Как выйти замуж за друида

Глава 1

…в которой я прибываю в Ловенхольмскую академию, скучаю безмерно и строю планы получше.

Если кто-то из юных девушек в моей ситуации испытывал бы трепет, восторг или благоговение, я выражаю этим особам глубочайшее сочувствие, потому что единственное чувство, поселившееся в моей груди при виде башен магической академии «Ловенхоль», – это скука смертная, завернутая в изумительную обертку безразличия.

Высоченные шпили, кованые ворота, барельефы с угрюмыми лицами великих магистров… Прекрасно, конечно. Если тебе семь лет, и ты веришь в сказки о принцах в плащах цвета ночи. Мне же уже двадцать – пора заняться делом.

А дело мое – удачно найти жениха. Никаких ваших «постижений тайных искусств», «величия фамилии» и «ответственности перед родом». Род Тенебрисов уже достаточно велик и ответственен, чтобы позволить своей младшей дочери поступить в академию вовсе не ради древних знаний, а ради перспектив. И пусть мама причитала, мол, «доченька, ты должна продолжить дело семьи», я вежливо улыбалась, мысленно примеряя фамилии потенциальных претендентов на мою руку и сердце.

Ниатта Ашер? Нет, не то. Ниатта де Клаверон? Неплохо. Ниатта Рювальд? М-м-м… слишком пафосно.

С этими возвышенными мыслями я вышла из кареты, изящно оправила юбку миртового цвета и окинула взглядом территорию будущих поисков. Да, негусто.

Зайдя внутрь, пропихнулась сквозь толпу взбудораженных студиозов и подошла к окошку в стене.

– Первокурсница? – спросила меня полная дама.

Я одарила ее самой вежливой улыбкой из своего обширного арсенала.

– Она самая. Ниатта Тенебрис, дочь магистров Эшлена и Ронары Тенебрис из Норвалля.

Услышав фамилию, дама даже не подобралась, как кот перед миской со сливками, а мрачно фыркнула:

– Ваше расписание и ключ от комнаты, леди Тенебрис.

Я взяла в руки бумажный свиток и присмотрелась к расписанию: «Основы природы», «Геомантия», «Феменология»… И тут же мысленно перестала читать. Все это, без сомнения, интересно, как свежескошенная трава в ноябре.

Общежитие оказалось вполне приличным: башня с витражными окнами, запахом старых пергаментов и кучей чопорных девиц, уже мечтающих о том, как они перевернут мир своими способностями. А я мечтала о зеркале побольше.

– Ты тоже первокурсница? – спросила одна из таких энтузиасток, когда я шла по коридору. Рыжеволосая, с веснушками, глаза блестят, как две новенькие монетки. Надо же, еще и с бантиком на мантии.

Я вздохнула.

– Да, Ниатта. А ты?

– Фарелия Морган. Поступила, чтобы изучить древние обряды разрыва стихийных связей. Хочу потом работать в Королевском совете!

Она сияла, как люминарий в тумане, а я из вежливости кивнула, мысленно делая пометку держаться от нее подальше. С такими потом вечерами читают трактаты и обсуждают свойства магических полей, вместо того чтобы устраивать вечера на лужайках с симпатичными старшекурсниками.

– Очаровательно, – произнесла я самым доброжелательным тоном. – Я же надеюсь найти здесь… свое предназначение.

Фарелия кивнула с видом вселенского понимания.

– Тоже хочешь в лесное сообщество?

– Что-то вроде того, – улыбнулась я, думая о том, что уж мое-то место будет куда уютнее – где-нибудь в особняке с собственным садом, а не в захудалой библиотеке с пыльными манускриптами.

Когда я наконец добралась до своей комнаты, первое, что сделала, – развесила на ширме ожерелья, серьги и браслеты. Потом поставила на комод несколько флаконов духов и, конечно же, повесила портрет идеального мужчины. Правда, пока на нем был Серджо Алый, но это пока.

В отличие от других, Серджо я любила с детства. Он – звезда номер один магического телевидения и певец, который в одночасье стал лицом новой модной магической продукции, а его фраза для новой помады «Сладкий вкус морошки!», как вирусная цитата, с легкостью собирает десятки тысяч просмотров на заклинаниях и чарующих клипах.

Достав расписание, я попыталась представить себя на уроке «Алхимии основных стихий» в восемь утра. Эта мысль едва не испортила мне настроение, но я вовремя вспомнила, что утро – лучшее время для случайных встреч. Никогда не знаешь, кто спешит на занятия. А я уже знала, что буду спешить куда угодно, если там окажется кто-то достойный.

Что ж, Ниатта Тенебрис прибыла, и ни одна голова, особенно мужская, не останется незамеченной.

Оставшись наедине со своим отражением в зеркале, я почти поверила, что жизнь здесь может быть терпимой, но, как обычно, счастье не длилось долго.

Я спустилась на первый этаж в комнату, в которой, по подсказкам студентов, сидела заведующая. Заведующей не оказалось, зато была крепкая женщина с руками, которыми вполне можно было вырвать дерево с корнем. Судя по мантии цвета куриного бульона и связке ключей на поясе, это была легендарная кастелянша, в чьих руках находились все подушки, одеяла и тайная власть над общежитием.

– Ты еще без белья? – рявкнула она так, будто я умудрилась нарушить одиннадцать правил академии одним своим существованием.

– Без постельного, да, – на всякий случай уточнила я.

Через пятнадцать минут, после эпопеи с выдачей одеяла «не того оттенка» и простыни «слишком шершавой на ощупь», я гордо вернулась в комнату с ворохом ткани в руках. Но как только я распахнула дверь, то увидела зрелище, от которого невольно приподняла бровь.

Двое слуг, пыхтя, тащили вторую кровать и, судя по размерам, кажется, для какого-нибудь питомца или мыши.

– А это что такое? – возмутилась я.

– По распоряжению декана. Комната двухместная. Соседка приедет с вечерним караваном.

Я окинула взглядом свою некогда личную территорию, где уже нагло занимали место. Соседка. Ну уж нет! Хоть мысленно я уже представляла, как выгоняю бедняжку под каким-нибудь благовидным предлогом, но из вежливости решила подождать и сначала взглянуть на объект потенциальной опасности.

***

К моменту вечернего сбора студентов на Главной площади я уже в совершенстве знала расписание, все укромные уголки ближайших коридоров и составила список из трех наиболее симпатичных старшекурсников, которых видела у столовой.

Сам сбор обещал быть скучным. Студенты в мантиях, преподаватели в мантиях, даже статуи, казалось, были облачены в мантии. Я из своей ткани сделала более подобающий вариант с глубоким вырезом – по академическим нормам его можно посчитать «декоративным элементом для вентиляции при высокой концентрации маны», но я знала, что вентиляция здесь ни при чем. К тому же, замечания никто мне не сделал.

Фарелия, конечно же, прилипла ко мне при первой же возможности с восторгом бездомного котенка, впервые увидевшего молоко.

– Я так волнуюсь! Как думаешь, кто у нас будет вести практику Чистых Форм? Надеюсь, магистр Аркон… хотя если магистр Клаудиус, я тоже не против – у него такие… глубокие глаза!

Я с трудом подавила зевок.

– Главное, чтобы у него был сын, не так ли? – заметила я с самой невинной улыбкой.

Фарелия заморгала, не поняв шутки, а я мысленно добавила ей еще один балл в зачет «неопасных для общения». По крайней мере, такая точно не будет соперничать со мной на брачном поприще.

Торжественная речь ректора оказалась столь же длинной, сколь и бессодержательной. Я запомнила только начало:

– Добро пожаловать в «Ловенхоль», оплот магии, традиций и высоких стремлений…

И концовку:

– …чтобы каждый нашел здесь свое истинное предназначение.

Предназначение, ага. Я уже нашла его, спасибо.

Сбор быстро закончился, особенно когда не обращаешь на него внимание. Время я провела с пользой: осмотрела собравшихся, мазнула взглядом по преподавательскому составу, приметила некоторых молодых представителей и улыбнулась. Впрочем, не все так плохо.

Вернувшись в комнату, я застала там девушку, которая распаковывала дорожную сумку. Светлые волосы, забавный носик, глаза цвета летнего неба после дождя – ну хоть не уродина.

Она заметила меня, поспешно вскочила и выпалила:

– Привет! Я Лисетта Дорин. Рада знакомству!

– Ниатта Тенебрис, – представилась я, сдерживая желание спросить: а нельзя было найти себе другую комнату?

Судя по всему, Лисетта не собиралась нарушать мой хрупкий мир. Скромная, но видно, что с добрым сердцем. Того и гляди, еще стихи о дружбе начнет писать.

– Я так волнуюсь, никогда раньше не жила так далеко от дома. Надеюсь, здесь будет весело!

– О, поверь, здесь тебе точно не будет скучно, – пообещала я с самым добрым видом.

Скучать здесь точно не придется – не с такой соседкой и не со мной в качестве соседа.

Едва я разложила по полкам свои украшения, флакончики духов и обязательный сборник «Семь способов кокетничать без применения заклинаний», как Лисетта начала тараторить без умолку.

В жизни мне встречались разные люди: болтуны, молчуны, те, кто смотрит на тебя, как на таракана в супе. Но интерес этой девушки ко мне горел чистым, незамутненным светом бесхитростной любви.

Она села на свою свежезастеленную кровать (кстати, ее постельное белье оказалось гораздо приятнее на ощупь, чем мое – я мысленно отметила это как оскорбление со стороны кастелянши) и уставилась на меня, скрестив ноги, как школьница перед любимым рассказчиком.

– А ты откуда? – заболтала девушка, облокотившись на подушку. – Я из леса Висячих Лип, там у нас водопады, ярмарка каждое лето и еще лучший в округе мастер по плетению защитных амулетов. А ты?

Я приподняла бровь.

– Из Норвалля.

– Правда? Тот, что на границе с эльфами, да? И магистр Эшлен Тенебрис – твой отец?

Лисетта явно накопила информацию обо мне за время пока я была на вечернем сборе. Еще немного, и она начнет расспрашивать в каком возрасте я сварила свое первое зелье.

– Тот самый, – милостиво подтвердила я.

– Тогда зачем ты вообще сюда поступила? Могла бы учиться дома или вообще путешествовать!

И тут я улыбнулась. Широко. Чисто. И совершенно безобидно.

– Приехала в поисках жениха.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием свечей. Лисетта смотрела на меня так, будто я только что объявила себя богиней Трех Лун.

– Жениха? – переспросила она, как будто это было самое безрассудное из возможных занятий.

– Разумеется. Учебное заведение – лучшее место для этого. Здесь и знатные роды, и перспективные отпрыски богатых семей, и будущие умные и несомненно перспективные маги. А я вовсе не намерена прожигать молодость за книгами, когда можно провести ее куда веселее.

Лисетта заморгала, явно не зная, что ответить. Я решила смилостивиться.

– Не волнуйся, я пока не включила тебя в список соперниц.

Кажется, она расслабилась. В этот самый момент дверь распахнулась, и в комнату влетела… кто бы мог подумать? Фарелия.

В одной руке рыжая держала поднос с чем-то подозрительно похожим на сладкие пирожки (хотя, зная столовую Ловенхоля, это вполне могла быть овсянка с начинкой в тесте), а в другой – бутылку темно-золотистого цвета с этикеткой, на которой было написано «Настойка из ягод призрачника». Явно не для несовершеннолетних и студентов первых курсов.

Фарелия сияла, как свеча в темном чулане.

– Девочки! Я тут подумала, что мы как серые мыши? Надо отметить поступление!

Она водрузила поднос на стол, а бутылку с важным видом поставила рядом, как будто это был главный трофей вечера.

– Угостимся?

Лисетта пискнула.

– Но это же… запрещено!

Я сразу оценила ситуацию: настойка, сладкое и девушка, которая их принесла. Значит, вечер обещает быть куда интереснее, чем я предполагала.

– Фарелия у нас рисковая, – одобрительно хмыкнула я, поднимая бутылку на свет. – Ты уверена, что от этого у нас не вырастут жабьи хвосты или не посинеют уши?

– Без паники, это всего лишь ягодный настой. Мой брат всегда берет его с собой на пикники. Говорит, от него даже голос становится звонче. Хотя… иногда он начинает петь песни про голых фей. Ну, такое бывает.

Лисетта вжалась в подушку, но я видела, что любопытство уже борется с ее скромностью. Я откупорила бутылку и вдохнула аромат. Пряный, сладкий, с легким привкусом чего-то неприличного.

– Ну что, за начало нашей лучшей академической истории? – произнесла я импровизированный тост.

Фарелия подхватила.

– И чтобы ни одна скучная лекция не лишила нас желания жить!

Лисетта вяло, но улыбнулась.

– Ну… пусть будет так…

Настойка оказалась на удивление приятной, а пирожки – не такими ядовитыми, как можно было ожидать. Мы развалились на подушках, обсуждая, кто из преподавателей больше похож на упыря по рассказам брата Фарелии, кого стоит избегать и сколько симпатичных старшекурсников уже засветились в нашем поле зрения.

***

Следующим утром проснулась я от ощущения, что кто-то шевелит мои мозги вилкой. Причем не особо аккуратно. Голова гудела, рот пересох так, будто я вчера поцеловалась с сундуком, полным песка. Утренние птички всполошились и пели без пауз. Хотела я их убить? Да. Смогла ли встать? Нет.

Первое, что увидела, открыв глаза – это Лисетта, сидящая на краю моей кровати с идеально заплетенной косой и выражением святого покоя на лице.

– Доброе утро, – сказала она так бодро, что мне захотелось швырнуть в нее подушку.

– Сомнительное утверждение, – прохрипела я, пытаясь нащупать туфлю и остатки достоинства.

На столе остались недопитая настойка и печальная груда пирожков. Фарелия лежала поперек ложа моей соседки, обняв подушку и бормоча что-то про «голых фей».

С большим трудом я оделась. На голове красовалась прическа в стиле «прошедший ураган», и лишь минимальное вмешательство привело ее в состояние «достойно для публичного появления, но не при дневном свете».

Завтрак в столовой был похож на операцию по спасению. Толпа первокурсников не давала пройти, овсянка убегала с ложки, а запах травяного настоя казался одновременно спасительным и смертельным.

Я раздобыла себе чашку горячего отвара, который на вкус напоминал жидкий мох, и тарелку яичницы, которая смотрела на меня, как жертва.

– Ты ужасно выглядишь, – сообщила подошедшая Фарелия, у которой глаза были на одном уровне с подбородком.

– Ты тоже, – парировала я.

Лисетта села рядом, сияя так, будто вчера совсем не пила. Подозреваю, так оно и было.

– У нас первая пара по «Основам природы». Всегда мечтала изучать свойства маны в живых организмах!

Я страдальчески вздохнула.

– Ты серьезно?

– Конечно! А ты разве нет?

Я усмехнулась.

– Я пришла искать жениха, помнишь? А вдруг преподаватель – молодой, холостой и без обручального кольца?

Фарелия прыснула в чашку с отваром.

– Только попробуй.

За завтраком мы провели около десяти минут, когда ужасная мелодия начала учебных занятий огласила первую пару. Я вошла в аудиторию «Основ естествознания» и сначала даже не заметила преподавателя. Села по привычке на средний ряд, а потом…

О, потом я заметила.

У кафедры стоял мужчина не старше тридцати. Высокий, с длинными иссиня-черными волосами, собранными в высокий хвост. Остренькие ушки торчали из-под выбившихся прядей. Не такие острые, как у эльфов, – эти были аккуратными, словно намек на что-то дикое в его родословной. В руках он держал свиток, а глаза… О, эти глаза! Зеленые, как два изумруда, они смотрели на студентов так, словно взвешивали их ценность.

Никакой тебе ласковой улыбки, никакого «добро пожаловать, дети мои». Только легкий кивок и ровный, холодный голос.

– Я магистр Энтан Мерван. Это курс «Основы природы». Если вы думаете, что пришли сюда выращивать ромашки и угадывать погоду по листьям, можете сразу уходить. Здесь вы научитесь понимать законы живой материи, управлять стихиями органики и читать знаки мира так же легко, как считываете выражение чужого лица.

Я заметила, как одна девушка на переднем ряду нервно поправила платок. А я… я буквально расцвела. Что может быть интереснее человека, который настолько холоден, что хочется согреть его исключительно из спортивного интереса?

Я устроилась поудобнее, демонстративно положила локоть на парту, чтобы он мог видеть браслет с крошечным подвесом в виде серебряного листика (пусть знает, что я разбираюсь в природе), и очаровательно улыбнулась.

Только магистр Мерван даже не взглянул на меня. Он продолжал свою речь.

– Мы начнем с основ взаимодействия маны с биологической тканью. В этом семестре вы изучите классификацию флоры Велестрийских лесов, принципы трансформации растительных структур, основы целебных зелий и механизмы природного симбиоза.

Он подошел к кафедре, на которой стояли две деревянные чаши. Из одной торчал обычный цветок сине-фиолетового оттенка.

– Кто скажет, сколько магической энергии может вместить в себя венчик гортензии с четырьмя лепестками?

Я даже не собиралась знать ответ, но точно знала, что буду искать повод остаться после занятий. Или задать вопрос. Или уронить тетрадь. А может, все сразу. Пока мне было достаточно просто наслаждаться видом его строгого профиля, ушей и того, как изящно он держит руки.

Что ж, жених №1 определился.

Лекция продолжалась минут двадцать, а я, честно говоря, не запомнила ни одной цифры, ни одного названия растения и уж тем более ни одной категории «видоизмененных природных форм». Потому что все мое внимание было сосредоточено на магистре Мерване.

Он двигался по аудитории, как хищник в своей стае. Спокойно, уверенно, с легким холодком. Голос ровный, чуть глуховатый, словно он говорил с нами не с кафедры, а откуда-то с ледяных просторов далеких лесов.

