, красивого и невиновного. Облако рассеялось в прихожей над чужими, небрежно сброшенными женскими туфлями.

Не помня себя, прошла в гостиную, туда, где горел свет и бормотал телевизор. Любимая гостиная пуста, стыдливо отводит глаза от стола. А там фрукты, шампанское, сыр, шоколад – гастрономический приём обольщения, истёртый до дыр. Марта убавила звук, прислушалась. Со второго этажа доносился шум воды. На непослушных ногах, словно на эшафот, поднималась Марта на второй этаж, не узнавая собственный дом. Такой удобный и уютный еще утром, теперь дом казался логовом врага.

Ещё этим утром, тянусь через Тимура к вопившему на тумбочке будильнику и походя целуя его плечо, Марта чувствовала, что не готова отказаться от Тима. Сулящее настоящую боль шарканье измены услышала она чуть позже, после завтрака, когда сжалившийся над ней Тимур, видя, как Марта не может справиться с дорожной сумкой – та никак не хотела вместить все необходимые в командировке вещи, – решительной рукой начал сам её собирать. Со словами «куртки вполне достаточно» он выкинул пудровый кардиган, мольбы Марты не спасли домашние тапочки – «наверняка есть в гостинице», – и учебник испанского – «не думаю, что в Новосибирске все поголовно говорят на испанском» – тоже был приговорён. Сумка полегчала, удовлетворённый проделанной работой Тимур легко провизжал молнией: «Другое дело». Марта, вздохнув, пошла в ванную. Вот, выйдя оттуда, она и заметила брошенный на кровати и о чём-то пищащий телефон Тимура. Самого Тимура в спальне не было. Экран вспыхнул, и Марта невольно прочитала: «Люблю тебя, мой медвежонок». Так и не осмелившись на разговор с «медвежонком», Марта вызвала такси и уехала в аэропорт.

Теперь она шла к распахнутой двери их спальни за приговором, наперёд зная его, но до последнего надеясь на чудо. Чуда не случилось. На полу сорванные вещи Тима и незнакомая женская одежда, из ванной с шумом льющейся воды доносится женский смех и шлёпанье рук по голому телу. Почему-то стало весело, будто не она сейчас поймала Тима с поличным, будто не её крик отчаяния застрял между связками, будто не из её груди под стук копыт вырывался табун испуганных лошадей. Брезгливо переступая через разбросанную одежду, Марта прошла через всю спальню, устроилась в мягком кресле возле окна и стала ждать.

Первой из ванной вышла полуголая девица. Молодая, не старше двадцати лет, высокая блондинка. Чистое, без косметики и пластики лицо, красивое лишь своей молодостью, удивленно уставилось на Марту:

– Вы кто?

Не торопясь (куда теперь торопиться?), Марта отбила подачу.

– Пожалуйста, не воруйте мои вопросы. Это мой дом, и поэтому это я вас спрашиваю – вы кто?

По лицу блондинки пробежала волна озарения, она радостно всплеснула руками:

– Поняла! Вы – мама Тима.

Теперь озаряться настал черёд Марты. А она-то гадала, отчего Тим так смело привёл любовницу в их дом, ведь присутствие Марты ощущается всюду. Её фотографии, одежда, работа наполняли дом. Спрятать Марту невозможно, но, как выяснилось, её можно замаскировать.

– Тим сказал, вы уехали, – продолжала девушка, протягивая руку Марте, другой придерживая полотенце. – Меня зовут Милана, я девушка Тима.

– Я не успела помыть руки с дороги. Ванна занята, – не шелохнувшись (не хватало ещё лапать его любовниц!), Марта, не мигая, смотрела на дверь ванной. Сейчас, в этот миг, в эту секунду за этой дверью была вся её жизнь. Там билось её разорванное в клочья сердце, там бежала по венам густая, как смола, кровь, и выдыхаемый ею горький воздух тоже там. Она словно сквозь стену видела, как Тим втирает в свои чёрные, длинные (почти до пупка) волосы пахучий шампунь, как проводит мочалкой по широкой гладкой груди, как округляются его бицепсы, как тёплые капли воды ударяются о его бархатные плечи, медленно извиваются по мускулистой спине и падают к его ногам. Марта тоже там валялась.

– Тим рассказывал о вас, но я не думала, что вы такая молодая. Вас ведь зовут Марта? Да, точно, Тим говорил, что у вас день рождения в марте, и вас назвали Мартой, – блондинка беспардонно врывалась в погружённое в транс сознание Марты.

– Евгеньевна.

– Что Евгеньевна? – дурацки хихикнула блондинка.

– Меня зовут Марта Евгеньевна.

Марте исполнилось пятнадцать, когда Тимур, красный от натуги, орал на всё родильное отделение. В двадцать она вышла замуж, он начинал по слогам читать первые слова. В двадцать девять она стала вдовой. Он в свои четырнадцать регулярно сбегал из детского дома, куда его определили из-за лишившейся родительских прав матери – алкоголички. К тридцати годам у неё в подчинении было несколько сотен человек. Он в пятнадцать с трудом закончил девять классов. Она стала сорокалетней успешной, богатой и очень занятой женщиной. Он к двадцати пяти годам стал восхитительно красивым парнем и, зная это, пользовался внешностью на полную катушку, работая персональным тренером в тренажёрном зале. Собственно, так они и познакомились.

Марта вспомнила день, когда впервые его увидела. Это было три года назад. Громов – её тренер на протяжении последних лет – серьезно повредил плечо, требовалась операция, затем долгая реабилитация. В качестве временной замены Марте предложили Тима. Он сразу ей не понравился. Чересчур молод, чересчур болтлив, самонадеян, но главное – он не Громов. Пожалуй, стоит поискать другого. Как же через несколько дней она удивилась тщательности, с которой собиралась на тренировку. Теперь её волновало всё: одежда, причёска, духи. Ещё через несколько занятий заметила, что её раздражают разговоры Тима с другими женщинами в зале, особенно бесит их смех. А когда однажды во время упражнения его рука уверенно легла чуть ниже её поясницы, Марта, вдова со стажем, поняла: траур закончился.

– Вам, наверное, хочется узнать, как мы познакомились, – блондинка по-хозяйски плюхнулась на кровать.

«Вот, вообще нет, – промолчала про себя Марта. – Хочется, чтоб ты слезла с моей кровати».

– Мы познакомились в агентстве Беркович. Вы же знаете Маргариту Беркович?

Ещё бы Марта не знала легендарную Марго Беркович, хозяйку самого крупного модельного агентства, но даже утвердительный кивок – слишком развернутый ответ наглой блондинке. Впрочем, молчание собеседницы не смущало девицу:

– Тим рассказывал, что это вы привели его в модельный бизнес. Вы убедили его, что с его внешностью перед ним открыты все двери.

Что да, то да, внешность Тимура вызывала всеобщее оживление. Коллеги-мужчины завидовали его популярности и сторонились его не типичности; в женской раздевалке, наоборот, только о нём и говорили. Нередко молодые девушки, не обращая на переодевавшуюся Марту внимания, не принимая её в расчёт и не считая соперницей, откровенно между собой обсуждали его. А зря, Тимур как раз интересовался женщинами постарше. Не так. Интересовался состоявшимися женщинами. Когда Ритка – близкая подруга – узнала, что Марта опустилась до отношений с тренером, что он младше, что у него сомнительная репутация, она устроила Марте бойкот на несколько месяцев, объявив Марту «полной дурой, посадившей себе на шею содержанца». Потом Ритка сдалась – дружба победила, но Марта всегда знала: Тим не альфонс, Тим – её проект. Разрешив его себе три года назад, Марта просто не могла допустить, чтобы её любимый мужчина пропадал тренером в зале. Она задействовала все связи, потратила на него уйму денег, оплатила школу моделей, курсы актёрского мастерства и, самое главное, нашла Тиму лучшее модельное агентство – агентство Беркович. За пару лет Тимур превратился из банально красивого парня в шикарного, элегантного, выхоленного, стильного молодого мужчину. Из примитивного спортивного тренера в высокооплачиваемую модель, за которой гоняются модельные агентства и продюсерские центры.

– Вы только посмотрите, до чего он красив! – девица завороженно смотрела на огромную фотографию Тимура в чёрном костюме, висевшую здесь же в спальне, рядом с кроватью.

Чёрный вообще его цвет. Он шёл к его чёрным, длинным вьющимся волосам, чёрным бровям и смуглой коже. Это Марте принадлежала идея: его классический образ – чёрная обтягивающая рубашка, расстегнутая почти до пупка, чёрные помочи и элегантный, узкий двубортный чёрный костюм. Волосы он забирал кверху, оставляя несколько кудрявых прядей у виска, в ухо вставлял серёжку в виде кинжала. Фотография с этим образом выиграла публикацию на обложке прошлогоднего сентябрьского выпуска журнала «Men Everyday».

– Какие у него чудесные волосы, а я вот свои сожгла, – блондинка взъерошила влажные волосы.

«Какая прекрасная мысль, – думала Марта, отворачиваясь. – Я сожгу к чёртовой матери эти простыни, на которых ты разлеглась».

– Где же Тим? – спросила блондинка, начавшая уже чувствовать неловкость от разговора с самой собой.

Выход Тима действительно затягивался, впрочем, в этом не было ничего удивительного. С некоторых пор уход за внешностью перерос у Тима в манию, и иногда вытащить его из ванной становилось неразрешимой задачей. Марта сотню раз пожалела, что не позволила ему остричь волосы, и теперь вьющаяся чёрная грива волос – визитная карточка Тима, его особенность – обернулась для Марты долгим ожиданием свободной ванной. Наконец, дверная ручка дёрнулась, и через открывшуюся дверь спальню затопил нежный, уютный запах чистоты. Тим, абсолютно голый, с махровым тюрбаном на голове, стоял перед ними. Снежно-белая улыбка растаяла при виде Марты, гладко выбритый подбородок недоуменно задрался вверх. Обычно в одежде люди выглядят лучше: удачно подобранная, она скрывает их недостатки. Тимуру лучше было без одежды. Высокий, прекрасно сложенный, он напоминал скорее божество…

«Блин, Марта, ну какое ещё божество? – орало нутро. – Будь серьёзней».

Древнеегипетский бог Хор, например. А что? Та же прямая спина, сильные ноги, полотенце словно корона…

– Боже, Тим, надень что-нибудь, – девица кинула Тиму валявшиеся на полу джинсы. – Твоя мама вернулась. Правда, забавно. Мы уже познакомились.

– Ма…, – Тим осекся. – Почему ты вернулась?

Куда вернулась? Ах, да.

– Рейс отменили.

Тим и девица, с распухшими от поцелуев губами, стояли рядом, почти касаясь друг друга. Каких-то несколько шагов отделяло Марту от них, какие-то жалкие пятнадцать прожитых лет, напрасно, как казалось теперь, виденные Мартой полмира, несколько вагонов под завязку забитых жизненным опытом. О да, у Марты Акатовой всего больше. Единственное, чего ей сейчас не хватает, – это их молодости. Ведь это она – молодость – бросала Марте дерзкий вызов, показывала язык, приговаривала: «Тебя предупреждали. Ведь тебя же предупреждали». И беспощадно добавляла: «Неужели вправду думала, любит? Глупая. Он презирает. Тебя».

Внезапно Марта почувствовала себя лишней. Лишней в собственном доме, в собственной спальне, лишней рядом с больше не своим мужчиной. Только сейчас она поняла, какую глупость совершила. Зачем она приехала? Зачем не позвонила? Почему она решила, что сможет выдержать эту пытку? Смотреть на них невозможно. Видеть их невыносимо. Ведь ещё никому не удавалось дышать огнём. Жар был всюду, он заполнил лёгкие, разъедал грудь, огненным ядом палил сердце. И ничего не было кроме этого жара. Ревность хуже ада. И если насчёт ада ещё есть сомнения, то ревность вот она, она реальна, и Марта целиком состоит из неё.

