Шелковый след

Глава 1

1.

Я хотела бы рассказать вам о себе, о своей жизни, подробно и без прикрас. Конечно не возможно вспомнить каждый день, мгновение или эмоцию ровно так как она ощущалась в тот самый миг, возраст и опыт меняют наше восприятие не зависимо от того хотим мы этого или нет, поэтому я не буду пытаться все воспроизвести доподлинно верно, а расскажу о себе с высоты прожитых лет, седых волос и слез, которые наполняли каждый яркий фрагмент моей жизни. На этих страницах я буду вместе с вами вспоминать все, что случилось со мной от рождения и до настоящего времени, хочу пережить еще раз и уже навеки попрощаться с прошлым, которое повисло тяжелым камнем на моей душе. Надеюсь вместе со мной в конце истории вы почувствуете легкость и свободу, о которой я так давно мечтала.

Мои имя и возраст не имеют значения они не изменят сути и не придадут смысла истории, ведь в момент, когда все началось я не знала ни того, ни другого. Ребенок каких много было в то время, не знавший родительской любви и заботы, не принадлежавший никому в этому мире.

Оговорюсь сразу, что когда меня нашли никаких меток или записок при мне не было, никто не знал кто я, от куда, и почему оказалась там, где меня нашли. Даже не знаю, кто мог бы об этом задуматься, ведь по большому счету, мало кто верил, что я смогу пережить хотя бы одну зиму, от чего мои опекуны не сочли нужным записать день, когда меня подбросили, и почему день своего появления на свет я могу только предполагать.

Все, что я знаю о том времени, сводится к отдаленным воспоминаниям тех, кто стал свирелям моего появления. Кто-то говорил, что меня подбросили в приемную семью ранней весной, кто-то вспоминал, что это были ужасно холодные и дождливые дни. Я долго не могла решить, что для меня правда и что я могу считать своим началом, и вот однажды, в попытке дать себе шанс на жизнь, в надежде подарить себе успокоение, я решила, что буду отмечать свой день рождения в конце марта. В день весеннего равноденствия. Ведь это единственный момент в году, когда свет и тьма встречаются в равенстве, когда все в природе как бы замедляется, чтобы дать начало чему-то новому. Для меня это стало знаком, отправной точкой, с тех пор и с каждым новым вздохом, с каждой новой надеждой я проживала уже свою жизнь. Без оглядки на слова окружающих.

Но вернемся к моей приемной семье, если ее можно так назвать.

Она оказалась на редкость необычной, женщина, подарившая меня этому миру явно имела отличное чувство юмора, либо совсем не понимала, что делает, ведь она не оставила меня у дверей церкви как это часто делали те, кто хотел избавиться от лишнего рта в доме, не оставила новорожденного в какой-нибудь грязной канаве, где шансы на выживание были еще более призрачными, но даже тогда у меня был шанс оказаться в семье, где добрая и сердобольная мать не смогла бы пройти мимо плачущего ребенка, тогда я прожила бы жизнь в любви и заботе и может под закат ее дней она открыла бы мне страшную тайную, о том что я ей не родная. Но конечно это все мои фантазии, остатки романтизма и надежд, жизнь же совсем не романтична и по воли моей матери я была подброшена к пережидающему зиму шатру бродячего цирка. Своего рода забота, не правда ли?

Я не редко задумывалась о том, что заставило ее поступить так с новорожденным, возможно какая-то ужасная нужда вынудила ее сделать это, страх или жестокость родителей. Я представляла все ужасы этого мира на плечах несчастной девушки, но никогда не могла себе позволить думать, что в ней была ненависть к ребенку, вплоть до сегодняшнего дня я верю в ее любовь, в то что она желала мне лучшей жизни. Сейчас я могла бы сказать любому, что обрекать новорожденного на кочевую жизнь с кучей озлобленных и явно несчастных, но смеющихся на публики людей, не самая лучшая учесть, но разве она могла знать это, если никогда не пробиралась за кулисы, если ни разу не видела того, как тут на самом деле. Конечно нет, ведь зрители видят всегда только то, что хотят видеть, а точнее то, что им хотят показать.

Итак, я рассказала вам то, как началась моя жизнь, то как я обрела семью и свое начало, но разве я имела бы права называть ее своей, если бы не опиралась на свои воспоминания и чувства?

