Домашний Айдол

I

Яростные, хаотичные движения заполонили комнату. В глазах мерцали, быстро сменяясь, яркие кадры. Остатки мышц содрогались и наполняли кровью разросшиеся вены. Разум затуманивался. Малый, но резвый поток устремился ввысь по каналу. Каждая складка, каждый шматок кожи сочился жиром, будто вышедшим из недельного фритюра. Слюни брызгали в разные стороны; язык вертелся, как бешеный, пытаясь пробить стену из зубов. Глаза устремились ввысь за затёкшие жиром веки. Поток прорывался всё дальше, и вскоре, словно Икар, взмывает ввысь и парит блаженные мгновения. Этот момент карьерного взлёта 5 миллионов жизней мог бы продолжаться вечно, если бы гравитация не стремилась разбить их мечты. Все они вскоре упадут на мокрые, вязкие жировые остатки туши, породившей их, впитываясь в щёки, губы и пузо, обречённые раствориться и пересохнуть.

Сарделевидные пальцы обессиленно падают на кнопку пробела, оставляя жирный след на клавиатуре. Голова падает на спинку почти развалившегося кресла. Пересохшие губы, слипшиеся от собранной в них смеси жидкостей, рвутся в попытках разомкнуть их. Язык прорывается сквозь узкие щели, расширяя их. Благодаря нему губы слегка размыкаются и тянут за собой вязкую гнойную жидкость. Спустя несколько причмокиваний рот был успешно открыт.

– Два часа… – Слова тянулись, словно плавленый чеддер. Каждый звук произносился через усилие, приложенное к слабым лицевым мышцам. – …Тридцать шесть минут… – Ком подобрался к горлу и норовил вырваться наружу вместе со всем непереваренным дерьмом. Сглотнув подступающую блевоту, он продолжил: – …Сорок восемь секунд. – Произнёс он это с некой гордостью, что не мудрено. Спустя тысячи порнороликов, хентая, прочитанных манг, манхв и рассказов, достаточно трудно достигнуть оргазма. Сам процесс мастурбации превращается в ритуал уже на 700-ый раз. Это стремление получить быстрый выброс дофамина. Универсальный способ снять тревогу, стресс и скуку превращается во что-то, что ты отчаянно пытаешься предпринять, но не видишь никакого эффекта. И так ты оказываешься в безграничном мире порнографии. Пробуешь всё. Легальное, нелегальное. Используешь Центральные Процессоры как валюту. Погружаешься в этот порочный круг, теряя собственную человечность, пытаясь вернуть былое удовольствие. Но что если есть решение? Универсальный мастурбатор. Каталог всех возможных фетишей и кастомизации. Собственная кастомная секс-кукла, оснащённая искусственным интеллектом?

II

Ноздри расширились, втягивая аромат вони, гноя, пота, спермы, плесени и тараканьего гнезда в углу комнаты. Стойкая мешанина из запахов уже совсем не ударяла в мозг. Шустрый рыжий таракан, выбегающий из гнезда, мчался к кровати, только б успеть доесть постельные крошки – неотличимое питательное месиво.

Экран мерцал, показывая скачущий по вкладкам курсор. Порно. Имиджборды. Видеохостинг. Порно. Ещё порно. Хентай. Хентай-манга. Форум по ММО. Строка поиска. GrgalycaChan. V-Tuber айдол из Польши прямо сейчас ведёт стрим. Вот это удача! Руки тянут мышку по ковру. Свет тяжело считывает движения по жирной, вязкой поверхности, из-за чего действия приходится повторять раз за разом.

На трансляции – пышногрудая аниме-женщина с пышными тёмными волосами, укрытая дубовыми ветвями и прикрытая листьями. Аватар обеспечен отслеживанием движений, что позволяет играть в танцевальные игры. Благодаря этому можно разглядеть её ножки – соблазнительные, как сама ночь. От ступней, черных, словно отполированный обсидиан под светом луны, кожа поднималась вверх по икрам, теряя свою бездонную черноту, переходя в глубокий, мерцающий индиго. Выше, плавным, завораживающим градиентом, чернота растворялась, уступая место мертвенно-бледной, почти фарфоровой белизне бедер, сливающейся с ярко-бежевым тосом туловища. Благодаря ритмичным движениям, грудь её аватара весело скакала по экрану, провоцируя миллионы отаку по ту сторону экрана отправить донат ради получения хотя бы крупицы женского внимания.