– Знаете, а вы совершенно не похожи, – блондинка, имя которой Марта даже не собиралась запоминать, вертела головой то на Марту, то на Тима в поисках схожих черт.

Беспомощность давила, хотелось рыдать, молить о пощаде, на худой конец схватить её за волосы и выволочь прямо раздетую из дома, но нельзя, нельзя, нельзя.

– Его отец парагваец. Он в отца, – дежурно ответила Марта, будто привычная вопросу.

Тимур никогда не видел отца, но тот действительно приехал из Южной Америки, только парагваец он был или аргентинец – бог его знает. Мать Тима, студенткой, познакомилась с заграничным «принцем», приехавшим по обмену в Россию. Как только «принц» узнал, что она беременна, чары рассеялись, карета превратилась в тыкву, а он сам – в бегущую с корабля крысу. Аборт делать не стала, забросила учебу, родила, меняла мужчин. В конце концов спилась, и когда Тимуру исполнилось тринадцать, её лишили родительских прав. С тех пор мать Тим не видел. Марта, хоть и осуждала эту женщину, но понять могла. Если Тимур – копия отца, то потерять голову, а потом и себя от такого мужчины – как нечего делать.

Неизвестно, как бы сложилась судьба Тимура, если бы не дед. Он оформил над внуком опеку и забрал его из детского дома. Строгость деда, его личный пример и уважение, которое Тимур к нему испытывал, не дали подростку заблудиться. Внешне Тим казался мягким, наивным и ранимым. Да что уж там, временами он смахивал на ребёнка. Если он слышал хорошую музыку, то начинал танцевать, и не важно, где это было: на вечеринке или в очереди к кассе. Его приводили в восторг животные, особенно собаки. Он любил дурачиться, обожал разыгрывать Марту. Тим не боялся выглядеть забавным, смешным; в нём осталось детское бесстрашие. Его улыбка была сексуально обворожительной и невинно застенчивой одновременно. Более того, Тим до сих пор спал с мягкой игрушкой. Марта долго не могла привыкнуть к белому медведю в их постели. Но временами Марта натыкалась на заложенный дедом внутренний стержень Тима, прочный как стальная арматура. Благодаря этому встроенному компасу Тим всегда чётко знал, чего он хочет, куда идёт, что делает и где начинаются его личные границы, за которые не допускался никто.

– Тим, это так интересно, почему ты мне не говорил, что твой отец иностранец.

– О, у вас ещё всё впереди. Тимур обязательно расскажет, познакомит и даже свозит к отцу в гости в Асунсьон.

– Куда?

– Это в Парагвае.

Внешне Марта выглядела абсолютно спокойной. Умением притворяться Марта владела мастерски. Даже глаза, не моргая смотрящие на Тима, оставались холодными и безучастными. Тим тоже смотрел на Марту. Смотрел как щенок, нашкодивший в хозяйский тапок. Он молчал. Что он мог сказать? Его глаза говорили, говорили опущенные плечи, говорили дрожащие руки. Он молил о прощении. Он просил Марту помочь ему. Но Марта не оставила себе пространства для манёвра. Сцену разоблачения необходимо доиграть до конца. Она лишь хотела наглядеться им, надышаться его запахом.

– Тимур, наверное, рос милым ребенком, – бестолковая блондинка, не стесняясь полуголого тела, продолжала, как ей казалось, вести светскую беседу. – Марта Евгеньевна, у вас есть фотографии маленького Тимура?

– Тимур разве не рассказывал? Тысячи. Его отец фотограф.

Марта врала. Мать Тимура, однажды заснув пьяная с сигаретой в руках, спалила дом. Тим успел выскочить в окно. Повезло. Проснулся. Первый этаж. Пьяниц бог бережёт. А вот дом сгорел полностью. Именно после этого случая мать лишили родительских прав, а его отправили в детский дом. Фото подтверждённая жизнь Тимура началась с пятнадцати лет. Какой же он был смешной в том возрасте: долговязый, похожий на кузнечика, с тонкими руками, тонкими ногами, щеки в прыщах, волосы коротенькие. Спорт преобразил его. Гибкие, крепкие канаты мышц оплели плечи, захлестнули локти, доползи до кистей, наливая пожатие цепкой силой. Мышцы завязались в тугие узлы на ягодицах, перекрутились на бёдрах, устремились к стопам, выдавливая по пути вены. Кожа на спине трещала, еле сдерживая мощные мускулы, на животе плескались каменные волны пресса. При этом Тимур не был монстром массы. Он имел самое эстетичное, пропорциональное и рельефное сложение. Гладиатор Боргезе, не задумываясь, уступил бы ему своё место в Лувре.

– Покажите, умоляю.

– К сожалению, в доме ничего нет. Всё в городской квартире. Но Тимур может хоть сейчас отвезти вас в город. Там и переночуете. Правда, сынок?

Марта испугалась того, как просто и естественно произнесла это слово: «Сынок». Она давно гнала от себя, душила в зародыше страшную мысль – у неё к Тиму материнские чувства. Пятнадцать лет вполне себе разница, а детей у Марты не было. Так получилось. А ей хотелось, очень хотелось детей. О, как бы она была счастлива иметь такого сына. Как бы она им гордилась, как бы упивалась материнством. Всё так запуталось. Марта не понимала, Тимур – молодой любовник, желанный сын, прибыльный проект? Ни то, ни другое, ни третье. Тимур – это крик, это боль, это пустота, отчаяние, желание выйти в окно с двадцатого этажа, рассыпаться на атомы, стать его тенью.

– Я отвезу Милану и вернусь, – Тимур очнулся от оцепенения, похватал разбросанные вещи девицы и вытолкал её из комнаты, не обращая внимания на протесты. – Марта, слышишь? Да, чёрт с ней, вызову такси. Марта?

Тимур шёл прямо на неё. Босые ноги бесшумно ступали по ковру, узкие джинсы обтянули длинные, сильные ноги, грива чёрных волос, угрожающе рассыпалась по плечам, загорелая, накаченная грудь манила. Маленькая, беззащитная перед его красотой, Марта вжалась в кресло. Если он подойдет ближе, если коснется, Марта просто рухнет на его тёплую грудь, обхватит руками атласную талию и никогда больше не разомкнет рук. Она любила его. Любила каждый сантиметр его тела, любила звук его голоса, его смех, запах. Любила самозабвенно, до головокружения, до отказа от самоуважения. Сыновей так не любят, коммерческие проекты так не боготворят.

– Стоять! – этот крик остановил бы несущийся локомотив. Увы, Марта Акатова принятых решений менять не умеет. А сегодня она решила вычеркнуть из жизни, стереть из памяти, навсегда отпустить любимого мужчину, которого уже успела простить.

Нельзя оставаться с ним наедине, иначе утонет в его глазах. Нужен спасательный круг. Милана, Милена, как её там? Встать с этого чёртового места – не упасть, пройти мимо Тима – не задеть, открыть дверь – сбежать.

– Марта, я накосячил. Честно, она ничего для меня не значит. Нам надо поговорить, я объясню. Чёрт, всё так по-дурацки вышло.

– Бывает, – встала.

– Подожди, я только её отправлю. Я всё объясню.

– Переоденься, – сделала несколько шагов.

– Зачем?

– Ты уезжаешь, – поравнялась с Тимуром.

– Куда?

– Полагаю, в свою квартиру, – до выхода не больше метра.

– Марта, но она не готова, там даже кровати нет.

В городе у Тима своя квартира, недавно купленная по твердому настоянию Марты, но на его гонорары. Правда, в квартире ещё не успели сделать ремонт, там не то что кровати, там унитаза нет.

– Ты что-нибудь слышал про рай в шалаше? – спасена.

Не понятно откуда взявшаяся сила, быстрее ветра, снесла Марту на первый этаж в гостиную. Одетая блондинка, скучая, уткнулась в телевизор. Обрадоваться любовнице любовника – неожиданная эмоция в данных обстоятельствах.

– Тимур одевается, – предложить чая – явно перебор.

– Как странно, – задумчивость гуляла по лицу блондинки. – Тимур сказал, что его отец погиб на ваших глазах и теперь у вас серьезные приступы. Панические атаки. Вас нельзя оставлять одну. Он вынужден жить с вами, а сегодня вы должны были уехать в санаторий на лечение.

Марта молча загружала посудомоечную машину.

– Вы выглядите совершенно здоровой. И вы очень красивая.

Проклятое блюдо никак не хотело лезть в машину.

– Давно вы знакомы с Тимуром? – Чёрт, зачем спросила?

Блондинка оживилась.

– Да. Мы познакомились ещё весной на съемках. Мы тогда так замёрзли, думала, заболею. Тим предложил поехать в баню. Баня очень хорошо помогает. Да вы же это знаете. Тим рассказывал, что когда он был маленький, по выходным, вы брали его в баню, в женское отделение, – блондинка захихикала, что-то вспомнив. – Ой, он сказал, что ещё в детстве насмотрелся на голых женщин и теперь ему очень трудно угодить. Чтобы ему понравиться, у девушки должна быть идеальная фигура. Как у меня. Он так сказал.

Фигура у блондинки поистине закачаешься. У любой другой на месте Марты, как минимум, пробудился бы комплекс сравнения. Вот только Марта годами тренировала не только свое тело, но и характер. Она научилась так глубоко прятать эмоции, что и сама их не находила, если вдруг требовались. Это стало её проклятием: невозможность показать чувства. Марта в глазах других – остывшая планета, покрытая твердой коркой затвердевшей магмы. Марта наедине с собой – йог, ходящий по горящим углям вперемежку с битым стеклом.

– Почему вы больше не вышли замуж? Одной, наверное, плохо.

Слишком плохо, Марта это знала, помнила и не ждала теперь ничего от будущего. Но сейчас нужно решить насущную задачу: не сдохнуть, видя, как Тим, спокойный и невозмутимый, в последний раз сходит по лестнице. То ли что бы подчеркнуть трагичность ситуации, то ли позлить, может, наоборот, таким образом попросить прощения, зная, что Марта обожает, как на нем смотрится чёрный, Тим надел тот самый чёрный, идеально на нем сидящий, костюм.

Уже на пороге, Тим, пропуская вперёд себя девицу, бормочущую банальное: «Было приятно познакомиться» и нереальное: «Скоро увидимся», повернувшись к Марте, с упором спросил:

– До свидания?

Марта, у которой рушился мир и наступала долгая полярная зима, чьё горло сжимали чёрные когтистые руки вечной разлуки, Марта, из последних сил стоявшая на сахарной вате вместо ног, Марта, привыкшая, как бы невозможно не было, не отступать от принятых решений, тихо и твердо ответила:

– Прощай.

– Ты уверена? – в его голосе был испуг и недоверие. – Это конец?

Медленно, почти по буквам, она произнесла:

– Это финал.

Прощаясь на пороге, она проводила глазами троих: Тима с девицей и свою изможденную, онемевшую от горя любовь; закрыла за ними дверь, и когда стих шум машины, рухнула на ещё не тёплый после блондинки диван. Одна в пустом доме, победительница Марта, выигравшая битву за собственную гордость, непреклонная, не поддавшаяся слабости, лежала на диване и корчилась от неистовой боли. И лишь когда закончились слёзы, когда вместо рыданий раздавался только слабый хрип, когда темнота перелезла в комнату через открытое окно, Марта заставила себя встать.