– Запомните: природа не терпит слабости. Лишь тот, кто способен понять ее язык, сможет ею управлять. Остальные – удобрение.

Судя по тому, как сжалась Лисетта рядом со мной, ее перспективы в глазах природы резко ухудшились. Я же в это время с видом самой добродетельной студентки рисовала на полях тетради весьма непристойные каракули.

Ближе к концу занятия случилось то, чего я ждала. Магистр подошел к нашему ряду, не обратив ни малейшего внимания ни на Лисетту, которая втянула голову в плечи, ни на Фарелию, которая благоразумно делала вид, что что-то записывает, ни даже на меня, хотя я приподняла ресницы и выдала фирменный взгляд №3 – легкий кокетливый интерес с налетом академической скромности.

Прошел мимо.

Вот ты гад…

Но ничего. Мужчины бывают двух типов: те, кто замечает сразу, и те, кого нужно немного подтолкнуть в нужном направлении.

Когда магистр подошел к кафедре, одна из ваз с цветами неудачно качнулась. Лепестки задели его локоть, и с края норовила упасть маленькая книжечка. Я, конечно же, подскочила первой. Рванула вперед так, что Лисетта ахнула.

Подхватив книжку в полете, протянула ее мужчине.

– Магистр, разрешите… – промурлыкала я.

Он обернулся. Глаза зеленые, холодные, как застывшее болотное пятно. Магистр взял у меня из рук книгу, и его пальцы слегка коснулись моей кожи – ладонь теплая, рука крепкая. Я уже была готова признаться, что готова ради науки пересчитать всю флору Велестрийских лесов, если он лично будет указывать на растения.

– Спасибо… – произнес он, задержав взгляд.

Микроскопическая пауза. Почти внимание. Почти успех.

– Леди?..

О, момент истины!

– Ниатта. Ниатта Тенебрис, – добавила я, как будто он должен был знать эту фамилию.

Он кивнул, но по его глазам было видно, что имя его не впечатлило, и с этим я категорически не согласна.

– Садитесь, леди Тенебрис. Следите за материалом.

– Разумеется, магистр, – одарила я его безупречной улыбкой.

Вернувшись на место, предвкушала, как в следующий раз уроню что-нибудь покрупнее. Например, стопку тетрадей. Или себя.

Через час прозвенела мелодия, возвещающая об окончании занятия, и я заметила, что Лисетта побледнела, как свежевыстиранная простыня.

– Ты чего?

– Он такой… такой… – прошептала она, – строгий.

– Не строгий, а восхитительный, – поправила я, бросив последний взгляд на фигуру магистра, исчезающую за дверью.

Одно я знала точно: если кто-то и станет моим самым интригующим развлечением в этом унылом заведении, так это Энтан Мерван – холодный, недоступный, с этими неприлично красивыми волосами и ушами.

Я коллекционирую таких мужчин сначала в голове, потом в сердце… а там как пойдет.

Глава 2

…в которой я знакомлюсь с деканом, обдумываю трагедию в шелковом банте и открываю для себя стратегически важные маршруты.

Если вы думаете, что самое сложное в магической академии – это лекции, зачеты или риск взорвать лабораторию, то вы точно не пробовали найти укромное место, где можно поправить макияж без посторонних глаз.

На второй день пребывания (сразу после лекции «История магии») я твердо решила: прежде чем устраивать охоту за перспективными женихами, нужно изучить архитектуру Ловенхоля так, чтобы ночью я могла пройти от спальни до южной башни с закрытыми глазами и на шпильках.

Мое исследование началось с карты академии. Она висела почти у входа в здание, но, как выяснилось, к ней лучше приложить лупу, компас, трех магистров-наставников и личного путеводителя. К счастью, у меня была внутренняя мотивация, а она, как известно, сдвигает горы. Или хотя бы заставляет их приоткрыть одинокую дверь в сторону уютного сквера.

Первые маршруты я проложила между спальней, столовой и аудиторией магистра Мервана. Последняя, разумеется, была приоритетной: если уж падать в обморок от академических знаний, то хотя бы под его хмурым взглядом.

Фарелия предлагала составить расписание самостоятельных занятий. Я вежливо кивала, мысленно прикидывая, в какой день лучше всего устроить «случайную» встречу у фонтана. В среду – слишком очевидно. В пятницу – попахивает отчаянием. А вот вторник… Вторник – день намеков. Но ни стратегический план, ни списки симпатичных преподавателей не спасают от одной беды – бюрократии.

– Леди Тенебрис, вам нужно пройти к декану, – сообщила мне та самая полная дама из окошка.

Кажется, она всегда говорит так, будто выносит тебе приговор. Видимо, прошлым летом ей недопекли пирог.

Встреча с деканом! Я представила себе сухощавого старца в балахоне, который будет читать мне нравоучения, а я тем временем буду пытаться разглядеть крупицы его совести.

Кабинет находился в самой высокой башне. Конечно же. Где еще мог жить человек, обожающий официальные беседы и ступеньки?

Дверь открылась, и я вошла, приготовившись скучать, но тут увидела его. Нет, не жениха №1. Но, скажем так, он определенно вошел бы в мою десятку. Декан академии оказался мужчиной средних лет с лицом, которое подсказывало, что в юности он наверняка разбивал сердца, а сейчас разбивает календарь для учебных планов.

– Леди Тенебрис, – сказал он, глядя на меня так, будто я – новый загадочный ингредиент в его эксперименте с зельями. – Садитесь.

Я села, изящно закинув ногу на ногу. Он долго смотрел на меня. Потом взял бумагу и, к моему ужасу, произнес:

– Вы указали, что хотите пройти курс «Сравнительная алхимия». Ваша подпись?

Я посмотрела. Моя. Почерк тоже мой. Но писала не я. Не-а. Старшая сестра, которая отправляла за меня бумаги перед вступительными экзаменами.

– Это какая-то ошибка, – сказала я самым милым тоном. – Я хотела записаться на «Сравнительное поведение представителей флоры и фауны лесов Межмирья».

Он приподнял бровь.

– У нас нет такого курса.

– Тогда, боюсь, я случайно перепутала формы.

Пауза затянулась.

– Хорошо, что я у вас это уточнил. Полагаю, вы найдете себя в чем-то другом, – наконец сказал декан и поставил напротив моей фамилии странную руну. Возможно, магическую. Возможно, означающую «неблагонадежна, но забавна».

Покидая кабинет, я решила, что в следующий раз перед заполнением документов надо все же смотреть, что пишут за меня.

После злополучных лекций преподавателей, фамилии которых я даже не смогла выговорить, наступил вечер. И вечер был полон… Лисетты. Кто бы мог подумать, что человек может задавать такое количество вопросов, не моргая? Она была как волшебный артефакт с функцией «прямого эфира».

– Тебе не кажется, что магистр Мерван какой-то… опасный? – спрашивала она, заплетая себе третью косу за вечер. Видимо, это был ее способ справляться с тревогой – один вопрос, один виток косы.

– Опасный? Он – материал для романа. И не какого-нибудь «Травник и его зелья», а «Грех среди мха», – мечтательно вздохнула я, просматривая список факультативов, на которые можно записаться «по желанию».

Фарелия в этот момент сидела на подоконнике и рисовала пальцем на стекле формулы манатечения. Она выглядела сосредоточенной, как алхимик, запертый в комнате с перегретым тиглем и криками с улицы.

– Он не просто строгий. Он… какой-то темный. Я спрашивала у старшекурсников, и никто не знает – откуда он взялся. Просто появился два года назад и сразу получил кафедру.

– Еще один плюс в копилку. Таинственность всегда сексуальна, – отозвалась я. – Это как мужчина с прошлым. Или без него, что еще лучше.

– Ниатта, – подала голос Лисетта, с опаской глядя на меня. – Ты же не собираешься… ты же не…

– Что? Влюбиться в преподавателя? – я игриво приподняла бровь. – Ну уж нет. Это было бы слишком очевидно. Я просто рассматриваю варианты. Академически, так сказать. Мне вообще срочно нужен доступ к факультативу «Травничество».

– У тебя уже есть обязательные курсы, – буркнула Фарелия. – Куда еще ты это впихнешь?

– Милая, если я смогла уместить двадцать браслетов в одну шкатулку, то расписание не станет проблемой.

И мне повезло, потому что на следующее утро я подкараулила одну из старшекурсниц в библиотеке. Она была из тех, кто говорит фразами вроде «парадигма маноразложения» и «когнитивный аспект чародейства». Но главное – у нее был доступ к списку студентов по факультативам. За шоколадный батончик и легкий комплимент по поводу ее талии (которая, честно говоря, была не очень) я выудила нужную мне информацию.

– Как туда попасть? – прошептала я.

– Ты должна пройти вступительное собеседование. Выполнить пробное задание. И быть… особенной.

– Все, кроме последнего, поправимо, – кивнула я.

Но после того, как я узнала, что магистр Мерван лично ведет факультатив по травничеству, мое сердце сделало сальто, приземлившись изящно, как гортензия. Все, что нужно было сделать, – это пройти вступительное собеседование. И если кто-то считает, что Ниатта Тенебрис может провалить собеседование, на котором нужно просто понравиться, то пусть пересдает основы логики.

Я надела свое самое «нейтральное» платье – то есть нейтральное только по мнению норм, но с идеально подобранным поясом из мшистого шелка, чтобы подчеркнуть мою природную привязанность к стихии земли. В волосы добавила пару веточек чабреца. Если уж идти на травничество, то в образе «я вся – загадочная луговая дриада, которую природа буквально выбрала сама».

Собираясь войти в аудиторию, я предвкушала… все. Что он бросит на меня взгляд, приподнимет бровь, узнает «А, та самая Тенебрис, у которой в тетради вместо заметок зарисовки меня с крыльями» и скажет что-нибудь вроде: «Я не принимаю студентов, но для вас сделаю исключение». Или хотя бы то, что у меня редкий талант чувствовать флюиды растений.

Но судьба, как всегда, решила напомнить обратное.

Я открыла дверь с изящной небрежностью, уже готовая подарить миру свою самую лучшую полуулыбку, но…

У кафедры стоял другой магистр.

Да, он тоже был… м-м-м… вполне. Высокий, с каштановыми волосами, которые волнами спадали на плечи – почти как в рекламе эльфийского бальзама. У него были светло-карие глаза и ямочка на подбородке, которая выглядела так, будто сама природа решила устроить в нем маленький романтический капкан.

Но это был не Мерван.

Я имею в виду, что он был… нормальным. Привлекательным, ухоженным, даже обаятельным в своем ботаническом спокойствии.

Но не Мерван.

Я застыла в дверях, и в голове зазвучал хор разочарования: та-дам! Ожидание: ледяной магистр-друид с глазами, как летний мох. Реальность: травяной милашка с энциклопедией «100 способов заваривания лаванды».

– Присаживайтесь, – сказал он мягким голосом. – Я магистр Сайрон. Сегодня мы поговорим о биолюминесцентных травах ночного цикла. Особенно о тех, которые при прикосновении вызывают временные галлюцинации. Интересная тема, не так ли?

Я не сразу ответила. Мысленно похоронила свои мечты об учебе бок о бок с холодным идеалом. Я говорила про себя, что нельзя быть поверхностной, что привлекательность – понятие многогранное. Что магистр Сайрон, возможно, даже лучше Мервана. Но потом я снова посмотрела на магистра Сайрона. А потом – на ближайшую траву, которая якобы светилась в темноте.

Нет. Это не то. Он, конечно, тоже хорош, но все равно что идти в буфет за сладкой настойкой, а получить бульон из цикория. Тоже полезно, но не вдохновляет.

Я села и весь факультатив не писала, нет – переписывала сценарий своего душевного спектакля. Теперь в нем появился новый персонаж: магистр Сайрон, идеальный кандидат. А в голове все еще всплывал ледяной взгляд магистра Мервана. Если уж он не пришел на травничество, значит, придется устроить травничество в следующий раз там, где будет он. И я пройду у него собеседование. Пусть он не сомневается.

Сам факультатив оказался примерно настолько же полезным, насколько полезна вилка в супе. Казалось бы, прекрасная идея – травничество, растения, целебные настои, романтика зеленых листьев и пузырьков с таинственным шипением… А на деле – кучка ботаников с сияющими от счастья глазами при виде схемы «жизненного цикла болотного копытня».

Магистр Сайрон, конечно, излучал позитив, но его лекции были сродни попытке уснуть в луже ромашкового чая: вроде тепло, вроде приятно, но где же адреналин? Где страсть? Где Мерван, в конце концов?!

Я вышла из аудитории с таким выражением лица, будто провела два часа, изучая повадки улиток. Медленно. Скользко. Без малейшей искры. Свернув в коридор, уже собиралась разыграть спектакль «Ах, я заблудилась, проводите меня к нормальной жизни», как вдруг заметила трех парней, переговаривающихся у окна. Судя по виду, старшекурсники: у всех свободные мантии, у одного – перо в волосах (очевидно, представитель магии воздуха), у второго – браслеты из древесной лозы на обоих запястьях (земляк, типичный), третий выглядел слишком хорошо, чтобы быть магом в принципе, – значит, наверняка учится на чем-то опасно-телесном. Например, магическая защита.

Они что-то обсуждали и смеялись, и я, как приличная девушка с социальной смекалкой, замедлила шаг, изобразила легкую растерянность и как бы невзначай остановилась.

– Простите, – сказала я голосом, которым обычно начинают молитву в храмах любви, – не подскажете, где здесь выход… ну, в сторону общежития?

Тот, что с браслетами, посмотрел на меня с интересом:

– Это если из аудитории магистра Сайрона?

– Бинго, – кивнула я. – Два часа говорили о фотонных свойствах листьев. Теперь я боюсь пошевелиться – вдруг активирую какой-нибудь флуоресцентный мох.

Они засмеялись, и парень с пером сделал шаг вперед.

– Я Рион, кстати. Это Тарвел и Кай. Ты первокурсница?

– Ниатта Тенебрис, первокурсница, живу в общежитии с соседкой, которая слишком много улыбается. В общем, все как надо.

– А ты не думала, что травничество – это просто способ проверить нашу выносливость? – хмыкнул Тарвел. – Типа, если выдержал, значит, достоин стать мастером.

– Если бы, – закатила я глаза. – У меня такое чувство, что мастерство там заключается в умении притворяться заинтересованным, когда обсуждают влажность почвы под северной стороной дуба.

Рион засмеялся.

– Ну, если хочешь по-настоящему интересную практику, можешь присоединиться к нам. Мы с преподавателем из лаборатории элементарной флоры готовим вылазку в теплицу. Там хотя бы все живое и местами кусается.

– Кусается? – прищурилась я. – Звучит интригующе. Главное, чтобы не хуже овсянки из столовой.

Они снова рассмеялись. Ах, как же приятно – нормальное общение! Не с пергаментами. Не с травами. Не с магистрами, которые произносят «мана» так, будто клянутся кому-то в верности. А с живыми людьми с нормальным чувством юмора.

– Я подумаю, – кокетливо сказала я. – Только предупредите, если ваша теплица ест туфли. Я пойду к ней не в парадном наряде.

Кай (тот, что опасно хорош собой) наконец заговорил:

– Туфли в безопасности, вот к сердцу лучше приклеить амулет. Там одна лиана… любит обниматься. Долго.

– Обожаю объятия, – мило улыбнулась я. – Главное, чтобы потом позвали на чай, а не к декану.

С этими словами я пошла дальше, оставив их слегка заинтригованными, а вечером, естественно, пошла в теплицу. Она, как оказалось, вовсе не метафора. Она действительно была живой. В прямом смысле. Дверь открывалась не ключом, а «разрешением», которое, как объяснил Тарвел, выдавалось только тем, у кого «уровень маны взаимодействует с биопульсом хлорокода в нужной фазе». Я, разумеется, кивнула с видом человека, который всегда так открывает двери – легким флюидом из личного биопульса, даже если это просто дверца шкафа с обувью.

Мы вошли внутрь и сразу же окунулись в объятия пара, влажности и запаха чего-то одновременно мшистого и подозрительно сладкого. Все дышало. Нет, правда – некоторые листья шевелились, а у одного куста в углу даже был пульс. Он ритмично пульсировал, словно пытаясь незаметно подкрасться.

– Вот это, например, аралюс искристый, – сказал Рион, кивая на странное растение с прозрачными прожилками.

– О, да, феномен! – оживленно поддержала я. – Это тот, который… ну, передает чувства?

Термин «аралюс» – это уже феномен.

– Не совсем, – поправил Тарвел с дружелюбной улыбкой. – Он реагирует на спектр тепла, а не на эмоциональные импульсы.

– Конечно, тепло! – кивнула я, как будто только что вспомнила любимую сказку детства. – Я всегда говорила, что растения – такие теплые создания.

Они переглянулись, но явно решили, что я говорю метафорами. Это удобно: если ничего не понимаешь, просто делаешь умное лицо и переводишь разговор в область поэзии. Удивительно, но работает.

Тем временем мы подошли к большому кусту с листьями, похожими на язык. Один из них попытался лизнуть Кая, но тот увернулся.

– Это салифера обволакивающая. Растет только в манопереполненных зонах.

– Милота, – пробормотала я. – Надо завести такое дома. Пусть обнимает вместо бывших.

Кай усмехнулся, а Тарвел, кажется, начал что-то подозревать.

– А ты, Ниатта, с какими растительными формами работала до этого?

– О, с разными, – ответила я, изящно обходя уточнения. – Знаешь, в Норвалле мы в основном работали… эм… с практической эстетикой. Подход «сначала восхищение, потом опыление».

Рион чуть не поперхнулся от смеха, а Кай, похоже, начал воспринимать это как флирт. Ну и пусть.