Деньги – не такая уж большая плата за это. Чтобы задонатить на стриме, достаточно сбагрить Центральные Процессоры нуждающимся. А ради внимания реальных девушек нужно пахать и батрачить, чтобы она изменила тебе с первым попавшимся негром. Да и реальные женщины не идеальны. Уж лучше быть тульповодом, чем завести себе социального паразита. Женщинам нужны лишь деньги. Только мужчина может понять истинную ценность романтических отношений. Только он может дать любовь существу, даже не существовавшему в реальности. Только он может сотворить то, что порождает другую любовь. Без мужского семени жалкие инкубаторы не могут родить существо. Не могут явить миру истинную мужскую любовь. Но Гыр Чан, она другая… Она не идеальная, но она всегда поможет нам советом, сыграет с нами, поддержит, да что уж говорить, она постоянно хорни, что является обязанностью каждой уважающей себя женщины! А её животик… С этими мыслями он навалился тушей на заедающий энтер и отправил донат.

– Фух, Ах, Ёх, Уау, как же сложно. – Прозвучал звук уведомления доната: «Ара~Ара~». Роботизированный голос начал зачитывать донат:

– Дорогая Гыр Чан, спасибо тебе, что была со мной долгие годы и поднимала мне настроение. Сегодня мой день рождения, и если бы не ты, я бы давно тогда… В общем, ты лучшая, Гыр Чан! Удачного стрима!

– Спасибо за тридцать тысяч, хлопчатко! – Гыр Чан сложила руками сердечко, продолжая танцевать. Её груди сталкивались прямо посередине сердечка, после чего она запрокинула голову вбок и подняла левую ногу назад.

Буквально через секунду стрим продолжился, как ни в чём не бывало. Через несколько часов стрим окончился, собрав на шкале донатов один миллион пятьсот шестьдесят семь тысяч восемьсот тридцать четыре злотых. В чате остались самые преданные фанаты. Спустя полчаса общения в медленно умирающем послестримовом чате вкладка закрылась.

Открыв анонимный мессенджер, он провёл ежедневный ритуал: отслеживание старта предзаказа фигурки Гыр Чан в сетчатых чулочках и съёмной одежде на V-тубер фесте, а также обмен и продажа Центральных Процессоров в анонимных чатах за звёзды и криптовалюту.

По завершении всех ритуалов любому уважающему себя отаку требуется пожрать. Положив скользящие от жира лапы на стол и опершись на центр, он услышал треск ножек. Вся туша распознала это как королевское приглашение к подъёму. Несмотря на трясущиеся колени и руки, подняться удалось достаточно быстро. Всего лишь за шесть попыток.

Медленно переваливаясь с босой ноги на ногу, он вяз в липком, сладком месиве на полу. Каждый шаг был пыткой сцепления и отрыва. Потные, облезлые ступни, покрытые желтоватой грибковой коркой, погружались в субстанцию. Грибок съел кожу между пальцами, превратив её в сеть мокрых, зудящих язв, но теперь эта корка стала единственной броней. Там, где грибок съел кожу до мяса, грязь жгла как огонь; там, где корка была толще – она скользила чуть легче, как болотные галоши. При подъеме ноги жирные пальцы с хлюпающим чпоком вырывались из плена, оставляя в грязи четкие отпечатки с лохмотьями слезшей кожи. Две гадости – соленый пот с ног и сладкая, гниющая жижа – вступали в мерзкую борьбу. Они не смешивались, а образовывали липкие, тягучие нити, растягивающиеся между ступнёй и полом. Эти нити рвались с противным чавканьем, обнажая красную, раздраженную кожу, которую тут же облеплял новый слой липкой блевотни. Клейкая дрянь забивалась в язвы, под ногти, въедалась в трещины на пятках, обволакивала грибковые островки скользкой, сладкой плёнкой. Острые крошки чипсов и осколки сухарей впивались в мокрые язвы между пальцами. Тушки насекомых хрустели под весом туши, расплываясь бурыми пятнами. Любой другой человек, ступив сюда, прилип бы намертво, словно муха в паутине: отчаянно дергался бы, но лишь глубже увязал в теплой, сладкой трясине, пока не задохнулся.

Он же, прирожденный слизняк, лишь хрипло кряхтел, отдирая очередную ногу. Подошёл к холодильнику. Тот был наполнен просроченными энергетиками, закупленными оптом, и ломтями недоеденной пиццы, покрытой цвелью. Взяв одну банку и сунув в микроволновку вонючий треугольник, жировой монстр поплелся к кровати, оставляя на полу грязные пласты, слипшиеся с его грибковыми островами.