Глава 2 На бегу

Бегать – не такая уж плохая идея в данных обстоятельствах, вот Марта и бегала каждое утро, в любую погоду, в любом настроении. Сегодня они с погодой были в одинаково сером расположении духа. Серый туман дымился над серой водой, серые облака вытряхивали на землю мелкую серую морось, серые мысли лезли в голову. Марта бежала, плавя вокруг себя холодный воздух. После расставания с Тимуром она взяла отпуск, тянувшийся уже целый месяц и перевернувший привычный мир Марты. Без работы она чувствовала себя белкой, выпавшей из колеса: чем занять себя – не понятно, но и обратно в колесо не хотелось. Бегать – не такая уж плохая идея. Вот Марта и бегала. Каждое утро. По набережной. Рядом с гостиницей, в которой жила после продажи дома.

И хотя Марта до сих пор помнила скрип лестничных ступеней, и её всюду преследовал запах свежего дерева, а, выглядывая из окна гостиничного номера, каждый раз удивлялась незнакомому двору, оставаться одна в их с Тимом доме она больше не могла. Вечерами, как только оседала пыль дневных забот, стихали звуки обыденной жизни и дом погружался в тишину, до слуха Марты из спальни (в которой Марта не могла больше ночевать и закрыла на два оборота врезного замка) доносился весёлый, неудержимый смех. Смеялись над Мартой, над её легковерием и доверчивостью, над её планами на будущее с Тимуром, над её мечтами и морщинами. И если вечерами она ещё могла заглушить этот смех громким звуком телевизора, то ночью, в абсолютной пустоте, этот смех сводил её с ума.

Была ещё одна причина, заставившая Марту бежать из собственного дома, – это страх, что Тимур знает, где её искать. Сначала он звонил – она отключила телефон, несколько раз приезжал к дому – Марта не открывала дверь, он засовывал под неё записки – Марта выбрасывала их, не читая. Даже давняя противница Тимура – Ритка, втайне торжествовавшая (да какое в тайне, в открытую ликующая), и та поражалась твёрдости Марты. Просто Марта не рассказала ей свой проверенный способ вычёркивать из жизни людей – она их хоронила. Не буквально, конечно, но фотография Тимура в траурной рамке стояла на самом виду.

– Доброе утро, Марта Евгеньевна, – девушка за стойкой ресепшена мило улыбалась. – Как пробежка?

– Спасибо, бодряще.

– Ой, Владислав Сергеевич вас спрашивал. Подождите секундочку, – девушка подняла трубку телефона. – Владислав Сергеевич, Марта Евгеньевна здесь. Да. Хорошо, – и уже Марте: – Он идёт.

Владислав Соколовский – владелец гостиницы, пятидесятилетний, крепкий, высокий мужчина, активно оказывающий Марте знаки внимания, быстрым шагом приближался к Марте.

– Марта Евгеньевна, мне сказали, вы съезжаете, – крупное, белое лицо нависло над Мартой.

– Да, думаю, к концу недели съехать. Я и так у вас загостилась, – Марта сделала шаг назад – не любила, когда к ней подходили вплотную.

– Значит, ваша квартира готова. Жаль. В смысле, жаль, что вы нас оставляете.

– Владислав, мне у вас очень понравилось, не исключено, что я буду навещать вас. – Ничего подобного Марта, конечно, не планировала.

Мясистая рука легла Марте на поясницу. Она ощутила прохладу мокрой ткани и лёгкую брезгливость от чужого касания. Владислав тихонько направил её в сторону коридора, подальше от ушей девушки-администратора.

– Марта Евгеньевна, Марта, не откажите поужинать со мной сегодня. Так сказать, прощальный ужин для самой привлекательной гостьи отеля.

– Вы хотите присоединиться ко мне за ужином? – Марта не понимала, зачем приглашать её туда, куда она собиралась прийти без приглашения: она каждый день ужинала в небольшом ресторанчике при отеле.

– Нет, не совсем. Я хочу пригласить вас в ресторан моего друга. Это очень хороший ресторан европейской кухни. Вам обязательно понравится. Соглашайтесь.

Взволнованность не сочеталась с его образом солидного мужчины в строгом синем костюме. Вот уже две недели Владислав Сергеевич пытался ухаживать за Мартой, слава богу, не навязчиво, а сегодня решился позвать на свидание. Сказать, что это не входило в планы Марты – ничего не сказать. Во-первых, ещё не отболело. Хоть Марта и запретила себе и близким любое напоминание о Тимуре, но во время сна она была безоружна. И он ей снился. Часто. Иногда после сна она просыпалась в слезах, а иногда и в сладкой истоме. Во-вторых, ей совершенно нечего надеть. И всё же Марте стало жаль путающего слова, робеющего взрослого мужчину:

– Я давным-давно не была в кино.

Сидеть несколько часов на против друг друга в ресторане: придется о чём-то говорить всё это время. Говорить Марте не хотелось, слушать тем более. Тёмный зал кинотеатра не вынудит наигранно улыбаться несмешным шуткам собеседника, он вообще собеседников не терпит, зато вполне демократично относится к джинсам и не обратит никакого внимания на задремавшего посетителя.

Владислав растерялся, видимо, он долго готовился, возможно, даже задумал «неожиданное» знакомство с другом – хозяином того самого ресторана, или, не дай бог, «романтический» сюрприз в духе Святого Валентина. Он попытался уговорить Марту сначала словами, потом улыбками и поглаживанием по руке. Марта перебила его молчанием и скучающим взглядом ответила: «Или по-моему, или никак». Тогда он предпринял последнюю попытку – видимо, с кинотеатрами у него что – то не сложилось:

– Марта Евгеньевна, может, вас театр устроит? Недавно знакомые ходили, вполне приличный спектакль.

Театр так театр, в конце концов, там тоже темно.

– Я не против.

– Отлично, замечательно, – звонивший телефон прервал его. – Простите, я отвечу, это мама. Да, мам, уже еду. Еду, говорю. Торопи Лизу и выходите, буду через пять минут.

Марта не знала, куда едет Владислав Сергеевич, но была уверена, что через пять минут он там точно не окажется, а её дико раздражала мужская непунктуальность. Ещё больше злило их вранье, что они, мол, мчат быстрым аллюром, а на самом деле наливают кофе или прикуривают сигарету. В отношении себя такую необязательность Марта не прощала. Опоздал на пять минут – потрудись самому себе составить компанию, ведь Марта про тебя уже забыла. Рассчитывая вечером на нечто подобное, Марта благосклонно согласилась встретиться с Владиславом в шесть у её номера.

Она ошиблась. Ровно в шесть вечера Владислав с букетом роз стоял у её двери. Он был гладко выбрит, причесан и хорошо одет. Сладко-древесный аромат его парфюма приятно удивил Марту, а ещё ему очень шла улыбка. Марта облокотилась на предложенную ей крепкую руку и вспомнила забытое уже чувство собственной привлекательности.

Спектакль не нравился. Не спасали ни прославленное имя театра, ни вполне приличный актерский состав, ни декорации, ни музыка. В голове вертелось избитое «не верю». Ну, не верила Марта артисту с устоявшимся шутовским амплуа, натужно пытавшемуся изображать моралиста, не верила, а лишь сочувствовала пожилому культовому актеру, с посторонней помощью выходящему на сцену и весь текст читающему из положения сидя. Не верила молоденьким актрисам потрепанного вида в вульгарных нарядах, невпопад задирающим ноги. Хотя этим? Этим, пожалуй, верила.

К середине второго акта, а их, на минуточку, три, Марта откровенно скучала. Смысл сего произведения сценического искусства стал Марте ясен ещё полчаса назад – они за все хорошее, против всего плохого, а Марта терпеть не могла, когда ей читают нотации, сотканные из прописных истин. Она посмотрела на Влада. Он тоже сидел с кислым выражением лица. Марта дотянулась до его уха и тихо прошептала:

– Может, уйдем?

Владислав энергично закивал головой. На выходе из зала Марта обернулась – несколько человек, сутуля спины, следовали их примеру.

От предложенного Владиславом «по маленькой» Марта отказалась, но, к своему удивлению, с удовольствием сговорилась «прогуляться». Она обнаружила себя взятой под руку, степенно идущей с мужчиной по промокшему, затихающему городу. Она всматривалась в освещенные окна многоэтажных домов. Бесконечные квадратные соты человеческих судеб, силуэты разрозненных жизней – их так много, чужих незнакомых людей за прозрачными стеклянными витринами.

– Марта Евгеньевна, вам, наверное, потребуется помощь с переездом?

Новая квартира Марты совсем недалеко от отеля, но кто-то же должен перенести вещи, занимавшие почти весь номер Марты.

– Думаю, не помешает.

– Если вы не против, я бы помог вам.

– Ну, если у вас есть свободное время… – произнесла, «Как-то неудобно», – подумала Марта.

– Для вас всегда!

Удобно, определенно, ей с ним было удобно. Он напоминал ей быка, невозмутимого, медлительного и как будто даже глуповатого, но бесконечно надёжного. Как мужчина он Марте не нравился, и это нравилось. Страсти по Тимуру слишком измотали её. Сейчас ей хотелось лишь молча идти и наслаждаться прогулкой. Бесцельная прогулка: когда это было в последний раз? Да никогда. Работа и спорт – вот правая и левая ноги Марты. До сих пор они её не подводили, вернее, она их не подводила. Марта жила как солдат в режиме постоянной боевой готовности. Иногда обстоятельства объявляли тревогу, и она расчехляла свои арсеналы и мчалась выполнять боевую задачу. И никаких увольнительных, и отпусков. Даже наедине с Тимуром она не позволяла себе раскисать и таять. Они могли говорить о чём угодно: о его карьере и гонорарах, о внешности, о показах и съёмках, обсуждали его коллег, смеялись над Беркович, но никогда, даже самой тёмной ночью, не сказали друг другу о чувствах. Тимур так ни разу и не услышал от Марты, что она любила его точно кошка. И сейчас, идя под руку с другим мужчиной, выслушивая какие-то глупости о великолепных свойствах китайского чая, подаренного постояльцем, попробовать который непременно стоило бы Марте, самой Марте стоило больших усилий не попросить его помолчать.

Они уже шли вдоль набережной, до отеля оставалось совсем недолго. Владислав заметно нервничал, замедлял и замедлял шаг. Наконец он совсем остановился и, развернувшись к воде, вдохновенно произнёс:

– Марта Евгеньевна, посмотрите, как здесь красиво! Вода такая глубокая, чёрная. Будто мы в открытом космосе. Также темно, холодно и тихо.

Марта замёрзла, ни космос, ни вода её совершенно не занимали, но она стала рядом. Наконец, поджимаемый временем, подгоняемый холодным ветром, Владислав набрался смелости и обнял Марту. Догадывалась ли она, что он задумал? Да. Сделала ли хоть что-нибудь, чтобы остановить его? Нет. Его мягкие, полные губы захватили её рот, она не сопротивлялась, но и не отвечала.

Поцелуй был чужим, спешным, неуклюжим, старомодным. Марту охватила паника; она ясно поняла, что никто и никогда не сможет заменить безупречного Тимура, и она обречена на вечное одиночество. В носу защекотало, слёзы царапали глаза. Не хватало ещё разрыдаться перед посторонним мужчиной.

– Замёрзла? Иди сюда, – Владислав расстегнул пальто и прижал сжавшуюся Марту к своему теплу. Она покорно оставила голову лежать на его вздыбленной груди.

Глава 3 Кабинет

Пахнущая сырой осенней свежестью, Марта поспешно вошла в тёплую светлую приёмную, на ходу скидывая намокшую куртку.

– Вика, Егор у себя?