Сегодня я планирую продвигаться медленно, погружаясь в прошлое как в омут воспоминаний. И хоть первые горести свои я помню только по рассказам других, они во многом даже ярче некоторых моих собственных воспоминаний, они почти театральны, и вполне могли компенсировать все пробелы в моем собственном восприятии. Я переживая их сотни раз, в воображении, в снах, в кошмарах, правда яркость и насыщенность этих воспоминаний зависела ка ни странно, исключительно от рассказчика. Забавно как чужие слова могли сделать мое прошлое таким живым и насыщенным, погружая меня в него снова и снова.

Но именно благодаря им я сейчас тут, с вами, могу поделиться своей историей.

Глава 2

2.

Когда я впервые оказалась в цирке, труппу возглавляла женщина средних лет, с пышными формами и очень своенравным характером, которую все звали Мадам. Как ни странно, я так и не узнала ее имени, менялись люди, лица, а она оставалась постоянной правительницей этого места, как тигрица в клетке – гордая, важная, но на столько устрашающе грозная, что подойти к ней так никто и не осмелился. В тот день она даже не взглянула на меня, сразу приказала выбросить, словно ее слова не относились к живому существу. Теперь я понимаю, что в цирке нет места слабости, и ее слова хоть и звучали жестоко, были обычным делом в подобном месте, к слову я не намеренна приукрашивать все что видела, и переживала, это оставалось за пределами нормальной человеческой жизни, поэтому обычному человеку будет сложно принять, что происходящее не было жестокостью ради жестокости, это скорее была жестокость, облеченная в холодную необходимость.

Она знала правила игры лучше, чем кто-либо, мир цирка – был ее миром. Однако на мое счастье в труппе на тот момент были две роженицы, которые убедили мадам в том, что нет ничего страшного если они выкормят еще одного младенца, таким образом не издав ни звука я обрела семью и сохранила жизнь хоть и стала заложницей долговых обязательств перед своей спасительницей, которая имела привычку вести учет каждой потраченной монеты.

Та весна принесла еще не мало сюрпризов, неожиданные заморозки застали труппу в дороге между городами, к слову мы никогда не путешествовали если погода была не предсказуемой и уж тем более в период ветров или сильных морозов, но в этот раз нам пришлось сворачивать балаган и уходить из-за нападок местных властей. Мадам решила, что безопаснее будет добраться до ближайшего крупного города, тем более, что до него было всего несколько дней пути.

Но не успели свернуть шатры, как поднялся такой сильный ветер, что его свист и рев заполнял все вокруг. Дорога растянулись практически на неделю мучительной борьбы со стихией. Караван, который раньше двигался слаженно и уверенно, теперь распадался на части, словно сама природа решила испытать на прочность всех, кто не верил в ее силу. Лошади, обессиленные от долгого и изнурительного пути, начинали падать, отказывались идти дальше, задыхаясь они пробирались через зыбкую грязь, их ноги увязали в ней, а тяжелые тела едва двигались вперед. Мадам не теряя самообладания, распорядилась подвязать к упряжкам цирковых скакунов. Она понимала, что каждая задержка, каждый час промедления, а порой и каждая минута может стать роковой для кого-то из нас.

Но даже при таких мерах, долгие остановки для полноценного отдыха и приготовления горячей еды были невозможны. Дорога, которая еще недавно казалась обычным трактом, превратилась в болото, поглощающие нас с каждым шагом. Время шло медленно, как в кошмаре, а пронзающий до костей холод, не отпускал ни на секунду. Страх был повсюду, и каждый миг казался вечностью. Люди шли, не зная, что будет дальше, но понимая, что остановиться – значит погибнуть.

Мужчины не могли защитить свои семьи, не могли уберечь своих близких от безжалостного пути, на дороге в чистом поле мы были открыты стихи. Ровный строй то и дело разрывался, отстающие повозки были не только легкой добычей для стихии, но и для бандитов, которые заприметив слабую овцу в стаде, с легкостью могли лишить жизни, ради легкой наживы. Люди как никогда старались помогать друг другу, но когда речь заходила о своей безопасности или семьи, не всем хватало духу сражаться до конца.