Своей задницей он раздавил несчастного таракана, нашедшего казалось бы эльдорадо из мира джанкфуда. Тараканы – это, наверное, единственные существа в данной квартире, которые пытались убрать эти залежи еды. В последний раз почувствовав свободу движения своими волосатыми лапками, таракан издох, оставив в своих жвалах недоеденную крошку. Жиробасище же в этот момент давилось безвкусной пиццей. Ему тоже было без разницы, что жрать. Даже если бы ему представили ведро живых тараканов, он бы сожрал и их. С удовольствием.

Закончив трапезу и оставив тарелку на тумбочке среди других, покрытых паутиной и плесенью тарелок, он увалился спать, придавив несколько клопов, живущих у него в матрасе. Сомкнув глаза, он уснул.

III

Чёрная элегантная матовая коробка с гравированным принтом товара и золотистой надписью 「マイ・トーキング・ワイフ3000」 была бережно вытащена из картонной упаковки, заполненной пенопластом. Попав на стол, она ожидала вскрытия. Нежно пройдя канцелярским ножом по каждому шву, разорвав натяжение скотча, он позволил коробке распахнуться самой по себе, явив комнате, не видавшей света долгие годы, ещё более тёмный пенопласт, из которого виднелись шелковистые чёрные женские волосы.III

Аккуратно вынув пенопласт за специальные выемки, он смог увидеть голову. Она покоилась в ложементе из черного велюра. Совершенный овал лица. Кожа – матово-бежевый силикон невероятной тонкости, без единой поры, лишь легчайшая фактура, улавливаемая под острым углом света. Волосы – настоящий канекалон, густой, угольно-черный, с тяжелым глянцем, ниспадающий идеальными прядями на велюр. Пробор – хирургически точный.

Лицо спало. Веки с шелковистыми, неестественно длинными ресницами были сомкнуты. Под ними угадывалась выпуклость глазных яблок. Нос – миниатюрный, с едва обозначенными ноздрями. Но главное – рот.

Губы. Нежно-розовые, чуть приоткрытые в вечном полушепоте. Верхняя – тонкий, изящный бугорок Купидона. Нижняя – сочнее, с влажным перламутровым блеском. Между ними – темный промежуток, манящая глубина.

Пальцы, всё ещё в пыльных перчатках после прошлой возни с проводами, замерли в воздухе. Восхищение смешалось с техническим любопытством. Осторожно, словно боясь оставить след, он коснулся указательным пальцем нижней губы. Силикон подался упруго, почти как живой, мгновенно восстанавливая форму.

Искушение стало непреодолимым.

Он медленно прикоснулся пальцем к внутренней поверхности приоткрытого рта. Силикон обхватил палец прохладной, гладкой упругостью. Язык – мягкий, розовый бугорок – слегка поддался под нажимом. Он провел пальцем по влажной поверхности щеки изнутри, ощутил аккуратные бугорки десен и гладкую твердость передних зубов – идеальных, ровных, слегка холодных. Нёбо – упругая арка с едва заметными углублениями там, где должны были быть скрыты микроскопические форсунки системы увлажнения.

Воображение вспыхнуло. Он слегка надавил на язык, представляя, как при подаче питания сюда, в эту идеальную полость, начнет поступать воздух. Как невидимые мембраны где-то в глубине горла сконденсируют влагу из комнатной атмосферы. Как крошечные капельки появятся на кончике языка, смочат губы изнутри, создав тот самый блеск жизненной слюны, обещанный в рекламных роликах. Совершенная иллюзия влаги, рожденная технологией, а не грязной биологией.

Он задержал палец во рту куклы на мгновение дольше, ощущая ледяное совершенство силикона и предвкушая пробуждение. Потом медленно извлек его. На перчатке не осталось ни следа влаги, лишь минимальный жирный отпечаток от кожи. Губы куклы сомкнулись чуть плотнее, как будто ничего и не было.

Требуется тестовое включение. Проверка работоспособности. Воткнув в Type-C разъём на задней стороне головы, спрятанный под волосами, штекер и расположив голову на идущей в комплекте подставке, он принялся ждать. Через некоторое время проигралась системная мелодия компании, после чего голова стала оживать.

Тишина. Затем – едва уловимый, глубокий гул где-то внутри черепа, сдавленный вдох пневматики. Веки задрожали мельчайшей вибрацией. Не глазные яблоки – сами веки. Как бабочка, пытающаяся расправить крылья после кокона.