Мы остановились у небольшого участка, где из земли торчало множество тонких фиолетовых побегов. Вдруг один из них метнулся в сторону заведующей теплицей. Женщина отмахнулась, как от насекомого, и пошла дальше. Преподаватель, что должен был следить за безопасностью, вообще забил на нас, почесывая листики какого-то растения.

– Это вальтриана подвижная, – пояснил Тарвел. – Реагирует на уровень железа в крови. Иногда пытается… укусить.

– Как и я на диете, – кивнула я. – Особенно рядом с шоколадным маффином.

Тарвел слегка улыбнулся, но все же не отставал.

– Ты ведь дриада, да? Что ты скажешь о сезонной изменчивости структуры листа у водного элиосина?

Я мысленно закричала. Кто такой этот элиосин? Почему у него есть структура? Почему сезонная? Почему все это не о моде, мужчинах и, на худой конец, косметике на основе пыльцы?

– О, элиосин… – начала я медленно, словно в задумчивости. – Это как отношения: весной все яркое, свежее, полное жизни. А осенью – листочки опадают, остается только корневая система. Нужно просто… уметь ценить внутреннее.

На мгновение воцарилась тишина, а потом Рион кивнул с видом мудреца.

– Это неожиданно философски. Я никогда не думал о ботанике как об аллегории привязанности.

– Именно, – кивнула я с притворным смирением. – Я вообще склонна к глубине. Особенно если копнуть поглубже, можно найти кое-что полезное.

Кай хмыкнул, Тарвел вежливо улыбнулся, а я мысленно поставила себе галочку: выжила в ботаническом аду. Не то чтобы я стала знатоком феномена или подружилась с пульсирующими кустами, но теперь у меня было трое потенциальных кавалеров и как минимум два повода вернуться сюда – просто «закрепить материал».

У магистра Мервана появились достойные соперники. Жених №2, жених №3 и жених №4. Придется ему поднажать.

Когда я вернулась в комнату, за окном уже начинали мерцать первые огоньки светлячков. Я сняла платье, в котором все еще застряли какие-то подозрительно цепкие листики – один из них даже продолжал шевелиться. Я осторожно отцепила его и бросила в горшок с цветком Лисетты. Пусть познакомятся.

Соседка, как и подобает девушке, у которой внутренний механизм паники активируется при любом упоминании слова «экспедиция», уже сидела на своей кровати. В руках у нее был свиток с «Феноменологией лесной гармонии» (уверена, автор тот же, что придумал слово «маноразложение»), а на лице – беспокойство, смешанное с ожиданием.

– Ты… ты жива! – ахнула она, отложив свиток. – Ты была в живой теплице! Там же тебя могли съесть!

Я театрально плюхнулась на кровать, вытянув ноги вперед, и начала надевать ночную рубашку.

– Да, но они, видимо, предпочитают пищу с более высоким содержанием знаний. Или просто поняли, что моя кожа слишком дорога для их пищеварения.

– А как там? Правда, что одна из лиан может утащить студента и не выпускать его целую неделю?

– Ну, она пыталась.

Я посмотрела на Лисетту так, будто только что выжила в дуэли на волшебных копьях. Впрочем, она выглядела так, будто я совершила подвиг, сравнимый с побегом из пасти мантикоры.

– Ну и? – она почти подпрыгнула. – Рассказывай все! Какие растения? Кто был с тобой? Ты видела салиферу обволакивающую?

Я сделала серьезное лицо, словно собиралась поведать древнюю тайну друидов.

– Лисетта… она чуть не поцеловала меня.

– Кто?!

– Салифера. У ее листьев очень настойчивый характер. Но правильным взглядом можно заставить их отступить.

– У тебя был взгляд?! – восхитилась Лисетта.

– У меня были серьги с лунным янтарем и уверенность в себе. Почти то же самое.

Она прижала руки к груди.

– Это потрясающе. А ты знала, что аралюс искристый реагирует на частоту вибрации клеточного сока, и если поднести к нему сердоликовый кристалл, он начинает издавать ультразвук?

Я застыла на мгновение, затем медленно повернулась к ней с выражением глубокой задумчивости.

– Знаешь, Лисетта, мне кажется, иногда нам всем нужно просто… слушать растения сердцем, а не кристаллом.

Блондинка застыла, как зачарованный свиток. Она явно не знала, как это понимать, но все равно кивнула – вдруг я только что процитировала кого-то важного.

– А ты… ты хорошо справилась?

– Великолепно, – уверенно ответила я, откидываясь на подушку. – Правда, в какой-то момент мне задали вопрос о сезонной структурной изменчивости элиосина, и я сравнила это с отношениями.

– Что?! – пискнула она. – Но это же научно некорректно!

– Но очень эмоционально точно, – поправила я. – К тому же один из парней даже сказал, что это «неожиданно философски». Видишь? Я адаптируюсь.

Лисетта перевернула подушку и уткнулась в нее лицом.

– Я не понимаю, как ты это делаешь… Ты ничего не знаешь! Ничего! Но все равно все тобой восхищаются!

Я мило улыбнулась, вставая, чтобы поправить волосы перед зеркалом.

– Знание – это, конечно, сила, но харизма, милая моя, – это магнит. А в академии, где одни читают заклинания, иногда достаточно просто читать по глазам.

Лисетта выглядела озадаченной. Я окончательно упала на кровать.

– Не переживай, я потом расскажу тебе, как делать «взгляд №4». Он работает даже на колючих папоротниках.

– У них же нет глаз! – воскликнула она.

– Именно так. Поэтому эффект еще сильнее.

***

Проснуться в шесть утра в академии магии – это, надо признать, особый вид извращения. Особенно если ты не ведьма с куриными лапками и склонностью летать по ночам на метле, а вполне нормальная девушка, которая до этого момента считала, что утро начинается, когда глаза сами открываются, а не по чьему-то расписанию.

Соседка, конечно же, уже проснулась, сидела на кровати в аккуратно застеленной пижаме с зайчиками и читала какой-то трактат о свойствах мандрагоры. Она подняла на меня глаза, полные энтузиазма, как будто ей предстояла не практика по зельеварению, а встреча с самым Серджо Алым.

– Доброе утро! Ты готова? – пропела она.

– Я всегда готова. – Я зевнула, не потрудившись прикрыть рот. – Особенно ко всему бессмысленному и рутинному.

Через два часа мы уже шли по коридору в сторону лабораторий, которые, по мнению академии, должны были стать «храмом знаний». На деле они больше напоминали кладбище испорченных котелков и раздутых пробирок.

Преподавателем зельеварения оказался профессор Зильберман. Высокий, с густыми бровями и выражением лица, которое говорило: «Я пережил три алхимических взрыва, развод, два клана и не собираюсь терпеть твою глупость, первокурсница». Его мантия была цвета плесени, а голос – как у ворона, который коптился в дыму старого амулета.

– Добро пожаловать на курс «Основы зельеварения», – произнес он так, будто «добро пожаловать» было проклятием.

Мы уселись за длинные столы.

– Сегодня начнем с простого. Эликсир ясности сознания, – продолжал профессор. – Ингредиенты у вас на столах. Инструкции – на свитке. Постарайтесь не взорвать лабораторию.

Простого, говорит он. В инструкции было десять этапов, шесть перемешиваний по часовой стрелке и два против, потом капля крови воробья, но не обычного – обязательно из южных долин. И, конечно же, все нужно было варить строго на огне синевато-зеленого оттенка, иначе эффект был «непредсказуемым». Угу. Я в таких ситуациях предпочитаю предсказывать только одно: не трогай ничего лишнего и улыбайся.

Лисетта рядом со мной корпела над котлом, как будто от этого зависела судьба мира. Я же осторожно бросала по ингредиенту, больше наблюдая за старшекурсниками – пара из них сегодня помогала на практике. Один особенно высокий, с каштановыми волосами и руками, от которых веяло запахом дуба и приключений. Интересно, он свободен? Или уже отравлен какой-нибудь студенткой с третьего курса?

Тем временем моя смесь начала подозрительно пузыриться. Не дожидаясь непредсказуемого эффекта, я помахала рукой над котлом, делая вид, что проверяю уровень испарений (я читала об этом в журнале «Очарование в лаборатории»), и добавила щепотку сушеного маковника. Это должно было либо стабилизировать раствор, либо вызвать легкое головокружение у тех, кто его вдохнет. Тоже результат.

Зильберман прошел мимо и заглянул в мой котелок.

– Цвет не тот.

– Это оттенок «ночное прозрение», – парировала я. – Очень популярен в южных школах алхимии.

Он молча кивнул, явно то ли пораженный моей наглостью, то ли просто уставший бороться с жизнью.

Через сорок минут у Лисетты пошел фиолетовый дым, у соседа через два стола – черный, а моя субстанция, надо отдать ей должное, просто тихо булькала и пахла жасмином. По академическим стандартам – почти шедевр.

– Кто закончил, оставьте результат в колбах и сдайте вон туда, – пробормотал профессор. – У кого что-то взорвалось – убирайте сами.

Когда мы выходили из лаборатории, я почувствовала облегчение. Во-первых, волосы не обгорели. Во-вторых, на ногтях все еще был лак. В-третьих – и это главное – высокий старшекурсник, уходя, обернулся и посмотрел на меня.

Я ответила легкой улыбкой. Может, он станет потенциальным женихом №5, а может и нет.

Когда все вышли из лаборатории, Лисетта сияла так, словно только что обнаружила в своем котле рубин.

– Ты видела как у меня изменился цвет лица?

– Да. В очередной раз доказывает, что утренние пары надо отменить.

Следующей была лекция, посвященная «Феменологии» и структуре магической материи в измерении. Уже по названию можно было предсказать скорую смерть интереса к предмету. Преподавала его магистр Йовинда – женщина лет ста с голосом чайника, забытого на плите. Ее лекции были насыщены смыслами, которых никто не улавливал. Я честно пыталась записывать. В тетради появилось:

«Магическая ткань мира подобна кружеву на семейной скатерти: чаще всего рвется в том месте, где сидел гость с самыми дурными намерениями».

Что ж, красиво. Бесполезно, но красиво.

Лисетта старательно все записывала. Я же в уме сочиняла мемуары: «Магическая академия изнутри: как не уснуть под звуки философских рассуждений».

Потом была геомантия. Камни, линии, энергетика земли – все это звучало прекрасно до тех пор, пока не стало очевидным: камни нужно различать по текстуре, энергетические потоки чувствовать «внутренней ладонью», а главное – верить, что плитка под ногами действительно «шепчет свои вибрации».

Я шептала свою мантру «когда же обед», причем на вполне понятной вселенной частоте.

– Ты чувствуешь, как поток идет от северного угла? – шептала Лисетта, прижимая ладонь к полу.

– Чувствую, – кивнула я. – Особенно поток сквозняка.

Но все было не так уж безнадежно. Где-то между скучными лекциями/практиками и очередной порцией студенческого рагу в столовой я заметила его. Того самого старшекурсника с зельеварения. Он стоял во дворе, прислонившись к колонне, окруженный группой девиц, чьи глаза светились не слабее артефактов в музее проклятых, но слушал рассеянно, словно устал от собственного обаяния. Тревожный звоночек.

Остаток дня прошел в академической тягомотине. Лисетта напоминала хомячка на сахаре, все время что-то записывала и переспрашивала. Я вела внутренний диалог.

Что-то, конечно, и произошло. У кого-то из студентов в библиотеке загорелся конспект (не у меня). Кто-то утверждал, что в зеркале на втором этаже появился «силуэт в мантии без лица». Кто-то заподозрил, что одна преподавательница – оборотень (честно говоря, я тоже так думаю, особенно вызывает вопросы густота ее волос).

Но со мной ничего не случилось. Почти ничего.

За ужином, когда я уже подумывала о том, чтобы сбегать к комоду с косметикой, кто-то незаметно оставил записку на моем подносе. Аккуратно сложенная, без подписи. На ней было всего одно предложение:

«Если хочешь узнать, где действительно интересные занятия, не приходи завтра на «Историю магических соглашений». Приходи туда, где пахнет жасмином».

Я скривилась. Очень весело.

Бумага была плотной, качественной, с легким запахом мяты – явно не из блокнота первокурсника. Почерк аккуратный, но чуть наклонный – как у человека, который привык что-то прятать.

Я прищурилась и вернулась в общежитие.

«…не приходи завтра…»

Ну, это почти как приглашение на званый вечер. Или в засаду.

Лисетта, сидящая на своей кровати в пижаме с феями и намазавшаяся каким-то лавандовым кремом, с любопытством посмотрела на меня, а потом на записку.

– Что это?

– Если заговор, то мне хотя бы хочется, чтобы он был эстетически приятным, – протянула я ей бумажку. – Читай.

Она взяла, вчиталась, нахмурилась и тут же расправила плечи.

– О, это может быть что-то важное. Знаешь, в трактате «Тайные пути астральной коммуникации» упоминались случаи, когда магические послания приходили именно в такой форме. Это может быть приглашение на закрытый факультатив или в подпольный клуб чародеев!

Я открыла рот, словно собираясь возразить, но в этот момент в нашу комнату, как по сценарию, влетела Фарелия. Нет, она не постучала. Именно влетела. У нее был талант появляться так на протяжении всех дней с момента нашей встречи.

– Вы уже слышали? – воскликнула она. – У кого-то нашли записку! Прямо в книге по рунам!

Я переглянулась с Лисеттой.

– С намеком на жасмин?

– Нет, – рыжая села на стул, заправляя волосы за ухо. – Там было что-то про «тайные залы отражений» и «путь, ведомый свечами». Но это старая шутка! Мой брат учился здесь три года назад и говорил, что каждый год старшекурсники подкладывают такие записки первокурсникам.

– Очаровательно, – произнесла я.

– Это вроде как традиция, – Фарелия пожала плечами. – Кто-то однажды действительно пошел по «пути свечей» и оказался в подсобке у повара. Потом его неделю заставляли чистить чаны. Сказали, что это «путь просветления». С тех пор у него тик.

Я снова посмотрела на записку, а потом на Лисетту. Нет, ходить я никуда не буду. Пусть приглашают в лицо, а не разбрасываются какими-то писульками.

Кинув бумагу в урну, я подошла к комоду, где в первом ящике хранила косметику. Нет, надо же – подсунуть столь «безобидную» шутку Ниатте Тенебрис!

Глава 3

…в которой неделя проходит уныло, как лекция по травничеству, и даже свидание с симпатичным парнем не спасает ситуацию.

Учебная неделя в Ловенхоле тянулась как холодный овсяный отвар без меда. Сначала я думала, что это временно. Ну подумаешь, пара по геомантии с магистром, который разговаривает так, будто ссорится с самим воздухом, потом семинар по трактовке женской магической идентичности (спасибо, я свою уже трактовала у зеркала) и, конечно же, вечерняя медитация с кристаллом. Один кристалл, пятьдесят студентов и ни капли успокоительного.

Даже новизна атмосферы начала исчезать. Башни, мантии, завывающие по ночам совы – все это уже не казалось таинственным. Кстати, однажды совы подрались прямо за окном. Оказалось, из-за корма. И это был самый захватывающий момент за весь вторник.

Лисетта, кстати, продолжала сиять энтузиазмом, как ночной фонарь на складе зелий. Она радовалась каждой новой лекции, знакомилась с однокурсниками и даже начала коллекционировать амулеты «на удачу». Я же коллекционировала тетрадки с почти пустыми страницами – иногда писала в них цитаты из модных журналов. Особенно мне понравилась фраза: «Настоящая ведьма никогда не повторяет макияж – она повторяет мужчин».

Тем не менее, как истинная оптимистка (в смысле: не сдаюсь, пока не найду мужа), я решила дать шанс новому знакомству. Ведь если оказалась в академии, полной молодых и (теоретически) амбициозных магов, почему бы не попробовать хоть раз сходить на свидание?

Выбор пал на Арвена Ланцера. Второкурсник с факультета стихийников. Высокий, в меру задумчивый, в меру загорелый – даже уши, что редкость. Как-то раз мы вместе оказались в теплице, пересаживая гремучие луковицы. Он заметил, как ловко я с ними обращаюсь, и сказал, что «у меня руки как будто для балета», что было довольно мило, учитывая, что в тот момент у меня под ногтем застрял кусочек земли.

На следующий день он подошел ко мне после лекции:

– Слушай, в эти выходные в амфитеатре будет концерт Броси Мосейнова. Пойдешь?

Я даже на секунду зависла.

– Ну можно, – пожала плечами.

Броси Мосейнов – певец, икона, ходячий фейерверк. Его клипы сопровождались заклинаниями, от которых у бабушек расцветали фикусы, а у девушек – фантазия. Его коронное «Голубое солнце. Голубое!» стало крылатым, как и я, повторяющая свою фамилию.

Свидание, как ни странно, началось неплохо. Арвен пришел вовремя, в сером жакете с вышивкой в виде огненного вихря – скромно, но с намеком. Я выбрала легкое платье с декоративной брошью в виде цветка.

Мы шли по аллее к амфитеатру, под светом фонарей, вокруг парочки, листва, аромат осеннего воздуха и чуть-чуть моего парфюма «Прелесть ночной нимфы». Красота, в общем.

И тут начался концерт.

Я надеялась услышать что-то вроде «Поцелуя под заклятьем» или хотя бы «Моя душа – артефакт твоей любви». Но Броси, видимо, решил, что публика жаждет чего-то нового. Сцена вспыхнула зеленым пламенем, и из дыма появился он – в плаще, усыпанном звездами (в прямом смысле – магические искры летели зрителям в лицо).

– Вы готовы?! – заорал он. – ГОЛУБОЕ СОЛНЦЕ!!!