Вика, молоденькая, почти ребёнок, секретарша Егора, она же дочь его лучшего друга, несколько лет назад, по просьбе того самого друга, проходила университетскую практику в компании Марты и Егора, да так здесь и осталась, ко всеобщему удовольствию.

– У себя. Ждёт вас, – выпорхнувшая из-за стола Вика уже подавала Марте плечики и открывала дверцы шкафа. – Ну и погодка сегодня.

Марта осмотрелась. Всё на своих местах, всё как прежде. Будто только вчера она вихрем вырвалась из кабинета Егора, озабоченная, озадаченная, уткнувшаяся в бумаги, не видя под ногами пути. А сегодня снова нужно решать и решать проблемы – бесконечные, бестолковые, неблагодарные. Конечно, неблагодарные. Что может быть благодарного в офисной работе? Каждый день, каждый месяц, каждый год одно и тоже. И вот, когда Марта наконец остановилась и обернулась назад, она не нашла ничего, чем могла бы гордиться или похвастаться, за что могла бы хотя бы уцепиться, как за спасательный круг в океане одиночества. Проведённые в этом здании годы не дали ей ничего поистине важного. Напротив, отняли мужа, прикрываясь нехваткой времени, помешали родить детей, словно ластиком стёрли молодость с её лица. Да, чего уж теперь.

– Зайду?

– Конечно, – Вика услужливо продолжала распахивать перед Мартой двери. Теперь Вике легко подчинилась дверь с табличкой «Акатов Егор Александрович».

– Марта, – Егор, заливаясь улыбкой, шёл на встречу. – Вот совсем другое дело, прекрасно выглядишь! – Егор целовал её в обе щеки, нежно придерживая за плечи.

– Спасибо, тоже рада тебя видеть. Егор, я так по вам соскучилась.

– Что может быть проще: в выходные едешь к нам! Дети будут рады. Давно ты их собой не баловала.

– Я исправлюсь. Обещаю. Как Рита?

– Что ей сделается? – Егор помог Марте устроиться на стул, сам сел рядом, не выпуская её рук из своих горячих ладоней. – Правда, обижалась на тебя, что на новоселье не зовёшь. Она, кажется, тебе что-то купила. Как квартира? Нравится?

– Ой, я и забыла про новоселье. Очень нравится. Обживаюсь. Спасибо, ты мне так помог.

– Пустяки. Вика, организуй кофе, – обратился Егор к секретарше, застывшей в проходе и не сводившей с Марты полных теплоты глаз.

– Ты всё хорошо обдумала? Может, возьмёшь настоящий отпуск, съездишь к морю, отдохнёшь по-настоящему, – продолжил Егор, когда Вика вышла.

Егор – хозяин фирмы, где Марта была финансовым директором долгие долгие годы и, по совместительству, её деверь, с надеждой вглядывался в Марту.

– Ты бесконечно добр ко мне. Но думаю, настало время перемен. Я устала, и от меня теперь мало толку.

– Чем же ты планируешь заняться? Ты же ничего… – Егор запнулся. – Ты же не умеешь бездельничать.

– Хотел сказать, больше ничего не умею, – Марта мягко улыбнулась. – Чистая правда, но, Егор, я так вымоталась.

Сколько себя Марта помнила, она всегда работала. И теперь она устала, выгорела, выдохлась. Всё сразу. И Егор это прекрасно понимал. Зачем же он с таким участием смотрит? Зачем бережно гладит по руке? Не обольщайся, Марта, на самом деле даже Егор тебя не спасёт. Слёзы, словно дождавшиеся разрешения, заполнили глаза, грозя превратиться в гигантский водопад. Но Егор же рядом. Его тяжёлые руки надавили на плечи, и те перестали дрожать. И грозно грохочет где-то вверху его уверенный голос, загоняя под стул тщедушную жалость к себе.

– Марта, я ценю твой жест отказаться от всего, что тебе осталось от брата, в пользу племянников, но он чересчур широк даже для тебя. Поэтому… – Егор взмахом остановил её протест. – Поэтому я покупаю у тебя это имущество.

После смерти мужа Марте принадлежала половина компании. По сути, они с Егором были равны, но ни разу за прошедшие годы Марта не дала повод Егору усомниться, что он единственный наследник семейного дела Акатовых.

– Егор, ты десять лет управляешь фирмой без Ильи. Тут давно всё твоё.

– Вот именно, и ты моя. Жена моего брата, тётя моих детей, подруга моей жены. Ты моя семья. А в семье всё по-честному. Нас отец так воспитал. И детей своих я так воспитаю. Марта, я ничего не хочу слышать.

Марта сдалась, она очень любила и уважала Егора. Боль от потери брата и мужа сблизила их, перемешала их судьбы, поставила невидимые скрепы. Илья и Егор – братья-близнецы. Они были не просто дружны, они были единым целым. Когда умирал Илья, Егор всё чувствовал, будто умирает сам. Горе сломило его. Единственным его желанием было отправиться вслед за братом. Он высох, посерел и походил скорее на пепел, оставшийся от сожжённого комка бумаги: дунь, и он исчезнет. Рита с Мартой за него тогда крепко испугались и оберегали изо всех сил. Начинающей вдове Марте, иногда от горя забывавшей дышать, пришлось взять на себя обязанности по управлению фирмой: кто-то должен. И Марта сцепила зубы, запретила себе и другим себя жалеть и стала работать. Потом, когда Егор окреп и вернулся, Марта стала его правой рукой и как могла заменила Илью.

– Вика, можно, – сказал Егор, подойдя к столу и наклонившись над ним.

После этих слов дверь распахнулась, и кабинет начал заполняться людьми с цветами, шарами и разноцветными свёртками. Они обступили Марту, обнимали и целовали её. Вика вышла вперёд и сначала по бумажке, а потом, отбросив её, своими словами, с глазами на мокром месте, обратилась к Марте:

– Марта Евгеньевна, от лица нашего дружного коллектива, от друзей и коллег позвольте выразить вам огромную благодарность и признательность за долгие годы совместной работы. Спасибо вам за ваш профессионализм, строгость и справедливость, за ваше терпение и понимание, заботу и участие. К вам всегда можно было обратиться с просьбой, и у вас всегда находилось время для каждого из нас. Интриги рушились, а интриганы исчезали, когда вы вставали у них на пути. Благодаря вам мы ходим на любимую работу. Благодаря вам у нас есть одна большая, дружная, сплочённая семья. Марта Евгеньевна, дорогая, любимая наша, нам будет так вас не хватать.

Вика расплакалась, за ней разрыдались и остальные девчонки.

– Дамы, дамы, мы никого не хороним. Марта Евгеньевна будет приходить к нам. Правда, Марта? – Егор обнял Марту, она уткнулась ему в плечо. – Давайте оставляйте на столе ваши подарки и за работу. Теперь я ваш единственный начальник.

К Марте выстроилась очередь. Подходили коллеги, уже бывшие, обнимали её, брали её руки в свои и говорили, говорили добрые, приятные слова. Сердце Марты окончательно запуталось – плакать или радоваться, поэтому она делала всё сразу. Егор отвернулся к окну. Подчинённым не стоит видеть его потерянное лицо. На столе для переговоров образовалась внушительная гора прощальных подарков и цветов. Наконец, Вика с поплывшим макияжем закрыла дверь за последними сотрудниками.

– Ух, – Марта приходила в себя после эмоциональной сцены. – Егор, у меня к тебе последняя просьба. Можно я посижу в кабинете Ильи на прощание?

– Зачем спрашиваешь? – Егор обнял её, поцеловал корни волос и добавил: – Значит, договорились, в воскресенье к нам.

Выйдя в приемную, Марта пересекла её и открыла своим ключом зеркально расположенный кабинет с табличкой «Акатов Илья Александрович». Она вошла в точную копию кабинета Егора и оказалась в прошлом. Смерть ничего не поменяла в кабинете Ильи: старые, им листанные журналы на столике возле промятого дивана, письма с выцветшими адресами, пожелтевшие бумаги на столе, когда-то свежие, теперь больше похожие на висельников, рубашки в шкафу, любимый пиджак, трухлявая мумия фикуса в углу – Егор даже его не позволял выкинуть. Марта подошла к большому письменному столу. В белой рамке из-под праха вечности на неё смотрел молодой Егор, рядом улыбалась Марта в подвенечном платье.

Марта родилась в Москве, в марте. И то был самый счастливый март в жизни её матери. Марта, конечно, этого не помнила, но следующий март, необычно снежный и сырой, отнял у них отца. Увядающая прямо на глазах совсем ещё молодая мама Марты вернулась к родителям в далёкий от столицы посёлок. Она так и не смогла забыть несправедливо рано ушедшего мужа, растворилась в Марте, хирела.

Братьев Акатовых Марта знала с самого детства. Они росли в одном посёлке, на одной улице, учились в одной школе. Старший Акатов был большой человек – директор леспромхоза, в котором работала мать Марты. Марта часто к ней бегала после уроков, видела там близнецов, с интересом наблюдала за ними, но ни Егор, ни Илья не обращали на маленькую девочку никакого внимания. Они были старше на семь долгих лет, что в масштабах ребенка – целая вечность.

Как-то раз, летом, с оравой детей на велосипедах Марта приехала на канал. В те далекие времена дети развлекали себя сами. В их поселке детвора, среди прочего, веселила себя прыжками с моста в тёплую воду канала, которую сбрасывала местная ТЭЦ. Не раз Марта купалась на канале, но сегодня впервые стояла на мосту и смотрела, как одна за другой выбеленные солнцем головы друзей исчезают в мутной воде. Страх сковал её. И вот она уже последняя на мосту, тело свело, она не чувствует ничего, а снизу кричат и требуют её гибели на обозрение. И тут большая тёплая рука дотрагивается до неё, что-то говорит надёжный голос, она не различает, но хватается за протянутую руку и, повинуясь голосу, как околдованная, на счёт три делает шаг в никуда.

Он был крупнее, тяжелее Марты, и поволок её за собой, в глубь, в жёлтую, напирающую отовсюду воду. И вот тут бы испугаться по-настоящему, но его рука крепка, и сам он рядом, и уже легко тянет наверх, улыбается откашливавшейся Марте, помогает доплыть до берега и легонько щёлкает по посиневшему носу. С тех пор она была влюблена в Илью Акатова самой трогательной детской любовью, и только одному богу известно, как она его отличала от брата.

Только разве бывает любовь без трагедии? Особенно детская. Судьбы удар настиг и Марту. Однажды она прибежала домой вся в слезах, забилась в своей комнате, надрывно рыдая. Испуганной маме так и не удалось допытаться, что произошло, потому что Марта не могла признаться, что видела, как Илья целовал девушку, ту самую, с красивыми волнистыми волосами, которую в прошлый раз провожал с танцев, и теперь Марте совершенно не за чем жить.

Время – лучший лекарь – пришло на выручку. Оно завалило Марту делами, высмеяло вчерашние досады, увлекло новыми людьми, превратило её в одну из тех красивых девушек, каких караулят мальчишки после школы. Училась Марта хорошо, учителя настаивали на институте, причём не где-нибудь, а в Москве. Мать отпускать не хотела, но, поддавшись мольбам дочери, всё же написала письмо родному дяде Марты по отцу – Виктору, журналисту одной из советских газет формата А2, с просьбой принять племянницу у себя на время вступительных экзаменов.

Марта хорошо знала, что три удара в стену от соседки означают, что кто-то им звонит. У них самих телефона не было. Да и зачем? Звонить им не кому, а если случалось что-то, то всегда можно заскочить к Варламовой – соседке доброй и порядочной. Но сейчас Варламова сама требовала Марту к себе. Голос в трубке – мужской, незнакомый, чужой. Говорит вежливо, но неотвратимо. Сожалеет, что не сможет принять Марту. Вынужден уехать в командировку на Урал, задание редакции. А супруга? Жена больна. Да, да. Очень больна.