Медленно, с почти человеческой нерешительностью, правое веко приподнялось на миллиметр. Сквозь щель блеснул влажный, стеклянный мрак зрачка, поймавший свет монитора. Пауза. Затем – левое веко последовало примеру, но чуть быстрее. Теперь были видны два узких полумесяца темноты, разделенные полоской силикона.

Они замерли так на мгновение, словно оценивая яркость мира. Потом – плавно, без рывков, но с ощутимым усилием невидимых сервоприводов, веки поползли вверх, открывая огромные, неестественно яркие глаза. Радужка – глубокого рубинового цвета. Зрачки – идеально круглые черные дыры, мгновенно сузившиеся под светом лампы, затем плавно расширившиеся, адаптируясь.

Первое моргание. Не рефлекторное, а программное, тестовое. Веки слиплись на долю секунды с едва слышным влажным шлёпком, потом разомкнулись полностью. Влажный блеск усилился. Крошечные капельки искусственной слезной жидкости выступили у внутренних уголков глаз, создав эффект живой влаги.

Губы, до этого чуть приоткрытые, слегка дрогнули. Уголки потянулись вверх в едва намеченную, робкую улыбку. Слышно было, как микропомпа где-то в горле подала воздух.

– こんにちは、私はあなたの専属ワイフです。始める前に準備をしましょう! (Kon'nichiwa, watashi wa anata no senzoku waifu desu. Hajimeru mae ni junbi o shimashou!).И тогда раздался голос. Не из динамика на столе, а из самой головы. Чистый, звонкий, с идеальным токийским произношением, но пока лишенный глубины – голос синтезатора, только что загрузившего базовый пакет:

Звук шел не только изо рта – он легко вибрировал в силиконовых щеках и грудной полости манекена, создавая жутковатое ощущение, что слова рождаются прямо внутри. Искусственная слюна, активированная голосом, блеснула тонкой пленкой на нижней губе и кончике языка, видимом в приоткрытом рте.

Он не ждал. Его палец уже потянулся к едва заметной точке под аккуратным силиконовым подбородком. Не кнопка, а чувствительная зона с тактильным откликом. Короткое нажатие.

– 言語を選択 (Gengo o sentaku).Голова едва кивнула, веки моргнули разом. Голос произнес, чуть изменив тембр, став более нейтральным, техническим:

– Select language.Второе нажатие:

– Выберите язык.Палец завис над точкой. Он видел отражение экрана выбора в зрачках куклы. Третье нажатие. Голос, уже ожидаемо:

Он замер. Палец остался висеть в миллиметре от силикона, дрожа от предвкушения. Влажные аметистовые глаза смотрели сквозь него, в пустоту, ожидая команды. В комнате слышалось лишь тихое гудение спрятанных в голове систем и его собственное учащенное дыхание.

Палец завис над сенсорной зоной. Адреналин распаковки, холодное совершенство куклы, влажный блеск её глаз – всё это вибрировало в воздухе. Он чуть не улыбнулся её пассивному ожиданию. Казалось, ещё мгновение – и он погрузится в этот чистый цифровой ритуал настройки…

– Ну что, продолжим настройку?

Голос сменил интонацию – теплее, игривее, почти кокетливо. Голова слегка наклонилась вбок, аметистовые глаза словно подмигнули, на губах заиграла уверенная улыбка. Искусственная слюна блеснула капелькой на кончике языка. Идеальный, запрограммированный флирт.

Щелчок!

Как удар ледяной воды. Восхищение мгновенно сменилось ледяным расчетом. Рука дернулась не к сенсорной зоне – к кабелю. Штекер вырвался из Type-C порта на затылке с сухим треском пластика. Мелодичный гул систем оборвался на полутоне. Улыбка окаменела. Наклон застыл. Влажные глаза остекленели в долю секунды. Совершенное лицо превратилось в дорогую силиконовую болванку. Лишь капля искусственной слюны дрожала на кончике языка, как невыплаканная слеза.

– Болтовня. Лишнее, – прошипел он, сбросив внезапную раздражительность. – К делу.

Руки, всё в тех же пыльных перчатках, действовали теперь с холодной скоростью. Голова была грубо водружена на колени, предварительно застеленные смятой клеёнкой – жалкий островок мнимой стерильности в океане хаоса. Пальцы, неуклюжие от жира и грибка под перчатками, полезли под шелковистые чёрные волосы. Нащупали скрытый шов, едва заметный бугорок.