Я с сомнением подняла ресницы, глядя на исполнителя. Нет, я ничего не имела против Броси, но пасть до уровня оров на площади не собиралась. Особенно когда взрослый мужчина в сверкающем плаще из, простите, светящихся амулетов, заикаясь в рифму, пытается ритуально соблазнить толпу песней под названием «Огонь в сердце, вода в руке».

– ЭТО МОЙ ЛЮБИМЫЙ КУПЛЕТ! – завопил Арвен вместе с ним с выражением лица фанатика, увидевшего свою секту.

Я медленно повернулась к спутнику, как стрелка часов во время зачарованной медитации, чтобы убедиться, что он не шутит.

Он не шутил.

– Ты серьезно?

– Конечно! – Арвен уже подпрыгивал на месте, хлопая в ладоши. – Брось, это же легенда! Слушай, сейчас он скажет свое коронное «Молния – это ты, а я – заземление»! Это шедевр!

О нет. Только не это.

– М-О-Л-Н-И-Я! ЭТО ТЫ! – заорал Броси со сцены, одновременно бросая в толпу горсть искрящихся лепестков, которые, видимо, должны были символизировать что-то романтичное, хотя пахли они скорее дешевой ванилью вперемешку с перегаром от эльфийского сидра.

Толпа визжала. Кто-то в заднем ряду уже упал в обморок. А Арвен… Арвен в этот момент хлопал в такт и подпевал так вдохновенно, словно его одухотворяли десять муз сразу. Я же стояла рядом, чувствуя себя ученым на шабаше ведьм: наблюдать интересно, но участвовать категорически противопоказано.

– Слушай, – крикнула я Арвену, пытаясь перекрыть звуки чего-то, что, возможно, было магическим диджей-сетом на базе артефакта. – А что это за жанр?

– Это же магический поп-фолк! Он просто переосмысливает традиции ментального транса через призму архетипов! – восторженно объяснил парень.

Я моргнула.

– Это ты сейчас пошутил?

Он засмеялся, хлопнул меня по плечу, и я чуть не свалилась от крепкой мужской силы в вечное разочарование.

– Давай, расслабься! Это весело! Хочешь, покажу фирменный танец фанатов Броси?

Нет. Нет. Нет.

Я стояла и думала, что либо он влюблен в Броси, либо переживает острую фазу последствий недоедания. Причем, судя по страсти, второй вариант был более гуманным.

– Ниатта! Да ладно тебе!

Я натянула на лицо нечто, похожее на улыбку, но, честно говоря, изнутри это больше походило на «мне только что подали жабью лапку вместо десерта».

– Просто… впитываю атмосферу, – ответила я.

– Вот! Вот это правильно! – Арвен был доволен, как кастелянша, поймавшая студента, вернувшегося после комендантского часа. – Не все же по книжкам. Жизнь – это вот это! Ритм, энергия, свобода! Голубое солнце, понимаешь?

– Вообще-то я думала, что солнце желтое, – буркнула я. – Или, в плохую погоду, серое.

Он громко рассмеялся, не заметив моей иронии, и хлопнул меня по спине:

– Ну ты даешь! С тобой не соскучишься!

О да. Особенно если окружить меня кричащими подростками, музыкой с амнезией и певцом, который сейчас, кажется, начал летать над сценой с помощью заклинания «Парение-Отчаяние-Улыбайся».

Я осторожно посмотрела в сторону выхода. Может, если я…

– О! Сейчас будет «Заклинание твоего бедра»! Потрясающая композиция! – Арвен хлопал в ладоши, как завороженный дирижер, и сиял так, будто сам ее написал.

Я уставилась на сцену, где Броси, расставив ноги и вращая бедрами, читал что-то среднее между рэпом и приворотным заговором. Фонари мигали. Магия потрескивала. Одна девушка в первом ряду расплакалась от счастья.

– Помоги мне, великий дух эстетики, – прошептала я вслух и подняла глаза к небу.

Свидание, говорите? Вот скажите, как мне теперь воспринимать Арвена всерьез? Парень, который искренне наслаждается строчкой «Ты – мой артефакт, я – твой драконий флакон», не может быть моим женихом. Разве что в параллельной вселенной, где чувства измеряются в децибелах, а интеллект – количеством блесток на мантии.

Концерт закончился (спустя вечность и одну бессмертную душу), и Арвен повернулся ко мне, сияя так, будто съел радугу.

– Ну как тебе?

Я вздохнула, собрав в кулак всю свою внутреннюю благородную сдержанность.

– Незабываемо.

– Правда? Я знал, что тебе понравится! Ты только представь – через неделю у него выступление с новым циклом «Любовь и Лаванда». Обязательно пойдем, да?

Я кивнула. Или, возможно, это просто моя голова кивнула сама по себе в попытке сохранить покой во Вселенной.

Что ж, теперь я точно знала: если Арвен и был потенциальным женихом, то только в жанре «трагикомедия в трех действиях». А я… я просто сделаю вид, что это было культурное исследование. Или урок терпения. Главное – не допустить, чтобы следующая встреча включала в себя световые шоу, пляски с приворотами и человека в звездном плаще, который кричит «Ты – моя метафора!» под минорный аккорд и фейерверк.

Вернулась я поздно и утром проснулась с ощущением легкой тошноты после концерта. Не в физическом, а в эстетическом смысле. Такое бывает, когда душа еще не оправилась от фразы «Я твой маноаккорд, зазвеневший в ритуале любви», а в голове эхом отдаются крики фанатов, похожие на массовое проклятие пятого уровня.

Лисетта выглядела подозрительно бодрой, как обычно. Уже при полном параде, с аккуратной косой, заправленным воротником и лицом, на котором светилось святое желание жить. Я бы даже полюбила ее, если бы не хотела убивать каждое утро.

– Как прошло свидание? – воскликнула она, едва я подняла голову с подушки.

– Как встреча с другой цивилизацией, – пробормотала я, вяло доставая расческу. – Они пели. Они верили. Я выживала.

– Он тебе не понравился?

– Если бы я хотела отношений с человеком, который под музыку бросает в воздух искры и кричит «ты мой цветочный вызов», я бы влюбилась в этот… как ее… банатэя обыкновенная ваша…

– А ведь у нас в оранжерее есть такая, с пушистыми усиками и…

– Это была метафора, Лисетта, – перебила я.

Я перевела дух и села на кровати. За окном нежно пищали утренние птицы. Наверное, обсуждали новую песню Броси.

– Знаешь, что самое страшное? – спросила, глядя в никуда. – Он хочет пойти со мной на следующий концерт.

– А ты?

– Лисетта, я девушка, а не палочка для сжигания достоинства. Конечно, нет. Я скажу, что у меня факультатив по травничеству.

Она осторожно кивнула.

– Ну, может, он просто… слишком эмоционален? – предположила она с доброй улыбкой. – А ты, Ниатта, все-таки… тоньше.

– Тоньше? – прищурилась я. – Милая, я тоньше межпространственной грани. Если я еще раз услышу песню про «голубое солнце», моя душа отделится от тела и подаст в отставку.

На утренние пары я решила не пойти, но зато к обеду ползла в столовую почти в отличном настроении. Я даже подумывала о том, чтобы дать Арвену второй шанс, если бы он вдруг перестал быть самим собой. Но судьба, как обычно, преподнесла мне сюрприз.

Он сидел за дальним столиком, сияя, как заколдованный рубин, и… пел. Не громко, нет. Он тихо, но с чувством напевал строчку из «Поцелуя под заклятьем», отбивая ритм ложкой по краю тарелки. И самое ужасное – две девушки напротив слушали, зачарованные, как музыкальные жертвы.

Я развернулась на каблуках и направилась обратно, туда, где можно притвориться, что я просто зашла за водой. За столом сидела Фарелия, ковыряясь вилкой в чем-то подозрительно похожем на окаменевший хлеб. Рядом примостилась Лисетта.

– Видела Арвена? – спросила Фарелия, даже не поднимая глаз.

– Видела. И слышала. К сожалению, звук распространяется.

– Теперь он поет везде. Говорят, он вдохновился. Что-то про «девушку, сияющую, как стихия».

Я фыркнула.

– Если я и стихия, то только торнадо, уносящее музыкальные вкусы.

– Он всем рассказывает, как вы вместе «чувствовали ритм солнца», – добавила моя соседка по комнате. – Он даже пытался написать песню.

Я потеряла дар речи, потом снова обрела его и решительно произнесла:

– Все. На сегодня хватит. Я иду на факультатив по травничеству. Там, по крайней мере, магистр Мерван.

В тот момент я поняла одну важную вещь: в академии романтика – штука опасная. Она может быть внезапной, громкой, с эффектами и заклинаниями, но почти всегда оставляет привкус стыда, как овсянка с чесноком.

Я шла по коридору, размышляя о женихах, списках и о том, что пора бы пересмотреть свои критерии. Например, пункт «высокий, с волосами и чувством юмора» явно недостаточен. Нужно добавить: «не поет на публике», «не поклоняется Броси» и «не пишет баллады о тебе».

И тут я вспомнила магистра Мервана.

Холодный, недоступный, молчаливый. Ни единого стиха. Ни намека на песню. Только лекции, взгляд и этот легкий ледяной шлейф, как будто он дышит северным ветром.

Да… Пожалуй, стоит вернуться к исходной цели. Жених №1 по-прежнему оставался вне конкуренции. И если уж кто-то и напишет балладу о моей походке, то пусть это будет как минимум эпическая сага с налетом трагедии и героической гибелью в его объятиях, а не поп-ода про «манящие флюиды и шелковую мантию».

Факультатив по травничеству все еще был не вычеркнут из личного плана по «спасению собственного достоинства». Во-первых, звучит безопасно. Во-вторых, зелень успокаивает. В-третьих, магистр Мерван иногда консультирует преподавателей по редким растениям. Я это знаю. Я это проверила. Я даже тайком подслушала, как одна старшекурсница упомянула, что он «раз в неделю заходит в теплицу проверить симбиотические лианы». То есть факультатив сам он не ведет уже, а значит – собеседование для новеньких отпадает.

А симбиотические лианы – это почти как романтический интерес, только между двумя растениями. По сути, мы говорим на одном языке. Заскочив в комнату после пары, я нацепила на талию тонкий пояс с вышивкой в виде плюща (намек на то, что я, как плющ, способна оплетать сердца) и, конечно же, немного аромата «Тропическая мерцающая нимфа». Эффект: легкое головокружение у окружающих и стойкое ощущение, что ты – главная героиня ботанической драмы.

– Ты снова идешь в теплицу? – угадала Лисетта, глядя на мои серьги в форме капелек росы. – Но ведь в прошлый раз ты сказала, что больше никогда…

– Да. Но любовь – это как фотосинтез. Иногда нужно снова подставить себя солнцу, чтобы все зацвело.

Теплица встретила меня привычным запахом сырости, мха и легкой опасности. Где-то за витиеватым кустом послышался сдавленный крик – видимо, кто-то неудачно повстречался с лианой.

Я уверенно вошла внутрь и, как ни в чем не бывало, направилась к полке с аралюсом искристым, словно всегда сюда приходила.

– Ниатта? – раздался голос позади меня. Я обернулась и увидела… магистра Сайрона.

Честно? Отличный парень. Милый. Добрый. Пахнет вереском и чистотой. Но мне нужен не он. У него слишком добрые глаза. Он из тех, кто пишет «Уважаемая Ниатта» даже в записках с напоминанием не есть ягоды с третьей грядки.

– О, магистр Сайрон! – я улыбнулась так, чтобы это было одновременно радушно и не обнадеживающе. – Вы что-то проверяете?

– Да. Некоторые растения чувствуют изменения в мане. Особенно после концертов. Мана дрожит в почве, как пудинг.

– Поверьте, она не единственная, кто дрожал. – Я вздохнула. – Вы не знаете, зайдет ли магистр Мерван? Я слышала, что он иногда консультирует по… симбиотическим культурам.

Сайрон кивнул, не моргнув глазом.

– Он должен прийти сегодня во второй половине дня. У него там эксперимент с орхоидом.

Мой взгляд вспыхнул.

– Орхоид! Конечно! Такие… тонкие, изящные структуры! Как чувства!

– У орхидеи есть тенденция к агрессивному цветению, – уточнил магистр.

– А у некоторых людей – к излишней эмоциональности. Думаю, все взаимосвязано, – пробормотала я, уже выстраивая стратегию.

Все было готово. Я найду самое стратегически выгодное место в теплице. Я буду держать в руках что-нибудь ботаническое, чтобы не выглядеть, как дурочка. И отрепетирую фразу вроде «О, магистр, а как вы относитесь к спонтанной мана-флоральной метаморфозе?»

И вот я затаилась между кустом с пушистыми колючками и декоративным мхом. Осталось только дождаться…

– Он идет, – прошептал мне голос сбоку.

Я вздрогнула. Это был Тарвел – один из старшекурсников с прошлой «ботанической вылазки». Он стоял рядом с горшком, из которого как раз выползала вальтриана.

– Слушай, ты что-то задумала?

– Я? Никогда. Я просто питаю глубокий интерес к практической ботанике. Особенно когда она высокая и с острыми скулами.

И вот – он.

Магистр Энтан Мерван появился на пороге теплицы, словно вихрь из ледяных запахов хвои и ожиданий. Все такой же холодный, все такой же собранный. Пальцы в перчатках. Волосы – словно глянцевая тьма, собранная в хвост. А взгляд… О, этот взгляд. Хорошо, что ничего не заметил. Идеально, как всегда.

– Я… пойду, – пробормотала я, выпрямляясь и делая шаг вперед.

Главное – не выглядеть так, будто репетировала эту сцену перед зеркалом три дня подряд. Даже если так и было.

– Магистр, – сказала я, как будто между нами уже был диалог. – Не могли бы вы… прокомментировать состояние вот этого… папоротника? Он как будто переживает внутренний конфликт.

Мужчина остановился. Его взгляд медленно, очень медленно переместился с растения на меня. Потом обратно. Потом снова на меня.

– Это псевдокровоцветка. Она всегда так выглядит.

– А… это точно? Я просто подумала, может, он… она… чувствует недостаток… внимания?

Он молча смотрел на меня. Мне показалось, что на долю секунды даже дернул уголком рта – возможно, в сторону улыбки, возможно, нервный тик.

– Псевдокровоцветы не нуждаются в эмоциональной стимуляции, леди Тенебрис.

Он уже собирался уходить, когда я, сама не зная зачем, добавила:

– Кстати, очень впечатляющая лекция на прошлой неделе. Особенно часть про симбиотические механизмы и… «растения как зеркала разума».

Он слегка повернул голову.

– Я такого не говорил.

Я улыбнулась самым невинным способом, какой только известен человечеству.

– Ну, возможно, это моя интерпретация. Но ведь главное – личный опыт, не так ли?

Магистр задержался на секунду. Кажется, он колебался между тем, чтобы уйти, и тем, чтобы вызвать надзорного мага.

– Не трогайте лиану у вас за спиной, – только и сказал, разворачиваясь. – Она может принять прикосновение за предложение руки и сердца.

Я немедленно отдернула руку, заметив, что лиана уже начала шевелиться.

– Спасибо, магистр. Очень… вовремя.

Мужчина ушел, а я осталась с чувством легкой победы. Он заметил меня. Он предупредил меня. Это уже почти как «я забочусь о твоей безопасности, дерзкая дриада уже-не-моего факультатива».

Пусть сегодня был только первый ход, но на шахматной доске флирта я уже выставила ферзя. И пусть хоть все певцы этого мира поют о голубых солнцах, у меня теперь новый ритуал – ежедневное посещение теплицы. Ради будущего мужа, конечно же.

Теплица медленно дышала – то влажно, то хмуро. Вокруг шелестели листья, невинные ростки притворялись, что не слушают, а я старательно делала вид, что только что не перекинулась тремя фразами с магистром Мерваном. Причем не о погоде, а о личной восприимчивости к редким видам этой… как его… В общем, если это не романтическая предыстория, то я больше не знаю, зачем вообще в этом мире существуют симпатичные преподаватели.

– Тебе что, нравится магистр? – раздался сбоку голос Тарвела. Такой нейтральный, как будто просто задает вопрос в полуспокойствии вулкана.

Я медленно обернулась, раздумывая: прикинуться глухой, слепой или просто эксцентричной.

– Что? Магистр Мерван? – переспросила я, будто фамилия мне впервые попалась на слух.

Парень прищурился.

– Ну да. А то как-то ты сразу оживилась. И с ним как-то… особенно.

Мне пришлось с достоинством поправить локон, который весьма эффектно закрутился у виска – ровно в тот момент, когда я встала под романтическим углом солнечного света.

– Ох, Тарвел. Я просто восхищаюсь его… методикой. Такой практичный, хмурый подход к живой природе. Это, знаешь ли, вдохновляет. Чисто академически. Он как… как редкий сорт репейника – снаружи колючий, а внутри знания.

Тарвел не выглядел особенно убежденным. Но пока он пытался сообразить, комплимент ли это, я уже увлеченно рассматривала ближайшую лиану, притворяясь, что изучаю особенности ее изгиба. Пусть думает, что я помешана на ботанике. Это безопаснее.

Позже, вечером, когда я как раз раздумывала, стоит ли добавить в маску для лица свежие листья мятной эссенции (настоятельно не рекомендую – эффект «пощипывания» превращается в «горящую кожу»), в комнату, как ни странно, вошла Фарелия. Не влетела. Именно вошла, что насторожило больше всего.

– Девочки, – начала она с видом, будто приглашает нас в мир приключений и моральной ответственности одновременно. – Завтра вечером – симпозиум по истории природы! На нем будет магистр Велиссен и даже несколько приглашенных ученых из Севренских лесов!

Лисетта, конечно же, пискнула от счастья.

– Я читала статьи Велиссена! Он же специалист по зоофлорному взаимодействию в условиях нестабильной магии!