Вечером, пришедшая с работы мама, всё объяснила. Родители отца, брат, да и супруга брата до конца противились мезальянсу. Негоже сыну члена союза писателей жениться на дочери доярки. От того поведение Виктора совершенно не удивило маму, её больше занимал вопрос: как Виктор смог узнать номер соседки? Какие связи поднял? Чем его так испугала шестнадцатилетняя девочка?

Отказ дяди Марту лишь разозлил. Она вышвырнула из мыслей знаменитого журналиста, лауреата, кандидата, родственника. Она дала себе слово никогда не вспоминать о нём. Слово она сдержала, и, услышав вновь, спустя годы, его подряхлевший голос, сидя в мягком кресле собственного кабинета на шестнадцатом этаже офисного здания в центре столицы, она безжалостно произнесла: «Вы ошибаетесь. Мой дядя скончался много лет назад на Урале, выполняя задание редакции».

Но это будет потом, а сейчас студентка Марта приехала на каникулы в родной посёлок и нос к носу у пруда, куда пришла с подругами, столкнулась с Ильей Акатовым. К тому времени Марта совсем забыла свою наивную девичью влюбленность, тем удивительней стали для неё знаки внимания со стороны Ильи. Вначале как будто случайные встречи, мимолетные касания, неподвижный взгляд холодных голубых глаз. Но Марте было не до него: болезнь матери, застенчивость, несхожие интересы – всё играло против Ильи. Он как раз закончил институт, начал работать на фирме у отца в городе (леспромхозов к тому времени уже не осталось), считался завидным женихом, но по привычке летом приезжал в поселок. Отчаявшись, Илья не придумал ничего умнее, чем приударить за подругой Марты – шаг рискованный, но он сработал: Марта заревновала. Дальше… а дальше природа сделала свое дело, Марта полюбила.

Потом умерла мама, и у ещё совсем неопытной, испуганной Марты никого не осталось, кроме Ильи. Он заменил собой всех – родителей, друзей, коллег; она восхищалась им и слушалась его. Илья настоял на том, чтобы она получила два высших образования: экономическое и юридическое. Он заставил её начать работать с самых низов, с должности простого бухгалтера на их с братом фирме. Он ругал её чаще, чем других сотрудников, требовал больше, платил меньше. Благодаря ему она научилась быть собранной, сдержанной, немногословной. «Эмоция – главный враг успеха. А нам нужен успех любой ценой», – говорил он на летучках. Ему нравилось работать, искать, думать, рисковать, не спать ночами, планировать, воплощать в жизнь, падать и подниматься, находить нетривиальные решения. В море проблем и забот он чувствовал себя как рыба в воде.

Конечно, он любил Марту, оберегал её. Несмотря на то, что сам был к ней требователен, другим он этого не позволял, даже Егору. Они поженились, когда Марте исполнилось двадцать. И за всю их семейную жизнь Марта ни разу не усомнилась в его верности. Однажды, Марте было двадцать шесть, тест на беременность показал две полоски. Она в панике позвонила Илье. Он примчался с работы, бледный от испуга. Тревога оказалась ложной. Сейчас Марта вспоминала об этом с большой горечью. Он не хотел детей, постоянно откладывал «на потом». А потом его не стало. Чрезмерное нервное напряжение, работа почти без отдыха, постоянный стресс и хрупкое человеческое тело не выдержало. Сначала один инсульт, за ним другой. После второго Илья не оправился. Его вечная работа, та, которую он боготворил и лелеял, которой жил и дышал, убила его, не задумываясь. Спустя годы Марта уже не осуждала его. Она поняла: Илья был ни плохим, ни хорошим. Он так видел этот мир. Он по-другому не умел.

Собирая хозяйничавшую в кабинете пыль, Марта провела рукой по спинке высокого кожаного кресла Ильи. Как и всё здесь, кресло потеряло серьёзный, внушающий почтение вид. Нужно сказать Егору, что со склепом среди живых пора заканчивать. Переговорная – как раз то, что надо.

На прощание Марта опустилась в кресло и тут же провалилась в объятия Ильи. Крепкие руки обхватили её, прижали и не хотели отпускать. Она ощутила его запах, прикосновение тонких губ, слышала дыхание, чувствовала шершавую кожу на плече чуть выше локтя (в этом месте у него всегда высыпала крапивница). Голубые глаза с фотографии напротив сверлили требовательным взглядом.

– Отпусти. Прошу, – Марта умоляюще вглядывалась в выгоревшее прошлое.

Нет, он не мог отпустить её. Не мог позволить Марте забыть о нём, ведь у покойника нет другой возможности проникать в этот мир. Тринадцать лет он через Марту продолжал жить среди людей, вместе с ней ходил на работу, занимался любимым делом, воплощал, реализовывал, творил, и теперь она хочет предать всё, что для них так важно.

– Неправда, Илья, – досада в голосе, но он не замечает этого. – Важно тебе.

Илья, как всегда, напомнил о долге, семье, привёл в пример себя. Спор разгорался. Марта перешла в атаку.

– Хватит меня с собой сравнивать. Я женщина. Я не должна всю жизнь пахать как лошадь, не должна приносить себя в жертву твоим амбициям.

Илья молчал, он был возмущён. В прежние времена Марта бы испугалась его твёрдости, но сегодня она была настроена решительно. Она смогла найти пользу от расставания с Тимуром, смогла вывернуть горе на изнанку, найти новые смыслы. Илья, ты же сам её этому учил.

– Посмотри на меня, я говорю, смотри на меня, – кричала Марта, впиваясь взглядом в фотографию. – Мне сорок три года, у меня нет мужа, нет детей. У меня даже друзей нет. А знаешь почему? Потому что я работаю, всю свою чёртову жизнь работаю. Потом сплю, ем и опять работаю. Я встретила молодого мужчину безупречной красоты и позволила себе влюбиться в него до беспамятства, – Марта молча выслушала его едкое замечание. – Да, но это полбеды. Настоящая беда в том, что я позволила ему уйти. – Марта перевела дух и уже спокойно добавила. – И главное, Илья, тебя ведь больше нет.

На это ему возразить было нечего. Впервые в жизни Марта оставила за собой последнее слово. Голубые глаза потухли, черты лица размылись, объятья ослабли и рассеялись.

Выигравшая бой Марта, не оглядываясь, выскочила из кабинета, отдала ключ Вике, сгребла в охапку цветы и подарки, вышла на улицу. Она вдохнула полной грудью стеклянный осенний воздух, встряхнула головой, отбрасывая с себя звенящие осколки минувшей жизни, и села в машину к Владу, терпеливо дожидавшемуся её всё это время.

Глава 4 Семья

Невозможно понять, кто больше радовался её приезду: Егор с Ритой – хозяева дома, Марта, любившая их дом и считавшая его своим, или две господствующие над всеми берёзы, накинувшие по такому случаю свои торжественные мантии. Как ни упрашивала жена Егора – Рита, продать этот неброский, несовременный дом и переехать в более комфортное жилище, Егор ни в какую не уговаривался. Он слишком любил дом, построенный их отцом. Дом, в котором на дверных косяках сохранились отметки роста мальчишек, где иногда в сумерках в затёртом кресле мерещился призрак отца, где не выветривался запах воспоминаний на чердаке. Дом, в котором смеяться начинали племянники Марты, а заканчивало эхо детских голосов Егора и Ильи.

А вот и они – племянники – выбежали встречать любимую тётю. Саша, совсем подросток, немного смущаясь, поцеловал Марту в обе щеки и деловито пожал руку Владу. За это лето он вырос, его голос стал плавать, срываться на низкие ноты, и он окончательно стал похожим на отца. Варя, не церемонясь, заскочила к Марте, сцепила вокруг неё руки и ноги и заставила её кружить. Марта кружилась с Варей на руках и вспоминала, как пять лет назад радовалась рождению племянницы, как плакала от счастья, целуя маленькую детскую ручку, с какой любовью выбирала детскую одежду. Марта всегда хотела девочку, и мудрая Рита всячески поощряла общение тёти с племянницей, разумно полагая, что ласковое дитя двух маток сосёт.

Накопленный за время разлуки груз не проговоренных разговоров переполнял обеих женщин, поэтому дети отправились в дом разбирать подарки, а мужчинам выпала честь приготовить ужин. Рита с Мартой уютно устроились на качелях в саду, укутавшись одним пледом. В воздухе пахло зимой и шашлыком, солнце, сбитое с ног октябрём, заваливалось за горизонт, оставляя землю наедине с пробирающей до костей осенью, но Марта не замечала холода. Рядом с Ритой, семьёй, в любимом месте, душой правил покой.

– Ну, как он в постели? – Рита шептала не из боязни быть услышанной, а скорее подчёркивая важность вопроса.

– Не знаю.

–У вас ещё не было? – очень изумлённый шёпот.

– Нет.

– Ты чего тянешь?

– Я-то причём?

– Ты женщина или где? Всему учить надо. Я тебе настоятельно советую разобраться с этим вопросом. Может, там не о чем разговаривать, а ты своё время тратишь.

– Рита, не это главное.

– Ага, сейчас, не это. Уж поверь. Я знаю, о чём говорю.

– То же мне, Мата Хари, знает она. Всё твоё знание вон стоит, на угли дует, щёки красные.

– Тьфу, на тебя. Она плохо кончила, – отмахнулась Ритка. – Но я, в отличие от тебя, замуж не девочкой выходила. Кое-что понимаю.

– Сколько?

– Да уж побольше, чем у тебя.

– Сколько, спрашиваю? – настаивала Марта.

– Сколько, сколько? Трое, – Ритка закрыла ладонью рот, смеющейся во весь голос Марты. – И с одним из них я рассталась именно по этой причине.

Смех споткнулся о провал в памяти – Марта никак не могла вспомнить, почему рассталась с Тимуром. Ах, да, её променяли на молодую.

– Марта, прекрати, ты же знала, чем это кончится. Чего ты ждала от мужчины на пятнадцать лет младше, да ещё с длинными волосами?

Слишком красивыми волосами, слишком красивого мужчины…

– Марта, помогите распутать, – Тимур уже несколько минут тщетно пытался освободить прядь волос, намотавшуюся на цепочку с крестиком.

Марта, внезапно полюбившая самые поздние (к этому времени людей в зале почти не оставалось) тренировки, послушно подошла. Чтобы ей стало удобнее, Тимур сел на скамью, и Марте пришлось стать между его широко поставленными длинными ногами. От близости к нему дыхание дрожало, от прикосновений на пальцах оставались ожоги, но хуже того, Марта чувствовала, как в ней просыпается нечто первобытное. Его натянутая жилистая шея манила, смуглая вспотевшая кожа прилепляла взгляд. Тело Марты ныло, требуя его пропитанных силой рук, теперь напрасно лежащих на острых коленях.

Тимур смотрел на неё снизу долгим, изучающим взглядом. Оба молчали. Кто-то вошёл, но из вежливости вышел. Прядь была освобождена, Марта заключена в объятия.

В раздевалке она ругала себя, и слово «дура» стало самым вежливым обращением к себе. В конце концов, решила сменить зал, тренера, планету, но, выйдя на улицу и найдя его молча стоящим у её машины, Марта просто открыла дверцу.

– Скажи спасибо, что он тебе голову до пенсии не морочил, – продолжала Ритка, видимо, всё это время что-то говорившая. – И сейчас у тебя появился очень даже неплохой шанс. Посмотри на него, – вытягивала подбородок Ритка, указывая на Влада. – Ну, чем не герой романа?

– Он толстый.