Так не заметно то из одной повозки, то из другой стали распространяться слухи о хвори. На подходе к городу, половина труппы была охвачена лихорадкой. Лица и без того измученные, теперь казались еще более иссушенными. Лихорадка косила одного за другим принося в каждую семью горе и отчаяние. Люди пытались справиться привычными средствами, варили отвары, из давно проверенных сборов, но ничего не помогало, напротив, с каждым днем болезнь распространялась все быстрее. Конец пути был близок, но борьба с болезнью пожирала изнутри, не давая возможности двигаться дальше.

– Мадам, мы не можем двигаться дальше, люди больны и обессилены, животные на грани, еще немного, и мы начнем считать потери.

– Останавливаться нельзя, если сейчас разбить лагерь на тракте, мы станем легкой добычей для бандитов, мы или погибнем в борьбе со стихией, или от нападок всякого отребья на дороге. – Мадам прожила в труппе дольше всех, ее сила была не в возрасте и не в прошлом, а в умении заставлять все вокруг двигаться по ее воле, наша единственная возможность на спасение – это то, что мадам сумеет найти слова и сможет убедить главу города предоставить нам место и защиту.

Конечно, каждый оценивал ценность своей жизни по-своему. Для Мадам же важнейшим было спасение животных и артистов, особенно тех, кто приносил наибольший доход. Моя кормилица была женой одного из таких артистов, норвежского силача по имени Фьорд, он был настоящим гигантом, чья внешность внушала не только уважение, но и страх.

Высокий, почти двухметровый, с мощными руками и плечами словно выточенными из камня, его лицо было суровым, с широким подбородком и тонкой линией рта. Длинные рыжие волосы и густая борода придавали ему еще большую жестокость, а его голубые как лед глаза отражали все его переживания, его взгляд не был агрессивным, в нем читалась внимательность и даже мягкость. Фьорд был грозным, когда нужно, но в то же время не боялся проявить мягкость и заботу. В этом и заключалась его истинная сила – в том, чтобы не быть жестоким, не смотря на физическую мощь, и оставаться человеком, в мире полном страха и боли.

Он был одним из немногих, кого не подкосила хворь, и именно он помогал другим не свалиться в бездну отчаяния. На глазах мужчины ежедневно умирали его друзья и члены их семей, тяжесть потерь, которую приходилось нести, лишала сна и покоя. Сам Фьорд, едва справляясь с усталостью, днем переносил тела умерших, а вечером собравшись с последними силами, устраивал погребальные костры, сжигая останки тех, кто пал жертвой болезни.

Темные круги глубоко залегли под глазами мужчины, подчеркивая следы непрекращающейся борьбы. Он осознавал свою беспомощность перед неминуемой смертью, понимая, что никакие усилия не способны остановить ход болезни, но каждое утро, перед тем как пойти в обход по лагерю, Фьорд останавливался, чтобы встретить рассвет. Кровавое зарево растекалось по небу, он знал, что за багровым рассветом непременно придет долгожданное тепло, однако многим уже не суждено погреться в лучах восходящего солнца.

Страх поселился в сердцах, его сила парализовала волю и уменьшала шансы на выживание. Фьорд для многих стал символом веры, его сила и стойкость внушала многим надежду, но в тот день, когда пришла новость о том, что его жена и новорожденный сын тоже стали жертвами болезни, весь его мир пошатнулся, силы покинули его. Столько дней, проведенных в борьбе и тревоге, внезапно оказались напрасными, ведь именно сейчас болезнь коснулась самого дорогого, что у него оставалось.

За столько лет проведенных в цирке, Фьорд оставался одним из немногих, кто сохранил в себе способность сочувствовать чужой беде, но когда собственное сердце разрывалось от нестерпимой боли, мужчина не мог поверить, что судьба решила окончательно сломить его дух.

С самых первых признаков болезни Фьорд интуитивно понимал, что она крепко вонзила свои зубы в его семью. Жена силача хоть и не отличалась скандинавским здоровьем все же боролась, она держала ребенка на руках, пыталась кормить его грудью, невзирая на жар, несмотря на то что ее тело ослабло, она, как и малыш боролись за жизнь. Когда-то сильные легкие сына были готовы наполнить этот мир радостным криком, сейчас же ослабевали с каждым вздохом и вместо громкого плача, он издавал лишь тихие всхлипы. Ребенок, только начавший жить, уже умирал.