У нее глаза засветились, как у декоративного котла при перегреве. Я, в свою очередь, как человек, которому все еще снится концерт Броси, прикусила губу и сдержала стон отчаяния.

– Симпозиум, говоришь? – уточнила с такой грацией, будто это приглашение на бал. – И кто там будет?

– Ну, кроме магистров, туда приходят старшие курсы и некоторые выпускники. Будет живая дискуссия, чаепитие с мятным зельем, угощения с ингредиентами, усиливающими умственную активность… – голос Фарелии становился все более радостным, словно она организовала праздник разума лично.

– М-м-м, чаепитие, дискуссии… – протянула я, будто решаю, не проще ли упасть в обморок и вызвать уважительный отказ.

Но потом заметила, как рыжая добавила:

– А еще там будет несколько стажеров из Королевского ботанического института. Один из них, говорят, племянник самого архимагистра Махорна. Высокий, брюнет и не женат.

Вот это уже аргумент.

– Ну, раз такое дело, – вздохнула я с наигранной обреченностью, – пойду. Исключительно из академического интереса. Кто знает, вдруг симпозиум вдохновит меня на изучение зоофлорного взаимодействия в условиях неустойчивых ухаживаний.

Лисетта захлопала в ладоши, Фарелия довольно кивнула, а я мысленно составила план вечернего наряда. Что-то элегантное, с ноткой научной невинности и щепоткой «да, я читаю трактаты… по выражению лица». И кто знает – возможно, симпозиум окажется не таким уж и бесполезным. Особенно если на нем можно будет пополнить коллекцию потенциальных женихов. Или хотя бы разнообразить антураж.

***

Симпозиум. Слово, от которого веет серьезностью, пылью веков и подозрением, что где-то за углом тебя ждет лекция на три часа. А еще – прекрасная возможность нарядиться так, чтобы все подумали: «Вот это, должно быть, интеллектуалка».

Выбор наряда для мероприятия, которое подразумевает обсуждение фотосинтетических процессов в условиях магического давления, был нетривиальным. Я колебалась между «академически серьезной мантией» и «академически серьезной мантией с разрезом». Победил разрез. Науке, как известно, не чужда эстетика.

– Ты уверена, что этот вырез допустим по дресс-коду? – прошептала Лисетта, когда мы стояли в холле перед залом.

– Он символизирует раскрытие личности перед знанием, – уверенно ответила я. – А если кто-то увидит в нем что-то иное – это его проблемы с воображением. Или наоборот, успех.

Фарелия присоединилась к нам с видом человека, который проспал на симпозиум, но проснулся с вдохновением. У нее в руках была папка с записями, блокнот и даже закладка в виде цветка. Я подозреваю, что она хотела не только послушать магистров, но и взять автографы.

Зал оказался не столь помпезным, как я ожидала: никаких золотых балдахинов, только лавки, каменные колонны и магические светильники, которые покачивались над головами, как гигантские ленивые медузы.

– Прошу занимать места, – прокаркал организатор, похожий на скрещенного филина с профессором. – Симпозиум начнется с доклада магистра Велиссена о связи эмоциональных полей с ростом плюща в закрытых системах.

Я уже приготовилась мысленно уйти в астрал, но заметила – о, сюрприз! – знакомую фигуру у кафедры.

Магистр Мерван.

Конечно. Куда же без него. Он стоял в тени, прислонившись к колонне, и смотрел на происходящее так, будто симпозиум – это замаскированная пытка, и он здесь по приговору. А значит, я не одна.

Я села так, чтобы он видел мой профиль. Это было стратегически выгодное место: и свет удачно ложился на щеку, и шелковая вставка на платье попадала в зону визуального комфорта. Я даже немного наклонила голову, как будто вслушиваюсь, хотя в реальности пыталась вспомнить, можно ли умереть от скуки от словосочетания «геоэнергетический контекст в ботанических ритуалах».

Магистр Велиссен вышел, покашлял – явно репетировал – и начал:

– Роль эмоционального фона в реакциях симбиотических форм магической флоры остается недооцененной. Особенно если рассматривать этот процесс на фоне устойчивости к резонансам маны…

Дальше я временно отключилась. Лисетта слушала с открытым ртом, как будто он читал ей любовное письмо. Фарелия делала заметки с такой скоростью, будто уже сдает государственный экзамен. А я… Я следила за реакцией магистра Мервана. Он не слушал, он наблюдал. За залом, за студентами… и на пару мгновений – за мной.

Да-да. Его взгляд скользнул по мне, задержался ровно на три секунды, а потом он медленно поднял бровь. Я приподняла бровь в ответ. На языке у меня вертелось «моя мана все еще нестабильна рядом с вами», но я сдержалась. Это был научный вечер. Почти.

Потом начались вопросы. Один из студентов спросил, можно ли использовать лиану-мнемонику в качестве записывающего устройства.

– Только если вам нравится, когда ваша тетрадь вас шлепает, – отозвался кто-то с заднего ряда.

Смех пробежал по залу, как легкий ветер по луговой слизи. Шутка была так себе, второсортной, но я улыбнулась, и Мерван снова посмотрел в мою сторону.

Потом выступала магистр Йовинда – та самая, у которой голос, как будто его коптят в дыму ритуального костра.

– Природа – зеркало, – провозгласила она. – Зеркало, покрытое пыльцой истины и исписанное шепотом времени…

Я почти уверена, что это отрывок из сборника «Метафорическая катастрофа: как не надо писать научные тексты».

После третьего доклада я уже мысленно рисовала на обложке своей тетради портрет того самого брюнетистого племянника архимагистра, который, по слухам, должен был быть здесь. Где он, кстати?

Как оказалось – в самом зале. Только вошел. Высокий, слегка взъерошенный, с папкой под мышкой и видом человека, который знает себе цену и точно знает, что здесь ему скучно.

Я выпрямилась. Придвинулась к краю лавки. И – случайно, конечно! – уронила платочек. Он его поднял.

– Кажется, вы что-то обронили, – сказал новоявленный племянник кого-то там глубоким голосом, который явно тренировали для озвучки романтических пьес.

– Благодарю, – промурлыкала я, слегка наклонившись вперед. – А вы случайно не специалист по мяте?

– По лавровому корню, – усмехнулся он. – Но мяту уважаю.

Сзади Лисетта ахнула так, будто только что обнаружила у него аурическое родство с Серджо Алым.

– Кстати, я Ниатта, – добавила я.

– Рейдан, – представился он. – И судя по вырезу, вы изучаете природу более… интуитивно.

Попался.

Через двадцать минут, когда магистр Йовинда закончила рассказывать, как «растущая мана цветет в кольцах дерева разума», я уже почти готова была сбежать под благовидным предлогом «срочного пророчества о надвигающейся тошноте», но тут в зале что-то изменилось. Свет стал тусклее, тишина – плотнее, и из-за кафедры, как воплощение ледяного прилива, вышел магистр Мерван.

Без лишних церемоний. Просто подошел, расправил рукава темной рубашки и глянул на зал, словно мы – коллекция грибов, которую он собирается рассортировать по уровню бесполезности.

– Следующая тема, – сказал он ровным голосом, в котором звучала древесная прохлада и бесконечное терпение к глупости, – «История Ловенхольмского государства и его природной политики».

О, прекрасно. История, и не абстрактная философия, а конкретика. Хотя бы можно притвориться, что это познавательно.

– Для тех, кто, возможно, полагает, что «Ловенхоль» – это только академия, поясню: она лишь сердце старого древа. Ветви его – земли, что ее окружают, а корни тянутся глубоко в те времена, когда дриады пели в кронах, а друиды еще не изобрели академические регалии.

Он говорил без эмоций, но зал затаил дыхание. Даже Лисетта не моргала – возможно, впервые с начала симпозиума.

– Много веков назад, – продолжал магистр, – на месте нынешнего Ловенхоля не было башен. Здесь был Лес. Его писали с заглавной буквы не потому что это красиво, а потому что он слышал и отвечал.

Я поерзала на лавке. Мужчина вдруг стал напоминать не лектора, а барда. Только с голосом ледяного водопада.

– В те времена дриады жили в равновесии с друидами, – пояснил он, проходя вдоль кафедры. – Они делили лес, как две стороны одной души: свет и тень. Дриады растили, друиды защищали. А потом пришли эльфы.

Он произнес это слово так, будто проглотил осколок льда.

– Они не вторглись. Нет. Они предложили договор. «Мы принесем свои знания, усилим ваши леса, научим растения говорить», – обещали они. И Лес принял. Не сразу. Он был стар и подозрителен, но… согласился.

Я наклонилась вперед, пораженная: да ладно, Мерван умеет рассказывать легенды?! Что дальше – научится шутить?

– Границы Леса сдвинулись. Смешались потоки маны. Песни стали звучать иначе. И вот однажды, на самой границе, исчезла дриада. Самая юная.

Лисетта сжала руки, даже Фарелия выглядела потрясенной. Я, между тем, уже полностью забыла, как дышать. Особенно потому, что он рассказывал это не просто как лекцию, а как предупреждение.

– Обвинили эльфов. Друиды рвались к оружию, но Лес… он проснулся.

Пауза.

Молчание.

И только голос Мервана – теперь ниже, почти шепотом:

– Так появился Лесной Дух. Не имя, не существо. Не бог. Воля. Он встал над деревьями, и кора на старых дубах потрескалась от гнева. Он говорил на древнем языке и требовал баланса. И чтобы его услышали – он начал забирать.

Глоток воздуха пронесся по залу, как первый снегопад.

– Сначала исчезли эльфийские послы. Потом – одна из башен дриад. Осталась только тень. С тех пор границы Леса священны, а магия природы – не просто наука. Это договор. Подписью в нем служит тишина, а нарушением – шепот листвы, которой не должно быть ночью.

Магистр замолчал. Зал тоже. Только светильники тихо покачивались, и у кого-то в углу из-под стола выпала ручка.

А я… Я сидела с приоткрытым ртом, как зачарованная. Все. Пропала. Куплена. Увезена в мешке из веток и харизмы.

Магистр Мерван кивнул – скорее самому себе – и сказал:

– На этом – все.

А потом взглянул в зал, прямо на меня. Я не успела ничего сделать, только расплылась в улыбке, в которой было все: и «я впечатлена», и «где записаться на дополнительные занятия по легендам?».

Но он уже отвернулся. Вот ты гад…

Все равно – он рассказывал про духов и древние союзы. Он говорил о балансе и тени, об исчезновениях и тишине. Он был прекрасен, как смерть в зеленом плаще.

Симпозиум закончился с благородной торжественностью, будто кто-то, наконец, погасил свет в длинной, запутанной лекции. Магистры кивнули друг другу с видом древних печатей, студенты облегченно зашевелились, а я мысленно сбросила мантию серьезности и натянула улыбку «принимаю поздравления, я выжила».

– Ну что, девочки, теперь можно расслабиться! – просияла я, уже устремляясь к столу с угощениями с такой решимостью, будто участвовала в соревновании по манопоглощению.

В зале мягко зажглись грушевидные светильники, заиграла легкая инструментальная музыка – какая-то смесь флейты, ветра и звона бокалов. По центру выросли длинные столы, уставленные чайниками, серебряными подносами с пирожными, многослойными муссами и загадочными штучками, в которых, подозреваю, было больше маны, чем в среднем студенте после зачета.

– Смотри, вон те тортики с орехом нельви – они, кажется, дают кратковременную эйфорию, – шепнула Лисетта, затаив дыхание, как будто говорила о тайном ингредиенте счастья.

– Эйфорию? – я приподняла бровь. – Надо взять штук пять. Хочу забыть, как магистр Йовинда объясняла «пульсацию корней в магическом браке».

Впрочем, я не спешила к еде. Мой настоящий десерт щеголял по залу с чашкой чая и брюками идеальной посадки. Рейдан.

Он стоял у окна, небрежно облокотившись на подоконник, и беседовал с каким-то преподавателем. Боковая подсветка придавала его лицу загадочное выражение, а голос, даже в отголосках, звучал как «разговори меня еще, я красивый».

– Я подойду, – бросила я невинно. – Прочувствовать… послевкусие симпозиума.

Лисетта счастливо кивнула, с набитым ртом некой штукой, которая, кажется, светилась. Прекрасно.

Я уверенно направилась к Рейдану, по пути прихватив два бокала с настоем из туманных ягод. Вкус у него был сомнительный, но цвет – роскошный. Такой напиток хочется держать в руке просто ради композиции.

– Надеюсь, вы еще не потеряли веру в человечество после выступления Йовинды? – спросила я, протягивая ему один бокал, как бы намекая «убери свой чай, у меня штука получше».

Он кивнул преподавателю и повернулся, чуть улыбнулся, взяв чашу с благодарностью.

– Я пытался уловить суть, но где-то между «мано-связующими структурами» и «шепчущими корнями» мне показалось, что я слышу зов предков, умолкающих в ужасе.

Я фыркнула.

– Ваши предки, очевидно, были более сообразительными, чем большинство лекторов.

– Возможно, – кивнул он. – Хотя моя бабушка – преподавательница. Может, у нас в роду просто избирательный слух.

– Или избирательный вкус. – Я сделала глоток настоя, с трудом сдержав гримасу. – Примерно как у вас… в выборе, с кем беседовать на симпозиумах.

– Вы намекаете, что я хорошо выбрал?

– Я утверждаю это. Скромно, но уверенно.

Он хмыкнул и отпил.

– И как же зовут ту, чье кокетство обернулось столь мастерской дипломатией?

– Ниатта. Я ведь уже говорила.

– Конечно, просто проверял, не придумаете ли вы себе новое имя под стать атмосфере. Например, «Леди Эфемерия де Проницательность».

– Почти угадали. Так меня зовут по пятницам и в особо удачные свидания.

Мы переглянулись – взгляд, как конфета с перцем: сначала сладко, потом немного щекотно.

– Признаться, – сказал мужчина, прислоняясь к стене ближе ко мне, – я думал, здесь все будет… менее интересно. Я приехал из Королевского института, чтобы послушать доклады и съесть один-два скучных печенья, а оказалось, что тут и философия, и легенды, и леди в зеленом платье, сравнивающая мяту с инструментом флирта.

– Мяту легко недооценить. Как и леди в мантии с разрезом.

– Могу вас уверить: и то, и другое – теперь в моем личном списке открытий дня.

Я, разумеется, скромно отвела взгляд. Ну, почти скромно. Грациозно. С намеком на: «я читаю стихи и могу зачаровать ваш чай».

– Если честно, я ожидала, что вы окажетесь занудой. Все-таки Королевский институт, хорошая осанка. Это подозрительно.

– А вы, видимо, рассчитывали найти зануду с потенциалом. Чтобы перевоспитать?

– Как знать. – Я прищурилась. – Иногда именно они лучше всех целуются. По статистике.

– Мне нравится, как вы проводите исследования, Ниатта.

– Я – исключительно практик, Рейдан.

Мы стояли среди мягкого света, журчания разговоров, звона посуды. Он улыбался. Я улыбалась. На заднем фоне Фарелия вела горячий спор с магистром Велиссеном о том, как определить эмоциональное напряжение в папоротнике. Лисетта, кажется, ела что-то, что уже меняло цвет. И я поняла – вечер удался. Я на симпозиуме. Я не уснула. Я флиртую с брюнетом с великолепным подбородком. А еще я помню, что у меня есть миссия. Магистр Мерван, конечно, не исчез с радаров. Он стоял в другом конце зала, холодный, как вечерняя тень под лопухом. И я знала: этот бой еще впереди. Но пока…

– Хотите прогуляться по садам после? – спросил Рейдан.

Я кивнула. Конечно, хочу! Сначала – тортик с эйфорией, потом – романтический фланер по луговым аллеям. Учеба? Да, тоже важна. Наверное. Когда-нибудь.

***

Сад был прекрасен. Как раз в тот момент, когда цветы уже отцвели, но листья еще не осознали свою обреченность. Полутени от фонарей ложились на дорожки, как на подиум, и я шла по ним с видом девушки, которая точно знает, какой аромат духов сочетается с туманом и легким флиртом.

– Вам не холодно, Ниатта? – спросил Рейдан, как истинный лорд, пряча руки в рукава мантии, чтобы не выдать, что сам он дрожит, как пудинг на балу.

– Только если вы решите прочитать лекцию по геомантии, – заметила я с невинной улыбкой. – Тогда мне срочно понадобятся одеяло, камин и десять литров терпения.

Он усмехнулся, и надо сказать, смеялся он от души. Так, что даже кусты отозвались эхом. Или это был шорох? Или сова? Неважно. Главное, что он смотрел на меня как на загадку, которую, возможно, даже не прочь разгадать.

И в этот чарующий момент, когда моя рука почти коснулась его (чисто случайно, конечно же – дорожка узкая, а каблуки скользкие), из тени выступил магистр Мерван. Нет, не просто вышел. Он материализовался, как и подобает преподавателю с тенью на репутации и скулами, которыми можно резать стекло.

– Леди Тенебрис, – произнес он, как будто только что застал меня за приготовлением запрещенного зелья на основе клубничного ликера.

Мою фамилию он произнес, слегка надавливая. Словно пробуя на вкус и пытаясь понять, вызывает ли она у него аллергию.

– Прогулка в столь поздний час нарушает правила внутреннего распорядка академии, – добавил он. Голос – как ночной ветер, прохладный и категоричный.

– Но ведь это всего лишь сады, – попыталась я сказать с наивной непосредственностью, – и я под присмотром.

Рейдан что-то невнятно пробормотал, но по тому, как он напрягся, было понятно, что его чувство направления прямо сейчас указывало на ближайший выход.

– Вы – леди. Он – мужчина. А я не хочу потом заполнять отчеты о внезапных исчезновениях. – Мерван скрестил руки на груди. Сразу стало холоднее на два градуса.