– Ерунда. Не толстый, а крупный. И вообще, похудеет, если захочешь.

– Слишком болтлив. Мешает думать.

– Блин, Марта, тебе пора думать, как в сорок три не остаться одной. А ты: толстый, болтливый. Будь серьёзней. Он тебя с дочерью знакомил?

– Слава Богу, даже не заикался.

– Сама попроси.

– Ритка, да ты что? Я её боюсь.

Влад был женат дважды. Первый раз ещё в юности в него влюбилась дочь богатого столичного ресторатора, в одном из ресторанов которого он работал поваром. Она забеременела, они поженились, родился сын. Влад, разумеется, получил должность шефа. Через несколько лет умер тесть, и жена Влада унаследовала сеть ресторанов и гостиниц. Влад, естественно, стал хозяином бизнеса. Жизнь оборвалась одним солнечным летним днем, когда пьяный до последней невозможности водитель протаранил машину, в которой ехали его жена с ребенком. Жена умерла сразу, сына успели доставить в больницу, но, как ни старались врачи, спасти его не смогли. Так Влад потерял семью и сдался. Преданный фортуной, уничтоженный судьбой, он пытался хотя бы договориться с мучившей его тоской, каждый вечер откупаясь от неё коньяком. Получилось. Правда, спустя год он недосчитался пары ресторанов.

Жизнь изменилась, когда во втором браке появилась дочь. Её рождение примирило его с собой, с миром, с Богом. Однако с женой они прожили не долго: она была слишком молода, так объяснил он Марте в официальной версии событий. Между строк Марта прочла уже знакомое ей слово – измена.

– Нет, ну ты посмотри на этих инвалидов! Они сейчас нам весь дом спалят, – Рита решительной походкой направилась к распоясавшемуся, брошенному без присмотра, огню.

Скажет тоже, инвалиды…

Ключи бряцали в кармане брюк. Одевается. Ну и пусть катится. И не подумаю просыпаться – много чести, выход сам найдёт.

– Марта, Марта, – Тимур слегка дотрагивался до неё. – Проснись, мне пора идти.

Ну и вали себе на здоровье. Никто не держит. Только не заставляй меня тебя видеть. Стыдно.

– Марта! – раскачивает за плечо. Придётся просыпаться.

Марта вздрогнула: его лицо слишком близко, прядь волос щекочет нос, лукавые глаза улыбаются. Блин, откуда это чувство, что эти глаза всё о ней знают?

Наверное, ужасно выгляжу спросонья, а ему хоть бы что. Но как же глупо, как невыносимо глупо, сидеть вот так на кровати и смотреть, как он уходит. Жалко, конечно, зал был близко к офису, да и нравился. Но не может же она, как ни в чём не бывало, завалиться к нему на тренировку. Чёрт, чёрт, да ведь теперь все узнают. Ой, мамочки, последний таракан в зале будет знать, что у Тимура очередная победа, очередная престарелая дура свалилась в его постель. Я представляю, каким героем он себя выставит, завёл, мол, эту ржавую развалюху.

– Не беспокойся, кофе не надо – тороплюсь.

Чёртов наглец, найди уже свои носки и отваливай.

– Особый клиент, не могу опоздать.

Да, да, богатая старуха с бессонницей.

– Парень, тридцати нет, без ноги.

– Как без ноги?

– Обычно, на войне оторвало. Классный парень.

– Как же ты с ним? В смысле…

– Не, вначале трудности были. У тебя есть резинка для волос? Моя пропала. – Марта показала на ящик. – Жена с окна пару раз стаскивала. Провёл разъяснительную беседу, сейчас готовимся к соревнованиям, – и на молчаливый вопрос Марты добавил: – Соревнования среди инвалидов.

Победивший волосы, Тимур дважды хлопнул себя ладонями по карманам вначале куртки, потом брюк, подошёл к Марте.

– Мне у тебя понравилось. Вечером жди.

Как с водной горки, с ветерком, сердце съехало вниз, и пока Марта пыталась удержать другие жизненно важные органы, Тимур нежно прикусил её губы, недвусмысленно сжал грудь и оставил огорошенную сидеть на кровати.

Прибежала Варя, смешно оттопырив попу, взгромоздилась к Марте на колени и начала рассказывать для неё о чём-то очень важном. Марта не слушала, только мягко улыбалась, но, судя по всему, история выходила трагическая: «Сашка спрятал и не хочет отдавать», а ещё: «Всех девчонок обезьянами называет, только сам он гамадрил», ну и как без шантажа: «Маме расскажу, что он за баней курит». И уже потом, когда появился торопливый Егор, оказалось, что её просто попросили позвать тётю к столу.

В просторной, застеклённой зимней беседке Марте стало совсем тепло. С одной стороны грел огонь кирпичной печи, с другой – разгорячённое тело Влада. Марта украдкой поглядывала на него. Она примеряла его к себе. Чувства были двоякие. Она не испытывала к нему отвращения, наоборот, он ей даже симпатичен. В тоже время её не покидало ощущение тоски, знакомое с детства, когда родители оставляли её одну в пионерском лагере с кучей чужих, незнакомых людей.

– Егор, очень вкусный шашлык, – Рита тянулась за добавкой.

– Я не при чём, заслуга Влада.

– Влад, я не отпущу вас, пока не раскроете секрет этого чудесного шашлыка.

– Никакого секрета. Всё очень просто – мясо я беру только в одном месте. Оставлю телефон. Они делают доставку. Позвоните, скажите, что от меня, и вам привезут самое лучшее.

Владу приходилось не легко. Как Шарапов на малине у Горбатого, так Влад оказался один в сплочённой банде единомышленников. Справедливости ради, люди всё же приличные. Собственно, говорила с ним одна Ритка. Дети демонстративно не обращали на него внимания, Егор важничал, изображая начальника даже дома. Марта подозревала, что он просто не знает, как себя вести – она впервые привела чужого мужчину в семью. Сама Марта даже не собиралась помогать Владу влиться в компанию. Она его не приглашала, сам напросился – сам и выкручивайся. Но Влад справлялся достойно. Найдя в лице Ритки слушательницу, он рассказывал ей забавные случаи из гостиничной жизни.

– … Звонит мне среди ночи, ревёт во всю силу – гость наорал матом из-за сломанной микроволновки в номере. Но дело в том, что в наших номерах нет микроволновок. Он с сейфом перепутал. Сейф, естественно, не захотел греть его пиццу, да ещё в час ночи.

– Вот придурок…

– Да, это что! Года три назад, перед Новым годом, гость подарил девчонкам набор шоколадных фигурок: Дед Мороз, заяц, ну, понимаете. И что вы думаете? Через неделю он позвонил, сказал, что передумал, и попросил вернуть.

– Вы у него документы при заселении проверяли? Он вообще мужчина? Или в графе «пол» написано просто «жлоб»?

– Выпьешь? – спросил Егор, подняв бутылку коньяка над столом.

– Спасибо, нет. За рулем, – быстро ответил Влад и продолжил, обращаясь к Ритке: – Рита, бросьте, я такого навидался, что этот тип меня почти не удивил. Случай. Слава богу, не в моем отеле был, но выдающийся, в кавычках. Пара молодоженов на брачную ночь арендовали номер. Люкс, естественно, самый лучший и самый дорогой. Наутро невеста не обнаружила жениха. Он сбежал, прихватив свадебные подарки и не расплатившись за номер. «Шоколадный заяц» нервно курит в сторонке.

– Ужас. Мельчают мужчины год от года. Того и гляди деградируют до обезьян.

– Рита, не обобщайте всё же. Не все. Я никогда не смогу отобрать подарок. Тем более, никогда не причиню страданий любимой женщине, – на этих словах рука Влада обняла Марту, а его рыхлые губы коснулись её виска.

Марта не шелохнулась. Рита натянуто улыбнулась. Егора передёрнуло. Говорю же, банда.

– «Всегда» и «никогда» – опасные слова, стараюсь их избегать, – под строгим взглядом Риты Егор затушил только что прикуренную сигарету.

– Чем же они опасны? – Влад говорил спокойно, усмехаясь, не опуская руки с талии Марты.

– Говоря их, будто бравируешь перед Богом, а он этого не любит.

– Всё так, но всё же есть вещи, в которых можно быть сто процентов уверенным. Ну, например, я точно знаю, наверняка, железобетонно, что никогда не стану женщиной.

– Пожалуй, шанс не велик, но, согласись, вполне реален. Операции по смене пола входят в моду, – Егор улыбнулся, представив Влада в образе буфетчицы Клавы.

Это первая улыбка Егора за целый день. Марта видела, как ни старался Егор выглядеть гостеприимным хозяином, Влад по каким-то причинам ему не нравился. Впрочем, о причинах она всё же догадывалась. Егор представлял собой вымирающий вид мужчин: мужчина – крепость, мужчина – скала, мужчина – глава семьи. Он не боялся ответственности, он вообще ничего не боялся. Словно атомный ледокол, он шёл только вперёд, мощный, надёжный, легко давящий носом и перемалывающий винтами крепкий лёд жизненных проблем. На его борту спокойно, за его спиной не страшно. Сколько таких мужчин осталось на планете? Десятка полтора? И если бы Марта захотела, если бы это не шло в разрез с её принципами, Марта была бы сейчас его женой.

Егор не мог не полюбить Марту. Они с Ильёй были одинаковы не только внешне, они вообще были одинаковы. Любили одно и то же и одних и тех же. Марта выбрала Илью, Егор смирился, он никогда не перечил старшему брату – Илья родился на семь минут раньше. Егор долго не женился, и, возможно, до сих пор жил бы холостой, если бы не Рита – девушка энергичная и целеустремлённая. Помимо этого, Ритка не была и дурой. Она быстро поняла, что Марта, хоть и замужняя, но соперница, и всеми путями ограничивала общение братьев. Смерть Ильи, затяжная болезнь Егора – всё изменили. Одна на двоих боль сдружила молодых женщин, приковала друг к другу наручниками общего горя. Рита стала для Марты единственной, настоящей, верной подругой. И единственным человеком, с которым Марта делилась всем.

Впрочем, будем честны, не всем. Это случилось спустя два года после смерти Ильи. Егор застал Марту одну, в слезах, вечером, когда за окном в истерике билась о стекла непогода, а в кабинете в редком приступе жалости к себе – Марта. И как должен был поступить мужчина на его месте? Развернуться и уйти? Возможно. Но он переоценил свое хладнокровие, и, обхватив Марту руками, прижал её к себе в неизбежном поцелуе. Сколько это длилось? Секунду, минуту, галактическую неделю? Марта очнулась, когда почувствовала его руки на своей груди и ломоту внизу живота. Она вырвалась – кровосмешение против её правил.

– Егор, прости, я целовала не тебя, – и это была чистая правда.

Горькая усмешка искривила тонкие губы Егора. Он шагнул к ней, она отступила.

– Но я целовал тебя. Марта, давай пошлём всех к чёрту. Уедем, убежим. Начнем всё заново.

– Другими словами, предадим всё и всех, разрушим твою семью, нашу дружбу, сотрём его из памяти, – она помолчала и продолжила мягче: – Егор, пойми, он всегда будет здесь. Как бы мы ни старались его забыть, он навсегда с нами. Ты видишь его в зеркале, я – в тебе.

Егор молчал, смотрел в пол, его плечи ссутулились, от чего он стал казаться меньше ростом. Растерявшийся, с оголённой душой, Егор не понимал, что ему делать дальше. Она подошла к нему, обняла сзади и положила голову на его спину. Тысячи раз Марта также клала голову на широкую, теплую спину Ильи, она слушала его дыхание, она дышала вместе с ним в одном ритме. Он целовал её ладони, прижимал руки к своему дрожащему сердцу и не смел развернуться к ней – ведь она была права.