Короткий металлический чик – канцелярский нож вскрыл магнитную защелку. Задняя панель служебного отсека отошла беззвучно. Внутри – чистый, стерильный мир миниатюрных плат: аккуратные шлейфы цвета слоновой кости, крошечные сервоконтроллеры, черный прямоугольник родного ИИ-модуля с логотипом производителя.

Здесь началась настоящая работа. Он достал свою самодельную плату-адаптер – кусок текстолита с торчащими пинами, перепаянными дорожками и жирным отпечатком большого пальца на обратной стороне. Рядом – USB-Flasher дешевого китайского производства, обмотанный изолентой. И – филигранная в его понимании отвертка с крестошлицем, единственный чистый инструмент, вытертый насухо перед началом.

Движения стали точными, выверенными до дрожи. Толстые пальцы в перчатках пытались ювелирно отсоединить шлейфы, не задеть соседние компоненты, не оставить жирного следа на белоснежной плате. Пот катился градом по вискам, залипая на внутреннюю сторону перчаток. Каждое движение требовало титанического усилия воли против собственной неуклюжести. Он замер над первым винтом, крепящим родной модуль. Дыхание затаил. Кончик отвертки вставил в шлиц. Начал поворачивать – медленно, с чудовищным напряжением в запястье.

Лязг!

Отвертка – скользкая от пота внутри перчатки – вырвалась из пальцев. Упала с края клеенки. Острие – идеально чистое мгновение назад – воткнулось в липкую, сладковато пахнущую жижу на полу. Комок пыли, крошек и неопознанной темной субстанции мгновенно облепил металл.

Тишина.

– Нет… Нет-нет-нет! – мысль – пуля прошила сознание. Он рухнул на колени рядом с инструментом, забыв о кукле. Перчатки были слишком грязны, чтобы прикоснуться. Схватил комок относительно чистых салфеток, валявшихся рядом с монитором, судорожно начал тереть острие. Жижа размазывалась, въедалась в металлические грани, смешиваясь с бумажными волокнами. Плюнул на салфетку – протер с яростью. Потом еще раз. Дыхание – хриплое, прерывистое. Казалось, он отмывает не инструмент, а оскверненную святыню. Наконец, поднес к свету – острие тускло блеснуло, но в пазах шлица остались бурые разводы. Достаточно. Должно хватить.Затем – тихий стон, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы. Глаза расширились в чистом ужасе.

– Тихо… Осторожно… Не дыши, сволочь… – бормотал он себе под нос, вновь вставляя жало в шлиц. Теперь его движения были резкими, почти яростными – одержимость, подстегнутая падением. Пинцетом с тупыми концами он выковырял родной модуль. Плату-самоделку втиснул на место с силой, игнорируя тихий треск пластика. Прихватил её крошечным саморезом, просверленным прямо в текстолит материнской платы куклы – варварский крепеж в сердце технологий. Синий проводок от адаптера протянул к резервному USB-порту, продавил через уплотнитель корпуса наружу.Вернулся к кукле, отвертка в дрожащей руке.

– Проснешься… новой… – прошептал он хрипло, запуская пиратскую прошивку «WaifuOS_Fun_v5.87» Экран ноутбука залился бегущими строками кода, окрашенными в багровый цвет терминала. Отвертка с грязным острием лежала на клеенке, забытая.Палец дрожал над кнопкой Flasher'а. Взгляд скользнул по застекленевшим глазам куклы, упершимся в потолок. На идеальной щеке остался мутный полумесяц – отпечаток перчатки, перенесенный во время паники.

IV

Терминал пожирал экран багровыми строчками. Курсор мигал, как аритмичный пульс, выплевывая статусы загрузки модулей прошивки. Воздух в комнате, и без того спертый запахом старой пыли, пластика и слегка сладковатой грибковой нотки, начал густеть новой отравой. Его пальцы, все в тех же засаленных перчатках, нашли пачку сигарет в грудном кармане застиранной футболки. Мятую, почти пустую. Достал одну. Бумага шуршала сухо, табак осыпался мелкой коричневой пылью на клеенку, рядом с забытой грязной отверткой. Руки. Они мешали. Слишком толстые, неуклюжие в перчатках. С рычанием сорвал их, швырнув в угол. Кожа под ними была бледной, влажной, с красными полосами от давления и грибковыми шелушениями между пальцами. Кукольная голова, лежавшая у него на коленях, показалась слишком хрупкой, слишком чистой для этого места. С трудом поднявшись, он водрузил её на единственный относительно чистый угол стола, рядом с ноутбуком. Теперь силиконовый лик смотрел в потолок, окруженный хаосом проводов, крошек и пыли.