Я выпрямилась. Легкий наклон головы, как будто собиралась поклониться, но передумала.

– Вы так переживаете, магистр, – протянула я мягко, – как будто я собиралась сбежать с Рейданом на край мира. Хотя, признаюсь, предложение звучит уже не так плохо…

Он даже не дрогнул.

– Академия не приветствует ночные свидания. Даже если они проходят среди фикусов. Особенно если они проходят среди фикусов.

Рейдан сглотнул. Я улыбнулась. Сладко, с предвкушением бедствия, о котором потом можно будет написать три главы мемуаров.

– Тогда, может быть, вы, магистр, проводите меня обратно? – спросила я. – Чтобы убедиться в моей полной безопасности и нравственной безупречности?

На этот раз пауза была заметна. Даже сверчки замолчали.

– Разумеется, – сказал мужчина наконец. – Это мой долг как преподавателя.

Что ж, прогулка закончилась, как в лучших романах: с интригой, вмешательством третьих лиц и холодной тенью власти. И если кто-то считает, что магистр Мерван выиграл эту партию, то он определенно не видел моей улыбки в тот момент, когда я подала ему локоть. О, он еще пожалеет, что решил быть «ответственным».

Глава 4

…в которой магистр Мерван проявляет принципиальность, а я – любопытство в особо раздражающей форме.

Магистр Мерван шел рядом. Точнее, двигался в идеальной академической манере: прямо, четко, с такой выправкой, что казалось, будто дорожки под ногами спешат выпрямиться, лишь бы соответствовать.

Я же с трудом сдерживалась, чтобы не ткнуть его локтем в бок. Чисто в научных целях. Интересно, выдаст ли этот человек хоть какое-то человеческое движение? Или даже в бою его мимика строго соответствует уставу?

– Скажите, магистр, – начала я доверительно, почти по-секретному, – а правда, что у вас есть волшебный кот, который предсказывает погоду?

Он не моргнул. Даже взгляд не дрогнул.

– Ложная информация, – произнес мужчина ровным голосом. – В общежитии преподавателей нет котов.

Что ж, один миф развеян. Но кто сказал, что я остановлюсь?

– А среди ваших знакомых есть духи-помощники? Например… дух чайника? Или колдовской подсвечник, который по ночам шепчет вам рецепты?

– Леди Тенебрис, – его голос стал еще суше, чем библиотечная пыль, – предметы обихода не разговаривают. Если, конечно, речь не идет об алхимической лаборатории на третьем этаже. Там действительно происходят… сбои.

Подумала: «Записать и выяснить, что за сбои. Может, оттуда и новые духи для косметички пойдут». Но вслух сказала другое:

– А вам часто приходится провожать студенток до общежития, магистр? Или я в вашем расписании – особая графа?

На этот раз мужчина задержал на мне взгляд. Ненадолго, ровно настолько, чтобы в нем мелькнул намек на мысль: «Когда же эта девка угомонится?». Или мне показалось?

– Леди Тенебрис, – ровно, словно диктуя список запрещенных зелий, – мой долг как преподавателя – обеспечивать безопасность студентов. Ваши намерения, какими бы они ни были, не входят в перечень угроз.

Ах, как жаль. Я-то надеялась попасть хотя бы в список потенциально опасных.

– Значит, я могу спокойно гулять по ночам в садах без сопровождения? Или вы все-таки предпочитаете лично убеждаться в моей «нравственной безупречности» при каждом выходе за порог?

Пожалуй, в этот момент что-то дрогнуло в воздухе. Может быть, его бровь? Или мне просто показалось, что свет фонаря качнулся.

– Академия не поощряет ночные прогулки. Особенно без разрешения. Особенно с теми, кто не является частью учебного или преподавательского состава академии.

– Вы такой… – я наигранно задумалась, – правильный. Как трактат по симбиотическим культурам.

Магистр Мерван не ответил. Молчал, как хранитель древних знаний. Или как зеркало без отражения. Даже на намек о «культурах» не хмыкнул.

Мы шли дальше молча, пока я не выдержала:

– Магистр, а правда, что вы тайно женаты на ведьме из Сумеречного леса? Ходят слухи, что она заколдовала ваше сердце так крепко, что вы навсегда остались холодны, как ледяной кварц.

Молчит.

– Или вы сами оборотень? Ледяной элементаль, принявший облик преподавателя?

– Я друид, леди Тенебрис, – глухо произнес он, – вопреки некоторым слухам.

«В отличие от некоторых девушек», – мысленно добавила я, но вслух решила больше не испытывать судьбу.

Мы подошли к общежитию, и мужчина остановился.

– Ваше место назначения.

– Спасибо, магистр. До встречи, магистр. Не скучайте.

Он кивнул и удалился, а я стояла у дверей и смотрела ему вслед. Определенно, этот… друид – лучший кандидат в коллекцию. Холодный, недоступный, упрямый, как каменная саламандра. В общем, идеальный.

Я открыла дверь в комнату и как только вошла, в нос ударил запах лавандового крема. Конечно же, Лисетта, как всегда, с энтузиазмом стояла у зеркала, втирая крем в локти с выражением лица, которое я бы назвала выражением жрицы на весеннем обряде плодородия.

– Ты вернулась! – радостно воскликнула соседка.

– Как видишь, – тяжело вздохнула я, прислоняясь к дверному косяку. – Магистр Мерван не превратил меня в жука, хотя я подозреваю, что у него было такое желание.

Лисетта прыснула в подушку, но тут же подняла голову и сказала с блеском в глазах:

– Кстати, тебя искал Арвен.

– Кто?

– Арвен Ланцер! Помнишь, тот парень с факультета стихийников, с которым ты ходила на концерт?

Ах, этот бедолага…

– И что ему было нужно? – зевнула я, перебирая браслеты в шкатулке.

– Он заходил, спрашивал, пойдешь ли ты с ним на концерт Броси в пятницу. Сказал, что уже заказал два места поближе к сцене и, если что, готов купить тебе сахарную вату с розовой пылью!

Я медленно подняла голову.

– Сахарную вату? Он серьезно?

Лисетта виновато улыбнулась.

– Он сказал, что это «традиция всех великих магических концертов».

– Традиция – это собирать гербарий или обливаться ледяной водой в полнолуние, а не слушать песню «Ты – мой артефакт любви» под визг гномьих скрипок!

– Но Броси же звезда! – с энтузиазмом пропела блондинка, подпрыгивая на месте. – У него новый хит: «Голубое солнце твоей души»!

– Если кто-нибудь еще раз скажет про «голубое солнце», я брошу в него учебник по травничеству, – мрачно пообещала я.

– Так что, ты скажешь Арвену «нет»? – осторожно спросила она.

– Я скажу ему «может быть», – улыбнулась я. – Вдруг мне все-таки удастся уговорить магистра Мервана прийти на этот концерт? Представляешь: он, я и Броси Мосейнов поем «Ты – молния, а я – заземление».

Мы смеялись до тех пор, пока на лестнице не раздался угрожающий стук кастелянши. Пришлось замолчать, но мысль о магистре Мерване на концерте все еще грела душу. И когда я засыпала, мне снился он, стоящий посреди толпы фанатов, в мантии с каменными узорами, с лицом мрачным, как ночной дождь… и с сахарной ватой в руке.

Ах, мечты…

***

Следующее утро началось с трагедии. Не мировой, но вполне личной. Моей собственной.

Я проснулась с ощущением, будто ночью на мою голову поочередно садились три мантикоры, споря, кто из них тяжелее. Кровать казалась слишком жесткой, подушка – слишком уставшей, а свет из окна – преступно ярким. Особенно если учесть, что первый урок – «История магии». Восемь утра. Какой извращенный гений придумал ставить древнюю историю в то время, когда никто толком не проснулся?

С трудом натянув на себя мантию (которая упорно хотела стать шторой), я посмотрела в зеркало. Там была девушка. Уставшая. Прекрасная, но уставшая. Я приложила к векам два холодных камешка из набора «Бодрящая роскошь», распылила над собой духи «Утренняя иллюзия» (название оправдало себя), добавила немного румян на щеки, чтобы не выглядеть как покойница, воскресшая ради зачета, – и была готова к подвигу.

В коридоре академии воздух был прохладным и подозрительно свежим. Хотелось свернуть не к аудитории, а куда-нибудь в сторону одеяла. Но честь рода, расписание и подлая совесть все же направили меня в нужную сторону.

Аудитория по истории магии была всего лишь унылым залом с колоннами, причудливо украшенными гербами каких-то седых фамилий, представители которых, вероятно, уже давно с удовольствием ели грибы. Я заняла место в среднем ряду и с трудом удержалась от того, чтобы не положить голову на парту. А потом вошел…

Нет, не жених №1. И даже не кандидат в резерв. Это был профессор по дисциплине. Мужчина, чье лицо одновременно напоминало мраморный бюст и старинную карту мира – строгое, замкнутое, но с изысканными чертами и обещанием тайн.

– Доброе утро, студенты, – произнес он голосом, которым впору открывать порталы или, как минимум, вести судебные процессы над магами-еретиками. – Меня зовут магистр Эвелиан Кромм. И я рад, что хотя бы часть из вас пришла сюда. Это уже прогресс за две недели.

Я невольно выпрямилась. Даже ресницы как будто проснулись. Голос магистра был не просто завораживающим – он обладал той редкой особенностью, когда каждое слово окутывало мозг, словно тонкий дым мудрости. И даже если бы он говорил о росте плесени на древних манускриптах, я бы слушала, затаив дыхание.

Но он говорил не о плесени. Он говорил о Великом Расколе Четвертого Эона, о спорах между магами школы Скрытой Мудрости и адептами Потустороннего Пути, о том, что магия может быть не просто энергией, а живым проявлением намерения, воплощенного в ткань реальности.

Я оглянулась – некоторые студенты откровенно клевали носом, кто-то пытался записывать, но явно не понимал, где заканчивается первая фраза и начинается шестая. Я же сидела, как на приеме в цирке. Мне хотелось аплодировать каждой фразе, особенно когда профессор перешел к теории «магоисторической голографичности сознания» – это звучало так, будто он случайно перепутал лекцию с поэзией.

Приходилось делать вид, что старательно конспектирую, хотя в моей тетради появлялись записи вроде:

«Голос как дождь. Не забыть. Возможно, написать песню».

«Если бы он преподавал кокетство, я бы сдала экзамен на глазах у всей академии».

На последней пятнадцатой минуте лекции я даже забыла, что пришла сюда искать мужа. На мгновение мне показалось, что, может быть, учеба и правда интересна? Конечно, не настолько, чтобы посвятить ей всю жизнь, но… если преподаватель настолько харизматичен, то почему бы не углубиться? В материал, разумеется. Или хотя бы в его биографию.

Я не могла не заметить, как элегантно объяснял профессор, как магия взаимодействует с материей, как она меняет ткань реальности, как все это связано с древними катастрофами и… ну, в общем, преподаватели очень любят использовать громкие слова, да еще и с таким видом, будто раскрывают перед тобой секреты Вселенной.

Но как только я услышала очередное слово с тяжелым послевкусием – «арканическое возрождение», – я поняла, что у меня внезапно сильно заболела голова от совершенно безобидного разговора. Вот уж точно: если магия – это все то, о чем он говорит, то она мне не нужна. Я не такая, как он. Я пришла в «Ловенхоль» не для того, чтобы разгадывать такие головоломки. Моя цель совершенно другая. Легкая, веселая и, надеюсь, успешная.

Я даже вздрогнула, словно осознав, как сильно я теряю время, сидя здесь и слушая.

С трудом удержав на лице выражение «все прекрасно, я все понимаю» и стараясь не показывать, как мне хочется вздохнуть с облегчением, я аккуратно поднялась со своего места. Конечно, это было так сложно – придумать себе оправдание для ухода с лекции, но Ниатта Тенебрис не привыкла сидеть на месте, если ей неинтересно.

Вскоре дверь лекционного зала скрыла меня от любопытных взглядов, и я вышла в коридор, раздумывая, куда бы направиться. Фарелия, скорее всего, сидит в библиотеке, изучая какую-нибудь древнюю магическую теорию о лепестках цветов, а Лисетта еще сидела на лекции, с которой я благополучно вышла. Все это не для меня. Я уже представляла, как заколдовала бы всю эту академию.

Как раз размышляя, можно ли безнаказанно притвориться веткой, если стоишь у окна в комнате отдыха, когда из-за колонны материализовался Арвен. Тот самый, в своем неизменном вышитом жакете – как будто он в нем спит, ест и, возможно, принимает душ. И, разумеется, с улыбкой, настолько широкой, что ею можно было бы подметать полы в общежитии.

– О, Ниатта! Какая встреча! – воскликнул он с искренним восторгом, как будто увидел не меня, а плакат с автографом Броси Мосейнова.

Я внутренне вздрогнула, но внешне оставалась невозмутимой.

– Арвен, как неожиданно, – промурлыкала я, с легкой тревогой оглядываясь в поисках свидетелей.

Никто не заметил. Жаль. Вдруг кому-то понадобилась актриса на роль «человека, внезапно вспомнившего, что его вызывают духи предков».

Он сделал шаг ближе. Я – шаг в сторону. Танец вежливого уклонения начался.

– Слушай, я как раз вспоминал наш вечер на концерте, – начал он, слегка склонив голову. – Такой драйв, такой огонь! Я до сих пор каждое утро просыпаюсь под «Голубое солнце». А ты?

Я изобразила улыбку с оттенком воспоминания, смешанного с легкой аллергией.

– Ах да… «Голубое солнце». Трудно забыть что-то, что сопровождалось пиротехникой, внутренним криком и танцем, напоминающим попытку унять судорогу в бедре.

– Вот-вот! – обрадовался парень, совершенно не уловив подтекста. – И я подумал, может, сходим еще раз? «Любовь и Лаванда»! Помнишь?

Помню. Даже слишком живо. Перед глазами сразу же всплыла сцена, искры, хоровое «Молния – это ты!» и то, как я медленно теряю веру в человечество.

Но я – леди. Леди не убивает собеседника взглядом. Леди изящно увиливает, не теряя достоинства и возможности использовать его, скажем, как добровольного носильщика учебников.

– Арвен, милый, это звучит ослепительно, но у меня просто выдалась тяжелая неделя.

– Ого! – искренне удивился он. – Не ожидал. Я думал, ты больше по эстетике, чем по геомантии.

– А кто сказал, что я не могу быть и розой, и ее корнями? – ответила я, загадочно прикрыв глаза.

Второкурсник кивнул с таким видом, будто я только что сообщила ему, что Броси у нас за спиной.

– Но все же, если вдруг… – не сдавался он, – если у тебя будет свободный вечер, я…

– Конечно, конечно, – мягко перебила я, ободряюще касаясь его плеча (да, я умею прятать «не сегодня, милый» в ласке руки). – Если вдруг в моем расписании появится временной портал, я обязательно дам знать.

Он просиял, как будто я согласилась на ужин при свечах, не уточнив, что свечи – это часть ритуала по изгнанию демонов из таких, как Арвен.

– Тогда до встречи? – с надеждой спросил.

– Несомненно, – кивнула я. – Вселенная ведь обожает повторяющиеся совпадения.

Он ушел, а я тут же нырнула за ближайшую занавеску, выдохнув. Хватит с меня концертов!

Решительным шагом я направилась общежитие – досыпать дальше. Сегодня какой-то проклятый день.

***

Около обеда, что само по себе было наглостью со стороны, я проснулась до того, как зазвонил колокольчик. Не из-за шума, не из-за Лисетты, не из-за того, что Фарелия пыталась прочитать очередной свиток заклинаний, пока мантия горела у нее на подоконнике. Нет. Меня разбудил цветок.

Да-да. Цветок.

– Доброе утро, красавица, – прошептал он.

Сначала я подумала, что это сон. Потом решила, что это следствие вчерашнего настоя из ягоды призрачника. Может, галлюцинации после лекции истории магии? А потом, приподняв голову, обнаружила, что в горшке у окна сидит мордочка. Мордочка с глазами и, прости меня, Серджо, даже с усиками. И она смотрела на меня как на потенциальный завтрак.

– Кто ты? – хрипло спросила я, стараясь не показывать, насколько я не готова к диалогам с флорой до первой чашки настоя.

– Ваш преданный поклонник, милая, – сказал цветок и… подмигнул.

Я, между прочим, всегда считала, что флиртовать с растениями – это уже дно, но дно постучалось снизу и предложило «еще лепесточек?».

– Лисетта! – заорала я, забыв о приличиях. – Что ты подсадила в комнату?

Светловолосая часть моей комнаты выглянула из-за ширмы, напуганная, как мышь.

– Что? Я ничего… А-А-А-А-А! – завизжала она, заметив говорящий куст. – Это… это… это же редчайший магоморф! Он преобразился под воздействием астральной среды!

– Он превратился в наглого ухажера, – процедила я. – И, кажется, нам с тобой срочно нужно поговорить о правилах пересадки.

Цветок покачал листьями и нахмурился.

– Вот оно как. Я к вам с чувствами, а вы – обратно за забор. Неблагодарные.

Он втянул мордочку в листву, оставив после себя лишь запах чего-то среднего между жасмином и оскорбленным базиликом.

Лисетта в панике начала что-то бормотать из заклинаний. Я, особо не надеясь, что это поможет, выудила из ящика маску для лица – на всякий случай. Потому что если сегодня мое утро началось с яркого представителя «голубого солнца», день – с разговора с флорой, то вечер может закончиться только побегом от фауны.

Позже, на занятии по геомантии, на которое я решила пойти, так как оно было в четыре вечера, я не могла перестать думать об утреннем собеседнике. Нет, я уже видела всякое. У нас в Норвалле однажды бабушкин чайник заговорил голосом деда – после того, как в него случайно капнули эликсир вечного упрека. Но чтобы цветок?