С тех пор прошло много лет, Егор возмужал, волосы его поредели, рассыпался на мелкие кусочки образ Ильи, но Марта с Егором до сих пор боялись оставаться наедине.

– Нет у них такой возможности, все резервы исчерпаны.

– Но были же случаи…

– Не случаи, а случайности. Кроме того, там ситуация другая.

– Всё равно я не верю. Кто-нибудь давно бы уже исполнил. Сколько лет прошло?

– Это не важно, тут совсем другое. Возьми, к примеру, двенадцатый год.

– Это можно в такие дебри забраться, что и не выберешься.

– Как без истории, в комплексе надо смотреть, в ретроспективе.

– Мама, мне скучно, – шепнула Варя на ухо Рите, что все за столом услышали.

– Мне тоже, – Рита наклонилась к дочери. – Попроси брата, пусть мультики тебе включит, – и мягко подтолкнула к выходу.

– А папа ещё долго?

– Думаю, долго, – Ритка искоса взглянула на спорящих мужчин и начала прибирать посуду.

– Марта, мне скучно, – ныл из спальни Тимур.

– Разбери уже свои вещи, – крикнула Марта, подняв голову от бумаг. – Какую неделю в развале живём, – добавила вполголоса себе под нос.

Тимур переехал к ней – зачем платить за съём квартиры, если есть Марта, её слишком большой для одной дом загородом и, главное, она не против. И им, в принципе, жилось не плохо, подводили воскресенья – пока Марта догоняла пронесшиеся будни, Тим маялся бездельем.

– Ты долго ещё? – опять раздалось из спальни.

– Час, – крикнула снова. Так, на чём остановилась? Ага, вот… – Авансовые платежи возможны по согласованию сторон. В случае не поставки товара…

– Представляешь, вчера на улице китайцы накинулись на меня, как саранча, – Тимур, в серой обтягивающей широкую грудь майке, стоял на пороге небольшого кабинета рядом со спальней. – Догадайся, чего они хотели?

Марта пожала плечами.

– Сфоткаться.

– Зачем?

– Я им понравился.

Марта отложила бумаги, сняла очки и, сложив большой и указательный пальцы обеих рук, сквозь них, как сквозь рамку, прищурив глаз, посмотрела на Тима:

– Не пойму, что они в тебе нашли?

Тим, подыгрывая, принялся позировать. Он поднял руки кверху, упёрся в дверной косяк и подался вперёд. Стоя так, он стал казаться ещё выше, ещё шире, ещё сильнее. Марта в который раз не верила в очевидное – Тим, воплощение всех её женских грёз, идеальный от макушки до кончиков пальцев, не нарисованный, живой, запросто разгуливает по её дому в домашних шортах и майке.

– Я чертовски красив и очень фотогеничен.

– Это китайцы тебе сказали? Напомни, как по-китайски «фотогеничен».

– Вот ты смеёшься, а я всерьёз задумался о модельной карьере. Как думаешь, не поздно в мои двадцать пять?

Марта сделала вид, что думает:

– Ну, в России точно поздно. Разве что в Китае. Там как раз людей не хватает.

– Совести у тебя не хватает. Моришь голодом, ещё час назад съездить в магазин обещала.

– Сам съезди.

– Забыла? Моя сломалась. Хорошо, если через неделю отдадут. Так что всю неделю ты – мой личный водитель.

– Слушай, Тим, вот вообще никак на следующей неделе.

– Ладно, понял, – шутливый тон пропал, обиженный Тим развернулся, чтобы уйти.

– Стоять, – в конце концов, она давно собиралась, его старенький седан не выдерживал загородной жизни. – Одевайся, едем в автосалон, выберешь, что понравится.

Говорят, дарить подарки приятнее, чем их получать. Наверное… Смотреть, как любимый мужчина сам себе его выбирает – в разы приятнее.

– На чьё имя оформлять будем? – обращался к Марте сияющий менеджер салона, не ожидавший такой удачи под конец рабочего дня.

– Тимур Хара. Тим, иди сюда, – Марта позвала взбудораженного Тимура с блестящими от возбуждения глазами.

– Выбрали? Будем оформлять?

Тимур взглянул на Марту, получил лёгкий кивок головы и утвердительно ответил менеджеру.

– Карта? Наличные? – смекалистый менеджер уже спрашивал Марту, тут же указывая Тиму рукой места, где нужно подписать договор.

– Марта, договоры готовы. Сможешь заехать во вторник утром? Тебе нужно успеть их почитать. Нотариус ждёт нас в двенадцать, – говорил Егор, помогая Марте надевать куртку, когда гости заторопились домой.

– Я сразу к нотариусу подскочу, – Марте не хотелось появляться в офисе так скоро. Трогательная сцена расставания ещё стояла перед глазами.

– Ну, смотри.

Берёзы качнулись на прощание. Марта расцеловала провожавших её хозяев, таких любимых и родных, таких надёжных, в ком черпала она свои силы, кто любил её безусловно, безгранично, и заскочила в машину к Владу.

Влад уверенной рукой вёл машину по пустынному шоссе. Марта расслабилась, уютно устроившись в кресле, отдала себя дороге. Темнота неслась им навстречу, врезалась в лобовое стекло и, не выдержав удара, исчезала в свете задних фонарей. Из магнитолы лилась лёгкая музыка, Марта согрелась, дрёма нежно клонила её голову на мягкие подушки безмятежного сна.

– Не думаю, что разумно подписывать такие важные документы, предварительно их не прочитав. Если я правильно понял, дело касается всего твоего имущества. Тебе не кажется, что это, по меньшей мере, легкомысленно? Скажи Егору, чтобы прислал тебе на почту, а мой юрист почитает. Так надёжнее.

Визг тормозов, это сознание Марты выжало педаль тормоза до упора. Стоп. Что это было? Человек, которого Марта знала несколько недель, дает ей совет, да не просто совет, а называет её при этом легкомысленной и не разумной. Но Марта не спрашивала совета, он вообще случайный свидетель её личных дел. Лишь два человека на планете могли попытаться повлиять на её решения, и от них она только что уехала. Марта задала Владу всего один короткий вопрос, но он прозвучал как громкий хлопок двери, захлопывающейся перед чужим носом.

– Что?

Влад начал повторять сказанное, но осёкся, обернувшись на Марту, сидящую с каменным лицом.

– Я просто подумал… Я хотел помочь…

– Не стоило себя утруждать, – ледяной голос женщины, двадцать с лишним лет управлявшей финансами компании с миллиардными оборотами.

«Господи, ну и обидчивый мужик пошел», – Марта лениво положила руку на его бедро. Никакой реакции, только слабо дрогнули мышцы на лице. Примирительно погладила чуть выше колена. Ну наконец, тяжелая рука оторвалась от руля и накрыла её руку.

– Беркович затеяла что-то грандиозное на день рождения агентства. Пойдешь?

Тимур не оставлял попыток совместного выхода в люди. В этот раз он звал её на двадцатипятилетний юбилей модельного агентства Маргариты Беркович. Марта ещё ни разу не согласилась – она стеснялась, нет, не Тимура – себя, точнее своего возраста. Ей казалось, стоило им появиться вместе, как только того и ждущие клакеры освистают и осмеют её.

– Когда? – спросила Марта, чтобы сразу не отказывать.

– В пятницу.

– В пятницу не могу. Комиссию ждём. Не знаю, во сколько закончим.

– Я так и думал. Опять одному идти, – сухо, не отрываясь от дороги, сказал Тимур, обратно кладя руку на руль. – Слушай, я тебя сейчас отвезу и уеду. Тут хорошему человечку помочь надо. Просил очень.

– Вернёшься поздно?

– Да, не жди.

Она и не стала. Дома, в прихожей, сняла хомут проблем, оставила на вешалке до завтра, смыла копоть города, расстелила постель и … Телефон зазвонил, взяла не глядя, уверенная, что звонит Тимур.

– Алло.

– Марта, это Беркович, не спишь ещё?

– Слушаю, Маргарита Израилевна.

– Ты мне нужна на пару минут, – затараторила Беркович. – Тимур сказал, ты помощницу себе ищешь. Возьми мою Ленку. Хорошая девка, старательная.

– У неё опыт есть?

– Да какой опыт? Только университет окончила, отчего тебя и прошу. Ты бы её понатаскала.

– Маргарита Израилевна…

– Умоляю, давай без этого, просто Марго.

– Хорошо, Марго. Да, я действительно ищу помощницу, но опыт работы необходим, – на том конце провода недовольно запыхтела Беркович. И не то что бы Марта не умела отказывать, как раз наоборот, но в данном случае приходилось быть гибче. – Ладно, пусть приходит, я гляну, но ничего не обещаю.

– Мне больше и не надо. Уверена – тебе моя Ленка понравится. Кстати, зря не пришла, шикарно отметили с размахом.

– Отметили?

– Ну да, четверть века тебе не шутки. Три дня гуляли. Между нами, я, наивная, думала, что ты всё же выкроишь времечко поздравить тётушку Марго. Но Марта так занята, что даже не позвонила.

– Прости, Марго, у меня все дни спутались. Я совсем забыла про юбилей, – и собрав последние крохи самообладания, Марта отрапортовала дежурные поздравления.

Весь мир сжался в комок и теперь тянул где-то между рёбер. И понятны стали ночные таинственные звонки, и перехваченный еле заметный страх в его глазах, и недели без секса, и стёртые якобы в зале колени. От осознания необратимости случившегося чуть не упала в обморок, дала себе пощёчину – не раскисать, но болело так, что хотелось сбежать из собственного тела. Вот только болело не оно.

– Поднимешься?

Ночью легко предлагать себя мужчине, ночь спрячет стыд, прикроет наготу, закроет рот самоуважению. Она союзница, она подруга. Она пьянит огнями, горячит воображение. Ночью женщины отказа не прощают.

Марта погасила свет – не хотела видеть чужого мужчину в своей постели. Не хотела чувствовать на себе его вес, не хотела прикасаться к незнакомому мужскому телу, не хотела стонать, имитируя… Да, всё имитируя. Но она сделала это. Сделала, потому что в её возрасте жеманничать не пристало, потому что с Владом удобно, потому что его одобрила семья, потому что она так решила. Кстати, Ритка зря переживала.

Мысль: «Хоть бы он уже ушёл», проснулась раньше самой Марты, увы, запах кофе, пробравшийся из кухни, шептал: «Вставай, на нашей кухне хозяйничает чужак». Какая для таких случаев у меня припасена улыбка? Боже, да это оскал.

Громоздкий Влад казался чем-то инородным на её светлой, изящной кухне, первый утренний поцелуй чересчур мимолетным, разговор банальным, но завтрак выше всяких похвал.

– В твоём доме совершенно нет продуктов, – говорил Влад, передавая бутерброд. – Так питаться нельзя. Придётся брать над тобой шефство.

– И тогда я стану такая же упитанная, как ты? – Марта кивнула на плотный, белый живот Влада.

– Зато тебя станет видно.

Марта действительно очень похудела после расставания с Тимом и сама переживала из-за этого. Личный повар не так уж плохо, тем более Марта не умела готовить.

– Тогда где мы обедаем?

– Обед не обещаю, а вот ужин, если позволишь, я бы приготовил у тебя.

– Только если от меня ничего не потребуется, – Марта с бешеной скоростью неслась в новые отношения.

– Абсолютно ничего, – заверил Влад. – Чем планируешь заняться сегодня?

– Не решила, – у Марты сегодня первый понедельник в жизни в официальном статусе безработной, ещё и поэтому она пребывала в абсолютной растерянности.