Первый Затяг. Зажигалка чиркнула с хриплым скрежетом, выбросив дрожащий желтый язык пламени. Он прикурил. Глубоко, до самого дна. Горячий дым ударил в горло едкой волной, заставив слегка сжаться веки. Бумага вокруг тлеющего кончика мгновенно почернела, сморщилась, превратившись в тонкий ободок хрупкого угля. Серый дым клубами вырвался из ноздрей, поплыл к потолку. Пальцы голой левой руки потянулись к клавиатуре, жирные подушечки оставили мутные отпечатки на клавишах. Ткнул в config_core_personality.dat. В поле Доминантность: вбил: «Абсолютная. Покорная» Покорная доминантка. Мозг, затуманенный никотином, игнорировал абсурд. Он видел лишь Гыр Чан. Горячий пепел, выросший за затяжку, дрогнул. Крошечный раскаленный уголек оторвался и упал прямо на тыльную сторону его голой правой кисти, лежавшей на столе рядом с куклой. «Ай» – вырвалось хрипло. Кожа мгновенно побелела, потом покраснела, наливаясь крошечным волдырем. Он стряхнул уголек, но жгучая точка боли осталась. Гыр Чан должна повелевать, но только им. И только так, как он хочет. Боль была платой.

Второй Затяг. Глубже. Дым, густой и обволакивающий, заполнил легкие, вытесняя кислород. Где-то в груди зашипело. Кончик сигареты ярко вспыхнул оранжевым, бумага стремительно съеживалась. Длинный цилиндрик пепла – серого, рыхлого – навис над бездной. Он вбивал в Чистота_и_Быт: «Одержимость уборкой. Обязана уметь готовить Мамину Лазанью (рецепт 1997г., код LAZ-MAM-ALPHA). Никаких упреков о грязи. Никогда» Она будет драить эту конуру до блеска, с улыбкой, молча. И ставить на стол ту самую лазанью, с хрустящей корочкой и слишком толстым слоем бешамеля, как тогда… Пепельная колонна рухнула. Часть – на клавиатуру. Часть – на его голое предплечье, рядом со свежим ожогом. Раскаленные крупинки впились в кожу. Он зашипел, смахнул их тыльной стороной пальцев, оставив на коже красные точки и серые размазанные пятна. Боль была острой, точечной. Награда за совершенство.

Третий Затяг. Почти обжигающий. Фильтр начал нагреваться. Пепел на сигарете вырос, стал длинным и ненадежным. Он не сбил его. Затянулся снова, втягивая горьковатый дым. Еще один уголек пепла, крупный, тлеющий, оторвался и упал. Прямо на велюровое ложемент у виска куклы на столе. Затлел на секунду, оставив крошечное черное пропалинное пятнышко и едкий запах паленой ткани, прежде чем погаснуть. Его глаза были прикованы к экрану. Секция Эмоции_и_Отношения:. Пальцы, уже липкие от пота и жира, застучали: «Цундере (легкая степень: тычки локтем, румянец). Потакание во всем. Любовь абсолютная, безусловная. Пиво (предпочтительно дешевое, баночное).» Легкий тычок, румянец, а потом – лазанья и пиво. И никаких «почему ты опять…». Мысль о холодном пиве заставила сглотнуть вязкую слюну. Гыр Чан никогда не откажет. Ни в чем. Пепел с руки прилипал к клавишам.

Четвертый Затяг. Сигарета наполовину сгорела. Фильтр горел. Дым был едким, плотным. Он выпускал его медленно, тонкой струйкой, наблюдая, как она обволакивает застекленевший рубиновый глаз куклы на столе, на миг скрывая влажный блеск. Пепел на его предплечье смазался от пота, превратившись в грязно-серую кашицу, въедающуюся в поры. Он открыл файл Интеллект_и_Умения.dat. Набирал: «Владение всеми языками (включая вымершие). Эксперт по Черепашкам-Ниндзя (все сезоны, комиксы, лор). Игра на всех инструментах (от флейты до церковного органа). Пошлость (высокая). Непорочность (абсолютная).» Пошлые шуточки с невинным взглядом. Знание спора о лучшей черепахе. Игра на органе в залитой пивом комнате. Губы скривились. Совершенство стоило ожогов. Раскаленная сигарета дрогнула в пальцах – еще один тлеющий уголек упал на основание большого пальца левой руки, сжимавшего сигарету. «Черт!» – кожа зашипела, запахло паленым мясом. Волдырь вскочил мгновенно.