– Госпожа Тенебрис, – произнес преподаватель, обращаясь ко мне.

Я оторвалась от тетради, в которой вместо записей аккуратно рисовала карикатуру с заголовком «Мой первый роман с кустом».

– Да?

– Что вы можете сказать о том, как конфигурация базальтовой породы влияет на рассеивающее манополе?

Я прищурилась.

– Думаю, это зависит от того, была ли у базальта тяжелая неделя.

Класс захихикал, а преподаватель бросил на меня взгляд, который явно означал: «Спасибо, что напомнили мне, зачем я принимаю успокоительное».

После пары удалось ускользнуть от Фарелии (она собиралась устроить дискуссионный клуб на тему «Этика взаимоотношений элементалей и людей». Да, я тоже в шоке) и направиться в сторону теплицы. Не то чтобы я скучала по растениям, но у меня было предчувствие. А предчувствие – это женский аналог инстинкта самосохранения, только с губной помадой.

У дверей теплицы стоял Рион – один из троицы знакомых старшекурсников, тот, который умудрялся одновременно объяснять сложные вещи и держать спину так, будто за ней рекламный щит с его портретом.

– Ты кого-то ищешь? – спросил он, приподняв бровь.

– Да. Ответы на вопросы, которые не касаются структуры листа, но все равно могут спасти душевное равновесие.

– Мистика. Заходи, – он распахнул передо мной дверь.

Внутри все было как всегда – влажно, зелено, подозрительно.

– Скажи честно, – начала я, оглядываясь по сторонам. – У вас нормально, когда растения заглядываются на студенток?

Рион хмыкнул.

– Если ты о пульсирующем кусте, то он уже давно на грани магической зрелости. Но… – он прищурился, – если с тобой говорил… кто?

– Такой маленький, с листьями, мордочкой и манерами… явно мужчины не первого десятка.

– У нас был один такой, – медленно сказал парень. – Его звали Молчунник. Он никогда ни с кем не разговаривал. До сих пор.

Я вздохнула. Ну конечно. Цветок, которого все игнорировали, заговорил именно со мной. Хотя, с другой стороны… кому еще он может понравиться, если не мне? Или это не тот цветок? Может это побочка от колючки, что я сунула в горшок соседки? Точно! Я же бросила туда что-то шевелящееся, что прицепилось к мантии при первом походе в теплицу!

– Молчунник, говоришь… – пробормотала я. – Может, он просто ждал, пока появится девушка с нужной химией.

– Или с нужным ароматом, – не без сарказма добавил Рион.

– Послушай, я понимаю, что у вас тут научный рай, но если еще хоть один цветок посягнет на мою личную территорию, я начну бороться с духами. И поверь, «Ночная Лилия» от Серджо Алого работает куда лучше, чем ваши ритуалы.

Он рассмеялся.

– Вот почему с тобой всегда интересно.

Я почувствовала, как предательски задрожали уголки моих губ.

Что ж, если даже растительность Ловенхоля начала проявлять ко мне романтический интерес – это уже не просто успех. Это, простите, ботаническая победа. Кто знает, может, мой будущий муж – вовсе не магистр, а цветок с чувственным… стеблем?

Ну ладно. Шучу.

…надеюсь.

***

Вечером, когда в академии воцарилась относительная тишина – если не считать пронзительного пения совы за окном, которая явно считала себя наследницей Броси Мосейнова, – я на цыпочках вышла из комнаты. В коридорах было темно, тихо и подозрительно пыльно. Я, конечно, направлялась в библиотеку, но не ради трактатов, а с вполне конкретной целью: найти хоть что-то вразумительное о странном растении.

В отделе флоры было прохладно, пахло высушенными листьями и досадой. Я бродила между стеллажами, пока не нашла то, что нужно: «Редкие формы симбиотической флоры Велестрийских лесов». Название звучало как проклятие на ужин, но картинки внутри были ничего. Особенно те, где растения обвивались вокруг людей и светились по ночам – почти как ухажеры на фестивале.

Сделав заметки (в основном в духе «не трогать без перчаток» и «если цветок заговорит – не перебивать»), я вернулась в комнату, гордо неся с собой кладезь знаний и легкий флер победы. Но то, что я увидела, заставило меня открыть рот, а потом закрыть, чтобы не сказать лишнего.

Комната напоминала языческий ритуал под названием «Секреты садоводства и не только». Лисетта сидела на полу, обложившись подушками, и вела напряженный диалог. С кем? С горшком. А если точнее, то с цветком. Голос у него был обволакивающе-мурлыкающий, с легкой хрипотцой, как у барда, пережившего три неразделенные любви и один влажный подоконник.

– Лисетточка, не томи меня молчанием, – шептал он, покачиваясь на стебле. – Ты сегодня так вкусно пахнешь. Прямо весеннее наваждение…

Лисетта покраснела до самых кончиков ушей.

– Ой, Флорик, не начинай. Я же только полила тебя!

– И твоя забота напоила влагой не только мои корни, но и мою душу, – томно выдохнул он. – А твой голос – как песня дрозда над росистой поляной.

Честно говоря, я застыла в дверях.

– Простите, я случайно не попала на сцену местного романтического спектакля?

Фарелия, не отрываясь от дела, бросала в горшок мелко натертую кору и нараспев объясняла:

– Это нужно для укрепления связи. Он сказал, что лучше чувствует эмоции, когда получает витамин B из золы карамельной ивы.

– Девочки, – медленно произнесла я, сбрасывая мантию, – я, конечно, все понимаю: академия, магия, вы тут с мозгами, говорящие цветы с тараканами в харизме… Но этот… э… Флорик? Он вообще… с какими намерениями здесь продолжает расти? Разве мы не говорили про пересадку, а, Лисетта?

Цветок дернулся, повернулся ко мне (если такое вообще возможно для растительного ловеласа) и выдал:

– А ты, красавица, пахнешь… решимостью. Как тебе идет эта серьезность. Позволь предложить тебе лепесток или хотя бы немного ботанической симпатии?

– Отстань, ты, зеленая катастрофа в горшке, – фыркнула я и плюхнулась на кровать. – Еще не хватало конкурировать за внимание с флорой.

– Но если бы я был человеком… – простонал Флорик. – Я бы дарил тебе свежесорванные росинки и шептал комплименты по ночам…

– Он симбиот, – шепнула Лисетта, краснея, как мак под любовным зельем. – Вид особой фазы манофлоры, реагирующий на эмоции, особенно… положительные. Редкая разновидность, как написано во «Флоре Велестрийских лесов».

– С намеками на ухаживания и поэтический темперамент? – уточнила я, подозрительно щурясь на растение.

– У него обостренное чувство привязанности, – пискнула соседка. – Это, ну… побочный эффект симпатии.

– Побочный эффект? Милая моя, он сейчас признается в любви! – вздохнула я. – А что, если завтра он начнет ревновать?

– Я не ревнив, – тут же подал голос Флорик. – Я страстный. А страсть… она как утренний туман: опьяняет, но не душит. Хотя, если нужно, могу и придушить. Немножко.

Я уставилась на него, потом на девочек.

– Нам нужно посадить его в теплицу. Срочно, пока он не начал читать сонеты в три часа ночи или, что еще хуже, пускать корни в моей кровати.

– Но он такой милый! – вступилась за него блондинка. – Он сказал, что мои глаза – как две капли нектара на лепестках розы!

– А мои – как две кружки противопростудного отвара после плохой погоды, – буркнула я. – Ладно. Мы должны решить, что делать с этим… ботаническим экземпляром?

Фарелия подняла палец.

– Мы можем попробовать ритуал обуздания ментальной фазы. Такой ритуал есть, но нужен цветочный амулет и согласие объекта.

– А если объект слишком согласен?

– Тогда ритуал знакомства с заведующей теплицей, – усмехнулась она.

– Отлично. Значит, Флорик, – я повернулась к цветку, – в пятницу отправишься на пересадку. Подальше от женских спален. И, если судьба позволит, найдешь себе хризантему, которая оценит твой… нектарный шарм.

– Но мое сердце… – простонал он, трепеща лепестками.

– Пусть поплачет в горшок. Там влага сохранится.

И да, я очень надеялась, что он не напишет мне письмо. Потому что, если цветок начнет присылать мне признания лепестками, мне срочно понадобится психолог. Или садовник-экзорцист.

Глава 5

…в которой я скучаю на лекции, теряю надежду и мысленно выхожу замуж за воздух.

На столе расцветал чернильный ужас. По всей тетради тянулись каракули: то ли мятая паутина, то ли мое настроение в графической форме. Профессор Харлон, с лицом сухофрукта и голосом, способным усыпить элементаля бури, вещал о каких-то эпохальных договорах между дриадами и эльфами. Судя по интонации, он участвовал в переговорах лично.

«…и после Второго Лесного Пакта стороны обязались…»

Я кивнула – не потому, что поняла, а потому что хотела поддержать атмосферу общего страдания. Лисетта слева конспектировала с такой самоотдачей, будто от этого зависела погода завтра. Фарелия справа тоже усердно вела запись. Я же рисовала сердечки. Внутри одного написала: «Ниатта + ??? = Любовь?»

Прошло две недели с начала учебы, а я уже чувствовала себя как лист салата в бутерброде: вроде нужная, но все забывают, зачем положили. Никаких серьезных женихов, никаких стихийных романов, даже тяжелого флирта за углом столовой не наблюдалось. Один магистр Мерван – и тот относится ко мне, как к редкому сорняку. Стильному, конечно, но все же.

А ведь я старалась. Носила мантии с декоративными прорезями, которые (по академическим нормам) считались «способом повышения мана-циркуляции». Улыбалась загадочно. Даже завела разговор с симпатичным элементалем земли с другого факультета, который пах мхом и смущением. И? И он спросил, как правильно вычислить точку маноразлома в гравийной дуге. Ну как тут строить личную жизнь?

Магистр Харлон прокашлялся, и в аудитории тут же повисла тишина. Лисетта чуть не выронила перо, я – последнюю надежду.

– Итак, кто может назвать три ключевых соглашения, положивших начало эре Сопредельного Согласия?

Я вытянула ноги под партой и глянула в окно. На ветке сидела птица. В отличие от меня, у нее, вероятно, уже был партнер. «Может, мне стоит податься в птицы?» – мелькнула шальная мысль.

Магистр продолжал дудеть в пустоту, как осенний рог: громко, монотонно и без намека на веселье. Я задумалась: если за две недели не появилось ни одного потенциального принца, может, я просто подхожу к этому неправильно? Может, нужно стратегически подойти? Составить список, нанести маршрут, устроить – прости, академия – полноценную операцию «Замужество». С картой, планом и флаконом духов «Мгновение желания». Может походить мимо других аудиторий, помимо магистра Мервана, в конце-то концов.

В животе предательски заурчало. Видимо, он хотел участвовать в операции и требовал пайку. Я тихо отодвинулась от стола и сделала вид, что ищу в сумке амулет. Нашла там только зефирку и чек из лавки закусок.

Тем временем магистр Харлон подошел ближе. Я почти услышала, как скрипят его суставы, когда он нагнулся к переднему ряду. Хотела бы я быть на месте тех листков пергамента – они хотя бы получали от него внимание.

В этот момент решила: все. С сегодняшнего дня новый подход. Хватит ждать, нужно действовать. Магистр Мерван – да. Земляной парень – возможно. Даже Рион, Тарвел и Кай из теплицы, которые пытаются уговорить лиану не душить преподавателя из лаборатории элементарно флоры – сгодится. Арвен – под жирным вопросом.

Лекцию я не дослушала. Ментально, потому что в голове у меня уже звучал гимн новой жизни: бодрый, в стиле марша, с отголосками арфы и запахом успеха. Сегодняшняя цель: найти хотя бы одного кавалера, у которого хватит смелости пригласить леди на чай. Или хотя бы на экскурсию по ботаническому саду.

А пока… я нарисовала на полях тетради еще одно сердечко. И подписала: «Магистр Х. + Ниатта = точно НЕТ».

Через полчаса у меня была следующая пара – «Биология магических существ». Скажем так, эта лекция могла бы стать предметом для оды, если бы ее вели не такие преподаватели, как магистр Фарсак. Если бы хотя бы в полуслова упомянули, что магические существа – это не только фантастические звери, но и прекрасные, экзотичные мужские особи с выразительными глазами и мышцами… Но, увы, магистр Фарсак был смахивал на колдуна, сливающегося с цветом мха, и рассказывал нам о древних формах с таким упорством, что даже мою любимую идею о магической романтике в этот раз не спасло.

Засыпая под его наставления о «правилах питания и взаимодействия с горными драконами», я вдруг осознала, что совершенно забыла, что сегодня пятница. А пятница – это он, Броси Мосейнов, и концерт, который мне, видимо, придется пережить. Так что запоминать я уже не могла ничего, кроме того, как на моем лице начинают появляться метки беспокойства.

После лекции выскользнула из аудитории, как из паутины – с надеждой на то, что день наконец принесет хоть что-то интересное. И вот, на подходе к башне столовой, я почувствовала знакомое прикосновение взгляда.

– Ниатта! – раздался из-за спины голос Арвена. Я поморщилась и обернулась.

Парень стоял там, где всегда стоял – среди остальных второкурсников. Его светло-рыжие волосы немного развевались на ветру, а лицо, как обычно, выглядело таким уживчивым и по-своему привлекательным. Он все так же красиво улыбался, как если бы прямо сейчас хотел сказать что-то важное.

– Ты идешь на концерт? – он снова задал свой стандартный вопрос, который больше не казался интересным. Снова о том же… Но при этом у меня все же было какое-то странное чувство, как будто я должна бы согласиться. В конце концов, попробуй откажи ему снова.

– А ты уверен, что… – я начала, но быстро вспомнила, что все-таки я не в том настроении для страстных разговоров о музыке с магическими амулетами. Вместо этого добавила: – Ты же знаешь, что я занята. Нужно успеть кое-что сделать.

Я сдержала облегченный вздох, но это был момент, когда и сам момент подсказывал, что вновь увиливаю. Арвен тоже все понял, повернулся.

– Ладно, – с явным разочарованием сказал он, но все-таки с дружелюбной ноткой в голосе. – Наверное, что-то важное… Не волнуйся. Пойдем в другой раз.

В само помещение столовой я ворвалась, как гоблин на распродаже волшебных артефактов. Очередь, как всегда, тянулась до соседней башни, и все шло настолько медленно, что почти успела состариться морально. К счастью, я – девушка с приоритетами: схватила поднос, загрузила его яичницей сомнительного происхождения, парой булочек, которые можно было использовать как боевое оружие, и компотом, напоминающим отвар из разбитых иллюзий.

Села у окна, выпила компот – слегка посинела, но выжила. Булочку грызла как дипломат – осторожно, с подозрением, будто она могла начать говорить. За пять минут я управилась с трапезой и пулей вылетела из столовой, бросив на прощание горестный взгляд кастелянше, которая караулила студентов у дверей и, кажется, считала по зубам, кто украл ложки.

Путь к аудитории Чистых Форм пролетел под монотонный внутренний диалог в духе: «Ты справишься. Ты умная, красивая и у тебя хотя бы сегодня ровные стрелки».

В голове, как назло, всплыл Рейдан. Тот самый племянник архимагистра Махорна с симпозиума, который после подходил ко мне слишком близко, говорил слишком томным голосом и слишком уверенно упирался локтем в бок, будто собирался делать предложение. Был бы неплохим женихом… если бы не его страсть к собственному отражению, как оказалось. Меня хватило на два свидания.

Забежала в аудиторию, дыша, как вспотевшая нимфа после марафона. Фарелия уже сидела на своем месте, старательно записывая тему практики: «Манипуляция формами: преобразование, стабилизация, структурирование». Звучит внушительно, почти как инструкция к косметическому эликсиру, только без гарантии результата.

– Не опоздала! – прошипела я и плюхнулась рядом.

– Ты снова увильнула от Арвена, да? – не подняв головы, спросила Фарелия с подозрительно невинной интонацией.

– Я духовно была с ним… на расстоянии.

Рыжая хмыкнула и, не глядя, добавила:

– Конечно. Просто напоминаю, ты вечером занята пересаживанием растений. В смысле, Флорика. Сама сказала.

Я прикусила губу.

Практику вел магистр Клаудиус, у которого, по словам Фарелии в первый день заселения, были глубокие глаза. Как по мне, добродушный дядька с внешностью пенька и дикцией, как у печальной совы. Он раздал каждому по шарообразному объекту – в нашем случае, камушку, который светился при контакте с маной. Надо было трансформировать его форму по заданной модели – из шара в, не поверите, куб с декоративными завитками.

– Главное, точно произносите формулу и удерживайте концентрацию, – предупредил магистр. – Любое отклонение может вызвать… кхм… непредсказуемые эффекты.

О да, «непредсказуемые эффекты» – мое второе имя.

Я встала, выпрямила спину, нацелилась на шар и произнесла:

– Forma modificare… cubus decoratus…

И тут… щелк. Вроде все как надо, но куб не получился. Вместо него появился… еж. Светящийся, с крохотными завитушками на колючках и хвостиком-бубенчиком. Он посмотрел на меня, я – на него.

– Эм… – только и выдавилось.

Фарелия рядом уже икала от смеха.

– Леди Тенебрис, – донесся голос магистра, в котором прозвучала печаль. – Это не куб.

– Но он симпатичный?

– Он шипит.

И в этот момент магический ежик вспыхнул розовым светом и рванул под парту. Кто-то заорал, кто-то встал на стул. Я замерла в позе элегантного ужаса.

Магистр Клаудиус, кашлянув, произнес то, чего я боялась:

– Срочно позовите магистра Мервана.