Фьорд стоял рядом, не зная, что делать. Он смотрел на ребенка не в силах скрыть отчаяние.

– Он… он не может больше… – голос жены был тихим словно все ее силы уходили на поддержание жизни их новорожденного ребенка.

Фьорд шагнул вперед, его огромные руки дрожали, когда он попытался взять сына. Тело ребенка, еще недавно было таким горячим, что обжигало тело матери, становилось холодным.

– Не сдавайся… – шепотом сказал убитый горем отец, его голос был пустым, обессиленным, он умолял ребенка продержаться хотя бы ночь, еще одна ночь, и он сможет найти способ, сможет справиться с болезнью. – не оставляй нас, пожалуйста.

Он не мог поверить в то, что происходило, он был сильным, сильнее многих, но болезнь оказалась сильнее. Она была невидимой, неумолимой, она забирала всех. Фьорд чувствовал, как земля уходит из-под ног, он смотрел на лицо жены, оно было холодным, полным немой боли. Фьорд попытался прикоснуться к жене, но не знал, что сказать, он не знал, как утешить ее, внутри нарастало чувство вины, он не знал, как прожить еще один день, как заставить себя сделать вдох.

Жена молча уткнулась в его грудь, ее плечи дрожали от слез. Она также не могла найти слова, они оба потеряли самое дорогое, что у них было.

Фьорд положил ребенка обратно на кровать, внутри него все было пусто. Он не отпускал маленькую ручку, словно пытаясь вернуть хотя бы крохотную частичку его жизни, его сердце разрывалось. Взглянув на жену, он словно увидел свое отражение, боль утраты, пустота внутри и горе, разрывающее их на части.

Глава 3

3.

Агния была, да и, наверное, остается единственной любовью Фьорда, их отношения начались за несколько лет до трагедии, когда труппа зимовала вблизи небольшого городка. Нечасто артистам выдавалось выбраться в поселение, мадам не одобряла вылазки и отпускала только в случае крайней необходимости. По ее словам:

– Молодые девицы слишком ветрены, а если кто-нибудь из артисток понесет от местного, то пусть лучше сразу не возвращается, – часто повторяла она.

Чаще всего мужчины уходили для закупки круп и прочего продовольствия в дни ярмарок, чтобы можно было затеряться в толпе и не привлекать особого внимания. Норвежцу она доверяла особенно, молчаливый, крепкий, в ее глазах он был надежнее многих, да и силач никогда не подводил хозяйку, однако в этот день, закупив все необходимое, он вдруг остановился, чтобы ненадолго зайти в небольшую пекарню на окраине города.

Крошечный домик с красной черепичной крышей, спрятавшийся на окраине города, уже привлекал и ранее его внимание. Тонкая дымка, поднимающаяся из трубы говорила о том, что в пекарни работа шла полным ходом, а из-за приоткрытой двери доносился чарующий аромат свежеиспеченного хлеба и сладких булочек. Он остановился на крою дороги, не решаясь войти. Сегодня ему повезло, на рынке он смог сторговаться, сэкономив несколько монет. В прежние дни он не задумываясь отнес бы их мадам, но не сегодня. В это утро, среди тумана утренней свежести, его душа словно наполнилась надеждой. Он почувствовал тягу к этому месту, к этим простым радостям, которые когда-то приносили ему утешение в детстве.

Мужчина вспомнил как еще мальчишкой, не раз бегал к старому пекарю, который угощал его горячими булочками. С каждым шагом он словно погружался в детство, его сердце наполнялось теплом и благодарностью за такие простые, но драгоценные мгновения. В его груди проснулось желание прикоснуться к этим воспоминаниям, к этому удовольствию, которые в его мире были такими редкими и, казались сейчас такими необходимыми.

Только на миг мужчина обратил внимание на обветшалый вид пекарни – покосившиеся ставни, потрепанная временем вывеска. Этот унылый и изношенный облик не как не соответствовал волнующему аромату.