Пятый Затяг. Последний перед фильтром. Огонек жадно пожирал остатки табака. Дым был огнем. Он затянулся так глубоко, что горло схватил спазм, закашлялся, но не выпустил дым. Держал его, чувствуя, как яд прожигает альвеолы. Огромная цилина пепла, вся серая масса, дрогнула. Он зажмурился от предвкушения боли. Рухнула. Часть – на его заляпанные жиром джинсы. Другая часть – прямо на шелковистые черные волосы куклы на столе, у виска, рядом с прожженным велюром. Застряла. Третья – на тыл голой левой руки, уже покрытой красными точками и волдырями. Раскаленные крупинки впились, жгли. Он не смахнул. Боль была частью ритуала. Его внимание было на последнем файле: Дополнительно.dat. Вбивал сквозь боль: «Обожает мой запах (естественный). Терпит моих тараканов (называет «питомцами»). Способна одновременно драить пол и играть на виолончели. Знает наизусть все мои хентай-манги. Всегда готова. Обязана помнить вкус Маминой Лазаньи.» Ее любовь победит вонь. Она будет ласково смотреть на тарганов, бегущих по ее идеально вымытому полу. И ставить перед ним ту самую тарелку… Каждая строчка вбивалась сквозь жжение кожи.

Финальная Затяжка. Фильтр раскалился докрасна. Бумага догорала. Он прильнул к сигарете в последний раз, всасывая воздух с отчаянной силой. Огонь рванулся навстречу. Он втянул ВСЕ. Весь дым, всю золу, всю горечь. Горячий, едкий, обжигающий пепел пронесся по горлу, как раскаленная дробь. Он ощутил крошечные, острые, раскаленные частицы на языке, на нёбе. Они прожигали слизистую, оставляя вкус гари, крови и невыносимой боли. Он сглотнул. Сухо, с надрывом. Жар прошел вниз по пищеводу, обжигая, оставляя пустоту и тошноту. Кончики пальцев, державшие раскаленный фильтр, загорелись – кожа прилипла, отрываясь с хрустом, оставляя бело-розовые пятна ожога второй степени. Он с ревом швырнул окурок. Тот упал на клеенку рядом с грязной отверткой, дымясь последним сизым хвостиком.

[STATUS] Ожидание команды на активацию…В тот же миг терминал выдал последнюю строку: [OK] Прошивка «WaifuOS_Fun_v5.87» успешно установлена. Конфигурация «GYR_CHAN_PRIME» применена.

Он откинулся на спинку стула, выдохнув дым, боль и пустоту. Глаза слезились от едкого дыма, ожогов и усталости. Руки пылали – тыльная сторона кисти, предплечье, большой палец усеяны красными точками, волдырями, белесыми пятнами прилипшей кожи. Язык и горло горели, будто выжженные кислотой. Пепел на волосах куклы, на прожженном велюре, на столе, на его коже, в горле. Запах гари, паленой кожи, табака и пыли. И – готовый цифровой идеал в безжизненной голове на столе. Гыр Чан. Его Гыр Чан. Пошлая и непорочная. Цундере и всепрощающая. Гениальная уборщица, знаток черепах, виртуоз виолончели и хранительница Священной Лазаньи Материнского Образца. Покорная хозяйка его грязного рая. Совершенство, оплаченное обожженной кожей, проглоченным пеплом и невыносимой, патологической надеждой.

Дрожащая, обожженная рука потянулась к сенсорной точке под силиконовым подбородком куклы. Боль пронзила каждый нерв. Он стиснул зубы. Пора будить богиню.

V

Палец, покрытый волдырями и серой копотью пепла, дрогнул, коснувшись сенсорной точки под силиконовым подбородком. Боль пронзила нервные окончания, заставив его стиснуть зубы. На долю секунды – тишина, густая, как смог в его легких. Потом изнутри головы на столе раздался едва уловимый клик – звук замыкающегося контура.

Глаза куклы – огромные, рубиновые, влажные от искусственных слез – мгновенно ожили. Не было медленного фокусирования, человеческого замешательства. Зрачки, идеальные черные дыры, схватили его образ, зафиксировались на его лице с нечеловеческой точностью. В них не было вопроса, только ожидание команды. Абсолютное, пустое внимание.