Пауза. Кто-то убежал. Я, возможно, слегка обморозилась. Фарелия наклонилась ко мне и шепнула:

– Поздравляю. Ты только что вызвала на практику объект исследования. Осталось признаться, что сделала это нарочно.

Я покраснела. На полу скакал светящийся еж, аудитория гудела, и где-то вдалеке послышался глухой стук ботинок. Магистр Мерван приближался. Пришлось выпрямиться. Надо будет придумать, что сказать. Например: «Я просто хотела… оживить урок!» или «Это демонстрация альтернативной формы!», а может сразу «Выйдете за меня?».

Дверь распахнулась с таким изяществом, что, казалось, сама академия стыдливо втянула стены. В проеме возник он – магистр Мерван. В развевающейся мантии цвета рассвета в глубоком лесу, с холодным лицом, на котором даже мускул не дрогнул. Глаза – те самые изумруды ледникового периода – скользнули по аудитории, как сканирующее заклинание на наличие глупости.

– Что тут? – ровно спросил он, словно речь шла о пролитом компоте, а не о светоносном ежике, который, кстати, на тот момент уже пытался залезть в сумку отличницы из второго ряда.

– Спонтанная форма. Неконтролируемая, но… – начал было магистр Клаудиус.

– Безопасность? – перебил Мерван.

– Никто не пострадал. Разве что самооценка, – пробормотал кто-то.

Я почувствовала, как мое сердце ухнуло куда-то в область коленей. Он посмотрел на меня, неподвижно и без эмоций. Как будто я – не студентка, а дефект в расписании.

Магистр подошел к ежику, который возмущенно пискнул, и провел рукой над ним. Тот тут же… растворился. Без вспышек, дыма и спецэффектов. Просто – пшик, и все. Как мои планы на спокойный вечер.

– Обычная мана-паразитная реакция на неправильную интонацию, – кратко резюмировал он. – Пустяк. По сравнению с тем, что произошло в лаборатории преобразований в прошлом году, это… даже мило.

Аудитория облегченно выдохнула. Кто-то робко хихикнул. Кто-то (я) попытался спрятаться за партой и собственной виной.

Мерван обменялся с Клаудиусом парой слов – быстро, негромко, но с такой серьезностью, будто они обсуждали не магический фейл, а судьбу политической карты континента. Потом повернулся ко мне и сказал:

– Леди Тенебрис, выйдите.

Никакого «пожалуйста», «если не трудно» или хотя бы «немедленно». Просто – «выйдите». Голос безукоризненный. Тон – как заточенный клинок. Вежливость, вываренная в ментоле и строгости.

Я встала, ощущая на себе взгляды всей аудитории. Один из студентов даже послал мне сочувственный жест – ну или он просто проверял, на месте ли его манжет. Фарелия шепнула с неестественной бодростью:

– Удачи! Если начнет читать лекцию о дисциплине – дыши через нос и представляй, что он в банном халате.

Полезный, конечно, совет, но когда за тобой идет магистр, чей взгляд способен осушить болото и воспитать дракона, о банных халатах не думается. Особенно если он направляется к себе в кабинет, а ты – вместе с ним.

Я шла. Грудь – колесом, колени – желе, внутри – карусель из: «Ты попала», «Ну хоть он меня запомнит раз и навсегда», «Интересно, у него в кабинете уютно?».

Кабинет магистра Мервана оказался воплощением всего, что можно ожидать от мужчины с внешностью лесного бога и темпераментом среднестатистического друида. Никаких кружевных занавесок, ни одного вязаного пледа – только строгие книжные полки, строгий письменный стол, строгий стул. Даже кресло у окна выглядело так, будто его туда поселили за плохое поведение. Воздух пах смесью дуба, чернил и непоколебимого авторитета.

Мужчина прошел к столу, не оглядываясь, сел и закинул ногу на ногу – элегантно, строго, идеально. А я… я осталась стоять посреди кабинета, как глупая метелка на балу. В голове тут же начали прорастать фантазии: вот сижу я у него на коленях, пока он проверяет зачетки. Шепчу ему на ухо какую-нибудь чепуху типа: «А знаешь, что у хищной гортензии бывают альфа-листья?» – а он хмурится, но слегка улыбается и говорит: «Ты – худшая студентка в истории академии, но я не могу устоять перед твоей необразованностью».

– Садитесь, – вдруг раздалось ледяное, и я чуть не села прямо на пол. К счастью, вовремя вспомнила, как функционирует табурет.

Опустилась в кресло напротив его стола, сложив руки на коленях, как будто собиралась на исповедь. Мерван поднял на меня взгляд, и один этот взгляд был способен зачаровать бабочку на лету и заставить ее сдаться налоговой. Без лишних приветствий начал:

– Я заметил, что в последнее время вы фигурируете в отчетах преподавателей с завидной регулярностью.

Я моргнула.

– О, правда?

– Да, правда, леди Тенебрис, – он листнул какой-то свиток с видом патологоанатома, готовящегося к экскурсии. – Либо вы не посещаете лекции, либо на тех, что посещаете, происходит что-то уникальное.

– Ну, я просто стараюсь привнести в академическую жизнь немного… живости?

Он молча посмотрел на меня глазами, в которых не было ни искры юмора, ни намека на «одобрено». Только «держу себя в руках исключительно из вежливости».

– Живость – понятие относительное. Скажем, взрыв студенческого котла в лаборатории – тоже живо, но его последствия потом убирают неделю.

Я изобразила извиняющуюся улыбку.

– Я стараюсь. Правда, просто… не все дается сразу. Например, внимание или время прихода на пару. Они, знаете, такие скользкие понятия.

Магистр Мерван сдержал вздох, будто только что подавил заклинание «Выключить студентку», потом отложил свиток и сцепил пальцы в замок. Видимо, это была поза «я готов разрушить вашу жизнь, но даю вам шанс».

– Вы умны, леди Тенебрис. Это видно. Однако, вы используете свой ум исключительно для того, чтобы избежать применения ума. Ваша учеба похожа на спектакль с сюжетом «я случайно, но красиво».

Спектакль «Я случайно, но красиво»… Отличное название для мемуаров. Я почти представила обложку: я, стоящая посреди академии, с взорванной прической и бубенчиком в волосах.

Он наклонился вперед. Чуть-чуть. Настолько, чтобы я на долю секунды забыла, как дышать.

– Если хотите продолжать обучение здесь, вам придется пересмотреть свои приоритеты.

Я кивнула и снова представила, как в будущем мы с ним обсуждаем мои приоритеты на уютном диване, у него в доме. Он сидит, проверяет курсовые, а я у него на коленях, листаю глянцевый журнал с заголовком «Флора и страсть: 10 способов покорить мага».

Приоритеты, говорите? Ну что ж.

Жених №1 – идеал. В меру суров, подозрительно молчалив, элегантен до ужаса (особенно для преподавателя) и, что немаловажно, старше. Лет на пять, может, на шесть. Это, между прочим, почти целое поколение романтической зрелости. Возраст прекрасен – он не только украшает мужчину, но и обогащает его внутренне: с годами, как выдержанное вино, прибавляется шарм и… терпимость к чужим выходкам. Надеюсь.

Да, он угрюм. Да, говорит так, будто за каждым словом скрывается угроза превратиться в дерево и расти дальше без участия общества. Но ведь в этом-то и весь смак! Серьезный, как проклятие. Молчаливый, как утренний лес. И – о чудо! – совершенно не проявляет интереса. Прекрасно. Значит, интерес придется ему навязать. С утонченностью и намеком, с неприличным количеством духов с ароматом «Ой, я случайно, но как удачно получилось».

Пока другие восхищаются умением преподавателя поднимать левитирующий плющ, я восхищаюсь тем, как свет падает на его скулу. Эстетика – это тоже наука, просто пока непризнанная. Наука моего сердца. И пусть кто-то скажет, что он слишком серьезен, слишком суров и вообще – кто нормальный придет на первое занятие к студентам с фразой «остальные – удобрение». Ну и что? Я за нестандартный подход. И если кто-то считает, что это путь в никуда, я могу ответить: путь в никуда – это завтрак из столовой каши без сахара. А мужчина, умеющий быть ледяным, – это просто вызов, завернутый в шелк.

В общем, Энтан Мерван занял почетное место в личной галерее потенциальных женихов. На пьедестале. С подсветкой. С вензелем из плюща (возможно, того самого, с факультатива). И если уж судьба решила не облегчать мне задачу и подсунула в учебный план персонажа, вызывающего одновременно интеллектуальный ступор и гормональный восторг, – что ж. Значит, судьба будет довольна.

Он идеален (да, еще раз!). И возраст его идеален. Ни щенячьего восторга, ни глупых шуток про жезлы и зелья. Все серьезно, а значит, все еще интереснее. Так что план прост: демонстрировать заинтересованность, сохранять непринужденность, использовать взгляд №3 с переходом во взгляд №4 при особой погоде. А главное – не торопиться. Ведь, как говорится, дерево любви пускает корни медленно… особенно если оно повидало в жизни столько, сколько он.

И да, если вдруг выяснится, что у него есть жена, я просто притворюсь, что не слышала. Или что она давно в экспедиции. Надолго.

Очень надолго.

***

Магистр Мерван внимательно выслушал мою пылкую – и, смею заметить, прекрасно структурированную – речь о глубоком желании постичь тонкости природных взаимодействий в факультативной форме. Затем окинул меня взглядом, которым обычно пользуются аптекари, проверяя, не просрочен ли эликсир интеллекта, и после томительной паузы сказал:

– Леди Тенебрис, рекомендую уделять больше внимания основной программе.

В голосе ровно ноль эмоций. В глазах – тоже. Ни тепла, ни холода. Даже не осадок, а сухой туман, словно меня и не было.

– Конечно, магистр, – пробормотала я с таким выражением лица, будто это я сама решила приостановить наше пылкое интеллектуально-ботаническое сближение. – Обязательно пересмотрю приоритеты.

(Пересмотрю. Прямо на подушке. С платком и драмой).

Вышла с достоинством. Нет, с великолепием, как королева, которую выставили с бала, но она все равно знает, что на ней лучшее платье и самые дорогие серьги. И только я собралась выйти в коридор, как за спиной скрипнула дверь. Интуиция (а заодно и любопытство в концентрации 99%) велели не уходить. Я прижалась к каменной колонне, изображая узорчатую архитектурную деталь, и начала наблюдение.

В кабинет Мервана вошла девушка. Не студентка, нет. У этой была походка человека, уверенного в себе и в длине собственных ног. Мантия сидела как надо, волосы уложены, на запястье – браслет с жемчугом, не из наших скромных стипендиальных копилок.

– Энтан! – раздался ее голос, звонкий, как новый бокал. – Я хотела бы пригласить вас на концерт Вайна Димурия!

Вот тут мои уши развернулись, как радары.

Вайн Димурий.

О да. Новый кумир аристократических магических девиц. Поет так, будто у него вечный тонзиллит и тайна в каждом припеве. Его главный хит «Ты – Фея Лунных Вершин, я – Страж Зеленых Глубин» уже вторую неделю возглавляет чарты чародейских баллад, а песня «Звезда Вечного Неба» используется в рекламе любовных зелий.

Певец с голосом, как замороженный мед, и прической, за которую его обожают даже деревья (а это, поверьте, показатель). Ходят слухи, что он – внебрачный сын архимага и харизматичной ведьмы с юга. Или просто умеет хорошо краситься, хотя младше меня всего на год.

– Это будет потрясающе, – томно продолжила девушка, – он исполняет свою новую балладу «Замани меня в ловушку».

Я чуть не чихнула от изумления. Что за ужас?

Мерван ничего не ответил. Кажется, он вообще давно отписался от всего, что связано с поп-культурой, но девушка не унималась.

– У меня есть билеты, места в первом ряду, а потом будет автограф-сессия. Вы ведь не могли это пропустить, правда?

Я затаила дыхание и записала: «Претендентка. Гладкие волосы, уверенный голос, безупречный жемчуг. Опасность: высокая. Ходит по кабинетам. Увлекается Вайном Димурием. Диагноз: хороший вкус в отношении мужчин, отвратительный – в отношении музыки».

Записала, конечно, мысленно, но потом все равно внесу в дневник в раздел «возможные конкурентки и как незаметно вывести их из равновесия». В скобках: «Подсунуть ей куплеты Серджо Алого, пусть сравнит».

Магистр, кстати, не дал четкого ответа. Просто произнес что-то нейтральное, вроде:

– Спасибо за приглашение. Я подумаю.

Вот и все. Мгновение, и дверь снова закрылась. А я стояла, прижавшись к стене, и думала: вот ты какой, Энтан. Значит, значит… «подумать» ты можешь. Интересно, о чем. О песне или о молодом певце.

Через пять секунд неслась в общежитие так, будто за мной гнался голодный элементаль. Каблуки цокали по каменному полу, мантия развевалась, как флаг на башне «срочно спасти честь академии». Вбежав внутрь, захлопнула дверь и тут же бросилась к зеркалу. Волосы – не то. Помада – не та. Платье – вообще ошибка. Где мое «запрещено в трех школах, но идеально для наблюдений»?

Открыла сундук. Вещи посыпались на пол, как демоны из портала: вот кружевной топ, вот юбка с намеком, вот туфли, в которых можно пронзать сердца (и иногда лодыжки). На глаза наворачиваются слезы – не от эмоций, а от пудры, которую я случайно вдохнула.

В этот момент в комнату вошли Лисетта и Фарелия. Обе с пакетами, травяным отваром и выражением лиц «мы были готовы ко всему, но не к этому».

– Ниатта?! Что за беспорядок?

– Тс-с! Не мешай! – отрезала я, вытирая щеку, на которой карандаш для глаз решил превратиться в стихийный вихрь. – Ситуация критическая. За горшокопателя отвечаете вы.

– За кого? – спросила Лисетта, уже готовая обнять кого-нибудь из жалости.

– За Флорика! – я махнула рукой в сторону спящего магоморфа, симбиота… кто там он… в горшке. – Он сидит в уголке и едва дышит – ему не хватает внимания. А я занята шпионажем!

– Что?! – хором воскликнули обе.

Я обернулась, строго, как преподаватель на лекции по биологии магических существ.

– Какая-то фифа в жемчугах и с уверенностью в себе предложила моему магистру – моему! – сходить на концерт Вайна Димурия. Понимаете? Это почти свидание. Сценарий романтической катастрофы. И если он примет приглашение, я должна знать как он себя ведет. Улыбается ли. Или, не дай Леший, смеется.

– Ты собираешься следить? – уточнила Фарелия, уже глядя на меня как на часть экспериментального зелья.

– Наблюдать, – поправила я, надевая серьги. – Эстетично, бесшумно и в лучшем платье.

– А учеба? – пискнула Лисетта.

– Сегодня у меня практика по социологии магического соблазна. Живая, на улице и в реальном времени.

Я подбежала к зеркалу, поправила волосы так, чтобы они выглядели слегка растрепанными, но «по задумке». В глазах – решимость, на губах – «Клубничный риск» от линейки Серджа Алого.

– Ну, девочки, пожелайте мне удачи. Я собираюсь выяснить, улыбается ли магистр Мерван. И если да, то кому.

Я захлопнула дверь, оставив их в комнате с мхом, тишиной и вопросами, а сама отправилась в путь, на каблуках и с миссией.

***

Вышла за пределы академии с видом знатной разведчицы, которой поручили тайную миссию государственной важности. Только вместо плаща на мне было бархатное платье оттенка «ночная ежевика» и маленькая сумочка с зеркальцем, пудрой и планом «Как выжить, если он вдруг действительно улыбнется другой».

В городе уже начинало темнеть. Все-таки середина сентября, солнце – как ленивый студент на первой паре: встает рано, но исчезает еще раньше. В лавках по бокам улиц зажигались фонарики, пахло жареными орехами, корицей и экономическим упадком (все-таки окраина столицы, хоть и с амфитеатром).

Концерт должен был проходить на открытой сцене «Звездная пыль». Звучит романтично, но на деле это сцена, с которой в прошлом году, по слухам, упал маг, исполнявший балладу о дружбе с фениксом, и поджег три скамейки. С тех пор это популярное место для культурных мероприятий. Особенно если вы хотите немного адреналина и запаха гари в придачу к песне.

Я встала у фонтана, спрятавшись за бронзовым купидоном (почему у него повязка на одном глазу – отдельная загадка), и начала наблюдать. Толпа собиралась: кто в мантии, кто в перьях, кто с обнаженными плечами, а у кого и вовсе плечи были нарисованы.

И тут я вижу их. Он в мантии цвета серого тумана. Шаги неспешные, спина прямая, как у тех, кто не привык оправдываться ни перед судьбой, ни перед студентками. И рядом с ним – она.

Ах. Ну конечно. Не просто жемчуг, целая жемчужная лавина: на шее, в ушах, даже на поясе. И волосы – как у рекламной модели шампуня «Лунный отвар для требовательных ведьм». И манера идти – не идет, а плывет, как благородная акула в прозрачном платье.

Я прищурилась, как древний артефакт с функцией наведения. Рост: примерно такой же, как у меня. Волосы: светлые. Обувь: на размер меньше. Выражение лица: самодовольное. Общий диагноз: выскочка.

Магистр шел рядом, слегка повернув к ней голову. Он что-то говорил. Нет, он не улыбался. Точно. Он просто слегка… позволил уголку рта дрогнуть. Это даже не улыбка. Это сейсмическая реакция лица на перепад влажности воздуха.

Я начала подкрадываться ближе, как дрессированная мышь в балетках: то пряталась за киоском с жареными желудями, то за парочкой студентов, которые так увлеченно целовались, что могли бы прикрыть даже драку драконов. В какой-то момент притаилась за фургоном с надписью «Медовые сердечки». Прямо символично, если подумать.