Немного помедлив, Фьорд все-таки решился войти внутрь, открывая для себя двери в удивительный мир. Внутри все было иначе, мужчина моментально забыл обо всех мелочах: о скрипучих на ветру ставнях, о кривой крыше, все это исчезло, растворилось в ароматах свежеиспеченных булочек, кренделей и прочих угощениях. Из всех ароматов он уловил корицу, осознав, что именно она дарила ему то ощущение уюта, тепла и радости, которые привели его на порог пекарни. Погруженный в свои воспоминания, он на мгновение растворился в них. Неожиданно его внимание привлек нежный, чуть слышный голос:

– Доброе утро.

Перед мужчиной стояла девушка, им стоило только встретиться взглядом, чтобы в одночасье заставить его сердце биться сильнее, ее лицо, чуть окрашенное румянцем, ее улыбка, такая искренняя и теплая, подарила ему мгновение тихой радости. Мужчина даже не заметил, как его губы растянулись в ответной улыбке. Такая милая, невысокая с белыми непослушными волосами, которые игриво выбивались из-под косынки, ее платье было перепачкано мукой, а в руках она разминала тесто, взгляд ее голубых глаз был таким добрым и нежным, что мужчина прежде весьма стеснительный и даже нерешительный с женщинами не смог сдержать порыва и смело двинулся в ее направлении. Не проронив ни слова он протянул руку и стер с лица девушки белый отпечаток, оставленный мукой. Вернул к реальности его изменившийся взгляд незнакомки, удивлённый, но такой бесстрашно смелый.

– Простите. – Быстро произнес Фьорд и уже хотел бежать, как почувствовал нежное прикосновение.

– Если вы хотите что-то купить, то выбирайте. – девушка улыбнулась ему, эта нежная улыбка, эти голубые глаза, мужчина был уверен, что встретил ангела в человеческом обличии, никогда прежде он не видел чего-то более прекрасного.

После норвежец не раз тайком или под каким-либо предлогом сбегал в город, у него были небольшие накопления, мадам выплачивала всем артистам оклад, который многие тратили на выпивку или оставляли в местных борделях, но силач откладывал мечтая о том, что когда-нибудь он уйдет из цирка и обоснуется в небольшом городке, обзаведётся женой и обязательно парой детишек, и будет зарабатывать честным ремеслом. До этого дня все это были скорее мечты, но сейчас он впервые увидел, как может быть счастлив. С милой, доброй Агнией, которая так полюбилась его сердцу.

Агния некогда дочь успешных и уважаемых родителей работала в пекарне вот уже десять лет, когда-то ее отец был портным и долгие годы к нему обращались практически все жители городка, он шил подвенечные платья, костюмы, кроил крестильные наряды и подшивал подолы так умело, что в ее мастерской работа могла кипеть круглосуточно, мастер знал кажется мерки всех жителей, и уж заработка хватало его семье с лихвой, поэтому мать могла уделять все свое время воспитанию дочери.

Агния росла на радость родителями, девочка была поистине красивой с ее бледной кожей, утонченными чертами и белыми вьющимися волосами она была похожа на ангела. Ей пророчили успешный брак и счастливую жизнь, но судьба распорядилась иначе и к двенадцатому дню рождению девочки, мать скоропостижно скончалась, отец не смог перенести утраты и даже дочь не стала для него утешением.

Горе полностью поглотило мужчину, безутешный вдовец начал выпивать и вскоре сменил свою мастерскую на трактир, заказы отдавал с большими задержками и браком, и если сперва горожане жалели их, то уже через какое-то время жалость сменилась призрением. Заказов стало меньше, а те, что были едва позволяли сводить концы с концами. Агния старалась помочь отцу, она дошивала старые заказы, подшивала платья, но в не скорости, не в качестве она не могла сравниться с рукой мастера, что обязательно отмечали внимательные клиенты. Накопления уходили на оплату счетов из трактира и вскоре от былой роскоши ни осталось и следа.