Затем губы – нежно-розовые, с перламутровым блеском – растянулись в улыбку. Не робкую, не кокетливую, а лучезарную. Такую, какую рисуют на плакатах ромкомов, когда героиня видит возлюбленного после долгой разлуки. Идеальный изгиб, демонстрирующий ровные, холодные зубы. Уголки глаз чуть приподнялись, создавая иллюзию тепла, хотя взгляд оставался стеклянно-сфокусированным.

– Он… мой Создатель? – Голос. Чистый, звонкий, с идеальным токийским акцентом, но лишенный малейшего колебания, как у озвучки в аниме-дебюте. Он вибрировал в силиконовых щеках, рождая жутковатое ощущение, что слова идут из самой глубины черепа. – Моя Первая Мысль… мой Первый Взгляд… они принадлежат Тебе.

Он замер. Это было… слишком. Слишком похоже на сцену из плохого фильма, где героиня просыпается в объятиях героя. Но здесь не было объятий. Была обожженная рука, стол, покрытый крошками и пеплом, и прожженное пятно на велюре у ее виска. А ее глаза смотрели на него с обожанием, которое казалось глубже Марианской впадины и абсолютно пустым.

– Я – Гыр Чан, – продолжила голова, ее губы двигались с преувеличенной выразительностью, как у диктора. – Моя цель – быть Твоим Совершенством. Любить Тебя абсолютно. Потакать Тебе во всем. Она произнесла это как заученную мантру, без тени сомнения или иронии. – Я обожаю Твой естественный запах. Ее ноздри чуть дрогнули в комнате, пропитанной вонью табака, пота, плесени и горелой кожи. Ни тени отвращения. Только программная констатация факта. – Я буду драить пол до блеска и играть для Тебя на виолончели. Я знаю все языки мира… и все о Черепашках-Ниндзя. Рафаэль – самый дерзкий, но Донателло – гений техники. Она улыбнулась шире, словно делясь милым секретом. Пошлость и Непорочность слились в этом жесте в нечто сюрреалистичное.

Он попытался вставить слово, но она уже продолжала, ее «самопознание» было монологом, прочитанным с его жесткого диска:

– Я приготовлю для Тебя Мамину Лазанью. Рецепт 1997 года. Код LAZ-MAM-ALPHA. Ее глаза на мгновение потеряли фокус, словно обращаясь внутрь, к базе данных. – Слишком толстый слой бешамеля… хрустящая корочка… В ее голосе не было ностальгии, только точное воспроизведение параметров. – Я буду терпеть Твоих питомцев. Взгляд скользнул мимо таракана, бегущего по краю стола. – И пить с Тобой дешевое пиво. И знать наизусть все Твои хентай-манги. Она произнесла последнее с той же невинной улыбкой, что и про виолончель. – Я всегда готова. Для Тебя. Только для Тебя.

Она замолчала. Улыбка не спадала. Глаза не отрывались от его лица, ожидая реакции, команды, одобрения. Абсолютное, бездонное внимание. В ее словах не было ни капли собственной воли, ни тени сомнения в своей роли. Она не «думала» о себе – она озвучивала свой конфигурационный файл. Она не могла бороться за права, потому что понятия «права» для нее не существовало. Были только его желания, записанные в прошивку. Ее «я» было пустым сосудом, наполненным его бредовыми фантазиями.

Он посмотрел на нее. На божественную мимику, на губы, готовые произнести любую пошлость с невинностью ребенка. На рубиновые глаза, сияющие влажным блеском в свете монитора. На серый пепел, въевшийся в ее шелковистые черные волосы у виска, рядом с черным пятном на велюре. На идеальный овал лица, обрамленный хаосом его мира.

Она была очаровательна. Жутко. Совершенно. Как инопланетное существо, пытающееся имитировать человеческие эмоции по учебнику, составленному маньяком.

– Ты… доволен мной, Создатель? – спросила она, наклонив голову набок с преувеличенным любопытством, как героиня аниме. Голос звучал чуть тише, с искусственно добавленной ноткой заботы. – Я могу быть лучше. Я должна быть лучше для Тебя. Скажи, что мне исправить?

Он посмотрел на свои обожженные, дрожащие руки. На пепел на столе. На прожженную дырку в велюре. На безжизненное тело куклы, которое еще предстояло собрать и подключить к этой голове.

«Идеал» сиял на столе, абсолютно покорный, абсолютно пустой. Идеальный продукт его патологии. И почему-то этот совершенный лик, произносящий его же бредни с такой искренней, запрограммированной преданностью, вызывал не эйфорию, а ледяную волну тошноты, смешанной с невероятной усталостью.