На прощание Влад долго не отпускал её губ, долго надевал обувь, смотрел в зеркало, что-то говорил, ушёл.

Оставшись одна, Марта вытерла губы, прошла в комнату и достала из самого дальнего угла гардероба запрещённое всеми конвенциями мира оружие – фотографии Тимура. Хулиганские глаза цвета корицы, как ни в чём не бывало, глядели на неё. И кто придумал, что карие глаза не красивы? Слепцы, учитесь.

Марта всматривалась в карие глаза Тима и видела в них кратеры и горы, русла высохших рек. Она одна брела среди терракотовых скал по раскалённой, растрескавшейся медно-рыжей пустыне, сбитыми ногами оставляя за собой кровавый след. Обжигающий ветер путал её волосы и трепал подол платья. Миражи прошлого окружили её, упрекали, велели идти вперёд. И она шла на еле слышный любимый голос, а над ней медленно кружил чёрный, терпеливый гриф.

Она же всё сделала правильно – Влад верный выбор, откуда же, чёрт возьми, это ноющее чувство предательства? Кому она изменила прошлой ночью? Илье? Тимуру? Себе?

Глава 5 Смерть

Марта отказывалась. Отказывалась знакомиться с его родными и друзьями, особенно с дочерью; противилась его переезду к ней, тем более не собиралась переезжать к нему; отклонила его предложение вместе встречать Новый год; разумеется, не пригласила его на день рождения Егора, хотя Ритка настойчиво упрашивала; но отказать Владу прийти на похороны его матери, успокоившейся в первый весенний день, Марта не посмела.

Таксист заплутал, к началу отпевания Марта опоздала, отчего зашла в церковь последняя и, став с краю, рядом с выходом, начала перебирать незнакомые лица в поисках Влада.

Сразу бросилось в глаза количество людей в церкви – непривычно большое для похорон пожилого человека, видимо, не столько близкие и родные усопшей провожали её, сколько друзья и коллеги Влада, и Марта, за их спинами, самого Влада не видела. Под тягучий, напряжённый баритон священника из центра толпы до Марты доносились звуки подбрасываемого кадила и дурманящий запах ладана. Реальность дрогнула и погибла. Глазами Спасителя на Марту смотрела сама молитва, и этот пристальный взгляд сразу и бранил, и утешал, спрашивал и отвечал, наставлял, вдохновлял, утолял. Пальцы сомкнулись, рука не спеша прочертила крест.

Марта первой увидела её. Она победоносно шла впереди траурной процессии, двигавшейся к выходу. Проходя мимо Марты, Смерть рассеянно кивнула ей, как кивают старым знакомым, не ожидая их теперь увидеть. Марта вжалась в камни, и сама бы окаменела, если бы Влад, выдернув её, не вывел из церкви.

Идти пришлось долго. Хоронили в могилу к отцу, умершему давно, и теперь доехать в эту часть кладбища, превратившуюся в лес, возможности не было. Всю дорогу Марта шла прямо за гробом, если уместно будет сказать, среди VIP-персон, каковыми на похоронах являются близкие родственники покойного. Влад ни на миг не отнимал руки с её талии, другой рукой вёл растерянную и напуганную девочку лет десяти. Позади себя Марта слышала шёпот: «Это она, она – новая женщина Влада». Марта оборачивалась – шёпот угасал.

Наконец, стоя кругом над ржавым провалом в преисподнюю, начали прощаться. Лица провожавших были сухи, прощальные речи не многословны, и даже Влад дрожал лишь от ветра. Марта видела, с каким презрением смотрела на них Смерть – безразличие к себе она не одобряла. Раз – и Смерть уже у гроба, нависнув над ним, жадно наблюдает, как дочь Влада, Лиза, склонилась над восковым лицом, как её детские губы в последний раз целуют венчик на жёстком белом лбу. Вот теперь Смерть ликовала, теперь купалась она в слезах скорби, упивалась непритворными страданиями девочки.

Глумиться над ребёнком Марта не могла позволить даже Смерти, она шагнула к гробу и стала между ней и Лизой. Смерть равнодушно отвернулась – Марту не проймёшь, у Марты некого больше забирать. Рука Марты сама поймала холодную детскую руку, да так и держала её весь обратный путь до машины.

Влад отстал сначала от них с Лизой, потом и от остальных; какая-то женщина, показавшаяся Марте знакомой, не к месту слишком громко, с ним разговаривала. Женщина сильно хромала, размахивала руками, кричала и вообще производила нездоровое впечатление. Впрочем, Марта не прислушивалась, её целиком поглотили новые ощущения, никогда не испытываемые ею ранее. Марте хотелось оберегать и защищать. Заботиться и помогать. И даже прижать к себе, обнять. И всё это относилось к притихшей девочке, послушно идущей рядом.

Вдвоём сели в машину, стали ждать Влада.

– Ты новая жена папы? – буднично спросила Лиза.

– Нет. Кто тебе такое сказал?

– Бабушка. Она сказала, что папе нужна жена. Потому что кто-то должен заботиться обо мне, когда её не станет.

– Думаю, бабушка немного торопила события. Мы с твоим папой совсем об этом не думали. В любом случае он наверняка спросил бы сначала тебя.

– Да? – Лиза задумалась. – А впрочем, наверное.

Обе замолчали и стали смотреть в окно туда, где, судя по размашистым жестам и визгу, доносившемуся даже в машину, разговор превратился в скандал. Марта вспомнила, где видела эту женщину – в отеле Влада, когда жила там. Да, точно, она часто её тогда встречала. В этот момент разъяренная дама бросила полный ненависти взгляд на Марту.

– Кто она? – спросила Марта.

– Оля.

– И кто она, эта Оля?

– Невеста.

– Чья? – грудь похолодела, а ведь и впрямь их ссора напоминает ссору любовников.

– Я не знаю, так папа говорит: «Оля – наша вечная невеста», – Лиза попыталась скопировать насмешливый тон отца.

– Это папина подруга?

– Нет, что ты, – махнула рукой Лиза. – Она с ним работает.

– Не пойму, она его начальница, что ли? – сама того не желая вслух произнесла Марта.

– У папы нет начальников. Он самый главный начальник, – с гордостью произнесла Лиза, думая, что Марта спросила именно её.

«Какое-то странное выяснение отношений среди заваленных снегом могил, – думала Марта. – Хорошо, что уже почти все разъехались. Похоже, кончилось». Злющий Влад, меся сугробы, шел к машине, а вечная невеста, в слезах, захромала прочь.

– Марта, не обращай внимания, у нашей Оли такое бывает. Правда, Лиза? – сказал Влад, садясь в машину и притворяясь, словно минуту назад ничего и не было.

«Только не говори мне, что скандалы на кладбище для тебя обычная рутина», – вглядываясь в него, думала Марта.

– Ну что, девчонки, наконец познакомились? – продолжал Влад. – Повод, правда, не весёлый.

Глава 6 Лиза

Время корявым почерком марало белые листы: надо признать, скучнейшее чтиво. Захлопнув месяц, словно пыльную книгу, Марта поставила его на полку рядом с другими томами пока что неполного собрания сочинений собственной жизни. Увы, очевидно: Марта Акатова совершенно не знала, чем себя занять. Поэтому, когда позвонил Влад и попросил забрать Лизу из школы – сам не успевал, – Марта даже обрадовалась.

– И, Марта, поднимись, пожалуйста, к Веронике Андреевне, я её предупрежу, – Влад говорил так, как будто Марта должна была знать, кто такая Вероника Андреевна.

– Я понятия не имею, кто такая Вероника Андреевна, думаю, обо мне она может сказать тоже самое.

– Это их классная. Учительница русского языка. Я ещё два дня назад обещал, что заскочу к ней. А насчёт сегодня просто божился. Поднимись, спроси, что ей надо, а то не отвяжется. Пожалуйста, Марта.

Идея знакомиться с учителями Лизы казалась Марте странной и несколько преждевременной, но Влад заверил, что всё нормально, что «наверняка, очередные поборы» или «ещё какая-нибудь ерунда в её духе».

Лиза встретила Марту у школы. Стоявшие на крыльце рядом с ней девочки смело, да чего уж там, нахально, разглядывали Марту, пока она шла от машины. Просто ради такого случая Марта решила выглядеть ярко и надела алую кожаную куртку и алые же кожаные штаны; для полной гармонии не хватало только шлема с мотоциклом. Кинув несколько прощальных слов, Лиза отделилась от подруг и подбежала к Марте:

– Девчонки от тебя просто обалдели, – весело выдохнула она.

– Да? – как можно безразличнее отозвалась Марта. – Папа просил подняться к какой-то Веронике Андреевне.

– Тебя? – удивилась Лиза.

– Только я чур не пойду, – сказала она и повела Марту по ветвистым школьным коридорам в кабинет русского языка.

Вероника Андреевна встретила Марту колючим взглядом и усталой улыбкой и, предложив на выбор две передние парты, осталась стоять, возвышаясь над усевшейся Мартой.

– Я, конечно, рассчитывала на приход Владислава Сергеевича, – не скупясь на откровенность, начала учительница. – Насколько я понимаю, вы девочке человек чужой.

– Ну, я бы так не сказала. Мы довольно много времени проводим вместе, – принялась оправдываться Марта.

– Тем не менее, приход отца был бы желательнее, – не сдавалась Вероника Андреевна. – Но уж как есть.

Учительница вздохнула, окончательно смиряясь с отсутствием Влада, и положила перед Мартой раскрытую тетрадь:

– Вот, прочтите.

«Сочинение. Почему растут деревья?» – прочитала Марта буквы, выведенные крупным детским почерком на разлинованном листе.

Марта взглянула на учительницу и, получив подбадривающий кивок, продолжила: «Я живу на пятом этаже, и около нашего дома растет старый тополь. Он такой огромный, что из-за него почти ничего не видно. Только зимой, когда на тополе нет листвы, я могу разглядеть улицу, прохожих и машины. А летом, когда он покрыт красивыми зелеными листьями, он загораживает свет, и даже днём у нас в квартире темно. А ещё в июне, если оставить окно открытым, то вся наша квартира наполняется белым пухом, прилетевшим с тополя. Наверное, поэтому у мамы в июне плохое настроение, потому что нужно каждый день убирать квартиру.

Однажды, когда я шла из школы, я услышала звук бензопилы. Мне стало интересно, и я побежала быстрее. Дойдя до дома, я увидела, что несколько мужчин пилят наш тополь. Тополь был огромный, сильный и не хотел умирать. Он отчаянно сопротивлялся: мужчин хлестали ветви по лицу, угрожающе трещал надпиленный ствол. Но бензопила была сильнее, и через некоторое время распиленное на части дерево лежало на земле.

Мне было очень жалко тополь. Я привыкла к нему, и хоть он доставлял нам много неудобств, я любила его. Я плакала целый вечер, и мама не знала, как меня утешить. Когда пришёл папа, он сказал, что этот тополь всё равно нужно было рубить, потому что он во время урагана мог бы на кого-нибудь упасть. А ещё он пообещал, что мы посадим новое дерево.

Вчера на даче мы посадили маленький дуб. Он такой маленький, что на нем только два листочка. Теперь я буду поливать его и укрывать на зиму от морозов. И когда мы вырастем, я никому не позволю срубить его».

Марта закончила и вопросительно взглянула на учительницу.

– Как вы думаете, какую оценку заслуживает это сочинение? – спросила Вероника Андреевна, успевшая к тому времени сесть за учительский стол, стоявший, напротив.

– Думаю, пятёрки будет достаточно, – ответила Марта, чувствуя какой-то подвох в её вопросе.

– Тогда поставьте оценку и вот этому сочинению, – учительница передала Марте ещё одну тетрадь.