Время шло, девочка стала девушкой, устроившись на работу в местную пекарю Агния уже могла сама распоряжаться своей жизнью, с отцом они не виделись, изредка она могла узнать в пьянице у трактира когда-то близкого ей человека, но он был не в состоянии узнать ее. От былой роскоши у Агнии осталось несколько платьев ее матери, которые девушка смогла подогнать под свою фигуру да пара украшений, которые Агния берегла от чужих глаз. Женихи, которых пророчили девушке исчезли не успев закончиться их накопления, поэтому рассчитывать на успешный брак не приходилось, а любовь ей так и не встретилась. С тех пор девушка работала в лавке, пекла хлеб и уже не вспоминала о своём детстве, к счастью горожане оставили ее прошлое и решили воспринимать девушку отдельно от ее отца и не вешали на нее его долгов, хотя тех было не мало.

– Ох, как же ты похожа на свою мать. – еще изредка могла услышать Агния, от какой-нибудь из дам, чьи платья когда-то подшивал ее отец, но и те только вздыхали и удалялись стоило им получить свою булку. Девушку не трогали их слова, она давно решила, что в тот день закончилась жизнь ее матери и отца, но никак ни ее собственная, Агния верила, что в ее судьбе еще будет счастье, которое, как и любая девушка видела в любви и замужестве.

Работа начиналась до рассвета, ведь свежий хлеб нужен к завтраку, а к ужину привередливым горожанам подавай булочки да кренделя. В обед недолгий перерыв, и до позднего вечера толпа людей не зависимо от дня недели и не взирая на погоду собираются в очередь у дверей ее магазина, а по совместительству и жилища. Хлеб Агнии без преувеличения знали и любили в каждом доме.

В конце дня девушка относила остатки выпечки в церковь и сиротский дом, где дети ждали ее с нетерпением каждый вечер, даже в дни, когда удавалась распродать все, девушка не забывала отложить пару коврижек своим маленьким сладкоежкам.

После всех дел, девушка возвращалась в свое жилище, приводила кухню в порядок и наступал вечер. Их Агния не любила больше всего, усталость конечно валила с ног, но девушку непременно начинала одолевать тоска, хоть ее любили и уважали в городе, но разве это может заменить утраченную любовь родителей?

Так прошло несколько лет, ровно до того неловкого знакомства с Норвежцем, сперва она жутко испугалась пришельца, он был больше всех ее знакомых и кажется одним своим появлением занял все пространство в ее маленькой лавке. Такой большой и грозный мужчина непременно внушал страх, но как позже признавалась девушка:

– «Слеп каждый, кто бояться твоих сильных рук и не видит доброты в этих прекрасных янтарных глазах».

Агния была первой девушкой, которая смогла разглядеть за грудой мышц очень застенчивого и доброго мужчину, вопреки всем наставлениям, Агния знала, что силач никогда не причинит ей боль.

Зима для пары прошла незаметно, они очень сблизились за то время, что силач проводил в лавке, Агния рассказывала о себе, о городе в котором ее так горячо любили, но Фьорд понимал, что эта любовь безответна, безусловно не зная другой жизни девушка была готова остаться в этой лавке до скончания своих дней, но только Фьорд, привыкшей к кочевой жизни мог разглядеть как ее душа мечтает о свободе.

Осознано или нет, но Фьорд понимал мечты девушки лучше, чем она сама, норвежец рассказывал ей о том, как все устроено в труппе, о конечно истории о жизни кочевников вызывали в девушке сильный интерес, все вокруг казалось ей таким сухим и пресным, но стоило Фьорду начать свой очередной рассказ как взгляд девушки оживляется, как трепещет все внутри от любых подробностях его путешествия. В те минуты он был уверен, что им движет желание дать ей свободу, он знал, что сможет защитить ее, что сможет показать ей мир, а после они непременно обоснуются в одном из подобных этому городков, где она с таким же упоением будет рассказывать детям о их путешествиях.

– Милый. ты заберешь меня с собой? – спросила Агния, это был первый поистине теплый день, весна уже вовсю вступала в свои права, что означало скорое отбытие труппы.

Мужчина просеял от счастья, сам он никогда бы не решился позвать Агнию, но отказать ей в просьбе не смел.

– Дорогая, ты понимаешь, что тебе придется бросить все над чем ты так долго трудилась, твоя лавка, любовь всех людей в городе, отец в конце концов?

– Я не хочу оставаться здесь без тебя, все эти люди не любят меня по-настоящему, я одинока среди них.

Фьорд понимал ее чувства, до встречи с девушкой он также не находил себе места среди окружающих его людей.

Глава 4

4.

Доро